В Китае были волнения. Поступали новые слухи о кончине Мао. Журналисты взахлёб передавали сообщения о внутренней борьбе в Пекине. Газеты называли возможных преемников. Никто не подозревал, что стоявшая за войну китайская группировка может пустить слух, якобы Америка пыталась саботировать мирные переговоры путём вероломного убийства посланников мира. Американцы способны на любые абсурдные идеи! В конце концов, если они могли послать человека на Луну, почему бы им не ликвидировать парламент?

Примерно так Китай трактовал события. Такие ходили, сплетни. Именно поэтому в стране, где важнейшие решения становились известными лишь постфактум, народ пришёл в движение до того, как наступил мир.

Ремо примерно так излагал свою точку зрения, пока они ехали в такси в Чайнатаун. Он оставил взятую напрокат машину у отеля, где они сняли номер, и оттуда вызвал такси.

Ремо считал, что ответ на все вопросы может и должен быть найден в Чайнатауне. Он был уверен, что исчезновение генерала Лиу каким-то образом связано с беспорядками в Китае. Но он уже не был столь уверен, что найдёт Лиу. Иголка в стогу сена, и на всё про все четыре дня! На пятый китайский премьер может отменить свой визит в США.

Ремо надеялся на то, что премьер способен во имя мира во всём мире прибыть сейчас в Америку без всяких договорённостей. Неожиданный визит, о котором объявят лишь тогда, когда самолёт будет находиться в воздухе.

— Благодарю вас, господин государственный секретарь, — издеваясь, поклонился Чиун.

— Неужели вы думаете, что народ Китая не встанет горой за одного из своих любимых генералов, который сейчас гниёт в какой-то американской тюрьме? — спросила Мэй Соонг.

— Заключённые в американских тюрьмах живут гораздо лучше, чем те, кто работает на ваших рисовых полях, — прокомментировал её заявление Чиун.

Шофёр такси постучал в окошко.

— Мы приехали, — объявил он.

Ремо оглянулся вокруг. Улицы были ярко освещены, продавцы продавали пиццу и горячие сосиски, а также итальянскую выпечку.

— Неужели это Чайнатаун? — спросил Ремо.

— Это — фестиваль в честь святого Януария. Здесь Малая Италия, Чайнатаун за ней.

Ремо пожал плечами и хорошо заплатил водителю за поездку. Он ничего не сказал, но почувствовал отвращение. Как можно найти кого-нибудь (или быть найденным) в этой толпе беснующихся итальянцев?

В мрачном настроении Ремо шагал посредине улицы, бросая взгляды на висящие фонари. За ним шла Мэй Соонг, которая через плечо выкрикивала оскорбления в адрес Чиуна, а Чиун тут же возвращал их обратно. Шум их ссоры оглушал только Ремо, остальным было не до них, Наспех сооружённые фанерные ларьки привлекали толпы итальянцев и азиатов. Чиун и Мэй Соонг продолжали оскорблять друг друга, но их крики в общем гвалте звучали примерно как приветствия давно не видевшихся родственников из Кастелламаре.

Казалось, никто не мог обратить внимания на двух ссорящихся азиатов, однако же кто-то обратил. Молодой китаец с длинными сальными волосами шёл навстречу, опираясь на шест, на котором плыло подобие итальянского дирижабля, и откровенно рассматривал их. Он был одет в потёртую армейскую, оливкового цвета форму — на каждом плече по красной звезде и военная кепочка «дедушки Мао», из-под которой свисали неопрятные волосы.

Уже в третий раз они встречали этого парня на своём пути — на протяжении всего двух кварталов Пелл-стрит. Парень подождал, пока все трое прошли мимо него, а затем Ремо услышал, как он закричал:

— Ва Чинг!

Эхо ушло куда-то в глубь улицы, затем было подхвачено несколькими голосами и вернулось обратно.

— Ва Чинг. Ва Чинг. Ва Чинг.

Ремо замедлил движение, Мэй Соонг выдвинулась вперёд, за ней и Чиун.

— Что это значит?

— Что именно?

— Эти крики?

— Ва Чинг означает: «Китайская молодёжь», — перевёл Чиун.

Они неожиданно миновали праздничный район, улица, в которую они вошли, вдруг оказалась тёмной. А затем Ремо разглядел в переулке на расстоянии сорока метров от них ещё четырёх молодых парней. Парни были одеты точно так же, как юноша, преследовавший их: такие же полевые куртки с красными звёздами и кепочки.

Парни начали двигаться по направлению к Ремо, Чиуну и Мэй Соонг. Ремо заметил, что один из них заходит сзади.

Ремо схватил Мэй Соонг за руку и быстро, но не применяя силы, увлёк её за угол в ближайший переулок. Переулок был узок, хорошо освещён и, на удивление, тих. Единственным шумом был звук кондиционеров, работавших в трёхэтажных кирпичных зданиях; здания создавали стену, которая препятствовала проникновению итальянского фестиваля, проходившего всего в одном квартале отсюда.

Всё произошло гораздо лучше, чем рассчитывал Ремо. Возможно, они просто хотели найти простаков в среде этой карнавальной неразберихи. Но он должен был обезопасить девушку.

Парни вышли на тротуар и последовали за ними, повернув за угол. Улица кончалась примерно через тридцать метров, выходя через неосвещённый переулок на Бауэри-стрит. Позади Ремо слышал приближающиеся шаги.

Он резко остановил Мэй Соонг.

— Эй, — сказал он, — сейчас мы перекусим.

— А у тебя или твоего лакея есть деньги? У меня их нет.

— Мы направим счёт КНР.

Девушка пока что ничего не замечала. Она привыкла к бесцеремонному обращению со стороны Ремо. Чиун, естественно, помалкивал, и Ремо надеялся, что он не подал виду, обнаружив за собой слежку.

Когда они непринуждённо поднимались в ресторан «Империал Гарден», Ремо дал девушке наказ:

— Когда революция победит и ваши парни придут к власти, пусть они издадут закон, выводящий все рестораны на улицы. Очень неудобно без конца спускаться или подниматься. Прямо ещё один город внутри города.

— Упражнения весьма полезны для пищеварения, — заметила Мэй.

Чиун хмыкнул, но промолчал.

Ресторан был пуст, официант сидел в дальнем углу, заполняя бланк для игры в скачки. Не ожидая приглашения, Ремо прошёл в кабину, расположенную где-то посредине зала в левой его части. Он усадил Мэй Соонг, затем жестом пригласил Чиуна сесть рядом с ней. Сам он устроился напротив за серым шероховатым столом. Повернувшись, Ремо мог наблюдать и за входной дверью и за дверью, ведущей на кухню, внутрь ресторана.

Чиун ухмылялся.

— Что смешного?

— Редкое угощение. Китайский ресторан. Ты когда-нибудь умирал от голода, когда тебе подавали семь блюд? Конечно, народ, лишённый чувства чести, не нуждается в средствах к существованию.

Реплика Мэй Соонг была обрезана появлением официанта.

— Добрый вечер, — произнёс он на отличном английском языке. — У нас не подают спиртные напитки.

— Отлично, — сказал Ремо. — Мы пришли сюда просто перекусить.

— Очень хорошо, сэр, — поклонился официант, обращаясь к Ремо. Он также кивнул Мэй Соонг и слегка повернул голову к Чиуну, признавая его старшинство.

Ремо увидел, как Чиун взглянул в глаза официанта, и этот взор стёр улыбку с его лица. Официант повернулся к Мэй Соонг и начал возбуждённо говорить с ней по-китайски.

Мэй Соонг тихо ответила ему. Официант пробормотал что-то, но прежде, чем Мэй Соонг открыла рот, Чиун вмешался в этот мелодичный диалог. Пародируя их напевную речь, он обратился к официанту, который покраснел, повернулся и быстро пошёл к двери на кухню.

Ремо посмотрел, как тот миновал вращающиеся двери, а затем повернулся к Чиуну, который с трудом сдерживал улыбку самодовольства.

— О чём здесь шла речь? — спросил Ремо.

Чиун ответил:

— Он спросил эту шлюху, что она делает в обществе корейской свиньи.

— А она?

— Она сказала, что мы вынуждаем её стать проституткой. Тогда он сказал, что вызовет полицию.

— А что ты сказал?

— Только правду.

— Какую правду?

— Что никакую китайскую женщину нельзя заставить стать проституткой. Это у них в крови. Так же, как воровство туалетной бумаги. Я ему ещё сказал, что мы будем есть только овощи и что он может убрать обратно в холодильник дохлых кошек и продать их завтра за кроликов. Это, очевидно, расстроило его, и он ушёл. Правда не всем нравится.

— Ну, я рад, что ты так галантно решил все проблемы.

Чиун кивнул в знак понимания и сложил руки перед собой в молитвенной позе — это означало, что из его уст не вышло ни одного неискреннего слова.

Ремо наблюдал за входной дверью поверх плеча Мэй Соонг, одновременно предупреждая её:

— А сейчас запомни: будь готова схватить глазами любой сигнал, любую опасность. Если мы правы, то люди, которые захватили генерала, находятся где-то поблизости. Скорее всего, им захочется добавить тебя в свою коллекцию. Это даст нам шанс найти твоего мужа. Возможно, шанс и небольшой, но это всё равно шанс.

— Председатель Мао сказал: «Тот, кто не ищет, никогда не найдёт».

— Меня с детства учили этому, — признался Ремо.

Она улыбнулась; улыбка вышла тёплой и почти незаметной.

— Вы должны быть осторожным, капиталист: а то вдруг в вас взрастут семена революции!

Мэй вытянула ногу под столом и коснулась коленом ноги Ремо. Он почувствовал, как она дрожит. Со времени того эпизода в номере бостонской гостиницы Мэй упорно старалась привлечь внимание Ремо, она буквально тёрлась о него. Но Ремо холодно реагировал на все попытки сближения. Её приходилось держать рядом и в повиновении, а самым лучшим средством для этого было заставлять ждать и надеяться.

Уловив во взгляде Чиуна оттенок неудовольствия, Ремо понял, что подходит официант. Ремо видел в зеркале над входной дверью, как официант с сердитым видом приближается к ним, неся поднос с тремя блюдами на вытянутой руке.

Остановившись у стола, он поставил одно блюдо перед Ремо:

— Это для вас, сэр.

Второе блюдо он поставил перед Мэй Соонг.

— А это для прекрасной дамы.

Затем он небрежно бросил третье блюдо перед Чиуном, так что брызги разлетелись по столу.

— Если мы вернёмся сюда через год, — предрёк Чиун, — эти жирные пятна будут ожидать нас. Знаешь, китайцы никогда не моют столы. Они ждут, что землетрясение или наводнение смоет грязь, которую они развели. То же самое можно сказать и о гигиене их тела.

Официант молча ушёл на кухню.

Мэй Соонг обеими ногами обхватила под столом ногу Ремо. И как всегда в подобных ситуациях — когда женщина не хочет выдать поведение своих ног — она начала лихорадочно болтать.

— Мне здесь нравится, — объявила Мэй. — Интересно, на каком диалекте тут говорят — на кантонском или на мандаринском?

Чиун принюхался к тарелке, в которой дрожала обычная студенистая, лишённая цвета овощная масса.

— Мандаринском, — сообщил он, — потому что пахнет обычным дерьмом. А кантонская пища отдаёт птичьим помётом.

— Люди, которые поедают сырую рыбу, недостойны называться цивилизованными, — сказала Мэй Соонг, поднося ко рту порцию овощей.

— А что, цивилизованно есть птичьи гнёзда?

И тут они снова завелись.

Но Ремо не обращал на них внимания. В настенном зеркале он мог наблюдать, что происходит на кухне, где официант оживлённо беседовал с парнем, преследовавшим их на улице. Парень разгоряченно жестикулировал, а потом снял свою кепочку и ударил ею официанта по лицу.

Официант покорно кивнул головой и почти бегом направился к вращающимся дверям, ведущим из кухни в зал. Когда он пробегал мимо их столика, он что-то пробормотал.

— Что он сказал? — спросил Ремо у Чиуна.

Чиун всё ещё возился со своими овощами.

— Он обозвал меня свиньёй.

Ремо увидел, что официант выскочил за дверь в холл и, подойдя к телефону-автомату, принялся набирать какой-то номер. Только три цифры. Один длинный щелчок и два коротких. Это был номер экстренного вызова полиции Нью-Йорка.

Но зачем полиция? Если только ему не было приказано оторвать девушку от Ремо и Чиуна. Что может быть лучше, чем вызвать полицию, которая схватит их и в суматохе утащит девушку?

Ремо не мог слышать слов официанта, но тем не менее наклонился к Чиуну и шепнул ему:

— Нам нужно разделиться. Ты доставишь женщину в гостиницу. Убедись, что тебя не преследуют. Оставайся с ней. Никаких звонков, никаких визитёров, не открывай дверь никому, кроме меня.

Чиун кивнул головой в знак согласия.

— Пошли, — велел Ремо девушке, высвобождая свою ногу.

— Но я ещё не доела.

— Мы попросим доставить ужин в гостиницу.

Полиция в этом случае может даже оказаться полезной. Благодаря ей, любой контакт с Мэй Соонг станет возможным лишь через Ремо.

Они подошли к стойке у выхода, где официант только что повесил трубку.

— Но вы ещё не пили чай, — растерялся он.

— Мы не испытываем жажду.

— А заказанные сладости?

Ремо наклонился через прилавок и схватил его за локоть.

— Ты хочешь узнать свою судьбу? Если попытаешься помешать нам выйти через эту дверь, у тебя будет сломано ребро. Твой проницательный ум может предсказать это?

Он полез в карман, вытащил десятидолларовую банкноту и бросил её на прилавок со словами: «Сдачу оставь себе!»

Ремо возглавил спуск вниз по каменной лестнице на улицу. При их появлении пять человек в защитного цвета куртках, слонявшихся у здания ресторана, направились им навстречу.

На последней ступеньке Ремо подсказал Чиуну:

— Ты можешь скрыться в том проулке, в конце улицы, и взять такси. Я присоединюсь к вам позднее.

Ремо сошёл на тротуар, а Чиун грубо схватил девушку за руку и быстро потащил её направо, в сторону Бауэри-стрит. Ремо оставалось только ненадолго задержаться, чтобы прикрыть их бегство. Никто не мог догнать Чиуна в тёмном переулке, даже с девушкой в качестве лишнего груза.

И вот тогда официант выскочил на верхнюю ступеньку и закричал:

— Остановись, вор!

Пятеро мужчин тут же взглянули на него. Ремо посмотрел через плечо направо. Чиуна и девушки не было видно. Они пропали. Как будто земля разверзлась и поглотила их.

Пятеро молодых китайцев тоже увидели, что их цель исчезла. Они недоуменно обозрели улицу в оба конца, затем удивлённо посмотрели друг на друга, а потом, решив выместить ярость на Ремо, бросились на него.

Ремо старался не сильно повредить их. Он не хотел, чтобы, когда прибудет полиция, улица была бы усеяна трупами. Это вызовет слишком много осложнений. Поэтому он просто скользил между ними, увёртываясь от пинков и ударов. Официант всё еще продолжал вопить наверху во весь голос.

Из-за угла наконец-то вынырнула полицейская патрульная машина. Красный вращающийся огонёк на её крыше выхватывал здания по обе стороны улицы. Молодые китайцы, завидев машину, бросились наутёк в тёмный переулок, где их было не догнать.

Автомобиль, резко затормозив, остановился напротив Ремо. Выскочили два полицейских, и официант закричал.

— Да, это он! Задержите его! Не дайте ему убежать!

Полицейские, встав по бокам, как бы взяли Ремо в клещи.

— Что всё это значит, приятель? — спросил один из них.

Ремо взглянул на него. Тот был молод, белокур и слегка испуган. Ремо знал это чувство — он сам испытывал такое, служа в полиции. Тогда, когда он ещё числился в живых.

— Если бы я знал, чёрт возьми. Я вышел из ресторана, и на меня напали пять хулиганов. Тогда никому до меня не было дела. А сейчас он вопит, как сумасшедший.

Официант спустился на тротуар и подошёл к ним, стараясь держаться подальше от Ремо.

— Он ударил меня, — заявил официант, — и убежал, не оплатив счёт. Эти молодые парни услышали мой крик и пытались задержать его. Я хочу сделать заявление.

— Полагаю, мы должны задержать вас, — сказал второй полицейский.

Он был значительно старше, наверное, ветеран службы, о чём свидетельствовали его седые виски.

Ремо пожал плечами. Официант усмехнулся.

Пожилой полицейский препроводил его на заднее сиденье машины, в это время молодой коп закончил оформлять бумаги с официантом.

Они вернулись в машину и сели спереди, а пожилой полицейский занял место рядом с Ремо. Ремо заметил, что он положил оружие с противоположной от Ремо стороны. Стандартная процедура, как приятно видеть, что ещё существуют полицейские-профессионалы.

Участок находился всего в нескольких кварталах от места происшествия. В сопровождении обоих полицейских, конвоировавших его с обеих сторон, Ремо предстал перед длинным дубовым столом, который напомнил ему о том, как он сам когда-то доставлял к такому же столу задержанных им преступников.

— Ограбление, сержант, — сообщил пожилой полицейский лысому дежурному, сидевшему за столом. — Мы не были свидетелями. У тебя есть кто-нибудь, кто мог бы заняться этим делом? Мы хотим вернуться, пока фестиваль ещё продолжается.

— Отведи их к Джонсону, он там, в задней комнате. Он сейчас свободен, — сказал сержант.

Ремо хотел потянуть время, чтобы полиция сама узнала его адрес, отследив его местонахождение. Когда-то ему предложили на выбор два способа поведения в случае ареста.

Разумеется, он мог силой выпутаться из этой ситуации. Но об этом, конечно, не могло быть и речи. Ремо собирался в конце концов сообщить своё имя и адрес — ему совсем не нужно было, чтобы тридцать тысяч полицейских разыскивали его в отеле.

С другой стороны, однако, ему было разрешено сделать один телефонный звонок. Ремо мог позвонить по определённому номеру в Джерси-Сити.