– В моем обеденном зале лошадь? – ошеломленно воскликнул Эрик.

– Я же говорил, что тут какой-то запах, – удовлетворенно заметил лорд Спенсер и направился к столу. Джозеф шел за ним. Епископ мгновение колебался, с любопытством поглядывая на лошадь, потом последовал за лордом Спенсером и Джозефом, державшимися так, словно ничего необычного и не происходило.

– В моем обеденном зале лошадь, – повторил Эрик, повернувшись к отцу с растерянным выражением лица.

– Да, похоже на то, – согласился Гордон Берхарт, медленно приближаясь к животному и пытаясь увидеть что-нибудь под намотанной на него одеждой. Но лошадь была так плотно укутана, что невозможно было даже рассмотреть масть.

– В моем обеденном зале! – Эрик почти причитал, когда до него полностью дошел этот факт, но никто не обращал на него внимания. Вместо этого Роберт присоединился к лорду Берхарту и тоже стал рассматривать лошадь:

– Как вы думаете, это конь или кобыла?

– Ну… – заколебался Гордон. – Если судить по одежде, то трудно сказать. Вокруг одной ноги обернуто платье, вокруг другой – рубашка. А вон на той ноге – штаны. И если я не ошибаюсь, то на спине у животного накидка Эрика.

Брови Роберта приподнялись, когда он внимательно посмотрел на накидку:

– Пожалуй, вы правы. Это действительно его накидка.

– Моя накидка? – забеспокоился Эрик, рассматривая спину лошади. И тут же воскликнул: – Господи! Это действительно моя накидка. В моем парадном зале лошадь, одетая в мою накидку!

– Итак… – Роберт закусил губу, чтобы не рассмеяться при виде расстроенного Эрика. – На лошади и платья и штаны. Это объясняет мне по крайней мере одну вещь.

Лорд Берхарт приподнял бровь:

– То есть это жеребец?

Роберт усмехнулся и покачал головой:

– Нет, и я не собираюсь проверять.

– Тогда о чем говорит тебе вся эта одежда?

– Что это работа леди Розамунды. – Когда лорд Берхарт в ответ удивленно поднял брови, Роберт хмыкнул: – Она единственный известный мне человек, который носит и платья, и штаны.

– Неужели? Правда? – заинтересовался Гордон.

– В моем обеденном зале лошадь! – прогремел Эрик с разъяренным лицом.

– Да, мы уже заметили это, – сказал его отец, и что-то очень похожее на веселье промелькнуло на его лице.

Эрик собрался снова закричать, но слова застряли у него в горле, когда откуда-то со стороны хвоста лошади послышался чрезвычайно подозрительный звук.

– Что это? – рявкнул он.

– Ну… – пробормотал лорд Берхарт, поднимая руку, чтобы зажать нос. – Звучит и… пахнет так, словно у бедного животного… У него колики и газы.

– Газы?..

Когда Эрик тупо посмотрел на отца, Роберт зашелся в кашле, пытаясь подавить смех, и наконец пробормотал:

– У него живот пучит, Эрик.

– Пучит? – Глаза Эрика округлились от ужаса, когда запах ударил ему в нос. – О Боже! Он пукает! – Отчаянно размахивая рукой перед носом, он поспешил отойти подальше.

– Вот это я, несомненно, и почувствовал, – оживленно сказал лорд Спенсер.

Его слова заставили епископа посмотреть на него с уважением.

– У вас очень хороший нюх, милорд, А я ничего не заметил, когда мы вошли. Да и сейчас не чувствую.

– Да полно вам, – отмахнулся от комплимента слепой лорд. – Когда теряешь зрение, обостряются все остальные чувства.

– Эта шляпа на лошади кажется мне ужасно знакомой, Эрик, – заметил Роберт. – Это не та ли новая шляпа, что ты купил во время последней поездки в Лондон?

Эрик взглянул на лошадь и замер, его губы шевелились, но сказать он ничего не смог. Да, его друг прав. Это его шляпа на голове лошади, его абсолютно новая шляпа. Он все еще стоял неподвижно, когда Розамунда легко сбежала вниз по лестнице. Все ее внимание было сосредоточено на чулках, которые она держала в руках.

– Ну вот видишь. Теперь ноги у тебя будут в тепле, – весело прощебетала она, направляясь к укутанному животному. – Теперь мы наденем тебе на ноги эти чулочки.

Нагнувшись, она провела рукой по ноге лошади. Животное тут же с готовностью подняло ногу, и тут Эрик наконец обрел дар речи и заревел:

– Жена!

Отпустив ногу лошади, Розамунда резко выпрямилась, и ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела группу мужчин у стола.

– Муж! Вы вернулись! – ошеломленно воскликнула она, потом вдруг встала перед лошадью, словно могла загородить ее своей хрупкой фигуркой. – Что вы здесь делаете?

– Что я здесь… – возмущенно начал Эрик, – нет, какого черта он здесь делает?

– Кто? – невинно спросила она, словно полагала, что никто из мужчин не видит лошадь, стоящую у камина.

– Жена!.. – грозно повторил он.

Услышав его предупреждающий тон, Розамунда сникла и вздохнула, но тут же нетерпеливо топнула изящной ножкой по полу.

– Вы не должны были возвращаться так рано. Вчера вы вернулись только к ужину, и я решила, что и сегодня вы будете поздно. К тому времени я бы перевела его куда-нибудь. – Она умудрилась сказать это так, словно во всем был виноват Эрик. Потом ее взгляд остановился на двух мужчинах, сопровождавших его, и она воскликнула: – О, лорд Шамбли! Здравствуйте. Добро пожаловать в Гудхолл.

Просияв, ока направилась к нему, словно ничего не произошло. Не обращая внимания на негодующего Эрика, Роберт галантно склонился над ее рукой и поцеловал пальцы.

– Миледи, – приветствовал он ее, весело улыбаясь, – как приятно снова видеть вас. – Потом, выпрямившись, он повернулся, чтобы представить стоявшего рядом с ним мужчину. – Думаю, вы не знакомы с отцом Эрика, лордом Берхартом. Лорд Берхарт, позвольте представить вам леди Розамунду, вашу молодую невестку.

Ласково улыбаясь Розамунде, которая в ужасе смотрела на него, лорд Берхарт шагнул к ней, беря за руку.

– Рад приветствовать вас в нашей семье, дорогая. Надеюсь, Эрик не оказался трудным мужем для вас…

При этих словах Эрик фыркнул и покачал головой:

– Это я трудный? Простите, но неужели вы забыли, что в моем обеденном зале лошадь? – Еще один неприятный Звук, вырвавшийся у обсуждаемого животного, заставил его окаменеть. – В моем парадном зале пукающая лошадь!

– Муж! – воскликнула Розамунда с явным упреком, и Эрик растерянно открыл рот, когда она поспешила к животному, чтобы успокоить его. – Ты смущаешь его. Он не виноват, что его пучит. Он болен.

– А, так это, значит, он, – пробормотал лорд Берхарт. Когда Розамунда удивленно взглянула на него, он пояснил: – Мы не были уверены. Видите ли, на нем и платья и штаны.

Не заметив дразнящего смеха в его глазах, Розамунда нахмурилась:

– Как вы думаете, его это не очень смущает?

Роберт и Гордон мягко рассмеялись и покачали головами. Но Эрику было не до смеха.

– Жена, немедленно убери коня из моего замка!

– Нет!

Его глаза недоверчиво расширились от ее упрямства. Она впервые сказала ему «нет».

–Что?

Прикусив губу, Розамунда, поняла, что не подчиняется мужу, несмотря на обещание, которое дала Господу во время брачной церемонии и отцу. Но она тут же решила, что, поскольку это все не ради нее и не из-за ее капризов, ничего страшного не произойдет. Ведь дело касалось жизни лошади. И потом, ее муж просто не прав. Разве она обязана подчиняться ему, когда он так явно не прав?

Успокоив свою совесть этими доводами, она улыбнулась и решила объяснить ситуацию, чтобы он понял ошибку и изменил свое решение. Тогда ей не придется нарушать клятву.

– Он болен, милорд. У него простуда, и он получил ее в этой сырой и холодной конюшне. – Она произнесла это с укором, потому что считала именно его виновным в том, что конюшня до сих пор находится в таком плачевном состоянии. Совладав с раздражением, она продолжила: – Его нужно держать в тепле. А единственное теплое и сухое место только здесь, у огня. Кроме того, – быстро добавила она, когда он уже открыл рот, чтобы снова закричать, – это не просто какая-то лошадь. Это Блэк.

Глаза Эрика тревожно метнулись к закутанному животному, но отец опередил его, размотав голову коня.

– Да, – с удивлением подтвердил Гордон, – это Блэк. Я не узнал его в таком виде.

Роберт засмеялся, а Эрик быстро подошел к коню, растерянно рассматривая слезящиеся глаза, но тут же, выругавшись, отпрыгнул, потому что Блэк вдруг поднял голову и чихнул прямо в лицо хозяину.

– Его нужно все время держать в тепле, – укорила его Розамунда, поспешно укутывая голову коня, пока Эрик с отвращением вытирал лицо.

Блэк спокойно принимал заботу Розамунды и даже прижался головой к ее плечу, словно благодаря. Такое поведение было не похоже на Блэка. Обычно ему никто не нравился, кроме Эрика, и он лишь терпел присутствие других людей.

– Насколько серьезно он болен? – озабоченно спросил Эрик, держась подальше от коня.

– У него сильная простуда. – Розамунда успокаивающе похлопала Блэка, когда тот жалобно шмыгнул носом, потом приподнял переднюю ногу так, чтобы она могла надеть чулок на копыто. – Он поправится при хорошем уходе. Но если вы прикажете вернуть его обратно в эту сырую конюшню, ему может стать хуже, болезнь перекинется на легкие и он умрет.

– Умрет? – испуганно воскликнул Эрик, но, увидев, что она делает, нахмурился. – Это мои чулки? Клянусь Богом, это они, – ошеломленно сказал он, глядя на нее во все глаза. – Вы надеваете чулок коню! Мой чулок моему коню!

– Да, и он в самый раз, вам не кажется? – заметила Розамунда с рассеянной улыбкой, переходя к другой ноге.

– В самый раз?!

Розамунда взглянула на него через плечо и нахмурилась:

– Не нужно так кричать, милорд. Я стою рядом с вами. И кроме того, вы тревожите Блэка.

Словно по команде, огромный черный жеребец жалобно заржал.

– Ну-ну, скоро тебе будет лучше. – Еще раз взглянув на мужа, Розамунда ангельски улыбнулась ему, и он на мгновение отвлекся, пока не вспомнил, что был очень рассержен. – Видите! Ему совсем не по себе.

– Замечательно! Он болен. Но это не значит, что нужно было приводить его сюда, ставить у огня и укутывать в мою накидку, – возразил Эрик, но его ярость уже несколько поутихла.

– Но мне нужно было что-нибудь, чтобы согреть его. Я всегда могу выстирать вашу накидку, милорд. А вот сделать из воздуха второго такого коня я не сумею.

Закончив с чулками, Розамунда выпрямилась и улыбнулась молодой служанке, которая поспешно вручила ей ведро.

– Спасибо, Мэгги, – сказала она, беря ведро и опуская в него палец, прежде чем протянуть коню.

– Что это за пойло ты даешь ему, черт возьми?

Розамунда скривилась от таких грубых слов.

– Это каша, милорд. Блэки нельзя твердую пищу, пока он болен. Мягкая пища легче переваривается, и его тело может бороться с простудой без помех.

– А, тогда ясно, почему его пучит, – пробормотал Роберт.

Эрик, не обращая на него внимания, продолжал хмуро смотреть на жену.

– Его зовут Блэк, а не Блэки. И я хочу, чтобы до ужина его убрали отсюда. – Потом, круто повернувшись, он зашагал к двери.

– Ты куда? – спросил Роберт, поспешив за ним.

– Отправить людей строить новую конюшню.

– И это, наверное, к лучшему, – пробормотал его отец и тоже последовал за ними.

– Да, – сухо согласился Эрик, оглянулся и выразительно взглянул на Розамунду, кормившую коня. – А потом я отправлюсь в деревню, где смогу спокойно отдохнуть и поесть без этой вони.

Хмыкнув, Роберт посмотрел в сторону стола:

– Лорд Спенсер, епископ Шрусбери, вы присоединитесь к нам?

– Конечно, конечно, с удовольствием, – пробормотал слепой лорд, вставая и направляясь к двери с помощью Джозефа. Шрусбери тоже встал.

Розамунда посмотрела вслед вышедшим мужчинам, потом со вздохом взглянула на Блэка.

– Ничего, Блэки, не бойся. Я останусь с тобой. – Вырвавшиеся в этот момент из желудка бедняги газы заставили ее сморщить нос. – Но ты действительно воняешь.

Выйдя на свежий воздух, Розамунда слегка улыбнулась и со вздохом опустилась на ступени крыльца. Она оставила зал на несколько минут, чтобы отдохнуть от духоты и жары: от разведенного в камине огня там нечем было дышать. Розамунда собиралась за час до ужина залить огонь водой и увести Блэка, но до сих пор не знала куда. Ему было бы тепло и уютно на кухне, но вряд ли это понравится повару, который произвел на нее впечатление вспыльчивого человека. Она надеялась поместить коня в одну из пустующих спален, но для этого ей нужно убедить Блэка подняться по ступенькам лестницы.

Детский плач отвлек ее от размышлений. Розамунда обвела озабоченным взглядом двор и увидела маленького мальчика с собакой на руках. Ноша была для него слишком тяжелой, и он пошатывался. Вскочив, она бросилась вниз по лестнице:

– Мальчик! Мальчик! Что случилось?

Остановившись, малыш уставился на нее; слезы ручьем бежали по его лицу. Подойдя к нему, Розамунда разгладила шерсть, чтобы получше рассмотреть собаку. Сначала она думала, что это взрослый пес, но сейчас поняла, что это просто довольно крупный щенок. У него были большие лапы и голова, а тело пока отставало в развитии. Он почти не дышал.

– Что случилось? – спросила Розамунда, обеспокоенно рассматривая раны на шее и на боку животного.

– Это все бык, – всхлипнул малыш. – Лэдди забрался к нему в загон. Он просто хотел поиграть. Он же щенок и не понимает. Мне нужно было лучше учить его. А теперь он умер. – Его голос прерывался от отчаянных рыданий, и он с трудом сказал: – Папа говорит, что я должен похоронить его за воротами.

Сердце Розамунды сжалось при виде того, как борются в маленьком человечке горе и чувство вины.

– Как тебя зовут, мальчик?

– Джемми, – вырвалось у него сквозь рыдания.

– Значит, так, Джемми. Тебе не нужно торопиться похоронить твоего друга. Он не умер.

– Не умер? – Мальчик изумленно открыл рот, когда она забрала у него щенка. – Но… он совсем как мертвый.

– Не всегда нужно верить тому, что видишь. – Роза-мунда повернулась со своей ношей к лестнице. – Пойдем. Давай посмотрим, что можно сделать.

Розамунда почти час провозилась с щенком и наконец довольно вздохнула. Она промыла его раны, перевязала, завернула в одеяло, чтобы как-то снять состояние шока. Щенок уже проснулся и пугливо осматривался. Ему, конечно, было еще очень больно, но благополучный исход не вызывал сомнений.

Сияя от радости и облегчения, Джемми горячо обхватил Розамунду руками, даже не возражая против того, чтобы щенок остался на время в замке и она могла присмотреть за его выздоровлением. Через минуту мальчик уже бежал сообщить отцу, что она «оживила» его собаку.

Благодаря Джемми и Смизи, который всем рассказывал о ее заботе о Блэке, вокруг разнеслась молва о том, что новая хозяйка замка обладает даром лечить больных животных. Очень скоро Розамунду начали осаждать окрестные жители. Кого только не привели они в замок – свиней, коз, овец, собак. Затем последовали куры, кошки, котята и даже сокол, мул и пара коров. Парадный зал быстро наполнился, и ко второй половине дня Розамунда оказалась в окружении животных.

– При таком количестве рабочих конюшня будет построена за два дня, – сказал Гордон. Эрик взглянул на отца:

– Да, и перестань нервничать. Я больше не сержусь на жену. – Его губы скривились в улыбке. – Мне вообще не следовало выходить из себя. Она ведь пыталась спасти Блэка. Я просто немного растерялся. Когда я сказал, что Смизи может советоваться с ней, я не думал, что она поймет это так, что можно приводить лошадей в замок.

– Да, – засмеялся Роберт. – Когда конюшня будет построена, она уже не станет водить лошадей. Хотя…

Эрик напрягся, пристально глядя на друга.

– …Хотя мне все же кажется, что всего этого можно было бы избежать. Если бы ты просто разрешил ей посещать конюшню, она, думаю, укутала бы Блэка там и осталась рядом с ним.

– Вот когда женишься, тогда можешь решать, как поступать со своей женой! А пока, пожалуйста, не учи, как мне поступать со своей, – перебил его Эрик, поднимаясь по ступеням крыльца.

– Как скажете, милорд, – ответил Роберт несколько суховато и легко взбежал наверх. Подойдя к двери, он распахнул ее и согнулся в нарочитом поклоне, словно слуга.

Эрик тоже почти поднялся, когда Шамбли вдруг замер, слегка наклонив голову, словно прислушиваясь. Потом он повернул голову и быстро заглянул в парадный зал. Через мгновение он захлопнул дверь и загородил ее телом.

– Что такое? – подозрительно нахмурился Эрик.

– Ничего, – быстро ответил Роберт. Но ни Эрик, ни его отец не поверили, потому что Шамбли проговорил это неестественно высоким голосом, и особенно когда чересчур весело добавил: – Слушайте, а что, если нам еще выпить эля в деревне?

Увидев выражение его лица, лорд Берхарт быстро взглянул на дверь и вдруг кивнул:

– Пожалуй, это не такая уж плохая идея. Я мог бы…

– Отойди.

Эрик произнес всего одно слово, достаточно спокойно, но его суровый взгляд сказал больше, чем любые слова. Тяжело вздохнув, Шамбли отошел от двери:

– Только помни, что именно ты запретил ей появляться на конюшне.

Эрик взялся за ручку двери, твердо уверенный в том, что Розамунда никуда не увела Блэка и что пукающий жеребец все еще стоит у камина. Медленно открывая дверь, он готовился увидеть знакомую картину и убеждал себя сохранять спокойствие, решив держать себя в руках. Он просто спокойно велит ей убрать лошадь, и она…

Все его мысли улетучились при виде большого зала, вернее, того, что осталось от этого помещения. Нет, это, конечно, не зал Гудхолла, уверял он себя. Это другой замок. Возвращаясь из деревни, они, должно быть, заблудились. Эта столовая, заполненная двумя десятками людей и животными, которых наверняка раза в два больше, принадлежит какому-то другому бедняге. А ему, Эрику, нужно отправляться в Гудхолл. Но потом люди и животные расступились, и он увидел кресло во главе стола. Оно показалось ему очень знакомым. Да, это явно его кресло и его большой зал.

Отчего у него вдруг появилась такая уверенность, хотя он точно знал, что не приглашал животных в свою парадную столовую?

А уверенность эта объяснялась тем, что на спинке кресла сидел сокол, и этот сокол в эту минуту пачкал его кресло. Да! И Эрик мог назвать только одного человека, который позволил бы соколу пачкать кресло лорда Спенсера. Того самого человека, который считал вполне нормальным укутать лошадь всеми вещами мужа и согревать ее у камина. И этот человек – его…

– Жена!

Едва он успел прокричать это слово, как сильные руки Роберта и отца схватили его и потащили из замка. Двери захлопнулись, и Эрик стал уже по-настоящему ругаться и кричать, в то время как его тащили вниз по лестнице.

Епископ Шрусбери, лорд Спенсер и Джозеф замерли на ступенях. Они, как всегда, шли медленнее и только что приблизились к замку. Все трое удивленно уставились на мужчин, тащивших Эрика к конюшне. Потом лорд Спенсер что-то пробормотал. Шрусбери покачал головой и поспешил по лестнице к дверям. Приоткрыв одну створку, он просунул голову в щель, тут же отпрянул и, снова захлопнув дверь, поспешно направился к лорду Спенсеру и Джозефу. Прокричав им что-то, епископ устремился вслед за мужчинами. Ухватившись за Джозефа, лорд Спенсер направился вслед за ними.

Розамунда закончила перевязывать сломанное крыло утки и встревоженно оглянулась, уверенная в том, что слышала голос мужа. Эрика не было, но чувство вины захлестнуло ее, когда она посмотрела на множество животных, окружавших ее. Утки крякали, гуси шипели, куры кудахтали вокруг трех десятков окрестных жителей, ожидавших своей очереди. К столу была привязана коза. Рядом дремали овцы. На кресле во главе стола устроился сокол, и Розамунда с огорчением увидела, что он испачкал кресло ее мужа. Пара свиней пыталась найти на полу что-то съестное. Еще тут было несколько собак, кошки и даже корова. Большой зал был наполнен всевозможными звуками, которые издавали животные, и запах в зале напоминал конюшню. И словно этого было мало, у огня печально стоял Блэк, добавляя ко всеобщему запаху свой.

Розамунда вдруг с тревогой подумала, что не знает, сколько времени. Муж вряд ли обрадуется при виде этого сумасшедшего дома. Извинившись, она миновала терпеливо ожидавших людей и животных и отправилась на кухню. Там она с ужасом узнала, что ужин почти готов и уже пора садиться за стол.

Бросившись обратно в зал, Розамунда вымученно улыбнулась окружавшим ее людям:

– Мне очень жаль, но боюсь, что на сегодня нам придется закончить. Близится время ужина, и нам нужно убрать в зале.

Люди стали собираться; никто не жаловался, но все равно Розамунде было не по себе от того, что она отказывает им, хотя ничего серьезного уже не оставалось. В первую очередь она помогла самым больным.

– Завтра я осмотрю всех остальных, – пообещала она, когда люди стали покидать зал.

Потом она обвела взглядом кресло лорда, столы, скамьи.

– О проклятие, проклятие, дважды проклятие! – выругалась Розамунда.

Это было ужасно, просто ужасно. Повсюду были следы пребывания животных. Застонав во весь голос, она бросилась на кухню и, распахнув двери, закричала суетящимся слугам:

– Мне нужна помощь! Сейчас! Немедленно! Много помощи! Быстро!

Повар взглянул на паническое выражение ее лица и поспешил в обеденный зал. Она услышала, как он ахнул, потом его слова: «Черт побери! Что ты там натворила?» Затем он захлопнул дверь и в ужасе уставился на нее, словно только что понял, что ей нужна помощь, чтобы убрать всю эту грязь. Пятясь, он закачал головой:

– О нет! Нет, нет и нет!

– О да! Да, да! – вскричала Розамунда, опешив от его отказа. Разве они не ее слуги? Разве они не обязаны помогать ей, если она попросит?

Повар, похоже, одновременно с ней пришел к этому же выводу, потому что, выругавшись по-французски, повернулся к слугам.

– Идите, идите быстро, быстро, поторопитесь! – пророкотал он, и слуги сразу задвигались. Все до одного вдруг пронеслись мимо нее в большой зал. Все, кроме повара, но Розамунда и мечтать бы не посмела об этом. Кроме того, кто-то же должен следить, чтобы ужин не пригорел.

– Спасибо! – просияла она, пятясь из кухни. – Большое спасибо, месье.

– Ладно! – Сделав рукой недовольный жест, мужчина повернулся заспешил к горшку, кипящему на огне.

Розамунде осталось лишь присоединиться к слугам, занявшимся уборкой. Но едва дверь закрылась, как жалобное ржание привлекло ее внимание к камину.

– О, Блэки… – Она вздохнула и поспешила к коню, вспомнив, что муж приказал убрать его из зала до ужина.

– Дайте мне встать!

– Только когда ты возьмешь себя в руки, – спокойно заявил Гордон Берхарт, устраиваясь поудобнее на груди сына, прежде чем взглянуть на Роберта, который удерживал голову Эрика.

Они притащили Эрика в конюшню и держали его, надеясь, что он несколько остынет, прежде чем встретится с молодой женой.

– Как дела, Роберт? Ты удержишь его?

– Да, все прекрасно. Я…

– Возьму себя в руки? Возьму себя в руки? – взревел Эрик. – Эта женщина превратила мой парадный зал в конюшню!

Лорд Берхарт кивнул:

– Да, похоже на то. И хорошо, что ты начал строить новую конюшню. Может, если ты добавишь еще несколько человек, то она будет готова быстрее.

– Это не имеет значения, потому что не поможет исправить положение.

Берхарт удивленно посмотрел на епископа Шрусбери, направлявшегося к ним.

– Почему это не поможет?

Шрусбери пожал плечами:

– Но он же запретил ей появляться в конюшне.

– И поэтому она притащила всю конюшню в замок! – взревел Эрик.

– Послушай, прекрати реветь, словно раненый медведь, – раздраженно сказал Гордон и повернулся к епископу. – Ну да, он запретил ей появляться в конюшне. Я уже несколько раз это слышал, но так и не понял, почему это так важно. Какое это имеет значение? Ведь когда она увидит, что лошади в тепле и сыты, она уже не захочет вмешиваться.

– Это вовсе не вмешательство. Для нее это важное дело. Исцеление животных – это талант, которым ее наградил Господь. Это было ее обязанностью в аббатстве, и там ее за это очень ценили, – тихо объяснил епископ и печально взглянул на младшего Берхарта. – Право же, милорд, вы должны вернуть ее туда, где ее ценят за несомненные способности, Там она сможет принять постриг и жить той жизнью, к которой ее готовили с детства. Она будет намного счастливее там. А здесь она несчастна.

Лицо Эрика вспыхнуло от нарастающей ярости. Мысль о том, чтобы вернуть Розамунду в аббатство, огорчала его гораздо больше, чем то, что она превратила его дом в хлев, позволила соколу испражняться на его кресло. На мгновение он вспомнил ее милую улыбку, звонкий голосок, когда она пыталась успокоить этого несчастного коня, ее страстность прошлой ночью. Сама мысль о том, что этот высокомерный осел стоит здесь и пытается уговорить его отказаться от нее, да еще утверждает, что она там будет счастливее, вызывала в Эрике желание задушить епископа своими руками. Когда ярость достигла предела, он закричал:

– Убирайтесь! Убирайтесь! И немедленно, сейчас же!

Гордон Берхарт опешил при виде такой вспышки ярости у сына и взглянул через плечо на епископа.

– Пожалуй, лучше будет, если вы… э… удалитесь на некоторое время, епископ, – деликатно посоветовал он. – Например, прогулка верхом – неплохая идея.

– Пойдемте! – решительно сказал лорд Спенсер, смело взяв на себя обязанность сгладить неприятный момент. – Мы вернемся в деревню и там поужинаем, А они пока тут со всем разберутся, да? Джозеф, найди Смизи и вели ему приготовить коляску.

Откашлявшись, Смизи вышел из стойла, где он буквально прирос к земле с того момента, как Эрика втащили в конюшню. Он быстро стал запрягать лошадь, пока Джозеф провожал во двор лорда Спенсера и Шрусбери.

Эрик, Роберт и Гордон молчали, пока Смизи не закончил работу. Как только он ушел. Гордон со вздохом повернулся к сыну:

– Ну как, здравый смысл вернулся к тебе?

– Вернулся? – горько рассмеялся Эрик. – Да там сокол пачкал мое кресло.

Гордон снова вздохнул:

– Эрик, ты теперь женат, и нужно привыкать…

– Привыкать! – взревел Эрик. – Там козел жевал мое знамя.

– Розамунда хотела как лучше, – вмешался Роберт, и Эрик сердито взглянул на него.

– А в углу корова наложила целую кучу!

Роберт расхохотался, но тут же отвернулся и закашлялся. А Гордон спросил:

– Почему бы тебе тогда просто не разрешить ей заниматься животными в конюшне?

Эрик тут же захлопнул рот. Прищурившись, Гордон продолжил:

– Она казалась вполне счастливой среди своих подопечных.

Эрик нахмурился, и перед его глазами возникла картина: его жена заботливо склонилась над уткой, перевязывая ей крыло, широко улыбалась и весело разговаривала. Трудно сказать, с кем она беседовала – с уткой или с ребенком, но одно было ясно: с животными у нее полное взаимопонимание. И все равно – разрешить ей посещать конюшню, куда будут приводить животных? Там же столько мужчин! Он скривился от этой мысли.

При виде его мрачного лица лорд Берхарт вздохнул:

– Я здесь всего лишь полдня, но мне уже кажется, что ты ведешь себя как идиот. – Увидев удивленное лицо Эрика, он пожал плечами. – Ты сделал Смизи старшим конюхом. Зачем?

Явно растерявшись, Эрик пробормотал:

– Потому что он умеет обращаться с животными.

Гордон кивнул:

– А кого ты выбрал командиром для своих рыцарей?

Эрик заморгал:

– Прирожденного предводителя, организованного и хорошо соображающего в бою.

– Именно. И я учил тебя использовать таланты людей. Я говорил тебе, что если ты этого не сделаешь, то они найдут им применение в другом месте или заскучают, ожесточатся, попадут в беду. Разве нет?

– Да.

– И, однако же, именно так ты поступаешь со своей женой.

Эрик дернулся, словно его ударили. Но отец еще не закончил.

– С твоими страхами по поводу ее возможной неверности и попытками не допустить подобного ты сам подтолкнешь ее именно к этому. – Он коротко рассмеялся при виде изумления на лице Эрика. – Что? Думал, я тебя не понимаю, сын? Ты не против того, чтобы с ней советовались в замке, как лечить животных. Ты, возможно, не возражал бы и против их присутствия в замке, если бы они не испражнялись повсюду. А раз дело не в животных, то к кому ты пытаешься ее не пустить?

Когда Эрик, устыдившись, отвернулся. Гордон с силой повернул его лицом к себе:

– Поверь мне, сын. Ты ведь не допустишь в отношении своей жены такую же ошибку, какую я допустил с твоей матерью.

Эрик застыл:

– Что?

Гордон вздохнул, прислонился к стене, и его невидящий взгляд устремился куда-то вдаль.

– Твоя мать была талантливой целительницей, когда мы поженились.

Эрик вздрогнул:

– Я не знал этого.

– Да, это была моя вина. – Покачав головой, Гордон продолжил: – Она помогала своей матери ухаживать за больными, когда была еще малышкой, слугам в замке, воинам и даже больным и раненым в деревне. Потом мы поженились. – Гордон на мгновение опустил голову. – Она хотела и дальше заниматься целительством, но я запретил ей. У нас уже был деревенский лекарь, и я не видел причин для того, чтобы моя благородная жена тоже занималась этим. Она постоянно уговаривала меня, но я был тверд… вернее, упрям, – с горечью произнес он. – Я сказал ей, что ее дело – рожать мне детей и следить за порядком в замке. Через некоторое время она как будто смирилась. И поначалу мне казалось… Я убедил себя, что она довольна жизнью. Но это было не так. Она думала, что я ценю ее только как племенную кобылу. И хотя она любила тебя, твоего брата и сестер, она охладела ко мне. Ее любовь умерла. Замолчав, он устало покачал головой. – Она была прекрасна. И меня не должно было удивлять, что другие видели в ней то, чего не понимал я. И ее неудовлетворенность не осталась незамеченной. В конце концов появился другой мужчина, который смог убедить ее, что ценит в ней то, чего не вижу я, и уговорил бежать с ним. Я бы понял, в чем дело, если бы не был так увлечен делами в своих владениях. – В этих словах явственно сквозило отвращение Гордона к самому себе. – Не повтори моей ошибки, сын. Цени таланты своей жены. Используй их. Дай ей возможность быть здесь не только племенной кобылой.

– Черт! – расстроился Эрик, выслушав рассказ отца. – Но почему тогда ты так злился, что она ушла? Ты даже ни разу и словом не обмолвился…

– Конечно, я злился, – нетерпеливо прервал Гордон и отвернулся. – Она была счастлива без меня, а я был одинок и несчастен. Я видел ее еще раз, незадолго до ее смерти. Она была довольна, ухаживала за больными, ее ценили за это больше, чем за рождение детей. И хотя она не могла выйти замуж за человека, с которым жила, зато была уверена в его любви, знала, что он ценит ее, и ей было хорошо. Даже когда неважно себя чувствовала. И она умерла без сожаления, зная, что выполнила свое предназначение в этой жизни. А я остался сожалеть о своих ошибках.

Встав, Эрик подошел к отцу и положил руку ему на плечо.

– Спасибо, что ты рассказал мне об этом, отец. Я знаю, как тебе трудно было.

– Да, это было тяжело. Но я страдал не зря, если ты сделаешь выводы из моих ошибок. Избавь себя от сердечной боли, мальчик, – сказал Гордон, глядя перед собой.

– Думаю, я уже сделал это, – заверил его Эрик и отвернулся. – А сейчас я, пожалуй, пойду к Розамунде. Я был больше чем глупец. Я скажу ей, что она может ухаживать за животными на конюшне, как она это делала в аббатстве.

Роберт молчал, пока Эрик выходил из конюшни. Ему было не по себе оттого, что он присутствовал при этом разговоре. Чтобы как-то сгладить напряженность, он сказал:

– Значит, мать Эрика тоже была целительницей?

Он кое-что слышал о матери друга, но лишь некоторые детали.

– Хм? – Оглянувшись, лорд Берхарт непонимающе посмотрел на Роберта, потом скривился. – Мать Эрика была шлюхой. Она так часто ложилась под моих друзей и знакомых, что я удивлен, что мальчик вообще видел ее.

– Но как же тогда все эти слова о том, что она была счастлива, делала то, что ей предназначалось? – удивленно спросил Роберт.

Отец Эрика поморщился:

– У нее не было ни знаний, ни желания лечить людей. Даже собственных детей. Она умерла в колонии для прокаженных. Заразилась от одного из своих любовников. Одному Богу ведомо, от которого из них.

– Но вы сказали…

– Я солгал, Роберт, – сухо прервал его лорд Берхарт. – Эрик сильно страдал из-за поведения матери. Это оставило след на всех детях. А распутное поведение Делии лишь усугубило ситуацию.

– И вы солгали, чтобы он не допустил ошибки с Розамундой?

Гордон пожал плечами:

– Я оказался не очень хорошим знатоком женщин. Может, и Розамунда предаст его, я не знаю. Но все же мне кажется, что она этого не сделает и заслуживает шанса доказать это. О женщинах нужно судить по их поступкам, а не по тому, что они женщины. – Гордон вдруг пристально посмотрел на Роберта: – Но ты будешь хранить все услышанное при себе. Так?

– Конечно, милорд, – быстро заверил его Роберт и, поколебавшись, спросил: – А ему я никогда не смогу сказать?

Гордон слегка улыбнулся:

– А зачем? Погоди, я, кажется, догадываюсь. Ты думаешь, что Розамунда будет ему верна и Эрик когда-нибудь поймет, каким он был ослом. И тебе не терпится посмеяться над ним. – Он покачал головой. – Договоримся так. Ты можешь рассказать ему, когда вы оба будете старыми и седыми, усядетесь с вином у камина и станете рассказывать сказки.

Роберт усмехнулся:

– С нетерпением буду ждать этого момента.

– Отлично! – засмеялся лорд Берхарт и хлопнул молодого человека по плечу. – Ужин уже должен быть готов, как думаешь? Я чувствую, что у меня появился зверский аппетит после всех этих выдумок.

– Они у вас здорово получаются.

Берхарт гордо кивнул головой:

– Я придумывал эту историю на ходу. И в ней не было никаких огрехов, да?

– Не заметил ни одного, – заверил его Шамбли.