– Я думаю, гости простят нас, если мы их на минуту оставим. – Петр Иванович Щукин поднялся из-за богато сервированного стола. – Сами понимаете, праздник праздником, но у людей военных отдых никогда полным не бывает. – Он улыбнулся, извиняясь, и развел руками. – Мы с Лешей отлучимся на минуту.

– Так всегда, – притворно вздохнула Марго. – Знала бы, никогда бы за него замуж не вышла. В Новый год и то дела.

– Марго, Марго, – пробормотал Петр Иванович с легкой укоризной, наклонился и чмокнул жену в шею. – Я надеюсь, нашего гостя не смущает столь открытое проявление чувств? – Он улыбнулся Володе еще шире, по-дружески, как старому приятелю. Владимир Андреевич Прибылов улыбнулся в ответ.

– Ничего-ничего, все в порядке.

– Мы сейчас вернемся. Петр Иванович затопал вверх по лестнице на второй этаж, Саликов зашагал следом. По телевизору четверо «на-найцев» распевали свой суперпопулярный шлягер с глубокомысленным текстом о шляпе, упавшей на пол. Антонина Сергеевна, глядя на экран, покачала головой.

– Эти ребята такие душки. Обожаю их. А вот Леша эстрадную музыку не любит совсем. В крайнем случае что-нибудь старое слушает. «Машину времени», например.

– Мужчины ничего не понимают в искусстве. – Маргарита Иннокентьевна махнула рукой. – Тонечка, ты же знаешь: военные – люди неромантичные. Им подавай субординацию, четкие планы. Все должно быть расписано на неделю и по минутам. В их внутренний мир искусство просто не умещается.

– Не скажите. – Прибылов замялся, не зная, как обращаться к Маргарите Иннокентьевне.

– Марго. Можно просто Марго, – улыбнулась женщина.

– Ага, хорошо. – Возможно, еще сегодня днем Володя не позволил бы себе такой вольности, но сейчас, когда выпитая водочка приятно взбадривала тело и туманила сознание, заволакивая его золотистой пургой, он перешел на «ты» без малейшего труда. – У нас в академии есть один парень, полковник, откуда-то с Дальнего Востока, так все знает, о чем ни спроси. Театрал завзятый. Как ни приедет в Москву, так обязательно на один-два спектакля сходит. Антонина Сергеевна засмеялась.

– Хорошо иметь такого мужа. Не будешь чувствовать себя идиоткой в большой компании.

– Тонечка, не прибедняйся, – одернула ее Марго. – Твой Лешка и так в порядке. Бабы на него до сих пор оборачиваются. Да и поговорить умеет. Начитанный он у тебя.

– Ну-ка, голубушка, признайся честно, не завидуешь ли ты мне?

– Еще как завидую! – Марго захохотала.

Оказавшись в кабинете, Петр Иванович плотно прикрыл за собой дверь. Он мгновение постоял неподвижно, прислушиваясь к женскому смеху, доносящемуся из гостиной, а затем повернулся к Саликову.

– Присаживайся, Леша, присаживайся. Разговор есть.

– Это я уже понял. Алексей Михайлович подошел к огромному, как летное поле, рабочему столу Щукина, сел в шикарное кожаное кресло и не мигая уставился на лампу под салатовым абажуром, озарявшую кабинет приятным мягким светом. Петр Иванович обогнул стол и уселся на свое обычное место – в такое же кожаное кресло, только гораздо более старое и потертое. Оно заскрипело, но не трухляво и жалко, как развалина, а благородно, словно подчеркивая свою аристократичность. Петр Иванович хлопнул по мягкому подлокотнику крепкой ладонью и задумчиво произнес:

– Какую мебель раньше делали, а? Не то что сейчас. Из отечественного так вообще выбрать нечего. Все приходится из-за границы везти. Алексей Михайлович пожал плечами.

– Импортное надежнее, – рассудительно произнес он.

– Ну, бог с ним. – Петр Иванович переложил на столе какие-то бумажки, а затем спросил без тени улыбки: – Как у тебя дела-то, Леша? Саликов пожал плечами еще раз.

– Смотря что вы имеете в виду, Петр Иванович.

– Ладно-ладно, со мной можешь не юлить. – Щукин откинулся в кресле, вольготно вытянув ноги. – Ты понимаешь, о чем я. Алексей Михайлович понимал.

– Все в порядке, – ответил он спокойно и ровно, думая о чем-то своем. – Вам не о чем беспокоиться, Петр Иванович. Все в полном порядке.

– Мне не о чем беспокоиться? А тебе? – Щукин посмотрел на гостя. Взгляд его вдруг стал цепким, внимательным.

– А мне есть, – невозмутимо произнес Саликов, хотя в голосе и промелькнула легкая напряженность. – Мне, Петр Иванович, много о чем беспокоиться нужно.

– Например? Ты скажи, может, вместе что придумаем. Может, помогу чем. А то, я смотрю, ты меня совсем со счетов сбросил. Что скажешь, Леша? Они оба превосходно понимали, о чем говорят. Но даже здесь не называли вещи своими именами.

– Это вы, я смотрю, меня со счетов списываете, – размеренно и спокойно ответил Саликов. – Вместе с Сулимо крутите какие-то дела за моей спиной, а потом ставите перед фактом. На, мол, Алексей Михайлович, радуйся.

– Ты о чем это, Леша? – нахмурился Щукин.

– О танках, Петр Иванович, о танках, – тихо и внешне равнодушно ответил Саликов. Он достал из кармана пиджака носовой платок, извлек соринку из глаза, сложил платок и вновь спрятал его в карман. – О танках и БМП, которые вы мне пригнали две недели назад.

– А-а, ты об этом…

– Об этом, Петр Иванович, об этом. О чем же еще?

– Что за тон, Леша?

– А вы чего ожидали, Петр Иванович? – Саликов вдруг наклонился вперед, посмотрел Щукину в глаза и добавил зло, с нажимом: – Думали услышать заверения в вечной любви и верности? Так мы не красны девицы, Петр Иванович. Зачем вам понадобилась бронетехника?

– Не твоя забота, Леша! – резко ответил Щукин. – Тебя данный вопрос не касается! Твое дело – выполнять указания начальства! Сказано – делай.

– Да, меня, конечно, не касается. Я всего лишь исполнитель. – Алексей Михайлович откинулся в кресле и вновь заговорил спокойно, даже чуточку безразлично: – Именно это я и скажу на комиссии Генштаба. Мол, мое дело – выполнять приказы руководства.

– Да ты, Леша, никак пугать меня вздумал?

– Ну что вы, Петр Иванович. Мне ли вас пугать. Я так… рисую перспективы на будущее. Чтобы потом не удивлялись. Щукин пожевал безвкусный кондиционированный воздух, недобро глядя на гостя, и протянул пасмурно:

– Не понимаю я тебя в последнее время, Леша. Что-то ты крутишь. Вот и люди говорят: забываться стал. Большим начальником себя почувствовал. Смотри, как бы падать долго не пришлось. Или ты, может быть, думаешь, что я без тебя не обойдусь? Так у нас в стране незаменимых нет. Вон того же Сулимо посажу на твое место. Или этого Володю. Прибылова. Он, думается мне, счастлив будет.

– Ваш Сулимо – мясник. Он руками работать мастер, а головой… Что касается Володи… Счастлив-то он будет, тут вы, конечно, правы. Вот только долго ли? Молод еще Володя для таких дел. У него глазки-то от жадности разбегутся, вы еще и чай допить не успеете, а в дверь уже люди из прокуратуры постучат. – Саликов говорил скучно, тем самым тоном, которым взрослые объясняют детям совершенно очевидные вещи. – Так что вместе нам падать придется, Петр Иванович. Всем. Стаей. Вы же меня не спросили, когда состав с танками в Новошахтинск погнали. Вас не заботило, как я его оттуда на базу перегонять стану. Вас же не волновало, где и как мне укрывать тридцать пять единиц бронетехники. Вас не заботит, что скажут технари. – Щукин смурнел все больше. – А то, что мне пришлось ветку надстраивать лишний раз, это как? Ведь она почти наверняка «засветилась», а значит, «засвечена» и сама база. Да и состав вы «засветить» умудрились… Кстати, о людях… Это ведь идея Сулимо? Я имею в виду технику. Сулимо? Щукин пожевал губами, подумал, кивнул:

– Его.

– Я так и думал. Жаден больно ваш капитан. А жадность – преотвратительнейшее качество. До беды доведет, и оглянуться не успеете.

– Так он мне сказал, что, мол, Алексей Михайлович не против. Мол, сам идею подсказал. – Щукин развел руками. – И что покупатели самолетов не отказались бы бронетехнику взять. Вот я и подумал, что лишние тридцать миллионов нам не помешают.

– Ну да, а прикрывать пропажу техники опять-таки пришлось мне.

– Это уж извини. Я ведь не мог отсюда, из Москвы, приказы отдавать.

– Не могли, – согласился Саликов. – А ваш Сулимо – идиот. Я сказал ему насчет Чечни: война, мол, эта – золотое дно. Понимающие люди на ней огромные деньги заработают. Он мне: как тут, мол, не пойму, кусок поиметь? Я ему схемку примерную и набросал. Так он, в обход меня, к вам. Кретин. Покупатели-то технику возьмут. Это не вопрос. Да только в такой ситуации жадничать – грех. С танками этими возни выше головы и риск громадный.

– Ладно, с Сулимо я потолкую, – жестко пообещал Щукин.

– Чего уж теперь… – вздохнул Саликов. – Ладно. Теперь нам в два раза быстрее крутиться нужно. Кстати, вы бумаги на таможню отправили, Петр Иванович?

– Не успел пока. Когда тут… – Щукин развел руками.

– Завтра же постарайтесь отправить, – не то приказал, не то попросил Саликов. – Пока дойдет, пока то да се. Дай бог в неделю уложиться. А больше у нас времени нет, Петр Иванович. Сами знаете.

– Да уж знаю, Леша, знаю, – кивнул тот. – Ладно, насчет бумаг я распоряжусь. Завтра и уйдут.

– Хорошо. Саликов достал из кармана пачку «Мальборо», вытащил сигарету, покрутил в руках, посмотрел на нее внимательно, словно выискивая какие-то изъяны, и решительно сунул обратно.

– И правильно, Леша, – улыбнулся Петр Иванович. – И правильно. Лучше рюмочку выпей. Это, знаешь, восемнадцатилетним хорошо, пока здоровье как у быка, всякой дрянью себя травить. А сейчас и без никотина дерьма навалом. Ешь отраву, дышишь ядом да испарениями разными, еще не хватало самому себя в гроб загонять. Чай, не мальчик уж, о здоровьичке-то думать надо. Думать. Организм, он ведь не железный… Саликов сунул пачку в карман.

– Ну а вообще-то Сулимо тебе как? – возвращаясь к основной теме, спросил Петр Иванович.

– Ума бы побольше – цены бы человеку не было, – ответил Саликов. Щукин расслабился. Обвинения, похоже, кончились.

– Что-то ты мне давно не звонил?

– А что звонить-то? – Саликов дернул крепким плечом. – Случится что, тогда и позвоню.

– Когда случится, поздно будет, – философски заметил Щукин. – А что с этим собираешься делать? – Он мотнул головой в сторону двери. – С Прибыловым. Владимиром Андреевичем.

– Пусть пока у нас на заводе понежится. Поруководит. Там и Сулимо за ним приглядит, да и я присмотрюсь потщательнее.

– Не боишься?

– А чего бояться? – усмехнулся Саликов. – Он-то думает, что завод реальный. Старается.

– Не болтает?

– Пока не болтает. Ну а если начнет, как-нибудь справимся. Любую проблему решить можно. Было бы желание.

– Может быть, лучше разъяснить полковнику, что к чему?

– Стоит ли? Пусть думает, что он большая шишка. Нам же спокойнее. А чтобы старался получше, надо пообещать ему Москву и небо в алмазах.

– Думаешь, поверит? – Улыбка Щукина стала еще шире.

– А почему нет? Ему же самому хочется в это верить. Не с кем-нибудь, с самим Щукиным Новый год празднует.

– Ну ладно, как скажешь. – Петр Иванович неторопливо открыл ящик стола и принялся складывать в него бумаги. – Самолеты-то последние пришли? Саликов посмотрел на часы.

– Должно быть, уже пришли.

– «МиГи-29», как договаривались?

– «МиГи», – ответил Саликов серьезно и вдруг улыбнулся. – У заказчика-то нашего губа не дура.

– Ладно. Дура – не дура, не нам судить. Он платит. И платит хорошо. А кто платит, тот и музычку заказывает.

– И мы вместо оркестра.

– Выходит, так. – Щукин задвинул ящик и запер его на ключ.

– Но теперь-то, сам понимаешь, Леша, ситуация сложилась однозначная: либо пан, либо пропал. Кашу мы уже заварили, выходить из игры поздно. Саликов едва заметно усмехнулся. Что ж, иного он и не ожидал. Этот жест – запирание ящика на ключ – характеризовал ситуацию лучше любых слов. Несмотря на то что они со Щукиным в предстоящем деле являлись едва ли не самыми близкими партнерами и должны были бы цепляться друг за друга, доверять друг другу во всем, получалось, что в основном – в безопасности – между ними определенная дистанция. Заперев ящик на ключ, Петр Иванович как нельзя лучше дал понять, что дружба дружбой, а денежки врозь. И что у него, Щукина, есть свои секреты, касающиеся данной операции, в которые Саликову хода нет. Хотя при этом Алексей Михайлович не мог не отдать Щукину должного – тот прикрывал его, как и обещал. Во всяком случае, пока. И намерен прикрывать до того момента, пока денежки не упадут им в карман. А вот что будет дальше… Щукин строит свои планы, он, Саликов, свои. Время же – великий судья – покажет, чьи планы лучше и тоньше.

– К какому числу ты подготовишь эшелон? – вдруг спросил Петр Иванович. Саликов шевельнул бровями.

– Теперь время поджимает… Придется постараться, но, думаю, к пятому все будет готово. Щукин прищурился.

– Постарайся, Леша. Срывов не будет? Саликов снова едва заметно улыбнулся.

– Во всем уверен только Создатель, Петр Иванович, а мы лишь простые смертные.

– Это ты, когда помрешь, архангелам объяснять станешь, – раздраженно заметил Щукин. – А сейчас, здесь, мы – власть. И большая, чем господь бог. Так что действуй. Как говорится, даю тебе карт-бланш. Саликов кивнул, показывая, что принял распоряжение к сведению.

– С бронетехникой возни будет много. Шутка ли – тридцать пять единиц. Суета начнется, а я не люблю суету.

– Кто ж ее любит? Но раз уж надо посуетиться – придется посуетиться. Ничего не поделаешь. Как говорится: любишь кататься, люби и саночки в гору возить. Денежки-то нравится получать?

– Нравится, – спокойно подтвердил Саликов. – Но суетиться надо при ловле блох, а нам придется суетиться по делу. В спешке-то самые большие ошибки и допускаются.

– А ты не допускай ошибок! – хмурясь, заметил Щукин. – Далась тебе эта бронетехника!

– Далась, Петр Иванович. Мы операцию без малого два месяца прорабатывали, а теперь из-за того, что у вашего Сулимо глаза оказались слишком завидущими, все может пойти коту под хвост.

– Во-первых, не у «вашего» Сулимо, а у нашего. Ты не путай. – Петр Иванович вдруг усмехнулся и заговорил совершенно спокойно, без тени раздражения: – Во-вторых, ты сам ему идейку подкинул, не забывай.

– Я и не забываю. Кто ж знал, что у него жадность преобладает над здравым смыслом.

– Теперь знай. Ну и, в-третьих, существует такой немаловажный фактор, как интерес покупателя. Первое правило торговли помнишь? «Спрос порождает предложение». А второе правило: «Клиент всегда прав». Так-то. Скажут: «Заверните» – завернем и ленточкой перевяжем. Попросят нарезать на дольки – нарежем на дольки.

– Дольками, – поправил Саликов.

– Что?

– Нарежем дольками.

– Какая разница! Кстати, шибко умные пойдут сейчас грузить чугуний. – Щукин засмеялся и добавил: – Ничего не поделаешь, Леша. Если есть люди, готовые за что-то заплатить, найдутся и те, кто это что-то достанет. Закон рынка. Нравится нам или нет, но он существует. Не мы бы эти танки добыли, так какой-нибудь другой умник нашелся бы. Чего ж деньги упускать, раз сами в руки плывут?

– Как скажете, Петр Иванович. – Саликов выглядел хмурым. Щукин так ничего и не понял.

– Да ладно, развеселись, Леша, – засмеялся Петр Иванович. – Новый год все-таки. Праздник. Расслабься.

– С вами расслабишься, пожалуй.

– Расслабься, расслабься. – Петр Иванович поднялся из-за стола, подошел к Саликову и похлопал его по плечу. – Зажатый ты какой-то, Леша.

– Нормальный, – устало отреагировал тот. Оба двинулись к двери. Уже на пороге Щукин остановился и, посмотрев Саликову в глаза, спросил:

– А самолеты-то надежно прикрыл?

– Надежно, – ответил Саликов. – Никто концов не найдет.

– Ну и хорошо, – улыбнулся Петр Иванович. – Смотри, это на твоей совести.

– Знаю.

– Вот и отлично. Кстати, о технике, – напомнил Щукин. – Камовские «вертушки», о которых ты говорил. «Акулы»‹»Черная акула» – название боевого вертолета «КА-50» конструкторского бюро Камова. Не имеет аналогов в мире, так как полностью управляется одним человеком.›, три штуки. Те, что приятелю в часть, – усмехнулся он. – Ушли твои «вертушки». Уже недели две как.

– Я знаю, – кивнул Саликов. – Справлялся.

– Видишь, Леша, что я ради тебя делаю, на что иду? В частях денег не хватает, а я твоему знакомцу вертолеты проплачиваю. Знаешь, каких трудов мне стоило главного уговорить? Это тебе не какие-то там вшивые танчики-самолетики. Тут штучный товар. Ну да ладно, чего для хорошего человека не сделаешь! Запомни это, Леша.

– Уже запомнил, Петр Иванович, – серьезно ответил тот. – Только если бы не мой «знакомец», то и двух «МиГов» у нас сейчас не было бы. И потом… – Саликов усмехнулся. – За «вертушки» вы платили из государственного кармана, а денежки за самолеты положите в свой.

– Ну ладно, хватит о делах. Пойдем, – кивнул Щукин. – А то там должны Пугачеву показывать. Любишь Пугачеву-то? Саликов пожал плечами.

– А я, знаешь ли, уважаю. Пошли еще по рюмочке пропустим. Порадуем твоего Володю своим обществом.