Антуан и Граттбуа с трудом перенесли Жанну в Лану. Усадили девушку на скамью, спиной к столу. Руки Меченой плотно прижаты к напряженному телу, словно она боится, что ее вновь затянет трясина. Обитатели Лану молча сгрудились вокруг Жанны, едва скрывая беспокойство. Они следят за каждым движением ее отяжелевшей от ужаса головы. Никто не произносит ни слова. Все под впечатлением страшного происшествия. Опоздай мужчины на несколько минут, и им бы не спасти Жанну, бросившую вызов Мальну с ее проклятым прошлым. Перед их глазами еще стоит картина окаменевшей девушки, которая без всякой борьбы погружается в болото там, где уже нет земли, но еще нет воды. Если бы не Люка, с воплем страха ворвавшийся в Лану, словно удрал из ада, от девушки, созданной для жизни, осталось бы лишь тягостное воспоминание. Она должна молиться на Люка. Но Жанна в не меньшем долгу и перед Антуаном, и перед молчаливым Граттбуа. Один ухватил ее за талию. Второй — за руки. Мужчины совместными усилиями вырвали Меченую из вязких когтей Мальну, рискуя остаться в болоте вместе с ней. Они едва успели выбраться. Почуяв появление новых жертв, болото словно заурчало от голода и открылось еще шире. Потерявшую сознание девушку протащили через сломанные тростники. От потрясения у нее остановилось дыхание. Пришлось дать несколько увесистых пощечин, чтобы привести ее в себя. Антуан сделал это, ощущая какой-то непонятный стыд. Как бы в оправдание своих действий он нежно вытер Жанне ноги и руки. Ее заляпанные илом ноги уже вкусили смерти. Подоспевшие с пронзительными воплями женщины упали на колени, чтобы помочь ей. Антуан без церемоний оттолкнул их, сказав, что сильные мужские руки куда полезнее пустых причитаний. Он наклонился, чтобы послушать ее сердце, и коснулся ухом груди.

До сих пор Антуан вспоминает об этом мгновении, глядя на девушку, которая так и не разомкнула век и продолжает борьбу с кошмаром. Он стоит в таком же оцепенении, как и другие, — лоб нахмурен, движения замедленны, но Анриетта иногда ловит его взгляд, прикованный к вздымающемуся и опадающему корсажу Жанны. Жизнь медленно возвращается в тело девушки, Жанна приподнимает веки. И видит, что окружена склоненными лицами. Свет лампы на столе за ее спиной освещает обеспокоенные глаза. Жанна едва узнает присутствующих — их лица походят на маски. Вначале ей кажется, что она попала в мир иной. Но картина оживает. Наконец Жанна полностью приходит в себя.

Теперь каждый спешит высказаться. Сначала всхлипывает мать — она уже не чаяла увидеть дочь в живых. Галиотт ругается. Антуан забрасывает девушку вопросами, даже Граттбуа облегченно вздыхает и произносит две неловкие фразы. Пока все спешат выговориться, бледные щеки Жанны наливаются краской. Она ощущает безмерную усталость. Наклоняется и машинально гладит ладонями ноги. Ил высох, оставив растрескавшуюся корку. Жанна едва сдерживает крик ужаса. Она вспомнила все. Лицо ее снова белеет. Девушка оглядывает присутствующих. Глаза Жанны подернуты легкой завесой.

— Где Люка? — тусклым голосом спрашивает Меченая.

Галиотт усаживается рядом с девушкой. Тишину нарушает лишь ее старческое дыхание.

— Люка… выглядит не лучше тебя… он у себя в углу, закутался в одеяло и дрожит от страха, не хочет ничего говорить, только глаза у него такие же, как у тебя… Признайся, малышка, что хотела сыграть с ним шутку и попалась на собственной проделке…

— Расскажи все, — требует Анриетта, гладя лоб дочери. — Мы хотим знать, что вы делали в этом проклятом месте в столь поздний час?..Вы были в Рюдесс? Рассказывай…

Граттбуа тоже хочет знать. От любопытства он даже ворочает своим ленивым языком.

— Тебя не накажут… — ворчит он.

Анриетта вдруг приходит в ярость и бросает суровый взгляд на старика.

— Не хватало наказывать после того, что девочка пережила…

Антуан успокаивает ее, подмигивает старику, и тот погружается в привычное молчание. Жанна заговорила. Она выложила все, что видела. На лицах слушателей недоверие. Девушка, наверное, бредит, если с такой убедительностью несет полную чушь. Чтобы какая-то женщина отправилась стирать белье в сумерки в столь проклятое место, к которому никто не любит приближаться даже днем, да к тому же Жанна говорит о безголовой женщине. Из всех присутствующих только Галиотт верит в рассказ — ее руки мнут черный передник, худые плечи подрагивают, и она тихонько раскачивается из стороны в сторону. Губы старой служанки дрожат, словно в нее медленно проникает боль. Галиотт выглядит так, что все обеспокоенно переводят глаза на нее.

Жанна закончила рассказ. Она уверена, что никто не поверил ей, и если бы не беспокойство Галиотт, раздались бы смешки и насмешки, но вид старухи смущает присутствующих.

— Похоже, рассказ девицы разволновал вас, — говорит Антуан, прочистив глотку.

В его глазах поблескивают хитрые огоньки, но он больше ничего не говорит. Служанка словно сбрасывает с плеч невидимый груз, перед тем как заговорить. Она вздыхает и как бы разговаривает сама с собой. В голосе ее слышны жалобные всхлипывания.

— Конечно, это меня беспокоит… То, что видела малышка, могли видеть до нее и другие… А те, кому довелось увидеть…

Анриетта бледнеет. Галиотт не осмеливается продолжать. Из-под ее покрасневших век вытекают две слезинки. Они медленно ползут по морщинистым, выдубленным щекам.

— …Ну и что? — вдруг восклицает Жанна, не понимающая волнения старухи.

Галиотт кладет ладонь на плечо Меченой. Пальцы служанки легонько сжимаются и разжимаются, словно сердце ее бьется под кожей ладони.

— Ты можешь узнать, малышка… Тебе нельзя сказать, но…

Анриетта прерывает ее:

— Ей нет нужды знать, а потом, не стоит забивать Жанне голову мыслями, какие вы внушили ее отцу…

Анриетта замолкает и смущенно отворачивается. Жанна вдруг напрягается. Быть может, наконец она узнает, в чем тайна смерти ее отца. Но Анриетта молчит, желая оградить дочь от лишних забот. Она смотрит прямо в глаза Жанны, а та, в свою очередь, замечает в глазах матери бессильный страх.

— Тебе показалось, что ты кого-то видела… — поспешно произносит Анриетта. — У вас с Люка разыгралось воображение… Гонялись за дичью, а потом по-глупому увязли в болоте, верно? И от испуга приняли тень за призрак… Вот и вся правда в этой истории…

Частично это так, но Жанна не хочет рассказывать о странном кролике, приведшем их в болото. Теперь ей понятно: чудовищный зверек должен был приманить их к призрачной прачке, а фазан останавливал их. Жанна уверена в этом, но молчит. Иначе над ней будут смеяться.

Галиотт все так же погружена в свои мысли. Вдруг она вздрагивает и как бы призывает в свидетели Анриетту и Антуана.

— Послушайте! — восклицает служанка. — Эта недостающая голова, о которой рассказала малышка… Эта голова! Вы что, не верите?..

— К черту эту голову! — взрывается Антуан. — Я ведь говорил, что не желаю о ней слышать.

Он хватает лампу. По стенам бегут тени, сливающиеся с притаившейся в углах тьмой.

— Пора спать, — добавляет он, — иначе утром будет слишком много бездельников…

Галиотт помогает Жанне встать и ведет ее в комнату, шепча успокоительные слова.

— Малышка, иди ложись и забудь обо всем, как велела мать. Она права, тебе, должно быть, привиделось… Поверь, каждому может что-то показаться… у меня тоже бывали видения в твоем возрасте…

На лице Галиотт нет и тени улыбки, а вздохи противоречат словам. Они входят в спальню. Анриетта не отстает от них. В дверях появляется Антуан с фонарем. Жанну укладывают в постель. Грудь ее обтянута тканью. Фермер стоит неподвижно, как заколдованный. И взгляд его словно поднимает ткань и ласкает жаркую кожу. Анриетта читает его мысли.

— Что это с тобой? — зло спрашивает она. — Вот уже который раз за вечер ты как-то странно глядишь на нее…

Антуан чувствует себя дураком.

— Я? С чего мне на нее глаза пялить… Девчонка, она девчонка и есть…

Он поворачивается, чтобы уйти, но в этот момент Галиотт, держащая девушку за руку, просит его посветить. Антуан поспешно подходит. Жанна вытянулась на постели. Но ее ноги свешиваются с кровати. Глаза закрыты. Задравшиеся юбки открывают округлые бедра, на которых еще остались пятна ила.

— Пусть поспит, — произносит старуха и поднимает ноги Жанны на кровать.

Движения Галиотт неловки. Она слишком сильно дрожит, и ей не хватает сил. Антуан помогает служанке одной рукой. Мягкий свет удлиняет ноги девушки, делая их тоньше. Фермер не успевает полюбоваться юным телом. Анриетта хватает мужа за рукав и с силой тянет назад, едва не разрывая ткань. Антуан нехотя выходит из комнаты.

Они покидают спальню Жанны, старуха притворяет дверь и жестом зовет хозяев за собой. Потом подводит их к чулану и тихим, дрожащим от волнения голосом требует, чтобы Жанна осталась в неведении.

— Теперь могу вам сказать. Я верю в ее рассказ. Статуя вернулась, чтобы потребовать обломки своей головы… Для нее времени не существует… Вы что, не верите?..

Все молчат. Граттбуа, которому мало что известно и который не любит рассказов о привидениях и прочих дьявольских штучках, отходит в сторону. Он усаживается рядом с очагом и принимается сосать свою трубку, сплевывая в огонь. Старуха заставляет себя продолжить:

— …Тогда ведь говорили, что обломки надо бросить в болото, а ты, Антуан, свалил их в кустах. Не поверил, что это очень важно, у тебя были свои мысли… А теперь твоя лень навредит тому, кто найдет их…

Антуан отмахивается. Он не верит служанке. Но где-то в глубине его души нарастает тревога.

— Да ладйо! Неужели вы верите, что статуя требует свою разбитую голову? Это сходило для Моарк'ха, который поклонялся больше дьяволу, чем Господу Богу…

— Не говори так, — умоляет Анриетта.

Она обращается к старухе и, едва сдерживая волнение, спрашивает:

— А белье, которое женщина отбивала? Что это может быть?..

Галиотт закрывает глаза и словно сжимается.

— Трудно поверить, — наконец произносит она, — но, возможно, это два савана… будет несчастье…

Ее губы совсем не видны в темноте. И слова словно доносятся из другого мира:

—.. Два савана, приготовленные для парочки, которая вот-вот умрет…

* * *

Пастух встает раньше, чем обычно. Шумно входит в столовую. Взяв хлеб из хлебницы, он неловко роняет крышку, и та с резким стуком падает. Галиотт подскакивает на кровати, словно ее ударили по ногам топором и вырвали из сна. Ей тут же становится стыдно. Неужели она проспала и другие встали раньше? Потом замечает, что заря едва занялась. Спрашивает, кто там. Пастух подходит к двери и приоткрывает ее: «Я…» Просовывает в щель голову с взлохмаченными волосами. Старуха видит усталость в его черных блестящих глазах. А также страх.

— А, это ты! — улыбается Галиотт. — Откуда набрался смелости… Еще нет и пяти… Петух даже не пошевелился… Обычно тебя надо подгонять, чтобы ты занялся коровами. Что это с тобой?..

Пастух входит без разрешения. Галиотт встает и одевается. Ей не хочется, чтобы парень хвастался, что разговаривал с ней стоя, а она еще лежала.

— Ты, похоже, разволновался, — добавляет Галиотт. — Зачем так шуметь?. Ну-ка выкладывай…

— Понимаешь, — наконец бормочет пастух, — я так и не смог поспать из-за Люка. Он так напугал меня…

— Что ты несешь?

— Он все время повторял, что вокруг него крутится дьявол… Дергает его за волосы, за ноги, за пальцы… Откуда мне знать? Я только слышал… Я не желал видеть и натянул одеяло на голову. Мне не хотелось, чтобы дьявол приставал и ко мне… Вы не слышали, как он кричал?

Галиотт хихикает.

— Кто? Дьявол?

— Не смейтесь надо мной, сами знаете, что дьявол не разговаривает… Я говорю про Люка. Он кричал громче, чем я, когда зову коров с другого края луга… И всю ночь отбивался от дьявола… Клянусь вам… Он точно приволок его с собой вчера, когда вернулся с Мальну… Я всю ночь не шелохнулся, у меня все болит… Думал, что совсем задохнусь под одеялом, но лучше умереть, чем попасть в ад… И только когда стало светлее, Люка перестал ворочаться и кричать. Дьявол убрался. Наверное, не любит дневного света…

Старуха одевается, слушая болтовню пастуха. Поправляет постель и молчит.

— Не стоит так переживать, — наконец произносит она с улыбкой и похлопывает пастушка по плечу. — Люка подхватил лихорадку в болоте, а потом ему снились дурные сны, вот и все.

— Во всяком случае, он меня здорово напугал.

Быстрый голосок мальчика начинает беспокоить Галиотт, особенно после того, как пастух проговорился, что Люка то и дело повторял: «Не надо доставать камни… надо сказать, где они спрятаны… им не место в Лану, надо сказать Галиотт и остальным…» Вот что он говорил, когда спорил с дьяволом…

Улыбка на лице старухи застывает. Пастушок видит, что служанка тоже испугалась, и начинает бояться еще больше.

Женщина выходит из комнаты. Мальчик слышит, как она стучит в дверь хозяйской спальни и зовет супругов:

— Эй!.. Анриетта, Антуан… Эй вы!.. Вставайте…

Ей пришлось звать несколько раз. Наконец в дверях появляется фермер. Он бос и заправляет рубашку в штаны теми же движениями, которыми набивает бельем мешок. Галиотт не дает ему времени на расспросы.

— Пошли, надо разбудить Люка… Я знала, что кто-то совершил глупость… Этот дурень отыскал куски головы. И принес их на ферму… Пастушок слышал, как он болтал о них всю ночь… Пошли… надо узнать…

Антуан не отвечает. Он раздражен. Ему уже надоела эта история с головой и Мальну. Вечером, перед сном, ему пришлось успокаивать жену, а утром его заставляют вновь заниматься этим делом. Он бормочет проклятия и потягивается, чтобы размять мышцы. К ним выходит Анриетта. Она тоже пытается отогнать сон.

— Надо немедленно узнать… — торопит их Галиотт.

Анриетта вглядывается в служанку — к ней возвращаются вчерашние страхи.

— Пошли, — вдруг решает она, — Галиотт права: если эти камни находятся на ферме, нас опять ждут несчастья… Вчера Жанна едва не утонула в болоте… Разве не правда…

Галиотт уже открыла дверь столовой. Антуан готов обозвать их чокнутыми, но вспоминает и о своем страхе… Эта ужасная сцена, когда бретонец… Он не хочет вспоминать подробности того кошмара, с отвращением цокает языком. Если обломки этого проклятого камня снова находятся на ферме, зло может вернуться, и кто знает, не станет ли первой жертвой нынешний хозяин и плодородных и тощих земель Лану.

Они пересекают двор в предрассветных сумерках. Быстро проходят в тот конец амбара, где спят слуги. Входят в закуток. Люка спит, лежа поперек кровати. Он полуобнажен и похож на борца, отдыхающего после изнурительной схватки. Видно, что парень всю ночь сражался со своим кошмаром. Одна его рука застряла в разворошенной связке сена. На выдубленной коже видны следы ногтей. Вокруг нар рассыпана золотистая солома. Из горла Люка вырываются хрипы. Антуан бесцеремонно хватает слугу за волосы и начинает трясти. Парень с воем просыпается, разбуженный и болью, и собственным криком. Защищаясь, он колотит по воздуху ногой. Наконец признает Антуана, слышит его слова, и к боли примешивается страх.

— Ну-ка скажи, ты и взаправду приволок запретные камни? Куда их спрятал… Лучше скажи, а то выдеру тебе волосы…

Антуан отпускает слугу. Люка становится на колени на соломенном тюфяке. Голова у него дрожит, словно пузырек в уровне каменщика. Парню никак не удается выпрямиться. Его глаза поворачиваются в сторону открытой двери и глядят во двор, словно он ждет кого-то. Наконец Люка вздыхает и нехотя рассказывает:

— Ну да, камни здесь… но это не я хотел их принести сюда. Я только слушался Жанны… Она отыскала их у изгороди, около Крула…

— Где они? — обрывает Люка Галиотт. Страх буквально сочится через все поры ее существа.

— Покажи, куда их дел, — требует Антуан, едва сдерживая гнев, — веди…

Люка с трудом одевается и первым выходит во двор. Остальные тянутся за ним. Во дворе шаг его становится более уверенным. Проходя мимо двери в дом, Люка оглядывается, словно боясь, что Жанна уже проснулась. Ему не хочется, чтобы она видела, как он ведет других к тайнику. Когда мешок окажется на дворе, дело будет сделано. Тогда он сможет утверждать, будто и не знал о том, что его нашли. Антуан мог случайно наткнуться на мешок.

Однако около свинарника парня вдруг охватывает страх, и он замедляет шаг. Антуан догоняет его и ударом по спине подгоняет вперед. Люка подходит к низенькой дверце, нагибается и исчезает внутри. Галиотт и Анриетта переглядываются и понимают друг друга без слов: если камни там, то этим объясняется внезапная болезнь, со вчерашнего полудня обрушившаяся на свиней, кожа которых покрылась странными широкими пятнами лишаев. Антуан думает о другом, но кулаки его сжимаются. Парень выволакивает мешок на свет. Джутовая ткань вымокла в навозе. Внутри погромыхивают обломки.

— Вот, — говорит Люка и со страхом добавляет: — Только не рассказывайте Жанне, что я показал место, где она велела спрятать мешок… Мне не хотелось бы…

От пощечины он замолкает. Антуан готов влепить ему еще одну, но Анриетта останавливает мужа.

— Оставь его в покое, ничего уже не изменить… Пока нужно избавиться от камней… И безотлагательно…

Антуан отталкивает жену. Люка знает Антуана. Он знает, что тот готов его нещадно отлупить, переломать ему ноги, а то и убить. Он прячется позади Галиотт, стоящей в стороне. Старуха словно завороженная смотрит на мешок, из которого бесшумно вытекает адский гнев, и он уже…

— Послушай, — кричит Люка Антуану, — послушай, скажу тебе: Меченая сделала и кое-что похуже…

Анриетта успокаивает мужа и подходит к парню. Она уже забыла об обломках статуи. Ее глаза вдруг наполняются материнским гневом. Она взвивается как гадюка.

— Ну-ка скажи, что похуже сделала Жанна, быстро рассказывай, чтобы Антуан мог наказать тебя и за трусость, и за ложь.

По лбу Люка стекают крупные капли пота. Они заливают ему лицо. Он хотел бы промолчать, но уже не может. Его спасение в признании. Пора повернуть гнев на поджигательницу. Тогда его оставят в покое, даже наградят. Он пытается заговорить уверенным тоном, но ему не хватает силы. Наконец он решается.

— Жанна… это она, кто…

И в этот момент позади раздается издевательский голос:

— Что же совершила эта злобная девица?

Люка подносит руку ко рту, словно пытаясь удержать слова, готовые сорваться с языка. Жанна, посмеиваясь, направляется к свинарнику. И на ходу расчесывает гребнем длинные шелковистые волосы. В ее жестах нет ни малейшего смущения. Вчерашних страхов как не бывало. Только виднеется полоска засохшего ила на полах юбки.

— Ну как, малышка? — спрашивает вдруг подобревший фермер.

— Посмотри на него, — Анриетта возмущенно тыкает пальцем в Люка. — Он сказал, что ты совершила кое-что похуже, кроме того, что нашла эти камни…

И приказывает парню:

— …Продолжай, что она сделала? Выкладывай, мы хотим знать…

Слова застряли в глотке обвинителя, он видит, что в глазах Меченой разгорается такое же пламя, какое разгоралось в скирде пшеницы.

— Говори, Люка… — издевательски подзадоривает его Жанна. — Скажи им, что скирду прошлой ночью подожгла я… Можешь обвинить и Галиотт… или Антуана… даже жандармов из Ангийона… Кто знает… когда парень вроде тебя начинает рассказывать про самое худшее, можно ожидать любого…

— Я не собирался ничего говорить… — пытается объяснить Люка, опуская голову.

Анриетте становится легче, но у Антуана чешутся кулаки. Жанна понимает его намерения и начинает снова:

— Это ничего не даст… спросите лучше, в чем он хотел меня обвинить. Если скажет, вам крупно повезет…

— Плевал я на его россказни. — Антуан уже успокоился. — Я только хочу, чтобы никто больше не делал глупостей и не таскал на ферму камни вроде тех, что в мешке… Конечно, ты не могла знать, но Люка!.. Надо отнести их и выбросить туда, где им место. Это доставит удовольствие матери и старухе. Не так ли, женщины?

Антуан не говорит, что и ему это доставит удовольствие. Анриетта и Галиотт согласно кивают.

— А ты, — сухо продолжает он, повернувшись к Люка, — отнеси этот мешок к Мальну… Принес его, тебе и тащить обратно. Выкинешь камни в воду… как можно дальше…

— И я пойду, — восклицает Жанна.

Парень защищается. Голос у него звучит глухо.

— Я не смогу туда вернуться… не хочу туда возвращаться…

Жанна подходит к Люка, смотрит ему прямо в глаза и плюет в лицо.

— Мне не нужна помощь труса, — заявляет она.

* * *

Меченая с трудом катит тележку с обломками от самого Лану. Она с презрением вспоминает о трусости Люка и обеих женщин. Вспоминает об Антуане с его бесполезными приступами гнева и чувствует себя совершенно одинокой. И вдруг ее сердце наполняется радостью — она заметила на повороте дороги Блеза. Он искал Жанну и зовет ее. Но та делает вид, что ничего не слышит и никого не замечает. Ее переполняет удовольствие.

Блез догоняет девушку.

— Куда идешь? — В его голосе звучит неподдельная радость.

Жанна не отвечает. Блез останавливает ее и перехватывает ручки тележки — он управляется с нею куда ловчее. Жанна идет вслед за ним. Глаза отсвечивают пурпурными блестками. Взгляд прикован к легкому в ходьбе, крепкому и гибкому телу Блеза. Парень очень красив, он идет без всяких усилий, словно и не толкает тяжелую тележку. Жанна уверена, он сделает все, о чем она попросит, будь то дело доброе или злое. А в голове у нее бродят только дурные мысли. В странно расширенных зрачках девушки играет красное пламя, которое раздувают крылья демона. Пурпуром налилась и звездочка во лбу.

Блез вдруг ощущает силу ее адского взгляда. Затылок у парня горит, словно его припекает огонь. Внезапно Блез оборачивается. И тут же попадает под власть горящих глаз девушки. Он видит только их и танцующее в них пламя. Блез уже видел это пламя накануне. И побаивается его. Жанна опять готовится нанести ему удар прямо в сердце. Парень замедляет шаг. Почему она так поступает с ним в последние дни? А ведь раньше!.. При этой мысли он глубоко и шумно вздыхает.

— Ты недоволен? — зло спрашивает Меченая. — Не хочешь — можешь дальше не идти.

Блез останавливается и выпускает ручки тележки — те с глухим стуком ударяются о землю.

— Ты дразнишь меня, Жанна, ты же знаешь, что ради тебя я готов на что угодно.

И при последних словах вдруг вспоминает, о чем просила его Жанна вчера. В голосе Блеза появляются нотки уверенности.

— Кстати, вчера ты меня здорово насмешила, когда попросила поджечь наш дом…

Меченая подходит ближе, не спуская с Блеза пристального взгляда. Он чувствует ее сладкое дыхание.

— Ты никому не говорил об этом… у себя дома?

— Конечно, нет… они бы не поняли шутки.

Жанна хватает парня за руки.

— Это вовсе не шутка… и ты правильно сделал, никому не сказав… не стоит, чтобы они догадались… что ты… сын…

— Ты все шутишь…

— Посмотри-ка хорошенько, шучу я или нет, смотри на меня…

Злая складка в уголках губ меняет лицо Жанны. И Блез вдруг понимает, что слова ее не отличаются от мыслей, что она действительно хочет от него исполнения своего желания. Меченая начинает говорить, и ее голос не принадлежит ей. Девушкой овладел дьявол. Он говорит ее устами. Слова продираются через глотку Жанны и вырываются наружу, и Меченая не может их удержать. Но откуда Блезу знать это?

— …Отныне меня иначе не получить… Если хочешь взять меня, должен заплатить за это… Купить ценой огня…

Блезу хотелось бы ничего не слышать, но, коснувшись тела Жанны, ставшей такой желанной, как никогда раньше, он начинает проникаться неотвратимостью преступного деяния. Дыхание девушки словно напоено новым ароматом, пьянящим Блеза.

— Итак… решаешься? — Меченая отодвигается от парня. Ему вдруг страшно потерять ее и уже никогда не заполучить обратно. — Ну что?

Блез кивает, и его охватывают угрызения совести, хотя он еще ничего не совершил.

И тут красные крылья в глазах Меченой складываются и исчезают. В ее зрачках снова сверкают золотистые огоньки, похожие на звезды в безбрежной ночи. Жанна встряхивает длинными волосами. Она словно вернулась из далекого путешествия. И глядит на парня, который не решается шевельнуть даже пальцем.

— Ну подходи… — В голосе ее смех. — Чего ты ждешь?..

* * *

Они рядом со стеной тростника. Жанна следует за Блезом, который обеими руками держит мешок и не может отделаться от мыслей о чудовищных требованиях девушки. Загорелое лицо Меченой покрылось серо-пепельными пятнами, словно жизнь уходит из нее. Жанна вдруг вспомнила, как тонула здесь вчера вечером, как прожорливая топь в полной тишине заглатывала ее.

— Не подходи слишком близко. — Жанну охватывает беспокойство.

— Надо быть дураком, чтобы попасть в эту ловушку… — В голосе Блеза слышны насмешливые нотки, но он словно вырывается из другого болота, вспоминая о преступном обещании, которое дал с намерением выполнить. — Четырех- или пятилетний мальчишка может утонуть здесь, но не ты и не я!..

Жанна молчит. Призраки словно явились вновь. Она отгоняет их, убеждая себя проблесками здравого смысла: этот кролик с черепом и женщина без головы были всего лишь галлюцинациями после выпитой в Рюдесс водки. Жизненные соки снова приливают к ее смуглым щекам.

Парень и девушка оказываются там, где кустарник не так густ. Сразу за кустарником поблескивает вода Мальну. Жанна велит Блезу вывалить содержимое мешка прямо на землю. Парень выполняет ее приказ, потом подбирает один из обломков. Перекладывает его из руки в руку, переворачивает, разглядывает, прикидывает на вес, постукивает камнем по сабо.

— Странный камешек, — наконец произносит он.

— Делай, как я… — вдруг быстро произносит Жанна.

Она хватает обломок и, сильно размахнувшись, забрасывает прямо на середину Мальну. Камень будто сам вырывается из руки. На гладкой воде образуется небольшая шапка пены, и от нее в разные стороны разбегаются кольца, похожие на извивы змеи. Блез следует примеру Жанны. Он бросает по-мужски, ведь у него больше сил. Но камень падает чуть дальше той точки, куда упал первый обломок. Они бросают камни один за другим, и на воде образуется множество пузырей, поднимающихся со дна и лопающихся под воздействием зловонного газа. Вскоре кольца становятся волнами. Мальну как бы превращается в огромный кипящий котел, стоящий на адском пламени. Блез и Жанна соревнуются, кто бросит дальше. Они так увлеклись игрой, что не замечают странных превращений, не обращают внимания на то, что волны стали выше и добегают до их ног. Они ничего не видят. Игра слишком захватила их. Наконец осталось лишь четыре обломка- по два на каждого. Блез бросает один… Жанна — второй… Блез- третий… Камень описывает дугу и исчезает. Парень шумно смеется и вздыхает. Жанна охвачена таким же смехом. Она крепко стоит на земле и готовится бросить последний камень, как вдруг смех ее обрывается. Обломок в руке девушки шевельнулся. Пальцы разжимаются сами собой. Камень словно подпрыгивает на ее ладони. С губ Жанны срывается крик удивления и страха:

— У меня в руках живое сердце!..

Блез сгибается от хохота.

— Тогда скорее бросай это сердце, пока оно не обагрило кровью твое платье… Оно может запачкать тебя…

Смех и слова парня подстегивают Жанну. И она бросает камень изо всех сил. Он вздымает более высокую и пенную волну, чем предыдущие, — из воды буквально вырывается фонтан, сравнимый в обхвате с толщиной трехсотлетнего дуба. Девушка судорожно хватает парня за руку. Они внезапно обращают внимание на бурю, бушующую в обычно спокойных водах проклятой Мальну. И все это вызвали они.

Поднимается порывистый ветер. Он воет как бешеный зверь. Втягивает в себя и отбрасывает воду, играющую черными всполохами. Все покрыто пеной. Этот странный приступ ярости с корнем вырывает тростник. Меченая судорожно хватается за одежду Блеза. Они с трудом пятятся назад. С каждым их шагом ветер крепчает. Он словно пытается столкнуть их в бурные воды. Жанна вцепилась в рубашку парня. Ее ногти царапают кожу. Ткань не выдерживает. Жанна обхватывает Блеза. Ее лицо прячется на груди парня. Он ощущает странный жар. Ее губы прижимаются к его коже. Блез борется за двоих. Он не видит, что сейчас для Жанны не существует никого, кроме него. Он ощущает на груди ожог, боль от которого разбегается по всему телу.

И вдруг небо разрывает вспышка. Блез вскидывает голову. Черная тень накрыла небо. За вспышкой ревет гром. Гроза обрушивается на землю в сверкании молний. Блез встряхивает Жанну. С силой отталкивает от себя. Девушка поднимает лицо — глаза ее потемнели, в них бегают золотые искры, взгляд тяжел и разит как кинжал. Ее губы набухли от желания. Новая вспышка заливает ее липким огнем и наклоняет Блеза к Меченой. Его губы сливаются с ее губами, и в ушах рассыпается грохот обрушившихся небес.

Ветер стихает. И тут же огромные теплые капли прорывают больное брюхо неба. Капли падают вниз вертикально и с силой ударяют в иссохшую от жажды землю. Они катятся по августовской пыли. И вскоре ливень становится неудержимым. Словно воды Мальну, разорвав влажную жару воздуха, обернулись дождем и принимаются с силой сечь землю.

Первые капли застревают в волосах прижавшихся друг к другу Жанны и Блеза. Парень пытается защитить девушку своими руками, но не может оторваться от ее губ. Молнии сверкают, словно их выпускает Бог или дьявол (кто знает, чьи это угрозы!). Дождь становится сильнее и сильнее, он причиняет боль. Наносит гневные удары парочке, упрямо остающейся на месте. Блез еще сопротивляется, но Жанна в его объятиях подрагивает от наслаждения. Парень поднимает ее на руки и несет под укрытие леса. Длинные волосы Меченой намокли и липнут к лицу. Ткань плотно облепила тело — девушка будто обнажена. Блез с силой прижимает Меченую к груди. Его язык ощущает аромат губ Жанны. Он наслаждается им, словно пьет вино с редким и чудесным букетом. Лоб девушки упирается в шею Блеза. Он несет Жанну словно дичь, которая до сих пор убегала от него, а теперь сама бросилась ему в руки. От земли поднимается тонкий белый парок. Изредка солнце пробивается через черные тучи, застилающие небо. Ливень с ревом колотит по земле.

И Жанна вдруг тяжелеет. Вдруг становится камнем, Блез не в силах нести ее дальше. Он укладывает Меченую прямо в раскисшую землю. Жанна притягивает Блеза к себе. И он падает в грязь рядом с ней.

Блез хочет насладиться телом Жанны. Он тянет прилипшую к коже ткань. Девушка приподнимается, облегчая ему задачу. Дождь не прекращается… Блез торопится. Его движения становятся порывистыми. Вода с неба льется непрерывным потоком… Обнаженное тело Жанны блестит от воды. Она вскидывает руки и смыкает их на шее Блеза. Их тела скользят друг по другу. Блез с силой сжимает девушку… и вдруг она коротко вскрикивает. И грязь, и дождь исчезают для них двоих.

* * *

Небо снова становится голубым, в нем огромным подсолнечником сияет золотой диск. Гроза ушла так же быстро, как и пришла. Лето не умеет долго хранить одно и то же настроение. Трава примята. Земля пропиталась влагой. Тела любовников отмечены единой страстью. Одежда быстро высохла.

Неподалеку от Лану Жанна подталкивает Блеза в сторону Ланглуа. Парень не хочет расставаться с девушкой. Ей едва удается убедить его в том, что их не должны видеть вместе. Наконец Блез удаляется с занозой горького сожаления в сердце.

— Сама увидишь, — он спешит выговориться перед расставанием, — сама увидишь, я сдержу слово, и ты снова будешь моей…

Голос его исполнен решимости, но завеса печали гасит огонь желания. Жанна смеется: «Обещание? Какое обещание…» Когда мужчины хотят сохранить принадлежащее им, они дают обещания, даже не зная, что обещают. Девушка смеется, потому что забыла, о чем дважды просила Блеза. Она пока избавилась от зловещего воздействия. Злокозненная власть отпускала свою хватку по мере того, как камни исчезали в воде Мальну, унося расплату за зло.

И сейчас, войдя во двор Лану, Жанна думает лишь о новых радостях, проникших в ее испытавшую наслаждение плоть. Она приходит в себя, только услышав слова Галиотт:

— Эй, малышка… где ты была?.. Ты вся истерзана… Наверное, попала под ливень…

Меченая не отвечает и опускает голову, боясь, как бы старуха не разгадала ее.

— Ты знаешь, куда ударила молния? — продолжает старуха, не замечая смущения девушки. — Прямо в твою комнату, через окно. Она долетела до кровати и ушла, не причинив никаких убытков… Я никогда не видела такого, а я навидалась гроз за свою жизнь… Думаю, тебе надо отправиться сегодня в город… Скажешь Гийону…

Но Жанна уже не слушает Галиотт. Она бежит к себе в комнату и запирается внутри. Меченая вдруг вспомнила, что забыла взять и выбросить последний обломок. Ее охватывает ненависть к этому обломку статуи, которому следует находиться на дне Мальну. Она сует руку под матрас и едва сдерживает крик боли. Молния, наверное коснулась камня. Он обжигает, как пламя.

* * *

Вокруг старой церкви теснятся могилы, повернутые к реке. Некоторые из них соединены густой травой и разросшимся кустарником. Без могильщика, который ухаживает за кладбищем, дорожки уже давно покрылись бы жадной растительностью, питающейся мертвой плотью. За крепкой рыжей стеной в зеленых пятнах стоит запах подгнившего дерева, сопревших цветов и сожженной травы. Тяжелая дубовая створка ворот открывается на скрипучих петлях. Вторая уже давно вросла в землю. Ее петли проржавели от старости. Ни усилия людей, ни ласка масла не могут вернуть их к жизни. И у железа есть свои неизлечимые болезни. Жанна толкает створку и вступает на кладбище, подгоняемая скрипом ворот. По обители мертвых разносятся глухие тяжелые удары. Гроза расчистила аллею. Жара спала. Жанна еще никогда не приходила сюда, но сегодня ноги сами привели ее на кладбище. Галиотт послала ее в город к мяснику Гийону, чтобы сказать, что теленка пора забивать. И все. А она явилась на кладбище, хотя это место всегда оставляло ее равнодушной.

Удары размеренно следуют один за другим. Жанна смотрит в сторону, откуда они доносятся. И видит то появляющиеся, то исчезающие голову и спину. Девушка идет туда и слышит учащенное дыхание человека. Могила уже глубока. Могильщик не слышал, как она подошла. Серая пыль припушила пот. Жанна зовет могильщика. Тот вздрагивает и выпрямляется. Он стар. Лицо его побагровело от усилий.

— А! — вздыхает он и спрашивает: — Что тебе надо, девица?

Еще за мгновение до этого она сама не знала, зачем явилась сюда. Но теперь ее подгоняет нетерпение.

— Где лежит Моарк'х из Лану? Это мой отец…

Могильщику не надо вспоминать. Смерть бретонца наделала слишком много шума, так что он не мог не запомнить. Кроме того, он знает своих постояльцев. Каждое имя напоминает ему о безмятежности или лице, истощенном лихорадкой, или о чертах, искаженных невыносимой болью. Могильщик внимательно оглядывает девушку.

— Значит, ты и есть Меченая, — наконец произносит он. — Иди вон туда налево и считай до девятой могилы. Она и есть та самая…

И могильщик плюет себе на ладони, согнув их, чтобы не пропало ни капли слюны. Он снова нарушает тишину и продолжает терзать землю, в которую будет брошена ненужная горсть праха, — быть может, она даст жизнь нескольким цветкам. Жанна отсчитывает поросшие травой холмики. Девятый холмик — могила ее отца. Она накрыта длинной плитой. Надпись заросла мхом. И вырубленные в камне знаки стали выпуклыми. Меченая смотрит вначале на даты, 1857–1897 гг., затем на дубовый крест, наклонившийся так, что вот-вот упадет. Дерево разбухло от влаги. Ветер и время тоже потрудились. Ветер раскачивал крест, прижимая его к острому ребру плиты. А время ободрало дерево до того, что обнажило волокна, похожие на нервы. Взгляд девушки снова падает на плиту. Она больше ушла в землю в изножии. А в изголовье, рядом с крестом, приподнята, будто из-под нее недавно пытались выбраться. Здесь трава сильно примята. Жанна невольно наклоняется. Словно чья-то сильная рука схватила ее за затылок и прижала голову к самой плите. Меченая вдруг замечает, что угол плиты выщерблен. Свежая молочно-белая трещина сверкает на темной и как бы вязкой поверхности камня. Исчез кусок размером с кулак. Жанну охватывает ощущение неуверенности. Она отступает и бежит к могильщику. Трогает его за плечо. Тот снова вздрагивает и останавливается.

— Не нашла? — спрашивает могильщик.

И тут же замечает страх девушки.

— Ты что… видела призрак? — смеется он, хотя не помнит, когда смеялся в последний раз.

— Пошли… пошли, — умоляет Жанна.

Старик с трудом вылезает из могилы. Словно она очень удобна для него и ему не хочется выходить и куда-то тащиться. Девушка спешит. Могильщик медленно нагоняет ее. Жанна нетерпеливо показывает ему на расколотую плиту. Он наклоняется, чтобы рассмотреть получше. Его толстые неповоротливые пальцы, как бы держащие лопату, бегут по излому. Могильщик тоже оглядывается в поисках недостающего куска. Наконец он поворачивается к девушке и выпрямляется.

— Утром я поправил здесь крест… Наверное, от грозы его так раскачало, что он наклонился к изгороди…

Но Меченой не до креста. Ей хочется знать, кто пытался приподнять плиту и откуда появилась трещина. Могильщик начинает говорить, и его слова проясняют пока неясные мысли Жанны.

— Похоже… кто-то пытался приподнять плиту, и кусок остался у него в руке… Наверное, малышка, ты именно об этом и думаешь?

Жанна не отвечает. Она, кажется, понимает, почему оказалась на кладбище. Она должна была увидеть излом. Иначе ноги не привели бы ее в мир смерти. Девушку угнетает, что она поддалась этой силе. Могильщик проводит ладонью по рыжей колючей щетине. Он решает, что ему пора вернуться к работе ради мертвых, которые требуют заботы живых, хотя сами уже лежат бездыханные. Его губы трогает непонятная улыбка, похожая на лохмотья драной ткани. Он что-то бормочет… Жанна слышит его. Могильщик пытается отшутиться.

— Наверное, здесь лежит душа, чьи дела не дали ей возможности попасть в рай… Может, она пыталась выбраться из своей могилы…

Он сухо хохочет.

Жанна закрыла глаза. Стиснула пальцами шею. Старик не видит, что ногти девушки врезаются в кожу. Ему кажется, что Меченая охвачена печалью, хотя она всего-навсего напугана.

— Ну ладно, малышка, не огорчайся, не пытайся понять то, чего не понимает даже такой старый друг мертвецов, как я…

— Но хотели… — начинает Жанна.

— Оставь это, малышка, ты никогда ничего не узнаешь. С покойниками всегда так… Может, твой покойный отец хотел сегодня ночью размять ноги! Такое бывает… Многое становится понятным, когда живешь на кладбище… Я уже давно не переживаю по этому поводу… Мертвецы могут делать все, что им заблагорассудится, они у себя дома…

И снова тишину разрывает его скрипучий смех.

Жанна уходит с кладбища, которое охраняет старый костлявый копатель могил, бросающий вызов мертвецам. Спокойствие возвращается к ней только на пути к Лану.

* * *

Ночь свежа. С Берри дует влажный ветер. Он бежит вслед за грозой и тащит с собой несколько отбеленных луной тучек. Словно ободрал шерсть с овец и рассыпал ее по небу. Ветер стонет, ударяясь о грудь Солони. Лес Крул царапает ему брюхо. Жанна никак не может заснуть. Ветер отгоняет сон. Она отворачивается к стене. Может быть, удастся заснуть, накрыв голову подушкой. Она хочет, чтобы в ее голове воцарилась ночь. Но ссора, которая разгорелась за ужином между Антуаном и Люка, когда она вернулась с кладбища, не выходит у нее из головы.

Антуан копил злобу весь день. Он никак не мог забыть слова Люка, готового обвинить девушку. И злился не только за то, что слуга приволок мешок с камнями в Лану, но и за слова, которые разбухают и разрастаются у него в голове, ища выход, как из бутылки с узеньким горлышком. И наступает то мгновение, когда корни напрягаются и разрывают стеклянный панцирь. Слова парня проникли в его сознание, вначале не причинив ни малейшего вреда. Но постепенно, подгоняемые злобными мыслями, они, как корни сорняков, взрываются в голове Антуана.

— После того, что ты сказал про Жанну, тебе надо уйти, — произносит Антуан.

— Это не твоя дочь, — возражает Люка.

Антуан влепляет ему сильнейшую пощечину, словно пытаясь доказать, что Жанна — его дочь. На этот раз Люка защищается. Он бросился на Антуана. И они подрались по-настоящему, нанося друг другу удары кулаками и ногами. Галиотт и Граттбуа с трудом расцепили их. Жанна не произнесла ни слова. Она только отодвинулась в сторону, чтобы лучше видеть, как мужчины дерутся из-за нее. Надо было дать им подраться до крови. Тогда она получила бы большее удовольствие. Меченая чувствовала себя гордой и даже счастливой. В конце концов Люка покинул Лану с угрозами. Он бросил на Жанну злой взгляд, но ничего не сказал. Итак, все закончилось как нельзя лучше. Остальные еще долго обсуждали драку. Антуан молча сидел в углу за столом. Иногда поглядывал на Жанну и словно расслаблялся. Она легла спать рано — день, наполненный переплетением любви и страха, утомил ее.

Тело Жанны охватывает дрожь, словно по коже бегут пальцы Блеза. И все же она засыпает. Но через некоторое время Меченая вздыхает и просыпается. Ей кажется, что она проспала несколько часов. Ветер стих. И вдруг вдали яростным лаем залились собаки Ангийона. «Наверное, все разлаялись, — думает Жанна, — такой шум подняли». Вот-вот начнет заниматься заря. Девушка спешит покинуть надоевшую постель.

Лай приближается. Он доносится от подножия холмов. Это три пса с фермы Маладрери. Они вторят своим собратьям из города. Ночную тишину рвет их яростный лай, он то стихает, то возобновляется на мрачной ноте, переходящей в тоскливый вой. Жанна проклинает владельцев Маладрери за то, что они завели таких злобных псов. Наконец вой становится жалобным и затихает. Ночная тишина вновь вступает в свои права.

Эта тишина подстегивает мысли Жанны. Не зная почему, Меченая вдруг представляет себя в Маладрери, откуда ей надо добраться до Лану. Игра захватывает ее настолько, что она принимается считать шаги. Мышцы ее ног напрягаются, словно она решила идти напрямик. Почему по тропинке, а не по дороге? Жанна не пытается узнать.

Первые две сотни шагов позади. Она должна находиться над Маладрери, в том месте, где тропинка круто лезет вверх, чтобы перевалить через узкий холм. Девушка продолжает идти. Двести, триста шагов… Ноги устают, Меченая замедляет ход. Путь труден и утомителен, но она не может бросить счет. Безмолвие как бы подталкивает ее. Силы уходят, и Жанна на мгновение останавливается. Если она правильно рассчитала, то должна очутиться рядом с хижиной Дровосека. И там есть собака. Жанна сжимается в комок в своей постели и с опаской вслушивается в тишину. И вот пес поденщика начинает коротко и отрывисто лаять. Потом выть, как псы Ангийона и Маладрери. По ночам собаки не лают по пустякам. Жанна вслушивается в ночные звуки, ей хочется, чтобы поскорее пришел день и отогнал липучую ночь, похожую на топкое болото. Пес Дровосека воет в смертельной тоске.

Жанна пытается выбросить из головы все мысли, но мышцы ее ног снова напрягаются и гонят девушку вперед в ритме биения сердца, уже не принадлежащего ей. Собака замолкла. Жанна уже должна была вступить на земли Лану. Тело ее становится влажным. Здесь собак нет. Она задыхается от тоски. И продолжает считать. И теперь тот, кто шел бы с такой скоростью, с какой мысленно шла она, должен уже увидеть здания фермы. Жанна знает, что его не могли остановить никакие препятствия и действительно не остановили. Она знает, что он идет быстро и вскоре окажется здесь. Жанна не осмеливается отбросить грубое шерстяное одеяло, под которым задыхается. Она боится остаться обнаженной и беззащитной на своей постели.

Меченая мысленно видит тень, пересекающую двор и толкающую всегда незапертую дверь кухни. Она натягивает одеяло на голову. Зажмуривается так, что под веками начинают бегать красные огоньки. Все, он должен быть тут.

Словно подтверждая ее мысли, скрипит открывающаяся дверь кухни. Скрип становится пронзительным. Пол шуршит под скользящими шагами. Жанна никогда не слышала ничего подобного. Легкие шаги едва касаются пола. Ребенок и тот произвел бы больше шума. Шуршание приближается к двери ее комнаты. Уже поздно закрывать щеколду. Жанна буквально умирает от страха. Дыхание девушки становится коротким и прерывистым. И против воли веки ее открываются. Она видит бледный свет лунного луча, тянущийся к кровати. Больше Жанна ничего не слышит и может спокойно вздохнуть, но дверь с легким скрипом отворяется. Девушка едва сдерживает крик. Ногти ее впиваются в ляжки, царапая кожу до крови. Боль не в силах покончить с тоскливым страхом.

Шуршание возобновляется, но становится неуверенным. То приближается к кровати, то удаляется. Жанна пытается разглядеть человеческую фигуру, но ничего не видит. И тут же понимает, что столь легкие шаги не могут принадлежать живому существу. Внезапный страх сдавливает сердце Меченой. Ведь случается, что не нашедшие упокоения души являются к живым молить о помощи. Но какой покойник нуждается в ее помощи, в помощи Жанны Моарк'х? Что за призрак укоряет ее, еще ребенка, за проступки, которые она не совершала, за слова, которые она никогда не произносила?

Шуршание мечется по комнате. Наконец направляется в угол комнаты, где стоит дубовый шкаф, украшенный медными солнцами. Рядом стоит стул. Стул заскрипел. Словно на него давит огромный вес. Жанна по-прежнему ничего не видит. Тишина возвращается, затем раздается вздох, другой, третий… их сопровождают печальные стоны.

Жанна уже не знает, сколько времени лежит в невероятном напряжении. Она вот-вот потеряет сознание, и в это мгновение стул снова скрипит. Окно вдруг захлопывается с резким стуком. Жанна словно разделилась надвое. Глухие шаги приближаются к ней. Она забивается в самый дальний угол кровати. Прижимается к стене. Ей хотелось бы слиться с ней, исчезнуть. Девушка уже не в силах закричать. И сквозь завесу ужаса ей кажется, что кто-то приподнимает кровать. С пола доносится звонкий стук… И тут же дверь ее комнаты хлопает, затем хлопает дверь кухни. Жанна охвачена желанием убежать, но ей удается только привстать. Она хочет видеть то, что покатилось по полу, но словно скована собственными мышцами.

Снова залаял пес Дровосека. Оковы спадают, и Жанна бросает взгляд на освещенный луною пол. Там лежит кусок камня. Перед ее глазами возникает плита, под которой покоится отец. Может быть, это тот самый кусок, которого недостает на могиле? Жанне надо знать. Теперь страх не в силах ей помешать. Она выскальзывает из постели, протягивает руку к камню, хва- тает его и крепко зажимает в ладони. И вдруг соображает, что держит обломок статуи, последний обломок, который должна была бросить утром в Мальну. Он выпал из кровати. Значит, она ошиблась!.. Меченая подходит к двери. Та крепко закрыта. Девушка направляется к окну. Оно закрыто, сердце ухает, и Жанна думает, что с ней сыграл шутку ветер. Она распахивает окно. Тоска растворилась, а прикосновение к холодному стеклу убеждает, что ей опять приснился кошмар. Но в то же мгновение вновь начинают выть собаки в Маладрери. Не выпуская из руки камня, Жанна быстро натягивает на себя юбку и блузку и выскакивает, как безумная, на улицу. Кладка колодца блестит как майский венок. Жанна хочет избавиться от камня, бросив его в колодец. Там очень глубоко. Жанна бежит к нему. Вдали собаки Маладрери надрываются в вое, словно тот, кто разъярил их, остановился и ждет. Жанна подбегает к колодцу, но сила, заключенная в камне, останавливает ее движение. Девушка оборачивается и смотрит в сторону леса Крул. Камень в ее ладони становится легче. Жанна уже на дороге. Ее охватывает странное оцепенение. Она понимает, что повинуется чужой воле, но ей не хочется быть в подчинении. Она останавливается и бросает камень в колею. Завтра, после проезда телеги, он обратится в пыль.

В момент, когда Меченая избавляется от груза зла, ночь вновь разрывает лай собаки Дровосека. Жанне ясно — этот некто возвращается, и возвращается быстрее, чем уходил. Перед ее взором вновь возникает выщербленная могильная плита, вздыбленная над пустой могилой. Отец, наверное, проклят. Он приходил и возвращается вновь. У него, должно быть, есть крылья, огромные черные крылья, которые позволяют мертвецам бесшумно летать повсюду.

Жанна бежит в свою комнату. Позади кровати есть черный закуток. Она прячется там, повернувшись лицом к стене. Девушка стоит на коленях, согнувшись, словно ждет наказания. Она дрожит, зубы ее скрипят. «Он должен быть здесь», — думает Жанна и крестится. Она опасливо бросает взгляд в сторону закрытого окна. В то же мгновение что-то вспыхивает и сухо щелкает. Затем раздается шум катящегося по полу предмета. Камень, который Жанна бросила в колею, лежит на том же месте, где она его подобрала. Кто-то бросил камень назад со двора. Стекло разбито.

Меченую охватывает жажда действия. Она устремляется на улицу, но ничто сверхъестественное не останавливает ее взгляда — по двору медленно ползет громадная жаба из хлева, покачивающаяся на задних лапах, едва удерживающих ее жирное бородавчатое тело. Встреча с жабой считается то дурным, то добрым предзнаменованием. В зависимости от событий она приносит вред или пользу; ее проклинают или жаждут встречи с ней. Жанна сотни раз видела жаб и никогда не думала обижать их. Но сейчас хватает палку и начинает колотить по жабе. Девушка кричит от отвращения, но с каждым ударом уходит страх.

Звон разбитого стекла разбудил всю ферму. Все выскакивают на улицу. Вначале люди лишаются голоса от удивления. Потом начинает говорить Анриетта, за ней Галиотт и Антуан.

— Жанна, что случилось?

— Кого ты бьешь?

— Эй, малышка?.. Это ты наделала столько шума?..

Жанна не отвечает. И по-прежнему наносит удары по кровавой луже, оставшейся от противного, но невинного животного. Антуан подходит к девушке. Берет ее за руку.

— Оставьте меня! — зло бросает Жанна.

И вдруг раздается испуганный вопль Галиотт. Вдали, за холмом, скрывающим Ланглуа, занимается громадное зарево пожара. Языки пламени окрашивают уже тронутое зарей небо. Внезапную тишину разрывают два выстрела. Жанна роняет палку и зажимает ладонями рот. Все ее тело болит, словно пули попали прямо в нее.

— Боже… — стонет она с внезапным предчувствием. — Боже… только бы…