Глава 1

Её жизнь – долгая, долгая дорога.

Совы – лесной народ. Отец был вождём, а мать знахаркой. Они дали своей дочери много, а ждали от неё ещё больше.

Когда Оленге была совсем маленькой, племя оставило леса, или Лес оставил их?

Дичи стало мало, а войны с соседями всё опустошительнее. Сушь привела в их места пожары, и печальные песни звучали чаще, чем песни-приветствия новому дню перед восходом. Их поколение уже жило по границе полей. Традиции по-прежнему уводили в чащу, но голод разворачивал сердца к степям.

Очень яркое воспоминание, когда племя выступило за пределы, в пространство бесконечных травяных ковров: пели прощание и надежду найти новый лесной дом. И сначала их отпустили, цепляясь, тени, потом запахи. Последними, что провожали дольше всех, были звуки чащи. Не такие, как в прежние бесконечные времена, а пустые и тихие. Сейчас бы, взглянув своим мудрым сердцем, Сова увидела тот Лес умирающим от старости огромным Драконом, которого уже теснят ковыльными травами и неисчерпаемой силой степи – жаркие птицы, не умеющие летать, ускоряя его уход сухим ветром, отрывая от него и завязывая в подземные узлы реки, губя непонятными – по новым сезонам – напевами.

Маленькая и молчаливая девочка, под протяжные речитативы Оленге ощущала и понимала только самую крупицу, отголосок перемен, что сокровища прежних дней не вернутся никогда.

За время её взросления лесное племя стало степным. События шли своим чередом. Войны были, но не такие кровавые и разорительные. Скорее войны-знакомства, и Совы побеждали почти всегда. Лошади стали важнейшей частью их жизни, и молодое поколение, по-прежнему надевая на шею защитный совиный амулет, вплетало такие же в гривы своим «братьям» и «сёстрам». Они становились наездниками, грозной силой. Их мелодии, ранее похожие на звонкие лесные речки и шорох листвы, теперь говорили о шуме ковыльных трав и топоте копыт. Песни победы и огня, посылаемые по ветру.

Когда старый вождь, её отец, почувствовал, как уходит сила его души, то выбрал нового и молодого преемника, и год они вели племя вдвоём. Мать тоже старела, но её мудрость от этого становилась только глубже и дороже. Оленге и две младшие сестры были у неё в ученицах, каждая на свой лад. И когда подошло Время Невест, к их ногам легли дивные и дорогие подарки. Даже враждебные соседи заключали мир, и была славная охота, и звучали добрые голоса.

 

Глава 2

Было решено идти вдоль реки на восход солнца. Новый вождь изменил путь кочевья, и не все были этим довольны. Но старая знахарка всю ночь жгла костёр, читала тихие слова-заклинания, а к утру по головням собрала и стала петь новую песню, тревожную и влажную, о корнях и кронах, новую, но о старом, о забываемом.

– Ты ведёшь нас к Лесу, вождь. Кто оспорит Тебя, тот не Сова – мышь. Я отдам Тебе в жёны свою старшую дочь, когда мы придём домой, – и уже обращаясь ко всем вокруг, сказала, почти крикнула, – да будет каждая мышь, оставленная на пепелище стоянки, съедена Волками и Змеями!

Спорить никто не стал. Да и привыкли они менять свои пути.

«Он возьмёт её в жёны, подарит нам Лес, и всё будет как прежде. Как у меня и как у моей матери. Это хорошо», – так размышляла мать, покачиваясь в седле на своей нарядной лошадке. Курила трубочку, осматривала окрестности.

По её меркам, Совы становились большим народом. Их нужно было держать. Крепко. Одного зова сердца уже не хватало, люди задавали вопросы. Ей бы самой на них ответить.

– Он лучший тебе муж.

Как же сложно простые вещи объяснять молодым. Дочь не была согласна. Упрямая, быстрая, самая сообразительная из её детей.

– Ты – мать будущего племени своего. Я решила.

Бесконечный разговор. Бесполезный.

Та носилась по всей округе, распевая песни, новые – свои, и старые – подслушанные или подаренные. Заводила разговор и с травой, и с птицами. Даже с землёй говорила! И, кажется, получала ответ.

Это хорошо, знахарка должна немного пугать.

Собирала травы, но применяла их по-своему.

– Почему не по моим словам делаешь, дочь? Забыла, как надо?

– Так листочек нашептал, – отвечала Оленге, улыбаясь.

И ничего не исправляла.

Плела и дарила, кому хотела, чудные бусы на счастье. Даже оставляла в траве, когда снимались в путь после стоянки.

– Это подарок Земле и Ветру, наше им благодарение, – отвечала.

Но большей частью никак не объясняла свои поступки. Пела, названивала. Заглядывала через край – так говорили о ней. Слишком лёгкая, чтобы быть женою. Чтобы держать умы и управлять.

 

Глава 3

А ещё Оленге придумала заплетать колокольчики в косы: сначала мастерила бусы-ленты, нашивала колокольчики и мастерски вплетала эту звонкую тесьму в волосы.

Встряхнёт головой – зазвенит, засмеётся тут же и пустится в пляс, задавая ритм своей песне.

– Тебя слышно на том краю степи.

Вождь вступил в круг её костра, присел напротив. Залюбовался открыто, слегка улыбнулся.

– Ты невеста мне. Тебе полагается быть мудрой и спокойной. Тебе следует не петь песни, а учиться властному голосу. Как у матери твоей. Чтобы все чтили и принимали мои слова, которые будешь произносить ты. Даже когда я закрываю глаза, засыпая, слова мои повсюду звучать должны…

А Оленге как раз научилась подслушивать имена. Вот сейчас, например, своё нашептал ей Костёр. Зазвенишь такое имя сердцем своим, и огонь становится послушным, как лошадка, подаренная на день Пятого Года Жизни.

– …звучать должны…

Тихонько звякнули бусы, рука тянется вверх, играя пальцами в кольцах, притягивая взгляд. И вот уже видит молодой вождь не языки костра – змею в танце, что приоткрыла рот, ощупывая языком ветер. Он только шевельнулся легко, но гадюка развернулась резко – услышала. Покачиваясь, уставилась холодно и смертоносно. И кинулась. Подумать даже ни о чём не успел.

Огонь едва не опалил Б’ури лицо и вернулся обратно, потягиваясь и опадая. Оленге разминала руки.

Вождь потёр обожжённый нос, затряс головой:

– Э-э… – смотрел ошарашенно. – Т-ты ч-что делаешь?!…

– Только научилась! Здорово, правда? Погляди…

Она подняла ладони, раскрыла их цветком, и огонь костра тоже вытянулся и расцвёл, осыпаясь искрами. Резко развела руки – и разделилось пламя. А потом завертелось змейкой. И задрожало конской гривой.

– Стой! Послушай меня!..

Усмирила огонь, присела. Но тут зашелестел ветер, коснулся кос, и колокольчики снова подали свой голос.

– Ай, ай, – вспрыгнула на одну ногу в мягком кожаном сапожке, потом на другую, – ве-тер вече-е-р-ний за-пе-е-л про ноч-ны-ы-х пти-и-и-ц…

Заметила растерянность на лице гостя, вздохнула протяжно и присела на циновку. Но глаза по-прежнему беспокойно смотрели куда-то за круг света, в зовущую темноту. Чуть покачивалась в пойманном ритме.

– Я приведу Сов к Лесу. Ты обещана мне женой.

– Б’ури…

– Зови меня вождь!

– Б’ури. Мы вместе учились ходить, – сидела, обхватив руками колени, уже почти неподвижно, и смотрела перед собою в огонь. – Вместе учились садиться в седло. Я помню, как ты плакал, когда я смогла натянуть свой лук и пошла на охоту со всеми, а тебя оставили помогать старой Айгер у костра. Когда ты ночью увёл отцовского жеребца, а он сбросил тебя, ты прокрался ко мне, чтобы я приложила травы, и никто бы не узнал об этом.

Наконец она вела себя тихо и говорила серьёзно. Глаза отражали всплески прирученного костра.

– Ты перечишь мне, девчон… – не договорил.

Расцепила пальцы, шевельнула лёгкой волной. Огонь пошёл искрами, распадаясь на тонкие пряди и снова переплетаясь в жаркие жгуты.

Он и ещё хотел сказать. Про законы рода, силу слова предсказательницы, даже про свою мудрость, сноровку и охотничью удачу, но взгляд притягивался к причудливому танцу. Вот уже целая стая птиц закружилась в искрах, послышались протяжные крики. Осень, и эти птицы летят на юг…

– Я, мне… – будто комок откашлял, – погляди, что я берегу!

Слова выскочили сами. Рука самовольно оттянула край рубахи и открыла запястье: на суровой шнуровке маленький амулет в виде лисы, хвост к голове, хитрая острая мордочка.

Голос вождя стал мягче – они же друзья с детства. Ещё учеником при старом вожде (склонил голову с уважением при упоминании) он участвовал в игрищах, и маленькая девочка из принимающего племени подала воды в ковше. Смотрела снизу вверх, смущаясь, моргала длинными пушистыми ресницами. У всех волосы тёмные, а у неё цвета мёда.

– Как имя тебе? И чья ты дочь, цветок полей? – принял воду, коснувшись ладоней.

Он одержал победу, был доволен и увозил богатый подарок. А теперь милостиво шутил с местной детворой.

– Тулки.

Смутилась совсем, приняла ковш и побежала прочь.

Лиса… Это их наречие. Может, из пленённых на севере? Волки были воинственным племенем, в их правилах держать рабов.

Наутро уезжать, а грива его жеребца заплетена в причудливые косички с луговыми цветами и вот этим костяным амулетом-лисой.

– Женился, что ли, за ночь?

Всю дорогу над ним шутили и придумывали разные истории, а он повязал ту лисицу себе на запястье выше рукава, подальше от глаз, и решил, что вернётся через год и поглядит на эту Тулки снова. Пусть пока подрастёт.

 

Глава 4

Было уже совсем темно. Костёр вёл себя как костёр, двое молчали о своём.

– А я летать хочу научиться… – доверие за доверие.

И снова тишина.

– Нельзя мне быть тебе женою. Ты же крылья мне сломаешь…

Он в ответ заулыбался. Ну вот опять начинается, и как с ней разговаривать?

– Давай сюда! – хлопнула дважды, и огонь распался. – Кидай, посмотрю!

Так неожиданны были эти слова, что послушался. Зубами развязал узелок, поколебался немного, но кинул лису – прямо ей в ладони. А костёр снова сошёлся жаркой стеной.

– Так… – подкинула высоко и поймала. – Так… – снова подкинула, уже выше, снова поймала. Лиса упала в ладонь со шлепком.

– Хорошо… – кинула в третий раз, ладонь открыта в ожидании, а лисы нет и нет, тихо вокруг.

Рука ждёт. Тишина. И звуки ночной степи.

– Вернётся. Не переживай.

И больше всего на свете сейчас вождь Б’ури хотел одного – не брать эту молодую ведьму в жёны. Он был бесстрашным воином, но в эти мгновения сердце его охватывал ужас.

Шлёп!.. Вздрогнул. Амулет лисы упал в знахаркину руку. Оленге оглядела, понюхала, улыбнулась тихо, потом закивала чему-то.

– Знай, она больна сейчас!

Он качнулся, так резануло в груди. Смерть они все почитали, были близки к ней, уважали её голод и выбор, но люди есть люди. Дорогому и важному позволяют дать корни, и так глубоко, что сама Молчаливая Госпожа порою подёргает-подёргает и отступит, торопясь к более лёгкой добыче.

– Да не пугайся так! Многие-то умерли, а она выздоравливает… Болезнь у них, слабое племя.

Посидели ещё в тишине.

– Ты не затруднишься поглотить их, вождь. А я знаю, как такое лечить. Но пока пусть побудут без нас одну луну. Где они сейчас?

Конечно, он знал. Волки шли вдоль другой излучины этой же реки на восход, и встреча их была неизбежна. На то он и вождь, чтобы просчитать всё наперёд.

И увидела Оленге будущую битву, даже не битву – набег, Совы же сильнее. И случайную стрелу, летящую ей в спину, тоже. Увидела пустившую эту стрелу руку. Никто и не догадается, что свой может быть так вероломен с молодой знахаркой, названной перед племенем невестой…

Огонь всё танцевал и танцевал, жарко делясь с нею тем, чего надо, очень надо избежать.

– Эх ты… Жених…

Теперь её глаза смотрели столетиями печали и ума. И тишина вокруг ходила на цыпочках, на мягких лапах, потому что очень любила эту Оленге и жалела её.

– Давай договоримся, Б’ури-Вождь-Сов. Ты не убьёшь меня, а я пощажу тебя. И вылечу для тебя эту Лису. Я помогу тебе взять её в жёны, а ты отпустишь меня на границе Леса. Если он есть на этом свете, конечно. Лови!

Кинула амулет, но без всякой ворожбы, булыжником через огонь, с обыкновенной девичьей обидой, не метясь особо.

Потом достала из мешочка на поясе маленькую трубочку:

– Вот, смотри, что мать подарила мне. Ещё ни разу её не касалась. Но когда я пересеку лесную границу, вождь, знай – я пущу первый дымок. И наложу заклятия. И стану тем местам хозяйкой!

– Этого я не понял совсем, – он приложил руку к груди и поклонился в первый раз почтительно. – Обещаю, не трону тебя, Оленге-Ведьма. Но о Лесе мы ещё поговорим. Ведь это наш общий будущий дом…

– Хорошо, вождь. Я услышала твои слова. А теперь иди из круга моего костра, а то люди подумают, что ты поёшь мне о своей любви.