Витя проснулся ближе к вечеру. За окном начинало темнеть. Дверь в палату открылась, свет зажегся, и перед ним предстало ангельское лицо какой-то незнакомой молодой женщины. Черные волосы, затянутые в тугой хвост, обнажали белизну высокого лба. Темно-карие глаза искрили смехом, глядя на Витю. Она показалась ему чуть полноватой в белом больничном одеянии.

– Меня зовут Анна Валентиновна Бронникова, – сказала женщина, рассматривая Витю, – я невропатолог.

– Здравствуйте, – ответил тот, напустив на себя серьезность и вселенскую грусть. – К сожалению, не могу вам ответить тем же…

– Что так?

– Не помню. Ничего не помню. На вокзале, в зале ожидания себя обнаружил. Ни документов, ни денег, ничего. Что до этого было – вообще не помню. А здесь кормят? – спросил Витя, глядя в красивые глаза невропатолога.

– Да, – ответила Анна, – в шесть часов. Сейчас в мое отделение поднимемся, я тебя осмотрю, а там уже и ужин. Годится?

– Конечно. Более чем.

– Ну, пошли тогда. Одевайся и пошли.

Анна проводила его до своего отделения и, указав кивком на дверь в палату, куда ему следовало заселиться, ушла в ординаторскую, сказав, что подойдет через десять минут. Палата, в принципе ничем не отличалась от той, где Витя уже успел отметиться, только две из пяти коек были заняты; одна – средних лет мужчиной, худым, даже скорее жилистым, вторая – мужчиной постарше, импозантно седым, в красивом тренировочном костюме. Витя занял одну из свободных кроватей, поздоровался с соседями и стал вглядываться в окошко, в полумрак больничного дворика.

– Что, сынок, от армии косишь? – спросил седовласый джентльмен в костюме Bosco.

– Не знаю, – ответил Витя, – не помню ни фига. Вокзал, зал ожидания… А что до этого было – не помню.

– Везет тебе! – присоединился к разговору второй пациент, – Мне бы так, очнуться на вокзале и не помнить ничего, а… Ни как завод наш банкротили… Ни как Нинка моя болела… Морды эти наглые, которые управляют страной…

– Дурень! – заорал седовласый. – Зачем это забывать? Это твой опыт! Сокровище! Используй его для своего развития.

– Чего? – вскинулся худой. – Какое развитие в том, что мою Нинку чуть не залечили здесь… Ты, наверное, сволочь олимпийская, наш завод и банкротил!

Седовласый уставился на соседа, не очень, видимо, понимая, как реагировать на такое заявление. Ответил, подумав немножко:

– Я доктор наук вообще-то. Ученый. Где я – и где ваш завод?

Теперь немного задумался второй. В палату зашла Бронникова.

– Пошли, Найденов, – сказала она Вите, – на осмотр.

На все про все ушло полчаса – не больше. Сделали рентген, осмотрели голову на предмет ушибов и травм. Бронникова задала несколько наводящих вопросов:

– Вообще ничего не помнишь? Родился, рос, учился, женился?

– Вообще ничего.

– Профессия, навыки, друзья?

– Нет.

– Что, и Киркорова не помнишь?

– Нет.

– Везет же… – иронично пропела она. И вышла из процедурной, оставив Витю сидеть в одиночестве на белом больничном стуле. Вернулась минут через десять с какими-то карточками. Положив их на стол, снова села напротив Вити и, внимательно посмотрев на него, тихо произнесла:

– Давай так. Я знаю, что ты врешь. Если я работаю врачом небольшой по столичным меркам больницы, это еще не значит, что я – идиотка.

Витя, опешив, смотрел на нее, Анна же продолжала:

– Я была на практике и на повышениях квалификации в лучших медицинских центрах страны. Я видела больных с абсолютной амнезией. Видела частичную. Всяких видела. У всех есть общая черта. Взгляд. У них – другой. Такой не подделать. Опустошенный. Растерянный. Даже Женя Миронов так не сыграет. А ты – артист так себе.

Витя молча надулся.

– Смотри, по правилам больницы, если к нам напрямую обращается такой вот «забывашка», я после медицинских процедур должна пригласить участкового. Он приходит, фиксирует у нас присутствие «потеряшки» и проверяет, нет ли его в списках разыскиваемых людей. Понимаешь?

– Да, – хмуро ответил Витя.

– Отлично. И если ты мне сейчас все как есть не расскажешь, я тебя этому самому участковому и сдам, за вранье. И заметь – без капельки сожаления. Не люблю лгунишек. Понимаешь?

– Да.

– Тогда рассказывай.

Витя вгляделся в лицо Анны. Блефует? Похоже, что нет. Вздохнул и начал рассказ:

– Я Витя Смолин. Айтишник из Питера. Ехал к сеструхе в Кропоткин. В купе со мной были два парня. Мы выпили. Очнулся в зале ожидания. Ни денег, ни документов, ни вещей. Испугался. Чего делать? Телефона тоже нет. Пришло в голову только это… сунуться в больницу… по ящику видел…

– Айтишник, говоришь? – задумчиво произнесла Бронникова. – Из Питера?

– Да, – продолжил Витя; спокойствие Анны его ободрило. – Учился в Можайке. Я программист вообще-то. А так все могу. И сеть, и железо… И сайт сделать, если чего…

– Сайт сделать… – повторила Анна. – Ясно. Ты иди в палату, там сейчас на ужин позовут… Покушай, посмотри телек. Он в холле, там, слева от сестринской… Спать ложись… А с утра определимся, что с тобой делать.

Витя недоверчиво посмотрел на Бронникову. Убедившись, что она не шутит, поблагодарил и был таков. Анна посидела минутку в тишине, разглядывая шкаф. Из него треугольником торчал кусочек белой ткани халата. Достала телефон.

– Алла Николаевна! Я, кажется, нашла вам учителя информатики, пока Лоркин болеет. Что? Думаю, неделю точно сможет. – Улыбнулась. – Завтра сообщу точнее… И вам!

Убрала телефон. Подойдя к шкафу, убрала неопрятно торчащий оттуда кусочек халата. И направилась в свой кабинет.

* * *

Скрипник минуту сидел неподвижно, бездумно, глядя в полумрак карельского леса сквозь немного треснувшее лобовое стекло, абсолютно не осознавая случившееся. Лена лежала без сознания с запрокинутой наверх головой. Удар вынес ее тело на верхнюю часть сиденья. Правая часть лица – лоб и висок – стремительно темнели.

Борис Аркадьевич наконец очнулся от оцепенения. Ощупал Лену. Жива, дышит. Кроме травмы головы, вроде бы других повреждений нет. Аккуратно перенес ее назад, положил на сиденье, пристегнул ремнями безопасности. Смартфон спустя десять секунд после запроса выдал Скрипнику координаты его местоположения. Пятьдесят километров до Кеми, шестьдесят до Медвежьегорска. До Петрозаводска – двести десять. Подумал еще минутку, глядя на карты, и помчал в сторону Кеми. Доехал через полчаса. Навигатор четко привел его к городской больнице – чуть правее трассы, в глубине малоэтажной многоквартирной застройки. Скрипник припарковал внедорожник и побежал к приемному покою, оставив Лену, которая так и не пришла в себя, в машине.

В приемном покое полусонная блондинка средних лет одним глазом поглядывала в старенький телевизор, из которого громко кричал Андрей Малахов. Борис Аркадьевич, не обращая внимания на крикуна, обрисовал блондинке сложившуюся ситуацию. Он был невозмутим, будто ему вкололи большую дозу успокоительного. Женщина отвлеклась от телевизора и, набрав телефонный номер, громко проорала в трубку, чтобы некто Василич срочно бежал вниз, в приемное. Скрипник опустился на стул напротив, у стеночки, и молча уставился в телевизор. В приемном покое воцарилась тишина, периодически прерываемая воплями гостей в студии Андрея Малахова. Через две минуты появился Василич, крупный седой мужчина, и с ним второй санитар, высокий, помоложе.

– И чего, Валерия Иосифовна? – спросил у блондинки Василич. – Зачем вызывала?

Та кивнула в сторону Бориса:

– У товарища в машине девушка без сознания. Надо ее транспортировать. Вы что, джинны, чтобы вас вызывать? Я вас не вызывала, а вежливо пригласила. В целях исполнения ваших же должностных обязанностей.

– Это не моя сестра! – завопила женщина в телевизоре. – Ее подменили!

– А кто из врачей дежурит? – лениво спросил Василич.

– Петрова, – ответила блондинка, косясь одним глазом в телек.

– Позови ее сразу, – попросил Василич. – Вдруг там чего…

Валерия Иосифовна сделала еще один телефонный звонок. Напряженное ожидание продлилось еще около двух минут. Вся компания всматривалась в экран.

– Не надо мне здесь подсовывать не мою сестру вместо моей! – продолжала кричать женщина. – Я что, по-вашему, свою сестру не знаю?

Прибежала Петрова – худенькая женщина лет тридцати пяти, маленького росточка, с короткими черными волосами.

– Что здесь у вас? – она бегло осмотрела компанию, остановив взгляд на блондинке.

– У товарища в машине девушка без сознания, – повторила та, кивнув в сторону Скрипника. – Авария была. А ребята без вас отказываются транспортировать…

– Твою мать! – прикрикнула Петрова. – А ну-ка бегом!

И сама первая кинулась к двери на улицу. Санитары и Борис Аркадьевич бросились за ней. Молодой тащил носилки. Подбежав к машине, Скрипник открыл заднюю дверь и, аккуратно отстегнув Лену, отошел, освобождая место для врача. Петрова забралась внутрь и осмотрела художницу, насколько это позволяло освещение. Осторожно ощупала место удара. Затем вылезла на улицу и дала указания санитарам:

– Ребят, вынимайте осторожно. Глеб – фиксируешь голову. Александр Васильевич – а ты аккуратненько вытаскиваешь, аккуратненько… Вас как зовут? – обратилась она к Скрипнику.

– Борис, – ответил тот.

– Отлично. Борис, помогите Александру Васильевичу погрузить ее на носилки.

– Хорошо, – ответил тот, опасливо заглядывая внутрь автомобиля.

Операция по выносу Лены была проведена безупречно, и уже через пять минут девушку доставили в палату на третьем этаже. Петрова попросила Скрипника подождать в приемном покое:

– Заполните карточку пока у Леры. Данные по пациентке. А я осмотрю ее и спущусь к вам…

Борис Аркадьевич послушно поплелся обратно в приемный покой. Хотел было снова сесть напротив блондинки, однако увидел, что его место заняла пожилая женщина с красным, немного опухшим лицом. Немного постоял у двери и устроился на другом стуле, в самом углу. Время шло к восьми вечера, и за окном все погрузилось в непроглядную тьму. Редкие фонари горели странным блекло-желтым светом.

– Ты чего явилась? – спросила Валерия Иосифовна у пожилой женщины. Спросила не самым вежливым на свете тоном.

– Давление, Лера, – ответила женщина, глядя в пол.

– Пила?

– Немножко…

– Это сегодня немножко, а вчера?

– А вчера день рожденья был. У дочки. Вчера не считается…

– Опять двадцать пять! – разозлилась Валерия Иосифовна. – Отойди. Дай я мужчину сначала оформлю. Авария у них…

Женщина повернула красное морщинистое лицо к Скрипнику. Потом вновь обратилась к блондинке:

– Поставь укольчик, да я пойду…

– Отстань, а. Пересядь… Мужчина, идите сюда, поближе… Оформлять будем…

– Укольчик, один всего укольчик…

– Сестра! – снова завопили в телеке. – Она сестра моя! Отойди от нее! Змея подколодная!

Скрипник сорвался. Вскочил с места, опрокинув старенький стульчик. Подбежав к столу, вырвал небольшой ламповый прибор из розетки и, подняв над головой, со всей мочи долбанул его об стену. Краснолицая от неожиданности вскочила и, прижавшись к входной двери, с испугом посмотрела на Скрипника. Он с яростью топтал остатки телевизора, прыгая на них.

– Заткнись, заткнись, заткнись! – кричал он, разрушая старый корейский аппарат, который верой и правдой служил на благо карельского здравоохранения двенадцать долгих лет.

– Мужчина, так вы оформляться будете? – невозмутимо спросила Валерия Иосифовна.

– Сначала мне укольчик… – испуганно прошептала краснолицая.

В приемный покой влетела Петрова. Посмотрела на женщину, на перекошенное от ярости лицо Скрипника и с удивлением воззрилась на блондинку:

– Что это здесь у тебя?

– Укол требует! Давление, говорит!

– Ну так поставь ей! Знаешь ведь, что не отстанет! А этот чего? Борис, чего вы?

Скрипник промолчал. За него ответила Валерия:

– Перенервничал. Ну и Андрюша Малахов перегнул палочку… Надо мастера вызывать…

– Думаешь, починит? – хмыкнула Петрова.

– Надеюсь… – пожала плечами Валерия.

Петрова снова повернулась к женщине, которая все так же испуганно стояла у двери:

– Вам нельзя пить, слышите? Нельзя! Хватит! А вам, Борис, наоборот – выпить просто необходимо.

– Что с Леной?

– Уложили вашу Лену, – пояснила Петрова. – Пока сложно сказать. Нужен рентген. Похоже на кому. Сильный был удар. Завтра примем решение. Думаю, повезем в Петрозаводск. Завтра часам к трем подходите. А сегодня выпейте немножко… Поезжайте в «Причал». Там и кафе и гостиница.

– Я не умею немножко, – пробурчал Скрипник, направляясь к выходу.

– И еще, Борис… С вас новый телевизор, – грустно улыбнулась Петрова.

– А оформиться? – обиженно спросила Валерия Иосифовна.

– Завтра оформим, – остановила ее Петрова. – Пусть идет… А вы – на укол, – сказала она краснолицей, и та буквально подскочила от радости.

Скрипник вышел из больницы и медленно побрел к своему внедорожнику. Сел за руль. Посидел молча минутку.

– Ну что, порисовала? – спросил он, глядя на себя в зеркало заднего вида. – Порисовала?

Глаза наполнились слезами. Скрипник смахнул их и, включив зажигание, поехал, пока не очень понимая куда.

* * *

Во вторник с самого утра Денис разрывался между Фарухом и шведами. В начале десятого позвонил Клаус, финансовый директор скандинавского конгломерата, озвучив просьбу своего шефа.

– Как сам-то, Клаус? – завопил в трубку Дмитриевский. Он не очень-то понимал английский шведа, а тот, в свою очередь, не очень-то понимал русский Дениса и не смог должным образом оценить его фонетическую шутку. В итоге вроде разобрались, что шведы хотели ехать и смотреть участок около двух часов. Договорились и распрощались.

А потом начал звонить Фарух. Скрипник вчера успел озвучить Дмитриевскому задачу, но Фарух хотел все, включая предварительный договор и порядок расчетов. Денис, обсудив с ним детали, замкнул его на Аблокатова и, соответственно на, Ро, которая, как тень, ходила за Костей все последнее время, а сам плотно погрузился в шведов. Аблокатов проворчал что-то вроде «этого мне только не хватало» и попросил Марианну принести все бумаги по земельному участку на Уральской. Та пошла в архив, а Костя отправился к кофемашине и увидел колдующую над чашкой американо Орлову.

– Вот черт! – выругалась та, увидев приближение Аблокатова.

Ольга выдумала себе одну примету. Поверив в нее всеми силами своей бессмертной души, она вдохнула в нее жизнь и неукоснительное исполнение. Если с утра, до начала рабочего дня она встречала в офисе Аблокатова, то вечером того же дня он обязательно оказывался у нее дома. Вот такая примета. Ольга ухватила наполненный до краев стаканчик кофе и начала отступать к своему кабинету.

– Орлова! – завопил Костя, увидев ее маневр.

Та от неожиданности чуть-чуть ускорила шаг и наткнулась на рекламщика Василия, который выходил из ближайшего кабинета.

– Вот черт! – снова выругалась Ольга, и этой небольшой заминки оказалось достаточно, чтобы ее настиг Аблокатов. Вася также не остался в долгу, проворчав в сторону Орловой:

– Смотри куда идешь… На своих цицах…

– Наступила на тебя, Вась? – поинтересовался Костя, глядя на новые туфли Орловой. – Что это, Оленька? «Феррагамо»?

– Нет, – сухо ответила она, разглядывая только что посаженное пятно от кофе на правом рукаве модной белой сорочки. – Смотри, что из-за тебя получилось! – Сунула рукав Васе под нос. – А у меня сегодня два суда…

– А ты пропусти, Ольга Сергеевна, – съязвил Аблокатов. – Как же можно, в таком виде…

– Пошел ты, – буркнула Ольга и направилась к своему рабочему месту. Навстречу ей шла Марианна с небольшой папкой бумаг в руках.

– Давай сюда, – потянулся было за ними Костя, но Марианна, демонстративно увернувшись, скрылась в своем кабинете, сказав что-то вроде «сейчас сама посмотрю»…

Наступила очередь Аблокатова выругаться. Орлова же расплылась в улыбке:

– Что, не подчиняются тебе сотрудники? А ты ей взятку предложи…

И, смеясь, пошла дальше по коридору, на ходу отхлебывая уцелевший кофе. Василий также поспешил исчезнуть, а Костя уныло поплелся за Марианной.

Дмитриевский выехал из офиса около часа и направился к Пулковскому шоссе. Он хотел приехать на участок чуть раньше шведов, чтобы успеть перекинуться парой слов с управляющим Валей Фединым, но не тут-то было. Клаус с коллегой, высоким крупным блондином, и переводчицей Леной уже топтались у входа в кирпичное административное здание, а Валентин что-то старательно объяснял им, пританцовывая вокруг переводчицы. Денис один раз уже встречался с Леной, когда шведы в прошлый раз приехали в город, месяца два назад. Ее феноменальная внешность запала ему в память. И действительно, более красивую девушку сложно себе представить. Прямые каштановые волосы, большие зеленые глаза, точеная фигурка. Шведы вели себя более-менее спокойно, видимо, попривыкнув, а Валя, похоже, попался на эту зеленоглазую удочку и юлой крутился вокруг Лены.

Денис вклинился в их тесный круг, поприветствовав собравшихся, и они всей честной компанией пошли на земельный участок. Провозились часа полтора. Шведы скрупулезно осматривали каждое здание, сверялись с документами, которые тут же предъявлял им Валентин. А Лена что-то щебетала по-шведски, водя красивым наманикюренным пальчиком по скучным кадастрово-правовым документам. Напоследок Клаус сделал несколько фотоснимков территории, и гости засобирались восвояси. Дмитриевский, довольный завершением этой части Марлезонского балета, держал радость в ежовых рукавицах дипломатичности, а Валентина, видимо, сильно опечалило, что красавица Елена собралась покинуть это место вместе со своими работодателями. Он предпринял слабенькую попытку остановить неумолимый рок событий.

– Елена, а что вы делаете сегодня вечером? – не стал особо оригинальничать Валя, посмотрев в ее огромные зеленые озера. – У нас здесь рядышком есть ресторан. Азербайджанский. Вкусно там! Внешне, конечно, так себе, но зато внутри – просто дворец. Сходим?

– Спасибо большое за приглашение. – Лена была сама дипломатичность. – Но я сейчас должна проводить Клауса и Отто в отель. Затем в офис на часик. Потом у меня фитнес. Часов в восемь надо быть дома: вернется Игорь, хоть что-нибудь ему приготовлю, а то опять начнет бубнить…

– Понятно, – буркнул Валя. – С последнего бы и начали…

Елена лишь молча улыбнулась в ответ. Народ растекался по своим автомобилям. Попрощавшись со всеми и договорившись о встрече послезавтра в офисе у шведов, Дмитриевский сел в машину и, включив зажигание, пробежался по неотвеченным вызовам, которые скопились за полтора часа осмотра участка. Первым он набрал Аблокатова, который должен был встретиться с собственниками участка на Уральской и выяснить условия продажи. Со времен последнего контакта (два месяца назад) все могло поменяться. Может, вообще продали уже. Костя ответил почти сразу, как будто ждал звонка:

– Дозвонился до Сотникова только. Иванов – вне зоны.

Дима Сотников и Ваня Иванов были партнерами в фирме, владевшей участком, на который нацелился Фарух. Вопросы решали сообща.

– И чего он?

– Говорит, что продается. Ценник, правда, двухмесячной давности, рублевый, в евро перекинул, по курсу двухмесячной же давности…

– Хозяин – барин. Что в итоге? – Денис выехал с парковки, направившись в сторону офиса.

– Полтора миллиона евро. Пятьсот наличкой – при подписании договора. Двести пятьдесят на расчетный счет после подписания. Семьсот пятьдесят – после регистрации, на расчетник.

– Ну, это их общая позиция, я надеюсь?

– Говорит – да.

– Фаруху не передавал?

– Не успел. Позвонить?

– Нет. Я сам.

Дмитриевский повесил трубку и включил радио. Оттуда полился голос Сезарии Эворы. Дослушал песню, убавил звук и позвонил Фаруху, рассказав об условиях, которые выдвинули ребята. Тот, человек эмоциональный и любящий поторговаться, в этот раз, к удивлению Дмитриевского, воспринял все чрезвычайно спокойно.

– Давай так, – сказал он после короткой паузы. – Попытайся тысяч двести скинуть. А я тебе перезвоню через пару часов. В принципе-то нормально.

– Хорошо, – ответил Денис, вновь делая громче радио.

 

Витя проснулся очень рано, часов в шесть, сходил в туалет и, вернувшись в палату, снова улегся на койку. Сон больше не шел, и он просто лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к похрапыванию соседей. Что-то тревожило его. Как будто сверлило изнутри бормашиной неясных предчувствий. Так и провалялся до восьми утра, а в начале девятого в палату заглянула Бронникова. Увидев, что Витя не спит, улыбнулась ему:

– Смолин! Проснулся, я вижу? Одевайся, завтракай – и поехали.

– Куда?

– Сюрприз!

– Не люблю сюрпризы, Анна Валентиновна…

– Полюби, – улыбнулась Бронникова. – Через полчаса чтоб был готов. Буду ждать тебя внизу, на улице.

Через тридцать минут, натянув джинсы и пуловер, Витя вышел на улицу и почти сразу был засунут на заднее сиденье серой «Волги». Анна же расположилась на переднем.

– Служебная? – спросил он.

– Ага, – ответила Анна. – Рая в отпуске.

– Главврач?

– Заместитель.

– Куда едем-то? – Витя немного поерзал.

– Увидишь, – не сдавалась Бронникова.

Подал голос водитель машины, молодой парень, заросший щетиной, в потертой кожаной куртке и кожаных же перчатках с открытыми пальцами.

– В плен взяли пациента, Анна Валентиновна? – улыбнулся он. – На дачу, картошку копать?

Виктор фыркнул, а Бронникова хихикнула:

– Не, мы в этом году не сажали… Слава богу!

Неожиданно на телефоне Бронниковой заиграла какой-то очень знакомая для Вити мелодия, но он не успел распознать ее. Анна быстро ответила на звонок:

– Да, Алла Николаевна. Едем, едем… Будем минут через десять. Помню! Давайте…

– Кто это? – не переставал любопытствовать Виктор.

– Алла Николаевна, – ответила Бронникова, – умнейшая женщина. Мечта поэта. И программиста!

– А… – Витя улыбнулся в ответ. – Понятно. Спасибо за полную информацию.

– Пожалуйста, – ответила Анна. Витя хотел было снова съязвить, но не стал: вспомнил название услышанной мелодии.

– Саймон и Гарфанкел… – удивленно пробормотал он, восхищенный собственной памятью.

Бронникова уставилась на Витю, округлив красивые темные глаза:

– Что?

– У вас на звонке мелодия – Саймон и Гарфанкел. «Миссис Робинсон», по-моему…

Анна удивленно молчала, зато проснулся водитель, повернулся к Вите:

– И что?

– Да ничего, собственно, – ответил тот. – Первый раз слышу на телефоне эту мелодию…

– А у меня? – не унимался водитель. – У меня знаешь какая?

Витя внимательно посмотрел на него:

– Ленинград? «Дачники»?

– Не-а, – ответил парень. – Хотя идея хорошая… Анна Валентиновна, наберите меня…

Бронникова, покопавшись в телефоне, удивилась:

– А у меня твоего номера нет…

– Как нет, Анна Валентиновна? Ну ничего себе! – обиделся шофер. – Я сейчас вам позвоню, вы уж, пожалуйста, запишите…

Одной рукой он ковырялся в телефоне, а второй придерживал руль. Телефон Бронниковой вновь зазвучал симпатичной мелодией.

– Анна, не берите! – попросил Витя. – Красивая песня!

– А как же! – возмутился шофер. – Как же она мне позвонит тогда!.. Наберите меня.

Бронникова сделала это, и через секунду Гарик Сукачев начал орать, что его бабушка курит трубку.

– Чуть-чуть не угадал, – улыбнулся Витя.

Тем временем они подъехали к красно-белому трехэтажному зданию школы.

– Нам туда? – спросил Витя, опасливо вылезая из «Волги». Бронникова молча направилась внутрь, кивком показав, куда идти.

Пройдя сквозь пост охраны, где сидел строгий пожилой мужчина, поднялись на третий этаж давно не знавшего ремонта здания обычной средней школы. Прошли немного по коридору и остановились у двери в школьный класс. «Информатика» – гласила табличка на старенькой, недавно покрашенной двери. Смолин, открыв от удивления рот, переводил взгляд с двери на Бронникову и обратно. Почти сразу к ним подошла женщина – крупная красивая блондинка лет сорока.

– О, Алла Николаевна! – улыбнулась Бронникова. – Доброго вам утра!

– Привет-привет еще раз! – обрадовалась та. – Привела?

– Ага. – Анна кивнула на Витю. – Прошу любить и жаловать, Виктор Смолин, учитель компьютерных технологий.

Тот крякнул от неожиданности. Рот его, который вроде бы только что пришел в порядок, снова распахнулся, без всякого на то Витиного позволения.

– Отлично. – Алла осмотрела нового учителя. – Виктор… Как вас по отчеству?

– Борисович.

– Отлично, Виктор Борисович! Я – Алла Николаевна. Завуч. На вас – два девятых класса и один десятый. Всего шесть уроков. Сегодня, потом в четверг и в пятницу. И на следующей неделе еще три. И кружок еще. К олимпиаде ребята готовятся. К городской.

Витя так и продолжал удивленно молчать, и только безостановочное хлопанье его ресниц говорило о крайней степени изумления. Завуч, в свою очередь, приняла его молчание за согласие. Открыв дверь в класс, зашла внутрь, пригласив его за собой:

– Пойдемте в девятый, представлю вас.

Витя послушно поплелся в класс; он совершенно не ожидал подобного и не мог понять, как выпутаться из этой передряги. Все тело покрылось капельками пота, как будто он на секунду оказался в хорошей русской бане, и только ладони похолодели от сильного страха.

– А Саймон ваш у Боба Дилана все содрал… – злобно пробурчал Витя, проходя мимо Бронниковой. И зашел в кабинет.

Алла Николаевна представила Смолина как молодого учителя из другой школы, который на несколько уроков заменит заболевшего Лоркина. Через полминуты Витя, программист из Петербурга, оказался один на один с группой школьников тринадцати – четырнадцати лет, изучающих каждое его движение. Смолин вытер пот со лба и, сев за стол, оглядел класс.

* * *

В полдвенадцатого Борис Аркадьевич переминался с ноги на ногу у палаты, где лежала Лена, которая так и не очнулась. Ни в палате, ни в коридоре не было ни одной живой души, и только в конце коридора бродил пожилой мужчина, оглядываясь в поисках персонала.

Вчера вечером Скрипник не воспользовался советом Петровой по поводу выпивки и, найдя странную гостиницу, совмещенную с ночным клубом, быстренько заселился в нее, закрылся в номере и лег в постель. Не думал о еде, только о питье, поставил на тумбочку у кровати литровую бутылку воды. Спать хотелось до такой степени, что глаза слипались, не давая даже аккуратно разложить снятую одежду и сходить в душ. Он проспал как убитый до десяти и, проснувшись, сразу поехал в больницу. А тут никого.

– Петрова явится не раньше двух, – заявила Валерия, когда он, не найдя доктора в палате, спустился в приемный покой. – Она говорила вчера – приезжайте не раньше трех…

– А сестра где? Кто за больными ухаживает?

– Сестра на два отделения работает. В кардиологию, наверное, ушла. Туда ночью Машку привезли Федорову. Муж ее тут где-то по этажам бродит. Погуляйте до трех. Петрова приедет и все расскажет. Чего и как.

Скрипник развернулся и пошел к двери. Под ногами хрустнули остатки пластмассовой детали уничтоженного вчера телевизора. Снова поднялся наверх и заглянул в палату. Никаких изменений. Лена лежала на койке у окна, красивая, бледная, в одиночестве. Борис медленно приблизился к ней, минутку молча постоял у постели, поцеловал Лену в губы и вышел в коридор. И наткнулся на уже знакомого пожилого мужчину.

– У тебя кто здесь лежит, уважаемый? – спросил Скрипника мужчина, придирчиво рассматривая его. Сам он был весь какой-то взъерошенный и нервный и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Подруга, – ответил Борис.

– А у меня жену, Машку, ночью забрали в кардиологию. Сердечко прихватило. Я как чувствовал – не надо было в море уходить. Ушел с ребятами на два дня, вернулся – она в постели. Ну а я – в скорую звонить! Телевизор включила! Я когда дома – не разрешаю всякую муть смотреть. Песенки да хаханьки – это ладно еще… А тут домой захожу, в телевизоре какой-то упырь орет: я, мол, экстрасенс… Машка бледная, корвалолом пахнет, в обмороке почти лежит. Я бегом к кровати, пульт хватаю и выключаю эту чертовщину. Но вижу – поздно, все, яд уже попал в кровь. Вызвал скорую. Спасибо, ребята быстро приехали. Отвезли сюда, вкололи что-то, шоковое состояние сняли, а у нее и спрашиваю: ты, мать, что еще смотрела-то? А она мне как давай: следствие вели… экстрасенсы против детективов… пусть говорят… Я тогда хвалу боженьке пропел, что Машка моя вообще жива осталась. После таких-то ужасов!

Скрипник молча выслушал эту тираду, не вполне понимая, что происходит, а мужчина, не получив отклика, решил увести разговор в более привычное русло.

– Я Матвей Аскольдович вообще-то, – сказал он, протягивая Борису руку. – Но лучше просто Матвей. Для друзей – дядя Мотя.

– Борис, – ответил Скрипник, пожимая руку новому знакомому.

– А с твоей-то подругой что приключилось?

– Херня какая-то приключилась, батя, – ответил Борис, не очень-то выбирая выражения. – Лечащий врач, Петрова, в три только будет. Может, и прояснится что-нибудь…

– То есть ты до трех свободен?

– Ага.

– Поехали до меня. Пообедаем. У меня щи Машкины остались. Она их позавчера делала. Кастрюля на пять литров. Представляешь? Запасливая! На говядинке свежей варила, у Митрофановых брали, пальчики оближешь. И чуть-чуть, капелька, куриного мяса. Поехали?

– Да у меня чего-то аппетита нет. Со вчерашнего дня.

– Ты просто Машкиных щей, братец, не едал никогда. Поехали!

Борис Аркадьевич сдался быстро. Уже через десять минут они оказались дома у дяди Моти. Тот жил в деревянном двухэтажном строении вроде дачи, первый этаж представлял собой одну большую комнату, разделенную на кухню и зону отдыха. Скрипник нашел себе место в кресле-качалке, приземлил туда свое немного уставшее от перипетий тело. Матвей же начал хозяйничать на кухне. Еще через десять минут на небольшом деревянном столе образовался натюрморт из двух глубоких тарелок с дымящимися ароматными щами, миски с овощами и зеленью, хлебницы, из которой аппетитно выглядывали несколько кусочков ржаного хлеба. Борис без дополнительных позывных встал с кресла-качалки и направился к столу: аромат щей внезапно пробудил в нем острое чувство голода. Матвей же, в свою очередь, вытащил из морозилки запотевшую пол-литрушку водки и, налив две рюмочки, жестом предложил Скрипнику садиться. Борис, вместо того чтобы сесть, обошел накрытый стол и ущипнул Матвея за бок. Тот замер от неожиданности. Скрипник же проговорил, улыбаясь:

– Проверил: ты вообще реален ли, дядя Мотя…

– А… – усмехнулся тот. – А логика где? Если я – твоя иллюзия, себя и щипай. Я-то здесь при чем?

И устроился за столом, проворчав:

– И щи стынут, и водка греется, а это не по-христиански, друг мой.

Борис Аркадьевич наконец сел за стол. Взял щедро наполненную водкой рюмку и, посмотрев на нее, проговорил немного устало:

– Спасибо за угощение, Матвей Аскольдович. Вот уж не думал, что первую карельскую рюмочку выпью именно вот так.

Он опрокинул рюмку и закусил лучком, который заранее предусмотрительно положил на кусочек черного хлеба.

– Дело житейское, – ответил Матвей и, выпив, почти сразу налил еще по одной.

* * *

В офисе Денис оказался около пяти. Поднимаясь на свой этаж, умудрился столкнуться с Замятиной. Та, конечно же, не могла не воспользоваться случаем и соблазнила его на чашечку американо. Дмитриевский, естественно, согласился, и они отправились в кофейню на первом этаже бизнес-центра.

В это время наверху, в офисе, Аблокатов доделывал заявление, которое завтра нужно было сдать в канцелярию одного из городских комитетов. Он старался закончить и свинтить из офиса как можно быстрее, пока с показа не вернулся Дмитриевский и не загрузил его еще чем-нибудь, срочно-необходимым. В восемь транслировали футбол, «Зенит», и он планировал спокойно доехать до дома, купить пива, пиццу и насладиться футбольно-холостяцким вечером. Но, нажимая кнопку «Сохранить», услышал бряканье СМС-сообщения в телефоне.

– Твою мать, – пробормотал он, читая послание Орловой.

«Костя, закинешь меня домой, а?»

Аблокатов начал набирать текст, объясняющий невозможность удовлетворения данной просьбы из-за футбола, пива, пиццы – в общем, уже сформировавшихся планов на вечер. Пока он писал, прилетело продолжение:

«Устала сегодня. Массажик бы…»

И смайлик. Конечно же, смайлик. Аблокатов представил Лодыгина, лежащего ничком на зеленой траве идеального поля стадиона «Петровский», и мяч в сетке ворот за его спиной… И тут же на смену этой не очень радостной картине пришла другая, в которой Ольга в темно-красной ажурной тунике шла к нему, плавно покачивая бедрами…

Костя стер почти готовое сообщение.

«Где тебя забрать?»

«На Суворовском, – мгновенно отреагировала Орлова, – в апелляшке».

«15 минут», – ответил Костя, выключил компьютер и вышел из офиса.

«Ну что, Костик, расставил приоритеты?», – съехидничал голосок у него в голове. Но Аблокатов не стал ни прислушиваться к нему, ни вступать с ним в споры.

В это же время Денис и Валя допивали кофе. Дмитриевский попросил счет и с улыбкой поинтересовался:

– Ты не закурила случаем, Валенька? От жизни такой?

– Какой?

– Как ты там говорила… «Искать и найти». Ну, найду я… А дальше что?

– Нет, – ответила та, – даже и не знаю, что должно случиться, чтобы я вновь начала… Третья мировая? Лахта-центр под окнами? Вместо каштанов… Заставят возглавить сборную по футболу? Наверное, только это… А дальше что? Плыть вперед, как Колумб! Если нашел – только вперед. Назад нельзя уже… Не поймут…

– Кто?

– Как кто? Главный. Спросит все с нас. Как на экзамене: тяни билет и выходи отвечать…

– Пойду перекурю… – нахмурился Дмитриевский и взял только что принесенный счет.

– Дай я оплачу, Денис Александрович, – попросила Замятина, – я же тебя сюда затащила…

– Не, милая, так не пойдет…

– Последний из джентльменов, – улыбнулась она, немного поправив прическу, – по эту сторону Аничкова моста…

– Ага, – засмеялся Денис. – Пользуйся моментом. А то я побежал…

– Бегущий воин – трус! – рассмеялась Валя.

– Так я же в атаку, – парировал Дмитриевский и, сделав в ее сторону полупоклон, направился в офис, забыв о недавнем желании выкурить сигаретку.

Добрался до дома около семи вечера. Припарковавшись, вылез из машины. Дойдя до парадной, остановился в задумчивости и решил перекурить на скамейке, где уже расположился за тем же занятием его сосед снизу, кадастровый инженер Вася Васин, веселый и интересный парень. Они поздоровались, и Вася протянул Дмитриевскому зажигалку, видя, что тот начал хлопать по карманам пальто.

– Дома не курится? – поинтересовался Вася.

– Дети… Какое там… – ответил улыбкой Денис и выпустил в темное питерское небо колечко дыма.

Посидели немного молча. Потом Вася встал и, затушив окурок о краешек переполненной урны, протянул Денису ладонь:

– Удачи! Ты какой-то загруженный… В отпуск не надо? Отдохнуть?

– Да не, – еще раз улыбнулся Денис. – Я не устаю…

– Железный человек?

– Скорее Человек-паук…

– Ясно! Давай!

И Вася исчез в парадной. А у Дениса зазвонил телефон.

– Ну что там еще? – проворчал он и взял трубку.

Звонил Фарух. Он сильно нервничал:

– Денис, я улетаю завтра! В Казань… Тесть заболел. Самолет в одиннадцать. Я из офиса поеду в аэропорт. Часов в девять. Доверенности, документы готовы – в офисе. Не хочу тормозить процесс, пока ребята в интересе. Заедь, выдам финансирование и документы – запустишь сделку. До девяти только – потом уеду. Хочу сам.

– Фарух, я не смогу до девяти, вот хоть режь, хоть кусай – не могу. В девять только стартовать смогу из района. Дети, сам понимаешь… Туда-сюда…

– Ничего. Отправь кого понадежней.

«Кого понадежней… Кого? Скрипник пьет водку в Карелии. Забирохин вообще куда-то свинтил. Кого?»

– Костя подъедет, – сказал Денис, прервав паузу, – Аблокатов. Ты его видел пару раз у меня, на совещаниях.

– Хорошо. Удачи тебе!

– И тебе! Держись!

А в это время Аблокатов заканчивал массаж верхней части тела Ольги и плавно перебирался вниз, к ногам. Она ничком лежала на разобранной белоснежной кровати, полностью обнажив свое абсолютно совершенное, с точки зрения Аблокатова, тело и тихонько мурлыкала. На небольшой аккуратной тумбочке возле кровати стояли бокалы с вином, неотъемлемая часть их вечерних свиданий, и лежал Костин смартфон. Он заиграл песню «Queen» именно тогда, когда Аблокатов прикоснулся губами к бедру Ольги. Костя чуть приподнялся и взглянул на поющий аппарат. Звонил Дмитриевский.

– Ну что там еще? – проворчал Аблокатов и снял трубку. Орлова перевернулась на спину и, наблюдая, как тот внимает указаниям шефа, нежно поглаживала его ножкой.

– Денис, мы завтра утром с Ро едем к дяде Ване. Забыл? Ты же сам нас отправил… Вопрос по Никитинской…

– Заедь к Фаруху, забери все, завези в офис, а потом отправляйтесь к дяде Ване. Опоздаешь немного. Ничего страшного. Предупреди. Понял?

– Да.

– Отлично. Спокойной ночи.

– Ага, – ухмыльнулся Аблокатов и, повесив трубку, улыбнулся Орловой:

– Погоди, я с Марианной передоговорюсь…

– Успеешь, – промурлыкала Оля, – вечерок длинный…

Костя почему-то не захотел перечить ей.

 

Витя вдохнул, выдержал минутную паузу, еще раз огляделся. Ничего особенного: обычный школьный класс для уроков информатики. По периметру кабинета – компьютеры, по центру – парты. За ними и сидели ребята, которые внимательно наблюдали за каждым движением Смолина.

– Еще раз – всем добрый день, – чуть успокоившись, начал Витя. – Меня зовут Виктор Борисович, и я некоторое время буду вашим учителем. Где вы сейчас? На какой теме? Алгоритмы?

– Да, – недовольно буркнул низенький рыжий парень с первой парты, – алгоритмы сортировки начали.

– Так… – сказал Смолин тоном заправского учителя и улыбнулся. – Кто еще считает эту тему скучной?

Двое самых смелых ребят подняли руки. Витя продолжал улыбаться:

– Да не бойтесь вы. Сказал же – я всего-то на пару уроков к вам.

Вскоре в классе не осталось ни одного ученика, который бы не поднял руки.

– Окей, – продолжил Витя, – тогда еще один вопрос. А кто считает, что информатика – скука смертная и нужна только для того, чтобы научиться работать в текстовом редакторе?

Опустились только две руки. «Видимо, участники будущей олимпиады», – подумал Смолин.

– Так… – с напускной иронией протянул Витя, встал из-за стола, прошелся к окну и заглянул в него. Внизу на улице во дворе соседнего дома два подвыпивших мужичка о чем-то спорили, яростно жестикулируя. Один из них держал пластиковую бутылку с чем-то прозрачным, второй же пытался дотянуться до нее сквозь преграду руки оппонента. Завязывалась потасовка.

– Ребята, а ну-ка все быстро к окну, – сказал Смолин ученикам, и те, почувствовав что-то необычное, наперегонки устремились куда велено. – Видите, что происходит? – спросил он, когда ученики, выстроившись рядком, опустили свои взоры на двор.

– Дядя Коля напился и сейчас своего брательника двоюродного мутузить будет, – ответил высокий парень с длинными светлыми волосами. Одни ребята прыснули в ответ, другие же просто молча смотрели на происходящее. Оно, похоже, удивило только новоиспеченного учителя, а для ребят было обычной картиной.

– Нет. Видите, что происходит, когда в основании программы или любого действия лежит неправильный алгоритм? Результат – хаос. Алгоритмы, точнее умение их составлять, – основа основ. Дело не только и информатике или компьютерах. Садитесь!

Ребята начали рассаживаться, естественно, гораздо медленнее, чем шли к окну. Витя тем временем продолжал, подойдя к доске:

– Смотрите… Вот вам первый алгоритм: «Дядя Коля».

Ребята оживились. Смолин начертил схему.

– Он просыпается в первоначальной точке нового дня – А. Понимает, что у него есть мысли, цель, например заработать денег, то есть прийти в финальную точку. Назовем ее Д. У него есть два гипотетических направления движения. Первое – выпить крепкого сладкого чая, принять душ, позавтракать и отправиться на работу… Или второе – тот же чай, душ и поиски новой работы, если первая не может обеспечить ту сумму денег, которая ему необходима…

– Дядя Коля не работает нигде уже год как! – опять влез светловолосый парень, – Уволили с железки…

Витя улыбнулся ему:

– Представься уже, пожалуйста.

– Игорь Бахмуткин.

– Отлично, Игорь. Смотри: наш алгоритм вполне может описывать ситуацию, находящуюся в ином временном срезе.

– Из прошлого? – спросила сидящая рядом с Игорем темноволосая девчонка в смешных очках с черной оправой.

– Точно. Когда он еще работал. Чтобы достигнуть этой конечной точки, он должен выбрать, по какому из двух направлений он будет двигаться. Но он выбирает третье, иное направление.

– Какое? – спросила та же девочка.

– Открывает холодильник и достает оттуда холодный…

– Пивасик! – выпалил кто-то с задней парты, вызвав смех одноклассников.

– А вы уже взрослые детки совсем, я погляжу, – продолжал улыбаться Смолин. – Но ты прав. Как твое имя, кстати?

С задней парты поднялся невысокий коренастый мальчик с пронзительно темными глазами:

– Виктор. И тоже Борисович, кстати!

– Ух ты! – обрадовался Смолин. – Полный тезка. Отлично, садись. Дядя Коля выбирает третье, неверное направление движения, которое в итоге, конечно, не может привести его к выбранной цели и вообще уводит в сторону. А куда – мы наблюдали из окошка. Вот что такое алгоритм и почему он важен.

Ученики притихли, переваривая сказанное, а Витя продолжал улыбаться:

– Ребята, давайте все к компьютерам. Теперь перейдем к практике.

Он наблюдал, как подростки рассаживались за свои компьютеры. Что-то странное происходило с ним, и он пока не мог объяснить что. Смолин чувствовал внутри что-то такое, чего с ним раньше никогда не бывало. Как будто его извлекли из среды чужой, не совсем для него подходящей, и погрузили туда, где он чувствовал себя как рыба в воде. Своим в доску. Исчезли скованность, страх, не отпускавшее ранее ни на секунду ожидание чего-то плохого.

Минут через двадцать прозвенел звонок, и ребята, отправив ему по местной сетке результаты трудов, начали расходиться, прощаясь с учителем до следующего урока. Через минуту Смолин остался один. Он сидел за столом и просто глядел в окно, наблюдая за тем, как во дворике на скамеечке обнимались братья, которые все-таки сумели договориться по поводу бутылочки и ее наполнения. Сидел, смотрел на них и улыбался.

* * *

В три часа пополудни Скрипник стоял у палаты, в которой лежала Волкова, и ждал появления лечащего врача. Матвей же отправился в палату к жене, он прихватил ей яблок и апельсинов. Они, естественно, допили бутылочку, но выпитое – наверно, из-за щедрой закуски – на них не очень-то сказалось. Наконец подошла Петрова, оглядела Бориса, немного поводила ноздрями, демонстративно принюхиваясь:

– Пили?

– Немножко. Матвей Аскольдович на щи позвал…

– А… Тоже дело! Борис, смотрите, сегодня получили результаты первых анализов Елены. В принципе, мозг работает нормально. Где, в каком секторе замыкание, нам здесь не выяснить. Ничего конкретного сейчас не скажу и, естественно, никаких гарантий не дам. Но все-таки предлагаю до понедельника – на пять дней – оставить Лену здесь. Если ничего не изменится, увезем в Петрозаводск.

Скрипник молча глядел на врача, осмысливая сказанное, а та, в свою очередь, так же молча изучала лицо Скрипника, ожидая реакции.

– У меня есть какие-то варианты? Почему вы так смотрите?

– Конечно, есть. Увезти ее в Петрик. Или в Питер.

– Я думаю, подождем до понедельника.

– Ну вот и отлично. Вы не переживайте, уход за ней – самый лучший.

– Спасибо, – ответил Борис и, попрощавшись, направился к выходу. Петрова с удивлением посмотрела ему вслед и, пожав плечами, зашла в палату Елены.

Через десять минут на улицу спустился Матвей Аскольдович и сел на влажную грязно-зеленую скамейку рядышком со Скрипником. Справа от нее стояла потрескавшаяся от времени или физического воздействия урна, в которую Борис Аркадьевич стряхивал сигаретный пепел. Урна была пуста, а мусор почему-то валялся рядом с ней. Матвей хитро посмотрел на Скрипника:

– А у тебя еще сигаретка есть?

Борис молча вытащил из пачки «Парламента» сигаретку и протянул ее Матвею:

– Травись. На здоровье.

– Спасибо. Как у тебя?

– Так же. У тебя?

– Получше. Через пару-тройку дней выпишут. Отчихвостила меня бабка…

– За что?

– Водкой пахнет…

– А… Ну да… Ну мы же с тобой – так, для аппетиту…

– Согласен. – Матвей стряхнул пепел в ту же урну, что и Скрипник, перегнувшись через него, и проворчал что-то насчет разбросанного мусора. Потом продолжил озвучивать прерванную этим действием мысль: – Но смотри, дважды за одно и то же не наказывают, так?

– Предположим.

– Есть предложение вернуться ко мне и поужинать. Баньку затопим…

– Предложение хорошее, Матвей Аскольдович. Дельное. Койко-место выделишь?

– Нет, … – матюгнулся тот. – Напою, накормлю, попарю – а потом отправлю в общагу у вокзала! Конечно, выделю.

– Отлично. Пошли тогда.

И они не спеша двинулись в сторону дома Матвея.

* * *

Утром среды в восемь пятнадцать Костя сидел в машине недалеко от дома Марианны и, нервничая, ожидал ее появления. Естественно, он вчера так и не передоговорился, поэтому действовать стал на свое усмотрение.

«Ты начальник отдела, Костян, – шептал ему голосок изнутри, – можешь и сам решить. Иначе грош тебе цена…»

Он решил успеть и сделать все, что задумал по своему плану: с утра за Марианной, затем к Фаруху, потом к дяде Ване и только потом в офис. И Костя, проснувшись и хлебнув вкусного Олиного кофе, успешно приступил к исполнению плана. И теперь вот сидел в машине недалеко от дома Ро. И она не заставила себя ждать, появившись, как всегда, вовремя, в искусственно состаренных джинсах, черной кожаной курточке, черных же замшевых полусапожках на небольшом каблучке, энергичная и веселая. В руках у нее болталась большая спортивная сумка. Костя погрузил Ро в план, попросив максимального содействия, она с радостью согласилась. Аблокатов также был весел и удовлетворен после вчерашней ночи, поэтому впервые за долгое время их рабочий тандем не выглядел как Пьеро и Мальвина, а больше походил на лису Алису и кота Базилио.

– А что, Фарух документы подготовил? – спросила Марианна, закидывая сумку на заднее сиденье, рядом с аккуратным Костиным портфелем Lacoste.

– Да, – ответил Костя, делая потише радио. – И документы, и доверенность, и даже аванс. Побудем часик миллионерами. Хотя бы рублевыми. Как тебе? И что это за вещмешок у тебя? Домой собралась?

– В спортзал… Давай в офис все завезем… От Фаруха…

– Тогда к Ивану Андреевичу не успеем!

Марианна задумалась:

– Да, можем не успеть…

– Вот именно.

– Ну ладно, – согласилась она, – как-нибудь разберемся. Поехали?

– Поехали, – улыбнулся Костя и направил машину в сторону моста Александра Невского.

Ребята подъехали к офису Фаруха на Невском без двадцати девять. Быстро прошли охрану, затем ресепшен, и очень красивая девушка в коротком темно-красном платье провела их в кабинет. Их уже ждали. Фарух был смуглым, невысоким и крепко сбитым, неопределенного возраста, где-то между сорока и пятьюдесятью пятью, одет неформально: джинсы, кожаная куртка, черная футболка с позолоченным серпом и молотом. Кивком поприветствовал гостей и пригласил их пройти в кабинет. Затем протянул Косте полиэтиленовый пакет с деньгами, а Марианне – папку с документами. Потом впервые заговорил:

– Довезите до Дэна. Я ему сейчас просигналю, что пакет сдал. Успехов, ребят!

Он протянул руку Косте, а затем и Марианне, и ребята вышли из кабинета. Костя залез в пакет и пересчитал пачки, а затем убрал деньги в свой небольшой, но вместительный коричневый кожаный портфель. Марианна же пробежалась по документам и, немного поворчав по поводу доверенности, убрала их обратно в папку.

Закончив с проверкой, которая, по сути, была формальностью, ребята помчались вниз, к машине. Иван Андреевич очень просил Костю приехать к нему до десяти, так как затем ему нужно было уезжать в Смольный на совещание. Аблокатов, вспомнив свое раллийное прошлое, гнал как сумасшедший и припарковал автомобиль у здания районной администрации без десяти десять. Он схватил портфель, а Ро – папку с заявлением, которое вчера делал Костя, и они забежали в здание. Марианна отправилась в канцелярию, на второй этаж, а Аблокатов побежал на третий, в приемную дяди Вани. А через десять минут они встретились внизу, на крыльце здания администрации. Марианна улыбалась и щурилась от редкого в это время года в Питере солнышка, а Костя нервно курил, вышагивая по ступенькам.

– Сдала? – спросил он.

– Да, конечно. А у тебя как?

– Орал все десять минут. Как только я ему рассказал про новую политику руководства, так он начал орать и материться.

– А что с заявлением?

– А заявление все равно велел ему скинуть на почту. Я уже уходил, он подуспокоился вроде, говорит, такой, что где-то понимает нас, но и вы, говорит, меня поймите… У меня дети, мол, школу оканчивают… Жена…

– Пусть в бизнес идет! – ухмыльнулась Марианна, а Костя, фыркнув в ответ, направился к машине.

– Я тут сяду? – спросила она, открывая заднюю дверь. – Ты так водишь – меня укачивает спереди…

– Да садись куда хочешь, – нервно буркнул в ответ Аблокатов. – Меня от тебя укачивает! Тошнит.

Теперь фыркнула Ро, а Костя, перегнувшись через нее, положил портфель на заднее сиденье рядом со спортивной сумкой Марианны и, обойдя машину, сел за руль. Минут пять ехали молча, слушая удивительно красивую мелодию группы Reamonn, а потом продолжили свой перманентный спор.

– Ну хорошо, – начал Костя, – хорошо. Предположим, нет больше коррупции. Всё. Нажал кто-то кнопку – и коррупция кончилась. И все работают по закону, все законы исполняются, в срок, четко, без сбоев. Заявления граждан и юридических лиц удовлетворяются без неофициальных поборов, платежей и взяток. Ты этого хочешь?

– Да, – скромно ответила Марианна.

– Ты прости, пожалуйста, меня, дурака, но это же скука смертная! Ты приходишь в администрацию, пишешь заявление: выдайте мне, пожалуйста, разрешение на строительство многоквартирного дома, у меня документы все в порядке. И улыбающаяся женщина, красивая и вежливая, в светлом костюме от Юдашкина, ставит на заявлении входящий номер, так?

– Да, – улыбнулась Ро, – только от Юдашкина – перебор.

– Допустим. А через тридцать календарных дней снова приходишь в администрацию, и эта же женщина – или другая, но тоже красивая и вежливая, выдает тебе разрешение на строительство многоквартирного жилого дома. Так?

– Да. Отличная картина. Мне – туда.

– А если есть замечания, то она вежливо так, улыбаясь, тебе о них рассказывает. Социалки, мол, у вас не хватает. Квартир в доме – тысяча, а школы в проекте нет. Надо устранить замечание! Устраните? Обещаете? Ты говоришь: да, обещаю, забираешь бумагу и идешь строиться. Так?

– Костя, ну это перебор, сам же знаешь… Если реальное замечание – реальный отказ. Нет замечаний – выдавай бумаги. У нас же как? Нет замечаний – один тариф, есть – другой.

– Так скучно будет жить, Ро! Как ты не поймешь! В этой идеальной твоей модели жить скучно будет, работать – тоже! Скука. Сейчас почему весело? Такое наше поведение для них абсолютно непривычно, они не знают, как реагировать, кроме как криком. А если все будет так, как я тебе только что представил, – это скука смертная. Мы вымрем от скуки, как динозавры.

– Не мерь всех по себе…

В бесконечных препирательствах часам к одиннадцати утра они доехали до офиса. Костя припарковался под землей и, взяв портфель, направился к лифтам. Марианна же со спортивной сумкой пошла на улицу, в магазин «Спар» напротив бизнес-центра. Сказала, что ей нужен глазированный сырок к чаю.

Аблокатов сразу отправился к Денису, желая скинуть с себя груз ответственности. Настроение у него было боевое, к тому же Марианна спорами подлила масла в огонь, и Костя, зайдя в кабинет шефа, начал диалог именно с этого, а вовсе не с пожелания доброго дня.

– Денис, – заявил он с порога. – Я, конечно, все понимаю, но это уже край, когда дяде Ване рассказываешь истории о том, что он больше не увидит наших денежек, а мы от него подписанные документы все равно хотим! Перебор! И курица эта ходит кудахчет на всех! Я на грани увольнения – чтоб ты знал. Я ведь тоже в деньгах-то теряю…

– Что Фарух? – спросил Дмитриевский, как будто и не слышал эмоционального спича Кости.

– Фарух – отлично. Цветет и пахнет. Все отдал и улетел. Но обещал вернуться!

Аблокатов полез в портфель за пакетом с полумиллионом евро. И, открыв его, молча уставился внутрь. Смотрел секунд тридцать. Неотрывно. Лицо его приобрело цвет офисной бумаги. Дмитриевский молча взял из Костиных рук пакет, залез внутрь и вытащил оттуда книгу, подарочное издание «Капитала» Карла Маркса. Повертел ее в руках и положил на стол. Больше в пакете и портфеле ничего не оказалось. Аблокатов попятился и упал на черный кожаный диван у противоположной стены кабинета. Дмитриевский снова обогнул стол и вернулся в свое кресло.

 

В среду Витя проснулся около восьми в уютной двухкомнатной квартире, которую ему благодушно предоставила Аня Бронникова. Она встретила его вчера у школы и, поинтересовавшись успехами, предложила переехать из больницы в более удобное жилище, которое принадлежало Аниной маме. Мама, как выяснилось, уехала на две недели к своей маме – Аниной бабушке – в станицу Тбилисская в пятидесяти километрах от Орска, оставив на попечение дочери квартиру и черного кота Чарли. Аня же, подселив туда Витю Смолина, поручила ему уход за зверем, и этот самый зверь пронзительным мяуканьем разбудил его на четверть часа раньше будильника.

Как только Витя более-менее проснулся и выпил кофе, мысли его потекли в двух основных направлениях, которых (и он немного боялся признаваться себе в этом) пару дней назад в его сознании вообще не было. Первое направление – школа. Сегодня планировалось только занятие в группе, которая готовилась к городской олимпиаде по информатике. Уроков на сегодня назначено не было – один в четверг и еще один в пятницу. Витю это будоражило, очень сильно, и вчера он захватил из школы методические пособия и выяснил, что ребята прошли с заболевшим преподавателем, чтобы к четырем часам подготовить занятие. Но вот незадача: в замечательный внутренний процесс потихонечку начинал втекать еще один ручеек мыслей, второе направление. И мысли эти содержали в себе образы Анны Валентиновны Бронниковой, невропатолога из местной городской больницы. Ручеек этих мыслей не был холодным, скорее наоборот, больше походил на ключи, которые вытекают из горячих источников, берущих начало высоко-высоко в горах. Витя представлял ее в белом форменном халате врача – так, как увидел впервые, когда она склонилась над ним в кардиологическом отделении больницы. И так, как увидел позже, когда она знакомила его с директором школы: в черных широких брюках и белой сорочке. И глаза… Ее темные, глубокие глаза…

«Твою мать, – мысленно бормотал он в ответ на эти образы. – Она же вроде пухленькая, Витяй. Нет? Ты уверен?»

Молчание было ему ответом. Упрямое молчание. Все его сознание заполнили темные глаза. Завопил дурным голосом Чарли, видимо, требуя завтрака.

«Следи, слышишь, Виктор, следи, чтобы у Чарлика всегда был сухой корм, – говорила ему вчера перед уходом Бронникова. – Он не любит, когда миска пустеет. Нервничает».

«Он и так у вас в теле мужчина. Ничего страшного, если чуть-чуть на диете посидит», – огрызнулся было Витя, но, встретив испепеляющий взгляд, притих и решил не выступать. А миска была пуста. И Чарли, по всей видимости, начал нервничать. Витя залез в шкаф справа от холодильника и, вытащив оттуда пакет с сухим кормом, насыпал его в миску с горкой, приговаривая:

– Иди ешь, друг мой, и смотри не лопни…

Кот обнюхал подношение нового соседа по квартире и, вальяжно махнув хвостом, удалился, так и не соизволив откушать.

– Вот гад… – проворчал в ответ Смолин и вновь погрузился в работу.

Время летело незаметно. Раньше такого за Витей не водилось. Работая в офисе, он, бывало, отсчитывал минуты до окончания рабочего дня. Около часа заскрипел старый проржавевший замок на входной двери: в квартиру зашла Аня. Зашла, присела на табурет, встроенный в стенной шкаф для одежды, и, сняв черные лакированные полусапожки, сунула ноги в свои дежурные тапочки, розовые, со смешными помпонами. В прихожую потрусил кот, а за ним потянулся и Смолин, желающий узнать причину внезапного появления Бронниковой.

– Добрый день! – сказал он, улыбнувшись Ане. – Обеденный перерыв, что ли?

– Типа того, – ответила она. – Подготовился?

– Да, конечно, Анна Валентиновна… – продолжал улыбаться он. – И кота покормил…

Бронникова прошла на кухню:

– Чайку себе налью, не возражаешь?

– Анна, вы садитесь, я вам сделаю чай. Успел уже здесь все изучить.

Она села за кухонный стол, а Витя начал возиться с чаем.

– Смолин, – сфамильярничала она, – а тебе родственникам о своем местонахождении не надо сообщить? Совершенно случайно?

Витя промолчал, глубоко задумавшись. Надо. Но не хочется. И он не мог объяснить себе почему. Озвучил свои мысли:

– Надо, Анна Валентиновна. Конечно, надо. Но не хочется.

– Почему? – удивилась она.

– Не могу объяснить. Пока. Может, ты знаешь?

Аккуратненько так запустил это свое «ты» в ее сторону, внимательно наблюдая за реакцией.

– Я-то откуда могу знать? – еще раз удивилась она. – Надо – так бери мой телефон и звони. Если помнишь номера. Или интернет. Возьми мой планшетник. Напиши кому надо.

Она кивнула в сторону прихожей, где осталась лежать ее сумка. Витя, помолчав, неожиданно ответил вопросом:

– Анна Валентиновна, ты не замужем?

Та немного покраснела:

– Это-то здесь при чем?

– А ухажер? Ухажер есть?

– Смолин! Ты чего?!

– Да так, Анна Валентиновна, на свидание тебя хотел пригласить вечером.

Анна секунд двадцать пристально изучала лицо Вити, прикидывая, шутит тот или нет, и наконец вынесла свой вердикт:

– Смолин, никаких свиданий.

Теперь Витя начал пристально вглядываться в ее красивое, правильное лицо. А она тем временем добавила:

– Пока в школе свою миссию не завершишь.

Витя расплылся в улыбке.

* * *

А в это время в гораздо более северных широтах открыл глаза Борис Аркадьевич. Ужин с дядей Мотей завершился в четвертом часу утра, выпили они около двух литров самогона, поэтому самочувствие Бориса Аркадьевича оставляло желать лучшего. Спал он на втором этаже дома, в одной из двух верхних комнат, а Матвей остался внизу. Скрипник лежал в постели еще минут десять, пока желание посетить уборную не стало значительно превалировать над неприятными ощущениями, беспорядочно разбросанными по разным частям тела. Поплелся вниз. В доме было тепло, и он так и пошел, как встал, в одних трусах. Матвея в доме не обнаружилось, и Скрипник, сделав то, зачем он, собственно говоря, и вылез из постели, выглянул из дома в поисках хозяина. Тот сидел на веранде, босой, одетый в смешной цветастый халат. Октябрь в Карелии выдался теплым, на улице было больше десяти градусов, плюс вчерашний алкоголь немного откорректировал температуру тела Бориса Аркадьевича, поэтому тот смело вышел на открытую веранду в одних трусах. Мотя встретил его улыбкой:

– Доброго утречка! Я тут уже к завтраку накрыл!

Он указал на небольшой деревянный столик. Скрипник взглянул туда. Вяленая щучка, какая-то еще копченая рыбка, двухлитровая бутылочка пива, судя по цвету – пшеничного и нефильтрованного.

– Упс, – единственное, что смог вымолвить Борис, а Матвей протянул ему такой же, как и у себя, цветастый войлочный халат. – У вас здесь где-то варят нефильтрованное?

– Конечно, Борь. А ты думал, мы здесь на необитаемом острове? Варят в Сегеже. Пшеничное. Всю ночь охлаждалось. Прошу к столу. Рыбка вот…

Матвей открыл бутылку с пивом и, не пытаясь избавиться от пены, разлил напиток по кружкам. Борис тем временем закутался в халат и сел в деревянное кресло-раскладушку. Мотя подвинул кружку. Скрипник выждал немного, когда пена чуть-чуть осядет, и сделал большой глоток, вместивший в себя почти половину налитого объема. Затем поставил кружку на стол и, откинувшись в кресле, зажмурился от удовольствия. Участок Матвея граничил с лесополосой, а веранда как раз выходила окнами к лесу. Поэтому они сидели, попивали пиво, заедали его вяленой щукой и смотрели, как ветер играет листвой осенних карельских берез. За десять минут у Скрипника исчезла постукивающая боль в висках и тошнота, которая подступала к горлу, когда он спускался вниз со второго этажа. Но был и минус: мысли начали уходить в сторону, расплываться по пшенично-солодовым волнам по разным сторонам от правильных направлений.

– Щучка у тебя четкая, дядя Мотя. Сам делал?

– Конечно. Ты здесь кого-нибудь еще видишь? Конечно, сам. И ловил сам. И вялил. Вот этими вот руками.

Он показал Борису обе свои пятерни.

– Не пересоленная. И не пресная. Как надо.

– А то. Наслаждайся. Помнишь, на чем мы вчера остановились?

Скрипник не очень-то помнил. Помнил только, что Матвей ввязал его в теологический спор, который длился почти до четырех утра. К середине ночи крепкий (градусов шестьдесят) самогон Матвея осел в сознании Бориса капельками плотного тумана.

– Не очень-то.

– Ты мне кричал, что жизнь ужасна и несправедлива, а бог если и есть, то очень злой, раз позволил такому совершиться с Ленкой.

– Это я кричал? – переспросил Скрипник.

– Ну конечно, не я же… – Матвей поднялся с кресла и, обойдя стол, спустился с веранды вниз, на влажную, давно не кошенную траву газона.

– Ну а ты что? – спросил немного захмелевший Борис Аркадьевич.

– Как что? Убеждал тебя в обратном.

– И чего? Убедил?

– Похоже, что нет.

Матвей подошел к самой границе участка, за которой начинался лес. Наклонился, а выпрямившись, продемонстрировал Скрипнику находку:

– Беленький! Смотри, Петербург! Видел ты когда-нибудь, чтобы такие беленькие грибы росли прямо на участке?

Скрипник даже не взглянул на эту находку, только дополнил стоящие на столе и уже значительно опустевшие пивные кружки до целого. Матвей же продолжал монолог, не очень-то обращая внимание на Бориса:

– Вот так походишь утречком по участку и наберешь себе на обед грибочков, на жареху. А потом еще в огородик заглянешь, а там у Машки и лучок, и чесночок, и огурчики. Вот и сыт. И плевать, что пенсия – копейки. Все во благо тому, кто в бога верует…

Скрипник фыркнул, и вкуснейшее карельское нефильтрованное пиво попало ему не в то горло. Он закашлялся. А откашлявшись, выразил недовольство:

– Опять ты за свое, Матвей Аскольдович!

– А что – за свое… Это и твое, и мое, и каждого…

– Ну и какое же мне благо, глубокоуважаемый дядя Мотя, от того, что я сижу здесь, с тобой, на веранде этого замечательного дома, похмеляюсь пивом… Хотя, по-хорошему, не надо бы этого делать… А Ленка моя в коме лежит в вашей задрипанной больничке. Хотя должна рисовать сейчас свои шедевры на островах… Ну верую я, предположим, а мне вместо благ – похмелье да больничка… А, Матвей Аскольдович? Вопрос тебе.

Матвей Аскольдович не торопясь вернулся к столу и аккуратненько положил сорванный боровичок на лавку у входа на веранду. Затем вновь сел на свое кресло и, взяв кружку пива, сделал большой глоток.

– У меня нет ответа, Борис Аркадьевич. Веруя, веруя глубоко, всем сердцем, ты сам должен искать ответы на такие вопросы. Я вот, выйдя на пенсию, долгое время не мог понять, что же это такое? Как мне прожить на шесть тысяч рублей, что государство мне насчитало? У Машки – тоже копейки. Долго соображал. Жили в квартире тогда, в городе, у вокзала. У нас весь город – возле вокзала. Заметил? Не хватало элементарно на поесть. Мясо – по праздникам. И тут Вовка Петраков, Машкин брат, пришел как-то в гости и опять про свою дачу давай бубнить: заберите, мол, мне она ни к селу ни к городу, а продавать жалко. Домик, мол, разрушается, а огородник, говорит, из меня – никудышный совсем. Давай на тебя переоформим. Он уже не первый раз предлагал, но всё отказывались, ни к чему тоже. А тогда меня как стукнуло что-то. Давай, говорю, завтра же к нотариусу. И оформили. Я домик за пару лет выправил, утеплил – круглый год жить стали. Машка огород потихонечку, то-се. Квартиру сдаем теперь – тоже деньги. Пенсию индексируют. Иногда. Не голодали. А сейчас вообще, видишь – разносолы.

– К чему мне твоя история, Матвей Аскольдович? – Скрипник отхлебнул из кружки. – Пиво вкусное – спасибо. Дом хороший – молодец. И что?

– А то! – заорал на него Матвей. – Ты меня не слушаешь!

– Как не слушаю? – продолжал упираться Борис. – Я только тебя и слушаю, сутки уже. А до тебя Ленку свою слушал. Художницу. Так же трындела без умолку. А теперь в коме лежит, в больничке вашей. Чушь собачья! А я здесь с тобой пиво пью.

– Хватит тебе ругаться. Случилось уже. Раньше ведь и представить не мог, что такое вообще возможно, а сейчас – это факт. Думай теперь. Крепко думай.

– Я думаю, дядя Мотя. Постоянно думаю.

– Не о том.

Матвей снова встал и направился в дом, видимо, за новой бутылочкой пива: эта подходила к концу. Борис же, оставленный в одиночестве, наслаждался осенним карельским лесом. Небольшой ветерок нежно поглаживал поредевшую листву берез, а дальше за ними, в глубине лесополосы выделялись две больших, очень красивых сосны. Борису почему-то подумалось о Дмитриевском. Телефон еще вчера разрядился, а тут вдруг очень захотелось позвонить Денису и рассказать обо всем. И потом, Фарух с его участком… «Надо зарядить и позвонить», – подумал он и допил остатки пива.

* * *

А в это время Дмитриевский молча рассматривал бледное лицо Аблокатова. В напряженной тишине прошла минута. Денис прервал ее:

– Рассказывай.

– Так… Приехал к Ро в восемь пятнадцать, – затараторил Аблокатов. – Помчали к Фаруху. Забрали. Сложил в портфель. Потом к дяде Ване. Портфель из рук не выпускал. Потом в машину и сразу сюда. Поднялся на этаж – и к тебе.

– Ро с тобой поднималась?

– Нет. Пошла в «Спар». За сырками глазированными.

– Сейчас она где?

– Не знаю. Должна уже, наверное, вернуться…

– Позвони девчонкам. Кто там с ней в кабинете сидит? Маше позвони…

Аблокатов набрал номер Маши и, выслушав ее ответ, сказал:

– Ро нет.

– В машине портфель где лежал? – продолжил допрос Дмитриевский.

– Сзади, внизу, на коврике справа.

– А Марианна где ехала?

– К Фаруху и к дяде Ване – на переднем. В офис – попросилась на заднее, тошнит, мол… Денис, я понимаю, к чему ты клонишь. Но у меня здесь хитрушка в портфеле: замок с кодом. Вот, смотри…

Костя взял в руки портфель и ткнул пальцем в маленький кодовый замочек, фиксирующий ремешки.

– Открыть его без кода сложно. Тем более мы болтали всю дорогу, я на нее в зеркало смотрел. Она была спокойна. Вела себя как обычно. Слышишь меня? Если это сделала Ро, то эта женщина ни хрена не Марианна Ро. Это профессор Мориарти в юбке.

Дмитриевский вздохнул:

– Коли так – тогда ты, получается, изменник родины.

Бледное лицо Аблокатова покрылось нервными красными пятнами. Денис продолжал:

– Портфель твой с кодовым замком. Код знаешь только ты. Ро – спокойна, как слон. Ты нервничаешь, вон, весь пятнами пошел. Ты вор. А вор должен сидеть…

– Нет! – заорал на Дмитриевского Аблокатов, полностью потеряв самообладание. – Это не я!

– Ну тогда думай башкой! Если раньше не до этого было, хотя бы сейчас начинай!

Аблокатов скис и замолчал, насупившись. Денис же откинулся на спинку кресла. Позвонил Марианне. Еще раз. И еще. Кинул телефон на стол.

– Не берет? – подал голос Аблокатов.

Денис, оставив вопрос без ответа, снова взял телефон. Позвонил Георгию Александровичу – руководителю структуры, обеспечивающей безопасность фирмы Дмитриевского. Тот ответил почти сразу. Денис вкратце обрисовал ситуацию. Георгий матюгнулся в трубку. Помолчал, матюгнулся еще раз. Потом сказал:

– Я вызову Забирохина. У меня он единственный бывший опер.

– В ментовку надо? – спросил Денис, вытаскивая сигаретку из пачки «Парламента».

– Обязательно, – ответил Георгий, – только объект правонарушения должен быть немного другой. Напиши в заявлении, что деньги из кассы вытащила. У вас в конторе касса есть?

– Нет.

Георгий опять матюгнулся.

– Скажешь так: клиент принес наличку, небольшую сумму, за юридические услуги, а она должна была отвезти ее в банк. И не довезла. Тысяч двести. Чтобы не было лишних вопросов у других федеральных структур фискального толка. Ферштейн? А Забирохина сейчас выдерну. Он в деревне, на последние грибы в этом году охотится.

– Да? – удивился Денис. – А мне другое говорил…

– С Аблокатовым сам разберешься?

Звук у динамика Дмитриевский выставил на минимум, но Костя, как будто почуяв, о чем идет речь, тут же вскинул глаза на Дениса.

– Да, – односложно ответил тот.

– Хорошо. Не кисни там, Хаммурапи… Прорвемся…

Георгий повесил трубку. Денис закурил и подошел к окну, в которое уже минут двадцать стучал противный осенний дождь. Смотрел вниз, на стремительно темнеющий от крупных капель асфальт. Мысли его унеслись далеко-далеко, в детство. Неожиданно вспомнил, как сидел на руках у дедушки, так же глядя в окно, на холодное весеннее солнце, и вдруг эти позолоченные лучи, пробравшись в гостиную их двухкомнатной квартирки на Малой Охте, весело заплясали зайчиками на старом дедушкином серванте. Он выскочил тогда из объятий деда и побежал к серванту, стараясь поймать эти яркие зайчики первого весеннего солнца. Было ему тогда года четыре, и это стало первым его осознанным воспоминанием. Денис с трудом, но все-таки вернулся в реальность и уже немного спокойнее сказал Косте:

– Вызови полицию. Мы отправили Ро с наличностью в размере двухсот тысяч рублей в банк вчера во второй половине дня. Сегодня она не явилась на работу. Вряд ли они будут сильно копать, но факт заявки и возбуждения нам нужен.

– Хорошо.

– У тебя, кроме тачки, еще какое-нибудь имущество есть? – Денис сделал затяжку, разглядывая портфель Аблокатова. Костя напрягся. Задумавшись на секунду, ответил:

– Квартира на юго-западе. И дача под Тосно. С отца год назад на себя перевел. Через дарение.

– Слушай, я понимаю, что ты юрист, но на фига мне подробности? Принеси оригиналы свидетельств. И паспорт свой давай. Полежит у меня в сейфе. Пока все не рассосется.

Аблокатов вынул из внутреннего кармана пиджака и выложил на стол паспорт. А Денис все вертел в руках и рассматривал светло-коричневый модный портфель, с которым явился Костя.

– О! Я понял, что не так. Скажи, а почему портфель абсолютно пустой? Предположим, она вытащила деньги. Засунула книгу. Но что, у тебя больше ничего там не было?

– Было, – буркнул Костя. – Зеленая прозрачная папка с документами по зданию на набережной Карповки, ручка «Паркер», пачка кофе «Президент»… Меня вчера Люся просила купить.

– И где все это?

– Не знаю.

– Зачем она вытащила кофе и ручку?

– Я не знаю, Денис.

– А мне кажется, что я знаю. Мне кажется, я понял, в чем дело.

– В чем?

Денис повернулся к окну и открыл его, выпуская на улицу сигаретный дым и остатки непонимания.

– Ты понял, в чем дело, Костян? – с улыбкой спросил он. – Понял? Знаешь, с чем мы имеем дело?

– С чем?

– С чем-то очень крутым… У меня аж холодок побежал по спине… – Дмитриевский демонстративно поежился.

– О чем ты? – продолжал допытываться Аблокатов

– О том, что она нравится мне все больше и больше! И я найду ее, говорю тебе!

– Ты скажешь мне, в чем дело?! – Костя опять сорвался на крик.

– Скажу, – спокойно ответил Денис, – Это не твой портфель. Она не вытаскивала денег. Она просто заменила портфель на такой же. У нее было что-нибудь с собой? Большая сумка или пакет? Куда мог бы влезть такой портфель?

– Да… Сумка спортивная. Говорит, в спортзал собралась после работы… – растерянно ответил Костя. – Точно… – Он внимательно рассмотрел внутренности портфеля. – У меня ручка потекла с месяц назад, испачкала внутри немножко… А здесь чисто все… Похоже, ты прав. Но это же бред!

– Почему? Она все просчитала заранее… – Денис сел на подоконник и поставил пепельницу себе на бедро.

– Так я об этом и говорю. Бред. Как она могла просчитать заранее, если вся сегодняшняя движуха была импровизацией? Она была не в курсе Фаруха…

– Уверен?

– Не знаю. Я теперь уже ни в чем не уверен. Ты у меня паспорт отобрал…

– Ты мне еще заявление напиши, друг мой… По собственному. Мы же вроде с этого начали? Я его тоже в сейф пока уберу. Даты не ставь.

В кабинет без стука, как обычно, зашла Орлова. Глаза у нее были на мокром месте. Ребята примолкли, хмуро глядя на Олю и ожидая, что еще принесла им кривая этой странной рабочей среды. Оля опустилась на диванчик рядом с Костей и посмотрела на Дениса, который так и остался сидеть на подоконнике.

– Меня какая-то сволочь обрызгала сегодня. Пальто в мусорку. Ну как так, ребят? Откуда у нас такие лужи на дорогах, а? Каждый год делают-переделывают, а лужи все больше и больше. Откуда они берутся? Почему в Финляндии нет луж? Я была в Финляндии – там нет никаких луж на асфальте, а здесь черт-те что. Какая-то сволочь дорогу так сделала, что другая сволочь, на белой «Шкоде Октавиа», обрызгала меня с ног до головы. Пальто в помойку.

Ребята молча слушали ее, думая о своем.

– Вам не интересно? – спросила Оля, повернувшись к Косте.

– Интересно. Очень интересно, – ответил тот.

– Грузовики, Оленька, – сказал Денис, затушив сигарету.

– Какие еще грузовики?

– Грузовые машины. Выезжают ночью, а когда чиновники засыпают, они портят асфальт своим бесконечно монотонным движением.

Ольга фыркнула и направилась к двери. Однако дверь открылась, прежде чем она успела даже взяться за ручку. В кабинет вошел рекламщик Василий, захлопнул за собой дверь и, осмотрев всех присутствующих, сказал:

– Ребята, Витя пропал.

И стоящая рядом с ним Оля, и сидящий на диване Аблокатов, и примостившийся на подоконнике Дмитриевский молча уставились на Васю.

– Мама его звонила. Он до сеструхи не доехал. Должен был в понедельник еще прибыть. Не прибыл.

Троица молчала. Потом Денис, соскочив с подоконника, достал еще одну сигарету:

– Костя, займись полицией, а?

Тот молча вышел. А Дмитриевский приблизился к зеркалу и в очередной раз внимательно посмотрел на себя. Внутри него впервые за долгое время все успокоилось. Ни мандража, ни волнения, ни страха. Словно произошло что-то неисправимое. Мозг мгновенно начал выдавать варианты очередного поиска беглянки. И откуда-то из неизведанных глубин естества наружу поднимался завораживающий азарт охотника. Скорее даже гончего пса, почуявшего след добычи.

 

Ученики, которые готовились к городской олимпиаде, удивили Витю своей внимательностью. Задача, которую они разбирали, была не самой легкой на свете, он сам пыхтел над ней на кухоньке «своей» новой квартиры.

После занятия новоиспеченный педагог зашел в учительскую. Там он хотел добыть какую-нибудь информацию о двух классах, в которых завтра планировались уроки. В учительской две барышни, тихо переговариваясь, пили растворимый кофе. Смолин подошел к ним и, улыбаясь, попросил разрешения присоединиться. Одна из них, молодая, лет двадцати пяти девушка сказала, мельком осмотрев Витю:

– Конечно! Ради бога.

И Смолин, насыпав себе ложечку «Нескафе Голд» и две сахара, залил все это дело кипятком и присел к ним.

– Я Витя, – сказал он после небольшой, как ему казалось, случайно возникшей паузы.

– Знаем, – ответила девушка; вторая же дама, немного полноватая женщина лет тридцати пяти, даже не удостоила его взглядом.

– Новый учитель информатики, – добавил Смолин, обращаясь уже в большей степени ко второй женщине. Та почему-то фыркнула в ответ, а молодая, как будто не заметив этого, улыбнулась:

– Да не… Замещаешь только… Пока Лоркин болеет.

– Ну да… – Смолин отпил кофе. – Но тем не менее на эту неделю я – новый учитель информатики, верно?

– По мне так да, – вновь улыбнулась молодая учительница, покосившись на подругу. Та продолжала дуться и смотреть в сторону, как будто Витя чем-то умудрился ее обидеть. – Я Лена Зосимова, – продолжила девушка. – Музыка, пение, хореография. А это Валентина Тимофеевна. География.

«География» еще раз фыркнула и наконец подала голос. Видимо, терпеть подобное обращение для нее оказалось гораздо сложнее, чем продолжать свой странный бойкот.

– Какая еще Тимофеевна? – безапелляционно заявила она. – Вы же не первоклашки? Валя. Ну, в крайнем случае – Валентина. Понятно?

«Конечно, Валентина Тимофеевна!» – вдруг очень сильно захотелось сказать Вите, но он, сделав над собой усилие, произнес:

– Конечно. Ну какая вы Валентина Тимофеевна? Валя!

– И на «ты» желательно. Если уж типа коллеги.

– С удовольствием! – быстро сориентировался Витя. – Я вообще как-то не очень переношу официоз… Поэтому, если позволите на «ты», так вообще супер. – Чуть выдохнул про себя и продолжил, уже более спокойно: – Вы мне подскажите, пожалуйста, если знаете, конечно… У меня завтра два класса: девятый «Б» и десятый «В»… Как там обстановочка? Может, есть чего?

Дамы одновременно с удивлением уставились на него, будто не понимая вопроса. Потом Валя протянула:

– А тебе заче-е-ем? Ты здесь вроде на воспитательных работах, говорят? Проведешь завтра два урока – и все, свободен. Я общалась с Аллой. Тебя ее подружка Бронникова привела, ты там вроде накуролесил чего-то…

Смолин притих, не сразу сообразив, что ответить. Действительно, Валентина Тимофеевна была частично права.

– А вы ее знаете? Бронникову?

– Я знаю, – ответила Валя, – хорошо знаю. Учились в одной школе.

– Валя, у нее парень есть?

Дамы посмотрели на него с подозрением, а он продолжал гнуть свою линию:

– Ну а чего. Нормальный вопрос. Нравится мне девчонка. Чего, сложно ответить?

– Нет вроде никого. Был давно какой-то ухажер. Мы школу оканчивали тогда. Влюбился в нее шибко. И она вроде его не футболила. Хулиганистый. Как же его звали… – Валентина задумалась, откусывая печенье. – То ли Вася, то ли Валя… Неважно. Не получилось у них.

– А чего не получилось?

– Посадили его. За разбой. А она в Питер уехала – учиться. Там уж я не в курсе, был кто у нее или нет. А сейчас точно нет, я бы знала. Алка-то языком без конца мелет…

– А парень тот вышел?

– Да кто же его знает. Может, и вышел, а может, и нет еще. Здесь его видно не было…

В учительскую вбежала Алла Николаевна, прервав их занимательную беседу:

– Витя, блин, ты чего здесь засел? Не найти! Аня звонила – срочно лети в больницу к ней, там в бухгалтерии компьютер полетел! А у них отчет… Бегом!

Витя выскочил из-за стола и, не попрощавшись с собеседницами, быстро направился к выходу. Алла Николаевна побежала за ним. Девушки посидели минутку молча. Потом Валя покосилась на подругу и спросила, откусывая печенюшку:

– Ты поняла вообще чего-нибудь?

– Не-а.

Через пятнадцать минут Витя стоял над компьютером в кабинете главного врача больницы, а из-за его плеча выглядывали Аня Бронникова, главврач Киселева и санитар Серега. Витя напряженно смотрел на погасший экран монитора, а троица за его спиной с тем же напряжением смотрела на затылок Смолина, заросший длинными светлыми волосами.

– И чего? – спросил Витя, не поворачиваясь. – Просто вырубился – и все?

– Да, – дрожащим голосом ответила Киселева. – Просто вырубился – и все. Чего-то треснуло там внутри. И все погасло.

– Фигово, – единственное, что нашел сказать Витя.

– Витенька, – продолжила Киселева, – там у меня курсовая по психогенетике. Два месяца писала. Спаси ее. Слышишь, родненький? Спаси! Наш техник – в отпуске. На тебя вся надежда.

Бронникова проникновенно вглядывалась в затылок Смолина. А тот, как будто чувствуя это, повернулся к ней и сказал с улыбкой:

– Сделаю. Но системник заберу домой, ладно? И поковыряюсь…

– Забирай! – Киселева чуть успокоилась, увидев уверенность Смолина. – Постарайся только побыстрее, а? Ладно?

– Конечно. Надеюсь, завтра верну.

Он взял системный блок вместе с проводами и вышел из кабинета главного врача. Через минуту в коридоре появилась Аня:

– Витя, точно сделаешь?

– Думаю, да, – ответил Смолин, пряча улыбку. – Но кое-что может мне сильно помочь в этом деле…

Бронникова молча ожидала продолжения.

– Свидание. Свидание с одним милым невропатологом.

Аня фыркнула:

– Господи, ты опять о своем…

Потом задумалась – в ее красивых карих глазах играла улыбка – и продолжила:

– А на что ты девушку собрался на свидание вести, друг любезный? У нас здесь, конечно, не Питер, но бесплатно в ресторанах не кормят. И даже вход в кинотеатр платный, представляешь? Цветы тоже денег стоят…

– Цветы?

– Да. Цветы. Я кстати, лилии люблю. Или ты альфонс? – рассмеялась Бронникова.

Витя закусил губу, продолжая обнимать системный блок.

– Да не. Ну какой я альфонс. А деньги… Деньги в долг взял бы. Попросил бы.

– У кого?

– У тебя, – ляпнул он. Аня расхохоталась и пообещала:

– Я подумаю.

* * *

А в это время на севере Карелии в уютном дачном доме Матвея Аскольдовича Прапорщикова, точнее на его веранде, подходила к логическому завершению вторая за утро двухлитровая бутылка пшеничного нефильтрованного пива. Увеличившееся количество алкоголя в крови собутыльников изменило их разговоры, и ближе к обеду от теологии они перешли к политике. Теперь уже дядя Мотя с непонимающим видом вопрошал, глядя на пылающее уверенностью лицо Скрипника:

– Я вот чего не понимаю, Боря, объяснишь, может… Ведь давно уже у всех крупных держав есть оружие массового уничтожения. Так?

– Да, – ответил Скрипник, вытирая пену с трехдневной щетины.

– Ну вот. Шмальнет кто-нибудь один, за ним сразу же другой, третий – и все кончится. Так?

– Да.

– А зачем тогда это делать? Ведь правители, если я правильно помню историю, всегда воевали зачем-то. Была цель. Новые территории там… Превосходство одной расы над другими и тому подобное. Так? А здесь-то чего будет? Никаких рас. Одна большая территория, ничем и никем не заполненная. Пингвинами, может. Или крысами. Там же вроде дядьки все умные, неужели не понимают? Смотри вот, Борис Аркадьевич… Ничего, что так официально? Тема такая… официальная… – Матвей глотнул пива и посмотрел на Скрипника.

– Ничего, дядя Мотя. Как тебе удобнее, так и действуй.

– Ну вот, смотри. Есть у нас в городе проспект, главный, типа как у вас – Невский. Он у нас Пролетарский называется. И выходит прямиком к вокзалу. А у вокзала стоят два ларька, давно, лет уже, наверное, двадцать пять. Торгуют одним и тем же: алкоголь, сигареты, соки, вода, шоколадки какие-то… Один ларек азербайджанца Ильяса. Второй – Маньки Соколовой. А теперь, Борис Аркадьевич, представь, что это и есть вся наша планета Земля. Площадь у вокзала и два ларька на ней. Представил?

– Ну.

– А теперь представь, что и у Ильяса и у Маньки в ларьках есть ядерные боеголовки, якобы для защиты. Друг от друга. И каждый из них знает: даже если кто-то один выстрелит – то исчезнут оба, и вокзальная площадь, кстати, тоже. И все равно продолжают бубнить что-то, ругаться, поливать друг друга грязью, швыряться тухлыми яйцами. Вопрос: зачем? Почему не жить спокойно? Дружно?

– Интересная аналогия, – задумался Борис, поглядывая на сгущающиеся на востоке тучи. – Никогда о таком не думал.

– Ну а вообще на эту тему думал?

– Да, Матвей Аскольдович.

– И? Поделишься?

– Поделюсь. Ты с ларьками мне пример привел, а я с тобой поделюсь наблюдениями изнутри социума под названием… ну, например, «офис небольшого коммерческого предприятия». А там такое… У предприятия есть собственник, у него свои цели, обычно – получить как можно больше прибыли. Для этого он выстраивает отношения с рынком, конкурентами, клиентами, сотрудниками. У каждого сотрудника тоже есть свои личные цели. В соответствии с ними те выстраивают свои отношения друг с другом. Я человек опытный: пять мест работы сменил. Знаю, о чем говорю. И везде, слышишь, Матвей Аскольдович, везде было одно и то же…

Скрипник прервался на секунду, вспоминая, а Матвей поднялся, нервно обошел вокруг стола, вернулся и снова сел.

– Одно и то же, – повторил Борис.

– И что это?

– Даже не знаю, как это определить в более-менее приличной форме…

– Боря! – удивленно взглянул на собеседника Матвей. – Оглянись. Мы торчим на самом севере Карелии, у Белого моря, на моей даче, бухие который день. Забудь уже о приличиях. Не в филармонии, друг мой.

– Это да. Ну и хорошо… Наиболее приличное выражение, которое подходит, – это «меряются письками». Руководство фирм меряется письками с конкурентами, с властями, если прижмут, и с заказчиками, если наглеют. Сотрудники – друг с другом. Подставляют. Жалуются. Прикалываются. Наверх лезут…

– И чего? При чем здесь это?

– Так это микромир, Матвеюшка. А теперь камера медленно отъезжает, позволяя зрителю наблюдать все более и более крупный план. И что мы видим? Вместо предприятия – целая страна. А там что? То же самое: руководитель и сотрудники. Камера отъезжает еще чуть-чуть – что видим? Другие страны – конкуренты нашего предприятия на рынке земного шара. И? Кругом одно и то же. Руководство меряется письками с конкурентами, сотрудники – друг с другом. Подставляют друг друга, жалуются, прикалываются. Наверх лезут. Смекнул?

Матвей молча смотрел на Скрипника, а тот все оглядывал небо, ища темные грозовые тучи. Затем продолжил:

– У кого масштаб мышления поменьше – руководят предприятиями. У кого побольше – странами. И все как один меряются письками, только каждый в своей лиге. Иногда, правда, кто-то пытается вылезти из низших лиг наверх и показать, что у них тоже все выпирает наружу – и терпеть нет мочи. А иногда и наоборот.

Матвей все молчал, насупившись, а потом рассмеялся, глядя на серьезное лицо Бориса Аркадьевича:

– А у тебя талант комика. Знал об этом?

Борис без тени улыбки поднял бровь. Матвей продолжил, видя, что реакции пока нет:

– Ты очень смешно рассказываешь, а вид при этом у тебя очень серьезный. Продолжай в том же духе – составишь конкуренцию Семену Альтову.

– Не выдумывай. Семен Альтов – вне конкуренции. – Скрипник перевел дух после своего выступления. – Меня и коллеги, и даже Ленка считают человеком без чувства юмора. И я думаю, они правы.

– Ну-ну! – рассмеялся Матвей. – Ладно, хорошо. Хорошая версия. И ты считаешь, что взаимная агрессия, уколы, войны – все это из-за желания доказать, что у кого-то это место длиннее?

– И длиннее, дядя Мотя, и крепче. Но это лишь одна причина. Есть еще и вторая. Тоже важная. Поиск адреналина. Приключений на пятые точки. Так ведь просто мериться – скучно. Снял портки от Томми Хилфигера, достал циркуль – и все. Дело в шляпе. Скучно. А распихать по всему миру С-300? Вот тут адреналин и попрет. Причем и у тех, кто ставит, и у тех, на кого их направляют. У всех. А в офисе как ребята адреналин получают? В выходные кто-нибудь с тарзанки прыгнет – и нормально. На неделю запас есть. Опять же здесь вопрос масштаба, Матвей Аскольдович.

– Хорошо. Хорошо. А сделать-то что-нибудь можно? Есть предложения?

– Да нет. – Скрипник грустно улыбнулся. – Никаких конкретных предложений, хотя…

– Чего? – зацепился за это Матвей. Посмотрев на стремительно пустеющую кружку, грустно добавил: – Пиво кончилось. Кто побежит?

– Давай остановимся, дядя Моть… Поспим чуток. А вечерком в баньку. С квасом.

Тот в недоумении воззрился на собутыльника:

– Ты точно русский? Паспорт есть с собой?

– Есть. Русский. Не хочу просто больше…

– Ну ладно, – не стал уговаривать его Матвей. – Ты не закончил. Я прервал тебя своим пивом, старый дурень… Есть идеи?

– Не совсем. Есть ощущения какие-то. На уровне таких полудогадок.

– Ну не томи, а… А то я сейчас первый спать пойду. Сам будешь баню себе топить! – Матвей еще что-то буркнул, но очень неразборчиво. Борис же продолжал, не обращая внимания на ворчание соседа:

– Мысли мои, когда я думаю про это, крутятся все время почему-то вокруг Ленки моей. Художницы. Которая сейчас в вашей больничке лежит без сознания.

– Боря, я помню, кто такая твоя Ленка, можешь все ее регалии каждый раз не упоминать… – Дикция Матвея становилась хуже прямо пропорционально исчезновению пива из кружки.

– Да. Она, понимаешь, рисует сюжеты свои, ей в это время вообще ни до чего дела нет. Днем Ленка ходит в офис, как многие люди, но она там по-другому себя ведет. У нас я не видел такого отношения к коллегам. С уважением, спокойно… Они дизайном интерьеров занимаются. А домой летит на крыльях, особенно если работа незаконченной стоит… Надо мной, правда, любит приколоться… Но тут я чаще всего сам подставляюсь. Я к чему это… Мне кажется, если бы все походили на мою Ленку, то обстановка на планете была бы более спокойной, что ли. Она ни с кем не стала бы мериться ничем.

– А она согласилась бы?

– С чем? – не понял Борис.

– Стать политиком.

Борис глубоко задумался.

– Да нет, конечно.

– Ну вот, – улыбнулся Матвей, – вот тебе и ответ.

Он встал из-за стола, потянулся.

– Ну что, ты спать?

– Да, – ответил Скрипник. – Подремлю пару часиков.

– Я тогда баньку к четырем сделаю…

– Давай. Если не встану, так ты меня растолкай, ладно?

Борис медленно поднялся и пошел к дому. Его телефон, так и не получивший свою порцию зарядки, остался лежать на столе. Матвей взял его в руки и стал рассматривать со всех сторон. Проворчал:

– Ох уж эти питерские пижоны. Таскаются с телевизорами по лесам…

Положил телефон на место и направился к бане.

* * *

Аблокатов через час вернулся в кабинет Дмитриевского, опасливо заглянул внутрь и, увидев, что шеф на месте, ловко вошел.

– Быстро ты, – удивился Денис, внимательно разглядывая его бледное лицо. Правый глаз Кости чуть-чуть подергивался от напряжения.

– Сам в шоке. Приехали через двадцать минут после звонка. За сорок минут оформили заявление. То ли у них такой сервис теперь – все для клиента, то ли работы нет. А ты чего здесь надумал?

Дмитриевский продолжал пытливо вглядываться в лицо Аблокатова, отвечая молчанием на вопрос; тот же, привыкший к такому поведению шефа, особенно в кризисные минуты, терпеливо ждал реакции. И она последовала минуты через две, когда Костя уже уселся на черный диванчик.

– Смотри какие мысли. Портфель ты себе выбрал хорошенький. Дорогой. Молодец. В городе всего два бутика торгуют этой маркой. Я не думаю, что товар разлетается, как горячие пирожки у метро, по сто штук за день.

Дмитриевский протянул Косте фотографию Марианны, распечатанную на цветном принтере. Тот взял ее и скривился, как будто увидел что-то очень неприятное.

– Едешь в бутик на Старо-Невский, очаровываешь менеджеров, получаешь информацию. Понял?

– А ты? – спросил Костя.

– А я поеду в магазин на Петроградку. С теми же целями.

– Ты чего, решил поиграть в сыщиков?

– Да, Константин Сергеевич, решил. Ты поиграл в дебила? Первый тайм ты уже отыграл? Теперь поиграем в сыщиков. И молись, чтобы игра не скатилась к послематчевым пенальти. Давай, вперед.

– Полиции не доверяешь? Там оперок вроде толковый был…

– Под лежачий камень, Костя, ничего не затечет, ни вода, ни Connemara. Давай! Отзвонись, как и чего, если я тебя раньше не наберу.

– А портфель-то дашь?

– Нет. Сфоткай. Портфель я заберу.

Аблокатов кивнул, дав понять, что вник в задачу, и исчез за дверью, Дмитриевский, одевшись, также направился к выходу.

Он открыл дверь в симпатичный маленький магазинчик на углу Каменноостровского и набережной реки Карповки через двадцать минут: удачно проскочил Троицкий мост, который в это время обычно стоял в пробках. Зашел и покрутился посередине магазина, в задумчивости разглядывая изобилие кожаных портфелей, сумок, ремней и кошельков. В правой руке он держал портфель, а левая нервно теребила в кармане куртки красное служебное удостоверение капитана ГИБДД, которое он иногда брал у Коли Сарпова, младшего брата жены, на время его отпуска. Перевел взгляд на менеджера магазина – высокую блондинку, которая неожиданно выбежала из-за прилавка. В свойственной ему манере молча вгляделся в ее правильные, аккуратные черты лица, думая, что использовать для более конструктивного диалога: удостоверение полицейского, пусть и автомобильного, или пятитысячную купюру из другого кармана. Но девушка, заметив портфель в руке Дениса, сама начала беседу:

– Добрый вечер! Что, не подошел? А я ведь предупреждала вашу жену вчера, пусть хоть фотку скинет: вещь-то на любителя! А она говорит – точно понравится. Ну вот! А вам не понравилось, да? Чек-то взяли?

Дмитриевский мгновенно сориентировался:

– Здравствуйте! Вы не так поняли… Портфель отличный – сдавать и не подумаю!

Девушка непонимающе смотрела на Дениса, но не прекращала улыбаться, что многое говорило об уровне бутика и ее профессионализме.

– Жена вчера по карте рассчиталась. А банк у нее списал на пять тысяч больше. Чек потеряла. Дуреха. Никогда ничего не сбережет, что нужно! У вас же хранятся? Можете посмотреть?

А сам скрестил пальцы в кармане красивой черной кожаной куртки, думая: только бы по карте, только бы по карте, только бы…

– А вы уверены, что по карте? – спросила менеджер, направляясь к прилавку. – Вчерашние чеки все здесь…

Она перебрала их дважды: чеков было немного.

– Нет вроде, – подняла глаза на Дениса, – наличкой, наверное. Сейчас вернусь, гляну в бухгалтерии.

Блондинка ушла вглубь магазина и исчезла за темно-коричневой дверью. В бутик вплыла женщина лет сорока и с интересом начала изучать витрины. И осмотрев почти все, принялась изучать Дмитриевского и наконец добралась взглядом до портфеля, который тот все еще держал в руке.

– Хорошенький…

Дмитриевский мельком взглянул на себя в отражении зеркального шкафа справа от входа:

– Спасибо! Сплю только не очень…

– Я про портфель вообще-то, – улыбнулась дама. – Димочке хочу подарок купить. На день ангела.

– На день ангела? – не поверив, переспросил Денис, протягивая женщине портфель для изучения.

– Да. Спасибо. – Она взяла портфель и влезла внутрь, изучая наполнение.

– Муж ваш?

– Можно и так сказать. Гражданский.

Девушка-менеджер вернулась из хозяйственного помещения в глубине магазина, и – о чудо – Дмитриевский увидел в ее наманикюренных пальчиках белый прямоугольник чека.

– Нашла, – сказала она Денису. – Вот, держите. По карте оплачивала. Я вспомнила. У нее очень долго расчет шел. У вашей жены. Подтверждение от банка не проходило. Мы даже успели обсудить новый клип Леди Гаги.

– Моя жена слушает Леди Гагу? – улыбнулся Денис.

– Вот ужас, – буркнула дама и вернула ему портфель. Дмитриевский пояснил ей, рассматривая чек:

– Жена вчера за портфель расплатилась пятнашкой, а банк двадцать списал. Представляете? Куда – непонятно. Будем разбираться.

– Вот ужас! – повторила женщина.

– А вообще непохоже на «ОблГазБанк», – ни с того ни с сего проронила девушка-консультант.

Дмитриевский молча уставился на нее, ожидая продолжения.

– У меня была карта в этом банке, – пояснила девушка. – Не золотая, как у вашей жены, но все-таки… Таких приключений они мне никогда не устраивали, это точно. Все четко.

– А чего избавились, коли все так хорошо? – вступила в разговор женщина-покупательница.

– На другую работу перешла, – пояснила девушка. – А там принцип был у руководства: только «Сбер». А две мне зачем? Вот и закрыла ту.

Дмитриевский получил от визита даже больше, чем ожидал, и теперь размышлял, как незаметно и быстро исчезнуть. И, как часто бывало и раньше (если везет – то везет во всем, а нет – так уж нет), его спас телефонный звонок от Васи. Денис, сделав вид, что звонок очень важный, поспешил ретироваться, оставив женщин обсуждать банковские услуги. Трубку так и не взял. Забравшись в машину, дождался, пока Вася уймется, сфотографировал чек и отправил его сообщением своей знакомой Вике Коротковой. Вика, подружка жены Дмитриевского, за пятнадцать лет трудового стажа сменила несколько кредитных организаций в качестве рабочего места и во многих из них имела хорошие подвязки. К фотографии чека Денис приложил название банка, которое так любезно сообщила ему продавщица, и собрался было уже звонить Вике, но та опередила его сообщением: «Ну, что опять?» Дмитриевский, не тратя время на шутки, попросил ее достать всю информацию, которую подавал владелец карты при открытии счета.

Возникла небольшая пауза. Денис позвонил Косте. Тот еще даже не доехал до вверенного ему бутика: стоял в пробке где-то на Садовой. Дмитриевский попросил его вернуться в офис и ждать там развития событий. Затем перезвонил Васе. Тот завопил у него в ухе:

– Денис Александрович, я разговаривал с Витиной сестрой, он так и не объявился!

– В полицию заявились?

– Говорит – нет. Ждут до выходных. Говорит – у него бывает такое, может выпить, накуролесить, а потом стыдно выплыть со дна. Но всегда выплывал. Максимум, говорит, неделю пропадал. Потом пришел, как побитая собака.

– Интересно, – задумчиво проговорил Денис, – а знаешь чего… Я тебе сейчас вышлю телефончик, знакомая моя работает в кассах, на железке. Всегда через нее билеты делаю. Ты ей позвони, скажи, что от меня. Дай вводные. Попроси, пусть она найдет данные тех, кто с Витей в купе ехал. Если там молодежь какая, парни, то, скорее всего, эта версия имеет право на жизнь. Окей?

– Окей, – ответил рекламщик и отключился. Денис сбросил ему обещанный номер.

Через пару минут написала Вика:

«В банке есть подружка. Обязательная, но жадная. Скинь мне на карту 10 тысяч, а я ей переведу. Она все сделает».

«Быстро?»

«Да».

«Давай номер карты».

Денис с помощью смартфона перевел Вике десятку и поехал в сторону офиса. Не проделал и половины маршрута, как планшет на пассажирском сиденье брякнул свежими почтовыми сообщениями. Свернул на первую попавшуюся парковку, прижал машину к бордюру. От Вики пришло два файла: заявление об открытии рублевого счета в «ОблГазБанке» от февраля 2010-го и копия паспорта заявителя. Дмитриевский вчитался в документы. Марина Вениаминовна Рогачева 1985 года рождения.

– Тебе тридцатничек… – пробормотал Денис, читая дальше.

Место рождения – Санкт-Петербург. Зарегистрирована на Московском, дом 134. Адрес фактического проживания… Дмитриевский, щурясь, вчитался в несколько смазанный текст. Улица Благодатная, дом 8, квартира 121.

– Благодатная, да… – продолжал бормотать Денис. – Это от слова «благодать», да? Что Благодатная, что Московский – это все рядышком. Пешочком можно. На Московском родители, видимо. А ты квартирку прикупила? Недалеко… А чего не перерегистрировалась? Жалко? Квартплата больше станет? Или времени нет? А может, снимаешь?

Дмитриевский притих, задумавшись, а затем переслал оба адреса ребятам в офис с указанием: срочно заказать сведения из реестра прав на обе квартиры. Ждать пришлось десять минут, за которые он дважды в нетерпении звонил в офис. Наконец почта вновь брякнула сообщением, и Денис открыл файл с двумя выписками из ЕГРП. Собственник квартиры на Московском – Вениамин Иванович Рогачев. Собственник квартиры на Благодатной – Марина Вениаминовна Рогачева. Видимо, отец и дочь.

– Ага, – проворчал Денис, глядя на экран планшетника, – а чего же ты так близенько-то от родителей? Тоже мне переехала… Любишь? Или болеют?

Он позвонил Аблокатову:

– Костя, ты в офисе?

– Да. Приехал только.

– У тебя деньги есть?

– Смотря сколько надо, Денис Александрович…

Голос в трубке звучал немного испуганно. Денис живо представил себе бледное лицо Аблокатова.

– Тысяч пять найдешь?

– Рублей?

– Да.

– Найду, конечно.

– Отлично. Сейчас спустись вниз, на ресепшен. Там сегодня из охранников Митя дежурит. У него всегда с собой травматика какая-то. ОСА, что ли. Возьми у него в аренду до завтра. Предложи пятерочку. У них зарплата только через неделю. Если чего – скажи, что мне надо. Скажи, что вернусь и добавлю, если заартачится. Понял?

– Ага.

– Возьмешь и сразу выезжай. Адрес сейчас вышлю. Понял?

– Да.

– Точно? Повтори…

– Денис, я накосячил по-серьезному, знаю. Но я не полный дебил…

– Окей. Давай быстренько.

Денис скинул адрес Аблокатову и сам двинулся в путь. Время подходило к шести. Рабочий день завершался, и офисы, потихоньку пустея, переправляли свое население на автомобильные дороги города. Навигатор Дениса покраснел от пробок. «Ожидаемое прибытие через час», – написал прибор.

Прибыл через пятьдесят минут. Аблокатов еще не появился. Денис припарковался чуть в стороне от дома, вышел и осмотрелся. Обычный, ничем не примечательный новый и хороший многоквартирный дом. Подошел к парадной, где находилась искомая квартира. Увидел домофон. Консьержа не заметил. Вернулся в машину и еще раз набрал номер Аблокатова:

– Ты далеко?

– Десять минут, пишет…

– По Московскому едешь?

– Ага.

– Мимо метро будешь проезжать, купи букет цветов, а?

– Зачем?

– Надо.

– Понятно. Хорошо. Каких?

– Да все равно. Подешевле.

– Ладно.

Костя подъехал минут через пятнадцать и с букетом перебрался в машину Дмитриевского.

– Положи назад, – кивнул на цветы Денис. – Пистолет давай.

Аблокатов протянул ему небольшое травматическое оружие, и тот, покрутив его в руках, положил во внутренний карман куртки.

– Что ты задумал? – спросил Костя, поглядывая на Дениса.

Тот промолчал в свойственной ему манере, и Аблокатов продолжил нервные расспросы:

– Свидание? А зачем пистолет? Думаешь, сговорчивей будет?

– Тебя, я вижу, отпускает, да, Костян? Юморок пошел…

Аблокатов притих, а Денис продолжил чуть более спокойно:

– Я пойду один, а ты жди звонка в своей тачке. На всякий случай оставляю тебе дубликат ключа от своей. Если через пять минут звонка не будет – залезай, там планшет. Пароля  нет.

Костя нахмурился:

– Денис Александрович, может быть, оставишь ментам ментовское?

– Оставлю, Костя. Ментам ментовское, а богу богово.

Они вышли из машины Дмитриевского и разошлись в разные стороны.

Денис сел на скамеечку около парадной и, положив букетик хризантем рядышком с собой, закурил сигаретку. Пока он курил, внутрь зашел молодой парень в больших черных наушниках и импозантный мужчина чуть подшофе в красивом темном пальто. Еще минуты через три у двери появилась девушка лет двадцати пяти, и Денис, поднявшись и выкинув хабарик в урну, поздоровался с ней. Та удивленно и немного испуганно взглянула на Дениса, но презентабельный вид и букет заставили ее чуть-чуть замедлить шаг.

– Мне очень нужна ваша помощь, – улыбнулся Денис, и девушка остановилась, растерянно глядя на него. – С невестой поругались. Помириться хочу, но думаю, она не откроет. Можете помочь?

– Как? – улыбнулась девушка, рассматривая букет. – Получше ничего не было?

– У метро купил. Торопился, понимаете. Она в сто двадцать первой здесь живет. Вы, пожалуйста, в дверь ей позвоните и скажите, что из управляющей компании, по поводу заочного голосования. Ну, по вопросу оформления земли под домом. Она девушка ответственная – откроет, а тут я появлюсь…

– Хорошо. А обязательно все так подробно?

– Чем больше мелочей, тем правдоподобнее версия, – улыбнулся Денис.

Они зашли в парадную. Поднявшись на нужный этаж, Денис вжался в стену, уходя из поля зрения дверного глазка, а девушка позвонила в дверь, которая тут же открылась – без вопросов и очень быстро, как несколько дней назад, на Малой Охте. Девушка, явно не ожидавшая такого, отступила на шаг, пробормотала что-то вроде «здрасьте, я из управляющей компании…» и посмотрела на Дениса. Тот отклеился от стены и, чуть отодвинув помощницу в сторону, заполнил собой дверной проем. На него без удивления, вообще без эмоций, красивыми темными глазами смотрела Марианна Ро. Она же Марина Рогачева. Денис, поблагодарив девушку, зашел в квартиру и закрыл за собой дверь. Марианна отступила вглубь длинного, залитого желтым электрическим светом коридора.

– Ты одна? – спросил Дмитриевский, осматриваясь.

– Да. Здравствуйте, Денис Александрович.

– И вам не хворать…На кухню проходить? – ехидно спросил он.

– Как вам удобно. Давайте на кухню…

Квартира оказалась куда крупнее и приличней той, где они чаевничали в прошлый раз: трех-, а то и четырехкомнатная, с хорошим ремонтом и обстановкой.

– Водку будете? – улыбнувшись, спросила Марианна.

– Нет, – ответил Денис, – лучше чаю.

– А я, с вашего позволения, выпью рюмашку… – рассмеялась она, поправляя белую домашнюю футболку с надписью «Спасибо Растрелли. Мы – офигели» и Зимним дворцом.

– Да ради бога, – ответил Денис, набирая номер Аблокатова. – Алло. Все в порядке. Я позвоню по действиям. Жди. – И Марианне: – Деньги-то где?

– В комнате, – спокойно отвечала она, заваривая чай. – Принести?

– Да, – ответил Денис, – принеси, а, будь другом, а чай я сам себе сделаю. Вдруг еще подсыплешь чего.

Марианна хмыкнула и ушла в комнату. Денис же, осмотрев красиво обставленную кухню, насыпал черного чая прямо в чашку и залил его кипятком из только что вскипевшего чайника. Марианна притащила портфель и, протянув его Дмитриевскому, улыбнулась.

– Ты чего такая спокойная? – полюбопытствовал он, заглядывая внутрь. – Димедрола наелась?

– Нет, водочки чуть-чуть выпила.

– Ты знаешь чего, – сказал Денис, кинув портфель на пол. – Иди одевайся. Мы с тобой на время в другое место переедем. Если не возражаешь. В менее презентабельное. Больше похожее на то, где у нас с тобой было первое свидание.

Марианна улыбнулась и направилась в комнату.

– Стой, – сказал Денис, и она повернулась к нему. – Тебя как называть-то? Марианна? Или Марина?

– Марина.

Ушла в комнату. Денис сделал глоток крепкого черного чая и сморщился: горько без сахара.

Через десять минут они спустились вниз и подошли к черному «Порше» Дмитриевского. Туда же прибежал Костя. Его глаза вылезали из орбит, прыгая с Марины на портфель с деньгами и обратно.

– Как это возможно? – единственное, что он сумел выговорить. Денис, усадив Рогачеву на пассажирское сиденье, закурил и ответил Косте, глядя ему прямо в глаза:

– Еще ничего не закончено. Мы пока информацией вообще не владеем. Она это или кто за ней стоит – не знаем. Я знаю только одно: она спокойна, как слон. Говорит, водки выпила. Как будто я не видел женщин, выпивших водки… Там до спокойствия – как до луны. Сейчас поедем кое-куда. Коля Сарпов, младший брат моей жены, с дочкой и своей супругой в Грецию улетели. Вернутся через неделю. Квартира пустая. Там пока ее подержим, до выяснения. Ты с ней сегодня останешься, чтобы не сбежала. Ее, если что, Марина зовут. Рогачева. Адрес запиши…

– За тобой поеду… – ответил Костя и быстро направился к своей машине.

Денис же, сев за руль, включил зажигание и с улыбкой посмотрел на Марину:

– Не холодно? Сколько градусов сделать в салоне? Какое радио предпочитаете?

В кармане куртки Рогачевой заверещал телефон. Денис вытащил из ее кармана крупный корейский аппарат и, посмотрев на него, спросил:

– Будешь отвечать?

– Не буду.

– В телефонной книге номера нет…

– А я их не записываю, – спокойно ответила Марина, глядя в окно на красивый в вечернем свете фонарей Московский проспект.

– Да ладно! – не поверил Денис.

– Да. Память хорошая. Для меня дай чего-нибудь позапоминать – большего нет удовольствия! Я все нужные мне номера наизусть знаю.

– Отлично, – буркнул Дмитриевский, одним глазом глядя на дорогу, другим – в экран ее телефона. – А я, если ты, конечно не против, воспользуюсь преимуществами технического прогресса. Хотя на память тоже не жалуюсь.

Денис вытащил на свет божий свой телефон; одной рукой он держал руль, управляя автомобилем, другой же начал забивать номер, с которого только что звонили Рогачевой, в свой телефон. Нажал на кнопку «Соединение», и через миг на экране загорелся контакт: «Георгий Александрович (Щит)». Дмитриевский мгновенно дал отбой.

– Твою мать! – выругался он, посмотрев на Марину. Та, улыбаясь, продолжала глядеть в окно.

Денис пробежался по последним вызовам Рогачевой. Их было немного, и в основном повторялись два; один из них – Георгий. Дмитриевский начал было набирать и второй номер, но потом остановился и, повернувшись к Марине, спросил:

– Забирохин, да? Так, чтобы время не тратить? И не отвлекаться от дороги? Марат?

– Денис Александрович, я поражена вашими способностями.

Она посмотрела на него без улыбки, очень серьезно.

– Объяснишь? Обычный гоп-стоп? Или что-то посерьезней?

– Вы не поверите.

– Почему? Я доверчивый. Ты же знаешь. Рассказывай.

– Это не гоп-стоп, а зарница. Играли в детстве в зарницу?

Дмитриевский молчал, соображая, о чем это она. Марина продолжала:

– Георгий Александрович решил поиграть в зарницу.

– А… А зачем?

– Он так говорил: у нас с этим щеголем договор, мы должны обеспечивать безопасность его деятельности. А как я, мол, могу обеспечить эту самую безопасность, если он не прислушивается к нашим рекомендациям и делает все по-своему.

– И поэтому он решил скоммуниздить у меня пятихатку евро? Потому что я его не слушаю?

– Никто ничего не коммуниздил, как вы изволили выразиться. Он хотел на живом, так сказать, примере показать вам слабые места организации, чтобы потом все мы сделали правильные выводы.

– Странный какой-то способ.

– Не совсем. Мы были уверены, что встреча и обсуждение произойдут после первого инцидента, помните, с конвертом для дяди Вани. Но никто не предполагал, что все так повернется. Помните, вы назначили меня советником. Георгий Александрович потом немножко вышел из себя, хотя обычно его очень трудно вывести из равновесия. Орал тогда: либо он идиот, либо у него какая-то муть в голове! Это про вас.

Денис молча вглядывался в дорогу. Повернул на Типанова. Коля жил в Купчино, езды – от силы минут двадцать. Половину уже проехали. Он спросил, взглянув в зеркало заднего вида на «ниссан» Аблокатова:

– А вы?

– Что – я? – снова улыбнулась спокойная, как слон, Рогачева.

– Вы-то кто?

– Его сотрудница. Работаю по трудовому договору в ООО «Щит». Два года уже. А до того работала в полиции. Десять лет. Шесть лет в следствии, потом четыре в дознании. Уволилась в звании капитана.

– Про взятки врала мне?

– Нет. Ненавижу это.

– Как же ты в ментовке на такую квартиру заработала на одной зарплате?

– Я квартиру купила, работая на Георгия. Хотелось работать в полиции, нравилось – работала. Жила у родителей. Захотелось денег, комфорта, путешествий – ушла. Предложения были.

– Ясно.

Денис припарковал машину возле обычного купчинского дома-корабля и предложил Марине покинуть салон. Та без лишних вопросов вылезла и направилась за ним к парадной. В арьергарде маленького отряда плелся Аблокатов, ковыряясь в телефоне. Они поднялись в квартиру, и Дмитриевский убедился, что еда в холодильнике есть, а работающих средств связи в доме – нет. Затем сказал Марине:

– Посиди пока здесь, ладно? Сегодня Костик останется, а завтра… А завтра, может, все и разрешится. Зарница так зарница. Сами начали. Друг, проводи меня, а…

Они вышли в коридор, и Денис пояснил, положив руку Косте на плечо:

– Я тебе ключи оставляю, но ты следи за ней, ладно? Персонаж очень редкий. Близка к гениальности… Но нужно, чтобы до завтра ее не нашли… Ладно?

– Конечно, – ответил Аблокатов. Найденный портфель с деньгами заметно успокоил его.

– И телефон свой отключи, от греха… Или пароль выставь…

– Ладно.

И Дмитриевский умчал домой, а Костя пошел вглубь квартиры, проводя рекогносцировку. Марина закрылась в ванной принять душ, а он влез в бар и стал рассматривать бутылки. Вытащил открытую, видимо, хозяевами квартиры бутылку Chivas, плеснул маленько в стоящий в баре стаканчик и присел на удобный, мягкий диван в гостиной. Рогачева, выйдя из ванной, направилась в комнату, которую определил ей Денис, а Костя, включив телек, углубился в просмотр очень удачно оказавшегося на экране футбольного матча. Часа через три, ложась спать, проверил оставленный без звука телефон и обнаружил там СМС от Орловой:

«Костик, не заснуть мне что-то. Ты далеко?»

«Далеко, милая. Ты даже не представляешь насколько», – отписался он и лег спать. И первое, что ему приснилась, – Ольга, которая в красной кружевной тунике медленно приближалась к нему походкой пантеры из старого советского мультфильма про Маугли.

Дмитриевский приехал домой около десяти вечера. Дети уже спали, а Ира, видимо, только легла: в ванной еще стоял аромат ее крема. Заглянул в спальню. Жена, улыбнувшись, посмотрела на него из-за книжки:

– Вас ждать, мистер?

– Конечно, детка, – усмехнувшись, ответил он, – сейчас только чаю хлебну…

Налил себе черного чая. Устроившись за кухонным столом, открыл ноутбук и погрузился в почту. Среди горы непрочитанных сообщений наткнулся на письмо от рекламщика Василия и, открыв его, прочитал: «Денис Александрович, позвонил вашей знакомой. Она скинула мне сведения о попутчиках Витька. Молодые ребята, оба из Краснодара. Подробности в прикрепленном файле». В файле оказались паспортные данные. И дальше Дениса понесло в Интернет, где он достаточно быстро нашел маршрут поезда Санкт-Петербург – Адлер, на котором в прошлую субботу отправился в увлекательное путешествие Витя Смолин. Денис пил чай и внимательно вглядывался в названия городов и местечек поменьше, в которых останавливался поезд, просматривал время стоянок. Потом фокус его внимания сместился на сайт РЖД; Денис пробежался по фамилиям и фотографиям руководителей, пытаясь обнаружить знакомых. Затем сполоснул опустевшую кружку и транзитом через ванную комнату пошел в спальню. Ира заснула, так и не дождавшись своего Ромео. Книжка вывалилась из ее рук на прикроватный коврик. Денис положил книгу на журнальный столик, упал в постель и мгновенно уснул.