Глава 1
За восемнадцать месяцев до памятной встречи в опере холодным и дождливым днем Кассандра подсела поближе к камину в гостиной. На руках у нее были митенки, плечи были укутаны толстой шерстяной шалью, а ноги укрыты пледом.
Но несмотря на все ухищрения, нос у нее совсем замерз. Ей надо было работать, но пальцы закоченели уже через час, несмотря на перчатки, да и работа была не слишком захватывающей – перевод какого-то отрывка для одного профессора. За перевод обещали хорошо заплатить и могли в случае чего потребовать задаток обратно.
Кассандра пила чай и уныло смотрела на высокие окна, залитые холодным мартовским дождем. Дождь, дождь и снова дождь. Обычно она любила ненастье, но солнце не показывалось уже почти месяц, и даже Кассандра потеряла терпение. Если так будет продолжаться и дальше, то вскоре они покроются плесенью.
Светские матроны объявят зеленый цвет волос самым модным в сезоне. Кассандра забавлялась, представляя себе раут, переполненный красотками, демонстрирующими всем узоры из плесени на своих прическах.
Сопение в коридоре разрушило веселую картинку как раз в тот момент, когда Кассандра собиралась завершить ее во всей красе: парчовые жилеты, шелк в зеленовато-серых разводах. Она вздохнула и обернулась. Джоан, горничная, была простужена уже неделю.
– Вам только что принесли письмо, миледи.
– Спасибо.
Хоть какое-то событие нарушило монотонное течение времени. Кассандра надеялась, что письмо прислала ее сестра Адриана из Ирландии – раньше та писала довольно регулярно, но любовь сделала ее чрезвычайно невнимательной. Кассандра старалась не упрекать сестру.
Сердце Кассандры подпрыгнуло, когда она увидела тонкий изящный почерк. Это гораздо лучше, чем известие от Адрианы! Она даже и не надеялась на письмо из Италии.
После ухода горничной Кассандра отставила чай и перешла с письмом к стулу у окна. Там было холодно, но гораздо светлее.
Мгновение она просто держала письмо и смотрела на свое имя, написанное его красивым почерком, давая письму возможность оживить этот день одним своим присутствием. Она почувствовала, что немного согрелась, как будто сама бумага впитала в себя лучи тосканского солнца, наполнившего теперь комнату своим сиянием.
Кассандра понюхала письмо и вдохнула запах, напоминавший ей то ли океанский бриз, то ли его одеколон.
Она провела пальцем по черным чернилам, которыми было выведено ее имя – леди Кассандра Сент-Ивз, чувствуя небольшие вмятинки, оставленные его пером. Большим пальцем она пощупала конверт, в этот, раз листов было много, а значит, и слов, которые она будет читать, потом перечитывать, уберет, потом снова достанет и перечитает.
Граф ди Монтеверчи. Кассандра представляла себе полного близорукого господина средних лет. О его возрасте она судила на основании разнообразия его исследований и рассказов о путешествиях. Он писал просто восхитительно, посылая ей издалека замечательные рассказы.
Эта переписка началась почти два года назад, когда он написал ей, чтобы похвалить ее эссе о Боккаччо. Кассандра очень гордилась этим, считая, что смогла уловить живые, остроумные и даже непристойные ощущения мастера. Граф Монтеверчи прокомментировал в своем письме каждое место, казавшееся ей особенно удачным. Он расточал похвалы, и это опьянило ее.
Потом граф признался, что тосковал больше года из-за смерти брата и что ее эссе «пробилось сквозь облака печали над его сердцем и расчистило путь свежему ветерку смеха». Кассандра была тронута и отослала ответное письмо, приложив к нему новое эссе, которое, как она надеялась, покажется ему столь же веселым, как и первое.
В ответ он прислал ей свои путевые заметки – яркие и чувственные рассказы об экзотических странах, опаленных солнцем. К сегодняшнему дню они обменялись уже дюжиной писем, которые иногда прибывали на почту почти одновременно – так торопились их авторы. Незаметно эти письма стали очень искренними. Граф был упрямым ученым, которому пришлось, вступив в права наследства, вернуться в провинциальный мир, в котором соотечественники не любили обсуждать поэзию. Хотя у Кассандры уже был определенный круг остроумных артистических друзей, она без труда раскрыла перед ним свои самые тайные мечты.
Ей это ничем не угрожало, и в безопасности была своеобразная притягательность. Закоренелый холостяк, ученый, находившийся на расстоянии тысячи миль или даже дальше, уделял ей свое время. Это было такой редкостью. Еще граф непременно должен быть человеком с поэтической душой, ведь он отвечал только ее мыслям, а не физическому облику, и это качество делало его самым близким другом. Кроме того, он воплощал в себе некоторые качества, которые Кассандра с удовольствием развила бы в себе. Его пример поддерживал в ней храбрость на протяжении прошедших месяцев.
В конце концов она перевернула письмо и сломала печать.
Вилла ди Монтеверчи, Тоскана
2 апреля 1787 года.
Дорогая леди Кассандра!
Я получил плохое известие и решил написать вам сегодня вечером. Мне придется уделить немного внимания одному неприятному для меня делу, но вам не стоит волноваться, что речь пойдет о чем-то ужасном – это просто утомительные обязанности.
Я польщен, что вам понравилось мое эссе о Кипре. Теперь я смею настаивать на том, чтобы вы позволили себе осуществить то страстное желание, которое я чувствую в вас, – отправиться в путешествие самой. Почему бы не начать с приезда ко мне в Тоскану? Здесь вы могли бы проверить свою храбрость под руководством друга. По вашим письмам я чувствую, что вы смелее, чем вам кажется, а поскольку вы вдова, никто не скажет вам, что это неприлично. Может быть, именно в этом путешествии вы найдете больше вдохновения для вашей чудесной работы. Не сомневаюсь, что вас заинтересует моя небольшая коллекция рукописей Боккаччо. Смею надеяться, что она не оставит вас равнодушной. Вы испытаете огромное удовольствие от того, что сможете собственноручно потрогать их, не правда ли?
Есть еще одна вещь, которая, без сомнения, заинтересует вас: по случаю вашего приезда я послал бы за вином из моих виноградников (по правде сказать, вы лишены многого, если не пили наших вин) и велел бы повару приготовить лучшие из национальных блюд, чтобы окончательно ошеломить вас. Мы могли бы поехать во Флоренцию послушать оперу или на пикник к морю. Моя страна красива, она вдохновляет людей; думаю, что пребывание в ней доставит вам истинное удовольствие.
В последнем письме вы вновь писали о моих стихах. Это искусство дается мне с большим трудом и совершенно расстраивает меня. Как уловить волшебство мгновений? Как уловить совершенство, с которым падает солнечный свет, просто падает на серую ветвь оливы? И все же я снова и снова возвращаюсь к этому, как художники, которые приезжают сюда, чтобы наслаждаться светом, почти сведенные с ума попыткой прикоснуться к божественному совершенству. Святость невинной улыбки ребенка, прелесть того, как женщина нагибает голову и обнажает нежный, непорочный участок шеи, даже внезапная сладость сливы, сорванной с дерева, ее сочная сладость и жар солнца, взрывающиеся от нежного соприкосновения с моими губами! Даже сейчас я слышу музыку, доносящуюся из кухни, – слуги убирают остатки обеда, который они же и накрывали, и готовят посуду на завтра, а я думаю, как бы мне выхватить этот звук из воздуха и отослать его вам. Один человек поет, его голос подобен голосу оперного тенора, теперь к нему присоединяется другой, потом еще один, теперь поют четверо сразу, они стучат по горшкам, звенят ложками, размахивают и раскачивают ими в такт песне. У подножия холма, на дороге, пролегающей ниже виллы, смеется женщина, я представляю себе ее цыганкой, темные волосы беспорядочно падают на тонкое белое лицо, она собирается заняться любовью с мужем – я улыбаюсь от того, какие мысли мне пришли в голову. Порыв воздуха, пахнущего морем, колышет пламя свечи на моем столе и угрожает погрузить меня во тьму, но я все равно стараюсь уловить музыку вечера. Несовершенно. Всегда несовершенно.
Да и непонятно, зачем все это, как говаривал мой отец.
Ну вот, вы видите, какая меланхолия мучит меня сегодня. Помогите мне изгнать ее, сказав «да», дорогая храбрая леди. Вы достаточно смелы, чтобы найти в себе силы и отказаться от жизни, которую вы терпеть не можете, достаточно смелы, чтобы устраивать приемы и собирать вокруг себя такие же души, Как наши с вами, с таким же складом ума. Это талант, и я благодарю вас за то, что вы поделились со мной этим талантом.
Приезжайте в Тоскану, миледи, пусть здешний воздух освежит вас.
Ваш покорный слуга
Бэзил.
Когда Кассандра дочитала последнюю строчку, ее глаза неожиданно увлажнились. Она держала письмо на коленях и смотрела на серый мокрый мир за окном.
Проверить свою храбрость! Осмелится ли она?
Глава 2
Август 1787 года, Тоскана
Равномерное цоканье лошадиных копыт и теплый солнечный свет навевали сон. Кассандра ощущала необъяснимое блаженство, приятную расслабленность, и это было так чудесно, что все вокруг казалось необычайно милым: коляска, в которой она ехала, и кучер – владелец коляски, одетый в жилет и рубашку, с потрепанной шляпой на голове. Когда они свернули с дороги, он запел какую-то песенку. Вдруг с каждой стороны промчались по нескольку мрачных всадников. Они пронеслись с такой скоростью, что горничная Кассандры вскрикнула от удивления. Высокие темные деревья, названия которых Кассандра не знала, казались ей часовыми, стоявшими между дорогой и полями, простиравшимися за ними.
Кассандра прикрыла глаза, чтобы слушать происходящее вокруг. Наводящий уныние мотив возница пел слишком Весело, с присвистыванием, в пение вплеталось жужжание мухи, решившей попутешествовать вместе с ними. Муха кружилась вокруг щеки Кассандры, она лениво отгоняла ее. Со стороны поля послышались крики, коляска задребезжала.
Настоящая музыка!
Она подумала о том, та ли это дорога, по которой шла цыганка, чей смех летел к тому месту, где он сидел и писал, где он поймал этот звук и послал ей, Кассандре.
– Вы счастливы, правда? – спросил кучер.
Над верхней губой у него были черные густые усы, его глаза смеялись, когда он смотрел на нее.
– Вам нравится наша страна?
– О да! Она даже красивее, чем я себе представляла, наверное, это самое красивое место на свете.
Возница подмигнул:
– Она вам очень понравится.
– Надеюсь.
Кассандре захотелось узнать о хозяине виллы, графе Монтеверчи. Какой он – небольшого роста, полный, как хозяин коляски, или высокий и суровый, как охрана, назначенная для их сопровождения? Сколько ему лет? Возможно ли, чтобы глаза его были такими же прекрасными, как и его сердце, доброта которого отражалась в письмах?
До вчерашнего дня Кассандре удавалось не задавать себе таких вопросов. Ей было достаточно того, что она покинула свой скучный пасмурный мир – послание графа придало ей достаточно смелости.
Кассандра собрала воедино черты многих своих знакомых ученых, и у нее сложился образ человека средних лет с висками, тронутыми сединой. Он несчастен из-за своей судьбы, но подвержен вспышкам необузданного веселья – возможно, иногда резок, но этот недостаток компенсируется чуткостью, отражающейся в его бездонных глазах. Теперь она не могла вспомнить, почему представила графа именно таким. Он мог выглядеть как угодно и быть кем угодно.
Коляска свернула, и перед ними выросла, словно из-под земли, высокая вилла, стоявшая на холме, с бледно-золотистыми стенами. У Кассандры голова закружилась от страха перед неизвестностью. Что на нее нашло?
Она почувствовала удушье и прижала руку к груди. Хрустнуло лежавшее за корсажем письмо. От этого звука Кассандра очнулась.
Не важно, как он выглядит: старый он или молодой, полный, худой или толстенький, как маленький тролль. Она приехала потому, что никогда в жизни не чувствовала ни с кем такой духовной близости. Она хотела сидеть и говорить, говорить с ним на любую тему, обмениваться мнениями – со своим Бэзилом, с дорогим другом.
Ну вот! К ней опять вернулось прекрасное расположение духа.
Длинная каменная лестница, выложенная в холме, вела от ворот виллы к дороге. Вот из ворот появился человек и начал спускаться по лестнице, его фигура отбрасывала четкую тень на золотые стены.
– Это он? – спросила Кассандра у своего спутника. – Это граф?
Возница посмотрел на нее, его большие темные глаза озорно блеснули, как будто он знал какую-то тайну.
– Да.
Кучер остановил коляску и проворно соскочил вниз, быстро повернувшись, чтобы помочь Кассандре выйти, потом поднял голову, чтобы проверить, смотрит ли она на графа.
Солнце светило ей прямо в глаза, поэтому, даже подняв руку, чтобы заслониться от его ярких лучей, Кассандра почти ничего не видела, она смогла рассмотреть очень немногое.
Высокий человек спускался по лестнице проворно и нетерпеливо, его сапоги стучали по камням.
От волнения Кассандра подалась вперед и улыбнулась.
– Дорогой граф, вы ли это? – воскликнула она.
– Леди Кассандра?
Он сделал еще шаг, замешкался, потом медленно сделал следующий, а потом еще один и оказался в полоске тени, где Кассандра смогла наконец рассмотреть его. Он замер, уставившись на нее. На его лице было написано то же потрясение, какое, вероятно, отразилось на лице Кассандры. Она представляла себе этот момент сотни раз, но все должно было происходить иначе: дружеское рукопожатие, возможно, даже целомудренный поцелуй в щеку, если бы граф оказался человеком преклонных лет.
Вместо того они оба застыли как вкопанные. Ее улыбка постепенно угасала. Никакое воображение не могло подготовить ее к встрече с подобным совершенством – как физическим, так и духовным. Но он стоял перед ней – молодой, не старше тридцати лет, высокий, напоминавший своей грацией лирическое построение фразы, присущее ему. Волосы, густые и черные, свободно рассыпались по плечам. Казалось, что его лицо было вылеплено самим Микеланджело: широкие темные брови, крупный, с небольшой горбинкой нос, чувственный рот. Внезапно Кассандра подумала, что статуи почти всегда серые и холодные, Бэзил же впитал в себя все краски своей родины: губы цвета темного вина, розовые щеки, а глаза, ресницы и брови такие же черные, как и волосы.
В этот момент сердце Кассандры сжалось от дурного предчувствия, да с такой силой, что ей чуть не сделалось дурно. Она почувствовала, что прольет море слез из-за того, что уже случилось или может произойти.
Мгновение спустя граф продолжил спуск, Кассандра же устремилась ему навстречу с протянутыми руками. Наконец-то они встретились.
– Бэзил, – прошептала Кассандра, испытывая легкое головокружение, потом снова открыла глаза и увидела, что была права: ее друг, растерянный и несчастный, стоял перед ней.
Еще она почувствовала, как он обескуражен.
Бэзил был необычайно смущен, его руки сжимали ее пальцы так крепко, будто те могли незаметно ускользнуть от него. У него были сильные пальцы и мозолистые ладони – Кассандра не думала, что поэт может быть таким мужественным и сильным.
Он, закрыв глаза, поднес ее руки к губам и поцеловал, сначала одну, потом другую.
– Я думал… вы вдова… я думал вы старше.
Его голос был глубоким, как звуки виолончели. Он неуклюже пожал плечами и рассмеялся:
– Вы так красивы, что я просто потерял дар речи.
– Я не хотела вводить вас в заблуждение, – ответила Кассандра. – Если вам угодно, чтобы я поселилась где-нибудь в другом месте, то я так и сделаю.
Она ожидала, что Бэзил рассмеется в ответ, но пухлые губы сжались, и Кассандра поняла, что он серьезно обдумывает такую возможность.
– Нет, – почти печально произнес он, – я слишком долго ждал приезда моего друга. Пожалуйста, останьтесь.
– Я думала, что вы седеющий человек средних лет за… – Кассандра опустила голову, пытаясь скрыть то, что уже готово было сорваться с ее губ. – Я представляла нашу встречу по-другому.
Она закрыла глаза, сожалея об утраченных мечтах. Бэзил спустился на ступеньку ниже, чтобы их головы находились на одном уровне, и прижал ее руку к своей груди.
– Нет, мой друг, ничего не изменилось. Ведь родство душ осталось, не правда, ли?
Кассандра подняла голову:
– Конечно.
Он слегка улыбнулся:
– Мы оба удивлены, но мы продолжим обращаться друг с другом как раньше. Простите, что я обратил все свое внимание на вашу внешность, ведь это всего лишь маска.
Маска! Да. Это все еще был ее Бэзил, укрывшийся под маской красоты.
– Только если вы простите меня.
– Договорились.
Он повернулся к вознице и приказал принести вещи Кассандры.
– Пойдемте, вы, наверное, умираете от жажды.
Бэзил провел ее во внутренний дворик, его сердце бешено билось от радости и страха, такого сильного, что ему казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Она повернулась, чтобы посмотреть через стену. В фиолетовом дорожном пальто Кассандра была стройной и изящной, как птичка. Ее волосы – множество непокорных локонов цвета меди – волнами укрывали белую шею и щеки. Бэзил почувствовал боль при взгляде на эту удивительную женщину. Кассандра была наделена редкой внутренней красотой, чудесным образом дополнявшей внешнюю привлекательность. Это сочетание делало ее опасной. Следовало немедленно отослать Кассандру обратно, но вместо этого он подошел к ней, и они застыли, любуясь морем.
– Именно так вы мне все и описывали, – сказала она.
Ее голос был хриплым, но уверенным, в нем не было ни веселья, ни кокетства, которые он привык слышать в болтовне женщин.
– Да.
Бэзил снова растерялся и нахмурился, сцепив руки за спиной. Прочь сомнения! Он – джентльмен, а она – гостья в его доме, гостья, приехавшая по его приглашению. Но все же правильно ли он поступает?
– Оно такое же яркое, как вы и обещали, – сказала Кассандра и подняла глаза к горизонту. – Я не ожидала такого аромата.
Бэзил вдохнул и почувствовал запах моря, к которому примешивался сладковатый аромат прогретых солнцем листьев оливы.
– А в чем разница?
Кассандра кивнула в сторону неба и закрыла глаза, Бэзил почувствовал, что не может оторвать взгляд от ее изящной белой шеи.
– Запах такой же… – она сделала паузу, потом нагнула голову, – как от ваших писем.
Бэзил представил себе, как она подносит его письмо к лицу и вдыхает его запах серым английским утром. Он всегда так делал, когда приходили ее письма.
– Ваши письма пахнут древесным дымом.
Звон посуды заставил их оглянуться. Слуга толкал тележку на колесах по дворику, выложенному кирпичом. Бэзил указал на стол, покрытый белой скатертью, установленный под раскидистым деревом, так чтобы ветви дерева укрыли Кассандру от яркого тосканского солнца.
– Не хотите ли чего-нибудь освежающего?
– Так официально, – пробормотала она и кивнула: – Да, спасибо.
На столе были чаша свежих зрелых оливок, вымытых до блеска, хлеб, растительное масло и мягкий белый сыр в глиняном горшке, чай и вино, а также хорошо охлажденная вода в кувшине.
– Я не знал, захочется ли вам пить горячий напиток в жаркий день и не шокирует ли вас употребление вина в столь ранний час.
Бэзил налил стакан воды, и Кассандра приняла его с благодарностью.
Сделав большой глоток, она вздохнула от удовольствия:
– Это изумительно!
– У нас хороший горный источник. Еще?
Она выпила еще один стакан, а он опять поймал себя на том, что смотрит на ее шею. Он мгновенно отвернулся и принялся нарезать хлеб.
– Вы помните, как говорили, что ваша гостиная может меня шокировать?
– Да, помню. А вы утверждали, что местная кухня может оскорбить мой чопорный английский вкус. Вы собираетесь поражать меня при помощи того, что находится сейчас на столе?
Он мягко рассмеялся:
– Нет, это только очень вкусно.
Он достал из чаши оливку и подал ей, наблюдая за удовольствием, с каким Кассандра положила ее в рот и разжевала. Темные глаза расширились от удовольствия.
– Когда вы написали о своей гостиной, была затронута моя честь, – продолжил он и обмакнул хлеб в лужицу оливкового масла на тарелке.
– В самом деле? – улыбнулась Кассандра. – Так вот почему вы ответили вызовом?
– Да, именно поэтому я и прислал вам картину из Венеции. Я надеялся, что она вас шокирует. – Он откусил хлеба. – Так и случилось?
Кассандра рассмеялась, сняла шляпу и бросила ее на стул.
– Меня не так просто шокировать, сэр.
– Жаль. – Он прижал, руку к сердцу, – А я-то надеялся при встрече искупить свой поступок.
– Но, – Кассандра достала оливку из чаши, – я немного покраснела, глядя на тот шедевр.
Бэзил рассмеялся и почувствовал, как улетучивается щемящее чувство, испортившее ему всю радость от приезда Кассандры.
Повинуясь внезапному побуждению, он перегнулся через стол и взял ее руку.
– Я очень рад, что вы здесь, мой друг.
Ее улыбка была такой же искренней, как и его, она крепко ухватилась за его руку. Резкий жар, сладкий и опасный, вспыхнул в нем, но Бэзил тут же погасил его.
– И я так рада, что вы пригласили меня. Могу я звать вас просто Бэзил? – поинтересовалась Кассандра.
Он улыбнулся:
– Конечно.
Бэзил начал успокаиваться: что бы ни произошло, он никогда не пожалеет о том, что затеял эту переписку много месяцев назад.
После обеда Бэзил извинился и занялся каким-то делом, о котором его известил слуга, а Кассандру отвели в предназначенную для нее комнату. Она поблагодарила женщину, проводившую ее, и с облегчением закрыла дверь. От такого обилия событий у Кассандры слегка разболелся затылок. Она никогда не сталкивалась с такой разрушающей чувственностью, даже на Мартинике.
Комната поражала великолепием и в то же время приносила облегчение своей тишиной. Кровать была с пологом на четырех изогнутых и расписанных золотом столбиках. На ней было разбросано множество подушек – красных, золотых, янтарных – в общем, цветов огня, гармонировавших с драпировками и покрывалом.
Кассандра улыбнулась, провела рукой по ткани, подошла к дверям, ведущим на маленький каменный балкончик, выйдя на который можно было увидеть тот же вид, что и со двора. Вынимая шпильки из волос, она любовалась открывшейся перспективой: зеленые холмы близко подступали к постепенно исчезающим высоким синим горам, а до самого горизонта простиралось бесконечное море. Она никогда не видела ничего более прекрасного и живописного.
Бэзил.
Его имя было таким же прекрасным. Кассандра закрыла глаза, вспоминая его губы, роскошную шевелюру, изящные руки и то, как вспыхивали его глаза, когда он смеялся.
Ей нужно уехать. Увидев ее, он явно ужаснулся, она почувствовала его нерешительность в тот момент, когда сказала, что могла бы остановиться где-нибудь в другом месте, как будто он тоже чувствовал, как опасна эта встреча.
Распустив волосы, Кассандра повернулась и положила шпильки на маленький столик, потом начала раздеваться. Она налила воду из кувшина в фарфоровый таз и вымыла лицо, руки и шею, пребывая в замешательстве от странного предостерегающего чувства.
Единственная угроза, которую она могла себе представить, состояла в том, что красивое лицо Бэзила скрывало тайные пороки. Это было совершенно неправдоподобно, но даже если бы это и оказалось правдой, она уже бывала в подобных ситуациях благодаря мужу, оставившему ее счастливой вдовой. Она вполне могла постоять за себя.
От боли, никогда не оставлявшей ее, губы Кассандры исказила печальная усмешка. Какой же дурой она была, когда решала, за кого ей выйти замуж! Это не был романтический брак: она не доверяла любви. Наблюдая избыток романтизма у своей старшей сестры, Кассандра решила, что женщины никогда не должны позволять эмоциям руководить их жизнью: это верный путь к гибели. Доля женщины тяжела и без этих осложнений, так что она руководствовалась рассудком.
Джордж казался идеальным мужем: граф из старинного рода, обладающий состоянием, с хорошими манерами, а также приятной внешностью.
Она потерла шею. Состояние оказалось призрачным, поскольку он проиграл добрую его часть еще до их брака и постарался потерять остальное в течение года перед смертью. Манеры были хорошей игрой, но самым ужасным открытием стала извращенность его половых влечений – такого Кассандра не могла предвидеть или избежать в своем девственном неведении. Правдой из всего перечисленного оказалась только принадлежность к старинному роду.
Что ж, отлично! Она узнала о мужских злоупотреблениях больше, чем хотела бы, но он любезно умер и оставил ее в покое. Были и худшие судьбы.
Кассандра откинула покрывало, скользнула на шелковистую ароматную постель и устроилась среди подушек. Засыпая, она подумала об окружавшей ее роскоши, головная боль и долгие дни путешествия отошли на задний план. Закрыв глаза, Кассандра перебирала накопившиеся впечатления, промелькнули образы тосканского неба, зрелых оливок в пальцах Бэзила, поющего хозяина коляски.
Образы двигались все медленнее и медленнее, как колебание маятника, пока не прекратили сверкать и не слились в одну ясную законченную картину: локоны Бэзила, упавшие ему на лицо, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку. Согретая этим видением, Кассандра погрузилась в сон.
Она проспала довольно долго. Проснувшись, Кассандра позвала горничную, которая все время жаловалась и предостерегала ее от всяких ужасных вещей, пока причесывала и помогала надеть платье из зеленой парчи, купленное специально для этого вечера. Кассандра слушала вполуха, ее взгляд был прикован к светлой дымке, покрывавшей холмы за ее балконом.
Длинные золотые пальцы солнца ощупывали долины, скалы и высокие скопления белой горной породы, до этого незаметные; она почувствовала сильное волнение от того, что еще может открыться в другой день или час. Она прервала жалобы Джоан на слуг, спавших все время после обеда.
– Джоан, взгляни. Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное?
– Мне больше нравится вид из окна комнаты моей матушки.
Кассандра отодвинула от себя руки девушки и подошла поближе к балкону, чтобы отдернуть занавеску. Ей в лицо дунул легкий ветерок. Он был прохладнее, чем несколько часов назад.
– Думаю, мне понадобится шаль. Золотая.
Когда Джоан принесла шаль, Кассандра подхватила ее и выскользнула из комнаты тем нетерпеливым шагом, какого не замечала за собой уже несколько лет. Она поняла, что способна на легкомысленные поступки. Это было удивительно приятное чувство, а когда она проходила по прохладному коридору в главный салон, то даже запела потихоньку. Дурные предчувствия, обуревавшие ее по приезде, казались такими же далекими, как и сама Англия.
Уже наслышанная о слугах, Кассандра не встретила ни одного, пока шла по комнатам, заглядывала в салон, потом в библиотеку, которая так и притягивала ее – интересно, там ли он хранит рукописи? – но она все-таки заставила себя идти дальше. Комнаты располагались вокруг садов и внутреннего дворика, из каждого окна открывался изумительный вид на поля и рощи, тянувшиеся до самого моря.
Кассандра вышла во двор. От камней, которыми он был вымощен, исходило тепло. У нее появилось ощущение, что не только луна соскользнет в море, как обещал Бэзил, но и солнце. Такого зрелища она не наблюдала уже много лет.
Вокруг было пусто, и Кассандра подумала, не следует ли ей вернуться в свою комнату до возвращения Бэзила. Но она была слишком нетерпелива и любопытна, чтобы вынести скучную тишину, – лучше осмотреть сад.
Но как раз в тот момент, когда она повернулась к тропинке, послышался смех и между деревьями появился сам Бэзил, державший в руках рубиново-красные фрукты. Рядом с ним шагал какой-то человек, по-видимому, слуга, но Кассандра не могла отвести взгляд именно от Бэзила. Его камзол и жилет были распахнуты, давая возможность рубашке простого покроя раздуваться вокруг тела, шейный платок был завязан достаточно свободно. Она с восторгом смотрела на его торс, который, казалось, был вылеплен искусным скульптором. Тонкий материал рукавов вздымался белыми волнами и опадал на предплечья.
Ей захотелось помчаться к нему навстречу и поприветствовать его. Но Кассандра заставила себя остаться у стены, как будто ее внимание опять привлекло великолепие красок пейзажа, но на самом деле она видела только Бэзила. Слова из его писем, то и дело всплывавшие в ее памяти, приобрели теперь небывалую яркость: «Я стараюсь уловить музыку вечера. Несовершенно. Всегда несовершенно».
Когда Бэзил увидел ее, его лицо просияло. Он радостно закричал:
– Кассандра! Идите посмотрите, что я принес вам!
Не в силах скрыть счастливую улыбку, она двинулась к нему, заставляя себя не торопиться. Он устремился к ней. Кассандра наконец рассмотрела то, что он придерживал длинными пальцами.
– Сливы! – радостно воскликнула она и взяла одну.
– Возьмите еще! Минуту назад они были на дереве. Я сорвал их для вас.
Кассандра взяла несколько штук.
– Она еще теплая!
Он рассмеялся и откусил сливу, его белые зубы раскроили кожицу, сок брызнул на губу.
– Попробуйте!
Мгновение Кассандра смотрела на него, сгорая от желания слизать этот сок с его губ. Она поднесла плод ко рту и откусила. Слива взорвалась под ее зубами, пролив в рот горячий темный сок, теплый, как солнечный свет, и более сладкий, чем сахар.
– Ой! – воскликнула она.
Стараясь, чтобы сок не потек по подбородку, она наклонилась вперед, смеясь и обсасывая пальцы.
– Великолепно! – воскликнула она и отбросила косточку, чтобы с жадностью поглотить следующую сливу. Крошечная струйка сока потекла по руке, и она снова засмеялась: – Грязнуля!
Его глаза сверкали.
– Вот для чего мы живем. Сливы!
Он протянул руку, и она увидела, что его пальцы тоже запачканы соком.
– Пойдемте, давайте соберем еще для других. Вам больше понравится срывать их с дерева.
Не было сил противиться ему, и, хотя это было совершенно не в ее духе, Кассандра накинула шаль на одно плечо и вложила свои перепачканные пальцы в его ладонь.
Только теперь, когда он останавливался на короткое время, крепко держа ее руку в своей, когда она двигалась рядом и видела солнечный свет в его волосах, видела, как колеблется в такт дыханию, казавшемуся ей слишком быстрым, его грудь, только теперь ее опять посетило дурное предчувствие, смешанное с острым желанием.
Но Кассандра уже не могла остановиться. Отпущенное им время она будет жить только теми мгновениями совершенства, которые он ей предложит.
Глава 3
Бэзил умывался и переодевался к обеду, чувствуя напряжение каждого нерва. Одеколон опалил ссадину на свежевыбритом подбородке. Кожу головы раздражала щетина щетки, ноги покалывало от соприкосновения с бриджами; даже ноги в обуви ощущали более обычного чулки, кожу и твердые каблуки.
Опасность! Одевшись, он направился к выходу, но остановился в дверях, выходивших во двор, и замер в нерешительности. Там, внизу, находилась причина его страданий – Кассандра, окутанная необыкновенной тишиной. Она спокойно смотрела на долину, только ветерок играл густыми прядями волос. Ему захотелось дотронуться до этой тишины так, как человек опускает руку в воду, чтобы та замерцала.
Что же привлекло ее внимание? У Бэзила перехватило дыхание, едва он вспомнил, как в ее глазах, таких недоверчивых, появилась радость, когда он предложил ей сливы. Это прибавило ему уверенности и защищенности, отодвинув в прошлое недоверие и уязвимость. В ее письмах были намеки на мрачные времена, но какими именно они были, ему неизвестно. Он совсем не знал ее. Какая часть жизни отразилась в нескольких строчках на листе бумаги?
Кассандра подняла голову навстречу ветерку, и Бэзил поймал себя на том, что вдыхает этот ветерок одновременно с ней.
Что ей известно о его жизни? Очень мало. Но в тех письмах, стихах и эссе, которые он отваживался ей отправлять, присутствовала его душа. Пожалуй, она знала его лучше всех в мире. А поскольку в словах Кассандры было много сдержанности, он верил, что она подарила ему то же самое – знание ее тайных желаний, ее работы, ее мира.
И если она была именно такой женщиной, какой он ее себе представлял, его Кассандрой из писем, писавшей такие земные и остроумные эссе, то тревожиться не о чем. Кассандра из писем была женщиной средних лет с бочкообразной грудью, любящей посквернословить и поязвить. Она самостоятельно нашла себе место в мире, настроенном против нее.
Этот образ заставил Бэзила улыбнуться. Такой она бы ему понравилась; ему бы доставило радость показывать ей этот мир, зажигать ее смех, поддерживать ее и вовлекать в приключения, о которых она бы написала впоследствии. Он не знал, как получилось, что она так захватила его, но Кассандра из писем сделала его самим собой в большей степени, чем он был в последние пять лет, с тех пор как отец настоял, чтобы Бэзил оставил учебу и занялся делами. Никто из его братьев не владел иностранными языками, так что выбора не оставалось.
За эти годы он повидал в мире много чудесного и открыл в себе склонность к сочинению путевых заметок, а стихи, напротив, стали слабыми, пустыми и были забыты.
Забыты до тех пор, пока не началась переписка с Кассандрой. Бэзил не знал, почему они вернулись к нему. Стихи просто заструились в нем как ручеек: слово там, образ здесь, пока музыка поэзии не начала сопровождать каждое мгновение приходившего дня, как это было в детстве, придавая блеск обычным мгновениям, глянец тягостным обязанностям.
Да, это он получил от Кассандры, из ее писем. Реальная женщина была еще удивительнее. Не только ее красота, поражавшая его, как, наверное, и большинство мужчин. Дело было в уравновешенности, так редко встречающейся в молодых людях; наносная грубость свидетельствовала о разочарованиях и страхе, скрытых глубоко-глубоко в душе.
Ее молодость и красота испугали его. Даже если бы не было писем, его потянуло бы к такой женщине. То, что душа и ум его возлюбленного друга оказались заключены в прелестную оболочку, было гораздо опаснее, чем он мог себе представить. Если бы Бэзил знал об этом, то никогда не послал бы приглашения. Он не представлял, как сможет противостоять соблазну поглотить ее, обласкать эту тонкую кожу, дать страсти возможность влиться в него. Он не верил, что сможет удержать себя от того, чтобы не заниматься любовью с женщиной, завладевшей его умом и теперь похитившей его душу. Но он должен устоять. Ради своей чести.
Его сжигало чувство обиды. Обиды на Бога, на отца, из-за которых он оказался там, где не должен был быть, взвалив на плечи то, что предназначалось его брату. Обиды на то, что он теперь потеряет то счастье, к которому так стремился. В этом он не лгал себе. Бэзил перевернул бы землю, чтобы иметь возможность претендовать на Кассандру. Но его свобода была украдена, и вместо этого он проведет жизнь с женщиной, с которой его обручил отец. Брак из политических соображений, объединяющий две семьи, брак для продолжения гордого и древнего тосканского рода, к которому он принадлежал. Бракосочетание должно состояться через месяц.
Несмотря на чувство обиды, Бэзил знал, что должен поступать так, как ему приказывали. Не ради отца, которого он всю жизнь ненавидел, а ради матери, которая всегда любила и защищала ту девушку, Аннализу. Странная девочка, «не от мира сего», которой являлись видения до того, как ей исполнилось шесть, и которая была слишком красива, чтобы ей разрешили стать монахиней, поскольку отец мог извлечь большую выгоду из ее брака. Аннализа нуждалась в защитнике. Мать Бэзила почти заставила отца обручить старшего сына Джованни с Аннализой. Когда брат умер, эта обязанность легла на плечи Бэзила.
Хотя он и не был религиозным человеком, но перекрестился и попросил помощи у Девы Марии в том, чтобы устоять перед искушением. Идти и смеяться, отдавать весь свой ум и всю свою душу, если захочет, но не более.
Не более.
Бэзил и Кассандра пообедали одни во дворе, слуги появлялись только затем, чтобы удостовериться, что на столе достаточно вина, хлеба, мягкого сыра и тонко нарезанного мяса. Все это они лениво ели руками.
Кассандра удивлялась всему – простому удовольствию от пищи, теплому запаху в воздухе, самому Бэзилу. Пока они сидели за столом, солнце клонилось к морю, яркий фиолетово-желтый шар опускался все ниже и ниже к водной дали. Кассандре не хотелось двигаться. Ей было достаточно просто сидеть и слушать пение птиц, пить вино и благодарить за пир, устроенный Бэзилом.
– Взгляните на птиц, – сказал он, указывая на них. – Они натягивают полог ночи.
– Порыв вдохновения!
Его глаза сверкнули.
– Может быть.
Он отодвинул тарелку и уютно откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.
– Но я подумал, что это наш первый день и, может быть, нам следует начать с того, зачем мы встретились здесь, – с того, чтобы рассказывать друг другу разные истории.
– Мм… – произнесла Кассандра, польщенная ссылкой на Боккаччо. – К сожалению, у меня нет в запасе никакой занимательной истории. Я приехала, обуреваемая любопытством, из-за того, что мне обещали показать редкие рукописи.
– Никаких историй у женщины, зарабатывающей на жизнь пером? Хотел бы я знать, откуда такая страсть к сочинительству?
Она улыбнулась его вызову, потом отхлебнула вина, всматриваясь в море.
– Я не видела, как солнце пропадает, проглоченное Нептуном, с тех пор, как была ребенком.
Она взглянула на него, чтобы понять, заметил ли он, что и она может ухватить образ. Большие темные глаза сверкнули в знак признания.
– А почему нет?
Он поднял свой бокал и опять откинулся на стуле.
– Когда я была маленькой, моя мать умерла на островах, на Мартинике. Отец не захотел возвращаться в Англию, где был с ней счастлив, и послал за моим братом, моими двумя сестрами и двоюродным братом, который жил с нами.
– Сколько народу!
– Кроме того, появились еще две сестры и брат. Большое счастье, что все мы выжили, несмотря на лихорадки и тяготы переезда.
В его темных глазах отразилось спокойствие, за которым скрывалась глубокая печаль.
– Да.
Слишком поздно Кассандра вспомнила, что лихорадка совсем недавно отняла у него братьев и мать. Не задумываясь она взяла его за руку:
– О, я поступила необдуманно! Простите меня.
Он посмотрел на ее руку, и Кассандра подумала, не следует ли убрать ее, возможно, этот жест был чересчур фамильярным. Но она эгоистично хотела дотронуться до него, почувствовать тепло его тела под тканью камзола. Маленькое грешное удовольствие!
А поскольку Бэзил казался поглощенным созерцанием ее руки, лежавшей на его рукаве, Кассандра смогла наконец рассмотреть каждую черточку его лица, не опасаясь того, что он заметит ее чрезмерное любопытство к своей персоне и у него сложится о ней неверное впечатление.
Бэзил положил руку поверх ее руки.
– Не только печаль приходит на ум, когда я их вспоминаю, – тихо сказал он, – мы были счастливы здесь вместе. Вот почему мое сердце трепещет, когда я думаю о них.
Его глаза, слишком большие для мужчины, были выразительными и глубокими. Кассандра всматривалась в них, не чувствуя ничего необычного в потребности смотреть в них, не чувствуя необходимости отвернуться, даже когда это мгновение длилось дольше, чем требовалось. В мире все было спокойно, можно было просто смотреть ему в глаза и позволять ему смотреть в свои. Его указательный палец обвел ноготь ее большого пальца. Потом она заметила, как в его взгляде промелькнуло нечто неуловимое, и забрала руку, положив ее на колени.
– Расскажите мне вашу историю, Кассандра, а я потом расскажу вам свою.
Она рассказала ему о долгом ужасном путешествии на Мартинику. Тогда ей было шесть лет и она верила в морских чудовищ. Три дня бушевал ужасный шторм, корабль опасно раскачивался и трясся, ежеминутно грозя выбросить их в жадные волны. Но они выжили и добрались до острова, на котором нашли остатки семьи отца – Монику, рабыню, бывшую его любовницей, пока он не вернулся в Англию и не женился. Теперь его сердце разрывалось от горя, он потерял жену, умершую во время родов, но были еще дети Моники: Гэбриел, самый старший из детей, и Клеопатра, самая младшая.
На Мартинике Кассандра открыла для себя чтение, слова, литературу и удовольствие от пребывания наедине с собой. Вдали от серости английской сельской жизни Кассандра решила, что тоже будет писательницей.
– Как видите, у меня иногда возникают хорошие воспоминания, когда я вижу, как солнце садится в море.
– Браво! Для начала очень хороший рассказ. Спасибо.
– Теперь ваша очередь, сэр.
Она позволила ему подлить вина в свой бокал, хотя и думала, что скоро надо будет остановиться. Это было опьяняющее вино, сильное и пряное, Кассандра чувствовала, как оно горячит ее кровь.
– Почему вы сидите здесь сегодня вечером? Как поэт нашел свои слова?
Он грустно рассмеялся:
– Я не поэт, мадам.
Она спокойно посмотрела на него:
– А! Значит, я должна протестовать и настаивать, что вы не знаете цены своим талантам. Мне нужно просить вас прочесть рифмованное двустишие?
Он приложил руку к груди.
– У леди острый язык! – Его глаза блеснули. – Острый, как спрятанный кинжал.
– Острый, как удар кредитора в дверь поэта.
– Острый, – он помолчал, его глаза сияли, – как голубой горный хребет, сверкающий в лучах уходящего солнца в летний вечер.
Кассандра рассмеялась и почувствовала, как будто в ней что-то высвобождается, как будто смех смывал все неприятности и дурные предчувствия.
– Ваш рассказ, хвастун!
– Он очень простой и печальный.
– Иногда даже приятно погрустить.
– Да. Я самый младший из трех братьев. Джованни был самым старшим, он был на пять лет старше меня. Потом Теодоро, любимец отца. Потом я, любимец мамы.
– Бедный покинутый Джованни! – сказала она.
– О нет! Он был любимцем женщин.
– А, ясно.
– Мы выросли очень богатыми, очень счастливыми. Джованни гордился тем, что он наследник, потому что любил цифры и счет. А Тео был очень умным. Вместе с отцом он удвоил наше состояние в тяжелые времена. – Бэзил нахмурился. – Боюсь, он был безжалостным, но очень хорошим дельцом.
– Привычное сочетание.
– Это относится и к моему отцу, – продолжал Бэзил, зябко передернув плечами. – Первое, что я помню, – это как я лежу в кровати и слушаю, как мама читает мне стихи при свете свечи. Каждый вечер она позволяла мне открывать книгу на странице, которая мне нравилась, и читала стихотворение вслух. – Он посмотрел на Кассандру. – Она хотела таким образом убаюкать меня, но часто вместо одного читала три, четыре или пять стихотворений.
Кассандра представила его себе маленьким мальчиком с темными глазами, казавшимися, еще крупнее на нежном детском личике, копной небрежных локонов, и поняла, почему мать так любила этого мальчика.
– Это не нравилось моему отцу. Я не знаю, почему он ненавидел меня, но я чувствовал это, даже когда был маленьким.
– Ненавидел? – переспросила Кассандра. – Это, наверное, слишком сильно сказано.
Бэзил покачал головой и слегка вздрогнул.
– Нет, это правда. – Он потер руку. – Это не причиняло мне боли, я тоже не любил его.
Кассандра улыбнулась:
– У вас была мать.
– Да. Она старалась не оставлять меня с ним, когда уезжала путешествовать, а поскольку их брак не был счастливым, она часто уезжала во Флоренцию или Милан, забирая меня с собой. Мы ездили в оперу, драматический театр и на лекции, а когда пришло время решать, какую профессию выбрать, именно мама отстояла для меня возможность учебы в университете. Там я был очень счастлив, но отец пожелал, чтобы я работал с ним и разъезжал по заданию фирмы. – Бэзил взглянул на Кассандру. – Понимаете, к чему я клоню?
Она печально кивнула.
– Лихорадка скосила всю округу. Первым заболел отец. Потом Джованни, потом мама, потом Тео. Отец долго был без сознания, а когда очнулся, то обнаружил, что от всей его семьи остался только ненавистный сын.
– Вы болели?
Бэзил нагнул голову и вздохнул:
– Нет, я был в Венеции по поручению отца.
Он выпрямился, указывая этим на то, что рассказ подошел к концу.
– После тех страшных дней прошел год. Когда я прочитал ваше эссе, то обнаружил, что еще могу смеяться. – Он улыбнулся. – Я написал вам, а теперь сижу в темноте рядом с вами.
– Вы помирились с отцом?
Бэзил встал и зажег свечи в железном канделябре.
– Мы не разговариваем, если в этом нет необходимости. В конце концов, у него должен быть наследник, а другого, кроме меня, у него нет. – Он указал на виллу и двор: – Эту виллу он приберегал для Тео, и его бесит то, что пришлось отдать ее мне и что я, очевидно, получу все его состояние. Но что он может с этим поделать?
Кассандра вспомнила одно из его писем, полное горечи, его неприятие собственных богатств и титула.
– Вы питаете к этому такое отвращение?
Пламя свечей трепетало, сгущая тени над его бровями, заостряло его нос, когда он смотрел на горизонт, погрузившийся в темноту.
– Эта земля принадлежала моей матери. Это было ее приданое, поэтому я рад позаботиться о нем за нее. Еще я любил братьев. Если я не оправдаю доверия, значит, их жизни не имели никакого смысла.
Бэзил вздохнул и как будто отмахнулся от всего.
– Хватит! Сегодня вечером я не хочу думать о грустном. Разрешите мне показать вам одну из рукописей Боккаччо в благодарность за ваш интересный рассказ.
Повинуясь интуиции, Кассандра не стала задавать никаких вопросов, она просто встала, подошла к нему и положила руку ему на грудь.
– Они бы гордились вами, Бэзил.
Он так крепко прижал ладонь Кассандры к своему сердцу, что на ней отпечаталась пуговица его жилетки. Бэзил тихонько застонал и дотронулся до пряди ее волос другой рукой.
– Вы слишком привлекательны, моя Кассандра, – мягко произнес он, – Я стараюсь думать только о том, что находится за маской красоты, но эта маска завораживает меня.
Кассандре захотелось поцеловать его. Желание охватило ее внезапно, неистово и с такой силой, что у нее мгновенно закружилась голова. Нет. Она не перенесет, если окажется, что Бэзил такой же, как все мужчины. Лучше сохранить иллюзию, что он благороден и прекрасен. Она закрыла глаза и отступила, убрав руку.
– Превратиться из друзей в любовников легко. Снова стать друзьями, – сказал он тихо, – почти невозможно.
– Да, – ответила она дрожащим голосом. – Простите.
Кассандра помолчала, удивляясь собственной смелости, но это был Бэзил, близкий друг, и если она не могла быть честной с ним, значит, в мире вообще не было места откровенности.
– Друг – гораздо большая ценность, чем любовник. Я не хочу потерять вас.
– Да! Конечно. – Он схватил ее руки и радостно поцеловал их. – Мы начали с дружбы, друзьями и останемся. – Бэзил нагнул голову, слегка флиртуя. – Хотя я надеюсь, вы понимаете, что я не откажу себе в удовольствии отразить вашу красоту в своих стихах.
– Полагаю, мне просто придется примириться с бессмертием.
Он весело рассмеялся, держа ее за руку.
– Пойдемте. Нас ждет божественный Боккаччо.
В просторном прохладном помещении, наполненном полками с книгами, из мебели присутствовали только большой тяжелый письменный стол, два стула и сундук, в котором Бэзил хранил свои сокровища. На одной из стен висела его коллекция рапир. Кассандра заинтересовалась ею.
– Вы фехтуете?
Он зажег пару сальных свечей от свечи, принесенной с собой.
– Да.
– Мой брат Гэбриел – мастер фехтования, некоторые считают его одним из лучших фехтовальщиков Европы.
– Возможно, мы однажды встретимся, мне такой вызов пришелся бы по душе.
Бэзил указал Кассандре на тяжелый стул, стоявший возле письменного стола. С надменным видом она опустилась на него как королева, ожидающая подданных. Ее одеяние, зеленое с золотом, переливалось при свете свечи, грудь и шея поражали белизной. Пряди блестящих волос выбились из прически. Он запечатлел все это в своем воображении, чтобы воссоздать на следующий день. Какой оттенок у этого белого цвета? Какого тона ее рыжие волосы?
Бэзил отогнал навязчивые мысли и открыл сундук, вынул маленький пакет, завернутый в ткань, развязал его, неся Кассандре, и положил перед ней, торжественно убрав ткань.
Кассандра слегка задержала дыхание и прикрыла рот рукой. Она смотрела ему в лицо и колебалась, глаза искрились от возбуждения.
– Можно мне потрогать? Им это не повредит?
– Я бы не позвал вас, чтобы просто посмотреть на них.
Кассандра положила два пальца на верхнюю страницу осторожно, почти не касаясь слов, написанных чернилами. Бумага слегка потемнела, края в некоторых местах были ломкими и крошились, но изящный сильный почерк оставался без изменений, его легко было разобрать.
– Подумать только, – тихо произнесла она, – эти страницы написаны его рукой.
– Да.
Кассандра подняла первую страницу и, держа так, чтобы не повредить края, поднесла ее к носу, вдыхая аромат времени. У Бэзила помутилось в глазах, когда он взглянул на нее, затаив дыхание. Свет окаймлял ее прямой точеный нос и тонкие изящные веки. Он представил себе, как дотрагивается до них губами, представил нервные движения глаз под ними и то, как ресницы щекочут ему губы.
Он отошел и притворился, будто что-то рассматривает в сундуке, но в душе остался рядом, тихонько положив руку ей на плечо, касаясь растрепавшегося локона. Его дух отважился на то, на что не решался он сам.
Кассандра начала читать вслух на итальянском языке, ее грудной голос подчеркивал невообразимую чувственность произносимых ею слов. Бэзил закрыл глаза и слушал, она читала вслух отрывок о том, как женщина целовала своего любовника Аникино. Когда повествование дошло до того места, где Аникино пробирается в комнату женщины, Бэзил подумал, что Кассандра остановится, потому что любовник разбудил свою возлюбленную тем, что положил руку ей на грудь.
Но она не остановилась. Кассандра прочла все, ее голос не изменился, в нем не слышалось смущения, и Бэзил с удивлением повернулся. Она подняла глаза:
– На итальянском языке это гораздо красивее. Переводы часто искажают суть написанного… – не видя его за пламенем свечи, она прищурилась, – эту сочность. Я так люблю непристойности, – призналась она.
Кассандра улыбнулась мягкой, задумчивой и сдержанной улыбкой. Больше всего на свете Бэзилу хотелось преодолеть расстояние, разделявшее их, и запечатлеть на ее губах поцелуй, похожий на поцелуй женщины и ее любовника. Она была пиршеством для глаз, губ, рук и ушей. Но если бы он дал себе волю, то смертельно оскорбил бы ее, оскорбил бы ту свободу, которую она чувствовала, беседуя с ним так откровенно. Так что Бэзил не глядя взял что-то из сундука и небрежно опустился на соседний стул.
– Да, – сказал он, – я люблю страсть, страсть утверждения жизни после стольких смертей во время чумы. Это самая естественная вещь – прославлять то, что приносит новую жизнь.
Ее улыбка в дополнение к сказанному и счастье, светившееся во взгляде, были достаточным вознаграждением.
– Именно! Наверное, казалось, что наступил конец света. Я не могу это себе даже представить.
Она подняла следующую страницу и улыбнулась, потому что на ней была часть историй, рассказанных в третий день, – именно о них она написала эссе, рассмешившее Бэзила. Она прочитала страницу вслух и опять покачала головой:
– Это просто взывает к лучшему переводу! Вы согласны?
– Я не читал переводов на английском языке, – признался Бэзил.
– О, конечно, но я могу привести вам пример.
Она взяла страницу и начала читать на очень высокопарном английском, имевшем мало сходства с плавностью итальянского языка.
– И так далее, и так далее, и так далее… – Кассандра вздохнула. – Ужас! У вас бы это получилось гораздо лучше.
Бэзил притворно содрогнулся:
– Я терпеть не могу переводить.
– Да, но вы бы не удержались и перевели стихи.
– Как и вы.
Она кивнула, улыбнулась, опять дотронулась до слов на пергаменте, следя глазами за пальцем.
– Я просто способная, Бэзил, во мне нет поэтического огня, дара слагать песни.
– В вас больше поэзии, чем вы признаете.
Она раздраженно вскочила:
– Нет! Я достаточно талантлива, чтобы прокладывать себе дорогу пером, но меня всегда интересовало исследование.
Он кивнул, насмешливо усмехаясь.
– Существует момент, когда у кого-то, кто стойко собирал какую-то вещь из деталей, находится одна-единственная деталь, она попадает в нужное место, и внезапно возникает полная картина, озарение. Понимаете, что я имею в виду? – продолжала Кассандра.
Его сердце переполнилось чувствами. Боже! Какая умная женщина, какая редкость! Он наклонился вперед и оперся локтями о колени.
– Я хотел быть великим ученым, – произнес он, – но я не могу абстрагироваться от моей работы, от собственных мыслей о ней, чтобы составить целую картину, о которой вы говорите. Но иногда, когда я пишу, я чувствую нечто похожее.
– Да? А из-за чего это возникает?
Бэзил прищурился и задумался.
– Я точно не знаю. Частично это то, о чем вы говорите, – нужно быть настойчивым, преданным, не поддаваться моментам, которые кажутся крушением надежд, когда безнадежны все попытки. – Он внимательно посмотрел на нее. – Возможно, дело в деталях. Одно-единственное слово или фраза собирает все.
– А вы видите все целиком в такие моменты? Или что-то еще?
– Радость, – ответил он, удивившись самому себе, и рассмеялся. – Я вижу радость. Внезапно я улавливаю мгновение, и что бы ни появилось на листе бумаги, это будет не только для меня, но и для какого угодно читателя.
– Совсем как ваши письма. – Ее юбки зашуршали, когда она повернулась к нему. – Они приносили мне тосканское солнце в холодные зимние дни.
Он улыбнулся:
– Я надеялся, что у меня получилось.
Она опустилась на пол у его ног – ее наряд казался золотисто-зеленым водоемом – и подняла к нему лицо:
– Вам это прекрасно удается.
Кассандра была так близко, такая расслабленная и естественная. Бэзил представил себе, как прижимается лбом к ее шее и вдыхает запах ее кожи.
– Чего бы вам хотелось больше всего? – спросил он и сам же ответил: – Ах, уже знаю: вам не терпится перевести Боккаччо.
– Да, – призналась Кассандра. – Боюсь только, что не смогу сделать это правильно, а даже если и сделаю, то этот перевод вызовет насмешки, потому что это работа женщины.
Бэзил задумчиво провел пальцем по ее щеке, потом резко отдернул руку.
– Переведите, – мягко сказал он. – Я убью тех, кто будет клеветать на вас, когда вы закончите.
Внезапно его глаза стали опасными. Жар полыхнул из их коричневой глубины. Он обнял плечи Кассандры, кровь его заволновалась, и он вновь поднял руку к ее лицу.
По сравнению с его ладонью щека была маленькой, скула и челюсть хрупкими, как кости птицы, очевидность того, что она смертна, причинила ему боль. Кассандра сощурилась, медленно, как кошка, и так же легко прижалась щекой к его ладони.
Бэзил почувствовал, что должен признаться ей в том, что обручен и что не может подарить ей себя, хотя и хочет этого больше, чем дышать. Может быть, когда она узнает, они смогут украсть это время, соединив сердца. Может быть, она не станет возражать, если поймет, что его вынуждают жениться обязательства.
Но Бэзил быстро понял, что Кассандра не согласится: она так же серьезно относится к обещаниям, как он чтит свои обязанности по отношению к стране и семье. Он не мог поставить ее перед таким выбором.
Кассандра мягко оперлась о его руку, предложенную ей с той же внутренней дрожью, с какой юноша впервые дотрагивается до женской груди. Бэзил горько пожалел, что жизнь преподнесла ему любовь только тогда, когда он вынужден от нее отказаться.
Если бы он был сильнее, то свел бы все к шутке. Вместо этого он прошептал:
– Спасибо, Кассандра, меня осчастливил ваш приезд.
Молчаливо соглашаясь, она только улыбнулась, как самый близкий друг, и встала.
– Я очень устала, – произнесла она, приглаживая юбки. – Я пойду.
– Конечно, завтра нам предстоит многое увидеть.
– А до моря отсюда очень далеко?
– Вы хотите туда поехать?
– Очень.
– Считайте, что уже едете.
Кассандра взяла его под руку, и они пошли, занятые каждый своими мыслями.
Подойдя к двери отведенной ей комнаты, она остановилась, встала на цыпочки и целомудренно поцеловала его в щеку.
– Спасибо, Бэзил, что разделили со мной все это. Я провела чудесный день.
Он заставил себя похлопать ее по руке и отступить, учтиво кланяясь.
– Не стоит благодарности, миледи.
Глава 4
На следующее утро Кассандра поднялась рано, с нетерпением ожидая обещанной поездки к морю. Свет за балконом был серым, и она уже была готова разочароваться, но потом распахнула двери и замерла от восхищения. Она выбежала на балкон в ночной рубашке и оперлась о плотный камень балюстрады, вдыхая приятный воздух, наполненный новыми экзотическими запахами.
Кассандра никогда не видела такого тумана. Он был тонким и серебристым, клоками окутывавшим ветви деревьев. Шарфы тумана скрывали вершины гор, а зеленые и голубые краски пейзажа стали глубже и интенсивнее. Но таким прекрасным пейзаж был из-за того, что все это ненадолго. Нагретое масленое солнце надавливало на эту дымку, пробиваясь через нее то здесь, то там мягкими ручьями, освещавшими дерево, скрытую долину или тропинку к морю, блестевшую в ярком солнечном свете.
Ее внимание привлек шум внизу, она наклонилась и увидела, как Бэзил выходит из дома в белой рубашке простого покроя с нелепо широкими рукавами и бриджах.
– Доброе утро! – крикнула она взволнованно.
Он удивленно поднял голову, и Кассандра увидела, как он обрадовался, улыбнулся и помахал ей:
– Спускайтесь! Позавтракайте со мной.
Она почувствовала себя Джульеттой – вызывающей, сумасбродной и свободной в ночном платье с разбросанными по плечам волосами. Она перегнулась через перила, чувствуя, как волосы свешиваются через их край.
– А вы меня угостите вашими сливами?
Он рассмеялся:
– Да! И кое-чем еще. Поторопитесь!
Она побежала в комнату, брызнула водой в лицо, стягивая ночную рубашку в поисках какого-нибудь простого платья. Кассандра натянула через голову сорочку и надела поверх нее платье пастушки. Позже она позовет горничную, чтобы та помогла ей надеть все детали туалета леди – корсет, чулки и прочую мишуру.
Сейчас Кассандра оставила волосы распущенными, сунула босые ноги в комнатные туфли, взяла шаль, чтобы не простудиться, и поторопилась вниз, на встречу с ним.
Ощущение ничем не сдерживаемой груди, колыхавшейся под сорочкой, пока она бежала вниз по ступеням, давало ей восхитительное чувство свободы. Кассандру охватило озорное удовольствие от развевающихся распущенных волос и свиста юбок вокруг босых лодыжек. Когда она, задыхающаяся и счастливая, влетела через стеклянные двери во двор, внезапная вспышка солнечного света разорвала туман и пролилась золотым ливнем – как одобрение в ней этой новой легкости, нового духа радости. Она остановилась и подняла лицо к солнцу.
– Откройте рот, – сказал ей Бэзил в самое ухо.
Она испугалась и уронила шаль, повернувшись к нему. Он стоял рядом, на его губах играла легкая улыбка, он оценивающе рассматривал ее лицо, шею и грудь. Кассандра неожиданно поняла, что мечтала увидеть этот взгляд, то, как его глаза потемнели и затрепетали ноздри.
«Я хочу его!»
Она даже не ответила мысленно на этот горячий шепот, просто смотрела на него долгим взглядом, давая ему понять, как ей хочется запустить руки в блестящую копну черных локонов, как ей хочется почувствовать вкус его губ. Потом она закрыла глаза и открыла рот. Кассандра надеялась почувствовать вкус его языка, и мысль об этом поразила ее и ввергла в восхитительное ожидание.
Вместо этого он прижал к ее губам что-то мягкое и круглое, она откусила от сливы и радостно засмеялась.
«Он тоже хочет меня».
– Вы, наверное, разбили немало мужских сердец, – с трудом произнес Бэзил.
Кассандра содрогнулась от разочарования. Почему он не целует ее, а отделывается банальными фразами, хотя она так явственно продемонстрировала свое желание? Выбитая из колеи, она наклонилась за шалью и отодвинулась.
– Мужчины не любят женщин умнее их самих.
Он подбоченился:
– Вы не умнее меня.
Она ухмыльнулась:
– Это мы еще посмотрим.
Он нагнул голову, окидывая ее оценивающим взглядом:
– Посмотрим.
После завтрака они поскакали верхом вниз к морю по узкой проселочной дороге. Солнце ярко светило. Бэзил настоял, чтобы Кассандра надела шляпу и накинула шаль на плечи, дабы защитить бледную кожу от жгучих лучей. Ей было жарко, но она терпела, ожидая обещанный пляж.
Когда они проехали рощу и перед ними открылось бесконечное белое песчаное пространство, когда плеск волн впервые донесся до ее уха, Кассандра мгновенно соскочила с лошади и побежала к воде по мягкому песку. Она остановилась и стала слушать море и вдыхать его запах.
– Здесь так пустынно! – сказала она. – Почему вдоль пляжа нет никаких деревень? Здесь что, бывают жестокие шторма?
Бэзил пожал плечами:
– Иногда, но эта земля принадлежит принцам, они тут охотятся и развлекаются.
– Значит, мы поступаем безнравственно?
Его глаза блеснули, когда он наклонился к ней.
– Очень!
– Хорошо. – Кассандра повернулась и села на песок, протянув руку к туфлям. – Тогда вы не будете шокированы, если я сниму чулки и туфли? – Говоря это, она разувалась. – Если уж я поступаю безнравственно, то мне хочется насладиться этим сполна.
Бэзил взялся за шейный платок и развязал его, бросив рядом с ее туфлями и чулками, потом снял камзол.
– Мы могли бы быть очень, очень безнравственными и просто поплавать голышом. Однако следует поберечь ваше нежное тело.
Но Кассандра сняла шляпу, вызывавшую отвращение, и шаль.
– Вы, разумеется, можете веселиться голышом, если вам так нравится.
Он сел рядом с ней, лукаво усмехаясь.
– Я бы, конечно, так и сделал, чтобы доставить вам удовольствие, миледи.
– Удивительно великодушное предложение!
Граф выразительно пожал плечами:
– Я только хочу доставить вам удовольствие.
Криво улыбаясь, Кассандра встала и стала смахивать песок с юбок.
– Минутку, пожалуйста, – сказал он, поднимая ногу. – Жалко было бы испортить хорошую обувь.
– Да, в самом деле.
Кассандра, умело ухватившись за каблук и носок, стянула с него один сапог, потом другой и бросила их на песок.
Он снял чулки, и Кассандра чуть не упала от необъяснимого приступа желания, охватившего ее при виде его босых ступней и голеней. Они были довольно красивыми, с высоким подъемом и шелковистыми темными волосками. Кассандра видела достаточно лодыжек и пальцев ног, но никогда раньше они не возбуждали в ней желания. Она смущенно покачала головой:
– Думаю, вы внесли свою долю в разрушение, граф.
Он недоуменно поднял голову и увидел, с каким восхищением она рассматривает его ноги.
– А, вам они нравятся?
Он пошевелил пальцами ног, потом взялся за рубашку.
– Я был бы счастлив снять и остальное. Только чтобы доставить удовольствие гостье, конечно.
Кассандра рассмеялась. И что из того, что смех был хриплым? Она протянула руку:
– Идем, мой безнравственный Бэзил. Окунем наши нагие ноги в воду.
Он взял ее руку и позволил ей помочь себе подняться, потом с криком устремился к воде. Кассандра побежала за ним, подняв юбки, и задохнулась от удовольствия, когда первая рябь волн омыла ее лодыжки. Она остановилась, вошла в воду и посмотрела на пену внизу. Сквозь воду были видны ее ноги бледного зеленоватого цвета. Песок струился между пальцами, а из тысячи потаенных уголков ее сознания выплывали воспоминания.
Она слышала вдалеке резкие крики братьев и Адрианы, как будто они раскачивали деревья и играли в пиратов. Она услышала тихое бормотание их няни и Моники как раз за ними и смех маленькой девочки.
– Скажи, – сказал Бэзил, направляясь к ней, – отчего у тебя такое выражение лица?
Рядом с ним постоянно хотелось улыбаться. Она плеснула ногой немного воды в его направлении, хотя это ничего бы и не изменило. В отличие от Кассандры, он не ходил с осторожностью по линии прибоя, а с удовольствием бросился ему навстречу, его бриджи были наполовину мокрыми. Влажная одежда липла к его телу, показывая, какой он сильный и мускулистый. Тонкие серебряные капли повисли во взлохмаченных локонах вокруг лица.
– Я вспоминала, какой я была, когда мне было семь лет, – ответила Кассандра. – В семь лет я была очень смелой.
– Слишком серьезной, с большими глазами.
Она кивнула.
– Я любила стоять прямо у кромки воды и представлять себе, что стою на краю мира. Я старалась увидеть далекие страны – как там звучит речь, как в них одеты люди и каких странных созданий я бы там увидела.
– А что ты себе представляла? Слонов, Индию, специи и блеск?
Она улыбнулась:
– Совершенно верно.
Он нагнулся, поймал красивую розовую раковину и протянул ей мокрой рукой.
– А красивые камни и браслеты?
– О да! У меня их было множество, полные коробки.
Она осмотрела спиральную форму раковины с таким вниманием, как будто внутри было привидение. Ей вспомнился отец, но не такой, каким он был в последние дни перед смертью от туберкулеза, а такой, каким он был тогда, когда она была маленькой девочкой.
– Отец, бывало, привозил их специально для меня. Мы вместе составляли их каталог.
– Значит, он был ученым?
– Не совсем, только я считала его таковым. Остальные братья и сестры дружили между собой. Трое старших детей, потом двое маленьких девочек и мой двоюродный брат с Фебой, которая младше меня. Никому не нравилось то, чем занималась я.
– Ты была одинока?
Ветер бросил волосы ему в лицо, он нетерпеливо стряхнул их.
– Нет.
Море вокруг них металось и шелестело размеренно и как-то успокаивающе.
– Мне нравилось оставаться наедине с самой собой, но отца тревожило, что я проводила так много времени одна.
– И он составлял тебе компанию.
Эта была очевидная подсказка, Кассандра была тронута и широко улыбнулась ему. Он очень хороший слушатель.
– Да, у него хватало времени на всех нас. Он был очень снисходительным отцом.
– Это от него у тебя рыжие волосы?
Бэзил небрежно дотронулся до ее волос.
– Никто не знает, откуда у меня такие волосы. Они такие у меня одной.
Она зажала раковину в ладони и опять посмотрела на свои ноги.
– Нет, он был обычным человеком во многих отношениях.
– А ты – нет.
Она довольно рассмеялась.
– Он беспокоился напрасно. У него были красивые синие глаза и чудесный смех. Женщины всегда любили его, потому что он был добр к своим детям. Думаю, что он и к женщинам хорошо относился.
– Хотел бы я, чтобы моя мать нашла такого мужчину.
Бэзил бросил камень в море.
– Я тоже, – сказала Кассандра.
Бэзил повернулся к ней, ветер сдувал волосы ему на лицо, рукава его рубашки трепетали, он замер по колено в воде. Он стоял на фоне ярко-голубого неба. В течение длинного опасного мгновения казалось, что они вот-вот бросятся друг к другу в объятия, но тут послышался собачий лай. Они оглянулись.
У собаки была коричневая с белым шерсть, неровная и густая. Во рту она держала палку, с надеждой поглядывая на людей. Обрадованные этой переменой, они играли и бегали с собакой, разбрызгивая воду, танцуя в прибое, смеясь и выкрикивая шутки.
Наконец Кассандра, чувствовавшая приятную усталость, рухнула на песок, умоляя о сыре и вине, которые Бэзил прихватил с собой. Пока он ходил за ними, примчалась собака, легла рядом с ней и весело пыхтела, когда она гладила ее за ушами. Кассандра уже очень давно не чувствовала себя такой расслабленной. Может быть, это было первый раз с тех давно прошедших дней на Мартинике.
– Я люблю прогулки, – сказала она. – Я всегда забываю обо всем.
Бэзил опустился рядом с ней, небрежно бросив седельную сумку.
– Я тоже. – Он закрыл глаза и подставил лицо солнцу. – Мир таков, каким его создал Бог.
– Да.
Ее манили его волосы и румянец на щеках. Кассандра испытывала непреодолимое желание дотронуться до его кожи, видневшейся в расстегнутом вороте рубашки. Дотронуться до него. Поцеловать его. Лежать с ним, ее Бэзилом, который был так потрясающе красив.
Мужчина, каким его создал Бог!
Бэзил думал о том, что происходящее – суровое испытание для него. С того самого мгновения, когда Кассандра появилась утром на балконе со сверкающими распущенными волосами, одетая только в легкий газ, его жизнь превратилась в пытку. Увидев ее во дворе в простом платье, с неприбранными волосами и не стянутой корсетом грудью, он потерял покой.
Сейчас они поглощали ломти хлеба, отломленные от свежей булки, и толстые куски белого сыра, запивая все это вином, принесенным в мехе. Кассандра быстро освоилась с этой манерой питья, хотя поначалу вино потекло красной струйкой по ее щеке и шее. Она со смехом вытерла его.
Воздух, соленый и тяжелый, льнул к коже Бэзила, а язык горел от приятного вина. Солнце пекло голову, ему хотелось сбросить всю одежду с себя и с нее и лечь рядом с ней, тело к телу. Он изнывал от желания. И хотя это было пыткой, но очень приятной. В конце концов, она была здесь, перед ним. Так будет не всегда. Бэзил вздохнул и оперся на локоть.
– Вот мгновение, которое я уловлю.
Кассандра вгрызалась в хрустящую корку хлеба и, казалось, совершенно не беспокоилась о том, что ей на колени падали крошки.
– Вы собираетесь подарить мне сейчас двустишие, сэр поэт?
– Не сегодня.
Он откинулся назад и закрыл глаза.
– Когда вы вернетесь в вашу холодную комнату, свернетесь у камина, тогда вы получите от меня письмо, и там будет поэма о солнце, мире и сирене.
– О, значит, я буду сиреной?
Бэзил открыл один глаз.
– Не вы, собака.
Кассандра рассмеялась:
– Мне это понравится!
Взяв шаль из кучи вещей и разложив ее так, чтобы в полосы не попал песок, она легла. Бэзил спокойно взял протянутую руку, довольный ощущением ее расслабленности рядом с собой.
Ее пальцы были тонкими и изящными, он поборол и себе желание погладить их по всей длине. Бэзил лекал под теплым солнцем, слушая крики чаек и плеск волн, близкий и далекий, похожий то на шепот, то на дыхание.
Прищурившись он впитывал цвета, которые он сохранит для того далекого зимнего дня, для Кассандры, – синеву холмов вдали, бледный песок, блеск ее волос. Медных? Слишком прозаично. Тициановских? Слишком тускло. Он перебрал впустую дюжину вариантов. Ни один из них не передавал сути. Бэзил повернулся, чтобы снопа взглянуть на них, и сощурился так, чтобы видеть только блеск волос Кассандры. Золотые пряди блестели среди очень темного рыжего и других оттенков охры. Некоторые пряди были ярко-оранжевыми, некоторые – светло-морковными. Невозможно было как-то обозначить все целиком.
Бэзил улыбнулся, заметив, что Кассандра слегка отодвинулась, и вынул свою руку из ее руки, чтобы опереться на локоть. Она расслабилась, ее губы были полными и не такими сжатыми, как обычно, пропало отчуждающее чувство собственного достоинства, отражавшееся в ее глазах. Он оглядел ее грудь и бедра, потом стал пристально рассматривать поджатые ноги, запорошенные песком. Длинные, очень белые ступни. Он дотронулся до ногтя, овального и слегка изогнутого. Потом Бэзил позволил себе еще раз взглянуть на ее шею, туда, где над корсажем мягко вздымалась грудь, и ниже, на плоский живот. На него нахлынуло непрошеное видение неприкрытой кожи и того, как его рот оставляет отметину у нее на шее.
Кассандра повернула голову, и оказалось, что он смотрит прямо в ее большие спокойные глаза.
– Я чувствовала, что ты разглядываешь меня, – тихо произнесла она и подняла руку к его волосам. Этот жест означал приглашение и разрешение, такое естественное и простое. Бэзил почувствовал, что думает только о ее губах.
Он вовремя вспомнил, что не должен целовать ее, и просто уткнулся носом ей в щеку. Он закрыл глаза, пользуясь возможностью ощутить ее аромат – тонкий запах мыла, смешанный с морским бризом. Ее рука небрежно скользнула по его волосам.
Он хотел ее так, как никогда не хотел ни одну другую женщину. Чистота и неистовство этого порыва ощущались в крови как поэзия, полная волшебства. Сила, заставившая его затаить дыхание, теперь сражалась с его долгом.
Долг. Всегда долг.
Бэзил некрасиво и слишком поспешно отпрянул от нее и поднялся на ноги. Лицо Кассандры исказилось от боли, но лучше так, чем причинить боль, обманув ее. Бэзил повернулся к морю и взглянул навстречу солнцу, блестевшему в волнах.
Успокоившись, он с улыбкой повернулся, как будто ничего не произошло.
– Идем, – сказал он, протягивая руку, – пора возвращаться на виллу. В деревне сегодня вечером праздник в честь святой Екатерины и ее особого покровительства городу, нам нужно отдохнуть и восстановить силы до того, как отправиться туда.
Выражение ее лица не изменилось, только темные глаза смотрели на него оценивающе. Ее рот был красным полумесяцем, который ему хотелось попробовать. Узнать ее вкус. Ярость желания заставила его отступить, когда Кассандра встала, смахивая песок с юбок.
Но его подлинное «я» устремилось вперед, швырнув ее на песок, покрыв своим телом, ртом, руками. Он тихо застонал и опять расстроенно повернулся к воде, представляя, как прохладные волны остудят его жар. Бэзил вдохнул, потом выдохнул, заглатывая соленый воздух, собираясь с силами для неизбежного объяснения.
– Бэзил, простите меня. Я вдова, я не думала, что это оскорбит вас.
– Оскорбит? – Он повернулся к ней, качая головой: – Я не оскорблен.
Честь спеленала его могильным саваном.
– Но мне необходимо кое-что разъяснить вам.
Она кивнула так спокойно, как будто ожидала этого.
– Вы помните вечер, когда я писал вам о цыганке на дороге, когда я был в отчаянии и сказал, что существует некое дело чести, угнетающее меня?
– Да, это мое любимое письмо.
– В тот день ко мне приезжал отец, – слова застревали у него в горле, – чтобы напомнить мне о моих обязанностях…
Бэзил долго задумчиво молчал, потом выпалил все, что хотел сказать:
– Кассандра, я обручен, через месяц я женюсь.
Казалось, черты ее лица были сделаны из воска, а глаза из стекла, потому что ничто в ее лице не изменилось.
– А, – протянула она, – понимаю.
– Это политическое решение. Она очень молода и провела всю жизнь в монастыре. – Он задержал дыхание. – Я ничего не могу предложить вам, поэтому из наших отношений не выйдет ничего хорошего.
– Шшш! Какая редкость – мужчина отказался от физического удовольствия в пользу чести. – Легкая улыбка тронула ее губы. – Думаю, теперь вы нравитесь мне еще больше.
Честь. Бэзилу показалось, что его жизнь кончена.
Глава 5
На крошечном островке у побережья Италии девушка встала на колени рядом со своим жилищем. В сумеречной тишине послышалась вечерняя молитва монахинь, от которой сладко щемило сердце Аннализы ди Канио. Это были звуки мира и радости, она страстно желала присоединить к их голосам свой собственный голос и пропеть хвалу Богу. Это все, о чем она когда-либо мечтала.
Но этому не суждено было сбыться. Утром к ней придет отец и похитит ее отсюда, отвезет на их виллу во Флоренции, где ей надо начинать приготовления к свадьбе с графом ди Монтеверчи. Она не помнила его, но мать написала ей пустое письмо о красоте молодого графа и о том, что Аннализа получила прекрасную возможность вступить в брак с таким очаровательным, симпатичным и богатым молодым человеком. Она убеждала так долго, что Аннализа сдалась, но потом в отчаянии сожгла это письмо.
Она не собиралась выходить замуж. Никогда. Ни за кого. С раннего детства Аннализа хотела только одного – стать монахиней. Служить Богу настолько преданно и честно, насколько она была способна.
Отец утверждал, что ее красота пропадет в монастыре. Мать сказала, что Аннализа может служить Богу как хорошая жена и хорошая мать, как это делала сама Дева Мария. Аннализа сжала руки в кулаки и подняла глаза к маленькому простому распятию, украшавшему чистую белую стену. Она знала, что это правда; она могла служить Богу в браке, став матерью хороших детей. И, если Бог не совершит чуда, она так и сделает.
Но ее сердце жило здесь, на этом острове, в стенах этого монастыря, где она просто радовалась росе в огороде, за которым помогала ухаживать сестре Марии, где все дни были похожи, где молитвенные песнопения возносились в чистой гармонии и так глубоко пронизывали ее счастьем, что из глаз ее текли слезы.
Аннализа не говорила вслух о своей уверенности в том, что рождена для того, чтобы занять место в этом монастыре, потому что было гордыней и грехом думать, что она знает желания своего сердца и свое место в мире лучше, чем отец. Она не решалась говорить о своей страсти с другими сестрами, хотя и подозревала, что они знали и стремились ей помочь. Дружеское плечо сестры Катарины, на котором она могла выплакаться в минуты отчаяния, ее ласковый, веселый голосок поддерживали Аннализу, укрепляя ее веру. Господь справедлив, он тоже знает о ее сокровенном желании. Неужели он накажет ее за гордыню и нежелание повиноваться воле отца?
– Мое место здесь! Пожалуйста, позволь мне остаться, – умоляла Аннализа.
Пение сестер на вечерне окутывало ее, обнимало, как теплые руки.
– Помоги мне, Господи!
* * *
Кассандра, утомленная утренней прогулкой, вернулась в свою комнату, чтобы вздремнуть. Лежа в постели, она смотрела через открытую дверь маленького балкона на зеленые холмы, походившие на груди, покрытые рукой неба. Ее одежда и волосы пахли морем, тело с непривычки ломило от обилия движений. К ее ногам прилип песок, хотя она и пыталась стряхнуть его до того, как лечь в постель. Позднее Кассандра пожалеет об этом, но сейчас ею овладели расслабленность, вялость, голову она положила на гору подушек с золотой бахромой.
Кассандра думала только о Бэзиле. Бэзиле, смеявшемся, полном жизни и счастья, когда он бегал в прибое с бездомной собакой. О Бэзиле, смотревшем на нее так печально и одновременно с такой жаждой, когда думал, что она спит. Бэзиле, нагнувшемся, но не поцеловавшем ее.
И он помолвлен. Помолвлен!
Кассандру ужасала сила обуревавших ее страстей. Чего же именно она хотела? Она думала о своих руках, зарывшихся в его блестящие волосы, о черных локонах, обвившихся вокруг ее пальцев, о его густых опущенных ресницах, о переносице, покрасневшей на солнце.
Кассандра пошевелилась, ее одежда прошуршала по атласу покрывала, когда она поворачивалась на бок. По вине своего мужа она никогда раньше не понимала, что такое желание. Она слышала слишком много сплетен, слишком много признаний в незначительных, изменчивых и поверхностных увлечениях. Она стала свидетелем того, как ее сестра Адриана оказалась замешанной в скандале, не понимая, почему та согласна была рискнуть всем ради мужчины.
Теперь, томясь от неудовлетворенности, Кассандра удивлялась, как ей прежде удавалось избегать этого чувства. Ей всегда нравилось флиртовать, она считала, что это льстит умным мужчинам. Но до сих пор она избегала вожделения.
Ее подруги говорили, что она постоянно сравнивает окружающих с отцом и братьями, что ее запросам не может соответствовать ни один мужчина. Возможно, это было правдой.
Правдой было и то, что с физической стороной любви ее познакомил человек с противоестественным и грубым вкусом. Воспоминания о его притязаниях защищали Кассандру от соблазна завести себе любовника после его смерти.
Но сегодня она почувствовала желание, пробившее брешь в ее страхе. Какая ирония – Кассандра воспылала страстью к человеку, который не мог помочь ей постичь ее!
Она нетерпеливо поднялась и вышла на балкон. Когда Кассандра облокотилась на каменные перила, ей вдруг захотелось, чтобы вернулся ее прежний Бэзил – одинокий поэт средних лет, присылавший тосканское солнце и океанские ветры в ее холодный городской дом в Лондоне, который привносил такую музыку и удовольствие в ее замкнутый мирок. Если бы она не приехала в Тоскану, она могла бы найти другое применение своей недавно открытой смелости: может быть, написать что-нибудь, что ей нравилось, или начать изучать что-нибудь доселе неизвестное. И с ней все еще был бы старый Бэзил. Чувствуя себя опустошенной, Кассандра уронила голову на руки. Как можно скучать по человеку, который никогда не существовал?
Но он существовал, в этом-то и было все дело. Кассандра испуганно вспомнила чувство предостережения и страха, которое она почувствовала, увидев его в первый раз. Наверное, вся эта затея с путешествием была их общей ошибкой. Возможно, все еще изменится, если она сократит свое пребывание здесь. Похоже, ей следует уехать.
Не домой – мысль о собственном садике, размеренной, тихой жизни и пустых салонных разговорах заставила ее содрогнуться. Может быть, отправиться в Венецию? Она уже заехала достаточно далеко, так почему бы и нет?
Кассандра поспешно выпрямилась, вернулась в комнату и принялась вынимать вещи. Сундук можно отправить позднее, сейчас она возьмет с собой только самое необходимое: пачку его писем, перевязанных лентой, гребень и щетку. Кассандра свалила вещи в кучу, едва позволяя себе думать и дышать.
В дверь постучали, и Кассандра неожиданно почувствовала, что дрожит. Она сложила руки и уставилась на дубовую панель, защищавшую ее от опасности, но ничего не ответила. Может быть, тот, кто там стоит, подумает, что она спит, и уйдет?
Постучали еще раз. Ее пальцы нервно сжались.
Под дверь просунули письмо, оно тихонько зашуршало.
Кассандра вскочила и поторопилась поднять письмо, ее руки так дрожали от страха и отчаяния, что она едва смогла его распечатать – на теплом воске виднелся отпечаток кольца Бэзила. Страницу испещрял его знакомый изящный почерк.
Кассандра!
На странице все еще только ты и я. Так как я знаю тебя и твою честность, то, знаю, что ты думаешь сейчас, что должна покинуть мой дом.
Я умоляю тебя – не уезжай. Останься только на день или два, как тебе будет удобно, но не уезжай сейчас, до того, как я покажу тебе корзину с небольшими сувенирами, которую я хотел отдать тебе, когда ты будешь уезжать. Пока я подарил тебе только сливы и море. Еще есть луна, праздник в деревне сегодня вечером и опера, которую я приберег напоследок, – богатая пища для твоего воображения. Есть еще вино, чтобы его пить, Кассандра, и смех, чтобы разделить его.
Пожалуйста, мой друг, останься ненадолго. Мы благородные люди, и наша встреча произошла в умах, правда? Мы ничему не позволим лишить нас этого…
Б.
Кассандра открыла дверь, сдерживая биение сердца, – он стоял там и ждал. Один взгляд его темных, печальных глаз привел ее в чувство. Кассандре страстно захотелось поцеловать его. От безрассудности этого желания уши ее запылали, и она быстро отошла к кровати, чтобы прикрыть собранные вещи.
– Бэзил, я получила большое удовольствие от вашего гостеприимства, но я думаю, что будет лучше, если я все-таки уеду сейчас.
Он обогнул большую кровать и поймал ее трепещущую руку.
– Завтра наступит быстро, если уж ты так решила, – сказал он. – Сегодня же позволь показать тебе деревню и праздник.
Он отпустил ее и улыбнулся. Кассандра поняла, что не хочет с ним расставаться. Даже сейчас, когда спокойствие окутывало его как плащ, когда было тщательно скрыто все, что он чувствовал на пляже, душа Кассандры устремилась к нему с одержимостью безумия.
– Бэзил, я…
– Тише! – Он медленно раскрыл ладонь и протянул ее Кассандре.
Обещание! Его ладонь была сильной, ее – мягкой и податливой, ей казалось, что их соединенные руки сейчас воспламенятся, такой пожар полыхал между ними.
– Только сегодняшний вечер, Кассандра, – тихо попросил он. – Еще несколько часов, и все.
Кассандра увидела в его глазах доброту и страсть. У нее мелькнула предательская мысль: зачем ей брак? Она хочет только иметь любовника. Почему бы не взять то, что нашла, и не оставить, прежде чем грех сделает их несчастными?
Боясь взглянуть на него и раскрыть происходившее в ее безнравственном сердце, она смотрела на его руку, желание пульсировало в каждой клетке ее тела. В воздухе потрескивали искры. Это становилось опасным. В этом было некое предзнаменование для них обоих, но вдруг она почувствовала, что кивает.
– Хорошо, я останусь на день или два.
Его рука скользнула по ее руке.
– Ты не пожалеешь, моя Кассандра. Я обещаю.
Она убрала руку и спокойно ответила на его пристальный взгляд:
– Не обещайте того, чего не можете сделать, сэр. Вы даже не можете знать правду о том, что творится в чужом сердце. Только о том, что происходит в вашем собственном.
– Да, это так, – согласился он.
Он спрятал руки за спиной, отвесил короткий поклон и удалился.
Кассандра опустилась на кровать, ее ладонь странно горела, она подняла ее, ожидая увидеть след ожога, но там ничего не было. Только снежно-белая кожа ее руки, как и всегда. Кассандра сжала пальцы, как будто хотела сохранить это ощущение, и снова подумала, что зря позволила уговорить себя.
Чуть позже она успокоилась. К чему все так драматизировать? Что может произойти за день или два?
В сумерках они верхом и быстро добрались до деревни. Высокие тонкие деревья отбрасывали на фоне неба резкие тени, легкий ветерок отгонял дневную жару. Птицы пели вечернюю песню, откуда-то из укрытия мычала корова. Кассандра дышала с удовольствием, ощущая, что благодаря мягкой силе этого покоя спадает напряжение, чувствовавшееся между ними.
– Вот она – прелесть путешествия, я ее чувствую именно сейчас, – произнесла она.
– Расскажи мне.
– Я не знаю, как называются птицы, поющие эту песню. Я понятия не имею, что мы увидим, когда свернем за поворот. Я впитываю запахи, которых никогда не чувствовала в воздухе раньше.
Бэзил быстро и широко улыбнулся ей:
– Да, но это то, что пугает многих людей, находящихся далеко отсюда. За этим поворотом может скрываться банда разбойников или отвратительный городишко. Еда может оказаться непривычной и не понравиться вам.
– Но может быть и настолько восхитительной, что мне захочется готовить это всегда самой.
– В жизни всегда один и тот же выбор – страх или радость. Мы просыпаемся с волнением или готовыми к объятиям? Мучаемся мы или празднуем?
– По-моему, – медленно произнесла Кассандра, – я уже достаточно намучилась и наволновалась. Именно твои письма показали мне, что можно не только бояться.
– Мои письма могли напомнить тебе об этом, но у тебя всегда был этот дар. – Он поднял голову. – Тот ребенок на краю мира мечтал о красоте, правда?
– Да, о красоте, – ответила она, – но не как об источнике радости.
– Как может красота не приносить радость?
– Она пугала меня, – честно призналась Кассандра. – В те часы, когда я вечерами мечтала на Мартинике, все окрашивалось в малиновый цвет, а воздух кипел от пения птиц, жужжания насекомых и звуков моря. Там было столько жизни, столько энергии, что я убегала обратно в свою комнату и закрывала голову подушкой.
– Ты?
Внезапно смутившись того, что рассказала так много, Кассандра пожала плечами.
– Иногда.
– Нет-нет, ты не должна убегать от этого. Чего ты боялась?
– Я не знаю, Бэзил, – стесняясь, ответила она. – Может быть, я боялась только потому, что там умерла моя мать.
– Может быть.
Какое-то время он ехал молча, и Кассандра надеялась, что теперь эта тема закрыта. Бэзил уже и так слишком много знал о ней.
– Но позволь спросить тебя: что в действительности видела та маленькая девочка?
Ей было не отвертеться, и она, прикрыв ненадолго глаза, призналась:
– Тогда я во всем видела чудовищ. Везде. Цветы иногда казались мне домами злых волшебниц, а птицы указывали им, где я скрываюсь.
– Почему?
– Венеция – богиня любви, украшенная богатейшими тканями и самыми земными запахами; она – цыганка, выбирающая любовников по своему вкусу, соблазняя всех, кто вдохнул однажды запах ее духов.
У Кассандры перехватило дыхание.
– Тогда это очень опасное место!
– Очень опасное и очень возбуждающее. – Что-то привлекло его внимание. – Ты слышишь?
Они услышали музыку.
– Праздник?
– Да, он тебе очень понравится, я обещаю.
Они свернули последний раз, и перед ними открылась деревня. Потом они остановились на улице во время захода солнца, свет которого дополняли десятки фонарей и факелов, установленных квадратом. Лавочки и дома окружали с трех сторон широкую площадку, выложенную золотистыми камнями. С четвертой стороны располагалась красивая церковь, сверкавшая сотнями свечей, при свете которых цветные стекла в ее окнах казались ожившими сполохами. Жители деревни толпились на улице. У маленьких девочек были красные кружевные ленты в волосах, некоторые женщины были одеты в красные юбки. Все они торопились к центру площади, на которой горел большой костер.
Кассандра была очарована.
– Как красиво! – воскликнула она. – Что они празднуют?
– Ночь огня. Много лет назад жители деревни умирали от чумы, в большом горе они молились святой покровительнице деревни – святой Екатерине Сиенской. Ты знаешь о ней?
– Немного. Она писала. – Кассандра улыбнулась. – Я специально собирала сведения о женщинах-писательницах, живших в разные времена.
– Понятно. Святая Екатерина – это местная легенда, поскольку она побывала в нашей скромной деревушке и омыла в источнике ноги, говорят, что она благословила ее. Так что когда пришла чума, жители деревни молились и молились в церкви, которую они построили в ее честь.
– И произошло чудо?!
– Конечно, но не так, как ожидалось. Ты видишь, что эта деревня не такая старая, как те, что ты видела по дороге, проезжая по стране?
До этого момента Кассандра не обращала на это внимания, но это было именно так. Многие деревни могли похвастаться средневековыми башнями и древними домами. Местные же строения были старыми, но не старше ста или двухсот лет.
– Да. А почему?
– Потому что святая Екатерина наслала на деревню огонь. Он разрушил здесь все, поглотил здания и окружил деревья. Люди, убежавшие далеко в поля, не смогли остановить этот пожар – они стояли и смотрели, как все горело целых два дня. Огонь поглотил тела умерших от чумы, поглотил сено и траву и даже больных, которых они оставили.
– Как ужасно!
Он поднял палец с улыбкой:
– Нет-нет, это было чудо, потому что поля огонь не тронул, так что было что с них убирать. А чума никогда больше не возвращалась в нашу деревушку: святая Екатерина спасла ее, спалив дотла.
Кассандра взглянула на площадь. Там зажгли огонь под громкие крики и опять послышалась музыка. Красные ленты трепетали в темных волосах, пламя взлетало до неба, и она подумала о крестьянах, наблюдавших за тем, как сгорает их деревня.
Кассандра была растрогана.
– Спасибо, Бэзил.
– Я знал, что тебе понравится. Пойдем, здесь не только огонь, но и море еды, приготовленной в честь спасенного урожая, и мы обязаны ее съесть.
Весь вечер Бэзил испытывал боль гордости и желания.
Кассандра с удовольствием погрузилась в праздник. Она брала все лакомства, которые ей предлагали, и выражала по этому поводу буйный восторг. Она танцевала с женщинами и слушала долгий бессвязный рассказ очень древнего старика, которого очаровал цвет ее волос. Им всем понравились ее волосы, и маленькие девочки просили ее распустить их.
– Для святой Екатерины! – кричали они. Его глаза жег этот мерцающий огонь.
Бэзил пил очень мало, боясь, что не сможет контролировать себя, если в его крови будет бродить вино. Он и так был опьянен ею, слишком опьянен, когда Кассандра подбежала к нему, взяла за руку и вовлекла в круг танцующих, пьян, когда прядь ярких волос скользнула по рукаву его камзола, пьян, когда она откинула голову и засмеялась, а его взгляду открылась ее шея, белая и ровная в ночи. Он любил эту длинную, нежную шею.
Танец унес ее прочь; терзаемый потерей, Бэзил отступил к скамье в темном углу и наблюдал за ней оттуда.
Как мог он вернуться к своей прежней жизни, взвалить на себя груз чести и обязанностей, а ее оставить здесь – навсегда запечатлеть ее в своей памяти танцующей? Она казалась ему воплощением всех стихов, которые он когда-либо слышал, каждого сонета, который он страстно желал написать, каждого красивого слова и слога, произнесенных когда-либо.
Кассандра смеялась, и этот смех, казалось, звенел над площадью. Бэзила обуревали крамольные мысли. Почему нет? Она благородного происхождения, вполне подходящая жена. Она красивая, образованная и даже говорит по-итальянски. Почему он просто не может отказаться от жены, которую навязал ему отец?
Это было сумасшествием, Бэзил знал ответ. Какое бы отвращение он ни питал по отношению к своему долгу, он исполнит его. Этот брак свяжет две семьи и образует для всех них сильный процветающий союз. Уже богатые, они станут еще богаче. Уже сильные, они станут равными принцам. Но главное, Бэзил не мог разрушить мечты своей матери. Она любила Аннализу, защищала ее и уже на смертном одре напомнила отцу Бэзила о необходимости поддерживать девушку.
Если бы кто-нибудь из братьев Бэзила выжил, один из них вступил бы в этот брак вместо него. Бэзил должен был выполнить обещание, потому что остался в одиночестве. Глядя на Кассандру, он думал о том, что это – жертвоприношение, а не смерть, Бэзилу придется устоять перед ней ради Джованни, Тео и матери.
Седая женщина в красной юбке опустилась на скамью рядом с ним, тяжело дыша.
– Я не так молода, как прежде, – сказала она, смеясь и прикладывая руку к груди, – но вы, красивый господин, вы молоды! Что вы сидите здесь в темноте и грустите? Идите танцевать!
Он покачал головой:
– Я люблю смотреть.
– Она красивая, ваша женщина.
– Она не моя женщина. – Он произнес это грубее, чем хотел, и добавил уже мягче: – Она только мой друг.
В темноте сверкнули глаза старухи, темные и большие, Бэзил увидел в ней красавицу, какой она была раньше.
– Друг! – воскликнула она с неподдельной искренностью.
Бэзил неохотно улыбнулся, пытаясь вспомнить, как ее зовут.
– Да, друг. Мы переписывались в течение долгого времени. Она приехала только в гости, посмотреть округу, потом отправится в Венецию.
В этот момент маленький мальчик с копной густых черных волос потянул Кассандру за юбку. Она нагнулась и подняла его кружа, ее волосы и юбки образовали вокруг нее яркий водоворот. Мальчик рассмеялся и дотронулся руками до ее лица. Она поцеловала его пальцы легко и просто. Этот невинный жест поразил Бэзила. Он обхватил голову руками.
– Она только мой друг, – повторил он.
Старуха, он внезапно вспомнил ее имя – Люсия, осторожно положила руку ему на спину и ничего не сказала.
Рассвет поднялся над горизонтом прежде, чем они тронулись в обратный путь. Презрев свои благие намерения, Бэзил выпил много вина, как, впрочем, и Кассандра, но опасаться было нечего. Лошади знали дорогу и шли иноходью в тумане. Туман клубился вокруг их ног, спускаясь к роще.
– Следовало ли нам уезжать так надолго? – прошептала Кассандра, когда показалась вилла. – Не выскочат ли из-за деревьев разбойники и не перережут ли они нам глотки?
Она жалась к Бэзилу, на губах ее расцвела озорная усмешка, в глазах сверкала решимость, которой он раньше в ней не замечал.
Он ухмыльнулся:
– Они все спят!
– Мне понравилась твоя деревня, – сказала она, счастливо вздохнув. – Я собираюсь написать об этом празднике прекрасное эссе.
– Обязательно пришли его мне.
– Ты об этом тоже напишешь? О, как ты сможешь удержаться от этого? Все эти маленькие девочки с красными лентами!
И мальчик, пальцы которого она поцеловала!
– Я так рад, что тебе понравилось.
– По-моему, – сказала она, резко запрокидывая голову, что свидетельствовало о том, что она выпила несколько больше, чем следовало, – это была самая лучшая из ночей в моей жизни.
– Самая лучшая?
– Да.
Их взгляды встретились, и Бэзил подумал, что непонятно, кто из них ведет себя более безрассудно. Из озорства он решил испытать Кассандру:
– Лучше, чем брачная ночь?
– А, это! – Она махнула рукой. – Нет, мне это не понравилось.
Она никогда не написала и не произнесла ни слова о муже, Бэзила это внезапно удивило.
– Ты никогда не говоришь о своем муже. Ты так горюешь, что он умер?
Кассандра издала непристойный звук.
– Нет! Он был ужасен. Я ненавидела его.
Сначала Бэзил обрадовался, а потом, наоборот, заревновал.
– Теперь ты женщина и можешь свободно выбрать себе следующего. Так будет лучше.
– Вы закидываете удочку, сэр?
– Удочку?
Она хитро прищурилась:
– Спрашиваете, есть ли у меня кто-нибудь на примете?
– Нет. – Он нахмурился. – А есть?
Она рассмеялась:
– Нет. Я счастливейшая из вдов и никогда не выйду замуж. Никогда. Брак – это тюрьма для женщины.
– Не всякий брак.
– Ну, следует признать, что моя сестра довольна своим браком, но я не ценю удовлетворенность. – На ее лице появилось упрямое выражение. – Я ценю свободу и смелость. Сегодня вечером у меня есть и то и другое!
– Ты пьяна, Кассандра?
– Немного. Думаю, достаточно, чтобы проснуться завтра с головной болью. – Она наклонила голову. – Я тебя шокирую?
– Ты же знаешь, что это не так просто сделать.
Он был одурманен.
– Я не часто позволяю себе это. Но мне кажется, что вино изобретено для того, чтобы мы могли хоть на один вечер отложить в сторону все темное, печальное и тревожное. Сегодня вечером мы все пили больше обычного, танцевали и весело смеялись. Твои крестьяне умеют это делать. В моем мире пьянство дело обычное, но облегчения оно не приносит.
– Думаю, ты права, моя Кассандра. Может, мне следует устраивать вечерние пирушки каждые полгода.
– Наверное, мне тоже следует их устраивать, настаивая на том, чтобы сестры раз в год приезжали ко мне на праздник с танцами. Думаю, моему брату Джулиану необходимо выпить, – добавила она, – его сердце нуждается в лечении.
Беспечно болтая, они не заметили, как добрались до конюшен.
– Мы приехали, – сказал Бэзил. Он быстро соскочил с лошади и подошел к Кассандре: – Позвольте вам помочь, миледи.
– Помочь мне? – мягко повторила она и вытянула руку.
Бэзил обнял ее за талию и, когда она легко повернулась в седле, ощутил ее движение под своей рукой. Он закрыл глаза.
Она соскользнула с лошади, очень близко, ближе, чем нужно было, но вместо смятения Бэзил почувствовал, как все в мире встало на свои места. Конечно, это должно было произойти именно так – с рассветом, нависающим у края ландшафта, с тишиной, заглушённой туманом вокруг них, так, что мир будут освещать только ее волосы. Он чувствовал ее рядом с собой, ее грудь, ее волосы, ее дыхание на своей шее. Рядом с ним Кассандра почувствовала себя очень маленькой.
Бэзил посмотрел вниз, его голова кружилась от вина и страсти. Он увидел белый овал ее лица в ночи и ее глаза: большие, темные и спокойные. Он поднял палец и дотронулся до ее очень красных губ.
– Не говори ничего, Бэзил, – хрипло произнесла она. – В это мгновение я выбираю радость. Я выбираю смелость.
Он почувствовал, как давит на него ее грудь, почувствовал жесткость корсета, когда Кассандра поднялась на цыпочки и обняла его лицо руками.
– Я выбираю одно воспоминание, – прошептала она и прижала свой рот к его рту.
Только один раз – очень легко и целомудренно, но тем слаще было это мгновение.
Бэзил только начал вдыхать запах ее волос, когда она, улыбаясь, отодвинулась.
– Утром я буду раскаиваться в своей несдержанности и очень обижусь на тебя, если ты напомнишь мне о моем опрометчивом поступке.
– Ни намека, – сказал он очень осторожно.
Отодвинувшись, чтобы ослабить искушение, Бэзил взял ее за руку и потянул по направлению к вилле.
– Но взамен обещай не быть чопорной англичанкой, сгорающей со стыда, и не прячь лицо.
Она рассмеялась:
– Честное соглашение!
Во дворе Кассандра остановилась и посмотрела на фруктовый сад.
Солнечный свет теперь тихо и мягко перетекал в день, полный забот.
– Думаю, я останусь здесь ненадолго, мне бы хотелось побыть одной.
Он отпустил ее руку.
– Конечно.
Она шагнула, потом оглянулась.
– Большое спасибо, Бэзил.
Кассандра провела рукой по спутанным волосам, и Бэзил почувствовал, как сильно ему сдавило грудь, сильнее, чем когда-либо.
– Это – дело моей чести, – тихо сказал он.
Прежде чем что-то предпринять, прежде чем испытать стыд за них обоих, он повернулся и оставил ее одну.
Наконец-то в его сердце все было ясно. Он устремился в свою комнату, сбросив по дороге шляпу и плащ у подножия лестницы.
Конечно, ответ был таким простым.
Глава 6
Перепрыгивая через ступени, Бэзил добежал до своей комнаты.
Он швырнул на кровать камзол, сел к столу, обмакнул перо и написал:
Отец!
Я не могу жениться на Аннализе.
Я знаю, как ты воспримешь эту новость, поэтому поверь, что я имею в виду именно то, что говорю. Я не женюсь на ней. Я должен сделать честный выбор.
Пожалуйста, извести ее отца и уведоми, что я буду рад компенсировать это так, как он сочтет нужным. Поскольку она молода и, судя по всеобщим отзывам, красива, то не составит никакого труда найти ей другого мужа.
Бэзил.
Он часто дышал, а его рука тряслась, запечатывая письмо. Бэзил достал еще один лист бумаги.
Моя дорогая Аннализа!
Вы должны немедленно постричься в монахини. Я не могу на вас жениться, но мне известно, что вы всегда искренне желали провести жизнь в монастыре. Даже ваш отец не сможет нарушить обет, данный вами Богу.
Сделайте это незамедлительно, Аннализа, ради вашей безопасности. Когда все будет улажено, я навещу вас, и мы сможем обсудить это не торопясь.
Ваш слуга Бэзил,
граф ди Монтеверчи.
Он запечатал письмо, потом выбежал из комнаты в поисках слуги. Он сунул письма в руку лакея:
– Отправить немедленно.
Его отец был в Генуе и не получит письма неделю или две, но Бэзил не мог действовать до тех пор, пока не освободится от обязательств. Его мать хотела только того, чтобы девушка находилась под защитой, но не говорила какой.
Потом он направился на поиски Кассандры. Его сердце сильно билось, а бурление крови буквально сжигало его. Кассандры не было там, где он ожидал найти ее – в ее комнате. Ее не было и во дворе, там был только садовник.
– Ты видел леди Кассандру? – спросил Бэзил.
Старик усмехнулся и кивнул в направлении фруктового сада. Бэзил хлопнул его по спине и побежал. Он увертывался от веток и перепрыгивал через корни и камни.
Потом он увидел ее, тянущуюся за сливой на дереве. Ее волосы были растрепаны танцами и руками маленьких девочек. Кассандра увидела его и, должно быть, почувствовала его напряжение. Она с беспокойством шагнула ему навстречу:
– Бэзил, что случилось?
Он подумал, что влюбленный поэт должен наконец увековечить самый красивый из первых поцелуев. Но сейчас в нем не было изящества. Он молча подошел к ней, его пронизало нечто большее, чем жар и желание. Ему казалось, будто воздух потрескивает, а она светится. Бэзил обхватил лицо Кассандры ладонями, наклонился и поцеловал ее.
Он поцеловал ее в, губы, вложив в этот поцелуй все свое страстное желание. У него зашумело в ушах от того, как он желал ее, от вкуса ее губ, от ее запаха и от ощущения ее рук, обвившихся вокруг его шеи.
Он хотел выглядеть искусным, терпеливым и мягким, но это было невозможно. Поцелуй пламенел, зажигая его и ее, они целовались жадно и неистово. Когда у него закружилась голова и нужно было снова вдохнуть, Бэзил откинулся назад. Ее руки упали на его запястья, он услышал ее дыхание, почувствовал его на своем подбородке.
Он закрыл глаза и тут же открыл их, но она все еще стояла рядом, и его переполнило чувство счастья, а чувство облегчения было столь велико, что подгибались ноги.
– Я еще не женат, – сказал он, думая о ее отношении к неверным мужьям, – и у нас мало времени, да? Никто не пострадает от того, что мы любовники. – И он опять прижался к ее губам. – Я не могу дать тебе уехать.
Кассандра тихо вскрикнула.
– Бэзил, есть вещи, которые ты должен знать обо мне, если мы становимся на этот путь.
– Нет, все, что мне надо знать… – он нагнулся, чтобы опять поймать ее дрожащую нижнюю губу, – это то, что я искал тебя всю мою жизнь и Бог привел тебя ко мне.
Слова были слишком мелки, они не могли отразить суть произошедшего, поэтому Бэзил молчал и только целовал, целовал ее, а она целовала его в серебристой предрассветной дымке.
Неожиданно Кассандра отодвинулась.
– Бэзил, – протестующе прошептала она, отступая и прижимая дрожащую руку к груди. Она замерла перед ним, в ее глазах было нечто непонятное, скулы окрасил лихорадочный румянец. – Я… – Она покачала головой. – Это необдуманно, нам нужно отдохнуть.
Бэзил сглотнул, едва сдерживаясь.
– Конечно, – наконец произнес он. – Прости, я окончательно потерял голову.
– Мне нечего прощать, – прошептала она. – Я… только… Сейчас мне необходимо поспать.
Прежде чем он обрел способность говорить, она убежала, просто растворилась в тумане. Бэзил смотрел ей вслед до тех пор, пока шлейф ее юбки не исчез за кустарником.
Был ли этот поступок слишком необдуманным? С его стороны это было слабостью. Он гулял между деревьями, срывая листья, как потерявшийся ребенок. Она не ответила на его чувства? Может быть, вино и страсть сделали из него дурака? Он пришел во двор с опущенной головой и поднял глаза к балкону ее комнаты.
Она стояла там с волосами, распущенными по плечам, одетая в халат, и смотрела вниз, на него. Она была изящная и бледная, как свеча. Бэзил остановился, пораженный этим зрелищем.
Кассандра долго пристально вглядывалась в его лицо, потом перегнулась через балюстраду и протянула к нему руку. Это был приглашающий жест.
Он напугал ее! Так просто. Какой же взрослый мужчина так набрасывается на женщину? Он мог подождать, дать сну немного охладить свой жар.
Приложив руку к сердцу, Бэзил послал ей воздушный поцелуй. Она сделала то же самое. Бэзил стоял под балконом до тех пор, пока она не ушла внутрь, к той кровати, украшенной золотой вышивкой, в которой он так мечтал оказаться.
Кассандру разбудила птица, щебетавшая на балконе. Эта птичка, маленькая черная красавица, поющая на каменной ограде на фоне зелени, казалось, прилетела из ее сна. Кассандра долго смотрела на нее, вытянувшись на кровати.
Бэзил!
По ее телу пробежали мурашки, как эхо неистового желания, которое она почувствовала, увидев, как он бросился к ней с холма. Потом Кассандра вспомнила его сильные руки с мозолистыми ладонями, крепко прижатые к ее лицу, и его горячий рот, торопливо искавший ее губы. За всю свою жизнь она не встречала человека, который смотрел бы на нее так, как будто умрет, если не поцелует.
Уютно завернувшись в покрывала, которые находились в таком беспорядке, как будто в ее беспокойной постели был любовник, Кассандра наслаждалась странным возбуждающим ощущением, которое принесли с собой воспоминания, снова и снова оживляя их в воображении.
Нанежившись в постели, она умылась и позвонила, чтобы принесли завтрак. Слуга принес шоколад в серебряной чашке и свежий хлеб. Все это она перенесла на столик у окна.
Было очень тепло, несмотря на ветерок, дувший через открытую балконную дверь. Чувствуя себя абсолютно свободной, Кассандра сбросила халат и уселась завтракать в одной ночной рубашке. Из окон она видела холмы и висевшее над ними тусклое марево, подернутое дымкой. Она вспоминала о празднике, о том, как Бэзил целовал ее в фруктовом саду, о сливах, которые он принес ей с тех деревьев… вдруг она ощутила такое восхитительнейшее чувство счастья, что ей захотелось громко петь и танцевать. Это было простое счастье, просившее воспользоваться им сегодня.
Напевая себе под нос, Кассандра нашла свою шкатулку с письменными принадлежностями. Прихлебывая шоколад и откусывая хрустящий сдобный хлеб, она начала писать, собираясь только уловить впечатления, чтобы позднее можно было собрать записки в нечто более или менее связное. Сейчас она и не думала, во что именно, – возможно, письмо или статью или даже в простой дневник.
Но, делая наброски, она углубилась в них. Морская вода, кружащаяся над пальцами ее ног, воспоминания об отце, восхитительная еда, которой кормил ее Бэзил, и потом праздник прошлой ночью, который был одним из самых ярких и возбуждающих зрелищ в ее жизни.
Я чувствую себя здесь иначе, – писала она, – и эта перемена захватила меня целиком. Я чувствую, что могу делать все, быть тем, кем захочу. Или, может быть, я впервые за многие годы полностью чувствую себя самой собой, как будто я и есть тот смелый ребенок, которым была когда-то. В тот момент, когда кралась через лес, чтобы увидеть, как танцуют рабы, при этом готовая ко всему, что могло произойти.
Она, эта девочка во мне, заключает в себе сдержанность, красоту, свет и даже возможность любви и плотских радостей. Тех, о которых я когда-то мечтала, а не тех, которые мне открылись.
Кассандра остановилась, дотронулась до губ, размышляя, достаточно ли она смела, чтобы написать о том поцелуе. Откинув назад густую прядь волос, она обмакнула перо.
А теперь Бэзил. Что я буду вспоминать о нем, когда придется покинуть это прекрасное место? Его красивые волосы, свободно спадающие на лицо, когда он играл с собакой на пляже, изгиб его босых ног. Вкус его поцелуя, похожего на сливы, на утро, на все чудеса, когда-либо происходившие в мире. Я не знала, что поцелуй может быть таким.
Именно Бэзил, дитя того золотого света и праздника чувств, тот, кто освободил меня и открыл мне новую сторону меня самой. Как он узнал, что она пряталась все это время во мне, да так, что я об этом не подозревала?
Очень-очень довольная, Кассандра улыбнулась, посыпала написанное песком, положила перо и с наслаждением потянулась в теплой комнате. Уже начиналась дневная духота, и Кассандра попросила горничную приготовить ванну.
И опять это стало для нее чудесным открытием, открытием собственного тела. Она все больше ощущала его так, как не ощущала с юности, когда страшное костлявое уродство превратилось в нечто нежное и поразительное. Купаясь, Кассандра чувствовала белизну своих бедер и тяжесть груди, она взглянула на изгиб локтей и разглядела суставы пальцев на ногах. Под ее кожей как будто все время двигалось нечто странное и волнообразное, от чего она чувствовала радость и беспокойство одновременно.
Когда Кассандра села, чтобы Кейт привела в порядок ее волосы, она посмотрела в зеркало на собственные губы и увидела, что они, оказывается, очень красные и сочные. Это навеяло опьяняющий образ нагого Бэзила – сильные плечи, обнаженные лодыжки и…
Она вся затрепетала от нетерпения и раздраженно дернулась так, что Кейт потянула ее за волосы.
– Простите, – пробормотала она.
Будучи вдовой, Кассандра могла завести к этому моменту дюжину любовников, и никто из них не сплоховал бы. У нее наверняка было бы достаточно кандидатов, достаточно привлекательных и остроумных мужчин. Но ее не заинтересовал ни один из них. Она не хотела чувствовать на себе их руки, не хотела, чтобы ее пачкали их мокрые губы, не хотела слышать их стоны.
Но когда Бэзил поцеловал ее так, как она страстно хотела поцеловать его, Кассандра не почувствовала отвращения, а лишь мгновенную потребность прижаться к нему как можно ближе. Его язык ворвался внутрь, ее разум помутился от желания, их дыхания слились, и все происходящее казалось удивительно естественным.
Но он обнимал ее все сильнее, и она внезапно почувствовала животом твердость его желания, ее горло сдавил холодный ужас, уничтоживший все удовольствие. Она убежала, зная, что смутила его. Но когда он вошел во двор и подошел к балкону, ее снова обдало жаром, желанием, в первую очередь из-за унылого выражения его лица.
Жар и холод. Но по крайней мере жара была многообещающей. Она обещала излечение.
Горничная причесала Кассандру, и та отпустила ее. С бьющимся сердцем она выглянула на балкон; чтобы выяснить, не ждет ли ее там Бэзил или он еще спит. Когда она увидела, что двор пуст, ее охватило глубокое разочарование.
Кассандра отвернулась от балюстрады, приложив руку к неистово бившемуся сердцу. Желание – нежелание, то безрассудное – то пугающее. Может, она влюбилась? Правда ли, что она влюбилась в него?
Ответ был до смешного очевиден: да. Кассандра полюбила его задолго до их встречи. Он привлек ее сердечностью и редкой красотой души. Задолго до того, как она услышала его голос, задолго до того, как ей жадно захотелось дотронуться до его волос, она любила человека, с которым познакомилась по переписке. И даже если бы она не была раньше с ним знакома, что же странного в том, чтобы влюбиться, находясь в Италии?
Он был помолвлен. Кассандра почувствовала себя немного виноватой, но лишь чуть-чуть. Если бы он уже был женат, она и не подумала бы о флирте, но если она уедет до того, как приедет его невеста, то с его стороны не будет никакого проступка, безусловно, с точки зрения политического союза. И честно говоря, брак, нависший над ним, делал все гораздо безопаснее.
Свобода! Молодая вдова, находящаяся на отдыхе искушенная и образованная женщина, может завести любовника и, естественно, считать это одним из больших удовольствий, которые приносит путешествие.
Если бы она и впрямь могла выбирать любовника по собственному усмотрению!
Кассандра в задумчивости натянула шаль на живот, впервые поняв, сколько шрамов оставил ей муж, оставил в темных уголках, там, где их никогда не заметят. А что, если эти шрамы навсегда? Что, если он разрушил ее будущее?
Все, что у нее было с Бэзилом, – несколько счастливых недель здесь, в этом волшебном прекрасном мире. Эта мысль вызвала у Кассандры легкий приступ уныния. Даже теперь было трудно представить, каково ей будет вернуться к прежней жизни. Кассандра чувствовала, что сильно изменилась за эти несколько дней. Много ли еще изменений произойдет в ближайшие недели? И сколько еще изменений и каких она претерпит от рук любовника?
Бэзил говорил о мгновениях. Она заберет эти мгновения с собой, спрячет их надежно в памяти, там, где никто не сможет до них дотронуться.
Мгновения. Она будет наслаждаться тем, что принесут с собой эти мгновения, именно эта ночь. Она не позволит воспоминаниям о муже украсть радость от прикосновений Бэзила.
Она не позволит страху перед скорым отъездом запятнать красоту этого места. Сейчас она будет думать только как поэт, ясно понимающий свои ощущения и красоту мгновений.
Спустившись вниз, Кассандра почувствовала аромат свежеиспеченного хлеба и жареного мяса, и у нее тут же проснулся аппетит. Выглянув во двор, она разочарованно обнаружила, что он все еще пуст. Из комнаты, расположенной слева, доносились разговоры слуг и звон стекла. Она пошла к этой комнате и заглянула в нее.
Из двери в конце коридора вышла женщина.
– Добрый вечер! – сказала она Кассандре. – Граф приказал мне провести вас в библиотеку.
Потом показался сам Бэзил, отдавая через плечо какое-то распоряжение. Он был одет в темный камзол и жилетку, бриджи и высокие сапоги. Волосы были зачесаны назад. Уверенный, владеющий собой, серьезный, он выглядел графом от головы до пят, его выдавали лишь чернильные пятна на пальцах. Кассандра усмехнулась.
Когда Бэзил заметил ее, выражение его лица сразу же изменилось, он явно не знал, как ему себя вести и чего ожидать от своей эксцентричной гостьи.
– А, хорошо, что ты проснулась, – протянул он.
Кассандре хотелось броситься ему на шею, но она стеснялась продемонстрировать свой порыв. Почувствовав неловкость, возникшую между молодыми людьми, служанка удалилась, качая головой. Кассандра смотрела на Бэзила, не зная, что сказать.
– Добрый вечер.
Он вежливо поклонился.
Кассандра могла поклясться, что видела, как он покраснел.
– Кассандра, я надеюсь, ты простишь мне мое необдуманное поведение прошлой ночью, скорее, нынче утром.
– Простить тебя? Нет, я не могу этого сделать.
Бэзил резко поднял голову:
– Нет?
– Это означало бы признать, как безнравственно я себя вела, а ты обещал, что мне не придется этого делать.
Бэзил расслабился и с облегчением вздохнул. Он всю ночь боялся, что Кассандра все-таки сбежит.
– Я подумал, что сегодня вечером мы могли бы поесть в доме, – он слегка кивнул, – не обязательно оставаться наедине.
– Ты имеешь в виду слуг?
Он сжал руки за спиной.
– Мне кажется, что так благоразумнее.
В его глазах была серьезность, смешанная с чувственностью, сочетание, приводившее Кассандру в замешательство.
– Какой ты хороший, мой Бэзил, – тихо произнесла она. – Я чувствовала это в твоих письмах, но я не знала, что в мужчине может быть столько доброты.
– Это не доброта, – сказал он. – Я не хочу пугать тебя, никогда. Идем! Ты, наверное, очень проголодалась.
– О да! И запах восхитительный.
– А голова не болит?
Она слегка хлопнула его веером по руке:
– Вы не должны были упоминать о моей несдержанности, сэр.
– Где же тогда та отчаянная женщина, которая говорила, что иногда стоит напиваться? Она мне понравилась. Немедленно верните ее ко мне.
Когда они вошли в большую мрачную комнату, украшенную темным деревом, тяжелыми портьерами и огромной хрустальной люстрой, Кассандра хихикнула:
– Вот это да! В этой комнате ты мог бы принять всю Тоскану.
– Да, – сказал он, устало вздохнув. – Мне здесь никогда не нравилось. Иногда мы приезжали сюда, когда я был ребенком. Мне всегда казалось странным, что праздник и бал должны начинаться в темной комнате без вида на горы или на море.
– Но мы все-таки здесь!
– Подходящая комната.
Слуги разложили еду – мягкую рыбу, сваренную в бульоне, которую Кассандра не узнала, но тем не менее восхитительную.
Некоторое время они молча наслаждалась едой.
– У тебя замечательная повариха, Бэзил. Уезжая, я обязательно подкуплю ее, чтобы она отправилась со мной.
Он улыбнулся и поднял глаза:
– Она не поедет. Она обожает одного меня.
И тут Кассандра увидела норов, который он умело сдерживал. Он сознавал, что нравится женщинам.
– Сегодня вечером, – сказал Бэзил, – нам следует завершить рассказ о приключениях счастливым концом.
Кассандра засмеялась:
– Но это – истории второго дня, а у нас пошел третий день.
– Но мы вчера ничего не рассказывали.
– Нет, рассказывали! Ты мне рассказал о святой Екатерине.
– Я рассказал правду, но ты ничего мне не поведала в ответ, поэтому второй день еще не закончился.
– Тогда у нас будет десять дней, да? – спросила она, наклонив голову.
– Теперь нужно, чтобы их было одиннадцать, если только мы не пропустим какой-нибудь день – тогда их понадобится двенадцать.
Кассандра, смеясь, взяла со стеклянного блюда пригоршню ягод.
– Я подумаю о рассказе, о приключениях со счастливым концом. А! Я знаю один.
Его глаза сверкали. Она старалась не смотреть на его губы, но они притягивали ее взгляд, и ей вспомнилось то сладкое удовольствие, которое они ей доставили. Видя ее пристальный взгляд, Бэзил медленно сощурился и дотронулся до ее руки:
– Пожалуйста.
– Это рассказ о моих братьях, которые, вступившись за честь нашей сестры, убили на дуэли человека и покинули Англию, опасаясь за свои жизни.
– Дуэль? Правда?
– Разве я не писала тебе об этом?
– Нет. Ты только время от времени немного рассказывала о семье.
– Может быть, я боялась, что сравнение будет не в мою пользу.
– Никогда!
– Вы еще не слышали эту историю, сэр.
Он рассмеялся:
– Значит, не слышал. Пожалуйста, продолжай.
Кассандра рассказала ему о своей сестре Адриане, испорченной девчонке, которая завела любовника и шокировала тем самым весь высший свет, и о своих братьях, которые вызвали этого любовника на дуэль и убили, а потом бежали на пять лет из Англии, опасаясь виселицы. Она рассказала то, что знала об их приключениях, о том, что они пережили восстание на островах и неприятности от работорговцев, которые чуть было не украли Гэбриела, и о том, как они жили среди индейцев.
– А потом они вернулись домой, целые и невредимые, чтобы опять попытаться спасти сестру, но она уже была замужем.
– Спасти от брака? Адриана не хотела выходить замуж?
– Поначалу нет. Теперь она живет с мужем в Ирландии.
– А твои братья?
– О, Джулиан стал настоящим английским джентльменом. Гэбриел… – она помолчала, – он всегда сам решал, что ему делать.
Довольная и сытая, Кассандра вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Почему я рассказываю истории о своей жизни, а ты – о жизни в мире? Думаю, вам следует рассказать что-нибудь о своей жизни, сэр.
Он поджал губы:
– Наверное, я не знаю ни одной.
– Ни одной со счастливым концом?
Он поднял брови, выражение его лица было унылым.
– Это очень печально, не правда ли?
– Да, – сказала она. – Очень.
Бэзил встал.
– Идем, эта комната угнетает меня. Давай вернемся в библиотеку и посмотрим на рукописи. Это порадует тебя?
Кассандра смотрела в сад.
– А мы можем прогуляться вместо этого? Я люблю ночь.
– Конечно.
Это было сказано спокойным тоном гостеприимного хозяина.
– Я оскорбила тебя, Бэзил?
Он вздохнул и тихо рассмеялся:
– Нет, Кассандра. Я просто очень стараюсь быть воспитанным.
– А это обязательно? – Она нахмурилась. – Я устала от цивилизации. Может быть, нам стоит убежать в самую дикую часть Африки, отбросить одежду и титулы и жить как туземцы.
Его позабавило ее предложение. К ней снова вернулся ее прежний Бэзил.
– Думаю, мне бы это понравилось.
Он предложил ей руку, она подхватила его под локоть, и, миновав несколько дверей, они вышли на просторный двор.
– Но я слышал, что в Африке живут очень большие насекомые. Может быть, стоит оставить на себе немного одежды?
– Хорошо, но только совсем чуть-чуть.
Кассандра огляделась по сторонам и подумала, что умнее будет держаться подальше от сада. Она указала в другую сторону:
– Куда ведет эта тропа?
– К оливковой роще, потом в сад. Там есть фонтан. – Хочешь взглянуть?
– Да.
Свет был мягче, чем предыдущим вечером, – наверное, приближался дождь.
– Будет дождь?
– Скорее всего. Ты будешь очень возражать?
Кассандра покачала головой. Она не будет возражать, пока он рядом с ней. Они спустились к подножию холма по тропинке, которая извивалась вокруг оливковой рощи и была окружена теми же высокими деревьями, похожими на темные пальцы, какие она видела везде.
С каждым шагом Кассандра все больше осознавала то, что хочет, чтобы Бэзил опять поцеловал ее. От его кожи исходил запах мыла, казавшийся ей соблазнительно пряным. Она поймала себя на том, что пристально разглядывает его ноги в сапогах, вспомнила, как выглядят его ступни, и испугалась жара внизу живота. Кассандpa отвернулась и задержала дыхание. Рядом с ним она чувствовала себя немного натянуто и постоянно пыталась угадать, о чем он думает.
Ей хотелось спросить, но вместо этого она болтала, интересовалась названиями трав, деревьев и цветов, свободно росших на камнях. Он отвечала с вежливым восторгом, а когда они пришли в сад, он отпустил ее к фонтану, который бил из зеркального пруда, заключенного в большое гранитное основание.
Вокруг него росла лаванда, цветки которой издавали пленительный аромат.
– Какая красота! – сказала Кассандра и сорвала стебелек, чтобы понюхать.
Он стоял там, где отпустил ее, и смотрел вокруг, как будто никогда раньше не видел этого места.
– Думаю, да.
Сбоку в холме был выложен камнем уединенный уютный уголок с парой каменных скамеек. Кассандра, слишком нервничавшая, чтобы просто сидеть, прислонилась к стене и протянула руку к виноградной лозе, оплетавшей ее.
– Это место тоже содержит неприятные для тебя воспоминания?
– О моем брате Тео.
– Дельце?
Бэзил смущенно улыбнулся:
– Да, этот сад – его работа. Он сделал его для матери. Она любила приходить сюда, ее друзья приносили ей цветы, чтобы посадить здесь. Но все-таки я думаю о Тео.
Так вот что это было – темный колодец эмоций, который он скрывал, горе, которое все не проходило.
– О чем ты думаешь? – спросила она.
Он повернулся к ней.
– Я не думаю, Кассандра, – ответил он и быстро взмахнул руками. – Не сегодня, сейчас я только чувствую.
Он закрыл глаза и подставил голову ветру. Может быть, он молился о том, чтобы быть сильным?
Подумав об этом, Кассандра улыбнулась. Когда она смотрела на него при звуках воды, на фоне неба и сочной зелени, ее наполняли радость и ощущение света. Она подумала о Пане, о Боккаччо, о мгновениях, украденных из долгой жизни.
– Чувствую, – повторил он и направился к ней, сверкая глазами. – Я не буду целовать тебя, если ты не хочешь, но сегодня вечером я думаю только об этом.
Кассандра качнулась ему навстречу, ее дыхание колебалось как пламя свечи, он поймал ее и пристально посмотрел ей в глаза, затем дотронулся до ее лица. Его пальцы касались ее век, носа, щек, рта. Повинуясь инстинкту, она прижала губы к его большому пальцу, когда тот коснулся ее губ.
Он издал тихий низкий стон и поцеловал ее. Кассандра обвила его шею рукой, чувствуя, как ее грудь прижимается к его груди, ее голова упирается в изгиб его руки. Она откинула голову, чтобы приспособиться к движениям его языка. В ее теле разрасталось трепещущее беспокойство, устремлявшееся к рукам и позвоночнику, пульсировавшее в ягодицах и под коленями, мерцало в руках, обвивавших его плечи.
Они одновременно раскрыли губы, а затем словно растворились в огне. Стараясь не упасть, Бэзил оперся о стену, крепко прижавшись к ней. Кассандра мечтала, чтобы это мгновение длилось вечно. Она хотела только Бэзила, она жадно дотрагивалась до него, до его рук, лица, волос и спины. Он немного приподнял Кассандру, чтобы поцеловать ей шею.
– Твоя шея завораживает меня, – пробормотал он и поцеловал подбородок и ключицы, медленно, пробуя, проводя языком туда и обратно, боясь пропустить хоть маленький изгиб.
Кассандра почувствовала, как потяжелела и налилась грудь, и сделала то, чего не могла себе и представить, – схватила его руку и прижала к своей груди.
Его рука двигалась аккуратно, его чуткие пальцы гладили тело над корсажем, его большой палец был именно там, где ей хотелось, – над упругими горящими сосками. Не удержавшись, Кассандра издала негромкий стон и закрыла глаза, испытывая мучительное головокружение. Бэзил снова поцеловал ее, его губы мягко и усердно поддразнивали ее губы, его язык разгоряченно трепетал в уголке рта, у изгиба, в самом центре нижней губы, он ласкал ее грудь, все больше распаляя Кассандру.
– Бэзил, сними камзол!
Он подчинился, стряхнул его и бросил на землю, а затем и жилетку. Она развязала его шейный платок и засунула руки ему под рубашку, поглаживая обнаженную кожу.
Их поцелуи становились все горячее, дыхание участилось, руки нетерпеливо изучали тела друг друга, они скользили и исследовали. С нежным стоном Бэзил наклонился, чтобы поцеловать ее шею, его рука скользнула под сбившуюся юбку и опустилась на ее неприкрытое бедро, его тело при этом настойчиво прижалось к ней.
Кассандра застыла. Желание уступило место панике, она начала отбиваться кулаками, колотя его по голове и плечам.
Бэзил тут же отпустил ее и отступил. Кассандра смотрела на него, ее захлестнула дрожь, такая сильная, что она не могла даже стоять.
Колени подогнулись, и она опустилась на землю, закрыв лицо трясущимися руками.
– Прости, – прошептала она.
– Господи, Кассандра!
Бэзил сделал шаг вперед, протянул к ней руку, потом опустился на корточки, не дотрагиваясь до нее.
– Я больше не хочу пугать тебя, я только обниму, чтобы ты не дрожала. – Он придвинулся ближе. – Хорошо?
Кассандра еще сильнее прижала руки к лицу, испуганная тем, что он увидит ее такой, что узнает ее секрет.
Она не плакала и не заплачет. Кассандра еще сильнее прижала руки к глазам и удержала крик, готовый вырваться из горла, а когда Бэзил дотронулся до нее, стремительно вздрогнула и задела локтем стену.
Бэзил очень осторожно обнял ее, когда она не отодвинулась – ей отчаянно хотелось прижаться к нему, – он издал тихий горестный вскрик.
– Любимая, – прошептал он, подставляя ей плечо, – должно быть, он был очень жесток. Мне так жаль, Кассандра. – Он обнял ее. – Мне очень, очень жаль, – прошептал он.
Она задрожала еще сильнее и возненавидела себя за это. Она была так слаба, а он был таким мягким, она была не в силах заставить себя встать, поправить одежду и забыть о том, что произошло.
Бэзил как будто понял это, продолжая сидеть на траве, обнимая и укачивая ее как ребенка.
– Хочешь рассказать мне про него? Это был твой муж?
Кассандра никогда не говорила об этом, даже со своими сестрами.
Она никогда не позволяла себе быть такой уязвимой, как в этот момент. Вдохнув, Кассандра сказала себе, что надо успокоиться.
Она боролась, воздвигая вокруг себя бастионы, но проиграла. Его рука была слишком ласковой, его голос слишком мягким. Его рука снова и снова гладила ее волосы, напомнив ей прикосновения матери. Кассандра медленно приходила в себя.
– Это был мой муж, – сказала она после долгого молчания.
Бэзил откинул волосы с ее виска.
– Он причинял тебе боль?
– Да. – Зажмурившись, она отогнала воспоминания о яростных руках. – У него не получалось… со мной очень часто. Это приводило его в бешенство, поэтому он поступал… иначе.
Руки Бэзила были очень нежными. Он касался ее виска, ее щеки. У Кассандры не было слов, чтобы описать то, что творил ее муж, даже мысль об этом вызывала тошноту и дрожь.
– Было даже хуже, когда получалось, – у него было жестокое воображение.
Она вспомнила о синяках на груди и ногах, об издевательском смехе и своем всепоглощающем ужасе. Не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью.
– Мой отец умирал. – Кассандра говорила спокойно. – Мои сестры не могли мне помочь, они бы только потеряли рассудок. Братья сбежали из Англии.
– Ах, дорогая! – Бэзил погладил ее руки. – Я не вспыльчивый человек, но сейчас чувствую себя кровожадным. Хотелось бы мне иметь возможность убить его ради тебя.
Успокаивающие движения его рук не прекращались.
– Я ненавижу его за то, что он заменил любовь страхом, за то, что заменил удовольствие болью, – тихо произнес Бэзил, нагнувшись к ней поближе. – Я хотел бы забрать у тебя эту боль, чтобы ты никогда больше ее не чувствовала. Мне так жаль, что я вызвал эти воспоминания.
Она прижалась к его груди, крепко зажмурив глаза.
– Теперь мне так стыдно из-за этого.
– О нет! – Он склонился ниже. – Нет, Кассандра! Ты поступила правильно. Он украл у тебя нечто очень ценное.
– Я не должна была позволять ему это.
Бэзил взял ее лицо и терпеливо держал за подбородок до тех пор, пока Кассандра не осмелела достаточно, чтобы взглянуть на него.
– Он украл у тебя радость, которую ты обрела бы, не будь его. – В его глазах была печаль. – Я чувствую твою страсть, когда ты целуешь меня, чувствую волшебство внутри нас, но он украл удовольствие, которое ты могла бы получить.
– Я не совсем невежественная. – Кассандра подняла голову, найдя в себе силы выпрямиться. – Я читала… кое-что, – сказала она. – Откровенные описания интимных отношений в книгах из Франции и о том счастье, которое они приносят, у Боккаччо, но я никогда не испытывала страсти, – она нагнула голову, у нее горели щеки, – до сегодняшнего дня… и ты видишь, каково это.
– Он украл это, моя Кассандра.
Бэзил взял ее руку и прижал к своим губам, его глаза были полны решимости.
– Это похоже на сливы, правда? Те горячие сливы из сада. Иди, оливки, которые тебе так понравились в первый день. Такие восхитительные, роскошные. Прошлой ночью я наблюдал за тобой в деревне, ты была такая свободная и счастливая! И на пляже, когда ты опускала ноги в воду, ты была удивительно счастлива.
Кассандра не понимала, что именно он пытается ей втолковать, и нахмурилась:
– Но может быть, боль разрушила это во мне. Я никогда не чувствовала боли, когда ела сливы.
– В этом не должно быть боли.
Его глаза были очень темными и напряженными, когда он проводил ее рукой по своему жезлу, мягкому и нестрашному под бриджами, хотя и немного вибрировавшему под ее рукой.
– Это должно приносить только удовольствие. Большее, чем сливы, большее, чем океан, большее, чем что-либо иное, – Бэзил убрал ее руку и дотронулся до лица Кассандры. – Твой муж похитил у тебя величайшее из всех удовольствий.
Смотря на него, Кассандра почувствовала волнообразное кружение, кружение, которому она теперь могла дать имя – желание.
– Ты можешь научить меня этому, Бэзил? Ты вернешь мне это?
Он закрыл глаза.
– Боюсь… что мой пыл слишком силен, что моя страсть причинит тебе боль. – Он поднял ее руку и поцеловал. – По правде говоря, Кассандра, мне нелегко удовлетворяться только поцелуями, но я согласен на все, лишь бы не причинять тебе новой боли.
– Я верю тебе, только тебе.
Бэзил спокойно и внимательно посмотрел на Кассандру:
– Тогда я попытаюсь. Но ты должна обещать мне, что никогда не зайдешь дальше, чем захочешь. Не важно, насколько сильно мое желание, не важно, как далеко мы зашли, ты должна обещать мне, что скажешь, когда испугаешься. Я не обижусь.
Ее сердце терзали боль, гордость, ожидание и страх.
– Я обещаю.
– Ну хорошо. – Он наклонился вперед, дотронулся губами до ее губ и тихонько рассмеялся. – У всех учителей должны быть такие ученики.
– Почему ты смеешься?
Он кивнул, его глаза сияли.
– Ожидание, – прошептал он, поднимаясь и протягивая ей руку. – Идем.
– Мы начнем сегодня вечером?
– Только первый урок. – Он поднес ее руки к своим губам. – Мы будем смаковать мгновения, да?
Кассандра сглотнула:
– Да.
Глава 7
Пока они поднимались на холм, где находилась вилла, Бэзил держал ее руку и размышлял, что ему делать с этой прекрасной ученицей, которая так глубоко доверяла его любовному мастерству.
Он посмеялся над ее доверием. Он не был столь искусен, как она себе это вообразила. В университете Бэзил обычно имел дело со шлюхами, а иногда – с похотливыми лавочницами, связь с которыми длилась не больше месяца или двух. Однажды он был одурманен и тосковал по замужней матери семейства, которая была гораздо старше его и год удерживала под каблуком, пока не одержала победу над другим юношей. Иногда во время путешествий он брал себе любовниц, как того требовало его тело, но быстро забывал их.
Бэзил никогда не встречал девственницы, а это было бы лучшей подготовкой для выполнения сегодняшней задачи. Ему было бы проще, если бы он понял основное в плохом обращении мужа Кассандры. Ненависть снова вспыхнула в нем. Он все время подавлял ее, потому что сегодня вечером ему не было нужды ни ненавидеть, ни сердиться. Ему необходимо было состояние чистой, незамутненной страсти, вся мягкость и самообладание, которые он мог проявить, все терпение, на которое он был способен. Войдя внутрь виллы, Бэзил остановился, вдохновленный одной идеей.
– Подожди здесь, я сейчас вернусь.
Кассандра покорно кивнула. Взглянув на ее губы, Бэзил занервничал. Он задержался, чтобы поцеловать ее.
– Я знаю, ты любишь целоваться, подумай об этом. Мы можем целоваться часами, если захочешь.
– Часами? – Ее глаза блеснули.
– Даже днями.
Наконец она улыбнулась:
– Бэзил, я бы не смогла целовать тебя целый день, от страсти моя кожа просто полопалась бы.
Он расхохотался:
– Это очень, очень хорошо! Подожди, я сейчас вернусь.
Он пошел в кухню, взял там вино, сыри, оливки, сложил все это в корзину вместе с краюхой свежего хлеба, лежавшей на тяжелом деревянном столе, стоявшем в центре кухни. Повариха нахмурилась, скрывая улыбку.
– Что вкусного ты мне можешь дать, помимо этого? – поинтересовался Бэзил.
Она покачала головой, но все же встала, пошла к буфету и открыла его ключом с большой связки. Из темноты появилась тарелка, полная шоколада и марципанов, отлитых в виде крошечных фруктов. Бэзил удовлетворенно улыбнулся:
– То, что надо!
Проходя мимо библиотеки, он вдруг понял, что совсем не важно, насколько он опытен и является ли величайшим любовником в мире. Это была его Кассандра, та, что издали похитила его сердце, поэтому ему просто нужно быть самим собой и доверять своей интуиции. Он взял с полки книгу и положил ее в корзину.
Кассандра стояла на том же самом месте, где он ее оставил, – рядом с открытой стеклянной дверью, выходившей в сад. Бэзила захлестнула новая волна желания. Он подошел к ней, глядя поверх ее плеча.
– Из моей комнаты открывается чудесный вид на море, – произнес он, порывисто нагнулся к Кассандре и легонько поцеловал в шею.
– Мне бы хотелось это увидеть, – хрипло ответила она.
В ее глазах уже не было прежней боли, в них светилось откровенное желание.
Но когда они поднялись по множеству каменных ступеней в его апартаменты и закрыли дверь, постель тут же приняла угрожающие размеры, дразня и маня одновременно. Воцарилась неловкая тишина. Кассандра обмахивалась рукой, Бэзил застыл на месте, держа в руке корзину и разглядывая свои вещи так, как будто никогда их прежде не видел. На письменном столе царил беспорядок, часть бумаг была сложена в стопки, часть – разбросана по столу: Бэзил не позволял слугам убирать их. Стопка книг на столе. Предметы, собранные им во время путешествий, придавали комнате вид восточной лавки: резная слоновая кость, которую он купил на Кипре, красивое стенное украшение в красных тонах, найденное им в Египте, медные подсвечники из Индии.
В одной из стен комнаты были прорезаны высокие окна, выходившие на запад, к морю, а рядом несколько дверей открывались на каменный балкон. Кассандра с облегчением вздохнула и направилась туда. Бэзил поставил корзину на стол и начал разгружать ее, закончив, он подошел к Кассандре.
Балкон был шире и глубже, чем в ее комнате, а вид с него был гораздо проще: беспорядочное нагромождение холмов и мерцающее море вдали. Бэзил облокотился на перила, позволяя ветерку остужать его разгоряченное лицо.
– Я люблю этот вид, – произнес он, – меня вдохновляют его цвета, образы и запахи.
Кассандра кивнула и аккуратно положила руки на камень перед собой.
– Я поставила тебя в очень неловкое положение, правда?
Он подвинулся и оперся на один локоть с таким расчетом, чтобы видеть ее лицо.
– Немного, но скорее я виноват в создавшейся ситуации, – ответил он со всей честностью, на которую был способен.
Бэзил улыбнулся ей.
– Теперь ты видишь, что я околдован тобой, – Кассандра. – Он протянул руку и дотронулся до пряди золотистых волос. – С того момента, как ты приехала по этой дороге, я не могу думать ни о чем, кроме тебя, а теперь я боюсь, что не смогу быть для тебя достаточно мудрым и искусным.
– Со мной происходит то же самое, Бэзил, Я не могу даже спать из-за мыслей о тебе. – Она прижала его ладонь к своему лицу. – Я чувствую себя так, как будто спала всю мою жизнь и проснулась только сейчас.
– Да, – повторил он, очарованный движениями ее губ.
Бэзил осторожно наклонился поближе:
– Думаю, ты любишь целоваться. Можно мне поцеловать тебя, моя прекрасная Кассандра?
Она дотронулась до его губ:
– Да, мне бы этого хотелось.
Бэзил не торопился, а продолжил смотреть на ее губы, давая волю своему воображению. Только после этого он нагнулся, не прикасаясь к Кассандре. Бэзил почувствовал ее нежность и самоотверженность, почувствовал, как ее рот мгновенно приоткрылся для него. Но он не откликнулся на приглашение. Вместо этого Бэзил дразняще провел кончиком языка по внутреннему краю ее нижней губы. Дыхание Кассандры участилось, его язык танцевал внутри сладких губ, проскальзывая у самых зубов к кончику ее языка. Каждые взмах и отступление исторгали из ее горла слабый стон. Подчиняясь его указаниям, Кассандра совсем чуть-чуть высовывала язык; а Бэзил ловил этот острый кончик и засасывал его.
– Теперь твоя очередь, – произнесла она прерывающимся голосом.
Кассандра обвела одним пальцем линию его губ, а затем любовно погладила его нижнюю губу. Ее глаза сверкали от нервного возбуждения. Бэзил осторожно втянул в рот ее палец, обхватив его языком. Она вскрикнула и немного продвинулась в глубь его рта. Бэзил видел, что ее соски затвердели, ему нестерпимо хотелось нагнуться и ухватить ртом и их; но он только смотрел ей в глаза и делал с ее пальцем то, что ему хотелось сделать с ее сосками.
– О! – выдохнула Кассандра, внезапно убирая руку и нерешительно отступая. Она спрятала руку сзади в складках юбки.
Бэзил мягко рассмеялся и взял ее за другую руку.
– Идем, дорогая, – сказал он. – Мы почитаем, поедим и, не будем больше думать о поцелуях сегодня вечером.
– Не уверена, что смогу не думать о них. – Кассандра слегка нахмурилась.
Бэзил изогнул бровь:
– Я даю тебе разрешение на тот случай, если тебе захочется поцеловать меня.
Сидя рядом на диване, они читали вслух Боккаччо, откусывая друг у друга марципаны и шоколад, которые он раздобыл в кухне.
Они поцеловались, потом еще раз. Когда Бэзил понял, что больше не может сдерживаться, то рассмеялся под влиянием ошеломляющей чувственности, отразившейся в ее глазах, и отослал Кассандру прочь из комнаты. Даже когда она с неохотой остановилась у двери, чтобы поцеловать его еще раз, он ничего не предпринял.
В ту ночь, когда он лежал один в постели, а луна освещала его холодным белым светом, Бэзил понял, что Кассандра нуждается в ухаживании, что ей нужен мужчина, который помог бы пробудиться ее чувственности. В тихой темноте он сочинил для своей Кассандры стихи об откровении.
Утром, когда Кассандра проснулась, на подносе с завтраком ее ждало письмо. Она нетерпеливо раскрыла его и увидела несколько строчек, написанных Бэзилом.
Луна управляет женщинами, ее круглое белое лицо находит отголосок в круглой белой плоти женской груди. Любимая, сегодня вечером мы поскачем на лошадях по белому песку у моря и узнаем, что нам подарит полная луна.
Б.
Кассандру бросило в жар. День она провела в беспокойном ожидании. Когда солнце стало клониться к закату, она пришла в состояние сильного возбуждения, потому что никак не могла решить, – какую одежду и украшения ей надеть и как причесаться.
Наконец она была готова и, смеясь, побежала вместе с Бэзилом к конюшням. Все это время ее сердце учащенно билось.
Когда они скакали верхом по пляжу, который посещали пару дней назад, воздух был теплым, как вода для купания, а запах моря увеличивал возбуждение, бушевавшее у нее в крови. Полная луна, яркая, круглая и роскошная, освещала мир бледным светом. Глядя на нее, Кассандра почувствовала, что ждет чего-то необычного. Казалось, ее грудь набухла под корсажем. Интересно, станет ли она думать о груди каждый раз, когда увидит луну?
Бэзил помог ей спешиться, его глаза озорно блестели.
– Я бы с удовольствием сбросил ради тебя все украшения цивилизации, – произнес он, указывая на свою одежду, – или, может быть, тебе хочется получше изучить мои ноги?
Кассандра рассмеялась:
– Разуйтесь, сэр, остальное оставим до другого раза.
– А что снимешь ты, моя Кассандра? – поинтересовался Бэзил, подходя ближе.
Мгновение они оба молчали.
– А что бы ты хотел, чтобы я сняла?
– Повернись спиной, – сказал он, – я покажу.
Кассандра нервничала: ночь светла, но они были одни. В ней боролись страх и желание.
– Это меня пугает.
– Мне бы хотелось, – произнес Бэзил, дотрагиваясь до ее плеча, – поцеловать твою грудь, Кассандра. Только твои губы, шею и грудь. – Его темные глаза были ясными и честными. – Думаю, тебе это понравится. Если нет, обещаю, что тут же остановлюсь.
Ее сердце затрепетало. Не говоря ни слова, она повернулась, чтобы он мог немного распустить шнуровку платья. Бэзил медленно целовал ее шею сзади, одновременно отодвигая руками рукава платья; он ласкал ее плечи краткими влажными прикосновениями. Кассандра вытянула из узких рукавов сначала одну руку, затем другую. Корсет стягивал ее грудь под тонкой сорочкой с завязкой у горла. Она вздрогнула, когда Бэзил открыл ее шею и осторожно отодвинул ткань. Он стоял у нее за спиной и целовал ее шею, мочки ушей и плечи. Он касался ее груди, открытой навстречу ночи, терпеливо, как соленый морской бриз и лунный свет. Кассандра поняла, что ей это очень нравится.
Она захотела большего, когда его красивые длинные пальцы скользнули вверх по ее талии и принялись ласкать обнаженную плоть. Его руки порхали над поднявшимися вершинами, находя склоны и нежные изгибы.
– Что ты думаешь? – прошептал он. – Да? Нет?
Она прислонилась к нему, ее голова покоилась на его плече, так что ничто не мешало ему дотрагиваться до ее тела.
– Да, – прошептала она.
Он увлек ее за собой на песок.
– Закрой глаза, – попросил он.
Кассандра закрыла. Она дышала свободно и ждала первого поцелуя. Ожидание тянулось невыносимо долго, время наполнилось шумом моря, лаской ветра и сладостным изумлением от того, что она слегка обнажена.
Наконец Кассандра дождалась поцелуя в правую грудь, горячего и мягкого. Бэзил обхватил губами набухший сосок. Она вскрикнула от удовольствия и в знак поощрения дотронулась до его волос.
– Мм… – произнес он, – мне хотелось проделать это вчера вечером, когда ты положила палец мне в рот. Я думал о том, что целую твою грудь, целую эти прелестные розовые соски… – он, дразня, дотронулся сначала до одного из них, потом до другого, – вместо твоего пальца.
Его темные глаза встретились с ее глазами.
– Тебе нравится?
Кассандра молча притянула его к себе, потому что хотела, чтобы он продолжал ласкать ее. Раньше она и представить себе не могла, что в простом интересе к ее груди может быть столько чувства. Она чуть было не расплакалась от переполнявших ее эмоций, а когда Бэзил остановился, Кассандре захотелось попросить его начать все сначала. Но она заметила то усилие, которое ему пришлось сделать над собой, чтобы остановиться, хотя и не подумала, что почти готова к дальнейшему.
– Бэзил, сними, пожалуйста, рубашку. Ты не против?
Его пальцы потянули галстук так стремительно, что Кассандра тихонько рассмеялась и поднялась, чтобы помочь. Он издал тихий звук, похожий на смех, и ухватил Кассандру за волосы.
– Ты – богиня, любимая.
Он поцеловал ее. Кассандра стянула с него рубашку через голову, и они замерли на коленях, уставившись друг на друга.
Удивленная собственной несдержанностью, Кассандра медленно прижалась к Бэзилу и обняла его. Было так чудесно чувствовать его кожу своей кожей.
– Думаю, мне бы понравилось целоваться так, если тебя это не слишком затруднит, – сказала Кассандра.
– Нет того, что было бы слишком трудным, – прошептал он.
Они целовались, целовались и целовались, мягко поглаживая друг друга. Наконец Бэзил взял ее руки трясущимися руками и слегка отодвинул их.
– Я должен сейчас остановиться, – с сожалением объявил он.
Он встал и ринулся к воде, не дожидаясь ответа. Кассандра расхохоталась, когда он нырнул с громким криком и вынырнул, похожий на выдру, капли воды в его волосах блестели как бриллианты, луна сделала из его лица шедевр. Не торопясь, Кассандра привела свою одежду в порядок и дала ему, уже мокрому и спокойному, возможность затянуть ее корсет. Они молча скакали обратно к вилле. Бэзил оставил Кассандру у двери ее спальни, подарив долгий, глубокий, горячий и многообещающий поцелуй; Повинуясь нахлынувшему чувству, Кассандра задержала его, когда он уже уходил.
– Бэзил, – прошептала она, – идем ко мне в постель. Теперь я готова.
Он нагнулся и еще раз поцеловал ее.
– Пока нет, – сказал он, – спокойной ночи.
Этого не произошло ни на следующий день, ни позже. Они ездили верхом, пока было прохладно и пока солнце не сжигало туман. Они смеялись и разговаривали, устраивая множество пикников, наслаждаясь природой и обществом друг друга. Жаркие послеобеденные часы они проводили в прохладных внутренних покоях виллы, иногда просиживая рядом долгими тихими часами и занимаясь чтением или письмом, совершенно довольные тишиной и обществом друг друга. В такие часы Бэзил испытывал редчайшее, глубочайшее чувство счастья, которое он когда-либо испытывал, – эта женщина, как и он, наслаждалась задумчивой тишиной, не требуя каждую минуту никаких заверений.
По вечерам они ели то, что он специально заказывал: тонко приправленные местные блюда из морских продуктов, роскошные вина и греховные сладости. Потом сидели на террасе, очень близко друг к другу, и восхищались, стрекотанием цикад и запахами, исходившими от листьев оливковых деревьев. Они обвивали друг друга руками, смеялись, целовались и обменивались рассказами о своей жизни. Бэзил рассказывал ей о том времени, когда был студентом, и об одном преподавателе, который его особенно хвалил.
Кассандра рассказывала о своих сестрах – сумасбродной Адриане, красавице Офелии, Клео, о судьбе которой они все так тревожились, и Фебе – простодушной, честной и доброй. Еще она рассказывала о братьях – белом и мулате, – об их необыкновенных приключениях в Новом Свете. Было ясно, что она очень любит их всех.
Каждую минуту Бэзил жаждал заняться с ней любовью. Каждый день он позволял себе целоваться с ней только чуть более часа.
Кассандре очень понравилось целоваться. Он открыл для нее ее собственное тело – ступни, ладони, внутренний изгиб запястий. Бэзил медленно обнажал ее колени и целовал под коленями, заставляя при этом извиваться от удовольствия. Одновременно его пальцы застывали на внутренней поверхности бедер, немного не доходя до того места, куда она настойчиво звала его.
Кассандра, в свою очередь, стала смелее. Однажды утром, спустившись к завтраку и нагнувшись к цветку с видимым простодушием, она поразила его своей белоснежной грудью, открывшейся всего на мгновение. Выпрямившись, она, смеясь, ускользнула от него. Бэзил знал, что Кассандра почти готова для него, но решил подождать еще немного.
Когда его начинали переполнять чувства и желания, он смеялся потихоньку и, глубоко дыша, отодвигался. Каждый вечер он укладывался спать с ощущением тяжести в паху. Иногда Бэзил сам ослаблял напряжение; иногда на это работали его мечты, и это поддерживало в нем терпение.
Подождать стоило.
Кассандра была совершенно одурманена. Несколько дней назад она потеряла рассудок, потеряла себя в опьяняющем удовольствии его поцелуя, во вспышках страсти – ту часть, которая изголодалась за прошедшие годы и теперь была просто ненасытной.
Однажды вечером Бэзил подсунул под ее дверь записку, приглашая пообедать у него. Кассандра быстро оделась и появилась на пороге комнаты немного запыхавшись. Все пространство было заполнено цветами: вазы рядом с вазой, розы, папоротники, фиалки и другие цветы, какие только она могла себе представить; ароматы наполняли воздух, а краски дополняли эти ароматы опьяняющей чувственностью. Бэзил убрал свои книга и распорядился; принести обеденный стол.
– Здравствуй, – сказал, он, жестом приглашая ее войти и присесть к столу. – Угощайся, – произнес он, озорно подняв бровь.
Кассандра рассмеялась. Она слегка наклонила голову и улыбнулась:
– Не могли бы вы снять рубашку, сэр?
– Прямо сейчас?
Кассандра посмотрела ему в глаза:
– Сейчас.
Бэзил вдохнул и взялся за воротник рубашки.
– Это доставило бы мне удовольствие, – продолжила Кассандра.
Он дернул, но волосы запутались у него в галстуке и мешали снять его, поэтому Кассандре пришлось ему помочь. Бэзил уныло улыбнулся:
– Я не всегда такой неуклюжий.
Стоя рядом с ним, она отрицательно покачала головой:
– Совсем наоборот. Ты просто красавец. Я никогда раньше не видела такого красивого мужчины.
Он не пошевелился, когда она дотронулась ладонями до его груди, изучая ее.
Темный треугольник волос, соски, руки. Этот простой жест вывел, его из оцепенения, Бэзил надеялся, что не испугает Кассандру. Он не смог бы закрыть глаза и подумать о чем-то другом, потому что увидел в ее глазах такое зачарованное выражение, что казалось, будто она в первый раз открывала для себя мужское тело.
– У тебя очень нежная кожа, – сказала она, не отрывая от него глаз. – Мне нравится это ощущение.
– Мне нравится чувствовать твое прикосновение.
– Понятно, – сказала она невозмутимым тоном. – Можно мне еще тут дотронуться?
Он усмехнулся:
– Пожалуйста, миледи, трогайте везде, что угодно. Это смиренное тело ваше, и вы можете делать с ним все, что пожелаете.
Ее руки скользнули к его животу и ниже. Бэзил задержал дыхание. Кассандра взволнованно взглянула на него:
– Тебе тяжело?
– Нет.
Она улыбнулась.
– Да, тяжело.
Но Кассандра не убрала руку, а посмотрела на то, что давило на ее ладонь.
– Только плоть, – произнесла она.
Бэзил кивнул.
Кассандра отпустила его и повернулась спиной.
– Бэзил, распусти, пожалуйста, шнуровку. Я хочу снять платье.
Он был так возбужден, что пальцы не слушались его. Бэзил с трудом справился с привычным делом. Наконец он расшнуровал низ корсета. Под корсетом на ней была длинная сорочка, настолько тонкая, что просвечивала кожа. Сбросив платье и корсет, Кассандра переступила через одежду, лежавшую на полу, и отодвинула ее в сторону.
– А теперь – твои волосы, – грубовато произнес Бэзил.
Кассандра подняла руки. Он наблюдал, как вместе с руками под тонким покровом тяжело и свободно поднялась ее грудь. Потом золотистый водопад укрыл руки, плечи и грудь стоявшей перед ним женщины.
Он нагнулся и припал ртом к ее соску, легонько посасывая его через ткань, потом поднял голову:
– Тебе нравится?
– Да, – настойчиво произнесла она, и Бэзил вернулся к своему упоительному занятию.
Она запустила пальцы в его волосы и гладила их, пока он теребил языком ее сосок, обхватив его губами. У него закружилась голова, он продолжал ласкать ее, положив руку ей на живот. Кассандра громко застонала от удовольствия. Бэзил принялся ласкать другой сосок, чувствуя, как его плоть пульсирует в том же ритме.
Немного погодя он снова выпрямился, вздохнул и посмотрел на Кассандру. От чувств ее глаза стали прозрачными, рот приоткрылся, но он не поцеловал его. Бэзил взял ее за руку и подвел к столу.
– Думаю, пора выпить вина, – сказал он, наполняя бокалы.
– Но…
Бэзил озорно усмехнулся:
– Что?
Она посмотрела на него, а потом на себя в прозрачном одеянии.
– Разве мы не занимались чем-то?
Он подал ей бокал.
– Мы все еще этим занимаемся.
Он отпил вина, нагнулся и поцеловал ее. Его поцелуй имел вкус вина. Бэзил выпрямился и рассмеялся изумлению, появившемуся на лице Кассандры.
– Но мне нравилось то, чем мы занимались.
– Я видел, что тебе нравилось.
Он выпил еще, достал оливку и отделил мякоть от косточки. Бэзил чувствовал в своем теле необычные ощущения, вероятно, потому, что Кассандра так разглядывала его. Он чувствовал, как волосы спадают на плечи, как жмут сапоги, чувствовал дуновение воздуха на груди и животе, чувствовал горячие и нетерпеливые толчки внутри своего жезла. Он протянул ей марципан в форме клубники.
– Это тебе тоже понравится.
– Не так сильно.
Он рассмеялся:
– Какая мятежная студентка!
– Чему ты меня учишь?
– Ожиданию.
Бэзил выбрал себе другую оливку, зажал ее между губами и принялся сосать.
– Чувственность есть везде.
Кассандра облизнула нижнюю губу. У него появилось ощущение, что она сделала это нарочно и добилась своего.
– Ты думаешь, она в том, чтобы смотреть на мой язык, как ты сейчас? – спросила Кассандра.
Бэзил отобрал у нее бокал и поставил свой рядом.
– Я тебе покажу.
Он взял Кассандру за руку и подвел к кровати. Бэзил сел и прижал ее к себе так, что ее чувственное местечко плотно прижалось к его жезлу.
– Так хорошо?
– Да, – ответила она. – Мне нравится.
– Замечательно!
Бэзил заставил Кассандру высунуть язык и провел по нему своим языком. Когда она последовала его примеру, он тихонько застонал, почувствовав, как ее язык скользит по его губам. Бэзил толкнул Кассандру на груду подушек и склонился над ее грудью, развязывая тесемки сорочки. Она застонала, и он поднял голову.
– Пожалуйста, Бэзил, – прошептала Кассандра. – Мне это очень нравится, не останавливайся.
– Есть еще кое-что, любимая.
Она слегка отодвинулась, когда его рука неожиданно коснулась ее бедра, но он провел языком по ее соску – сначала быстро, а потом медленно, и Кассандра опять успокоилась. Он дразняще поглаживал ее повлажневшее тело, потом медленно скользнул пальцами между ее ног. С минуту Кассандра лежала неподвижно, Бэзил тут же замер, хотя и не убрал руку. Он оперся на локоть, чтобы видеть ее лицо. Когда он склонился над ней и слегка поцеловал, она открыла глаза.
– Кассандра, ты такая красивая. Я едва дышу от такой красоты.
Бэзил поцеловал ее и чуть-чуть шевельнул пальцами; Кассандра напряглась под его ласками. Он дал ей передохнуть. Она закрыла глаза, ее сердце билось учащенно. Бэзил поцеловал ее шею, грудь и стал водить рукой вдоль тела Кассандры долгими ленивыми движениями, пока не почувствовал ее трепет.
– Мне перестать? – прошептал он.
– О нет! Нет! Нет!
Ее тело напряглось, голова откинулась, и она неистово впилась зубами в его плечо в то мгновение, когда воспарила, оставив его далеко внизу.
Когда Кассандра вернулась на землю, Бэзил упал рядом с ней, тяжело дыша. Когда Кассандра захотела убрать его руку, он не позволил ей это сделать.
– Еще нет, – прошептал Бэзил, чувствуя толчки, все еще сотрясавшие ее тело.
Ему было хорошо знакомо это состояние, Бэзил знал, как продлить его. С изумлением он обнаружил, что они постепенно ослабевают, но потом напряжение вернулось, и Кассандру накрыла новая волна, почти такая же сильная, как и в первый раз. Ее пальцы как тиски сжали его запястья.
– Подожди, – дразняще произнесла она.
– Как знаешь, – дразняще ответил он, в пылу глотая слова, – Но хочу сказать тебе прямо сейчас, когда ты такая нежная и трепещущая: тебе понравится то, как я почувствую себя внутри тебя. Ты готова попробовать это?
– Не уверена, – ответила она. – Нет.
Кассандра порывисто села. Бэзил упал на подушки, чуть не плача от разочарования. Его гнев утих, когда она подобрала сорочку и натянула ее на себя, небрежно расправив. Ее волосы рассыпались в восхитительном беспорядке по рукам, плечам и груди. Не смущаясь, Кассандра пододвинулась к нему и склонилась над ним так, как он склонялся над ней.
– Разреши мне сначала дотронуться до тебя, – прошептала она и поцеловала его. – Ты вынесешь еще немного ожидания?
У Бэзила кружилась голова от ее красоты и волшебных рук, ласкавших его тело. Он кивнул:
– Для тебя – все, что угодно.
Кассандра дотронулась до него так же, как и раньше, провела руками по его телу, коснулась его шеи и сосков и ощупала руки по всей длине. Он смотрел на нее, его рука покоилась на изгибе ее бедра, он знал, что это мгновение навсегда сохранится в его памяти – всю свою жизнь он будет писать стихи о ее груди, слегка колеблющейся в движении; его поэзию будет освещать огонь ее волос и укрывать темнота ее глаз, смотревших на него с любопытством и восхищением. Руки Кассандры стали смелее, они двигались по его бедрам, жезлу и наконец добрались до застежек на его бриджах.
– Помочь тебе? – предложил Бэзил.
– Да.
Бэзил приподнялся, быстро скинул свой последний покров и отбросил его ногой в сторону. Потом опять лег. Кассандре стало страшно.
– Грозная штука, правда? – сказал Бэзил, указывая на свое копье. Он подмигнул ей с ухмылкой: – Все мы, мужчины, так думаем.
Ответом было подобие улыбки. Повинуясь инстинкту, Бэзил уверенно дотронулся до себя.
– Это только глупая плоть. – Он взял ее руку и прижал к себе. – Видишь?
Их руки сплелись над его жезлом, когда ее соски покрылись каплями пота, похожими на жемчужины, и у Бэзила перехватило дыхание. Он слегка приподнялся и поймал ртом одну из этих жемчужин.
– Мы можем трогать его вместе, видишь?
Ее рука нерешительно провела по стержню сверху вниз.
– Горячий, – прошептала она.
– Да, – самодовольно усмехнулся Бэзил.
Он прижался к ее груди, его рука скользнула по ее бедру, он опять разжег в ней огонь, и она тихонько вскрикнула. Вдруг Бэзил вспомнил, что Кассандра не боялась, когда до этого раздвигала его ноги, и сел.
– Ты будешь госпожой, а я только твоим слугой, – небрежно произнес он и мягко придвинул ее к себе. – Помни, я могу остановиться в любой момент. Тебе только нужно приказать.
Кассандра растерянно кивнула. Бэзил почувствовал, как напряглись ее руки, когда он усадил ее поверх себя так же, как и раньше, но в этот раз между ними не существовало никаких преград. Ее грудь, мягкая и податливая, прижалась к его груди, он целовал ее, гладя Кассандре спину. Ее руки обвились вокруг его шеи.
– Я готова, Бэзил, – выдохнула она.
Кассандра легла на спину, обвив ногами его бедра.
Когда он склонился над ней, ее глаза были открыты. Бэзил поцеловал Кассандру и, контролируя себе настолько, насколько мог, вошел в нее, совсем чуть-чуть, следя за ее реакцией на каждое движение. Это была агония. Это был рай.
Трепеща, он умирал и воскресал от сладостного жара. Внезапно Кассандра изогнулась вперед с низким стоном и рванула его в себя. Ее руки и ноги действовали неистово и уверенно.
– О! – задыхаясь воскликнула она. – Ты был прав – это чудесно.
Бэзил наконец позволил себе двигаться. Когда Кассандра радостно приняла его, ему удалось ненадолго сохранить контроль, пока он не вознес ее снова к вершинам блаженства. Теперь он был наконец-то свободен.
Это не походило ни на что, испытанное им ранее. Бэзил чувствовал во всем теле почти мучительное удовольствие. Он с рычанием поцеловал Кассандру, она крепко обняла его руками и выгнулась, впитывая его всего, без остатка, и выкрикивая его имя.
Совершенно разбитый, тяжело дыша! Бэзил рухнул на кровать. От напряжения, от волнения, бушевавшего в нем, он прекрасно понимал, что чуть было не упустил Кассандру, свою Кассандру, – он никак не мог успокоиться.
Кассандра лежала напротив него, истощенная и пресыщенная, она ощущала во всем теле такую усталость, какой не могла себе и представить. Его рука покоилась на ее груди.
– Никогда в своей жизни я не чувствовал ничего подобного, Кассандра.
– Я тоже, – прошептала она, пытаясь унять бешеное биение сердца.
Кассандра перевернулась на бок и поцеловала его в лоб.
– Бэзил… – Она замолчала. – Когда писателю не хватает слов, это ужасно, – наконец произнесла она, – но я не знаю, как передать то, что я сейчас чувствую.
Он погладил ее по щеке.
– С этого момента все слова, которые я произнесу или напишу, будут о Кассандре. – Его губы слегка дрожали, он оперся на локоть и склонился над ней. Волосы закрывали его лицо. – О ногах Кассандры и поцелуе Кассандры…
Она не любила крайностей.
– Ты любишь пускать пыль в глаза.
– Нет, – спокойно ответил он и положил руку ей на живот. – Я самый серьезный поэт, который болтает, чтобы выразить то, что невозможно высказать. Если мы живем ради мгновений совершенства – значит, я наверняка скоро умру, поскольку не могу себе представить более совершенного.
– Бэзил…
– Кассандра, я говорю совершенно искренне. Мое сердце ожило от песен, моя душа плачет от удовольствия, а тело не может думать ни о чем другом. Ты необыкновенная, а я счастлив.
Ее сердце, и без того переполненное, защемило от этих слов. Кассандра запустила пальцы в его волосы и притянула к себе, чтобы выразить обуревавшие ее чувства с помощью рук и губ.
– В мире нет другого такого мужчины, – наконец произнесла она. – Ни одного.
– И такой женщины, как ты.
Они опять занялись любовью. В этот раз Кассандра не почувствовала и тени страха. Наслаждаясь свободой, она упивалась им, и даже вскрикивала, да так, что Бэзил смеялся. Потом они хохотали вместе, и это было еще лучше.
Наконец, устав, они уютно устроились среди покрывал и подушек, прижались друг к другу и подкрепились сыром и холодной водой из источника.
– А теперь мы будем рассказывать друг другу разные истории, – сказал Бэзил.
– Истории?
Он озорно поднял бровь:
– Мы еще не добрались до третьего дня. Или четвертого?
– Мы точно дошли до пятого или шестого.
– Расскажи мне что-нибудь, Кассандра. – Его руки неторопливо и спокойно гладили ее спину. – Я не помню, какие истории нужно рассказывать на пятый или шестой день.
Ей тоже почему-то не удалось это вспомнить. Она немного пододвинулась к нему и поцеловала его в губы.
– Жила-была в Лондоне женщина, потерявшая радость в ужасном браке и решившая, что единственными хорошими мужчинами, которых когда-либо сотворил Бог, были ее братья и отец.
Бэзил пристально посмотрел на нее, его глаза, обрамленные густыми ресницами, были спокойны.
– И что с ней случилось?
– Она получила письмо от незнакомца из далекой страны, пропитанное ароматом моря и оливковых деревьев. Образы и слова в этом письме были столь прекрасны, что женщине захотелось узнать побольше о человеке, способном воспринимать такую красоту. Она представляла его себе ученым средних лет с лысеющей головой и чистым сердцем.
Бэзил прищурился:
– Она и представить себе не могла, что он окажется самым мужественным и красивым из всех мужчин?
– Совершенно верно. На самом деле это было довольно глупо, она по опыту знала, что мужественные и красивые мужчины редко могут похвастаться чем-нибудь еще, кроме внешности.
– Бедняжка! Ей следовало посетить Италию, там она нашла бы себе прекрасного жеребца.
Кассандра рассмеялась:
– Ты рассказываешь мою историю?
– Нет-нет, продолжай, пожалуйста.
– Поэтому она написала своему лысеющему ученому и описала себя так, чтобы он ни о чем не волновался: она вдова, которая сама пробила себе дорогу в жизни и которую мало волнуют условности общества. Они писали друг другу письма в течение нескольких месяцев, делясь друг с другом самыми потаенными мыслями, и доверяли секреты, которые не доверили бы никому. Знаешь, им было нечего опасаться.
– Да, – прошептал Бэзил.
– Но все изменилось, когда он пригласил ее посетить его страну, а она отважно приняла это приглашение.
Бэзил, дурачась, пододвинулся к ней:
– А потом она познакомилась с мужественным жеребцом!
Кассандра покачала головой:
– Она познакомилась с удивительным человеком, красивым и внутренне, и внешне, именно тогда, когда уже отчаялась его встретить.
Бэзил поцеловал Кассандру, она поцеловала его в ответ, одновременно лаская его спину, руки и бедра.
– Спасибо, Бэзил, – прошептала она.
Он прижал ее к себе. Они заснули, совершенно изнуренные.
Глава 8
Кассандра не сразу поняла, что ее разбудили потоки масленого света, заливавшего комнату. Постепенно она осознала, что лежит на постели совершенно обнаженная, что лежит не одна, и повернулась, испугавшись воспоминаний. Бэзил спал на животе. Его большое сильное тело было полностью обнажено. Одно колено было подогнуто, руки раскинуты над головой, волосы, густые и черные, загораживали лицо.
В Кассандре поднялась такая буря эмоций, что пришлось закрыть глаза, вздохнуть и снова открыть их. На подбородке Бэзила появилась легкая щетина, старившая его. Роскошные волосы и ресницы свидетельствовали о том, каким он был в детстве. Его тело, так нравившееся ей, было здоровым и сильным, с мускулистыми плечами и длинной гибкой спиной. Изгиб между ягодицами и бедрами вдруг показался ей таким уязвимым, что Кассандре захотелось закрыть его, чтобы защитить, но она поняла, улыбнувшись, что сама столь же обнажена и беззащитна, как и он. Их разоблачат вместе.
Ей понравилась быть обнаженной, и, испытывая странное ощущение по отношению к самой себе, она встала и подошла к столу, прикрытая только ниспадавшими волосами. Она никогда в жизни не ходила обнаженной, даже в своей комнате, находясь в одиночестве. Кассандра почувствовала себя дикой, свободной и достаточно смелой, чтобы стоять у стола, рассматривать собственную грудь, обласканную солнечным светом, и даже рассматривать, как красиво переливаются и отливают золотом волосы, прикрывавшие живот и бедра.
Она налила воды и выпила ее, борясь с голосами, нашептывавшими ей, что она слишком распутна и безнравственна, чтобы наслаждаться, чтобы получать удовольствие от ощущения собственной плоти. Не обращая на эти голоса никакого внимания, Кассандра поставила стакан и вытянула руки над головой, подставляя себя поцелуям солнца.
Когда она возвратилась к постели, Бэзил перевернулся. Теперь его голова покоилась на руках. Он улыбался.
– Не представляю себе более великолепного зрелища.
Она снова подняла руки и покружилась, чтобы доставить ему удовольствие, потом прыгнула обратно к нему и в порыве счастья обняла его.
– Я богиня! – воскликнула она. – Вот что ты сделал со мной.
Бэзил рассмеялся и заерзал, когда она провела пальцами по его боку. Кассандра с восторгом заметила, что он боится щекотки.
– Перестань!
– Ты что, один из тех мужчин, которые всегда просыпаются в плохом настроении?
– Нет, – он взглянул на нее поверх локтя, – просто я очень боюсь щекотки. Сегодня мы поедем во Флоренцию слушать оперу, и, может быть, после обеда у нас останется время для работы.
– Работы? Я совершенно не хочу работать, особенно во Флоренции!
– Но мы должны! – Он поднял темную бровь. – Я обязан проследить за тем, чтобы ты проводила время с Боккаччо, пока путешествуешь по этому миру.
Бэзил откинул волосы с ее лица.
– А я постараюсь выразить в моих скромных стихах чудо по имени Кассандра.
– Нам обязательно сидеть в доме? Здесь нет какой-нибудь уютной веранды?
Кассандра вздрогнула, внезапно осознав, что ведет себя неблагоразумно.
– Ой! Ты хочешь, чтобы я продолжала прятаться? Приехала твоя нареченная?
В его глазах что-то промелькнуло. Он смотрел на их переплетенные руки.
– Кассандра, она больше не моя нареченная.
– Что?
– Я не мог поступить бесчестно – отдать тебе мою любовь, в то время как другая думала бы, что я верен клятве. – Взгляд его темных глаз был спокоен. – Она хочет быть монахиней, и я написал ей, что советую принять постриг, а отца попросил отменить помолвку.
Кассандра затихла.
– Я не собираюсь становиться твоей женой, Бэзил, я буду только твоей любовницей.
Он поджал губы, поднял ее руку и поцеловал ладонь.
– Я знаю.
Но Кассандра видела, что он не верит ей, что он считает, что она рано или поздно сдастся.
– Не заставляй меня повторять это, Бэзил.
– Не стоило тебе ничего рассказывать.
– Возможно.
Они долго молчали, испытывая неловкость. Кассандра думала, не накинуть ли ей на плечи простыню, но продолжала сидеть спиной к нему. Она сосредоточилась на великолепном виде, открывавшемся сквозь большие окна, и подставляла лицо ветерку, шевелившему занавески. Солнце к этому моменту уже немного померкло, но ей не хотелось терять ни одного луча. Она повернулась с озорным смехом:
– Вы хотите сохранить свою любовницу, сэр?
Бэзил усмехнулся и откинул назад волосы.
– Да, миледи. Что я должен совершить, чтобы подтвердить свои слова?
– Возьмите меня во Флоренцию и угодите мне оперой и открытыми верандами.
– Поехать во Флоренцию нетрудно, но надвигается дождь. Наверное, мы будем вынуждены найти себе занятие в стенах моего дома.
– Дождь? Откуда ты знаешь?
Он откинулся назад, роскошно красивый в своей наготе.
– Я чувствую по запаху.
Кассандра вдохнула и почувствовала этот запах – мягкий и соленый. Она положила голову на его руку и вздохнула:
– Ну, я полагаю, награда достаточно высока. Я склоняюсь к тому, чтобы поработать.
– А! Ты задумала что-то определенное?
– О да, – прошептала она, придвигаясь поближе, чтобы поцеловать его, – совершенно определенное.
Его глаза повеселели.
– Я буду ожидать этого с нетерпением.
Поездка во Флоренцию длилась недолго. Они ехали в удобном экипаже. Рядом скакал всадник для охраны, а Кассандра выглядывала из окна в совершенном восторге от происходившего.
Она упивалась пейзажем, деревушками, готическими церквами, деревьями и дикими цветами, которых никогда раньше не видела, и даже переменой света, когда небо стало темным и зловещим перед дождем, а облака тяжело нависли над холмами.
– Посмотри, как далеко можно оглядеть эту долину, – заметила она, пораженная сменой света и тени.
– Однажды ты напишешь об этом, – сказан Бэзил, взяв ее за руку.
– А ты?
Он отрицательно покачал головой.
– Я буду писать о лице Кассандры, освещенном радостью от того, что она видит.
Кассандра нахмурилась:
– Ты такой сумасброд!
Бэзил изобразил удивление:
– Тебе не нравится?
– Нет, экстравагантность – характерная черта повес.
Он рассмеялся:
– Я итальянец и поэт!
– Это слишком.
– Тебе нужно только привыкнуть к этому, – сказал он, поднося ее руку к своим губам. – Честно говоря, нет таких слов, чтобы в полной мере отдать должное твоей красоте, Кассандра.
Его возбуждение выдавали только расширившиеся ноздри.
Кассандра повторила то, что делала уже сотню раз и течение часа: она ухватилась за эту деталь его внешности и покачала головой удивленно и притворно огорченно:
– Я вижу, мне придется учить тебя английскому этикету.
– Если потребуется. – Что-то привлекло его внимание. – Смотри! Шпили Флоренции.
К тому времени когда они подъехали к его городскому дому, очаровательному зданию времен Ренессанса, построенному вокруг внутренней веранды, начался сильный дождь, помешавший Кассандре увидеть остальное. Они нашли пристанище в библиотеке, богато и пышно украшенной.
– Это библиотека моего отца, – сразу объявил Бэзил.
– Нам обязательно работать? – спросила она в последний раз, когда он достал перья, которые надо было очинить, и чернильницы. Ее вовсе не увлекала перспектива каких-то исследований.
Как будто зная об этом, Бэзил сбросил камзол и повесил его на спинку стула. Его глаза искрились от смеха.
– Я хотел, чтобы ты начала свой перевод. Если ты повезешь обратно в Англию что-то еще, тем лучше, но я совершенно серьезно предлагаю тебе сделать эту работу.
Обратно в Англию. Внутренний голос подсказывал Кассандре, что оставить Бэзила будет не так просто, как она себе поначалу представляла. Чтобы не выдать замешательства, она пожала плечами с притворной скукой:
– Как хочешь!
Он рассмеялся, положил руки ей на плечи и усадил в большое кожаное кресло, вручив очиненное перо.
– Однажды ты поблагодаришь меня за это.
Кассандра подняла голову, осознав, что ни один мужчина в ее жизни не вкладывал ей в руку перо с такой энергией и не говорил, что она должна писать. Преисполненная благодарности, Кассандра схватила его руку и поцеловала ладонь:
– Благодарю вас, сэр. – Она отпустила его и жестом попросила удалиться. – Дай мне возможность начать.
Серая сетка дождя висела над городом все время после обеда.
Бэзилу нужно было изучить счета – это оказалось непростой задачей, так как его внимание все время привлекала Кассандра, сидевшая за столом у окна. Она работала неаккуратно.
Единственная страница оригинала Боккаччо лежала для большей сохранности на столике, стоявшем рядом с письменным столом – ее могли повредить книги, которые она брала с полок, чтобы найти то одно, то другое; на столе росла беспорядочная стопка листов бумаги с ее собственными пометами, привезенными с виллы в кожаном футляре; Бэзил подумал, что переплетенная книга на столе скорее всего ее дневник.
Его удивило, насколько сильно ему захотелось распахнуть эту книгу и прочитать ее личные записи. Его страсть, которую невозможно было утолить мгновенно, превратилась в нечто новое и неистовое. Он ощущал это с такой силой, что казалось, его тело не выдержит напряжения.
Он молчал, напрягая всю свою волю, давая ей возможность с удовольствием окунуться в работу. Бэзил знал, что Кассандра достаточно серьезно относится к работе, к миру букв и знаний, но все-таки удивился тому, как быстро она сосредоточилась при первой же возможности, какое удовлетворение она получала от этого. Ее плечи, обычно такие прямые, сейчас расслабились. Она опиралась руками на колени, скрестив ноги под столом.
Вот в чем заключалась главная страсть Кассандры. Бэзил почувствовал легкую ревность по поводу того, что эта страсть может похитить ее у него.
Но когда Бэзил говорил о том, что хочет помочь ей сделать перевод, о котором она давно мечтала, он делал ставку именно на ее страсть к работе и теперь наблюдал за ней, когда думал, что она ничего не замечает.
В ее движениях чувствовалась большая энергия. Ей мешали рукава, она расстегнула манжету и небрежно завернула ее. Она повернулась, чтобы проверить какую-то запись, сделанную ранее, потом возвратилась обратно и начала писать быстро и решительно. Ее перо скрипело.
Однажды Кассандра подняла голову, ее лицо было задумчивым и отстраненным, и спросила, что он думает о том, какая из двух фраз лучше.
– Вторая, – ответил он.
– Да. – Она серьезно кивнула. – Я тоже так подумала.
И снова погрузилась в работу.
Наконец Бэзил оставил попытки заняться бухгалтерией и попытался написать стихи. Конечно, это было невозможно. Его мозг затянуло туманом страсти, он был наполнен медленно движущимися образами, четкими и глубокими, но еще слишком свежими, чтобы с ними можно было что-то сделать.
Следовало подождать несколько дней, поразмыслить над фразами – яркими фрагментами, которые примут однажды окончательную форму. Подождать, пока он перестанет быть горящим сгустком чувств, когда снова обретет способность думать.
Опершись рукой на подбородок, Бэзил улыбнулся при мысли о том, что Кассандра растерялась так, как он. Он надеялся, что ее чувство будет равно его собственному.
– Бэзил, если ты не перестанешь глазеть на меня, я буду вынуждена бросить притворяться, что работаю, и начну целовать тебя, – сказала Кассандра, не вставая из-за стола. Говоря это, она смотрела на книги. – И вообще, это ты решил, что мы должны поработать сегодня.
– О чем мне было думать?
– Напиши мне письмо, а сейчас подожди, пока я закончу, или мне не придется спать сегодня ночью.
– Может, отправить это письмо по почте? – Он лениво восхищался округлостью ее щек. – Или прочитать тебе его… потом?
– Это уж как ты решишь, – ответила Кассандра и взглянула на него, подняв бровь.
Бэзил внезапно понял, что это именно то, чем он в состоянии сейчас заниматься. Он обмакнул перо, замер над чистым листом бумаги и начал торопливо писать: «Моя дорогая Кассандра…»
Закончив, он с улыбкой посыпал страницу песком и отложил перо.
Кассандра была погружена в свою работу и не подняла головы, когда он выходил. Она не слышала ни стука его шагов, когда он складывал и запечатывал письмо, ни того, как он вынес его слуге, чтобы тот отправил его. Она подняла голову только тогда, когда Бэзил вернулся в библиотеку: Выражение ее лица немного напоминало удивление ученого.
– Ты написал письмо?
– Да. Ты его не получишь, пока не вернешься домой.
Кассандра заинтригованно наклонила голову. Ему нравилось смотреть, как поднимаются уголки ее ярко-красного рта.
– Ты даже не намекнешь о том, что в нем?
Теперь Бэзил увидел сияние ее глаз, освещавшее ее шею, грудь и губы. Он ощутил новый мощный прилив желания, закрыл дверь и запер на замок.
– Я написал о страсти.
– Да? – мягко выдохнула она.
– Да. – Он склонился над ней и дотронулся губами до изгиба ее шеи. – Я написал об этих локонах, этом изгибе.
Его рука опустилась на ее гладкое плечо, скользнула по телу над корсажем, обводя нежные выпуклости груди. Кассандра закрыла глаза.
– О чем еще?
Он, лаская мочку ее уха, вздохнул и скользнул рукой ниже, в тайну корсажа.
– Я писал о коже, похожей на атлас.
– Атлас? Оригинальная метафора, – проговорила Кассандра, обнимая его.
– Может, это был и не атлас.
Он обнял ладонями ее грудь внутри корсажа, его большой палец нащупал и теребил поднявшийся сосок. Бэзил закрыл глаза.
– Нет, – прошептал он, – я написал о мягкости облаков, о нежности ветра, шепчущего что-то все утро, и о большой тяжести… – Ему больше ничего не приходило в голову. – Я писал, – прошептал он, опускаясь на колени и обнимая ее, – о любви.
Она обняла его лицо ладонями и поцеловала.
– Ты очаровал меня, Бэзил. Мне не нравится этот нелепый разговор и чрезмерные телодвижения. Но я не могу представить, что жила без тебя.
Больше не было сказано ни слова, было только страстное соединение любящих людей в сером свете дождливого дня.
День превратился в вечер. Дождь не останавливался, превращая улицы в месиво луж и грязи. Кассандра осторожно приподняла юбки, Бэзил помог ей добраться из кареты до здания оперы. Это было роскошное здание, заполненное людьми, несмотря на дождь. Кассандра прищурилась, услышав, что все говорят только по-итальянски, и вдруг ощутила, насколько далеко от дома она находилась. Женщины были восхитительно испорченны – этакие бессовестные сексуальные создания. Когда они прохаживались по холлу под ярко горевшими люстрами, она рассматривала их украдкой, изумленная и слегка шокированная, но главным образом ошеломленная тем, как они прижимались к мужчинам. Ее восхитили сияние их украшений и покрой их платьев, подчеркивавших каждый дюйм чувственного, стройного или даже полного тела.
Бэзил придвинулся к ней:
– Видишь? Мы все сумасбродны.
– Это понравилось бы моей сестре Адриане, – не раздумывая ответила Кассандра.
Бэзил ухмыльнулся:
– Твоей сумасбродной сестре, да?
Кассандра рассмеялась:
– Да. Она… очень страстная, здесь Адриана чувствовала бы себя как дома. К сожалению, я сурово осуждала ее, – призналась Кассандра, удивившись сама себе, и слегка нахмурилась.
– Ты ее не понимала, только и всего.
Она кивнула и решила про себя, что напишет сестре и расскажет ей обо всем увиденном. Адриана поймет.
У Бэзила было много знакомых, Кассандру постоянно знакомили с кем-то, однако имена тут же смешались у нее в памяти. Эти люди были изысканны, энергично официальны и все-таки сумасбродны. Они рассматривали Кассандру с любопытством, но не враждебно, многие из них высказывались по поводу предстоящей свадьбы, которая, насколько Кассандра смогла понять из разговоров, должна была стать огромным событием в обществе.
Одна из матрон, низенькая и полная, многозначительно поинтересовалась, когда услышала что Кассандра находится в гостях у Бэзила, не приехала ли та на свадьбу.
– Да, я жду ее с нетерпением, – весело ответила Кассандра.
Когда дама удалилась, Бэзил нагнулся к Кассандре и взял ее за руку.
– Я не подумал, как это будет выглядеть, Кассандра. Прости.
– Этого и следовало ожидать. Я ничего не имею против.
Кассандра солгала и подозревала, что Бэзил понял это, казалось, он чувствовал все, что происходило в ее душе. Было чрезвычайно болезненно слышать о его невесте, находясь в таких пылких отношениях, разглагольствовать о чужой свадьбе. Она расстроилась.
– Мы с самого начала знали, чем кончится эта история.
Бэзил потупился, дотронувшись до ее руки большим пальцем.
– Знали? – мягко спросил он.
Ей не пришлось отвечать на этот трудный вопрос, потому что показалась другая компания и Бэзил встал и вежливо поклонился, приветствуя их.
Кассандра также вежливо улыбнулась в ответ на представления, но это была лишь маска, за которой скрывались переживания. Она не ожидала, что полюбит его так сильно. Ей казалось, что каждая вена ее тела связана с его сердцем. Наблюдая, как звонко он смеется, разговаривая с людьми, которые оказались давними друзьями семьи, Кассандра спрашивала себя, как сможет после этого прожить без него хотя бы день.
Но ответа не было! Он должен был жениться. Несмотря на всю свою вновь обретенную смелость, Кассандра не смогла бы занимать в его жизни положение любовницы вдали от дома и семьи. Она не смогла бы таким образом расстаться с независимостью.
Когда Бэзил сел, то заметил ее волнение.
– Это было ошибкой, – сказал он. – Давай вернемся в наш мир.
Она уныло улыбнулась:
– Похоже, я не хочу тебя делить.
– Но как мы будем развлекаться совершенно одни? – спросил он, растерянно нахмурившись.
– Думаю, мы найдем чем заняться.
Кассандра оперлась на его руку, и они вышли из зала. У подъезда пришлось подождать, пока подъедет карета. Несколько опоздавших театралов вбежали под козырек, прячась от дождя. Все люди были одеты роскошно, кроме одной молодой девушки, выглядевшей на их фоне нищенкой.
– О Боже! – прошептал Бэзил, и Кассандра почувствовала, как напряглась его рука.
– Что такое?
Один из мужчин, худой и тонкий, как лезвие бритвы, с тяжелым лицом сластолюбца, заметил Кассандру, и его глаза заскользили по ней с почти оскорбительной откровенностью. В ответ она вызывающе прищурилась.
– Я потом тебе все объясню.
Бэзил отвернулся от компании и крепко взял Кассандру за руку. Двигаясь с торопливостью, которой она не понимала, он толкнул ее в тень и поцеловал. Кассандра знала, что он пытается скрыть их лица, и чувствовала его отчаяние.
– Бэзил, что произошло?
Он закрыл глаза, прижимаясь лбом к ее лбу.
– Катастрофа, любовь моя.
Он не шутил.
– Почему…
– Подожди.
Он посмотрел через плечо. Группа людей задерживалась, беседуя со знакомыми. Кассандра посмотрела на девушку, обиженно топтавшуюся у двери, – все ее тело выражало собой протест.
Бэзил крепко держал Кассандру.
– Не показывай лицо.
Он прижимал ее к стене руками и телом.
– Кто она? – поинтересовалась Кассандра и тут же поняла. – Твоя нареченная?
– Да, а раз она здесь, значит, не получила моего письма. – Он тяжело вздохнул. – Что я наделал?!
– Бэзил, не все так печально, как кажется! Мужчины заводят себе любовниц, когда уже женаты, так насколько меньшее преступление завести любовницу до женитьбы?
– Это нечестно, Кассандра.
Люди вошли внутрь, и Бэзил наконец отпустил ее.
– Она не получила моего письма, – резко повторил он.
Между ними пролегла глубокая пропасть. Кассандре захотелось прикоснуться к нему, однако ей казалось, что ее рука натолкнется на препятствие.
– Кто она?
Он сжал кулаки и зажмурился. Казалось, внутри его происходит жестокая борьба.
– Ее зовут Аннализа.
Когда он открыл глаза, в них полыхали страстное желание и печаль.
– Она должна была стать моей женой, но ее отец, наверное, слышал…
– Что у тебя есть любовница? – предположила Кассандра.
– Моя мать была права, – печально произнес он, – ее отец продаст Аннализу тому, кто больше заплатит.
– Но ты женишься на ней, – смущенно сказала Кассандра.
Он покачал головой, но, прежде чем Кассандра успела спросить что-то еще, подъехала их карета, и им пришлось пробираться к ней под проливным ливнем.
– Расскажи мне об этом, – сказала Кассандра, когда они уже были внутри.
Но вместо этого он прижал ее к себе, обнял и поцеловал.
– Не сегодня. Нынешний вечер все еще принадлежит нам.
Он прижался лбом к ее волосам.
– О Боже!
– Бэзил, я не понимаю, почему это вызывает у тебя такое отвращение.
Он с трудом поднял голову.
– Я обязался защищать ее, обещал это моей матери. Если я не женюсь на ней, ее отец продаст ее тому, кто больше заплатит, но он не должен получить ее. Он жестокий человек, и у него уже были три молодые жены. – Бэзил поджал губы. – Она не должна выйти за него.
От ужаса у Кассандры побежали мурашки по телу, она вспомнила боль и унижение.
– Бэзил, ты не можешь допустить этого. – От страха она заговорила резким тоном. – Я сказала тебе, что никогда не выйду замуж. Зачем ты это сделал?
Он взял ее руку и прижал к губам. Кассандра думала, что от радости он вел себя по-мальчишески, но сейчас увидела, что он отнюдь не мальчик, а мужчина, живущий страстями, мужчина, связанный долгом и честью.
– Потому что я верю в любовь с первого взгляда, – тихо ответил он. – И ты тоже.
Она бросилась ему на грудь.
– Да, – прошептала она, – я тоже.
Его большая рука обняла ее за плечи.
– Утром я подумаю, что можно сделать, чтобы вернуть все обратно. Сегодняшний вечер принадлежит нам.
Глава 9
Бэзил медленно и томительно любил ее в холодной сырой ночи. Дождь равномерно стучал по окнам и крыше. Он как будто хотел запечатлеть Кассандру в своей памяти: сплетение их пальцев, озаренное мягким светом свечи; контур ее уха у его губ; изгиб ее бедер под его руками.
Они молчали, боясь разрушить иллюзию того, что им так хотелось сохранить: мечты, что это не последние часы их слишком короткой идиллии. После они лежали, прижавшись друг к другу и укрывшись тяжелым стеганым одеялом.
– Это было так прекрасно, Бэзил, – тихо произнесла Кассандра.
Она приподнялась на локте, и улыбка тронула ее губы.
Волосы беспорядочно падали ей на лицо и спину, его сердце поразила незамысловатая красота ее стройного белого плеча.
– Мы были великолепно безнравственны, правда?
– Да.
– Подумай вот о чем: теперь я всегда буду совершенством, а ты навсегда останешься для меня богом.
– Думаю, жеребцом.
Кассандра рассмеялась:
– Богом жеребцов!
Он принял эту игру.
– И мне не придется переживать отказ, когда у тебя в животе будет ребенок.
Бэзил мечтал увидеть ее такой, с грудью, отяжелевшей от молока. Его потрясло осознание того, как сильно ему этого хотелось.
– Или смотреть, как ты смеешься, когда у тебя не будет зубов, – быстро добавил он.
Кассандра чуть не задохнулась от возмущения.
– А мне… – она ущипнула его за бок, – не придется смотреть на тебя, когда ты разжиреешь, как рождественский гусь.
– А мне не придется терпеть, что ты постоянно сварливо зовешь меня: «Бэзил! Бэзил!», – провизжал он.
– Бр-р!
Кассандра шлепнула его по руке:
– Даже когда я стану совсем страшной, то не буду издавать такие звуки!
– Нет? А какие будешь?
Кассандра мгновенно высунула язык, дотронулась им до губы и убрала. Она заговорила грудным голосом, полным страсти:
– Бэзил, иди сюда…
– Иди… куда? – поинтересовался он, скользнул рукой вниз по ее спине, провел по ягодицам и усмехнулся.
Она рассмеялась и, вздохнув, прижалась к нему.
– Не стоит, Бэзил. Мне будет ужасно не хватать тебя.
– А мне – тебя.
Он с сожалением подумал о письме, которое не получила Аннализа и которое сейчас лежало в монастыре на столе. Агония упущенных возможностей!
– Если я задам тебе вопрос, ты обещаешь ответить правду?
Кассандра взглянула на него:
– Да.
– Ты бы вышла за меня замуж?
– Нет, – ответила она, потупилась и снова подняла глаза. – Я говорю неправду. Это испугало бы меня, но думаю, что вышла бы. Кажется, я не создана для замужества.
Она печально улыбнулась.
– Может быть, теперь ты поймешь, что существует такой мужчина, который может быть твоим мужем.
Бэзил сглотнул и накрутил ее локон себе на палец.
– Я не хочу думать, что ты будешь старой и одинокой. У тебя должны быть дети.
В ее глазах что-то дрогнуло.
– Для меня важна моя работа, – произнесла она. – Ни один мужчина, кроме тебя, никогда даже не предпринимал попытки понять это. В браке женщина теряет себя, теряет все, чего она достигла. Зачем мне сковывать себя цепями?
Бэзил не знал, что ей ответить.
– Я не умею подыскивать нужные слова, Бэзил. Я не умею выражаться так же красиво, как ты.
Она поднялась и села, обнаженная, укрытая волосами как плащом, со сложенными на груди руками. Очень долго Кассандра пристально смотрела на него со странным спокойствием, потом вытянула руку и дотронулась до его лица. Она затаила дыхание, ее лицо было печальным и кротким.
– Но я любила тебя еще до того, как увидела. Мы как будто были двумя сторонами одной монеты. Такого больше не повторится, и, зная это, я не соглашусь на меньшее.
В углу темного глаза сверкнула единственная слеза. Кассандра нагнула голову.
– Я рада, что познала это с тобой. Я нисколько не сожалею о случившемся.
Бэзил проснулся, чуть только рассвело, проснулся внезапно и окончательно, а потом лежал и не понимал, что же его разбудило.
Кассандра лежала в его объятиях, ее волосы рассыпались по его груди. Он положил раскрытую ладонь на рассыпанные пряди и был ошеломлен удовольствием, которое почувствовал. Ее нога была закинута на его бедро, а голова покоилась на его плече. Он никогда так не любил женщину.
Тут Бэзил услышал крик снизу. Нет, не только крик, грохот и удары. Он напрягся, узнав голос еще до того, как тот полностью проник в его сонное сознание.
Он сел и торопливо усадил Кассандру.
– Проснись! – воскликнул Бэзил, наклоняясь за бриджами, лежавшими на полу, – руки отказывались ему повиноваться.
Кассандра сонно уставилась на него:
– Что случилось?
Он рывком поднял бриджи, услышал, что шум приближается, и перепуганно огляделся вокруг в поисках чего-нибудь из одежды.
– Кассандра, бери одеяло и беги на балкон.
Он услышал из-за двери яростные крики отца и торопливо толкнул ее.
– Кассандра, иди, прячься.
– Я не…
– Давай! – закричал он.
Кассандра схватила покрывало и инстинктивно спряталась за кроватью в тот самый момент, когда дверь распахнулась и в комнату с криком ворвался мужчина огромного роста. Его лицо было багровым от ярости.
– Ты осмелился! – воскликнул он и вцепился огромными ручищами в волосы Бэзила. – Ты осмелился бросить мне вызов?
Бэзил ухватил отца за руки:
– Отец! Послушай!
Мужчина сбил Бэзила с ног:
– Молокосос!
Один из огромных кулаков ударил Бэзила по лицу.
Кассандра вскрикнула:
– Прекратите!
Бэзил вывернулся и оттолкнул отца.
– Выслушай меня!
Но отец со всей силы снова ударил его кулаком в лицо, и Бэзил покачнулся. Кассандра увидела, каким яростным огнем сверкнули его глаза, когда он выругался.
– Ты все еще бьешь меня как ребенка? – не веря, воскликнул он, вытирая кровь с губы. – Ты не видишь, что я мужчина, который моложе и крепче тебя?
Ответный жест отца не нуждался в переводе, его пальцы недвусмысленно приближались к шее Бэзила. Большой рот открылся, и Бэзил ринулся с криком через всю комнату, толкнув отца плечом в грудь.
– Бэзил, не надо! – воскликнула Кассандра, испуганная разницей их фигур.
Отец был настоящим медведем – большим, сильным и далеким от рассуждений человеком. Он взревел, как затравленный медведь, и ударил Бэзила огромным кулаком.
Кассандра поднялась, прижимая к себе покрывало. Бэзил заметил это движение и, глядя прищурившись на отца, вытянул руку, как будто хотел задержать ее. Его голос был безжизненно спокоен.
– Ты можешь бить меня, можешь даже убить, но ты не сможешь заставить меня подчиняться. Отец, я сам решу, женюсь я на Аннализе или нет.
– Что?!
Лицо отца Бэзила пошло пятнами, и Кассандра подумала, что его вот-вот хватит удар. Он рванулся к сыну.
Она никогда в жизни не видела такой явной, нескрываемой ненависти. Кассандра не верила Бэзилу, когда тот говорил о том, что отец его ненавидит; теперь она убедилась в этом воочию. На голову, плечи и лицо Бэзила обрушились громадные кулаки. Ответные удары Бэзила были не такими частыми, хотя и ложились гораздо плотнее – в челюсть и в живот, из-за размера перевес был на стороне отца. Этот медведь забил бы Бэзила до смерти.
– Довольно! – закричала она.
Не раздумывая, Кассандра обмоталась одеялом и бросилась к ним, смутно осознавая, что в комнату прокрались слуги. Один из них сделал попытку удержать ее, но она увернулась.
– Довольно! – снова закричала она, чуть не разрыдавшись от страха, что разъяренное чудовище убьет Бэзила прямо у нее на глазах. Она бросилась между ними…
И была встречена страшным ударом, пришедшимся точно под глаз. Ошеломленная ударом, Кассандра растянулась на полу, ухватившись за одеяло, едва покрывавшее ее.
– Шлюха! – заорало чудовище и сделало движение по направлению к ней.
Бэзил пришел в ярость. Он с криком бросился на отца, отталкивая его яростными и сильными ударами кулаков.
– Остановите их! – крикнула Кассандра слугам. – Они убьют друг друга!
Комната наполнилась народом – слуги, привлеченные шумом, вбежали и разняли обезумевших отца и сына. Кассандра прижалась к ножке кровати, натягивая одной рукой одеяло на плечи и приложив другую руку к лицу, уже опухшему и мокрому от слез.
Бэзил тяжело дышал, удерживаемый слугами, его глаза пылали от возбуждения.
– Я вызываю тебя! – сказал он и плюнул отцу под ноги.
У старшего графа тоже текла кровь; но его ярость уже утихла.
Его глаза на свиноподобном лице сощурились.
– И почему только умер твой брат и оставил мне лишь самого никчемного из сыновей?
Он стряхнул с себя руки слуг.
– Ты женишься на Аннализе, вот мое последнее слово.
Он стремительно покинул комнату, слуги последовали за ним.
Поравнявшись с Бэзилом, один из слуг прошептал тому что-то по-итальянски. Он сделал это так тихо, что Кассандра ничего не расслышала. Бэзил покачал головой, и слуга ушел.
Они остались вдвоем, после недавнего хаоса, рева и криков тишина показалась им очень странной. Бэзил подошел и упал рядом с ней на колени, Кассандра беспомощно вскрикнула, омыв слезами его руки. Она почувствовала, что он дрожит, и покрепче обняла его.
– Ты тяжело ранен?
– Все скоро заживет, – прошептал он, прижимаясь к ней. – Он уже бил меня до этого.
– Господи, Бэзил, я думала, он убьет тебя.
Она, как и он, дрожала, утратив на некоторое время способность думать.
– Дай я посмотрю, что у тебя с лицом, – мрачно сказал он.
– Ничего страшного.
Но его пальцы скользнули ей под подбородок, и она подняла голову. Увидев синяки, разбитую губу и остальные раны, которые отец нанес собственному ребенку, она заплакала.
Бэзил осторожно поцеловал ее в щеку.
– Прости, Кассандра. Я знал, что он разозлится, но не ожидал, что он придет сюда.
Она обняла его, спрятав лицо в его волосах, желая лишь того, чтобы все хорошо закончилось.
И все же Кассандра не могла позволить Бэзилу отвернуться от предназначавшейся ему в жены девушки. Отказаться тем самым от права первородства, от своего места в мире. Пока им будет править их страсть, он не будет думать о матери и братьях. Но суть его души и сердца, смысл его существования составляла честь. В этом состоял его долг, долг перед матерью, земля которой была поручена его попечению. Матерью, которую он так сильно любил, и братьями, безвременная смерть которых наложила на него тяжелые обязанности. Придет время, и вина поглотит радость, которую они познали, поглотит все, что есть хорошего. В конце концов потеря чести уничтожит его.
Ощущая одновременно горе и любовь, Кассандра нагнулась и прижалась лицом к его плечу. Ее слезы были горячими и искренними.
– Я не плачу, Бэзил. Ты ведь знал об этом, правда? – Она обняла ладонями его лицо. – Я никогда не плачу. А с тобой я плакала от любви и радости, а теперь плачу от горя. Я не хочу покидать тебя, но я не настолько эгоистична, чтобы разрушить твою жизнь.
Бэзил закрыл глаза. Кассандра осыпала его лицо поцелуями.
– Со временем мы снова научимся переписываться как друзья, любовь моя, – прошептал он.
Кассандра знала, что всю жизнь будет помнить все подробности этого мгновения. Она будет помнить его плечи, обнаженные и горячие на ощупь, помнить его темные глаза, полные любви и боли.
– Я никогда не буду любить другую женщину так, как любил тебя, Кассандра.
– Я знаю.
Она мягко улыбнулась и прислонилась к нему. Они долго оставались в таком положении, покачиваясь и успокаиваясь.
Наконец Кассандра разогнулась.
– Мне нужно посмотреть твои раны, – прошептала она, – и найти лед.
Бэзил с трудом сглотнул, в его спокойных красивых глазах появилась тревога.
– Мой отец не останется здесь, спрячься в своих комнатах, пока он не уйдет.
Бэзил замолчал, дотрагиваясь до ее лица.
– Сегодня утром я должен показаться в обществе.
Они оба знали почему.
Кассандра кивнула, потом с большой осторожностью нагнулась вперед и прижалась губами к его губам, стараясь запечатлеть это мгновение в уме, в сердце, в душе. Ей хотелось выплеснуть на него свою любовь, хотелось поблагодарить за все то, что он дал ей, хотелось сказать, что никогда не будет раскаиваться в их кратковременной идиллии. Вместо этого она лишь еще раз погладила его по голове.
– Ты изменил во мне все, Бэзил. Благодарю тебя! Теперь помоги мне подняться и вернуть себе достоинство. Мне бы хотелось принять ванну и обновить мое чувство юмора, – произнесла Кассандра, заставляя себя говорить легко и непринужденно.
В его смехе послышалось облегчение.
– Это будет зависеть от того, смогу ли я сам подняться.
– Тогда давай поможем друг другу.
* * *
Кассандра умылась, оделась и не спеша поела. Это было ей просто необходимо. Она отдала распоряжения девушке, которая принесла ей завтрак, и принялась писать письмо. Когда через час девушка вернулась, чтобы сказать, что Бэзил покинул дом, Кассандра отдала ей письмо и попросила передать его позже Бэзилу.
Нужно было действовать быстро.
Организовывать отъезд из Флоренции было неудобно: все, что у нее было с собой, Кассандра оставила на вилле. Она послала Джоан распоряжения, за выполнением которых очень внимательно присмотрит Бэзил, она это знала. У нее остались смена платья и кожаный чемоданчик с бумагами – этого было достаточно на первое время. Она поедет в Венецию и успокоится, прежде чем вернется в Англию.
Кассандра надела фиолетовый дорожный костюм, который придал ей смелости. Она расправила плечи и направилась на поиски отца Бэзила. Она почувствовала страх и дрожь в коленях, найдя его в библиотеке.
– Мне бы хотелось сказать вам несколько слов, сэр, – сказала она по-итальянски.
Он посмотрел на нее, потом кивнул слуге, который торопливо удалился.
– Я говорю по-английски, – произнес он. – Вы что, думаете, что единственный образованный человек – мой сын?
– Отнюдь, – ответила Кассандра, прикрываясь щитом английского хладнокровия. – Я просто старалась быть вежливой.
– Что вам угодно?
– Я пришла сообщить вам, что покидаю Тоскану.
Он пожал плечами. Что еще она могла сделать? Злость подстегнула Кассандру.
– Я уезжаю, сэр, – она произнесла это слово с большой иронией, – потому что люблю его, и если я не уеду, то его уничтожит его честь. Но я уеду только в том случае, если вы мне кое-что пообещаете.
Он фыркнул:
– Обещать? Вы осмеливаетесь…
– Пожалуйста, не надо опять шуметь. Вы должны выслушать то, что я хочу вам сказать. Я не осмеливаюсь выяснять, почему этот брак так важен для вас, но я понимаю, что дело не только в вашем желании.
Он бросил бумаги на стол.
– Продолжайте.
– Я уеду, только если вы будете уважать талант вашего сына и поддерживать его желание писать в той же мере, в какой вы заботитесь о вашей собственности. Вы не уважаете этот дар, но это и в самом деле великий дар. Я имею в виду не только легкий кивок вашей головы. Вы никогда не переступите его порога, за исключением случаев, когда это будет крайне необходимо. Совершенно очевидно, что вы ненавидите его.
Во взгляде отца Бэзила мелькнуло невольное уважение.
– А если нет?
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
– Тогда я вернусь в Тоскану и разрушу этот брак, даже если при этом мы втроем погибнем. – Она помолчала. – Если вы думаете, что я не в состоянии этого сделать, то вы совершенно не знаете вашего сына.
Он прищурился, поджал губы и легко пожал плечами.
– Сколько вы хотите?
– Хочу?
Она покачала головой, пораженная тем, что такой человек, как Бэзил, мог быть сыном такого отца.
– Ничего.
У двери Кассандра остановилась.
– Он давно решил жениться на Аннализе, так что не думайте, что выбили из него повиновение.
Она отправилась на конюшню, где ее ожидала карета. Кассандра позволила спокойному усатому кучеру подсадить себя.
– Поехали, пока его отец не придумал еще какую-нибудь причину, чтобы убить его, – резко проговорила она.
Экипаж тронулся. Кассандра сидела очень тихо и прямо, чувствуя себя так, как будто сердце вырвали из ее груди. Ей очень хотелось оглянуться, но она боялась, что тут же обратится в соляной столб, как жена Лота.
Но она не могла сдержать слез, текших по ее лицу. Кассандра никогда в жизни не плакала на людях, но сейчас ей было все равно. Ее жизнь никогда не станет прежней.
Жарким августовским утром Бэзил подошел к вилле графа Диканио. Он нес букет цветов, срезанных в саду: поздние розы, какие-то белые цветы, запах которых ему нравился. Его голова болела, а на сердце было тяжело от ужаса, но он нашел в себе силы улыбнуться, когда слуга открыл ему дверь. Он был только нетерпеливым женихом, стремящимся успокоить свою юную невесту.
Мать Аннализы щебетала и суетилась вокруг него, но Бэзил все-таки заметил выражение облегчения в ее глазах. Отца его суженой не было дома, но Аннализа спустилась к ним, одетая в черное платье с кружевной косынкой поверх корсажа.
– Вы не получили мое письмо, – сказал Бэзил.
– Нет. Там было что-то важное?
Он покачал головой и слегка улыбнулся:
– Это было всего лишь приветствие.
Она была такой несчастной и робкой, что Бэзил решил не задерживаться. Какая суета! От этого голова болела еще больше, а к тому моменту, когда он вернулся домой, у него заболел желудок, а сердце превратилось в мертвый камень в груди. Сегодня ему придется проститься с Кассандрой. Он не знал, как сумеет это вынести.
К нему подошла молоденькая служанка. На ее лице было написано сочувствие.
– Это для вас, – произнесла она, приседая.
Девушка быстро вложила ему в руку письмо и стремительно удалилась. Узнав почерк Кассандры, Бэзил открыл конверт, и сердце его сжалось от страха.
Дорогой Бэзил!
Мне горько оставлять тебя, но самое лучшее для нас – это быстрое расставание, которое можно пережить гораздо проще, чем плакать, смотря друг на друга.
Я прилагаю список распоряжений относительно моего багажа. Я знаю, что ты внимательно проследишь за тем, как их выполнят.
Прошу тебя, женись на той девушке и живи с ней, это не изменит ничего из того, что мы с тобой познали, будучи вместе.
Этого никому у нас не отнять. Я хочу думать, что ты счастлив.
Спасибо тебе за то, что придал мне смелости, за то, что вернул мне сердце и душу. Я всегда буду думать о днях, проведенных в Тоскане, как о лучших в моей жизни. В каком-то смысле мы получили от любви все самое лучшее и должны ценить это.
Если ты любишь меня хоть немного, не пиши мне больше. Если ты напишешь, я сожгу твои письма, не читая. Позволь мне найти утешение в моем достоинстве. Позволь мне остаться незапятнанной в наших общих воспоминаниях.
Я никогда не забуду тебя.
Кассандра.
– Нет! – Бэзил смял письмо в кулаке, ринулся за служанкой и довольно сильно ухватил ее за руку: – Когда она уехала? С кем?
Глаза девушки округлились от страха.
– Три часа назад, ее отвез Гвильельмо.
– Спасибо.
Бэзил повернулся и побежал к дверям, направляясь в конюшню, чтобы разыскать кучера. Тот расскажет ему, куда поехала Кассандра. Прошло всего три часа – он успеет догнать ее. Из библиотеки появился отец и преградил ему дорогу.
– Нет, отец, – сказал Бэзил. – Сейчас мне не до объяснений с тобой.
Старик покачал головой.
– Нет, сын, – произнес он, поразив Бэзила тем, что назвал его сыном.
Бэзил нахмурился, ошеломленный этим неожиданным ответом.
– Тогда отступите, сэр, и позвольте мне следовать за ней, у нас остались нерешенные вопросы.
– Сначала ты должен выслушать меня.
– И что же ты мне скажешь? – с горечью спросил Бэзил. – Я только что из дома графа Диканио. Там я подарил цветы своей невесте. Что еще ты хочешь, чтобы я сделал?
Темные глаза были серьезными, и Бэзил невольно заметил, что морщины на лице отца углубились.
– Ты поступил правильно.
– Разве?
Он подошел ближе.
– Она ребенок, она не хочет выходить замуж. Она хочет жить в монастыре с тех пор, как мы были детьми. А я не хочу жениться на ребенке.
Пока Бэзил говорил, старший граф тяжело повернулся к галерее окон.
– Твоя мать очень любила ее, эту хорошенькую девочку, которая навещала тебя во Флоренции. Думаю, тогда ей было не больше шести. Твоей матери нравилось, когда она приходила, потому что она была такой светлой и мягкой, полной решимости стать монахиней, даже будучи ребенком.
В душе Бэзила зашевелился страх. Он помнил очень маленькую смеющуюся девочку с длинными черными волосами, сидевшую рядом с его матерью летними вечерами. Она очаровала их обоих.
– Я помню.
– Твоя мать боялась, что она вырастет слишком красивой, чтобы быть спрятанной в монастыре, а ее отец – алчный игрок. Даже тогда уже все было решено в пользу несчастья, грозящего теперь Аннализе. Твоя мать… – Его голос стал грубым, он стоически сцепил руки за спиной и вновь обрел контроль над собой. – Твоя мать просила меня защитить ее, когда придет время.
Бэзил нетерпеливо вздохнул.
– Я знаю! Зачем ты мне все это повторяешь после того, как я согласился на этот брак?
– Англичанка. Как вы познакомились?
Бэзил покачал головой, не понимая, какое отношение это имеет к их разговору.
– Она писательница, я прочитал кое-какие ее, работы. – Он устало подсел к столу и обнял руками голову. – Я думал, что она вдова средних лет.
– Она угрожала мне.
Бэзил поднял голову как раз вовремя, чтобы уловить, как дрогнули губы отца. К его удивлению, отец улыбнулся.
– А что это были за угрозы?
Отец пожал плечами:
– Не важно. – Когда он повернулся, в его лице не было жестокости. – Любой мужчина в состоянии понять, почему ты влюбился в нее, Бэзил. Горячая, сильная, красивая женщина.
Это было слишком эмоционально, Бэзил протестующе поднял руку:
– Пожалуйста, отец, не продолжай.
– Если ты не женишься на Аннализе, отец отдаст ее Тортесси.
Бэзил с трудом встал.
– Я знаю, извини меня.
Он поднялся по лестнице в комнату, в которой они жили вместе с Кассандрой. Когда он открыл дверь, на него пахнуло ее запахом – мускусом, полевыми цветами и гвоздикой. Запах вызвал в его памяти картину: ее волосы, укрывающие его руки.
Бэзил чувствовал себя так, словно ему в грудь вонзился нож. Его плоть горела от чувственных воспоминаний о ее гладкой коже, сладости ее поцелуя, гортанности ее смеха. Он подумал об их долгих разговорах, о том простом, редким, безграничном удовольствии, которое он получал от общения с умом, очаровавшим его. Его сердце болело от уверенности в том, что она была его единственной любовью, что она навсегда останется единственной женщиной, которую будет признавать его душа. Это было больше чем страсть, это было больше чем дружба, это был союз, предназначавшийся небесами.
Как он мог отпустить ее?
Но, даже глядя на синеву и зелень тосканских холмов, Бэзил понимал, что уже отпустил ее. Единственное, что могло разрушить красоту, которую они разделяли, было чувство вины, а если Аннализа выйдет замуж за Тортесси, совесть никогда больше не позволит ему заснуть.
Поэтому он исполнит свой долг. Но, даже приняв решение, Бэзил не мог сдержать горя, наполнявшего все вокруг него. Он взялся за бокал, размышляя о том, как вынесет все это.
Глава 10
Аннализа позволила облачить себя в необыкновенно красивый наряд, заказанный ее матерью в Риме. Она не возражала, не плакала и не улыбалась. Она поднимала руки, когда ее просили, поворачивала голову, когда ее подталкивали локтем, стояла прямо, пока на ней зашнуровывали корсет. Женщины вокруг нее издавали возгласы восхищения, то затихавшие, то раздававшиеся с новой силой.
За окнами виллы шел ливень, потоки которого низвергались на зеленые холмы Тосканы. Аннализа смотрела на них и фантазировала, что это ангелы плачут вместе с ней.
В руке она сжимала письмо, полученное только этим утром, письмо, которое было переслано ей во Флоренцию из монастыря.
Это было то самое письмо, о котором Бэзил спрашивал ее сегодня утром, когда навещал. В тот момент его глаза метали искры. Теперь она поняла почему.
Аннализа сгорала от стыда за свою слабость. Она чувствовала, что должна принять постриг, но слишком боялась открыто не повиноваться отцу. Если бы это письмо пришло вовремя, то оно придало бы ей достаточно смелости.
Теперь она осознала, что молодой красивый граф был такой же пешкой, как она. Как можно было надеяться, что такой брак принесет счастье? Но было слишком поздно. Она струсила и поэтому выйдет сегодня замуж за человека, который не хочет на ней жениться. Она решила исполнить свой долг, вступив в этот брак, но ангелы знали, что творится в ее сердце. Они плакали вместо нее, потому что она не могла плакать, чтобы, не огорчать мать и отца.
Деревенская девушка-служанка, нанятая специально для того, чтобы помочь Аннализе перед свадьбой, прошептала: «Великолепно!» – и сцепила пальцы под подбородком.
Аннализа повернулась к высокому дымчатому зеркалу. Она бесстрастно рассматривала свою красоту: очень густые темные волосы, гладкая оливковая кожа и самое лучшее, что в ней было, – синие глаза, удивительно смотревшиеся рядом с темными волосами. Ее фигура походила на фигуру матери – такие же полные грудь и бедра. Платье было сшито так, что грудь неприлично ниспадала в квадратный корсаж светлого платья.
– Косынку, – твердо произнесла Аннализа и протянула руку.
Девушка запротестовала, когда Аннализа накинула ее.
– Ты знаешь графа? – поинтересовалась она.
– О да! Он вам понравится, миледи. Он молод, здоров и красив.
Девушка аккуратно расправила сзади кружевную косынку.
– Говорят, что он добр к своим слугам. Такой мужчина не бьет жену, правда?
– Спасибо.
Девушка принесла Аннализе успокоение, в котором та так нуждалась.
– Они ждут.
Аннализа колебалась, рассматривая через плечо темные облака.
Время для чуда еще оставалось.
– Пожалуйста, – тихо молилась она, – позволь мне вернуться!
Девушка была молода, слишком молода. Бэзил повернулся к ней в тишине комнаты, которую приготовили для них, и ощущение несчастья поглотило его. Что бы он ни чувствовал, в мире не было несчастья большего, чем несчастье его юной невесты.
Она стояла, невысокая и прямая, украшенная облаком темных волос, и смотрела ему в глаза. Он ожидал страха девственницы, но в огромных необыкновенно синих глазах было что-то другое. Огонь, темный и непокорный, – такого невозможно было ожидать от шестнадцатилетней девушки, воспитанной в смирении.
– Мы согрешили сегодня, сэр, – неожиданно произнесла она, подняв подбородок.
– Согрешили? – Он перестал развязывать галстук.
Аннализа вынула из-за корсажа сложенную бумагу. Бэзил узнал свой почерк.
– Оно пришло слишком поздно, – сказала она, поджав губы. – Приди оно хотя бы на день раньше, я бы внимательно отнеслась к его содержанию. Оно прибыло сюда за мной с Корсики.
Бэзил горько рассмеялся, нагнув голову.
– Если бы я сразу действовал в соответствии с тем, что мне приказывало мое сердце, ты получила бы письмо на день раньше.
Раскаяние пронзило его.
– Теперь Божья воля исполнена, мы связаны.
– Воля Божья? – повторила Аннализа с иронией. – Правда?
Сегодня Бэзил дважды получил свидетельства ее незаурядного ума. Конечно, в монастыре она узнала то, чего не узнала бы нигде более.
– На этот вопрос я не могу ответить.
Внезапно приняв решение, Бэзил закрыл дверь, чтобы им не помешал никто из слуг. Потом он решительно повернулся, она отшатнулась, но он покачал головой:
– Не бойся меня, Аннализа. Я хотел этого не больше, чем ты.
Он взял со стола нож и порезал палец – не так, чтобы это было заметно, но достаточно для того, чтобы пошла кровь. Аннализа тихо смотрела, как он подошел к кровати и запачкал кровью простыни немного в стороне от центра.
– Ну вот, – сказал он, обернувшись, – готово.
Она закрыла глаза и заслонила лицо руками, ее напускная храбрость превратилась в дрожь длинных белых пальцев. Бэзил мягко подвел ее к кровати и укрыл одеялом.
– Будет лучше, если ты не будешь раздеваться, – спокойно сказал он. – Спи.
– Спасибо, – прошептала она, протягивая ему руку.
Бэзил кивнул.
– Спи, – повторил он.
Бэзил снял камзол и устроился за столом, выглядывая из окна на дождь, моросивший за окнами. При свете единственной тонкой свечи, отбрасывавшей на страницу мерцающий свет, Бэзил достал перо, и слова, застывшие в нем месяц назад, свободно полились на бумагу. Он писал и плакал, один раз он настолько переполнился чувствами, что ему даже пришлось положить голову на согнутый локоть и подождать, пока эти чувства утихнут. Но он писал. В каждом слове было дыхание Кассандры, изгиб груди Кассандры, смех Кассандры.
Бэзил писал до тех пор, пока перо не выпало из его рук, поставив на листе небольшую кляксу, похожую на звезду. Изнуренный, он заснул за столом.
Глава 11
Холодным дождливым ноябрьским вечером Кассандра открыла дверь своего лондонского дома. Только теперь, глядя на знакомые вещи новыми глазами, она поняла, насколько изменилась сама.
Слуги зажгли огни, а повар приготовил привычную английскую пищу – ростбиф, картофель и морковь. Кассандра похвалила еду и поела, потому что была голодна, но ее рот жаждал оливок.
В большой корзине с письмами, которая набралась за время ее путешествия, было три письма от Бэзила. Она достала их и положила на стол, уговаривая себя, что их нужно сжечь. Так будет лучше.
Но Кассандра истосковалась по его голосу в своем сознании, поэтому открыла первое письмо.
Моя дорогая Кассандра!
Когда я пишу это, ты сидишь, склонившись над переводом, а я одурманен видом твоей белой шеи, маленьких локонов, которым удалось избежать твоей попытки приручить эти свободолюбивые волосы, серьезностью твоих бровей в тот момент, когда ты склонилась над работой. Я не осмелюсь выразить словами то, что творится в моем сердце, – это слишком ново для меня, я чувствую, что тебя тяжело ранили и потребуется время, чтобы понять, что я не такой.
Но здесь, в этом письме, которое я отправлю так, чтобы оно дожидалось твоего возвращения на Пиккадилли-стрит, я признаюсь тебе: я отказался от помолвки и хочу только одного – чтобы мы провели наши дни вместе – все дни.
Конечно, это непросто. Мой отец очень разозлится, когда узнает эту новость. Похоже, в эти мгновения он читает мое письмо – у него такое страшное лицо, когда он сердится.
Да, это будет непросто. Об этом я рассказываю тебе только в этом письме, которое ты не увидишь до возвращения, но знай, что ты – мое сердце, моя любовь, сама моя кровь, что течет по моим венам. То, что мы найдем друг друга, несмотря на громадное расстояние, было предопределено, предопределено, что наши сердца сольются воедино.
Я совершенно уверен, что нас связывает не просто страсть, хотя, возможно, и сладость этой страсти, но союз душ, рожденных для объединения, и я хочу, чтобы ты покинула меня, вернулась домой и поняла, что я говорю правду. Ни время, ни расстояние, ни реальность не затуманят то, что родилось здесь в эти драгоценные дни.
Я совершенно уверен, что ничто не затуманит то, что я говорю сейчас: приезжай, Кассандра, или, если ты не можешь, я приеду к тебе. Будь моей любовью, будь моей женой. Давай вместе соберем мозаику из радости наших дней.
Ни в одном языке не найти слов, которые смогли бы выразить всю глубину моих чувств к тебе, поэтому я оставляю тебе самые простые из них: «Я люблю тебя».
Твой Бэзил.
Кассандра сгребла письма и с плачем швырнула их в камин.
Все было кончено. Все кончено.