Ночь огня

Сэмюэл Барбара

Часть вторая

 

 

Глава 12

Англия

Май 1788 года

Был один из тех дней самого начала весны, когда, неизвестно откуда, появляется чувство, что что-то должно произойти. Проснувшись, Кассандра почувствовала, что грядут перемены. Ведомая чем-то, чему не было названия, она вышла во вновь зазеленевший сад с чашкой шоколада и вздохнула, чувствуя, что покидает зимний кокон. До этого мгновения она не понимала, насколько долгим и глубоким был ее летаргический сон.

Казалось, что она просто переселилась в темные короткие зимние дни. Кассандра принимала посетителей, вернулась к странному расписанию салонов, работала, но все это выполнялось механически, в то время как сама она находилась в состоянии зимней спячки.

Может быть, поэтому Кассандра согласилась, когда к вечеру приехал Джулиан, пойти с ним в оперу слушать новую певицу. Сидя в ложе и ожидая, когда заиграет музыка, она с радостью наблюдала, как одна мамаша за другой старались опутать подходящего жениха – красивого и знатного брата Кассандры, графа Элбери. Одна за другой они находили предлоги, чтобы остановиться, разумеется, в сопровождении дочери на выданье, и перекинуться с ним несколькими словами. Джулиан был не только безупречно вежлив, остроумен и очарователен, но и в равной степени искусно отделывался от них.

После того как их покинула очередная мамаша со своей неловкой и явно обиженной дочерью, Кассандра рассмеялась:

– Я думаю, ни за одним холостяком Англии не идет такой яростной охоты, как за вами, лорд Элбери!

– Именно поэтому я и взял тебя сюда, дорогая, – для защиты. Если бы тебя не было, я был бы вынужден развлекать их и весь вечер слушать глупую болтовню. – Джулиан нахмурился. – Я не собираюсь жениться ни на одной из этих дур.

Кассандра улыбнулась:

– Может случиться так, что тебя заставят. Ты ведь наследник.

– Нет, – ответил он, – я не женюсь.

Он убрал волос с рукава. Улыбаясь, Кассандра любовалась его длинными изящными пальцами.

– Нет? – переспросила она. – А кто тогда будет следующим графом?

Джулиан равнодушно пожал плечами:

– Ты, конечно, понимаешь мое желание избежать брака?

Его светло-серые глаза были слишком проницательными.

Кассандра отвернулась.

– У меня был ужасный муж, я не тороплюсь передать себя другому.

– Именно. – Он улыбнулся, холодное аристократическое выражение его лица, несомненно, заставило бы всех мамаш упасть в обморок. – В конце концов, вокруг полно любовниц.

Кассандра весело рассмеялась:

– А я и не знала! Ты скрываешь какую-то красавицу?

– А почему, ты думаешь, мы сидим в опере?

– О, Джулиан, какая избитая фраза! Оперная певица?

– Вообще-то она танцовщица.

Кассандра наклонила голову:

– Пожалуй, это неплохая новость. Мы волновались за тебя, когда ты вернулся один после всяких приключений.

В его глазах промелькнула холодность, сменившаяся печалью, которая, впрочем, тоже быстро исчезла.

– Мы тоже волновались, когда ты вернулась из-за границы. Ты никогда не расскажешь о том, что там произошло, Кассандра?

Ей удалось пожать плечами с выражением легкой скуки.

– Это была только глупая любовная история, окончившаяся ерундой, больше ничего.

– Сегодня вечером ты гораздо веселее.

– Как я могу подвести тебя?

Она заметила, что на них с надеждой смотрит очередная мамаша, и рассмеялась, указывая на нее:

– Я приехала в оперу с самым популярным джентльменом Лондона.

Джулиан, чуть улыбаясь, встал, чтобы поприветствовать вновь прибывших.

Наконец музыканты начали настраивать инструменты, и поток девиц на выданье иссяк. Кассандра устроилась поудобнее, чтобы слушать оперу, которая ей всегда нравилась.

Когда она взглянула на другую сторону театра, он оказался там. Его появление было таким неожиданным, что она некоторое время изумленно рассматривала его, прежде чем поняла, что не ошиблась.

Бэзил здесь, в опере. В Лондоне.

Было темно, и Кассандра смогла увидеть немногое. В какой-то момент она осознала, что затаила дыхание, и глубоко вдохнула, не в силах отвести взгляд.

Рядом с ним находился человек, с которым Кассандра была немного знакома, – румяный лорд из графства, расположенного неподалеку от ее имения, но это ничего не проясняло. В переднем ряду ложи расположились две дамы, однако мужчины так увлеклись разговором, что были видны только их головы, склоненные одна к другой, – седеющая и иссиня-черная.

На Кассандру словно повеяло воспоминаниями: ее рука, призрачно белая в лунном свете, касается его черных блестящих волос, пряди скользят между ее пальцами…

– О Боже! – прошептала она.

Джулиан придвинулся к ней поближе:

– Извини, я не расслышал.

Кассандра ухватилась за его руку и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание.

– Нет, ничего, – успокоила она брата.

В ложе на другой стороне зала, заполненного шумной толпой, Бэзил серьезно кивал в ответ на то, что говорил ему собеседник, и при этом успокаивающе поглаживал по плечу женщину небольшого роста, сидевшую перед ним. Казалось, женщина едва замечала его ласку, но даже на таком расстоянии Кассандре удалось рассмотреть неловкость за ее холодностью.

Кассандра резко встала, с трудом сдерживая дрожь.

– Джулиан, я себя плохо чувствую, пожалуй, я пойду.

Он вскочил и обнял ее за плечи:

– Что такое?

Она махнула рукой, нагнулась за шалью и уронила ее – пальцы отказывались повиноваться. Кассандра посмотрела на шаль: на одной из сторон переливался бисер. Она отстраненно, как в тумане, подумала, что эти переливы на темном полу ложи похожи на воду, переливающуюся в омуте. Кассандре вспомнилась другая шаль, другой пол, и глаза закрылись от болезненных воспоминаний.

Они пробыли вместе всего одну неделю. Что же произошло с ее жизнью? С тех пор минуло сорок раз по неделе, но ни одна из них ничего не изменила. В душе, казалось, на веки поселились одиночество и холод.

Джулиан взмахнул шалью и плотно укутал ее плечи.

– Ты дрожишь как мокрый щенок! Я провожу тебя домой, – сказал он, беря сестру под локоть.

– Да.

Кассандра поклялась себе не поднимать глаз, но искушение было слишком велико, и она все-таки решилась посмотреть на него еще разок.

Конечно, это было опасно! Но она взглянула через зал, через толпу на галерее, и именно в этот момент Бэзил поднял голову.

Их взгляды встретились, и сердце Кассандры наполнилось болью.

Ей показалось, что он побледнел и так поспешно отдернул руку от плеча женщины, находившейся рядом с ним, как будто обжегся.

Это придало ей смелости. Кассандра встряхнула блестящими отливавшими медью волосами и спокойно сказала:

– Пожалуйста, проводи меня, Джулиан.

Позади них заиграл оркестр – скрипки и флейты начали тихое печальное вступление. Кассандре захотелось заткнуть уши. Она устремилась в коридор, расположенный за ложами, торопясь попасть на лестницу. Только бы удалось выйти на улицу.

Она почти бежала по лестнице, догадываясь, что Джулиан, вероятно, захочет услышать какие-то объяснения и ей придется что-нибудь сочинять, но это не заставило ее замедлить шаги. Юбка развевалась за ней, дыхание участилось, она пересекла очередную лестничную площадку и выбежала в коридор первого этажа.

– Кассандра!

Она застыла, вскрикнув, и обернулась, чтобы увидеть его собственной персоной – о Господи! – такого красивого и привлекательного. Кассандра приподняла юбку и так помчалась к последнему пролету лестницы, как будто речь шла о спасении ее жизни.

– Нет, Кассандра, подожди!

Бэзил побежал за ней. Она услышала его шаги и поразилась тому, что может слышать что-то еще, кроме тихого всхлипывающего звука собственного дыхания, шума крови в ушах. Но она действительно слышала звук его шагов.

Бэзил крепко схватил ее за руку.

– Подожди, – мягко сказал он. – Пожалуйста, Кассандра, выслушай меня.

Она прижалась к стене в промежуточном пролете лестницы, скрывая лицо, чувствуя, что у нее нет сил смотреть на него. То место на руке, до которого он дотронулся, горело, она отпрянула, закрыв лицо дрожащими руками.

Бэзил наклонился, и ее тело запульсировало от тоски.

– Кассандра, о Господи…

– Ты женат.

– Да.

Она уже знала ответ. Конечно, этот бледный ребенок и был той женщиной, с которой его связал отец.

– Бэзил, пожалуйста, уходи, – прошептала Кассандра. – Оставь мне хотя бы частицу моей чести.

Она не удержалась и расплакалась. Кассандра почувствовала, как его рука, такая нежная и до боли знакомая, дотронулась до ее обнаженного плеча. Пальцы Бэзила тоже дрожали.

– Я могу только думать и произносить твое имя, – прошептал он и наклонился ближе, – Кассандра, Кассандра.

Он коснулся своим дыханием ее шеи.

Кассандра зажмурилась, заставляя себя не шевелиться, противостоять желанию, или, точнее, мучительной потребности, повернуться и броситься в его объятия, поцеловать его губы, услышать его голос. Она не верила, что кого-то может так не хватать. Она скучала не только по его дыханию, его любви, окружавшей ее, она потеряла друга, друга, который сделал прошедшую зиму такой ценной.

– Не надо, – прошептала она, – я не вынесу этого, Бэзил.

Он убрал руку.

– Ну хорошо, – сказал он. – Я уйду, если ты повернешься и посмотришь на меня, дай мне просто взглянуть тебе в лицо.

– Нет.

Она еще глубже забилась в угол, не желая смотреть в это любимое лицо.

– Кассандра, – тихо позвал Бэзил.

Она беспомощно убрала руки и повернулась, давая ему возможность увидеть свое опустошенное лицо с потупленными глазами.

– Посмотри на меня, – попросил он, и Кассандра услышала в его голосе отчаяние и печаль.

Она подняла подбородок, потом открыла глаза и ощутила желание поцеловать его, его губы, веки, брови. Она увидела, что он тоже страдает. В конце концов Кассандра не удержалась и подняла руку к его щеке.

– Бэзил, тебе не стоило приезжать. Никогда. Разве это не было ясно с самого начала?

– Это доставило мне удовольствие, – горячо возразил он, его глаза горели.

Наконец над ними раздались шаги – ей на помощь шел Джулиан. Они отодвинулись друг от друга. Кассандра торопливо вытерла лицо, надеясь, что на нем не осталось следов слез.

Джулиан забеспокоился:

– Все в порядке?

Ей удалось кивнуть. Бэзил отступил на шаг и отвесил короткий чопорный поклон.

– Мы просто старые друзья, сэр, – проговорил он.

Кассандра поняла, что Бэзил принял Джулиана за ее любовника.

– Это мой брат, – устало представила она, – лорд Элбери. Это граф ди Монтеверчи, Джулиан.

Мужчины холодно раскланялись, Бэзил собрался уходить.

– Меня ожидают мои спутники, приятного вечера.

Его глаза, пылавшие от невысказанных слов, прожигали лицо Кассандры. Потом он резко повернулся и двинулся вверх по лестнице, а Кассандра почувствовала, что не в силах не смотреть на него, не смотреть, как свечи отбрасывали золотистый отблеск на его черные локоны, собранные на затылке в элегантный хвостик, не восхищаться шириной его плеч под камзолом, силой его бедер…

– Идем, – произнес Джулиан, – я провожу тебя.

Кассандра кивнула. Она вдруг почувствовала себя такой истощенной, что с трудом вдохнула. Она была очень благодарна брату за то, что тот, не проронив ни слова, взял ее под руку, вывел на улицу, подозвал ее карету и устроился там рядом с ней. Когда лошади тронулись, он достал из кармана чистый носовой платок и молча протянул ей.

Только когда они уже были в гостиной и он налил ей бренди, подождав, пока она сделает большой глоток, Джулиан проговорил:

– Итак, его зовут ди Монтеверчи?

Кассандра подняла голову и нахмурилась:

– Да. А почему ты, собственно, спрашиваешь?

Джулиан сложил руки за спиной.

– Может быть, ты знаешь, что он издал сборник стихов. Гэбриел сказал мне об этом сегодня вечером. Я запомнил имя.

Кассандра не знала, что можно практически не дышать.

– Стихов?

Он кивнул.

– Гэбриелу они очень понравились, поэтому я купил экземпляр для себя. Я уверен, что он здесь по приглашению своего покровителя мистера Джеймса.

Сборник стихов! Кассандра закрыла глаза. Его имя будет на устах всех ее знакомых. Если стихи хорошие – а стихи Бэзила не могут быть плохими, – то ему станут делать бесконечные комплименты. Даже если стихи посредственные, о них будут говорить из-за новизны события: тосканский граф публикует свои сочинения. Кассандра испуганно вскочила:

– Я должна уехать за границу.

– Тебе придется бегать всю жизнь, если ты сейчас отступишь.

Кассандра замерла:

– Но… я не готова к этому, Джулиан. Я не настолько сильна.

– Я попрошу его не приближаться к тебе, если хочешь.

Кассандра почувствовала, что улыбается.

– Милый Джулиан, ты всегда готов поддержать нас. – Она покачала головой. – Он не опозорил меня и даже не предал. Так все было бы намного проще. – Кассандра страдальчески посмотрела на брата: – О, Джулиан, как так можно жить?

– Мгновением, – ответил он.

Это было так похоже на то, что ответил бы Бэзил! Она кивнула.

Тихо утешая, Джулиан положил руку ей на плечо, и она была ему очень благодарна за то, как он все понял. Адриана стала бы настаивать на подробностях, Кассандра бы этого не вынесла.

Аннализа умылась перед сном и отослала служанку. Она чувствовала облегчение от того, что вернулась в высокий красивый городской дом, найденный для них Бэзилом, облегчение от того, что пребывает в тишине, вдалеке от хора голосов и беспорядочных вопросов, которые она не понимала. Она перебрала четки, накинула халат и пошла искать мужа.

Сегодня вечером в опере что-то произошло. Он выбежал из ложи, не сказав никому ни слова, а когда вернулся, у него был такой мрачный вид, будто его подвергли пытке. Аннализа тут же заметила это. За прошедшие несколько месяцев она много раз замечала, что Бэзил вдруг неожиданно задумывается о чем-то грустном. В такие минуты он уходил куда-нибудь, и она чувствовала, что Бэзил переживает какую-то трагедию. Сегодня вечером это ощущение усилилось. Аннализа не хотела ложиться спать до тех пор, пока не удостоверится, что он не нуждается в ее поддержке.

Она с самого начала чувствовала, что их путешествие в Англию имеет какую-то подоплеку. Приглашение поступило от известного английского писателя, который пожелал познакомить Бэзила со своими друзьями, и Бэзил был очень доволен, когда рассказывал об этом Аннализе. Тогда она в первый раз увидела на его лице выражение удовольствия и радости и, разумеется, настояла на поездке.

Но старший граф настаивал на том, что если уж Бэзил поедет в Англию, то Аннализа должна сопровождать его. Она была в ужасе – она не знала языка, не понимала их обычаев, она не любила бывать в свете даже в собственной стране. Насколько же хуже все будет в Англии?

За три дня Аннализа познала новые глубины страдания. Ее воспринимали как нечто странное, глупое и отсталое. Мало кто говорил по-итальянски, а она не говорила по-английски, и хотя Бэзил внимательно относился к ней, она часто оставалась наедине с еще одним блюдом печенья или еще одной чашкой чаю, в то время как остальные шумно смеялись и обсуждали такие серьезные вещи, которые она не поняла бы, даже если бы о них говорили на ее родном языке.

Она отчаянно скучала по дому. Но все же сегодня вечером ей хотелось удостовериться, что с Бэзилом все в порядке. Аннализа нашла его в библиотеке, стоящим у камина с опущенными руками и склоненной головой – явным свидетельством поражения.

– Бэзил, хочешь, я распоряжусь принести тебе чего-нибудь?

Он поднял голову и повернулся.

– Нет, спасибо.

– Могу ли я чем-нибудь облегчить твое беспокойство, муж мой?

Он ненадолго закрыл глаза и покачал головой:

– Ты очень добрая девушка, Аннализа, и терпеливая. Этого достаточно.

Она не была терпеливой; именно он продемонстрировал величайшее терпение.

– Ты уверен? Может быть, вина или чаю, чтобы быстрее уснуть?

Бэзил улыбнулся:

– Нет, мне ничего не нужно.

– Тогда я оставлю тебя, – сказала она, – спокойной ночи.

Его внимание было опять приковано к тому, что он видел в огне камина.

– Спокойной ночи.

Аннализа остановилась, ощущая внезапный порыв вдохновения, парящий у края ночи.

– Ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Бэзил? Может быть, я смогу тебе как-нибудь помочь.

Он выпрямился, вздохнул и с большим трудом изобразил на лице мягкую улыбку.

– Меня тревожит лишь тьма в сердце поэта, привидения и тени. Больше ничего.

Как он был красив! В Италии, а сейчас и в Лондоне женщины жадно рассматривали ее мужа. Аннализа видела, что у него было все, чего могла желать женщина. Ниспадающие локоны, чувственный рот, а больше всего – доброта в его глазах превращали его в объект страстных желаний.

Почему же тогда она ничего не ощущала? Он вызывал в ней такие же теплые чувства, как цветок или закат. В ее женском начале был один недостаток – она не испытывала потребности спать с ним, а он до сих пор не настаивал на этом.

Может быть, следует помочь ему в этом.

– Муж мой, если тебя это успокоит, ты можешь разделить со мной постель, – тихо произнесла она, сложив руки на груди.

Аннализа мгновенно поняла, что ее слова были ненужными. Изменение в атмосфере комнаты, более того, изменение ее собственного ощущения связи с духовными силами мира объяснило ей это еще до того, как он заговорил.

Бэзил подошел к ней и взял ее за руку.

– Щедрое предложение, мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы отвергнуть его, – ответил он, легко поцеловав ее пальцы.

Он улыбнулся, в этот раз в его глазах блеснули искорки.

– Но сейчас мы целомудренны, и я не буду просить тебя об этом. У нас есть время, Аннализа. Ты поймешь, когда будешь к этому готова.

Она не была достойна такого внимания, но почувствовала, как ее переполняет облегчение.

– Тогда спокойной ночи.

Он отпустил ее.

– Спокойной ночи.

Кассандра шла по Лондону. Было около десяти часов утра.

Вокруг нее сновали лоточники, торговавшие всем, начиная от фруктов и кончая лентами, шли клерки, торопившиеся в конторы. Все они напоминали ей о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому времени, когда она добралась до квартиры Гэбриела, находившейся на Сент-Джеймс-стрит, ощущение, что несчастья опутали ее с ног до головы, отступило.

Кассандра всегда отличалась способностью здраво мыслить, да и разве не она прожила долгие серые осенние дни в подавленном состоянии? Этого было достаточно. Разум – союзник женщины, а эмоции – враг. Получилось так, что ей пришлось открывать эту истину заново.

Именно благоразумие послужило причиной того, что она стучала в крашенную синей краской дверь дома своего брата Гэбриела. Он говорил, что этот цвет напоминает ему о Мартинике, а соседи быстро перестали обращать на это внимание, потому что он был таким великодушным и очаровательным – явно утонченным джентльменом, несмотря на то что был мулатом.

Кассандра пришла сюда потому, что поняла, что должна подготовиться к мучениям нескольких предстоящих недель. Она выяснит, где брат купил сборник стихов Бэзила, пойдет туда сегодня утром и купит экземпляр для себя.

Сидя в гостиной, она прочтет его слова одна. Его стихи. Она сделает это одна, рассудок говорит ей, что она непременно расстроится, и ей хотелось преодолеть это. Она должна была укрепить нервы перед будущими обсуждениями стихов. Появление любой новинки – книги, полотна, спектакля или оперы не оставалось без внимания в ее салоне. Рано или поздно дойдет очередь и до новой книги тосканского графа.

Стоя в коридоре и ожидая, пока слуга откроет ей дверь, Кассандра представляла себе, как невозмутимо говорит небольшому обществу, собравшемуся на диване в ее голубой гостиной: «Да, конечно, я это читала. Это удивительно, не правда ли?» – и поворачивается, чтобы налить кому-то из гостей чаю или портвейна.

Эта фантазия немного успокоила ее сердце, и Кассандра подняла голову, удивляясь, почему ей так долго не открывают. Она нетерпеливо постучала еще раз.

Наконец дверь распахнулась. За ней стоял не слуга, а сам Гэбриел, одетый в одни бриджи. Его изумительные волосы были разбросаны по плечам и спине, а в светло-зеленых глазах отражались удивление и смущение.

– Кассандра! – Он отступил, жестом приглашая сестру войти. – Кто-нибудь заболел?

Уже стоя посреди просторной, залитой солнцем комнаты, Кассандра сообразила, что для Гэбриела сейчас было еще довольно рано. Дверь в его спальню была приоткрыта, через щель она заметила волосы и плечи спящей женщины.

Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!

– Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.

Он потянулся и ухватил ее за рукав.

– Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.

Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.

– Нет.

Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.

– Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.

– Мм…

Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.

– И что это за дело?

Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.

Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.

– Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.

Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.

– Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?

– Вовсе нет.

– Так что это за загадочное дело?

– А, это.

Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.

– По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.

Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.

– Ты пришла спросить о книге?

Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.

– Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.

– Я не думаю, что он граф.

Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.

– А! Я был прав. Бэзил ди Монтеверчи. Он граф?

У него был экземпляр книги. Здесь, в этой комнате.

Ее ладони неожиданно вспотели, и Кассандра снова схватилась за хлопчатобумажные перчатки.

– Думаю, да.

– Я прочитал не все, но написано очень хорошо.

Гэбриел перенес книгу через комнату и почти небрежно вручил Кассандре.

– Несколько более эмоционально, чем я люблю, но у него яркие, очень мощные образы. Мне было бы интересно услышать твое мнение.

Он снова принялся за апельсин и откинулся в кресле непринужденно и изящно. Кассандра подержала книгу всего мгновение, дотронулась до уголков и корешка, не в силах даже смотреть на нее. Она показалась ей теплой, почти горячей, чтобы держать ее так близко от себя.

– Тогда можно я возьму ее почитать?

– Конечно.

Гэбриел не сводил с нее глаз, его мысли скрывало приятное выражение лица. Кассандра поняла, что должна раскрыть книгу – он ожидал, что ей не терпится полистать страницы, ведь ради нее она прошагала ранним утром две мили и подняла его с постели.

Кассандра вздохнула и склонилась над книгой. Жар, исходивший от нее, растекался по рукам и всему ее телу. Книга была в красном переплете. Она называлась «Ночь огня».

Как и накануне в опере, Кассандра не заметила, что задержала дыхание, и почувствовала это только тогда, когда у нее начало темнеть в глазах и ей пришлось сделать глубокий вдох. Голова кружилась от образов, она не знала, сможет ли прочесть то, что он написал.

Было абсолютно ясно, что она не сможет прочесть ни строчки в присутствии брата. Тогда он поймет слишком многое.

– Ты с ним встречался? – спросила Кассандра, довольная тем, что ее голос прозвучал совершенно непринужденно.

Она водила пальцами по названию, трогая каждую букву.

– Пока нет. Сегодня вечером он читает свои стихи у Чайлда. Я, пожалуй, пойду. Хочешь отправиться со мной?

Кассандре удалось улыбнуться.

– Пока нет, я сначала прочту их.

– Как хочешь!

Она встала.

– Спасибо, Гэбриел, оставляю тебя в покое. Прости, пожалуйста, что разбудила.

– Ничего страшного.

Он проводил ее до двери, подождал, пока она натягивала перчатки, зажав книгу под мышкой.

– Я люблю, когда ты приходишь.

Она посмотрела по сторонам и еще раз обратила внимание на тишину.

– А где твоя экономка?

Он скрестил руки на груди.

– У нее заболела мать, пришлось уехать на неделю в Североукс. Она вернется в следующий понедельник.

– Ты всегда можешь пообедать у меня, если до этого устанешь от трактиров.

– Спасибо.

Гэбриел наклонился и легко поцеловал ее в голову.

– Береги себя, прекрасная Кассандра. Ты всегда так осторожна и полна собственного достоинства, но свет не удивится, если ты будешь время от времени позволять нам увидеть то, что творится в твоем сердце.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Он только улыбнулся:

– Надеюсь, тебе понравятся стихи.

 

Глава 13

Бэзил собирался читать свои стихи в первый раз. Он обнаружил, что эта перспектива странным образом влияет на его нервную систему. Это была не работа, а просто намерение прочитать собственные стихи перед несколькими англичанами, которые, возможно, одобрят его работу, а возможно, и нет. Женщины одобрят, насчет мужчин он не был уверен.

И все же это была честь, от которой нельзя было отказываться. Чтобы придать себе смелости, Бэзил расхаживал по комнате, служившей ему кабинетом, и тренировался, читая вслух. Его беспокоил акцент.

Аннализа появилась на пороге, как будто откликнувшись на его состояние. Она принесла корзину с рукоделием.

– Тебе нужна аудитория? Я не понимаю по-английски, но могу по крайней мере присутствовать.

Она улыбалась сердечно и мягко. В этой слишком юной девушке было что-то, что ему очень импонировало, – глубокая безмятежность, окутывавшая ее подобно свету. Куда бы она ни шла, покой следовал за ней вместе со всевозможными домашними животными. Как раз сейчас вокруг ее ног крутился толстый серый кот, а лопоухая собака, слишком старая для охоты, хромала за ней на больных артритом лапах, ожидая, пока она сядет.

Этот ребенок был очень красив. Аннализа любила простые, скромные платья, скрывавшие ее чувственные формы, и всегда покрывала темные волосы чепцом. Бэзил уговорил ее снимать его, когда они шли куда-нибудь.

Несмотря на кроткую улыбку, он заметил тени, образовавшиеся под ее глазами. Она ненавидела Лондон, шум, его жителей, их язык и привычки, смущавшие ее. Бэзил почувствовал вину и раздражение одновременно.

– Что ты сегодня шьешь? – вежливо поинтересовался он.

– Я всего лишь вышиваю носовые платки. – Она достала из корзинки квадратный кусок тонкого полотна. – Фиалки.

– Очень красиво.

– Мне остаться или уйти?

Он поколебался.

– Останься, пожалуйста.

Бэзил указал на кресло у окна, освещенное солнцем.

– Спасибо. – Она улыбнулась, в ее улыбке была мудрость, хотя она и была очень молода.

– Не за что.

Она сложила руки на коленях.

– Можешь шить, если хочешь.

– Нет-нет, я буду слушать очень внимательно.

Бэзил улыбнулся, думая, что нуждается не во внимательном слушателе, а в публике, чтобы привыкнуть к звуку собственного голоса. Он открыл книгу и начал читать первые строчки, поначалу не задумываясь над значением слов, а лишь пытаясь услышать, как при чтении звучит его акцент, сосредоточиваясь на трудных согласных звуках.

Бэзил начал двигаться вокруг большого костра и вдруг ощутил Кассандру в каждом слоге стихов. Он почувствовал себя погруженным в ее аромат, как это случилось той ночью. Это ощущение было настолько сильным и ярким, что Бэзил остановился, ошеломленный силой воспоминаний: он вспомнил ее лицо, такое бледное и ошарашенное, когда в опере перед ней разверзлась зияющая бездна.

Бэзил ни о чем не задумывался. Теперь это его испугало. Ничего не изменилось с тех пор.

И в то же время изменилось все.

Здесь, в кресле, сидела его жена, послушная и тихая. Она была не женщиной, которую он мог бы желать, как надеялся, а невинным ребенком, вызывавшим в нем потребность защищать. Эта поэма, если говорить точнее, была не поэмой о любви, а лишь данью той ночи, изображенной так, как он видел ее глазами Кассандры. Но Бэзил сомневался, что стоило ее читать, даже если Аннализа не понимает ни слова.

Он поднял голову от страницы:

– Прости, мне что-то не хочется этим заниматься.

Ее большие синие глаза смотрели на него тихо и терпеливо.

– Мне нравилось, как это звучит. Когда ты читал, это было похоже на песню, исполненную любви.

Бэзила обуял стыд. Он склонил голову и отвернулся.

– Бэзил, не надо стыдиться любви ни в чем. Ведь это – величайшее благословение Божье, правда?

– Или проклятие, – пробормотал он.

– Я не расслышала.

Он покачал головой:

– Нет, ничего.

Бэзил слегка нахмурился:

– Ты совершенно уверена, что не хочешь сопровождать меня сегодня вечером?

– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Ее волнение выдали руки – Аннализа скрутила свое рукоделие в тугое кольцо.

– Аннализа, ты должна научиться говорить, что ты думаешь обо мне. Я не буду возражать. Если тебе что-то не нравится, просто скажи об этом.

Она задумалась.

– Мне бы хотелось быть там только ради того, чтобы поддержать вас, сэр. По правде говоря, мне очень не нравится этот город.

Бэзил кивнул:

– Тогда останься здесь и займись чем тебе будет угодно. Надеюсь, я справлюсь самостоятельно.

– А я тебя не подвожу?

– Нет, – искренне ответил он. – Я бы избавил тебя от всего этого.

– Да, я знаю.

Снова успокоившись, она разгладила материю, которую держала в руках, и ободряюще улыбнулась ему.

– Пожалуйста, продолжай репетировать. Это – самое меньшее, что я могу сделать, – сказала она.

Аннализа подумала, что он очень великодушен. Бэзил ощутил в происходящем горькую иронию. Но сегодня вечером ему придется общаться с большим количеством народа, и желательно, чтобы это общение прошло хорошо, поэтому он вздохнул и начал читать. В этот раз он позволил эмоциям полностью овладеть собой, его язык ласкал звуки, в которых была Кассандра. Все это было написано для нее. И он прочтет это для нее сегодня вечером.

Кассандра отнесла сборник стихов Бэзила в гостиную, туда, где так часто читала его письма, и распорядилась подать чай.

Она стояла в ожидании чая у высокого широкого окна и держала книгу в руках, ощущая боль от близости к словам, которые были поначалу написаны его изящным наклонным почерком. Тем самым почерком, который однажды изменил ее судьбу. День, в который она получала письмо от Бэзила, просто не мог быть плохим.

«Ночь огня». Она вдохнула и выдохнула. Это необычный оборот, необычное торжество. Поэтому он так и назвал свои стихи.

Кассандра так же назвала свое эссе.

Она очень много работала с того момента, как вернулась. Посвятила много времени переводу Боккаччо и изучению других форм письма, отваживаясь использовать те из них, которые до этого считала недоступными для себя. Ощущала все по-своему, стараясь понять, что именно изменилось в ней самой и в ее работе. Она ощущала в себе прилив храбрости, когда переходила на новую страницу, и поэтому нравилась самой себе гораздо больше. Женщина, которой она была раньше, казалась ей тенью, боявшейся яркого дневного света.

Разумеется, она писала об Италии. Кассандра долго ощущала подавленность, и это занятие было самым лучшим укрепляющим средством. Она писала о Венеции как о соблазнительной куртизанке – именно так назвал ее Бэзил. Ей понравился этот город. Даже переживая глубокое горе, она почувствовала его неотразимый шарм.

Еще Кассандра написала эссе о восхитительном необыкновенном празднике и назвала его «Ночь огня». Его опубликовали только на прошлой неделе в числе других эссе о путешествиях. Ее знакомые прочтут его одновременно со стихами Бэзила.

Она издала тихий испуганный возглас и прислонилась к стеклу. Все прочтут и то и другое и всё поймут. Если в его сборнике есть стихи о любви, весь Лондон поймет, кому они посвящены. Мысль о таком страшном посягательстве на личную жизнь оскорбила ее.

В комнату вошла Джоан с подносом, и Кассандра торопливо выпрямилась.

– Поставь на стол, – приказала она.

– Вы просили только чай, но повариха прислала еще несколько ячменных лепешек. Она сказала, что вы мало поели.

Кассандра улыбнулась:

– Я почувствовала, что мне очень хочется оливок. Тебе их тоже не хватает?

Джоан удивленно взглянула на нее. Кассандра никогда не спрашивала о чужих тайнах и не рассказывала о своих.

– Да, время от времени, – осторожно ответила Джоан.

– Мне там понравилось. Мне бы хотелось когда-нибудь вернуться туда, – тихо проговорила Кассандра, глядя на горизонт.

Джоан стояла у двери, нервно переминаясь с ноги на ногу. Кассандра отпустила ее:

– Спасибо, Джоан.

Кассандра никак не решалась раскрыть книгу. Она отнесла ее к столу, налила чаю и положила в дымящуюся чашку лимон и сахар. Она сделала глоток, надеясь, что это придаст ей смелости, но лишь обожгла губу.

Кассандра достаточно осмелела во время путешествий, но, как оказалось, осталась трусихой, когда дело дошло до эмоций. Она держала книгу на коленях, крепко сжимая ее пальцами, и вспоминала разговор, который произошел у них с сестрой в этой самой комнате. Кассандра предостерегала Адриану от слишком сильных чувств, от страсти, уже не раз приводившей сестру на край гибели. Разумеется, Адриана не слушала – похоже, она была просто не способна жить без страсти.

До сегодняшнего дня Кассандра считала достаточно привлекательными интеллектуальные обоснования, и если бы она только обратила внимание на собственные предостережения, то ей не пришлось бы теперь сидеть и переживать боль, ужас и мучительное ожидание.

Променяла бы она безопасность на необычайные перемены, понимание которых пришло к ней от Бэзила? Изменила ли бы она хотя бы мгновение из того времени, что они провели вместе?

Нет. Кассандра была достаточно честна. Она любила его в его письмах, еще больше – во плоти. Она могла любить его всегда.

По всем этим причинам и еще ради собственного сердца, которое сегодня истекало кровью и было переполнено печалью, Кассандра просто не могла раскрыть книгу. Пока не могла.

Она держала ее, слегка дотрагиваясь, довольная тем, что знает, что его, как и ее, изменила их встреча; довольная тем, что этой книги не существовало бы, если бы она не приехала в Тоскану. Эта книга появилась в те чистые и прекрасные дни. Ей не в чем было упрекнуть себя.

Чтение на публике прошло удивительно хорошо. Бэзил понял это чуть позже, когда стоял, слегка ошеломленный, в окружении почитателей. Джордж Джеймс – тот самый писатель, по чьему приглашению Бэзил приехал в Англию, – стоял в стороне и улыбался. Он слегка кивнул Бэзилу, и Бэзил улыбнулся в ответ. Внимание было достаточно опьяняющим, он отвечал на многочисленные вопросы весело, с изрядной долей остроумия, чем заслужил одобрение окружающих.

Когда ряды его доброжелателей слегка поредели, к нему подошел какой-то мужчина. У него были золотистая кожа, высокие скулы и чуть раскосый разрез глаз. Его внешность напомнила Бэзилу то время, когда он путешествовал по Испании, но его язык свидетельствовал о том, что перед Бэзилом – джентльмен, рожденный и воспитанный в Лондоне.

– Браво, – с улыбкой проговорил он, – мне очень понравилось.

Бэзил наклонил голову:

– Благодарю вас.

– Несколько человек собираются отправиться в салон моей сестры. Я знаю, что она будет в восторге, если вы придете с нами.

В миндалевидных глазах этого человека было нечто странное – то ли любопытство, то ли задумчивость.

– Вы не хотели бы присоединиться к нам? Время от времени там собирается кое-кто из самых талантливых людей города.

Бэзил смерил этого человека ответным взглядом, думая, не затевается ли тут какая-то шутка.

– А вы?..

– Ах, простите! Гэбриел Сент-Ивз, сэр. Мою сестру зовут леди Кассандра Сент-Ивз, вы можете узнать о ее салоне от кого угодно. Уверяю вас, ее все хорошо знают.

Бэзил молча смотрел на этого человека, остальной мир перестал для него существовать. Гэбриел – это, наверное, тот самый брат, которого чуть не украли работорговцы. Бэзил подумал, что брат и сестра похожи, хотя брат и был менее скованным, чем сестра. Бэзил почувствовал в Гэбриеле ту же настороженность, какую он часто замечал в Кассандре.

Бэзил подумал о причинах, по которым ему не стоит никуда ходить, о том, что ему следует избегать соблазна, но у него не было сил бороться с искушением. Он только посмотрит на нее, а потом извинится и уйдет.

– Это большая честь для меня, сэр. Благодарю вас.

Они вышли из кареты на Пиккадилли, по тому самому адресу, который когда-то доставлял Бэзилу огромную радость при одном только взгляде на конверт. Было ровно девять – церковный колокол как раз отбивал время, когда Сент-Ивз приказал кучеру остановиться.

Бэзил воспользовался возможностью осмотреть дом. Высокий и узкий, с невысокой лестницей, он был точной копией дома, находившегося на другой стороне улицы. В нем было три высоких этажа с большими окнами, выходившими на улицу и показавшимися Бэзилу совершенно в английском стиле – правильными и опрятными. Он ожидал от Кассандры чего-то другого.

А может быть, и нет! Он вспомнил ее спокойствие, уравновешенность, самообладание и неприятие экстравагантности и улыбнулся.

– Вы готовы? – поинтересовался Сент-Ивз, постукивая по мостовой резной тиковой тростью.

Бэзил кивнул, и они поднялись по лестнице. Слуга открыл дверь и принял у них шляпы и пальто. В прихожей пахло корицей.

– А, миссис Хейс приготовила свой знаменитый винный пунш, – одобрительно произнес Сент-Ивз. Он с наслаждением вдохнул и отпустил знаком слугу. – Спасибо, я знаю дорогу.

Бэзил услышал голоса, смех и даже музыку, доносившиеся откуда-то сзади. Коридор был хорошо освещен, и он мельком заметил комнату, обставленную тяжелой мебелью из темного дерева, в которой явно нечасто убирались. Одну из стен коридора украшал золотистый пейзаж – группа деревьев и замок, расположенные далеко на холме.

При виде этой картины Бэзил почувствовал небольшое облегчение. Ее вещи. Ее комнаты. Было так просто увидеть, как она живет. Ему нравились небольшие цветовые пятна, использованные ею в обстановке, – всплеск красного в стеклянном кувшине, яркая желтая картина в темном углу.

Вдруг сзади донесся разноголосый смех. Его сердце предостерегающе сжалось. Ему не надо было приходить. Это было нечестно. Это было…

Но его увлекли в салон прежде, чем он успел отступить, извиниться, да и какое извинение он мог придумать? Комната была ярко освещена. Стены были голубыми с белым отливом. У окна в горшке пышно цвело огромное растение с белыми цветами и темно-зелеными листьями в форме удлиненного сердца. Мебель была обита скромным, но ярким материалом.

Бэзил ожидал, что увидит ее, как только войдет в комнату, но там было слишком много народу. Дюжины две гостей или даже больше сидели и стояли маленькими группами. У открытых стеклянных дверей, за которыми виднелся сад, стоял мужчина и курил трубку. Когда Гэбриел задержался у двери, явно оценивая собравшихся, Бэзил остановился вместе с ним.

Ее салон. Насколько часто они его обсуждали? Она постоянно писала об этих сборищах, занимательно рассказывая ему о платье женщины, которая надела его, чтобы вызвать ревность любовника, или о протесте по поводу памфлета, прибывшего контрабандой из Франции. Живя уединенно на своей тосканской вилле, оторванный от товарищей по университету, Бэзил завидовал этим сборищам.

Он увидел на подставке картину в узкой деревянной раме: изображение обнаженной куртизанки с рыжими волосами, расположившейся на диване в стиле барокко; ее тело было пышным и нежным. Длинная рука касалась груди, как будто приглашая, проницательная улыбка скрывалась в уголках губ. Бэзил ухмыльнулся, вспомнив, что пытался шокировать ее, посылая ей эту картину. Смущенный воспоминаниями, он увидел теперь на картине саму Кассандру и снова обратил внимание на собравшихся, делая еще одну попытку найти ее.

Здесь не было той пышности, которую ожидал увидеть Бэзил: фатов и красавиц в атласе и парче он не заметил. Люди были одеты достаточно просто: большинство мужчин в темных камзолах, одежда из простой ткани и сношенная обувь. Женщины были одеты также скромно: никаких смелых декольте, никаких ошеломляюще дорогих украшений, никаких нелепых причесок. Это были ученые и «синие чулки», зависевшие от собственного ума, великодушия покровителей и капризов публики.

Было и несколько исключений: высокий мужчина с непередаваемо благородным выражением лица, красивая брюнетка в рубиновом шелковом платье, демонстрировавшая огромную грудь мужчинам, столпившимся у ее кресла. Сент-Ивз, находившийся рядом с ним, тоже выделялся своей элегантностью. Он заметил, как Бэзил внимательно рассматривает женщину, одетую в красный шелк.

– Она восхитительна, не правда ли? Это актриса.

Бэзил кивнул без особого интереса. Изо всех этих лиц он жаждал увидеть только одно. Вдруг рядом с ним кто-то расхохотался. Бэзил повернулся, и люди расступились, открывая Кассандру.

Он застыл как вкопанный. Она перекидывалась шутками с мужчиной, не желавшим ее отпускать, и не видела Бэзила. У него еще было время сослаться на зубную боль или проблемы с желудком.

Но Бэзил не двинулся, он просто не мог этого сделать. Он впитывал ее смех, ловил быстрый, нетерпеливый жест, которым она убрала прядь волос. Мужчина сказал ей на ухо какую-то остроту, и Бэзил подумал, что это, может быть, распутник. Боже! Ревность жалит глубоко! Кассандра осуждающе подняла бровь и слегка хлопнула собеседника веером. Бэзил успел заметить разочарование, отразившееся на лице мужчины, когда она прошмыгнула мимо него, завершив разговор.

У него еще было время повернуться, прийти в себя и удалиться.

– А, вот она где! – Рядом с ним стоял Сент-Ивз. – Кассандра! – Он приветственно поднял руку.

Она взмахнула юбкой и проворно повернулась. Большой красный камень, гранат густого цвета, переливался темным на фоне ее соблазнительной белой груди. Капля крови. Она улыбнулась брату. Только тогда Кассандра увидела Бэзила.

Он заметил недолгое, не больше чем полусекундное колебание, прежде чем она прищурилась и подняла голову. Ее губы сурово сжались. Она подошла к ним, оставаясь необычайно спокойной. Встав на цыпочки и поцеловав брата в щеку, она отступила, избегая взгляда Бэзила.

– Кассандра, раз уж ты не могла присутствовать на сегодняшнем вечере, я привез тебе поэта. Это граф ди Монтеверчи.

– Мы знакомы, Гэбриел. Я уверена, ты догадался об этом, – ответила она.

В ее темных глазах был лед. В ее взгляде, обращенном к Бэзилу, не было ни искорки тепла.

– Добрый вечер.

Сент-Ивз издал короткий тихий смешок, полный озорства и чего-то еще, чему Бэзил не нашел названия.

– Правда? Ты мне не рассказывала, сестричка.

– Мой брат – большой шутник, когда ему это удобно, – спокойно заметила Кассандра. – Надеюсь, вас не напугало наше общество.

– Совсем нет, – ответил Бэзил и важно наклонил голову. – Я надеялся, что вы уделите мне несколько минут.

– Конечно. – Она взяла его под руку. – Не прогуляться ли нам по саду?

– Не занимайте его слишком надолго, – сказал мужчина где-то у локтя Гэбриела. – Вы ведь прочтете нам что-нибудь, не правда ли?

Бэзил вопросительно взглянул на Кассандру, но она сурово молчала. Ему оставалось только согласиться.

– Конечно, – проговорил он, слегка поклонившись. – Это будет большой честью для меня.

Они отправились в сад в полном молчании. Бэзил не знал, как говорить с ней, не имея возможности узнать ее чувства. Еще хуже было то, что он не знал, что именно собирается сказать.

В неловком молчании они шли от дома при неярком свете полной луны. Ее юбки касались его лодыжек. Луна освещала ее плечи, молочно-белые и абсолютно гладкие. Внезапно у Бэзила закружилась голова. Он остановился, положив руку поверх ее пальцев, туда, где они покоились на его локте.

– Я тебе писал.

– Я знаю.

Она была не в силах смотреть на него. Кассандра просто стояла рядом, рассматривая что-то находившееся слева от них. Она резко отвернулась и – заговорила рассудительным тоном:

– Все было кончено, я не видела смысла в нашей переписке.

Он обиженно вздохнул:

– Кассандра…

– Нет! – Это слово причиняло боль. – Не надо ворошить прошлое, все кончено. Я успокоилась, думаю, что ты тоже, с этого момента мы просто будем жить дальше.

– Успокоилась?

Бэзил вспомнил, какой несчастной она была в опере, когда убегала от него по ступенькам.

– Да.

Он не думал, что она может лгать с таким хладнокровием. Разумеется, это было ей свойственно. Как же иначе она смогла бы достигнуть столь многого в мире, где господствовали мужчины?

– Тебе было легко, Кассандра?

Она подняла голову, и на мгновение он увидел, как в них всколыхнулась нежность. Потом она вдохнула и выпрямилась.

– Нет, – отчетливо произнесла она. – Это было… это… это было ужасно.

– Я отправил в Англию человека с письмом, когда ты не ответила.

Он протянул к ней руку. Она уклонилась.

– Я не поехала домой. Я отправилась в Венецию и провела там Рождество, к тому времени ты уже женился.

Венеция… Его пронзила внезапная боль.

– И что ты подумала о ней?

Его вопрос, заданный мягким голосом, взволновал ее как ничто другое. Он услышал тихий вздох, даже когда Кассандра отступила от него.

– Она напомнила мне, что страсть может быть интеллектуальной и что женщина не должна терять благоразумия, если хочет выжить.

Бэзил не смог сдержать скептического смеха:

– Не Венеция научила тебя этому!

Он вспомнил то, на что опиралась их дружба и что он сейчас мог использовать.

– Ты, должно быть, была в каком-то другом городе.

Кассандра вскинула голову:

– Все мы видим то, что хотим видеть.

Лунный свет омывал ее покатые плечи, и Бэзилу страстно захотелось положить на них руку, еще раз почувствовать тепло ее тела. Но вместо этого он сцепил руки в замок за спиной. Ему не хватало друга.

– Должно быть, Венеция произвела на тебя глубокое впечатление, если ты не хочешь мне рассказывать о том, что она дала тебе, – ответил он, придав своему голосу соответствующее случаю веселье.

Она устремилась вперед, но потом решительно повернулась к нему лицом.

– То, что когда-то было между нами, умерло, Бэзил. Я согласна быть любезной по отношению к тебе, если ты будешь сдержанным, но только если ты не будешь говорить со мной или пытаться оживить мои умершие чувства.

Теперь Бэзил видел, что именно она пытается скрыть, – об этом свидетельствовали слезы, блестевшие в ее глазах, и то, как взволнованно поднималась ее грудь. Ее пальцы были сжаты так крепко, что казалось чудом то, что они до сих пор не сломаны. Он долго смотрел на нее, его тело горело от желания, превращавшего в насмешку его попытки возродить их дружбу. И то, что могло бы быть в данный момент между ними, лучше, чем совсем ничего.

– Нам больше не быть любовниками, это верно, – сказал он. – Но это не убивает любовь. То, что было между нами, бессмертно.

Она цинично фыркнула:

– Только поэт может поверить в такой идиотизм. Бессмертной любви не бывает.

– Говори что угодно, я знаю тебя, Кассандра.

– Бэзил, ты женат! Я не хочу становиться участницей предательства.

Бэзил разволновался:

– Но мне не хватает моего друга, не забирай у меня и это.

– Мы не можем быть друзьями, Бэзил.

Кассандра закрыла глаза и покачала головой. Он ждал, зная, что она через мгновение поднимет голову и будет сильнее. Так и случилось.

– Боюсь, что если ты в дальнейшем захочешь посещать мои салоны, в чем я уверена, я должна просить тебя брать с собой жену, в противном случае я не смогу принимать тебя, – произнесла она, смотря ему прямо в глаза.

Она направилась к двери.

– А теперь я должна идти. Я передам твои извинения.

Бэзил насмешливо поклонился:

– Как вам угодно, мадам.

Он ждал, пока она гордо шествовала рядом с ним. Да, они были друзьями. Она и Аннализа могли бы стать подругами. Это была дурная страсть, но он возобновил бы дружбу с Кассандрой. Простой разговор с ней облегчил его печаль по поводу ее отъезда, облегчил так, как ничто другое.

Он вернется сюда с женой, милой изящной Аннализой, которая не говорит по-английски. Кассандра будет вынуждена по доброте душевной говорить с ней по-итальянски. И может быть, Кассандра начнет замечать…

Что? Что этот ребенок никогда не должен был выходить замуж? Что где-то должен быть ответ, как покончить с создавшимся положением, делавшим их всех такими несчастными?

Нет. Они обе нравились ему, и Бэзил думал, что они понравятся друг другу. Аннализа обретет родственную душу в этой холодной туманной стране.

Бэзил почувствовал то же самое непонятное дурное предчувствие, как в тот момент, когда впервые увидел Кассандру. В этом крылась какая-то опасность, которой он не понимал.

Направляясь к калитке в стене, он нахмурился, пытаясь понять причину происходящего. Что же он накликал? Что за катастрофа разразится, если он пойдет по этому пути?

На улице Бэзил остановился и взглянул на луну, подобно Меркуцио. Она лишь бесстрастно взглянула на него в ответ, не раскрывая никаких секретов. Не смерть ли ожидает его в конце пути?

Бэзил оглянулся, чтобы еще раз взглянуть на дом, и увидел в окне второго этажа силуэт женщины, освещенный мерцающим светом свечи.

Она закрыла лицо руками, и Бэзилу не требовалось освещение, чтобы понять, что это была Кассандра. Он знал изгиб этой шеи и движения этих рук. Он прочел в ее позе отчаяние и чуть было не взобрался на ближайшее дерево, чтобы добраться до нее.

Перед его глазами возникла яркая картина: то утро, когда она вертелась в его комнате, обнаженная, радующаяся солнечным лучам, гладившим ее кожу. Он готов был отдать жизнь за то, чтобы вернуть ей эти мгновения, в которые она не знала печали.

Кассандра резко пошевелилась, широко шагнув на железный балкон.

Бэзил спрятался в тень, которую отбрасывало дерево. Он оперся о ствол, взглянул на нее сквозь ветки и почувствовал, что стал ближе к ней в тот момент, когда она протянула руку, сорвала лист и стала теребить его в руках.

Кассандра была его самым близким другом в целом мире. Он не сможет жить без нее. Улыбаясь, Бэзил поцеловал пальцы и прижал их к стволу, посылая ей таким образом свою любовь. Насвистывая, он направился домой, наконец почувствовав бодрость и обретя хоть какую-то ясность.

 

Глава 14

Аннализа не смогла бы объяснить, почему она проснулась. Вообще на ее сон благотворно действовала прохлада мягкого воздуха Англии. Именно это ей больше всего понравилось в чужой стране.

Климат казался ей более мягким, непохожим на итальянскую жару.

Было очень поздно, наверное, недалеко до рассвета, потому что в каком-то укромном месте пел черный дрозд, его пение было печальным и в то же время прекрасным. Аннализа накинула халат и открыла окно, выходившее в сад, чтобы разглядеть птицу, но та пряталась где-то под покровом темноты.

Она не ощущала усталости, а лишь с удивлением поняла, что проголодалась, и решила, что ее день начнется прямо сейчас с шоколада – еще одной вещи, которая ей понравилась в этом мирском обиталище. Специально для нее повар изготавливал нежные булочки.

Аннализа не стала заниматься своим костюмом в такой ранний час. Даже слуги еще не проснулись. Спускаясь в шлепанцах по лестнице, покрытой ковром, она почувствовала себя слегка испорченной и странно добродетельной одновременно. Как всегда, ее сопровождали собака и кот. Они, казалось, не возражали, когда она вдруг вернулась обратно. Иногда Аннализа думала, что их преданность очень похожа на преданность людей Богу. Или, может быть, даже Бога людям. Ей нравилась эта послушная вера, она всегда ощущала, когда на нее снисходило легкое благословение.

Из кабинета, в котором Бэзил проводил так много времени, на ковер в холле падал свет. Тихо, не желая ему мешать, она подошла к двери и заглянула туда. Как уже случалось не раз, Аннализа увидела, что Бэзил спит, склонившись над своей работой. Мягко улыбаясь, она вошла в комнату и вынула перо из его пальцев, запачканных чернилами. Он не пошевелился.

Даже во сне он выглядел беспокойным, и Аннализе захотелось узнать, в чем причина его боли, и облегчить ее. С тех пор как они приехали в Лондон, эта боль усилилась, и она подозревала, что причиной тому была женщина.

Если это так, если он любил другую женщину, то их брак был даже большим грехом, чем она думала. За эти месяцы Аннализа привязалась к нему, но не испытывала плотской любви. Подобные вещи не были частью ее натуры, а Бэзил ни на чем не настаивал.

Он много и упорно работал, Аннализа видела, как его четкий изящный почерк покрывает страницу за страницей, сокращает стихотворные строчки, составляя на бумаге прекрасный волнистый узор. Ей очень хотелось прочитать их, но он писал только по-английски. Может быть, со временем она смогла бы присутствовать на чтении вместе с ним и кто-нибудь смог бы сделать для нее перевод на итальянский язык. Аннализа не хотела просить об этом самого Бэзила.

Она отстраненно подумала, что он очень красив. Густые черные локоны, яркие губы и густые ресницы придавали ему сходство с архангелом. Его руки, изящно изогнутые и элегантные, были произведением искусства. Она подумала, что, пожалуй, способна даже солгать ради него, ради того, чтобы облегчить ему жизнь. И все же не могла даже думать об этом без содрогания.

И честно говоря, он сам, наверное, не захотел бы этого. С самого начала Бэзил никогда так не волновал ее.

До их брачной ночи Аннализу интересовало лишь собственное отчаяние. Он молча уложил ее в свою кровать, но она заметила его глубокую печаль. Они оба были пешками, судьба каким-то немыслимым образом объединила их.

Теперь Аннализа жаждала понять его отчаяние. Именно отчаяние заставляло его писать иногда всю ночь напролет о том, о чем он не мог говорить. Она взяла одеяло, лежавшее в углу, и набросила ему на плечи, погасила пальцами свечу и закрыла за собой дверь.

Кассандра принесла чашку с шоколадом в гостиную и села у письменного стола в этой уютной и спокойной комнате. Через окна в комнату лился солнечный свет, падавший на белые цветы гардении, которую она выкрала из оранжереи их семейного дома. Единственным человеком, который мог бы это заметить, был ее двоюродный брат Леандер, но лишь небесам было известно, когда он вернется.

Она утащила растение после возвращения из Италии, когда зима казалась ей бесконечной, когда солнечный свет страны, которую она так полюбила, был очень далеко. Этим утром, в тот момент, когда яркий солнечный свет озарил темные блестящие листья, подчеркивая при этом тяжелый аромат цветов, Кассандра почувствовала странную жажду.

Как она ни старалась забыть дни, проведенные в Тоскане, воспоминания никак не хотели оставлять ее. Разволновавшись, она вспомнила о дорожных заметках «Ночь огня».

Раньше она часто использовала в качестве псевдонимов мужские имена – иногда по настоянию издателя, иногда для избежания проблем с публикацией. Но это эссе было опубликовано под ее настоящим именем. До этого она не стремилась писать именно как женщина, а теперь это забавляло ее. Как раз сейчас публика сходила с ума от путевых заметок, и книге был обеспечен успех.

Кассандру удивило то, что на ее работу просто посыпались рецензии – несколько от предсказуемых насмешников мужчин, попечителей влиятельных литературных кругов, но большинство критиков высоко оценивали ее работу. Кассандра была польщена этим и начала раздумывать над тем, не совершить ли ей еще несколько путешествий и не продолжить ли работу в этом направлении.

Все же Бэзил выбрал крайне неудачный момент для того, чтобы появиться на поэтическом небосклоне. Ее брат Гэбриел быстро сделал соответствующий вывод, хотя и не без ее помощи.

Внутреннему взору Кассандры предстала картина: Бэзил – такой, каким она видела его вчера вечером, стоящий в саду, его волосы собраны в изящный хвостик. Лунный свет освещал его локоны и застревал в них, двигаясь вдоль широких бровей, и мягко спадал с его римского носа. Его пылающие глаза, живые и полные решимости.

– О Боже! – прошептала она.

Даже после его ухода у нее несколько часов тряслись руки. Ей хотелось быть воплощением благоразумия, но она выглядела в этой роли просто жалко.

Прищурившись, Кассандра взяла перо и, сильно нажимая на него, написала в дневнике:

Я не позволю ему стать причиной моей гибели. Я зашла слишком далеко и узнала слишком много. Я, женщина, завоевала положение в мужском мире, и я не могу позволить мужчине уничтожить все, что я сделала. В то время мне улыбалась удача, и в те неосторожные дни я не задумывалась о ребенке, позволяя себе вновь наслаждаться собственной чувственностью.

Какая женщина не поддалась бы очарованию тех дней? Солнцу, сочным цветам пейзажа и чувственной красоте самого мужчины? Я всего лишь человеческое существо. Я оказалась во власти собственных чувств.

Я не раскаиваюсь в этом сейчас и никогда не буду раскаиваться впоследствии. Даже теперь я не могу сожалеть о том, что он так легко подарил мне себя, свой мир и даже более.

Если честно, я знаю, что в те волшебные дни мы нашли там истинную и большую любовь. Хотя было бы проще назвать это магией страны, но это будет неправдой. Мы обрели гармонию: совершенное соединение сердец, умов и тел. Мне жаль, что жизнь не позволила этому совершенному союзу стать брачным, но, в конце концов, именно таким и должен быть брак.

Все было бы по-другому, если бы он женился до нашей с ним встречи или если бы между ними существовали настоящие чувства. Невозможно представить, чтобы благородный Бэзил злоупотребил таким доверием. Напротив, мы все, Бэзил, я и эта девочка, которая хотела быть только монахиней, являемся жертвами политики – другого вида брака.

Именно поэтому я не собираюсь раскаиваться и ни на мгновение не забуду те прекрасные часы. Я буду радоваться каждому дню, вспоминая о его подарке, буду помнить каждый день, что отпустила его потому, что так было лучше всего для него. Он бы не перенес явления ему матери и братьев.

В конечном счете, честь не привилегия мужчин.

Кассандра остановилась, чувствуя себя сильнее, мудрее и смелее, а затем продолжила:

А сейчас я должна постоянно работать ради сохранения этой чести, работать каждый день, каждый вечер. Может быть, мне стоит написать Фебе и пригласить ее навестить меня. Или даже обсудить с Джулианом возможность приезда Офелии и Клео и их представления ко двору. Уже пора думать о том, как выдать их замуж.

Да, это неплохая мысль.

– Миледи? – Джоан просунула голову в комнату. – Там пришел какой-то джентльмен, он говорит, что непременно должен вас увидеть сегодня утром. Это мистер Уиклоу. Вы его примете?

Роберт. Кассандра задумалась. Этот наследник известного торгового дома недавно был у нее в салоне вместе с Джулианом. Высокий, внешне привлекательный и изысканный в разговоре – его родители, выбившиеся в свет, не пожалели сил на его воспитание, – он был прекрасным дополнением ее салона, поэтому Кассандра убедила его в том, что он может приходить к ней, когда ему вздумается.

Теперь же Роберт решил прочно обосноваться здесь. Совсем не потому, что его интересовал мир образованных людей, а потому, что он был совершенно очарован Кассандрой. Она не поощряла его, хотя и не отваживала. Его внимание действовало на ее израненную душу как бальзам. Он смешил ее. Он был любезен. У него были хорошие манеры. Он был приятным собеседником. Кассандра осознала, что он появился очень вовремя в это грустное утро.

– Пошли его ко мне, Джоан. Я уже почти закончила.

Она аккуратно отложила исписанные листы и встала, чтобы приветствовать посетителя.

Довольная тем, что этим утром здравый смысл взял верх над эмоциями, Кассандра согласилась на предложение прогуляться по парку. Роберт развлекал ее рассказом о сентиментальной и смешной дуэли, произошедшей прошлым вечером после того, как закончилась опера. Он весело болтал об их общих знакомых. Его замечания были острыми и озорными. Кассандра смеялась над его шутками.

– Сэр, как я могу не сожалеть о том, что вы не посещаете мой салон, если вы приносите мне такие забавные рассказы?

– Да, я понимаю, мне надо было быть здесь прошлым вечером потому, что я упустил того живого поэта, который просто очаровал литераторов, – ответил Роберт.

Он шевельнул бровями, всем своим видом выражая насмешку.

– Я в полном отчаянии от услышанного.

Кассандра усмехнулась, удивляясь тому, как легко он притворился.

Роберт совершенно не интересовался поэзией, считая ее чем-то надуманным, для этого его мир был слишком реален.

– Вы мало что упустили.

– Он прочел что-нибудь?

– Нет.

– И его так просто отпустили?

– Думаю, у него была другая договоренность, – ответила Кассандра.

Она держала его под руку, когда они шли, наслаждаясь первыми весенними цветами и свежей зеленью окрестностей. По тропинкам прогуливалось много людей, привлеченных приятной погодой, и Кассандра весело кивнула в сторону матери семейства с маленьким ребенком.

– Мне нравится это время года, – прокомментировала она, надеясь таким образом сменить тему.

Но Роберт словно не слышал ее слов.

– Ему, наверно, нужны были серьезные основания, чтобы все отменить. Это все эмоции. Думаю, это уже слишком.

– Ой! – Кассандра моргнула, чтобы унять подергивавшееся веко. – Значит, вы читали его книгу?

– Разумеется, не хотелось показаться болваном. – Он криво усмехнулся. – А вы?

– Еще нет.

– По-моему, там все слишком тщательно описано, хотя, думаю, дамам это понравится.

– Значит, это любовная поэзия?

Может быть, если она сможет таким образом узнать достаточно много, ей не придется ничего читать самой.

– Сонеты и тому подобное?

Он поджал губы в задумчивости:

– Не стихи о любви или, во всяком случае, не совсем. Сонеты посвящены природе, праздникам и сливам.

Кассандра тут же разволновалась от слишком живого воспоминания.

– Сливам? – повторила она. Это прозвучало довольно иронично.

– Должен вам сказать, что тот сонет мне понравился. Он живой.

Кассандра взмахнула ридикюлем:

– Что ж, думаю, скоро в моду войдет новое лицо. Публика очень переменчива, особенно, когда речь заходит о поэтах.

– О да! Этот собрат Овидия просто невыносим.

Она рассмеялась, внезапно обрадовавшись тому, что согласилась на прогулку с ним.

– Мне нравится ваше общество, мистер Уиклоу. Я все время чувствую себя так, как будто вы сдули паутину с моих слишком серьезных мозгов. Благодарю вас!

Возникла легкая пауза.

– Мне бы хотелось, чтобы вы и дальше радовались этому, Кассандра.

Она подняла глаза, скрывая тревогу за веселой улыбкой.

– Что же я могу еще предложить? – спросила Кассандра довольно грубо.

Он не улыбнулся, а лишь серьезно посмотрел на нее.

– Я не делал секрета из моего увлечения вами, но если не учесть те небольшие знаки внимания, которые вы мне оказываете, в вашем отношении ко мне мало ободрения.

– После смерти мужа я стала счастливой вдовой, – проговорила Кассандра, глядя ему прямо в глаза. – Я не тороплюсь снова принести себя на этот алтарь.

– Не торопитесь или решили никогда этого не делать?

– Раньше я бы сказала, что никогда, но это не может быть правдой.

Он серьезно кивнул и отступил в сторону, пропуская мальчика, бежавшего по дорожке за мячом, а потом снова поднял голову:

– Вы знаете, я не требую объяснения в любви. Я не жду этого.

Кассандра почувствовала себя виноватой.

– Роберт, я…

Он поднял руку и печально улыбнулся:

– Простите меня, не отвечайте.

– Я не хотела вводить вас в заблуждение, Роберт. Мне очень жаль, если это случилось, – тихо ответила Кассандра, обеспокоенная его словами.

– Вы ничем никогда не показывали, что мы больше чем добрые друзья. – Он предложил ей руку. – Надеюсь, моя стремительность не подвергла опасности нашу дружбу. Наверное, этот поэт взволновал меня больше, чем мне хотелось.

– Иногда поэзия имеет силу.

Он улыбнулся, вернувшись к своему обычному веселому настроению.

– Идемте, миледи. Не поискать ли нам чего-нибудь освежающего?

* * *

Кассандра бросилась в водоворот работы, принимая каждое приглашение. Она присутствовала на всех раутах, сборищах, обедах. Казалось, что она вошла в моду. Отчасти благодаря собственным заслугам, отчасти благодаря своей сестре Адриане, которая стала легендарной личностью из-за истории с дуэлью.

Кассандра подозревала, что люди приглашали ее или ее сестру в надежде, что их будет сопровождать брат Джулиан. Бывало, он сопровождал сестер, но это случалось нечасто.

К своему собственному изумлению, Кассандра открыла для себя удовольствие делать покупки: до этого она считала такое времяпрепровождение занятием для невежд. Но теперь поняла, что может избегать мыслей о Бэзиле в течение всех послеобеденных часов.

В один из таких дней, проведенных у модисток в бессмысленных примерках, она вышла на улицу ярким и теплым вечером и, заметив через улицу чайную, решила подкрепиться чашкой чаю и пирожным. Она оставила свертки в карете и отослала кучера домой. После чая у нее будет много времени на то, чтобы прогуляться до дома, а прогулка успокаивала ее так же или даже лучше, чем что-либо другое.

Войдя в чайную, Кассандра остановилась, привыкая к полутьме после яркого дневного света. Шум голосов становился то тише, то громче, слышались тихий шепот женщин, занятых болтовней, женский смех и звон фарфора и серебра. Пахло сахаром и дрожжами.

И чем-то еще. У нее зашевелились волосы на затылке, когда она почувствовала запах Бэзила – намек на солнечный свет, воспоминание о листьях оливковых деревьев. Слегка качнув головой, Кассандра сказала себе, что воображает невесть что. Но когда ее глаза привыкли к свету в помещении, она увидела, что не ошиблась.

Бэзил сидел один за столиком, стоявшим у окна. Перед ним лежала стопка бумаги, стояли пустая чашка и остатки пирога. Как будто он сидел и ждал ее. Его рука была откинута на спинку стула, а темные глаза пригвоздили ее к месту.

Кассандра застыла на месте. Одна ее половина двинулась навстречу ему, вторая убегала. Его улыбка все решила. Она никогда не смогла устоять против этого простого, почти что проказливого выражения его лица.

– Я присоединюсь к моему другу, – сказала она официантке. – Принесите чай и что-нибудь сладкое.

Бэзил встал, чтобы приветствовать ее.

– Ты часто сюда приходишь?

– Я здесь первый раз.

– Я тоже. – Его глаза блеснули. – Наверное, это судьба.

– Или случайность, – резко ответила Кассандра, усаживаясь. – Но я хочу есть, и мне приятнее пить чай с другом, чем одной.

– Значит, мы остались друзьями?

– Думаю, да.

– Вчера вечером я не был в этом уверен.

Он сел и собрал свои бумаги.

– Это новые стихи?

– Да.

Он протянул их ей:

– Хочешь почитать?

Его лицо опасно осветилось, а ноздри слегка раздулись. Она отрицательно покачала головой:

– Нет, спасибо. Ты много написал, – добавила она, подняв бровь.

– Меня вдохновляет… – Он прищурился, пристально разглядывая ее губы, потом ее брови, затем улыбнулся дразнящей невинной улыбкой: – Твоя страна.

– Понимаю.

Официантка принесла поднос, и Кассандра подождала, пока она расставит все на столе: множество маленьких пирожных с джемом и великолепную клубнику с горшочком сливок к ней. Кассандра одобрительно хмыкнула, она внезапно почувствовала, что в ее желудке так же пусто, как и в пересохшем колодце.

– Вам понравился пирог, сэр? – поинтересовалась она, беря ягоду и погружая ее в горшочек.

– Очень.

Бэзил внимательно смотрел, как она подносит клубнику ко рту.

Его губы слегка раскрылись, Кассандра увидела кончики его нижних зубов. Желание пронзило ее насквозь. Она ощутила извращенное и сильное желание просто слизывать сливки с ягоды, показывая ему язык.

Но чем это могло закончиться? Еще более разрушительным желанием? Вопроса, желают ли они друг друга, никогда не возникало.

Бэзил пристально наблюдал за ней, наклонившись над столом, и внезапно их взгляды встретились. Прежде чем она смогла как-то отреагировать, она очутилась в том мире, в котором были только они одни.

Бэзил почувствовал то же самое. Кассандра задержала дыхание, поняв, что означал ее жест, сделанный мгновение назад. Она медленно посмотрела на клубнику в своей руке и, вздохнув, положила ее.

– Попробуй. Они не такие восхитительные, как твои сливы, но все же, – спокойно сказала она, пододвигая к нему блюдо.

Кассандра смотрела, как он взял с блюда ягоду, окунул в сливки и поднял глаза. Красная ягода приблизилась к его красивым губам, он втянул ее ртом, сжигая Кассандру взглядом. Под столом встретились их ноги, безопасно спрятанные в обувь. Между ними был луч солнечного света. Они по очереди ели клубнику и молчали.

Когда осталась только одна ягода, они оба потянулись за ней, коснулись друг друга пальцами и отдернули руки.

Вдруг на окно с лаем прыгнула собака. Она как будто улыбалась им. Ее пасть была широко раскрыта, а язык свесился на сторону.

– Твоя сирена! – смеясь, проговорила Кассандра.

Так же быстро собака заинтересовалась чем-то другим и побежала по улице, сделав все, что могла, – они уже покинули свой опасный мир.

Бэзил улыбнулся, когда Кассандра взглянула на него.

– Не могу быть печальным, когда смотрю на тебя, а, наверное, надо. Мне следует бить себя в грудь и выть от печали. Но ты заставила меня воспрянуть духом. Я думал, что никогда больше не увижу тебя.

Кассандра улыбнулась в ответ.

– Я не люблю трагедии.

– Это слишком эмоционально?

Она рассмеялась:

– Да.

Кассандра взяла пирожное, покрытое тонким слоем сахарной глазури.

– Тебе понравился мой брат?

– Гэбриел? Да, я вижу его достаточно часто. Он довольно интересный человек.

– Это он хорошо фехтует. Я уверена, тебе бы понравилось поупражняться с ним.

– Он сказал то же самое. Еще он сказал, что ему доставило бы удовольствие победить меня.

Кассандра рассмеялась:

– Боюсь, это действительно доставило бы ему удовольствие.

– Ты придешь, чтобы завязать ленточку у меня на рукаве?

– Нет, это должна сделать Аннализа.

Его лицо поскучнело.

– Да, Аннализа.

Бэзил встал и кивнул, его нижняя челюсть дрожала от злости.

– До свидания, Кассандра.

Она отпустила его. Именно этого Кассандра и добивалась. На блюде осталась последняя ягода. Она взяла ее и стала рассматривать, но уже безо всякого интереса. Когда Кассандра держала ее, пальцы дрожали, выдавая сильные эмоции, которые она испытывала. Кассандра уронила ее обратно на блюдо, желая причинить ей такую же боль, какую испытывала сама на протяжении последних месяцев.

Друзья! Она хмыкнула про себя: они не могут быть друзьями. Было нелепо даже и думать об этом в то время, как у нее вызывало дрожь то, что он находится рядом с ней, когда у нее в памяти всплывали опасные видения и воспоминания, в которых она была с ним. Как ужасно сидеть с ним рядом, таким близким, но в то же время совершенно недоступным!

Кассандра надеялась, что Бэзил пробудет здесь не долго. Пожалуйста, не долго!

* * *

Кассандра окунулась с головой в работу. Она пригласила к себе свою сестру Фебу и написала кучу писем друзьям, двоюродным братьям, сестрам и знакомым филологам. Она гуляла быстрым шагом. Она погрузилась в перевод Боккаччо, когда поняла, что это отвлекает ее от собственных переживаний.

Пришло письмо от Фебы. Она извинялась, что не сможет приехать, объясняя это тем, что с приближением лета у нее появилось множество дел. Ни от Леандера, ни от Адрианы никакого ответа не последовало.

Всюду о Бэзиле говорили как о талантливом поэте и очаровательном графе. Женщины трепетали, мужчины старались не замечать этого. В бульварных газетах появлялись карикатуры на него.

Отчаявшись как-то отвлечься от этого, Кассандра начала обсуждать с Джулианом возможность представления Офелии и Клео ко двору. Он обещал обсудить это при первой же возможности, но не понимал, почему так важно планировать события такого рода.

Чтобы как-то продвинуться в этом вопросе, Кассандра настояла на том, чтобы они присутствовали на одном из придворных вечеров, надеясь, что он поймет, что от него требуется, когда увидит девиц на выданье, соперничающих между собой в выборе мужа. Джулиан согласился.

Она оделась соответствующим образом – в платье из шелковистой темно-синей парчи с глубоким декольте – и теперь сидела, укрыв плечи полотенцем, пока Кейт укладывала ее волосы в искусную прическу и пудрила лицо.

.. Повинуясь собственной прихоти, Кассандра вынула коробку с мушками, которыми она редко пользовалась, и украсила себя звездочкой под глазом и сердечком над губой. Великолепное сапфировое ожерелье, водопадом стекавшее с ее шеи, серьги и браслет, обвивший запястье, дополнили картину. Она отступила, чтобы полюбоваться на себя в зеркале. Кассандра сказала себе, что выглядит очень элегантно.

Что подумал бы Бэзил, если бы увидел ее во всем этом? Она печально улыбнулась самой себе. Каждый раз, выходя из дома, она одевалась так, чтобы ошеломить его, если он вдруг появится. Его имя было на устах у всего света – во время официальных обедов, в небольших группках, собиравшихся во время раутов, за карточным столом в собрании; ходили слухи, что его стихи читала сама королева. То, что Кассандра не встречала его за каждым поворотом, было просто удивительно. Она не встречала его, но именно так и должно было быть.

Вошел лакей и доложил, что приехал Джулиан. Кассандра очнулась от задумчивости и поторопилась к нему вниз.

 

Глава 15

Аннализа никогда не видела ничего более величественного, чем дворец короля Англии и людей, находящихся в нем. Людей было так много, что она не знала, куда ей смотреть в первую очередь. Яркие краски и сияние были везде – на стенах и гобеленах, в украшениях женщин и парче, в которую были одеты мужчины. Слышался шепот, который нарастал и затихал, переплетаясь со звуками квартета, игравшего в стороне на возвышении. Сквозь множество окон лился теплый солнечный свет, из открытых дверей, за которыми виднелись роскошные сады, дул ветерок.

Бэзил крепко держал ее пальцы, лежавшие на сгибе его локтя, придавая ей тем самым смелости. Когда прибыло приглашение, он тут же послал за портнихой, чтобы заказать для Аннализы подходящее платье, и хотя Аннализа никогда до этого не носила ничего подобного, она была рада тому, что Бэзил настоял на своем.

Поначалу платье показалось ей довольно вызывающим: у него был глубокий квадратный вырез, оно было облегающим и подчеркивало бедра, грудь и талию. Но Аннализе понравился яркий бирюзовый цвет, напоминавший ей небо над монастырем, в котором она была так счастлива. Платье очень шло ей, оно подчеркивало золотистый оттенок ее кожи, темноту волос и блеск глаз.

Она бесстрастно заметила, что очень красива в этом платье, а раз возможность быть представленными королеве так много значила для ее мужа, то она будет довольна. Аннализа надела бриллианты, которые он нашел для нее, и уложила волосы в простую прическу.

Рядом с ней Бэзил затмевал всех мужчин, находившихся на приеме. Он держался как истинный граф, его итальянский стиль одежды был романтичнее, чем одеяния английских джентльменов.

Но прием показался ей немного страшным. Аннализа пыталась выучить с помощью повара несколько английских фраз и думала, что уже кое-чего добилась, пока не вошла в этот громадный зал и не услышала, как вокруг нее жужжит многоголосый хор.

Бэзил опустил глаза, когда они приблизились к монархам.

– Не бойся, – шепнул он. – Мы не настолько важные персоны, чтобы нам было гарантировано больше двух слов.

Она кивнула.

Так и оказалось. Их представили полному королю и королеве – женщине с добрыми глазами. Аннализа ничего не поняла из тех немногих предложений, которые были сказаны, хотя королева и приветствовала ее на итальянском языке. Она улыбнулась и сделала глубокий реверанс, как ей и советовали.

Они были свободны. Бэзил отвел ее в сторону и принес бокал вина.

– Теперь мы должны побыть здесь немного, а потом можно уходить.

Он сжал ее руку:

– Спасибо.

– Не за что.

Аннализа успокаивалась и с любопытством смотрела по сторонам, стараясь запомнить этих людей на будущее.

– Все выглядит так, как будто комната полна бабочек, – сказала она.

Аннализа пришла в восторг от стройной блондинки, которая была лишь немногим старше ее и двигалась с такой грацией, что казалось, еще немного – и она поплывет.

– Взгляни на нее! – мягко произнесла она.

– И сюда тоже, – ответил Бэзил, кивая джентльмену, одетому в блестящий атлас желто-зеленого оттенка. Аннализа никогда не видела столь вызывающего наряда. С его рукавов и галстука спадали километры кружев, он возвышался на опасно высоких каблуках.

Аннализа рассмеялась и закрыла рот рукой.

– Смеяться над тщеславием других грешно.

Его глаза блеснули.

– Боюсь, что на сегодня я обречен.

Аннализа усмехнулась. Она хотела любить такого мужчину, который был так добр и с которым ей было так легко. Но она не чувствовала ничего, даже когда пыталась.

Чтобы немного успокоиться, Аннализа подняла голову и стала рассматривать толпу. У входа стоял лакей в роскошной ливрее и объявлял имена входивших. Все они останавливались в дверях, хотя никто не обращал внимания, когда он выкрикивал их имена скучающим голосом.

В дверях появились мужчина и женщина, ожидавшие, пока их представят. Аннализа затаила дыхание. Женщина была поразительно красива. У нее были большие темные глаза, овальное лицо и настоящий нимб рыжих волос, поднятых кверху. Ее шею украшали три ряда сапфиров. Она говорила с мужчиной, стоявшим рядом с ней, и указывала куда-то веером. Он кивнул.

Но несмотря на всю красоту этой женщины, внимание Аннализы привлек мужчина. Он был довольно высоким, одетым в достаточно скромный костюм темно-зеленого цвета без всяких украшений. Его бриджи были заправлены в высокие ботинки. Он был не так красив, как многие в этом зале, но на его лице отражался характер, и это понравилось Аннализе гораздо больше, чем просто симпатичные лица других мужчин. В морщинках, проступивших вокруг его глаз из-за долгого пребывания на солнце, чувствовалась жизнь, а решительные губы свидетельствовали об отсутствии иллюзий.

– Бэзил, посмотри на ту пару. Там рыжеволосая женщина. Чем не поразительная пара?

– Где?

Она взглянула на него, удивленная некоторой поспешностью в его голосе.

– Вот там, они входят. Вон тот высокий блондин.

Бэзил сделал глубокий вдох, который тут же скрыл.

– А, да! – Он улыбнулся. – Они сводные брат и сестра. Я с ними знаком. Хочешь, я тебя представлю?

– О, Бэзил; я не знаю, – у Аннализы пересохло в горле, – я чувствую себя так глупо.

– Леди Кассандра говорит на нескольких языках. Думаю, что итальянский – один из них.

Он не дал ей времени на новые возражения, а поторопил ее так, как будто боялся, что они исчезнут.

Кассандра увидела Бэзила. В его взгляде была решимость, за его руку держалась очень молодая и очень красивая девушка небольшого роста. На какое-то мгновение Кассандре захотелось убежать, но ее остановило что-то в испуганном выражении лица этой девушки. Она почувствовала сострадание и тронула руку Джулиана.

– Не выдавай меня, – тихо сказала она.

Он взглянул и в мгновение ока оценил ситуацию.

– Боже, Боже! Она просто ребенок.

Кассандра встретилась взглядом с приближавшимся к ним Бэзилом и взглянула на его жену. Будучи ростом не более пяти футов, она выглядела как китайская кукла. Ее волосы были совершенно черными, кожа медового цвета, в огромных синих глазах застыл ужас. Ее красота могла удовлетворить самый изысканный вкус.

– Добрый вечер, – поприветствовала их обоих Кассандра, сжимая руку Джулиана, чтобы придать себе силы.

Бэзил ответил по-итальянски:

– Леди Кассандра, мне бы хотелось представить вам графиню Аннализу Монтеверчи. Аннализа, это моя знакомая, лингвист, она очень любит Боккаччо.

Графиня улыбнулась, протягивая руку, и Кассандра была покорена. В этих красивых глазах сквозила древняя мудрость, а в улыбке нежная ласка.

– Какое облегчение встретить кого-то, с кем можно поговорить, – сказала она.

Кассандра сжала маленькую руку.

– Могу себе представить, как вас смутило все это. – Она указала на брата, который тихо стоял подле нее. – Позвольте представить вам моего брата, лорда Элбери. – Она перешла на английский: – Джулиан, это графиня ди Монтеверчи, жена поэта.

Джулиан в высшей степени изящно склонился над ее рукой, одетой в перчатку.

– Очень рад.

На них обрушилось несколько щеголей, приветственно обнимавших Бэзила за плечи, немного шумных и пребывавших навеселе. Кассандра смотрела, как они пытались увлечь его за собой, а он отталкивал их и смеялся, хотя его лицо пылало от ужаса.

– Подождите, пожалуйста.

Но их было не так-то легко убедить.

– Они везде, куда мы ходим, – тихо сказала Аннализа. – Вот так обстоят дела. Они очень хотят… – Она нахмурилась. – Это больше чем болтовня. Я почти уверена, что они хотят откусить от него кусочки и забрать их себе.

Пораженная такой проницательностью, Кассандра взглянула на нее.

– Вы ближе к истине, чем думаете. Они не в состоянии делать то, что делает он, но часть из них надеется, что сможет, если получит его частицу.

– Да, – ответила Аннализа. – Очень печально, что они не видят ничего, кроме внешней стороны дела.

Бэзил вернулся к ним, убирая с лица растрепавшуюся прядь. Глядя на Кассандру, он взял ее руку и руку Аннализы и прижал их друг к другу. Рука Кассандры слегка дрожала. Она надеялась, что ни Бэзил, ни Аннализа этого не заметили.

Что он делает? Она свирепо взглянула на него, но Бэзил притворился, что ничего не видит.

– Они думают, что она странная, и жестоки по отношению к ней. Пожалуйста, – очень тихо произнес он по-английски.

Кассандра чуть было не вскрикнула из-за нелепости происходящего, но Бэзил говорил правду. Она почувствовала, что кивает и кладет руку этой маленькой девушки на свой локоть.

– Не найти ли нам какой-нибудь тихий уголок? – поинтересовалась она у Аннализы по-итальянски. – Идите и раскланяйтесь с публикой, – сказала она Бэзилу.

Он быстро кивнул, слегка дотронулся рукой до плеча Аннализы и вернулся к группе людей; нетерпеливо ожидавшей его.

Джулиан наблюдал за происходящим, не проронив ни слова, его серые глаза подернулись серебристой дымкой, и по ним невозможно было понять, о чем он думал. Теперь он взглянул на сестру:

– У тебя все хорошо?

Она кивнула:

– Все нормально.

Он внимательно отнесся к Аннализе, его теплота удивила Кассандру. Мгновение он просто смотрел на нее.

– Мне нужно поговорить с одним человеком, извините, – резко объявил Джулиан.

Женщины остались вдвоем, они стояли рука об руку посреди переполненного зала. Что будет, если Аннализа догадается, что мысли Кассандры по отношению к Бэзилу не слишком целомудренны? Что будет, если Аннализа выскажет какое-нибудь замечание, которое возобновит в Кассандре побежденное чувство ревности?

Девушка как будто почувствовала неловкость Кассандры и подняла голову:

– С вашей стороны так любезно взять меня под свое крыло, но если у вас есть какие-то договоренности, то, пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. – Она улыбнулась, легко подшучивая над собой. – Я научилась быть невидимкой в таких местах.

Кассандра подумала, что ей не больше шестнадцати лет. Ее кожа излучала сияние, а губы выражали невысказанное смущение.

– Я почту за удовольствие развлечь вас, пока эти щеголи задерживают вашего мужа. Невозможно вообразить, как волнуешься в такие моменты. Это, наверное, ужасно.

– Муж позволяет мне не присутствовать при этом в большинстве случаев. Но он подумал, что мне захочется увидеть короля и королеву.

– А вы хотели?

Аннализа рассмеялась, ее смех походил на звук колокольчика.

– Немного, хотя я не поняла ни слова.

Уголком глаза Кассандра увидела, что Бэзил наблюдает за ними. Она не могла этого вынести. Она указала на открытую дверь:

– Давайте прогуляемся по саду. Он довольно красив, хотя и не похож на сады в вашей стране.

– А вы там были?

Кассандра нахмурилась, ругая себя за опрометчивость.

– Очень недолго в Венеции. Вы бывали там?

– Да, когда была ребенком. Я думала, что там красиво, как в сказке. А вы? Вам там понравилось?

– Да, я… – Кассандра замялась, тщательно подбирая слова. – У меня было горе, и я поехала туда, чтобы забыться. Этот город напомнил мне, для чего мы живем, как изысканна и редка красота и как важны для нас праздники. – Удивленная этим внезапным словоизлиянием, она взглянула на девушку. – Простите, я сказала больше, чем следовало.

– Нет-нет! Не извиняйтесь. Это было прекрасно. – Аннализа слегка наклонила голову. – Вы вдова?

– Да.

Кассандра не сказала, что горевала в Венеции вовсе не по мужу.

– А сколько времени вы женаты?

– Полгода, – просто ответила Аннализа.

– А, вы молодожены. – Они присели на каменную скамью, стоявшую под раскидистыми ветвями огромного дуба. – Время блаженства.

– Думаю, да. Он очень добрый.

Аннализа смотрела на горизонт и печально улыбалась.

– Он… – Она мотнула головой и подняла чистые глаза. – Простите, в моей стране женщины говорят свободно. Иногда я забываю, что здесь это не принято.

Со стороны Кассандры это было совершенно безнравственно, но она не смогла подавить желания послушать то, что скажет Аннализа.

– У меня четыре сестры, – произнесла она улыбаясь. – В этом мире мы не соблюдаем обет стоического молчания, как это делают многие мужчины и женщины из нашего общества.

– Четыре! Как прекрасно! Именно это мне больше всего нравилось в монастыре, там я постоянно была в обществе других женщин. Они были моими сестрами, и мне их очень не хватает.

– Монастыря?

– Да.

Ее лицо осветилось необычным мягким сиянием.

– Я попала туда, когда мне было шесть лет. Именно мать Бэзила сломила сопротивление моего отца и дала мне возможность оказаться там. Знаете, я всю свою жизнь думала, что стану монахиней. – Девушка печально улыбнулась. – Но мой отец чувствовал, что от моей красоты будет больше толку, если я останусь в миру.

Кассандра знала об этом, но ей не терпелось услышать все от самой Аннализы.

– Значит, вы не хотели выходить замуж?

– Нет. – Она слегка пожала плечами. – По крайней мере святые увидели меня переданной человеку, который достаточно сердечен, чтобы понять мое желание быть связанной с Богом. Это так необычно.

– Остаться связанной с Богом? Вы хотите сказать, что вы все еще девственница?

Аннализа весело рассмеялась:

– Вы так потрясены! Думаю, мне не стоило сознаваться в этом, ведь мой отец и все остальные думают, что брак консумирован. Но я остаюсь непорочной, потому что Бэзил никогда не настаивал на нашем… слиянии.

Кассандра сглотнула. Странный жар разлился от ее щек к ушам, и она сама расслышала в своем голосе успокоение, когда ответила Аннализе:

– Я слышала, что он – человек чести, но вы правы: это совершенно необычно. Как вы можете не любить такого мужчину?

– Потому что я люблю Бога, – ответила Аннализа таким тоном, как будто это было совершенно очевидно. – Я не хочу любить мужчину.

– Я понимаю.

– Нет, не понимаете. – Аннализа нежно улыбнулась. – Но я чувствую, что вы относитесь к страстным женщинам, и ничего не имею против того, что вы не понимаете моей страсти к Богу. Мало кто понимает. – Она помолчала. – Честно говоря, по-моему, даже Бэзил этого не понимает. Он слишком мирской человек.

Как будто вызванный звуком своего имени, Бэзил возник в дверях, ведущих в сад. Он выглядел обеспокоенным.

– Вот видите? Он не оставит нас надолго.

Сердце Кассандры сжалось. В ее памяти возникли неприятные воспоминания, от которых она плохо почувствовала себя, сидя рядом с этим милым ребенком. Как невероятно было то, что он был к ней так внимателен!

Кассандра с отчаянием поняла, что любит его из-за этого еще сильнее. Она держала спину очень прямо, пока он приближался к ним.

– По-моему, – тихо призналась Аннализа, – его сердце принадлежит другой женщине. Он никогда не говорил об этом и никогда не выказывал ни к кому ни малейшего интереса, насколько я могу судить, он очень осторожен. Но я иногда думаю, что Бэзил плачет, сочиняя стихи.

Кассандра не решалась заговорить.

– Разве не трагедия, что мы оба преданы кому-то другому и объединены в семью деньгами?

– Да, – прошептала Кассандра.

Заставив себя взглянуть на Аннализу, она взяла ее руку:

– Но вы должны верить, что все будет хорошо. Бог дал вам доброго, хорошего мужа, со временем вы научитесь любить его.

– Научусь ли?

Кассандра заставила себя улыбнуться:

– Конечно.

Она указала на мускулистую фигуру, грациозно двигавшуюся по газонам. Его волосы блестели от света, и женщины повернулись, чтобы посмотреть на него.

– Посмотрите на него, Аннализа, здесь любая женщина хотела бы оказаться на вашем месте.

Девушка прищурилась и оглянулась.

– О, – тихо произнесла она.

– Поэт! Сэр поэт! – Этот возглас издала почтенная матрона, туго затянутая в платье, в котором не умещалась сильно напудренная грудь. – Вы должны нам что-нибудь прочесть!

Кассандра автоматически перевела эти слова, и Аннализа рассмеялась:

– Не думаю, что она жаждет именно поэзии, а вы как думаете?

Удивленная ее ответом, Кассандра рассмеялась. Было приятно ощутить свободу, слишком долго она этого не, чувствовала.

Кассандра знала, что должна встать и уйти, убежать, пока это возможно, но что-то удерживало ее на месте. Скорее всего странное чувство покровительства, вызванное миниатюрной рукой девушки, находившейся в ее руке. Наверное, тяжело видеть, как за Бэзилом охотится целая толпа женщин, и Кассандра не могла оставить Аннализу на растерзание.

Или, может быть, дело было в том, что Кассандра ощущала потребность смотреть на него, хотя это и было ошибкой. Сидя в лучах вечернего солнца, она поразилась тому, какую волну эмоций он в ней вызывает. Эта волна не ослабевала ни на миг. Ей была дорога каждая черта его облика: мочки ушей, форма рта, красивые ясные глаза с густыми ресницами, направленные прямо на нее. «Видишь?» – говорили ей его глаза.

Кассандра кивнула, как будто между ними шел разговор без слов.

Бэзила окружала группа женщин, но он продолжал идти по направлению к Кассандре и Аннализе, одновременно слушая, смеясь и прикрываясь маской очарования. Он знал, что благодаря этим женщинам станет более известным, и воспринимал это с трудом. Одна из женщин вложила ему в руки экземпляр книги.

– Вы читали его книгу? – поинтересовалась Аннализа.

– Нет, у меня еще не было такой возможности. А вы?

– Я слышала, как он читает, но все написано по-английски.

Бэзил добрался до скамьи. Женщины в широких юбках просили его почитать что-нибудь. Они висли на его руках и заискивали перед ним.

Кассандра подавила улыбку, и он обратился к ней:

– А вы что скажете, мадам? Стоит ли мне читать?

Внезапно для нее стало невозможным притворяться в том, что то, что было между ними, никогда не существовало. Она улыбнулась:

– Как пожелаете.

– Вы переведете их для моей жены? – спросил он по-итальянски.

Она кивнула, тронутая мольбой, которую прочла в его глазах. От страха ее руки стали липкими.

– Не могу вам обещать, что мой итальянский будет так же хорош, как его английский, – объявила она Аннализе, – но надеюсь, я уловлю дух стихов.

Бэзил открыл книгу явно наугад. Шепот и шорох прекратились, были слышны только пение птиц и звуки музыки Генделя.

Для Кассандры мир уменьшился до размера его рук, свободно перелистывавших страницы книги, размера его шеи и места над верхней губой, которое он так чисто брил, до веера его ресниц над скулами.

Наконец Бэзил с оживлением начал читать. Кассандра слушала, не уверенная в том, что сможет уловить тот ритмический рисунок, который он использовал, и внезапно решила, что это не обязательно.

Она начала переводить спокойно и серьезно:

– «Как уловить волшебство мгновений? Как уловить совершенство, с которым падает солнечный свет, который просто падает на серую ветвь оливы?»

Бэзил поднял глаза, обращаясь только к Кассандре. Захваченная взглядом его пылающих глаз, она понизила голос.

– «И я снова и снова возвращаюсь к этому, – тихо произнесла она по-итальянски, – как художники, которые приезжают сюда, чтобы наслаждаться светом, сведенный с ума попыткой прикоснуться к божественному совершенству, уловить нежную коричневую морскую волну, клубящуюся вокруг босых ног, то, как женщина нагибает голову и обнажает нежный, непорочный участок шеи…»

Кассандра делала точный перевод, ее сердце разрывалось после каждого слова, после каждого образа, орошенного тосканским солнцем и вкусом поцелуев Бэзила. Он говорил об оливках, сливах и нежности женских губ.

Глаза женщин, собравшихся вокруг него, наполнились слезами понимания, их губы стали нежнее от удивления и острой тоски. Они отвечали на его страсть. Они мечтали о таких возвышенных отношениях со стороны мужчины больше, чем об обольщении. Кассандра болезненно осознала, что Бэзил был исключением именно потому, что его страсть не была иллюзией.

Кассандра закрыла глаза, шепча Аннализе по-итальянски, давая возможность образам, которые он создавал, промелькнуть в ее сознании.

– И всегда, – мягко закончил он, – я работаю несовершенно. Всегда несовершенно.

Кассандра перевела шепотом последние слова, чувствуя, как пальцы Аннализы крепко сжимают ее руку. Она открыла глаза. Бэзил был здесь, его губы были спокойны, а глаза смотрели лишь на Кассандру.

– Благодарю вас, – произнес он, поклонился и отвернулся. – На сегодня довольно, леди, у меня вдруг разболелась голова.

Не дожидаясь Аннализы и того, что женщины расступятся, он быстро ушел, почти бегом добравшись до дверей.

Обмахиваясь веерами, женщины разошлись. Аннализа и Кассандра долго сидели, не проронив ни слова.

– Вы слышите в его голосе музыку любви? Я думала, что это была любовь к женщине, но он, наверное, просто любит мир и все, что в нем находится, – произнесла наконец Аннализа.

Горло Кассандры сжалось от чувства вины, любви и невыплаканных слез.

– Возможно, – тихо ответила она.

– Раньше я никогда не думала так о мире – рука Господа видна во всем. Это делает его гораздо менее грешным.

Она встала и слегка нахмурилась.

– Это Божье творение.

– Как и вы, – сказала Кассандра, напоминая о себе.

– Наверное, мне надо пойти к нему. Большое спасибо, леди Кассандра. Для меня было счастьем познакомиться с вами. Надеюсь, вы как-нибудь навестите меня.

– С удовольствием.

Кассандра встала и по итальянскому обычаю поцеловала Аннализу в обе щеки, а потом отступила.

– Теперь идите к нему.

 

Глава 16

Бэзил весь горел. Ливень, пролившийся во время ужина, сделал воздух свежим, принеся с собой аромат лета. Это вызвало у него настолько мучительные воспоминания о Кассандре, августе и сливах, что он опасался сойти с ума, если останется в стенах городского дома.

Он проводил Аннализу домой, пробормотал какие-то извинения и мгновенно удалился. Он бродил по улицам Лондона несколько часов, проходя мимо пабов, магазинов одежды, домов и церквей, пересекал скверы и бульвары. Он шел, шел и шел, чтобы получить то небольшое успокоение, которое дает движение.

Приехав в Лондон, пусть даже ради своей работы, он совершил ужасную ошибку. Бэзил не придумал, что будет делать, когда приедет, а просто предоставил страсти нести себя подобно морскому прибою. А теперь он задыхался на берегу, как умирающая рыба, не способная ни дышать, ни думать, ни действовать самостоятельно.

Его грехом всегда была излишняя эмоциональность; это волновало даже его снисходительную мать. Он слишком любил видеть, пробовать на вкус, чувствовать, слишком печалился, слишком страстно наслаждался едой, напитками и женщинами. Она неоднократно предостерегала его о том, что невоздержанность ведет к краху.

И как иначе, если не невоздержанностью, можно было назвать чувство, владевшее им? Это было более чем невоздержанно.

Бэзил неделями не ощущал себя самим собой, его сознание жаждало лишь одного поцелуя Кассандры, одного мгновения в ее объятиях. День и ночь в его мозгу роилось множество образов – ее волосы, ее глаза, ее смех. Ему снилось, что их тела переплетены; он просыпался от ощущения того, что это было на самом деле. Во тьме ночи он лелеял мечты, которым не суждено было сбыться. Его обязанности, ее обязанности, Аннализа и даже их переписка – все это разделяло их.

Их разделяло все.

И ничего.

Казалось, не имело значения, что именно было препятствием, разделявшим их, – страсть оставалась прежней. Он ощущал боль каждый раз, когда вспоминал ее глаза, какими они были сегодня вечером – спокойными, твердыми и блестящими от слез в тот момент, когда она слушала его чтение и переводила слова Аннализе.

Стоило их глазам встретиться, и они тут же заговорили на тайном языке, который был в его стихах и символы которого не понял бы никто, кроме нее. Он заметил, как заколыхалась ее грудь, когда она не отрываясь смотрела на него, и подумал, что Кассандра услышала их в первый раз.

Его ноги сами принесли его к ее высокому дому на Пиккадилли-стрит. Он был погружен в темноту – Бэзил и представить себе не мог, как долго там обычно горит свет, – и тишину. Вдали залаяла собака, Бэзил услышал отдаленный стук лошадиных копыт и грохот кареты. Карета не повернула на эту улицу, и Бэзил оглянулся на дом Кассандры. Со стороны фасада света не было.

Бэзил стоял и думал, может ли он просто подойти к двери, разбудить ее слугу и настоять на том, чтобы его впустили, чтобы поговорить с нею. Но ни один дисциплинированный слуга не впустит его. И что он скажет ей, даже если его впустят?

Повинуясь внезапному сумасшедшему порыву, Бэзил подошел к калитке, ведущей в сад, и взглянул на дерево, ветви которого доходили до ее балкона. Он подумал о Боккаччо, о его рассказе о человеке, который в темноте залез по дереву в комнату к своей возлюбленной. Это был первый отрывок, который Кассандра прочитала ему в тот вечер на его вилле.

Бэзил подергал калитку и обнаружил, что она оставлена по небрежности открытой. Он очутился в темноте и прохладе ее сада, вдыхая ночные запахи желтофиоли и роз. В ее комнате не было света, и Бэзил представил себе, как подползает в темноте к ее кровати, подобно Аникино – любовнику из рассказа Боккаччо, – но тогда он напугает ее.

И все же он уже был там, его сердце тяжело билось, ощущая безрассудство и свободу, которых он не чувствовал с тех пор, как она покинула его. Бэзил сбросил камзол, снял ботинки и чулки, чтобы было удобнее лезть, ухватился за развилку дерева и пополз по толстой ветке. Это было больше чем безрассудство, больше чем страсть, его любовь довела его до полного сумасшествия. Какой мужчина мог позволить собственным чувствам довести себя до такого ужасного, бесчестного поступка? Как он сможет заниматься с ней любовью, когда женат на другой? Нет, Бэзил чувствовал бы отвращение к мужчине, поступающему таким образом.

Чувствуя, как пылают его щеки, он спустился и сел на холодную влажную землю у корней дерева в полном отчаянии. Ему надо было немедленно покинуть Лондон, возвратиться в Италию и попытаться наладить жизнь с Аннализой. Он не думал, что желание когда-нибудь станет частью их союза, но, возможно, им обоим стоит преодолеть отвращение к плотскому слиянию и предаться удовольствиям, чтобы завести детей. Она стала бы хорошей, нежной и доброй матерью.

Бэзил понял, что перед ним простирается спокойная и обыденная жизнь. Он будет управлять поместьями и воспитывать наследников. Он потолстеет так же, как и его отец, и будет каждую летнюю ночь проводить за стаканом вина, думая о прекрасном времени, вспоминая о стихах, которые лились тогда из-под его пера подобно воде из источника.

Наверное, все закончилось. Все было не так уж плохо. Он знал большую любовь; он написал прекрасные стихи. И он не возвращался к бедности и сварливой жене, которая превратит его жизнь в сплошное несчастье. Он был богат, у его жены был мягкий характер, а ведь на свете множество мужчин, которые никогда не знали такого блаженства.

Но ему все еще хотелось выразить в крике все свое неистовство по поводу потери красоты, слов и любви. Бэзил встал и нагнулся, чтобы поднять обувь. Шум, донесшийся сверху, заставил его замереть, а затем спрятаться в тень.

На балкон медленно вышла Кассандра. Она была одета во что-то белое, развевавшееся от ночного ветерка, ее распущенные волосы спадали на плечи, руки и спину. Она подошла к перилам, оперлась на них локтями и подняла лицо навстречу ночи. Вокруг нее царила полная тишина. Она сложила руки и стояла совершенно спокойно.

Ее лицо осветила луна, и Бэзил заметил, что она бесшумно плачет. Слезы текли по ее щекам.

Он вышел из тени и начал тихонько говорить:

– Вот мгновения в сердце поэта: слива, звезда, плечо женщины, сияющее в лунном свете.

Кассандра вздрогнула всем телом и вгляделась в темноту.

– Бэзил?

Он был здесь не случайно. Отбросив все сомнения и ощущая прилив радости, Бэзил снова взобрался на дерево. Он почти взбежал по ветке, чувствуя, как опасно она раскачивается на конце, потом прыгнул и опустился на твердую опору ее балкона. Теперь он безмолвно стоял там, вглядываясь в нее.

Бэзил не знал, как она поступит – рассмеется или рассердится. Внезапно она рванулась навстречу ему, Бэзил крепко обнял ее, Кассандра коротко вскрикнула. Он думал, что никогда больше не сможет прижать ее к себе.

Потом они целовались – страстно, сильно, со слезами, чувствуя соль на губах и языках друг друга, испытывая радость и страстное желание.

Тяжело дыша, они прервали поцелуй.

– Я пришла домой и стала читать твои стихи, – тихо сказала Кассандра. – Раньше я не могла заставить себя их прочесть, а сегодня не могла не читать. – У нее из глаз текли слезы. – Они такие красивые, Бэзил.

Бэзил трогал ее лицо, гладил ее кожу и впитывал глубину ее темных глаз.

– И каждое слово посвящено тебе, любовь моя.

Она провела рукой по его лицу и волосам.

– Я знаю, – прошептала она.

Кассандра наклонилась вперед и прислонилась лбом к его шее, издав долгий, прерывистый вздох. Этот вздох потряс его до глубины души. Бэзил очень осторожно поцеловал ее макушку, погладил спину, чувствуя, как ее волосы проскальзывают у него между пальцами. Его тело было настолько переполнено эмоциями, что было трудно дышать.

И даже если ничего больше не будет, этого достаточно, чтобы облегчить его боль. Но их объятия становились все горячее и горячее, он чувствовал ее грудь, не скованную ничем, кроме ночной рубашки, и прижимавшуюся к его ребрам, ощутил, как ее спина слегка выгнулась под его руками.

Внезапно Кассандра застыла, и у него в памяти всплыло лицо Аннализы. Она слегка оттолкнула его, и он отпустил ее, ощущая стыд в глубине сердца.

– Кассандра…

Она покачала головой:

– Мы не должны пачкать наше прошлое чем-то дешевым. – В ее глазах светилась печаль. – Я люблю тебя, Бэзил, но не стоит этого делать.

Он наклонил голову.

– Я знаю. – Бэзил не мог просто отпустить ее. – Я скучаю по тебе. В мире нет никого подобного тебе, мы не должны так расстаться. Мы можем просто посидеть здесь при свете луны и поговорить?

Она вздрогнула.

– Даю тебе слово, что больше не дотронусь до тебя.

Она вздохнула и мягко улыбнулась:

– Нет, Бэзил. Не так.

Кассандра повернулась, ее поза выражала решимость.

– Иди домой, любимый, чтобы мне больше не было стыдно преследовать тебя.

– Она не любит меня, Кассандра.

Она печально улыбнулась:

– Так говорят все женатые мужчины, когда хотят завести любовницу.

Он рассердился:

– Ты говорила с ней, ты знаешь, что я не лгу.

– Да, – ответила Кассандра, – и я знаю, что ты не выносишь лжи. А если мы оба это знаем, то чувство вины погубит тебя, да и меня заодно.

Бэзил повернулся, чтобы уйти, но ее слова пробудили в нем волну неистового сопротивления, и он остановился.

– Нет.

Он прислонился спиной к балюстраде и скрестил руки.

– Стой здесь, с другой стороны. Кассандра, мы друзья, не больше. Мы не будем потворствовать нашим страстям.

Она печально улыбнулась:

– Наверное, ты сильнее меня, для меня будет слишком трудно, слишком опасно смотреть на тебя при искушающем свете луны. Я не настолько благородна.

– Тогда я перейду на ветку, подальше от твоих жадных рук, и мы сможем поговорить, да? – сказал он, перелезая через перила.

Кассандра тихо рассмеялась:

– Ну хорошо. Осторожно!

Она подавила возглас испуга, когда он перелезал через ограждение балкона. Бэзил уселся на изгибе ветки и ухватился за соседнюю.

– Итак… будем сочинять письма?

– Письма?

– Да.

– Дорогая Кассандра, я хотел написать тебе, как чудесен твой город. Он не похож ни на одно место, в котором я побывал до этого, – сказал он, ощущая тепло в своем сердце. – Этот город – не женщина, – продолжал он, подняв голову. – Он – аккуратный старый полковник с густыми усами, который курит слишком много сигар.

– Дорогой Бэзил, я никогда раньше не думала так о Лондоне, но вы в какой-то степени правы, хотя я представляла себе Лондон женщиной. Она загадочна, мудра, очень стара и давно хранит множество тайн, ее непостижимая мистическая воля разрешает нам услышать лишь небольшие отрывки этих тайн. Если хорошенько прислушаться летней ночью, то можно услышать, как она поет на берегу реки.

– Я бы с удовольствием послушал.

– Да, тебе бы понравилось.

Она облокотилась на ограду балкона, ее волосы свесились через перила.

– Дорогой Бэзил, – тихо произнесла она, – я хотела написать тебе о Венеции.

Он сидел тихо и ждал, чувствуя в сердце тупую боль от того, что она увидела Венецию без него.

– Когда я думаю о ней, – продолжила Кассандра, – я вспоминаю небо, покрытое в час заката красными полосками. Кажется, что огонь повис в небе и танцует на воде. И еще. Я думаю о тебе, размышляя о Венеции. Каждое мгновение ты следовал за мной по пятам.

Он сжал руками ствол дерева.

– Хотелось бы мне быть там, хотелось бы посмотреть на вашу первую встречу.

Но он был тогда с женой в Тоскане.

– Это просто безумие, Бэзил.

Между ними возникло слишком сильное напряжение, и он согласился:

– О да, безумие! Сегодня вечером я чуть было не влез в твою спальню и уже наполовину поднялся по дереву, когда остановился и подумал, что, наверное, сошел с ума.

– Правда?

– Я думал об Аникино, – сказал Бэзил и невесело рассмеялся. – Помнишь? Ты читала мне этот рассказ по-итальянски в первый вечер, а я хотел тебя до головокружения, но еще мне хотелось, чтобы ты свободно говорила о плотской любви.

– Да, помню.

Он посмотрел на нее.

– Я сидел под этим деревом и думал, что должен вернуться в Тоскану, хранить в сердце воспоминания и жить жизнью обычного мужчины. А потом вышла ты, на твоем лице блестели слезы, я знал, что эти слезы обо мне. Разве это не знак?

– Возможно, знак нашего позора, – сказала Кассандра, прерывисто вздохнув. – Или того, что нас искушал дьявол, потому что твоя жена принадлежит Богу. Даже я заметила это всего за один час.

– Так и есть, временами это давит на меня.

– Давит? Каким образом?

– А что, если моей задачей было устоять против брака с ней и выступить против сил, которые поступали вопреки воле Господа? Что, если ты была послана мне, чтобы удержать от брака с ней, а у меня не хватило сил воспрепятствовать этому?

– Ты пытался.

– Недостаточно, надо было действовать тут же, как только я узнал об этом.

Он все еще переживал.

– Мое письмо к ней опоздало всего лишь на один день.

– Значит, она не должна была получить его.

Он пожал плечами.

– Знаешь, Бэзил, думаю, ты расстроил своей страстью весь Лондон, – продолжила Кассандра более веселым тоном, как будто это ее тоже беспокоило. – Даже у моего брата в эти дни странно светятся глаза, в них искры того, чего ему не хватает.

– Развлечение сезона, – не желая продолжать тему, сказал Бэзил.

– О нет, это нечто большее!

Она оперлась на локоть с серьезным видом.

– Гораздо большее. До этого вечера я действительно не читала твоих стихов, я боялась. Но сегодня, придя домой, я прочитала их все. – От волнения у нее срывался голос. – Они такие красивые.

– И все они посвящены тебе, Кассандра, – сказал Бэзил.

– Я знаю, – прошептала она. – Теперь тебе нужно идти, Бэзил, спокойной ночи.

Она торопливо ушла в комнату и закрыла за собой дверь.

Бэзйл смущенно спустился вниз. А что, если его догадки были верны? Аннализа должна была принять постриг, он должен был пойти против воли их отцов, а Кассандра была послана ему именно для этого?

Он надел камзол, обулся и вышел из сада через калитку. А если все было именно так, то что ему делать сейчас? И как ему узнать, чего именно хочет Бог, имея собственные желания и эгоистичные потребности?

Он бродил всю ночь, ломая над этим голову. К утру Бэзил знал только то, что должен стараться.

Аннализа была в саду. Ее голову покрывал чепец, на локте висела корзина, а в руках были ножницы. Хотя для ухода за садом и был нанят садовник, Аннализа попросила его предоставить ей возможность самой срезать цветы и подстригать траву. Каждое утро она выносила корзину и аккуратные круглые четки, срезала цветы и подбирала их, чтобы поставить в вазы. Это доставляло ей большое удовольствие и напоминало о днях, проведенных в монастыре, когда она могла остановиться и помолиться святым, оберегавшим этот сад. В саду никого не было, но Аннализа положила к подножию фонтана подношения святой Екатерине. Иногда ей казалось, что это место находилось под благосклонным взглядом святого Франциска, потому что там было полно птиц и мелких животных, которые перестали ее бояться, даже тогда, когда с ней были кот и собака, а так было почти всегда.

Она встала на колени, чтобы придать кустикам лаванды форму шара, когда белки неожиданно с шумом бросились прочь. Она поняла, что кто-то пришел. Аннализа подняла голову и увидела Бэзила, который вошел в сад через калитку, залитую золотым утренним светом.

Таким она не видела Бэзила никогда.

Его растрепанные волосы свободно спадали на спину, он перекинул через плечо камзол и небрежно придерживал его одним пальцем. Он не видел ее, и Аннализа не стала обращать на себя внимание, пораженная необыкновенным мистическим светом, исходившим от него и напоминавшим золотистый нимб. Он двигался свободно, медленно, останавливаясь для того, чтобы поднять голову навстречу солнечному свету, его глаза были закрыты, а прекрасное лицо светилось добротой.

Не осознавая того, что делает, он сорвал розу и поднес ее к носу, продолжая думать о чем-то своем.

Аннализа улыбнулась про себя. Вот тот Бэзил, которого она помнила с детства. Несмотря на то что он вырос и в нем не было мальчишеской мягкости, в выражении его лица было нечто ошеломляюще чудесное, подчеркнутое контрастом с темной щетиной на его небритом подбородке.

– Доброе утро! – окликнула она. – Если тебе нравятся запахи, иди понюхай лаванду.

Она вывела его из того состояния, в котором он пребывал, и тут же пожалела об этом. Чудо исчезло под маской умеренности. Бэзил вежливо улыбнулся и подошел к ней, но уже не так независимо.

Аннализа обрадовалась еще больше. Хотя мир склонялся к тому, чтобы путать выбранную ей непорочность с глупостью, она кое-что знала об отношениях между мужчинами и женщинами.

Животные, птицы и люди искали себе пару, и она была достаточно умна, чтобы понять по выражению лица Бэзила, что он был этим утром мужчиной, который провел ночь с любовницей. Он думал, что она будет возражать?

Аннализа встала и протянула ему три цветка лаванды.

– Ты выглядел очень счастливым, когда вошел через калитку, Бэзил. Надеюсь, ты останешься таким же довольным.

Он не мог смотреть на нее. Она отстраненно любовалась рельефной формой его носа под широкими бровями. Его лицо было необыкновенно красивым.

– Нет-нет, – сказал он. – Я… я… я гулял всю ночь.

Аннализа подавила улыбку, иначе он почувствовал бы себя смертельно оскорбленным. Вместо этого она обратила внимание на сильные побеги руты и отломила пригоршню прошлогодних стручков.

– И это тоже, – сказала она. – Понюхай. Я люблю, как они пахнут.

Он понюхал их, держа на ладони измельченные стручки.

– Приятный запах.

– Как хорошо видеть тебя не таким печальным, Бэзил, – улыбаясь, сказала Аннализа.

– Я не должен был привозить тебя в Англию.

– Какая ерунда, – живо возразила она. – Я все время узнаю что-то новое, это приносит мне пользу.

Она подняла корзину и направилась к дверям.

– Идем. Я уверена, что ты проголодался.

На этот раз она не смогла сдержать двусмысленную улыбку. Мгновение он недоуменно смотрел на нее.

– Сейчас ты озадачиваешь меня так же, как и тогда, когда мы были детьми.

Она покачала головой:

– Единственная загадка состоит в том, что здесь нет никакой загадки, Бэзил. Я именно такая, какой кажусь.

– Думаю, да.

– Тебе не нужно искать ничего другого, кроме того, что есть, уверяю тебя.

Он улыбнулся и по-братски обнял ее одной рукой за плечи.

– Да, я очень хочу есть, Аннализа. Мне бы хотелось получить завтрак настолько обильный, чтобы его хватило и кабану.

– Это можно устроить, – ответила она довольно.

 

Глава 17

Кассандра спала так крепко, словно провела без сна несколько месяцев. Когда она проснулась, ее комнату заливало полуденное солнце. Кассандра почувствовала аромат роз и увидела букет цветов, лежащий на подушке, именно в то мгновение, когда раздался стук в дверь.

Кассандра испуганно поняла, что проснулась от стука.

– Уходите! – крикнула она, не желая возвращаться к обыденности.

Дверь распахнулась.

– Я проделала кошмарное путешествие и не уйду.

Кассандра юркнула под одеяло, и в комнату влетела ее сестра – величавая и полная Адриана.

– Риана! – воскликнула она наполовину обиженно, наполовину обрадованно. Радость победила, и Кассандра протянула сестре руку, придерживая другой одеяло.

Риана обняла ее и подняла бровь:

– Ты голая? А твой любовник только что ушел через дверь?

Адриана сделала вид, что собирается подойти к окну и выглянуть.

– Он, наверное, совершенно очарователен.

Кассандра устыдилась своей наготы.

Разгоряченная желанием, она сняла ночную рубашку и спала обнаженной, как это было с Бэзилом, наслаждаясь восхитительным чувством греховности и свободы.

– Нет никакого любовника, – сказала она.

Адриана повернулась:

– Нет есть! – Она наклонила голову. – Я никогда не видела тебя такой красивой, Кассандра. Кто бы он ни был, мне нравится то, что он с тобой сделал.

Кассандру захлестнула волна эмоций, и, к собственному ужасу, она почувствовала, что может расплакаться и рассказать все сестре.

Она с усилием опустила глаза и искусно изогнула бровь, прижимая большой палец к шипу розы.

– Понятно, ты, как всегда, неразговорчива, – сказала Адрианах легким раздражением. – Я пришлю служанку, тебе нужно позавтракать. Я приехала только на один день.

– А что у тебя за дело?

Улыбка Адрианы потускнела.

– Я приехала за Фебой, хочу, чтобы она съездила со мной в Ирландию. Мне писал Джулиан, он так беспокоится о ней.

– Ясно.

Она и впрямь слишком эгоистична, потому что не поняла, что с Фебой что-то происходит. Та была немногим младше Кассандры.

Около года назад Феба упала с лошади и долго пролежала в постели, пока не срослась сломанная нога. Кассандра думала, что сестра уже вернулась к своей обычной жизни.

– Джулиан мне ничего не рассказывал. – Она откинула одеяло. – Думаю, это я не дала ему такой возможности.

– Ты не должна себя винить.

Адриана пересекла комнату и уселась на край кровати.

– Ты прекрасно знаешь, что Фебе не понравится твой лондонский образ жизни. Джулиан думал только обо мне, потому что знал, что Фебе очень понравится у меня. Ты это знаешь.

Кассандра нахмурилась:

– Но если она будет такой же напряженной, какой была тогда, когда я ее видела в последний раз, то путешествие не пойдет ей на пользу.

– Думаю, она будет против до тех пор, пока я не скажу ей про ребенка.

– Ребенок! – воскликнула Кассандра. – Когда?

Адриана отодвинула плащ и повернулась боком, чтобы показать, как вырос ее живот.

– Я весьма искусно скрываю этот факт, но это уже ненадолго. Думаю, ребенок родится осенью.

Кассандра рассмеялась и вскочила, завернувшись в одеяло, чтобы обнять сестру.

– Как же это здорово, Адриана! Я уверена, что твой муж вне себя от счастья.

Вдруг она вспомнила, что у Тайнона есть близнец.

– О Боже! А что, если у тебя будут близнецы?

Адриана махнула рукой:

– Что будет, то будет. – Она рассмеялась и дотронулась до обнаженного плеча Кассандры. – Теперь прекрати меня смущать… – Адриана озорно подняла бровь – в свое время она сама так шокировала всех своим поведением, что этого хватило бы на десятерых женщин, – и спускайся вниз.

– Хорошо.

Когда Адриана ушла, Кассандра осталась стоять посреди комнаты, завернутая в одеяло. Через стеклянную дверь в комнату лился солнечный свет, и она вспомнила другое утро: утро в комнате Бэзила, расположенной на самом верху виллы.

Она закрыла глаза и отпустила одеяло, которое тут же соскользнуло на пол. Ее обнаженное тело купалось в солнечном свете, и она вспомнила, как любовь тогда лилась на нее, проходила сквозь нее и заливала все вокруг. Единственный поцелуй, полученный прошлой ночью, оставил у нее на руках и теле его запах, который ей не хотелось смывать. Но было бы безнравственно не смыть его. Его не надо было целовать, сегодня утром ей было стыдно, что вчера она утратила контроль над собой. Кассандра заколола вверх волосы, оделась и аккуратно спрятала тайну о Бэзиле в комнате, там, где никто не смог бы ее потревожить.

Она больше не увидит его.

То, что произошло, было совершенно невозможным и неправильным и погубит их обоих, если не закончить все сейчас.

Может быть, ей стоит уехать ненадолго к сестре в Ирландию или провести несколько недель в Брайтоне? Джулиан сказал, что если она убежит, то будет бегать всю жизнь, но правдой было и то, что у нее не было сил противостоять Бэзилу и желания предавать Аннализу. При одной мысли об этом милом серьезном ребенке Кассандру одолевали угрызения совести.

Она закрыла глаза и прижала руку к сердцу. Замкнутый круг!

Если бы она относилась к женщинам, которые могли молиться, то попросила бы прощения за свою слабость, проявленную прошлой ночью, за то, что не смогла заставить его уйти.

Она уедет из Лондона уже сегодня, но до отъезда ей нужно кое-что исправить. Она научит Аннализу любить мужчину. Нет, не мужчину, а Бэзила. Аннализа красивая и добрая, а Бэзил со временем забудет то опьяняющее чувство, которое объединило их на некоторое время, но Кассандра будет счастлива, потому что будет знать, что о нем заботится преданная жена.

Она придала своему лицу непроницаемое выражение и пошла вниз, чтобы отпраздновать с сестрой радостное событие.

Послали за Джулианом и Гэбриелом, и те присоединились к Кассандре и Адриане за чаем. День был ласковым, солнечным, а небо голубым, как шелк. На лужайке накрыли белый железный стол.

В воздухе весело пели птицы и жужжали пчелы, и Кассандра почувствовала себя слишком довольной, сонной и ленивой, чтобы восхищаться миром и всем, что в нем есть, а в особенности своими прекрасными братьями и сестрой.

Странствия наложили на красивую внешность Джулиана печать загадочности, никто толком не знал, что с ним произошло, но после возвращения его серые глаза никогда не улыбались. Бурная жизнь Адрианы никак не отразилась на этой светловолосой и сияющей женщине. Гэбриел был очаровательным щеголем – у него были пышные волосы и лицо цвета карамели, а зеленые глаза одного тона с изумрудно-зеленым камзолом.

Кассандра пила чай и вспоминала о том, как они с Бэзилом проводили время на пляже в Италии, как волны лизали их пальцы и как она рассказывала ему о своих братьях и сестрах.

Потом она вспомнила те долгие часы, которые они провели за бесконечными разговорами. Сейчас ей не хватало этих долгих праздных бесед. Она вспомнила, как он вскрикивал, притворяясь оскорбленным, когда они обсуждали какое-нибудь литературное произведение, и темпераментно не соглашался с ней, в то время как они угощались оливками и виноградом под мягким небом, усеянным звездами.

– Посмотрите на нее, – проговорила Адриана. – Как вы думаете, наша сестра влюблена?

Кассандра подняла голову, осознав, что только что улыбалась и предавалась воспоминаниям. Она выпрямилась и сделала удивленные глаза:

– Не говори ерунды, сестрица.

Гэбриел рассмеялся и нагнулся к Адриане:

– Представляешь, она заявилась ко мне на рассвете, чтобы попросить книгу стихов!

Кассандра почувствовала, как запылали ее уши и понадеялась, что они не такие красные, как она подозревает.

– Едва ли это был рассвет, поскольку было половина одиннадцатого!

– Стихи? – поинтересовалась Адриана. – Что за стихи?

Кассандра перешла в наступление.

– Бэзила ди Монтеверчи, – сказала она, – итальянского графа. Он сейчас в большой моде. – Избегая их взглядов, она дернула нитку на юбке. – Это на самом деле очень красивые стихи. Вчера я слышала, как он читал их при дворе.

Только теперь Кассандра решилась взглянуть на Джулиана. Он подбадривающе кивнул ей.

– Я и сам читал их. Риана, тебе они понравятся поскольку это то, от чего ты всегда была без ума.

Но Адриане было известно слишком многое, ее глаза засверкали.

– Это тот самый поэт, к которому ты ездила в Италию?

Кассандра спокойно подняла подбородок:

– Да, именно поэтому мне так захотелось иметь эту книгу, когда я узнала, что она напечатана.

Гэбриел откинулся назад и закрыл рот руками. Кассандра не была уверена, что Джулиан и Адриана читали ее путевые заметки, но она знала, что Гэбриел их прочел. Он хвалил их. Теперь его взгляд стал задумчивым.

Проклятие! Джулиан все понял, потому что был с ней в опере и видел, как она совершенно потеряла голову. Адриана этим утром застала ее голой, и хотя на самом деле никакого любовника не было, убедить сестру в обратном не было никакой возможности.

Кассандра сощурилась.

– Не надо, – сказала она, – не стоит воображать себе то, чего нет в моей жизни. Я этого не потерплю.

Гэбриел подмигнул, а Адриана хихикнула. Казалось, только Джулиан понял по ее голосу, что она в панике. Он спокойно наклонился и взял с тарелки крошечный сандвич.

– Сменим тему: Кассандра настаивает на том, чтобы я осенью представил девочек ко двору. Что ты об этом думаешь, Риана? Пора?

– Я скажу, что давно пора, – ответила Адриана.

– Объясни ему, Риана, что для этого надо сделать. Меня он не слушает.

– Я навел справки, – сказал Джулиан, – думаю, мы начнем со следующего месяца.

– А как ты собираешься поступить с Клео? Они не могут быть представлены как равные друг другу, и ее это оскорбит, – поинтересовался Гэбриел с притворной ленью в голосе.

– Я уже подумала над этим, – ответила Кассандра. – Думаю, мы найдем ей хорошего мужа среди твоих друзей, дорогой братец. Мы пригласим их в мой салон, и там она встретит светских мужчин, занимающих в обществе хорошее положение.

– Не думаю, что все пройдет так гладко, как ты задумала, – ответил Гэбриел и, разозлившись, поджал губы, что случалось с ним очень редко. – Ее всю жизнь баловали, с ней обращались как с принцессой. Ей будет непросто смириться с торговцем, если Офелия выйдет замуж за герцога или графа.

– Наверняка существует кто-то более подходящий, чем торговец, – запротестовала Кассандра. – Ученый или викарий, например.

Гэбриел удивленно посмотрел на нее:

– Клео – жена викария?

– Ну, наверное, нет.

Клео была глупой красоткой, знавшей толк в одежде.

– Гэбриел, тогда посоветуй нам что-нибудь.

– Не знаю, – ответил он и встал, повернувшись к ним спиной. – Я не вправе ругать нашего отца за его доброту, но было бы лучше, если бы Клео была подготовлена к той жизни, которая ей предстоит.

Адриана вздохнула:

– Мы все знали, что этот день когда-нибудь настанет. Ей поможет советом ее мать: Моника не глупая женщина. Нам следует ее выслушать. – Она поставила чашку. – Во всяком случае, это неизбежно. Они должны найти себе мужей, и лучше сделать это побыстрее.

Гэбриел кивнул, но выражение его лица оставалось мрачным.

– Я волновался по этому поводу с тех пор, как мы вернулись. Я не хочу, чтобы она пошла моим путем.

Джулиан встал.

– У нее есть мы все, Гэбриел. И у тебя тоже – Он указал рукой на дом. – Если мы собираемся приехать в Хартворд-Холл до того, как стемнеет, нам нужно отправляться. Ты идешь, Кассандра?

– Не сегодня, я приеду завтра утром. Сегодня вечером у меня есть кое-какие дела.

Джулиан кивнул. Проходя мимо Кассандры, он дотронулся до ее плеча в знак понимания и поддержки. Кассандра так же быстро коснулась его пальцев в знак благодарности.

Она не лгала, у нее действительно было дело. Вечером Кассандра надела темно-синий шелковый плащ с капюшоном, скрывшим ее волосы, и направилась по адресу, который узнала при знакомстве.

Стоя в тени дома напротив, она терпеливо дождалась того момента, когда Бэзил выйдет и сядет в ожидавшую его карету. Когда экипаж скрылся из виду, Кассандра быстро вышла из укрытия и пересекла шумную улицу, скинув на ходу капюшон.

Дверь открыл слуга в красной ливрее.

– Добрый вечер, – произнесла Кассандра, – я леди Кассандра Сент-Ивз, я хотела бы видеть графиню.

Слуга впустил ее в дом. Внутри пахло апельсинами и неизвестными ей специями. Она вошла в маленькую скромную гостиную, бестолково обставленную в китайском стиле.

– Подождите здесь, – сказал слуга, – я поищу графиню.

Как Кассандра и ожидала, вошла Аннализа. Она очень обрадовалась.

– Леди Кассандра! – воскликнула она, подходя к ней и целуя в обе щеки. – Я так рада вас видеть! Не хотите ли выпить вина или поесть чего-нибудь? Пожалуйста, проходите в сад.

До этого момента Кассандре удавалось разделять в себе чувство вины и любовь. Но сейчас сама мысль о том, чтобы позволить себе любить Бэзила, казалась ей чудовищной. Одетая этим вечером в самое скромное платье из серого шелка, с волосами, покрытыми чепцом, эта девочка была так болезненно молода и полна энергии, что у Кассандры разрывалось сердце.

Она постарается сделать все правильно и будет молиться, чтобы ее вероломство никогда не было обнаружено. Она широко улыбнулась и взяла Аннализу за руку:

– Большое спасибо.

Двор был выложен кирпичом между аккуратными цветочными клумбами, на мгновение Кассандра остановилась.

– Совершенно по-итальянски, не правда ли?

– Да! Думаю, именно поэтому мой муж и выбрал этот дом. Я много раз рассказывала ему о садах при монастыре, а этот очень похож на них.

– Он очень добрый человек.

Они присели, и Кассандра с благодарностью приняла бокал вина.

Они весело болтали о садах, о путешествии Кассандры по Италии и прочей ерунде.

– Надеюсь, вы не сочтете меня слишком бесцеремонной, графиня, но я пришла к вам сегодня по делу – наконец произнесла Кассандра.

– Я так и подумала.

Аннализа сложила на коленях свои маленькие руки.

– Пожалуйста, говорите, я не сочту это бесцеремонностью.

Кассандра вздохнула.

– Мне бы хотелось поговорить о вашем муже.

Аннализа удивилась:

– Почему?

– Я подумала о том, что вы мне рассказали. О том что он не желает делить с вами брачное ложе.

Аннализа улыбнулась:

– Но у него, по-моему, есть любовница Я почувствовала ее присутствие сегодня утром, когда он вернулся.

Грех, грех и снова грех!

– О, я уверена, что нет.

– Я не возражаю против этого, – спокойно ответила Аннализа. – У мужчин ведь есть свои потребности правда?

– Думаю, что да.

Это было не то, чего она ожидала.

– Но почему это не вы? Из всех мужей, которых мог дать вам Господь, такие, как он, – большая редкость.

Девушка нахмурилась, разглядывая цветы перед собой.

– Его сердце отдано другой, – ответила она. – Я знала это с самого начала, с первой ночи, когда он порезал палец и пролил кровь на простыни, а потом всю ночь писал стихи. Иногда я чувствую, что он в отчаянии, когда пишет подобным образом.

Кассандра тяжело вздохнула, ее сердце болело при мысли о Бэзиле – отчаявшемся, печальном и думающем о ней. Могло ли случиться так, что все они стали жертвами одной чудовищной ошибки? Что это, ужасный каприз богов? Что, если своим поступком она исправит содеянное? И все же есть ли у нее выбор?

– А что вы делаете в то время, когда он в отчаянии? – осторожно поинтересовалась она.

– Оставляю его в покое. Если я нахожу его спящим, то накрываю одеялом. Иногда я приношу ему еду.

– По-моему, тогда вы должны идти к нему. Он обратится к вам в своем горе, – тихо сказала Кассандра.

Аннализа вскочила:

– Я не могу!

Она достала четки из кармана юбки и стала их перебирать, расхаживая взад-вперед перед маленьким искрящимся фонтаном.

– Я не хочу…

– Это пугает вас? Когда-то я тоже очень этого боялась. Позднее я узнала, что нежный мужчина способен создать из этого нечто прекрасное, Бэзил кажется мне нежным.

– Нет, он слишком страстный. Мне бы этого не хотелось.

Кассандра поняла, что ей предстоит преодолеть не страх этой девочки, а упрямство.

– Вы не будете против, если я спрошу, почему вы так хотели стать монахиней? – неожиданно поинтересовалась она, понаблюдав, как девушка двигается.

Аннализа остановилась и обернулась.

– Вы не поверите, – сказала она, слабо улыбнувшись.

– Отчего же?

Аннализа выразительно пожала плечами.

– Когда мне было года четыре, мне явилась Богоматерь. Мне никто не поверил, и я перестала рассказывать об этом. Она являлась мне еще два раза и всегда говорила, что я должна уйти в монастырь на острове.

Кассандра внимательно следила за выражением своего лица. Она не верила в видения.

– Третий раз она явилась, когда мне было шесть лет. Это было летом, – сказала Аннализа.

Она простерла руки, четки обвились вокруг ее запястья. Ее ладони были белыми и на удивление сильными.

– Мои руки кровоточили три дня. Отец был в ярости, а мать отвела меня к священнику, который сказал, что это чудо и они должны благодарить небеса за то, что они призывают меня.

Стигматы! Кассандра почувствовала испуг и беспокойство. Она не верила в чудеса так же, как не верила в видения.

– Разве вы не испугались?

Аннализа нагнула голову, от нее исходило сияние.

– Нет. Я знала, что святые хотят убедить таким образом моего отца, чтобы он позволил мне стать монахиней. По крайней мере, это убедило его отдать меня в школу при монастыре.

– Но… – Кассандра нахмурилась. – Почему именно вы?

– Не знаю. Как кто-то избирается для чего-то? Почему мой муж пишет такие прекрасные слова? Почему один прекрасно поет, а другой заботится о детях? Все мы призваны к какому-то служению. Это мое.

Кассандре не понравилась покорность судьбе, выразившаяся в этих словах.

– Но я не была рождена для чего-то особенного, – возразила она.

– Нет, были, все мы рождаемся для чего-то.

– Мужчины, может быть, но не женщины, Аннализа. Мы находимся под властью мужчин.

– Но власть Бога сильнее власти мужчин.

Аннализа произнесла это с такой уверенностью, что Кассандра смутилась.

Она больше не управляла разговором. Она ощущала в груди странный комок, состоявший из напряжения и смущения, и старалась вспомнить то, зачем, собственно, она и пришла, – убедить Аннализу стать Бэзилу настоящей женой. Кассандра расправила плечи.

– Если так, если Бог ведет вас к браку, который он не предотвратил, то разве это не его воля, что вы должны стать женой, а не монахиней?

В глазах Аннализы появилось беспокойство.

– Я не знаю. Я много думала над этим, но у меня нет ответа. Если я должна была стать женой, то почему мой муж не настаивал на этом?

Кассандра смутилась еще больше.

– Но если этот муж знает, что вы не желаете поощрять его, и он добр, то откуда вы знаете, что не препятствуете исполнению Божьей воли?

Кассандра нахмурилась, ощущая изъяны в своей логике, но не знала, как их устранить, Аннализа снова принялась расхаживать.

– Я хочу быть покорной моему долгу, но от кого я завишу больше всего? – Она остановилась. – Наверное, это Бог, но я не знаю, что именно такова его воля. Так кому я должна подчиняться? Отцу? Мужу? – Она возбужденно провела большим пальцем по четкам. – Да и осмелюсь ли я выбирать?

– Вы замужем, Аннализа, – произнесла Кассандра сквозь ком, застрявший в горле. – Бог допустил этот брак, и в этом должен быть какой-то смысл. Поэтому вы должны подчиняться вашему мужу в обмен на то, что являетесь его женой.

Аннализа покачала головой:

– Я думала по-другому.

Этот ребенок заставил Кассандру почувствовать себя так, как будто ей миллион лет и она измучена до предела.

– Подумайте об этом, – сказала она, – обсудите со священником.

– Я хотела так мало, – внезапно проговорила Аннализа, ее голос оказался сильнее, чем ожидала Кассандра. – Я хотела проводить дни в служении Богу. Почему мне не дарована такая простая вещь?

– Не знаю, – честно ответила Кассандра. Она вытянула руку: – Идемте, не будем больше говорить об этом.

У нее появилась идея.

– Есть еще одна вещь, которую я бы хотела обсудить. Мне хотелось бы получить ваш совет. Вы кажетесь такой мудрой для своего юного возраста.

– Буду рада выслушать вас, – ответила Аннализа. – О чем пойдет речь?

И Кассандра рассказала ей о своих сестрах Офелии и Клеопатре – блондинке и самой красивой женщине Лондона и о другой, прекрасной, как полночь, но мулатке и потому обреченной пережить разочарование в лондонском обществе.

С этого они перешли на другие темы, пока не стало совсем темно. Кассандра собралась уходить, размышляя о том, что ей хотелось бы познакомиться с этой умной и необыкновенной девушкой при других обстоятельствах.

К утру все могло бы разрешиться. Чтобы подавить предчувствие беды, Кассандра шагала все быстрее и быстрее, ее плащ развевался за ней. В своих действиях она руководствовалась любовью, настолько большой, что та не могла быть эгоистичной, и она находила в этом небольшое утешение.

Почему же она чувствовала себя так мерзко?

Бэзил занимался весь день поиском выхода из сложившейся ситуации. Он должен был продолжать защищать Аннализу, иначе не смог бы жить. Это означало, что Кассандра никогда не сможет стать его женой.

Но он не мог поверить, чтобы такая любовь посетила его лишь для того, чтобы исчезнуть. Ответ был, ему лишь нужно убедить Кассандру, что он правильный.

Подходя к ее дому, Бэзил весь извелся от ожидания. Он чувствовал себя легкомысленно глупым и радовался тому, что живет на свете.

Перед дверью дома стояла карета, и Бэзил увидел, как Кассандра выходит из дома, одетая в дорожное пальто фиолетового цвета. Он устремился к ней, не задумываясь о том, как это может выглядеть со стороны.

– Кассандра!

Она увидела его и застыла. Потом приказала слуге отнести багаж в карету и спокойно пошла навстречу Бэзилу. Он начал раздражаться – как она могла так умело прятать свои переживания? Так просто то любить, то бросать его?

– Куда ты бежишь, Кассандра? – резко поинтересовался он.

– Мы не можем обманывать твою жену, Бэзил. Я не вынесу этого греха.

– Мы никого не обманываем! Ты знаешь это, ты слышала об этом от нее самой. Я не сплю с ней. Она не стала моей женой на самом деле. Я женился для того, чтобы защитить ее, и буду продолжать защищать. Но ты… – Он взял ее за руку. – Ты моя настоящая жена, и тебе это тоже отлично известно.

– Так что ты предлагаешь, Бэзил?

– Ты вдова. Я связан семьей с женщиной, которая никогда не будет мне настоящей женой. Наша ситуация столь обычна, что выхода нет. Кто сможет нас в чем-то обвинить?

– Ты хочешь, чтобы я стала твоей любовницей.

– Мне не нравится это слово – оно слишком грязное. А наша встреча – нечто совсем другое.

Она убрала руку и покачала головой:

– Еще до того как спросить, ты знал, что я не соглашусь на это.

Бэзил заметил, какие усилия она прилагает, чтобы оставаться спокойной.

– Я не стану твоей любовницей, Бэзил, в глубине души ты всегда понимал это.

Бэзил закрыл глаза: да, он всегда знал об этом.

– Уходи, Бэзил, – сказала Кассандра.

– Не делай этого, останься, – умолял он.

– Я не настолько сильна, чтобы просто смотреть на тебя, Я уезжаю ради нашего спокойствия.

Бэзил чувствовал себя оскорбленным.

– Ответ есть, Кассандра, должен быть.

– Да, – сказала она, натягивая перчатку, – тебе надо вернуться в Италию.

Он упрямо набычился:

– Я этого не сделаю.

Кассандра молча повернулась и торопливо пошла к карете, слуга помог ей сесть в нее. Проезжая мимо, она даже не взглянула на него из окна.

 

Глава 18

Бэзил вернулся домой пешком, пытаясь изгнать обуревавших его демонов гнева и неудовлетворенной страсти. Когда он поднимался по лестнице собственного дома, упрямство и гнев уже улетучились, остались только беспокойство и сомнение в нормальном состоянии собственного рассудка.

С их первой встречи все пошло наперекосяк. Им овладело безумие.

Разрастающаяся страсть, музыка и красота заставили его жить словно юноша – не задумываясь о последствиях своих поступков. Бэзил нахмурился, вспоминая, как мчался вниз по холму, чтобы в первый раз поцеловать ее в фруктовом саду.

Он вспоминал и то мгновение, когда увидел ее на дороге, пролегавшей внизу, как сверкали на солнце ее волосы, а лицо было столь красиво, что у него чуть не остановилось сердце. Уже тогда он знал все.

Ему следовало отослать ее в первый же день. Тогда они все еще писали бы друг другу. Он все еще улыбался бы, читая ее письма, и писал свои. Они не испытывали бы сейчас всех этих страданий, если бы у него хватило мужества отослать ее прочь в первый же день. Но тогда они не познали бы радости! Радости, от которой жизнь стала казаться бесценной. Радости, которая осветила ее лицо и тело. Даже сейчас он видел, как се изменило знакомство с ним – она стала сильнее, смелее, в ней было больше жизни. Бэзил забрал ее демонов и подарил ей смелость, необходимую для достижения подлинной свободы.

Значит, он был всего лишь пешкой в игре, в которую играл Бог? Он был всего лишь орудием?

Нет! Потому что в эти же дни рождались и стихи. Может быть, и это было частью Божьего замысла: предоставить ему возможность писать красивые стихи, чтобы продвинуть его еще дальше вперед – к совершенству. Кассандра стала его музой.

Но что будет теперь? Что?

Придя домой, он с удивлением заметил, что в гостиной Аннализы все еще горел свет. Он остановился в дверях и увидел, что она склонилась над вышиванием при слабом свете свечи. Ее волосы были заплетены в длинную черную косу, спадавшую через плечо, он понял, что никогда прежде не видел всего богатства этих волос. Он подумал, что они очень красивы.

Аннализа не обрадовалась его приходу, или, может быть, ему так показалось? Ее лицо было бледным, под глазами залегли тени.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Нет. А что-то должно было случиться?

Он слегка улыбнулся.

– Здесь слишком темно для вышивания. Ты будешь щуриться как колдунья, когда состаришься.

– Я всего лишь размышляла, вышивание помогает мне думать.

Он сел в кресло рядом с ней, радуясь тому, что есть что-то, чем можно занять ум.

– Думать о чем?

– О многом.

Аннализа опустила вышивание на колени.

– Почему я сижу здесь, а не в своей комнатке в монастыре Святой Екатерины? Разве я когда-нибудь мечтала побеседовать с английской королевой? – Она сделала паузу и пристально посмотрела на мужа. – Еще мне было интересно, что ты думаешь об этом. Я никогда тебя не спрашивала.

В его груди шевельнулось нечто предостерегающее.

– Ты имеешь в виду что-то определенное?

– Нашу договоренность.

Бэзил вскочил:

– Я не думаю об этом.

Он прошел через всю комнату к буфету, на котором стоял графин с портвейном, и налил себе вина.

– Ты недовольна?

– Нет. Мне кажется, что ты недоволен.

Бэзил пил так, чтобы обжечь себе горло и выжечь свой грех.

– Наверное, нам стоит вернуться в Италию, – сказал он, отважно наливая следующий стакан. – Тебе бы этого хотелось?

– Конечно, но готов ли ты вернуться так быстро?

– Да.

Он убежит от искушения. Через год, когда все успокоится, когда он привыкнет ко всему, он опять начнет писать Кассандре.

Они не обязаны ничего забывать. Он будет благополучно жить в Тоскане, а она останется в Англии, и их любовь будет отражаться только на бумаге.

Бэзил закрыл глаза. Он не слышал, как Аннализа встала, и вздрогнул, когда она дотронулась до его руки.

– Бэзил?

В ее голосе было нечто, чего он никогда прежде не слышал. Он открыл глаза, посмотрел на нее и увидел в ее глазах робкое предложение.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Это был сухой, целомудренный, холодный поцелуй. Поцелуй ребенка.

И хотя Бэзил почувствовал ее налитую грудь, ее приглашающую улыбку и дрожь тела, единственной его реакцией на это был ужас, как будто его поцеловала сводная сестра.

Он резко отпрянул и увидел в ее глазах боль. Он потянулся к ней, но было уже поздно. Аннализа ускользнула, ее склоненная голова указывала на то, что она испытывает унижение.

– Прости, – прошептала она, – я думала, что могу…

Какая же он скотина! Бэзил торопливо схватил ее и крепко прижал к себе.

– Аннализа, это я нуждаюсь в прощении. Я не хотел оскорбить тебя.

Она заплакала, и это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

– Прости меня.

Бэзил целомудренно поцеловал её в щеку. Она издала тихий короткий звук, означавший облегчение или печаль – он не понял. Аннализа оттолкнула его.

– Нет, это я не права, Бэзил. Я хотела бы быть правой, но не могу. Это меня пугает.

В ее синих глазах были обида и испуг.

– Это несправедливо, как же так?

– Я не знаю.

Он повернулся, налил ей портвейна и указал на кресло.

– Выслушай меня.

Она взяла бокал, села, выпрямившись в кресле, и посмотрела ему в глаза.

– Ты любишь женщину, которая отвергла тебя, – сказала она. – Я вижу это по твоим глазам. Я слышу это в твоих стихах.

– Вот почему…

– Нет. – Она быстро и странно подняла руку и взглянула на ладонь. – Нет.

Бэзил опустил голову.

– Твои подозрения верны, но я больше не выдержу. Мы должны вернуться домой. Рано или поздно нам придется примириться с тем, что уготовано нам нашими отцами. Нам нужно будет стать супругами лишь для того, чтобы завести ребенка или двоих.

Она лишь смотрела на него своими огромными синими глазами.

– Не думаю, что я смогу.

Бэзил улыбнулся: хоть в этом он разбирался лучше.

– Не думай об этом сейчас, торопиться не стоит.

– Бэзил, а как же твоя любовь?

Он мрачно смотрел на рубиновую жидкость в бокале, наблюдая за тем, как в глубине его светится пламя свечи.

– Я не могу говорить об этом сейчас. Возможно, не захочу обсуждать это никогда.

Аннализа выглядела встревоженной.

– Но я хочу, чтобы ты был счастлив.

– Что такое счастье, Аннализа? Разве не мы сами выбираем для себя счастье или горе? Мы найдем способ стать счастливыми.

Она неуверенно кивнула.

На рассвете Аннализа выехала со двора в карете. Она искала церковь. Девушка всю ночь не сомкнула глаз – ее мучила совесть. Снова и снова она переживала тот момент, когда потянулась, чтобы поцеловать Бэзила, и снова и снова видела на его лице ужас в тот момент, когда целовала его, и опять испытывала облегчение.

Облегчение, но не смущение. Интуиция подсказывала ей, что все не так просто Она чувствовала, что за прошедшие несколько недель произошло множество событий, и чувствовала, что надвигается какая-то трагедия, но не могла точно определить, в чем именно она состоит.

Наверное, дело в ее гордыне: она думала, что знает путь, уготованный ей Богом. Разве не ужасный грех гордыни – стремиться выяснить промысел Божий? А если не думать об этом серьезно, разве это не еще больший грех?

Безропотно ли приняла она путь, уготованный ей Богом, или начала ночами сомневаться? Струсила ли она, когда узнала о своем предназначении? Наверное, ее призвание состояло в том, чтобы бороться за возможность стать монахиней и, став ей, бороться за других, желавших ступить на эту стезю.

Аннализа вспомнила о жизни своих любимых святых: Марии, святой Екатерины и Магдалены. Как бы они поступили на ее месте?

Все эти юные девушки и сильные женщины боролись за право идти своим путем. Аннализа совсем не боролась, она лишь подчинилась и впала в грех и отчаяние. Гордыня, отчаяние, отсутствие смелости. Аннализа не знала, как разрешить конфликт, и не могла самостоятельно найти выход из лабиринта.

В церкви она преклонила колени на свободной скамье и начала горячо молиться. Уже то, что она находится под сводами церкви, принесло ей огромное облегчение. Запах пыли, свечей и фимиама мягко окутал ее и сгладил напряжение, которое она чувствовала. Услышав стук шагов в нефе, она подняла голову и увидела священника – стройного человека с седыми волосами и добрым лицом.

Аннализа снова склонила голову, повинуясь какому-то внутреннему побуждению, и тут на нее снизошло то, что она назвала «великим озарением». Она была уже не просто Аннализой, стоящей на коленях в церкви, находящейся в Англии. Она снова была частью великого пространства, великой вечности без начала и конца. Она почувствовала себя полной света и любви, снова увидела то, что манило ее сюда, когда она была еще ребенком: мир и людей, из которых и состоял этот великий свет. В каждом человеке переливалась радуга возможностей, каждый был столь же совершенен, как и предыдущий. Это было больше, чем она могла выразить словами, и Аннализа чувствовала великолепие Бога и его царствия.

Со временем она получит ответы на свои вопросы.

Наконец видение поблекло, Аннализа подняла голову и увидела, что рядом с ней стоит пожилой священник и его синие глаза светятся, как подумала Аннализа, от слез. Благословляя, он дотронулся до се головы узловатой рукой.

– Вокруг тебя разливается священное сияние, дитя мое. Благослови тебя Бог!

Аннализа улыбнулась, чувствуя себя абсолютно спокойной. Каким-то образом у нее нашлись силы залечить начавшую раскрываться рану, предотвратить назревавшую трагедию. Она отчетливо увидела любовную неразбериху, похожую на неправильно высаженные цветы в саду, – все они прекрасны, но ни один из них не способен развиваться до тех пор, пока всех их не разделят и не пересадят должным образом. – Сегодня ей предстояла трудная работа.

Бэзил проснулся поздно. Он ощущал в себе странные силы, побуждавшие его к действиям. Он мог бы сойти с ума, но не сошел и не сойдет, он так просто не сдастся. А этим утром ему показалось, что существует множество решений дилеммы, перед которой он спасовал.

Бэзил плотно позавтракал, узнал, что Аннализа отправилась рано утром в церковь и еще не вернулась, приказал оседлать лошадь и поскакал галопом, предоставляя ветру возможность остудить огонь внутренней борьбы, расплести паутину его спутанных мыслей.

Если подходить к делу спокойно, то все очень просто: Аннализа нуждается в защите. Кассандра не будет его любовницей, но он не сможет жить без нее.

Какой ответ мог устраивать всех троих? При мысли об этом у него начинала болеть голова. Казалось, что он не думал ни о чем другом на протяжении нескольких месяцев, двигался по кругу и не находил ответа. Беззаботная молодость требовала аннулировать брак, и как можно быстрее! Мужчина, которым он стал, знал, что такой возможности просто не существует. Он впитал с молоком матери обязательства перед семьей, родом и его историей. На нем кончался род, и его обязательства перед страной и собственным именем были слишком велики, чтобы можно было пренебречь ими. Мать, братья, Аннализа, обязанности, Кассандра… Все тот же замкнутый круг.

Чего хотела Кассандра? Бэзил верил, что она любит его, но выйдет ли она за него замуж, если он будет свободен? Захочет ли она связать свою жизнь с человеком, который сможет предложить ей лишь сердце и перо? Если он аннулирует брак, у него не останется ничего. У него останутся только титулы, потому что отец не может отнять их, но не будет ни гроша, кроме того, что он сможет заработать своим пером.

Бэзил скакал на лошади при ярком свете английского полдня и думал, что должен узнать мнение Кассандры до того, как начать действовать.

А чтобы сделать это, следовало выяснить, куда она уехала.

Кассандра укрылась от хихиканья, шума и болтовни сестер в старом кабинете отца. Она была рада тому, что приехала в Хартворд-Холл, но ее мрачность уже была замечена и обсуждалась. Она пришла сюда, сославшись на головную боль.

В комнате все еще немного пахло отцом – в тяжелых бархатных портьерах сохранился привычный запах табака. Между двумя длинными полками висел портрет матери Кассандры, написанный, когда той было двадцать два года и она была поразительно красива. Вернувшись домой после четырехлетнего пребывания на Мартинике, маленькая Кассандра часто интересовалась, возражает ли Моника против того, чтобы этот портрет висел там, где Джеймс Сент-Ивз мог видеть его каждый день.

Обойдя комнату и дотронувшись до любимых книг отца, она поймала себя на том, что опять думает о Монике, матери Гэбриела и Клео. Она была любовницей графа с небольшим перерывом больше двадцати лет и, казалось, совершенно не возражала против этого. Еще будучи маленькой и переживая потерю матери, Кассандра поняла, что Моника каким-то образом спасла ее отца. Еще она поняла, что он любил ее.

Каждый из них казался совершенно довольным заключенным соглашением и не просил у общества того, чего то просто не могло им дать. Кассандра подумала с грустью, не была ли она неблагодарной.

Но разница существовала: у отца Кассандры не было любовницы, пока была жива его жена. Он действительно любил двух женщин, но не двоих одновременно. До встречи с женой он любил Монику, подарил ей сына и даровал им обоим свободу. Вернувшись в Англию, чтобы принять титул, доставшийся ему после смерти брата, Джеймс отказался от Моники ради своей красавицы жены – матери Кассандры. Он вернулся к Монике, обезумевший от горя, после того, как ему пришлось похоронить жену.

Кассандра опустилась в кожаное кресло и принялась рассматривать портрет матери. Она рассеянно подумала, что Офелия унаследовала внешность матери.

В дверь постучали.

– Кассандра? – Адриана заглянула в комнату. – Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая?

Кассандра убрала с лица прядь волос.

– Я очень раздражительна, не хотелось бы портить такой день скверным юмором.

– Понятно, к тебе пришли.

– Ко мне? Кто?

Только теперь она заметила озорное выражение глаз сестры и то, что эти глаза прямо-таки горят от любопытства. Ее сердце сжала ледяная рука еще до ответа Адрианы.

– Очаровательный итальянский поэт.

Кассандра вскочила, оглядываясь в поисках укрытия.

Ее сердце грозило вырваться из груди, тело кричало, что ей надо немедленно бежать, но вот куда?

– Меня нет, – ответила она, – скажи ему, чтобы убирался. Я не буду с ним разговаривать.

– Уже поздно, – ответил Бэзил из-за плеча Адрианы.

Кассандра бросилась бежать. Она промчалась через помещение для слуг, кухню и бросилась в угловой лестничный колодец, поднимая юбки, чтобы побыстрее преодолеть старинные каменные ступени. На третьем этаже она вбежала в крошечную переднюю, рванула дверь и обнаружила, что ее заело. Кассандра ударила дверь ногой, издав при этом расстроенный возглас. Дверь открылась, за ней была кладовка, опустевшая и предназначенная для забытых чемоданов. Инстинкт беглеца мгновенно подсказал ей, что делать: Кассандра рухнула на один из сундуков и, задыхаясь, прислонилась головой к стене.

Только теперь она поняла, насколько безумным поступком был этот побег от него. И надо же такому случиться прямо на глазах у Адрианы, которая не преминет высказаться по этому поводу. Кассандра действовала совершенно импульсивно. С тех пор как он появился в ее жизни, это происходило довольно-таки часто.

Гибель женщины заключена в ее эмоциях. Кассандра повторила литанию про себя, думая о том, сколько раз Бэзил уже разрушал ее добрые намерения. Он пробудил в ней великолепие страстей, дал возможность совершить нечто необдуманное, например, промчаться по коридорам и старым лестницам старого замка.

Кассандра начала смеяться над своим поведением все еще задыхаясь от бега. Она сидела и хихикала, но потом появился Бэзил. Он тяжело дышал, на щеке лежала растрепавшаяся прядь волос.

Увидев ее, он прислонился к дверному проему.

– Слава Богу! Для меня было бы довольно унизительно потерять сознание перед твоими сестрами.

Изображая эту сцену, он с размаху повалился на пол, прижимая руки к сердцу.

– Вот, я должен унижаться только перед тобой и ни перед кем другим.

Кассандра продолжала смеяться, и к тому моменту когда он упал на пол, она уже стонала, прикрывая рот рукой. Она не понимала, что именно так рассмешило ее, но просто содрогалась от хохота.

– Знаешь, ты выглядела как коза, – произнес он лежа на полу.

– Нет-нет – овца! – воскликнула она и заблеяла.

Бэзил оперся на локоть и расхохотался:

– Никогда не видел более прекрасной овцы! – Он сладострастно изогнул темную бровь. – Но я был бы счастлив стать волком для этой овцы.

Кассандра задержала дыхание и вздохнула, вытирая глаза.

– Не понимаю, почему я так неслась.

– У меня есть власть над женщинами, ты это знаешь.

– И они бегут?

– Они теряют голову.

– А, значит, мне не стоит особенно волноваться по породу того, что я потеряла свою.

Он сел, обнял руками колени и посмотрел на нее прямо и честно. Он был здесь – ее Бэзил, собственной персоной. У Кассандры перехватило дыхание.

– Ты и представить себе не можешь, как мне не хватало тебя все эти месяцы.

– Представляю.

– Зачем ты приехал сюда?

– Чтобы поохотиться на тебя. – Он слабо улыбнулся.

Кассандра замерла.

– Мои сестры умрут от любопытства, если мы не сойдем немедленно вниз.

– Пусть подождут немного. Я не двинусь отсюда, пока ты не выслушаешь меня.

Она презрительно хмыкнула:

– С паутиной на голове тебя трудновато воспринимать всерьез, да и задняя твоя часть пыльная, как у младенца, возившегося в песочнице.

– Ты хочешь помочь мне привести себя в порядок?

С ним она чувствовала себя так просто и привычно. Покачивая головой, Кассандра опустилась на пол рядом, взяла его красивую руку с длинными пальцами и положила к себе на колени, продолжая удерживать ее в ладонях. Она дотронулась до каждого полукруглого ногтя и провела по каждой линии на его ладони.

– Я вольна быть самой собой лишь рядом с тобой, Бэзил. Какой поворот судьбы стал тому причиной?

– Не знаю. Сейчас я понемногу прихожу в себя, а то совсем одичал после того, как ты покинула Тоскану. – Он скривил губы. – У меня нет ответов, но если я знаю, что ты находишься настолько близко, что я могу взглянуть тебе в лицо, у меня нет сил не делать этого.

– Вот мы и вернулись к началу.

Ей очень хотелось убрать с его щеки растрепавшуюся прядь, но она устояла перед искушением.

– Не совсем. Я понял, что нет никакого преступления в том, что мы любим друг друга, до тех пор, пока мы остаемся целомудренными. Мы свободны в рамках нашей чести.

– Так просто, – сказала Кассандра, – и так сложно.

– Сейчас я целую тебя, – мягко произнес он, – а ты целуешь меня в ответ. Наши глаза целуются. И наши руки тоже. Ты знаешь об этом.

– Да, – прошептала Кассандра.

– Придет время, и я должен буду вернуться в Италию, но до тех пор, Кассандра, разве мы не можем быть целомудренными телом и страстными в душе? Я не вынесу разлуки, мы не должны терять отпущенные нам дни.

Кассандра думала, что невозможно любить его сильнее, чем любит она. От переполнявших ее чувств у нее закружилась голова.

– Сколько времени у нас есть? – Его лицо стало печальным. – Наверное, неделя или две.

– Хорошо, не будем терять времени.

Он улыбнулся и встал, помогая ей подняться.

– Идем. Будет лучше, если мы не будем проводить слишком много времени в укромных уголках. Представь меня твоим красавицам сестрам.

– Ты можешь остаться здесь на ночь?

Он помолчал, заложив ей за ухо прядь волос.

– Нет, но у нас есть целый вечер. Ты можешь показать мне твой дом.

– С удовольствием.

– Здесь хранится твоя коллекция раковин?

Она рассмеялась, удивленная тем, что он все еще помнит об этом.

– Да.

– Тогда покажи мне ее после того, как твои сестры удовлетворят свое любопытство.

Если бы это было в ее власти, Кассандра поцеловала бы его в это мгновение, но она лишь сжала его руку, и они пошли обратно тем же путем, каким и пришли.

 

Глава 19

Работая в тот день в саду, Аннализа все время думала над тем, как узнать, кто же эта тайная любовь Бэзила, и с чего ей стоит начать, чтобы соединить части мозаики воедино. Она подозревала, что ключ к разгадке кроется в его поэзии. Но как ей расшифровать текст на английском языке, если ее знаний этого языка едва хватало на приветствие? Кто переведет его для нее?

Первое и самое очевидное решение завело ее в тупик: леди Кассандры не было дома. Аннализа сидела в карете, поджав губы и держа на коленях книгу стихов Бэзила, она старалась придумать, что ей делать дальше. Разумеется, в этом городе достаточно много людей, говорящих на итальянском и испанском языках, почему бы кому-то из них не перевести для нее стихи.

Кучер терпеливо ждал, а пока Аннализа раздумывала, к дому подъехал на лошади какой-то мужчина – высокий, смуглый, с довольно необычной внешностью. С ним был еще один мужчина, которого Аннализа узнала, – это был брат Кассандры, лорд Элбери, такой же сильный и стройный, его светлые волосы блестели даже в сером свете дня. Он легко соскочил с лошади, отдал поводья тому, кто был с ним, и быстро направился к двери дома Кассандры. Вспомнив о том, как спокойно он вел себя при дворе, Аннализа открыла дверь кареты.

– Сэр!

Лорд Элбери повернулся, когда она выходила из кареты. Ее поразило простое изящество его движения. Она задумалась, чтобы понять, почему это так привлекло ее. Пока Аннализа приближалась, он не двинулся и не произнес ни слова, а только стоял и ждал. Она подумала, что он поглощен самим собой, своим спутником, похоже, приходившимся ему сводным братом, людьми, сновавшими мимо, и запахами, которые доносил до него ветер. Для лорда это было такой редкостью – большинство из них не имело склонности к созерцанию.

Аннализа старательно вспоминала английские слова.

– Здравствуйте, – сказала она.

Его рост и убийственная грация немного напугали ее. В то же время его глаза были спокойными, как вода в пруду.

– Вы говорите по-итальянски?

– Совсем немного, – ответил он уже по-итальянски, указывая на своего спутника, который тем временем спешился и подошел к ним с непринужденной грацией.

Улыбнувшись про себя, Аннализа подумала, что он способен на озорство. Он ей сразу понравился. Темноволосый мужчина улыбнулся и коротко поклонился.

– Чем я могу вам помочь? – поинтересовался он по-итальянски.

Аннализа показала ему книгу, которую держала в руках.

– Мне нужен кто-нибудь, кто мог бы прочитать мне эти стихи на моем языке. Где я смогу найти такого человека?

Его лицо оживилось.

– Вы жена поэта? Графиня?

– Да. – Аннализа улыбнулась. – Вы знакомы с его произведениями?

Он медленно кивнул, потом посмотрел на брата. У Аннализы было такое чувство, что оба слегка взволнованны.

– А он сам не читает вам?

– Прочитал бы, если бы я попросила, – спокойно ответила Аннализа, – но есть причины, по которым я хочу ознакомиться с ними сама.

– Понятно, подождите, пожалуйста.

– Конечно.

Мужчины отошли немного и наклонились друг к другу. Лорд Элбери свободно сцепил руки за спиной, а его брат изящно жестикулировал одной рукой. Они были похожего телосложения, у обоих были длинные ноги и широкие плечи, Аннализа уловила сходство их скул и ртов красивой формы, разным был лишь цвет их кожи. Она улыбнулась. При виде их женщины должны падать в обморок.

Наконец лорд Элбери кивнул, и они вернулись.

– Скажите вашему кучеру, чтобы ехал за мной, – сказал темноволосый брат. – Я знаю женщину, которая может вам помочь.

Он обратился к кучеру, назвал тому адрес и вернулся обратно к Аннализе.

– Скажите ей, что вас прислал Гэбриел Сент-Ивз.

– Благодарю вас! Вы тоже брат леди Кассандры? – поинтересовалась она, пока он не ушел.

– Да. Как вы догадались?

– Она рассказывала о вас.

В его светло-зеленых глазах появилось любопытство.

– Вы знакомы?

– Она знакома с моим мужем. Вы знаете, они оба писатели.

– Да, – ответил Гэбриел и слегка шевельнул бровью, – я знаю.

За это мгновение Аннализа поняла все. Это было настолько очевидно, что она почувствовала себя полной дурой, потому что не распознала этого раньше. Кого мог любить Бэзил, кроме женщины, такой же страстной, как и он сам, которая любила слова и любила мир так же, как любит их он?

Аннализа подавила эмоции, сдавившие ее грудь, и заставила себя улыбнуться:

– Благодарю вас за помощь, сэр.

В ответ он учтиво поклонился:

– Рад вам помочь.

Карета двинулась, и Аннализа откинулась на плюшевые подушки, пытаясь разобраться в своих чувствах. Что это? Предательство? Горе? А может, ревность?

Нет, ничего подобного она не чувствовала. Это был страх. Непривычное, острое и ужасное чувство страха. Она-то представляла себе некое слабое создание, какую-нибудь итальянскую красавицу актрису, женщину, неравную Бэзилу по положению в обществе.

Аннализа позволила кучеру отвезти себя по адресу, названному братом Кассандры, и внесла книгу в дом встретившей ее на пороге женщины средних лет, показавшейся ей слишком суровой. Когда Аннализа назвала имя Гэбриела, хозяйка заволновалась, ее желтоватые щеки слегка порозовели, и Аннализа не смогла сдержать улыбки.

Они сидели в комнате, восполнявшей красоту, которой не хватало хозяйке, – ее основными цветами были ярко-красный и блестящий черный, дополненные кое-где медью и золотом. Это было очень чувственное место, а когда женщины начали читать и переводить стихи Бэзила, Аннализа поняла, что это превосходный фон для их занятия.

Если у нее и оставались еще какие-то сомнения, была ли именно Кассандра той женщиной, которая владела сердцем Бэзила, то стихи развеяли ее сомнения. Каждое слово было насыщено красками этой женщины – красновато-коричневым, рыжим и золотым оттенками ее волос и белизной ее лица. И хотя ни в одной строчке не говорилось о плотских радостях и вообще не упоминались женщины, в стихах было столько страсти, что Аннализа почувствовала, как горят ее уши.

– О Боже, – выдохнула переводчица, – все это так необычно!

Аннализа кивнула:

– Да, конечно.

В тот же миг она почувствовала, как ее переполнила ничем не выразимая радость от того, что все встало на свои места.

Да. Она любила их, они любили ее, они любили друг друга. Их жизни переплелись каким-то непостижимым образом. Аннализа не верила, что это простое совпадение. Существовала еще какая-то причина, и Аннализа должна была ее выяснить.

В этот вечер Кассандра забыла про чувство вины и печали и наслаждалась обществом человека, который бесповоротно изменил ее жизнь. Они гуляли по Хартворду, поднимались на холмы, и пересекали зеленые луга с овцами и наконец остановились на вершине холма под древним дубом, о котором говорили, что он волшебный. Бэзил уперся в него ладонями и присвистнул от восторга.

– Никогда не видел такого дерева!

– Когда я была маленькой, то думала, что оно живое и я могу услышать, как оно говорит.

– Прямо как кресло моего дедушки!

– А что оно говорило?

– Ой, не знаю, что-то теплое и нежное.

Кассандра запрокинула голову и посмотрела вверх.

Листва дуба была такой густой, что напоминала крышу, через которую пробивались лишь крошечные лучики солнца. Она опустилась на траву.

– Я думала, что если когда-нибудь убегу из дома, то буду жить здесь.

Бэзил тоже лег на траву лицом вверх. Его тело было далеко от нее, а голова настолько близко, что Кассандра чувствовала, как до ее уха дотрагиваются его локоны.

– Ты хотела убежать?

– Не особенно. Но в романах, которые я читала, побег напоминал увлекательное приключение.

– А я хотел убежать вместе с цыганами и танцевать всю ночь.

– Ты не написал стихов о цыганах, теперь тебе надо будет это сделать.

– Мм…

Кассандра знала, что Бэзил хочет спать так же сильно, как и она. Она закрыла глаза. Щебетали птицы, жужжали насекомые, она услышала раздавшийся издалека крик человека, который, наверное, работал на своем поле.

Бэзил говорил о мгновениях. Эти мгновения просто восхитительны! Она запомнит, как они с Бэзилом лежали в траве, его волосы касались ее уха, а одно его присутствие давало ей ощущение уюта. Кассандра порывисто протянула руку, их пальцы соединились, и они почувствовали то, что осталось недосказанным.

Не поднимая век, Кассандра представила себе сливы, а потом лишь их цвет. Бэзил провел большим пальцем по ее указательному пальцу. В ней всколыхнулось чувство любви, чистое, как утро, и каким-то образом приобрело оттенок сливы.

– По-моему, – сказала Кассандра, не открывая глаз, – Боккаччо очень понравились бы такие денечки.

Ответа не последовало, и Кассандра повернула голову, чтобы посмотреть, не заснул ли он. Бэзил не заснул. Его темные бархатистые глаза смотрели ей прямо в лицо. Они были спокойными, глубокими и полными любви.

Они пошевелились одновременно – она поднялась на ноги с бьющимся сердцем, а он высвободил свою руку. Кассандра отряхнула юбки, давая ему тем самым еще немного времени. За каждым поворотом их ожидали опасность и соблазн. Чувствуя новую потерю, Кассандра отвернулась, стараясь найти слова, чтобы отослать его обратно ради его же блага. Она чувствовала за спиной его теплое дыхание, хотя он и не дотрагивался до нее. Когда Бэзил говорил, его дыхание касалось ее шеи.

– Любимая, – нежно прошептал он ей. – Любимая любимая, моя единственная любовь.

– Не продолжай.

– Не могу, это самое правдивое из того, что можно сказать.

– Это не делает тебе чести.

– Значит, я больше не переживаю из-за нее так сильно.

Кассандра отрицательно покачала головой:

– Если бы это было правдой, я бы не любила тебя. А Бог свидетель, Бэзил, что я люблю тебя всем сердцем.

– Какая обыденная фраза!

– Она такая добрая, такая хорошая, такая… святая. А еще она красива, Бэзил, само совершенство. Как ты можешь разочаровывать ее?

Он прямо взглянул ей в глаза.

– Вчера вечером она поцеловала меня.

– И?

– Я почувствовал ее грудь и ее запах. Я делал все что мог, чтобы мне захотелось запустить пальцы в ее волосы и дотронуться до ее тела…

– Мне не нужно таких подробностей.

– Слушай, раз уж затеяла этот разговор. Аннализа красивая, добрая и… необыкновенная. Она мне нравится. Но, дотронувшись до нее, я почувствовал, что поцеловал сестру. Это испугало меня.

– Так будет не всегда.

– Наверное. Наверное, я смогу привыкнуть. Я хочу иметь детей. Я хочу делать то, что должен, и если бы ты не появилась тогда в моем мире, то все это было бы вполне терпимо. – Он покачал головой. – Но теперь это непереносимо, и я не знаю, как поступить, Кассандра. Я рассмотрел происходящее с разных сторон и вижу, что любое из решений означало бы беду для одного из нас.

Он медленно пропустил траву сквозь пальцы.

– Втроем мы затянуты в какую-то сеть. Я не могу оставить ее волкам, и мне невыносима мысль о том, что в моей жизни нет места для тебя.

– Это я отправила ее к тебе, – неожиданно призналась Кассандра. – Я приходила к ней, чтобы убедить ее стать тебе настоящей женой. Я сказала, что ей не надо бояться, что ты будешь с ней нежным.

– Ее не интересовал поцелуй.

Бэзил взглянул на пятна золотого и зеленого света у них над головами и нахмурился:

– Думаю, моя мать была права, когда волновалась за нее, и я не понимаю, почему Бог сотворил такой красавицей женщину, призванную служить ему.

– Но разве не все мы – прекрасные творения Божьи?

– Должны быть такими, но Аннализа была создана для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам, одному мужчине. Бог должен был знать об этом.

– Наверное, Бог хотел преподать мужчинам урок: нужно прекратить наживаться на внешних данных женщин.

Бэзил удивленно открыл рот. Кассандра не смогла сдержать улыбки.

– Ты никогда не думал об этом, – сказала она.

– Нет. Но ты, наверное, права. А если это так, то в чем состоит наш урок? Урок мне?

– Не знаю, – ответила она, – но какой-то урок должен быть и для нас.

– Я не религиозный человек. Я не люблю полагаться на уроки и судьбу.

– Но все началось с тебя, – сказала Кассандра, напоминая ему то, что он сказал до этого, – а теперь нужно все тщательно обдумать.

Бэзил смотрел, как свет отливает в волосах Кассандры красным и золотым, и пытался найти ответы. Урок состоял в том, что мир для Аннализы был потерян, что она хотела служить лишь Богу, поэтому Бэзил не мог защищать Божью собственность.

– Не знаю, что и ответить. Может, ты была послана мне, чтобы сказать, что я могу сочинять гораздо лучше, чем сочинял? Вот мой урок. Но что можно сказать о тебе?

Ее лицо просияло.

– Я научилась быть свободной, Бэзил. Я узнала, что, помимо моих родственников, на свете существуют хорошие, добрые и честные мужчины. Я научилась тому, что красота существует и в мгновениях.

Бэзил вздохнул.

– Я узнала, что занятие любовью может быть прекрасным.

– Хотел бы я, чтобы это было так, Кассандра.

– Боюсь, что мы проведем наши жизни, переписываясь и вспоминая эти мгновения, пережитые вместе.

Он сложил руки перед собой, чтобы не поддаться искушению и не дотронуться до нее.

– У нас будут дети от других людей, мы научимся быть счастливыми, но часть нашей жизни всегда будет существовать отдельно. При мысли об этом я прихожу в уныние.

– А может быть, это часть твоего урока – принимать данные мгновения.

– Я усвоил этот урок.

Внезапно посерьезнев, Кассандра шагнула вперед.

– В основном я не очень высокого мнения о мужчинах, мне не нужен муж, – над бровью у нее появилась легкая складка, – но мне бы тоже хотелось иметь детей. Пообещай написать мне о своих.

– Значит, это конец? Я вернусь в Италию с Аннализой, заведу с ней детей и буду писать тебе летними ночами?

– Думаю, мы оба знаем, что другого ответа не существует.

В тот час, когда день начал клониться к вечеру, Кассандра стояла с ним возле его лошади. Помня о том, что чересчур любопытные сестры могут наблюдать за ними из окон, Кассандра все время держала руки сцепленными за спиной. При расставании губы Бэзила исказились от страдания. Ей хотелось лишь одного – зайти в дом, лечь с ним в постель и лежать там всю ночь, занимаясь любовью, поглощая пищу и болтая.

– Тебе пора, – сказала она, отступая назад. – В темноте дорога небезопасна.

– Кассандра, я не знаю, смогу ли…

– Ничего не говори, мы оба знаем, что должны это сделать.

Он нахмурился:

– Что у меня останется ценного, если я потеряю тебя? Ничего!

– Я не буду значить для тебя ничего, если ты утратишь честь, – терпеливо объяснила она. – Мы уже достаточно долго обсуждали это, любимый.

Бэзил кивнул, но Кассандра с тревогой заметила, что не убедила его.

– Навести меня в Лондоне до отъезда, – пригласила она. – Приводи с собой Аннализу, у нас будет прощальный обед.

Бэзил вздохнул и печально поднял брови:

– Как можем мы оба заботиться о женщине, которая разделяет нас?

Кассандра улыбнулась, согласная с его иронией.

– Поезжай, она будет волноваться, если ты задержишься.

Наконец Бэзил сел на лошадь, махнул рукой и поскакал по дороге. Кассандра смотрела ему вслед, вздыхая и чувствуя тоску и одновременно радость от тех часов, которые они провели вместе. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, потом повернулась к дому. На пороге стояла фигура, позолоченная солнцем. Это была ее сестра Феба, она опиралась на трость, ее светло-коричневые волосы были щедро расписаны золотом солнца.

Кассандра не захотела отвлекаться от своих чувств, и, будь это какая-нибудь другая из сестер, она прошла бы мимо нее в дом, не говоря ни слова. Но Феба всегда была не такой, как все. Она больше остальных походила на отца, и не только внешне. Она понимала людей так же глубоко и была такой же доброй, как и он. Пройти мимо нее было невозможно.

Кассандре было больно видеть морщины вокруг рта Фебы, когда та стояла, опираясь на палку и прижимая руку к пояснице. Она упала с лошади и довольно опасно сломала ногу, которая все еще болела, хотя врачи и говорили, что все со временем пройдет. Гораздо серьезнее было то, что у нее болела спина; Кассандра подозревала, что эти боли были постоянными. Она не могла ни стоять, ни сидеть подолгу, но говорила, что ей помогают прогулки, а поэтому бродила по окрестным полям, опираясь на палку, в окружении собак, когда боль особенно одолевала ее.

– Ты собираешься на прогулку? – поинтересовалась Кассандра.

– Да, мне не хотелось мешать тебе расставаться с твоим поэтом.

Она улыбнулась, и Кассандра увидела, как отец подмигнул ей.

– Какой переполох! Я чуть не упала в обморок. Офелия все еще ищет нюхательную соль.

Кассандра хихикнула, благодаря тем самым за тонкую иронию.

– Офелия падает в обморок от чего угодно, а вот ты ни разу не падала в обморок за всю твою жизнь. – Она махнула рукой в сторону поля: – Тебе составить компанию?

– Если хочешь.

Феба спустилась по лестнице, опираясь на локоть Кассандры, и отпустила ее, когда уже стояла на земле.

– Когда вы с Адрианой уезжаете?

– Ну да, конечно, ты же ничего не слышала. – Она радостно улыбнулась. – Сегодня после обеда мы получили письмо от Леандера. Он возвращается домой, поэтому я не поеду в Ирландию.

Леандер и Феба очень дружили в детстве и часто писали друг другу длинные письма.

– Феба, но это же замечательно! Когда он приедет?

– Не знаю.

Спину сестры свела судорога, и, хотя она старалась сохранить свое обычное выражение лица, Кассандра почувствовала, как вдруг напряглось ее тело. Когда судорога прошла, Феба перевела дух.

– Он говорит, что знает, как лечить эту болезнь и что научился этому в Индии.

Они дружно расхохотались – у Леандера вечно появлялись какие-то идеи.

– Это будет похоже на взрыв.

– Да.

Феба посмотрела на Кассандру:

– Так ты хочешь поговорить об этом красавце поэте который явно без ума от тебя?

Кассандра взглянула на дорогу и почувствовала угрызения совести.

– Мне нужно выйти замуж, – произнесла она вслух понимая, насколько это правильно, только тогда, когда эти слова уже слетели с ее губ.

– За твоего поэта?

– За Роберта Уиклоу. Если я этого не сделаю, Бэзил откажется от всего, что ему так дорого, возненавидит себя, потом меня, и мы будем еще несчастнее, чем сейчас.

Феба прикоснулась к ее руке:

– Ясно.

– Ты испытаешь большое потрясение, если узнаешь что именно произошло между нами, – с вызовом произнесла Кассандра.

– Да? – последовало в ответ. – Ты хочешь, чтобы я испытала потрясение?

Кассандра улыбнулась, поняв, что ее поймали на слове.

– Единственный раз в жизни я отвечу «нет» Я хочу, чтобы все было по-честному, чтобы мы могли просто обнимать друг друга и любить всем сердцем. Но это невозможно, поэтому моя честь требует, чтобы я отпустила его.

– Значит, ты решила выйти замуж?

– Да.

– Но честно ли это по отношению к тому человеку, за которого ты собираешься выйти?

Кассандра вспомнила о том, что говорил ей Роберт, и пожала плечами:

– Я скажу ему правду и предоставлю возможность решить, примет ли он мои условия сделки.

Феба помолчала.

– А ты сможешь быть верной женой?

Кассандра взяла ее руку.

– Смогу.

– Тогда это очень… разумное решение, Кассандра. Надеюсь, это сделает тебя счастливой.

Ответом ей была горькая улыбка.

– Мое счастье исчезнет вместе с Бэзилом.

– Никогда не думала, что увижу тебя когда-нибудь влюбленной.

– Я тоже, – последовал тихий ответ.

 

Глава 20

Кассандра вернулась в Лондон всего лишь на полчаса позже Бэзила и немедленно послала к Роберту слугу с запиской. Она приняла ванну, переоделась, и к тому моменту, когда прибыл Роберт, совершенно растерянный и сгорающий от любопытства, к ней вернулось самообладание.

– Что случилось, Кассандра? Я пришел, как только смог. Вы хорошо себя чувствуете?

– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала она. – Не хотите ли портвейна или чаю?

– В это время дня лучше пить портвейн.

Его присутствие не поколебало ее намерения, скорее наоборот.

Он был высоким и красивым на английский манер. Она любила его общество и его противоречивый юмор. Поначалу ей будет немного неловко делить с ним ложе, но он не будет жесток, в этом Кассандра была уверена. Она села напротив него и сложила руки на коленях.

– У меня к вам предложение, – сказала она и рассмеялась: – Мне так неловко, я просто скажу все сразу.

Он кивнул, все еще ничего не понимая.

– Недавно вы говорили, что надеетесь, что я, может быть… – Это оказалось труднее, чем она думала. Это было просто ужасно. – Что у вас ко мне чувства!

Его глаза сверкнули.

– Я открыл вам свое сердце и попросил вас подумать о браке.

Он попробовал портвейн, с осторожностью поглядывая на нее.

– Могу ли я надеяться, что вы размышляли над моим предложением?

– Еще вы сказали, что не требуете от меня объяснения в любви. Вы именно это имели в виду?

– У вас какие-то неприятности?

Она рассмеялась:

– Не того рода, что вы думаете. Мне грозят неприятности, и я стремилась их избежать.

– Понимаю, – Роберт осторожно поставил бокал на стол, – это связано с поэтом?

Кассандра уставилась на него с откровенным изумлением:

– Да, как вы узнали?

– Он смотрит на вас так, будто сейчас сгорит, но вас выдало то, как вы с ним разговаривали. Вы любите его.

– Да, – тихо призналась Кассандра, – и я предчувствую, что все закончится трагедией, если это не остановить. Он благородный человек. Если мы с вами поженимся, он вернется в Италию со своей женой, и все мы будем в безопасности.

– А вы будете привязаны к человеку, которого вы не любите.

Кассандра заволновалась.

– Кажется, с моей стороны было наивным полагать, что вы найдете это привлекательным. – Она покачала головой. – Простите меня.

– Вы неправильно поняли меня, миледи. Я имел в виду то, что сказал, а именно: что не потребую от вас признания. Для брака между нами было бы достаточно уважения друг к другу. Но я довольно консервативен, чтобы требовать настоящей преданности. Вы больше не увидите его.

– Конечно, я не хочу его видеть.

– Я буду настаивать на том, чтобы это был настоящий брак. Ты будешь спать в моей постели.

Кассандра мягко улыбнулась:

– Это будет нетрудно.

Ответ ему понравился, Роберт опустил глаза, как будто для того, чтобы скрыть удовольствие.

– Возможно ли, что у тебя будет ребенок от любовника?

– Нет.

– Хорошо, я принял бы его как своего, но нас могла бы выдать его внешность.

Благослови его Бог!

– Так ты согласен?

На его губах появилась улыбка.

– Кассандра, меня мучили сны о тебе с того мгновения, как я впервые тебя увидел. Ради того, чтобы провести с тобой хотя бы одну ночь, я спрыгнул бы с лондонского моста.

Кассандра заморгала:

– Я не… что… я…

– Я шокировал тебя.

Она рассмеялась, приложив руки к разгоряченным щекам:

– Немного, но это к лучшему. Я не хочу, чтобы сделка была односторонней.

– Думаю, я выиграю в любом случае.

У Кассандры кружилась голова от чувства благодарности, она решила, что у него никогда не должно появиться повода думать по-другому. Она встала и уверенно протянула руку:

– Тогда, сэр, вы будете лежать в моей постели уже сегодня.

Его глаза горели, когда он вставал.

– Честный человек настаивал бы на том, чтобы подождать.

Она улыбнулась очень медленно и подняла одну бровь. Он взял ее руку, поцеловал и отпустил.

– О нет, – с сожалением произнес он. – Я подожду.

Он нежно провел руками по ее лицу. Кассандра удивилась, что они слегка дрожали.

– Сегодня я прошу только поцелуй.

Она с радостью позволила ему поцеловать себя. Это был ни поцелуй Бэзила, ни поцелуй ее мужа. Поцелуй был глубоким и искусным, со временем он бы ей понравился. Этого будет достаточно.

Жизнь – это то, чего человек добивается.

Аннализа верила в знамения. Они руководили всей ее жизнью, а сейчас она усердно молилась о том, чтобы получить ответ, как разрешить возникшую перед ними проблему. В первую очередь провинилась она сама, побоявшись поговорить с отцом.

Мир мало ценил видения, молитвы и знамения, но Аннализа знала, что они существовали и были важным средством общения. Она помнила видение, которое явилось ей, когда она была маленькой девочкой, так же ясно, как будто это произошло сегодня утром. Она стояла на коленях в саду и клала цветы к ногам Девы Марии, когда все озарилось мягким желтым светом. Ослепленная им, Аннализа подняла голову и увидела женщину необыкновенной красоты, сидевшую на камне рядом с ней. Она совсем не походила на привидение – Аннализа помнила, что детали ее одежды были такими же реальными и прочными, как кольца на ее собственных руках. На маленьких загорелых ногах женщины были кожаные сандалии, ее пояс был искусно сплетен из конопли, на одном пальце поблескивало серебряное кольцо. Ее распущенные темные волосы были длиной до бедер, ветер шевелил их кончики так же, как и кончики волос Аннализы. Женщина улыбнулась самой мягкой, самой доброжелательной улыбкой из тех, что видела Аннализа, и спросила ее, знает ли она, кто находится перед ней.

Аннализа знала. Это была Богоматерь, Дева Мария. Все эти имена показались ей слишком ничтожны, чтобы заключать в себе мудрость, силу и радость, исходившие от нее, поэтому она стала просто Богоматерью.

Богоматерь сказала, что на Аннализу возложена особая миссия. На ее пути будут испытания и искушения, ей надо быть очень сильной и благочестивой, но если она останется верна своему призванию, то послужит великой цели. Для начала Аннализа должна была поехать в монастырь Святой Екатерины, находящийся на Корсике. Аннализа плакала от радости – подумать только: стать монахиней!

Когда она натолкнулась на сопротивление родственников, Богоматерь сделала так, что из ее ладоней пошла кровь – прямо перед деревенским священником, который, увидев это, сказал, что она должна поехать в монастырь, чтобы получить там образование.

Богоматерь так много сделала для Аннализы, а чем ответила ей недостойная? Струсила как ребенок, когда увидела, что отец недоволен этим.

Быстро шагая по оживленной улице, Аннализа спрашивала свое сердце, было ли правдой то, что она видела. Многие думали, что она сумасшедшая, но это было не так. Она не придумала это видение, для этого оно было слишком детальным. Нет, даже спустя все эти годы Аннализа верила в реальность случившегося. На ящике у края тротуара стоял какой-то мужчина и выкрикивал что-то, чего Аннализа не понимала, но ее внимание привлекла сила, с которой он это делал, отвлекая ее от собственных размышлений. Она остановилась, раздумывая, что могло так рассердить его.

Женщина с тугим пучком волос на затылке сунула Аннализе лист бумаги. Та отрицательно мотнула головой в знак протеста – она все равно не смогла бы прочесть, что там написано, – но женщина быстро удалилась, было видно, как вздымается над плечами ее шляпка. Аннализа рассеянно взглянула на листок. Там были какие-то английские слова, потом, к ее радости, цифры, написанные таким образом, что она поняла их, – конечно, это были номера стихов в Библии.

Знамение!

Она устремилась домой, крепко сжимая листок бумаги.

Евангелие от Иоанна (15:13).

Бэзил волновался, у него все валилось из рук. Он знал, что должен продумывать возвращение в Италию, но никак не мог решиться на это. Он не мог лишить себя надежды увидеть Кассандру, нет, не только увидеть, дотронуться до нее, поцеловать ее еще раз. Это глупое желание удерживало его в Лондоне. Он надеялся, что она появится в парках, на каком-нибудь рауте, балу или обеде. Он не решился посещать ее салоны, хотя и испытывал мучительный соблазн.

Все эти дни Аннализа казалась ему такой же странной и отдалившейся. Он мог подойти к ней и увидеть, что она нахмурилась и смотрит в окно, как будто встревоженная неприятной мыслью, но, сколько бы он ни спрашивал, она лишь нежно улыбалась и уклонялась от ответов. Еще он заметил, как она мало ест.

Однажды вечером Бэзил принял приглашение в оперу, чтобы доставить ей удовольствие. Аннализа любила музыку и ценила ее красоту, опера исполнялась на итальянском языке, и это тоже должно было ей понравиться. Повинуясь условностям, она надела платье, которое он заказал для нее, позволила служанке уложить волосы и даже украсить свою шею рядом изящных сапфиров, горевших на ее великолепной коже.

– Сегодня ты очень красива, дорогая, – сказал Бэзил, хотя и был обеспокоен тем, что ее лицо и плечи заметно похудели.

Платье уже не так облегало ее грудь, как раньше. Он нахмурился:

– Ты вообще-то ешь, Аннализа?

Она махнула рукой:

– Конечно.

Аннализа провела по платью щеткой.

– Я рада, что тебе нравится. Я хотела, чтобы ты гордился тем, что нас увидят вместе.

Он положил ее маленькую руку на свой локоть.

– Даже если бы ты надела самые старые лохмотья, я все равно гордился бы тобой, Аннализа.

Внезапно что-то изменилось в ее лице. Печаль и рассеянность исчезли, необыкновенно синие глаза засверкали.

– А что, я могу!

Ничего не понимая, он повел ее к ожидавшей их карете.

Казалось, в опере Аннализа воспрянула духом, она наклонилась вперед, поглощенная драмой, разыгрывавшейся на сцене. Бэзил не испытывал этого, он поймал себя на том, что все время ищет голову с волосами цвета пламени, старается услышать знакомый громкий смех.

Наконец он нашел ее – Кассандра уютно устроилась в ложе рядом с человеком, знакомым Бэзилу по салону, – высоким англичанином, обладавшим странным чувством юмора. Тот наклонился к своей спутнице.

– Кто это там, с леди Кассандрой? – спросил Бэзил у их соседа по ложе.

– Это Роберт Уиклоу. Они только что объявили о своей помолвке. Прекрасная пара, не правда ли? Конечно, он всего лишь торговец, но у нее ничего нет, кроме красоты, – ответил тот.

Бэзил услышал лишь слово «помолвка». Он издал тихий стон, но тут же заставил себя успокоиться и кивнул с небрежной улыбкой:

– Замечательно!

Но Аннализа почувствовала его беспокойство и, проследив направление его взгляда, увидела Кассандру и ее жениха. На мгновение лицо Аннализы стало отрешенным, почти прозрачным.

– Об этом следует написать поэму, – сказала она Бэзилу, – посмотри, как она светится в темноте.

Бэзил испуганно взглянул на жену, но она лишь простодушно подняла на него свои огромные синие глаза. Он вспомнил, как Аннализа ему говорила, что ее единственная загадка состоит в том, что она является именно тем, кем кажется.

– Она тебе понравилась? – спросил он.

– Да, Кассандра кажется очень сильной и чуждой условностей, правда? Но в то же самое время она очень мягкая и добрая. Думаю, она не была счастлива, ну если только иногда.

Бэзил кивнул и заставил себя улыбнуться:

– Какая мудрость в таком юном возрасте! Этот мужчина – ее жених, – добавил он неожиданно для себя.

– Что?

– Да, Джеймс только что сказал мне, что они собираются пожениться.

– Нет! – Аннализа встала. – Не думаю.

Он встревоженно взял ее за руку:

– Куда ты?

Она улыбнулась странной мудрой улыбкой и освободилась от его пальцев.

– Всего лишь попудрить нос, сэр, не волнуйтесь.

Она шлепнула его по руке веером, как это делали женщины гораздо старше ее, и покинула ложу, шурша юбками. Бэзил заставил себя смотреть только на сцену, но он все же следил за Кассандрой уголком глаза. Его снедало чувство вины за то, что Аннализа увядала у него на глазах, а он не мог заставить себя вернуться в Италию, вины за то, что он так ужасно вел себя.

А теперь свобода, которую он подарил Кассандре вместе с любовью, будет потеряна из-за его эгоизма. Чтобы быть уверенной, что он не совершит никакого опрометчивого поступка, чтобы потом всю жизнь ненавидеть себя за это, Кассандра хочет променять свою свободу на брак.

Он должен остановить ее.

Аннализа тихонько двигалась при свете факелов, освещавших коридор за ложами. Она истово молилась о руководстве, замедляя шаги у каждого входа в ложу, задернутого занавеской и казавшегося ей тем, который она искала, пока что-то не заставило ее остановиться. Немного отодвинув занавеску с одной стороны, она заглянула внутрь и увидела сияние волос Кассандры.

– Сэр, – прошептала она, – на минутку, пожалуйста.

Англичанин испуганно оглянулся. Кассандра повернулась и, увидев Аннализу, широко раскрыла глаза от удивления. Опасаясь, что Бэзил догадается, для чего она здесь, Аннализа нахмурилась и махнула Кассандре, чтобы та отвернулась. Мужчина смущенно встал и вышел в коридор.

Только сейчас Аннализа поняла, что ей не хватает английских слов, чтобы рассказать ему то, что он обязательно должен услышать, – ему не следует жениться на этой женщине. Она умоляюще смотрела на него, а он вежливо оглядывался и терпеливо ждал.

– Леди Кассандра, – наконец произнесла она, – Бэзил ди Монтеверчи, граф.

Она крепко переплели пальцы рук, подняла их к губам и поцеловала. Потом прижала сложенные руки к сердцу.

В его глазах отразилось понимание. Роберт тихонько дотронулся до ее рук, улыбнулся и кивнул.

– Спасибо, – сказал он и повернулся, чтобы идти.

– Нет! – свирепо прошептала Аннализа.

Ему только показалось, что он понял ее. Она потянула его за рукав.

– Вы, – сказала она и вытянула руку с растопыренными пальцами, потом подняла другую руку. – Леди Кассандра. – Она яростно покачала головой, держа руки на большом расстоянии друг от друга: – Нет.

Он поджал губы, и она увидела, что ему кажется, что она сошла с ума.

– Да, – сказал он и нырнул обратно в ложу до того, как Аннализа успела удержать его.

Расстроенная, но не смирившаяся, она медленно вернулась на свое место рядом с Бэзилом и мрачно посмотрела на мужчину, находившегося в ложе на другой стороне зала. Тот ничего не заметил.

С каждым мгновением Бэзил волновался все сильнее и сильнее. Наконец он наклонился к Аннализе:

– Ты не возражаешь, если мы вернемся домой, дорогая? Мне не хотелось бы здесь оставаться.

– Конечно, не возражаю. Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она уже в карете.

– Мне вдруг наскучило это место, – ответил он с легкой усмешкой. – Как ты думаешь, не будет ли это слишком поспешным, если мы уедем в Италию завтра утром?

Он ожидал, что она просияет от счастья, услышав об этом, но она лишь пристально смотрела на него.

– Я надеялась попрощаться перед отъездом с леди Кассандрой.

– А!

Что он может сказать на это?

– Тогда ты, наверное, можешь послать ей утром записку. До этого мы вполне можем подождать. Таким образом, мы оба получим возможность поздравить ее с помолвкой.

– Да.

Это было сказано несколько странным голосом. Бэзил придвинулся к ней:

– Я слышу недовольство?

Аннализа нахмурилась и опустила глаза.

– Просто я вспомнила кое-что, что она мне как-то сказала. Она не сможет найти мужа по душе. Грех!

– Я не знал этого.

– Наверное, она изменила свое мнение, – спокойно сказала она.

– Я уверен, что так оно и есть.

В голове Аннализы роились планы дальнейших действий: может быть, ей стоит поговорить с самой Кассандрой, убедить ее, что эта помолвка была ошибкой. В этом было нечто несправедливое, несущее гибель им всем.

Но оказалось, что Аннализа не единственная, кто ломал себе над этим голову, потому что Бэзил оставался в доме до тех пор, пока ему не показалось, что жена пошла спать, а затем снова устремился в темноту улиц. Повинуясь чему-то свыше, Аннализа прокралась за ним, прячась за домами, радуясь, что на ней мягкая вечерняя обувь, не издававшая никаких звуков.

Она молилась много дней, чтобы получить это знамение. Ее охватил страх, что она может ошибаться. Когда Аннализа нашла стих, указанный на том листе бумаги, который дала ей неизвестная женщина, то прочла следующее: «Больше всего любит тот, кто готов пожертвовать жизнью ради друзей».

Аннализа очень испугалась. Если бы можно было просто удалиться, чтобы все вернулось на свои места, она бы с радостью так и поступила. Но самоубийство – смертный грех, а единственное наказание, которого Аннализа не вынесла бы, – оставаться в загробном мире навечно, отринутой Богом и Богоматерью.

Поэтому она провела много часов в молитвах и ожидании нового предзнаменования. Если жертва истинная, честная и справедливая, Богородица вступится за нее перед Богом и все будет в порядке.

Аннализа очень боялась принимать такое ответственное решение.

Она с большим сожалением думала о том, что ей не хватило смелости постоять за себя перед отцом; при мысли об этом она нахмурилась. Теперь он казался ей незначительным препятствием.

Как же она повзрослела за эти несколько месяцев!

Подойдя к дому Кассандры, Бэзил прислонился к стене под деревом, росшим в саду, и стал что-то рассматривать. В доме было темно, и Аннализа, находившаяся в тени, не видела ничего, что могло бы привлечь его внимание.

Он как будто решил подождать, поэтому Аннализа устроилась поудобнее, достала из кармана четки и пропустила их сквозь пальцы.

– Укажи мне дорогу, – прошептала она, – подай мне какой-нибудь знак.

Кассандра вернулась из оперы с тяжелым сердцем.

Роберт не рассказал ей, о чем они говорили с Аннализой, и это беспокоило ее.

Все это было сродни сумасшествию. Казалось, с того момента, когда ее жизнь была надежной и обыденной, прошло сто лет. Выйдя из кареты, она откинула капюшон и направилась к лестнице, ведущей в дом. Неожиданно она услышала голос, исходивший из тени. Однажды так уже было.

– Кассандра.

Сделав глубокий вдох, она взяла себя в руки. Слуга сделал шаг вперед, готовый прийти ей на помощь, если это потребуется, но при свете факела она разглядела Бэзила и махнула слуге:

– Все в порядке.

Кассандра подождала, пока отъехала карета и пока не остались лишь она и Бэзил, и луна светила для них, подчеркивая спокойную печаль его лица. Будто повинуясь каким-то силам свыше, они двинулись навстречу и остановились в шаге друг от друга. В его глазах была мука.

– Прости меня за то, что толкаю тебя на такие опрометчивые поступки, – сбивчиво начал он.

– Бэзил, я хочу, чтобы ты был счастлив. Я знаю, это кажется безумием, но такую возможность предоставляет мой брак. Ты должен мне поверить.

– Ты не должна приносить себя в жертву. Я уеду завтра утром, ты будешь свободна.

– Уедешь?

Он угрюмо кивнул:

– Мы возвращаемся в Италию, Кассандра. Я никогда не вернусь в Англию. Тебе больше не нужно будет бояться того, что наш обман раскроется.

У нее сдавило горло.

– Я уже дала ему слово.

Он сделал полшага вперед.

– Если ты выйдешь замуж, то все, что ты приобрела, будет потеряно. – Он взял ее руку и приложил к своему лицу. – Ты хочешь, чтобы я был счастлив, а я хочу того же самого для тебя.

Церковный колокол начал отбивать время. Кассандра слышала этот отдаленный звук. Зазвонил другой колокол.

Он звонил на пол-удара медленнее, поэтому всегда казалось, что так отбивается некое дополнительное время.

– Значит, это настоящая любовь. Ты должен уехать и забрать с собой жену. Я должна выйти за Роберта и начать новую жизнь. Это не катастрофа, любимый, это выбор жизненного пути.

Бэзил огорченно вздохнул и закрыл глаза.

– Да, я всего лишь схожу с ума от ревности.

Кассандра порывисто дотронулась до его волос.

– Я знаю, – прошептала она, – я знаю.

Он быстро обнял ее, и Кассандра почувствовала, что у нее нет сил вырваться из его объятий. Она обвила руками его шею, чувствуя, как его сильные руки гладят ее спину. Глаза Кассандры наполнились слезами.

– Я так люблю тебя, Бэзил.

Он обнял ее еще крепче, прижимая к себе и тихонько дыша ей в затылок.

– Я никого так не любил, кроме тебя, – произнес он, поднимая голову, его глаза сияли на прекрасном лице.

Они долго смотрели друг на друга. Кассандра почувствовала, как ее окружает яркий свет и неразрывно связывает их навсегда. Она знала, что он поцелует ее, задолго до того, как он наклонился, и ее тело переполнилось от желания почувствовать его губы и язык. У нее закружилась голова при взгляде на его жадные губы, и она откликнулась на их призыв. Как только их губы дотронулись друг до друга, их объял золотистый свет, окутавший ее сердце, ум и душу. В ответ Кассандра поцеловала его с благоговейной нежностью, потом вздрогнула и опустила голову.

Он прижался лбом к ее лбу и крепко обнял руками ее лицо.

– Кассандра, я люблю тебя больше всего на свете. Я никогда не перестану любить тебя.

Колокола прозвонили тринадцатый раз, это прозвучало как несчастливое предзнаменование – и Кассандра позволила себе дотронуться до его лица в последний раз и разомкнула объятия.

– Ты должен написать тысячу стихотворений.

– И все их я посвящу тебе.

– Напиши мне о своих детях.

– Обязательно.

Бэзил вздохнул, опустил руки и отступил назад. Теперь они стояли друг против друга.

– Будь счастлива, – наконец сказал он.

– Ты тоже, – прошептала она.

Кассандра повернулась и заторопилась прочь, чтобы не поддаться соблазну и не позвать его обратно, не умолять его остаться с ней в последний раз. Все началось честно, честно должно и закончиться.

Аннализа наблюдала за тем, как они прощались, из своего укрытия. Каждая линия их тел была наполнена горем, они оставались вместе, потом кинулись друг к другу с такой страстью, что у Аннализы выступили слезы.

Когда она наблюдала за ними, ей казалось, что она видела вокруг них золотую ауру красоты, и это напомнило ей Богородицу.

Они целовались нежно и без похоти; Аннализа почувствовала страстное желание подобного единения. Такое единение она познает только с Богом.

На нее легко снизошло озарение. Только Аннализа могла все исправить: спасти Кассандру от брака, который разрушит ее душу, спасти Бэзила от смирения, которое все яснее и яснее читалось в его глазах, спасти себя от дальнейших ошибок.

– «Больше всего любит тот…», – прошептала она и поторопилась домой, не переставая горячо молиться.

Она молча возносила молитвы, прося Богоматерь о посредничестве перед Богом. Внезапно все разъяснилось. Самоубийство – смертный грех, но только в том случае, если оно не совершено ради кого-то. Богоматерь обязательно вступится за Аннализу перед Богом или будет посредницей на земле, если Аннализа отклонится от цели.

А потом – о радость успокоения! – она попадет в рай, освободится от земных пут и будет направлять этих двоих, которых так полюбила.

Аннализа торопливо шла по темным улицам, ее сердце было совершенно спокойно.

* * *

Бэзил вернулся к себе, почти ослепнув от горя. Его печаль переросла в странную радость, и он удивился, как можно чувствовать такое облегчение от того, что причиняло столько боли.

Но он вспомнил, что Кассандра всегда была права, и улыбнулся. Они оба ценили честь выше, чем потакание своим прихотям. Нигде не было написано, что он не может любить ее, и он будет любить. Всегда!

Бэзил устало поднялся по лестнице к своей комнате. Наверху лестницы он остановился, ощутив сильную дрожь. Бэзил почувствовал какой-то непонятный запах. Нахмурившись, он подошел к спальне Аннализы и тихонько постучал в закрытую дверь.

Дверь распахнулась, на пороге стояла Аннализа, бледная и одновременно сияющая. На ней была лишь сорочка, ее роскошные волосы спадали ей на спину и свешивались ниже бедер. О Боже! Ее левая рука была перевязана, но сквозь повязку уже просочилась кровь.

– Бэзил! – воскликнула она, закрывая правой рукой левую. – Я так рада тебя видеть, мне так много нужно тебе сказать.

– Что стряслось?

Он схватил ее и положил руку поверх ее руки.

– Я подумала, – сказала она с легким придыханием, – что мое предназначение состоит в том, чтобы покончить с собой.

Его объял ужас, он схватил и поднял ее руку над головой. Она потеряла сознание. На его сюртук упала капля крови. Бэзил позвал слугу. Из алькова выбежала девушка-служанка, завизжала, увидев кровь, и замерла на месте.

– Приведите помощь, быстрее! – Бэзил обернулся: – Аннализа!

Ее голова склонилась. Он с ужасом коснулся ее рук и торопливо потащил ее вниз по лестнице, держа пораненную руку высоко над головой. Аннализа была очень легкой, а на его ногах точно выросли крылья, когда он выбежал в сад и погрузил ее в ледяную воду фонтана.

Аннализа пришла в сознание, она растерянно смотрела на него и мигала.

– Ты ей сказал?

– Кому? – спросил он, нежно дотрагиваясь до ее лица. – Сказал что?

– Кассандре, – четко проговорила она. – У меня действительно было видение. Богоматерь призывала меня стать монахиней, но я была слишком слаба, чтобы противостоять отцу.

Она закрыла глаза, но ее дыхание было достаточно ровным.

– «Больше всего любит тот…»

– О Боже! – воскликнул Бэзил и уткнулся лицом в ее шею. – О Боже, прости нам всем!

Но теперь Аннализа встала сама.

– Нет, Бэзил, ты не слушаешь. – Она отодвинулась от него и сорвала повязку. – Я всего лишь ослабела от поста, который соблюдала, чтобы понять правду.

Она показала ему руку, ранка еще кровоточила, но не настолько сильно, как казалось.

– Видишь? Я приложила к руке бритву, тут мне явилась Богородица и сказала, что все не так ужасно, как кажется.

Опять видения! Бэзил нахмурился:

– Что ты такое говоришь, Аннализа?

Она встала из воды и приложила руку к его лицу.

– Мы должны поехать во Францию и аннулировать брак. Я знаю человека, который сделает это быстро. Потом я найду убежище в монастыре, а ты вернешься сюда и будешь бороться за ее любовь.

Она выбралась из фонтана, волосы прилипли к ее спине и бедрам.

– Идем, мне нужно поесть, чтобы восстановить силы.

– Ты знаешь такого человека? – спросил Бэзил. – Откуда?

Она посмотрела на него через плечо и ответила медленно, словно разговаривала со слабоумным ребенком:

– От Богородицы, Девы Марии, я же тебе сказала. – Увидев, как он изменился в лице, она рассмеялась: – А, я забыла! Ты не веришь в видения. Но это не важно, достаточно того, что я верю. – Она помолчала и продолжила уже серьезным тоном: – Друг мой, нам нужно действовать быстро, и ты должен сделать нечто особенное, чтобы защитить меня от моего отца. Ты мне доверяешь?

Он нахмурился:

– Думаю, да.

– Это будет непросто, но нам нужно выехать уже сегодня.

– Но…

– Доверься мне, Бэзил, доверься Богородице. Она еще никогда нас не подводила. Это твой удел.

 

Глава 21

Роберт Уиклоу приехал к Кассандре рано утром. Та еще не вставала, но когда Джоан передала ей, что он настаивает на разговоре с ней, то приказала проводить его в гостиную и быстро оделась.

Кассандра приказала принести шоколад и поторопилась к нему, встревоженная этим ранним визитом. Увидев его серое осунувшееся лицо, свидетельствовавшее о том, что он не спал всю ночь, она разволновалась еще больше.

– Господи! Кто-то умер?

Он повернулся к ней с печальным видом.

– Присядь, Кассандра. Твои братья будут здесь с минуты на минуту, но я хочу извиниться за свою неприглядную роль в случившемся.

– В чем? – Страх обуял ее, она обхватила себя руками. – О чем ты говоришь?

– Я не могу жениться на тебе, именно это она пыталась втолковать мне вчера вечером, и, если бы мне не показалось, что затронута моя честь, я бы послушался ее.

– Кто говорил? Ты имеешь в виду Аннализу?

В этот момент поднялась суматоха, и, увидев лица обоих братьев в этот ранний час, Кассандра поняла, что случилось нечто ужасное. В окно пробивался солнечный свет, подчеркивая мрачные выражения их лиц, так похожие на выражение лица Роберта.

Она подбоченилась.

– Что? – воскликнула она, думая, что с Фебой или Адрианой что-то случилось. – Карета перевернулась, напали бандиты или…

– Присядь, – мягко сказал Гэбриел. – Я налью тебе шоколаду.

– Нет! – Она осталась стоять. – Говори! Что случилось?

Джулиан взял ее за руку и подвел к дивану.

– С твоими сестрами все в порядке, – сказал он.

Ее глаза перебегали с одного лица на другое. О Боже, нет!

– Бэзил? – прошептала она, готовая вырвать у него ответ.

– Нет, – Джулиан тяжело вздохнул, – его жена. Вчера вечером она пыталась покончить с собой.

– Аннализа?

Кассандра почувствовала в груди холодный ком. У нее задрожали руки.

– Но она… это смертный грех.

– Да, но она очень молода и решила…

Джулиан замолчал и оглянулся на Гэбриела в поисках поддержки. Гэбриел налил шоколаду и сунул чашку Кассандре.

– Она решила, что совершит доброе дело. Она решила, что была не права, когда не пошла против воли отца и не стала монахиней.

Он взглянул через плечо.

– Я не послушался ее, – произнес Роберт.

Кассандра согнулась в три погибели.

– Замолчите! – закричала она, закрыв лицо руками. Кассандра вскочила, чувство вины грозило поглотить ее целиком, ее и Бэзила. Она откинула с лица растрепавшиеся волосы, расхаживая при этом взад-вперед, чтобы успокоиться.

– Она жива?

– Да, Бэзил появился вовремя и спас ее.

Перед ее глазами возникали беспорядочные видения, она окунулась в них, продолжая расхаживать.

Это не помогло. У нее в уме то и дело рисовалась картина: милое, прекрасное, невинное лицо, почти смертельной белизны. В этом виновата она. И Бэзил. Потому что они… Она остановилась и застонала, прижимая руки к глазам.

– О Боже! – воскликнула Кассандра. – Что мы наделали?!

Она опустилась на пол, снедаемая чувствами печали и вины, ее глаза оставались сухими. Кассандра не знала, что сказать, и лишь подняла на братьев глаза, полные страдания.

– Что мы наделали?! – прошептала она.

Гэбриел подошел к ней и обнял за плечи. Его объятия были нежными, мягкими и успокаивающими. Он гладил ее по волосам.

– Она сказала ему, что хочет быть монахиней. Сказала, что если бы не ее слабость, каждый получил бы то, что хотел. Вы вините во всем себя, но никто не виноват.

– Он достоин любви, Кассандра. Я всегда знал, что если ты влюбишься, то это будет большая страсть. Ты не должна раскаиваться в этом. Он любит тебя. Она любит тебя. Ты любишь их обоих.

Услышав это, Кассандра съежилась. Первый раз в жизни кто-то стал свидетелем ее боли, горя, печали и вины, смешанных с облегчением – все-таки Аннализа не умерла – и огромной необычайной любовью. Когда она успокоилась и почувствовала усталость, брат подвел ее к дивану, смочил платок холодной водой и положил ей на глаза.

– Видишь ли, – произнес он, держа ее за руку, – вы оба поступили честно, и это спасло ей жизнь. Если бы он не появился вовремя, она истекла бы кровью.

– Не могу поверить в то, что она пыталась покончить с собой. Она такая набожная!

Гэбриел печально улыбнулся:

– Она молода, а молодые девушки хотят стать мученицами во имя чего-нибудь.

Кассандра расплакалась и крепко сжала его руку.

– Что было бы, если бы ей это удалось?!

– Но не удалось же!

Кассандра старалась вспомнить свои прежние ощущения, которые она испытывала до того, как ее жизнь так сильно изменилась.

– Я никогда не думала, что любовь может быть такой мучительной.

– Я знаю, ему так же трудно, как и тебе.

– А ты, Гэбриел? Я думала, что трудно будет именно тебе.

– Я люблю всех – высоких и низких, блондинок и брюнеток, белых и черных, богатых и бедных. Вот мое место в жизни.

Кассандра слабо улыбнулась.

– Где она сейчас? Я имею в виду Аннализу.

– Он увозит ее домой, в Италию.

– Хорошо, – выдохнула Кассандра. Это показалось ей недостаточным, и она повторила, все еще ощущая последствия сильного волнения: – Хорошо.

Несколько часов спустя, когда она окончательно успокоилась, Джоан вошла в ее комнату на цыпочках.

– Миледи? – спросила она и повторила уже настойчивее: – Миледи, вам письмо, его принес его слуга.

Кассандра села и взяла письмо, ее руки немного дрожали, когда она взламывала печать. Письмо было написано не Бэзилом. Оно было написано по-итальянски решительным и четким почерком, таким же красивым и удивительным, как и та молодая женщина, которая прислала его.

Дорогая Кассандра!

Не слушайте, если Вам будут говорить, будто я пыталась покончить с собой. Все совсем не так, как кажется, но люди должны поверить ради нас всех, что это было именно так. Мой отец должен поверить, что это чистая правда.

Вы не должны выходить замуж. Подождите Бэзила, он любит Вас больше, чем солнце, так же сильно, как Вы любите его и как я люблю Бога.

Аннализа.

Гэбриел поднялся, услышав, как резко она вдохнула. Его раскосые глаза сверкали как у кота.

– С тобой все хорошо?

Кассандра аккуратно сложила письмо и спрятала его за корсаж, поближе к сердцу.

– Да, – ответила она, – мне очень хорошо.