Никто не услышал выстрелы на Джером-авеню в Бронксе. Был час пик. И только тогда, когда чёрный лимузин с задёрнутыми занавесками, грохоча, врезался в одну из стоек, поддерживающих крышу над входом в метро, обратили внимание на то, что водитель уткнулся головой в рулевое колесо, а из затылка у него хлестала кровь. Человек, сидевший рядом с шофёром, опустил голову на щиток и, казалось, блевал кровью. Шторы, закрывающие заднее сиденье автомобиля, были задёрнуты, а двигатель машины продолжал работать, как продолжали вращаться и упёршиеся в препятствие колёса.

Серая машина с четырьмя мужчинами в шляпах резко остановилась позади лимузина. Они выскочили из автомашины, с пистолетами в руках, и бросились к лимузину, который сотрясался, упёршись бампером в бетонное основание, на котором покоились чёрные от въевшейся копоти стальные опоры выходивших на поверхность рельсовых путей.

Один из четырёх мужчин ухватился за ручку задней дверцы. Он пытался открыть её, но безуспешно; тогда он взялся за ручку передней двери, но та тоже не открывалась. Тогда он поднял курносый нос пистолета чуть выше ручки и выстрелил, а затем через разбитое стекло открыл заднюю дверь.

Это было всё, что успела заметить Мейбл Кац, проживающая по адресу Озирис-авеню, 1126, выйдя из-за утла. Мейбл несколько раз старательно объяснила это симпатичному молодому человеку, который совсем не походил на еврея, хотя и носил еврейское имя. Вряд ли ФБР было тем учреждением, где мог работать молодой еврейский юрист. Все жители квартала беседовали с такими, как он, людьми, поэтому миссис Кац тоже не молчала. Хотя ей нужно было спешить домой, чтобы приготовить ужин Мервину. Мервин чувствовал себя неважно и поэтому не мог обойтись без ужина.

— Люди на переднем сиденьи выглядели как китайцы или японцы. Возможно, вьетнамцы, — находчиво предположила она.

— Вы видели, чтобы кто-нибудь покидал машину? — спросил мужчина.

— Я услышала, что машина с грохотом ударилась, и заметила, как несколько человек подбежали и выстрелом открыли её. Но на заднем сиденьи никого не было.

— Вы заметили кого-нибудь, кто, скажем так, — выглядел подозрительно?

Миссис Кац покачала головой. Идёт стрельба, машины разбиваются, как игрушки, а люди задают друг другу вопросы!

— Те двое, на переднем сиденьи, — они выживут?

Молодой человек отрицательно покачал головой.

— Скажите, вы не видели вблизи других лиц восточной национальности, кроме тех, что сидели впереди в машине?

Она опять отрицательно покачала головой.

— А как насчёт прачечной на другой стороне улицы?

— О, так это мистер Пэнг. Он живёт здесь поблизости.

— Но ведь он азиат.

— Если вам так нравится называть его, пожалуйста, но я всегда думала, что азиаты, понимаете, это что-то далёкое и экзотичное.

— Вы не видели его рядом с машиной?

— Мистера Пэнга? Он выбежал на улицу, как и все остальные. Как и вы… Меня сегодня покажут по телевидению?

— Нет.

В тот вечер её не показали по телевидению. По сути дела, этой истории было отведено несколько секунд, причём не упоминалось, что вся окрестность буквально кишела различного рода следователями. Объяснили, что это война тонгов с пролитием крови, и телекомментатор значительную часть своего выступления посвятил истории войн между тонгами. Он не упомянул ни о большом количестве агентов ФБР, наводнивших округу, ни о том, что кто-то, ехавший в магазин на заднем сиденьи, вдруг неожиданно пропал. Миссис Кац была весьма недовольна, посмотрев шестичасовые новости. Но ещё больше был недоволен человек, за которого она голосовала на выборах. Был крайне раздражён и его ближайший советник:

— Он же должен был следовать под охраной автомобильного эскорта и мотоциклистов! Как мог он взять и просто так исчезнуть?!

Главы департаментов и ведомств сидели почти по стойке «смирно», держа в руках одинаково неутешительные доклады. Дело происходило за длинным деревянным столом в пасмурный, затянувшийся навечно день. Они собрались здесь ещё до полудня, и, хотя неба не было видно, часы показывали, что сейчас в Вашингтоне уже ночь. Каждые полчаса им приносили новые доклады.

Ближайший советник президента кивнул мужчине с бульдожьим лицом, который сидел за столом напротив него.

— Расскажите нам ещё раз, как всё произошло.

Мужчина начал рассказывать, поглядывая в записки, лежавшие перед ним:

— Машина генерала Лиу вышла из колонны примерно в четверть двенадцатого; за ней сразу же бросились люди службы безопасности, которые отчаянно пытались вернуть её обратно на Тру-уэй. Автомобиль генерала въехал по Джером-авеню в Бронкс, внезапно между ним и машиной службы безопасности вклинилась ещё одна машина. Агентам удалось догнать её в районе городских курсов по обучению игре в гольф. Машина врезалась в стальную опору рельсов выходивших наверх путей метрополитена. Генерал исчез. Его водитель и адъютант были мертвы — застрелены из револьвера в голову сзади. Их тела доставили в находящийся поблизости госпиталь Мотефиаре для немедленного вскрытия и извлечения пуль, которые сейчас изучаются экспертами по баллистике.

— Хватит! — взревел советник президента. — Мне плевать на эти нудные полицейские подробности. Как могли мы потерять человека, находившегося под нашей охраной? Потерять! Мы потеряли его навсегда. Неужели никто не видел его? Не видел похитителей? Как далеко находились от него ваши люди?

— На расстоянии двух корпусов автомашин. Между ними втиснулась ещё одна машина.

— Просто взяла и втиснулась?

— Да.

— Кто-нибудь знает, куда поехала та машина или кто был в ней?

— Нет.

— И никто не слышал выстрелы?

— Нет.

— И затем вы обнаружили двух мёртвых помощников генерала Лиу и не нашли самого генерала, так ведь?

— Да.

— Джентльмены, я считаю, не стоит напоминать, насколько всё это важно. Всем этим озабочен президент. Могу сказать, что рассматриваю всё происходящее как потрясающую некомпетентность.

Ответом было молчание.

Советник обвёл взглядом длинный стол и остановил глаза на маленьком, хрупкого телосложения мужчине с жёлтым лицом, в больших тёмных очках. Тот молчал и только иногда делал записи.

— У вас есть какие-нибудь предложения? — спросил у него советник.

Все головы повернулись к мужчине.

— Нет, — ответил он.

— Вы можете оказать мне честь и сообщить, почему президент пригласил вас на данное совещание?

— Нет, — ответил мужчина невозмутимо, как если бы у него попросили спички, а их не было.

Руководители ведомств уставились на него. Один из них поморгал, как будто бы вспомнил знакомое лицо, но затем отвёл взгляд в сторону. Напряжение несколько ослабло, когда дверь отворилась и появился посыльный со следующим получасовым донесением. Советник президента замолчал, забарабанил пальцами по стопке докладов, лежавших перед ним. Довольно часто на телефонах, стоявших перед каждым участником, загорались лампочки, и тогда получивший информацию делился ею со всеми присутствующими. Но лампочки ещё ни разу не зажигались на аппаратах, стоявших перед человеком с лимонного цвета лицом, который сидел в самом конце стола.

На этот раз, однако, посыльный подошёл к советнику и что-то шепнул ему на ухо. Советник утвердительно кивнул головой. Тогда посыльный приблизился к человеку с лицом цвета лимона, шепнув что-то ему. Тот встал и удалился.

Он прошёл вслед за посыльным по покрытому ковром полу и затем был допущен в большой тёмный кабинет, единственным источником освещения которого была лампа, стоявшая на огромном столе. Дверь за ним закрылась. Даже в сумраке мужчина мог разглядеть озабоченность на лице человека, сидевшего за столом.

— Да, мистер президент? — сказал мужчина.

— Ну? — спросил президент.

— Я хотел бы отметить, сэр, что считаю всё это дело довольно необычным. Наш рабочий контракт был невозможным образом нарушен, причём не с моей стороны; не только тем, что я появился в Белом доме, но и тем, что принял участие в этом совещании, где, как мне показалось, в какой-то момент я был узнан. Я понимаю, что человек, узнавший меня, пользуется высшей степенью доверия. Но даже один тот факт, что меня видят на людях, разрушает почти всю основу нашего существования.

— Никто не знал вашего имени, кроме этого человека?

— Не в этом дело, мистер президент. Если наше задание становится известным или если о нём даже станут догадываться в широких кругах, тогда наше существование, а прежде всего моё, теряет всякий смысл. Сейчас, если только вы не считаете всё происходящее достаточно важным, чтобы прекратить нашу деятельность, мне хотелось бы уйти.

— Я действительно считаю происходящее настолько важным, что посчитал возможным рискнуть вашей деятельностью. Я бы не просил вас об этом, если бы не было жёсткой необходимости. — В голосе президента чувствовалась усталость, но не напряжение; голос продолжал излучать силу и не изменил ему. — То, с чем мы сейчас имеем дело, касается мира во всём мире. Быть ему или не быть. Вот как всё просто.

— Но ведь Конституции Соединённых Штатов никто не отменял, — сказал доктор Гарольд У. Смит. — V, вас есть армия, есть флот, у вас есть ВВС, ФБР и ЦРУ, министерство финансов, полицейская служба и всё прочее. Все они действуют в пределах Конституции.

— И у них ничего не вышло.

— Что заставляет вас думать, что получится у нас?

— Он, — сказал президент. — Тот человек.

Доктор Гарольд У. Смит сидел в молчании. Президент продолжал:

— Мы связались с послом Польши, через которого контактируем с Пекином. Если не найдём генерала Лиу в течение недели, то, как мне сообщили, несмотря на всё своё желание, китайский премьер не сможет посетить нашу страну. В его стране тоже есть националистические силы, и он должен считаться с ними. Мы должны найти генерала Лиу.

— Тогда, сэр, что потребуется от человека, которого вы упомянули?

— Он станет самым лучшим телохранителем, не так ли? Вся наша армада не смогла защитить генерала Лиу.

— Не напоминает ли это случай, когда навешивают самый надёжный в мире замок на конюшню, из которой увели лошадь?

— Немного не так. Он примет участие в поиске. Мы обязаны найти генерала Лиу.

— Сэр, я очень боялся этого момента. То есть я очень не хотел бы этого.

Доктор Гарольд У. Смит остановился, тщательно обдумывая слова. Как-никак, он находился в обществе президента США, а прямота, свойственная ему с юности, рвалась наружу самым дерзким образом. Но ведь именно благодаря прямоте и честности многие годы он пользовался доверием предыдущего президента…

… Смит работал в ЦРУ и однажды в течение недели ему пришлось побеседовать с тремя высокопоставленными чиновниками. Чиновники смотрели на него изучающе и ничего не говорили прямо. Потом один из них, близкий друг Смита, проговорился, что его ждёт особое задание — на президентском уровне. Смит моментально, с грустью, отметил для себя ненадёжность друга. Этот вывод явился следствием постоянного анализа, который обязан делать хороший администратор. Именно тогда Смит впервые в жизни беседовал с президентом Соединённых Штатов.

— Ну? — сказал президент.

Его песочного цвета волосы были тщательно причёсаны. Его светло-серый костюм был хорошо сшит.

Он стоял, слегка согнувшись, что объяснялось перенесённой когда-то травмой спины.

— Что «ну», мистер президент?

— Что вы думаете о людях, задававших вопросы, касающиеся вашей особы?

— Они делали своё дело, сэр.

— Но как бы вы оценили их?

— Я не стал бы делать этого. Даже для вас, мистер президент.

— Почему нет?

— Потому что это не моё дело, сэр. Уверен: для этого у вас есть эксперты.

— Я президент Соединённых Штатов. Ваш ответ по-прежнему — нет?

— Да, мистер президент.

— Спасибо. Всего хорошего. Кстати, вы только что потеряли свою работу. Так каков же ваш ответ?

— Всего хорошего, мистер президент.

— Доктор Смит, что бы вы ответили, если бы я вам сказал, что мог распорядиться убить вас?

— Я бы помолился за наш народ.

— Но вы всё равно не сказали бы мне то, что я прошу вас?

— Нет.

— Хорошо. Вы победили. Скажите, кем бы вы хотели работать.

— Позабудьте об этом, мистер президент.

— Вы можете идти, — сказал молодой красивый мужчина — президент Соединённых Штатов. — У вас в запасе одна неделя, чтобы обдумать моё предложение.

Через неделю Смит снова сидел в том же самом кабинете и снова отказывался ответить на тот же самый вопрос президента. Наконец президент заговорил:

— Хватит, доктор Смит. У меня для вас очень плохие новости. — В его голосе уже не было оскорбительной интонации. В нём чувствовались искренность и страх.

— Меня собираются убить? — высказал догадку Смит.

— Возможно, вы пожалеете, что так не случится.

Во-первых, позвольте пожать вам руку и выразить своё самое глубокое почтение.

Доктор Смит не пожал протянутую ему руку.

— Да, — сказал президент. — Я догадывался, что вы её не примете. Доктор Смит, в течение десяти лет нашей стране грозит установление диктатуры. Маккиавелли заметил, что семена диктатуры произрастают в хаосе. Мы вступаем в эпоху хаоса. Согласно пашей Конституции, мы не можем контролировать организованную преступность. Доктор Смит, я люблю эту страну и верю в неё. Мы переживаем сейчас трудное время, но надеюсь, оно скоро пройдёт. Я также полагаю, что наше правительство нуждается в помощи некоей внешней силы, чтобы спасти демократию.

Президент поднял глаза.

— Вы, доктор Смит, возглавите эту силу. В вашу задачу будет входить работа вне рамок Конституции, чтобы помочь процессам, осуществляемым правительством. Если вы встретитесь с коррупцией, истребляйте её. Встретитесь с преступностью, боритесь с ней. Используйте любые подходящие для вас средства, вплоть до человеческой жизни. Помогите мне защитить нацию, доктор Смит. — В голосе президента прозвучало отчаяние.

Смит выдержал долгую паузу, прежде чем ответить. Затем он сказал:

— Это опасно, сэр. Допустим, я получу власть, чтобы установить контроль над нацией.

— Я ведь подобрал вас не на улице.

— Понимаю. Полагаю, сэр, у вас разработан какой-то план, чтобы в случае необходимости демонтировать этот проект?

— Хотите ознакомиться с ним?

— Если я соглашусь на эту работу, то нет.

— Я так и думал. — Он передал портфель доктору Смиту. — Тут всё, что, на мой взгляд, окажется нужным, — ваш бюджет, рабочие инструкции, легенды для вас и вашей семьи, документы на собственность и для найма сотрудников — все. Вам придётся тяжело, доктор Смит, поскольку об этом задании известно только двоим.

Президент помолчал и добавил:

— Я поставлю в известность своего преемника, а он в свою очередь расскажет об этом своему преемнику. В случае вашей смерти, доктор Смит, организация автоматически прекращает своё существование.

— Как быть в случае вашей смерти, сэр?

— Моё сердце в отличном состоянии, и я не горю желанием пасть от руки убийцы.

— А если вас убьют вопреки вашему желанию?

Президент рассмеялся.

— Тогда о нашем договоре вы поставите в известность следующего президента.

Вот так случилось, что в один холодный ноябрьский день доктор Смит ознакомил нового президента США со структурой и задачами своей организации. Всё, что сказал этот новый президент, было:

— Валяйте! Значит, если я захочу, чтобы вы подстрелили кого-нибудь — любого, — достаточно намекнуть вам об этом?

— Нет.

— Хорошо. Иначе наверняка я послал бы всех ваших людей за сарай — играть в «казаки-разбойники».

А потом тот, теперь уже бывший, президент поставил в известность нынешнего, показав ему красный телефон, с помощью которого можно связаться со штаб-квартирой секретной организации «Кью» («Лекарство против зла»). И сообщил: в силах президента — или распустить организацию, или же дать ей задание в рамках утверждённого статуса. Однако президент не имел права давать ей поручения по собственной воле.

Нынешний президент просил сейчас именно об этом.

Президент настаивал, чувствуя, что сидящий перед ним человек проявлял некоторые признаки колебания. Из-за единственной лампы — на столе — в кабинете было темно.

— Ну? — спросил президент.

— Мне хотелось бы, чтобы с этим делом разобрались люди из правительственных организаций.

— Мне бы тоже этого хотелось. Но они провалили всё дело.

— Я должен продумать вопрос о роспуске организации, — сказал Смит.

Президент вздохнул:

— Иногда очень трудно быть президентом. Пожалуйста, доктор Смит…

Президент резко наклонился над столом, так что в свете лампы стало видно его лицо, и образовал почти кольцо из большого и указательного пальцев, оставив промежуток толщиной с карандаш.

— Мы вот настолько близки к достижению мира, доктор Смит. Вот настолько.

Смит мог видеть усталую отвагу в лице президента и ощутить стальную волю, которая толкала этого человека к его цели — миру на земле.

— Я сделаю то, о чём вы просите, мистер президент, хотя будет очень трудно. Публичное появление этого человека в качестве телохранителя или даже агента спецслужбы, занимающегося расследованием, может привести к тому, что кто-то, знавший его ранее, ещё при жизни, сможет опознать его по голосу.

— При жизни? — спросил президент.

Смит оставил без ответа этот вопрос. Он встал, вместе с ним поднялся и президент.

— Желаю удачи, мистер президент.

Он пожал протянутую руку, поскольку не раз жалел о том, что в своё время отказался от рукопожатия президенту. Повернувшись, чтобы идти к двери, Смит произнёс:

— Я пошлю этого человека на задание.