Самые скучные занятия — ждать или догонять. Лично у меня на этот счет свое мнение: догонять все-таки веселее, нежели в ожидании выматывать нервы.
Но разве в жизни, тем более на службе, что-либо зависит от наших желаний? Очень мало. Поэтому я уже второй час нахожусь в кабинете и изнываю от безделья и скуки, хотя работы — непочатый край. Но прежде чем приступить к ней, я обязательно должен дождаться звонка или прибытия Криса Стерлинга, лейтенанта из моей группы, которого сегодня утром отправил на задание. В зависимости от результатов его поездки я должен буду действовать дальше, а пока мне остается одно — ждать. Главное при этом — не уснуть! Передергиваю плечами, сбрасываю начавшую одолевать меня сонливость, поворачиваюсь в кресле и смотрю на подтянутого, аккуратно одетого молодого человека, сидящего за журнальным столиком напротив меня.
Это мой стажер Дик Флинг. Месяц назад его привел в кабинет начальник отдела и сообщил, что, поскольку я у руководства на хорошем счету, мне оказывают доверие и надеются, что я, как опытный работник, и так далее, и тому подобное… Словом, каждый из нас знает, какие вдохновенные слова умеет говорить в наш адрес начальство, когда похвалу не требуется подкреплять чем-то зримым и существенным. Должен признаться, что в качестве оценки моих заслуг перед Соединенными Штатами меня гораздо больше устроило бы производство в майоры или хотя бы прибавка к жалованью, однако на то оно и начальство, чтобы как можно дальше быть от истинных запросов и нужд подчиненных. Так я стал руководителем практики и был вынужден значительно сократить количество выпиваемого мной на службе: жертва, конечно, не из легких, но ничего не поделаешь — положение обязывает.
Сейчас стажер сидит в кабинете и, дожидаясь вместе со мной лейтенанта Стерлинга, внимательно листает подшивки местных газет и толстенное дело, принесенное вчера из военной полиции.
Вот уж поистине бесцельное времяпровождение! Ну что ценного можно почерпнуть из газет? Сведения, о которых ты до этого не имел ни малейшего представления и которые тебе никогда в жизни не понадобятся; новость, от которой выпучишь глаза, не в силах ее переварить и осмыслить; сюрпризец, по сравнению с которым удар бревном по голове — сущий пустяк. Но главное, в этом потоке словес нет и подобия истины, и если из напечатанного что-либо может быть правдой, ее требуется искать под рубрикой происшествий и на полосе объявлений.
А разве можно здравомыслящему человеку тратить время на чтение писанины чинов из военной полиции? Все, что они могут нацарапать, в большинстве случаев сводится к одному: любой подозреваемый и всякое преступление, с которым они не в состоянии справиться самостоятельно, в конце концов оказываются связанными с самыми страшными и секретными военными тайнами и поэтому относятся к подследственности военной контрразведки. В результате как снег на голову — пухлое дело типа того, что сейчас в руках стажера.
С выводами дела я уже знаком — все как обычно. Поскольку, во-первых, убитые — солдаты специального подразделения «зеленые береты»; во-вторых, они недавно прибыли с театра военных действий и знакомы с дислокацией наших частей во Вьетнаме; в-третьих, их батальон в настоящее время осваивает новую боевую технику. Вывод напрашивается один: в их смерти видна длинная рука русского Главного разведывательного управления. И укоротить эту руку из здания на далекой и кошмарной Знаменке должен именно я, капитан Стив Коллинз из военной контрразведки. Как будто названный капитан, то бишь я, только об этом всю жизнь мечтал и у него нет более серьезных дел, особенно сегодня утром, когда после вчерашнего гудит голова.
Как бы там ни было, парни из военной полиции свое дело сделали умело, том с материалами и резолюцией шефа передан под расписку мне, и всю полноту ответственности за дальнейшие результаты расследования теперь несу я. А поэтому, капитан, кончай дремать, забудь о больной голове и лучше постарайся еще разок припомнить все узловые моменты дела — без прикрас, домыслов, натяжек.
Подтягиваю колени, принимаю из полугоризонтального положения строго вертикальное, выметаю из головы лишнее. Поскольку стажер, проникнувшись значимостью своего нового положения, на редкость важен и строго соблюдает все правила субординации, я предпочитаю не называть его по имени. Однако не обращаться же к нему «сэр»? Слишком жирно! Поэтому я именую его согласно занимаемому им положению в отделе — «стажер».
— Стажер, давай еще раз вспомним все, что нам известно. Начинай-ка с самого начала.
— Слушаюсь, сэр. Итак, утром седьмого августа…
Верно, стажер, с этого и следует начинать. Итак, седьмого августа в шесть утра полицейский патруль обнаруживает труп военнослужащего. Дело происходит почти в центре города, на одной из самых оживленных улиц. Следов убийц обнаружить не удается, свидетелей по факту совершения преступления нет, жильцы близлежащих домов заявляют, что около трех часов слышали выстрелы.
Проходит двое суток — и утром девятого августа снова труп. Осмотр места преступления ничего не дает, свидетели отсутствуют, в соседних домах слышали выстрелы.
А вчера, одиннадцатого августа, — третий труп. И повторение старой картины: следов нет, никто ничего не видел, лишь двое стариков-пенсионеров слышали сквозь сон выстрелы.
Что связывает убийства? Первое, сами жертвы: все трое — солдаты спецроты «зеленые береты», больше того — из одного взвода. Их батальон полтора месяца назад прибыл из Вьетнама для отдыха, доукомплектования и освоения новой техники. Второе, способ убийства. Все трое получили по четыре пули в спину из армейского кольта образца 1911 года; баллистическая экспертиза утверждает, что все пули выпущены из одного пистолета. Значит, во всех случаях присутствовал один и тот же стреляющий или разные лица пользовались одним и тем же пистолетом. Но что бы из этих двух предположений ни оказалось правдой, вывод один: кольт все три убийства связывает воедино. И наконец, ни у кого из убитых ничего не похищено, включая имевшиеся при них деньги и документы. Выходит, убийство с целью грабежа отпадает. Да и чем можно разжиться у солдат, полтора месяца назад вернувшихся из азиатских джунглей и сейчас пытающихся урвать от жизни все, что в их положении только возможно.
Первой, конечно, приходит в голову мысль о сведении личных счетов. Здесь возникают две версии: убийцей может оказаться как их сослуживец, так и лицо, не имеющее к их военной службе ни малейшего отношения.
Допустим, убийца — их сослуживец. Но подобные счеты гораздо легче свести во Вьетнаме, где свои частенько постреливают друг другу в спину, а в их батальоне расправу осуществить легче, чем в любом другом подразделении. Но возможно, потерпевшие накликали месть убийцы за последние полтора месяца уже в Штатах? Не секрет, что батальон через месяц возвращается в джунгли, где расквитаться с ними было проще простого. Если убийца — сослуживец-солдат, он избрал не самый удобный способ.
Допустим другое: убийца не из батальона. В таком случае трое убитых за шесть недель пребывания в Штатах смогли насолить кому-то столько, что тот был вынужден пойти на крайнюю меру — физическое устранение. Возникает вполне правомерный вопрос: как троица умудрилась это сделать за столь короткое время? Правда, один из убитых слаб по части бабенок, другой сутками не вылезал из бара, зато третий дрожал над каждым центом и даже в увольнении находился всего три раза. Что же объединяло бабника, пьяницу и святошу в глазах убийцы? Что?
За истекшие дни мои парни проверили все их связи в батальоне, городе и по месту жительства до службы — никаких зацепок. Теперь относительно пистолета: кольты данной системы проверены не только в батальоне и городе, но и во всем штате — образца, интересующего нас согласно заключению баллистической экспертизы, среди зарегистрированных не обнаружено.
Так что, капитан, тебе повезло лишь в одном: ты имеешь возможность начать расследование чуть ли не на пустом месте. Впрочем, кое-какие мыслишки в твоей голове уже зашевелились, но ниточка, за которую ты собираешься потянуть, слишком тонка, и с трудом верится, что она сразу же не порвется. Поэтому, капитан, еще раз обдумай все хорошенько, обсоси до последней косточки. А обмозговать лучше всего с посторонним, кто будет подходить к твоим рассуждениям и выводам со своей меркой и смотреть на них иным взглядом. Так что пока есть время, проверь-ка лишний раз ход своих мыслей.
— Послушай, стажер, ты ничего не помнишь о любовных делишках одного из убитых… по-моему, капрала Шнайдера?
— Отчего? Помню, сэр. За время отдыха в нашем городе он сменил трех крошек.
И стажер в подробностях пересказывает все, что раструбили по этому поводу местные газетчики и в чем меня пытаются уверить в своих материалах чины из военной полиции. Из писанины тех и других можно выяснить все: любимый цвет белья избранниц капрала, размеры их бюстгальтеров, даже сколько времени тешил каждую Шнайдер. Что делать: от газетчиков и полицейских требовать ума или проницательности не приходится — у них свои сиюминутные цели, а посему и подход к делу. Им обычно лень копаться в мелочах, а именно в пустяках и нюансах зачастую и кроется самое нужное. Но то, что простительно невеждам-газетчикам и тупоголовым полицейским, непростительно контрразведчику.
Чтобы не слушать хорошо знакомую мне галиматью, я останавливаю стажера:
— Отлично, дружище. Любовные делишки покойника как на ладони, но… Тебе не кажется, что в этом морг информации упущена одна забавная мелочь? За полтора месяца, что батальон квартирует в городе, газетчики насчитали у Шнайдера трех любовниц. Коллеги из военной полиции пошли дальше: установили где, с кем и сколько грешил капрал. Помнишь их подсчеты?
Ответ собеседника следует незамедлительно:
— С Джен четыре раза, с Флорой и Розой — по три.
— В общей сложности десять ночей. Батальон же в городе полтора месяца, то есть немногим больше шести недель. Запомни эти две цифры: десять и шесть.
— Слушаюсь, сэр.
— Теперь припомни, как характеризуют отношение капрала с женщинами его приятели и начальство.
— Женщины — слабость капрала, все время и деньги он тратил на них. Командир отделения, в котором служил Шнайдер, говорит, что во время боевых действий в населенных пунктах он всегда оставлял капрала на бронетранспортере за пулеметом, опасаясь, что тот сломя голову бросится за любой девкой и попадет под пули «чарли» или, что хуже, под свои. Шнайдер отличался пристрастием к слабому полу, утверждают все, кто знал его.
— Теперь, стажер, займись арифметикой. Все характеризуют капрала как сексманьяка ротного масштаба. Так ли это? За полтора месяца всего три связи и десять ночей у своих пассий. Прошу вывода.
Стажер мнется.
— Я не специалист, однако… по-моему, это нормально для здорового парня. Вас, сэр, настораживает несоответствие между характеристикой капрала и истинным положением вещей?
— Я имею в виду другое несоответствие. Кстати, как ты сам объяснишь это?
— Тяга мужчины к женщинам штука субъективная. Капрал мог иногда попросту прихвастнуть, к тому же в мужском обществе, тем более в армии, всегда найдется сердцеед… настоящим или мнимый. Капрал подыгрывал болтунам, и за ним укрепилась репутация жоха. На самом деле это был вполне обыкновенный парень.
— Логично. Позволь еще вопрос. Когда капрал ублажал своих красоток? Не в какое время суток, а в какие дни из тех шести недель?
Стажер задумывается, облизывает губы, слегка краснеет.
— Не обратил внимания, сэр, — виноватым голосом произносит он, — Об этом никто не сообщал.
— Об этом на самом деле никто не упоминал. А ведь именно здесь, как мне кажется, собака и зарыта. Я же внимание обратил. Все десять случаев посещения им своих пассий приходятся на первые две недели пребывания в городе. Вот противоречие, о котором я говорил: бабник-капрал первые две недели оправдывает свою репутацию полностью, а в последующие четыре его не узнать. В чем дело?
— Женщины могли ему надоесть.
— Пусть так. А дальше?
То, что скажет сейчас стажер, мне действительно интересно. Именно с этого места и начинается цепочка моих рассуждений и следующих из них важных выводов.
— Дальше? Ничего, — спокойно отвечает стажер. — Капрал — обыкновенный парень, и его повышенная тяга к женщинам — чушь. Оголодал во Вьетнаме по женщинам и первые две недели бесновался, пока не сбил охоту.
Логично, стажер. Плохо одно: твоя логика не пытается заглянуть дальше и глубже того, что ты почерпнул из сообщений газетчиков и из материалов военной полиции.
— У тебя все, дружище?
— А что еще? — удивляется стажер.
Действительно, что еще? По-видимому, мыслительные возможности моего собеседника исчерпаны, и в своих рассуждениях он приблизился к конечной точке. Стоит ли разубеждать его, что-то объяснять и доказывать, делиться с ним собственными домыслами? Тем более что я еще и сам не уверен в правильности избранного пути. Лучше дождаться звонка лейтенанта, который поставит все на свои места.
Звонка я не дождался, зато примерно через полчаса в кабинет ввалился сам Крис — потный, разгоряченный, в пыли. На лице блаженная улыбка: что-то вынюхал.
— Привет, парни, — весело приветствует нас лейтенант.
Подходит к столу, наливает из сифона содовой, залпом выпивает, с шумом выдыхает воздух.
— Отлично, капитан. Ты как в воду глядел.
— Кто? — тихо спрашиваю я, в упор глядя на лейтенанта.
Крис с улыбкой вытаскивает из внутреннего кармана пиджака конверт, достает из него фотографии, одну кладет передо мной.
Молодая, красивая, смеющаяся женщина. Голова запрокинута назад, блестит ниточка белых ровных зубов. Хороша, как на рекламных проспектах. Только глаза на рекламе обычно жгучие, зовущие, с обещанием неземного блаженства, а здесь, на снимке, обыкновенные подведенные глаза, какие мелькают в городе на каждом шагу и в глубине которых затаились безразличие и усталость.
Сюзанн Керри. Полтора года назад входила в первую двадцатку кинозвезд и, конечно же, мечтала о переходе в лидирующую дюжину. Но затем решила, что лучше быть первой в Галлии, чем последней в Риме, и променяла сомнительный студийный успех на неоспоримое и надежное первенство в небольшом курортном городке, где поклонников с миллионами в кармане не меньше, чем песка на пляжах Калифорнии.
— Навестим красотку? — предлагает Крис и уточняет: — Когда?
— Прими душ и выпей пару банок пива. Или предпочитаешь нанести визит немедленно?
— Так точно, капитан, немедленно… после душа и пива.
— Жду через полчаса.
Крис выходит, и я ловлю нетерпеливый и любопытный взгляд стажера. Теперь можно и поговорить, тем более что у нас полчаса свободного времени. Беру со стола фотографию, протягиваю стажеру. Тот жадно на нее смотрит.
— Полюбуйся. Из коллекции нашего любвеобильного капрала. Последняя в списке, но, — подмигиваю, — не последняя в деле.
— Но все писали о трех девицах, — недоумевает стажер, не отводя взгляда от фотографии.
— Дружище, поверь, сообщения газетчиков стоят ровно столько, сколько бумага, на которой они напечатаны. Что же касается чинов военной полиции, то в их ремесле вовсе не требуется думать. Газетчику нужна лишь авторучка, дабы строчить то, что за него решают другие, а господам из полиции — плечи и живот, чтобы таскать погоны и портупею. А вот в контрразведке приходится думать самим. На подобную же писанину, — указываю на принесенные из военной полиции материалы, — надо обращать как можно меньше внимания. Итак, на чем мы остановились?
Стажер понимает меня сразу:
— В последнее время капрал Шнайдер перестал интересоваться женщинами.
— Не женщинами вообще, а лишь наиболее доступными, с которыми имел дело в первые две недели, — поправил я. — Моя цель ясна?
— Кажется, — звучит неуверенный голос стажера.
— Обрати внимание: все, абсолютно все, начиная от лучших друзей капрала по отделению и кончая командиром роты, уверяют: единственное хобби Шнайдера — женщины. В первые две недели пребывания в нашем городе он свою репутацию полностью оправдывает, а потом его словно подменяют. Улавливаешь? Объясню. Капрал — обыкновенный бабник, который длительное время был лишен женской ласки. Поэтому первое время он был подобен голодному бродяге за обеденным столом: утолял аппетит чем угодно, лишь бы заглушить голод. Однако, когда желудок набит, даже непритязательного бродягу тянет на десерт. Так и наш герой, насытившись первыми успехами, начинает подыскивать десерт, то бишь кусочек полакомее. И поскольку капрал оставляет прежних утешительниц, я заключаю, что желанный кусочек находится. Логично?
— Вполне, сэр. Однако почему о его новой связи никто ничего не знает?
— Это самое интересное. Скажу больше: именно поэтому я и хочу поскорее побеседовать с Сюзанн Керри.
— Откуда уверенность, что таинственная новая пассия капрала — Сюзанн Керри?
— Прийти к такому решению несложно. Мы знаем капрала и его подружек, а также характер их взаимоотношений. Начнем с важнейшего в подобных делах фактора — с внешних данных. Помнишь фотографии Розы и ее коллег по ремеслу?
— Я видел не только снимки, но и их самих. Все трое молоденькие, свеженькие, миловидные.
— Да, девочки недурны, — соглашаюсь я. — И если с такими расстаются, их меняют на товар не хуже прежнего. Вывод первый: незнакомка должна быть не просто привлекательной, но иметь нечто большее — изюминку. Согласен?
— В городе масса красивых девушек.
— Отрадно, но давай закончим разговор об одной из них. Отчего о новом увлечении капрала никто ничего не знал? Может, это объясняется присущей ему скромностью? Исключено: подцепить хорошенькую подружку и не хвастаться перед друзьями — не в его характере. Значит, дело не в капрале, а в его знакомой. Между прочим, дружище, какой славой пользовались Роза и ее товарки?
— Дурной… всем троим нечего терять. Солдаты для таких — сущий клад: репутацию подобных девиц не испортит ничто, а шанс выскочить за болвана в форме существует.
— Поэтому капрал с ними не церемонился. Отношение к последней знакомой совершенно противоположно — его можно объяснить только одним: она дорожила репутацией. Причин может быть несколько. Она замужем или собирается вступить в брак, она на хорошем счету в обществе или проживает с чересчур строгими родителями… Добавляем очередной штрих к портрету незнакомки: она не только молода и красива, но и весьма щепетильна в вопросах собственной репутации. За время пребывания батальона на отдыхе капрал ни разу не покидал пределов здешнего гарнизона, выходит, таинственная дама обитает в нашем городе.
— Разве из красивых женщин нашего города только Сюзанн Керри дорожит репутацией? — замечает стажер.
В его глазах столько недоверия, что я не могу удержаться от улыбки.
— Конечно, нет. В городе больше двухсот тысяч жителей, а потому среди здешних прелестниц я насчитал целый взвод красавиц, цепляющихся за свою репутацию. Но поскольку наш герой обыкновенный солдат, доступ к знакомству с большинством из них ему попросту закрыт. Ведь я не думаю, чтобы его приглашали на званые обеды в ротари-клуб или на балы в особняки отцов города, не говоря уже о вечерах на виллах отдыхающих здесь сенаторов. Поэтому любовницей капрала могла стать лишь та, с которой он имел возможность познакомиться. В результате взвод сразу сократился до отделения. Тщательное знакомство с биографиями и образом жизни попавших в поле зрения красавиц сузило круг подозреваемых настолько, что в нем застряло всего три особы, претендующие на звание «мисс инкогнито». И лишь десять минут назад лейтенант поставил последнюю точку в шараде: незнакомка — это Сюзанн Керри.
На лице у стажера нерешительность, сомнение; чувствую, что на языке у него вертится вопрос.
— Считаешь, она не удовлетворяет нашим требованиям? — улыбаюсь я. — Красива — раз, на прекрасном счету в местном высшем свете — два. Репутация для таких — ключ к преуспеванию.
— В этом все дело, сэр. Не могу понять, что общего между такой женщиной и обыкновенным капралом.
— Представь, данный вопрос интригует и меня. Чтобы получить ответ, мы и навестим Сюзанн сегодня вечером.