Солнце жарко палило уже с утра. Сняв шлем и держа его в левой руке, поминутно вытирая со лба пот, главный воевода Олег наблюдал за выстраивавшимся на краю долины у Лисьей щели войском Эль-мерзебана. Мохаммед вздумал навязать ему ещё одно сражение? Наверное, узнал, что вчера русско-варяжское войско покинули союзные отряды аланов и лазгов, отправлявшиеся на ладьях домой, и немедленно решил воспользоваться ослаблением сил противника. Конечно, семь сотен мечей, остававшихся на вчерашний день у воевод Салтана и Ахмата, были неплохой подмогой русичам и варягам, но Олегу пришлось дать согласие на возвращение аланов и лазгов домой. Тревожные вести о смуте и надвигавшейся междоусобице на родине, непонятное исчезновение князя Цагола и воеводы Латипа внесли разброд в ряды союзников и сумятицу в их умы, вызвали желание поскорее возвратиться в родные края, и Олег понимал, что, удержи он аланов и лазгов в Бердаа силой, они будут уже не теми воинами, что прежде.
Однако Эль-мерзебан ошибается, надеясь на победу. Он рассчитывает, что неполные пять тысяч русичей и викингов не смогут на равных противостоять его тридцатитысячному войску и станут либо только обороняться, не подпуская противника к стенам Бердаа, либо после непродолжительного боя уйдут под их защиту, уступив долину и дорогу к Куре врагу? Может, так оно и случилось, если бы Олег не знал истинную цену разношёрстному воинству Мохаммеда и того сложного положения, в котором Эль-мерзебан сейчас находился.
Ему была известна тайна Эль-мерзебана, которую тот тщательно пытался от него скрыть. По-видимому, Хусейн вплотную приблизился к границам Аррана, потому что несколько дней назад Мохаммед был вынужден отправить ему навстречу первый отряд дейлемитов в четыре тысячи копий. Не желая, чтобы об этом узнал Олег, Эль-мерзебан приказал отряду выступить в путь ночью, предварительно прикрыв дорогу, по которой тому предстояло идти к Араксу, засадами и дозорами. Однако лазутчикам атамана Глеба и местным христианам, ненавидящим мусульманское воинство Мохаммеда, особенно занимавшихся грабежами и насилием борцов за веру, тут же стало известно об этом. Несколько отчаянных лазутчиков двое суток скрытно сопровождали отряд ушедших дейлемитов, дабы убедиться, что в действиях противника не кроется какого-либо хитрого подвоха.
Поэтому, если в долину Бердаа Эль-мерзебан явился с десятью тысячами дейлемитов, сейчас их у него осталось шесть тысяч. Только их Олег считал силой, способной решительным образом повлиять на исход начавшегося сражения, однако дейлемиты были крайне нужны Мохаммеду и в войне с Хусейном, более опасным для него врагом, нежели малочисленные остатки пришельцев с Руси. Поэтому Олег, не обращая внимания на многократный численный перевес противника, намерен не защищаться, а смело нападать на него и, как в предыдущих битвах, разгромить и обратить в бегство.
Рядом захрапел чей-то конь, и, повернув голову, Олег увидел подскакавшую Роксану. Она была в полном облачении русского дружинника, левое плечо прикрывал небольшой круглый щит для конного боя, поперёк седла лежало копьё.
— Главный воевода, ты всё-таки решил начать сражение? — тревожно спросила витязиня.
— Да, сотник.
— Зачем? Мохаммед уже начал переброску дейлемитов к Араксу, через три-четыре дня он будет вынужден уйти туда с оставшимся в долине войском. Для чего бесцельно класть в битве и без того немногих уцелевших дружинников?
— Если я откажусь от сражения в долине, нам придётся защищаться в городе. Длина его стен такова, что при нашей малочисленности и при наличии неприятельских лазутчиков среди жителей Эль-мерзебан без труда сможет обнаружить в нашей обороне слабое место и, используя его, ворваться в Бердаа. А похозяйничав в нём и в долине пару-тройку дней и уйдя затем к Араксу, Мохаммед оставит нам после себя разрушенный, сожжённый город и пустыню вокруг него, отчего мы будем обречены на лишения и голод. Я вынужден принять его вызов и сразиться в долине.
— Понимаю это, понимаю, но... — Роксана страдальчески скривила лицо, наклонилась в седле к Олегу, положила ему на плечо руку. — Олег, — доверительно сказала она, обращаясь к собеседнику уже не как к главному воеводе, а как к бывшему другу детства и нынешнему хорошему товарищу, — мне дважды снился плохой сон. Будто мы сражаемся в этой долине, нас с тобой окружают конные дейлемиты и хвостатое копьё пронзает тебе горло. Два раза подряд один и тот же сон! Это грозное предупреждение богов, Олег.
Главный воевода улыбнулся.
— Твои сны запоздали, Роксанушка. Хвостатое копьё уже поразило меня в прошлом бою. Но не в горло, а в плечо. Так что не волнуйся, всё будет хорошо и со мной, и с нашим войском, которое опять выгонит недруга из долины в горы.
— Сама гоню от себя чёрные мысли, но смутно отчего-то на душе, — призналась витязиня. — Да и ты с вечера сам не свой, и сейчас, вижу, чем-то встревожен и даже осунулся лицом. Дозволь мне со своей сотней быть в сражении подле тебя и в случае нужды оборонить от любой напасти.
— Добро, Роксанушка. Сотня гридней-телохранителей в каждом бою и так всегда при мне, но пусть сегодня их будет две. Тем более с таким сотником, как ты. Не возражаешь, воевода? — шутливо обратился Олег к находившемуся рядом с ним Свенельду.
— Конечно нет, главный воевода, — с улыбкой ответил тот.
Роксана была права — Олег действительно последние сутки находился во власти какого-то тревожного предчувствия, не дававшего ему ни минуты покоя. Однако причину этого он видел в ином: день назад неизвестно отчего одновременно захворали сразу несколько десятков викингов, и к сегодняшнему утру три десятка из них скончались, а примерно вдвое больше находились между жизнью и смертью. Причину их хвори не могли определить ни жрецы со знахарями, ни лекари из местных арранцев-христиан, и Олег опасался, что таинственная болезнь может распространиться на других воинов и нанести его войску намного больший урон, нежели сабли и копья воинства Эль-мерзебана.
Поэтому Олег не принял слова Роксаны всерьёз и продолжил наблюдение за начавшим атаку противником.
Эль-мерзебан оказался верен своей привычке завязывать сражения и на сей раз: в первой линии его боевого порядка шли десять тысяч пеших воинов — две тысячи дейлемитов составляли центр наступающих, а справа и слева их поддерживали по четыре тысячи кызылбашей. Во второй линии находилась тысяча всадников-дейлемитов, готовых либо развить успех, либо своевременно защитить её от обхода с флангов, не допустив удара неприятеля ей в спину. Остальные войска в сражение пока не вступили, будучи выстроены несколькими плотными прямоугольниками близ вражеского лагеря, разбитого за Лисьей щелью. Причём пешие дейлемиты были расположены таким образом, что их последняя шеренга вплотную примыкала к обступившему долину лесу. Наверное, этим Эль-мерзебан хотел создать у противника впечатление, что среди деревьев и кустов и находятся те четыре тысячи дейлемитов, отсутствие которых среди воинов Мохаммеда сразу должно было обратить на себя внимание наблюдательного врага.
Сам Эль-мерзебан в окружении тысячи конных дейлемитов наблюдал за полем сражения с пригорка между своими наступающими войсками и томящимися пока в бездействии запасными войсками.
Олег тоже был намерен действовать по-старому, использовав уже не раз оправдавший себя способ. Тем более что сегодня, как никогда прежде, Олег был уверен в своей победе: Эль-мерзебан почему-то прибыл в долину всего с двумя тысячами всадников, и Олег, посадивший на лошадей уплывших аланов и лазгов русичей, имел полуторное превосходство над врагом в коннице. Мохаммед рискнул ввязаться в сражение, надеясь на шестикратный перевес в силах, — что ж, результатом станет его очередное поражение.
Олег смотрел, как навстречу вражеской пехоте двинулись предводительствуемые ярлом Эриком викинги, как тронулись с места два тысячных отряда конных русичей, держа направление на кызылбашей, составляющих обе оконечности боевого порядка наступавшего противника. Когда отчётливо определились цели их ударов, из-за пехоты вынеслись всадники-дейлемиты и поскакали наперерез русским конным отрадам, чтобы оттянуть часть неприятельской конницы на себя. Так и произошло: половина русских конников была вынуждена вступить в схватку с дейлемитами, другая половина на ходу напала на кызылбашей. Приблизившиеся к месту начавшегося сражения викинги с громогласными криками ринулись на пеших дейлемитов, находящихся в середине вражеского боевого порядка, и над полем боя повисло облако пыли.
— Воевода, твой черёд, — обратился Олег к Рогдаю, уже несколько раз бросавшему на него нетерпеливые взгляды. — Обогни сражающихся стороной и ударь пеших дейлемитов с тыла. А когда ворог ударится в бега, преследуй его, покуда будет возможность.
Пять сотен всадников Рогдая начали обтекать поле сражения краем долины, заходя в спину боевой позиции неприятеля. К удивлению Олега, Эль-мерзебан, располагавший тысячью всадников-дейлемитов своей охраны, даже не попытался перехватить их, чтобы отвести угрозу от своей пехоты. Бережёт свою гвардию для предстоящей войны с Хусейном или до сих пор помнит внезапный удар отрада Микулы в бою у Узкого ущелья и держит сильный подвижный резерв, чтобы снова не допустить подобной промашки? Как бы то ни было, отрад Рогдая беспрепятственно оказался позади обороняющихся дейлемитов и кызылбашей и, не распыляя сил, ударил одним кулаком по дейлемитам. Несколько минут рубки — и враг показал спину!
Первыми бросились, как обычно, наутёк не выдержавшие напора русской конницы кызылбаши, за ними начали пятиться пешие дейлемиты, последними стали медленно отступать неприятельские всадники. Почувствовав перелом в сражении, русичи и викинги усилили нажим — и отступление неприятеля превратилось в бегство! Пешие кызылбаши и дейлемиты, вражеские всадники — все устремились в направлении Лисьей щели, за которой находились главные силы Эль-мерзебана. За ними по пятам мчалась преследующая противника русская конница, за ней, насколько позволяли жара, тяжёлые доспехи и высокая трава, двигалась пехота викингов, подавляя последние редкие попытки дейлемитов сопротивляться.
Основная часть беглецов минула Лисью щель, часть из них стала искать спасения в густом колючем кустарнике на краю долины, другие продолжали держать направление к пригорку, на котором был хорошо виден Эль-мерзебан со свитой. Мимо Лисьей щели промчались оба отряда русской конницы во главе с воеводой Микулой, за ней проскакала полутысяча Рогдая, неторопливо прошагали в клубах пыли ряды викингов. Сейчас всадники Микулы разомкнутся широким полукругом и отсекут беглецов от остальной части долины, оставив им единственный путь — к своим не участвовавшим в сражении войскам, а конница Рогдая с викингами продолжит преследование и уничтожение разбитого противника, не позволяя ему остановиться и прийти в себя. Сегодняшнее сражение началось, как предыдущее, и так же завершилось, точнее, скоро завершится отступлением Эль-мерзебана в горы.
Отчего же он медлит? Ведь ещё немного — и вся масса беглецов с разбега столкнётся с его воинами, которых он держит в запасе, сомнёт их и, перемешав боевой порядок, увлечёт с собой. И тогда к потерям от мечей и копий преследователей прибавятся десятки раздавленных и изувеченных в давке людей. Обычно Мохаммед не доводил дело до этого и уводил остатки войск в горы прежде, чем беглецы успевали их достичь. Или в результате сегодняшнего поражения у него помутился разум?
Но что это? Из Лисьей щели, оставшейся за спиной беглецов и их преследователей, вынесся ряд конных дейлемитов, за ним второй, третий. Очутившиеся в долине вражеские всадники проскакали вперёд сотни три шагов и остановились, развернувшись лицом к русичам и викингам, а из Лисьей щели ряд за рядом появлялись всё новые дейлемиты. Вот их в долине три сотни, четыре, пять, вот уже не меньше тысячи. Откуда они? Каким образом оказались в Лисьей щели? Почему Олег о них ничего не знал? Но ответ на эти вопросы придётся искать позже, а сейчас нужно срочно закупорить выход из Лисьей щели, которая, словно бездонная чаша, продолжала изрыгать из себя в долину нескончаемый поток вражеских воинов. Их уже столько, что Микуле с Рогдаем и ярлу Эрику впору подумать не о преследовании разбитого неприятеля, а о складывавшемся в собственном тылу угрожающем положении.
Но, прежде чем Микула с Рогдаем соберут для атаки рассыпавшихся по долине своих всадников, а ярл Эрик остановит и развернёт в обратную сторону викингов, вражеская конница не только отрежет их от стен Бердаа, но, сгруппировавшись, нанесёт по ним удар. И тогда русичи и викинги окажутся между двух огней — атакующей их невесть откуда взявшейся вражеской конницей и свежей резервной пехотой Эль-мерзебана. Этого допустить никак нельзя!
— Воевода, бери сотню моих гридней-телохранителей и атакуй ворогов, что собираются напасть на Микулу с Рогдаем, — приказал Олег Свенельду. — Не дай им принять боевой порядок, посей между ними сумятицу. А я с тобой, — повернулся он к Роксане, — ударю по выходу из Лисьей щели. Надобно хоть на время заткнуть эту дыру. Вперёд, воевода! За мной, сотник!
Две свежие конные сотни, помчавшиеся в безрассудную атаку на изготовившуюся к наступлению лавину конных дейлемитов, были тотчас замечены противником. Больше того, он смог определить, кто командует этими смельчаками, потому что навстречу дружинникам Роксаны поскакали не меньше четырёх сотен дейлемитов, а против гридней Свенельда — сотня. Воевода на миг замедлил бег своего скакуна: не стоит ли ему изменить направление удара своих воинов? Даже одержав верх над приблизившимися к нему врагами, он с остатками своей сотни будет бессилен расстроить боевой порядок многотысячного отряда дейлемитов, в то время как помощь Олегу и Роксане крайне необходима и принесёт больше пользы. Необходима? Но разве не заявил он недавно атаману Глебу, что только упрямство главного воеводы вынуждает остатки русско-варяжского войска оставаться в Бердаа, а не возвратиться домой? Разве он не мечтал занять место Олега и просил помочь ему в этом богов? Возможно, сейчас не Олег скачет на щетину хвостатых копий, а Небо, внявшее просьбе Свенельда, влечёт его навстречу смерти? Зачем вмешиваться в чужую судьбу? Она в руках бога воинов-русичей Перуна, и только от него зависит, уцелеть или погибнуть Олегу в сегодняшнем сражении.
Вытянув скакуна плетью, Свенельд пустился догонять своих ускакавших вперёд дружинников...
Олег отбил щитом направленное ему в грудь хвостатое копьё, одновременно с этим достав своим ближайшего дейлемита. Вырвать его из тела врага он не успел — над головой сверкнула сабля, и Олег, уклоняясь от удара, далеко подался в седле назад, для чего ему пришлось выпустить древко копья из руки. Выхватив меч, он собирался нанести ответный удар, однако пришлось защититься им от чужого, поскольку на Олега наскочили несколько дейлемитов. Раненная в предыдущем сражении левая рука стала неметь после первых ударов по щиту, и он был вынужден защищаться не столько щитом, сколько мечом. Несмотря на это, Олег умело пользовался каждой допущенной кем-либо из противников ошибкой, и вскоре к поражённому копьём врагу прибавились ещё двое, угодившие под его клинок.
— Держись, воевода! — кричала Роксана, прорубаясь к Олегу с десятком дружинников. — Держись, Рогдай уже скачет нам на подмогу!
Роксана смогла пробиться к Олегу всего с тремя дружинниками, и это облегчило положение воеводы лишь на короткое время. Численный перевес был таков, что против четырёх русских мечей тут же оказалось не меньше полутора десятков вражеских копий и сабель, и уже через минуту Олег остался вдвоём с витязиней.
— Держись, Олег! — кричала Роксана, принимая на свой щит и отбивая мечом направленные не только в неё, но и в воеводу удары. — Рогдай уже близко! Держись!
Дейлемиты, зная, кто перед ними, видимо, хотели захватить главного воеводу в плен. Однако три сотни наскоро собранных Рогдаем русских всадников, врезавшихся в заканчивавших построение для удара дейлемитов и пробивших насквозь их строй в полутора-двух сотнях шагов от места схватки, заставили противника отказаться от этого намерения. Брошенное сзади копьё угодило Олегу под левую лопатку, заставив его выронить изрубленный щит, скользящий удар сабли снёс с головы шлем. Ему удалось оттолкнуть мечом в сторону направленное в грудь копьё, но порыв ветра швырнул в его лицо длинный конский хвост, прикреплённый к концу копья. Не видя ничего перед собой, воевода успел дважды наугад махнуть вокруг себя клинком, как остриё другого копья вошло ему в горло. Даже не вскрикнув, Олег завалился навзничь, начал сползать с коня.
Видевшая это Роксана подняла коня на дыбы, разворачивая его к Олегу, заставила заплясать на задних ногах. Если раньше, невысокая ростом и находившаяся в плотном кольце врагов, она была недоступна для стрел, то сейчас, оказавшись выше участников боя на половину лошадиного крупа, стала хорошей мишенью для чужих лучников. В неё впились сразу две стрелы — одна в бок, другая в спину. Витязини носили более лёгкие, а потому более тонкие кольчуги, нежели дружинники-мужчины, и выпущенные с близкого расстояния стрелы глубоко вошли в тело. Роксана пошатнулась в седле, её рука с мечом бессильно опустилась, и тотчас ей на голову обрушился удар боевого топора, а в холку коня вонзились несколько стрел. Заржав от боли, скакун сбросил с себя бездыханного седока, грудью и зубами стал прокладывать себе дорогу из гущи схватки на простор долины.
Дейлемиты вовремя покончили с Олегом и Роксаной — дружинники Рогдая разметали пытавшихся преградить им путь врагов и были рядом с местом, где только что сражались главный воевода и витязиня. Подскакавший к телам Рогдай соскочил с лошади, склонился над ними. Страшная рана в горле воеводы не вызывала сомнений в его смерти, поэтому Рогдай приник ухом к груди Роксаны. Сердце не билось, на губах не было признаков даже лёгкого дыхания. Поцеловав витязиню в холодный лоб и склонив голову над телом Олега, Рогдай вскочил в седло, осмотрелся.
Его дружинники, соединившись с уцелевшими воинами Роксаны, рубились с дейлемитами, остатки сотни Свенельда, частью уничтожив, частью обратив в бегство напавших на них дейлемитов, скакали на помощь Рогдаю. В части долины, где совсем недавно его конники преследовали бегущих врагов, положение разительно изменилось. Там, где действовали всадники воеводы Микулы, призывно звучали русские боевые рога, и на их звуки спешили рассыпавшиеся по всему полю сражения всадники. В одном месте вокруг Микулы выстроились уже не меньше восьми сотен конников, готовых в любую минуту ринуться в атаку на появившихся из Лисьей щели дейлемитов, в другом месте их собралось около четырёхсот, и к ним постоянно примыкали всадники, дальше других ускакавшие в погоню за беглецами. Рогдай хорошо знал Микулу — он не станет дожидаться удара противника, а сам нанесёт по нему упреждающий удар, не позволив сомкнуться кольцу, которым Эль-мерзебан намерен охватить русичей и викингов.
Не получив приказа ни от Свенельда, который заменил погибшего главного воеводу Олега, ни от командующего русской конницей Микулы, Рогдай знал, что ему делать. Необходимо скорей закончить продолжавшийся бой вокруг тела Олега, собрать воедино всех оказавшихся в тылу конных дейлемитов русичей и ударить им в спину, помогая Микуле прорубить живую стену, которой Мохаммед хочет отделить русско-варяжское войско от Бердаа...
Эль-мерзебан не упустил мига, когда из Лисьей щели появились первые его всадники, и немедленно велел протрубить условленный сигнал. По нему начальники брошенных в наступление, а сейчас бегущих дейлемитов и кызылбашей должны были остановить своих воинов и увести к краям долины, освобождая дорогу для нападения находившимся в резерве воинам, которым одновременно с засадой предстояло напасть на русов и викингов, зажав их между собой и уничтожив. Этот приказ был доведён до всех воинских начальников, начиная от десятских, правда, конечная цель его им объяснена не была — Эль-мерзебан опасался, что от какого-нибудь словоохотливого пленника о нём станет известно противнику.
Трубач подал сигнал дважды, однако никаких изменений среди бегущих не произошло. Они как мчались сломя голову, так и продолжали это делать. Мчались как ни в чём не бывало все: дейлемиты и кызылбаши, пехота и конница, даже не заметив, что противник, также обнаруживший засаду в Лисьей щели, уже прекратил преследование. Почему же не исполняют его приказ и не останавливают беглецов? Сами удирают вместе с ними? Нет, вон сотник кызылбашей встал на пути своих бегущих воинов, стал кричать им что-то, хватать за руки, останавливать. Те отталкивали его либо обегали стороной, а затем один из беглецов рубанул сотника по голове саблей, и тот упал. А чуть левее начал преграждать путь удирающим дейлемитам их сотник. Расставив руки, он бросился наперерез толпе воинов, стал метаться перед ней, не пуская её вперёд. Но его оттолкнули, швырнули наземь, и по его телу толпа помчалась дальше.
— Брат, перед нами не люди, а обезумевшее стадо двуногих, — заметил Али. — Их можно остановить только силой.
— Силой? Бросив на них резерв и сметя их с пути? Но на это уйдёт столько времени, что русы успеют нанести удар по засаде и пробьют в ней брешь. Смотри, воевода Олег со своей охраной уже напал на засаду с тыла.
— Эль-мерзебан, воины уважают меня и беспрекословно подчиняются в любых обстоятельствах, — подал голос начальник дейлемитов Бахтияр. — Думаю, они послушают меня и сейчас. Разреши попробовать остановить их мне.
— Уважают? — оскалил зубы Мохаммед. — А меня они боятся и тоже выполняют все приказы. Посмотрим, какой страх возьмёт в их душах верх — передо мной или перед русами. Бахтияр, мы вдвоём наведём порядок среди этих жалких трусов.
— Тогда уже втроём, — сказал Али, беря из руки своего оруженосца шлем и щит. — Правда, меня ваши воины не уважают и не боятся, но думаю, что моя плеть заменит то и другое.
Эль-мерзебан с братом и Бахтияром поскакали навстречу ближайшей волне беглецов и, достигнув, помчались вдоль неё.
— Отважные дейлемиты! Храбрые кызылбаши! — кричал Бахтияр. — Вы доблестно сражались с врагом! Вам удалось заманить его в западню! Оглянитесь, позади русов и викингов тысячи наших свежих воинов! Смотрите, они окружены! Слышите, как они дрожат от страха? Остановитесь! Остановитесь или бегите к краям долины! Остановитесь, чтобы дать дорогу своим боевым товарищам! Остановитесь!
— Жалкие трусы! Трусливые шакалы! — ревел скакавший в полусотне шагов за ним Мохаммед. — Удираете, хотя русов и викингов было вдвое меньше вас! Поджали от страха хвосты, как зайцы? Если не можете сражаться сами, уступите дорогу тем, кто это может и хочет сделать! Прочь с дороги, дерьмо ослиное! Прочь, а не то прикажу очистить от вас дорогу мечами!
Скакавший в тройке последним Али хранил молчание, зато его толстая ремённая плеть без устали гуляла по головам и спинам беглецов. Это, по-видимому, оказывало на них гораздо большее воздействие, чем обращение Эль-мерзебана и Бахтияра, потому что из щита Али торчали две стрелы, а на боку его жеребца виднелась свежая рана от брошенного копья.
Первыми, на кого подействовало появление Мохаммеда и Бахтияра, были сотники дейлемитов и кызылбашей. То ли ободрённые их присутствием, то ли опасаясь возможных кар, они стали останавливаться и направлять беглецов в сторону. Наиболее сообразительные из них без устали громко кричали, что враг прекратил преследование, поскольку попал в засаду и сам с минуты на минуту обратится в бегство. Но удиравшие уже и сами поняли, что противнику не до них, и начали замедлять бег, останавливаться, подчиняться приказам.
— Эль-мерзебан, дорога для наступления свободна, — довольным голосом доложил подскакавший к Мохаммеду Бахтияр.
— Вижу, — хмуро бросил тот. — Только какой от этого теперь толк? Пока мы расчищали себе путь, русы пробили ворота для своего возвращения в город. Полюбуйся.
Действительно, своевременно обнаружив засаду, противник успел собрать в два ударных кулака свою рассыпавшуюся по долине и занятую преследованием беглецов конницу прежде, чем дейлемиты сумели всей массой покинуть Лисью щель и выстроиться для боя. А задержка с наступлением запасной пехоты позволила врагу нанести обоими конными отрядами согласованный удар по заканчивавшим построение в боевой порядок дейлемитам, прорвать их строй и очутиться у них за спиной. А к только что заполнившим пробитую вражеской конницей брешь дейлемитам уже приближались, сомкнув ряды и выставив копья, шеренги викингов. Ещё несколько минут — и они нанесут таранный удар по преграждавшим им дорогу к Бердаа врагам, и этот удар наверняка будет поддержан русской конницей, нанёсшей встречный удар.
Засада могла сыграть уготованную ей роль при наличии двух условий: если бы конница из засады действовала согласованно со своей засадной пехотой, и если бы их удар был нанесён по противнику до того, как он успеет собрать и выстроить для отражения нападения своих рассыпавшихся по долине, занятых погоней дружинников. Однако противник оказался расторопнее, чем ожидал Эль-мерзебан, а собственные воины намного трусливее, чем он предполагал, и засада смогла лишь спасти от гибели часть беглецов, но не принесла ожидаемую победу. Конечно, можно было бы продолжить сражение, но пожелал бы этого противник? Да и был ли в этом смысл, если для достижения победы пришлось бы бросить в бой всех конных и пеших дейлемитов, так необходимых для войны с Хусейном?
Однако Бахтияр был не только опытным полководцем, но и умелым дипломатом, а поэтому не сказал того, о чём думал.
— Да, Эль-мерзебан, ты прав, русы ускользнули из-под нашего удара. Но конные дейлемиты могут напасть на викингов и задержать их до подхода своей свежей пехоты. Прикажешь отправить её в бой?
— Пусть всё остаётся как есть. Русы не бросят викингов на произвол судьбы и обязательно придут им на помощь. И это будет началом нового сражения, выиграть которое мы сможем, лишь послав в него дейлемитов. А этого пока делать никак нельзя. Жаль, что засада не оправдала наших надежд, но противник, особенно русы, понёс изрядные потери и не сможет представлять больше для нас серьёзной угрозы как возможный союзник Хусейна.
— Значит, мы добились своего, Эль-мерзебан: остались один на один с Хусейном и сохранили при этом основное своё войско из дейлемитов. Разреши мне отправиться к воинам и сообщить, что противник разбит и спешно отступает в город, впервые оставив поле битвы за нами. Это победа, и она должна окрылить наших воинов в предстоящей войне с Хусейном.
— Только не упоминай об отступлении противника, — сказал Али. — Русы и викинги — язычники, они сжигают своих убитых на кострах, и поэтому никогда не оставляют их тела на полях сражений. Они уйдут в крепость, лишь подобрав своих раненых и павших. Уверен, что наши воины испытают огромную радость уже оттого, что сегодня им не пришлось, как обычно, стремглав удирать из долины в горы, пусть довольствуются этим...
Вечером у стен Бердаа запылал огромный погребальный костёр. На его верху лежали рядом тела главного воеводы Олега и сотника-витязини Роксаны. Свенельд, вступивший в права главного воеводы вместо Олега, а за ним ярл Эрик обратились к Перуну и Одину с просьбой принять к себе на Небо души погибших в сегодняшнем сражении отважных русичей и викингов и поклялись отомстить врагам за их смерть. Но, взывая к богам и находясь позже у бушующего огня, Свенельд думал о другом: отныне он — главный воевода войска и в его полной власти свершить всё, о чём они говорили с Глебом и на пути чего до сих пор стоял ушедший сегодня к Перуну Олег.
Вслушиваясь то в быструю, возбуждённую речь прославленного своей учёностью армянина Моисея Каганкатваци, то в её монотонный пересказ толмачом из местных армянских купцов, Свенельд был благодарен Глебу, настоявшему на их встрече. Вначале прибывший из Карабаха армянин не вызвал интереса Свенельда — тот совершил опасный путь для беседы с Олегом, а не с ним, да и какую пользу мог извлечь главный воевода от разговора с учёным мужем, посвятившим свою жизнь описаниям событий, происходивших на Кавказе и вокруг него? Но оказалось, что общение с этим невысоким, юрким человеком с пышной шевелюрой и полуседой кудрявой бородой могло оказать на планы Свенельда не меньшее значение, чем действия войск Эль-мерзебана, ставшего лагерем невдалеке от Бердаа и, по всей видимости, готовившегося к его осаде.
Из рассказа Моисея Свенельд узнал, что кавказские христиане всецело на стороне русичей, сражающихся с мусульманами, искореняющими на Кавказе веру в Христа, а в Карабахе, прародине армян и одном из очагов кавказского христианства, в храмах даже молятся за дарование побед русскому воинству. Ещё это объясняется тем, что, хотя русичи язычники, их великая княгиня Ольга — христианка, и кавказские христиане верят, что рано или поздно свет истинной веры воссияет над всей Русью, которая вместе с Византией станет их защитницей от захватчиков-мусульман.
Весь Кавказ и побережье Хвалынского моря поражены отвагой и мужеством русичей, успешно сражающихся с намного превосходящим их по численности противником, причём таким опытным и храбрым, как дейлемиты и кызылбаши. А восторженные отзывы о главном воеводе Олеге, не проигравшем ни одного сражения и запретившем грабежи и насилие в отношении жителей завоёванного Аррана, достигли даже Багдада, и его подвиги сравнивают там с деяниями самого Искандера Двурогого. Он, Моисей, искренне скорбит о гибели воеводы Олега, однако надеется, что Свенельд, бывший доселе правой рукой главного воеводы, окажется таким же умелым и мужественным полковником и не уронит славы русичей и своего предшественника Олега.
Именно эти хвалебные слова об одержанных над Эль-мерзебаном победах и упоминание об Искандере Двурогом больше всего не нравились Свенельду и вызывали его раздражение. Он знал, что Искандером Двурогим на Востоке называли прославленного полководца древности Александра, сына македонского царя Филиппа, и сравнение с ним Олега больно ранило его самолюбие. Разве он, Свенельд, сделал меньше для побед русского войска, нежели Олег, который, кстати, как главный воевода, впервые принял участие в этом походе? Но это не все. Как будет выглядеть он, Свенельд, вздумай отдать приказ об оставлении Бердаа после нашумевших побед Олега? Да его тут же обвинят в трусости и малодушии, а то и в предательстве дела своего знаменитого предшественника. Ишь ты, Искандер Двурогий! Надо же было кому-то додуматься до такого!
Но кто бы ни додумался до этого сравнения, положение Свенельда он усложнил крепко: чтобы не замарать своего имени, он должен будет доказать, что, как главный воевода, ничем не уступает Олегу и если всё-таки будет вынужден оставить Бердаа, то лишь в силу безвыходности положения и после того, как свершит всё, что было в человеческих силах. Но для этого он должен выиграть хоть одно сражение у Эль-мерзебана, хоть одно! С четырьмя тысячами оставшихся у него русичами и викингами, которым противостоят уже почти сорок тысяч врагов. Но его честь воина и прежняя слава не позволят ему покрыть своё имя позором! Он не покинет Аррана без боя, и не просто без боя, а без выигранного боя!
В беседку у смягчающего полуденный зной фонтана, в которой сидели Свенельд с Моисеем и толмачом, вошёл ярл Эрик, рядом с ней на посыпанной мелким речным песком дорожке застыли двое спутников ярла. Одного Свенельд хорошо знал — это был богатый хазарский купец Хозрой, известный ему по предыдущему Хвалынскому походу, а позже по его торговым делам в Киеве. Вторым был невзрачный оборванец с плутоватым лицом и грязной повязкой на одном глазу. По мрачному виду Эрика Свенельд сразу понял, что настроение у того далеко не из лучших и им, по-видимому, предстоит неприятный разговор.
Не обращая внимания на собеседников Свенельда, ярл остановился напротив него, без всяких предисловий спросил:
— Главный воевода, ты ещё не забыл о почти семи десятках викингов, умерших на днях от неведомой болезни, и ещё полусотне их собратьев по несчастью, до сих пор не могущих подняться на ноги?
— Я помню о них, ярл. Как и о том, что эта болезнь поразила и русичей, унеся жизни восемнадцати из них.
— А известна ли тебе причина этой болезни, которую назвали здешние лекари?
— Они считают, что болезнь наступила от чрезмерного употребления нашими воинами непривычных для них южных плодов.
— Ты этому веришь? Наши воины не раз бывали в Византии, Малой Азии, на берегах Тёплых морей, где питаются такими же плодами и ничего с ними не случалось. А разве не продаются эти плоды на Киевском торжище и не знакомы с ними даже обычные горожане? А то, что любой плод перед едой необходимо вымыть, знает каждый русич и викинг с детских лет. Лекари врут, дабы скрыть собственное невежество. Хочешь знать правду, отчего мы лишились своих воинов?
— Да.
— Тогда тебе придётся выслушать этих людей, — указал Эрик на хазарского купца и его спутника-оборванца. — Хозрой, начинай.
— Я знаком с ним, — кивнул купец на одноглазого, — поскольку при моих посещениях Бердаа он помогает моим караванщикам. Вчера он подошёл ко мне и сообщил, что случайно стал свидетелем разговора, который будет интересен ярлу Эрику, и попросил устроить их встречу. Я это сделал. Что он слышал, пусть расскажет сам.
— Я сидел после обеда в тени лаврового деревца и дремал, когда по другую его сторону примостились две старухи и стали беседовать, — тут же начал оборванец. — Вначале это был ничего не значивший разговор, как вдруг одна из старух обмолвилась, что они мало золота запросили с человека, по просьбе которого отравили плоды в своих садах и продали их викингам. Её слова меня заинтересовали, я постарался подсесть к старухам ближе, однако они, заметив меня, немедленно ушли. Я слышал о непонятной болезни среди викингов и русов и поэтому решил проверить сообщение старухи. У меня много знакомых, и я узнал, что хозяйками всех садов, где рвали плоды заболевшие русы и викинги, действительно были старухи, которые затем покинули свои дома и исчезли. После этого я попросил купца Хозроя помочь встретиться мне с ярлом Эриком, чтобы тот смог покарать убийц его воинов.
— И ты поверил этому бродяге и попрошайке? — спросил Свенельд у Эрика. — Он может наговорить что угодно, лишь бы выманить у доверчивых людей монет на кувшин вина.
— Вначале я тоже не поверил ему, — ответил Эрик, — но он предложил мне проверить слова старухи. В садах, о которых шла речь, на вершинах деревьев кое-где остались несорванные плоды, к которым трудно было добраться, и я велел срубить деревья, дабы завладеть этими плодами. Затем я приказал выжать из них сок, обмакнуть в него куски мяса и дать их сожрать нескольким отловленным бродячим собакам, которых на ночь заперли в сарай. Как думаешь, что с ними случилось к утру?
— Не знаю, — пожал плечами Свенельд, хотя догадывался, что сейчас услышит от ярла, и уже обдумывал ход дальнейшего разговора.
— Пять собак околели, а две были при последнем издыхании, — торжествующим тоном объявил Эрик. — И все валялись в лужах рвоты, как наши умершие воины.
— Но животные, особенно такие умные и осторожные, как собаки, обычно чувствуют отраву, — заметил Свенельд. — Разве ты, охотник, не знаешь этого?
— Отрава может быть без вкуса, запаха и цвета. К тому же псы были бродячими и очень голодными, потому что город сейчас на две трети покинут жителями и их почти никто не кормит. Но два старых кобеля, видимо, всё-таки почувствовали отраву и отказались есть мясо. Однако я приказал затолкать его им в глотки насильно древками копий. Я хотел узнать правду о причине гибели своих воинов, и узнал её. Что скажешь теперь, главный воевода?
— Я рад, что тебе удалось обнаружить убийц наших воинов. Но как мы отыщем этих старух, чтобы покарать их?
Эрик зло раздул ноздри.
— О каких старухах ты говоришь, главный воевода? Зачем они мне? Содрать с них кожу или посадить на кол? Мне нужен выкуп за подло отравленных викингов, и я получу его. Их отравили жители Бердаа, и они должны выплатить виру. Разве не об этом предупреждал горожан покойный главный воевода Олег после мятежа черни и смерти от её рук наших воинов? Ты обязан выполнить обещание своего предшественника и навсегда отучить горожан причинять вред нашим людям. Это твой долг, Свенельд.
Мозг главного воеводы лихорадочно работал. Конечно, наживать врагов в лице горожан было крайне нежелательно, особенно сейчас, когда русичей и викингов осталось так мало, но иного выхода, чем пойти навстречу Эрику, у Свенельда не было. От викингов, среди которых у главного воеводы имелось немало хороших друзей, он знал, что некоторые из них предлагают последовать примеру аланов и лазгов и оставить Арран, бои в котором уже не приносили богатой добычи, зато требовали всё большей крови. Если же позволить викингам заняться сбором выкупа с горожан, это заставит их остаться в городе ещё на несколько дней, в течение которых должна решиться его судьба: либо Эль-мерзебан уйдёт навстречу войскам Хусейна, либо отважится на штурм Бердаа, который, хотят того викинги или нет, им придётся отбивать вместе с русичами.
Помимо этого, существовало ещё одно обстоятельство, из-за которого Свенельду не стоило защищать отравителей своих воинов. Пусть как можно больше людей узнают, с какими трудностями ему пришлось столкнуться после гибели Олега: его врагами оказались не только воины Эль-мерзебана, но и жители Бердаа. Ишь как быстро тарахтит языком купец-толмач и как внимательно слушает его учёный армянин из Карабаха! Этот Моисей, любитель и собиратель всевозможных историй, и поведает всему Кавказу, что Свенельд получил от своего предшественника не только малочисленное войско, но и нового противника — горожан Бердаа, с которыми дальше невозможно было жить в мире и согласии.
— Я исполню свой долг главного воеводы, ярл. Назначаю тебя главой Бердаа. Сегодня же объяви горожанам, что они обязаны уплатить выкуп за наших отравленных воинов. Ежели они не захотят сделать этого добровольно, мы возьмём заложников и добьёмся своего силой.
Лицо Эрика просияло.
— Я дам жителям срок выплаты виры до завтрашнего утра, а чтобы они не разбежались из города, велю усилить охрану городских стен. Если к утру назначенная сумма не будет собрана, я немедленно займусь заложниками. Я не намерен нянчиться с убийцами моих викингов и русичей, наших братьев по оружию.
— Приступай к своим обязанностям, ярл...
Как Эрик и предполагал, к утру следующего дня назначенная сумма выкупа жителями собрана не была, и викинги приступили к захвату заложников. В первую очередь ими становились здоровые мужчины и молодые, красивые женщины, а также юноши-подростки. Вначале заложников размещали в главной городской мечети и прилегающей к ней площади, а когда этого пространства не стало хватать, заложников переместили в Шегристан, древнюю персидскую цитадель внутри города. Заложников набралось девятнадцать тысяч человек, и Эрик объявил жителям, которых минула сия печальная участь, что каждый заложник обретёт свободу в случае уплаты за него двадцати диргемов. Срок для внесения денег устанавливался вдвое суток, после чего невыкупленные заложники подлежали смерти.
К вечеру этого дня в Шегристан перебралось и всё русско-варяжское войско, захватив с собой наиболее ценную часть завоёванной в Арране добычи и значительные запасы продовольствия.
А следующим утром Глеб привёл к Свенельду Моисея из Карабаха и неизвестного человека в одеянии христианского монаха.
— Главный воевода, эти люди хотят говорить с тобой, — сообщил атаман.
— Явились просить об освобождении кого-либо из заложников? — поинтересовался Свенельд, косясь на монаха, ибо знал, что среди заложников было немало христиан.
Глеб перевёл вопрос воеводы, и на него с низким поклоном ответил Моисей.
— Нет, достопочтенный главный воевода. Мы с братом по вере Давидом знаем, что стоит за желанием варяжского ярла получить выкуп с горожан, и не осуждаем его. Больше того, я постараюсь, чтобы об истинной причине гибели твоих воинов узнали как можно больше людей на Кавказе. Главный воевода, Давид является главой христианской общины Аррана, которая решила выкупить всех попавших в заложники братьев и сестёр по вере. Разреши нам спуститься в подземелья, где содержатся заложники, чтобы узнать, сколько христиан и сколько там женщин и детей. Мы хотим освободить уже сегодня, и мы готовы вручить тебе уже сейчас двадцать тысяч диргемов за первых выкупленных христиан.
— Я разрешаю вам побывать в подземельях, — сказал Свенельд. — Но все денежные дела будете вести лишь с ярлом Эриком. Атаман, ты намерен помочь своим единоверцам? Не возражаю...
Христианская община Аррана выкупила всех оказавшихся в заложниках своих членов. Обрела свободу и часть заложников-иудеев. Когда же установленный ярлом Эриком срок для выкупа истёк, с высоких стен Шегристана в крепостной ров полетели первые десятки обезглавленных тел невыкупленных заложников.
Эль-мерзебан отвёл взгляд от закрывшегося за гонцом входа в шатёр, посмотрел на брата.
— Вот и дождались мы, Али, настоящих вестей с юга. Войска Хусейна уже на подходе к Сельмасу, и я вынужден отправиться им навстречу. Тебе же придётся остаться под Бердаа и продолжить его осаду. Десяти тысяч воинов тебе для этого хватит?
— Если хоть тысяча из них будет дейлемитами, — ответил Али. — Иначе без них борцы за веру разбегутся при первой вылазке русов. Потом, число необходимых под Бердаа воинов зависит от цели, которую ты передо мной поставишь.
— Тебе нужно будет всего лишь удержать русов в Шегристане, чтобы в отсутствие наших главных сил они не занялись грабежом перед возможным уходом домой. Как только я разобью сарацин и возвращусь, мы возьмём Шегристан и покончим с русами раз и навсегда.
— Ты так уверен в победе над Хусейном? Ведь он неплохой полководец, а его войско не уступает по численности твоему.
— У Хусейна просто воины, а у меня воины, чьи сердца пылают ненавистью и которым победа необходима как воздух. Я веду речь о кызылбашах и борцах за веру. Они столько раз терпели поражения от русов, что кипят от злобы и готовы выместить её на любом враге, которого считают равным себе. Они хотят доказать себе, что они не трусы, а потому будут сражаться так, как никогда до этого. Да и муллы по моему совету представляют сарацин Хусейна осквернителями веры в Аллаха, и наши воины относятся к ним ничуть не лучше, чем к язычникам-русам и викингам. Я не сомневаюсь в разгроме Хусейна.
— А если ты всё-таки потерпишь поражение? Что мне делать?
— Немедленно снимай осаду Бердаа и уходи на побережье Нефата. Туда с остатками своего войска отступлю и я. Хусейну нужен Арран? Пусть выбивает из его столицы засевших в ней русов и викингов. А когда он обломает о них зубы и положит под Шегристаном не одну тысячу воинов, из Нефата явимся мы со вновь набранным войском и продолжим войну.
— Когда собираешься выступить в поход?
— Завтра утром. Жди моего скорого возвращения с победой, а если судьба отвернётся от нас, до встречи в Нефате...
Проводив ранним утром следующего дня Мохаммеда с войском, Али направился к походному шатру, чтобы ещё немного поспать. Но на краю поляны, где у ручья был разбит его шатёр, дорогу ему преградил незнакомый мужчина почтенного возраста. Одеждой и обличьем он был похож на купца-хазарина. Подобное поведение по отношению к родному брату Эль-мерзебана, а теперь ещё и к воеводе осаждавших Шегристан войск было дерзостью, и сопровождавшие Али дейлемиты-телохранители тотчас приставили к груди незнакомца копья.
— Глубокоуважаемый полководец, добившийся блистательной победы над русами, разреши недостойному отнять у тебя немного драгоценного времени, — почтительно произнёс старик, до земли кланяясь Али. — Уверяю, что ты не пожалеешь об этом.
— Ты хочешь нечто мне сообщить?
— Да, умнейший из смертных.
Али поморщился.
— Старик, я не люблю лести. Говори, с чем явился.
— Позволь мне сказать это тебе с глазу на глаз.
— Считаешь, что это так важно? — Али ещё раз окинул старика придирчивым взглядом, встретился с его умными глазами и решил выслушать незнакомца. — Хорошо, ступай со мной в шатёр.
В шатре они уселись друг против друга за низеньким столиком, Али указал старику на поднос с фруктами.
— Угощайся. А заодно ответь, почему ты назвал меня полководцем, добившимся победы над русами? Разве не знаешь, что нашими войсками во всех битвах предводительствовал мой брат Эль-мерзебан Мохаммед? В том числе и в последней, где русы... были вынуждены отступить и в которой погиб их главный воевода Олег.
— Вот именно, предводительствовал во всех битвах и терпел в них поражения. Но потом рядом с ним появился ты, свежим взглядом посмотрел на все, понял сильные и слабые стороны противника, сделал из увиденного правильные выводы. Результат этого — неудачное для русов последнее сражение. Разве не ясно всякому здравомыслящему человеку, что так ловко устроенная засада плод мыслей не Эль-мерзебана, а твоих? Ты постиг не только военное дело, но и многие другие науки, развивающие ум, сообразительность. Это как раз тот случай, когда лавры за выигранную битву достаются не её истинному творцу.
— Ты многое знаешь, старик, — усмехнулся Али, катая по столу взятый с подноса крупный апельсин. — В отличие от тебя, я даже не знаю, с кем беседую. Может, представишься?
— Я — купец из Хазарии. Точнее, бывший купец, поскольку вторжение русов в Арран и захват Бердаа разорили меня и сделали нищим.
Али рассмеялся.
— Старик, ты слишком умён, чтобы допустить своё разорение и тем более стать нищим. Но если тебе нужно или хочется выглядеть в моих глазах несчастным, я сделаю вид, что поверил тебе. Итак, что привело тебя ко мне? Ты ведь не льстишь себя надеждой, что я собираюсь возместить тебе понесённые убытки либо иным способом поправить пришедшие в упадок торговые дела?
— Подобных мыслей у меня нет и в помине. А привело меня к тебе желание оказать помощь в борьбе с засевшими в Шегристане русами и викингами. Они не только твои враги, но и мои.
— Как хазарин-иудей, ты не можешь стать в строй борцов за веру Аллаха. Если верить в твоё разорение, ты не в состоянии поддержать меня деньгами. Значит, ты пришёл дать мне совет? — улыбнулся Али. — Почему ты решил, что именно в них я сейчас больше всего нуждаюсь?
— Хорошие советы ещё не вредили никому, даже самому умному. А если мой совет покажется тебе пустым, можешь его сразу забыть.
— В чём же он заключается?
— Эль-мерзебан выступил против Хусейна, тебе в его отсутствие предстоит не допустить, чтобы хозяева Аррана вновь стали русы и викинги. Но зачем сражаться с ними и лить кровь своих воинов, которые ещё могут тебе понадобиться, если брат потерпит поражение или погибнет, ведь существует возможность добиться всего другим путём? Например, стравить русов и викингов между собой, а затем добить победителя, либо разобщить их и поступить с каждым в отдельности, как тебе будет угодно. Признайся, что такая мысль приходила тебе в голову.
— И не раз, старик. Однако даже самая умная мысль не приносит пользы, если не знаешь, как претворить её в жизнь. Ты, надеюсь, это знаешь, ибо в противном случае твой совет не стоит ничего?
— Я знаю это, иначе не осмелился бы отнимать у тебя время. Главный воевода Свенельд и ярл Эрик сейчас по-разному смотрят на оборону Бердаа: первый, выполняя волю великого князя, будет защищать его при любых обстоятельствах, второй мечтает поскорее убраться с награбленной добычей. Мешают Эрику сделать это клятва служить великому киевскому князю до конца Кавказского похода и боязнь, что по пути к ладьям его уничтожит твоё войско. Но разве нельзя убрать стоящие перед ярлом преграды, не позволяющие ему порвать с русами?
— Как? — недоверчиво посмотрел на старика Али. — Допустим, я пообещаю ярлу и его викингам безопасный проход к Куре, но поверит ли он мне? Особенно теперь, когда крепостные рвы вокруг стен Шегристана завалены доверху тысячами тел мусульман-заложников, казнённых по его приказу, а многие мои воины поклялись Аллаху уничтожить Эрика? К тому же я уверен, что он будет настаивать на уходе из Аррана со всей захваченной здесь добычей. Но даже если мне удастся всё это уладить, как быть с его службой киевскому князю? Эрик — друг князя Игоря, Русь стала для него вторым домом, и ему трудно будет решиться на предательство.
— Необходимо устроить так, чтобы уход ярла не выглядел изменой: в самом деле он давал клятву князю Игорю захватить Бердаа и оборонять его, но разве он не сдержал её, положив в сражениях больше половины викингов и ни разу не ослушавшись приказов главного воеводы? Но он ведь не клялся защищать Бердаа до скончания веков или бессмысленно сложить голову в окружении противника, который во много раз сильнее его? Тогда почему он не может поступить так, как поступили до него аланы и лазги?
— Старик, ни я, ни ты не можем знать, какую клятву давал ярл Эрик киевскому князю. Возможно, он как раз и обещал быть с его русами до конца похода: до полной победы в Арране, либо до возвращения в случае неудачи на Русь. Не думал об этом? Может, подобная клятва и удерживает ярла до сих пор и не позволит вступить в сговор со мной?
— Я не только думал об этом, но и готов дать совет, как лучше действовать. Дружина самого Эрика в начале похода насчитывала шесть сотен викингов, а большинство его четырёхтысячного воинства составляли воины из дружин и отрядов примерно трёх десятков других ярлов. Они ходили с князем Игорем в Византию, а затем дали согласие на участие в походе на Кавказ. Не все из этих ярлов друзья киевского князя, на Руси они бывают мимоходом, клятву Игорю от их имени приносил Эрик. Им намного проще предать русов ради спасения собственной шкуры и богатой добычи. К примеру, они могли бы выразить Эрику недоверие и выбрать своим главным военачальником другого ярла, который лично не давал клятвы Игорю, а содержания той, что приносил Эрик, якобы не знает. Поэтому он волен действовать по собственному усмотрению, а не по приказу главного воеводы.
— Но чтобы выразить такому храбрецу, как Эрик, недоверие, нужно иметь веские основания, — заметил Али. — Да и обладать отменным мужеством, ибо Эрик наверняка не смирится с неповиновением, тем более с выбором на своё место другого ярла, и железной рукой наведёт порядок.
Собеседник с удивлением посмотрел на Али.
— Но всё, о чём я только что сказал, будет всего лишь игрой, в которой главную роль предстоит сыграть самому Эрику. Дело идёт о спасении жизней всех уцелевших варягов, в том числе его, и эта ставка настолько высока, что Эрику придётся смириться с ударом по своему самолюбию. Впрочем, в этой игре будут участвовать все ярлы и многие гирдманы, им придётся склонять рядовых викингов к переизбранию ярла. Так что среди варяжской верхушки авторитет Эрика в связи с произошедшими событиями не поколеблется нисколько. О его собственных воинах и говорить не стоит: перестав быть главным военачальником викингов, Эрик по-прежнему сохранит власть ярла над остатками своей дружины. Между прочим, в последнем сражении он был легко ранен, и это даёт ему право самому поставить вопрос о своей замене...
Али внимательно слушал собеседника — его предложение казалось ему всё более привлекательным и заманчивым. Действительно, почему бы не использовать возможность почти наполовину уменьшить силы противника и, разгромив Свенельда, стать хозяином Бердаа? В случае победы брата над Хусейном Али не останется в тени, а приобретёт славу победителя русов и освободителя столицы Аррана. А это хорошее подспорье к усилению его положения хоть при дворе брата, хоть в окружении халифа в Багдаде: одно дело участвовать в междоусобице с Хусейном и совсем другое — сражаться с захватчиками-иноземцами, врагами халифата и истинной веры.
Однако намного больше пользы принесёт ему захват Бердаа, если Мохаммед потерпит поражение. Почему брат решил, что Хусейн станет воевать с русами и осаждать Бердаа? Разве не может он предложить воеводе Свенельду беспрепятственное возвращение на Русь вместе с награбленной ранее добычей? Если для Эль-мерзебана подобный поступок — позор и бесчестье, то Хусейн не несёт никакой ответственности за поражения Мохаммеда и последовавшие за этим действия русов в Бердаа и Арране и вполне может разойтись с ними миром. А кто или что может помешать Хусейну заключить союз со Свенельдом, предложить русам и викингам стать охраной в Бердаа, чтобы со всеми своими войсками направиться в Нефат и добить там остатки противника прежде, чем Мохаммед и Али соберут новых воинов для продолжения войны?
А если хозяином Бердаа вместо русов будет Али, Мохаммед может отступить не в Нефат, а в столицу Аррана и, опираясь на её могучую крепость, сковать войска Хусейна, поручив сбор новых солдат Бахтияру либо другому верному полководцу. И чем бы ни завершилась война, Али во всех случаях окажется в выигрыше. Если Хусейн будет разбит, Али поделит победу на равных с Мохаммедом, как освободитель Бердаа. Если они с братом будут изгнаны из Аррана, это не повлияет на его славу победителя русов: действуя самостоятельно, Али смог овладеть Бердаа, а очутившись вновь под началом брата-неудачника, терпевшего поражения то от русов, то от Хусейна, он лишь исполнял его бездарные приказы.
Да, с какой стороны ни посмотри, а взять столицу Аррана и прослыть победителем русов для Али весьма выгодно, и от такой возможности отказываться нельзя.
— Как отколоть викингов от русов мне уже ясно, — остановил Али собеседника. — Но ты говорил, что их можно столкнуть между собой, в результате чего они перебьют друг друга.
— Это возможно, но опять-таки при содействии ярла Эрика и послушных ему гирдманов. Между русами и викингами иногда возникают ссоры, чаще всего это случается во время совместных пирушек или из-за женщин. Если заранее спланировать такую ссору и хорошенько к ней подготовиться, она может перерасти в вооружённую стычку, размах и последствия которой трудно предсказать. Конечно, русы и викинги не перебьют друг друга полностью, но жертв с обеих сторон будет предостаточно. А главное, этот случай может стать одной из немаловажных причин, отчего викинги пожелают отделиться от русов и покинуть Арран. Возможно, при таком развитии событий даже не придётся затевать выборы нового ярла.
— Вижу, успех нашей затеи в первую очередь зависит от того, удастся ли склонить к её осуществлению Эрика. Ты мог бы устроить мою встречу с ним?
— Конечно. Где и когда тебе это будет удобно? Какие при этом должны быть соблюдены условия, поскольку ты видишь меня впервые и вправе подозревать в чёрных замыслах?
— Я готов встретиться с ярлом когда и где он пожелает. Увидеться желательно с глазу на глаз, а ещё лучше в твоём присутствии, ибо мне кажется, что о положении дел среди русов и викингов ты знаешь не хуже, чем главный воевода Свенельд и Эрик. Когда я буду знать о месте и времени встречи?
— Думаю, уже сегодня вечером. Я приду к тебе сам, поскольку чем меньше людей будет вовлечено в нашу затею, тем лучше...
От Али Хозрой сразу поспешил к Эрику. Хорошо знакомый викингам, он без всяких затруднений был пропущен к ярлу. Тот встретил хазарина за завтраком. Эрик был один, если не считать прислуживавших ему за столом двух красивых молоденьких девушек, которых Эрик оставил себе из числа захваченных в Бердаа заложников. Судя по пустому кувшину из-под вина и тому, как ярл иногда нежно поглаживал и похлопывал девушек по определённым частям тела, он пребывал в благодушном настроении. Увидев гостя, Эрик обнял девушек, усадил обеих себе на колени, прижал к груди.
— Хозрой, у тебя хмурое лицо. Ты чем-то озабочен? — начал Эрик вместо приветствия. — И это уже с утра? Хочешь, скажу, в чём причина твоего недовольства жизнью? Она в том, что ты ещё не приложился к кувшину с вином, спал один, а не с такими прелестницами, что у меня на коленях. Однако всё в жизни поправимо, в том числе и это. Вино у тебя есть, одну из своих красавиц я готов тебе уступить. Нет, даже обеих, поскольку за ночь устал с ними так, что сейчас не смогу сделать ни с одной из них ничего даже при самом большом желании. Бери их до вечера и развлекайся, как хочешь. Но только до вечера, запомнил?
— Благодарю за столь щедрый дар, отважный ярл, но я пришёл к тебе с важным делом, — ответил Хозрой.
— Делом? — поморщился Эрик. — В такую рань? Разве ты уже не скупил у викингов за бесценок всю добычу, которую они не смогли взять в Шегристан и были вынуждены расстаться с ней? — пьяно пошутил ярл. — Или ты решил приобрести что-либо у меня? Уж не их ли? — И Эрик покачал девушек на коленях. — В таком случае ты поторопился, ибо я расстанусь с ними в день, когда покину проклятый Арран.
— Храбрейший ярл, я с удовольствием куплю у тебя этих юных прелестниц, но сейчас разговор пойдёт не о них. К сожалению, ночью я попал в очень неприятное положение, которое, однако, может сулить тебе большие перемены в судьбе... как мне кажется, очень заманчивые и прибыльные, — загадочно добавил Хозрой.
— Прибыльные? — тут же насторожился Эрик. — Тогда ты поступил правильно, придя ко мне как можно раньше. Так в чём заключается неприятность положения, в котором ты оказался ночью, и какое отношение оно имеет ко мне?
— Мудрейший ярл, наш разговор касается тебя и меня, но никак не их, — кивнул Хозрой на прильнувших к широкой груди викинга девушек. — Пусть оставят нас одних.
— Верно, там, где разговор идёт о прибыльном деле, не должно быть посторонних. — И Эрик бесцеремонно столкнул с коленей девушек. — А вот вино нам не помешает никак. — Он указал одной из них на пустой кувшин, поднёс к её лицу два вытянутых пальца. — Принесёшь ещё два полных кувшина. И можете отдыхать... как всегда, до вечера. Всё ясно?
Обе девушки закивали головами и быстро покинули комнату. Вскоре одна принесла кувшины и тут же исчезла.
— Рассказывай, — сказал Эрик, наливая себе и гостю по большому кубку вина.
— Когда вчера поздно вечером я возвращался домой, меня встретили трое неизвестных мужчин и сказали, что прибыли от Али, брата Эль-мерзебана Мохаммеда, и у них есть ко мне просьба от него.
— У Али, который сейчас командует войсками противника в долине, была к тебе просьба? — удивился Эрик. — Может, я что-то недослышал или не так понял?
— Ты всё правильно понял, умнейший из ярлов, однако позволь мне договорить до конца. Да, у Али была ко мне просьба, но она заключалась в том, чтобы я помог ему встретиться с тобой по весьма важному для вас обоих делу.
— Если у Али ко мне важное дело, при чём здесь ты, хазарский купец? В отношениях полководцев воюющих друг с другом армий необходимо исключать лишних посредников. Или он не понимает этой истины?
— Думаю, понимает, однако как он может известить тебя о своём желании встретиться? Ты сейчас находишься в Шегристане, куда нельзя попасть посторонним, твоё жилище тщательно охраняется. Зато я по-прежнему живу в Бердаа, моя скромная обитель открыта для всех желающих посетить меня. К тому же, славный ярл, как не покажется тебе это странным и, возможно, обидным, Али почему-то считает меня твоим другом, могущим устроить вашу встречу.
Эрик расхохотался, окинул Хозроя пренебрежительным взглядом.
— Считает тебя моим другом? Впрочем, мы частенько бываем вместе, и нас действительно можно принять за друзей. Да и почему моим другом не может быть тот, кто сулит мне неожиданное прибыльное дело? — ухмыльнулся Эрик и почти насильно вложил гостю в правую руку кубок. — Пей. Ты на самом деле мой друг, Хозрой. Так с какой целью хочет встретиться со мной Али?
Хозрой с удовольствием выпил вино, поставил на стол пустой кубок, растянул губы в заискивающей улыбке.
— Славный ярл, Али преклоняется перед твоим талантом военачальника и очень сожалеет, что судьба заставила вас сражаться друг с другом. Однако он не желает гибели ни тебе, ни викингам, поэтому хотел бы обсудить, как спасти вам жизни. Он уверен, что и ты, храбрейший и мудрейший из ярлов, тоже не намерен умирать за чужого тебе и твоим воинам киевского князя, а желаешь возвратиться домой с заслуженной на полях сражений в Арране славой и принадлежащей тебе по праву победителя богатой добычей.
— Брат Эль-мерзебана Мохаммеда хочет спасти мне и викингам жизни? — недобро усмехнулся Эрик. — Он уже позабыл, как мы и русы несколько раз громили и выгоняли из долины в горы, словно стадо баранов, его воинов? Просто Али с братцем не смог победить нас в открытом честном бою и теперь замыслил разделаться с нами хитростью. Он пообещает не мешать мне с викингами отправиться домой, а когда мы покинем Шегристан, уничтожит нас по пути к ладьям или не выпустит из Куры в открытое море, подтянув к её устью свой флот. А покончив с нами, Али возьмёт штурмом Шегристан, где останется один воевода Свенельд с русами. Али собрался обмануть меня, как сопливого мальчишку! Как ты посмел предлагать мне предать друга — побратима Свенельда и русов, с которыми мои викинги пролили столько крови в совместных боях? — грозно спросил он.
Однако Хозрой понял, что это негодование напускное. Та быстрота, с которой Эрик, не дослушав до конца предложения Али, смог разобраться во всех тонкостях, свидетельствовала, что подобный план приходил в голову и ему. Однако у всякой игры существуют свои правила, и Хозрою следовало им подчиняться.
— Благороднейший ярл, я не сомневался, что мои слова вызовут твой гнев, — жалобно заскулил он. — Именно это я имел в виду, говоря, что попал в неприятное положение. Зная твою братскую любовь к воеводе Свенельду и верность клятве великому киевскому князю, я был уверен, что ты с негодованием отвергнешь любое предложение Али, однако не мог не прийти к тебе. Что подумал бы ты, утаи я встречу со мной его посланцев? Наверное, что я действую заодно с ними. Пусть падёт на мою невинную голову твой гнев, зато моя совесть перед тобой будет чиста! — почти выкрикнул он с дрожью в голосе.
Эрик наполнил кубки вином, протянул один Хозрою.
— Выпей и успокойся. Никакой твоей вины в том, что Али таким образом решил передать мне своё предложение, нет. Действительно, каким иным способом его посланцы смогли бы попасть ко мне? Кстати, они не сообщили, когда Али хотел бы со мной встретиться?
— Он согласен на любое удобное для тебя время и место.
— Даже так? Значит, ему позарез необходимо поскорее захватить Шегристан, заодно сохранив своих воинов на случай, если сюда приползёт зализывать после поражения раны его братец. Хорошо, я встречусь с ним и докажу, что ярл Эрик не тот человек, которого он задумал так легко обмануть. Но прежде ты должен вспомнить и передать мне все подробности своего разговора с посланцами Али. Садись за стол ближе к кувшинам с вином и напрягай свою память.