– Ты не задумывался, о каких неприятностях тревожился король Генрих?

Эрик остановился у лестницы и с недоумением посмотрел на друга, и Роберт напомнил ему:

– Он тревожился о безопасности Розамунды, если что-нибудь случится с ним. Он сказал, что именно поэтому тайно уехал и устроил этот брак.

Эрик нахмурился и молча продолжил путь. Но когда они уже почти приблизились к недостроенной конюшне, он признался:

– Я только об этом и думал, но до сих пор не понимаю что так беспокоило короля Генриха.

– Может, он боялся Ричарда?

– Не знаю, – хмуро ответил Эрик. Он опасался именно того, что сейчас Ричард, став королем, может представлять угрозу Розамунде. Но Эрик не был уверен, что Ричард знает о ее существовании, и пожалел, уже не в первый раз, что король Генрих так и не объяснил своих опасений.

– И я не знаю, – со вздохом признался Роберт. И, словно вторя мыслям Эрика, сказал: – Было бы легче, если бы король Генрих более откровенно говорил о том, чего можно ожидать и от кого – Ричарда или Иоанна.

Поразмышляв некоторое время, Эрик пожал плечами:

– Теперь, когда Генрих мертв, Ричард унаследует трон. Так что скорее всего именно его опасался король.

Роберт кивнул:

– Да, ведь Ричард – сын своей матери. А Элеонора оказывает на него сильное влияние.

– Но ты ведь не думаешь, что она все еще озлоблена из-за связи Генриха с матерью Розамунды? – растерянно спросил Эрик.

– Не знаю. Именно поэтомуя и заговорил об этом. Хотел услышать твое мнение. Как только в Шамбли прибыл гонец с новостью о смерти Генриха, я первым делом вспомнил опасения короля. Этот внезапный страх за Розамунду, что это могло означать?

– Да, и меня все время мучит этот вопрос, – согласился Эрик.

– И меньше всего тебе сейчас нужны новые заботы, – вдруг сказал Роберт, и смешинки заплясали в его глазах. – У тебя ведь и без того достаточно проблем – новые обязанности, болезнь Блэка. Кстати, как тебе спится с ним в одной спальне? Он храпит? Или газы в животе не дают ему заснуть?

Эрик сердито посмотрел на друга:

– Смейся, Шамбли, пока можешь. Но придет день, когда мы поменяемся местами. И тогда уже я посмеюсь. Роберт лишь расхохотался в ответ.

– Нет, правда, Эрик. Я не знаю, как ты не вспылил вчера вечером. Мне даже в голову не пришло задуматься о том, куда Розамунда могла увести коня. Но чтобы в твою спальню… – Он покачал головой. – Если в огромном парадном зале запах был невыносимым, то в твоих покоях, наверное, можно просто задохнуться.

Эрик грустно вздохнул при мысли об этом. По правде говоря, он был так пьян, когда вернулся в спальню, что даже не почувствовал никакого запаха. А разозлился он оттого, что, проснувшись, увидел прямо над собой Блэка, из носа которого текло прямо ему в лицо. Но он не стал рассказывать об этом другу, который и так вдоволь потешился над ним.

– Давай лучше поговорим об опасности, которая может грозить моей жене, – сказал он многозначительно.

– А, да, конечно, – мгновенно посерьезнел Роберт. – Что ты думаешь о коронации? Об этом, несомненно, вскоре будет объявлено, вас обоих, конечно, будут ждать. Вдруг что-нибудь случится во время церемонии? Ведь Элеонора будет там.

Эрик на мгновение задумался, потом покачал головой:

– Нет, не думаю, что будут осложнения. Роман у Генриха с матерью Розамунды был почти двадцать лет назад. Не представляю, чтобы хоть какая-нибудь женщина могла так долго таить злобу.

Роберт приподнял бровь.

– Но на всякий случай я велю всем своим людям быть начеку.

– Хуже от этого не будет.

– Да, – вздохнул Эрик. – Я сейчас переговорю с… – Нахмурившись, он остановился и невольно поднял руку к щеке, ощутив на ней влагу. Недовольно поморщившись, он поднял ладонь к небу, и через минуту на нее упала капля дождя. – Проклятие! – воскликнул он.

– Хм, похоже, что работу в новой конюшне придется остановить, – с трудом выговорил Роберт, давясь от смеха. – Это значит, что тебе сегодня снова придется делить спальню с Блэком. Надеюсь, что ему лучше. – Он не смог сдержать смех, когда Эрик зарычал от отчаяния.

– Ну вот, Блэки, – сказала Розамунда, ставя у ног коня ведро с водой. – Этого тебе хватит на ночь.

Выпрямившись, она засунула пальцы под ткань, закрывавшую морду коня, и с облегчением отметила, что у него уже нет жара. Она сначала хотела снять обмотанную вокруг коня одежду, но потом передумала, потому что тогда Эрик непременно решит, что Блэк здоров и может вернуться в конюшню. А этого нельзя допустить, тем более когда дождь лил целый день и весь вечер.

Розамунда тяжко вздохнула, подумав о том, каково остальным лошадям сегодня в конюшне. Несмотря на разгар лета, дни были прохладными, и холод, казалось, пронизывал до самых костей. В довершение ко всему лошади страдали еще и от сырости. В старой конюшне не только стены были дырявыми, но и крыша прохудилась и протекала так, словно это было решето. Розамунда почти все утро пыталась перевести лошадей в более сухое место в конюшне, но потом оставила эту затею как бесполезную. Не оказалось ни одного стойла, над которым бы не лило.

Розамунда покачала головой, вспомнив это совершенно бесполезное и пустое утро. Все усугубилось еще и тем, что Эрик ходил за ней по пятам, ворча и сетуя по поводу дождя и задержки строительства новой конюшни. Если бы это возмущение было вызвано состраданием к лошадям, которым приходилось стоять по колено в грязи и мокнуть, она бы поворчала вместе с ним и не сердилась так. Но было совершенно очевидно, что больше всего его беспокоило, что из-за задержки строительства ему снова придется терпеть присутствие Блэка в замке.

К полудню Розамунда была сыта по горло обществом мужа и очень надеялась, что во второй половине дня он останется в замке. К сожалению, когда она встала после трапезы и собралась вернуться в конюшню, Эрик тут же последовал за ней. Она предложила ему провести время с отцом и Робертом, но он тут же отмел это предложение. Нет, ответил Эрик, он с удовольствием составит ей компанию и поможет.

Розамунде осталось лишь вздохнуть и покачать головой. Его слова прозвучали бы убедительнее, если бы он не процедил это сквозь зубы, следуя за ней под проливным дождем к загону с быком. С тем самым быком, который поранил бедного щенка Джемми. Хозяин быка обратился к ней с просьбой осмотреть ногу животного. Насквозь промокшая, по колено в грязи, Розамунда пришла к загону в настроении, не допускавшем никаких капризов со стороны быка.

Эрик лишь взглянул на огромное животное, злобно следившее за их приближением, и остановил Розамунду. Повернувшись к хозяину быка, он стал обсуждать различные способы утихомиривания животного, чтобы Розамунда могла без опаски войти в загон. Зная, что спорить бесполезно, Розамунда терпеливо ждала под проливным дождем, пока они отправятся на поиски веревок. Как только мужчины скрылись внутри старого сарая, она покачала головой и подошла к забору. Бык немедленно повернулся к ней, угрожающе нагнув голову.

Розамунда попыталась ласковым голосом успокоить животное но бык пару раз ударил копытом о землю. Из этого она сделала вывод, что он ведет себя так не из-за страха. Просто ему было плохо. Она и сама была сейчас не в лучшем настроении и не в восторге от того, что ей приходилось мокнуть и мерзнуть из-за свирепого животного, топчущего бедных, беззащитных щенков.

Ворча себе под нос, она приподняла юбки, чтобы он увидел ее ноги, и повторила это движение, чтобы дать ему понять, что не испугалась. И потом решительно взобралась на забор. Она как раз собиралась перекинуть ногу через перекладину, но замерла, потому что бык внезапно бросился вперед. Он остановился буквально перед самым забором и отступил.

Розамунда знала, что именно так он и поступит. Животное лишь изобразило атаку, предупреждая ее, что лучше оставаться по ту сторону забора. Но Розамунда не собиралась мириться с его угрозами. Как только бык стал отворачиваться, она размахнулась сумкой со снадобьями и ударила его по голове. От неожиданности бык быстро отскочил и повернулся к ней. Розамунда готова была поклясться, что видела удивленное и обиженное выражение в его глазах. Она подозревала, что все старались обходить его стороной и не осмеливались бросать ему вызов, кроме разве что несмышленых щенков. Но она уже давно поняла, что животные очень похожи на людей и самоуверенные наглецы среди них тоже не редкость.

Завладев вниманием быка, Розамунда ласково улыбнулась и, засунув руку в карман, вытащила яблоко. Протянув его быку, она спросила:

– Хочешь яблочко?

Бык не сдвинулся с места, но она успела заметить появившийся в его глазах интерес. Она бросила яблоко на траву у его ног. Настороженно поглядывая на нее на случай, если она вдруг сойдет с ума и снова станет бить его сумкой по голове, бык нагнул голову, тронул носом яблоко и осторожно откусил. Розамунда терпеливо ждала.

Ангус, бык в аббатстве, имел слабость к яблокам. И Розамунда надеялась, что этот бык тоже неравнодушен к ним. К ее облегчению, он действительно оказался любителем яблок и быстро проглотил сочную приманку. Вытащив из сумки еще одно яблоко, Розамунда помахала им и перебросила и сначала одну, потом другую ногу через забор так, что теперь сидела уже внутри загона. Помедлив, она нагнулась и протянула яблоко быку.

Бык смотрел на нее, колеблясь, потом сделал один шаг вперед, но снова остановился и уставился на нее. Розамунда выждала, потом бросила яблоко на землю между ними. Бык настороженно посмотрел на нее, но приблизился к яблоку и быстро расправился с ним. Розамунда тут же вытащила третье, и это возымело действие. Она лишь протянула его, и на этот раз бык осторожно подошел к ней и взял яблоко с ее ладони. Пока он жевал, Розамунда слезла с забора, медленно обошла быка и погладила его сбоку.

Когда Эрик и фермер вернулись с веревками и прочими приспособлениями, Розамунда стояла на коленях в грязи, колдуя над большой ссадиной на задней ноге быка. Судя по следам зубов, это был укус. Похоже, щенок Джемми храбро защищался. Не обращая внимания на возмущенное требование Эрика немедленно покинуть загон, Розамунда быстро промыла рану и наложила целебную мазь. Выпрямившись, она ласково похлопала быка по спине и неторопливо покинула загон.

Эрик встретил ее суровым выражением лица и молча сопровождал обратно в конюшню. Там очередь животных, ожидавших ее, оказалась бесконечной. Эрик был мрачен и молчалив все время, пока она занималась животными, а потом проводил ее в замок на ужин. За ужином он тоже хранил упорное молчание. И когда Розамунда наконец покинула его, он, похоже, уже успел довольно много выпить.

Вздохнув, Розамунда похлопала Блэка, потом подошла к постели и сняла платье. Начав снимать рубашку, она остановилась и вздохнула. Грешно спать голой. Утром епископ Шрусбери напомнил ей о целом списке прегрешений. Одно лишь воспоминание о беседе с епископом заставило Розамунду вздохнуть.

Вот в чем была истинная причина ее усталости. Она устала, переживая из-за того наслаждения, которое доставляет ей муж, а еще и потому, что ей не следует наслаждаться этим. Похоже, сестра Юстасия была права насчет того, что можно, а чего нельзя. Розамунда почему-то надеялась, что монахиня ошибалась во всем. Но епископ подтвердил все до последнего правила, перечисленного сестрой Юстасией, да еще добавил несколько, которые она пропустила. При мысли об этих запретах Розамунде хотелось забраться в постель и больше никогда не вставать.

Конечно, она не могла сделать этого, но по крайней мере можно было лечь в постель и подумать о чем-нибудь другом. Именно так она и поступила. Она лежала и смотрела на тени, отбрасываемые пламенем, до тех пор, пока они не убаюкали ее.

Огонь в камине почти погас, и в комнате царил полумрак, когда она проснулась спустя некоторое время. Розамунда повернулась во сне на бок и сейчас лежала лицом к окну, выходящему во внутренний дворик.

Не понимая, что заставило ее проснуться, она почти опять закрыла глаза, но тут же открыла, когда вдруг услышала крик Блэка. Да, это не было ржание, это был именно крик, насколько лошадь способна кричать. За этим последовал грохот копыт Блэка по деревянному полу спальни. Шум стоял такой, словно целый табун несся к постели. Испуганно приподнявшись, Розамунда судорожно обвела комнату взглядом и увидела, что в комнату вошел Эрик. А Блэк атаковал его! Конь угрожающе взвился на дыбы. Эрик вскрикнул, стараясь уклониться от этих страшных копыт.

– Блэки! – закричала Розамунда.

Она вскочила с постели и бросилась в темноту, где плясали черные силуэты человека и лошади.

– Блэки, перестань!

Подбежав к коню как раз в тот момент, когда Эрик споткнулся и упал, она изо всех сил вцепилась в поводья и повисла на них, оттаскивая коня, пока тот не затоптал лежащего на полу мужа. Успокоив коня, она взволнованно спросила:

– Муж, как вы?

Не ответив ей, он просто бросился к двери, распахнул ее и поспешно покинул комнату.

Вздохнув, Розамунда повернулась и посмотрела на Блэка. Конь тяжело дышал, и его била мелкая дрожь. Болезнь ослабила его, а случившееся, похоже, отняло у него последние силы. Это тоже озадачило Розамунду. Держа поводья в руках, она бросила еще одно полено в угасающий камин и повернулась к Блэку, но замерла при звуке тяжелых шагов:

– Розамунда?

– Эрик? – ответила она, озадаченная тем, что он скорее встревожен, чем рассержен. Она ожидала, что он будете ярости из-за предательства коня.

Розамунда сделала два осторожных шага в темноте к двери, но тут же остановилась, когда два темных силуэта появились в проеме.

– С вами все в порядке? – хором спросили они, потом тишина заполнила комнату.

Первая тень направилась к столу, потом к ней, стоявшей у камина. Эрик. Его тревога была очевидна, когда он наклонился, чтобы зажечь свечу от языков пламени. Потом он выпрямился и посмотрел на Розамунду, заметив, что на ней лишь одна рубашка.

– Что случилось?

Розамунда от удивления заморгала:

– Я собиралась спросить о том же: почему Блэки напал на вас?

– Что происходит?

Эрик и Розамунда взглянули в сторону двери, но вопрос был задан не Робертом. Он быстро отступил, и они увидели отца Эрика со свечой в руке и в ночной сорочке.

Когда Эрик, сердито переведя взгляд с едва одетой жены на собравшихся в комнате мужчин, шагнул за ее платьем, Роберт счел нужным ответить. Недоуменно пожав плечами, когда на пороге появились епископ Шрусбери и Джозеф, он сказал:

– Мы сидели внизу и услышали тут шум. Скорее гром. Блэк кричал, Розамунда кричала, и мы поспешили, чтобы выяснить, что происходит.

Все они повернулись и посмотрели на Розамунду. Эрик набросил ей на плечи шаль, и она встревоженно повернулась к мужу:

– Вы сидели внизу за столом? Вы хотите сказать, что это не на вас набросился Блэки?

– С какой стати моему коню набрасываться на меня? – раздраженно спросил Эрик и вдруг застыл. Только сейчас до него дошел смысл ее слов.

– Ты хочешь сказать, что в комнате кто-то был?

– Да. Я спала, но что-то разбудило меня. И я услышала, как Блэки бросился через комнату, потом закричал и… – Она указала рукой в сторону двери. – Около кровати кто-то был, и Блэки набросился на него. Я подумала, что это вы.

– Почему вы подумали, что это Эрик? Этот человек был похож на него? – с любопытством спросил лорд Берхарт.

Розамунда, пытавшаяся просунуть руки в рукава платья, остановилась и удивленно заморгала.

– Ну… Я не знаю. Было очень темно. Я просто так решила. – Она растерянно пожала плечами. – Кому еще быть в наших покоях?

– Уместнее было бы спросить, что он делал здесь? – сказал Роберт, многозначительно взглянув на Эрика.

– Вы видели кого-нибудь в коридоре, когда бежали сюда? – спросил епископ Шрусбери, с любопытством оглядывая спальню. Его глаза слегка расшились, когда его взгляд остановился на Блэке, и Розамунда решила, что его, должно быть, удивило присутствие в спальне коня. Но его преосвященство откашлялся и сказал: – Ваш конь, похоже, облегчается на…

Остальные слова епископа невозможно было разобрать из-за громких ругательств Эрика и восклицания Розамунды. Но она вскрикнула, потому что увидела на груди животного рану, из которой струилась кровь.

– Он ранен! – воскликнула она, бросаясь к Блэку. – Эрик, принесите мне, пожалуйста, мою сумку. Она в комоде.

Эрик вместо этого подошел к ней и тоже внимательно осмотрел рану; она обернулась и увидела, что за сумкой пошел Роберт.

– Это ножевая рана, – мрачно заявил Эрик, когда Роберт подошел к нему.

– А вот и нож.

Оглянувшись при этих словах лорда Берхарта, Розамунда увидела, как епископ поднял окровавленный нож и стал снимать приставшие к нему ворсинки, а потом передал его Эрику. Розамунда нахмурилась при виде зловещего оружия, потом снова повернулась к Блэку. Пусть мужчины волнуются об этом, а ей нужно выхаживать Блэка.

Эрик встретился взглядом с Шамбли, когда остальные мужчины сгрудились у постели. Все они некоторое время рассматривали острый кинжал, потом повернулись и взглянули на Розамунду, хлопотавшую вокруг коня.

– Блэк спас ей жизнь, – тихо сказал Роберт, когда лорд Берхарт и Джозеф подошли ближе.

– Да, – мрачно согласился Эрик.

– Но вы ведь не думаете, чтобы кто-то вошел сюда с намерением причинить ей вред? – тревожно спросил епископ Шрусбери. – Да кому могло понадобиться нападать на леди Розамунду?

– Тому, кого опасался Генрих, – мрачно предположил лорд Берхарт, и Эрик удивленно взглянул на него.

– Ты знаешь об этом? – У него еще не было возможности рассказать отцу об опасениях короля.

– Роберт рассказал мне после того, как, прибыл посланец. Поэтому я и решил приехать сюда.

– Понятно… – нахмурился Эрик. – Это вполне может быть именно то, чего опасался Генрих. – Жаль, что он не рассказал мне подробнее… – Замолчав, он озабоченно взглянул на епископа. – Он многое говорил вам. Почему он тревожился за Розамунду? От кого, как он надеялся, я должен защитить ее в случае его смерти?

Старик растерянно покачал головой:

– Не знаю. Я не помню, чтобы он говорил об опасности.

Эрик чуть нахмурился, и его взгляд устремился к жене, перевязывавшей Блэка. Рана была неглубокой. Он увидел это, когда осматривал коня, но это его не успокоило. Для Розамунды такая рана была бы скорее всего смертельной. Он ни на секунду не сомневался, что конь спас ее жизнь. Но кто это был? И почему?

– Что ты собираешься делать? – спросил Шамбли, пока Эрик продолжал мрачно смотреть на жену.

Удивленно оглянувшись, словно на время забыл о присутствии остальных мужчин, Эрик поморщился:

– Я удвою охрану у ворот, ограничу все передвижения и буду держать ее под постоянным присмотром, пока мы не выясним, кто стоит за этим, каковы намерения этого человека, и не найдем его. Это все, что я могу пока сделать. Да еще расспросить, видели ли сегодня здесь чужих. – Он внезапно нахмурился. – После того как Розамунда удалилась на покой, никто не поднимался по лестнице и не спускался. Откуда мог появиться нападавший?

– Единственная пустовавшая комната наверху – это моя спальня, – сказал Роберт и покачал головой. – Но коридор плохо освещен, в некоторых местах там просто кромешная тьма. Возможно, он ждал наверху, когда она поднимется и пройдет к себе, и после нападения спрятался там.

– Мы могли пробежать мимо него, – вдруг понял Эрик и сжал руку на рукоятке кинжала.

Он направился к двери, но отец остановил его.

– Если он и был там, то его уже давно нет, – тихо сказал лорд Берхарт, и плечи Эрика поникли. – Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это приказать зажечь как можно больше факелов и не давать им гаснуть.

– Да, я сейчас распоряжусь. И еще пришлю слугу убрать кучу, которую тут наложил Блэк, – сказал он с гримасой и направился к двери, но тут же остановился и неуверенно посмотрел на жену.

– Мы с Шамбли останемся с ней, – заверил сына лорд Берхарт, заметив его нежелание оставлять Розамунду одну.

Пробормотав слова благодарности, Эрик поспешно покинул комнату.

– Ну, я уверен, что Розамунда будет в безопасности, когда вы оба с ней, а моим старым костям пора на покой, – сказал Шрусбери со вздохом и взглянул на Джозефа. – Ты не проводишь меня? Думаю, что лорд Спенсер с нетерпением ждет рассказа о том, что тут произошло.

– Да, милорд, – сказал Джозеф и последовал за епископом из комнаты, когда Шамбли и лорд Берхарт подошли к Розамунде.

– Как он?

Розамунда, вздрогнув, обернулась и пожала плечами:

– Рана неглубокая, но меня тревожит то, что Блэк ослаблен болезнью.

– Хм. – Лорд Берхарт потянулся и ласково похлопал коня. – Блэк сильный. Я подарил его Эрику, когда он получил шпоры. У Блэка были раны и пострашнее, но он справлялся с ними. А от этой царапины он быстро поправится.

– Да, милорд, – сказала Розамунда, хотя вовсе не разделяла его уверенности.

Она продолжала суетиться вокруг коня, даже когда слуга убирал за ним и когда вернулся Эрик. Лорд Берхарт и Роберт тут же откланялись.

– Иди в постель, Розамунда! – приказал Эрик, когда дверь за мужчинами закрылась.

Похлопав Блэка на прощание, Розамунда неохотно направилась к постели.

Эрик, довольный тем, что она послушалась его, снял пояс и меч и уже начал снимать тунику, но замер, когда Розамунда подошла к кровати и стала раздеваться. Взяв платье за подол, она медленно подняла его. Глаза Эрика буквально упивались каждым дюймом обнажившейся кожи, изящными щиколотками, бедрами… Но тут его взгляд наткнулся на преграду – нижнюю рубашку. Глаза скользнули по тонкой ткани, облегавшей изгиб ее бедер, талию, грудь.

Он затаил дыхание, когда она подняла платье над головой и при этом ее грудь приподнялась и прижалась к почти прозрачной материи. Потом он спохватился, потряс головой и стал снимать тунику, пока Розамунда аккуратно складывала платье. Бросив рубашку на пол, он нахмурился и посмотрел на Розамунду, уже собравшуюся ложиться.

– Твоя рубашка.

– А что с ней, милорд? – Она усиленно натягивала на себя покрывало, но Эрик точно заметил, что она нервничает, и насторожился, зная, что это не сулит ничего хорошего.

– Ты не собираешься ее снимать?

– Ну… я… – Оставив в покое покрывало, Розамунда печально вздохнула и посмотрела на него. – Епископ Шрусбери сказал, что грешно спать – и не только! – без одежды, милорд.

– Ах, он сказал так, да? – медленно переспросил Эрик, чувствуя, как закипает в нем гнев из-за вмешательства старика.

– Да, – горестно кивнула она.

Эрик молчал, раздумывая, как лучше решить эту неожиданно возникшую проблему. Он знал позицию церкви в этом вопросе. Нагота считалась грехом. Даже купаться предписывалось в одежде, чтобы никто ненароком не увидел обнаженного тела. Но ему нравилась нагота жены. Ему нравилось смотреть на нее, касаться ее обнаженного тела, прижимать его к своему обнаженному телу и…

Чувствуя, как ожила его плоть от этих возбуждающих мыслей, Эрик заставил себя вернуться именно к тому вопросу, который возник так неожиданно, – как заставить жену снять рубашку? Он был не настолько глуп, чтобы считать, что это будет легко. Ведь ее воспитывали в аббатстве, и мнение церкви на этот счет для нее много значило.

Вздохнув, он снял штаны, оставив их на полу, лег рядом с Розамундой и посмотрел на нее. Она лежала на спине с закрытыми глазами, надеясь, несомненно, что он решит, будто она спит, и оставит ее в покое.

Но он не мог оставить ее в покое, не собирался делать этого.

Слегка улыбнувшись, он засунул руку под покрывало и накрыл мягкое полушарие ее груди поверх рубашки. Она напряглась, дыхание ее внезапно участилось, когда он слегка провел большим пальцем по уже набухшему соску.

Розамунда на мгновение крепко зажмурила глаза, борясь с наслаждением, охватившим ее при одном его легком прикосновении, и открыла рот, чтобы повторить мужу слова епископа Шрусбери о том, что ласка тоже грех. Но едва она открыла рот, как муж приник губами к ее губам, а его язык воспользовался возможностью и проник в ее рот.

О, это неправильно, в панике подумала она. И похотливые поцелуи тоже грех, наверняка епископ счел бы такой поцелуй именно похотливым. И хуже всего то, с ужасом поняла Розамунда, что она наслаждается им, а епископ утверждал, что и это грех. О Господи, ей непременно гореть в аду, если она не остановит его.

Розамунда судорожно уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но с его мощным телосложением Эрик даже не заметил этого, а его язык творил с ней такие вещи, которые обещали и наслаждение, и место в аду.

Розамунда застонала – не то от бессилия, не то от восторга, – когда его руки заскользили по ее телу. Она изо всех сил сопротивлялась наслаждению, даже когда ей хотелось еще крепче обнять мужа и выгнуться навстречу его рукам. Когда он прижал руку к средоточию ее женственности, она умоляюще застонала, мысленно моля Господа спасти ее от ее собственного похотливого желания. Но Господу, вероятно, сейчас было не до нее, и ее мольба осталась без ответа. Эрик же, казалось, не замечал ее попыток плотнее сжать ноги и не дать ему прикоснуться к ней.

Когда Эрик оторвался от ее губ, она вдохнула побольше воздуха и открыла рот, чтобы предупредить его об опасности, угрожавшей его душе. Но вместо этого она ахнула – его пальцы проникли в нее, коснувшись самого сокровенного и чувствительного места. Розамунда тут же прикусила губу, пытаясь бороться с нахлынувшими ощущениями. А когда его губы внезапно обхватили ее напрягшийся сосок, она до крови закусила губу. Его зубы, играющие с чувствительным бутоном через влажную ткань рубашки, доставляли такое мучительное наслаждение, что она тяжело задышала.

И только когда он убрал руку, чтобы снять с нее рубашку, она смогла заговорить.

– Милорд, – выдохнула она, – епископ Шрусбери…

Оторвавшись от ее груди, Эрик накрыл ее рот рукой и покачал головой:

– Тише.

– Но…

– Нет, я не стану больше слушать ту ерунду, что говорил Шрусбери.

– Но…

– Нет, – твердо повторил он. – Я знаю мнение церкви о наготе. И я также знаю ее мнение о брачном ложе. Мне не нужны поучения ни от тебя, ни от Шрусбери.

Розамунда смотрела на него во все глаза, не находя никаких доводов. В этом не было смысла; ведь он только что признал, что знает мнение церкви. И бесполезно было повторять ему это. И что же теперь делать? Епископ ясно сказал, что наслаждение в постели опасно для ее души, однако же отец велел подчиняться упрямцу, которому, похоже, нет дела ни до ее души, ни до своей собственной.

Мысли Розамунды разбрелись, а Эрик вдруг взял ее за руку и потянул, вынуждая сесть. Затем он велел ей встать на колени, она подчинилась без разговоров, но все же накрыла его руки своими, пытаясь остановить, когда он стал поднимать рубашку. Она ничего не сказала, только смотрела на него полным мольбы взглядом.

Эрик, заметив выражение ее глаз, почувствовал, что терпению его приходит конец, но решительно взял себя в руки.

– Розамунда, ты помнишь свои клятвы во время венчания?

Она удивленно заморгала и тоже несколько успокоилась.

– Да, конечно.

– Конечно. – Эрик неторопливо кивнул. – А разве среди них не было клятвы повиноваться мужу?

На ее лице вновь появилось выражение настороженности. И хотя ей явно не хотелось признавать этого, она кивнула:

– Да.

– А если бы я приказал тебе позволить мне снять с тебя рубашку, чтобы выполнить твою клятву перед Богом и людьми повиноваться мне, тогда ты позволила бы мне, да?

Она нахмурилась, немного подумала и кивнула:

– Да, милорд. Поскольку я поклялась перед Богом и людьми повиноваться вам, то позволила бы.

– Ну тогда я приказываю разрешить мне сделать это.

Розамунда колебалась всего одно мгновение, а потом убрала руки. Она была молчалива и неподвижна, пока он поднимал рубашку, обнажая бедра, потом талию. Когда он задержался у ее груди, она подняла руки, чтобы он мог снять рубашку через голову, но он вдруг словно передумал. Вместо этого он наклонился и припал губами к тому же соску, который ласкал через ткань. Рубашка внезапно упала, накрыв его с головой, когда он обхватил Розамунду за талию и стал целовать одну грудь, свободной рукой зажав другую.

– О Боже! – Розамунда словно молилась. Пальцы ее сжались, и ногти впились в ладони. Она пыталась бороться с внезапно нахлынувшими чувствами. Но тут Эрик пошевелился, раздвинул коленом ее ноги, и Розамунда решила, что уже можно не волноваться о том, что она попадет в ад. Что может быть хуже боязни испытать дарованное тебе наслаждение? Зажмурив глаза, она снова стала молиться, когда губы Эрика прикоснулись к другой груди, а рука проникла между ног. Ее глаза широко открылись, когда он нашел чувственный бутон. Она еще глубже вонзила ногти в ладони и стала кусать губы, чтобы не податься навстречу его руке, но уже ничего не могла поделать с жаркой влагой, вызванной его ласками.

Эрик присел на корточки, и его лицо оказалось на уровне ее груди.

Розамунда снова закусила нижнюю губу, произнося про себя Иисусову молитву. Это была отчаянная борьба со сладостной пыткой, которой он подвергал ее. Своими жаркими ласками он разбудил в ней огонь, грозивший спалить.

Когда она уже решила, что больше не вынесет, он, запутавшись пальцами в ее волосах, запрокинул ее голову и жадно припал к губам. Розамунда была податлива в его руках, не сопротивляясь, но и не помогая ему, лишь временами ахая от удивления. Тихий возглас потонул в его поцелуе, когда он положил ее на постель и одним плавным движением овладел ею.

Оторвавшись от ее губ, Эрик замер, вглядываясь в ее лицо, искаженное страстью, и заметив искусанную губу.

Слегка нахмурившись, он выскользнул из нее, потом опять медленно вонзился, отметив то, как она снова закусила губу, а ее взгляд был устремлен куда-то за его плечо. Когда он повторил движение, она осталась неподвижной, хотя зубы еще сильнее впились в губу. Ее прежние вздохи, стоны и страсть исчезли. Сейчас в его объятиях была совершенно другая женщина, и он не понимал причину. И ему это чертовски не нравилось.

– Что ты делаешь?

Розамунда моментально взглянула на него.

– Милорд? – растерянно спросила она.

– Ты искусала губы, и тебя как будто здесь нет. В чем дело?

Розамунда горестно вздохнула, отвела глаза и лишь тихо сказала:

– Вы приказали мне не говорить об этом.

– Шрусбери, – догадался Эрик и увидел подтверждение в ее виноватом взгляде. – Что еще он сказал тебе?

– Он сказал, что грешно наслаждаться этим, – тихо призналась она, и Эрик почувствовал, что немного успокаивается. По крайней мере теперь были понятны ее молчание и безучастность. А то он уже начал опасаться…

– Что еще? – поинтересовался он, решив выяснить все до конца.

Розамунда отвела взгляд, вздохнула и начала перечислять все, что поведал ей священник.

– Нельзя заниматься этим в нечистое время для женщины, когда она носит ребенка или кормит, никогда во время Великого поста, на Страстной неделе. Нельзя в постные дни, по воскресеньям, средам, пятницам или суб…

– Хватит! – взревел Эрик и прижался лицом к ее шее, потом глубоко вздохнул и поднял голову. – Послушай меня внимательно, – велел он. – Я приказываю тебе забыть все это и наслаждаться моими прикосновениями. Ты поняла?

– Да, милорд, – сказала она с таким облегчением, что Эрик невольно улыбнулся. – И моими поцелуями ты тоже должна наслаждаться.

– Как пожелаете, милорд.

– И всем, чем бы мы ни занималась вместе. Понятно?

– О да, милорд.

Розамунда улыбнулась, но глаза ее наполнились слезами, и Эрик нахмурился:

– Что такое?

Она помолчала, борясь с чувствами, переполнявшими ее. Он разрешал ей наслаждаться той радостью, которую дарил, и брал на свои плечи тяжесть ее вины. Он мог бы и дальше предоставить ей одной мучиться страхом, что она грешница. Или просто наслаждаться и не думать о ней. А вместо этого он нашел способ сделать так, чтобы они оба наслаждались их близостью – и ей не пришлось взваливать на себя бремя вины, о которой твердит церковь.

– Жена? – растерянно пробормотал Эрик, ласково погладив ее по щеке.

Дрожащая улыбка тронула губы Розамунды, и она прикоснулась к его лицу.

– Я так рада, что мой отец выбрал вас мне в мужья. Вы действительно замечательный человек. Такой умный, милый и… – Ее слова иссякли, когда он накрыл губами ее губы, но чувства в ее душе не утихли, и Розамунда поняла, что в скором времени ей все равно придется задуматься о них. Она очень боялась, что влюбляется в этого ворчливого, упрямого, ревнивого, замечательного и милого человека. Ока не ожидала, что это случится, и ей очень не хотелось, чтобы это чувство было безответным.