Уилла пристально всматривалась в письмо, находившееся у нее в руке, и боялась прочесть его. Она перевела взгляд на мужа. Хью перешел в окну и выглядывал из него во двор замка. Лорд Уайнекен шевельнулся и привлек ее внимание. Казалось, его одновременно обуревают любопытство нетерпение. Уилла подумала, что ему хотелось прочитать. письмо перед тем, как отдать его Хью. Всем хотелось узнать содержание письма, но Уилла испытывала еще и страх. Она перевела взгляд на Балдульфа. Тот сидел в посте ли, опираясь на сложенные шкуры, которые кто-то подложил ему под спину. Когда старый друг кивнул, Уилла взяла себя в руки, села на край кровати и развернула свиток. Ее несколько удивило то, в каком состоянии находился пергамент. Было очевидно, что кто-то много раз разворачивал его и читал. Она сомневалась, что это был лорд Хиллкрест, Тот, кто ударил Балдульфа по голове, должно быть, читал и перечитывал письмо. На пергаменте остались грязь и пятна от воды, как будто кто-то что-то пролил. Уилла подумала, не слезы ли это.

– «Мое драгоценное дитя, Уилла», – прочитала она вслух, заметив при этом, что Хью отвернулся от окна и смотрит на нес.

Вряд ли он ожидал, что она будет читать вслух, но ей казалось, что так будет честнее. Уилла кашлянула и продолжила:

– «Во-первых, я должен сказать, что люблю тебя. Я не мог бы любить тебя больше, если бы ты была моим родным ребенком. Я люблю тебя как свою дочь, а потому у меня разрывается сердце при мысли о том, что я должен рассказать тебе печальную историю. Молю тебя, прости мне то, что я был таким трусом, что так боялся причинить тебе боль. Я надеюсь, что Хыо как-то сможет смягчить предстоящий удар. Он хороший человек, Уилла. Предоставь ему возможность, и я верю, что он сможет стать лучшим из мужей».

Уилла сделала паузу и взглянула па Хью. На его суровом лице не отразилось никаких эмоций. Она вернулась к письму:

– «Ну а теперь печальный рассказ о том, как ты стала моей дочерью. Тебя зовут Уилла, в твоем имени заключается тайна. Я назвал тебя Уиллой потому, что ты была действительно завещана мне. Твоя мать отдала мне тебя перед тем, как испустить последний вздох, и умоляла оберегать тебя. Я сказал, что тебя зовут Уилла Эвелейк. Прости мне эту ложь. Я назову твое настоящее имя позднее, но сначала скажу, что твою мать звали Джулиана Эвелейк. Она была красивой женщиной. Ты очень на нее похожа, кроме цвета волос. У твоей матери были длинные каштановые волосы, светлые волосы достались тебе от отца.

Родители Джулианы отдали се на воспитание жене моего брата. Мой брат Пеллес и его жена Марго очень ценились в Клейморгане как воспитатели. Пеллес был одним из лучших воинов, какие когда-либо рождались в Англии, а Марго была настолько совершенной женой, что другой такой и не найти. Как я уже сказал, их очень высоко ценили. Я даже послал Пеллесу на обучение собственного сына Томаса, там они с Джулианой и познакомились. Не знаю всех подробностей их дружбы, но точно знаю, что там не было ничего, чего следовало бы стыдиться. Они относились друг к другу, как любящие брат и сестра. Они были близкими друзьями па протяжении почти десяти лет, пока Томас обучался военному искусству, а Джулиана – ведению хозяйства. Вскоре после того как ей исполнилось шестнадцать, состоялась ее свадьба. Она была помолвлена в течение десяти лет. Ее женихом был Тристан д'Орланд, сильный и прославленный воин. Он был почти па двадцать лет старше ее, и Джулиана, потом мне рассказал об этом Томас очень боялась, что увидит отвратительного старика. Даже сейчас я улыбаюсь, вспоминая об этом. Для тех кому двадцать, те, кто старше их на двадцать лет, кажутся древними стариками. Но Тристан был далеко не стар. тридцать пять лет он был сильным и здоровым, в самом расцвете сил. Он был привлекательным человеком, опытным, уверенным в себе воином. По-моему, Джулиана влюбилась в него с первого взгляда. Начало было очень благоприятным. Все предполагали, что они будут хорошей парой, все, кроме меня». Уилла сделала паузу, чтобы откашляться, и пробормотала слова благодарности, когда Джолиет торопливо наполнил кубок, из которого пил Балдульф, медом из кувшина, принесенного Идой, и протянул ей. Она сделала глоток, потом еще один. Чувствуя, что все с большим нетерпением ждут продолжения, снова прокашлялась и продолжила чтение: – «Ты можешь не поверить, если я скажу, что предвидел беду, но именно так это и было. Я присутствовал при том, как Тристан прибыл на свадьбу. Джулиана и Томас прогуливались по двору замка, а я искал сына – мне нужно было спросить его о чем-то. Я даже не помню, о чем именно, да это и не важно. А имеет значение то, что я находился приблизительно в двенадцати футах от них, когда во двор замка въехал Тристан д'Орланд. Он приехал с большим отрядом и распущенным знаменем, а свой отряд он ввел во двор с таким видом, будто атаковывал врага. Было ясно, что он полон решимости предъявить права на невесту. Он ждал десять лет. При виде этого зрелища все остановились, даже я. Я знаю, когда именно он увидел Джулиану. Даже с того места, где я находился, было заметно, как засверкали его глаза. Он тут же узнал ее, так что я могу только предполагать, что он ее видел до этого, хотя сама она утверждала, что никогда его не видела. Но потом сияние его глаз уничтожило выражение холодной ярости. Я удивленно взглянул на Джулиану. Я увидел, что она занервничала и крепко сжала руку Томаса. Это был обычный жест, они были друзьями. Тристан увидел это и нахмурился. Думаю, тогда ему мгновенно захотелось сбить Томаса с ног. Но он, конечно, не мог этого сделать. Я подошел к сыну и Джулиане, когда Тристан подъехал к ним и спешился. Наверное, Джулиана тоже заметила то, что он был недоволен, поэтому она быстро представила ему Томаса и меня, объяснив, что Томас – ее лучший друг, ставший ей братом, которого у нее никогда не было. Казалось, д'Орланд успокоился и мило беседует с моим сыном и мной. Но в дни, предшествовавшие свадьбе, я внимательно понаблюдал за ним и, хотя он это тщательно скрывал, видел. что он ревнует. Он возненавидел моего сына. Он хотел, чтобы тот не подходил к Джулиане. Я предчувствовал беду и оказался прав. Поначалу все шло хорошо. Свадьба прошла без сучка и задоринки, счастливые Джулиана и Тристан уехали вместе в Орланд. Томас вернулся в Клейморган, чтобы заслужить рыцарские шпоры, я вернулся в Хиллкрест. Все пошло своим чередом. Я собирался поговорить с Томасом, предупредить его, чтобы он был осторожен в своей дружбе с Джулианой, которая может стать для него причиной неприятностей, если он не будет предусмотрителен. Если бы я так и сделал, наверное, можно было бы избежать трагедии, которая разыгралась вслед за этим. Но я был занят разногласиями с Пеллесом по поводу управления Клейморганом и совершенно упустил это из виду, а Томас стал частым гостем в Орланде. Потом произошло несчастье. Клянусь тебе, дитя мое, в тот день что-то явно витало в воздухе. Я поскакал в Клейморган, чтобы поговорить с Пеллесом об управлении поместьем. Но в этот раз все было по-другому. В этот раз я слишком сильно нажал на Пеллеса. Спор перерос в потасовку, которая закончилась тем, что Пеллес взял Марго и Хью и отправился делать карьеру наемника. Ему пришлось немало пережить из-за моей мелочной ревности. Сейчас мне хотелось бы признаться Хью (пишу это на тот случай, если он прочтет это письмо), что Пеллес был прав. Других причин для споров, кроме ревности с моей стороны, не было. Я потерял жену при рождении Томаса и завидовал спокойствию и счастью, которые обрел его отец вместе с Марго. Тогда он обвинял меня в этом. Я отрицал это тогда, но признаюсь в этом сейчас. Он был прав. Ошибки, которые я находил в его управлении Клейморганом, были не чем иным, как результатом моей мелочной ревности. Я прогнал его, Хью. Я заставил его уехать и обрек тебя и твою мать на жалкое существование. Если бы ты знал, как я сожалею об этом!» Уилла прервала чтение и взглянула на Хью. Во время чтения он отвернулся, и сейчас она смогла увидеть только его неподвижную спину. Ей захотелось как-то успокоить его, но Джолиет уже снова протягивал ей кубок с медом – ему явно не терпелось услышать, что случилось дальше. Она быстро сделала глоток, отдала кубок и продолжила чтение: – «Пеллес как раз выводил Хью и Марго через ворота Клейморгана, когда в них въехал Томас. После ссоры с Пеллесом я был расстроен и зол, но потребовалось чуть больше одного взгляда, чтобы увидеть, что Томас находится в еще более удрученном состоянии. Мы вернулись в большой зал, и он рассказал мне все. В д'Орланде дела шли неважно. Я знал, что Томас навещает Джулиану и Тристана, но не знал, насколько частыми и продолжительными были эти визиты. Кажется, племянник Тристана Гаррод был сенешалем д'Орлапда. Он подружился с Томасом во время его первого визита и подбил его на то, чтобы оставаться дольше, чем предполагалось, и возвращаться быстрее, чем тот позволил бы себе при иных обстоятельствах. Томас считал Гаррода своим лучшим другом. Ему нравилось бывать в гостях, но во время своего последнего посещения он начал замечать, что Джулиана уже не такая счастливая, как раньше. Было очевидно, что она все еще любит своего мужа, но в присутствии Томаса казалась чем-то обеспокоенной. Они часто совершали прогулки, всегда на открытом месте, как полагается, но вдалеке от других, чтобы иметь возможность поговорить наедине. Но Джулиана избегала таких разговоров. В сущности, она избегала и Томаса, разговаривая с ним только в присутствии мужа или Гаррода, да и то с удивлявшей его сдержанностью. Это продолжалось до тех пор, пока Томас не стал рыцарем и не приехал к ним, чтобы поделиться своей радостью. Он смог отвести ее в угол и спросить, что случилось. Именно тогда он узнал, что Гаррод не был другом ни Джулиане, ни ему. Гаррод узнал о том, насколько ревнив Тристан. Вместо того чтобы разубеждать Тристана, он начал всячески усиливать его опасения. Все то время, которое Гаррод побуждал Томаса оставаться подольше и приезжать почаще, он использовал для того, чтобы раздражать Тристана и раздувать пламя его ревности. Он превратил жизнь Джулианы в ад. Томас уехал тут же после этого разговора и вернулся в Клейморган. Он чувствовал себя виновным в тех страданиях, которые Гаррод причинил Джулиане, но единственный способ, которым он мог ей помочь, заключался в том, чтобы уехать и дать возможность ревности Тристана утихнуть. Томас решил присоединиться к крестовому походу коре; Ричарда. Король и его люди встретились в июле с королем Филиппом и его воинами в Везеле. Стоял сентябрь, и англичане были уже за пределами Мессины, на Сицилии. Mt узнали, что они собирались остановиться там ненадолге Король Сицилии Вильгельм II обещал предоставить крестоносцам флот, но умер в ноябре, и возникли разногласт о порядке престолонаследия. Танкред Лесский помести, королеву Джоанну под домашний арест и захватил казну, предназначавшуюся для крестового похода. Томас решил ехать на Сицилию в надежде на то, что слухи были правдивыми. Он надеялся встретиться с крестоносцами до их отплытия. Я не хотел, чтобы он уезжал, но он был уже мужчиной и рыцарем. Я не мог его остановить. Я надеялся, что они отбудут до его приезда. Как выяснилось, ему сопутствовала удача или, может быть, это был рок. И англичане, и французы вынуждены были зимовать за пределами Мессины. Томас перезимовал вместе с ними. Последовавшие за этим восемь месяцев проходили очень медленно. Я прогнал брата с семьей, а мой сын ушел в крестовый поход. Я нашел для Клейморгана нового сенешаля, но заменить Пеллеса было невозможно. Новому человеку нужно было постоянно уделять внимание. Мой сенешаль в Хиллкресте прослужил у меня много лет и не нуждался в таком непрерывном руководстве, поэтому я проводил большую часть времени в Клейморгане. Так было и тогда, когда приехал гонец с известием, что мой Томас не вернется из крестового похода. Он даже не добрался до Акры. Корабли отплыли из Мессины десятого апреля. Он был на одном из двух кораблей, затонувших у берегов Кипра. Для меня это было сокрушительным ударом, Уилла. Я очень любил моего сына. Я погрузился в пучину отчаяния. В тот момент мне казалось, что у меня отнято вес, что можно было отнять. Дни напролет я сидел, уставившись в одну точку, ничего не чувствовал и ничем не интересовался. Однажды слуга вбежал в большой зал, когда я сидел там и смотрел на огонь в камине. Он кричал, что к замку подъезжает на лошади женщина, явно леди. Это было настолько необычно, что я отвлекся от моего несчастья и вышел на двор, чтобы посмотреть, в чем дело. Я узнал Джулиану. Она была беременна, и ее что-то мучило. Она разрыдалась и первым делом спросила о Томасе. Когда я сказал, что он умер, она побледнела еще больше, обхватила руками живот и прошептала: „Господи, мы погибли“. Потом она с трудом спешилась. Я помог ей зайти в дом и лечь на кровать Томаса. Я подумал, что это обморок и что она скоро придет в себя, но она открыла глаза несколько мгновений спустя, схватилась за живот и закричала. У нее начались родовые схватки, и бог знает как давно. Ей не надо было отправляться в путь в таком состоянии. Я знал, что на это не решилась бы ни одна женщина. Я послал за Идой и, когда Джулиана замолчала, спросил, что случилось. Задыхаясь, она рассказала мне о том, что произошло. В отсутствие Томаса ревность Тристана утихла… до того момента, когда стало очевидно, что твоя мать ждет ребенка. Поначалу Тристан очень радовался этой новости, по потом, совершенно внезапно, его чувства изменились. Он стал мрачным и злым, постоянно следил за ней и свирепо смотрел на живот, демонстрируя неестественное отвращение. Джулиана подозревала, что виной этой перемены был Гаррод, но была бессильна что-либо понять. Все, что было ей известно, так это то, что ее муж стал ежедневно пить больше обычного, и из-за этого она совсем потеряла покой. Потом слова горничной ввергли ее в панику. Как она и опасалась, последние трудности в жизни появились благодаря Гарроду. Он указал на то что ее беременность совпала с последним визитом Томаса, и намекал, что, возможно, это вовсе не ребенок Tpистана. Служанка сказала, что Гаррод склонял того к выпивке, а потом нашептывал ему на ухо эту ложь, восстанавливая его против жены. Джулиана почувствовала возмущение и усиливающийся гнев – ее муж думал о ней такое… Это продолжалось до тех пор, пока горничная не поинтересовалась нерешительно: „Ведь это ложь, не прав да ли, миледи?“ Только тогда она поняла, чем казалась другим людям; ее невинная дружба с Томасом. Джулиана хотела потребовать от мужа объяснений, но горничная сказала ей, что Тристан уже пьян и что Гаррод снова что-то шепчет ему на ухо. Сейчас он подбивал Тристана на то, чтобы тот помог жене избавиться от ублюдка Томаса. Разве он захочет, чтобы все унаследовал чужой ребенок? Гаррод предлагал несколько способов избавиться от ребенка, о котором нельзя было точно сказать, кто его отец. Тристан и Джулиана всегда могли завести другого. От этого известия у твоей матери закружилась голова, она услышала, что Тристан бешено ругается. Когда она поняла, что он поднимается в ее комнату, она испугалась и убежала. Джулиана пряталась в соседней комнате, пока Тристан не прошел мимо. Она выскользнула из комнаты и сбежала вниз. Гаррод все еще сидел у стола на опорах и пронзительно кричал, а когда она сбежала с лестницы и выбежала на улицу, не стал догонять ее. Джулиана предположила, что он ушел за хозяином. В это время она побежала на конюшню, взнуздала свою кобылу и выехала из конюшни без седла, не желая терять время. Она поехала прямо в Клейморган, надеясь, что Томас защитит се и ребенка. Ты родилась через несколько мгновений после того, как она закончила свой рассказ. Ида дала тебя в руки матери, а потом попыталась остановить ее кровотечение, но все было бесполезно. Джулиана быстро ослабела. Тогда я взял тебя на руки. Таково было мое падение и благословение. Даже красная и сморщенная, ты была красивым ребенком. Когда твоя мать оставила тебя на мое попечение, она умоляла меня защитить тебя и спрятать от твоего отца. Я не мог ей отказать. Ты стала единственным смыслом моей жизни». Уилла остановилась и тут же увидела новую порцию меда. Она отмахнулась от него, всхлипнула и вытерла слезы. Лорд Уайнекен шагнул вперед, протягивая ей платок. Уилла пробормотала:

– Спасибо, – когда он кончил вытирать ей слезы, и почувствовала, что платок закрывает ей нос.

– Дуй, – проворно приказал он.

Уилла покраснела, но все-таки покорно дунула в платок. Лорд Уайнекен довольно кивнул, вытер ей нос и отступил назад, кивком приглашая продолжить чтение.

– «Со времени твоего рождения и смерти Джулианы прошло совсем немного времени, когда во двор Клейморгана въехал Тристан. Рядом с ним ехал Гаррод, а позади него – сотня воинов. Я спрятал вас с Идой в своей комнате и встретил их в большом зале. Тристан был разгневан и дерзок. Когда он потребовал, чтобы ему вернули жену, я проводил его в комнату Томаса, где по-прежнему лежала твоя мать. По-моему, он решил, что Джулиана спит, и думал так, пока я не сказал ему, что она умерла после рождения мертвого ребенка. Я сказал ему, что она не должна была ездить на лошади в таком состоянии, и спросил, сделав вид, будто сам ничего не знаю, почему она сбежала из Орланда, да так, будто опасалась за свою жизнь. Ответом мне послужил знакомый крик полный душевной боли. Эта была та же самая боль, которую я почувствовал, когда потерял жену и Томаса. Е то мгновение мне было почти жаль его, но именно его ревность убила Джулиану, послала Томаса на смерть и все еще была угрозой твоей жизни. Он не захотел увидеть твое тело и не упомянул о тебе. Он поднял Джулиану на руки, прижал к груди и выбежал из комнаты. Теперь он выглядел гораздо старше, чем когда приехал. Только тогда, когда они оба исчезли, я узнал, что Гаррод поднялся за нами. Он не зашел в комнату Томаса, и к испугался, что он обыщет другие помещения. Ида его не видела, но если бы он добрался до моей комнаты, то мог услышать твой плач. Мой страх не уменьшился, когда мне начали докладывать, что кто-то, по описанию схожий с ним, был замечен в окрестностях деревни и даже однажды во дворе замка. Я потерял всех остальных, моя милая девочка. Я не хотел потерять еще и тебя. Я решил, что ты должна оставаться в комнате Томаса и не покидать ее до тех пор, пока я не буду уверен, что тебе ничего не грозит. Я привез из деревни кормилицу, и они с Идой присматривали за тобой. Но однажды ко мне приехал Луи – лорд Уайнекен. Как тебе известно, мы дружили с детства, и мне очень захотелось похвастаться тобой перед ним. Я приказал слуге передать кормилице, чтобы та принесла нам тебя. Она так и сделала. Я с удовольствием продемонстрировал тебя, а затем она отнесла тебя обратно. Я собирался объяснить другу, кто ты такая и почему ты находишься в Клейморгане, когда услышал крики кормилицы. Мы с Луи вбежали в комнату и увидели, что она крепко сжимает тебя, с ужасом уставившись на собственного ребенка. Она положила младенца поспать в твоей колыбели, пока ты будешь находиться у меня. Ее ребенок был мертв – его лицо посинело от удушья. Младенцы часто умирают безо всякой причины, как будто они забывают, как дышать. И все же я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок, когда я взглянул на того ребенка и подумал, что на его месте могла быть ты. Эти опасения не уменьшились, когда я узнал, что человека, похожего на Гаррода, видели спускающимся с лестницы и выбегающим из замка незадолго до того, как обнаружили умершего младенца. Я решил ничего не объяснять Уайнекену и обдумал происходящее самостоятельно. Я был уверен, что ребенка кормилицы задушил Гаррод. Наверное, он принял его за тебя по ошибке. Тогда мне стоило обратиться к королю, но он, конечно, все еще находился в крестовом походе, и в его отсутствие страной управлял Иоанн, у меня же не было никаких доказательств, а лишь одни подозрения. Наверное, я боялся и того, что тебя могут забрать у меня, если не для того, чтобы вернуть отцу, – а я чувствовал, что от него исходит угроза твоей жизни, – сколько для того, чтобы отдать на воспитание королевским кормилицам. Я убедил себя, что лучше всего молчать и следить за твоей безопасностью. Ты была просто младенцем, Уилла. Поначалу прятать тебя было легко. Я поселил тебя в комнате рядом со своей и был уверен больше, чем когда-либо, что тебе нужно оставаться наверху. За тобой продолжали присматривать Ида и кормилица. Я навещал тебя каждый день. Когда ты выросла настолько, чтобы есть твердую пищу и считать спальню тесным пространством, я позволил тебе громко кричать и плакать. Я приказал слугам никогда не упоминать твоего имени за пределами замка. Прошли годы, пришло время, когда мне стоило объяснить тебе смысл ограничений, которым ты должна следовать, но я этого не сделал. Я ожидал, что ты будешь подчиняться, не задавая никаких вопросов. Мне никогда не приходило в голову, что ты, как любой нормальный ребенок, захочешь поиграть за пределами замка. Ты дружила с Лувеной, и я считал, что тебе этого достаточно. Поскольку время шло и ничего не происходило, моя бдительность притупилась, и вы с Лувеной смогли улизнуть из замка без моего ведома. В том. что случилось с Лувеной, ты не виновата. Вы были детьми и поступали так, как поступают все дети. Вы не могли себе представить, что то, что вы будете играть на солнце, может нанести вам какой-то вред. Нет, в этом нет твоей вины. Виноват я. Шел май 1199-го, тебе еще не исполнилось девяти лет. В апреле умер король Ричард и должен был короноваться Иоанн. Поскольку я граф Хиллкрест, я должен был присутствовать на коронации и присягнуть ему на верность. Тогда я еще этого не понял, но вы с Лувеной уже несколько раз ускользали из замка. Вы избегали показываться в деревне, явно из боязни, что мне расскажут о ваших прогулках. Но вас все-таки видели пару раз, и стало известно, что в замке есть ребенок – маленькая девочка в богатой одежде, которая бегает по лесу вместе с дочерью поварихи. Коронация состоялась, я принес присягу, завершил другие дела, требовавшие моего присутствия, и вернулся домой. Уайнекен ездил на коронацию вместе со мной. Когда мы прибыли в Клейморган, вы с Лувеной пропали. Весь замок нервничал, а я только подлил масла в огонь. Я был в ярости, что никто не заметил, как ты ускользнула. Я бегал по замку, выкрикивал приказания и срывал свое расстройство на слугах. Я расспросил всех и каждого. Когда мне среди прочего стало известно, что вблизи замка опять видели человека, похожего на Гаррода, я похолодел от ужаса. Когда я приехал ко двору, он был там вместе с Тристаном, но в течение двух дней после коронации я его не видел. Потом тебя нашли. Я испытывал безграничное облегчение… пока не увидел Лувену, одетую в твое платье. Она лежала на руках у Балдульфа, бледная и неподвижная. Она была мертва. Я знаю, ты поначалу решила, что она упала, но синяки на ее теле поведали о том, что случилось. Это был не несчастный случай. Синяки на ее руках и шее имели четкую форму пальцев. Я был напуган, подавлен и, да простит меня Бог, благодарен ему за то, что умерла не ты. .Я знаю, что ты была смущена и обижена, когда я отослал вас с Идой, но это было самым лучшим, что я тогда мог сделать для вас. Я распустил слух о твоей смерти, перевез тебя с охраной в домик и отказался от встреч с тобой. Не видеть тебя оказалось самым сложным из того, что мне приходилось делать в жизни. Отсутствие возможности видеть твое милое лицо было для меня наказанием за недостаток бдительности, повлекший за собой смерть Лувены и еще раз подвергший угрозе твою жизнь. А теперь, когда ты читаешь это, я больше не могу сдерживать свое обещание охранять тебя, данное Джулиане. Все, что я могу сделать, это передать тебя в руки того, кого я считаю достаточно сильным для этого. Именно поэтому я устроил твой брак с Хью. Он сильный, умный и прекрасный воин. Он понадобится тебе, Уилла. В тот момент, когда ты выйдешь замуж, о твоем существовании станет известно, о браке доложат королю. Тебе придется сопровождать Хью, когда он будет приносить присягу в качестве нового графа. Новость о твоем существовании мгновенно облетит весь двор. Тристан узнает, что ты жива, и твоей жизни будет снова угрожать опасность… от твоего собственного отца, Тристана д'Орланда. Я могу только предполагать, что он вес еще думает, что ты дочь Томаса. Он думал бы по-другому, если бы взглянул на тебя. Ты унаследовала от Тристана глаза и волосы, остальное досталось тебе от Джулианы. У Томаса были такие же темные волосы, как и у твоей матери. Но я боюсь, что он не захочет дожидаться того, чтобы увидеть твое сходство с ним, а снова подошлет к тебе племянника. Я молю Бога о том, что ему это не удастся и Хью сможет защитить тебя. Твой любящий отец Ричард».

Уилла положила свиток на колени и молча уставилась на него. Она была не готова взглянуть на людей, стоявших вокруг нее. Мгновение все молчали, потом лорд Уайнекен кашлянул и вздохнул.

– Ну что ж, это все объясняет.

– Да, – услышала она тихий голос Лукана и вздрогнула, когда на ее плечо опустилась чья-то тяжелая рука.

Повернув голову, она взглянула на большую руку на своем плече, потом подняла взгляд и увидела лицо мужа. Он смотрел на нее с тихим сочувствием. Уилла быстро отвернулась, боясь расплакаться.

– Так, – театрально вздохнул Джолиет, – все неприятности исходят от твоего кузена и отца.

Его раздраженный тон тут же успокоил Уиллу. Она криво улыбнулась ему и пожала плечами.

– Если только мой отец в курсе действий Гаррода.

– О Господи. Уилла, – выдохнул Джолиет, на его лице отразилось сожаление, – неужели ты сомневаешься, что он знает об этом?

Уилла снова пожала плечами, опустила глаза на свиток на коленях и заметила, что вертит его в руках. Она тут же заставила себя остановиться.

– – Он может не знать, это вполне возможно.

Она практически ощущала сочувственные взгляды всех присутствовавших, даже Иды. Все они считали ее дурой, и, наверное, так оно и было. Наверное, ей просто хотелось думать, что у нее может быть любящий отец. Уилла резко встала и направилась к двери.

– Ты куда? – рявкнул Хью.

– Думаю, мне нужно прилечь, – ответила она и испытала большое облегчение, когда Хью не стал ее задерживать.

Но она не пошла сразу в комнату и не легла. Сначала ей нужно было поговорить с Олспетой.

Уилла нашла повариху в кухне, та готовила еду и отдавала распоряжения. Уилла понаблюдала за ней, стоя у двери, потом подошла к ней.

– Олснета? – проговорила она.

Женщина удивленно повернулась к ней и улыбнулась.

– Здравствуй, дорогая. Ты ищешь что-то сладкое?

– Нет. – Уилла поколебалась, но потом глубоко вдохнула и продолжила: – Я пришла спросить, почему ты желаешь мне смерти.