Глава 4
На рыночной площади выбрали место у шатров, побойчее. Разложили товар. Сегодня по уговору они кудесники, предсказатели и лекари.
Приходи, говори, человек,
И получишь ответ.
А вечером при огне возвращайся с детьми
И услышь наши сказки про ночи и дни.
Для привлечения внимания они взяли с собою шуструю и смышлёную белку, усадили в корзинку с крышкой, повязав цветную верёвочку на лапку.
– Пакси… – Сова позвала тихонько. – Я с тобою, не бойся, даже если будут кричать и тянуть руки. Ну, ты знаешь, как всегда. Покажи им что-нибудь эдакое, как ты умеешь. Пошуми.
Тогда Пакси ловко взбиралась по плечам и голове и замирала, вытянувшись, или громко стрекотала под дудочку Дика, прыгала с кувырками, заплетая цветную верёвочку в узелки, и иногда, фыркнув, забиралась обратно в корзину. На шум и суету собиралась толпа.
– А можно потрогать? Нет? Ну почему, ну почему? Такая миленькая…
– Нет, говорю! Ты погляди. Видишь, какая, ну, какая верёвочка на лапе? – это Элга разговаривает с маленькой девочкой, отводя её ладошку. Ещё пара-тройка беличьих фокусов, и девчонка запросит купить чудную зверушку у отца. Старуха знает это, потому что так бывает всегда, просто закон какой-то.
– Ну и что-о-о?.. Красная верёвочка и синенькая. Ну и что-о-о?
– Вот молодец ты какая, – Элга смотрит ласково и даже с восхищением. – И что это значит, а? Что это значит? Догадалась? – и подмигивает, как сообщнице.
– Что? – ребёнок ждёт, но руки на всякий случай от белочки спрятала за спину.
– А то, – шепчет громко старуха. Оглянулась по сторонам с опаской, жарко обвела глазами толпу, нагнулась ближе. – Это. Не. Белка!
– Ох… – выдыхают зрители.
Дик склонил голову, сдерживая смех.
– Не знаю уж, это кто! – Сова говорит сердечно, обращаясь ко всем и приложив руку к груди. Глаза смотрят открыто и доверительно. – Повадилось у нас запасы есть. И мясо тоже… И овощи…
Народ слушает, ловя каждое слово. Тут Пакси застрекотала особо затейливо, закачалась на Элгиных поясных мешочках, зорко вглядываясь в лица. И злобно вроде. Народ отшатнулся.
– Посуду било… В-о-о-т такое, лохматое. С ушами! Ух… Как же я боялась!.. А пахло-то оно!.. – ведьма сморщила нос и даже немного язык высунула.
Девочка надула губки и взглянула на белку с осуждением, а Пакси запрыгнула в корзинку и стала задвигать крышку спиною и хвостом, правда, не очень удачно.
– Ну, мой внучек ловкий, – тут все поглядели на Дика, сидевшего с каменным лицом, – поймал. Он у меня быстрый, смелый. Невесту, кстати, всё ему присматриваю… Вот ты ничего, – ткнула пальцем в полную рыжую девушку с корзинкой яиц, – крепкая.
Рядом, видимо, мать, торопливо задвинула собою девушку в задние ряды.
Теперь люди Дика разглядывали уже не скрываясь, оценивающе.
Воробей видел в этой толпе знакомые лица, но их взгляды скользили мимо, и никто из смотревших на него сейчас с пристальным вниманием так и не крикнул что-то вроде: «Эй, да это же Дурачок! Ей-богу, он! А мы-то думали, ты помер давно…».
Сова же всё говорила:
– Я ж особую верёвочку к лапе привязала, раньше беличьи шкурки на ней вывешивала сушиться. Славная верёвочка, заговорённая. Вот Оно белкой и стало. Может, Кикимора даже какая была… Не знаю я. Пусть, пусть теперь за посуду битую отработает! Правильно, как думаете, а? Ей же теперь только орехи нужны. Как я придумала-то, думаете, хорошо?
Народ закивал, соглашаясь. Высказывались версии, одна причудливее другой, по поводу истинной природы этой белки. Заодно покупались бусы, браслеты, травы и порошки. А потом несли мешочки с орехами и семечками – для того, на верёвочке. И никто Дика не узнавал.
Вот тогда Воробей и увидел своих.
Медленные, бледные и полуживые – так он их воспринял теперь. Ученичество у Совы наложило отпечаток, почти мгновенно пронеслось: «Много слизи, даже по лицу видно. А если голос послушать, пойму дыхание… я бы дал им… Можно бы полечить… Стоп, Дик. Просто смотри».
– А вы откуда сами-то?
Это старший брат. Рядом жена его, Дина. Глядят с подозрением.
– Не видели вас тут раньше, не слышали. Из каких вы мест?
Из-за спины выглядывают двое малышей. Значит, тогда у Дины всё хорошо сложилось, и потом ещё один родился…
– С края Леса. Тебе что, бус или порошков?
– Бабуля. У этого леса края нет.
– Точно говоришь. Нету. Нету у него никакого края! А мы с той его стороны. Ну, так чего тебе? Болит что?
Заминка. Думают.
– Хитрая ты, – и молчит, ждёт ответа.
А ведьма стала перебирать снадобья, не продолжая разговор.
– Живот болит, как поем. Что тут у тебя есть? Посоветуешь, может, и возьму.
Сова принялась объяснять, что и как пить, заодно что есть, а что не есть.
– Ты вот на внучка моего посмотри!
Дик замер, сердце в груди заныло забытой болью. Какие, ну какие слова он для них найдёт? Что он вообще сможет сказать? А где-то здесь и другие братья ходят, и родители…
– Он никого тебе не напоминает?
Дик застыл.
Старший брат смотрел, смотрел. За ухом почесал.
– Да что-то нет. Ты меня, это, не сбивай своей болтовнёй, – и отвернулся. – Давай про порошки, а то я запутался.
Не узнали. Горько было на душе, очень горько. Можно объяснить забывчивость соседей, приятелей по играм. Но чтобы не признали свои? Захотелось немедленно вернуться назад, в ставшую родной чащу, в запахи и звуки свободы, полёта, ветра. Затосковал. Не узнали. Неужели я был таким – серым, глупым, недобрым? Ох, Лес, как же я хочу к тебе!
Дик так погрузился в мысли о лесном доме, что перестал следить за беседой, и очнулся, лишь когда Сова начала трясти за плечо.
– Добрые люди уходят, скажи им что-нибудь!
– Мира вашей семье и родным… – растерянно.
Брат посмотрел уважительно и смущённо произнёс:
– Слушайте, оставайтесь у нас, а? Лес опасен!
– Как это? – старуха выдохнула испуганно и затеребила плетёный поясок.
– Моего брата три года назад волк унёс! Честно говорю, – замолчал, наблюдая за реакцией. Шмыгнул носом.
– И как?
– Что – как?
– Как живёте-то без него, говорю, теперь?
– Ну, не знаю… Он всё равно непутёвый был. Дурак. Не жилец, в общем. Да не об этом же речь. Вы себя поберегли бы? Вам-то какая разница, где жить? А как порошки твои, – осёкся, – ваши закончатся, где нам вас искать? А там опасно очень. Я своих детей туда точно не пущу!
Потом поговорили ещё, и они ушли. Вот так и повидались.
Позже Дик прошёлся и до своего бывшего дома, прикоснулся в ограде. Издали видел других из семьи и соседей. К родителям не решился подойти, только незаметно поклонился.
Щемило в груди. И пело. Прощались обидные слова, тумаки, упрёки. Сидел неузнанным в самом центре прежнего своего мира, совсем-совсем другой.
– Всё не зря.
Поднял несколько соломинок, сплёл человечка и подарил проходящему малышу.
– Всё не зря, – повторил ещё раз.
И ушла печаль. Смастерил несколько колечек из травы, положил на расправленную ладонь. Лёгкий ветерок, кружившийся у ног, потянулся вверх змейкой, подхватил и кинул высоко, а потом понёс в сторону двух болтавших звонко девчонок и запутал у них в волосах.
– Ой, что это?
Дик помахал им, улыбаясь.
– Это ж молодой колдун!.. – зашептались, поглядывая искоса и заливаясь краской. Кивнули застенчиво.
Дик кивнул в ответ, поднялся и пошёл искать Сову.
