Вода поначалу казалось прохладной, но Эвелин довольно быстро привыкла. Ей всегда нравилось плавать. В детстве они часто всей семьей отправлялись к реке на пикник, и Эвелин с нетерпением ждала каждой новой поездки… до тех пор, пока не появилась тетя Исидора со своими детьми. Их, конечно, теперь тоже приходилось брать с собой, и они портили Эвелин все удовольствие, обзывая ее неуклюжим китом, барахтающимся в воде. Шуточки произносились на безопасном расстоянии от взрослых так, чтобы никто не мог услышать и наказать кузенов. Эвелин же испытывала все меньше и меньше радости от воды, пока в конце концов совсем не отказалась плавать. Но по крайней мере она все еще помнила, как это делается.

И вот сейчас, поплавав немного и чувствуя себя совершенно счастливой, она улеглась на воду и расслабилась, так как знала, что муж никому не даст потревожить ее.

Не успела она даже подумать об этом, как вдруг кто-то схватил ее под руки и вытащил из воды. Она чуть не закричала, но, разглядев под мышками пару перевязанных рук, поняла, что это муж. Через долю секунды он подхватил ее, и она оказалась прижатой к его груди. Пытаясь понять, что происходит, она лишь слышала, как он, быстро вынося ее на руках из воды, неразборчиво кричит про каких-то чертей, про потопление…

Эвелин никак не могла разобрать, что он хотел сообщить ей. Утонул кто-то из его родителей? Или на них напали неизвестные черти, пока она с удовольствием отдыхала на воде?

С ужасом осознав, что с ее новыми любимыми родственниками могло произойти любое из этих несчастий, Эвелин тихо лежала на руках мужа, прижавшись к его груди. Он выскочил из воды и начал бешено продираться через деревья. Она чувствовала, как напряженно он держит ее – очевидно, им овладела сильнейшая паника. Зная, что Пэн Джервилл никогда не станет волноваться попусту, Эвелин была уверена, что произошло нечто совершенно ужасное.

Он даже не остановился, не дал ей забрать платье – еще одно свидетельство того, что ситуация куда более чем серьезная. Скорее всего они подверглись неожиданному нападению, ведь, если бы тонули его родители, вряд ли он бросился бы напролом через лес с толстой голой женой на руках.

Эвелин хотела спросить его, что же случилось, но Пэн молчал, с тех пор как вытащил ее из воды, и она решила, что, возможно, если это и вправду нападение, он не хочет, чтобы их обнаружили… Тогда ни в коем случае нельзя на ходу отвлекать его, пустыми разговорами. А посему Эвелин приказала себе лежать спокойно и не дергаться.

Только когда они добрались до лагеря, она с ужасом вспомнила про свою наготу. Замечая пораженные лица мужчин, видевших, как Пэн мчится с тяжелым грузом на руках, Эвелин поняла, что они ничего не знают о происходящем. Когда он наконец замедлил ход, она решила все-таки узнать, что же случилось, но не успела даже рта открыть. Пэн быстро поднял ее, и она плюхнулась животом поперек лошадиной спины, тяжело выдохнув. Через секунду ее муж сам вскочил на лошадь и, пришпоривая животное, одним коленом задел ягодицы Эвелин, вторым чуть не попал ей в лицо.

Лошадь понеслась галопом, и никакой надежды восстановить дыхание уже не было – Эвелин постоянно ударялась и подскакивала от сильной тряски. Тут что-то твердое прижало ее к спине лошади – это была рука Пэна, помогавшая ей удержаться, пока они не добрались до укрытия.

Вскоре Эвелин застонала, понимая, что муж возит ее кругами, а она лежит на лошади голым задом кверху, и все это видят. Что ж, подумала она, если их люди не успели перебить загадочных нападавших, то сейчас они сами скончаются, увидев ее.

Через несколько минут Пэн снова что-то заговорил. Хотя голова Эвелин находилась ближе к копытам лошади, нежели к его губам, некоторые слова можно было разобрать. Они звучали как нечто среднее между ругательством, мольбой и требованием. Упоминая какого-то Адама, Пэн в своем обращении к неизвестному лицу говорил, что тот не имеет права отобрать и Эвелин. Он начал угрожать ему страшными последствиями, и она уже подумала, что ее муж сходит с ума, как вдруг расслышала слово «Бог» и поняла, что Пэн общается не с кем иным, как с Создателем.

Тут мозаика начала медленно складываться. Она вспомнила, что возить кого-то кругами на лошади, положив человека поперек седла, – общепринятый метод приведения в чувство утопленника. Возможно, Эвелин что-то перепутала?.. Что, если Пэн, вытащив ее из воды, кричал не о своих родителях, а думал, что она…

Боже правый! Муж решил, что она тонет! И хотел спасти ей жизнь… О, как это мило! Тут мысль оборвалась – лошадь перепрыгнула через что-то, и Эвелин сильно ударилась животом об ее спину. Пэн, очевидно, услышал, как из ее легких вырвался целый поток воздуха. Он сильнее надавил ей на крестец, другой рукой похлопал по щеке и начал замедлять ход.

Пока лошадь останавливалась, у Эвелин было всего несколько секунд на принятие решения. Итак, если муж действительно пытался спасти ей жизнь, вряд ли ему захочется выглядеть полным идиотом, если она объяснит ему, что никто не тонул. Вместе с этим она оказалась в самой унизительной ситуации, какую себе только можно представить: абсолютно голая, на лошади мужа задом кверху. В какой-то момент Эвелин даже захотелось, чтобы ее на самом деле спасали от гибели. Она так и не придумала, что делать. Тем временем лошадь остановилась, и Пэн перевернул Эвелин на спину, держа на своих коленях, – как же тяжко приходилось его бедным рукам…

Эвелин лежала с закрытыми глазами, успев, однако, прикрыть руками обнаженную грудь и клочок кудрявых волос между ног.

– Эвелин!

Еще секунду она судорожно соображала, как же поступить, затем решила все-таки притвориться спасенной жертвой или по крайней мере не отрицать этого. Она слабо моргнула и вновь закрыла глаза, играя роль «чуть не утонувшей и совершенно не замечающей своей наготы» девушки. Эвелин очень надеялась, что, если вообразить себя одетой, Пэн может быть, и вовсе не заметит ее голого тела.

– Эвелин!

– Пэн… – произнесла она, приоткрыв один глаз и гордясь напущенной в голос дрожью, которая должна была создать эффект невероятной слабости.

– Слава Богу, – облегченно вздохнул Пэн.

Открыв глаза, Эвелин поняла, что теперь, когда худшее, по ее мнению, было позади, он обратил внимание на ее тело. Чувствуя на себе его взгляд, Эвелин вздрогнула, покраснела и непроизвольно попыталась, лежа у Пэна на коленях, сжаться в комок.

Ей было очень неловко, и Пэн, заметив это, поспешил перевести взгляд на ее лицо. Он откашлялся, выпрямился и буквально через секунду спрыгнул с лошади, не выпуская Эвелин из рук. Затем он осторожно посадил ее на траву. Эвелин поджала колени к груди, стараясь как можно сильнее прикрыться и одновременно надеясь, что ни один жучок или червяк не заползет под ее голое седалище. Она подняла глаза и, увидев, что Пэн снимает с себя тунику, ужаснулась! Господи, он ведь не собирается сейчас завершить свадебный обряд!.. Неужели, увидев голую жену, он так возбудился, что ему захотелось прямо здесь?

Однако Пэн только надел тунику на Эвелин. Она почему-то расстроилась. Естественно, разве можно было надеяться на что-то большее с такой фигурой…

Пэн тем временем сам вдел ее руки в рукава и расправил тунику, заботясь о ней, как о ребенке.

– Как ты себя чувствуешь? – тревожно спросил он.

– Э-э… хорошо… спасибо, – пробормотала Эвелин, затем увидела, что он опустил глаза, и на его лице появилось странное выражение.

Проследив за его взглядом, она заметила, что туника была в гораздо худшем состоянии, чем ей казалось. После пожара Пэну нечего было надеть, кроме той одежды, которой он сбивал пламя, но до настоящего момента Эвелин не осознавала, насколько сильны повреждения. Одна из многочисленных дыр, которыми была усеяна прокоптившаяся туника, открывала ее голую грудь.

О Боже, подумала Эвелин и густо покраснела, когда Пэн без успеха, впрочем, попытался замаскировать столь откровенное зрелище.

Мягко отодвинув его перевязанную руку, Эвелин повернула тунику так, чтобы в дырке просматривался другой участок кожи. Слишком стыдясь встретить его взгляд, она опустила голову и с ужасом обнаружила, что сквозь повязки на руках Пэна проступила свежая кровь.

– Милорд! – Эвелин схватилась за его руки, но Пэн резко втянул ртом воздух, и ей пришлось отпустить его. Она посмотрела ему в глаза и покачала головой, поражаясь тому, как он мог нести ее с такой болью. – Мы срочно должны вернуться, вам нужна перевязка.

Пэн презрительно фыркнул в ответ, но все же поднялся. Когда он предложил ей помощь, Эвелин взяла его руку выше запястья и тоже встала. Ее уже не волновало, как она выглядит в одной тунике, с мокрыми, змеевидными локонами, спускавшимися по спине. Сейчас она полностью сосредоточилась на здоровье мужа. Подведя Пэна к лошади, Эвелин чуть помедлила, затем посмотрела на него.

– Разрешите помочь вам? – спросила она с беспокойством.

От этого возмутительного предложения Пэн лишь снова фыркнул и, подхватив Эвелин, посадил ее на лошадь. Это произошло довольно быстро, но она все же успела заметить, как его лицо исказилось от боли. Несмотря на сильное желание побранить его за такое спесивое поведение. Эвелин сидела тихо и ждала, пока Пэн заберется в седло сам. Усевшись сзади нее, он схватил поводья и направил лошадь обратно в лагерь.

Когда они приехали, Пэн остановился прямо у входа в их палатку, и Эвелин обрадовалась, что ей не придется идти через всю поляну в столь скудном одеянии. К ним тут же поспешили лорд и леди Джервилл с расспросами о самочувствии, но Эвелин, не желая больше стоять у всех на виду в рваной тунике мужа, быстро нырнула в палатку, оставив Пэна объясняться.

– О, миледи! – Взволнованная Рунильда тут же бросилась навстречу Эвелин, схватила ее за руки, начала осматривать. – С вами все в порядке?

– Да, Рунильда, я цела и невредима. Честно, – заверила Эвелин, видя, что горничная все также напугана.

– Боже, спасибо тебе! – с облегчением воскликнула Рунильда. – Я чуть не умерла, когда леди Джервилл сказала, что ты утонула. Слава Богу, Пэн спас тебя!

Рунильда торопливо вела ее к постели, сооруженной из овчины и простыней. Оглядевшись вокруг, Эвелин заметила, что горничная хорошо постаралась, и теперь в палатке было тепло и уютно. На сундуке даже стояла свеча, которая будет красиво светить, когда на улице стемнеет.

– Так, теперь живо снимай эту мокрую тунику! Мы должны тебя высушить, вытереть, а иначе воспаление легких…

– Не будет никакого воспаления, – успокоила ее Эвелин, однако поторопилась сбросить с себя тунику, пока Рунильда ставила свечу на пол, чтобы можно было открыть сундук.

Увидев, что горничная подает простыню. Эвелин отмахнулась. Недавно пережитой поездки на лошади вполне хватило, чтобы высушиться. Волосы тоже были сухими. Теперь нужно было побыстрее одеться, пока не вернулся Пэн.

– Рунильда, найди сумку с травами и свежими повязками, которые мы брали в дорогу, – распорядилась Эвелин, натягивая чистую сорочку, затем черное платье, поданное горничной.

– Вы ранены? – спросила Рунильда, начиная поиски.

– Нет, но милорд супруг сильно повредил руки, пока таскал и возил меня.

– Ах да! Сэли, служанка леди Джервилл, сказала, что ожоги очень тяжелые, миледи, – бормотала Рунильда, роясь в одном из ящиков. – Она считает, что они заживут не раньше, чем через две недели. Если он только еще больше не навредит себе этой поездкой.

Эвелин нахмурилась. Ей не было известно, насколько плохо обстоит дело, но по сильнейшему беспокойству матери Пэна она догадалась, что травмы серьезные. Скорее бы он вернулся в палатку – Эвелин не терпелось осмотреть его руки.

Ждать пришлось долго. Она уже хотела сама за ним отправиться, но тут полог приподнялся, и Эвелин лучезарно улыбнулась, готовая принять мужа. Однако через мгновение она увидела, что это всего лишь леди Джервилл.

– О… – смутилась Эвелин. – Я просто ждала Пэна. Его надо заново перевязать.

– Я уже позаботилась об этом, – ответила леди Джервилл, входя в палатку. – Слава Богу, ему несильно досталось, и если он будет хоть чуточку осмотрительнее, то уже через пару недель поправится окончательно.

– Понимаю… – опечаленно сказала Эвелин.

Ее обуревало разочарование, она чувствовала себя совершенно лишней здесь. Она еще ни разу не успела понадобиться как настоящая жена: ее выдали замуж, но постельный обряд так и не совершился. Она даже не видела своего нового дома, не выполнила ни одного важного, ответственного поручения!.. Эвелин сильно сомневалась, что ей вообще дадут это сделать, так как мать Пэна была жива и в добром здравии и, судя по всему, сама заправляла всем Джервиллом. А сейчас Эвелин, как хорошей жене, не позволили даже обработать раны мужа… Ей начинало казаться, что она вообще не нужна.

– Эвелин, прости меня, – сказала леди Джервилл. – Конечно, теперь твоя очередь ухаживать за Пэном. Видимо, мне понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к тому, что теперь у моего сына есть жена.

– Все хорошо, миледи, – ответила Эвелин и, вздохнув, села на постель. – Просто мне кажется, что я никчемная жена.

– О, дорогая, ну что ты! – Леди Джервилл подошла ближе. На ее лице отразилось изумление. – Ты прекрасная жена и отлично подходишь для нашего Пэна.

– Скорее, подхожу для травм вашего Пэна, – уныло проговорила Эвелин. – Я уже натворила столько бед – устроила пожар в родительском доме, из-за которого Пэн обжегся, пытаясь потушить огонь, потом усугубила его травму, когда он подумал, что я тону, и должен был…

– Подумал? – изумленно прервала ее леди Джервилл. – Ты притворялась?

– Нет, конечно, просто он все не так понял. Я лишь плавала на спине, а потом он вдруг вытащил меня из воды, понес куда-то и абсолютно голой положил на лошадь…

Леди Джервилл в ужасе смотрела на Эвелин.

– Но почему ты ничего ему не сказала?!

– Я… ну, сначала я была слишком напугана, затем подумала, что, может быть, на нас нападают… Он кричал про каких-то чертей и потопление, и я не могла понять, что же произошло. Возможно, кто-то набросился, утопил вас или лорда Джервилла… – Эвелин беспомощно пожала плечами. – Когда все прояснилось, я уже лежала поперек лошади голым задом кверху. – Она покачала головой. – Я не могла сказать ему об ошибке и тем самым опозорить, поэтому решила сделать вид, будто он меня и вправду спас.

Эвелин замолчала, уверенная в том, что ее тупость шокирует леди Джервилл. Женщина действительно была настолько поражена, что на несколько минут потеряла дар речи.

Сгорая от стыда, Эвелин опустила голову. Она радовалась, что Рунильда была сейчас у костра вместе с Сэли и не слышала этого унизительного признания о новой глупой ошибке.

Послышался сдавленный звук. Выпрямившись, Эвелин с недоверием взглянула на свекровь – леди Джервилл прикрывала рот рукой. Через секунду она уже оставила всякие попытки сдержаться и расхохоталась. Эвелин непонимающе улыбнулась и ждала, пока она успокоится.

– Ах, Эвелин, – отсмеявшись, сказала леди Джервилл. Затем она села рядом с девушкой и, приобняв ее за плечи, на секунду прижала к себе. – Дорогая, я не над тобой смеюсь, просто… тут дело во всех нас. Последние два дня сопровождались сплошными несчастьями, одно за другим: сначала твой обморок на церемонии, затем пожар, теперь эта история с рекой…

– Вот именно, я как неуклюжий ребенок.

– Ты? Нет! Милая, ни в коем случае. Твоя мама сказала, что затянуть тебя под свадебное платье была ее идея А что до пожара – ты могла случайно столкнуть свечу, но Пэна никто не заставлял тушить огонь руками. И хорошо, что ты позвала на помощь, иначе бы этот гордец задохнулся в дыму. Наконец сегодня Пэн неверно истолковал ситуацию, приняв твое купание за трагедию, и бросился возить тебя кругами, как сумасшедший. Но ты ни в чем не виновата! Это, видимо… ну… судьба. Которая, похоже, на какое-то время отвернулась от тебя.

– От меня? – удивленно переспросила Эвелин. – Но ведь страдаю не я, а Пэн!

– Да, но… – Леди Джервилл заколебалась, но затем с грустью признала: – Понимаешь, все время, пока я его перевязывала, он печально говорил, что, возможно, ты не та невеста, которую он надеялся получить. Что ты очень хрупкая, неумелая, ходячее несчастье…

Интересные новости, хмурясь, подумала Эвелин. Ее можно было назвать какой угодно, только не хрупкой. Кроме того, она была всему обучена и хорошо справлялась… обычно. И она не ходячее несчастье!

– Что же мне делать?

– Что ж… Думаю, нужно сказать ему, что он ошибся и ты вовсе не тонула, – предложила леди Джервилл.

Эвелин покачала головой:

– Тогда он окажется в глупейшей ситуации… Нет, я не могу – жена должна оберегать гордость мужа.

– Да. Хм… – Леди Кристина снова задумалась. – Ну, тогда ты могла бы признаться, что умеешь ездить верхом.

– Вы знали? – изумилась Эвелин.

– Во время праздничного ужина леди Стротон рассказывала мне о твоих навыках. Верховая езда занимала среди них отнюдь не последнее место, поэтому, когда ты заявила, что не умеешь ездить верхом, я сразу догадалась о твоем намерении не дать Пэну взяться за поводья больными руками.

– Да, но если я сейчас скажу ему правду, он настоит на том, чтобы управлять самостоятельно до конца поездки, – с грустью рассуждала Эвелин. – И сильно навредит себе.

– Очень возможно. Гордость делает мужчин глупцами. – Леди Джервилл вздохнула. – Что ж, значит, единственный выход – оставить все как есть, а в будущем доказать, что ты вовсе не промах. И я обещаю, что больше не буду лезть в твои обязанности, – смущенно проговорила она. – Просто я так привыкла сама во всем помогать сыну… так что, если я вдруг снова забудусь, ты мне обязательно скажи, и я отойду в сторону.

Эвелин кивнула, хоть и не собиралась ничего говорить. Достаточно было и того, что свекровь не желала ей зла и учитывала ее место в жизни Пэна. Эвелин не испытывала ни малейшего желания упрекать эту женщину в том, что она оказывает собственному сыну материнскую помощь.

– Знаю, ты переживаешь от того, что оказалась голой у всех на виду, но когда тебе станет полегче, приходи к костру. Ужин скоро будет готов.

Похлопав Эвелин по плечу, леди Джервилл вышла из палатки.