На следующее утро Себастьян, как и обещал, отправил Абдула с четырьмя новыми туниками и шальварами в комнату Захиры. Красивые шелка были намного лучше тех, что она носила в Масиафе, их яркие цвета и замысловатая зеленая и пурпурная вышивка сияли, словно драгоценные камни в солнечных лучах, лившихся сквозь оконную решетку. Она наслаждалась видом и качеством ткани, в конечном итоге остановившись на ярко-красном комплекте, который она решила примерить первым. Едва Абдул вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, она сняла свою старую тунику и панталоны, чтобы переодеться в новые.

В доме ее отца подобные привилегии были запрещены. Там она в первую очередь была солдатом, одежда и отношение к ней соответствовали этому, великий Синан не позволил бы иного. Она не хотела думать, что бы он сделал, увидев ее одетой настолько роскошно, как сейчас.

Она не будет думать об этом.

Не сейчас. Только не тогда, когда новый шелк ласкает ее кожу, а тонкая ткань приятно пахнет теплыми пьянящими пряностями с рынка. Вышитая туника, достигающая лодыжек, чудесно смотрелась и в комнате, но Захира представила, как заиграет яркий цвет под солнцем нового дня. Хотя зачем представлять, решила она, когда через мгновение она может увидеть это?

Захира закрепила у висков вуаль и вышла из комнаты. Она ступала почти бесшумно, двигаясь по коридору и лабиринту внутренних галерей. Все слуги или стражники, мимо которых она проходила, направляясь в большой внутренний двор, едва удостаивали ее взглядом, вероятно, они были осведомлены, что капитан разрешил ей свободно гулять по замку.

Возле бассейна, находящегося в центре двора, группа женщин занималась стиркой одежды. Они были европейками разного возраста, увезенными из дома, чтобы прислуживать армии язычников. По их непристойной беседе и тому, как непринужденно они держались рядом с солдатами, Захира предположила, что в их обязанности входила не только работа с лоханью и стиральной доской, однако когда она проходила мимо них, они посмотрели на нее так, словно она была шлюхой.

Его шлюхой.

Несомненно, история о том, как грозный капитан против воли оказался привязан к мусульманской деревенской девчонке, уже облетела лагерь. И вот на следующий день она стоит среди его соотечественников, одетая столь же богато, что и любимая наложница богатого мужчины. Внезапно мысль о прогулке во дворе показалась ей намного ужаснее обычной глупости.

Захиру с самого детства учили не привлекать к себе внимания, умение сливаться с окружающими ее людьми было одним из наиболее важных оружий фидаи. Теперь, стоя там, она чувствовала себя как никогда прежде приметной и беззащитной. Ее взгляд блуждал по компании бездушных прачек. Долгих часов изучения франкской речи не понадобилось, чтобы понять, как назвала ее одна из них, оскалившись в щербатой усмешке. Почти сразу послышалось второе оскорбление, затем третье.

Чувствуя себя загнанной в угол посреди широкого двора, Захира повернула голову и увидела группу рыцарей-язычников, наблюдающих за происходящим в нескольких шагах от нее. Некоторые из них посмеивались, явно наслаждаясь забавой.

Если бы они посчитали ее беззащитной, это только побудило бы в ней желание доказать, что они ошибаются. Ее навыков вполне хватило бы, чтобы отбить у прачек желание насмехаться, продемонстрировав молниеносный, смертельный пример того, что бывает, когда у франков хватает глупости связаться с фидаи. Но кинжал, который она прятала под туникой, предназначался только для одного франка; она не будет пачкать его кровью этих кудахчущих мелочных куриц.

Она не удостоила их даже взглядом, развернувшись на каблуках и удалившись со двора, как королева, с гордо поднятой головой. Она быстро прошла по коридору и пересекла широкую колоннаду — путь, который она быстро узнала по замысловатому узору выложенной мозаичной плитки. Ее шаги замедлились сами по себе. Прошлым утром она шла по этому коридору в сопровождении Абдула, в самом начале случившихся с ней неприятностей, когда ее позвали присоединиться к Себастьяну за завтраком.

К ее разочарованию, он снова был там.

Она почувствовала его присутствие еще до того, как увидела. Он сидел за тем же столом, подперев рукой голову, словно изучал что-то, что лежало на столе перед ним. После той неловкой ситуации во дворе встреча с капитаном была последним, чего ей хотелось. Надеясь проскользнуть незамеченной, Захира ускорила шаг, стараясь, чтобы сандалии не стучали по плитке, когда она проходила арочный проход.

— Вам очень идет этот цвет, миледи.

Аллах, этот человек ничего не упускает?

Захира застыла, когда его глубокий голос раздался из уголка сада. Сжав руки в кулаки, она неохотно повернулась и сделала два шага в его сторону.

— Абдул разбирается в качестве не хуже торговца, — сказал он, когда Захира замерла у порога, молча встретившись с ним взглядом с разделявшего их расстояния. — Надеюсь, вам понравился его выбор.

Она склонила голову в знак признательности.

— Да, милорд. Благодарю вас.

— Не хотите составить мне компанию? — спросил он, и хотя это не был приказ, его приглашения было вполне достаточно, чтобы она подчинилась.

Когда Захира приблизилась к нему, она увидела, чем был увлечен капитан до ее появления. На столе перед ним лежала доска из разноцветных клеток, на которой были выставлены ряды белых и черных фигур, с полдюжины из которых были передвинуты в процессе игры. Капитан играл белыми; он был близок к тому, чтобы проиграть пешку черным.

— Вам знаком шатрандж, — сказала она, пока он изучал доску. Было немного удивительно видеть, как этот житель запада играет в древнюю арабскую игру величественной войны.

— Я все еще учусь, — ответил он, пожав плечами. — Абдул начал учить меня несколько недель назад, когда я был способен только как инвалид лежать в кровати.

— После того как вы были… ранены? — осторожно спросила Захира, став позади него.

— Атакован, — поправил он, подняв на нее глаза. — Я защищал моего короля, когда ночью прошлого месяца ассасин прокрался в лагерь. Щенок едва не выпотрошил меня своим кинжалом.

Огорченная воспоминаниями о событиях, которые привели к его выздоровлению, Захира заставила себя выдержать этот твердый взгляд серо-зеленых глаз.

— Не многим хватит смелости выступить против ассасина, милорд. Говорят, они, словно призраки, бродят по деревням и горам Сирии. Некоторые утверждают, что они отмечены меткой черной магии — что они одержимы демонами.

Капитан засмеялся.

— Прежде чем он ранил меня, я крепко держал конкретно этого демона в своих руках. Он был из плоти и костей, как вы или я. Когда я встречусь с ним в следующий раз, он такой же кровью истечет.

Захира тяжело сглотнула, уловив твердую решимость в его словах. Тем временем Себастьян вновь сосредоточился на игре, взяв пешку, которая подвергалась опасности, и передвинув ее в безопасное место. Это решение могло стоить ему партии через четыре хода, если бы его противник обладал половиной навыков Захиры в этой игре, в которую она играла с самого детства.

Она видела, к чему он ведет, нетерпеливо очищая дорогу для белой королевы, чтобы бросить вызов черной. Это был смелый шаг, она не могла этого не признать, но если бы он подумал тщательнее, он бы увидел свою ошибку. Захира посмотрела на белую ладью, которая внезапно стала уязвимой, ее пальцы так и тянулись поставить ее на клетку, которую Абдул оставил без фигуры.

— Какая у вас, франков, жажда крови, — заметила она спокойным, слегка провокационным тоном. — Вы ведете войну так же, как играете в шатрандж.

Себастьян усмехнулся.

— Вы говорите, как Абдул. Он считает, что эта игра научит меня такой добродетели, как терпение. — Он изогнул черную бровь. — Вы играете, миледи?

Захира улыбнулась под вуалью.

— Немного.

— Прошу вас, — сказал он, указав на скамью напротив.

Захира заняла позицию игрока черными и без малейшего колебания сделала ход. Она передвинула всадника на две клетки вперед и три вправо, где фигура, похожая на лошадь, ловко захватила незащищенную ладью капитана.

Он хмыкнул, встретив вызов ее прямого взгляда с обреченным пониманием.

— Я вижу, миледи, что рассчитывать на вашу милость мне не приходится.

Она покачала головой.

— Вы правы, милорд.

Он улыбнулся той улыбкой, от которой, должно быть, таяли сердца тысяч служанок от Англии до Палестины.

— В таком случае я не буду считать себя обязанным быть милостивым и к вам, милая леди.

— Вы полагаете, мне она понадобится, сэр франк?

Он громко рассмеялся, и так начался их танец.

Захира, завладевшая ситуацией на доске, блокировала каждую его стратагему и заставляла отступать — своей уверенной защитой, достойной самого Саладина. Себастьян, казалось, наслаждался их противостоянием, несмотря на то что проигрывал сражение женщине — или, возможно, подумала она, именно поэтому. Несколько раз она ловила на себе его взгляд, в котором не могла не заметить искреннее тепло или интерес и, возможно, даже некоторое восхищение. О, он сверкал глазами и фыркал над каждой фигурой, которой лишился, и даже немного ругался, но его смех никогда не умолкал, и вскоре Захира поймала себя на том, что разделяет его веселье.

Хуже того, она вынуждена была признаться себе в том, что ей действительно нравится его компания. Настолько сильно, что когда на доске осталось всего несколько фигур, она почти пожалела о поспешности, с какой играла. Быстрый взгляд на доску показал, что, в зависимости от его следующего шага, Захира сможет поставить мат королю Себастьяна за один ход. Она отстранилась, почти надеясь, что он увидит брешь в своей защите и сделает другой ход, чтобы продлить партию.

К ее разочарованию, его рука нависла над белой королевой, фигурой, отделявшей ее от быстрой победы. На мгновение он задумался, а затем начал ее поднимать.

— М-милорд, — пробормотала она, шокированная и смущенная тем, что это тихое предупреждение сорвалось с ее губ. — Вы уверены?

Он остановился, какое-то время изучая ее, словно раздумывая над ее советом. Она могла видеть удивление в его глазах, вопрос, над которым он задумался, но не произнес вслух: сейчас она защищает его или ведет к поражению? Он перевел взгляд обратно на доску, его пальцы держали фигуру, которую он едва не передвинул, и внезапно пришло понимание.

— Возможно, в вашем сердце все же есть немного великодушия, Захира. — Он выбрал другую тактику, куда лучший ход, после чего склонил голову, чтобы через весь стол поблагодарить ее широкой улыбкой. — Признаюсь, после этой безжалостной игры я начал задаваться вопросом, не бьется ли в вашей груди сердце ассасина?

Она засмеялась над его шуткой, но смех ее был вынужденным. Сердце, о котором он спросил, внезапно забилось о грудную клетку. Мог ли он подозревать? Она тут же отвергла эту мысль, уверенная, что этот воинственный лорд не сидел бы здесь, смеясь и шутя вместе с ней, если хотя бы на мгновение предположил, что она не та, за кого себя выдает.

Кем она притворялась сейчас, засомневалась она, когда посмотрела в лицо этого франка — своего злейшего врага — и не почувствовала ни капли жгучего презрения? В какую игру она решила играть, когда смеялась и препиралась вместе с ним всего несколько мгновений назад?

И какая тонкая хитрость может ей понадобиться, когда ее трепещущее сердце бьется так часто как от простой близости с ним, так и при мысли, что в ней увидят предательницу, которой она, несомненно, станет?

— Ваш ход, миледи.

Смущенная шутливым напоминанием, Захира торопливо потянулась, чтобы сделать свой ход. Когда она сделала его, широкий край ее туники зацепил одну из игровых фигур и опрокинул ее, из-за чего та покатилась к краю доски. Она попыталась схватить ее одновременно с Себастьяном. Его рука накрыла ее руку, большая, теплая и сильная.

На мгновение она потеряла способность дышать. Она смотрела на его руку — руку воина, огрубевшие и потемневшие под солнцем пальцы почти что скрыли ее тонкое запястье, обхватив его твердо и в то же время нетребовательно. Хватка была достаточно слаба, чтобы она могла вырваться — и должна была вырваться, просто должна, — но, к ее еще большему смятению, Захира хотела продлить это прикосновение.

Помилуй ее Аллах, но ей нравилось это ощущать.

Он погладил нежную кожу там, где большой палец соединялся с указательным.

— Удостаивался ли когда-нибудь мужчина привилегии наслаждаться вашей компанией, когда ваше лицо не скрывала вуаль, Захира?

Это был провокационный вопрос, предположение, которое должно было опозорить ее, едва она его услышала. Она ощутила, как кровь приливает к щекам, и не могла солгать себе, списав горячий румянец на жару или влажность.

— Это право даровано только мужьям мусульманских женщин, милорд.

— Прискорбный факт, — медленно проговорил он, — в свете условий нашего соглашения.

Это была еще одна шутка или что-то намного серьезнее? Он слабо улыбнулся, но его взгляд был слишком прямым, чтобы истолковать его слова как насмешку. Ошеломленная смыслом его слов, Захира нашла в себе силы высвободить руку из его хватки.

Ей было непросто собраться с мыслями под его изучающим взглядом. Она практически не смотрела на игровую доску, следя за тем, чтобы рука не дрожала, когда она потянулась к черной левой ладье и передвинула ее на две клетки вперед.

— Я заставляю вас нервничать, Захира?

— Н-нет. Конечно, нет, — поспешила она возразить. Возможно, слишком поспешила, ведь когда ее встревоженный взгляд встретился с его глазами, Себастьян сидел, откинувшись спиной на стул и ухмыляясь.

— Рад это слышать, — сказал он, его голос был низким и рокочущим, как урчание большой пустынной кошки. — У меня нет желания заставлять вас нервничать. И не хочу, чтобы вы думали, что я воспользуюсь незаслуженным преимуществом.

Она в некотором замешательстве смотрела, как он придвинулся, чтобы сделать свой ход. Блеск его глаз, когда он передвинул фигуру, был чистым волшебством.

— Шах и мат, миледи.

Захира, не веря, сделала глубокий вдох. Она посмотрела на него, потом на игровую доску, где стоял черный король, заблокированный ладьей, которую она передвинула в состоянии прострации, и теперь лишилась возможности спастись от наступления ферзя Себастьяна.

Шах и мат. Она потеряла короля, игра окончена.

— Это… это невозможно, — выдохнула она, не проигравшая в шатрандж ни разу с тех пор, как была импульсивным, беспечным ребенком, который только учился играть.

Но с правдой нельзя было поспорить. Этот неумелый франк, противник, которого она должна была сокрушить, смог взять реванш и побить ее в ее же собственной игре.

— Возможно, миледи хочет еще партию? — спросил он, будучи на тот момент очень высокого мнения о себе.

Захира изогнула бровь, ее гордость требовала реванша.

— Я больше чем просто хочу, милорд. Я настаиваю.