На следующий день, как мы и договаривались, на два часа должна была прийти Жанна Леу. Я с нетерпением ждал ее, и если бы не обуздал себя, то бросился бы ей навстречу, испытывая признательность за приход. Но мне не хотелось показывать женщине свои ночные страхи — ведь глухая ночь еще царила в моей душе.

Едва Жанна вошла во двор, как глаза ее вонзились в камень над колодцем.

Она приблизилась к колодцу и медленно обошла вокруг, пока я, стараясь быть равнодушным, рассказывал ей о найденной в воде собаке и, внезапно решившись, — о таинственном ночном дыхании.

Я говорил, а она, казалось, не слушала меня. Но стоило Жанне повернуться, как я увидел на ее лице счастливое выражение — в Ардьер что-то происходит. Я прочел в ее глазах удовлетворение, ибо подтвердил «дурные слухи» про эти места.

Я не сразу понял, что женщина согласилась помогать мне только из-за странностей, известных о ферме Кордасье. Если бы здесь ничего не происходило, Жанна попросту не пришла бы сюда.

Теперь же, начиная с этого утра, она, хотя я и не просил ее, принялась ходить ежедневно, опасаясь упустить даже малейшее происшествие. Позже булочник Буркен окончательно просветил меня по поводу ее всепоглощающего любопытства: «Почему Жанна ходит так далеко к вам, отказываясь от легкой и выгодной работы по соседству? Клянусь, она ждет от вас необыкновенной истории!..»

* * *

Бедный дохлый пес в колодце удостоился многих рассуждений и сыграл не одну проклятую и ужасающую роль, которые Жанна с полной серьезностью сочинила для него, подготовив меня своими рассуждениями к новой, еще более ужасной ночи.

— Вы правильно сделали, оставив его там, — назидательно заключила Жанна, — никогда нельзя идти против заклятий, которых не понимаешь.

И направилась к развалинам хлебной печи, приподнятой и расколотой корнями дуба, буквально лопавшегося от крепости и здоровья.

Она попыталась извлечь большой жернов. Потом позвала меня на помощь. Мы перетащили жернов к колодцу и водрузили поверх камня.

— Все это надо зацементировать, — сказала Жанна, хлопая в ладоши, чтобы сбить пыль.

Я не скрыл, что подумал о том же.

При других обстоятельствах сцена показалась бы мне по-детски гротескной, но, признаюсь, я участвовал в ней с убежденностью и тайным утешением, что создаю себе видимость безопасности.

Что касается дыхания и стонов, то они оставили Жанну в недоумении. Я водил ее повсюду, где их слышал, но никаких зримых следов не было, и разгадка не давалась! Даже куча пересохшего навоза не могла спрятать никого, кто мог бы издавать стоны, — это был ковер буквально окаменевшего дерьма.

Жанна ушла, а я долго смотрел ей вслед — она походила на тень от листика, которую солнце гоняет по таинственной шахматной доске.