После полудня снова пошел снег. С низкого свинцового неба падали, кружась, невероятного размера белоснежные хлопья. Выйдя на крыльцо, чтобы взглянуть на дорогу, я стояла в отцовском армейском свитере и тряслась от холода.

Честно говоря, у меня никогда и не было теплых зимних вещей. Мой гардероб в основном состоит из множества разнообразных летних нарядов, ведь мы охотились обычно в южных штатах страны. Около двух лет мы колесили по Каролине и Флориде, бывали в таких городах, как Батон-Руж, Чаттануга и Атланта. Жаль только, что обычно под южным солнцем я обгораю и ровный загар упрямо не хочет ложиться на мою чувствительную кожу. Так что моя бледная физиономия ничем не выделяется на фоне местных полярных медведей.

Запрокидываю голову, устремляя взгляд в заоблачную высь. В полусумраке таинственно кружатся в танце пушистые снежинки, каждая размером с хорошую монету. Они падают на мокрую после душа голову и тут же бесследно тают.

От кусачего холода я сжимаю и разжимаю кулаки, спрятав руки в рукавах широкого отцовского свитера. Прежде чем высунуть ладошки, заранее перевожу дух, потом хватаю ручку двери и вхожу в дом.

Я уже три раза загрузила стиральную машину, вычистила всю кухню и перемыла грязную посуду. Обогреватель работает исправно, и дома наконец-то стало тепло и уютно. В гостиной я занялась содержимым коробок, распаковала их и разложила вещички по местам. Перебрала оружейные запасы и разложила обоймы согласно оружию, для которого они предназначались. Скоро наступит время смазывать пистолеты — этим мы с папой и займемся вместе. Не секрет, что бережное обращение и уход за оружием является первой гарантией сохранения жизни его владельца. Особенно это чувствуется во время охоты на потусторонних тварей, способных вызвать неполадки в сложных механизмах и электронике. Вот почему папа давно отказался от мобильных телефонов, как магнит, притягивающих привидения и другую нежить. Не хочу про это вспоминать.

Тем более что желудок продолжает громко урчать, а в голове будто носится разрушительный ураган. Все вокруг кажется нереальным и ненастоящим. За весь день я выпила четыре стакана воды, отхлебывая по глоточку в промежутках между работой по дому. Стало немного легче, но оглушающий торнадо, что бушует в голове, никак не желал утихать.

Уличный свет отражается от снега и проникает в незашторенные окна. При звуках проезжающих мимо автомобилей я выглядываю в окно, откуда видны дворик и часть улицы. За целый день через снежные заносы проехало несколько автомобилей, и ни один из них не застрял в дороге, поскольку владельцы пользовались специальными противобуксовочными цепями. К сожалению, автомобили проезжали мимо, к своим домам.

Отец все не приезжал. Всякий раз, слыша звуки лязгающих цепей и урчание двигателя, я вскакивала с места и подбегала к окну, чтобы проводить взглядом незнакомый автомобиль, спешащий в свой теплый гараж. Все они ехали мимо, не обращая внимания на одинокий домик в конце улицы. Именно из-за уединенности папа остановил выбор на этом прочном и надежном доме, что, поверьте, при условии чрезмерной заселенности прерий является, по меньшей мере, исключением в центральных штатах.

Я стояла на коленях и укладывала последнюю обойму в коробку, когда со стороны кухни послышался тихий стук. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук.

Кожу обдало холодом, и мурашки побежали по спине и рукам, вызывая неприятный озноб. Я резко вскинула голову, и волосы густой волной упали на глаза. После душа они, как ни странно, не вьются — раз в кои-то веки! Вот и пойми, почему каждый раз, когда я не иду в школу, прическа выглядит более или менее прилично?

Черт возьми, что это за стук? Ведь стучатся не в дверь, ведущую на застекленную веранду, иначе я сразу бы поняла, откуда доносится звук.

Мурашки продолжают марафон по коже, впиваясь в нее острыми, как иглы, коготками.

Тук-тук.

Звук напоминает постукивание маленьких резиновых палочек по оконному стеклу. Вдруг у меня резко пересохло в горле, пальцы онемели, а потом… я почувствовала во рту привкус апельсинов, перемешанных с солью. Первый признак того, что случится нечто непредвиденное и отнюдь не приятное.

Бабушка называла это «аурея», и только позже я узнала, что она имела в виду ауру. По словам бабушки, аура, или сияние вокруг тела человека, доступна взору во время сильных приступов мигрени, вызывающих галлюцинации. Кроме того, их видит любой, имеющий особый дар видения. У меня ощущение чужой ауры всегда сопровождается появлением во рту вкуса цитрусовых с солью. Даже не настоящих апельсинов, а восковых. Мне не передать словами этот странный непонятный привкус!

Черт! Черт!

Удивительно, что я сохраняла некое подобие внешнего спокойствия. За окном сгущались сумерки — с каждой минутой становилось темнее, несмотря на отражаемый снегом свет уличных фонарей. Я всегда подозревала, что самые страшные беды случаются с наступлением сумерек. И вот сегодня это подозрение подтвердилось, что отнюдь не уняло безумный бег мурашек по всему телу.

Я осторожно поднялась на одеревеневшие ноги. Пол ходил ходуном, словно внезапно началось землетрясение.

Я вытащила папин запасной охотничий нож из наполовину распакованного ящика, стоявшего рядом с полупустыми коробками. Оказывается, на протяжении нескольких часов я открывала коробки, вынимала часть содержимого, расставляла вокруг и, не распаковав ящик до конца, переходила к следующему. Теперь в гостиной царил ужасный беспорядок, будто в ней разорвалась бомба.

Усилившийся привкус апельсинов во рту и повторившийся стук отвлекли меня от разгрома, царившего в гостиной. Правда, звук на этот раз был другим, слегка скрипучим и царапающим, словно по стеклу скребли маленькими коготками.

Я перехватила нож так, как меня учил папа: ладонь крепко сжимает рукоять, а обух клинка прижат к предплечью. Из такого положения легко нанести мощный удар рукояткой в лицо противника. При этом задействованы трицепс и спинные мышцы — самые сильные мышцы в организме человека, не отлынивающего от ежедневных отжиманий и подтягиваний. Если же наносить удар острием, то в действие включаются бицепсы, и станет легче контролировать движение ножа.

«Действуй бесшумно, Дрю, — прозвучал в мозгу папин голос. Знакомый приглушенный шепот, некогда обучавший умению концентрироваться на цели, продолжал подсказывать: — Иди медленно вдоль стенки коридора до кухни, откуда доносится стук. Вспомни, чему я тебя учил!»

Я осторожно обошла стоявшие вдоль коридора коробки, стараясь оставаться в тени стены. На пол коридора из освещенной кухни падал прямоугольник золотистого света, простирающийся до первых ступенек лестницы.

С резким щелчком выключился обогреватель, и в наступившей тишине повторился громкий и отчетливый стук.

Тук-тук-тук-тук.

Пауза.

Тук-тук-тук. Тук-тук.

К горлу подступил пульсирующий комок. Казалось, перепуганное сердце тщетно пытается выпрыгнуть из груди. Ноги заныли и задрожали, словно после скоростной пробежки мили в полторы.

Шаг за шагом продвигаюсь по коридору, и моему взору постепенно открывается общий вид на кухню. В фильмах ужасов (лучшем практическом пособии, какое только можно найти в наше время по тактике поведения в подобных ситуациях!) никогда не рассказывают о том, как сужается поле зрения и как периферийное зрение может сыграть с вами злую шутку. Вот так окинешь испуганным взглядом картину, пытаясь запомнить все детали, и каждый раз терпишь неудачу, видя лишь отдельные части…

Я дошла до лестницы, откуда прекрасно просматривались раковина, плита и часть кухонного стола. За окном над раковиной никого не было, лишь мерцал снег в уличном свете. Тихий выдох вырвался из груди, а бьющееся в бешеном ритме сердце выбивало в ушах оглушающую барабанную дробь. Привкус восковых апельсинов во рту наливался нестерпимой сочностью, словно они протухли и покрылись омерзительной слизью.

Тук. Тук-тук-тук-тук-тук.

Нерешительные постукивания сменились неистовой дробью.

Я перешагнула порог кухни, чтобы осмотреть заднюю дверь, что находится за одной из кухонных стоек.

У стола по-прежнему одиноко стоит папин стул, как обычно, спинкой к встроенному в стену шкафу. Папа все время выбирает удобную и безопасную позицию для стула, чтобы контролировать одновременно заднюю дверь и вход на кухню из коридора, не беспокоясь за спину. Саму заднюю дверь лишь с трудом можно назвать дверью: хлипкая деревянная панель с решетчатым стеклом посредине. Засов с цепочкой и то выглядят солиднее, чем это сооружение!

Тягучая горячая волна захлестнула горло, пытаясь оттеснить сердце со своего пути. В резком приступе удушья я чуть не выронила из руки приготовленный нож. Лучи заходящего солнца нет-нет да и прорывались сквозь низкие тучи, освещая застекленную веранду, где за двойным затемненным стеклом двери стоял ОН!

У задней двери стоял зомби.

Отблеск солнечного света сверкнул в голубых глазах, оттеняя пожелтевшие от начавшегося гниения белки. Пол-лица уже, видимо, кем-то отъедено, а нижняя челюсть напоминает кровавую кашу, заледеневшую на морозе. Пальцы стерты до костей, которыми зомби и царапает стекло. С рук свисают куски гниющей плоти…

Сильный спазм скрутил желудок, а черный туман скрыл от глаз все, кроме двери и стоящего за ней зомби. В голове пронесся оглушительный крик, похожий на нарастающий рев взлетающего реактивного самолета…

Этого зомби я узнала бы из тысячи. Да, он превратился в изуродованного мертвеца, но глаза остались прежние — голубые, как зимнее небо, окаймленные светлыми ресницами.

Зомби поднял голову, будто услышав отдаленный звук, и встретился со мной взглядом.

Из моей груди вырвался сухой лающий крик. Не веря глазам, я испуганно отскочила к выходу в коридор, промахнулась и больно ударилась бедром о край стоящей возле стенки коробки.

Папа сжал в кулак пальцы с тонкими косточками, выпирающими сквозь кусочки сохранившейся плоти. Кто успел ими полакомиться, не хотелось даже думать. В следующее мгновение папа разбил кулаком стекло в двери.