Шиманский провел в госпитале несколько дней и был отправлен обратно в лагерь. Не каждому узнику концлагеря предоставлялась такая возможность – провести время под наблюдением и уходом врачей. И хотя сказать, что его здоровье сильно поправилось, было бы не правильным, но эти дни, безусловно, пошли ему на пользу. Профессор понимал, что за это ему придётся платить дорогой ценой. Сомнения терзали его душу. На одной чаше весов – намерения нацистов использовать фантомы в своих интересах, на другой – участь семьи. И хотя жизнь близких людей была ему очень дорога, он понимал, что Руф, добившись от него секрета эликсира, то есть, узнав, где спрятан настоящий минерал, не будет потом церемониться с его женой и детьми, как и с ним самим тоже. Его мозг лихорадочно искал ответа. И он его нашел. Но он до конца не был уверен, что его план сможет воплотиться. Но другого выхода не было…

– Заходите, Шиманский, – весьма болезненного вида Роммингер оторвался от просмотра бумаг – количество заключённых увеличивалось день ото дня: успешное продвижение победоносной германской армии в глубь Европы способствовало притоку пленных. Работы также прибавлялось. И была она не совсем по вкусу офицеру, привыкшему к выполнению сложных и опасных поручений во имя победы германского национал-социализма. Но, похоже, Шиманский был прав – он крепко засел в этом месте, вместо того, чтобы руководить слаженными действиями подчиненных при выполнении намного более интересных и почётных заданий, чем день ото дня созерцать серую массу заключённых. К тому же, рана в бедре и осколок свинца в груди беспокоили его всё чаще, не давали покоя ни днём, ни ночью. Но он боялся лечь в госпиталь – врачи могли запросто угробить его, ковыряясь в грудной клетке. С первого раза они не решились достать осколок из опасения задеть сердце, но, на этот раз могут пойти на это – осколок шевелился, медленно и неотвратимо двигаясь к аорте. Так что ничего не оставалось: или подать в отставку и загнуться в душной квартирке, или продолжать служить начальником лагеря и, превозмогая боль, чувствовать, как день ото дня покидают силы. Но оставалась ещё надежда, связанная с придурковатым, как он считал, профессором, которому посчастливилось открыть завесу над бессмертием. Ему, Роммингеру, бессмертие по сути и не нужно, пусть Шиманский вернет ему здоровье, только и всего. Ведь если эликсир способен победить смерть, то уж поправить здоровье – так это пара пустяков, как, например, тому шерпу в Гималаях: мутузили его тогда солдаты в полную силу, казалось, дух из него вышибли, а он через несколько часов как ни в чём ни бывало!

– Я полагаю, господин начальник, вы хотите вернуться к нашему прерванному не так давно разговору? – профессор решился первым начать беседу.

– Вам понравилось моё предложение, не так ли? Вы побыли на попечении врачей и поняли, что прежняя лагерная жизнь действует на вас разрушающе?

– Вы правы. Но в данном случае меня беспокоит не моё собственное здоровье, а безопасность моих близких. Знаете вы или нет, но побывавший здесь господин Руф, этот высокопоставленный и приближенный к Адольфу Гитлеру человек, куратор нашей особой лаборатории, пытался выведать у меня секрет эликсира. Иначе моим детям и супруге грозит неминуемая гибель. Я лгал ему, когда говорил, что знаю не больше своих бывших подчиненных.

– Вам удалось скрыть секрет эликсира? – удивился Роммингер.

– Да. Вы, конечно, можете, позвонить Руфу и передать ему мои слова, но это не в ваших интересах. Я вижу как вам тяжело, и как вы страдаете. И вполне резонно полагаю, что ваше здоровье едва ли в меньшей опасности, чем моё.

– И вы мне поможете?

– Да, помогу. Я сделаю так, что к вам навсегда вернётся ваше здоровье. Вы будете себя чувствовать не просто хорошо, а великолепно. Мало того, вы будете себя ощущать восемнадцатилетним юношей. Все ваши раны бесследно исчезнут. И впредь любые повреждения вашего тела будут залечиваться сами собой и с невероятной скоростью. Разве это не заманчиво – быть вечно молодым?

Роммингер слушал и восторженно переживал, однако, ни чем не выдавал свою радость. Ему не хотелось показывать, как слова профессора воодушевили его и вернули надежду.

– Что взамен? Я делаю режим содержания в отношении вас как можно мягче, перевожу вас на лёгкие работы, например, помощником повара. Этого достаточно?

– Вы шутите, – засмеялся Шиманский. И за такой пустяк вы хотите получить вечное здоровье?

– Разве это пустяк, Шиманский? – возмутился в свою очередь начальник лагеря. Я не хочу, чтобы меня заподозрили в пособничестве врагам Рейха!

– Вы не выслушали меня до конца, гер начальник, – профессор дал время Роммингеру взять себя в руки. – Я прошу не так уж много. Обещайте мне, что поможете моей семье покинуть Германию.

– Как же я, по-вашему, это сделаю? – усмехнулся Роммингер.

– Приставьте к ним кого-нибудь из ваших проверенных военных и пусть их вывезут во Францию. И когда я буду уверен, что они в безопасности, то и вы получите желаемое.

– Почему именно во Францию?

– Там живут родственники жены.

Роммингер почувствовал, как кольнуло возле сердца. Он осторожно вздохнул и задумался. «Надо соглашаться, – подумал он. – Шиманский на самом деле еще глупее, чем я думал. Пусть думает, что жена с детьми уехали в безопасное место. Я поспособствую, чтобы их вывезли, но только не во Францию. Он ничего не узнает. Я смогу заставить его жену под страхом смерти её детей подтвердить, что они в полной безопасности и находятся хоть во Франции, хоть в джунглях Амазонки. После того, как подтвердят, сразу выполню директиву фюрера об очищении Германии от евреев, так что этот Руф ни о чём не догадается. А Шиманского брошу на растерзание собакам при попытке к бегству, после того, как ко мне вернется здоровье, чтобы он никому не рассказал о моем с ним сговоре».

– Ладно. Что я должен делать? Но только сразу предупреждаю – об этот должны знать только мы с вами.

– Разумеется. Не сообщайте Руфу, что я вернулся из госпиталя, хотя бы несколько дней. Немедля увезите мою семью куда-нибудь и спрячьте. Это самое первое, пока их не прибрал к рукам Руф. Молю бога, чтобы он уже не сделал этого! Затем найдите человека, как я уже говорил военного, чтобы он вывез их во Францию, не вызывая подозрений. Как только они окажутся в безопасности, их родственники отправят телеграмму на ваше имя, что все в порядке. Телеграмму пускай подпишет ее троюродный племянник. Как только я прочитаю его имя, которое никто кроме нас, близких родственников, не знает, я, таким образом, удостоверюсь, что вы меня не обманули. Затем я раскрою вам секрет эликсира. Потом делайте со мной что хотите.

– Где вы возьмете эликсир? Он здесь, в лагере?

– Нет. Его нужно приготовить. Но это не займёт много времени. Вы доставите меня в одно место, где я под вашим присмотром приготовлю раствор и дам его вам.

– И где же это место?

– Не так уж и далеко. Не беспокойтесь, я не смогу от вас убежать. Вы, надеюсь, найдете причину, по которой сможете меня вывезти отсюда на несколько часов?

– Такая причина найдётся. Вас повезут как будто бы на допрос.

– Когда начнете действовать?

– Сегодня же. Чувствую, что время работает против меня, чертовски болит грудь.

***

Через два дня Роммингер выписал разрешение на вывоз из лагеря заключенного Вольдемара Шиманского для проведения якобы какого-то следственного эксперимента. Роммингер, двое конвоиров и сам профессор ехали в легковой машине. Их сопровождала еще одна машина с вооруженными солдатами.

Место, которое назвал Шиманский, находилось в десяти-пятнадцати километрах от Берлина в небольшой деревне, где жили потомки шахтеров, когда-то добывавших в этих местах уголь. Угольные запасы давно иссякли. Лишь заброшенные шахты остались свидетелями старинного промысла. В этой деревне прошло детство Шиманского, сына польского эмигранта, который при жизни сделал многое, чтобы талантливый, весьма способный к наукам единственный сын получил достойное образование и вышел в люди. Из родственников никого не осталась, но неплохо сохранился небольшой родительский дом, за которым присматривали пожилые соседи. В этот дом профессор, предчувствуя свой арест, предусмотрительно вывез гималайский минерал и спрятал его в подполье.

Солдаты по команде Роммингера быстро окружили небольшой дворик. Он сам, двое конвоиров, неотступно сопровождавших его, вошли в дом и вслед за Шиманским переступили порог комнаты, оборудованной в небольшую лабораторию, в которой в молодые годы любил трудиться юный любознательный Вольдемар. Но уже будучи взрослым он иногда приезжал сюда, чтобы в тайне от всех проводить кое-какие опыты, в том числе и с чудным гималайским минералом. Все присутствующие, кроме профессора, были удивленны различными звуками и шумами, которые доносились со всех сторон: то, вдруг захлопали крыльями и заворковали невидимые голуби, то где-то в темном углу закрякала утка, то под ногами замурлыкала кошка… Но комната явно была необитаема, и животным неоткуда было взяться. Роммингер и конвоиры удивленно крутили головами по сторонам, но никого не видели. Казалось, только Шиманского это нисколько не занимало. Профессор сразу приступил к делу. Он был воодушевлён тем, что все идёт по плану. Даже если что-то и не получится, то мысль о том, что семья находится в безопасности, согревала его душу.

Накануне Роммингер дал ему прочитать телеграмму, в которой племянник жены по имени Савва сообщал, что тётя с детьми благополучно доехала до места. Шиманский еще не знал, что жена, заподозрив неладное, когда у неё в квартире появился Роммингер, пыталась молчать и не отвечать на вопросы, но подвергнутая избиению, а также боясь за жизнь детей, рассказала как зовут её племянника, живущего в одном французском городке. После этого её вместе с детьми вывезли из Берлина и расстреляли. Роммингер не хотел, чтобы его в чём-то заподозрили, окажись жена Шиманского в скором будущем в руках приближенного к фюреру человека по фамилии Руф…

– Как долго вы будете возиться, профессор? – спросил Роммингер, смахнув со стула пыль. Он сел и внимательно наблюдал за манипуляциями Шиманского. Конвоиры стояли тут же. – Какая-то кругом чертовщина в этом доме! – заметил Роммингер.

– Не очень долго. Не больше часа, – ответил Вольдемар. – Сначала приготовлю дистиллированную воду.

Он достал прибор для приготовления дистиллированной воды, поставил его на огонь, стал ждать, как капля за каплей наполнялся стеклянный сосуд. Затем вытащил тяжелый генератор, выдающий электрический ток большого напряжения. Проверил клеммы – посыпались большие искры. Довольно хмыкнув, полез в стол. Выкинул из него много каких-то предметов, значения которых никто кроме него не знал, и осторожно, словно это был хрупкий предмет, достал переливающийся всеми цветами радуги камень величиной с кулак. По стенам заиграли световые блики.

– А вот это как раз то, что так необходимо для приготовления…

– Профессор, – перебил его Роммингер, не желавший, чтобы солдаты-конвоиры узнали то, что им знать совсем было не обязательно. – Вы бы делали своё дело молча, а я понаблюдаю за «следственным» экспериментом. Конвой, выйдите из комнаты и обеспечьте охрану с той стороны двери.

– Яволь! – конвоиры не посмели ослушаться и вышли за дверь.

Дистиллированная вода была готова. Профессор аккуратно опустил в неё минерал, подключил к ёмкости напряжение, нажав на рубильник. Электрический свет в доме стал заметнее тусклым, лампочки замигали. Вода мгновенно забурлила, окрасившись сначала в зелёный, затем в кроваво-красный цвет. Через несколько секунд Шиманский вернул рубильник в исходное положение. Вода продолжала бурлить, но постепенно бурление прекратилось.

– Уф, – выдохнул Шиманский. – Я уж опасался, что не выдержит проводка. Однако получилось. Почти всё готово.

Он перелил эликсир в медную фляжку, завинтил кружку. Минерал протер ветошью, поискал глазами и снял со стены небольшую холщовую сумку. Положил в неё минерал, а также фляжку с эликсиром.

– Ну, вот. Эликсир почти готов… Осталось положить его строго на двадцать минут в ледник, а потом вы можете его использовать.

– А где же вы найдёте ледник?

– Да здесь же, в доме. Вернее под домом, в погребе. Пойдемте в другую комнату.

Они вышли. Шиманский откинул половик, показал на крышку.

– Вот там, на глубине пяти метров есть небольшой ледник. Он используется для сохранения продуктов. Лёд заготавливается зимой и держится многие годы.

Профессор поднял крышку. Из подземелья хлынул холодный воздух.

– Нужно зажечь керосиновую лампу, там непроглядная темень. Спущусь-ка я по быстрому, правильно обложу жидкость, как того требуют условия, да побыстрей наверх – возле ледника можно легко простудиться, да ещё мне с моим-то подорванным здоровьем.

– Если вы так опасаетесь за своё здоровье, то не лучше ли поручить кому-нибудь из солдат слазить в погреб? Скажите только, как там нужно правильно обложить льдом жидкость. Герлиц, полезай-ка в погреб!

– Да, наверно лучше так и сделать. Но если Герлиц неравномерно обложит ёмкость с эликсиром и не сможет вовремя распознать спектральную составляющую процесса, то эликсир придет в негодность и нам придётся начинать всё сначала.

– Берите лампу и поторопитесь, профессор! Атмосфера этого колдовского логова действует весьма удручающе.

– Разрешите мне воспользоваться вашими часами, господин Роммингер, – попросил профессор и когда получил их, зажёг лампу и вскоре его голова скрылась в амбразуре погреба. Роммингер и конвоиры заглянули ему вслед – где-то на глубине маячило светлое пятно, освещавшее дорогу Шиманскому.

Прошло минут десять. Роммингер заглянул в чёрную дыру.

– Ну, как, профессор? Вы решили там мерзнуть все двадцать минут?

Ответом ему была могильная тишина.

– Шиманский, вы слышите меня? Почему молчите?

Догадка, вдруг, промелькнула в голове Роммингера. Но ему не хотелось верить, что Шиманский провел его вокруг пальца и скрылся по подземному ходу.

– Быстро за ним! Быстро! – прорычал он.

Конвоиры один за другим стали спускаться по лестнице. Достигнув дна, они зачиркали спичками.

– Ну что там?! – закричал Роммингер, склонившись над погребом.

– Здесь какая-то дверь, – донеслось снизу.

– Он убежал, наверное, через эту дверь! – вне себя от ярости закричал Роммингер. – Преследуйте его и найдите!

– Дверь не поддаётся, её заперли с обратной стороны!

– Открывайте, черт побери! Или взорвите её.

– Здесь очень мало места, чтобы воспользоваться гранатами.

– Я вас отдам под трибунал, болваны! Отправлю на фронт! Сделайте же что-нибудь!

Оставив конвоиров думать, как им поступить в этой ситуации, Роммингер выбежал из дома и стал быстро раздавать команды. Солдаты, до этого стоявшие непринуждённо, быстро разбежались по округе в поисках возможного выхода из подземелья. Но их труды были напрасны – Шиманский благополучно пересёк довольно длинный туннель, по которому когда-то шахтёры возили уголь, и скрылся в лесу. Насколько позволяло ослабшее здоровье, он уходил всё дальше и дальше, радуясь, что смог осуществить план своего бегства, а главное – спасти семью. Но он не мог знать, что жену и детей уже никогда не увидит…

– Ищите, ищите! Он где-то здесь недалеко! – кричал на солдат взбешённый Роммингер. – Берите лопаты, копайте или взорвите всё вокруг, но достаньте мне этого еврея!

– Что здесь происходит, господин Роммингер? – за спиной начальника лагеря раздался знакомый голос. Он обернулся и увидел искреннее удивление на лице Руфа, неожиданно приехавшего на место минуту назад. – Мне передали, что вы взяли Шиманского и повезли его на какой-то следственный эксперимент. Что за эксперимент? По какому праву? Я разве не говорил вам, что Шиманский на особом контроле? Немедленно приведите его сюда. А с вами мы погорим потом. Но не думаю, что наш разговор будет вам особо приятным.

– Он сбежал, – Роммингер едва сдерживал себя, чтобы снова не поддаться гневу.

– Что? Как… сбежал, – Руф даже растерялся от такого известия и нахмурил брови. – Вы в своем уме? Что вы такое говорите?

– В своём! – Начальник лагеря все-таки не выдержал и закричал в холеное лицо Руфа: – Я в своём уме, слышите, вы?! – Это были последние слова Роммингера. В груди, вдруг, болезненно резануло. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Сознание, а затем и жизнь стремительно покинули его. Он так и не успел воспользоваться эликсиром, который был уже практически в его руках.