21 час 22 минуты Саша проснулся от длинного звонка. В комнате висели вечерние сумерки. Сияющий за окном неоновый фонарь плел на занавесках причудливые светло-голубые узоры. Саша сел в кровати и огляделся. В комнате никого не было. А он-то ожидал, что Леонид Юрьевич вернется еще сегодня. Звонок залился снова.

– Иду я, иду, – крикнул Саша. Он вздохнул, сунул ноги в тапки и побрел в прихожую. Отяжелевший после сна, ватный, шаркающий. Звонок затрезвонил в третий раз.

– Иду-у! «А вдруг это Леонид Юрьевич? – подумалось ему. – А он тут… Гончий. Как будто только что из духовки вытащили». Саша по привычке потянулся к замку, но остановился. А если это не Леонид Юрьевич, а один из слуг Зла? Сейчас треснет ему по голове и отвезет в Склиф. А там побрызгают святой водой, пырнут ножом и – привет тебе, Гилгул, из вечной жизни. Саша посмотрел в глазок. Костя. Оперативник как раз тянулся к кнопке звонка. В следующую секунду трель ударила по ушам. Саша отпер дверь.

– Заходи, – кивнул он.

– Здорово. Костя был в приподнятом настроении. В него словно напихали пружин. Он принес с собой приятную прохладу весеннего вечера, и Саше вдруг очень захотелось выйти на улицу. Вместо этого он спросил:

– Ты чего такой радостный?

– Да так, знаешь, – Костя подмигнул. – Кофейком угостишь?

– Проходи, – кивнул Саша и первым пошел в кухню. Костя топотал следом, тараторя на ходу:

– Принес я тебе твою книгу. Эксперт сказал – подлинная она.

– Я же говорил. – Саша достал из шкафа две кружки, налил кофе себе и приятелю, присел к столу, закурил. – Значит, подлинная. А еще он сказал что-нибудь?

– Он, Сашук, много чего сказал, – улыбаясь, разглагольствовал Костя. – И в частности, что книга имеется в свободном доступе. Бери, как говорится, не хочу. Так вот, знаешь, какая фамилия стоит на последнем требовании? Ни за что не догадаешься!

– Потрошителя, – уверенно сказал Саша. – Этого… как его фамилия… память отшибло… ну, как его, ну…

– Баженов его фамилия, – напомнил весело Костя и отхлебнул из кружки. – Баженов Олег Юрьевич.

– Верно, – согласился Саша, тоже отпивая кофе. – Именно. Баженов.

– Не угадал, – Костя загоготал, безумно довольный тем, как ловко ему удалось «купить» приятеля. – Последним ее брал не Баженов, а некий Далуия. Баженов брал ее предпоследним! Саша почувствовал, как у него вытягивается лицо.

– Как его имя-отчество?

– Олег Юрьевич.

– Нет, не Баженова. А этого… Далуия.

– Леонид Юрьевич, – ответил Костя. – А что?

– Так, ничего, – враз помертвевшими губами прошептал Саша. – Показалось, фамилия знакомая.

– Редкая, кстати, фамилия, – заметил оперативник.

– Я заметил.

– А ты заметил, что они оба Юрьевичи?

– Заметил, – рассеянно тряхнул головой Саша и едва не расплескал кофе на колени. – А ты? Костя фыркнул в кружку:

– Конечно. Я же сам тебя спросил.

– Не родственники?

– Не знаю, – ответил оперативник. – Пока не знаю. Завтра выясню. Я так подумал над тем, что ты мне сказал, ну, насчет ножа. Прав ты, Сашук, стервец, на сто процентов прав. Не мог он нож в кармане таскать. Удивляюсь только, как нам раньше такая элементарная штука в голову не пришла. Я и подумал, пока к тебе ехал: а ну как, и правда, Далуия этот – родственник нашему Олегу? Взял девичью фамилию жены. Или матери. Или так сменил. Сейчас это легко. По-моему, четвертной всего стоит. Представляешь, почуял настоящий убийца, что мы ему на пятки наступаем, и подсунул вместо себя родственничка. Мы его до суда дотащим, а на суде он нам – оба-на! – алиби стопроцентное. Да еще и адвокат заявит насчет ножа. Тут-то нашему делу кранты и придут. Олега Юрьевича освободят из-под стражи в зале суда, а Далуия этот, который и есть настоящий Потрошитель, станет ладошки потирать да нажрется на радостях совместно с братцем. Саша слушал приятеля, тупо пялясь в кружку. Он бы многое мог сказать сейчас Косте. Например, о том, что тот самый Далуия совместно с братцем придумал ход куда хитрее. Дождались прихода дурачка-психиатра и стали «прессовать» его по всем правилам. Зачем? Так это же яснее ясного. Случайно ли Леонид Юрьевич завел разговор о шестой жертве? Ведь если бы им удалось свести его, Сашу, с ума, – а им, надо признать, это почти удалось, – то очередное убийство послужило бы отличным доказательством, что взяли «не того». А уж Леонид Юрьевич наверняка позаботился бы о том, чтобы о «произволе властей» узнала широкая общественность. А то и еще лучше – звякнули бы в милицию и сдали бы «истинного Потрошителя», когда он пойдет на «очередное дело». Кстати, возможно, что его дневные догадки насчет гипноза были не так уж глупы. А что под машину попал – замечтался и шагнул на проезжую часть. А на Садовом же движение – дай Бог. Странно не то, что сбили, странно то, что цел остался. Опять же, если Юрьевичи обучались правилам гипноза, то это все объясняет. И странные «воспоминания», и смерть врача. Сейчас ведь уже невозможно проверить, под гипнозом тот был или нет. Хотя самоубийство вполне могло оказаться совпадением, сыгравшим на руку Баженову. И даже стигматы могут быть вызваны гипнозом. Подсознание ведь такая странная штука – никто толком не знает, как оно «работает». Гипноз же вторгается именно в область подсознательного. Саша отхлебнул кофе и отметил, что тот начал остывать. А Костя болтал и болтал. Его треп был уютным, умиротворяющим.

– Так вот, – вещал Костя, – книгу эту напечатали тиражом три тысячи. Эксперт сказал, для конца прошлого века тиражик ничего себе. Во-от. А потом издатель начал распускать разные слухи, мол, трали-вали, какой-то там таинственный незнакомец. Чуть ли, блин, не сам граф Монте-Кристо заказал. Для личных нужд. Туда-сюда. Короче, всем мозги запарил. Книга пошла у него «влет». – Костя смеялся, запрокидывая голову. – Нет, ты представь себе! Каков шельма, а? Сейчас бы мы его привлекли за мошенничество, а в то время запросто с рук сошло. Говорят, будто один экземпляр заказали аж для царского двора. Тут-то наш издатель и обделался. Сам понимаешь, какой бы век ни был, а за шутки с царем никогда по головке не гладят. За такое можно и в острог загреметь. Говорят, издатель спешно все распродал – и в Баден-Баден, на воды. Нервишки пошатнувшиеся в порядок приводить. Костя снова засмеялся.

– Постой, о чем ты? – Саша нахмурился.

– Да про книгу же, которую ты купил. Эксперт сказал, ей цена – в базарный день три копейки. Брежневскими. Он достал из пакета «Благовествование» и шлепнул его на стол.

– Забирай. Сдай ее в макулатуру. Больше проку будет. Саша смотрел на книгу, понимая, что никогда больше не сможет не то что открыть ее, даже взять в руки. Тошно. «Благовествование» служило ярким напоминанием того, как легко и ловко можно обмануть.

– А хочешь, – вдруг сказал Костя, – я могу ее завтра Потрошителю предъявить. Вот, мол, книга, по которой ты нам «лапшу вешал». И посмотрим, как он отреагирует. А? Саша покачал головой:

– Не пройдет. Во-первых, ему известно о книге.

– Откуда?

– Я сам сегодня сказал.

– Когда? – насторожился Костя.

– Днем, перед тем, как из больницы уйти.

– Эх, – оперативник досадливо цыкнул зубом. – Зря. Черт. Такую «фишку» обломил. Можно было на него хорошенько нажать.

– А во-вторых, – продолжил спокойно Саша, – он и не отрицает, что книга попала ко мне благодаря его стараниям.

– А с какой целью Баженов тебе ее подсунул? – еще больше удивился Костя. – Она ведь всю их аферу раскрывает – только в путь. Увидев эту книгу, даже мальчишка-стажер вцепился бы ему в глотку мертвой хваткой. И не отпускал бы, пока этот умник копыта бы не отбросил. Или пока не сознался бы во всех смертных грехах.

– Откуда мне знать, Костя, зачем? – соврал Саша. – Спроси у него. Может быть, он тебе расскажет.

– Обязательно, – серьезно кивнул тот. – Обязательно спрошу. Всенепременнейше. Если выяснится, что он состоит с Далуия хотя бы в отдаленном родстве, я с него просто так не слезу. Он у меня «петь» будет – курский соловей обзавидуется. Я ему «козью морду» устрою по полной программе. И алиби мы из него вытрясем. И все прочее. И сядет он у меня за компанию с братцем на полную катушку. Это уж я ему обеспечу. Саша смотрел на книгу. «Надо бы позвонить Андрею, – подумал он. – Пусть забирает, раз уж она ему настолько интересна. А завтра… Что же делать завтра?» Саша, старательно изображая внимание, глотнул кофе, затем закурил. Он был целиком захвачен собственными мыслями. Завтра. Надо будет позвонить Юле, – при воспоминании о девушке Саша невольно улыбнулся, – договориться о встрече с профессором и прокрутить ему запись их беседы с Потрошителем. Насчет истории, это ведь Саша темный как валенок, ему можно что угодно рассказывать, не боясь быть пойманным на неточности. А вот пусть Баженов попробует обмануть профессионала.

– Что? – быстро спросил оперативник. – Чего ты улыбаешься? Вспомнил что-нибудь?

– Слушай, Костя, ты можешь предоставить мне записи нашего вчерашнего разговора с Баженовым? Того, где он мне про библейские города рассказывал. Можешь? Костя помрачнел. Вздохнул.

– Понимаешь, старик, нет больше этой записи. Только ты об этом не болтай, ладно?

– Как нет? – Саша невольно напрягся. – Куда же она делась?

– Да, понимаешь, сегодня вечером один из моих охламонов бутылку с «Фантой» на пленки опрокинул. Такой вот получился сюрприз. – Костя развел руками и сказал, словно оправдываясь: – Но их тоже можно понять. Комнатушку дали – не то что кассеты хранить, а даже присесть толком некуда. Складывали все это барахло в коробку. А мои обалдуи ее под стол приспособили. Ну вот и доприспосабливались. Отчитал я их, понятное дело, тем все и закончилось. По инстанции докладывать – получат по выговору, без тринадцатой останутся. А у них, сам понимаешь, зарплата не ротшильдовская. Так что, такие дела, старик. Нету больше этой записи.

– Понятно. – Сказать, что Саша расстроился, значит не сказать ничего. Он подумал секунду, затем поинтересовался: – Слушай, а нельзя организовать к Баженову еще один визит?

– Почему же нельзя? Легко. Хоть завтра. Приезжай и работай себе на здоровье.

– Только мне нужно провести к нему еще одного человека.

– Это которого? Тон у Кости сразу стал ленивым и отстраненным. Так случалось всегда, если ему предлагали сделать что-то, чего он делать не хотел.

– Есть один профессор. Историк. Специализируется на Древнем Востоке. Думаю, для него не составило бы труда отыскать просчеты в рассказах Потрошителя.

– А-а-а, – Костя улыбнулся. Словно луч солнца пробился сквозь тучу. – Ну… Историк – это же совсем другое дело. Конечно, старик. Вперед и с песней. О чем разговор? Завтра с утра закажу вам пропуска. Ты ведь завтра думал его привести?

– Если он не будет занят.

– Ну так давай, старик. Действуй. Саша порылся в кармане, достал пачку, тщательно сверяясь с записью, набрал номер. Ему не пришлось ждать. Трубку сняли после первого же гудка.

– Слушаю вас? – услышал Саша знакомый голос. Сердце его сладко подпрыгнуло и глухо ударилось о кадык.

– А… Здравствуйте, Юля, – сказал он.

– Это вы, Просто Саша? – По голосу Саша понял, что девушка улыбается.

– Да. Это я.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо. Сейчас уже почти нормально.

– Хорошо.

– Юля, я хотел узнать, не прояснилось ли что-нибудь с профессором, о котором вы говорили, – промямлил Саша, чувствуя себя полным кретином. Он бы с гораздо большим удовольствием поговорил с этой девушкой о чем-нибудь постороннем. Может быть даже, прочел бы ей стихи, а вместо этого вынужден спрашивать о каком-то профессоре. Да еще Костя придвинулся ближе и стал зачем-то тыкать Сашу в локоть. Причем оперативник игриво двигал бровями и пошло улыбался.

– Я разговаривала с ним сегодня, – ответила девушка. – Он сказал, что может встретиться с вами завтра, если у вас сохранится интерес к предмету разговора. Завтра выходной, у него как раз есть свободное время. Я не знала, позвоните ли вы, и поэтому не стала договариваться относительно времени.

– У меня… – Саша закашлялся от волнения. – Сохранился. К предмету.

– Хорошо, – Юля рассмеялась. – В таком случае, давайте встретимся в десять на «Тверской», в центре зала. Профессор живет в Гнездниковском переулке, это совсем рядом с метро.

– Отлично, – абсолютно искренне воскликнул он. – Просто прекрасно. Значит, в десять на «Тверской», в центре зала. Вы меня очень выручили, Юля. Огромное вам спасибо.

– Не за что, Просто Саша, – ответила девушка и снова рассмеялась. – До завтра.

– До завтра, – пробормотал Саша и повесил трубку. Костя откинулся на стуле, посмотрел на приятеля и философски заметил:

– Выглядишь ты сейчас, как полный кретин. Или как влюбленный по уши. Хотя это вроде синонимы, нет?

– Только не надо, ладно? – отмахнулся Саша. – Если не хочешь, чтобы мы поссорились.

– Молчу, молчу. – Костя поднял руки. И тут же спросил быстро: – Она хоть красивая?

– Костя! – рыкнул Саша.

– Все. Уже заткнулся. А ты оказывается у нас ревнивый, мавр. – Оперативник хмыкнул. – А как же Татьяна?

– Костя, я тебя умоляю, – простонал Саша.

– Смотри, дело твое, конечно. Но должен тебя предупредить как старший товарищ. – Костя назидательно поднял палец. – Нет убойнее оружия, чем баба в приступе ревности. И страшнее тоже нет. Понял?

– Я тебя вышвырну, – предупредил Саша.

– Да я, собственно, так. Просто к слову пришлось. Так что с профессором-то? Поедет он к Потрошителю?

– Надеюсь, мне удастся его уговорить. Возможно, ему самому это будет интересно.

– Угу, – хмыкнул Костя, – ладно. Я на всякий случай закажу вам два пропуска и ребят предупрежу, чтобы пропустили. Только пусть твой профессор паспорт захватит. Без паспорта с ним и разговаривать не станут. Усек?

– Усек, – ответил Саша. Костя кивнул на «Благовествование».

– Не возражаешь, если возьму почитать?

– Не обижайся, но…

– А что так? – прищурился оперативник. – Боишься? Не бойся, не потеряю.

– Да нет, дело не в этом. – Саше был неприятен собственный отказ. Все-таки Костя его друг, а тут из-за грошовой, в сущности, книги… – Понимаешь, мне просто нужно с одним товарищем переговорить. Он – букинист, как увидел книгу, аж затрясся. Мы с ним работаем вместе, не хочется отношения портить. Я ему все объясню, книгу покажу, пусть убедится, что я ее не продал, не подарил, а потом бери, читай на здоровье.

– Лады. – Костя поднялся. – Побегу я. Время позднее. До дома еще час добираться. Глашка меня поедом сожрет.

– Скажи, что на работе задержался, – предложил Саша, провожая приятеля в коридор.

– Да, скажи, – усмехнулся невесело Костя. – А то ты Глашку мою не знаешь? Она же каждый вечер звонит мне на службу, проверяет, где я, да когда ушел, да трали-вали разные, ваще. Кошмар, а не жизнь.

– Разведись, – предложил Саша. – Все легче, чем так маяться-то.

– Думаешь, так просто? – вздохнул Костя. – Без малого десять лет вместе прожили, не хухры-мухры. Привык уже.

– Тогда терпи.

– А я что делаю? – Костя помялся на пороге, протянул руку. – Ладно, бывай.

– Пока. Со словами: «Ох, и крику сейчас будет», Костя вышел на площадку, и Саша запер за ним дверь. Тщательно, на все замки. Постоял, прислушиваясь к шагам на лестнице, затем вернулся в комнату. Сон прошел. Теперь, как ни старайся, а быстро уснуть не получится. Досадно. Он прямо в рубашке и брюках плюхнулся на кровать. Взял «Благовествование», открыл, полистал, отыскивая нужное место.

***

«Нафан не боялся смерти. Чтобы бояться смерти, надо получать хоть какое-то удовольствие от жизни, ценить ее. Пророк не понимал, чем медленная ужасная смерть, называемая жизнью в Иевус-Селиме, лучше быстрой, от руки левита. Противно умирать под ножом палача, но и львов иногда загрызают пустынные псы. Чем же он лучше другой Божьей твари? Нет, Нафан определенно не боялся смерти. Поэтому, когда оконечник дротика ударил в дверь его дома, он вышел на улицу без тени страха или волнения на лице. Мрачный командир звена храмовой стражи, не глядя на него, пробурчал:

– Царь Дэефет желает видеть тебя, пророк.

– Я готов, – кивнул старик.

– Разве ты ничего не хочешь взять с собой?

– Все, что я хотел бы взять, со мной, – спокойно ответил Нафан. – Пойдем, левит, не будем терять понапрасну времени. Жизнь в Иевус-Селиме и без того слишком коротка. Бесстрастный караул сомкнулся вкруг него. Они пошли вверх по улице, а из окон домов им в спины вперились сотни переполненных страхом глаз и пополз по комнаткам придавленный шепот:

– Взгляните! Взгляните скорее. Они схватили царского пророка.

– Нафана? Мне он никогда не нравился.

– Кто схватил? Левиты или дворцовая стража?

– Левиты.

– Бедняга. Не повезло старику. Лучше бы это были обычные стражники…

– Глупая женщина. Думаешь, ему не все равно, кто его убьет?

– Дворцовая стража убивает быстро… Старик не мог знать, что его ведут тем же путем, которым вчера вели Вирсавию. Однако, когда звено остановилось у ворот царской крепости, Нафан поднял голову и, прищурившись, посмотрел на окна дворца Дэефета.

– Она уже здесь, – пробормотал он. – Я чувствую. Она здесь.

– О ком ты говоришь, старик? – снова покосился на него старший звена.

– О жене Урии Хеттеянина. Одного из тридцати. Старший звена не стал отвечать, но молчание его сказало Нафану больше любых слов.

– Иди, – буркнул воин и слегка толкнул Нафана дротиком в спину. Сильнее толкнуть не хватило смелости. Он боялся пророка. А ну как тот сейчас предскажет ему скорую смерть? Нафан невольно сделал два шага, затем обернулся и несколько секунд смотрел на воина голубыми слезящимися глазами.

– Прости меня, старик, – пробормотал тот и невольно отступил на шаг. – Прости. Я… просто поскользнулся на камне. Нафан отвернулся и пошел ко дворцу, гордо выпрямив спину, хотя это и давалось ему с большим трудом. Двое левитов шагали за ним. Молча, сосредоточенно глядя только перед собой. С пророком говорить запрещалось. Кто-нибудь мог расценить это как попытку выведать будущее. И тогда… Закон суров. И суд всегда заканчивается казнью. Они поднялись на пиаццо, оттуда в тронный зал. Здесь Нафан увидел Дэефета. Тот восседал на троне и был мрачнее зимней тучи. Он смотрел в пространство перед собой, поглаживая густую бороду, тревожа тонкие губы. Брови его сдвинулись к переносице, что говорило о дурном расположении духа. Слева от трона стоял Авиафар. По торжествующему взгляду, брошенному первосвященником на пророка, тот понял: сегодняшние неприятности связаны именно с Авиафаром. Нафан прошел к трону, остановился, приложив руку к груди, но не склоня головы.

– Ты звал меня, мой Царь? – спросил пророк. Дэефет мрачно посмотрел на него:

– И снова ты прав, пророк. Я звал тебя. Я тебя звал. – На губах Авиафара появилась недобрая усмешка. – Скажи, Нафан, – негромко продолжал Дэефет, отворачиваясь и глядя в сторону балкона, – тебе нравятся люди?

– Люди ничем не отличаются от других тварей Божьих, – ответил спокойно Нафан.

– Я спросил тебя не о том! – воскликнул Дэефет, поворачиваясь к нему. – Я спросил: нравятся ли люди тебе? Только не лги мне, пророк! Отвечай искренне! Помни, кто перед тобой!

– Я всегда помню об этом, мой Царь, – пробормотал Нафан. – Я люблю людей. Но их губит Зло.

– Губит Зло? – повторил Дэефет. – Что ты подразумеваешь под этим словом?

– Слишком многое, чтобы ответить быстро, мой Царь, – усмехнулся бесцветно старик. – А на долгий ответ не хватит ни твоей, ни моей жизни.

– И снова ты прав, – мрачно пробормотал Дэефет. – Тем более что твоей жизни осталось много меньше, чем тебе думается.

– Ты ли отмеряешь жизни созданиям Господним, пастух‹$FПо Библии, в юности Давид занимался пастушеством. В книгах мари слово «Дэфетум» означает не имя собственное, а звание, переводящееся как «вождь» или «опекун». Таким образом, до сих пор точно неизвестно, как именно звали преемника Царя Саула.›? – Пророк посмотрел Дэефету в глаза. Тот вздрогнул и тоже уставился на Нафана.

– Поостерегись, старик, – с угрозой в голосе сказал он. – Поостерегись. Иначе я прикажу казнить тебя немедленно.

– Моя жизнь принадлежит не тебе, – спокойно ответил пророк. – Господь заберет ее, когда посчитает нужным.

– Я повелеваю именем Га-Шема, – заметил Дэефет.

– Ты сказал. Га-Шем повелевает через тебя, но не наоборот. Дэефет замолчал, глядя на пророка. Тот улыбался, и в улыбке этой не было ни капли страха.

– Значит, ты любишь людей?

– Как и все, что создал Отец наш. Дэефет хлопнул в ладоши. Еще не стих отзвук хлопка, а дверь залы приоткрылась и двое левитов ввели Ноэму. Девушка с любопытством озиралась по сторонам. Она пока не догадывалась, зачем ее призвали во дворец. Ноэму вывели на середину залы. Увидев Дэефета, она упала на колени. Левиты остановились на шаг позади нее.

– Ты знаешь эту девушку, пророк? – спросил негромко и вроде бы даже равнодушно Дэефет.

– Знаю. Это – Ноэма, служанка Вирсавии, жены Урии Хеттея. Она немая.

– Да? – Дэефет усмехнулся. – Вчера ночью она разговаривала с Авиафаром в Скинье. И, насколько я могу судить, очень неплохо разговаривала. Во всяком случае, первосвященник ее понял. Верно, Авиафар? Тот кивнул, и улыбка на его губах стала и вовсе уж ядовитой. Теперь наконец Нафан понял, зачем его пригласили во дворец. Значит, Ноэма донесла на него? Что же, он ожидал чего-нибудь подобного. Когда все проходит гладко – остается страх. Страх неизвестности. Неизвестно, откуда ждать ответного удара. Теперь же все ясно. Ноэма подняла голову. Она слышала, что разговор шел о ней, но по-прежнему полагала, что ее призвали служить госпоже.

– Знаешь, сколько эта девушка получила за то, что донесла на тебя, пророк? – ровно, без всяких эмоций спросил Дэефет.

– Откуда мне знать? За донос платят смертные, но не Господь.

– Сколько ты заплатил ей, Авиафар? – не поворачивая головы, поинтересовался Дэефет.

– Я заплатил… мнээээ… двести сиклей, – ответил первосвященник. Ноэма подняла голову и не без удивления взглянула на первосвященника. Дэефет посмотрел на пророка, усмехнулся, приказал ожидающим за спиной Ноэмы левитам:

– Казните ее. Теперь у Вирсавии будет довольно слуг. Левиты мгновенно подступили к Ноэме и схватили девушку за плечи, подняли. Служанка оглянулась на них. На лице ее застыла растерянность. Первосвященник же обещал, что ее допустят к госпоже. Она же пришла вчера к Скинье ради этого. Она донесла на царского пророка именно потому, что хотела заслужить расположение Царя! Девушка замычала что-то, протянула руки к первосвященнику.

– Уведите ее, – не глядя на служанку, взмахнул рукой Авиафар. Ноэма забилась в сильных руках левитов, рванулась, но ее удержали. С треском разорвалась и поползла с плеча одежда, открывая округлую грудь. Авиафар мельком посмотрел на нее, облизнул украдкой губы. Если бы он сейчас не стоял рядом с Царем, то подал бы знак приберечь девушку до вечера. Ему – вознаграждение за усердное служение Господу, ей – пара лишних часов жизни. Теперь же к его появлению Ноэма будет мертва. Жаль, но такова воля Га-Шема. Ноэма закричала. Это был страшный полукрик-полувой. Дэефет даже не повернулся в ее сторону. Авиафар тоже. И только Нафан проводил девушку долгим взглядом. Сейчас он лишний раз убедился в том, что раввуни был прав.

– Что скажешь теперь, пророк? Эту служанку ты любишь тоже? – спросил Дэефет, улыбаясь.

– Ноэма не лучше и не хуже других, – ответил Нафан мрачно. – Нет вины ее в том, что она не знает других путей добиваться любви.

– Ты не ответил, – громко воскликнул Дэефет. Он спустился с трона и подошел к пророку. Остановился в полушаге, заглянул тому в лицо.

– Я люблю ее, как и всякое другое Божье создание.

– Но не как Ноэму!

– Я не юноша, чтобы любить молодых девушек, – без тени улыбки ответил Нафан.

– Я имел в виду не это.

– Тогда поясни, мой Царь. Твои мысли слишком глубоки для меня.

– Любишь ли ты ее как человека?

– Человек – такое же Божье создание, как и блоха.

– Ты издеваешься надо мной? – Лицо Дэефета потемнело от гнева.

– Я отвечаю на твои вопросы, Царь Иегудейский, – ровно произнес Нафан. – Не более.

– Тебя оценили в двести сиклей, пророк, – рявкнул Дэефет, снимая с пояса кошель и швыряя Авиафару. Первосвященник поймал его и быстро спрятал за пояс. – Дешевле, чем жертвенного агнца.

– Старики и не стоят дороже, – ответил Нафан. – На них слишком много грехов.

– Значит, ты не страшишься смерти?

– Разве смерть – чудовище, чтобы страшиться ее?

– Не лги мне, старик! Все боятся смерти. – Дэефет схватил Нафана за подбородок, вздернул голову, стараясь разглядеть, что же таится в старческих голубых глазах. Какие мысли витают сейчас в них.

– Я слишком стар, чтобы бояться смерти, – возразил пророк. – И разве пастух Эльханан‹$FВ стихе 10, глава 21, 2-я книга Царств победителем Голиафа назван сын Ягаре-Оргима пастух Эльханан из Вифлеема. Возможно, это и есть истинное имя Давида.› боялся смерти, когда вышел драться с Голиафом?

– Со мной был Га-Шем, – воскликнул Дэефет.

– Господь бережет и меня, – ответил Нафан. Дэефет отвернулся, прошел к трону, сел, подумал секунду, затем сказал:

– Зачем ты приходил вчера ночью к Вирсавии, старик? Скажи мне правду, и, может быть, я сохраню тебе жизнь.

– Не ты дал мне жизнь, не тебе и хранить ее, пастух, – заметил равнодушно Нафан.

– Зачем ты приходил к Вирсавии? – повторил тот. – Отвечай, я приказываю! Нафан подумал, что вместо ответа с гораздо большим удовольствием плюнул бы Дэефету в лицо, но… он не мог этого сделать. Не потому, что боялся. Но потому, что обязательно должен был дождаться прихода раввуни.

– Я слышал, как ты вчера приказал привести Вирсавию в свои покои, и хотел убедиться в том, что твой выбор – выбор Га-Шема. Дэефет несколько секунд смотрел на него, затем резко хлопнул в ладоши.

– Приведи Вирсавию, – приказал он явившемуся на зов стражнику. – И побыстрее.

– Да, мой Царь.

– Если ты соврал мне, пророк, – тяжело предупредил Нафана Дэефет, – я прикажу убить тебя. Сейчас же. Медленно и страшно. Тогда и увидим, боишься ли ты смерти. Через минуту в залу вошла Вирсавия. На лице ее Нафан заметил выражение легкой встревоженности. Он улыбнулся, стараясь подбодрить женщину. Старик не мог защитить ее. Роль Вирсавии уже была предопределена, и не им, но он мог поддержать, дать хотя бы каплю уверенности и смелости.

– Приблизься, – повелительно воскликнул Дэефет. – Зачем этот человек приходил к тебе вчера? – Он указал на Нафана. – Отвечай быстро и правдиво, если хочешь сохранить свою жизнь. Вирсавия мельком взглянула на пророка, затем пожала плечом.

– Я не могу ответить, мой Царь, – произнесла она.

– Почему? – прищурился Дэефет. – Не потому ли, что боишься солгать своему господину?

– Нет. Просто я и сама не знаю, зачем он приходил. Твой пророк говорил со мной половину стражи, а затем ушел, так и не объяснив причин своего позднего визита. – Женщина остановилась у трона.

– Он пророчил тебе?

– Нет, мой Царь. – Вирсавия вспыхнула. Она выглядела искренне возмущенной, и Нафан невольно восхитился выдержкой и самообладанием женщины. – Это запрещено Законом! Твой пророк всего лишь расспрашивал меня о муже, о том, верю ли я в твое предназначение, о том, сколько раз в день я молюсь Га-Шему и как часто посещаю Скинью завета. Ничего более. Я не усмотрела в его словах ничего предосудительного, о чем стоило бы сообщить левитам.

– Они лгут тебе, мой Царь, – запальчиво воскликнул молчавший до сих пор первосвященник. – Эти двое, несомненно, состоят в заговоре с твоими врагами! Прикажи казнить их и оросить их кровью жертвенник! Не позволь Га-Шему отвернуться от тебя!

– Я разговариваю не с тобой, первосвященник! – негромко, но грозно произнес Дэефет. – И не тебе судить о помыслах Га-Шема. Приблизься еще, – приказал он женщине. – Так, чтобы я хорошо видел твои глаза. – Вирсавия сделала несколько шагов. – Еще ближе! Еще! – Не сходя с трона, он наклонился вперед и несколько секунд не мигая смотрел в глаза женщины. Нафан отметил, как безвольно опустились руки Вирсавии. Как легкая дрожь пробежала по ее телу. – Скажи мне, – мягко и вкрадчиво спросил Вирсавию Дэефет. – О чем говорил с тобой пророк?

– Об Урии… – прошептала она. – О тебе… О Га-Шеме… О Господе… Дэефет довольно выпрямился. В следующую секунду Вирсавия словно очнулась ото сна. Она вздрогнула, затем посмотрела на Дэефета и на Авиафара. Потом обернулась к Нафану. Поскольку тот казался спокойным и даже улыбался самыми краешками губ, женщина поняла: все хорошо. Пророк предупреждал ее о том, что Дэефет наделен странной силой, перед которой воля простого смертного становится мягкой и податливой, словно глина в руках гончара. Но, похоже, на этот раз им повезло.

– Ты старателен, старик, – усмехнулся Дэефет Нафану и кивнул: – Я знал, что не ошибся в тебе, верный слуга. Пойди к казначею, он выдаст тебе три тысячи священных сиклей.

– Благодарю тебя, мой Царь, – на сей раз Нафан склонил голову. Не гневи Зло, пока оно дремет.

– Твое предсказание все еще в силе? То, о котором ты говорил мне вчера. О Раббате и венце Царя Аммонитянского Аннона?

– Оно не изменилось и не изменится, мой Царь, – спокойно ответил тот. – Ты сделал свой выбор. Господь сделал свой.

– Хорошо. Иди. – Он посмотрел на Вирсавию. – Ты тоже отправляйся домой. Не стоит возбуждать кривотолков. Я пришлю тебе новых слуг завтра утром. Нафан побрел к двери. Теперь, когда опасность миновала, он снова выглядел сутулым и слабым. Вирсавия шла за ним.

– Ты отпускаешь пророка, мой Царь? – вскричал возмущенно Авиафар. – Но он приходил ночью тайно к твоей избраннице! – Ни Нафан, ни Вирсавия даже не обернулись. – Это нарушение Закона! «Не возжелай жены ближнего!» – так написано в скрижалях, данных Га-Шемом народу Иегудейскому. Придя к твоей избраннице, пророк…

– Разве здесь левитский суд, что ты толкуешь мне Закон? – ледяным тоном перебил страстную речь первосвященника Дэефет, как только за Нафаном и Вирсавией закрылась дверь. – Или я просил тебя об этом?

– Нет, – разом побледнел Авиафар. – Но…

– Я сам – Закон! – вдруг страшно закричал Царь. – Запомни это, первосвященник, если тебе дорога твоя никчемная жизнь! Я есть Закон! И только я решаю в царстве Иегудейском, кому пришла пора отправляться к Га-Шему, а кто еще может пожить! – Он схватил Авиафара за бороду и притянул к себе, заглядывая в глаза. Тот не посмел даже поморщиться. – Или ты сомневаешься в правдивости царского пророка, в благочестности царской избранницы и в справедливости Царя?

– Нет, мой Царь, – пробормотал тот, в ужасе закрывая глаза.

– Ты вспоминаешь о Законе, когда отдыхаешь от служения Господину нашему? Они оба поняли, что имел в виду Дэефет.

– Я… Нет, мой Царь.

– Тогда не смей напоминать о Законе мне, Царю Иегудейскому! Дэефет брезгливо толкнул Авиафара в грудь, тот отступил, нога его соскользнула со ступени трона. Первосвященник взмахнул руками, но не сумел сохранить равновесия и растянулся на полу. Дэефет усмехнулся, но улыбка быстро сползла с его лица.

– Берегись, Авиафар, – с угрозой произнес он. – Хотя ты и мой соратник, но это не значит, что у тебя две жизни или что ты угоднее Га-Шему, чем пророк Нафан. В отличие от тебя старик не лжет.

– Я… – прошептал первосвященник.

– Мне надоело твое блеяние. Ты похож на жертвенного агнца. – Дэефет улыбнулся. – Иди, ублажай своих мальчиков и девочек. Только не перестарайся. Иначе через десять лет в Иегудее не будет ни одного воина и ни одной молодой матери. Пошел прочь. Авиафар торопливо поднялся и поспешил к двери. Оставшись один, Дэефет поднял глаза и прошептал:

– Благодарю тебя, Господин, что не позволил мне сбиться с пути истинного.