– Знаешь, Тема, – задумчиво сказал Славик, «подвесив» руку над шахматной доской. – Давно хочу спросить: что у тебя за имя такое? Артем. Вот у меня имя: Слава. Можно выйти на Красную площадь и крикнуть во весь голос: «Слава Президенту России, Российскому правительству и Государственной думе! Слава!!!» А попробуй выйди на площадь и крикни: «Артем Президенту, правительству и Думе! Артем!!!» Тебя же арестуют сразу. Они пили пиво и играли в шахматы. Точнее, Славик бессовестно обыгрывал Артема. Артем же старательно морщил лоб, имитируя усиленную работу мозга. И все это под «Безобразную Эльзу» «Крематория». Славик – невысокий юноша с наружностью школьника-»ботаника» – подробно комментировал свои ходы и ошибки противника, каждый раз повергая Артема в состояние грогги. Артем – медно-рыжий, мускулисто-плечистый, непропорционально сложенный парень – упрямо ворочал челюстью и сопел озадаченно. Он не привык сдаваться. Это осталось от занятий штангой и карате. Что касается силовых видов спорта, Артем мог бы дать Славику сто очков вперед, но вот с шахматами было туго… Дверь открылась. Без всякого стука. Где как, а в общаге стучать было не принято.

– Парни, – в образовавшуюся щель просунулась вихрастая голова. – У вас сковородка есть? В двадцать девятую. Нам картофанчик только пожарить. Через часок вернем.

– Не-а, – Славик, не отрывая взгляда от доски, отрицательно покачал головой. – У нас по-пролетарски. Только «в мундирах».

– Понятно. – Обладатель головы жадно уставился на открытые пивные бутылки. – Слушайте, мужики, у кого бы сковородку взять?

– В двадцать первой спроси. Там «перваки» живут. У них есть.

– Ага, – удовлетворенно хмыкнул обладатель головы. – А полтинничком до стипухи не ссудите?

– Пошел в ж…у, – по-прежнему глядя на доску, беззлобно ответствовал Славик. Он взял ферзя, передвинул, сообщил: – Артем твоему королю, Артем. Шах. И мат в три хода. – Допил быстро пиво и поднялся. – Ты пока думай, а я в сортир сбегаю. Он подхватил со стола сигареты, зажигалку, пошел к двери. Левое крыло второго этажа было затянуто табачным дымом. Курили везде: на лестничной площадке, где собирались жильцы со всех этажей, в умывальнике, в туалете. Славик толкнул коричневую крашеную дверь, вошел в маленький туалет, закурил, заодно и нужду справил. Постоял у окошка, разглядывая ночной двор. Ему не слишком нравилось курить в туалете, но сегодня комендантша выдавала белье, задерживалась, а потому лютовала. Безопасны в плане личных контактов с комендантшей были две комнаты в общежитии. Первая – жилье Рашида. Вторая – мужской сортир. Рашид платил комендантше, платил много, и поэтому его комната, скромная дверь без номера рядом с умывальником и туалетом, как бы не существовала в природе. В отличие, допустим, от зоны, где близость к параше говорит о низком социальном статусе обитателя шконки, в общаге все было с точностью до наоборот. Чем ближе к «коммунальным удобствам», тем круче, тем блатнее. Не всем по карману иметь такую комнату. Тем более что эти комнатки сравнительно малы и рассчитаны на двоих, а не на четверых, как «общие». Рашид жил один. Что же касается мужского туалета… Нет, комендантша не смущалась и не боялась входить туда. Брезговала. Славик докурил и бросил окурок в унитаз. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился… Рашид собственной персоной. В скромных трениках, майке-тельняшке и в кожаных шлепанцах на босу ногу.

– А, здравствуй, Слава, – поздоровался он хмуро.

– Здравствуй, Рашид, – ответил Славик, одновременно предпринимая попытку ненавязчиво ретироваться, ибо чуял за собой вину.

– Скоро контрольная по русскому, – вздохнул Рашид. – Поможешь? Оплачу по тарифу.

– О чем разговор, – пожал плечами Славик. – Нет проблем.

– Договорились. – Рашид вошел в кабинку. – Слушай, – донеслось уже оттуда, – Димка не видел? Димка был вожаком в их скромной компании.

– Димку? Нет, не видел. А он тебе нужен?

– А-а-а, – выдохнул Рашид и дернул за слив. На пол вдруг хлынула вода, закрутилась в углах. Поплыли желтые размокшие окурки, смятые куски газет. Окурков было много. Очень много. О брезгливости комендантши знало все общежитие.

– Твари, – зло скривился Рашид. – Собаки бешеные. В собственный дом сральник устроили. Поймаю, кто бычки в толчок кидает, башка откручу. – Осторожно, стараясь не наступить в лужу, он перебрался через потоп, остановился, чтобы помыть руки. – Машина взял. Обещал в семь вернуть. До сих пор нет. Увидишь, скажи, я спрашивал.

– Хорошо, скажу, – пообещал Славик и выскользнул в коридор. В комнате он застал все ту же безрадостную картину. Запустив руки в жесткую, как проволока, рыжую шевелюру, Артем думал над сложившейся на доске позицией и озабоченно шевелил губами.

– Димка не возвращался? – спросил с порога Славик.

– Они с Милкой кататься поехали, – ответил рассеянно здоровяк. – А что?

– Обормот, – обругал Димку Славик, плюхнулся на стул и откупорил следующую бутылку пива. – Рашид спрашивал. Злился вроде. Достукается Димыч когда-нибудь с этой тачкой. Точно говорю, достукается…

***

– Ты на какой свет поворачиваешь, братела? По-геркулесовски плечистый, бритоголовый парень наклонился и с интересом заглянул в салон. Голос его звучал добродушно, словно и не въехал только что кондовый «жигуль»-»шестерка» в бок их новенького «БМВ».

– Стрелка горела, – невнятно пробормотал Дима, ощупывая ушибленную голову и тупо глядя на раскачивающуюся в полумраке увесистую «голду», выскользнувшую из-под воротника нубуковой куртки бритоголового. Тот уставился на Милку, затем на пребывающего в прострации Димку, подмигнул весело:

– Тебе, братан, очки надо купить. Стрелка погасла давно. Ну что, ментов будем вызывать или так договоримся? Дима нервно дернул плечом. Цепочка покачивалась, ловя желтыми пузатыми звеньями неоновый отблеск фонаря. Отвести от нее взгляд было невозможно. Машины притормаживали, объезжали аккуратно. Водители оглядывали место аварии с видом французских солдат, чудом уцелевших в мясорубке при Ватерлоо. Приятель бритоголового, массивное творение доктора Франкенштейна, облаченное в китайский спортивный костюм и кожаную куртку, подошел к моргающему поворотником «жигулю», сморкнулся на сырой глянцевый асфальт, поинтересовался буднично:

– Ну че, братела?.. Как… эта… разбираться будем? По-хорошему или по-мирному?

– По-мирному, – выдохнул Дима, ощущая солоноватый привкус крови во рту – ударился лицом о баранку, когда нажал на тормоз.

– Ну ладно, – бритоголовый повернулся к покалеченному «БМВ». – Значит, давай посчитаем, что у нас тут. Дверцы передняя и задняя. Заднее крыло. Стойки повело, сам видишь. Еще хорошо, если жестяными работами обойдемся, не придется кузов менять. Покраска, работа. Короче, десять штук долларей. И это еще по-Божески. Другие бы пятнашку слупили. А мы даже компенсацию за моральный ущерб не возьмем. – Он вновь заглянул в салон, спросил: – С бабками-то у тебя как, пионер?

– Мне… нужно время… чтобы собрать, – сказал Дима, тупо глядя перед собой.

– А-а-а, – не без разочарования протянул бритоголовый и, повернувшись к приятелю, сообщил: – Ему нужно время, чтобы бабки собрать.

– Фуфло, – равнодушно прокомментировал тот. – Позвоню, что ли, братве, предупрежу.

– Давай, – согласился бритоголовый и вновь обратился к Диме: – Значит, сделаем так, пионер. Ты поедешь с нами, а телка твоя пусть бабки собирает.

– Она не соберет, – сказал Димка. – Ей негде. Он почувствовал отстраненное изумление и что-то вроде гадливости к самому себе. Никогда ведь ничего не боялся, а тут вдруг накатило. Какая-то заячья оторопь. Нахлынула, перехватила сердце, сковала тело. Даже дышать стало тяжело. Подумалось: зачем брал машину? Не могли пешком прогуляться? Опоздай он на десять секунд к этому чертову светофору, и ничего бы не случилось. Проехал бы себе треклятый «БМВ» мимо… А теперь… Теперь ему хотелось только одного: чтобы все побыстрее закончилось. Вернуться целым и невредимым в общагу, повалиться на кровать, закрыть глаза и полежать неподвижно, чтобы отпустило. Бритоголовый подумал секунду, кивнул:

– Ништяк. Оставишь ксиву, права, тачку и документы на нее.

– Машина не моя, – признался Дима.

– По доверенности, что ль, катаешься?

– Одолжил у приятеля. Димка облизнул пересохшие губы.

– Даже без доверенности? Права-то у тебя есть?

– Нет.

– А ты, похоже, и правда грузишь, пионер, – бритоголовый усмехнулся. – Тачка не твоя, прав у тебя нет. Сейчас скажешь, что и паспорт не взял, да? Или, может, ты бомжатничаешь?

– Паспорт с собой.

– Слышь, Вован, – влез в разговор франкенштейновский кадавр, прижимая к бульдожьей щеке сотовый телефон, – эта… если бабок нет, давай… телку возьмем.

– Ребят, – пробормотал Дима, бледнея. – Не надо, а?

– Ладно, – отмахнулся от кадавра Вован. – Ей, чтобы за тачку расплатиться, придется целый год по три раза на дню на спину падать. Сожрет больше, чем отработает.

– Тада давай завалим, – безразлично предложил кадавр.

– Кончай, – на сей раз Вован даже не обернулся. – Они ребята хорошие. Послушные. Пионеры. А пионер всем детям пример, так, братан? И подмигнул Димке.

– Свинтит, – тяжело заметил второй, разглядывая побитого Диму исподлобья.

– Не свинтит. Он честный. – Бритоголовый зловеще-ласково улыбнулся Димке. – Не свинтишь ведь, пионер?

– Нет.

– Умница. Давай ксиву свою. И подружка твоя пусть тоже дает.

– Мы повернули под стрелку, – вдруг твердо и решительно заявила Милка. – Для вас красный горел.

– Ну вот, – «огорчился» бритоголовый, – снова здорово. Цыпа, – чуть ли не по слогам начал объяснять он, – уже без разницы, на какой свет вы поворачивали. Пионер за рулем чужой тачки сидит. Без доверенности, без прав, без техпаспорта. Может, он этот «жигуль» угнал из ближайшей подворотни, откуда нам знать?

– Да че с ними базарить? – Кадавр оглянулся, сунул руку в карман. – Валить обоих. Димка порылся в кармане куртки, достал паспорт и протянул бритоголовому. Тот кивнул с улыбкой:

– Умный мальчик, – раскрыл паспорт, пошелестел страницами, удивленно хмыкнул: – Ух ты! Заливинск. Это где ж такое?

– От Новгорода на электричке, – ответил Дима.

– Далековато забрался, пионер. Челночишь, что ль? Где живешь-то? У нее? – бритоголовый кивнул на Милку.

– В общаге. В институте.

– Что за институт?

– «Кулек». Культуры, в смысле.

– Слыхал? – бритоголовый повернулся к приятелю. – Он, оказывается, студент.

– Свинтит, – пророкотал тот. – Точно.

– Студенческий есть? – поинтересовался у Димки бритоголовый, пряча паспорт в карман куртки.

– Есть, – Димка достал студенческий билет. Бритоголовый проверил фотографию, сунул студенческий следом за паспортом.

– Теперь твой паспорт, цыпа, – скомандовал он Милке. Она фыркнула:

– Не ношу.

– Называй адрес.

– Зачем тебе?

– А как же? Вместе же в тачке сидели. – Бритоголовый засмеялся. – Давай, давай, не томи, пока мы добрые. Только шепотом. А ты, пионер, уши заткни.

– Ребята, заканчивайте. Я же сидел за рулем. Дал паспорт, – попытался вступиться Димка, ненавидя себя за жалобные нотки, отчетливо прозвучавшие в голосе. Он боялся, и никакие усилия воли не могли ему помочь. Впрочем, и воли-то в нем уже не осталось. Страх подменил все, завладев и ломким смертным телом, и душой, и разумом. – Ну сами подумайте, куда я теперь от вас денусь.

– Заткни фонтан, пионер. Тебя сейчас никто не спрашивает. И уши заткни, раз сказано. – Димка вздохнул, заткнул уши. – Называй адрес. – Милка с явной неохотой продиктовала адрес. Бритоголовый кивнул, хлопнул Димку по плечу. – Давай, пионер, твоя очередь.

– Что?

– Адрес и телефон подруги. И не ври. Димка напряг память, повозил языком по разбитой губе, назвал адрес и телефон. Бритоголовый кивнул удовлетворенно.

– Молодец. – Он подумал, добавил лениво: – Вообще-то, конечно, не мешало бы тебе в табло настучать конкретно, чтобы без прав за руль не садился, ну да ладно. Теперь сделаем так: вы поедете в своей тачке за нами. – Потряс в воздухе пальцем. – И не пытайся оторваться. Все равно не получится. Цени доброе отношение. Понял, пионер?

– Понял, – ответил Димка.

– Умница. Поехали. Димка потерянно кивнул. Бритоголовый выпрямился, повернулся к кадавру:

– Поехали. Тот внимательно посмотрел на Димку, насупился, проскрипел:

– Смотри, баклан. Кадавр полез на пассажирское сиденье, то и дело оглядываясь. Хлопнула дверца. Ласково заурчал мощный двигатель. «БМВ» рванул с места. Мелькнули дверцы иномарки с внушительной вмятиной, исцарапанное, вмятое же заднее крыло. Димка нажал на газ, и «жигуль» покатил следом за иномаркой. Милка глубоко вздохнула, спросила:

– Может, все-таки попробовать оторваться?

– У них машина мощнее, – мрачно заявил Димка. – Да и что толку? Вычислят. Они же про нас все знают. Паспорт мой у них. И студенческий тоже.

– Ты не боишься? А вдруг они нас убьют?

– Не убьют. На фиг им нас убивать? Им деньги нужны.

– Мы за город едем? – спросила Милка, глядя в окно.

– За город, – подтвердил Димка.

– Надо остановиться у поста ГАИ. Крикнуть милиционеру.

– Не надо.

– Почему? Димка почувствовал раздражение. Ему не хотелось отвечать. Мысли, вязкие, как мед, слиплись в одну: «Лишь бы все закончилось. Лишь бы не тронули». Для того, чтобы объяснять, их приходилось выуживать из лужи страха, отдирать, выталкивать к губам, произносить.

– У них тут все менты купленные. Милка стиснула зубы. Будучи девушкой довольно жесткой, она не любила сдаваться на милость обстоятельств, предпочитая драку покорности. Иногда с ней бывало тяжело. Димка, не глядя на нее, подумал зло: «Неужели сама, дура, не понимает, с кем мы имеем дело?» Машины благополучно миновали пост ГАИ на Кольцевой и выкатились на улицу Пожарского. На перекрестке с Библиотечной свернули направо.

– В Долгоп едем, – отстраненно констатировал Димка. – Долгопрудненские это. По обеим сторонам дороги чернел лес. Проносились мимо машины, высвечивая фарами стихийные свалки, начинающиеся сразу у обочин. Вскоре из сумерек, как пловцы из ночного моря, вынырнули огоньки первых строений. Встали спартанским строем кирпичные пятиэтажки. Где-то неподалеку зашумела электричка. На лобовое стекло «жигуля» упали редкие капли осеннего дождя. Ночь взрезала горло небу. В сумерках торопливо, как подвальные крысы, пробегали одинокие прохожие. Их можно было понять. Они стремились избежать встречи с молодой, накачанной, циничной смертью, гуляющей по улицам с кастетом в кармане кожаной куртки. В городе «БМВ» наддал. Здесь бритоголовый не боялся никого. Вотчина. Логово. «Шестерка» с трудом поспевала за несущейся на полной скорости иномаркой. Машины проскочили темную, сиротливо-пустынную площадь, вымокшую, как облезлая кошка. Свернули в безлюдный дворик и остановились. Бритоголовый Вован выбрался из салона, подошел, хлопнул ладонью по крыше «жигуля».

– Все, мальчики-девочки, приехали. Освобождаем жилплощадь. Мила встревоженно взглянула на Димку, тот кивнул:

– Делай, что он говорит. Сам приоткрыл дверцу, стараясь не задеть бритоголового, вылез из машины.

– Значит, так, пионер, – прежним компанейским тоном заявил тот. – Надыбаешь бабки – получишь назад колымагу и ксиву. Хочешь, можем взять эту развалюху в счет части долга. За штукарь. Нет – крутись. Нас не ищи – мы сами тебя найдем. Денька через два-три. Уяснил, пионер?

– Уяснил, – послушно ответил Дима.

– Сообразительный ты пацан, как я погляжу, – хохотнул Вован. – Короче, автобусная остановка за углом. Бывайте, детки. До скорой встречи, – многозначительно добавил он, садясь за руль. Когда обе машины растаяли за пеленой дождя, Милка вздохнула и приникла к Димке. Ее слегка трясло.

– Ты не испугался? – спросила она. – Я очень. Димка дернул плечом, испытывая невероятное облегчение от того, что все закончилось. Он получил отсрочку. Пусть недолгую, но все-таки. Насчет машины… Объяснит как-нибудь хозяину. Тот должен понять. Так уж сложилось. Ничего не поделаешь. А машину он вернет. Соберет деньги и вернет. Десять тысяч долларов – большие деньги, собрать их было негде, но Димка почему-то свято верил, что ситуация обязательно разрешится. Сама собой. Он заработает, или еще что-нибудь в этом духе… Милка отстранилась, посмотрела на него, погладила по щеке:

– Не переживай. Вместе как-нибудь выпутаемся.

– Вместе? – Димка скривился. – Вместе. Ты можешь достать десять тысяч долларов? Нет? Вот тебе и «вместе»…

– Дурачок, я же люблю тебя, – тихо сказала она и прижалась к нему еще плотнее.

***

Потерпевший опустился на стул. В его фигуре, движениях, мимике сквозила вельможная усталость. Подруга потерпевшего – хорошенькая «пластмассовая» куколка, с мило накрашенным точеным личиком, кутающаяся в шикарную валютную норку, переминалась на высоченных каблучках рядом. Потерпевший, конечно, ставил ее в грош, но не более. Сесть ей, во всяком случае, он не придложил. «Любовница, – подумал Жигулов. – Переходящий малопочетный вымпел на бизнесмено-бандитской ниве». Жигулов отодвинул стул, присел, взял чистый бланк постановления о возбуждении уголовного дела, кивнул куколке:

– Возьмите свободный стул. Присаживайтесь.

– Надеюсь, это не надолго? – озаботился потерпевший, демонстративно, как в зеркало, заглядывая в циферблат золотого «Ролекса». – У меня еще кое-какие дела на сегодня запланированы…

– Я догадался, – рассеянно ответил Жигулов, доставая из кармана ручку и выщелкивая стержень. – Та-ак, – протянул, подписывая время и дату. – Фамилия, имя, отчество, домашний адрес, телефон, год рождения.

– Чьи?

– Ваши, естественно. Машина ваша?

– Моя, – потерпевший указал на подругу, – но ездила она. Я сейчас на другой, а эту, чтобы не простаивала, Анне отдал…

– Понятно, – Жигулов мизинцем вытащил из глаза соринку. – Юридически машина чья?

– Моя, – сдался на милость победителя «Рокфеллер».

– Ваша. Значит, и данные тоже нужны ваши. Потерпевший вздохнул тяжело, продиктовал с видом процентщика, по доброте душевной откладывающего срок выплаты. Звали его Георгий Андреевич, фамилию он носил Конякин.

– Георгий Андреевич. Хорошо. – Жигулов записал. – Рассказывайте, что произошло.

– Машину у меня украли, – с раздражением заметил потерпевший.

– Это мы знаем, – Жигулов торопливо заполнял протокол. – Кстати, вы заявленьице написали уже? Вот и хорошо. Давайте его сюда. – Он взял заявление, убрал в папку. – Давайте, Георгий Андреевич, по порядочку. Такого-то числа, в такое-то время, я, такой-то, такой-то, вышел из дома и обнаружил, что моя машина, марки такой-то, модели такой-то, такого-то года выпуска, номер такой-то, украдена. Сигнализация в машине стояла?

– Конечно, – оскорбился Конякин.

– В ГАИ сразу сообщили?

– Как увидел, что машины нет, – тут же.

– Понятно. Впрочем, это было известно, и спрашивал Жигулов для проформы. Коллеги, ребята из ППС, сработали как положено. Доложили о случившемся дежурному по УВД и, оставив человека на месте угона, отправились осматривать соседние дворы на предмет выявления угнанного «транспортного средства». Безрезультатно, естественно. Записывая, Жигулов размышлял о предстоящем вале бесперспективной работы для оперов. Все это – пустая трата времени. Угоны либо раскрываются наскоком, когда машину бросают где-то неподалеку или перехватывают в первые же минуты после угона, либо по прошествии определенного времени, когда уже не раз и не два проданная машина всплывает благодаря счастливой случайности, либо, что чаще всего, не раскрываются вовсе. Если иномарку не перехватили сразу – пиши пропало. Скорее всего «БМВ» стоит в каком-нибудь частном гараже и как раз в эту самую минуту два-три умельца споро разбирают его на отдельные узлы и агрегаты. Номера будут перебиты, корпус перекрашен, документы подделаны. Жигулов закончил с постановлением и положил его в папку поверх заявления, взял протокол осмотра места происшествия, прочел быстро. Хороший протокол, дельный, все четко, сухо, никаких посторонних вещей. Молодцы опера, поработали на совесть. Затем взялся за показания потерпевшего. Слушая, пробегал его глазами, кивая, иногда приговаривая: «Так, так, так…»

– Вы найдете мою машину? – закончив рассказывать, спросил Конякин. – Учтите, этот «БМВ» мне дорог как подарок. Я имею в виду, что человек, нашедший его, может рассчитывать на о-очень приличное вознаграждение.

– Учту, – спокойно кивнул Жигулов. – Непременно. Все равно, что работнику морга пообещать вознаграждение за реанимацию покойника трехдневной «свежести». Какой смысл радоваться журавлю в небе? Конякин, подумав секунду, протянул Жигулову большую холеную ладонь. Тот пожал ее, но без радушия, просто оберегая себя от возможных жалоб начальству на «невежливое отношение вашего сотрудника».

– Желаю удачи в поисках, – улыбнулся Конякин, всем своим видом подчеркивая, что у них с отделенческим опером теперь существуют определенные отношения.

– В нелегких поисках, – поправил Жигулов.

– Соразмерно, – улыбнулся многозначительно «Рокфеллер». Он рванул дверь, даже не оглянувшись на спутницу. Куколка посмотрела на Жигулова и, не встретив взаимопонимания, возмущенно зацокала каблучками, оставив в кабинете слабый аромат «Пятой авеню». Дождавшись, пока за Конякиным закроется дверь, Жигулов вложил протокол в серую картонную папку и бросил ее в сейф. Подпер подбородок ладонью и посмотрел в окно, где горели желтые прямоугольники окон, исчерченные черными венами мокрых ветвей. Волка, конечно, ноги кормят, но отдыхать тоже иногда надо. Нужно еще составить постановление о слиянии дел. Угон конякинского «БМВ» в их районе не первый. Иномарки стали пропадать, как уссурийские тигры. Пора в Красную книгу заносить. В кабинет заглянул лейтенант-дознаватель.

– Привет, Сергеич, – поздоровался он. – Сидишь? Хороший вопрос. Риторический. Жигулов повернул голову, умудрившись не оторвать подбородка от ладони.

– Сижу, – согласился он.

– Этот… с «бээмвухой», к тебе приходил? – продолжал допытываться дознаватель.

– Ну?

– Слушай, Сергеич, я тут вот чего подумал… – Лейтенант приоткрыл дверь еще на пять сантиметров, протиснулся сквозь узкую щель, шмыгнул к столу, присел, поерзал, устраиваясь основательно, надолго, как бетонный дот в стратегически важной точке. А устроившись, сразу же и закурил. Смачно, со вкусом. – Это ведь не первый случай по нашему участку, так?

– Ну? – «Ногастый волк» продолжал бесцеремонно дрыхнуть.

– А ты не думаешь, что одна группа работает? Лейтенант неспешно снял фуражечку, заглаженную «аэродромом», любовно провел пальцем по острой кромочке тульи, засмотрелся на бесподобно отлакированный козырек. Жигулов же процеживал в уме рационально-короткие ответы, поскольку переплюнутое через губу «ну» не годилось, «да» влекло за собой неизбежное развитие темы, а «нет» порождало встречный вопрос «почему». «Может быть, послать его на хрен? – подумал Жигулов. – Так прямо и сказать: пошел на хрен». Это, конечно, не одно, а целых три слова, зато лейтенант скорее всего встанет и уйдет. Но обидится. «Ногастый волк» заворчал, пробуждаясь.

– Тебе что, делать нечего? – поинтересовался Жигулов, со вздохом оторвав подбородок от уютной ладони и положив руки на стол. – Работы нет? Ну так пойди с Мишкой поговори. Ему в дежурке, один черт, заняться нечем. Лейтенант все-таки обиделся.

– Ты чего, Сергеич? Я к тебе, можно сказать, от всей души, помочь хотел. А то окопался тут, как рак в тине.

– Посмотри на меня внимательно, – равнодушно сказал в стол Жигулов.

– И что? – в голосе лейтенанта прозвучал здоровый интерес.

– Голова на месте? Никуда не делась?

– В смысле?

– На плечах она у меня?

– Ну да.

– Вот видишь, на плечах.

– А-а-а, – лейтенант расплылся в довольной улыбке. – Я понял. Это шутка, да? Ну я понял. Ты это в том смысле, что тоже догадался? Да? Жигулов вздохнул еще раз и снова отвернулся к окну.

– Пять иномарок в течение двух месяцев на территории одного района. По-твоему, тут надо быть Шерлоком Холмсом? Лейтенант задрал голову к потолку, обдумал жигуловские слова, кивнул сосредоточенно:

– Я понял. Ты тоже догадался. Это хорошо. А я просто подумал, загляну, скажу. У меня, понимаешь, как просветление в мозгах прямо случилось. Домой собираюсь, плащ надеваю, а тут просветление.

– Поздравляю, – буркнул Жигулов. – Завтра цветы куплю по такому случаю. Ты куда, говоришь, шел-то? Домой? Вот и иди. К жене, к детям.

– Так нет ведь у меня жены, – изумился лейтенант. – Холостой я.

– Ну к кому ты там шел? Вот к нему и иди.

– Грубый ты, Сергеич, – пожаловался лейтенант, поднимаясь. – Грубый и совершенно не ценишь доброго к себе отношения.

– Слушай… – «Волк» обнажил клыки, зарычал недобро. – Оставь ты меня в покое, Христа ради. Подумать нужно. Сосредоточиться.

– А-а-а, – слова «подумать» и «сосредоточиться» вызвали у лейтенанта прилив восторженно-внушительного, как кирпич, уважения. – Извини, я не знал. Не буду отвлекать. Пойду.

– Иди. Лейтенант оправил плащ, проверил, ладно ли сидит фуражка. Кивнул, спросил не без скрытой надежды:

– Значит, пошел я?

– Иди, иди, – зарычал Жигулов. – Ну чего встал-то? Собрался идти – иди уже.

– Значит, помощь тебе не требуется?

– Нет.

– Смотри, как знаешь. Еще чуть-чуть – и лейтенант фыркнул бы, как возмущенная курсистка. Но Жигулов его опередил:

– Если помощь понадобится, я непременно обращусь к тебе.

– Не забудь. Дознаватель вышел за дверь. Ему хотелось дорасти до следователя, хотелось новых званий и интересных дел. Ни первое, ни второе, ни третье в ближайшем будущем дознавателю не светило. Жигулов вздохнул досадливо. Вот так оно обычно и бывает. Только надумаешь расслабиться, нырнуть в спокойное озерцо безмыслия, обязательно кто-нибудь придет, растормошит, взбаламутит. Он посмотрел на часы. Начало девятого. Пойти, что ли, прогуляться по домам? Опросить возможных свидетелей по классической схеме: «Видели что-нибудь?» – «Ничего». Как в тумане. Страна слепоглухонемых. Жигулов натянул плащ, выключил свет, постоял еще несколько секунд у дверей, прикидывая, стоит ли начинать опрос сегодня. В конце концов решил, что нет. Лучше уж завтра с утра. Кто знает, может быть, что-нибудь и всплывет. Тем более что в первых случаях жильцов никто и не опрашивал. Тогда о банде не думали. Он вышел из кабинета, запер дверь, зашагал по узкому коридорчику, застегивая плащ. Жигулов не рассчитывал найти машины. Искать нужно группу. Возьмут угонщиков – возможно, и о похищенных иномарках удастся что-то выяснить.

***

Когда дверь открылась, Артем и Славик дружно взглянули на вошедших и вновь вернулись к шахматной доске.

– Накатались? – спросил Славик, делая очередной ход и запивая оный глотком «Балтики № 3». – Рашид тебя за опоздание живьем сожрет. Рашид постоянно брал «академки» и время от времени одалживал свой «жигуль» Димке как плату за написанные «курсовики» и контрольные, поскольку в истории русской литературы, например, смыслил не больше, чем в астрономии. Славик пару раз писал для Рашида рефераты, но от безденежья, за наличные. Машину не брал никогда и за «услугами» не обращался.

– Запираю ладьей короля, – без всякого перехода добавил Славик. – Конь перекрывается слоном. Далее следует мат в два хода. Следи внимательно. Артем нахмурился, пытаясь мысленно подытожить позицию, сложившуюся на доске.

– Да уж, накатались, – буркнул Димка. – На червонец гринов.

– В смысле? – повернулся к нему Славик. Артем отодвинул доску маленькой ладонью и посмотрел на Димку.

– В прямом, – ответил тот. – На Смольной, у бензоколонки, под стрелку повернул и в бочину «БМВ» въехал. «Семьсот пятидесятому». А в нем двое бандюков. Хорошо еще, нормальные парни попались, не отмороженные. Договорились по-мирному.

– Сильно стукнул? – поинтересовался Славик.

– На чирик и стукнул. – Димка стянул куртку, ожесточенно содрал свитер. – Паспорт забрали, студенческий и тачку. Сказали, вернут, когда расплачусь за ремонт. Артем хмыкнул. Он знал Рашида лучше других. Знал даже, каким «бизнесом» тот занимается. Торгует наркотой в институте вообще и в общаге в частности. Несколько павильончиков, которыми владел Рашид, были блефом, прикрытием, «стиральной машиной» для отмывания денег. В свое время Рашид предлагал Артему поработать у него охранником, но тот дальновидно отказался. Машина – «шестерка» – не представляла для Рашида ценности. Он мог бы позволить себе ездить на «Мерседесе» или на том же «БМВ», но, будучи умным и предусмотрительным человеком, предпочитал не привлекать к себе излишнего внимания. Артем не раз и не два намекал Димке, что не стоит брать машину, но тот лишь самоуверенно отмахивался, говорил что-то насчет «обоюдовыгодного обмена». Вот и получил обоюдовыгодный обмен в виде неприятностей. Рашид ведь, когда узнает, что его «шестерка» сгинула в туман, тоже не пряники вареньем мазать станет.

– Он уже знает? – чтобы не попадать впросак, Артем приучил себя разговаривать предельно короткими фразами.

– Нет еще. Я его пока не видел, – Димка посмотрел на Артема. – Сходишь со мной? Тот кивнул утвердительно. С Артемом Рашид считался больше, чем с Димкой или любым другим парнем в их компании. Будучи сильным, он уважал чужую силу, особенно если эта сила еще и в сплаве с бесстрашием. Артем уперся крепенькими ладошками в колени и поднялся.

– Постой-ка, – Славик поднял руку. – Ты говоришь, они забрали тачку, так?

– Да, – подтвердил Димка.

– В таком случае, у тебя есть выход. Нужно взять у Рашида доверенность на машину, датированную сегодняшним числом. Подписать ее у нотариуса, а потом накатать заяву в РУОП. Факт вымогательства налицо. «Жигуль» рашидовский вернут, костоломов этих посадят. Всего делов. За вождение без прав с тебя слупят штраф. Ты же никого не покалечил. Или покалечил?

– Нет. Славик кивнул.

– Кстати, факт аварии тоже нигде не зафиксирован. ГАИ ведь не вызывали, а на нет и суда нет.

– А если нотариус не согласится подписывать доверенность? – спросила Милка. Славик серьезно посмотрел на нее.

– Согласится. Есть одна… дама в нотариальной конторе на Пушке. За скромное вознаграждение сделает все в лучшем виде.

– За скромное, – криво усмехнулся Дима. – Откуда бабки брать? Я пустой.

– Скинемся ради такого дела, – пообещал Славик. – У меня что-то есть, у Артема. По общаге пробежимся, займем. В любом варианте, дешевле десяти штук обойдется. Только если делать, то надо быстро. Прямо сейчас ехать, пока рабочий день не кончился. А оттуда сразу в милицию.

– Это и правда выход, – Мила повернулась к хмурому Димке. – А, Дим? Тот пожал плечами.

– Сначала надо бы потолковать с Рашидом. Доверенность все равно он должен подписывать, – остудил общий восторг Артем.

***

Рашид сидел в своей комнатке, смотрел кино по видео. В пальцах он машинально крутил потрепанную карточную колоду. У двери расположились охранники. Когда гости вошли в комнату – первым Димка, за ним Артем, – Рашид, не отрываясь от созерцания телепальбы, сказал без улыбки:

– Опаздываешь, – и покачал головой. – Нехорошо. Договаривались на сколько?

– На семь, – ответил Димка, стараясь, чтобы слова прозвучали ровно и уверенно.

– А сейчас сколько?

– Начало девятого.

– Двадцать две минуты. Видишь? – Рашид отложил колоду, взял пульт дистанционного управления, убавил звук телевизора и только после этого повернулся к вошедшим. – Здравствуй, Артем.

– Здравствуй, Рашид, – ответил тот спокойно.

– Зачем пришел? Деньги надо? Девочки? Скажи – все будет.

– У него неприятности, – Артем кивнул на Димку.

– Почему ты пришел? – удивился Рашид. – Его неприятности – его головная боль.

– Он мой друг.

– А-а-а, – Рашид скривился пренебрежительно. – Слышал раньше. Друг-шмуг. Говно. Когда есть неприятности – нет друзей. – Артем дернул округлым сильным плечом. Рашид перевел взгляд на Димку, протянул руку. – Ключи.

– У меня их нет, – ответил Димка, собравшись с духом. Фраза далась ему с большим трудом. В глазах Рашида зажегся недобрый огонек.

– Дал слово, что в семь вернешь. Где ключи, Дима?

– Понимаешь, – быстро принялся объяснять Димка, ненавидя себя за эту трусливую, подобострастную скороговорку, – их забрали. Мы как раз возвращались и врезались в «БМВ». А…

– Э-э-э, – Рашид поморщился. – Дима, я не спросил, кто забрал, за что забрал. Я спросил: «Где ключи?» У тебя нет. Где есть?

– Забрали ребята из Долгопрудного. Бандиты, по-моему, – Димка помрачнел еще больше. Рашида не интересовали его объяснения. – Но они обещали вернуть, когда я отдам деньги за «БМВ».

– Э-э-э, – голос Рашида стал жестким. – «Обещали – не обещали». Разговоров не надо. Надо машину. Ты сказал: «В семь». Сейчас половина девятого. Где машина, Дима?

– Рашид, – начал было Артем, но тот перебил его.

– Артем, – Рашид стрельнул в здоровяка острым, колючим взглядом. Предупреждающе поднял руку. – Я с тобой разговариваю? Ты брал машину? Ты обещал вернуть? Ты не вернул? Нет. Стой молчи. Я с ним, – кивок на Димку, – разговариваю. Он слово давал. Он отвечать будет.

– Рашид, – Димка почувствовал, как по спине поползли капли горячего липкого пота, а на лбу и на верхней губе выступила подлая, предательская испарина. – Я верну машину.

– Хорошо, – кивнул тот и вновь протянул руку открытой ладонью вверх. – Ключи.

– Только…

– Что «только», Дима?

– Не сейчас. Но в ближайшие дни.

– Вернуть машину не можешь, – констатировал Рашид удовлетворенно. – Можешь много говорить. Что делать будем, Дима? Димка сник окончательно, промолчал, понимая: в лучшем случае его будут бить. Сильно бить. Относительно характера Рашида он себя не обманывал. Всегда улыбчивый и добродушный, тот мог за секунду стать жестким, словно лом, и страшным, как ночной кошмар. В ушах зазвенело, пережитый страх возвращался вновь, и Димка открыл кингстоны собственного разума, позволяя страху затопить беспомощное ватное тело. Он даже испытал нечто похожее на облегчение, осознав, что не может сопротивляться.

– Мы вернем машину, – ровно и спокойно сказал Артем.

– Артем, не лезь, – поморщился Рашид. – Он слово давал – он отвечать будет.

– Напиши доверенность, – прежним тоном попросил Артем.

– О чем говоришь?

– Доверенность на машину, на сегодня, – снова торопливо забормотал Дима. – Мы обратимся в РУОП, этих бандитов возьмут, твои «Жигули» вернут. Рашид несколько секунд смотрел на Артема, затем засмеялся. Тонко и мелко, как будто сыпал бисер на линолеумный пол.

– Артем, я напишу бумагу. Людей поймают, машину вернут. Потом придут другие люди. Меня поставят на бабки. Я заплачу. Потом тебя поставят на бабки. У тебя денег нет. Тебя убьют. Потом, – кивок на молчащего Диму, – его убьют. Я не стану писать. Я не глупый. Платить за него, – еще один кивок в сторону Димы, – не хочу. Ты глупый, что лезешь. Не лезь, будешь умный.

– Значит, не напишешь? Рашид поиграл пультом, словно ножом. На губах его застыла холодная пустая улыбка.

– Артем, зачем возишься? Он слабый – ты сильный. Машина дешевая – слово дорогое. Он давал слово, ты – нет. Его убьют – ты останешься. Работай на меня. Деньги будут, все будет. Машина – говно, куплю другую. Надо – две. Надо – три.

– Давай так. Я полгода работаю на тебя бесплатно, а ты прощаешь Димке машину, – вдруг решительно предложил Артем. Рашид подумал секунду, хмыкнул, покачал головой:

– Нет. Дал слово. За слово отвечают. Хочу, чтобы понял. Ты глупый. Сам лезешь. Тебя жалко. Поэтому возьму не десять процентов, а пять. – Он не повышал голоса, говорил ровно, без эмоций. Димка вдруг поверил, что Рашиду действительно плевать на машину, как и на него самого, Димку. Видимо, дело и правда было в принципе. А раз дело в принципе – жди неприятностей. – Машина стоила четыре. Через неделю вернет пять с половиной. Не вернет – плохо будет. Больно будет. Потом беда будет. – Рашид посмотрел на Диму. Его черные глубокие глаза стали еще чернее и глубже. Теперь в них плескалась бездна смерти. – Захочешь бегать – сначала хорошо думай. Теперь иди, – отвернулся и закончил ровно, буднично: – Через неделю приноси деньги. Я жду. Он вновь вперился в экран телевизора. Гости перестали его интересовать. Разговор закончился. Димка оглянулся. Охранники, загораживающие дверь своими анаболически-широченными плечами, расступились, позволяя визитерам выйти.

– Иди, Дима, ищи деньги. Время пошло, – чуть громче повторил Рашид, еще прибавляя звук.

***

Георгий Андреевич Конякин вошел в прихожую, не закрыв за собой дверь, поскольку знал: Анна идет следом. Он даже не прислушивался к ее шагам. Они давно стали неотъемлемым фоном его собственных. Георгий Андреевич, не оглядываясь, прошел в комнату, открыл бар, достал рюмку, бутылку коньяка, наполнил, выпил залпом, не поморщившись. Он с одинаковой легкостью, различая исключительно крепость, но не вкус, мог потреблять коньяк, спирт, водку или дешевый портвейн. Это у него осталось с детства, когда он был еще никем, трескал по подворотням «хань» с местными шпанистыми пацанами и орал песни под плохо настроенную «дощатую» гитару. Он прошел к столу, скинув на ходу, прямо на пол, пальто, плюхнулся в кресло и налил вторую рюмку. На пороге тенью возникла Анна. Скользнула по комнате легко, как стрекоза. Конякин выдохнул глубоко, до самого дна легких, опрокинул в себя вторую рюмку, скомандовал пассии:

– Закусить что-нибудь придумай. Анна упорхнула в кухню, а Георгий Андреевич огляделся, с некоторым удивлением подумав, что за все здесь, включая саму квартиру, заплачено им. А нужно ли ему это? Конякин налил третью рюмку, выпил, почмокал влажными от коньяка губами, разглядывая валяющееся посреди комнаты пальто. Анна мягко вплыла в комнату, держа на ладони тарелочку: лимончик, карбонатик. Поставила тарелку на стол, подсела рядом. Поняла его нежелание включать свет по-своему. Полезла прохладной ладонью под рубашку. «А ведь она меня доит, – подумал Георгий Андреевич. – Как колхозница корову. Сосет бабки, пиявка». Он смотрел на девицу, пытаясь углядеть за тонкой маской дорогого макияжа хотя бы искру настоящего чувства. Анна оценила его долгий взгляд, улыбнулась, но с дежурной готовностью, зная, что за все будет заплачено. Скользнула ладонью по животу, поиграла застежкой на брюках, потянула «молнию» вниз, одновременно сползая с кресла, становясь рядом на колени. В этот момент в кармане пиджака зазвонил телефон. Конякин достал трубку, нажал нужную клавишу.

– Слушаю, – буркнул, ощущая, как перехватило горло. Анна расстегнула ремень, пуговицы, потянула брюки вниз, к коленям, открывая белые конякинские бедра и волосатые ноги. Дыхание ее стало профессионально тяжелым, деланно-возбужденным. Тонкие холодные пальцы ласково погладили волосы в паху. Конякин стиснул зубы, подумав: «Сука, змея, гадина». Однако не предпринял попытки остановить Анну.

– Георгий Андреевич, – взывала тем временем трубка.

– Я слушаю, – сипло ответил он, ощущая горячее прикосновение женских губ к животу. Ее дыхание обжигало кожу. – Слушаю, – повторил Конякин, глядя вниз, на длинные белые волосы, стелющиеся по его телу и укрывающие бедра, словно дикарская повязка. Сухое, раскаленное, как неостывший пепел, касание губ между ног. Легкое и ласковое, словно дуновение ветра. «Тварь, – подумал он. – Какая же жадная, грязная, ненасытная тварь». Тяжело опрокинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Соломенно-белые, мягкие волосы колыхнулись. Обжигающее кольцо губ сомкнулось вокруг пениса. Пальцы девушки протиснулись под конякинские ягодицы, сжали их, толкнули вверх.

– Георгий Андреевич, это Тяглов. Голос звучал взволнованно, почти тревожно и в тишине квартиры необычайно отчетливо. Анна задышала тяжелее и чаще. Она любила все нестандартное. А этот звонок был чем-то вроде акта телефонного эксгибиционизма. Ей хотелось услышать его стон в момент оргазма. Прямо сейчас, в телефонную трубку. Пусть тот, кто звонит, поймет, чем они занимаются.

– Вы заняты? Конякин только замычал в ответ, давая понять, что не ушел, не исчез. Здесь он, слушает. Анна толкала его бедра вверх, ритмично сжимая пальцами ягодицы. Она была профессионалкой и абсолютно точно знала, как доставить максимальное удовольствие за минимальный отрезок времени. Плюс она отлично знала именно этого мужчину. Знала, как он дышит, какие звуки издает, как подрагивает его тело, когда, сводя мышцы, подступает волна оргазма. Она слышала дыхание Конякина, прерывистое и хрипловатое. Чувствовала, как непроизвольно приподнимаются его бедра. И когда он с влажным всхлипом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, Анна сама ощутила что-то очень близкое к оргазму. Вспышку, застящую разум и приносящую наслаждение ничуть не меньшее, чем физическое. Отпустив ягодицы, она отстранилась и, обхватив ритмично вздрагивающий пенис рукой, почувствовала, как стекает по пальцам горячее семя. Звонивший, без сомнения, догадался, что происходит, бормотнул смущенно:

– Простите, что побеспокоил. Конякин вяло оттолкнул Анну свободной рукой, шумно выдохнул, ответил хрипло:

– Ничего. Ну? Что у тебя там?..

– У нас опять недостача. Конякин помотал головой и прикрыл глаза ладонью. Он не был смущен, просто не улавливал смысла слов.

– Что?

– Недостача, Георгий Андреевич.

– Кто обнаружил?

– Я, Георгий Андреевич, – в голосе человека прорезалось нечто похожее на виноватость.

– Много?

– Суммарно или сегодня?

– Сегодня.

– Две тысячи триста. А всего в этом квартале уже больше семидесяти тысяч набралось, – совсем уже тихо добавил Тяглов.

– Твою мать!.. – Конякин резко опустил руку. Анна, улыбаясь, поглаживала его по животу, втирая подсыхающее семя в кожу. Он оттолкнул ее, прошипев: – Пошла вон. Иди на кухню. Нечего тебе здесь делать. – Анна посерьезнела, смотрела на него снизу вверх, не вставая с колен. – Пошла, я сказал. – Конякин едва удержался, чтобы не влепить ей пощечину. Она отвернулась, поднялась, но не легко, а с какой-то странной деревянностью. Направилась в кухню. Конякин проводил ее взглядом, «выстрелил» в неестественно прямую спину: – И дверь закрой. – Анна на мгновение остановилась, затем вошла в кухню и закрыла дверь. – Степан, – напряженно и зло выдохнул Конякин в трубку, – ты – главный бухгалтер. Я нанял тебя следить за моими деньгами. Последние полгода в моей фирме завелась «крыса». Кто-то «обувает» меня на конкретные бабки, и мне это не нравится! Так вот, я хочу, чтобы ты узнал, кто тащит из моего кармана. Ясно? И завтра же утром представь мне полную отчетность. Когда пропало и сколько. Ты понял? У тебя есть доступ ко всей финансовой документации. Подними бумаги и выясни, в какой момент исчезают деньги.

– Я понял, Георгий Андреевич, – Тяглов казался напуганным.

– Нет, ты не понял! – вдруг заорал Конякин. – Ты ни хера не понял! Если ты, главбух ср…й, не найдешь мне «крысу», я повешу всю недостачу на тебя и включу счетчик. Теперь понял?

– Понял, Георгий Андреевич, – совсем уже потерянно ответил бухгалтер. Конякин нажал клавишу «отбой», швырнул трубку на стол и, матерясь сквозь зубы, принялся натягивать брюки. Вот так, значит, думал он. Меня трахает не только шлюха, но еще и кто-то из собственных сотрудников. Отлично, мать твою. Просто отлично.

***

Из соседнего номера доносились звуки студенческой вечеринки, плавно переходящей в веселый пир. По коридору шлепали задниками домашних тапочек, выбивая нестройную чечетку. Гомонили, громко и беззаботно гоготали над собственными шутками. В территориально недалеком умывальнике кто-то мощно плескался прямо под краном, ухая от студености воды. Заорали возмущенно на весь этаж:

– Какая тварь бычки в толчок спускала, а? Опять сортир забился. Мужики, вашу мать, ну имейте же совесть, в конце концов. Потоп ведь устроили!

– Уже имеем! – отозвался кто-то весело. Хлопнула дверь. Неожиданно взвыл геликон. Визгливо, как от щекотки, заржали:

– Колумб, блин, уйди, на фиг, а то валторной ох…у. А чего? Общага – она общага и есть. Могут и валторной. Вполне. Этажом выше вдруг затянули на саксе «Summertime» Гершвина. Хорошо затянули, чисто. Сидящий за столом Славик задумчиво посмотрел в потолок и вновь вперился в шахматную доску, словно проигрывая в уме только что законченную партию. Время от времени он прикладывался к стакану. Мила стояла у окна, обхватив руками плечи и глядя в промозглую темень. Ей, конечно, хотелось поговорить о произошедшем, но Слава вовсе не собирался обсуждать сейчас возникшую проблему. Он размышлял. Ему нравилось разбирать жизненные ситуации, как шахматные этюды. В самом деле, жизнь и шахматы имеют много общего. Например, одни и те же законы. Частью фигур жертвуют, а в целом выстраивается позиция, выгодная играющему. Мила повернулась, несколько секунд наблюдала за ним, очевидно, ожидая, что он начнет разговор первым. Однако Слава молчал, покусывал нижнюю губу. Девушка вздохнула громко. Никакой реакции.

– Как ты думаешь, он согласится?

– Что? – Славик, вернувшись из каких-то своих грез, недоуменно посмотрел на нее. – Извини, задумался. Что ты сказала?

– Как ты думаешь, он согласится? – терпеливо повторила Мила.

– Кто?

– Рашид.

– Ах, Рашид… – Славик вновь принялся изучать черно-белые квадраты. – Рашид… Рашид… Не знаю. Может, и согласится. Мила поджала губы.

– О чем ты сейчас думаешь?

– Я? – переспросил Славик. – Да так. Обо всем.

– Обо всем – это ни о чем, – упрямо заметила девушка. – Сейчас, сию секунду, о чем? Славик замешкался. Он не хотел отвечать конкретно. Конкретный ответ тянет за собой следующий вопрос. Рано или поздно вопросы загоняют в яму правды, а правду-то знать Миле совершенно не обязательно. Не нужна ей правда. Она и сама не хочет знать правду. Вернее, хочет, конечно, но только ту, которая ей нравится.

– Просто пытаюсь просчитать ситуацию.

– И что? Получается?

– Немного. Славик улыбнулся натянуто. Мила стала серьезной. Ей был необходим человек, который заранее сказал бы, чем все закончится.

– И?

– Что «и»?

– Ну ты сказал, что просчитываешь ситуацию. И что же тебе удалось «насчитать»? – Она нервно усмехнулась. – Мы выпутаемся? Славик неопределенно дернул плечом.

– Пока не знаю. Может быть.

– Может… – повторила Мила. – Это я могла бы сказать и раньше, не тратя время на просчеты. – Она прошла через комнату и села напротив Славы. – Ты ведь у нас умный. Вот и скажи, что нам делать, если вдруг Рашид откажется подписать доверенность?

– Ну… Есть один вариант, – уклончиво ответил Слава, отводя взгляд.

– Какой?

– Рано об этом говорить.

– И все-таки? – Мила наклонилась вперед. – Ответь мне, Славочка. Что это за вариант? Слава чувствовал себя, как гоголевский Хома перед Вием. Не надо смотреть, думал он. Не надо. Смотри на фигуры.

– Слава, ответь мне, – мягко повторила Мила, пытаясь заглянуть ему в глаза. Он не хотел отвечать. В подсознании вызрело ощущение: стоит ему ответить – пропадет. Влезет сам, по-дружески провалившись в чужую беду, как в трясину. Не выдержал, посмотрел. Милка была чертовски хороша. Глаза ее горели странным темным огнем. В них обозначилась невероятная глубина, бездна, в которую и рухнул Славик.

– Если Рашид согласится, тогда и говорить не о чем будет.

– Слава, – потребовала Мила.

– Ладно, ладно, – он вздохнул тяжело, подумал, проговорил медленно: – В общем, надо пойти к Костику.

– К Костику? Ты имеешь в виду Борисова Костика? Мила изумленно откинулась на спинку стула, глядя на Славу, как на восьмое чудо света. Тот кивнул:

– Борисова. Костик Борисов – странный, невзрачный парень – никогда не попадал в поле Милиного «жизненного интереса». Строго говоря, на курсе его вообще никто не воспринимал всерьез. А потому и не интересовались им особенно. Чем живет-дышит – одному только Богу и ведомо. Незамеченный, одинокий, человек-тень, Костик всегда был где-то рядом. На первом курсе он пытался пристать к их компании, но не вписался, побыл недолго да и сгинул тихонько в сторону, чтобы не мешать.

– С чего это ты о нем вспомнил? – спросила Мила.

– С чего? – Слава взъерошил волосы на затылке. – Ты давно его видела?

– Борисова? Не помню. Месяц, наверное. Или больше?

– Вот видишь, ты даже не помнишь. Больше. Гораздо больше. Костик уже месяца три как на лекциях не появляется.

– Надо же, – удивилась девушка. – А я и не заметила.

– Вот, – усмехнулся Славик. – Не заметила. И никто не заметил.

– Ну и что? – с вызовом спросила Мила.

– А то, что Костик теперь крутой.

– В смысле?

– В том самом. Ходит наш тихоня в шикарном костюме, катается на машине.

– На иномарке? Девушка недоверчиво засмеялась. Она никак не могла понять, шутит Славик или говорит всерьез.

– Нет, – покачал головой тот. – На «пятерке». Но ты вообще представляешь себе Костика за рулем?

– С трудом.

– Вот именно. Между прочим, «пятерочка» была новенькой. Только с конвейера.

– Допустим, – согласилась Мила. – Допустим, Борисов ходит в костюме и ездит на новой машине. Но нам-то что это дает, я не понимаю?

– Объясню. Мы с ним перебросились парой фраз. – Славик снова вперился в фигуры на доске, просто ради того, чтобы отвести глаза. – У Костика теперь свое дело. Я не понял, чем конкретно он занимается, но факт остается фактом. У Костика дело. А дело – это деньги. Новая машина. Хороший костюм. Все стоит денег. Так вот, сдается мне, что у Костика можно будет этих денег занять. Кило-полтора.

– Слава, посмотри на меня, – сказала Мила. Славик поднял на нее взгляд. – Ты шутишь?

– Я абсолютно серьезен, – ответил тот. Мила потеребила локон.

– Тебе кажется, у него можно будет занять денег? «Пятерка», костюм – это все хорошо, конечно, но… Славик понял, о чем она думает. Как воспримет подобную просьбу Костик. То был никому не нужен, а как припекло – здрасьте вам. Вот они мы. Спасайте нас. Опять же, десять тысяч долларов – сумма приличная, а костюм и машина – не показатель. И даже если у Кости есть такие деньги, неизвестно, сможет ли он быстро «выдернуть» их из дела.

– Я же говорю, сперва надо узнать, что скажет Рашид, – произнес Славик. – Может быть, деньги и не понадобятся. В этот момент дверь открылась. В комнату вошел Дима. За ним спокойно шагал Артем. По ссутулившимся Димкиным плечам, по безвольно повисшим рукам, по мертвенной бледности, заливавшей лицо, не сложно было догадаться, чем закончился разговор с Рашидом.

– Не согласился? – спросила Мила, глядя почему-то на Артема. Тот покачал головой. Выглядел он невозмутимо. Впрочем, как и всегда. Димка же отрешенно прошел через комнату, сел на кровать, положив руки на колени и сгорбив спину, повернулся к темному прямоугольнику окна, в котором мертвенно-бледный круг луны сливался с отражением дешевого стеклянного абажура.

– Рашид дал неделю, – спокойно сказал Артем.

– Дима, – Мила поднялась, прошла к кровати и присела рядом с Димкой. – Успокойся.

– Да ладно, – вяло отмахнулся Дима и вдруг вскинулся, зло, отчаянно. – Пять с половиной штук за эту развалюху! Пять с половиной. Да он со всем своим г…м столько не стоит!

– Хозяин – барин, – по-прежнему спокойно заметил Артем.

– Пятнадцать штук, – снова сник Дима. – Пятнадцать штук гринов. Где я возьму такие бабки?

– Не пятнадцать, а одиннадцать с половиной, – поправил Артем. – Заплатишь долгоповским червонец – они вернут «шестеру». Плюс поторы тысячи. Всего одиннадцать с половиной.

– Да наср…ь мне! – заорал Дима. – Пятнадцать или одиннадцать. У меня даже штуки нет. Даже пятисот нет. Какая мне, в жопу, разница?..

– Слава предложил еще один вариант… – начала было Мила, но так и не договорила. Димка резко повернулся к ней. Настолько резко, что казенная умирающая кровать истошно взвыла пружинами.

– Да? Еще один? Хватит с меня первого.

– Не ори, – жестко одернул его Слава. – Кто виноват в том, что у тебя проблемы? Димка не ответил, вздохнул и снова отвернулся к окну.

– Подожди, Дима, – увещевающе проговорила Мила. – Ты же еще не слышал, что мы предлагаем… Она попыталась прижаться к Димке плечом, но тот отшатнулся, буркнув что-то вроде: «Да отстань…»

– Что ты его уговариваешь, – возмутился вдруг Славик. – Не хочет, чтобы ему помогали, – не надо. Пусть сам выпутывается.

– Ша, пацаны, – наблюдая за развитием перебранки, Артем мрачнел больше и больше. – Кончайте. И так… Славик поглядел на здоровяка. Артем в любом споре, независимо от степени правоты, принимал сторону Димки. Ну если уж тот был очевидно не прав, пытался свести спор на нет.

– Это… Не хватало нам еще перегрызться, – пробормотал здоровяк миролюбиво. – Мы же одна компания. Давайте спокойно. Что у тебя за идея? – обратился он к Славику. – Давай, высказывай.

– Надо занять денег.

– Занять? Одиннадцать штук? – Димка презрительно фыркнул.

– Погоди, Димыч, – поднял руку Артем. – У кого?

– У Костика Борисова.

– У кого? – язвительно переспросил Дима. На губах его застыла презрительная усмешка. – У Борисова? А может, еще в детский сад сходим? К Милкиной сеструхе? – он двинул острым подбородком в сторону Милы. – У нее денег и то больше.

– Разговаривайте с ним сами, – стиснул зубы Славик. – Заманал он меня.

– Успокойся, Димыч, – повторил рассудительно Артем. – Для тебя же стараемся.

– Да уж расстарались, вижу, – Дима фыркнул еще раз. – Костик Борисов! Охренеть. Тоже мне, подпольный миллионер! Корейко, блин!

– Знаешь что, Дима, – спокойно сказал Славка, поднимаясь. – Шел бы ты в ж…у. Раз тебе это все по фигу, то мне – тем более. Разбирайся со своей головной болью сам. – Он решительно сунул руки в карманы. Пошел к двери, раздумал на середине комнаты, вернулся к столу. – Чем ты недоволен? А, Дима? Нравится жалеть себя, бедного? Сиди, жалей, пока эти бандюки тебе мозги не вышибут. Пуп земли выискался. Строит тут из себя… английского лорда на паперти. Ему же помочь хочешь, так еще уговаривать приходится.

– А я тебя просил мне помогать? – Дима от ярости стал белым. Губы его дрожали. Пальцы он сжал в кулаки. – Я тебя просил? Помощник заср…й. Иди, помогай кому-нибудь другому. Мать Тереза. Артем встал между ними, лицом к Димке.

– Ты не прав, – негромко сказал он, и это был первый раз за три года, когда Артем принял «чужую» сторону. Дима секунду смотрел на него, затем осклабился:

– И ты туда же, дружбан. Прав, не прав. Несете хрень разную… Слава демонстративно-неторопливо достал из кармана сигареты, закурил, сказал абсолютно спокойно, без намека на злость:

– Не хотелось бы тебя разочаровывать, старина, но деньги, а тем более такие деньги, с неба не падают. – Он усмехнулся и направился к двери. – Пойду пройдусь, пока ты очухаешься. С прежним невозмутимым видом Слава вышел в коридор. На мгновение, пока дверь была открыта, в комнату ворвался шквал звуков. Вплыл чистый и громкий саксофон, томно выводящий Гершвина. Разговоры, смех, «пение» духовых, плеск воды, шаги. Богатство общаги, принадлежащее теперь совсем другой, беззаботной жизни. Затем дверь закрылась, отсекая кокон крохотной комнатенки от остального мира. Дима вздохнул и поджал губы. В их маленькой компании он всегда был заводилой, лидером. И, будучи лидером, не мог не замечать, что Славик тоже привык верховодить. Ему плохо давались «вторые роли». Сейчас акции Димы стремительно падали, а Славика, соответственно, столь же стремительно росли. Так уж вышло. Он перехватил инициативу, действовал, когда у Димы опустились руки.

– Ладно, – выпалил Дима закрывшейся двери. – Мне от тебя помощи и не надо. Мне вообще помощи не надо. Сам разберусь.

– Хорош, – хмуро оборвал его Артем. – Славка дело предложил. Надо бабки шкулять. Другого выхода нет.

– Почему же, – не сдержался Димка, – можно еще банк ограбить.

– Очень смешно, – пробормотала себе под нос Мила. Артем пропустил остроту мимо ушей. – Славик сказал, что недавно встретил Костю. В хорошем костюме, на машине. Может быть, у него действительно есть деньги?

– Может быть – может не быть, – пробурчал Дима.

– Не гоношись, – резко сказал Артем. – Для тебя же стараемся.

– Ладно. Допустим, у Костика окажутся деньги, допустим, они свободны, допустим даже, что он согласится дать в долг…

– Если у него есть деньги – обязательно согласится, – убежденно сказала Мила.

– Я же сказал, допустим. Как отдавать? Артем задумался.

– Продать что-нибудь можно, – предложил он.

– Что?

– Ты говорил, у тебя квартира есть. Димка смутился, на щеках его вспыхнул румянец.

– Да… говорил.

– Что? Нету, что ли? – не понял Артем.

– Да есть. Трешка. Но оформлена-то она не на меня.

– А на кого?

– На предков. Батя сказал: «Женишься – твоя будет». Он думает, что я в их Заливинске задрипанном жить стану.

– Ну так женись.

– Обалдел, что ли?

– А что? – Артем был абсолютно серьезен. Зато засмеялась Мила. Неприятным натянутым смехом. – Нормально. Вон, на Милке и женись. Фиктивный брак называется. Женишься, а квартиру продашь – разведешься.

– Остряк, тоже мне.

– Не, я серьезно. Если просто так предков уговорить не получится, можно и жениться.

– И даже не фиктивно, – негромко сказала Мила, глядя на Диму. Тот не обратил внимания на ее слова, вздохнул.

– Да, батю уговоришь, пожалуй. Комсомолец с сорок первого года, коммунист с сорок четвертого. До сих пор состоит. Характер – железо. «КамАЗ» в бараний рог скрутит.

– Но ты вроде говорил, он у тебя крутой? Большими бабками ворочает.

– А ты как думаешь? Директор комбината ЖБИ. По всей области и по двум соседним стройматериалы через него идут. Плиты бетонные, блоки, щебень, песок. Бабки сумасшедшие.

– Ну? Он тебе отец все-таки, – пожал плечами Артем. – Неужто квартиру пожалеет?

– Пожалеть, конечно, не пожалеет, – вздохнул Дима. – Но… Надо знать моего батю. Он же упертый. До сих пор от «Следствие ведут знатоки» торчит. Настоящих бандитов в глаза не видел. Все начальство, что областное, что ментовское, с его завода бесплатные дачи себе выстроило. Бандиты на пушечный выстрел не подходят.

– Нужели твой папа не войдет в ситуацию? – спросила Милка.

– Войдет, – мрачно кивнул Димка. – Скажет: «Бросай, на фиг, эту Москву с ее институтом. Хватит. Научился. Ехай домой. Я вот академиев не кончал и ничего. Двенадцатилетним пацаном на завод пришел, у станка по шестнадцать часов отстаивал, пользу партии и стране приносил, без академиев. И грамот благодарных от начальства у меня аж тридцать шесть штук в чемодане. И в области я уважаемый человек, между прочим. А если эта шантрапа к нам сюда сунется, я всю милицию подыму». Произнося этот короткий монолог, Димка подслеповато прищурился и понизил голос до яростной митинговой хрипоты. Милка невольно засмеялась. Артем тоже улыбнулся.

– А если взять «академку» и уехать? На время. Пока не уляжется.

– Я бы с тобой поехала, – предложила Мила.

– Да без толку. Если им понадобится, они нас и там достанут. Паспорт-то мой у них. Адрес известен, искать долго не придется.

– Лажа, – пробормотал Артем. – А сколько за твою квартиру взять можно? Двенадцать можно?

– Семнадцать два года назад давали. Но это возни месяца на три. Не Москва ведь. Опять же, пока батю уговорю, пока то да се, покупателя еще найти надо.

– Три месяца, ладно. Костик – не Рашид, – напомнил Артем. – Уговорим подождать. Вернем с процентами.

– Долго же ему ждать придется, – Дима хмыкнул не без скептицизма. Однако всем было понятно: он чувствует себя гораздо лучше. Отошел. Во всяком случае, из глаз его исчез страх.

– Костик – нормальный парень, – скупо улыбнулась Мила. – Я с ним поговорю.

– Я сам поговорю, – отрубил Дима. – В конце концов, деньги нужны мне, значит, и занимать должен я. – Он усмехнулся, посмотрел на Артема. – Извини, что наехал. Перенервничал просто.

– Ладно, замнем, – ответил тот. – Ты лучше перед Славкой извинись.

– Извинюсь, – пообещал, хотя и не слишком охотно, Дима. Не хотелось ему извиняться перед Славой. Артем – одно дело. Славка – совсем другое. Но… ситуация обязывала. – Завтра встретимся – извинюсь.

– Кстати, – спросила вдруг Мила. – А кто знает адрес Костика?