На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

Семёнова Елена В.

Александр ЖУЧКОВСКИЙ

Славянск. Русское братство

 

 

Славянск. Город-крепость. Город-легенда. Город-герой.

Впервые я услышал о городе со столь символическим именем в апреле этого года. Сегодня о нем знает и говорит весь мир.

Мне довелось быть в этом городе. Мне посчастливилось защищать его. И я еще надеюсь вернуться в Славянск, который покинул неделю назад.

Я хочу немного рассказать о Славянске и о русском братстве, которое в эти нелегкие дни я увидел на фронте и в тылу.

Мой рассказ не будет полным: война продолжается, и не все увиденное, услышанное и сделанное может быть предано огласке. Но насколько это возможно, попробую передать.

 

«Осажденная крепость»

Мой путь в Новороссию был долог и «тернист», границу удалось перейти только с третьей попытки. Чтобы не повторяться, отошлю читателя к майскому репортажу о нашем «луганском периоде».

С самого начала «Русской весны» на Восток Украины начали приезжать добровольцы из РФ для поддержки русского сопротивления новым украинским властям. Но некоторые события послужили толчком для резкого увеличения этого потока и пополнения рядов вооруженного ополчения. Это происходило после событий 2 мая в Одессе и после нашумевшего обращения Игоря Стрелкова. В Сла-вянске я лично убедился, что обращение Стрелкова сыграло огромную роль: поток добровольцев — как с Донбасса, так и из России — увеличился в разы. Убедился из разговоров с прибывающими сюда людьми и увидев длинные списки «новичков» (которых, и нас в том числе, заносили в комендантскую тетрадь).

Несмотря на то, что Славянск почти полностью окружен, дороги к городу контролируются украинскими силовиками и въезд ополченцев и спецгрузов сопряжен с большой опасностью, люди, хорошо знающие ситуацию и местность, обеспечивают коридор для прохода групп, приезжающих для поддержки Славянска.

В отличие от многих городов Луганской и Донецкой республик, в которых до сих царит двоевластие, Славянск находится под абсолютным контролем ополченцев. Украинских и проукраинских элементов здесь не осталось. Психологически и фактически город живет как осажденная крепость. Поэтому здесь наблюдается полное единодушие в борьбе с врагом и радикальная непримиримость, я бы даже сказал, ненависть к нему. Это неудивительно, учитывая абсолютно варварские действия украинских силовиков против местного населения.

Я уверен, что в случае захвата украинцами Славянска (а для этого им придется похоронить чуть ли не всю свою армию) здесь и по всей Восточной Украине они получат мощное партизанское движение, и война может растянуться на месяцы и даже годы. «Точка невозврата» уже давно пройдена. Слишком много крови пролито, чтобы повернуть процесс вспять и вернуться к «единой Украине». Эти люди уже никогда не будут жить в одной стране. Сейчас даже лозунги «федерализации» вызывают только смех. Отныне, пока не победит одна из сторон, на украинское «принуждение к миру» русские будут отвечать только одним — выстрелами.

Возникает вопрос: почему украинцы еще не обрушили всю свою огневую мощь на Славянск и не атаковали наши позиции тысячами пехотинцев? Во-первых, массовые артобстрелы, авиабомбардировки, применение Града и других «средств массового поражения» обернется огромными жертвами среди мирного населения, а это вызовет необходимость введения миротворческих войск, и введет эти войска именно Россия (как самая близкая к Украине страна), да и международное сообщество может начать «задавать вопросы». Во-вторых, в городских боях (если украинцы сделают ставку на живую силу) подавляющая численность противника не будет играть решающей роли и захват города если и удастся, то, опять же, ценой огромных потерь украинских военнослужащих (множество которых, к тому же, просто не хочет воевать и будет разбегаться и массово сдаваться в плен).

 

«Военно-полевой трибунал работает»

В самом Славянске мы пробыли недолго, через сутки уже были направлены в Семеновку. В районы активных боев командование отправляет всех, кто впервые прибывает в город и становится в ряды ополчения. Еще в упомянутом выше обращении Стрелков говорил о том, что в Славянск постоянно прибывает множество людей, которые требуют «проверки на прочность». Среди этих людей может оказаться кто угодно — и украинские шпионы, и просто криминальные личности, которые хотят разжиться оружием или «под шумок» помародерствовать. Единственный способ проверить прибывающих — поставить их на передовую, где человека и его мотивацию видно «как на ладони».

Лично мне не довелось повстречать среди ополченцев «засланных казачков» или мародеров. Были люди странные, подозрительные, но позже их поведение объяснялось «свойствами характера», после совместного нахождения под огнем все подозрения снимались.

К слову, в самом Славянске проявление мародерства было, но это единичный, исключительный случай. По приказу Стрелкова были расстреляны два человека из ополчения, которые покусились на чужое имущество. Об этом уже написало множество СМИ, в некоторых из них сквозило возмущение. Возмущаться глупо, эти люди были приговорены к «высшей мере» по законам военного времени, каковые законы весьма суровы, как суровы сами обстоятельства войны и огромные риски, связанные с подобного рода преступлениями — в первую очередь утрата дисциплины. Тем более что все ополченцы заранее предупреждаются об ответственности за подобные преступления (за пьянство или нерадивое несение службы — «штрафбат», за мародерство, изнасилование — расстрел).

Прошел слух, что кто-то якобы на нужды ополчения осуществляет сбор денег под видом самих ополченцев. Игорь Стрелков прокомментировал это так: «Приказал проверить. Но после недавних расстрелов (за бандитизм и мародерство) не думаю, что кто-нибудь решится за 30 гривен рисковать жизнью. Военно-полевой трибунал работает».

Что касается Семеновки, то единственное проявление недисциплинарного поведения выразилось в том, что два ополченца ушли с поста, недовольные тем, что их долго не меняли и не кормили (такое случается из-за нехватки людей, и об этом ополченцев также предупреждают). Утром мы проснулись от звуков стрельбы прямо в расположении, и раздетые «подорвались» с оружием, думая, что противник уже проник в здании. Оказалось, командир прямо в коридоре разрядил обойму, чтобы вывести всех на построение и поставить в известность о грубейшем нарушении дисциплины. Оставившие свой пост ополченцы были разоружены и отправлены для разбирательства в комендатуру.

 

«Обмен любезностями»

Семеновка была занята ополчением за три дня до прибытия нашего отряда в Славянск. Это село, которое отделяет город от сил противника и принимает первые удары на себя, называют «местным Сталинградом». На момент нашего отъезда город окружало до 40 тыс. личного состава украинской армии и подразделений Нацгвардии, огромное количество техники — танки, БТРы, гаубицы, минометы. Грады, Смерчи и др. Первое время по Семеновке и блокпостам на въезде в Славянск постоянно били минометы, потом в ход пошли гаубицы. Последние дни, как известно, уже во всю применяют авиацию.

Поначалу обстрелы велись преимущественно по ночам, постепенно же стали бить и днем, атакуя по несколько раз в сутки. Активизация обстрелов произошла еще до украинских выборов. По ряду признаков ожидалось, что Славянск и другие подконтрольные повстанцам города хотят подавить именно до выборов, чтобы обеспечить там голосование. Теперь многие прогнозируют «полную зачистку» до инаугурации Порошенко, — чтобы новой власти «не марать руки». Так или иначе, сразу после выборов атаки стали учащаться и ужесточаться с каждым днем.

Противник окружает Славянск со всех сторон и постоянно обстреливает главную дорогу в город. Как-то, возвращаясь из поездки в Славянск, наша машина «подоспела» к очередному минометному обстрелу. Пришлось идти на пути к Семеновке зигзагами на большой скорости, но проскочили.

В первые дни пребывания на передовой мы рыли окопы, сооружали и укрепляли оборону, заготавливали всяческие «военные хитрости». Организовали разведгруппу, которая выявляла на близлежащих территориях корректировщиков и снайперов, исследовала пути для возможной экстренной эвакуации раненых. Эвакуировали пациентов и медперсонал из больничного комплекса, который стали расстреливать из артиллерии с завидной регулярностью. Поначалу гражданские прятались в подвалах — туда предварительно были снесены предметы быта, спальные принадлежности, вода и продукты. Позже людей организованно вывезли в менее опасные населенные пункты.

Кроме «обмена любезностями» из орудий (после артобстрелов наши всегда давали хорошей сдачи из знаменитой «Ноны»), после предварительной «зачистки» полей и лесопосадок подствольными гранатами (на фото ниже — один из наших добровольцев с гранатами «Из России с любовью») выбивали оттуда противника, который работал там малыми разведгруппами, корректировщиками и снайперами.

 

«Свист смерти»

25 мая на дом, в котором располагался наш отряд, обрушились мины. С тех пор здание стало обстреливаться постоянно и через несколько дней мы его покинули, в этой столовой с дырой в стене (фото ниже) мы находились за 15 минут до разрушительного выстрела. А под эту стену, изрешеченную осколками (третье фото), бросился, спасаясь от мины, один из наших парней, — осколки просвистели буквально над головой. На четвертом фото с разбитой дверью — осколки прошли через окно, комнату, стекло двери и влетели в коридор, который я пробегал за миг до этого.

Свист летящей мины — как звук смерти. Падаешь на землю (или пол), закрываешь голову руками и думаешь, что это твои последние секунды.

Однако, адаптация к происходящему приходит быстро (насколько быстро развиваются события) и со временем вырабатывается «философское» отношение к смерти. По моему убеждению, мы все «под Богом ходим», и «чему быть — тому не миновать». Если «не судьба» погибнуть можно и от условного кирпича на голову в мирное время, если «судьба» — вернешься из самого «ада» войны (возвращались же люди и из Сталинграда 1943 года).

Кстати, интересно наблюдать за людьми, уже закаленных боями или участием во многих «горячих точках». Как правило, это очень спокойные, даже безмятежные люди — с таким вот «философским» отношением к своей собственной судьбе и смерти, я видел таких людей, и одним фактом своего присутствия рядом они поддерживали меня в минуты опасности.

По пути из Славянска заехали в Луганск, там ожидали у ларька пиццу. Началась гроза, сильный раскат грома по звуку был очень похож на взрыв снаряда. Мы втроем резко пригнулись, благо что не бросились на грязную землю в штатском. Позже один мой друг рассказал мне, что его дед уже после ВОВ, идя по улице в костюме и с цветами для девушки, услышав свист бросился на землю, угодив при этом в лужу. Со стороны смешно, а на самом деле скольким людям эта реакция спасла жизни…

 

Олег Мельников

Большую роль в семеновской истории сыграл Олег Мельников — известный в Москве политический активист, лидер движения «Альтернатива», которая прославилась в частности вызволением из рабства людей на дагестанских кирпичных заводах. Мы вместе жили в здании СБУ и выполняли различные задачи в Луганске, а позже с группой добровольцев поехали в Славянск.

Сооружение оборонительных укреплений, эвакуация гражданских, заготовка различных «сюрпризов» для противника, нейтрализация вражеских корректировщиков в Семеновке — во многом личная заслуга Мельникова (подробнее см. в материале о нем).

По приезде в Москву на следующий же день он, как известно, был задержан в рамках «Болотного дела». Этот эпизод наводит на мысль, что органам Мельников неугоден не только как активный общественный деятель в России, но и как добровольный участник русского сопротивления в Новороссии. Но, несмотря на оказываемое на него давление, Олег не планирует «сворачивать» свою текущую деятельность и взятые на себя обязательства.

 

С Божьей помощью

Однажды мы договорились со священниками Славянска, чтобы они посетили передовую, чтобы, как говорится светским языком, «удовлетворить религиозные нужды граждан». Граждане, стоящие перед лицом смерти («Наступает момент, когда каждый из нас у последней черты вспоминает о Боге» — Игорь Тальков) с воодушевлением восприняли предложенную им духовную помощь. Многие ополченцы исповедались и причастились, один принял святое Крещение.

Я попросил священников начать сотрудничество со штабом в Славянске для того, чтобы у Церкви были полные списки живых и погибших воинов для поминовения их в православных храмах (списки имен могут публиковаться в сети).

 

Командировка

30 числа нам на смену прибыло несколько человек. Есть негласное правило: уехать, даже по важным обстоятельствам, можно лишь в случае прибытия вместо тебя нового человека. Конечно, насильно в добровольческой армии удерживать никто не будет, но люди стараются этого правила придерживаться, понимая важность каждой человеческой единицы здесь. Мы с Олегом Мельниковым выехали для переговоров со значимыми для нашего дела людьми и приобретения важных технических средств (приборов ночного видения, раций, дальномеров и др.), которые мы частично должны закупить и частично получить от «добрых людей».

Один из наших ополченцев покинул Славянск окончательно. Оказалось, что ему 17 лет, хотя выдавал себя за 22-летнего — выглядит старше. Его мать «подняла на уши» весь Луганск, так что водитель машины, приехавшей за нами в Славянск, сказал, что без парня никуда не уедет. Молодого ополченца пришлось чуть ли не конвоировать — не хотел уезжать и даже пытался спрятаться. Парня можно только похвалить за отвагу (а участие он принимал во всех делах ополчения полноценное, не отставая от старших). Также во времена ВОВ даже 15-летние ребята переделывали документы, завышая свой возраст, чтобы уйти на фронт.

Уезжая из Славянска, мы на несколько часов застряли на дороге, которую сильно размыло от дождя. Несколько километров толкали машину, причем в пугающе близком соседстве от украинских войск (фото ниже).

Еще один курьез приключился по дороге в Донецк. На одном блокпосту чуть не положили свои — вышла накладка и о нашей машине вовремя не предупредили. Ополченцы нас остановили, вывели из машины и со стрельбой положили на асфальт. Чуть позже, получив информацию, долго извинялись и вкусно накормили. Такие эксцессы здесь не редкость и людей понять можно: обстановка в ДНР очень тревожная, блокпосты постоянно обстреливают и ополченцы сильно напряжены.

 

Русское братство

Подведу итоги нашей ю-дневной «работы» в Семеновке: за это время мы в несколько раз увеличили численность нашего отряда (люди постоянно прибывали, как с Донбасса, так и из РФ); почти все наши ополченцы были обмундированы и обеспечены «необходимым минимумом» — водой, предметами быта, сигаретами и пр.; помогли гражданским и пациентам больниц с их эвакуацией; выстроили линию обороны, укрепили людьми и техсредствами тайные и явные посты; ликвидировали или ранили несколько корректировщиков; продолжили координацию русских добровольцев, приезжающих в Новороссию.

Очень многое было сделано благодаря вашей помощи «в тылу», дорогие друзья и соратники. С помощью ряда мощных информационных ресурсов мы распространили наши реквизиты для поддержки добровольцев и контакты для связи в целях переправки сюда людей из РФ. Результат превзошел все наши ожидания. В общей сложности мы получили на счета около 800 тысяч рублей и сотни писем желающих приехать сюда для поддержки повстанцев. Десятки людей уже вступили в ряды ополчения в Луганске, Донецке, Славянск и др. горячих точках, десятки уже на походе к границе, многие собираются прибыть в течении июня.

Огромная моральная, информационная и материальная поддержка русскому сопротивлению Новороссии была оказана Русским Имперским Движением, Национально-Демократической Партией, редакцией сайта «Спутник и Погром». Хочу выразить сердечную благодарность Станиславу Воробьеву и Денису Гариеву (РИД), Константину Крылову, Надежде Шалимовой, Ростиславу Антонову, Андрею Кузнецову, Дмитрию Павлову (НДП), Егору Просвирнину и Кириллу Каминцу (СиП), Алле Горбуновой, Наталье Холмогоровой, Егору Холмогорову, Елене Чудиновой, Юрию Залесскому и многим другим людям, которые поддержали и продолжают поддерживать нас и русское национально-освободительное движение на Украине в целом.

Это и есть русский национализм. Это и есть русское братство. О котором просто и понятно как-то сказал Егор Холмогоров:

«Мы можем понимать национализм с одной стороны, как определенную эмоцию частного человека, простого гражданина. С другой стороны, мы можем понимать национализм как определенную политическую программу. Национализм как эмоция частного человека, это, прежде всего, острое переживание чувства братства с людьми своего народа, со всей своей нацией, с огромным количеством людей. С десятками, сотнями людей, которые принадлежат к одной культуре, к одному родовому корню. В этом смысле национализм — это совершенно уникальное в каком-то смысле изобретение культуры. Изобретение, которое позволяет людям, которые находятся друг от друга за тысячи и тысячи километров, которые в своем повседневном мире друг с другом не соприкасаются, тем не менее, ощущать постоянно и остро переживать особенно в критических ситуациях чувство братства».

Наша миссия еще не окончена, война продолжается. Мы возвращаемся в Новороссию, чтобы продолжить службу русскому народу в Славянске или иных местах, в которые приведет нас военная необходимость.

2014 г.