Я стою на крыше, глядя на покачивающуюся фигуру женщины, которая поднимается ко мне по ступеням. Я не могу различить ее черты, но меня завораживает ее плавная походка и распустившаяся белоснежная роза в волосах, напоминающая о Зари. Это она? Надеюсь, да. Ласковый и в то же время сильный ветер доносит издали аромат розы. Надо бы подождать, но меня подводят ноги, и вот я уже бегу к ней, широко раскинув руки, чтобы заключить ее в объятия. Я вижу, как она протягивает ко мне руки, кажется, я успею ее подхватить, но она скользит по крыше и падает с края. В горле застревает крик. Я сажусь на вымокшей от пота постели, ловя ртом воздух и задыхаясь, а в ушах рефреном звучат слова моей матери о людях, падающих с крыш.

Я в палате один. Из маленького квадратного оконца в двери падает столб тусклого света. Я сжимаю холодные пальцы, потом сильно трясу ими, словно мшу стряхнуть ночной кошмар, как грязную воду. В коридоре бродят, неразборчиво бормочут другие пациенты, и меня это, как ни странно, успокаивает. Веки тяжелеют, но я не осмеливаюсь вновь провалиться в сон. Я срываю с кровати намокшие простыни, ложусь на непокрытый матрас и принимаюсь считать шаги медсестер, совершающих свои бесконечные обходы.

И снова множество вопросов осаждают мой рассудок. Почему я здесь? Почему я не могу вспомнить недавние события? Иногда я не узнаю родителей, когда они входят в палату. Почему? Почему мне не освободиться от кошмаров, досаждающих днем и ночью?

Заторможенному рассудку мучительно трудно доискиваться ответов. Я выбираю единственный вариант: игнорирую эти вопросы, и тут же опускается туман беспамятства. Туман в голове похож на палатку, в которую я заползаю, чтобы уберечься от помех и опасностей. Вот так я переживаю ночь.

В следующий раз, когда приходит Яблочное Лицо, я говорю ей, что мне надо лекарство, которое могло бы прекратить сны. Она просит меня описать их, но я отвечаю, что почти ничего не помню.

Она уверяет, что мое состояние нормальное и, скорее всего, временное.