Трудовые будни

 

Беспокойство, что мой журналистский дебют не заметят, оказалось напрасным. «Есть в стране свободная пресса! Конец беспределу!» – восклицали борцы за народную омутищинскую пивную, размахивая свежей «ОблаЗОПой». Таким развитием событий Убид Вмдила остался доволен, с самой статьей, правда, так и не ознакомившись. «Что ж, пишешь ты вроде целесообразно, но…» Напомню, что с великим и могучим главред не дружил. Неадекватные представления о значении некоторых слов не позволяли ему употреблять их в правильном контексте. «...Все это были пустяки, теперь получишь заданьице посерьезнее», – Убид вальяжно разгуливал по своей комнате в общежитии, служившей редакцией нашей газеты. «Если дело выгорит, переедем в нормальный офис. Это я обещаю. Подальше от этих черномазых», – он кивнул на постер «The Teechers».

В это время из соседней комнаты стали раздаваться звуки, ясно свидетельствовавшие, что с личной жизнью у ее обитателей все в порядке. Мы старались не обращать внимания на посторонние шумы, но в один прекрасный момент их громкость возросла до такой степени, что пришлось перейти на повышенные тона, чтобы услышать друг друга. Рассерженный главред достал с антресоли револьвер марки «Вальтер спаниэль» и решительно направился в соседнюю комнату. О том, что там происходило, могу судить только по доносившимся звукам. Предлагаю вам самим срежиссировать этот эпизод. Вот полная стенограмма:

1. Звук вышибленной (скорее всего, ногой) двери.

2. Два выстрела из револьвера с разницей в секунду.

3. Гробовое молчание – пять секунд.

4. Пронзительный женский крик – три секунды.

5. Выстрел из револьвера.

6. Гробовое молчание – пять секунд.

7. Мужской голос, тон угрожающий – семь секунд.

8. Другой мужской голос, тон понимающий – три секунды.

Таким образом, где-то через минуту довольный, но немного уставший Вмдила с дымящимся стволом в руках вернулся в редакцию. 

– Предупреждал же, еще раз собьют мой тонкий творческий настрой – буду стрелять. Главного редактора тревожить нельзя, это истина прописанная!

– Прописная, – поправил я Убида и тут же понял, что совершил непростительную ошибку.

Но шеф проявил снисходительность, позволив осознать всю глупость сказанного, и продолжил:

– Ничего, Бог даст – заживем как следует. – Привлечем средства, пока нас самих не привлекли.

Вмдила убрал револьвер на антресоль и, мужественно подняв голову, посмотрел мне прямо в глаза. Похожий взгляд я видел у одного из кандидатов в президенты США во время последней предвыборной кампании.

– Я верю в светлое будущее «ОблаЗОПы», но приближать его уже сегодня – наша святая задача. Кучу дерьма под названием «создание правильного имиджа» никто кроме нас не разгребет. Пришло время тебе серьезно потрудиться – дуй на следующее задание!

Денег за эту и несколько следующих статей мне не полагалось: сначала я выполнял тестовые задания, потом стажировался и, наконец, был принят на испытательный срок. Если бы мне об этом сказали сразу, я, наверное, возмутился бы и начал негодовать, но босс промолчал, а моя голова была занята другим – первый раз в жизни я мог получить работу. Настоящую. Более того, локальный успех первого опуса меня окрылил и настроил на будущие победы и достижения. А главное, дал козырь в необъявленной войне с отцом, который все еще продолжал вынашивать на мой счет «заводские» планы. Второе задание, несмотря на всю его ответственность, сложным мне не показалось. Требовалось взять развернутое интервью у вновь принятого члена партии «Аскеты России», то есть просто закрепить достигнутое – успокаивал я себя. Познакомить читателей предстояло с экс-капитаном олимпийской сборной, ныне телеведущим и банкиром, Симеоном Дрочевым. Провести встречу предполагалось в его загородном особняке.

Путь выдался нелегкий. На выходе из дома дорогу мне перебежала черная кошка, а нужная электричка ушла прямо из-под носа. Рассчитывать я мог только на общественный транспорт, который до места назначения, понятное дело, не ходил. Изучение карты, намалеванной Убидом после перестрелки, ничего не дало. Только, что особняк находится в пятнадцати минутах ходьбы от овощного рынка «Джетаме».

Покинув электропоезд на станции Деревянки, я обнаружил необычный автобус. На крыше красовался настоящий вертолетный пропеллер, а на одном из стекол, полностью закрашенном белой краской, красным колером было написано что-то непонятное. Я направился к этому «вертобусу», как вдруг на моем пути возник доброго вида мужичок в кепке с надписью «Москва 80», потертой кожаной куртке и джинсах, которые смело можно было назвать настоящей «варенкой». В руках он нес с десяток куриных яиц. Налетев на меня, незнакомец с грохотом выронил ношу.

– Ну все, – он сокрушенно оглядывал желтки и скорлупу, – детишкам вечером есть нечего будет.

– Прошу прощения, я случайно…

– Из Москвы небось?

– Да.

– Зажрались вы там, вот что я тебе скажу!

Я потупил взгляд, начиная сомневаться: может быть, в произошедшем есть и моя вина?

– Хех, а здесь ты какими судьбами?

– Проездом. Ищу рынок Джетаме.

– Джетаме? Знаю, где это! – Мужчина смягчился. – Я сейчас свободен, прыгай вон в ту «Волгу»!

Он указал на автомобиль, взглянуть на который без слез было невозможно. Похоже, последние лет двадцать его эксплуатировали нещадно: пороги проржавели, краска во многих местах потрескалась, багажник самостоятельно не закрывался – его держала бечевка, растянувшаяся аж до глушителя. Но альтернативы не было, места незнакомые.

– А сколько стоит проезд?

– Ох, ну, как сказать, – мужчина засмущался, – я вообще-то тут первый день работаю, тарифов не знаю. Вась! – он повернулся в сторону небольшой привокзальной площади, – почем там Джетаме?

Из небольшой деревянной будки в метрах тридцати от нас вылез коротко стриженный амбал, который бегло взглянул на меня и выпалил:

– Пятьсот!

– Ну вот, пятьсот. Меня, кстати, Митя зовут, – виновато представился мужчина в кепке, давая понять, что он и за бесплатно везти готов, но правила игры, увы, устанавливают другие.

В кармане у меня лежала тысяча рублей; шестьсот я должен был положить родителям на мобильные, но отказать Мите уже не мог. Ведь если теперь я не воспользуюсь его услугами, детишкам бедолаги будет нечего есть.

– Ну хорошо, поехали!

– Отлично, мигом доскочим!

И Митя не обманул, через пять-семь минут плутаний по неровным подмосковным дорогам мы остановились перед главным входом на базар. «Добро пожаловать нарынок!» – гордо алел зазывающий плакат. Слитное написание двух последних слов, как я понял, было не грамматической ошибкой, а привлекающей внимание фишкой.

– Это и есть Джетаме! Пятьсот рубликов с вас!

Я немного расстроился, что за столь короткую поездку приходится отдавать такую приличную сумму, но утешал себя мыслью, что без помощи специалистов, представляющих топологию местности, добраться до рынка ни за что бы не смог. Выйдя из машины, я заметил проезжающий автобус – тот самый с пропеллером на крыше! Теперь надпись на его окне была видна отчетливо: «Деревянки – Джетаме, тариф 30 рублей. Отправление каждые 20 минут». 

Роскошную виллу Дрочева и подмосковный лес разделял огромный забор, вдоль которого мирно бродили охранники, не очень-то жаловавшие представителей пишущей братии, да и всех остальных. Я честно пытался объяснить «церберам» (так называлось охранное предприятие), что с хозяином есть договоренность, но моя аргументация воспринята не была. Поэтому пришлось воспользоваться советом самого долговязого из них и «убираться, пока зубы целы». К счастью, Симеона на месте не было – он вылетел в Монако на чемпионат мира по техасскому холдем-покеру. Увлечение прославленного бобслеиста этой карточной игрой хорошо известно российским любителям спорта. Единственным выходом из сложившейся ситуации было проведение телефонного интервью. Подвести редакцию я не мог, прокол на втором испытании мог весьма негативно отразиться на моей с таким трудом культивируемой репутации компетентного корреспондента. На занятые у Олега деньги я купил карточек для звонков за рубеж и сел на телефон.

Трудности поджидали на каждом шагу. Мне удалось дозвониться до Симеона, но выяснилось, что он очень занят – играет в телевизионную приставку. Талантливый человек, как известно, талантлив во всем, и в новом футбольном симуляторе бывший спортсмен героически побеждал все ведущие команды планеты, выступая, естественно, за отечественную дружину. Во время непродолжительных перерывов между таймами Симеон все же находил возможность общаться со мной, демонстрируя настоящее демократическое уважение к прессе. Плохая связь не помешала разобрать, что мне следует обратиться к пресс-секретарю Дрочева, у которого уже есть полный текст интервью. Его-то и следует разместить в «ОблаЗОПе». Сказано – сделано, в тот же день я вышел на уполномоченного по связям с общественностью от спортивно-политического движения «Дрочевцы». Молодой человек быстро переслал мне все необходимое по электронной почте.

Интервью было исключительно патриотическим, буквально пропитанным любовью к родине. Симеон резко осуждал променявших пляжи Анапы на Мальорку, а курорты Минеральных Вод на Венецию. Четко обозначил проблему компьютерного запудривания мозгов и привел ужасающую статистику, согласно которой молодые люди в нашей стране предпочитают видеоигры, нежели занятия спортом на свежем воздухе. Аскет клятвенно обещал принять все возможные меры, чтобы исправить ситуацию. И так далее и тому подобное. Полный текст интервью напечатали в ближайшем выпуске «ОблаЗОПы». Пока немногочисленные читатели посчитали его лучшим материалом номера, выразив свое мнение посредством смс-сообщений. Справедливости ради отмечу, что помимо интервью с Дрочевым тот номер был богат лишь прогнозом погоды, народными приметами и похабными анекдотами сочинения Убида Вмдила.

Этого небольшого успеха оказалось недостаточно, чтобы родители окончательно отказались от идеи протолкнуть меня на шарикоподшипниковый завод. На бесконечных семейных советах под председательством папы резко осуждались и мое новое место работы, и моя профессия. Мама часами могла причитать: «Для чего мы воспитывали сына? Чтобы он отбивался от церберов? Молил об интервью бывших спортсменов? Это же попрошайничество! Лучше уж канализации чистить! Полезней для общества и деятельность работника налицо! Можно понять, чего на самом деле человек стоит!» Полагаю, родители видели меня неким Гераклом двадцать первого века. Вычищая заводские «конюшни», я должен был примерить на себя роль настоящего патриота. Отец вторил матери: «Если уж с этой работой справишься – в дальнейшем все нипочем будет! Еще Суворов говорил: тяжело в учении – легко в бою! Вот это, сын, про тебя!»

Одним словом, переубедить родителей не удалось, и на следующий день я вновь, как на Голгофу, отправился к Андрею Афанасьевичу. Смирившись с Геракловой участью, о будущем старался не думать, как вдруг мне в голову пришел дерзкий план. Вслед за величайшим русским поэтом «замыслил я побег». Несколько месяцев назад в вечернем кухонном разговоре отец упомянул, что у него на работе уволили слесаря Акимыча. Причиной освобождения от занимаемой должности стало появление в нетрезвом виде. При этом папа отметил, что уволенный обладал «ну просто золотыми руками». Но на вынесение обвинительного приговора не повлияли ни предыдущие заслуги «перед отечеством», ни заступничество коллег, ни безупречная репутация трезвенника. Короче, вместо проходной я направился в ближайшую пивную.

– Пару «Пролетарского»! – Мой голос звучал неуверенно, и бармен, протиравший стойку, посмотрел на меня с сомнением.

– В наличии только «Трудовое», – без эмоций ответил он.

– Прекрасно! И порцию фисташек.

– Закусок не держим, – это прозвучало как приговор простаку, желающему попасть в высшее общество.

– Хорошо, – мне вспомнились слова дяди Миши, что орехи лишь портят вкус великолепного напитка!

Представьте, что вы только приготовились пообедать, настроились на неторопливый ход трапезы, предвкушая наслаждение, которое получите в процессе приема пищи, как резкий и такой несвоевременный звонок начальства заставляет куда-то срочно выезжать. И чтобы добро не пропадало, вы в ускоренном темпе, чисто механически поглощаете еду. Набив брюхо и покрыв всеми возможными ругательствами возмутителей спокойствия, ощущаете некую «безрадостную сытость». Именно так я и пил «Трудовое». Даже не пил, а просто вливал в себя пенный напиток, все время поглядывая на часы. Ситуация вынуждала к решительным действиям.

У двери в кабинет Андрея Афанасьевича я появился подшофе, то есть не вдрызг пьяным, но и не совсем трезвым. Чувствовал себя препротивно, но в моей захмелевшей голове окончательно созрел план откоса от работы. На логичный вопрос Афанасьевича, почему пьян, скажешь небось, день рождения друга, я должен был ответить, нет, просто захотелось выпить, у меня такое бывает регулярно. Этого, по моим прикидкам, должно было хватить, чтобы во мне разочаровались и никаких других вариантов для трудоустройства, кроме «ОблаЗОПы», не оставалось.

Но план не сработал... Моему удивлению не было предела, когда, заглянув в кабинет, я обнаружил его хозяина также пьяным. Только не подшофе, а в стельку. Афанасьевич стоял на диване возле стены, рядом с которой валялся добрый десяток гвоздей, и пытался закрепить на ней репродукцию известной картины «Купание красного коня» Кузьмы Петрова-Водкина. Начальник цеха матерился в пустоту, потому что придерживать произведение искусства, одновременно с этим забивая гвозди, непросто даже для человека сильно трезвого. Устав от безрезультатных попыток, он просто вбил «сотку» прямо в центр холста. Картина немного накренилась, но осталась висеть на месте. Довольный выполненной работой, заводчанин обратил на меня внимание. Его маслянистые губы расплылись в дружеской улыбке:

– Иди сюда! Ты как раз вовремя!

– Андрей Афанасьевич, я хотел с Вами поговорить...

– Нет времени на пустые... – начальника догнала отрыжка, – разговоры! Я только что от заместителя директора. По твоему вопросу ходил. Мы сомневались, как назвать твою должность. Ну, по уборке канализации. Я предложил «дерьмач», но замдир не одобрил: «Нема у нас на заводе дерьмачей, пущай будет оператором вывоза нечистот!» Так что поздравляю, – Афанасьевич протянул мне руку, но так как по-прежнему стоял на диване, чуть было не упал, лишившись опоры.

Еле удержав равновесие, он улыбнулся:

– Скажи отцу, с него магарыч, не быть его сыну дерьмачом! Со следующего понедельника приступаешь. Ну, а теперь иди, у меня дел по горло – пиво пить надо...