23 Октября. Утро. Скобцов

День выдался на редкость погожим. Солнце грело почти по-летнему, разомлевшие воробьи подняли гвалт. Здесь, в центре города, их нахальные голоса перекрывали даже шум машин.

У вокзала гудела толпа. Двигалась хаотично, непонятно, без всякой видимой логики. Жевали пирожки, чебуреки и беляши, курили, пили пиво, читали газеты. Кто побережливее — тащили, не жалея спины, тюки, чемоданы и сумки. Кто побогаче — нанимали носильщиков. Но таких было мало. Два вокзала, Ярославский и Ленинградский, стоящие в двадцати метрах друг от друга, словно огромное сито, процеживали толпу, деля людей на отъезжающих и остающихся.

На путях сонными змеями застыли поезда и электрички. Бормотала мило репродукторная барышня. Вдоль платформ лениво фланировали патрули из местного отделения.

Белая «Волга» с казенными номерами прокатилась по узкому проходу между вокзалами и остановилась неподалеку от выхода на платформы.

Сидящий за рулем фасонистый парень в кожаном пальто, отутюженном костюме и при галстуке повернулся к двоим попутчикам, устроившимся на заднем сиденье: таким же молодым, но покрепче, пошире в плечах, с мощными шеями, одетым в свободные спортивные костюмы.

— Стас, во сколько прибывает поезд? — напряженно спросил «кожаный».

— Через семь минут, — ответил один из «спортсменов» и посмотрел на часы. — Точнее, уже через шесть.

— А он не мог сойти, не доезжая до Москвы? — поинтересовался прежним тоном «кожаный».

— Нет, Паша, — покачал головой второй «спортсмен». по-восточному чернявый, смуглый, неулыбчивый. — Не мог. Его наши ребята «пасут». А до этого питерцы вели. Никуда он не денется.

— Ну что, — подал голос Стас, — пора?

«Спортсмены» дружно, как по команде, достали из-под курток «ПМ», буднично дослали патроны в стволы и поставили оружие на предохранители. Затем вернули пистолеты в кобуры.

— Нормально, — сообщил. Стас. — Можем идти.

В это время вдалеке, где серебристые рельсы сливались с землей, образуя одно сплошное стальное полотно, показался поезд. Он полз медленно, как бы нехотя.

— О-о… — сосредоточенно возвестил Стас. — А вот и наш составчик. Как думаешь, Амирчик, — обратился он к «восточному», — второй вагон в голове или в хвосте?

— С хвоста, — спокойно ответил Амир.

— Под хвостом, — мгновенно откликнулся собеседник и засмеялся.

— Стас, ты — трепло, Стас, — привычно заметил Амир.

— Отставить шуточки, — серьезно приказал «кожаный» Паша. — Пошли.

— Отставить так отставить, — пробормотал Стас.

Все трое выбрались из машины и зашагали к платформе. «Кожаный» Паша впереди, Стас с Амиром чуть поодаль. Все трое старательно делали вид, что незнакомы друг с другом.

Состав уже «подплывал» к перрону. Отсчет вагонов действительно начинался с хвоста, и троица прибавила шаг. Толпа встречающих волновалась, бурлила, разбиваясь о неприступное безразличие проводниц.

— Машенька, я здесь! Машенька! — вопил счастливо кто-то.

— Это какой вагон? Десятый? А седьмой где? — вторили ему.

— Ты их видел? Видел?

— Вон они.

— Где?

— Да вон, в третьем окне.

Не обращая внимания на реплики встречающих-прибывающих, троица шагала к хвосту поезда. «Кожаный» Паша, с непроницаемо-каменным лицом, гибко лавировал в толпе.

«Спортсмены» же просто разрезали людской поток широкими плечами.

Своего «клиента» они увидели сразу. Худощавый, осунувшийся парень устало брел, увлекаемый толпой, глубоко засунув руки в карманы дорогого импортного пальто. Воротник был поднят, и от этого казалось, что парень старательно втягивает голову в плечи. На лице огромный синяк, переносица заклеена пластырем. Волосы всклокочены.

За спиной парня шли две казенные личности. «Кожаный» жестко поджал губы и шагнул навстречу парню. Тот остановился, словно наткнулся на стену, удивленно взглянул на заступившего ему путь незнакомца и сделал шаг в сторону, намереваясь идти дальше.

— Андрей Данилович! — негромко окликнул Паша.

Парень вздрогнул, поднял взгляд. На лице его отчетливо читалось изумление. Он открыл было рот, чтобы что-то спросить, но в следующую секунду «спортсмены» и «казенные» дружно и жестко навалились, опрокинули его на заплеванный, грязный асфальт, выворачивая руки за спину и защелкивая на запястьях наручники. Народ останавливался, оборачивался, привлеченный необычным зрелищем.

— Проходите, товарищи, проходите, — строго командовал Паша. — Не задерживайтесь.

Стас и Амир подхватили парня под руки, вздернули, словно куклу.

— В чем дело? — непонимающе выдохнул тот, морщась от боли в запястьях.

— Андрей Данилович Скобцов, — негромко сказал Паша. — Вы арестованы.

Слова мгновенно утонули в гуле толпы, но Скобцов расслышал. Он напрягся. Взгляд его стал быстрым и рваным, на щеках вспыхнул лихорадочный румянец. Скобцов огляделся, словно оценивая количество противников и свои шансы. Шансов не было.

— Ты вот что, деловой, — предупредил на всякий случай Стас, — давай без глупостей, понял? Пристрелю и не задумаюсь.

— Черт! — зло выругался Скобцов. — Черт!

— Сейчас мы доставим вас в отделение, там вам все объяснят, — ледяным тоном сообщил Паша и повернулся к «казенным». — Ребята, вам придется прокатиться с нами, составить рапорты. Сами понимаете, порядок есть порядок.

— О чем речь, — вздохнул один из «безликих». — Поехали, чего там.

24 Октября. Утро. Волин

— Пап, это тебя!

«Папа». Волин вздрогнул и повернулся к двери. Катька стояла в полумраке коридора, сонно кутаясь в плотный махровый халат.

— Тебя, пап, — повторила она, указывая на телефонный аппарат.

Это же надо, подумал Волин. Для следователя не слышать телефонный звонок — патология. Значит, пора на отдых. Он протянул руку к аппарату и, взглянув на часы, спросил между делом:

— Тебе к какому уроку?

— К первому. — Катька широко зевнула и направилась в ванную.

— А сейчас, между прочим, уже десять минут девятого. И тебе еще нужно позавтракать. Так что придется без «красоты» идти.

— Лучше без завтрака, — заметила Катька, прикрывая за собой дверь ванной.

— Желудок испортишь, — отечески-назидательно возвестил Волин и снял трубку: — Волин, слушаю.

— Аркадий Николаевич, дежурный беспокоит.

— Да. Что случилось, Костя?

— Аркадий Николаевич, тут звонили с Петровки, вас искали. Похоже, срочно. Потом звонили из МВД. Я подумал, случилось чего. Решил на всякий случай сообщить.

— Спасибо, Костя. А что произошло, они не сказали?

— Нет. Сперва вас требовали, потом попросили домашний телефон Главного.

— Странно, — пробормотал Волин.

Неприятности ему были сейчас совсем ни к чему. То есть неприятности, они всегда ни к чему, но сегодня особенно.

А все потому, что с завтрашнего дня Волин уходил в отпуск. Вон и чемоданы уже собраны.

— Я машину выслал.

— Хорошо, Костя. Спасибо.

— Не за что, Аркадий Николаевич.

Волин повесил трубку, отпил крепкого кофе. Кофе-то он имеет право допить? Лучше бы это был труп, отстраненно подумал он. Нет, ничего хорошего в трупах, конечно, нет. Лучше бы их было поменьше, но от трупа можно открутиться. Скажем, поплакаться Главному на перегруженность и отфутболить свалившееся на голову дело кому-нибудь из менее занятых следователей. А когда вот так… Что за странные такие звонки? Не к добру это. Ох, не к добру.

Все-таки жрала Волина жаба субординации. Кофе он допил быстро, в три здоровенных глотка, и сразу же принялся натягивать пиджак. Из ванной выпорхнула Катька, в который раз поразив Волина невероятной способностью к мимикрии. Накрашенная, цветущая, глазки подведены, ресницы — специалисты «Макс Фактора» обзавидуются, кожа — персик. Прав был поэт. Есть все-таки в женщинах загадка, подумал Волин. И формулируется она так: каким образом им удается так быстро менять внешность?

— Эй, эй, эй… А завтрак-то, завтрак? — спросил он на ходу, понимая, что благородный порыв отеческой заботы останется незамеченным.

— Не хочется чего-то, пап, — рассеянно отмахнулась Катька, беря параллельный курс.

— Смотри, пронехочешься до гастрита, — предупредил Волин. — Бутерброды хоть возьми.

— Пап, нас кормят в школе, — отозвалась дочь.

— Знаю я, как вас там кормят. В тюрьме небось кормят лучше.

— Пап, я тебя умоляю.

— Ладно, ладно…

Пока он шнуровал туфли, Катька нацепила длинное черное пальто, туфли на умопомрачительно толстой подошве, собрала волосы в пучок, натянула темный берет. И сразу стала казаться гораздо взрослее своих лет. Не то чтобы Волина это сильно изумляло. Скорее его беспокоили перемены, происходящие с дочерью. За последний год Катька как-то сразу и очень резко повзрослела. Ее общение с родителями носило оттенок усталой обреченности. Она, похоже, уже чувствовала себя очень взрослой и очень самостоятельной, не понимая, что для них — Волина и Люси — осталась ребенком. Хотя… Эта банальная истина не постигается умом. До этого надо дорасти. Пока же Волин с замиранием в груди ждал момента, когда Катька заявит с порога: «Папа, мама, я выхожу замуж за… Мы решили жить отдельно. Его родители в курсе».

И хорошо еще, если сочтет нужным известить родителей «до». А то поставит в известность постфактум. Он, Волин, родитель демократичный, признает право дочери на собственное мнение и на выбор, но… в известных пределах.

Катька элегантно обернула вокруг шеи шарф. Не шарф, а так, одна видимость.

— Я побежала.

— Подожди, — торопливо пробормотал Волин, натягивая пальто. — Меня машина внизу ждет, подброшу.

— Да я лучше пешком, пап, — отмахнулась дочь. — Мы с Верой договорились встретиться…

— А-а. — Волин кивнул. И громко напомнил в уже закрывающуюся дверь: — Шею получше прикрой. Простудишься ведь. На улице холодно, я смотрел.

Катька не слушала. Выскользнула на площадку. Волин вздохнул, застегнул пальто на все пуговицы, подхватил неизменный пластиковый «дипломат», поискал в кармане ключи. Услышал, как на площадке гулко лязгнули створки лифтовой кабины, вышел из квартиры.

Служебный рыжий «РАФ» уже ждал, приткнувшись к тротуару. Старательно отворачиваясь от хлестких тонких струй дождя, Волин забрался на переднее сиденье, поздоровался с водителем, кивнул:

— Поехали.

Микроавтобус, словно мощный буксирчик, выплыл на середину отсыревшей асфальтовой реки и, набирая скорость, покатил к центру.

В прокуратуре было на редкость спокойно. Никто не бегал, не суетился, что случается в совсем уж экстремальных ситуациях. А сегодня что, не экстремальная, что ли? Что-то Волин не помнил, чтобы ему когда-либо названивали с Петровки и из МВД одновременно.

Проходя мимо дежурки, кивнул Косте:

— Привет.

— Здравствуйте, Аркадий Николаевич, — улыбнулся тот.

— Не звонили больше по мою душу?

Костя развел руками:

— Никак нет. Все тихо.

— Понятно, — бодро кивнул Волин.

Перед отпуском все почему-то производят впечатление здоровых, чрезвычайно активных людей. Это из отпуска возвращаются отжатыми, словно зимний лимон.

Волин прошел в кабинет, снял пальто, присел за стол. Не считая странных звонков, день обещал быть до обидного банально-привычным. Это не могло не раздражать.

— Не звонят, и не надо, — громко возвестил Волин непонятно кому.

Действительно, не больно-то и хотелось. У него и своих забот — выше крыши. Вот только нужно решить, чем именно заняться в последний рабочий день: то ли с патриотическим пылом кинуться на наведение порядка в бумажном болоте, толи вообще ничем не заниматься.

Волин выдвинул верхний ящик стола и тут же задвинул его обратно. Выдвинул средний и тоже задвинул. Пожалуй, все-таки стоило заняться ничегонеделанием.

В дверь деликатно постучали. В прокуратуре так стучал только один человек — вечный дежурный Костя.

— Входи, Костя! — гаркнул Волин, доставая из кейса китайский цветастый термос и прикидывая, выпить кофейку сейчас или немного погодя.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Главный. У Волина едва челюсть не отвисла от удивления. Видать, медведь нынче в лесу издох, подумалось ему. Иначе с какой такой печали Главный стал стучать в двери подчиненных?

— Аркадий Николаевич, рад тебя видеть, — расплылся Главный, прошел к столу и присел, отдуваясь. — От денек, а?

Тут Волин едва не поперхнулся второй раз. Обычно Главный называл его «Волин», невзирая на возраст и выслугу.

— Как у тебя настроение нынче?

Когда начальство спрашивает вас: «Как настроение?» — можете быть уверены, что оно, начальство, собирается вам его испортить.

— Спасибо, — настороженно ответил Волин, шкурой чувствуя неладное. — Хорошее настроение, предотпускное.

— Ах да, — деланно нахмурился Главный. — Ты же с завтрашнего дня в отпуск собирался?

— Что значит собирался? — Волин затаил дыхание. Неужели?.. — Я и сейчас собираюсь. С завтрашнего дня. Согласно подписанному вами заявлению.

— Ну да, ну да, — кивнул Главный. Он поднялся, сунул руки в карманы брюк, прошелся по кабинету, остановился у окна. — В общем, Аркадий Николаевич, с отпуском, похоже, придется повременить.

— Не понял? — соврал Волин. Все он понял. Точнее, почти все. Что-то случилось. Где-то образовалась дыра. Эту-то дыру и собирался заткнуть Главный. Им, Волиным. — В каком смысле повременить? И что значит «похоже»? На что похоже?

— Да ни на что. Это я так сказал, к слову. Чего ты вскинулся-то? — Ох, и неловко же Главный себя чувствовал. — Думаешь, мне приятно тебе такое говорить? — Нервничал Главный, потому и сорвался. А Волин и не думал вскидываться. Сидел себе, смотрел на Главного. — Да я, может, переживаю еще больше, чем ты. Однако ничего не поделаешь. Служба, брат.

— Я три года в отпуске не был, — напомнил Волин. — У нас и билеты на самолет уже куплены. И насчет дочки я в школе договорился.

— С билетами решим. Поедешь ты в свой отпуск. На недельку попозже. Вы куда ехать-то собрались?

— В Сочи.

— Вот. В начале ноября там самая погода, — фальшиво оживился Главный. — Решим и с билетами, и со школой. Лично позабочусь.

— Не могу, — мрачно заявил Волин. — Никак. Мне жена этого не простит. Она же тоже отпуск на работе взяла. Специально подгадали, чтобы вместе уйти.

— Слушай, Волин, — терпеливо сказал Главный, — я, конечно, приказывать тебе не могу. Заявление твое подписано, можешь ехать. За воротник тебя никто хватать не станет.

— Вот и чудно.

— Если тебе, конечно, совесть позволит, — оговорился быстро Главный. — Дело — зарез. Начальство на контроле держит. С меня башку снимут, вместе с погонами. Кстати, возможно, что и с тебя тоже. Но с тебя-то после отпуска, а с меня прямо завтра. Я могу твоей жене позвонить, поговорить. А? Выручай, Волин.

Волин выматерился про себя. Пытаясь погасить нахлынувшее раздражение, взял со стола пачку «Явы», достал сигарету, неторопливо размял в пальцах.

— А что случилось-то? — спросил он, прикуривая.

Хорошо спросил, спокойно. Но дешево. Это же рекламно-ковбойский вариант. «Вот она, страна явской „Явы“».

— Убийство при отягчающих.

— Отдайте кому-нибудь, кто в отпуск не идет, — посоветовал Волин. — Терехову отдайте. Он всю последнюю неделю по прокуратуре мух гоняет.

— Терехов не годится, — вздохнул Главный. — Думаешь, я стал бы тебя уламывать, если бы мог Терехова подключить? В том-то и дело, что без тебя никак.

— Почему?

Волин выпустил дым, прищурился, разогнал сизое облако рукой.

— Маньяка помнишь? По городским сводкам проходил. Шесть женщин за два месяца. Не помнишь?

— Помню. — Волин кивнул. — И что с ним?

— Взяли его вчера.

— Поздравляю.

— На счету у этого парня уже семь жертв. Семь! Представляешь? — В глазах Главного вспыхнул огонек энтузиазма. Волин только не понял, к чему бы это. Взяли, и хорошо. Суд, приговор, костюмчик в полоску, «стенка». Но другого этот психопат и не заслуживает. Только при чем тут он, Волин? — Так вот, привезли нашего «орла» в отделение, — продолжал тем временем Главный, — а он потребовал тебя в качестве следователя. Представляешь? Так и сказал, мол, показания буду давать только при следователе Аркадии Николаевиче Волине.

— Прямо так и сказал? — Это был уже третий шок. Пожалуй, многовато для одного утра. — По имени-отчеству?

— Да. Представляешь? — фальшиво восхитился Главный.

— С трудом. И потом, почему именно при мне? — удивился Волин. Он как-то не ожидал, что его авторитет среди маньяков-убийц настолько высок. Потому и растерялся слегка. — Чем ему другие следователи не угодили?

— Это ты у него спроси, — бодро ответил Главный, продолжая лучезарно улыбаться. Словно сообщал, что подчиненного решили наградить звездой «Герой России». — Уперся, понимаешь. Подавай ему Волина — и все тут.

— Что-то странное происходит с этой страной. — Волин откинулся на спинку стула, поморщился. — Какая трогательная забота о ближнем. Или у нас теперь так принято: серийные убийцы приравниваются к Героям Соцтруда? А телевизор с видеомагнитофоном, бар и личную массажистку в камеру он не забыл попросить?

— Слушай, Волин, ты на меня-то собак не спускай. — Лицо Главного пошло красными пятнами. — Я тебе чем виноват? Мне, что ли, этот убийца нужен?

— И мне не нужен, — с готовностью подтвердил Волин. — А раз он нам обоим не нужен, может, и ну его к чертям собачьим? Мало ли что этому идиоту завтра в голову стукнет. Что же нам теперь, все его капризы исполнять? Он, между прочим, в камере, а не на курорте.

— Так ведь и я то же самое сказал, — заговорщицки наклонился к столу Главный. — А они: дело на контроле у высокого начальства.

— Кто это «они»?

— Парни с Петровки.

— Те, что с утра звонили?

— Точно. Они самые, — подтвердил Главный.

— Понятно. — Невеселая складывалась ситуация. Отвратительная. — А с чего это «высокое начальство» заинтересовалось делом какого-то маньяка? Он что, родственником кому-то приходится?

— Да нет, не родственником. Просто одна из жертв этого психопата — дочь самого Вихрева. Светлана Вихрева. Папа, между прочим, уже вчера вечером в отделение звонил. Интересовался, как продвигается расследование и скоро ли суд. А за ним и товарищи из МВД. Очень крупные, доложу тебе, товарищи. Так что дело такое, сам понимаешь… — Главный вздохнул тяжко. — Может, займешься, Аркадий Николаевич? От тебя ведь трудовых подвигов никто не требует. Поговоришь с этим идиотом, за пару деньков дело к суду подготовишь — и поезжай себе в свои Сочи. А мы тебе за сознательность премию и дополнительную неделю. А? И насчет жены не беспокойся. Я с ней договорюсь.

— Да не могу я, — отрубил Волин. — Не могу и не буду.

— Волин, — нахмурил седые брови Главный, — ты знаешь, я всегда шел тебе навстречу. Тем более что и умника этого уже доставили. В коридоре сидит, под конвоем.

— В каком коридоре?

— В нашем. — Сразу получили объяснение и вежливый стук, и «Аркадий Николаевич». Главный поднялся, прошел к двери, ухватился за ручку, как утопающий за спасательный круг. — Так я зову?

— Нет, нет, нет, — замотал головой Волин. — И думать забудьте. У меня отпуск.

— Отпуск, Волин, у тебя с завтрашнего дня. Да ты хотя бы поговори с ним, — попросил Главный. — Посчитаешь, что это «пустышка», так и скажи. Пусть везут его на Петровку и там разбираются. — И, не дожидаясь ответа, распахнул дверь: — Входите, товарищи.

Волин не успел рта раскрыть, а в кабинет уже протиснулся здоровый рыжий парень спортивного вида. Из-под куртки, туго охватывающей мускулистый торс, нагловато выглядывали ремни наплечной кобуры. Парень окинул кабинет быстрым, цепким взглядом, посторонился. Следом за ним просочился высокий парень в кожаном пальто. Третьим был задержанный. Он выглядел уставшим, смятым. Взгляд затравленный, но не погасший. Хоть и сник, но держится с достоинством. Запястья туго скованы черными наручниками. Задержанный остановился на пороге и несколько секунд изучающе смотрел на Волина, словно надеялся за эти секунды узнать о том все. Он, наверное, смотрел бы и дальше, но его подтолкнули в спину. Четвертым в кабинет вошел восточный красавец, плечистый, как и рыжий, но посуше, пожилистее.

— Добрый день, — сказал красавец Волину.

— Здравствуйте. Остальные, судя по всему, считают, что здороваться необязательно, — пробормотал тот.

Рыжий Стас и «кожаный» Паша переглянулись и дружно поздоровались. Волин бросил на Главного мрачный взгляд, но тот, указав в спину задержанного, прошептал одними губами: «Поговори». И тут же выскользнул за дверь.

— Присаживайтесь. — Волин указал на свободные стулья.

Задержанного усадили у стола. При этом рыжий Стас буркнул:

— Смотри, чтобы без глупостей у меня, понял?

И отошел к окну. Присел на широкий подоконник, принялся крутить в пухлых пальцах пятирублевик.

Восточный красавец Амир остался у двери. «Кожаный» Паша подтянул брюки на коленях, расстегнул плащ и опустился на свободный стул. Они намеренно рассредоточились по кабинету, лишая задержанного всякой надежды на побег.

— Итак, — Волин открыл верхний ящик стола и принялся рыться в нем, полагая, что «визитеры» правильно истолкуют намек. — Что у вас?

— Я… — начал было задержанный, но Стас бесцеремонно одернул:

— Увянь. За тебя скажут.

— Аркадий Николаевич, я много о вас слышал, — начал «торжественную часть» Паша.

— Молодой человек, — неприязненно перебил Волин, — давайте обойдемся без этих песен. Лучше переходите к делу. У меня мало времени.

— Извините, — отчего-то смутился Паша.

Раздражение Волина было вполне объяснимо. Можно ли испытывать симпатию к людям, с появлением которых у тебя возникает целая куча головной боли?

— Человек, сидящий перед вами, маньяк-убийца, — перешел к делу оперативник. — Вы читали, наверное, о его подвигах в городских сводках.

— Читал, — быстро и холодно ответил Волин. — Дальше.

Паша на секунду замолчал. Чувствовалось: если бы не обстоятельства, он бы сейчас тоже «полез в драку». Но… Не Волин пришел к ним за помощью, а они к нему.

— Фамилия его Скобцов. Андрей Данилович. Задержан нашей оперативной группой вчера утром на Ленинградском вокзале. Днем Андрею Даниловичу предъявили обвинение, а вечером он заявил, что впредь станет разговаривать только с вами. — Паша вздохнул. — С этого самого момента Андрей Данилович не сказал ни слова.

Волин взглянул на задержанного:

— Это так?

— Да, — спокойно ответил тот.

Странное спокойствие никак не вязалось с внешностью Скобцова.

— Кто вел ваше дело?

— Сан Саныч Борисов из городской, — сообщил за Скобцова Паша.

— Знаю, — кивнул Волин. — Хороший следователь. Дотошный. — И перевел взгляд на задержанного: — Чем же он вас не устроил?

— Мне нужны вы, — прежним ровным тоном заявил Скобцов.

— Почему именно я?

— Речь идет о жизни, — объяснил тот. — О моей жизни. А когда речь идет о жизни, волей-неволей начинаешь лучше разбираться в людях. Я хочу быть уверен в чистоплотности человека, который станет вести мое дело.

— Борисов очень хороший следователь. И честный, уверяю вас.

— Мне нужны вы, — упрямо повторил Скобцов. — Я работаю… — он на секунду запнулся, — точнее, работал в банке «Кредитный». На месте покойного Михаила Газеева. Год назад, когда вы расследовали дело маньяка Бори, я занимал пост начальника отдела и имел возможность быть в курсе событий. Полагаю, вам можно доверять. — Рыжий Стас фыркнул. — Я бы нанял вас в качестве адвоката…

— Нет, — категорично ответил Волин. — Я не состою в коллегии адвокатов, и у меня нет лицензии на занятие адвокатской практикой. Но, — предвидя следующую реплику, он поднял руку в останавливающем жесте, — даже если бы таковая лицензия у меня имелась, я бы не стал защищать вас.

— Я так и подумал, — серьезно кивнул Скобцов. — Мне понятно ваше нежелание. Поэтому я хотел попросить вас расследовать мое дело. Максимально беспристрастно. Если возникнут какие-то расходы, я готов их оплатить…

— По-моему, вы спутали прокуратуру с частным сыскным агентством, — ледяным тоном произнес Волин. — Помимо адвокатской деятельности, я не занимаюсь и частными расследованиями. И не беру взяток.

— Я и не предлагал взятку, — возразил Скобцов.

— А что же ты предлагал? — хмыкнул от окна рыжий Стас.

— Всего лишь оплатить расходы, которые могут возникнуть в процессе расследования. — Задержанный проигнорировал оперативника, словно того не существовало в природе.

— Я не занимаюсь частными расследованиями, — повторил Волин. — Думаю, на этом наш разговор можно считать законченным.

— Еще пять минут, пожалуйста, — попросил Скобцов. — Мне хотелось бы, чтобы вы были в курсе ситуации. Дело в том, что мне приписывают восемь убийств. Одна из жертв — дочь Леонида Леопольдовича Вихрева, хозяина банка «Кредитный», человека, свободно вхожего во многие высокие кабинеты и…

— Я знаю, что представляет собой Вихрев, — сухо ответил Волин. — И что из того? Для суда не имеет никакого значения, убили вы дочь Вихрева или какую-либо другую девушку. На приговоре это никак не отразится.

— Вы заблуждаетесь, — вздохнул Скобцов. — У Леонида Леопольдовича имеются серьезные возможности для того, чтобы оказать давление и на суд, который будет рассматривать мое дело, и на прокуратуру. Меня приговорят к максимально возможному сроку и постараются сделать так, чтобы я уже никогда не вышел на свободу. Вихреву это по силам. Хотя гораздо вероятнее, что мне вовсе не удастся дожить до суда. Леонид Леопольдович слишком вспыльчивый и мстительный человек. — Волин внимательно посмотрел на задержанного. — Наверное, в ваших глазах, в глазах следователя прокуратуры, маньяк-убийца не может рассчитывать на большее, но… Я не убивал этих девушек.

— Ну да, а Гитлер не затевал Второй мировой войны, — мрачно съюморил рыжий Стас.

— Я не понимаю, в чем дело, — продолжал Скобцов. — Честное слово. — В голосе его послышалась легкая растерянность. — Знаете, они показали мне фотографию Светланы Вихревой… — Он выразительно посмотрел на Волина, ожидая очевидного вопроса, но тот не раскрыл рта. Скобцов оглянулся на оперативников и добавил: — На снимке не Светлана.

— Вот как?

— Да-да, — горячечной скороговоркой выпалил Скобцов, наклоняясь к столу. — Клянусь вам. Девушка на фотографии очень похожа на Светлану, но это не Светлана.

Волин вопросительно взглянул на «кожаного» Пашу. Судя по всему, именно он играл в компании первую скрипку.

— Аркадий Николаевич, этот парень — убийца. Ему ломится «вышка», это как пить дать. Единственный его шанс спасти жизнь — «косить» под дурака, — спокойно прокомментировал происходящее оперативник. — Мол, я не я и лошадь тоже вроде бы чужая. Если бы папа Вихрев не напрягал, мы бы вас даже беспокоить не стали. Официально откажитесь вести дело, и мы немедленно заберем этого типуса на Петровку. Тем более что у вас с завтрашнего дня отпуск начинается. Оно вам надо?

Скобцов растерянно взглянул на Волина. Тот, задумчиво, на оперативника.

— Откуда вы знаете про отпуск? — спросил он.

— Ваш начальник сказал, — усмехнулся Паша. — Так что? Увозить?

— Клянусь, я никогда в жизни не видел девушку, изображенную на фотографии. — В голосе Скобцова послышался нервный накал. Он явно старался достучаться до Волина прежде, чем тот кивнет утвердительно и его, Скобцова, увезут. При этом задержанный старался сохранять достоинство, что с каждой секундой удавалось все хуже. — Я не вру, честное слово!

— Снимки у вас с собой? — спросил Волин Пашу.

— Нет, конечно, — пожал плечами тот. — Я же не фотограф, чтобы с собой фотовыставку таскать, правда? Снимки имеются в деле. Как положено.

— А дело, разумеется, у Сан Саныча Борисова.

— Разумеется, — подтвердил оперативник.

— Ну, понятно.

— Кто-нибудь опознал убитую как Светлану Вихреву?

Паша недоуменно уставился на Волина. Он явно не ожидал вопроса.

— Конечно, Аркадий Николаевич. Муж.

— Только он?

— Еще родители опознали. Лучшая подруга.

— Они сказали, что это именно Светлана, а не «похожа на Светлану»?

— Естественно. — Оперативник обиделся. Его, должно быть, не слишком часто подозревали в некомпетентности. — Так и сказали. В протоколе записано.

— Они лгут! — горячо выпалил Скобцов.

— Все сразу? — Паша даже не разозлился.

Волин перевел взгляд на задержанного:

— Ладно, с фотографией разберемся чуть позже. Вас задержали на вокзале. Вы собирались куда-то поехать?

— Нет. Я уже съездил и возвращался в Москву, — лихорадочно быстро ответил Скобцов.

— Откуда возвращались?

— Из Петербурга.

— Зачем вы туда ездили?

— Это долгая история. За минуту ее не расскажешь. Но, поверьте, для этого у меня был очень серьезный повод. Я ждал звонка Светланы в гостинице, но она так и не позвонила. А когда я вернулся, меня арестовали. Прямо у поезда.

— Вы состояли в интимных отношениях? — быстро спросил Волин.

Скобцов вздохнул:

— Вряд ли это можно назвать интимными отношениями…

— Так состояли или нет?

— Всего однажды. Но, оговорюсь сразу, не по моей инициативе.

— Понятно. Когда вы виделись в последний раз?

— В субботу, — не задумываясь, ответил тот. — Утром.

— Светлана Вихрева была убита у себя дома в субботу, между двенадцатью и часом дня, — произнес ледяным тоном Паша.

— В это время я находился совсем в другом месте, — мгновенно вскинулся Скобцов. — Можете проверить.

— А у нас имеются свидетельские показания, согласно которым в субботу, с двенадцати до часу, вы были именно в квартире Вихревой, — произнес «кожаный» Паша.

— Тогда вам стоит выяснить, почему ваш свидетель врет. — Скобцов даже не повернулся к оперативнику.

— А откуда вам известно, что это именно свидетель, а не свидетели или не свидетельница? — тут же сделал охотничью стойку Паша.

Скобцов резко повернулся к нему:

— Прекратите задавать эти ваши идиотские вопросы. Я… сказал просто так… первое, что пришло в голову.

— Ну конечно. Надо же, какие люди вокруг тебя собрались. Все, как один, врут. Свидетель врет, муж врет, отец врет. Один ты у нас в белом фраке, да?

Паша улыбнулся. Улыбка была неприятной, намекающей. Она хрустела, как вощеная бумага. По ней можно было понять: оперативнику известно куда больше, чем кажется.

— Поверьте, это дело — фальшивка, — повернувшись к Волину, торопливо зашептал Скобцов. — Фотография поддельная, свидетели врут. Это все — огромная липа. Даже не недоразумение, а тщательно спланированная и прекрасно организованная фальсификация. Очевидно, им, — едва заметный кивок за плечо, — нужно побыстрее скинуть дело в суд. Все будут довольны. И их начальство, и Вихрев, и они сами. Но убийца-то, настоящий убийца, останется на свободе, понимаете? Возможно, он затаится на время, но потом убьет еще кого-нибудь, и вы поймете, что я был невиновен.

— Послушайте, — Волин сцепил пальцы рук в кулак, — с завтрашнего дня я ухожу в отпуск. А Сан Саныч Борисов действительно хороший следователь. Он во всем разберется.

— Он уже разобрался. — Скобцов поднял руки и продемонстрировал черные браслеты. — Я арестован за преступления, которые не совершал. Помогите мне, — добавил он тихо.

Волин вздохнул.

— Давайте решим так, — наконец сказал он. — Через две недели я вернусь в Москву и, если ваше дело все еще не сдвинется с мертвой точки…

— Через две недели меня может не быть в живых! — воскликнул Скобцов. — Когда вы вернетесь, вам сообщат, что я умер от сердечного приступа. Или покончил жизнь самоубийством в камере предварительного заключения. Или еще что-нибудь. Расследование необходимо начать прямо сейчас, сегодня, немедленно. Поймите, ваше участие в деле — это не просто мой шанс на беспристрастное расследование, но еще и гарантия, что со мной ничего не случится.

— Какой талант у парня. Да, Аркадий Николаевич? — с бритвенно-острой насмешкой сказал «кожаный» Паша. — Ну прямо этот… Ален Делон и Сара Бернар в одном лице. Впору «браво» кричать и цветами забрасывать. — Он хмыкнул и повернулся к Волину. — Поезжайте в отпуск и ни о чем не беспокойтесь. Жив будет наш «духарик». Ничего с ним не сделается.

— Пожалуйста, — прошептал Скобцов. — Помогите мне.

— Черт. — Волин мрачно подпер подбородок ладонью, уставился куда-то в сторону.

— Пожалуйста, — произнес еще раз задержанный. — Мне не на кого рассчитывать, кроме как на вас.

Волин не ответил. Он лихорадочно пытался оценить последствия согласия, поскольку уже знал, что согласится.

— Аркадий Николаевич, — прервал его размышления «кожаный» Паша, — так мы поехали? Извините, что побеспокоили.

— Подождите, он же еще не ответил! — вдруг крикнул Скобцов.

В голосе его прозвучал такой ужас, что у Волина мурашки побежали по спине.

— Поехали, поехали, — плотоядно ухмыльнулся рыжий Стас. — Прокатился, и будя.

— Всего доброго, — поднялся со своего стула чернявый Амир.

— Он не ответил еще! — вновь крикнул Скобцов, словно его собирались прямо сейчас отправить на эшафот. — Скажите им! — это уже Волину. — Скажите!

— Пошли. — Стас сильно и ловко подхватил Скобцова под руку, попытался поднять со стула, но тот вцепился в сиденье — не оторвать.

— Скажите им!!! — кричал он.

— Оставьте его, — громко сказал Волин.

— Аркадий Николаевич, — с удивлением уставился на следователя «кожаный» Паша, — вы что, в самом деле решили?..

— Оставьте его в покое, — уже тише повторил Волин. — Кто у вас в группе за главного? Борисов?

Обычно для проведения оперативно-следственных мероприятий по серийным или просто схожим делам собиралась сводная группа, состоящая из следователя городской прокуратуры и оперативников МУРа. Данный случай не являлся исключением.

— Сан Саныч, — подтвердил Паша.

— Отправьте кого-нибудь в горпрокуратуру за делом. Пусть оформят передачу. Если возникнут возражения — могут обратиться за разъяснениями к Вихреву.

Волин посмотрел на задержанного. Тот плакал, размазывая слезы по щекам скованными руками.

— Спасибо, — бормотал он. — Спасибо. Спасибо вам.

— Во дела, — изумленно пробормотал рыжий Стас, однако Скобцова отпустил.

— Напрасно вы это, Аркадий Николаевич, — озадаченно пробормотал Паша. — Ей-богу, напрасно. Зачем вам лишняя головная боль? Сплавили бы этого «духарика» к нам. Так и так ведь под «вышак» пойдет. Он этих девчонок завалил, тут даже базара нет. Доказательства налицо. Неопровержимые, кстати, доказательства.

— А без фени никак? — спросил словно бы между делом Волин.

— Что? — не понял Паша.

Он даже не понял, о чем речь. Просто в напряженный момент перешел на более простой и понятный любому оперативнику язык.

— Я сказал, потрудитесь обходиться без жаргона, — повторил Волин. — Вы все-таки в прокуратуре, а не на воровском сходняке.

Паша понял его правильно.

— Извините, — вздохнул он. — Само собой вырвалось.

— Кстати, в каком вы звании?

— Капитан.

— Хорошо, капитан. Пошлите кого-нибудь за делом.

«Кожаный» Паша повернулся к Амиру:

— Амирчик, съездишь?

— Легко. — Тот шагнул было к двери, но рыжий Стас опередил коллегу:

— Я съезжу. Все одно теперь тут до вечера сидеть, этого умника караулить. Хоть разомнусь.

Амир равнодушно пожал плечами. Паша кивнул утвердительно.

— Только пулей, — скомандовал он. — Одна нога здесь, другая там.

— Понял. — Стас скрылся за дверью.

Амир же спокойно опустился на свое место у двери. Скобцов все еще плакал. Волин не стал предлагать ему воды, прозвучало бы фальшиво. Да и не испытывал он к Скобцову симпатии. Давая задержанному время успокоиться, Волин снял телефонную трубку, набрал номер местного отделения милиции:

— Дежурный? Волин из райпрокуратуры беспокоит. Соедини-ка меня с майором Зброевым. — Пауза. — Федор Палыч? Приветствую тебя. Как дела? И у меня слава богу. Нет, накрылся мой отпуск медным тазом. Да вот так, понимаешь. Обстоятельства придавили. Федор Палыч, у меня к тебе огромная просьба. Ты мне пришли какого-нибудь толкового парня, опера. Кого?.. Русницкого? — С лейтенантом Русницким Волин был знаком. Доводилось работать вместе. Толковый, шустрый парень, пропитанный «правильными» принципами, как блин маслом. Работать с ним было не то чтобы легко, но надежно. — Давай. Премного благодарен, Федор Палыч. Ты меня здорово выручил. О чем речь! Как водится, магарыч с меня. Жду. — Он повесил трубку, посмотрел на Скобцова. — Ну что, успокоились?

— Да, спасибо, — хлюпая носом, ответил тот. — Все в порядке.

— Вот и хорошо. — Волин открыл несгораемый шкаф, достал чистые бланки, принялся аккуратно заполнять их. — Вас уже допрашивали? — словно бы между делом поинтересовался он.

— Нет еще, я… — Скобцов неловко достал платок, вытер нос. — Я отказался давать показания. Без вас.

— Угу, — хмыкнул Волин, не переставая писать. — Ну, в таком случае сейчас самое время. Хотите, чтобы я вызвал адвоката? Если у вас нет средств на то, чтобы нанять платного, мы можем пригласить…

— У меня есть средства, — сообщил Скобцов, понемногу приходя в себя. — Но мне не нужен адвокат. Я вам доверяю.

— К сожалению, пока не могу сказать подобного в ваш адрес, — пробормотал Волин, вытаскивая из нижнего ящика стола небольшой магнитофон и размещая в центре стола микрофон на тонкой пластиковой ножке. Воткнул вилку в сеть и нажал клавишу записи. — Ладно, давайте займемся показаниями. А там, глядишь, и дело подвезут. Рассказывайте.

— Что рассказывать?

— Все рассказывайте. Вы говорили, что возникла ситуация, в которой могла помочь только Светлана Вихрева? — И, на утвердительный кивок задержанного, добавил: — Вот о ней и расскажите.

— Хорошо… Только…

— Что «только»?

— Понимаете, это очень запутанная история. Боюсь, в двух словах ее не перескажешь.

— Перескажите как можете.

— Хорошо. Я постараюсь покороче. — Скобцов подумал несколько секунд, затем пробормотал: — Даже не знаю, с чего начать…

— Начинайте сначала, — посоветовал Волин.

— Да. Вы правы. Так будет лучше, — решительно кивнул задержанный. — Да. — Он сглотнул и как-то особенно жалко добавил: — Простите, вы не могли бы дать мне сигарету? Курить очень хочется, а мои… одним словом, в камере забрали.

— Может, тебе еще коньячку налить? Или девочку привести? — мрачно буркнул Паша.

Волин вздохнул, протянул пачку. Скобцов выудил сигарету, дрожащими пальцами размял ее, прикурил, затянулся жадно.

— Спасибо. Значит, проснулся я утром, в луже, рядом с помойными баками, и…

— Постойте, — прервал его озадаченно Волин. — Я, наверное, неправильно вас понял. Вы проснулись?..

— В луже, — просто повторил Скобцов.

— В какой еще луже?

— Ну… в обычной. Большой. А было это утром, восемнадцатого числа. На той неделе.

— Вы это серьезно? — прищурился Волин.

Паша усмехнулся язвительно. Молчаливый Амир тоже улыбнулся.

— Я понимаю, звучит дико. — Скобцов смутился. — Но так все и было на самом деле. Вы же просили рассказывать с самого начала…

— Просил, просил, — пробормотал Волин. — Значит, в луже?

— Да. Рядом с помойными баками. И одежда на мне была очень грязной. Как будто я неделю траншеи копал.

— Так. — Волин откинулся на спинку стула, не без интереса уставился на задержанного: — Давайте уточним. Значит, восемнадцатого утром… в котором часу?

— Около шести.

— Около шести часов утра вы очнулись в луже, у помойки… Район назвать можете?

— Точно — не смогу. Помню только, что где-то в Царицыне.