В настоящий том вошли произведения А. С. Серафимовича 1902–1906 годов. До середины 1902 года писатель жил в провинции и печатался по преимуществу в провинциальных газетах.

Серафимович уже давно стремился уехать из Новочеркасска в Петербург или Москву. Но при этом нужно было обеспечить себе постоянный литературный заработок. 13 января 1902 года он получил от Л. Андреева приглашение работать в московской газете «Курьер».

Л. Андреев писал ему: «Милостивый государь! В „Курьере“ подбирается хорошая компания беллетристов, и мне, как заведующему этим отделом и ценящему Ваш талант, очень хотелось бы привлечь Вас как сотрудника. Плата 7 к. строка. Если Вы согласны, будьте любезны уведомьте. С искренним уважением Леонид Андреев».

С переездом в Москву в августе 1902 года расширяются литературные связи Серафимовича, он входит в круг московских литераторов, становится активным участником литературного объединения «Среда». Это объединение, которому суждено было сыграть заметную роль в истории русской литературы, было создано в 1899 году и объединило группу писателей реалистического направления.

Напряженная работа в «Курьере», для которого Серафимовичу приходилось писать заметки, фельетоны почти каждый день, продолжалась до июля 1903 года.

Одновременно писатель поддерживает связь с петербургским «Журналом для всех», где печатает ряд своих рассказов. Вынужденный по семейным обстоятельствам в июне 1904 года уехать из Москвы на юг, он более года сотрудничает в журнале «Южные записки», выходящем в Одессе.

Но главным местом публикации произведений Серафимовича с 1903 года становится издательство товарищества «Знание», во главе которого к этому времени стоял А. М. Горький.

Произведения Серафимовича были известны Горькому еще до того, как произошло личное знакомство двух писателей. Когда в 1901 году у Н. Д. Телешова явилась мысль издать сборник рассказов для самого широкого круга читателей, Горький отнесся сочувственно как к самой идее сборника, так и к намерению Телешова сделать «определенный подбор авторов» и назвал Серафимовича в качестве весьма желательного участника сборника.

В 1902 году состоялось знакомство Серафимовича с А. М. Горьким. Издательство «Знание» стало готовить первый том «Рассказов» А. С. Серафимовича, редактором которого был Горький. Вслед за первым вышло еще два тома «Рассказов» (1907 и 1908), в которые вошли все наиболее значительные произведения писателя.

В 1903 году то же издательство задумало выпускать серию литературных сборников из произведений демократических писателей, и Горький привлек Серафимовича к участию в них.

В первом же сборнике (СПб. 1904) наряду с произведениями Н. Телешова, В. Вересаевa, И. Бунина, С. Гусева-Оренбургского, рядом с поэмой М. Горького «Человек» появился рассказ Серафимовича «В пути». В литературных сборниках «Знания» Серафимович печатался до 1908 года. Не отказываясь от публикации своих произведений в журналах и газетах, он, однако, по собственному его признанию, лучшее из написанного им отдавал в эти сборники.

Вместе с тем издательство пропагандировало рассказы Серафимовича, выпуская некоторые из них отдельными дешевыми изданиями.

Тесная связь с горьковским «Знанием» имела большое значение для творчества Серафимовича. В эпоху, когда долгом каждого писателя было служение делу революции, Серафимович обрел в лице Горького умного, требовательного и дружественного критика, который умел видеть все ценное в рассказах молодого автора и в то же время настоятельно добивался от него более совершенного в художественном отношении воплощения темы. Об этом свидетельствуют письма Горького Серафимовичу с отзывами о рассказах «Среди ночи», «Мать», «Погром», «Похоронный марш» и ответные письма Серафимовича с согласием переработать рассказы по советам Горького.

Вспоминая позднее этот период своей жизни, Серафимович писал о Горьком: «Он всех нас сумел объединить вокруг революции, зажечь ее пламенем, заставить ей служить. До него тоже звучали в литературе революционные мотивы, но они звучали разрозненно, а он создал могучий, стройный объединенный писательский хор» («Воспоминания о Горьком»). С полным основанием Серафимович заявлял, что Горький сыграл решающую роль в его писательской судьбе.

Выход в 1903 году первого тома «Рассказов» вызвал появление статей и рецензий на произведения, опубликованные в этом томе; в общих статьях и рецензиях, посвященных сборникам «Знания», также начинает фигурировать имя Серафимовича. Именно в предреволюционный период и в годы первой русской революции оценки произведений Серафимовича в критике стали отчетливо отражать острую идейную борьбу, характерную для литературного движения тех лет.

Суждения демократической критики о Серафимовиче в 1903–1907 годах были немногочисленными, но в них правильно отмечались сильные стороны его творчества и высказывались надежды, что писатель обратится к непосредственному изображению революционных настроений эпохи. Именно так ставил вопрос А. Богданович в «Критических заметках», в журнале «Мир божий», 1903, № 4. Спустя четыре года критик Б. Львов в статье «Из жизни и литературы» (журнал «Образование», 1907, № 2) отмечал уже, что сборники «Знания» и рассказы Серафимовича, напечатанные в них, ярко отражают рост революционных настроений народа. «Рассказы Серафимовича „В пути“ и Гусева-Оренбургского „В приходе“… – писал он, – говорят, что гроза собирается, надо ждать бури». «В семье» («Погром»), «Похоронный марш», «Среди ночи», «На Пресне» являются для критика свидетельством стремлений писателя поспевать за событиями революционной борьбы народа и даже опережать движение масс.

В противовес критике демократического лагеря, которая всегда ценила суровый реализм Серафимовича, либерально-буржуазная критика считала взгляд писателя на жизнь слишком мрачным и пыталась поставить под сомнение правдивость его рассказов. По поводу рассказа «Заяц», например, рецензент «Вестника Европы» (см. «Литературное обозрение» за подписью Евг. Л., «Вестник Европы», 1905, № 6), писал: «Опять, как видят читатели, трагический „случаи“, но и только: сердобольные люди побранят жестокого капитана и пожалеют всех Антипов, у которых нет денег на покупку билета для поездки на родину, но едва ли не признают, что обстановка „случая“ слишком уж исключительна и малоправдоподобна».

Но особенным нападкам произведения Серафимовича подверглись со стороны декадентской критики. Поход декадентских журналов «Новый путь» и «Весы» в 1904 и 1905 годах против Горького определил собой оценки этими журналами и Серафимовича, который был сразу отнесен к горьковской «плеяде». А то, что революционную проповедь Горького поддерживает своим творчеством его «плеяда», вызывало особую тревогу декадентской критики. С декадентскими журналами солидаризировался реакционный «Русский вестник». Критик Стечькин откровенно ужасался тому, что доступный всем и каждому сборник «Знания», где «революционное воззвание, преступная прокламация налицо» (речь идет о поэме «Человек»! публикует произведения, «споспешествующие целям М. Горького» («Русский вестник», 1904, № 6, стр. 778).

Связь Серафимовича с горьковским лагерем литературы была воспринята как проявление его писательской несостоятельности.

«Весы» и «Новый путь» не жалели красок, чтобы доказать, как «малосамостоятельны», «шаблонны» рассказы Серафимовича. Делались попытки вывести их вообще за пределы искусства. При этом «шаблонность», «одноцветность», «однокронность» рассказов писателей-«знаньевцев» рассматривались как прямое следствие их тенденциозности, их внимания к социальным проблемам, как прямой результат того, что Серафимовичу и другим «знаньевцам» «чужды задачи художественные, и литература для них является лишь средством для достижения целей, не имеющих ничего общего с искусством» («Весы», 1908, № 4, стр. 49). Выдвигая на первый план заботу о художественном уровне литературы, критики декадентских журналов по существу были далеки от того, чтобы действительно оценивать художественное мастерство «знаньевцев». Не заботой об искусстве, а страхом перед революционизирующим воздействием сборников «Знания» на общественное сознание была продиктована рецензия И. Смирнова, который писал: «Принимая в расчет, что „Сборники Знания“ расходятся в громадном количестве экземпляров, надо признать, что они развращают и принижают литературный вкус читателей. Все любящие русскую литературу и русскую речь должны бы бороться с влиянием этих сборников» («Весы», 1905, № 4, стр. 50). В том же духе высказывался другой критик тремя годами позднее: «Средний русский интеллигент еще находится под гипнозом т-ва „Знание“, и в традиционном зеленом мундире, все равно что в фуражке с кокардой, наводящей страх на станционных смотрителей, беспрепятственно проедешь по всей России. На вязаной скатерти в любой провинциальной гостиной вы никогда не увидите ни Валерия Брюсова, ни А. Белого, ни Кузьмина, но хотя одного из наших зеленых знакомцев – Гусева-Оренбургского, Серафимовича или Телешова – непременно» («Весы», 1908, № 3, стр. 93). Подобные горькие признания подтверждали широкую популярность сборников «Знания» и их большое общественное значение.

Рассказы 1902–1904 годов, вошедшие в настоящий том, еще тесно связаны с предшествующим, донским, периодом жизни писателя и по материалу и по основным идеям. Донские неоглядные степи, приморский капиталистический город являются здесь ареной страшных человеческих драм, обусловленных уродствами собственнического мира. Повествуя о них, писатель остается верен суровой правде жизни. Вместе с тем, он оттачивает свое мастерство, умело создает острейшие коллизии, захватывающие своим драматизмом, обладающие глубоким смыслом и большой силой эмоционального воздействия.

Рассказы 1905–1906 годов, также вошедшие в настоящий том, положили начало новому этапу в творческом пути писателя. Написанные в период первой русской революции, они несут в себе новые темы, новые образы, рожденные героической эпохой первых вооруженных столкновений народа с самодержавием. Являясь достоверными документами эпохи, созданными вдумчивым и наблюдательным современником, они обладают качествами настоящего искусства. Все средства художественной изобразительности Серафимович подчиняет в них глубокому раскрытию сущности первой русской революции, понятой и осмысленной с пролетарских позиций. Яркие и оригинальные страницы литературного наследия Серафимовича, его рассказы о 1905 годе обогатили русскую литературу и обозначили собой важную веху на путях подъема ранней пролетарской художественной прозы.

Степные люди *

Впервые напечатано в «Журнале для всех», 1902, № 3, стр. 259–278. Тему Серафимовичу дала его мать.«…Она еще молодой жила в степи, – вспоминал писатель позднее, – ей там и рассказывали про этот случай. Она так ярко его передала, что я тут же сел и стал писать» («Высказывания автора» – А. С. Серафимович, Собр. соч., М. 1947, т. II, стр. 428).

В архиве писателя сохранился отрывок из чернового варианта рассказа. Он сюжетно слабо связан с известным текстом, но представляет большой интерес, так как дополняет картину быта и нравов казачьей среды яркими подробностями, характеризующими станичное правление и казачьего атамана.

Вот текст этого отрывка:

«Сначала Иван часто попрекал жену, но мало-помалу обида и горечь сгладились. Трудовая жизнь, бедность, заботы брали свое.

Настала осень. Иван был выбран доверенным от десяти дворов на станичный сбор. В воскресенье, когда обыкновенно назначался сбор, Иван надевал свой новый потитук – род жакета на вате из серого черкесина, густо смазывал волосы коровьим маслом и шел в станичное правление. В сборном зале правления на простых белых скамьях сидели молодые и старые, безусые и бородатые казаки в потитуках, в теплушках, тулупах, мундирах и просто в жилетах с потными, лоснящимися, распаренными красными лицами. Сквозь грязные, закопченные, во многих местах заклеенные бумагой окна слабо пробивался дневной свет. Ослизлые черные стены местами светились щелями, и с потолка густой бахромой свешивалась паутина. Впереди, за покрытым красным сукном столом, сидел председательствовавший на сборе атаман в мундире с булавой. Это был отставной офицер из старых, усвоивший себе и манеры и говор казаков. У атамана было миллион всякого начальства от высшего до низшего, которое засыпало его „предписаниями“, „приказаниями“, „распоряжениями“ строжайше, неукоснительно, неусыпно, немедленно донести, разъяснить, исполнить; и миллион всяких дел гражданских, военных, благотворительных: об искоренении пьянства в народе, о поднятии его экономического благосостояния, об исследовании происхождения, образа жизни и нравов поедающих хлеб червячков, и бесчисленное множество других, которые, чтоб закончить вовремя и к сроку, нужно было делать по сорок восемь часов в сутки, а так как у атамана в распоряжении было только по двадцать четыре часа, да и то неполных за вычетом на сон, еду и другие надобности, то масса дел была запущена и ему день и ночь приходилось отписываться, изворачиваться, постоянно чувствовать себя, свою службу, карьеру на ниточке. Чтоб не терять времени, обеспечить и вознаградить себя, атаман воровал направо и налево, каждую минуту ожидая попасть под суд, в тюрьму, в ссылку или в лучшем случае быть прогнанным со службы или подвергнуться дисциплинарному взысканию. Казаки это знали, но воровство атамана они считали нормальным и неизбежным. Кого бы они ни выбрали, все равно тот поступал бы так же. Утомленный делами, атаман позволял себе иногда отдых и развлечения. Так, на престольный день он три дня поил казаков станицы и съехавшихся с соседних хуторов, конечно на станичные суммы, которые потом расписывались по разным статьям расхода. Станица в эти три дня казалась пораженной чумой: на улицах, под плетнями, на ступенях правления, во дворах валялись груды тел. На третий день атаман потребовал две тройки почтовых лошадей для поездки по казенной надобности, В нагруженные водкой, вином, закусками повозки уселись атаман с супругой, два его помощника, писарь и брандмейстер. Выехали на луг. Атаманша на берегу реки стала готовить закуски, а атаман с приятелями разделились на две партии, взяли две лодки, выплыли на середину реки, дали примерное морское сражение. Атаманша стояла на берегу и аплодировала. Но в разгар боя брандмейстер, с которым случилась морская болезнь, перевесившись через борт, как мешок, свалился в воду. И неприятели и „свои“ стали хватать его за волосы, за уши, за бороду, но он выскальзы<вал> из рук, как мокрый угорь. И если б не прибежавшие на крик с луга казаки, пир кончился бы бедою.

Государственный человек позволял себе развлечения лишь во время необходимого отдыха. На сборе же он председательствовал с достоинством и важно.

– Господа старики, как постановите: отдавать подряд Шульгину али нет?

– С богом…

– В добрый час…

– Ня нада… Ня нада!..

– Потому мошенник и сукии сын…, ня нада!..» (ЦГАЛИ, фонд № 457, оп. 1, ед. хр. № 45, л. 11–12?.

При включении рассказа в первый том «Рассказов», изд. «Знание», СПб. 1903, текст подвергся переработке. Начало журнального текста было отнесено в третью главу окончательного текста. В последующих изданиях печатался «знаньевский» текст.

В хурул ездила. – Хурул – калмыцкий храм.

Епишка *

Впервые напечатано под заглавием «О том, как Епишка встречал светлое Христово воскресение» в газете «Курьер», 1902, 14 апреля, № 103. Это первое произведение Серафимовича, напечатанное в «Курьере».

Заглавие «Епишка» дано было рассказу при включении во второй том «Рассказов», изданных «Знанием». В предпоследнем абзаце конец фразы со слов«…но ведь есть же где-то большая правда для трудового народа…» (стр. 36) написан при включении рассказа в одиннадцатый том Полного собрания сочинений в 1933 году. В газетном и «знаньевском» тексте было: «…но уже, быть может, творится великая правда, творится страшная своей молчаливой силой, вопреки всему, что думают и к чему привыкли люди, незримо и независимо от людей, творится, быть может, в нем, в Епишке, и он только не замечает».

По поводу этого рассказа писатель сообщает:

«К бедному ремесленному люду я стал внимательно присматриваться еще на Дону, в станице Усть-Медведицкой (теперь город Серафимович), когда учился там в гимназии…

Ремесленники составляли заметную часть населения старой России. Особенно много жило их в городах и крупных поселках. В подавляющем большинстве ремесленники были заядлыми индивидуалистами, мелкими, крохотными хозяйчиками. Своих заказчиков – крупные магазины – они ненавидели, потому что те их эксплуатировали; но одновременно они не мыслили иной системы государственного управления, кроме капиталистической. Каждый в тайниках души сам мечтал стать крупным хозяином и начать эксплуатировать других… Большинство ремесленников, однако, жило в большой бедности, работая без отдыха и срока, часто по праздникам» (т. II, стр. 427–428)..

Жара и грузчики *

Впервые напечатано под заглавием «На набережной» с подзаголовком «Отрывок» в газете «Курьер», 1902, 23 мая, № 141.

В газетном тексте была заключительная сцена, в которой описывалось, как, воспользовавшись тем, что в порт пришло полтораста человек из деревни в поисках работы, приказчик на следующий день не только нанимает грузчиков за грошовую плату, но и за прошедший день рассчитывается «по шесть гривен с пятаком», а не по рубль пятьдесят, как должен был заплатить по уговору. В тексте третьего тома «Рассказов», вышедших в «Знании» в 1908 году, эта сцена была снята.

В «Высказываниях автора» Серафимович писал:

«В этом рассказе рисуется жизнь ростовского порта. Грузчики не только работали, но и жили на набережной. Впрочем, на юге летние ночи сухие и теплые. Грузчики после работы тут же, у сложенных бунтов хлеба, устраивались по-домашнему, тут же ели и пили, тут же спали, тут же развлекались, как могли. У реки устраивались базары. Из окрестных станиц и хуторов привозили печеный хлеб, жареное и пареное, фрукты, арбузы, виноград. Тут же торговали водкой. Грузчики не составляли спаянного коллектива. Состав грузчиков был текучий, комплектовался он из разных общественных прослоек, начиная с крестьян и мещан и кончая „босяками“ – бывшими людьми – дворянами, выходцами из интеллигенции и чиновничества.

В общем, грузчики были народ неспокойный. Они не прочь были поднажать на работодателей всеми способами, вплоть до стачки и забастовки. Однако сознательности в их действиях было мало. Их выступления неизменно носили анархо-бунтарский характер» (т. II, стр. 429).

Заглавие «Жара и грузчики» рассказу дано в Полном собрании сочинений, 1933, т. XI.

Преступление *

Впервые напечатано в «Журнале для всех», 1902, № 9, стр. 1035–1052 и № 10, стр. 1157–1174.

Из воспоминаний Серафимовича известно, что в основу рассказа положены реальные впечатления его кратковременной службы в 1901 году в Донском областном правлении, которое было административным центром Донской области.

Глава IV представляет собой ранее напечатанный рассказ «Все по-прежнему» («Донская речь», 1902, 1 января, № 1, подзаголовок «Новогодний рассказ»).

Случай *

Впервые напечатано под заглавием «Неправда жизни» в «Журнале для всех», 1902, № 12, стр. 1467–1476. Заглавие «Случай» дано при включении во второй том «Рассказов», изданных «Знанием».

Серафимович позднее вспоминал: «Рассказ „Случай“ написан по материалу наблюдений, которые я делал в среде студенток высших женских курсов в Петербурге. Среди них я встречал честных девушек, искренно стремившихся к свету знания, искренно желавших отдать свои силы служению обществу. Но непреодолимо сковывали путы мелкой буржуазии, из которой они вышли. Я встречал таких, которые никак не могли увязать „концы“ с концами. Судьба их была трагична.

Тип дочери – сборный. Мне казалось, что обличение мещанского „гнёздышества“ лучше дойдет и будет более убедительно, если действие будет развернуто в среде не худших, а лучших представителей буржуазии. Даже природа более чуткого буржуазного человека не могла мириться с таким семейным эгоизмом: дочь всеми фибрами начинает ненавидеть свою мать за ее алчную, хищную любовь к ней, помешавшую ей спасти любимого доктора и устроить свою жизнь так, как ей нравится.

Проблема не из первостепенных и глубинных. Ну, ненавидит дочь мать, – какие потрясения от сего произойти могут? Однако колорит эпохи дан. Чувствуется все-таки, чем тогда люди жили, какими миазмами дышали: только бы себе получше, поудобней да побогаче устроиться, а на все остальное наплевать в высокой степени. И это вошло в плоть и кровь общества, стало двигающим для самых благонамеренных и добропорядочных старушек, – неписаный закон» (т. III, стр. 375–376).

В снегу *

Впервые – газ. «Курьер», 1902, 25 декабря.

В бурю *

Напечатано в первом томе «Рассказов», изданных «Знанием» в 1903 году. Неизвестно, было ли это первой публикацией. В том же 1903 году рассказ вышел отдельным изданием в дешевой серии товарищества «Донская речь», № 45 (Ростов-на-Дону, дозволено цензурой 16 мая 1903 года). Текст этого издания значительно отличается от «знаньевского», и, хотя он вышел позднее, представляет, по-видимому, более ранний вариант рассказа, подвергнутый в «знаньевском» издании значительным исправлениям и сокращениям. В основу последующих изданий рассказа лег «знаньевский» текст, только часть II главы со слов «Дед воодушевляется и, подняв еще выше брови…» до слов «И лохматые брови деда…» (стр. 122–123) была перенесена из ростовского издания в т. VIII Полного собрания сочинений, 1933.

В рассказе отразились мариупольские впечатления писателя, относящиеся к середине 90-х годов.

Вспоминая о своем общении в эти годы с азовскими рыбаками, Серафимович писал: «Мне пришлось в Ейске мельком слышать про рыбака, который оставил у себя на воспитание ребенка от прохожей женщины, постучавшей к нему ночью в избу и вскоре умершей. Образ „морского волка“ – деда – собирательный. „Философия“ его не сочинена. Рыбаки настойчиво убеждали меня, что рыба „не глупей людей соображает“ и что „она все понимает“» (т. II, стр. 432).

Некогда *

Впервые напечатано в газете «Курьер», 1903, 27 февраля, № 1, с подзаголовком «Набросок».

По признанию писателя, в рассказе отразились впечатления студенческих лет. «В студенческие годы я жил в большой нужде, так как войсковая стипендия плохо кормила; приходилось бегать по грошовым урокам часто на далекие, окраинные улицы Петербурга. Занятие это, отнимавшее много сил и энергии, не только не давало удовлетворения, но и порождало иногда настроения, близкие к отчаянию. В рассказе „Некогда“ я описываю урок, который давал в замкнутом, полутаинственном доме богомольного старовера, скряги-купца… Другой урок я давал в квартире новочеркасской женщины-врача. Она хотела, чтобы сын ее непременно учился на круглые пятерки. И когда сын приносил пятерку с минусом, мать закатывала истерику. В конце концов она меня прогнала» (т. II, стр. 431).

В архиве писателя частично сохранился газетный текст рассказа с авторской правкой, относящейся к дореволюционному периоду. Правка носит стилистический характер. Писатель стремится освободить фразу от лишних слов, ищет более точный и выразительный образ. Например, фраза «Дождь все так же косо мелькал, и на мокрой, залитой мостовой вскакивали пузыри…» (стр. 132) после правки стала звучать так: «Дождь все так же косо мелькал в свете фонаря, и на мокрой, поблескивающей мостовой вскакивали пузыри…» и т. д.

При включении рассказа в собрание сочинений (Полн. собр. соч., М.-Л. 1930, т. XII) эта правка не была учтена: вероятно, за давностью времени писатель забыл о ней.

На берегу *

Впервые напечатано в «Журнале для всех», 1903, № 4, стр. 399–412. По свидетельству автора, для сюжета рассказа он взял факт из действительной жизни. «Случай произошел в городе Керчи на Азовском море. Действительно, пропала девочка и ее приютили грузчики, и, действительно, мать-буржуйка плюнула в лицо приютившему ее дочку грузчику татарину за то, что девочка научилась в порту разным скверным ругательствам. Я прибавил сюда лишь свои ростовские наблюдения над грузчиками» (т. II, стр. 433].

Лихорадка *

Впервые напечатано в журнале «Русское богатство», 1903, № 7, стр. 170–178. Сам автор по памяти сообщает, что рассказ был написан во время пребывания его в Петербурге в 1902 году. «Я приехал тогда в Петербург „выбиваться“: имени у меня еще не было. Поселился я в номерах на Невском. Деньги скоро иссякли, сидел голодный. Приходил ежедневно номерной, приносил счет, а платить было нечем. Я сидел за столом, как идол, и писал рассказ „Лихорадка“. Думал: „Примут – выбьюсь, откажут – деваться некуда“… Закончил рассказ, отнес в редакцию „Русского богатства“. Провел мучительных пять дней в ожидании решения своей участи. Голодал, почти не выходил из номера. Била лихорадка, нервы были взвинчены. Встретили меня в „Русском богатстве“ Якубович, затем Короленко ласково, рукопись одобрили, дали рублей сорок авансом» (т. II, стр. 431–432?.

Однако, по-видимому, память изменила писателю, и он отнес к «Лихорадке» обстоятельства, сопровождавшие написание другого рассказа. Серафимович действительно приезжал в Петербург 31 декабря 1902 года, но в то время он имел постоянную работу в московском «Курьере» и у него уже было имя. «Выбиваться» он приезжал в Петербург в 1898 году, когда «Донская речь», где он сотрудничал, была закрыта на восемь месяцев и он остался без работы. В Петербурге он находился с 25 ноября до 18 декабря, и встреча с Короленко, о которой вспоминает Серафимович, была возможна, так как, отсутствуя в конце ноября, Короленко в декабре вернулся в Петербург. Но тогда в «Русское богатство» был отдан рассказ «На заводе», появившийся затем в майской книжке журнала за 1899 год.

Серафимович еще приезжал в Петербург осенью 1901 года, но в этот приезд работал над рассказами для газеты «Новости и биржевая газета» («Свои люди» и «Дорожное приключение»). Если предположить, что «Лихорадка» была отдана в «Русское богатство» в этот приезд, то, значит, она пролежала в редакции журнала более полутора лет, что маловероятно.

Скорее всего «Лихорадка» была отдана в журнал в последний приезд Серафимовича, 31 декабря 1902 года. В. Г. Короленко известил Серафимовича письмом от 9 марта 1903 года (ЦГАЛИ, фонд № 457, опись № 1, ед. хр. № 290] о принятии рассказа в «Русское богатство».

В пути *

Впервые напечатано в сборнике товарищества «Знание» за 1903 год, кн. 1, вышедшем в январе 1904 года, стр. 285–304.

Серафимович читал рассказ в кругу писателей, объединенных литературным обществом «Среда». А. М. Горький принял рассказ для напечатания в литературных сборниках, издаваемых «Знанием», и отредактировал его.

Автор вспоминал впоследствии о случае, послужившем поводом для написания рассказа: «Я на велосипеде ездил как-то из Новочеркасска степью. Меня подобрал на свою бричку проезжающий батрак. И все произошло почти так, как описано в рассказе. Моей жизни угрожала явная опасность, но, к счастью, я взял с собой револьвер. Когда возница свернул с дороги в сторону, я, вынув револьвер, крикнул: „Ты куда! Постой!“ Вознице пришлось снова свернуть на тракт. Тут показались казачьи подводы. Я слез, заплатил, и тот уехал» (т. II, стр. 432).

Наденька *

Впервые напечатано в «Журнале для всех», 1904, № 2, февраль, стр. 66–75.

Вечеринка *

Впервые напечатано в «Журнале для всех», 1904, № 4, апрель, стр. 202–204.

Обман *

Впервые напечатано в журнале «Южные записки», 1904, № 44, стр. 8-15. Рассказ написан во второй половине 1904 года, во время пребывания писателя на юге.

У костра *

Впервые напечатано в журнале «Южные записки», 1904, № 52, стр. 13–22.

Заяц *

Впервые – сб. товарищества «Знание» за 1904 год, кн. 5 (СПб., 1905).

Обед *

Первая публикация не установлена. В последнем прижизненном собрании сочинений рассказ отнесен к 1904 году. «Обед» (так же, как рассказы «Истинное происшествие», «Инвалид», очерк «Как создается газета», см. том 1, стр. 607 настоящего издания и рассказ «В редакции», см. том 3) связан с незавершенной повестью «Около газеты», над которой Серафимович работал в конце 90 – начале 1900-х годов.

Создавая рассказ об обеде сотрудников газеты «Облачный день», Серафимович имел в виду газету «Приазовский край», он писал о ней: «Эту газету издавали богатые капиталисты-фабриканты. Газета им нужна была для „влияния“ и для прикрытия разных темных дел и делишек… Газета вела, под вывеской прогрессивного общественно-политического органа, изворотливую мошенническую линию. Капиталисты цинично колпачили попавших к ним в кабалу идеалистов-газетчиков. Некоторые из них, впрочем, сами желали быть околпаченными, получая высокий гонорар» (т. II, стр. 435).

Сердце *

Впервые напечатано в журнале «Южные записки», 1905, 9 января, № 2, стр. 35–47 и 16 января, № 3, стр. 20–28.

Серафимович вспоминал позднее, что в образе героя рассказа отразились черты реального лица «Большой популярностью в стране до революции пользовались знаменитые адвокаты, хорошие ораторы, выступавшие на политических процессах. Я близко знал одного такого „громовержца“ – с него, с этой живой модели, я и списал образ своего героя. Жил этот адвокат в Новочеркасске, фамилия его была Криндач. Пользовался он известностью далеко за пределами края. Либеральничал, выступал в защиту политических. Кроме того, объединял интеллигенцию в нескольких филантропических обществах, устраивал народные чтения, на которых читались лекции о происхождении земли, о воде, о ее обитателях, о планетах, о вулканах, об океанах. Все это было бы неплохо, если бы это не предпринималось либералами с целью отвлечь рабочих от борьбы с самодержавием.

С политических Криндач не брал ничего. Вообще же зарабатывал много именно благодаря политическим процессам. Политические процессы давали ему имя и славу: о нем шумели в газетах. А параллельно выступал он на громких гражданских процессах и громадные гонорары загребал» (т. III, стр. 372–373).

При включении рассказа в сборник «Рассказы о прошлом» (изд. «Советский писатель», М. 1937) текст был несколько изменен в сцене, изображающей богослужение (гл. VIII). Вместе с тем была включена новая фраза: «А в голову Егора Матвеевича неодолимо лезли воспоминания о клиентах, которые ему рассказывали, как этот дьякон бил священника во время службы в алтаре – не поделили сбор» (стр. 283). Часть VIII главы со слов«…помолимся господу…» (там же): до слов «Детские голоса…» в журнальном тексте читалась так: «…помолимся господу, – говорил над самым ухом такой же глухой, немножко хриплый, но слышный только Егору Матвеевичу голос.

– Господи поми-и-и-лу-й!..

– О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды, господу помолимся, – снова и снова высылал прошения дьякон, казавшийся тучным и неповоротливым в широко расходившейся на нем парчовой ризе, каждый раз широко крестясь орарем, держа его двуперстием.

И снова и снова слова дьякона, священника, хора, как только они прозвучали, сейчас же непреодолимо, вопреки усилиям, сами собой перекладывались в обыкновенную речь и теряли свой таинственный, скрытый, глубокий смысл и были обыкновении и открыты, как слова, которые произносят все и всегда».

Среди ночи *

Впервые напечатано в сборнике товарищества «Знание» за 1906 год, кн. 9 (СПб. 1906), стр. 233–252.

Рассказ был написан до сентября 1905 года. В письме к жене от 12 сентября 1905 года Серафимович сообщал, что ему через Л. Андреева стал известен положительный отзыв Горького о рассказе. А вскоре (до 22 сентября), Горький сам высказал автору свое мнение.

«Вы написали славную картинку, она, несомненно, произведет большое впечатление, и еще большее, если Вы несколько исправите ее.

Портной – слишком груб, он ослабляет рассказ, темнит ясное отношение автора к предмету. Исправьте его, это просто сделать – укажите, подчеркните ярче его искренность, его муки – боль человека, который не находит старых слов для новых мыслей и не владеет новыми.

Есть кое-где небрежности, местами – излишня грубость. И были бы очень уместны еще два-три лирических штриха в конце. Новый человек родился – это хорошо, и в этом много смысла» (М. Горький, Собр. соч., М. 1954, т. 28, стр. 387}.

Из ответного письма Серафимовича Горькому от 22 сентября 1905 года видно, что писатель принял замечания Горького и учел их при окончательной отделке рассказа для печати.

Рассказ «Среди ночи» подвергся преследованиям цензуры. 3 июля 1912 года начальник Енисейского губернского жандармского управления прислал девятую книгу сборника товарищества «Знание» на рассмотрение Санкт-Петербургского комитета по делам печати, который в свою очередь в отношении, адресованном Санкт-Петербургской судебной палате от 11 сентября 1913 года, признал необходимым наложить арест на сборник с рассказами «Среди ночи» и «Похоронный марш». При этом рассказ «Среди ночи» был охарактеризован следующими словами: «…Таким образом, резко противопоставляя… с одной стороны – сытых и веселящихся хозяев-капиталистов, эксплуатирующих „голодных пролетариев“ – рабочих, барина-дворянина, готового „сожрать“ мужика и „с землею“, и „попов“, которым „ничего не надоть“, только бы „хабаров набрать“, и с другой стороны – неимущих рабочих, которых так „жмут“ хозяева, что из них „сок бегить“, и крестьян, вечно работающих, страдающих и только в могиле находящих „спокой“, Серафимович тем самым возбуждает вражду между хозяевами и рабочими, а также между сословиями – дворянским, духовным и крестьянским» («Красный архив», 1938, № 2 (87), стр. 186).

18 сентября 1913 года судебная палата утвердила постановление комитета по делам печати об аресте экземпляров девятой книги сборника товарищества «Знание», а 27 сентября того же года постановила страницы с рассказами «Среди ночи» и «Похоронный марш» «уничтожить вместе со стереотипами и другими принадлежностями тиснения, заготовленными для их напечатания». 12 февраля 1914 года помощник Санкт-Петербургского градоначальника уведомлял Главное управление по делам печати, что «1 февраля сего года в типографии Санкт-Петербургского градоначальства, в комиссии, уничтожены, посредством разрывания на мелкие части, вырезки из арестованных экземпляров девятой книги сборника товарищества „Знание“ за 1906 год».

Во второй том «Рассказов» (изд. «Знание», СПб. 1907) рассказ вошел без существенных изменений. Однако при перепечатке его во втором томе «Рассказов», изданных «Шиповником» (СПб. 1912), по цензурным соображениям оказались сняты в III главе в фразах «Вставай, по-ды-ма-а-айся, ру-усский нарррод!» и «Вста-вай на вра-га, бра-ат го-ло-од-ный!» подчеркнутые слова. Сняты были слова «Пролетарии всех стра-ан, со-единяйтесь!» после фразы «Товарищи, кабы да отсюда да гаркнуть всему рабочему люду, да так, чтоб по всему миру слыхать было!..» (стр. 301) и заменены словами «Подымайся, ребята, будя спать…»

От этих цензурных искажений текст был освобожден только в последнем прижизненном издании (Собр. соч., М. 1947, т. III).

Серафимович говорил впоследствии о тех впечатлениях, которые послужили материалом для рассказа: «Уже с ранней весны 1905 года Москва забурлила. Рабочие устраивали в Сокольниках, в Богородске, в Петровском парке и других окрестностях так называемые „массовки“, на которых выступали партийные ораторы, призывавшие к революционному выступлению… Живя в густо населенном рабочими районе Пресни, я узнавал от своих соседей и от знакомых рабочих про ожесточенные споры о тактике, которые тогда велись на „массовках“. Рабочие передавали мне подробно и содержание некоторых речей как выступавших ораторов, так и рядовых рабочих. Эти рассказы рабочих послужили для меня прекрасным материалом и были мною максимально использованы… Я, однако, решил показать рабочую массовку не на московской окраине, а в обстановке более живописной. Болея туберкулезом, я в те годы ездил летом в Крым и много ходил по горам южного берега Крыма. Сюда я и перенес московскую массовку…» (т. III, стр. 384–385).

Похоронный марш *

Впервые напечатано в сборнике товарищества «Знание» за 1906 год, кн. 9 (СПб. 1906);, стр. 253–261.

Рассказ был написан в декабре 1905 года и послан Горькому. Горький в письме Серафимовичу (декабрь 1905), отозвался о рассказе: «Славно написано, ярко и сильно» (М. Горький, Собр. соч., М. 1954, т. 28, стр. 402).

«Похоронный марш» вместе с рассказом «Среди ночи» послужил причиной ареста девятой книги сборника товарищества «Знание» (см. примечания к рассказу «Среди ночи», стр. 656 наст. тома). Мотивируя необходимость постановления об аресте сборника, Санкт-Петербургский комитет по делам печати писало рассказе «Похоронный марш»: «…Серафимович, картинно описывая торжествующее шествие по городу многотысячной революционно настроенной толпы рабочих, с красными знаменами, щедро смоченными кровью борцов, распевающих похоронный марш революционеров – „Вы жертвою пали борьбы роковой“, и изображая случай отказа отряда солдат стрелять в эту бунтующую толпу, вкладывает в уста рабочего-оратора речь, дышащую глубокой ненавистью „рабов“-пролетариев к своим поработителям, и говорит: „нет им примирения…“ Сам автор с видимым сочувствием относится и к описанному революционному выступлению рабочих, и к бунтарским речам оратора: бледные лица певших „торжествующую песнь смерти, – по его словам, – светились вдохновенным призывом“, солдаты „радостно“ сливались с бунтующей толпой. При таких данных рассказ „Похоронный марш“ несомненно содержит в себе возбуждение к изменническим и бунтовщическим деяниям…» («Красный архив», 1938, № 2(87), стр. 185). Судебная палата постановила наложить арест на все экземпляры 9-й книги сборника товарищества «Знание», а страницы с рассказом уничтожить.

Серафимович указывал в «Высказываниях автора», что в основу рассказа положен реальный факт: «Описанный в „Похоронном марше“ случай отказа казаков стрелять в рабочую демонстрацию действительно произошел в Москве, у Зоологического сада, недалеко от дома, в котором я проживал тогда с семьей.

Против демонстрантов выслали 1-й Донской полк, который и остановил движение демонстрантов. Но рабочие выслали к казакам „парламентеров“, и после недолгих переговоров казаки наотрез отказались стрелять в рабочих. Невзирая на приказание офицера, они не пожелали даже разгонять демонстрантов нагайками. В отдельных кучках казаки братались с рабочими. Я не приукрашивал, не преувеличивал факты. Наоборот, по цензурным условиям, мне приходилось подчас не разворачивать их во всей полноте, а ограничиваться поверхностным изложением» (т. III, стр. 378–379).

Во втором томе Сочинений, изданных «Шиповником» в 1912 году, по цензурным причинам текст «…над бесчисленными рядами, как тысячеголосое эхо, носилось: „– Да здравствует свобода!.. да здравствует рабочий народ!..“» (стр. 302) не имел подчеркнутых слов.

Во всех последующих изданиях цензурная купюра не восстанавливалась.

В настоящем издании рассказ печатается с восстановлением цензурной купюры.

На Пресне *

Впервые напечатано в сборнике товарищества «Знание» за 1906 год, кн. 10, стр. 137–164. Рассказ был написан непосредственно по горячим следам событий декабрьского вооруженного восстания в Москве. Серафимович опубликовал его с пометой: «Москва, 8-18 декабря 1905 года», указывающей на время основной работы над рассказом. Но автор завершал его уже в начале января 1906 года. В письме А. М. Горькому от 31 декабря 1905 года он сообщал: «Сейчас заканчиваю о московских событиях. Вышлю на днях». А 9 января 1906 года уже спрашивал его, получил ли он «На Пресне». Время завершения рассказа подтверждается и письмом Серафимовича жене от 5 января 1906 года: «Сегодня дописываю рассказ о московских событиях для „Знания“. Около двух листов выходит».

Серафимович рассказал в «Высказываниях автора» о тех наблюдениях и впечатлениях, которые послужили основой рассказа. «В нем даю много собственных переживаний в памятные декабрьские дни. Я жил тогда на Пресне, в Волковом переулке, возле Зоологического сада, второй дом от угла Пресни. Дом этот большой, шестиэтажный. Принадлежал он тогда иностранно-подданному – американцу. Это обстоятельство, между прочим, тогда было очень важно: иностранцев старались не тревожить, и поэтому наш „иностранный“ дом был на особом счету. Как только вставала серьезная угроза, управляющий докладывал, куда надо, и принимались соответствующие меры. Другие, например, дома, рядом с нами, поджигали, все дома вокруг нашего подожгли, а наш остался…

Я с двумя своими мальчиками и с няней жил в шестом этаже. Окно моей комнаты как раз выходило на каланчу Кудринской площади (теперь – площадь Восстания), а с этой каланчи городовые зверски палили по темным окнам обывательских квартир. Устроили проклятые „соревнование“: кто больше… Подчиняясь дубасовским приказам, мы не зажигали огней, занавесили окна, чем могли, – одеялами, тюфяками, одеждой, – ничего не помогало: мерзавцы городовые целили и в темные окна. Пули летели по всем этажам. И все-таки и в такой обстановке я умудрялся записывать впечатления…

В очерке „На Пресне“ у меня описывается жуткая ночь после того, как пришли семеновцы и полковник Мин открыл канонаду по всем правилам войны с неприятелем. Один снаряд ударил в квартиру как раз под нами, в пятом этаже, и все разметал. Двое суток так били. Как на театре военных действий. Пришлось с детьми полезть в подвал, как у меня описано…

Основной задачей я ставил себе: запечатлеть хотя бы в беглых очерковых чертах жестокость усмирителей и хотя бы в скрытой, „косвенной“ форме показать „безумство храбрых“, мужество горстки бойцов, сражавшихся на Пресне.

В те мрачные дни, когда пушками беспощадно сметали „преступников“, никак нельзя было выражать открытое сочувствие пресненским мятежникам. А очерк „На Пресне“ писался в самые дни восстания, когда кругом свистели пули и грохотали орудия.

Я хорошо видел слабость восставших, я понимал, что горсточка дружинников с их плохим вооружением не может противостоять царской артиллерии. Вот почему в очерке „На Пресне“ упор делается не на физическую военную силу, а на силу моральную, на несомненное моральное превосходство восставших над дубасовской полицейщиной. Я старался показать, что восстание внушало темным силам реакции страх и трепет, как движение массовое. Пресня с первого дня и еще долго после последнего дня восстания черпала свою мощь в сочувствии широких рабочих масс.

К сожалению, я не мог использовать весь имевшийся у меня материал, иначе очерк „На Пресне“ не увидел бы света. Я не мог рассказать про многие случаи ревностной помощи восставшим со стороны населения Пресни» (т. III, стр. 382–383).

Дело Дубасова – дрянь… – Дубасов Ф. В. (1845–1912) генерал-адъютант, в 1905–1906 годах московский генерал-губернатор, руководил подавлением декабрьского вооруженного восстания в Москве.

Погром *

Впервые напечатано под заглавием «В семье» в сборнике товарищества «Знание» за 1906 год, кн. 2, стр. 227–248.

Над рассказом Серафимович начал работать в сентябре 1905 года. В письме к жене от 23 сентября 1905 года он сообщал: «Пишу, надрываюсь сейчас рассказ, не знаю, что выйдет. Материал – погромное время, в Ялте, митинг». В первом варианте, который носил название «Письмо», рассказ был послан Горькому, и тот в ответном декабрьском письме Серафимовичу, отметив большую трагическую силу рассказа и считая его лучшим по глубине замысла из трех (имелись в виду еще «Мать» и «Похоронный марш»), предложил его доработать, в частности посоветовал вести повествование от автора (по-видимому, первоначально рассказ был написан в форме письма девочки).

Серафимович 31 декабря 1905 года писал Горькому: «„Письмо“ переработаю и думаю, что из него выйдет вещь». А 9 января: «„Письмо“ пришлю на днях».

В конце 1906 года по материалу рассказа была написана пьеса «Разбитый дом».

Заглавие «Погром» рассказу было дано в Полном собрании сочинений, 1931, т. IV.

На мельнице *

Впервые напечатано в журнале «Современная жизнь», 1906, май, стр. 1-16.

Из писем Серафимовича к жене от 13, 15 и 26 января 1906 года видно, что рассказ был написан в январе 1906 года, в пору пребывания писателя в Москве, и первоначально назывался «Отцы и дети». В комментариях к Собранию сочинений, М. 1947, т. III, стр. 401 он ошибочно отождествлен с рассказом «Ожидание».

На основе рассказа в 1907 году была написана пьеса того же названия, оставшаяся при жизни писателя неопубликованной.

Рассказ нигде не перепечатывался и в собрание сочинений включается впервые. Печатается по журнальному тексту.

Мать *

Впервые напечатано в журнале «Русская мысль», 1906, № 6, стр. 119–124.

Начало работы над рассказом относится еще к концу 1905 года. Первый вариант был создан, по-видимому, еще до декабря 1905 года, так как в декабре его уже читал Горький и в письме Серафимовичу советовал его переработать: «Хочется видеть этот глубокий по смыслу рассказ написанным более просто… „Мать“ слишком риторична, – ведите этот рассказ более от себя, и он выйдет. Люди думают бессвязно и едва ли словами, больше образами. А она – словами думает» (М. Горький, Собр. соч., М. 1954, т. 28, стр. 402). В ответном письме от 31 декабря 1905 года Серафимович согласился с критикой Горького и с необходимостью коренным образом переработать рассказ, но, по-видимому, это ему не сразу удалось, так как работа растянулась до апреля 1906 года. В письме к жене от 5 мая 1906 года Серафимович сообщает, что сдал рассказ в «Русскую мысль».

В журнальном и «знаньевском» тексте после слов «Прислуга разбежалась, и это так и должно быть» (стр. 367), шла фраза: «Муж – во главе отряда боевой дружины, и это так и должно быть». Готовя текст для четвертого тома Полного собрания сочинений 1931 года, Серафимович снял эту фразу, существенно изменив, таким образом, психологическую ситуацию рассказа.

Пусто, черно, немо. – Далее выброшено царской цензурой. Восстановить не удалось.

Востроносый *

Впервые напечатано под заглавием «В бараке» в журнале «Русская мысль», 1906, № 6, стр. 125–130.

Рассказ был написан во время пребывания писателя в Ялте, в марте – апреле 1906 года.

В «Высказываниях автора» Серафимович писал: «В „Востроносом“ я хотел изобразить тип одного из многих в ту пору погромщиков-черносотенцев, входивших в организации „Союза русского народа“, „Михаила Архангела“ и пр. Зная наперед, что за избиение и истребление „жидов“, студентов и интеллигенции не будет никакого наказания, „востроносые“ чувствовали себя на улицах русских городов, как империалисты в завоеванных колониях…

Историю о выстреле сестры в больного погромщика рассказывал в кругу писателей Горький. Незамеченная, внимательно прослушала она исповедь насильника, подошла и выпалила в упор. Дело происходило в Западном крае после волны еврейских погромов. Время тогда было тревожное. Многие с револьверами ходили, и сестра тоже при себе имела оружие на случай нападения, потому что ей поздно ночью приходилось возвращаться с дежурства. Я эту тему разработал несколько иначе, чем Горький рассказывал. Прибавил свои собственные наблюдения над черносотенцами» (т. III, стр. 377).

До 1925 года во всех изданиях герой был не востроносым, а курносым. Рассказ получил заглавие «Востроносый» в Полном собрании сочинений, 1931, т. IV.

На площади *

Впервые напечатано в журнале «Новое слово», 1906, № 13–14, стр. 229–250.

Из письма Серафимовича к жене от 20 мая 1906 года видно, что рассказ был написан в Москве в мае 1906 года.

При включении в сборник рассказов А. Серафимовича «1905 год», М. 1935, в тексте были сделаны большие сокращения. Например, в журнальном тексте рабочий подробнее разъяснял мужику материальные выгоды, которые ему принесет свобода. Путем сокращений Серафимович освободил эти разъяснения рабочего от той наивности и прямолинейности, которая им была свойственна первоначально. В третий том последнего прижизненного собрания сочинений рассказ вошел в переработанном виде.

Астрономия *

Впервые напечатано в газете «Русские ведомости», 1906, 24 сентября, № 235, 29 сентября, № 239 и 30 сентября, № 240.

В пятой главе рассказа, повествующей о том, как Парфеныч говел (стр. 403–404), текстуально использована часть рассказа «Обман», где речь шла также о том, как говел портной Антипыч (стр. 214–215).

«Темой для рассказа, – вспоминал Серафимович, – послужил действительный случай, о котором тоже рассказал в Петербурге в кругу писателей Горький. Рассказал он о работавшем на магазин готового платья портном, который долго бился над мучительным вопросом, есть бог или нет бога, и наконец плюнул и решительно сказал: „Нет бога!“… Рассказанный Горьким случай с портным, который подзорной трубой шарил по небу, ища там бога, меня заинтересовал, потому что случай этот показывал, как настойчиво рабочий класс искал до революции культуры и знания, – и я взялся за лепку Парфеныча, имея в своей писательской „кладовой“ долгие наблюдения над ремесленной средой» (т. III, стр. 381).

Текст рассказа подвергался цензурным искажениям. В Собрании сочинений 1916 года и последующих изданиях текст, начиная со слов «Да ведь что первое нужно рабочему человеку?..» (стр. 415), до слов: «Скинь мне двадцать годов!» (там же), отсутствовал и был снят конец рассказа после восклицания Парфеныча «поздно!» (там же). В последнем прижизненном издании (Собр. соч., М. 1947, т. III), цензурные купюры восстановлены, но в исправленном виде. На месте фразы «Это понять, что, пока царь, да фабриканты, да помещики, он – не свободный человек, а раб» в газетном тексте было: «Это – понять, что он вовсе не свободный человек, а раб». А на месте «И вот перво-наперво рабочему человеку спихнуть царя, сбросить помещиков да фабрикантов, то есть, значит… революцию!..» (там же) в газетном тексте было: «И вот нужно перво-наперво, чтобы раб это понял, а как увидит…» И в фразе «Ежели одна нам – революция…» (там же) в газетном тексте вместо слова «революция» было «еволюция».

Комментируя эти исправления, редактор последнего прижизненного издания Г. Нерадов отметил, что в 1906 году Серафимовичу по цензурным причинам приходилось подчас смягчать резкость выражений.

Белая Глина *

Впервые напечатано под заглавием «Присяга» в журнале «Новое слово», 1906, № 46–50, стр. 740–744.

В сборник «Рассказов» (т. IV, СПб. 1910) рассказ вошел под новым заглавием «В вагоне» с исправлениями, существенно меняющими характер отношений Федора и драгуна и, тем самым, смысл рассказа. В журнальном варианте дядя Федор и драгун действительно земляки, и рассказ Федора о расправе казаков с крестьянами не носит характера сознательной мести.

Заглавие «Белая Глина» дано рассказу в Полном собрании сочинений, 1931, т. IV.

Сережа *

Начиная с главы IX по XIV впервые напечатано под заглавием «Мальчики» в газете «Курьер», 1903, 10 июня, № 102 и 12 июня, № 104; главы I–VIII под заглавием «Из жизни Сережи (Отрывок)» впервые напечатаны в журнале «Русская мысль», 1904, кн. I, январь, стр. 133–158.

Объединение этих частей было сделано писателем во втором томе «Рассказов», изданных «Знанием» в 1907 году с сокращениями, касавшимися главным образом части, взятой из «Курьера».

В советских изданиях текст рассказа подвергся дальнейшим авторским сокращениям. Была снята IV глава «знаньевского» текста, повествующая о разговорах, которые ведут гимназисты во время перемены. В V главе (ставшей четвертой) опущен большой рассказ гимназического сторожа, донского казака Лактионыча, из времен его службы в Польше.

Последняя часть была впервые напечатана в газете «Русские ведомости», 1907, 14 января, № 10, также под заглавием «Сережа» и не вошла в состав рассказа, возможно, по случайным причинам, так как в прижизненных изданиях всегда указывалась в качестве составной части этого произведения.

По свидетельству автора, основа рассказа автобиографична: «В этом рассказе я рисую свои детские годы в гимназии, в станице Усть-Медведицкой – теперь город Серафимович, – где учился в период 1874–1883 гг…Я хотел бы, чтобы читатель почувствовал в рассказе „Сережа“ дыханье тогдашней реакционной эпохи, поставлявшей в изобилии таких маленьких неврастеников и меланхоликов, как Сережа… Царская школа создавала худосочие, безвольные характеры и калечила в первую очередь детей обеспеченных слоев населения. Именно „дети улицы“ могли оздоровительно влиять на хиревшего в школьной и семейной клетке буржуазного мальчика» (т. IV, стр. 469).

Последняя часть рассказа (начиная с главы XV) печатается по газетному тексту, нумерация глав сделана редактором настоящего издания.

Заметки обо всем *

Фельетоны и очерки, входящие в этот цикл, печатались в газете «Курьер» в двух сериях, в серии «Заметок» и в серии «Обо всем» с 16 августа 1902 года до конца июля 1903 года. Серафимович заменил в газете Л. Андреева, который до этого вел в «Курьере» фельетоны-обозрения на современные темы.

Сам Серафимович охарактеризовал орган, в котором работал в те годы, следующими словами: «Газета была либерального, можно сказать – радикального направления… „Курьер“ очень не ладил с цензурой. Начальство вообще к нему относилось с подозрением. Газета часто подвергалась административным взысканиям и штрафам и всегда находилась под страхом закрытия. Приходилось все время улаживать дела с цензурой. С ней постоянно была какая-нибудь возня, так как цензоры имели в отношении „Курьера“ особые инструкции…

Темы для очерков и фельетонов брались мною непосредственно из жизни. Рабочие темы проникали в „Курьер“ в общем довольно туго, но не печатать фельетонов на трудовые темы уже нельзя было, так как прогрессивная печать уже в 1902–1903 годах начинала осязать, что оттуда, снизу, надвигается лавина» (т. II, стр. 429–430).

Писатель всегда шел от конкретного материала текущей жизни, нередко при этом отталкиваясь от фактов, сообщенных петербургскими, московскими и провинциальными газетами. Рамки его наблюдений, таким образом, раздвигались до общероссийских масштабов; это давало возможность публицисту подчеркивать типичность фактов, подлежащих обсуждению, и использовать их для характеристики существенных явлений русской действительности.

Круг тем фельетонов и очерков Серафимовича разнообразен, многие из них непосредственно связаны с его газетной публицистикой предшествующих лет («Приазовский край» и «Донская речь»). Публицист заглядывает в разные сферы жизни: промышленность, торговля, железная дорога, деятельность городской думы, благотворительных учреждений, область юрисдикции, культура, образование, газетный мир, воспитание детей, медицина и т. д. Но к освещению всех вопросов он подходит неизменно с позиций защиты интересов трудового народа. Это видно не только тогда, когда он непосредственно пишет, например, о тяжелых условиях труда рабочих, мелких служащих («Рабочие морильни», «Фабрика инвалидов» и др.). Идет ли речь о недостатке школ, об отсутствии ремесленных училищ, о средствах, отпускаемых на врачебную помощь, о положении в болницах, Серафимович всегда стремится прежде всего заставить читателя уяснить, как это отзывается на жизни рабочего люда.

Порой он затрагивает темы, примелькавшиеся в печати, но его точка зрения на жизнь позволяет подойти к обсуждению такой темы с новой стороны. В 900-х годах, например, тема взаимоотношений хозяев и прислуги оживленно обсуждалась в печати. На все лады буржуазная печать разрисовывала «злодейства» прислуги, этого «всеобщего бича». Серафимович не отрицает, что прислуга – молчаливый враг в доме своих хозяев, он сам приводит факты, подтверждающие даже возможность кровавых драм: нянька задушила пятилетнего ребенка. Но, сообщая подобные факты, писатель обращает внимание на условия, в которые поставлена прислуга, ищет в социальных отношениях объяснения озлобленности и враждебности прислуги. Серафимович заставляет читателя по-новому взглянуть на то, что примелькалось, стало обычным, он не пропускает даже незначительные, на первый взгляд, частные случаи, чтобы заставить читателя почувствовать фальшь представлений и оценок, привычных в буржуазном обществе.

Позиция последовательного защитника интересов простых тружеников позволяет Серафимовичу более всесторонне и глубоко рассмотреть некоторые больные вопросы русской жизни, вскрыть причины, объясняющие невозможность их разрешения при данных условиях.

В фельетонах и очерках Серафимович высказывает иногда мысли о необходимости разных общественных начинаний на пользу рабочему люду. Но эти мысли часто окрашены иронией, ибо Серафимович не упускает случая, чтобы высказать сомнения в их действительной пользе. И он постоянно напоминает, что все учреждения в буржуазном обществе заинтересованы только в соблюдении интересов состоятельных классов, поэтому всегда найдутся лазейки, которые позволят обойти то или иное постановление, принятое, казалось бы, в интересах трудящихся. Там, где царствует «Золотой телец», не может быть иначе (см. «Золотой телец»).

Всем своим содержанием очерки и фельетоны Серафимовича направлены были против каких бы то ни было либеральных иллюзий. Мимо писателя не проходят незаметные драмы, которые обычно тонут «в водовороте огромного города, как в мутной крутящейся реке». Из сценок, нарисованных в очерках «Добрый папаша», «Фокусники», «Малолетние бродяги» и др., встает широкая картина народной нищеты, мук и страданий, старая, известная, но в то же самое время вечно новая своей жестокой правдой. Эта картина выразительна и красноречива, но тон публицистики Серафимовича всегда прост и сдержан. Писатель никогда не позволяет себе пользоваться дешевыми приемами, чтобы потрясать воображение читающей публики. Это имеет для него принципиальное значение. Он беспощадно высмеивал «бойких» журналистов, которые, будучи уверены в том, что статьи «без золотых блесток лжи» читающая публика не примет, разукрашивают события подробностями, действующими на нервы, вызывающими ужас или содрогание («Бойкое перо»).

Чужда была ему и позиция наивных «институток» от журналистики; они способны удивляться, например, исключительному бессердечию и бездушию железнодорожных заправил, которые из-за соображений экономии не уничтожают рассадника туберкулезной заразы в помещении для служащих, превратив его в «Фабрику инвалидов», и забывать о том, что сотни тысяч людей работают в еще горших условиях. Уж если видеть в этой истории что-нибудь поразительное, замечает Серафимович, то не жестокосердие начальства, а поведение одного из пострадавших служащих, который за потерянную трудоспособность осмелился предъявить дороге иск на большую сумму.

В своих фельетонах Серафимович не устает разоблачать своекорыстие буржуазных публицистов. Он наносит сокрушительные удары по продажной буржуазной печати, которая является источником лжи, развращающей общество. Показательны его выступления против «Нового времени», «Русского листка» и других органов печати. Он выступает на защиту Горького, против которого в петербургских газетах был организован поход, в связи с представлениями пьесы «На дне». Он осмеивает вкусы буржуазной публики, которая готова либо по-обывательски, с насмешкой истолковывать картину Репина «Какой простор», либо недоумевать перед загадочностью ее смысла, предпочитая не замечать веры художника в силы бесстрашной молодости.

Серафимович борется против всяких проявлений мракобесия, невежества, суеверия, которые порой благодаря буржуазной печати приобретают узаконенный характер, вливаясь в единый поток «общественной мути».

Безвозвратно отошел в прошлое мир, о котором писал в своих очерках и фельетонах Серафимович. Многое из того, что было важно и имело злободневный характер в пору работы публициста, теперь может показаться утратившим прежнее общественное значение. Но советский читатель сохранит благодарность к пролетарскому художнику, который в памяти будущих поколений навсегда запечатлел в живых, неповторимых подробностях картину России начала XX века.

Впервые очерки и фельетоны из «Курьера» Серафимович включил в собрание сочинений в 1930 году (Полн. собр. соч., 1930, т. II). Здесь обе серии, «Заметки» и «Обо всем», были объединены под общим заглавием «Заметки. Обо всем». В следующем издании (Полн. собр. соч., 1931, т. II) заглавие приобрело окончательный вид «Заметки обо всем». Автор отобрал только то, что, на его взгляд, могло представлять интерес для современного читателя. С одобрения автора были даны заглавия отдельным фельетонам. В собрании сочинений фельетоны и очерки печатались, как правило, с большими сокращениями и незначительными исправлениями преимущественно стилистического характера.

Нет мест *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год, 21 августа, № 230.

Даровой труд *

Впервые опубликован: «Даровой труд» – «Курьер», 1902, 22 августа.

«Фараоны» *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: «Фараоны» 25 августа, № 234

Еще о даровых работниках *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Еще о даровых работниках 1 сентября, № 241

Война с прислугой *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Война с прислугой 8 сентября, № 248

Бадмаевы *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Бадмаевы 14 сентября, № 254.

Книга Вересаева показала… – Речь идет о книге В. В. Вересаева «Записки врача», вышедшей в 1901 году.

Женская доля *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Женская доля 15 сентября, № 255.

На конгрессе криминалистов… – IX Международный конгресс криминалистов состоялся 4–8 сентября 1902 года в Петербурге. Отчет о конгрессе печатался в «Курьере» с 5 по 8 сентября.

Студенты *

Впервые опубликован: «Студенты» – «Курьер», 1902, 17 сентября.

Жалобная книга *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Жалобная книга 21 сентября, № 261

Рабочие морильни *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Рабочие морильни 21 сентября, № 261

Собачья жизнь *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Собачья жизнь 20 октября, № 290.

Фабрика инвалидов *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Фабрика инвалидов 22 октября, № 292

Доверчивый читатель *

Впервые опубликован: «Доверчивый читатель» – «Курьер», 1902, 26 октября.

Брачные вагоны *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Брачные вагоны 12 ноября, № 313

Золотой телец *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Золотой телец 18 ноября, № 319

Слепая кишка *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Слепая кишка 19 ноября, № 320

Дети *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Дети 23 ноября, № 324

Скандал в благородном собрании *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Скандал в благородном собрании 27 ноября, № 328

Рабочих не пускают *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Рабочих не пускают 30 ноября, № 331

Кавказские разбойники *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Кавказские разбойники 6 декабря, № 337

Закон Плевако *

Впервые опубликован: «Закон Плевако» – «Курьер», 1902, 8 декабря.

Школьный воз *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Школьный воз 10 декабря, № 341

Надбавочка *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Надбавочка 12 декабря, № 343.

Припомните только описание этого знаменитого отныне дома в «Русском богатстве». – Имеется в виду «Мытарства» (очерки Московского работного дома) Семена Подъячева, опубликованные в «Русском богатстве», 1902, № 8, стр. 5-47 и № 9, стр. 79-109.

Переселенцы *

Впервые напечатан в «Курьере» за 1902 год: Переселенцы 12 декабря, № 343.

Суворины сыны *

Впервые опубликован: «Суворины сыны» – «Курьер», 1903, 15 марта.

[Сарказм – могучее оружие…] *

Впервые – газ. «Курьер», 1903, 19 марта.

Маленькие рабы *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Маленькие рабы 20 марта, № 22

Зеленое поле *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Зеленое поле 29 марта, № 31

Увечные дела *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Увечные дела 30 марта, № 32.

…покойного князя А. И. Урусова… – Александр Иванович Урусов (1843–1900)) – известный адвокат. Пользовался большим авторитетом в адвокатских кругах Петербурга и Москвы как человек либерального образа мыслей, талантливый защитник и прекрасный оратор.

На дне *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: На дне 2 апреля, № 35

Добрый папаша *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Добрый папаша 9 апреля, № 41

[Странные, подчас трудно объяснимые вещи…] *

[Странные, подчас трудно объяснимые вещи…]. Впервые – газ. «Курьер», 1903, 11 апреля.

[Из всех зол и несчастий…] *

[Из всех зол и несчастий…]. Впервые – газ. «Курьер», 1903, 13 апреля.

Выставка и балаган *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Выставка и балаган 13 апреля, № 45.

«Века проходили, все к счастью стремилось, все в мире по нескольку раз изменилось». – Искаженная цитата из поэмы Н. А. Некрасова «Мороз, Красный нос». У Некрасова: «Века протекали…»

Фокусники *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Фокусники 19 апреля, № 51

Литературные картежники *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Литературные картежники 2 мая, № 64

Человек во фраке *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Человек во фраке 7 мая, № 69

Малолетние бродяги *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Малолетние бродяги 8 мая, № 70

Золотушные, малокровные *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Золотушные, малокровные 11 мая, № 73

Разумные развлечения *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Разумные развлечения 11 мая, № 73.

…даже мрачная толпа разных «Граждан», «Ведомостей» и пр. – Имеются в виду официозные, монархические газеты «Гражданин», «Московские ведомости».

В мутной воде *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: В мутной воде 11 мая, № 73.

Лавры Мильтиада не дают спать обывателю… – Мильтиад (VI–V в. до н. э.) – прославленный афинский полководец, одержавший в 490 году до н. э. крупную победу над персами.

…рассказывает одна петербургская газета… – Речь идет о газете «Биржевые ведомости», на страницах которой 8 мая 1903 года были напечатаны «Очерки необыкновенного» с подзаголовком «Страшный урок анатомии» за подписью Астарта. В очерке описан сеанс, происходивший 11 декабря 1893 года в Гельсингфорсе в доме инженера Сейлинга.

Это рассказывается не в «Ребусе»… – «Ребус» – еженедельный журнальчик развлекательного характера, издававшийся в Петербурге с 1881 по 1915 год.

Белошвейки *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Белошвейки 13 мая, № 75.

…над песней о рубашке. – Здесь использовано название знаменитой «Песни о рубашке» английского поэта Томаса Гуда (1799–1845).

Светочи *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Светочи 17 мая, № 79

Братья-газетчики *

Впервые – газ. «Курьер», 1903, 19 мая.

Для того времени любопытен сам факт столь большой и ревностной заботы литератора о единстве, сплоченности «братьев» своего «цеха».

Обыкновенная история *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Обыкновенная история 19 мая, № 81.

Ссылка на письмо одного из читателей – не стилистический прием публициста. В архиве писателя хранится большое письмо за подписью А. Б – в, в котором автор письма рассказывал историю проститутки Е. А. Письмо с обращением к редактору начиналось словами: «Постоянно встречаясь с чуткой отзывчивостью со стороны Вашей уважаемой газеты на всякого рода явления текущей жизни – позволю себе надеяться, что Вы не откажете мне в помещении на столбцах Курьера следующего письма» (ЦГАЛИ, фонд № 457, оп. № 1, ед. хр. № 592). Письмо А. Б-ва Серафимович использовал в фельетоне почти полностью.

«Шумим» *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: «Шумим» 21 мая, № 83.

«Шумим, братец, шумим!» – слова Репетилова из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».

Мальчик с кулем *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Мальчик с кулем 25 мая, № 87

Недогадливый мужик *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Недогадливый мужик 29 мая, № 90

Отравители *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Отравители 30 мая, № 91

Троглодиты *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Троглодиты 7 июня, № 99

Кандидат прав *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Кандидат прав 20 июня, № 112

[Умер доктор философии Филиппов…] *

[Умер доктор философии Филиппов…]. Впервые- газ. «Курьер», 1903, 22 июня.

Увеселительный сад *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Увеселительный сад 22 июня, № 114

Город самоубийц *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Город самоубийц 24 июня, № 116

Человек второго сорта *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Человек второго сорта 25 июня, № 117

Кондуктор *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Кондуктор 28 июня, № 120

Призреваемые *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Призреваемые 29 июня, № 121.

Семен Подъячев в «Русском богатстве»… – см. примечание к стр. 520.

Волжские нравы *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Волжские нравы 6 июля, № 128

Бойкое перо *

Впервые опубликован: «Бойкое перо» – «Курьер», 1903, 7 июля.

Катастрофа на Волге *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Катастрофа на Волге 10 июля, № 132

С дубинкой *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: С дубинкой 12 июля, № 134

Тяжелое ремесло *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: Тяжелое ремесло 13 июля, № 135

За театральными кулисами *

Впервые напечатаны в «Курьере» за 1903 год: За театральными кулисами 27 июля, № 149.

Степная Вифсаида *

Впервые напечатано в газете «Курьер», 1902, 27 октября, № 267 и 28 октября, № 268.

«Очерк носит древнебиблейское название местности, где – по легенде – евреи купались и исцелялись. Описана Манычская грязелечебная станция, устроенная Донским областным правлением на реке Маныч» (т. II, стр. 428).

Очерк был написан по свежим впечатлениям от пребывания на Маныче в мае – июне 1902 года. Серафимович ездил туда и раньше. Манычскому курорту он еще в 1899 году посвятил очерк «Целебное озеро» (напечатан в газете «Донская речь», 1899, 12, 17, 19, 26, 30 сентября и 7 октября). Значительная часть этого очерка текстуально вошла в «Степную Вифсаиду».

И бледный месяц, как монах, Завернут в черных облаках… – цитата из поэмы М. Ю. Лермонтова «Мцыри».

Мертвый город *

Впервые напечатано в журнале «Южные записки», 1904, № 54, 25 декабря, стр. 64–68 под заглавием «С Дону (Город без самоуправления)».

«Чем был бы хуже твой удел, когда б ты менее терпел» – неточная цитата из стихотворения Н. А. Некрасова «На Волге» (1860). У Некрасова «Чем хуже был бы твой удел».