ставай, лежебока, — сквозь утреннюю дрему услышал я голос деда Аксентия.

Я приоткрыл один глаз.

— Понежиться бы еще немного, — умоляюще попросил я старика.

— Хватит спать, — не внял моей просьбе дед Аксентий. — Солнце уже высоко. Вставай! Сегодня День Победы! Скоро к нам заявятся гости. Вставай, помогай мне готовить праздничный стол.

— Гости? — переспросил я. — Кто? Ты мне об этом ничего не говорил.

— Скоро приедет Тертений со своей женой Арликой, — ответил старик.

— Тертений? — вновь переспросил я. — Мне кажется, я где-то уже слышал это имя.

— Конечно, слышал, — согласился дед Аксентий. — Я тебе уже рассказывал о нем. Тертений — это мой боевой товарищ. Почти всю войну мы прошагали вместе. А после войны он создал монумент героям Великой войны.

— Вспомнил! — радостно сказал я. — Ты рассказывал немного мне о нем. И он сегодня приезжает к тебе?

— Причем весьма скоро, — ответил старик. — Вставай, помогай приготовить мне праздничный стол для моего боевого товарища.

Я быстро выбрался из постели и умылся. Вдвоем мы вскоре приготовили все для встречи друга деда Аксентия.

— Пора собираться встречать Тертения и Арлику, — взглянув на часы, сказал дед Аксентий.

Старик достал из шкафа тщательно отутюженный костюм, на котором гордо сияла Золотая звезда Героя Великой войны.

— Не очень я люблю надевать костюм с наградами, — словно оправдываясь, сказал дед Аксентий. — Но сегодня день такой, наш день, День Победы!

Выйдя из дома, дед Аксентий попросил меня немного подождать, а сам бегом бросился в палисадник. Вернулся он обратно с огромным букетом тюльпанов.

— Это для Арлики, жены Тертения, — пояснил он. — Она замечательная женщина. Чем-то похожа на мою Ларнику. Даже имена у них похожие.

Автобус с Тертением и Арликой мы встретили возле монумента Героям войны.

Дед Аксентий крепко обнялся с Тертением.

— Осторожней, задушишь в объятьях! — шутя запротестовал Тертений. — Отпусти!

Дед Аксентий разжал объятья, Тертений пошатнулся и чуть не упал.

— Протез, — виновато сказал он, указывая на правую ногу.

— Прости, забыл, — оправдываясь, сказал дед Аксентий.

— Ничего, — сказал Тертений. — Теперь у меня хороший протез — хожу так, что почти не заметно.

И он сделал несколько шагов перед нами.

— Действительно, незаметно, — согласился дед Аксентий.

Старик нежно обнял и поцеловал Арлику, а затем передал ей огромный букет тюльпанов.

Дед Аксентий представил своим старым друзьям меня и пригласил всех на праздничный обед.

После обеда дед Аксентий, обращаясь ко мне, сказал:

— Ты привык, что я тебе каждый день рассказываю сказки. Сегодня я намерен изменить эту традицию. Сегодня я намерен попросить рассказать о своей судьбе своего друга — Героя Великой войны Тертения. А уж покажется тебе его рассказ сказкой или былью, решай сам.

— Аксентий, я не умею так красочно рассказывать, как это можешь ты, — попытался протестовать Тертений.

— А ты, не приукрашивая, расскажи все, как было на этой проклятой войне, — попросил дед Аксентий.

— Расскажи, — попросила Арлика.

— Хорошо, — согласился Тертений. — Я расскажу историю, которая произошла со мною на этой войне. Но рассказ я начну не с военного времени, а с тех событий, которые произошли спустя два десятилетия после войны.

В то время жили мы с Арликой в небольшом поселке. Арлика работала медсестрой в местной больнице, а у меня была редкая работа — я продавал керосин. Теперь уже нет такой профессии, а тогда это была весьма нужная людям работа.

Целыми днями я проводил в маленькой кирпичной лавочке, ютившейся через дорогу от поселкового рынка. У меня не было отбоя от покупателей, особенно в базарные дни. В то время люди жили очень бедно, не каждый мог заплатить за дорогое электричество, вот и экономили люди, по вечерам освещая свои жилища керосиновыми лампами.

Люди уважали меня, многие приходили к лавке просто так — проговорить о жизни.

И все же в моей жизни были и неприятные моменты. Мне приходилось надевать на работу пропахший керосином, замызганный от керосиновых пятен костюм. Как я ни старался аккуратнее работать, новые керосиновые пятна с фатальной неизбежностью появлялись на нем.

Но эта беда — еще не беда. Больше всего меня доставали мальчишки. Целый день они кружили возле моей лавки, дразня меня и распевая обо мне песенки.

На войне я потерял ногу, и теперь вместо нее у меня был тяжелый деревянный протез.

Мальчишки становились полукругом возле лавки и горланили во все горло:

Я не знаю, кто из них выдумал эту дразнилку, но меня она задевала. Иногда я выбегал из лавки и бросался за ними. Только где мне, инвалиду, было угнаться за этим шустрым и проворным воинством.

Воевать со мною начали мальчишки после того, как я заметил, что из моего сада начали по ночам исчезать яблоки. Яблок было не жалко. И я, и Арлика всегда угощали и мальчишек, и взрослых людей спелыми ароматными плодами. Возле своей лавки я поставил большую миску с яблоками, и каждый день подсыпал в нее все новых фруктов, предлагая угоститься всем желающим.

Однако такие яблоки не вызывали интереса у юного поколения. Им нравились другие плоды, добытые в результате ночных набегов на сады. Добывая яблоки, юные сорванцы не жалели и деревьев. Поутру я находил возле деревьев множество обломанных веток.

Мои уговоры ни к чему не привели, и тогда я решил устроить в саду ночную засаду. Все-таки во мне взыграла уязвленная гордость военного разведчика.

В первую же ночь я поймал Рыжего Грекха — предводителя местных мальчишек. Я привел его в дом и поставил перед ним миску яблок.

— Ешь! — предложил я.

— Не хочу! — зло сказал Рыжий Грекх. — Отпустите меня домой, а то мальчишки смеяться будут, что меня поймал безногий инвалид.

— Не только инвалид, — с достоинством произнес я, — но и бывший военный разведчик в звании капитана, между прочим.

Мальчишка ничего не ответил, а только молча растирал по лицу слезы вперемежку с соплями.

Я отпустил юного воришку. На следующий день, набрав сумку отборных яблок, я пошел к его родителям.

— Я принес немного яблок для Грекха, — сказал я, передавая им сумку. За чаем я поведал им о ночном приключении их сына и попросил их поговорить с ним на эту тему.

Видимо, разговор все же состоялся, потому что с того момента мальчишки словно возненавидели меня и принялись всячески допекать, не предоставляя мне ни минуты спокойной жизни.

Мои отношения с ними неожиданно поменялись весной. Так же, как и сейчас, тогда приближался День Победы. Перед самым праздником ко мне в керосиновую лавку заглянула учительница Марья Ивановна и попросила меня выступить перед школьниками с рассказами о войне. Я согласился и пообещал прийти назавтра в школу.

В тот день я встал еще до восхода солнца — тщательно выбрился, отутюжил свой праздничный костюм и прикрепил к нему Звезду Героя Великой войны. Даже Арлика похвалила меня:

— Какой ты у меня красивый! Вот так бы ходил каждый день!

— Не могу, — смущенно ответил я. — Ты же знаешь, какая у меня работа. Вмиг загажу единственный чистый костюм.

Я поцеловал Арлику и пошел в школу.

Учительница встретила меня на пороге школы и повела в свой класс.

Едва мы вошли в класс, как ученики встали, приветствуя нас.

— Садитесь, ребята, — сказала учительница. — Мне очень приятно представить вам нашего сегодняшнего гостя — Героя Великой войны, капитана Тертения Везучего.

В классе воцарилась тишина. Я заметил сидящего за второй партой своего знакомого Рыжего Грекха и сидящих вокруг него его друзей, которые так донимали меня во время работы в керосиновой лавке. Они жадными взглядами смотрели на мой пиджак, словно не веря, что простой продавец керосина может быть героем страны.

— Расскажите нам, пожалуйста, о войне, — попросила учительница.

И я начал рассказывать. Я рассказывал об ужасах войны, о героизме солдат, защищавших Родину, о смелости и трусости, о доблести и предательстве.

Говорил я примерно час, а когда закончил, спросил:

— Может быть, у вас, ребята, есть ко мне вопросы?

Тотчас взметнулась рука Рыжего Грекха.

— А почему вас называют везучим?

— Это не называют, это фамилия у меня такая — Везучий. И дед мой был Везучий, и отец.

— Вот почему вы меня поймали, — тихо произнес Грекх. — Вы просто везучий.

Я только улыбнулся.

— Есть еще вопросы к нашему гостю? — спросила у учеников Марь Иванна.

— Скажите, — вновь встал Рыжий Грекх, — а почему вы без ноги?

— Как тебе не стыдно, Грекх, задавать такие вопросы? — попыталась его урезонить учительница.

— Почему стыдно? — спросил я. — Если вы еще не устали, я расскажу.

— Расскажите, — попросил рыжий мальчишка. — Мы слушаем.

— Была ранняя весна, последняя весна войны. Мы освободили свою Родину и теперь воевали на территории врага.

Мне на всю жизнь запомнился тот день, о котором я хочу вам поведать. Прошло всего несколько недель, как земля освободилась от грязного, перемешанного с комьями от множественных разрывов снарядов, снега. Вся земля выглядела черной, основательно выжженной войной. Казалось, на этой обугленной земле уже никогда не прорастет ни одной травинки.

Неожиданно меня тронул за плечо сержант Кингор.

— Товарищ капитан, товарищ капитан! — взволнованно сказал он. — Посмотрите!

Я внимательно посмотрел в ту сторону, куда указывал сержант, но так ничего и не увидел.

— Чего тебе, Кингор? — спросил я. — Куда ты показываешь? Я ничего не вижу.

— Эх, вы, товарищ капитан, — разочарованно произнес боец. — Смотрите!

Он легко вскочил с пенька, на котором сидел, и быстро отбежал немного в сторону.

— Смотрите, товарищ капитан, какая красота!

Сержант присел на корточки и принялся что-то внимательно рассматривать на черной земле.

Я подошел к нему.

— Видите, какое чудо? — спросил Кингор.

Я присмотрелся и увидел на выжженной, израненной земле маленькие весенние цветы.

— Война не сумела убить землю, — сказал сержант. — Значит, жизнь будет продолжаться.

От этих, таких простых, слов сержанта, видевшего все ужасы войны, терявшего почти каждый день своих друзей и товарищей, мне стало как-то спокойно на душе. И радовали меня и теплый солнечный день, и первые весенние цветы, и скорый конец войны.

Внезапно зашипела рация, и послышался голос комдива.

— Капитан Везучий! Как слышите меня? Как слышите?

— Вас слышу, товарищ комдив, — ответил я.

— Приказываю вместе с танковым батальоном выступать к высоте 136. Как поняли? Повторите.

— Приказано выступать к высоте 136, - повторил я.

— Выполняйте! — приказал комдив, и рация смолкла.

— По машинам! — раздалась громкая команда.

Бойцы моего батальона взобрались на танки, и грозные машины двинулись вперед. Несколько часов мчались танки по полям и лугам, по бесконечным лесным дорогам. Наконец вырвались танки из лесной чащобы на огромное поле, конца и края которому было не видно.

— Стой! — раздался в шлемофонах танкистов тревожный голос командира танкового батальона. — Глуши моторы.

Стальные машины вмиг остановились.

— Что случилось, комбат? Почему встали? — спросил я у командира танкового батальона.

— Дальше пока нет дороги, — ответил он. — Видишь таблички, на которых написано «Мины»?

— Что же делать? — с досадой спросил я.

— Я уже вызвал саперов. Скоро должны подъехать и разминировать проход для танков. А пока отдыхай, пехота!

Мои бойцы расположились на отдых.

Ко мне подошел сержант Кингор.

— Товарищ капитан! Посмотрите! Что это?

— Опять увидел цветы? — с улыбкой спросил я.

— Нет, товарищ капитан, это не цветы. Это девочка, — и сержант показал рукой в сторону минной полосы.

И действительно, на минном поле сидела маленькая девочка и собирала первые весенние цветы.

— Что же она там делает? — с волнением спросил я.

— Похоже, собирает цветы, — ответил сержант. — Вон их сколько на теплом солнышке выросло.

— Вижу, что собирает цветы, — с досадой произнес я. — Но как она попала на минное поле? Она же погибнет, пока мы здесь отдыхаем.

Я подбежал к командиру танкового батальона.

— Скоро прибудут саперы?

— Обещали, что через час будут, — ответил он.

— Целый час ждать, могли бы и поторопиться, — пробурчал я.

— Так расстояние не маленькое, — попытался оправдать саперов командир танкового батальона.

Я стоял у края минного поля и смотрел на девочку. Она спокойно нарвала букетик цветов, поднялась и направилась к цветам, росшим неподалеку.

— Стой! — закричал я. — Ты погибнешь! Там же мины!

Девочка услышала мой крик, на мгновение остановилась, посмотрев в мою сторону, и пошла дальше.

И тогда я, не раздумывая, бросился бежать по минному полю к ней.

— Стой! — закричал комбат танкистов. — Остановись! Ты погибнешь!

— Я везучий! — только крикнул я в ответ.

Наверное, я действительно был везучий. Мне удалось живым и здоровым добежать до девчонки.

— Что ты здесь делаешь? Здесь же мины! — закричал я.

Девочка посмотрела на меня, прижала букетик к груди и ничего не сказала.

И тут до меня дошла простая истина, что нахожусь я на вражеской территории и девочка просто не понимает моего языка. К счастью, я знал язык своих противников.

— Как тебя зовут? — спросил я девочку.

— Альен, — опустив глаза, ответила она.

— Что ты здесь делаешь?

— Цветы собираю, — ответила девочка.

— Это я вижу, — сказал я. — Но зачем собирать цветы на минном поле?

— Они только здесь распустились, — тихо сказала девочка. — Нигде больше их нет.

— Зачем тебе цветы? — повторил я свой вопрос.

— На могилку к маме отнесу, — в глазах девочки выступили слезы. — Мама будет рада красивым цветам.

— У тебя мама умерла? — зачем-то задал я глупый вопрос.

— Она погибла, — ответила девочка. — Попала под бомбежку.

— А папа?

— У меня никого нет, — грустно ответила девочка.

— Кушать хочешь? — неожиданно спросил я.

— А у вас есть что-нибудь? — с надеждой спросила девчонка. — Я уже несколько дней не ела.

— Сейчас мы покушаем, — сказал я и взял девчонку на руки.

— А как же цветы к маме на могилку? — заволновалась она.

— Чуть позже, — ответил я. — Вначале покушаем, а потом отнесем цветы.

И я пошел в обратный путь. Теперь я уже не бежал. У меня на руках была драгоценная ноша, и теперь я долго высматривал, куда сделать следующий шаг.

Медленно, шаг за шагом, я приближался к своим товарищам, ждавшим меня у кромки минного поля.

И все же мне не повезло. Оставалось всего несколько шагов, как я почувствовал, что наступил на тщательно спрятанную мину. Раздался взрыв. Перед глазами сверкнула яркая молния, и затем я погрузился в полную темноту.

Очнулся я через несколько дней в какой-то незнакомой комнате. С трудом приоткрыв глаза, я увидел нечеткие контуры двух женщин в белых халатах, склонившихся надо мной. Мое тело болело, казалось, все тело порезали на кусочки и каждый пронзили острыми иглами.

— Кажется, очнулся, — прошептала одна из них.

— Где девочка? — с трудом шевеля губами, спросил я.

— Раз говорит о девушках, значит, жить будет, — улыбнулась одна из женщин.

— Я спрашиваю не о девушках, а о маленькой девочке — Альен, — прошептал я.

Ответа мне не довелось услышать. Я вновь потерял сознание.

И вдруг боль исчезла. Мне стало легко и хорошо. Я вдруг увидел мир, залитый светом. Присмотревшись, я увидел, что иду по небу. Тело стало невесомым, и я легко шел по небу, позволяя себе раз за разом запрыгивать во влажные облака и купаться в них.

А внизу подо мной проплывала огромная земля, опаленная войной. Но даже на этой выгоревшей земле то тут, то там распускали первые листики березки, клочками пробивалась нежная зелень травы.

Идя по небу, я вдруг заметил, что прямо подо мной проплывает моя родная деревня. Я узнал знакомые очертания дворов и хат моего села. Повсюду на улицах веселились люди, до меня доносилось лишь одно слово, повторяемое ими: «Победа!»

И только несколько женщин, одетых в черные одеяния, стояли у околицы деревни и непрерывно вглядывались вдаль, туда, откуда должны были появиться с войны их отцы, мужья и дети. И не хотели верить женщины, что многие из их родных уже никогда не вернутся в наше село, что заплатили они своими жизнями за возможность людям произнести только одно слово — «Победа!»

Приглядевшись, я увидел, что впереди всех стоит моя Арлика. И так мне стало жалко ее, так захотелось быть рядом с ней, что слезно просил я Бога позволить мне еще немного пожить на этой грешной земле. Внял моей просьбе Господь и произнес только одно слово: «Живи».

И вновь меня пронзила сильная боль. Я открыл глаза. Надо мной стоял добродушного вида старичок в белом халате.

— Очнулся! — радостно произнес он. — А мы, грешным делом, уже и не чаяли, что очнешься. По всем признакам, ты умирал.

— Меня отпустили пожить еще немного, — прошептал я.

— Кто отпустил? — недоумевая, спросил старый доктор.

— Самый главный — тот, кто решает наши судьбы, — прошептал я.

— А ты везучий, — сказал доктор. — Выжил после такого взрыва! Только ногу пришлось до колена ампутировать. Но это ерунда, на протезе танцевать будешь. Главное, что остался жив, везучий!

— Фамилия у меня такая, — прошептал я и закрыл глаза.

С тех пор мои дела пошли на поправку. Правда, мне еще немало пришлось поваляться по госпиталям, прежде чем увидела меня Арлика, идущего домой по пыльной сельской дороге. Вот такая история, — закончил я.

— А вы что-нибудь знаете о судьбе спасенной вами девочки? — спросил рыжий мальчишка.

— Совсем немного, — ответил я. — Говорят, что ее после войны удочерил лейтенант Иванов. Я пытался ее найти, но все безрезультатно.

— Ребята, есть еще вопросы? — спросила Мария Ивана.

В этот момент дверь класса открылась, и в класс вошли директор и красивая молодая девушка.

Ребята, как по команде, встали, приветствуя вошедших.

— Садитесь, ребята, — сказал директор. — Простите, Мария Ивановна, что прерываю ваше мероприятие, но уж дело больно неотложное. К нам в школу прибыла новая учительница математики, которая будет вам преподавать эту великую науку. Знакомьтесь, ее зовут Иванова Альен Владимировна.

— Альен? — переспросил я. — Уж больно редкое у вас имя.

— Так назвали меня родители, — ответили девушка. — А почему вы спрашиваете?

— Да так, — уклончиво ответил я.

Девушка внимательно посмотрела на меня и неожиданно спросила:

— Это правда, что вы потеряли ногу на войне, на минном поле, спасая маленькую девочку, собирающую цветы?

— Да, это правда, — ответил я. — А откуда вы это знаете? Вы слышали мой рассказ?

— Нет, — покачала головой девушка и в ее глазах появились слезы. — Не слышала. Я все это видела. Я та самая маленькая девочка, которую вы спасли на минном поле. Вы ведь капитан Везучий?

Теперь уже выступили слезы и на моих глазах.

— Я так долго вас искала, — сказала девушка, обнимая меня. — И так неожиданно нашла.

С тех пор мальчишки перестали больше дразнить меня. Наоборот, они стайкой приходили к моей лавке, садились полукругом возле нее и терпеливо ожидали окончания моей работы, чтобы услышать мои новые рассказы о войне и о героях, защитивших нашу великую страну.

Тертений на мгновение замолчал и улыбнулся.

— Вот и вся история о моем самом страшном дне на войне, вот и вся история о том, как любовь Арлики спасла меня от смерти и вернула к жизни.

— Теперь нам пора пройтись к монументу, — сказал дед Аксентий. — Люди, поди, уже собрались возле него и празднуют День Победы. Идемте!

Дед Аксентий и Тертений надели пиджаки со Звездами Героев Великой войны, и все вместе мы пошли к монументу солдату-победителю.

Целый день мы провели возле монумента, сооруженного когда-то скульптором Тертением в честь Героя войны Аксентия Орлова. А вечером небо над монументом раскрасили яркие огни праздничного салюта.

— Совсем, как тогда, в том далеком победном мае, — дрогнувшим голосом сказал дед Аксентий. — Только теперь нет рядом со мною моей любимой Ларники. Эх, годы, годы, — вздохнул старик.

На следующий день я уезжал из Замятино.

— Приезжай летом, — пригласил старик. — Летом отпуск большой, времени много. Представляешь, сколько сказок я успею рассказать?

— Разве я только за сказками приезжаю? — спросил я. — Я приезжаю за добротой. В городе мы все спешим, у нас даже нет времени, чтобы сказать доброе слово друг другу. Да и, чего таить, временами нет и желания сказать об этом. И только здесь, в деревне, я почувствовал, какими добрыми, человечными могут быть люди и как много мы теряем в погоне за призрачным успехом и всякими благами. Мы теряем часть своей души.

— Так ты приедешь? — с надеждой спросил дед Аксентий.

— Конечно, приеду, — пообещал я. — Даже не сомневайся. До встречи!

Мы крепко обнялись на прощание, и я зашагал по дороге к монументу воина, туда, где останавливался автобус, направляющийся в большой город.