Выше упоминалось об экстренном поезде, выехавшем из Москвы 23 мая и направляющемся в Иркутск. В поезде находился Берзин со своим штабом. 28 мая поезд прибыл в Уфу и там застрял из-за закрытия железнодорожного движения в сторону Сибири вследствие захвата линии Златоуст — Челябинск чехословацкими войсками.

9 мая 1918 г. Подвойский отдал приказ № 132, в котором установил новые задачи группы Берзина.

«Приказ Высшей Инспекции Рабочее-Крестьянской Красной армии № 132.

9 июня 1918 года. ст. Уфа.

§ 1

Военного Комиссара Средне-Сибирского Военного Округа тов. Берзина и членов Военного Комиссариата того же округа т.т. Белицкого, Фейербенда, Георгенбергера, Свикке и Стогова назначаю временными членами Высшей Военной Инспекции.

§ 2

Настоящим приказываю вышеуказанным временным членам Высшей Военной Инспекции по пути своего следования к месту своего назначения, под руководством Военного Комиссара Средне-Сибирского Военного Округа тов. Берзина и при участии других членов Военного Комиссариата Средней Сибири, инспектировать Военные комиссариаты и другие воинские части Красной армии и давать все руководствующие указания по организации Военных Комиссариатов, сформирования Красной армии, ее обучения, довольствий и т. д., проверять полевые оперативные штабы и отделы, работающие по ликвидации Чехословацких и других контрреволюционных выступлений, согласуя их действия с общими оперативными планами наркомвоена.

§ 3

Членам Инспекции устраивать лекции, выступать на заседаниях и собраниях, сотрудничать в Советских органах с целью агитации и правильного освещения вопроса о Красной армии и задачах Военного Комиссариата.

§ 4

Об общем положении дел и о всех найденных дефектах доносить мне.

Народн. Комиссар по Военным делам Член Высшего Военного Совета Подвойский.

И.д. Управляющего делами Высшей Военной Инспекции Модестов».

Подвойский попытался договориться с чехословаками мирным путем. Чехословаки, перешедшие к тому времени под французское командование, отказались разоружаться. Началась полномасштабная война. 14 июня 1918 года последовала телеграмма Народного Комиссара по военным делам:

«Мною от имени Центрального Правительства даны тов. Берзину неограниченные полномочия по подавлению Чехословацкого восстания на Челябинск — Омском фронте в целях согласования всех действий к скорейшей ликвидации мятежа Точка

Нарком воен. Подвойский И.д. Управляющего Делами Модестов».

Одновременно, 14 июня 1918 года, поступила телеграмма Главнокомандующего чехословацким фронтом:

«Екатеринбург Военком Берзину 1918 г 14 июня Москва Революционный Военный Совет постановил назначить Вас Командующим 3-й Революционной Советской армией в состав которой входят все войска на Пермско-Екатеринбургско-Челябинском направлениях и Пермско-Екатеринбургско-Ишимском направлении Вам надлежит соорганизовать армейский штаб для штабной работы прикомандируйте офицеров обучавшихся в Академии по соглашению с Начальником Академии этих офицеров считать за Академией и во временной командировке

Главнокомандующий Муравьев Член Кобзев Благонравов»

Берзин появился в Екатеринбурге 11 июня в 2 часа дня.

По прибытию в Екатеринбург, члены В.В.И. в составе Берзиня, Белицкого, Фейербенда, Стогова и Свикке отправились в штаб Уральского военного округа, чтобы узнать о положении дел на фронтах и для участия в работе по созданию и строительству Красной армии. Познакомившись с тов. Анучиным, Голощекиным и виднейшими партийными деятелями Урала, Берзин сразу понял, что положение Екатеринбурга критическое. После проигранного боя под Кыш-тымом, почти не было надежд на сохранение Екатеринбурга. Уже было Окружным Комиссариатом Уральского военного округа отдано распоряжение об эвакуации Екатеринбурга. Все артиллерийское, интендантское и инженерное имущество было погружено на колеса. Были приняты меры к вывозу всех ценностей.

Вот как Берзин описывал свое впечатление по прибытию в докладной записке, направленной Ленину в ноябре 1918 года: «11 июля Члены Высшей Инспекции прибыли в Екатеринбург и застали в нем полное отсутствие оперативного штаба и растерянность в среде ответственных Советских работников, по-видимому не ожидавших чехословацкого мятежа, принявшего к тому времени уже значительные размеры, ибо чехословаки к этому времени завладели Сибирской железной дорогой на участках: Ново-Николаевск, Челябинск, Миасс и Кинель — Пенза, отодвинули красноармейские части на восточном фронте на линию Ишим — Шадринск — Уфа-лей — Миасс — Троицк и на Западном — на линию Казань — Симбирск — ст. Кротовка — Бузулук».

В самом Екатеринбурге никаких резервов и войсковых сил не было, кроме 130 человек левоэсеровских дружин и около 180 человек коммунистов. Этих сил было недостаточно не только для защиты города, но, по мнению Берзина, даже и для борьбы с буржуазией и контрреволюцией внутри города.

Штаб Берзина появился в Екатеринбурге в самый разгар мятежа верх-исетских фронтовиков, но участия в подавлении не принимал. Правда, на всякий случай приказал выгрузить два автомобиля с пулеметами и быть наготове. Екатеринбуржцы сами справились.

На фронте не хватало людей. Армия состояла из солдат, рабочих и интернациональных частей. О последних Берзин в своих воспоминаниях писал: «Рабочие сражались с большой энергией и отвагой, нанося большой урон чехословакам во время последнего наступления, но благодаря необученности, сами рабочие понесли большой урон, в одном 2-м Уральском полку — 150 человек. Отряды интернационалистов и мадьяр отличаются дисциплинированностью и стойкостью, но они сильно пострадали в последнем бою».

Однако не все было так гладко. После поражения под Кыштымом среди солдат распространились слухи, что штаб и Комиссар фронта их продают. Часть солдат 7-го Уральского полка отказалась воевать и, под угрозой самовольно покинуть фронт, потребовала отправить их обратно в Екатеринбург. Штаб вынужден был выполнить эти требования — солдат отправили в Екатеринбург, разоружили, зачинщиков предали трибуналу.

Попав в такую сложную ситуацию Берзин даже и не предполагал, что ему придется участвовать в судьбе бывшего царя и его семьи. Ему просто было не до этого. Основной его задачей было защитить и сохранить советскую власть на Урале, а для этого нужно было организовать армию в условиях борьбы с чехословаками.

Но, как говорится: «Человек предполагает, а правительство располагает».

В первой половине июня 1918 года в Москве произошло «незначительное» событие буквально взорвавшее не только российские системы массовой информации, но и зарубежные. Российская газета «Наше слово» рассказала об этом в заметке от 20 июня 1918 г.: «Из Екатеринбурга в советских кругах была получена телеграмма, сообщавшая об убийстве Николая Романова. Телеграмма не была подписана и вызвала естественное сомнение. Однако слухи о телеграмме распространились по всему городу и стали сообщать об убийстве как о факте».

На следующий день газета рассказала подробности этого происшествия: «Вчера со слов лица, прибывшего из Екатеринбурга, передавалась следующая версия о случившемся: когда Екатеринбургу стало угрожать движение чехословаков, по распоряжению местного совдепа отряд красноармейцев отправился в бывший губернаторский дом, где жили Романовы, и предложили царской семье одеться и собраться в путь. Был подан специальный поезд, в составе трех вагонов. Красноармейцы усадили Романовых в вагон, а сами разместились на площадках.

По дороге будто бы Николай Романов вступил в пререкания с красноармейцами и протестовал против того, что его увозят по неизвестному направлению. В результате этой перебранки красноармейцы якобы закололи Николая Романова. Тот же источник передает, что великие княжны и бывшая императрица остались живы и увезены в безопасное место. Что же касается бывшего наследника, то он тоже увезен отдельно от остальных членов семьи».

Встревожилась не только Москва, но и посольства западных государств. Английское правительство потребовало информацию от своего консула в Екатеринбурге. В материалах официального следствия 1918 года имеются телеграммы, свидетельствующие об агентурных проверках этих слухов в Екатеринбурге. Германское посольство в Москве обратилось к советскому правительству за разъяснениями, и в Берлин ушла телеграмма с следующим ответом:

«Посольство в Москве.

Министерству иностранных дел.

21 июня 1918.

Я сегодня открыто сказал Чичерину, что располагаю информацией о том, что во время боев за Екатеринбург погибла царская семья. В случае если информация, которая вызывает такое большое возмущение и горечь в широчайших кругах, недостоверна то я не понимаю, почему большевики не опровергают ее, что является их внутренним интересом.

Чичерин лениво парировал, утверждая, что недостоверной информации появляется так много что опровергать каждую просто не стоит. Кроме того, как и прежде, в комиссариате поддерживается оптимистическое настроение в отношении боев с чехословаками. Хотя и признается сдача Кузнецка но оспаривается потеря Пензы, Тамбова, Козлова и Рязани.

Мирбах».

Газета «Наше слово» поступила проще — в интервью с Лениным она поинтересовалась, что же происходит с царской семьей, и, по-видимому, с удивлением воспроизвела его ответ: «На вопрос, верны ли слухи об убийстве Николая Романова, Ленин ответил, что сведений об этом до сих пор в совете комиссаров нет».

Возможно, после всего этого Москва буквально начала бомбардировать Екатеринбург телеграммами.

Три телеграммы сохранились в материалах следствия 1918–1919 годов.

1. Телеграмма № 2729 подана в Москве 20 июня 1918 года.

принята в Екатеринбурге 23 июня 1918 года

«Екатеринбург, председателю Совдепа.

В Москве распространились сведения что будто бы убит бывший император Николай второй сообщите имеющиеся у вас сведения

Управляющий делами Совета Народных Комиссаров

Владимир Бонч-Бруевич».

2. Телеграмма № 814.

подана в Москве 21 июня 1918 года в 19 часов 26 минут, принята в Екатеринбурге 24 июня 1918 года.

«Екатеринбург, Президиуму Совдепа

Срочно сообщите достоверность слухов убийства Николая Романова вестнику точка комиссар по пта

Старк».

На телеграмме пометка: «Ответ послан».

3. Телеграмма № 819 подана в Москве 24 июня 1918 года в 15 часов 15 минут. принята в Екатеринбурге 24 июня 1918 года.

«Екатеринбург, Воробьеву

Прошу срочно сообщить достоверность слухов убийстве Николая Романова очень важно точка комиссар

Старк».

На телеграмме пометка: «Ответ послан».

В конце июня произошло событие, отраженное белогвардейским следствием в виде следующего документа: «Начальник Военного контроля при Уполномоченном по охранению государственного порядка и общественного контроля и общественного спокойствия в Пермской губернии.

«11 марта 1919 г.

№ 1497/ В.К. Совершенно секретно Прокурору Екатеринбургского окружного суда

По приказанию Уполномоченного командующего Сибирской армией по охранению государственного порядка и общественного спокойствия в Пермской губернии при сем сопровождаю на распоряжение две сводки сведений на Царскую семью.

Приложение: две сводки

Подполковник Белоцерковский

Помощник начальника поручик (подпись неразборчива)

Форма № 2

Отделения Военного контроля при Уполномоченном по охранению государственного порядка и общественного спокойствия

Сводка сведений на Царскую семью.

Почтово-телеграфный чиновник Сибирев, состоявший на службе в Екатеринбургской почтово-телеграфной конторе, свидетельствует, что проживающая в селе Уктус Анфисова Таиса Васильевна (муж у нее инвалид) ему говорила, что в доме инвалидов в Перми после занятия Екатеринбурга проживали великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны вместе с фрейлиной и что в этом же доме хранилось много имущества, принадлежащего Царской семье, о чем имелись отметки на ящиках, и вывезенного на Вятку.

/К/ № 1427 / В.К.

11/ III 1919 г.

Форма № 2

Отделения Военного контроля при Уполномоченном по охранению государственного порядка и общественного спокойствия

Сводка сведений на Царскую семью.

Почтово-телеграфные чиновники штаба Северо-Урало-Сибирского фронта в бытность большевиков, коим командовал Берзин, кои сейчас состоят на службе в почтово-теле-графной конторе города Екатеринбурга, Сибирев, Бородин и Ленковский могут засвидетельствовать разговор по прямому проводу Ленина с Берзиным, в котором первый приказывал Берзину взять под свою охрану всю Царскую семью и не допускать каких бы то ни было насилий над ней, отвечая в данном случае своей (т. е. Берзина) собственной жизнью.

/К/ № 1497 / В.К.

11/III 1919 г.».

К первой сводке мы еще вернемся. А пока рассмотрим последствия разговора Берзина с Лениным. Реакция Берзина содержится в его воспоминаниях: «Я не понимал, зачем с этим тираном вообще нянчиться и возиться, оказывают ему и его семье какое-то милосердие, оставив поваров, лакеев, докторов. Однако я был солдатом революции, солдатом, который умел подчиняться. Центр не спрашивал меня, держать ли Николая II в Екатеринбурге или перевезти его в другое место. Центр не спрашивал, как это отражается на тыле Уральского фронта, а просто сказал мне: ты отвечаешь за жизнь бывшего царя. И все. И я ответил, как полагается солдат солдату: слушаюсь. Так ответил бы тогда и любой другой солдат на моем месте. Вопрос о Николае II был политический».

К этому можно было бы добавить — Центр не спрашивал, расстреливать бывшего царя или нет. Такого указания из Центра не было. А пока охрана бывшего царя была доверена Берзину, никаких нарушений указаний Центра не могло быть. По всей видимости был еще как минимум один запрос, ответ на который сохранился в архиве Красной Армии. Это черновик телеграммы, содержащийся в полевой книжке командующего Северо-Урало-Сибирским фронтом Берзина (ЦГСА, фонд 176, опись 1, дело 105).

«23/6 1918 г.

Москва Совнарком В.Рев. Совет Казань Главком Муравьеву Штаб фронта Белицкому

22/6 мною было проверено как содержится быв. Царская семья и как охраняется и могу сообщить хорошо

Командующий Сибфронтом Берзин».

Дата, проставленная на этой телеграмме, свидетельствует о том, что был какой-то запрос, возможно Совнаркома Рев. Совета, в результате которого Берзин 21 июня 1918 года во главе целой комиссии посетил дом Ипатьева. Этот факт отражен в дневнике Николая Александровича.

Запись в дневнике Николая Александровича за 9 июня 1918 года:

«Сегодня во время чая вошло 6 человек, вероятно — областного совета, посмотреть, какие окна открыть? Разрешение этого вопроса длится около двух недель! Часто приходили разные субъекты и молча при нас оглядывали окна…»

В своих воспоминаниях Берзин более подробно описал этот эпизод:

«Мы вошли сперва в столовую, где Николай со своим доктором пили чай. При нашем входе оба встали и ответили на приветствие только глубоким молчаливым поклоном. Молчали и мы. Прошли через столовую во двор, где Николай ежедневно занимался физкультурой — колол дрова под бдительной охраной команды из латышей. Вернувшись обратно, я обратился к Николаю с вопросом:

— Ну, заключенный, имеете ли какие-либо жалобы по поводу содержания вашего или какие-либо просьбы?

— Нет, жаловаться ни на что не могу, — ответил Николай II каким-то потухшим голосом.

Тут я ближе рассмотрел этого бывшего «самодержца всея Руси». Жалкий он имел вид. Осунувшийся старик с большими мешками под глазами и неопределенного цвета бровями. Совсем не тот, кого привыкли видеть на портретах и картинах. И эта тряпка еще недавно управляла 150-миллионным народом, перед ней дрожало все, о ней молились в церквах, величали помазанником божьим, а теперь это ничтожество в руках восставшего народа! Кроме отвращения, я к нему в тот момент ничего не испытывал. Мы уже собрались перейти в другое помещение, как Николай обратился ко мне:

— Господин командующий, имею к вам просьбу. Нельзя ли мне разрешить побольше заниматься колкой дров во дворе?

— Разве вам этого не позволяют?

— Позволяют, но время очень ограничивают.

Поднялся и доктор, говоря, что это было бы очень желательно «для здоровья Николая Александровича».

— Ну что же, не возражаю. Если хотите, можете заняться колкой дров и побольше. Дам об этом распоряжение начальнику охраны.

— Благодарю, — отозвался Николай, следуя за нами туда, где содержались остальные члены его семьи.

В угловой комнате сидела Александра Федоровна со своим сыном, рахитичным мальчуганом. Входя в комнату, я сказал: «Здравствуйте». Она сделала чуть заметное движение головой, но на лице ее играла гримаса презрения. Вот настоящая фурия, которую следовало бы поскорее поставить к стенке!

— Заключенная, имеете ли какие-либо претензии или пожелания? — обратился я к ней с вопросом. Но она даже не ответила и наклонилась к сыну. Я уже повернулся, чтобы уходить, как снова ко мне обратился Николай:

— Еще к вам одна просьба.

— Какая?

— Здесь, в этой комнате, очень тяжелый воздух, поэтому нельзя ли сделать вот в окне форточку, чтобы держать ее открытой в течение ночи?

— И это разрешаю. Только в форточке устройте железную решетку, — сказал я начальнику охраны. — Все просьбы, заключенный?

— Все, господин командующий, — ответил мне Николай.

К дочерям я с вопросом не обращался. Этим окончился наш осмотр».

Эта вторая известная встреча бывшего царя с новыми властями. Тем не менее и здесь Николай Александрович не задал естественный вопрос — что же его и его семью ждет в будущем? Хотя он знал о пунктах Брест-Литовского договора, касающихся его жены и детей.

Приоритет власти Берзина в Екатеринбурге был выше, чем у Белобородова и Голощекина. Именно это позволяло ему отдавать приказания члену Совдепа Авдееву, как своему подчиненному. Пользуясь этим, Берзин 17 июня закрыл газету «Уральская жизнь», обвинив ее в публикации секретных материалов.

Запросы из Центра продолжались. И Берзин вынужден был отправить еще одну телеграмму, предназначенную специально для печати:

«Телеграмма 487 Москва из Екатеринбурга шт. фронта № 3190/а Подана 27/6-го в 0 час 5 мин Военная

Три адреса Москва Совнарком Нарком военного бюро печати ЦИК

Мною полученных Московских газет отпечатано сообщение об убийстве Николая Романова на каком то разъезде от Екатеринбурга красноармейцами

Официально сообщено, что 21/6 мною с участием членов в военной инспекции и военного комиссара Ур. военного округа и члена всероссийской следственной комиссии произведен осмотр помещения, как содержится Николай Романов с семьей и проверка караула и охраны все члены семьи и сам Николай жив и все сведения об его убийстве и т. д. провокация точка

Главнокомандующий Северо-Урало-Сибирским фронтом

Берзин».

Из телеграммы следует, что Берзин организовал проверку дома Ипатьева только в результате прочтения в московских тазетах сообщения об убийстве Николая Романова.

Трудно поверить, что это было именно так — обстановка на фронте была не та, чтобы проверять газетные «утки», да и предыдущее свидетельствует о каком то запросе именно Берзину. Этот запрос, да еще личное указание Ленина, как раз и содержался в материалах белогвардейского, приведенных выше.

Как же Берзин выполнил приказ Ленина? Ведь кроме этого, на нем лежала ответственность за весь Уральский фронт. В статье журналистки С. Ильичевой и в воспоминаниях Ко-ванова содержится информация, позволяющая представить как он поступил. Берзин вызвал начальника осведомительного отдела своего штаба Свикке и поручил ему организацию охраны Царской семью независимую от уральского руководства, но с участием ЧК. Произошло это, по-видимому, после 25 июня, поскольку 25 июня Берзин дал Свикке другой приказ, текст которого сохранился:

«Заведующему осведомительным отд.

Члену В.В. Инспекции тов. Свикке 25/VI-1918 г.

№ 6

Предписываю Вам по получении сего немедленно выяснить вопрос о возможности издания газеты на лат. языке, так как в Екатеринбурге имеются около 6000 латышей. Вступите по этому вопросу в соглашение с партийной орг. латышей в Екатеринбурге, выясните, сколько обойдется газетная бумага и т. д. Средства для печатания будут мною отпущены из Агитационного политического отдела фронта. Об исполнении доложить.

Главнокомандующий Сев. Ур. Сиб. фронтом Берзин».

Следующий приказ Берзина, обнаруженный в архиве, скорее задает новую загадку, чем отвечает на предыдущие вопросы:

«В. исп. об. Главнокомандующего Белицкому 4/VII 1918 г. в 10 час.

№ 10

Сего числа возвращаюсь к исполнению своих обязанностей, но отъезжаю на фронт. Оставляю Вас здесь своим заместителем и руковод. общим.

Прошу Вас распорядиться:

1) Приготовить экстр, поезд 449 и вагон I класса к 2 часам 6 чел. конвоя

2) Подробную схему расположения наших частей

3) Карту района Тюмень

4) Расположение противника

5) Развед. сводку

6) Схему связи

7) Полный комплект Приказов в 3-х экз.

8) 3 офиц. Ген. Штаба для опер, штаба.

9) Со мной поедет Арташов, Стогов один из […] желательно одного из об. совета, Музыкант

Прошу известить всех.

Берзин».

В тот же день был отдан еще один приказ:

«4/VII

№ 11

Тов. Белицкий

Распорядитесь в Штаб, вагон поставить аппарат Юза чтобы не перехватить разговор.

Берзин».

5 июля Берзин был в Комышлове, 7 июля вернулся в Екатеринбург. Командующий фронтом на несколько дней прерывает выполнение своих обязанностей по организации фронта, поручив это своему заместителю. Вряд ли речь идет о его болезни. Скорее всего он отвлекся на выполнение поручения Ленина. Это у него заняло немного больше недели. В результате комендантом «Дома особого назначения» был назначен член коллегии ЧК Юровский, его помощником стал чекист Никулин, срочно отозванный от выполнения своего предыдущего задания, слежки за слушателями и руководством Генеральной Военной академии, переведенной в Екатеринбург.

Возможно, в тех приказах, которые Берзин взял с собой, № 7, 8 и содержались указания Свикке о командовании отрядом латышей, заменивших прежнюю охрану. Как человек военный, Берзин должен был не только выполнять приказы вышестоящего начальства, но и отчитываться перед последним об их выполнении. Журналистка Ильичева, встречавшаяся со Свикке в 1964 году, утверждала, что у Свикке был шифровальщик Кованов, через которого он связался с Лениным. Вероятно Берзин через Свикке и Кованова отчитывался перед Лениным и информировал его об обстановке в «Доме особого назначения» в Екатеринбурге.

Появившись в доме Ипатьева, Юровский в первую очередь проверил охрану, обнаружил настроение полной распущенности и расхлябанности, неисправную звонковую связь с постами, неисправные пулеметы, но сказал: «Пока несите охрану на этих постах вы, а потом я потребую к себе людей на эти посты из Чрезвычайной комиссии». Прежняя охрана была заменена латышами Берзина под командованием Свикке. Эту команду называли латышами, но, возможно, это были интернационалисты. Якимов утверждал что из прибывших 10 человек пятеро были русские. Замена произошла 8 июля, после того, как Берзин вернулся из командировки. Этот факт был отмечен Николаем Александровичем в дневнике: «25 июня. Понедельник. Наша жизнь нисколько не изменилась при Юровском! Он приходит в спальню проверять целость печати на коробке и заглядывает в открытое окно. Сегодня все утро и до 4 час. проверяли и исправляли электр. освещение. Внутри дома на часах стоят нов. латыши, а снаружи остались те же — частью солдаты, частью рабочие! По слухам, некоторые из авдеевцев сидят уже под арестом! Дверь в сарай с нашим багажом запечатана. Если бы это было сделано месяц тому назад! Ночью была гроза, и стало еще прохладнее».

Посты в «Доме особого назначения» распределялись так: пост № 1 внутри дома, на площадке за парадной дверью. Пост № 2 — внутри здания, на площадке с черного хода, где находятся ванная и уборная, пост № 3 — во дворе у ворот, пост № 4 — у калитки со двора, так, что был виден парадный подъезд, пост № 5 — на первой будке снаружи большого забора, пост № 6 — в будке по Вознесенскому проспекту, пост № 7 — на углу дома, внутри малого наружного двора (во дворе за второй перегородкой по переулку), пост № 8 — в саду, пост № 9 — на заднем дворе. Кроме этих постов, были два поста пулеметных: № 1 на балконе с переулка, № 2 — внизу, в помещении у окна, выходящего в сад, в той комнате, где в одном из двух окон, выходящих в сад, выставлена зимняя рама; на подоконнике этого окна и стоял пулемет. Юровский, прежде всего, увеличил число постов. Он поставил еще пулемет на чердаке дома и установил пост на заднем дворе. Этот пост на заднем дворе стал называться номером 10; пост у пулемета стал называться номером 11, а пост на чердаке — номером 12. Латыши несли охрану постов за № 1, 2 и 12.

Из показаний Проскурякова: «Пулеметчиками, которые стояли исключительно у пулеметов, были из наших сысертских рабочих следующие лица: Талапов, Александр Стрекотин, Семен Турыгин, Сафонов, Николай Летемин, Иван Катетов и Шевелев. Из злоказовских рабочих я могу назвать только одного Андрея Корзухина».

На Юровского легли не только организационные, но и хозяйственные заботы. Наряду с разработкой инструкций для охранных постов, Юровскому пришлось заботиться и о доме. Он не только заменял пулеметы на исправные, но и вызывал стекольщиков и ассенизаторов. Все это никак не напоминало подготовку к расстрелу Царской семьи, как это утверждают в настоящее время некоторые писатели. Хотя положение Екатеринбурга ухудшалось день за днем.

В Москве в это время должен был состояться V съезд Советов, на котором предполагалось рассмотреть вопросы создания Красной армии и должна была быть принята первая Конституция Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Голощекин находился в Москве и жил на квартире Свердлова. 4 июля ему в собственные руки и под расписку вручили телеграмму следующего содержания:

«МОСКВА Председателю ЦИК Свердлову для ГОЛОЩЕКИНА.

Сыромолотов как раз поехал для организации дела согласно указаний Центра опасения напрасны точка Авдеев сменен его помощник Мошкин арестован вместо Авдеева Юровский внутренний караул весь сменен заменяется другими точка.

Белобородое».

На этой телеграмме стоит число — 4/VII.

Телеграмму принял и расписка: «Комиссар Голощекин».

Телеграмма от 4 июля 1918 г., заставившая Голощекина поспешно покинуть Петроград и срочно вернуться в Екатеринбург.

Если первая половина телеграммы сравнительно спокойна, то вторая прямо вопит: «Караул! Центр взял «Дом особого назначения» под свой контроль. Нашу охрану заменили». А это означало то, что козырная карта, которую использовали большевики в борьбе с эсерами и анархистами за влияние на солдат, выпадала из рук Уральского Облсовета. Даже Голощекин в своих выступлениях перед солдатами и рабочими использовал выражения, подобные этому: «Если белогвардейцы попробуют захватить Екатеринбург, полетят коронованные головы». Солдатам это нравилось. Любые намеки на то, что «Николашку Кровавого» собираются вывезти живым из Екатеринбурга, а именно это и мог сделать Центр, сразу же дают шанс эсерам привлечь массы на свою сторону. Именно так и понял Голощекин эту телеграмму. Он в тот же день садится на поезд и, даже не дождавшись открытия съезда, возвращается в Екатеринбург. Вернувшись, он обнаруживает, что Белобородое перетрусил зря. Берзин, организовавший охрану «Дома особого назначения», имел в виду охрану жизни бывшего царя от белогвардейцев, заговорщиков, бандитов, но никак не от екатеринбургской советской власти, которую представляли Белобородое и Голощекин. Напрасно он так думал.