Простые радости

 

С момента катастрофы минул месяц. Зима в очередной раз пришла неожиданно, даже небольшой гололед в середине декабря поставил столичные власти в тупик. Неторопливо бродя по родным Лихобозам, рассматривая детишек, весело играющих в снежки, я радовался вместе с ними первому снегу. Больше радоваться было нечему: в кармане ни гроша, работы нет, нет любимой, нет цели в жизни, рассчитывать не на кого. Удивительно, но несчастным я себя не ощущал, сквозь призму последних событий мне незаметно открывалось внутреннее устройство бытия. Так все шло своим чередом: в семь утра люди вставали на работу, в девять вечера по телевизору сообщали, что в стране по-прежнему все в порядке, солнце заходило на западе. Никакого общественного резонанса не последовало, до меня и каких-то аскетов никому не было дела. Проявлялся универсальный закон сохранения: суммарное количество счастья, любви и материальных благ во вселенной постоянно. Это значит, что если одному в дверь постучалась удача – другому до крайности не повезет. На каждого, кто любим, всегда приходится кто-то никому не нужный. И если кому-то удалось отхватить кусок общего пирога, то остальным ничего не останется. Я пребывал в абсолютном вакууме, на многие световые годы от меня не было ни души.

Жизнь многому меня научила, я не был больше желторотым юнцом, полгода назад судорожно искавшим хоть какую-нибудь возможность для трудоустройства. Осознал, что даже небольшой успех обходится дорого. Трудности меня не пугали, я смело смотрел вперед, но света в конце туннеля не видел. Четко понимая, что пробиваться по жизни придется с боем, я готов был стать курьером, дворником, разнорабочим, идти на завод к отцу, лишь бы не висеть на шее у родителей. Разговор о знакомом мне шарикоподшипниковом предприятии папа больше не поднимал, только иногда сокрушался, что я в свое время к ним не устроился. Родители вообще с пониманием отнеслись к моим злоключениям и готовы были разделить навалившиеся трудности. 

Мне хорошо запомнилось заселение к нам вождя, я очень переживал, потому что до сих пор немного побаивался его. Но все прошло как по Маслоу, родители сразу догадались, кто перед ними стоит – свежую «ОблаЗОПу» я частенько приносил домой. Мать немного опешила, а отец взглянул на меня с уважением.

– Что ж вы стоите-то? Проходите, проходите. – Мама быстро оправилась от небольшого потрясения.

Вторивший ей отец замахал руками:

– Чувствуйте себя как дома, Клим Елисеевич. Вы как раз к ужину, любите макароны с сыром?

Моржовый был молчалив, изредка кивал головой и мычал, что чувствует себя неловко. Стеснительно поджимая губы, он с интересом разглядывал семейные фотографии, рамки с которыми украшали нашу скромную квартиру. Когда мои домашние убежали на кухню, оставив нас в моей комнате, Клим объяснил причину своего обреченного вида:

– Съел с утра чебурек у метро – теперь живот болит. Собачатины хватанул, похоже, вот псы во мне и тявкают. Не могу понять, хочется мне в туалет или нет? Коньячку, что ли, принять – есть в доме выпивка?

Спиртного мы не держали; узнав об этом, Клим погрустнел еще больше. Но после плотного ужина и пары свежих анекдотов в папином исполнении настроение вождя улучшилось. Родители почти не ели, а все суетились вокруг дорогого гостя, чтобы у него остались самые положительные впечатления.

– Вот так и живем, – мама развела руками, – скромно, но и не бедствуем. Я учительница в школе, а муж на заводе трудится. Почитай, лет тридцать уже!

Жевавший макароны Клим чуть не подавился. Изумленно глядя то на меня, то на маму, он пытался прийти в себя. Отец хлопал его по спине и косился в мою сторону:

– Уважает рабочих, значит. А ты не хотел к нам идти, я же говорил, пожалеешь.

 Ухмылялся папа недолго, потому как сразу возникла проблема. Наша квартира была малогабаритной – мы не могли предложить вынужденному постояльцу даже место на кухне. Получалось, уступить постель главному аскету должен был я. Не родителей же прогонять? Мама приняла волевое решение – на некоторое время отправить меня к соседу. «Да, выпивает. Но кто не пьет – тот продаст, – мама становилась увереннее с каждым словом. – Есть в нем зерно, я тебе скажу!»

 Существование дяди Миши неразрывно было связано с пивом, хотя он всеми силами выступал за трезвый образ жизни. Искренне полагая, что хлебный напиток спиртным не является, сосед готов был клеймить всех употребляющих водку, вино, коньяк и прочую алкогольную продукцию. Клеймил, правда, не ругая, скорее жалея и сочувствуя. Открыв дверь, он отхлебнул любимого «Пролетарского» и глубокомысленно изрек: «Лучше пиво в руке, чем девица вдалеке». Сделав еще один жадный глоток, дядя Миша наконец-то осведомился о цели моего визита. После сбивчивых объяснений дверь начала закрываться. Лишь за мгновение до окончательного затворения я успел донести, что за постой заплатим пивом. И заплатим от души. Тогда жестом полным человеколюбия, как актер провинциального театра, дядя Миша пригласил меня войти: «Добро пожаловать в мой палас!»

Открывшиеся виды повергли меня в уныние. Две голодные кошки безумно прыгали по использованной пивной таре. Обои отклеивались, паркет был редок, как зубной ряд профессионального боксера. Таких достижений прогресса, как стиральная машина, холодильник или плита, не наблюдалось. Мебель отсутствовала: старый диван и пара стульев, скорее всего, были «приобретены» на помойке. Устойчивый запах тухлятины прочно укоренился в этом жилище. И радиоточка! Я помню ее еще с детства – она никогда не выключалась. Один и тот же нудный голос постоянно докладывал о новых достижениях в общественно-политической, экономической и спортивной жизни страны. Без изменения тона, громкости и эмоциональной окраски, без перерывов на рекламу и музыкальных пауз. Казалось, трансляция до сих пор ведется года из тысяча девятьсот семьдесят восьмого.

– Спать тут будешь, – дядя Миша указал на старый диван, – это у меня гостевое место.

Дни бежали один за другим. Клим поселился в моей комнате, ничем не занимался и только изредка надиктовывал отцу свежие мысли для поддерживания политической формы. Папа очень ценил доверие руководителя партии и старался пораньше возвращаться домой. Даже перестал посещать с сослуживцами баню, хотя исправно ходил туда каждый вторник на протяжении девяти лет. Матушка также полностью посвятила себя уходу за гостем. Рано вставала, бежала за хлебом, маслом и джемом, чтобы успеть до ухода на работу сделать вождю завтрак с хрустящими тостами. А после трудового дня сбивалась с ног в поисках подходящего для Моржового провианта и в переднике заступала на вторую смену около плиты. А я, чтобы хоть как-то свести концы с концами, решил наняться курьером.

Много времени трудоустройство не заняло. Из объявления, брошенного в почтовый ящик, выяснилось, что районной управе требуются посыльные. Как и все простые смертные, я отдаленно представлял, чем занимается эта организация. Казалось, чем-то жизненно важным и общественно полезным, поэтому к визиту готовился основательно. Но мандража не чувствовалось – не впервой! На собеседование явился при параде, костюм снова пришлось просить у Олега. Девушка-администратор на ресепшне фешенебельного офиса управы нашего не самого передового района походила на робота-барбареллу из старенького одноименного фильма. Белая рубашка, черная мини-юбка и такого же цвета туфельки на небольшом каблуке сидели на ней как на Барби. То ли от осознания собственной важности (в управе все-таки работает!), то ли от природной заносчивости секретарша отвечала на вопросы односложно и как-то свысока. Таких обычно называют стервами. Хотя я никогда не понимал, что вкладывается в это понятие, но если имеется в виду «холодная, красивая женщина лет тридцати, готовая на все ради достижения собственных целей», то это была она! Какие цели преследуют подобные женщины, я не представляю.

Барбарелла лично сопроводила меня к главе управы. Решительно цокая каблучками, она объяснила, что нового главу назначили недавно и тот, дабы сразу продемонстрировать руководству свое рвение, внедрил несколько ноу-хау. Например, лично проводил собеседования с кандидатами на работу в муниципальных учреждениях. Мы долго плутали по коридорам управы, напоминавшей первоклассную гостиницу, прежде чем подошли к большой двери, на которой красовалась новенькая табличка «Глава управы района Дальние Лихобозы Г. Маслоу». Неужели? Еле заметным движением администратор дала понять, что мне следует войти самому. Три раза выдохнув, я громко постучал. Ожидания оправдались – передо мной предстал бывший директор подмосковной маслобазы Генри Соломонович Маслоу. В дорогом костюме огромных размеров, он внимательно всматривался в монитор, вслепую нажимая клавиши.

– С оплатой? – традиционно начал Соломоныч, не отрываясь от основного занятия (управления районом).

– Естественно, как же иначе?

– Хорошо, ты что-нибудь в этом понимаешь? – Он указал на монитор.

Подойдя к столу главы, я моментально узнал популярную многопользовательскую игру «Multima». Маслоу, похоже, был в ней новичком, его персонажа грабили прямо на главной площади виртуального города. В бытность студентом я много ночей просидел за подобными играми, так что разобраться с бандитами для меня не составило труда. Буквально за несколько минут я не только вернул герою законно принадлежащее, но и прихватил сверху, наказав разбойников. Руки помнят – я был доволен собой.

– Как ты их лихо! – засмеялся глава управы. – А то ишь ты! Голодранцы, за мой счет нажиться пытались! Как и все в этом районе! Черта с два! – Маслоу кричал наклонившись к монитору, как будто виртуальные персонажи могли его услышать. – Запиши, что нажимать!

Я чертил на блокнотном листочке комбинации клавиш и попутно поинтересовался насчет работы.

– Ты, видимо, не дурак, – Маслоу первый раз взглянул на меня. – Я тебя припоминаю… Кажется, ты парковал мой роллс-ройс, нам такие нужны, иди оформляйся.

С работой курьера я свыкся быстро. Мотался по городу, развозил корреспонденцию. Единственный минус – наступившие сильные морозы. Передвигаться приходилось перебежками: сначала до палатки, потом мощным рывком до молочного магазина, а оттуда на маршрутке в метрополитен. Платили в управе, простите за тавтологию, исправно – в относительно короткие сроки мне удалось поправить свое материальное положение. С дядей Мишей я хорошо поладил. Правда, проявлялись и побочные эффекты близкого общения: его «пивная философия» незаметно затянула и меня. Он ни в коей мере не навязывал ее, наоборот, полагал, что каждый человек должен идти к пиву самостоятельно. Но мне чуть ли не каждый день доводилось «пропускать» по бутылочке, а затем и по две-три «Пролетарского». Думаю, вы согласитесь, ничего зазорного для трудового человека в этом нет, опьянеть от такого количества спиртного получится разве что у первоклашки. А вот для постижения великого учения литр пенного – в самый раз! Один из постулатов теории как раз и заключается в необходимости употреблять священный напиток ежедневно. Казалось бы, что тут особенного, многие и так заливаются пивком каждый день, в чем философия? Подумаешь, пиво пить! Так считают непосвященные, на самом деле все гораздо сложнее…

Пропуская пенный эликсир сквозь себя, человек возвышается над действительностью. Ему открываются новые горизонты вселенной и неизведанные просторы бытия. Может, и у вас случалось, что тусклый денек неожиданно преображался и становился ярким, как радуга после июльского дождя? А теперь вспомните, что предшествовало этой чудесной метаморфозе? Двух мнений быть не может – бутылочка пива! Только она так ненавязчиво может раскрасить будничную серость в яркие цвета, будто добавляя контраст на телевизионном пульте вашей реальности. И какой же вывод? Правильно, если пить хлебный напиток регулярно, счастье, а лучше сказать, просветление будет непрекращающимся. В этом суть философии жизнеустройства дяди Миши. Возможно, кто-то с ней не согласится, но предложить что-либо взамен вряд ли сумеет. Пытались многие: Кант, Гегель, Маркс; ни у кого не вышло! Есть в соседской теории изюминка. Пора в магазин бежать …