Домой я добралась после пяти часов вечера на грохочущем, подскакивающем на каждом ухабе автобусе. Могла бы приехать и позже, если бы Грейвсу удалось уговорить меня еще на пару партий в пул. Однако на меня давила атмосфера, царящая в местном клубе. Открытый для посетителей всех возрастов, он гудел, словно улей, от пульсирующих ритмов, доносившихся из музыкального автомата. Кроме того, в клубе имелись крытые бейсбольные площадки и теннисные корты, поэтому внутри витал такой тяжелый дух, будто все школьники сбежали с уроков и тусуются исключительно в этом месте.

Наконец я вырвалась на свободу из душного клуба и направилась домой, вычислив нужный автобус. Благодаря бесконечным переездам из одного города в другой я навострилась быстро разбираться в маршрутах общественного транспорта в любом штате Америки. К тому же в этих краях транспортная система совсем простая.

Отцовского грузовика на месте не оказалось, но на кухне горел свет. Там меня дожидались пятьдесят долларов и записка:

«Меня не жди. Закажи себе пиццу и помни, малышка: сначала уроки, потом телевизор. И не забудь о ежедневных тренировках по ката!

Люблю, целую, папа».

Остальные отцы наверняка уже обедают за кухонными столами, а мой родитель оставил пятьдесят баксов и записку с напоминанием о дурацких упражнениях!

Эх, все равно надо погреться — холод пробирает до костей! Я бросила сумку на кухне и с грохотом распахнула дверь в гараж — из-за неисправной пружины она скрипит при каждом дуновении ветра. Сумка едва успела со стуком упасть на пол, а я уже скинула куртку и, дрожа всем телом, застыла в стойке на бетонном полу.

Отцу нравится каратэ, и, как человек в таких делах искушенный, он выбрал для меня именно это боевое искусство. Что до меня, телосложением я пошла скорее в маму: такая же поджарая. Не хватает только ее мягких, соблазнительных изгибов бедер и тонкой талии. Иногда мне кажется, что я состою из одних острых углов. Исключением стали небольшие холмики на груди, но и они доставляют пока больше хлопот, чем удовольствия от внимания мальчишек.

Во мне нет мышечной массы, которая сдержит прямой удар кулаком. Поэтому оптимальным вариантом для меня стало боевое искусство тай-ци, которое папа на трезвую голову называет «Основами неравного боя», а после пары стаканчиков виски — «Шестью гениальными способами надрать задницу противнику». Мне нравится тай-ци, плавный переход из одного движения в другое при размеренном и медленном дыхании. К тому же упражнения требуют немалых усилий. Ноги всегда чуть согнуты в коленях, и к концу тренировки мышцы с подколенными сухожилиями нещадно ноют от напряжения. Но до чего приятна эта тянущая боль в мышцах!

Вдох-выдох! Чешем лошадиную гриву! Ловим хвост ласточки!

Во время тренировки я наконец-то согрелась, и с меня спало напряжение, скопившееся за целый день. Теперь мне намного лучше. Напоследок глубокий вдох, за ним выдох: я достигла абсолютной гармонии с собой (хотя предела совершенству нет). Однако стоит только открыть глаза, и внешний мир снова врывается в сознание, а с ним и тревога за отца.

Я с грохотом распахнула дверь и влетела на кухню, громко топая по полу. Конечно, можно обойтись без шума и пыли, так сказать, но это единственный способ наполнить пустой дом живыми звуками.

Проинспектировав содержимое холодильника, я остановила выбор на полной миске хлопьев. После огромной порции жирной пиццы в местном клубе мысль о еще более калорийном сыре (даже вкупе с перченой колбасой!) отнюдь не казалась соблазнительной. Вот почему я с жадностью набросилась на пшеничные хлопья, запивая их коктейлем из виски с колой.

Потом поднялась в свою спальню, завалилась на кровать и залюбовалась игрой света на потолке. Не поверите, но в каждой комнате свет отражается на неровной поверхности потолка по-разному, рисуя необыкновенные, витиеватые узоры. Описывая только их, я без особого труда сумею рассказать обо всех домах, в которых мы жили прежде.

Хотите? Ну, нет так нет!

Самой неприятной особенностью папиных ночных вылазок является то, что с приближением сумерек любой дом, где бы мы ни жили, начинает пугать звенящей пустотой. Ночь — излюбленная пора большинства обитателей Истинного мира. Они начинают «резвиться», «закупать продукты в магазине, а то солнечный свет обжигает кожу, словно кислота» или помогают «отдельным неосмотрительным особам исчезнуть с лица земли — ням-ням!» На ваш выбор!

Закутавшись удобнее в мамин красно-белый плед, я медленно потягивала коктейль маленькими глоточками до тех пор, пока не защипало язык. В коктейле — равные порции кока-колы и виски, поэтому очень скоро по телу разлилось мягкое, приятное тепло. Часы мигали крошечными красными огоньками, в углах сгущался сумрак. Под неистовыми порывами ветра дребезжала стеклянная дверь на веранде.

Когда мы снимаем квартиру в жилом доме, я часто играю сама с собой, прислушиваясь к звукам. Слыша, как приходят соседи с работы, придумываю для них разные судьбы. Знаете, большинство многоквартирных домов, если вслушаться, имеют голоса, и спустя некоторое время они сливаются в единый хор. Внимая ему, можно выделить неповторимый голос любой отдельно взятой квартиры, а соединив их снова вместе, услышать очаровательную мелодию под названием «Дом, милый дом». Например, в квартире за стенкой каждый вечер после ужина парень играл на виолончели. Какое наслаждение доставляла эта музыка, несмотря на прискорбный факт, что другой сосед этажом ниже регулярно избивал жену раз в месяц, когда подходил срок оплаты аренды.

И дома отличаются друг от друга. Ночами они скрипят полами, тихо шелестят обоями и что-то бормочут на пыльном чердаке. С приближением сумерек дома — независимо от возраста — начинают рассказывать свои жуткие истории. Поначалу я заглушала их громкой музыкой, но потом перестала, испугавшись, что однажды не расслышу крадущиеся в темноте тихие шаги. Если приходится постоянно иметь дело с настоящими привидениями и полтергейстами, подобные мысли рано или поздно приходят в голову.

Поэтому я обычно жду отца с охоты, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Ночь тянется невероятно долго, если ждешь домой близкого человека. Как-то, чтобы скоротать время, я пристрастилась к телевизионным передачам про потусторонние силы. Те самые, в которые верится с трудом и с которыми обычно сталкиваются без свидетелей, то есть с глазу на глаз. Так однажды отец обнаружил меня спящей на полу нашего домика на колесах велосипеда, взятого напрокат в Байронвиле. Мои волосы упали на поднос с едой, руки судорожно сжимали бейсбольную биту, а из телевизора раздавались истеричные вопли «Сумеречной зоны». После этого случая папа взял с меня слово, что я не буду его ждать и в положенное время отправлюсь спать. Теперь я засыпаю в кровати, правда, не сразу. Отсутствие отца не дает мне покоя, вот и начинаю размышлять, какие могли возникнуть у него проблемы на охоте.

А проблемы возникают часто, даже слишком. Их и в нормальном мире хватает, но в Истинном мире они усугубляются наличием клыков и когтей. Причем свежие раны появляются быстрее, чем заживают те, что были получены раньше. Огаст называет их «положеньицем», папа — «злым роком», а Хуан-Рауль де ла Хойя-Смит — «дьявольским невезением, chingada».

На сей раз я не имела ни малейшего понятия, за кем охотится отец. По дороге из Флориды он ни слова не проронил о цели поездки. Это вызывало удивление, потому что обычно он просит меня найти хоть крохи информации о предстоящих жертвах в книгах о паранормальных явлениях (у папы целая коллекция старинных книг в кожаных переплетах хранится в многочисленных коробках). Иногда я помогаю отливать серебряные пули и затачивать ножи, даже высказываю свои соображения по поводу будущей папиной жертвы. Часто отец устраивает мне экзамен по тактике на случай встречи с какой-нибудь нежитью.

Наверное, в радиусе трехсот миль я — единственная шестнадцатилетняя девчонка, которая умеет отличить полтергейст от настоящего привидения (кстати, поделюсь секретом: если видение развеивается от азотной кислоты или швыряет в вас всякой дрянью, значит, перед вами полтергейст). Еще умею вывести на чистую воду поддельного медиума (уколите его железной иглой и увидите, что произойдет). Мне известны шесть признаков настоящей оккультной лавки. Например, прежде чем говорить о купле-продаже, хозяин магазина обязательно запирает двери на надежный засов. Я знаю и четыре основных правила поведения в баре с незнакомцами, знающими о существовании темной стороны мира. Первое и основное правило: никогда не показывать страх. Кстати, знаю, как получить доступ к общественной информации и как разговаривать с официальными правозащитниками. Скромная улыбка и правильно выбранный наряд всегда срабатывают безотказно. Вскрыть базу данных с журналистскими файлами и полицейскими отчетами — не вопрос. Здесь действует первое правило хакера: не пойман — не вор.

Поймите, даже если у вас прекрасная интуиция, нельзя просто подойти к людям и надоедать назойливыми расспросами о соседе-экзорцисте или нераскрытом преступлении, произошедшем в прошлое новолуние. Ни в коем случае нельзя проявлять излишний интерес к домам с призраками, которые часто становятся излюбленным местом вакханалий, устраиваемых оборотнями. Мясо там подается не просто слегка непрожаренным, с кровью, а абсолютно сырым. Кроме того, оно раскладывается огромными кровавыми горами, и отнюдь не на тарелочке с голубой каемочкой.

Вот почему приходится с головой окунаться в гущу событий, чтобы установить определенную закономерность, которая рядовому обывателю покажется лишь случайным совпадением или несчастным случаем.

— Собирай информацию и выйдешь на след! — советовала бабушка.

— Иди по следу и выйдешь на добычу! — вторил ей отец. А потом часто добавлял: — Не позволяй мистической подоплеке событий затмить логику!

За кем же сегодня охотится папа? Что-то тревожно на сердце. Я глотнула еще коктейля из колы с виски.

Безмолвный CD-плеер стоит у противоположной стенки рядом с книжным шкафом, в котором лежит одна одежда. Напротив гардероба возвышается другая гора из одежды, подпертая коробкой с дисками, а возле матраса и прикроватной тумбочки стопкой сложено постельное белье. Вот и вся роскошь Каса-Андерсон!

Я давно перестала украшать стены любимыми плакатами и расставлять книги по полкам. Чего стоит созданный уют, если завтра снова в путь?! Что касается отца, для него главное, чтобы простыни на кровати были чистыми. На мое счастье, несколько лет назад он перестал крахмалить белье. Во время службы в армии его приучили к этой процедуре, но я наотрез отказалась возиться с крахмалом. В конце концов папа сдался. Нужно заметить, что у меня хватило ума воздержаться от комментариев по поводу того, что жизнь из-за подобной ерунды не остановилась.

А еще говорят, что у детей отсутствует здравый смысл!

Пустой дом заполнялся симфонией стонов и скрипов, а за окном усиливался зимний ветер. Где бы вас ни застала ночь, помните, все меняется с наступлением темноты. Иногда приходит темнота теплая и обволакивающая, иногда пронизывающая до костей, заставляющая сжаться внутренности в тугой комок, но от мысли о надежных каменных стенах и прочной крыше над головой становится сладостно и уютно на душе.

Бывает, в воздухе витает предчувствие беды, и тогда темнота глухо стонет, хищно щеря мерзкую пасть с острыми клыками. Сегодня ветер выводил именно такую жуткую песнь.

Хоть бы папа скорей вернулся!

Я допила коктейль и, отыскав в сумке карандаш с альбомом, решила отвлечь себя любимым делом. Через мгновение длинные изогнутые линии сплелись в затейливый узор, и на листе бумаги расцвел изящный ирис — один из самых любимых бабушкиных цветков. Постепенно я увлеклась рисованием, раскрашивая лепестки в разные цвета: роскошный фиолетовый, безукоризненно-белоснежный, нежно-зеленый.

В своей жизни мне довелось нарисовать тысячи ирисов, особенно после смерти матери. Милая бабушка вручила мне тогда лист бумаги и карандаш, чтобы я не отвлекала ее от работы в хижине.

Когда я вспоминаю о днях после маминой смерти и первом исчезновении отца, наряду с шелестом бумаги и знакомым ощущением карандаша в руке память услужливо подсовывает воспоминания о бабушкиной домовитости — она постоянно что-нибудь чистила и скребла. В ее жизни не было ни одной бесцельно потраченной секунды: то бабушка мыла полы, добавляя в воду настой из пахучего боярышника, то чистила окна, то бежала собирать снесенные курицами яйца и кормить поросят, а то и дров впрок наколоть. Благодаря ее неутомимым стараниям наша лачуга всегда была уютной и чисто прибранной. Даже теперь, приученная бабушкой, я редко пройду мимо дома, чтобы не задуматься о более подходящем месте для поленницы. А еще, прежде чем разбить яйцо, обязательно кручу его на столе по часовой стрелке.

Удивительно, но бабушке в одиночку удавалось содержать большое хозяйство в идеальной чистоте. При этом она разбиралась в травах и каждый раз, отмывая полы и окна, добавляла в воду боярышник, эвкалипт, рябину, иногда тысячелистник и лаванду. Повсюду в лачуге были развешаны вязанки дикого чеснока и лука. Как сейчас помню: бабушка сидит за прялкой до позднего вечера, а я реву до хрипоты в горле, до клокотания в груди, задыхаясь от собственного бессилия, а потом засыпаю глубоким сном. Я скучаю по папе и зову любимую мамочку. Испуганная маленькая девчушка осталась одна в огромном мире и не понимает, что произошло.

Может ли понять пятилетний ребенок смысл слова «умерла»? или «ушла навсегда»? «однажды вернется»?

Незаметно подкралась глубокая ночь. Отсчитывая минуты, мигали часы. Я дважды успела сбегать в ванную комнату, плотнее укутавшись в плед, и даже смешала себе вторую порцию коктейля. Как бы ни пришлось выслушать от отца очередную лекцию об «ответственности за совершаемые поступки и зрелости личности». Потом он обязательно добавит, что мне до зрелости еще далеко, если, конечно, узнает о коктейлях, выпитых в его отсутствие. Впрочем, с тех пор как папа сам стал прикладываться к бутылочке, вряд ли его насторожит исчезновение виски.

После ирисов я начала рисовать предметы с натуры: лампу на ночной тумбочке, книжные полки, стенной шкаф с притворенными створками. Потом сделала набросок белья, принесенного из стирки и сложенного горкой возле гардероба, стараясь правильно передать свет и тени.

Часы неумолимо отсчитывали время — минуту за минутой. Давно допит второй коктейль, смешанный из изрядной порции виски и нескольких капель кока-колы. По чистому листу альбома пробежала длинная извилистая линия, начерченная сонной рукой. Отяжелевшие веки закрываются, и я забываюсь в глубоком сне.

Когда я проснулась утром, отец все еще не возвратился.

Интермеццо

Вдоль длинного коридора неслышно крадется темная фигура охотника, осторожно переставляя ноги в громоздких ботинках. Бетонный пол в коридоре испещрен змеистыми трещинами и широкими ручьями, о происхождении которых в приличном обществе не упоминают вслух. А мужчина переступает их с серьезностью карапуза, старательно перешагивающего трещины на городском тротуаре из страха провалиться в бездонную пропасть.

Вдруг в голове предупреждающе загудело. Я порываюсь окликнуть и остановить охотника — надо вовремя предупредить, что за ним следит Нечто Невидимое, — но коридор такой длинный, а словам никак не пробиться сквозь гул осиного роя. Давным-давно злющие осы свили гнездо в моей голове, и их жужжание электрическим разрядом пронизывает тело, словно я каждый раз наступаю на провод под напряжением.

Я редко вижу вещие сны. В последнее время они снятся примерно раз в месяц, обычно за несколько дней до начала менструации: видимо, судорожные боли и ясновидение идут рука об руку. Однако сегодняшний гудящий сон не похож на прежние, где я свободно парю над крышами домов или прячусь в темном и тесном подполе в обнимку с мягкими игрушками — ужаснее сна для меня нет!

Сегодняшний сон и на сон-то не похож, настолько он реален и красочен. Я отчетливо вижу каждый волосок на голове охотника, фиолетовые крапинки в голубых глазах, ворсинки на любимой куртке цвета хаки, каждую складку на отполированных армейских берцах. На пистолете, сжатом опытной рукой, тусклым пятном отражается свет.

Коридор освещен яркими флуоресцентными лампами, и их гудение вторит дьявольскому шуму в моей голове. Не могу произнести ни единого слова. Противный гул в голове растворяет мысленные образы, как помехи на экране телевизора в одночасье парализуют способность мыслить. Просто сидишь и тупо пялишься на экран, как будто уродливое чудовище высосало весь мозг!

Время ползет безумно медленно, растягиваясь, как податливая резина. Кажется, каждый шаг занимает целую вечность. Но вот на пути встает обычная стальная дверь, отливающая серебром в свете гудящих флуоресцентных ламп над головой. Осы внутри головы уже не просто жужжат: словно по проводам, они пропускают ток по костям, вырываются на свободу и носятся под кожей противными мурашками, покалывая изнутри малюсенькими острыми лапками.

За дверью прячется Нечто, пахнущее беспощадной, промозглой тьмой, от которой по позвоночнику пробегает ледяная дрожь. Подобное чувство я испытала в полуразрушенном доме на окраинах Чаттануги, когда впервые отправилась с отцом на охоту. Оно возникло за секунду до появления полтергейста, который тотчас стал швырять в нас осколки стекла. Причем делал это с такой силой, что они с едва слышным звоном без труда пробивали ненадежные стены коридора.

Чувство грядущей опасности вновь пришло в захолустье в Южной Каролине. Местный король вуду наслал тогда на отца несколько зомби, пытаясь отомстить за вмешательство в его дела. Папа снимал заклятия и порчу, которые злой колдун насылал на неугодных, стоящих у него на пути людей. В тот раз пригодились все знания, полученные от бабушки и найденные в старинных книгах, чтобы прорваться сквозь тьму древних, хитроумно сплетенных заклятий, а отец был тяжело ранен и потерял много крови в битве с зомби. Тогда нам пришлось несладко!

Сейчас все мое существо вопит о неминуемой опасности. Громко, очень громко, но слов не слышно!

— Не входи! — кричу я в очередной тщетной попытке прорваться сквозь тишину. — За дверью стоит смерть! Не входи!

Охотник по-прежнему крадется вдоль коридора. С каждым его шагом гул в голове усиливается, и, в конце концов, я не выдерживаю, чувствуя, как меня покидает сознание. Сон растекается цветными чернилами на мокром холсте, и пока он не рассеялся полностью, я в последний раз пытаюсь докричаться до охотника и предупредить о нависшей опасности…

А он даже не оглядывается и продолжает бесшумно приближаться к двери. Сон медленно тает, словно сбивается резкость в объективе камеры, и по краям наползает темнота.

Я не оставляю попыток выдавить из горла предупреждающий крик, но вот отец медленно, словно лунатик, протягивает руку и поворачивает дверную ручку. Притаившаяся за дверью тьма с дьявольским, пробирающим до дрожи хохотом обрушивается на него…