– Теперь понимаешь? – продолжал орать Миша, тыча ножом в сторону стены. – Вот об этом я говорю! Об этой дерьмовой цифре и об этом дерьмовом мясе! Посмотри, – он ткнул нож едва ли не Маринке в лицо, – лезвие в крови по самую рукоять! Этим ножом резали мясо! То самое мясо, мать его, которое валяется сейчас во всех углах! Маринка медленно повернула голову и посмотрела на его перекошенное яростью лицо.

– Он хочет свести меня с ума, – тихо сказала она. Настолько тихо, что не расслышала даже сама себя. Зато Миша расслышал очень хорошо.

– Он? Кто это он? Опять всемогущий Боря? Перестань морочить мне голову! Никакого Бори не существует!

– Прекрати на меня кричать, – вдруг четко и очень спокойно произнесла Маринка, глядя в пол.

– Что? – Миша даже задохнулся от возмущения. – Это ты мне говоришь?

– Тебе, – ответила ровно она. – Не смей повышать на меня голос.

– Вот это да! – праведному возмущению Миши не было предела. – Вот это я понимаю! Нормально! Я возвращаюсь домой и что же вижу? Моя квартира залита кровью от пола до потолка, в пепельнице догорает чей-то окурок, но вместо «извини» мне говорят «не ори»! Не произнося ни слова, Маринка повернулась и пошла в спальню. Достав чистое белье, она переоделась, натянула джинсы и джемпер, вытащила из-под кровати объемистый баул и начала собираться. Абсолютно молча Маринка извлекала из недр шкафа свои вещи и запихивала в сумку.

– Ты куда это? – Миша появился на пороге спальни. Маринка, не обращая внимания на его присутствие, продолжала набивать сумку вещами. – Я с тобой разговариваю. – Никакой реакции. – Ты никуда не уйдешь, пока я не получу ответов на все вопросы. Маринка застегнула «молнию» на сумке, не без труда взвалила баул на плечо и пошла к двери. Скомандовала на ходу, негромко, но решительно:

– С дороги. Миша криво ухмыльнулся:

– Поставь сумку и сядь. Сначала ты мне скажешь, кто здесь был, чьи сигареты лежат на столике в гостиной и куда подевался твой телохранитель? Маринка продолжала идти к двери с таким видом, будто Миша был сделан из воздуха и она могла запросто пройти сквозь него. С прежней недоброй ухмылкой на губах он подождал, пока Маринка окажется на расстоянии вытянутой руки, и ленивым движением, почти не размахиваясь, закатил ей звонкую пощечину. Маринку отшвырнуло к стене. Баул сполз с ее плеча. На уголке губы выступила алая капелька крови. Кончиками пальцев она растерла кровь по подбородку.

– Так понятнее? – спросил Миша. – Попробуешь еще раз демонстрировать характер – прибью, как муху. Ты с кем, думаешь, дело имеешь, тварь психованная? Маринка подняла баул. Двигалась она со спокойствием и обстоятельностью хорошо отлаженного механизма. На лице ее не осталось и следа от недавнего страха. Придерживая сумку одной рукой, Маринка вновь шагнула к двери. В этом движении вдруг мелькнуло нечто такое, что по спине у Миши поползли неприятные мурашки. Однако он ничем не выказал своего страха. Наоборот, ухмыльнулся еще шире и, поигрывая ножом, сказал негромко:

– Не нарывайся. Если не хочешь, чтобы я еще раз тебя ударил, поставь сумку на пол и отойди к кровати. Или, может быть, тебе нравится, когда делают больно? Маринка подошла ближе и, почти не сбавляя шага, точно и очень сильно ударила его кулаком свободной руки в пах. Миша с шумом выдохнул. Глаза его полезли из орбит, колени подогнулись. Нож вывалился из разжавшихся пальцев. Миша опустился на корточки, зажимая промежность обеими руками. Маринка остановилась и футбольно ударила его ногой в лицо. Миша охнул. Из носа у него, заливая губы и подбородок, хлынула кровь. Он упал, грохнувшись затылком о буковый наборный паркет. Маринка наклонилась, подобрала нож и сунула его в сумку. Опустилась на одно колено, схватила хлюпающего разбитым носом Мишу за волосы, приподняла, прошептала очень спокойно и очень страшно:

– Запомни хорошенько, ублюдок. Никто – слышишь, никто! – не имеет права прикасаться ко мне, если я этого не хочу. Ты понял? – Ошалевший от боли Миша только послушно тряхнул головой. – Вот так. – Маринка разжала пальцы, и он снова стукнулся затылком. – Попробуешь подойти ко мне еще раз – шею сверну. – Она поднялась и пошла через гостиную в коридор. На пороге Маринка остановилась, повернулась и поинтересовалась спокойно: – Кстати, дорогой, где ты сегодня ночевал?

– Я… В гостях, – промычал Миша невнятно.

– Теперь принято выгонять гостей в пять утра? Не дожидаясь ответа, Маринка вышла в коридор, сняла с вешалки пальто, надела сапоги. Отперев хваленые сейфовые замки, она вышла на лестничную площадку, прикрыла за собой дверь и нажала кнопку вызова лифта.

***

– Никаких следов крови ни в салоне, ни в багажнике не обнаружено, – негромко докладывал эксперт. – На сиденьях присутствуют микрочастицы одежды, но это вам вряд ли поможет. Мы, конечно, могли бы провести лабораторное исследование частиц и сделать сравнительный анализ. Допускаю даже, что частицы эти с вещей одной из жертв, но, – эксперт вздохнул, – вам не удастся построить обвинение, опираясь только на косвенные улики. Опять же, исследование и анализ займут не меньше двух суток. Волин уже понял, что проиграл. Задержанного придется выпускать. Нет даже формального повода для дальнейшего содержания телохранителя под стражей. Ни малейшей зацепки.

– Я понял, – сказал он. – Спасибо за помощь.

– Не за что, – ответил эксперт. – Как быть с анализом частиц? Вы выпишете постановление о назначении экспертизы или…

– Конечно, – кивнул Волин. Он понимал: даже если удастся доказать, что жертвы садились в машину, что дальше? Телохранитель тут же заявит, что «левачит» в свободное от охранной деятельности время. Подвозит и женщин, а как же? Ему не все равно? Лишь бы платили. Может, и этих девушек подвозил. Что тогда вменить ему в вину? Нарушение налогового кодекса и закона об индивидуально-трудовой деятельности? То-то он повеселится. На косвенных доказательствах дела не «сошьешь». Опять же, кто и когда назначал экспертизу? На каком основании? Где постановление? Телохранитель был прав. Любой мало-мальски грамотный адвокат тут же докажет, что в ходе расследования были допущены грубейшие нарушения уголовно-процессуальных норм, положения о назначении судебных экспертиз и – до кучи, чего уж там – злоупотребление служебным положением. При соответственной поддержке сверху подсудимого освободят из-под стражи через пять минут после начала судебного заседания. Нет, на этом его не поймаешь. Тут нужны доказательства покрепче микрочастиц. И все же соответствующее постановление Волин выписал. Если им удастся получить веские доказательства причастности телохранителя к убийствам трех девушек, «четверку» все равно будут досматривать. Тогда заключение экспертов может послужить неплохим подспорьем. Эксперты забрались в свой «РАФ» и уехали, а Волин направился в дежурную часть. Телохранитель уже сидел на деревянной лавочке, закинув ногу на ногу, с крайне независимым видом. Покачивал мыском туфли и болтал с дежурным за конторкой. При появлении Волина он радушно улыбнулся и громогласно объявил:

– О, вот и товарищ следователь пожаловали. Доброе утро. Как спалось? Ах, да. Вы же всю ночь глаз не сомкнули. Все корпели над обвинительным заключением. Надеюсь, оно удалось? Волин остановился за низкой оградкой.

– Не совсем, к сожалению. Приношу вам официальные извинения за необоснованное задержание. Вы свободны. Жалобу можете направить в райпрокуратуру, на имя главного прокурора. Всего доброго.

– Райпрокуратура, – повторил телохранитель, поднимаясь и застегивая куртку. – Почти как просто рай. Небожители. – Он поплотнее замотал шею шарфом. – Вообще-то, я уже думал никакой жалобы не направлять, но раз вы сами настаиваете… – Телохранитель посмотрел на дежурного, затем перевел взгляд на Волина. – Это ведь вы ведете дело о маньяке? Не так ли?

– Откуда вам это известно? – быстро спросил тот.

– Мне много чего известно, – хмыкнул телохранитель. – Давайте выйдем на улицу, перекурим. Волин пожал плечами. Что он потеряет, поговорив с этим парнем? Ровным счетом ничего. Зато найти может очень и очень многое. Все зависит от того, как пойдет разговор.

– Пойдемте. Они вышли на улицу, остановились рядом с «четверкой». Телохранитель через стекло осмотрел салон, усмехнулся.

– Что вы искали у меня в машине?

– С чего вы взяли, будто мы что-то искали?

– Бросьте, Волин. Я же бывший мент. Неужели вы всерьез думали, что ваши люди сумеют перетрясти мой рыдван и я этого не замечу? Что вы искали? Следы крови? Нож? Лоскутья одежды? Женские волосы? Волин смотрел на телохранителя и молчал. То, что этот парень знал, с кем имеет дело, и ничем не выдал этого на протяжении ночи, явилось для него, Волина, полной неожиданностью. Откуда он знал фамилию, понятно. От тех же сыскарей с Петровки. О машине либо догадался, либо у него действительно имелся в загашнике ловкий фокус. Волоски между сиденьями и прочая ерунда. Это значения не имело. Но вот то, что он пошел на разговор…

– Вы думаете, что этих девушек убил я? – продолжал телохранитель.

– Ну зачем же так сразу?

– Думаете, думаете. Не тратьте понапрасну время. Я их не убивал.

– У вас есть алиби?

– На какой день? На вчерашний – нет.

– Вечер понедельника.

– На какой час?

– С десяти до двенадцати вечера.

– Понедельник, с десяти до двенадцати вечера… – Телохранитель прищурился. – Где же я был-то? Ах, да. В понедельник я весь вечер просидел в гостях у одного из бывших коллег.

– Он может это подтвердить?

– Надеюсь. Мы не слишком много выпили. Телохранитель продиктовал телефон и фамилию приятеля. Волин записал в ежедневник.

– Что искали ваши друзья в квартире погибшей алкоголички Веры и ее сожителя? – поинтересовался он.

– А, – он безнадежно махнул рукой. – Ничего не искали. Хотели задать ей пару вопросов. Но опоздали.

– Относительно чего? Телохранитель задумчиво пожевал губами.

– Мне кажется, справедливости ради, вопросы должны быть обоюдными. И вообще, вы передо мной в долгу.

– Это еще почему?

– Ничего себе! Ни за что ни про что продержали всю ночь в клетке, в компании каких-то дегенератов, и еще спрашиваете?

– Но существует такое понятие, как тайна следствия. Я не могу отвечать на ваши вопросы.

– Да? Ну как знаете. В таком случае, и я не могу отвечать на ваши. – Телохранитель обошел машину, забрался за руль, опустил стекло. – Вас подвезти? Волин покачал головой:

– Я на служебной.

– Тогда всего хорошего.

– И вам всего доброго. «Четверка», презрительно фыркнув бензиновым выхлопом, покатилась по узенькой улочке. Волин несколько секунд смотрел ей вслед. Странная складывалась ситуация. В принципе он был заинтересован в сотрудничестве. Телохранитель что-то знал. Обмен информацией мог оказаться полезен, но Волин сначала должен был проверить алиби этого человека. Почему-то же телефонная незнакомка назвала именно телохранителя Борей. Какие-то причины должны быть. Подобными обвинениями просто так не бросаются. Волин посмотрел на часы. Начало девятого. Он прошел к микроавтобусу, забрался на переднее сиденье. Шофер сопел сладко, привалившись головой к стеклу. Волин намеренно сильно хлопнул дверцей. Шофер мгновенно выпрямился, залупал глазами.

– Поехали, – сказал Волин и вздохнул.

***

«Четверка» свернула с проспекта во двор. Телохранитель поспешно выбрался из салона и побежал к нужному подъезду. Хорошо еще, что жильцы не успели обзавестись домофоном. Никого он еще не спасал, но хлопот… Он вбежал в подъезд, помчался вверх по лестнице. Несколькими секундами позже телохранитель уже стоял перед дверью и давил на звонок.

– Кто? – донесся из динамика гундосый голос Миши. Телохранитель поднял голову, давая возможность миниатюрной телекамере запечатлеть свое лицо.

– А, это ты… – Щелкнули замки. Миша, прижимая к переносице мокрый платок, шагнул в сторону, пропуская телохранителя в квартиру. – Заходи.

– Где она? – спросил тот.

– Кто?

– Марина.

– Хрен ее знает. Посмотри, что эта полоумная дура сделала с моим лицом. Миша повернулся к свету, убрал от лица мокрый платок. Переносица его превратилась в плоскую лепешку, глаза заплыли. Вокруг них наливались благородной чернотой внушительные синяки.

– Солидно, – оценил «моральный и материальный ущерб» телохранитель. – Чем это она тебя? Кастетом, что ли?

– Ногой врезала, стерва, – буркнул Миша, снова пряча разбитое лицо под платком.

– За что?

– Да так, поскандалили малость.

– По причине?

– Ты в кухню загляни. Телохранитель прошел в кухню, остановился на пороге, присвистнул.

– Это серьезно. И куда она пошла?

– Черт ее знает. – Миша поморщился от боли. – Я даже ничего сделать не успел. Собрала вещи, хлопнула дверью, и все. Сказала, если я еще раз к ней подойду, она меня убьет.

– Ты ее ударил? – Телохранитель посмотрел на Мишу в упор.

– Что?

– Я спросил, ты ее ударил?

– Слушай, не лезь не в свое дело. Я твой начальник и не обязан перед тобой отчитываться. К тому же это наши проблемы.

– Ты ударил ее? Миша смутился и, старательно скрывая свое смущение, принялся промокать платком все еще слегка кровоточащий нос.

– Ну, переборщил немного. Но ты меня-то тоже пойми, я возвращаюсь от знакомого, вхожу в квартиру, в пепельнице дымится сигарета. «Прима», представляешь? В кухне все кровищей забрызгано, и Маринка с тесаком посреди комнаты. Нож весь в крови, у нее глаза квадратные, несет что-то… Я думал, она меня хочет порезать. Струхнул маленько, вот и сорвался. Дал пощечину. Тоже мне цаца, уже и по щеке шлепнуть нельзя. Телохранитель поджал губы, произнес медленно, с расстановкой:

– А ты помнишь, как в позапрошлом году пошел слушок, что кто-то тебя «заказал»? Помнишь?

– Ну и что? – проворчал Миша. – Это же совсем другое дело.

– Ты прав, это совсем другое дело, – прошипел вдруг охранник, меняясь в лице. – Ты помнишь, как звонил мне среди ночи, умолял привезти побольше людей и рыдал, когда я сказал тебе, что троих парней вполне достаточно? Помнишь, как ты собрал вокруг себя роту здоровенных «быков» с пушками и все равно боялся из дома даже нос высунуть? Помнишь? – С каждым сказанным словом голос телохранителя набирал силу, становился все громче и злее. – А помнишь, как ты орал, если кто-то обращался к тебе с вопросом? Как ты жрал водку литрами, сидя на этой самой кухне, чтобы заглушить страх, и вопил, что лично «завалишь» этого парня, если он хотя бы на километр подойдет к твоей квартире, а потом обмочился в штаны, когда один из моих ребят слишком сильно хлопнул дверью? Ты это помнишь?

– Меня «заказали» профи, – тоже повысил голос Миша и старательно захлюпал носом. – А тут какой-то мозгляк…

– Не было никакого «профи»! Никто тебя не «заказывал»! Это ты тоже помнишь, надеюсь! А «мозгляк», охотящийся за твоей подругой, уже отрезал головы троим женщинам, убил квартирную хозяйку и ее кавалера. А сегодня ночью он перерезал горло здоровому бугаю в «777» и едва не добрался до Марины! Если бы ты видел, в каком она была состоянии, когда я привез ее домой, то не посмел бы ее и пальцем тронуть! Мишка помолчал, утирая кровь, пробормотал угрюмо:

– Я же не знал. Телохранитель прошелся по комнате, присел в могучее кресло, посмотрел на стоящего у дверей Мишу:

– Тебе хоть известно, куда она могла пойти?

– Понятия не имею. Просто хлопнула дверью, и все.

– Подруги какие-нибудь у нее есть? Знакомые, у которых она может переночевать?

– У нее сегодня рабочий день. То есть ночь. Она две через две работает.

– Это я знаю. – Телохранитель выглядел хмурым, как грозовая туча. – Только боюсь, что «Боря» доберется до нее раньше, чем она – до работы.

– Вас послушать, так этот Боря прямо гений злодейства. Откуда ему знать, куда она пошла? Даже я этого не знаю.

– Поверь, «Боря» знает о ней гораздо больше нас. И куда она пошла, ему тоже известно, уверяю тебя.

– Ты-то откуда знаешь, что ему известно?

– Чувствую. Я всегда чувствую.

***

Боря, прямо в куртке и кроссовках, плюхнулся на скрипучий ветхий диванчик, с наслаждением вытянул руки вдоль тела. Он слышал, как ходит по квартире Володя. Слоняется от нечего делать из кухни в комнату и обратно. Вот подошел к дивану, остановился, посмотрел на лежащего Борю. Нервно поинтересовался:

– Ты уверен, что она придет?

– Уверен, – ответил Боря равнодушно.

– Ты попадешься, – вдруг сказал Володя, развернулся и снова пошел в кухню. – Там слишком много народу.

– Не каркай. Вчера не попался и сегодня не попадусь. Ты ведь все хорошо продумал. Или нет? Боря даже головы не поднял, просто чуть заметно повысил голос, придал ему угрожающие интонации. Володя вернулся, снова подошел к дивану.

– Я-то хорошо все продумал. А вот ты подведешь нас под монастырь. Что ты все время лезешь на рожон? Зачем ты убил этого охранника вчера?

– Он мне мешал.

– Теперь там постоянно будет крутиться милиция.

– Ну и что?

– Ты сорвешь нам весь план. В конце концов, это не только твое дело, но и мое. Эта шлюха мешает мне не меньше, чем тебе.

– Тебе, – брезгливо протянул Боря. – Ты – никто. Урод. Если бы не я, до сих пор бы сопли по роже размазывал. Ты ничего не можешь. Сколько там времени? Володя послушно метнулся в кухню, посмотрел на часы-ходики, так же трусцой вернулся обратно.

– Десять минут девятого. Тебе не пора?

– Успею. Боря еще немного полежал с закрытыми глазами. Ему действительно было пора, но он не спешил, чтобы этот мозгляк, Володя, понял, кто тут старший. Временами он становился слишком уж самостоятельным. Борю это раздражало. Посчитав, что в достаточной степени проявил твердость характера, Боря открыл глаза и сел. Володя стоял рядом и выжидательно смотрел на него.

– Где моя сумка?

– Вот, – Володя указал на лежащую у дивана сумку.

– Червяк, – раздраженно сказал Боря. – Ты – червяк, Вовчик. Первый раз он назвал своего сожителя по имени. Володя вздрогнул и посмотрел на него, пытаясь понять, что скрывается за этим обращением. Боря равнодушно зевнул, наклонился, подхватил сумку, похлопал по карманам, пробормотал:

– Куда я ключи задевал? А, вот они. Достал связку – на тонкий кожаный ремешок были нанизаны ключи самого разного профиля и размера. Небольшой английский – от первой квартиры, которую снимала эта шлюха, четыре внушительных, сейфовых, – три от квартиры педика Миши и один от этой, среднего размера – от машины… Боря встал, потянулся, привычно забросил сумку на плечо и вдруг подмигнул Володе.

– Сколько осталось? Всего-то навсего четыре. Четыре поганые сучки. Было бы о чем говорить. Какие-то ср…е три дня, и все. – Володя улыбнулся, Боря улыбнулся тоже. Впрочем, улыбка тут же сползла с его губ. – Я пошел, – сказал он. – Через сорок пять минут эта шлюха будет у банка. А ты никуда не выходи. Будь здесь.

– Хорошо, – пробормотал Володя.

***

Наум Яковлевич Чигаев, психиатр, дожидался Волина в дежурной части. Саша и Лева стояли по другую сторону окошка и разговаривали негромко, обсуждая вчерашний обыск в квартире Баева. Судя по всему, к единому мнению относительно наиболее вероятной кандидатуры убийцы они так и не пришли. Лева настаивал на версии «сотрудник «777», Саша же утверждал, что наиболее вероятный кандидат – Баев. Чигаев с серьезным видом слушал доводы обеих сторон, вникая в ситуацию. Волин вошел в фойе, впустив волну холодного воздуха. Лева, Саша и Чигаев дружно повернули головы.

– Здравствуйте, – кивнул им Волин. – Пойдемте в кабинет. На ходу он взглянул на электронные часы, висящие над конторкой дежурного. Двадцать восемь минут девятого. Если бы не чертова пробка у Маяковской, удалось бы приехать минут на пятнадцать раньше. Волин терпеть не мог опаздывать. Войдя в кабинет, он сразу направился к столу. Чигаев и Лева устроились на стульях, Саша привычно взгромоздился на подоконник. Достав из шкафа посмертные фотографии трех убитых девушек, Волин протянул их психиатру.

– Меня очень интересует ваша оценка происходящего. Попробуйте дать психологический портрет этого человека. Не просто заключение относительно его психического состояния – оно уже не вызывает сомнений, – а полную, развернутую оценку. Насколько это возможно, конечно.

– Разумеется, – кивнул психиатр, рассматривая снимки. Тем временем Волин повернулся к оперативникам:

– Значит, так, парни. Нам удалось установить возможный признак, по которому психопат отбирает жертв. Голос. Низкий грудной голос. Контральто с легкой хрипотцой. Лева, пока мы побеседуем с Наумом Яковлевичем, ты свяжись с родителями Пашиной и с радиостанцией… как ее?… «103.3» и выясни, какие голоса были у Пашиной и Галло. Затем позвони в «777». Нас интересуют все девушки с контральто. Узнай, кто и в какую смену работает. И запроси межведомственную базу. У кого из пятерых наших подозреваемых есть дача или дом в деревне. Все. Можешь приступать. Телефон в соседнем кабинете.

– Хорошо, Аркадий Николаевич, – Лева вышел из комнаты.

– Теперь ты, Саша. Возьми список женщин Баева и обзвони всех. Проверь голос. Тех, у кого нужный нам голос, спроси: не звонили ли им в последнее время незнакомые мужчины. Может быть, ошибались номером или представлялись знакомыми Баева, а потом вовлекали в беседу с целью знакомства. Если такие случаи обнаружатся, записывай адрес и сразу сообщай мне. Нужно отправлять туда наших ребят из «вспомогательной группы». Все равно проверять алиби автовладельцев теперь уже незачем. Саша, ты меня слышишь? Казалось, до оперативника не сразу доходят слова Волина. Он витал где-то в собственных мыслях. Но после оклика вздрогнул:

– Что? А… Насчет обзвона… Да, я все понял. Сейчас займусь.

– Что с тобой, Саша? О чем ты думаешь?

– Извините, Аркадий Николаевич. Просто…

– Что?

– Да, в общем-то, ничего особенного, наверное, но… у одной девушки… Она есть в баевском списке… как раз такой голос. Низкий, грудной. Все, как вы говорили.

– Что это за девушка? – насторожился Волин.

– Наташа, подруга Ладожской.

– Подруга Ладожской? Где она работает? В «777»?

– Нет, в «Кредитном».

– Понятно, – Волин кивнул. Для него в этом сообщении действительно не было ничего особенного. Девушек с похожими голосами наберется наверняка никак не меньше десятка. Эта ничем не отличалась от остальных. – Надо ее проверить. Свяжись с ней, узнай насчет звонков. В случае чего, отправь кого-нибудь из ребят. Пусть присмотрят.

– Ладно. Саша устроился за столом, снял трубку телефона. Волин же повернулся к Чигаеву, придвинул стул.

– Ну как, Наум Яковлевич. Есть соображения?

– О «подделке» уже речь не идет. Убийца-маньяк. Мужчина в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет. – Чигаев, откинувшись на спинку, перебирал фотографии. – Либо единственный, либо младший ребенок в семье. В последнем случае, рано потерял обоих родителей и воспитывался под присмотром старшего ребенка, скорее всего сестры. В детстве он постоянно подвергался издевательствам и насмешкам. Подобные патологии чаще всего возникают еще в раннем детстве. Очевидно, не женат. В обычном общении может быть мягок и даже податлив – следствие приученности к постоянному давлению со стороны доминирующего лица, но это ощущение обманчиво. Время от времени он становится демонстративно властен и даже жесток. Любит риск. Возможно, убийца – брокер. Финансист. Что-нибудь, связанное с риском. Удачлив.

– Может быть, бандит?

– Нет. Для бандита он слишком неуравновешен. Это первое. Второе: будь убийца бандитом, у него не было бы нужды в этих убийствах. Он мог бы удовлетворять свои психопатологические потребности иными способами. Далее. Предпочитает все броское. Машина, обстановка в квартире, одежда.

– Свидетели говорят, что убийца был одет неприметно.

– Во время совершения преступления – очень может быть. В жизни же он одевается иначе.

– Скажите, а зачем ему звонить и рассказывать о совершенных преступлениях?

– Кто звонит? Чигаев заинтересованно посмотрел на Волина. Саша тоже обернулся.

– Сегодня ночью мне позвонила девушка, близко знавшая Ладожскую, и сказала, что этот человек звонит ей после каждого убийства и предупреждает о том, что убьет ее седьмой. Причем убийца сказал, что они знакомы.

– Он рассказывает этой девушке о совершенных преступлениях во всех подробностях?

– Насколько я понял, нет. Только об отрезанных головах.

– Хм, – Чигаев отложил снимки, скрестил руки на груди. – Ну что же, это только подтверждает мои предположения. Он покорно сносил издевки матери или старшей сестры. Именно тогда зародилась и начала развиваться его патология. Повзрослев, этот человек скорее всего попытался найти противовес собственной слабости. Патология требовала выхода, и он женился, но брак просуществовал недолго. Жена подала на развод из-за жестокого обращения. Возможно, после развода убийца прибегал к помощи продажных женщин. Он либо убивал их, либо калечил. В любом случае, это продолжалось недолго, поскольку не приносило ожидаемого облегчения, – психиатр поерзал, устраиваясь поудобнее. – Убийца начал подбирать жертвы, обладающие максимальным сходством с сестрой или матерью. Разъезды, поиски, знакомства требовали немалых сумм. Да и не все выбранные женщины шли на контакт. Полагая, что все дело в отсутствии средств, он начинает усиленно зарабатывать деньги. В силу своей внутренней жестокости и склонности к риску ему удается заработать большую сумму и в довольно короткие сроки. При этом убийца продолжает убивать, но ведет себя крайне осмотрительно и не оставляет следов. Вся его жизнь подчинена только одной цели – мести. Практически со стопроцентной уверенностью можно сказать, что личность-доминант уже умерла, иначе он попытался бы убить ее. Ввиду же отсутствия данной личности психопат ищет кого-то, способного заменить ее. Девушка, которая вам звонила, и есть такой лжедоминант. Очевидно, она обладает не только похожим голосом, но и ярко выраженным сходством с той самой личностью. Скорее всего убийца уже абсолютно соотносит эту девушку и доминанта. Маньяк мстит ей. Хочет, чтобы она пережила то же, что пришлось пережить ему.

– И все это вы узнали, рассматривая фотографии? – изумленно спросил Волин.

– Не все. Только отправные и ключевые точки. Построить же всю цепочку, с определенной долей вероятности, разумеется, не так уж сложно, – улыбнулся не без удовольствия Чигаев. – Скажем, неудачный брак встречается практически в ста случаях из ста. Психопат пытается обрести собственность, игрушку для удовлетворения своих патологических наклонностей. Вещь, с которой можно делать все, что вздумается. Проститутки в качестве жертв – тоже довольно стандартный ход. И, надо заметить, последовательный. Вспомните хотя бы Чикатило. Он так же выбирал в качестве жертв девушек и женщин, готовых пойти на половой контакт. Не всегда, конечно, но ведь у Чикатило и патология имела иную форму. Он был старше и воспитывался в иной среде.

– А рисковость? Жестокость? Бизнес? – поинтересовался Волин.

– Поиски порождают нехватку средств. Но убийца не работал, иначе его слишком частое отсутствие заметили бы и рано или поздно сопоставили бы с датами убийств. Но он не берет у жертв даже денег. Если бы оставлял только ценные вещи, это можно было бы объяснить осторожностью, но деньги… И посмотрите на убитых девушек. Во всяком случае, Ладожская и третья… Галло вряд ли приняли бы ухаживания рядового инженера. Посмотрите, как он совершил третье убийство. Налицо явный вызов, риск на грани фола и в то же время точный расчет. У него острый аналитический ум.

– Может быть, в таком случае, вы знаете, почему он выбрал именно этих девушек? Ведь контральто – не так уж и мало.

– Конечно, – согласился Чигаев. – Я полагаю, что убийца «собирает» нужный образ. Понимаете? Один признак обязателен у всех – голос. Но помимо голоса каждая из убитых девушек обладает еще каким-то внешним признаком личности-доминанта. У одной – ноги, у второй – грудь. У третьей – руки, цвет волос, форма лица и так далее. Хотя это – не более чем предположение.

– А места убийств? – спросил Саша. – По какому признаку он выбирает место? Чигаев повернулся к оперативнику, посмотрел на него, пожал плечами:

– Юноша, я все-таки психиатр, а не волшебник, ясновидящий или господь бог. На ваш вопрос могу ответить лишь одно: не имею понятия. Но подумаю, подумаю. – Психиатр снова взглянул на Волина: – И кстати, могу сказать вам с достаточной долей уверенности: он не остановится даже после того, как расправится с лже-доминантом. Убийство уже стало его вторым «я». Это засасывает хуже наркотика. Правда, маньяк изменит «почерк». Он найдет иную систему отбора жертв. Будет убивать уже не ради мести, а ради чистого психического допинга. Кстати, вполне возможно, что он и раньше менял «почерк». Не для того, чтобы запутать следствие, а пытаясь получить наибольшее моральное удовлетворение от процесса казни.

– М-да, хорошая перспективка. Значит, нам придется начинать все заново, – пробормотал Волин.

– Не обязательно вам. Между циклами убийств должно пройти какое-то время, прежде чем этот человек осознает, что необходимость убийства сохранилась и продолжает развиваться в нем. Но до этого он будет испытывать определенный психологический комфорт.

– И каков может быть этот отрезок времени?

– Месяц, полгода, год, два, три. Сколько угодно. Все будет зависеть от внешних факторов.

– Понятно. «Седьмая жертва» сказала мне, что убийц двое.

– Сомневаюсь, – покачал головой Чигаев. – Это практически невозможно. Два человека с абсолютно одинаковым психическим отклонением, да еще и выполняющие одну задачу… Нет. Она что-то путает.

– Я тоже так думаю. – Волин вздохнул. – Звонившая девушка назвала мне имя убийцы – Боря. Оно даже совпадает с именем одного из подозреваемых – Бориса Газеева. Но описанный вами человек не имеет с ним ничего общего. А брат Бори Газеева – Михаил – вовсе не самый младший ребенок в семье. – Телефонная трубка глухо стукнулась о стол. Волин посмотрел на побледневшего вдруг Сашу. На лице оперативника застыло мертвое выражение осознания смерти. – Да что с тобой сегодня, Саша? Оперативник медленно поднялся:

– Боря? Вы сказали, его зовут Боря? Волин пожал плечами:

– Во всяком случае, так утверждает звонившая мне девушка. А что? Саша опрометью бросился к выходу. Чигаев, проследив за ним взглядом, спросил озадаченно:

– Что это с ним?

***

Сегодня предстояло много работать. Все уже почти закончилось, и от одной этой мысли Боря чувствовал небывалый подъем. Он ни на секунду не усомнился в том, что дело завершится именно так, как запланировано. И все же старался соблюдать максимальную осторожность. Как и напутствовал сожитель. Самое смешное, что в какой бы момент ни закончилась эта история, финал не менялся ни на йоту. В любом варианте Боря добивался своего. Однако ему хотелось довести этот элегантный, чертовски красивый и изящный план до самого конца. Не от необходимости, а просто ради удовольствия. Ему нравилось убивать шлюх. От чужой смерти Боря получал наслаждение не только моральное, но и физическое. Чувство, близкое к оргазму, только гораздо насыщеннее, острее и сильнее. Эту серую «копейку» он присмотрел давно, еще когда выбирал девиц. Машина была идеальной. Есть «колымаги» и «развалюхи», «рыдваны» и «тачки». Эта умудрялась сочетать в себе все насмешки и презрение, вложенное в смачные жаргонные словечки. Она выглядела настолько похабно, что на нее было больно смотреть. Хотелось отвернуться, если уж нельзя пристрелить ее сразу и окончательно. По воскресеньям машина всегда стояла в углу зачуханного грязноватого двора, загнанная за солдатскую шеренгу «ракушек», впритык к помойке. Соседи должным образом оценили ее внешний вид и отвели самое подходящее место. Хозяин «копейки» – узколицый, бледный, похожий на ожившую поганку дохляк, очевидно, стыдясь этого уродца цвета «плохо отстиранной белой ночи», все выходные сидел дома. Поэтому-то Боря и не боялся, что машины хватятся. Вскрыть дверцу и запустить движок оказалось плевым делом. Никаких тебе сигнализаций и прочих премудростей. Узколицый хозяин здраво рассудил, что его «шикарный «Кадиллак» никому не нужен и задаром. Боря выехал со двора. Времени у него оставалось впритык. С другой стороны, не придется слишком долго «светиться» у банка. Все должно выглядеть максимально естественно. Омерзительно-серая «копейка» влилась в поток машин. Никому и в голову не придет разглядывать водителя. Перед тем как забраться за руль, Боря натянул старенький потертый плащ и замызганный берет. Вкупе с очками наряд его вызывал примерно те же чувства, что и автомобиль. Сумка лежала на заднем сиденье. Остановившись на светофоре, Боря повернулся и расстегнул «молнию», запустив руку внутрь. Перчатки мешали чувствовать. Вот под руку ему попался свернутый полиэтиленовый лист, тряпка. Наконец он нащупал то, что нужно. Рукоять ножа. Достав «орудие казни», Боря спрятал его под сиденье. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что эту суку ему придется убить быстро. А Боря так хотел насладиться ее смертью. Эта Наташа была слишком красива и слишком женственна. Таким везет всю их ср…ю жизнь. К тому же она здорово походила на ту, к которой Боря испытывал настоящую ненависть. Серые «Жигули» двигались к банку «Кредитный».

***

Саша вылетел из кабинета и побежал по коридору к выходу. Кто-то шел ему навстречу. Оперативник оттолкнул человека, врезался в дверь плечом, распахнув ее настежь. Волин крикнул ему вслед:

– Саша, ты куда? Что случилось? На объяснения времени не было. Саша взглянул на часы. Без двенадцати девять. Скатился по ступенькам во двор. Здесь стояло несколько машин, принадлежащих сотрудникам прокуратуры. Но в них, конечно, нет ключей, а на то, чтобы запустить движок «напрямую», уйдет несколько минут драгоценного времени. Эх, не мог Волин сказать, что убийцу зовут Боря? «Какой-то Боря», – прозвучал у него в голове голос Наташи. «Какой-то Боря». «Какой-то Боря». Водитель дежурного «РАФа» сидел за рулем, почитывая книжку. Дверца машины была открыта, двигатель работал. «Какой-то Боря». Саша подбежал к микроавтобусу. Водитель косо глянул на него, стал опускать книгу, явно намереваясь спросить, что случилось. Оперативник не стал пускаться в объяснения. Просто коротко и резко ударил его в шею. Не слишком сильно, чтобы не убить и не покалечить, но вполне достаточно, чтобы вывести из строя минут на десять. Водитель обмяк, опрокинулся на соседнее сиденье. Саша ухватил его за шиворот, рывком вытащил из салона и уложил на припорошенный сухим снегом асфальт. Сам забрался на водительское место и ударил по газам, одновременно выворачивая «баранку». Микроавтобус, фыркнув, развернулся почти на месте и, повинуясь сидящему за рулем человеку, рванул вперед, рыча захлебывающимся от ярости двигателем. Распахнулась дверь прокуратуры. Волин выбежал на крыльцо. За ним показались Чигаев и Лева. Микроавтобус, истошным ревом оглашая окрестности, уже вырвался из капкана двора и, визжа колодками, свернул на кольцо. Наглый маневр прошел под клаксоновое «браво».

– Черт! Волин в сердцах плюнул под ноги и коротко, но увесисто выматерился. Чигаев хмыкнул. Лева поморщился. Он терпеть не мог мата.

– Угон служебного автотранспорта, – прокомментировал мрачно Волин и выматерился еще раз.

– Может, обойдется? – спросил Лева. – Вы же знаете Сашку. Наверное, стряслось что-то серьезное.

– Да. Я знаю Сашку, – прежним могильным тоном ответил Волин. – Я-то его знаю. Но вот наш «Главный» о нем понятия не имеет. К сожалению.

– Саша сможет объяснить свой поступок, я уверен, – продолжал настаивать Лева.

– Да смочь-то он сможет. Насчет этого я не беспокоюсь. Но захотят ли слушать его объяснения?

***

Наташа остановилась у самой кромки тротуара и оглянулась. Здание банка с золотой надписью «Кредитный» и роскошной красно-золотой эмблемой на фронтоне маячило метрах в ста. Мимо проходили сотрудники. Спешили на работу. Кто-то здоровался, кто-то интересовался, как дела, и Наташа честно отвечала, что замечательно. Кто-то просто немо кивал, проходя мимо. Наташа вспомнила о словах Саши по поводу сегодняшней «росписи». Забавный парень. Она снова увидела его стоящим посреди прихожей, в пальто, кашне и носках. Усмехнулась. Бывает же так. Этот компанейский опер понравился ей сразу, как только она его увидела. Только виду не подала. Странная штука жизнь. Кто бы мог подумать, что они встретят друг друга благодаря такому мрачному поводу, смерти Аллы, царствие ей небесное. При мысли об Алле у Наташи вдруг испортилось настроение и отчего-то защемило под сердцем. Алка, безумно одинокая, страдающая дефицитом общения в этом… гм… банке, где многие посматривали на нее искоса и здоровались сквозь зубы. Почему? За что? Наташа никогда этого не понимала. Может быть, из-за странной Алкиной молчаливости, за которой скрывались расчетливость и ум? Но чем эти качества плохи? Странно, подумала Наташа, почему я вспомнила об Алле? В такой день? Нехорошие мысли. Не надо бы об этом. Сегодня ей стоит быть счастливой и беззаботной. Хотя возможно ли это, работая в банке? Не «Скорая помощь» все-таки. Из-за поворота показалась серая «копейка». Наташе довелось повидать много машин, но эта выглядела как-то на редкость уродливо. Гротескный персонаж разношерстного автомира. «Копейка» притормозила у обочины рядом с Наташей. Неужели это и есть Боря? О, Господи, лучше бы никакой посылки не было. Вчера Наташа не стала говорить Саше о том, что посылка была от ее странного «любовника». Владимира Баева. В свое время тот сделал не одну фотографию Наташи, и ей вовсе не улыбалось, чтобы эти снимки попали в руки кого бы то ни было. И в руки Саши особенно. Учитывая же, что милиция почему-то заинтересовалась Владимиром, последний исход казался наиболее вероятным. В принципе Наташе было наплевать на то, что ее обнаженное тело увидит десяток «сурово-героических» мужчин в «мышиной» форме, но ей не хотелось, чтобы это происходило при Саше. А ведь так оно и будет, можно не сомневаться. Потому-то она и согласилась на эту встречу. Теперь же пожалела. Надо было послать и Борю, и Баева, и эти снимки подальше. Пусть себе разглядывают, коли неймется. Саша понял бы все правильно. Сидящий за рулем «копейки» мужчина наклонился и, опустив стекло со стороны пассажира, спросил:

– Вы – Наташа? Прелестно. Я – Боря. – И, открыв дверцу, добавил: – Садитесь, пожалуйста. О, Боже. Только этого ей и не хватало. Наташа заколебалась. Ей не хотелось садиться в эту машину, липкую, тоскливую, грязную, как сама смерть. Вот, снова. Почему на ум все время приходит это дурацкое сравнение?

– К сожалению, у меня мало времени, – жалко улыбнувшись, предупредил Боря, поднимая стекло.

– Да-да, конечно. – Наташа наклонилась, потянула дверцу. Водитель наблюдал за ней с каким-то странным любопытством. Было в его глазах что-то такое, из-за чего Наташа снова замешкалась. – Я не могла видеть вас раньше?

– Нет, – покачал головой водитель и снова улыбнулся. – Я бы вас запомнил.

– У меня такое чувство, что мы уже встречались.

– Нет, – он снова покачал головой. – А вообще-то… Вы в институт стоматологии к Володе не ходили? Если ходили, то могли видеть меня там. Хотя и я бы обратил на вас внимание, точно. Даже не знаю. Наташа кивнула. Объяснение не то чтобы полностью удовлетворило ее, но с достаточной долей вероятности объяснило возникшее вдруг чувство «дежа вю». А к подобным неуклюжим комплиментам она привыкла и пропускала их мимо ушей. Девушка забралась на переднее сиденье.

– Прихлопните, пожалуйста, дверцу. В салоне холодно. Я печку включу. Наташа хлопнула дверцей. Под обивкой что-то лязгнуло. Нет, все же машина вызывала у нее отвращение и даже подспудный страх. Она повернулась к водителю и замерла. За ту секунду, пока Наташа занималась дверцей, с ним произошли странные изменения. Практически не различимые глазом, но все же вполне отчетливые, наделявшие зачуханного очкарика зловещими чертами. Он улыбался самыми уголками губ. В этой улыбке-усмешке слились воедино удовлетворение, жестокость и торжество. Наташе стало не по себе.

– Кажется, вы говорили о посылке, – напомнила она, зябко поводя плечами. – Я тороплюсь. У меня начинается рабочий день. Да и вы, кажется, спешите.

– Спешил, верно, – Боря оскалился, показав два ряда идеально белых, отличных зубов. – Теперь не спешу. И посылочка для тебя есть, это верно. Внезапно Наташа почувствовала, как у нее по спине, от шеи, между лопаток к пояснице, ползет отвратительный холодок.

– Я точно вас знаю, – прошептала она, щурясь. – Вы… Ее взгляд остановился на перчатках. Дорогих, хороших, кожаных. Разительно выпадающих из общего облика «несчастного Бори». Постепенно приходило узнавание. Наташа перестала замечать потертый плащ и идиотский берет, натянутый до самых ушей. Она вдруг увидела то, что скрывалось под внешней мишурой. Борю. А увидев, Наташа медленно завела руку за спину, пытаясь на ощупь открыть дверь и выпрыгнуть из машины.

– Вы… Это вы?

– Это я, – охотно подтвердил Боря.

– О, Боже… о, Боже… – прошептала Наташа враз побелевшими губами.

– Вы мне льстите. Но все равно спасибо, – заметил Боря и, посмотрев на заведенную за спину руку девушки, поинтересовался озабоченно: – Что это вы делаете? Наташа отыскала пальцами ручку, попыталась нажать на замок, но тот никак не хотел поддаваться.

– Не работает? – с деланным сочувствием спросил Боря. – Вот незадача-то. – Он наклонился ближе. Наташа замерла от ужаса. Убийца, почти касаясь ее лица, втянул носом легкий аромат духов, лизнул щеку. Его губы замерли в нескольких миллиметрах от ее уха. Девушка чувствовала горячее дыхание на коже. – Как ты думаешь, – прошептал он, – может быть, кто-то заклинил ее скрепкой? – Наташа не двигалась, боясь даже коснуться этого страшного человека. – Наверняка, – закончил Боря. – Что же нам теперь делать? Наташа осторожно попыталась нащупать ручку, опускающую стекло. Можно крикнуть, позвать на помощь. Вокруг много народу. В банке полным-полно охранников. Ее услышат.

– Упс, – Боря состроил скорбную мину. – Забыл предупредить, – он достал из кармана ручку от оконного подъемника и продемонстрировал ее Наташе. – Не машина, а настоящий хлам. Рассыпается по частям. Хорошо, что она не моя. Иначе я бы давно уже покончил жизнь самоубийством.

– Вы еще не опоздали, – пробормотала девушка, отчаянно борясь с охватывающей ее паникой. – Я охотно куплю эту машину и подарю вам.

– Спасибо. Но, к сожалению, ты уже ничего не купишь и ничего никому не сможешь подарить. Боря опустил руку под сиденье и достал нож. Широкий серебристый клинок ловил серый свет, льющийся в салон через лобовое стекло. Наташа в панике огляделась. Стекла «копейки» покрывала коричневая корочка дорожной грязи. Шансов на то, что кто-то увидит происходящее в салоне и вызовет милицию, было ничтожно мало. Девушка прижалась спиной к дверце. Если бы ей удалось выбраться из машины или хотя бы выбить стекло…

***

«РАФ» летел по центру, лавируя в потоке машин. Удерживая руль одной рукой, второй Саша достал пистолет и, положив его на сиденье, прижал ногой. Ему была нужна поддержка. Он не сомневался, что Боря попытается сбежать. Для перехвата, особенно в центре города, потребуется несколько нарядов ППС. Но как вызвать подмогу, если в машине нет рации, а на остановку и объяснения нет времени? Впереди желтым глазом маячил светофор. Вместо того чтобы нажать на тормоз, Саша ударил по газам и направил машину на встречную полосу. Взревел клаксоном «Икарус», поспешно сворачивая в сторону. Оперативник мельком взглянул в зеркальце бокового вида. Водитель нажал на тормоз, и автобус начало разворачивать поперек дороги. Хорошо, что на светофоре уже вспыхнул красный. Позади «Икаруса» не было машин. Тем не менее автобус, продолжая вращаться вокруг своей оси, зацепил темно-синий «Чеви-Вагон». От удара микроавтобус покатился назад и ткнулся в передок темно-зеленой «девятки». Скрежет и звон разбитого стекла. Саша плотнее стиснул зубы. До заветного бульвара оставалось совсем немного. Пара кварталов и поворот. «РАФ» проскочил боковой поток машин. Лишь счастливая случайность позволила микроавтобусу избежать столкновения с бежевым «Стейблом» и «Волгой», идущими слева, и «Москвичом», мчащимся справа. Саша молился о том, чтобы микроавтобус не попал в аварию и не встал. Остановка означала бы конец всего. Где-то позади взвыла сирена. На заднем стекле микроавтобуса промелькнули отблески «маячков». «РАФ» уже прорвался через перекресток и летел к следующему, на котором фыркали двигателями десятки машин, стоящие в четыре плотных ряда. Саша посмотрел в зеркальце. По пятам шли два приземистых «Форда». Из-за поворота вынырнули еще две машины. Голубые всполохи запрыгали по стенам домов, отражаясь в оконных стеклах и громадных витринах. Надсадный взлетающе-сползающий вой повис над проспектом, словно полог. «РАФ» приближался к перекрестку, а на светофоре все еще горел красный. Впрочем, Саша отлично понимал: даже если сейчас красный сменится зеленым, машины не успеют набрать достаточную скорость. Микроавтобус «врубится» в плотный поток, как утюг, и неизбежно остановится. А этого допустить нельзя. Подоспеют гаишники, положат мордой в грязь – хотя и будут правы, – но Боря уйдет, а на его счету прибавится еще одна жертва. Наташа. На светофоре загорелся зеленый. Саша утопил педаль до самого пола. Оперативник прижал микроавтобус к разделительной полосе. Он хотел посмотреть, удастся ли ему переждать поток и уйти на встречную, избежав тарана попуток. Через перекресток ползло несколько машин. По центральной – грузовик, слева от него «Жигули», справа приземистый спортивный «Альбар». За ними виднелись крыши следующих авто. Всего два или три ряда. Они уже выкатились на середину перекрестка, а попутные только-только тронулись. Придется останавливаться либо… Либо что? Вылетать на тротуар? Гнать, сбивая бампером фруктово-овощные столики, мусорные бачки и снося ларьки? А как быть с пешеходами? Это только в фильмах им благополучно удается выскочить из-под самых колес. В жизни за «полоумным ездоком» тянулся бы длинный красный след. Сзади уже подходили модерновые гаишные «Форды». А, чтоб тебя! Саша резко вывернул руль и ушел влево, на встречную. «Форды» мгновенно повторили маневр. Над площадью взметнулся усиленный мегафоном голос: «Водитель машины «ХХХХ», остановитесь! Водитель машины «ХХХХ», приказываю остановиться, иначе открываем огонь на поражение». Ну, это-то дудки. В толпе, по быстро движущейся мишени? Кишка у вас тонковата, парни. Не обучены вы подобным номерам. Тем более со своими «АКС». Это же мясорубка. Прицел толком не возьмешь. Пули полетят, как бог на душу положит. Встречные машины останавливались. Водители не понимали, что происходит. А «РАФ» летел на полной скорости к стихийному автозаслону, словно намеревался протаранить все три ряда машин и вырваться из клещей. «Форды» сбросили скорость, справедливо полагая, что «угонщику» теперь уже никуда не деться. На тротуар не свернешь – деревья вдоль обочины, и плотно. Кроме как под прямым углом к стене не проедешь. Но для такого удалого маневра «РАФ» развил слишком высокую скорость. Проскочить между машинами и деревьями тоже не выйдет. Слишком мало расстояние. Между встречной и попутной полосами – еще меньше. Влип парнишечка. «РАФ» продолжал лететь вперед, даже не думая сбавлять скорость. В какой-то момент бородач, сидящий за рулем «Жигулей», запаниковал, оглянулся и выскочил из машины. Через несколько секунд то же самое сделал и водитель «Альбара». Единственным человеком, сохранявшим относительное спокойствие, был шофер грузовика. Он просто подтянул колени к груди, чтобы при столкновении не защемило двигателем ноги. В том, что столкновение неизбежно, никто уже не сомневался. Саша вел себя с отчаянием камикадзе, выжимая из двигателя немолодого уже «РАФа» все, на что тот был способен. От автозаграждения микроавтобус отделяло уже меньше тридцати метров. «Форды» остановились. Гаишники выбирались из салонов и, приоткрыв от изумления рты, наблюдали за сумасшедшим ездоком. Микроавтобус развил предельно возможную скорость. Двигатель завыл надсадно и тонко, выбиваясь из сил. «РАФ» налетел точно на плоский передок «Альбара». С душераздирающим лязгом колеса микроавтобуса подмяли низкий капот спортивного автомобиля, выдавили лобовое стекло, а через секунду уже оторвались от крыши. «Альбар» послужил своеобразным трамплином. «РАФ» взмыл в воздух. Зрелище выглядело фантастическим. На мгновение над площадью повисла неестественная тишина. Казалось, что кто-то заставил разом умолкнуть и сотни двигателей, и милицейские сирены, и людей… Зеваки на тротуаре стояли, открыв рты. У гаишников отвисли челюсти, а глаза полезли на лоб. «РАФ» пролетел метров десять. Колеса его вращались в воздухе. Микроавтобус приземлился задними колесами на багажник стоящих в третьем ряду «Жигулей». От удара бампер микроавтобуса оторвался и со звоном покатился по асфальту. Саша почувствовал, как трещат шейные позвонки и натягиваются струной мышцы. Громко и отчетливо лязгнули зубы, а рот начал быстро заполняться кровью. Оперативник охнул. С оглушительным пушечным хлопком лопнула правая передняя шина. Микроавтобус осел набок. А Саша все продолжал жать и жать на газ. «РАФ» тяжело, словно танк, сполз с багажника «Жигулей» и покатил дальше, хлопая об асфальт рваной резиной. И тут же прорвало плотину тишины. Мир наполнился звуками. Вновь завопили сирены, но никто даже не подумал нажать на клаксон. Все были слишком ошарашены увиденным. Гаишники запрыгивали в салоны. «Форды» уходили в переулки, намереваясь зажать камикадзе в «коробочку». «РАФ» «дохромал» до поворота на бульвар. Эмблема «Кредитного» уже маячила над лысыми головами деревьев. Позади, из узкого переулка, вынырнули два заливающихся сиренами «Форда». Через секунду еще один появился впереди. Микроавтобус повернул на бульвар и быстро покатил в сторону банка. Причалив к тротуару, «РАФ» остановился. Саша выпрыгнул из салона и, прихрамывая, побежал к банку, на ходу вытаскивая из кобуры пистолет, а из кармана красную книжицу. Он отчаянно крутил головой, стараясь разглядеть Наташу, стоящую, быть может, на другой стороне улицы. Заметив приближающегося вооруженного человека, из банка выскочили двое охранников. В руках у каждого – помповый «мосберг».

– Стоять! – заорал один из них, вскидывая оружие.

– Милиция! – орал в ответ Саша, вскидывая удостоверение и переходя на шаг. – Наташа пришла? Оператор Наташа уже пришла? Охранники переглянулись. Пока один из них держал оперативника на мушке, второй заглянул в фойе банка, что-то спросил и, оглянувшись, покачал головой:

– Не было еще.

– Черт, – Саша опустил оружие и схватился за лоб. Он озирался, бормоча непрерывно: – Черт… Черт… На лице оперативника было написано отчаяние. У обочины, визжа тормозами, остановились три «Форда». Гаишники высыпали из салонов и тут же взяли оперативника на мушку. А Саша продолжал оглядываться в тщетной попытке увидеть Наташу живой и невредимой. Она ведь могла просто опоздать. На бульваре ее нет. Стоят какие-то люди, несколько банковских иномарок, чуть поодаль – серые «Жигули»-»копейка».

– На землю! – кричал кто-то из гаишников. – Брось ствол и ложись на землю!

– Черт, а? Черт! – продолжал механически повторять Саша.

– На землю, б…! Сухо хлопнул предупредительный выстрел.

– Ложись, иначе стреляю на поражение!!! Выстрел привел Сашу в себя. Он разжал пальцы, и «макаров» плюхнулся в небольшую лужицу. Оперативник медленно опустился на колени, оперся ладонями об асфальт и лег лицом вниз. Серые тени кинулись из-за машин к лежащему человеку, удерживая его под прицелом. Через секунду на запястьях Саши защелкнулись наручники.

– Вставай, б…! – рявкнул гаишник, хватая Сашу за плечо и рывком поднимая на ноги. – Доездился. Лет на восемь ты накатал, сука.

– Здесь маньяк-убийца, – прошамкал окровавленными губами Саша. – Он только что похитил девушку… Сотрудницу банка…

– Разберемся, – гаишник толкнул Сашу к одному из «Фордов». Тот невольно сделал несколько шагов, поскользнулся и едва не упал, повернул голову, намереваясь что-то сказать гаишнику, и в этот момент увидел Наташу. Она сидела в «копейке», повернувшись лицом к заднему стеклу. Боря предусмотрительно протер заднее стекло, чтобы видеть происходящее на площадке перед банком. У горла девушки тускло поблескивало лезвие. На плечо Саши легла рука гаишника. Оперативник рванулся, закричал:

– Вон он! Вон он!!! Не трогай ее!!! Отпусти ее, сволочь!!! Он видел глаза Наташи. Огромные, наполненные слезами. Лезвие дернулось справа налево, пересекая бледную шею девушки. По коже мгновенно протянулись черные дорожки. Наташа дернулась, схватилась за горло и мягко опрокинулась на дверцу.

– Не-е-е-ет!!! – завопил Саша, диким, страшным усилием вырываясь из рук гаишника. Он успел сделать два шага, прежде чем его догнали и ударили рукоятью «макарова» по затылку. Оперативник споткнулся, сбился с шага, рухнул на асфальт, ударившись лицом. Серая «копейка» заурчала двигателем и покатила к выезду с бульвара.

***

Психиатр уехал, сославшись на занятость, и Волин пожалел, что нельзя задержать его на весь день или, – что было бы совсем уж хорошо – включить в группу. Чем дальше, тем чаще Волину требовались профессиональные советы Чигаева.

– Вот что, Лева, – он зажал виски ладонями, прикрыл глаза.

– Сколько у нас девиц с контральто?

– Четверо, – четко отрапортовал оперативник. – И… я выяснил относительно голосов Пашиной и Галло. – Волин на мгновение открыл глаза, посмотрел на него. – Контральто. Слабо выраженная хрипотца.

– Я так и думал, – Волин уперся ладонями в колени, поднялся. – Жди меня здесь, я скоро вернусь. Пока, кстати, отправь ребят из «вспомогательной» группы к этим девицам. На всякий случай. Скажи, я приказал.

– Хорошо, – мгновенно отозвался Лева. Волин вышел в коридор и решительно направился в сторону кабинета «Главного». Постучал и, дождавшись громового, внушительного «да», толкнул дверь. «Главный» сидел за столом и разговаривал по телефону. Выглядел он не просто мрачным, а перенасыщенным эмоциями. Увидев Волина, указал пальцем на стул, буркнул:

– Он как раз у меня. Да. Конечно. Конечно. Я понимаю, понимаю. Да, понимаю. Разумеется. Так точно. Волин не воспользовался приглашением, остался стоять. Так легче разговаривать в жесткой манере. А что разговор предстоит очень жесткий, сомневаться не приходилось. Он пока не знал причин Сашиного поступка, но – как говорил один из его знакомых – виноваты одни, а кричат почему-то всегда на других. Впрочем, в данный момент Волин являлся непосредственным начальником Саши и нес определенную ответственность за его поступки. «Главный» покивал, побормотал грозно-угодливые обещания и, положив трубку, принялся листать бумаги. Несколько секунд в кабинете царила тишина. «Главный» пытался выстроить линию «обвинения», Волин – тактику защиты.

– Ну что же, докладывайте, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, приказал «Главный». – Обо всем и в подробностях.

– Наша группа провела плодотворную работу, – Волин едва заметно поморщился. Он не любил служебно-бюрократический лексикон, но «Главный» приветствовал доклады в прежнем, патриотически-оптимистичном ключе. Поскольку Волин сейчас находился в невыгодном положении, то предпочел не лезть на рожон понапрасну. – Нам удалось сузить круг подозреваемых до пяти человек. В связи с последними событиями считаю необходимым использование подставного агента.

– Хорошо. Представьте подробную служебную записку и подготовьте дело к передаче, – ледяным тоном отрезал «Главный».

– Согласно приказу Генерального прокурора по Москве и области дело передано в объединенную следственную группу.

– Мы подобрались к этому психопату почти вплотную, – ответил Волин. – Сейчас нельзя передавать дело. Оно наше. Мы начали его и практически довели до конца.

– Предоставьте мне решать, что можно, а что нельзя! – вдруг рявкнул «Главный» и хлопнул ладонью по столу. Испуганно звякнул стакан, до половины наполненный чаем. Покатилась и упала на пол ручка. – Что позволяют себе ваши люди? Этот ваш… как его… – «Главный» заглянул в листок. -…Смирнитский. Вам известно, что он натворил сегодня? Создал аварийную ситуацию на дороге. Подверг опасности жизни людей. По его вине покалечены четыре машины, принадлежащие частным лицам. Вы представляете себе, какие последствия может иметь подобный поступок? Угон служебного автотранспорта! Это же уголовное дело.

– Мой сотрудник Александр Смирнитский выполнял прямой приказ непосредственного начальства, – твердо и спокойно заявил Волин. «Главный» откинулся в кресле, прищурился, протянул:

– Та-а-ак. Чей же это был приказ?

– Мой.

– Угу. И что же именно вы приказали своему сотруднику?

– Взять служебный автомобиль и отправиться к точке, в которой, по нашим расчетам, должно было состояться очередное убийство.

– Вы отдали такой приказ? – брови «Главного» поползли вверх.

– Именно, – Волин выглядел едва ли не безмятежным. – Под свою ответственность. Он никогда не действовал необдуманно и сейчас четко осознавал, что рискует куда меньше Саши. Одним из «пунктиков» «Главного» был показатель моральной устойчивости. Он старался лишний раз не выносить сор из избы. Но вовсе не потому, что привык решать проблемы самостоятельно, а потому, что боялся державного гнева начальства. Вот и сейчас «Главный» постарается замять дело с угоном служебного автотранспорта, чтобы не подставлять своего сотрудника и тем самым не портить отчетность прокуратуры в целом. Другой вопрос, что с этими авариями Саше придется разбираться со своим начальством самому. И все-таки это проще, чем отбиваться от угона. Хотя, если быть до конца честным, Волин рассчитывал на программу-максимум. А именно: «Главный», обладая, как большинство верных оруженосцев, немалыми связями в московских юридических кругах, постарается и вовсе спустить все на тормозах, чтобы фамилия Волина, как старшего группы, не фигурировала в пересудах.

– Волин, ты хоть понимаешь, чем может обернуться для тебя эта «своя ответственность»? – спросил «Главный» с тихой угрозой в голосе. – Подумай. Тут не просто выговором пахнет. Тут пахнет уголовным делом. Волин развел руками. Что поделаешь? Пахнет так пахнет. Хотя лично он, Волин, никакого запаха не чувствует.

– Ну-ну, смотри. Я хотел как лучше.

– Я понимаю, – ответил тот и быстро поинтересовался: – Так что насчет «подсадки»?

– Какой «подсадки»? – округлил глаза «Главный».

– Я же только что вам докладывал. Моя группа добилась хороших результатов по делу этого маньяка. Нам необходима «подсадка». «Главный» откинулся в кресле и сложил ладони на животе.

– Ты, по-моему, недослышал, Волин. Никакого дела уже нет. Точнее, в нашей прокуратуре нет. И группы никакой нет. Отпускай своих архаровцев по отделениям и готовь все материалы к передаче в сводную группу. Кстати, можешь изложить свои соображения о «подсадке». – «Главный» наклонился к столу и углубился в бумаги, давая понять, что разговор закончен. – Думаю, им будет интересно.

– Мы не можем передавать дело сейчас, – терпеливо сказал Волин. – Не можем. Это даже не радение за честь коллектива, а беспокойство за живых еще пока девушек.

– Ты хорошо слышал, что я сказал, Волин? – «Главный» даже не посчитал нужным оторваться от чтения. Буркнул так, не глядя, словно отмахнулся. – Готовь материалы к передаче. Переоформи постановления о проведении экспертиз, по которым пока еще не получены результаты.

– Мы не можем этого делать! – Волин наклонился к столу. Он почувствовал, как волна злости перехватила горло.

– Я сказал: все. Дальнейшие разговоры бесполезны. Начальству виднее, что ты, Волин, можешь, а чего не можешь. Если вышестоящие товарищи отдали такой приказ, значит, они считают это целесообразным.

– Пока сводная группа изучит все обстоятельства дела, пока они вникнут в ситуацию, пока поймут, в каком направлении вести поиски, маньяк убьет всех нужных ему девушек и заляжет на дно. – Волин чувствовал: еще немного – и он сорвется.

– И слава Богу, – механически заметил «Главный».

– …А через какое-то время он начнет все заново. И нам тоже придется начинать все заново. Этот психопат очень умный. Он меняет «почерк», поэтому мы не можем проследить цепочку убийств, совершенных им ранее. Наверняка, то же самое произойдет и на этот раз.

– Какое-то время, какое-то время, – пробурчал «Главный». – Уж не такие беспомощные наши органы, как тебе кажется, Волин. Поймаем как-нибудь этого маньяка. Никуда он от нас не денется. Сколько веревочке ни виться, а конец будет.

– Мы не можем передавать дело в данный момент!!! – заорал вдруг Волин и грохнул рукой по столу точно так же, как это сделал «Главный» несколько минут назад. – Я не собираюсь передавать дело!!! Слышите? Не со-би-ра-юсь!!! И смотрите на меня, когда разговариваете! «Главный» оторвался от чтения, поправил очки на мясистом носу, посмотрел поверх, прищурился недобро.

– Вы что это себе позволяете? Я отстраняю вас от ведения дела. Так понятнее? И если вы позволите себе еще одну выходку, подобную той, которую устроили только что, я вас уволю за служебное несоответствие. Ишь, орать он выучился. Я тебе поору! – «Главный» распалился. Лицо его пошло красными пятнами. Глаза засверкали и полезли из орбит. – Я тебе не мальчишка какой-нибудь сопливый! Я работал следователем, когда ты еще пешком, понимаешь, под стол… Голос он повышать на меня будет…

– Тем более, – совершенно спокойно заметил Волин. – Дайте нам время до завтрашнего утра. Вы ничем не рискуете. Никакого приказа не нарушаете. Мне ведь нужно время, чтобы подготовить дело к передаче. – «Главный» смотрел на него, тяжело дыша и утирая вспотевший лоб белоснежным платочком. – Если маньяк скроется и начнет убивать снова, в этом будет и ваша вина. «Главный» поджал губы, спрятал платочек в карман, пригладил волосы, осмотрел стол.

– Все разбросал. Знаешь, как квалифицирует Уголовный кодекс то, что ты сейчас тут вытворял, Волин? Хулиганство. До двух лет, между прочим. Мало тебе угона?

– Завтра утром я передам дело.

– До двенадцати ночи ты официально ведешь дело. Уложишься – молодец, нет – не взыщи. После двенадцати не вздумай даже пальцем шевельнуть в этом направлении. А к девяти часам утра подготовленное к передаче дело должно лежать у меня на столе, – с тяжелым вздохом согласился «Главный». – В девять и ни минутой позже. Опоздаешь хоть на секунду, оформлю на тебя рапорт вверх по инстанции.

– Конечно, – кивнул Волин.

– Доконаете вы меня. В могилу сведете. До пенсии не доживу.

– Вы еще на наших могилах лезгинку станцуете, – улыбнулся Волин.

– Иди, иди, – проворчал «Главный». – Лезгинку ему. Кордебалет из Большого выпишу по такому случаю.

– А как быть с Сашей?

– С каким еще Сашей?

– Со Смирнитским? Он член моей группы и необходим мне для подготовки дела.

– Слушай, Волин, ты не наглей. Есть желание – вытаскивай его сам. Он в местном сидит.

– В местном, говорите? Может быть, все-таки позвоните? Происшествие-то наше…

– Иди, Волин, иди. Не мешай работать.

– Вам ведь проще. Вас знают, уважают, – продолжал гнуть свою линию Волин.

– Слушай, ты меня достал, Волин. Я тебе серьезно говорю. Позвоню я в отделение, но под твою ответственность. Получишь своего Смирнитского для снятия показаний, понял?

– Понял. Спасибо. И еще… Мне нужно больше людей.

– У нас нет свободных сотрудников. Все при деле.

– Можно попросить в МВД. «Главный» снял очки, отложил, спросил негромко:

– Ты что, Волин? Обалдел совсем? После того, что твой опер устроил? Нет уж. Крутись как хочешь, делай что хочешь. Я больше никуда звонить не буду. Никакого МВД. Ты передаешь дело, а я для тебя людей цыганю у смежников? Так получается?

– Мне нужны люди. Без них не удастся поймать этого психопата, – упрямо повторил Волин. «Главный» вновь нацепил очки и уткнулся в бумаги.

– Все. Оставь меня в покое. Утомил. Если не хочешь, чтобы я приказал тебе положить дело на стол немедленно, до конца дня не показывайся мне на глаза. – Волин, прищурясь, смотрел на начальника. Постепенно его лицо прояснялось, а на губах даже появилось подобие улыбки. – Ну что стоишь-то? – спросил «Главный». – Я что-то непонятно говорю?

– Вся понятно. Я ушел.

***

К моменту возвращения Волина в кабинет Лева уже загрустил. Сидел, перебирая листочки, изъятые в квартире Баева.

– Отправил людей? – с порога поинтересовался Волин, подходя к столу и снимая трубку телефона.

– Все, как вы и сказали, – откликнулся Лева, оживляясь. – По поводу дач и домов. Есть и дома, и дачи. У Баева и Каляева. Сергея Сергеевича. У Газеевых даже два. Особняк под Истрой и родительский дом, где-то в Тмутаракани. Триста пятьдесят километров от Москвы. У пятого, Никитина, ни дачи, ни дома нет. Потомственный москвич.

– Отлично. Значит, Никитина передвигаем в самый конец списка.

– Еще эксперты звонили, относительно белья Пашиной.

– И что?

– На них обнаружены следы спермы. Очевидно, убийца заставлял ее демонстрировать белье, а потом вступал с ней в половую связь.

– Что показал анализ?

– Согласно результатам молекулярного анализа, сперма и слюна на окурках принадлежат одному и тому же человеку.

– Ясно, – кивнул Волин, набирая номер на клавиатуре телефона.

– Насчет Сашки ничего не слышно?

– Жив Сашка. Жив и здоров. Сейчас поедем за ним, – пробормотал Волин. – В местное отделение. «Главный» сказал – позвонит, чтобы нам его отдали для снятия показаний.

– Дело будут заводить? – Лева тяжко вздохнул.

– Нет, леденцами потчевать. А ты думал, за угон у нас… Алло? Дежурный? Волин из райпрокуратуры беспокоит. Меня интересует капитан Пилюгин Виктор Павлович. Есть такой? Ну отлично. Я могу с ним поговорить? Хорошо, подожду. Спасибо. – Волин прижал трубку плечом и снова повернулся к Леве. – Ты думал, за угон ордена дают, да? Спешу тебя разочаровать. Дают, но только по шапке.

– Аркадий Николаевич, так мы можем теперь взять образцы слюны у всех пятерых подозреваемых, – предложил Лева. – И этот парень в наших руках.

– На каком основании, позволь спросить? И что нам это даст? Ну найдем мы слюну, идентичную по составу, а дальше? Он скажет, что да, стоял в том подъезде, курил, «бычки» бросал. Только было это не во вторник вечером, а в понедельник или в воскресенье. Или во вторник, но днем.

– А сперма?

– О господи, Лева. Да то же самое. Во-первых, еще надо заставить ее сдать. Оснований, как ты понимаешь, для назначения экспертизы у нас нет. Ни одной улики. Вообще ни одной. Даже косвенной. Но, допустим, мы возьмем образцы, отправим их на анализ, и они совпадут, а этот психопат заявит, что был знаком с Пашиной, спал с ней. Статья за совращение несовершеннолетних? Так ведь надо еще доказать, что он ее совратил, а не «снял» где-нибудь у вокзала. Заявления от потерпевшей нет, значит, и дела нет тоже. А убивать он никого не убивал. Но вот если мы придем к нему за образцами спермы и слюны, он затаится, понимаешь? Станет стократ осторожнее. Боюсь, тогда нам его и вовсе не поймать. – Волин поднял руку, показывая: «Тихо». – Виктор Павлович? Доброе утро. Волин. Вы мне звонили вчера утром по поводу дела, которое я веду. Хорошо, что помните. У меня к вам деловое предложение. Насколько я понял, вы заинтересованы в поимке этого парня не меньше нас. Верно? Отлично. Не знаю уж, зачем вам это нужно, но я решил предложить альянс. Мне известно, что дело приказано передать в ваше ведомство. Но это произойдет не раньше, чем завтра к обеду. Пока вы проштудируете материалы, будет уже вечер, а послезавтра маньяка уже может не быть в городе. Отлично, что вы все понимаете. Мое предложение формулируется так: «Действовать сегодня и сообща». У меня нехватка кадров, это вы верно заметили. Дивиденды? – Волин засмеялся. – Оформим передачу части документов сегодняшним числом и зафиксируем как совместное раскрытие сложнейшего преступления. Если нам повезет, конечно. Да, у нас есть кое-какие наметки. Я вам расскажу о них при встрече. Через сорок минут мы подъедем к вам. Да, на Петровку. Хорошо, я позвоню вам по внутреннему. И вот еще что, Виктор Павлович, подыщите пару сотрудниц помоложе. Скажем, от двадцати до двадцати семи лет, с контральто. Короче, с низким грудным голосом. Хорошо бы еще с легкой хрипотцой. Сделаете? Отлично. До встречи. Волин повесил трубку, поднялся, прошел к вешалке и стал одеваться. Натягивая пальто, он повернулся к Леве и сказал:

– Давай, Лева. Поторопимся. Время дорого.

– У нас что, забирают дело? – странным, отчужденным голосом спросил оперативник.

– Да, Лева. Забирают. И это третья причина, по которой мы сейчас не можем растрачивать время на анализ слюны и спермы этих пятерых ребят. Потом да. Но пусть этим займутся смежники, когда нас попросят постоять в сторонке. Лева кивнул, поднялся, принялся застегивать куртку. «Язычок» никак не хотел попадать в замок, Лева дергал его, сперва раздраженно, а потом остервенело, наконец плюнул и… выматерился. Это было так же необычно, как летающий слон. Лева не ругался матом. Вообще. Впрочем, Волин его понимал. Он подошел, хлопнул оперативника по плечу, сказал громко и уверенно:

– Не стоит накачивать себя, парень. У нас впереди еще целый день.

***

Саша сидел в клетке, в компании пары бомжей. Хотя «в компании» – это слишком сильно сказано. Бомжи забились в противоположный угол и опасливо поглядывали на угрюмого сокамерника. Все робкие попытки «товарищей по несчастью» выползти из своего угла пресекались грозным рыком Саши:

– С-сидеть! Волин остановился у двери, подождал, пока дежурный лейтенант отопрет замок, и скомандовал:

– Смирнитский, на выход. На лицах бомжей отразилось облегчение. Двухчасовой кошмар, похоже, закончился. Саша механически повернул голову, тускло посмотрел на стоящих в дверях Волина и Леву и невнятно пробормотал:

– А-а-а, это вы… В нем словно погас внутренний огонь. Сломался стальной стержень, который был вместо хребта. Теперь оперативник больше напоминал отечественного цыпленка-бройлера, выложенного на всеобщее обозрение в витрине гастрономовского холодильника.

– Вставай, пошли. Волин был непреклонен, как и полагалось советскому следователю, занимающемуся делом своего оступившегося коллеги. Саша несколько секунд смотрел на него, затем равнодушно поднялся и пошел к двери. Пока Волин расписывался в необходимых бумагах, Саша и Лева дожидались его на улице. Первый курил, опустившись на корточки. Второй просто стоял, глядя в сторону. Лева чувствовал, что с приятелем произошла какая-то странная перемена, но не мог понять ее причины. Тем не менее он не стал приставать с вопросами, решив, что Саша все расскажет сам. Если, конечно, возникнет такая потребность. Выйдя на улицу, Волин остановился, посмотрел сверху вниз на сидящего Сашу, спросил:

– Ну поехали, что ли? Тот щелчком отбросил окурок на тротуар – хотя рядом, на расстоянии вытянутой руки, стояло мусорное ведро – и вяло, словно нехотя, поднялся. Волин огляделся по сторонам, подступил к Саше и, ухватив его за грудки, прошептал зло, в самое лицо:

– А теперь послушай меня внимательно. – Оперативник посмотрел ему в глаза. Без всякого интереса. И это разозлило Волина еще больше. – Я не знаю, зачем ты взял машину. Я не знаю, куда ты ехал. Я не знаю ничего из того, что с тобой произошло за последние два часа. Я знаю только, что сегодня у нас нет времени на жалость. Мне не нужен инфантильный принц, распускающий нюни из-за того, что ему как следует дали по морде. Понял? Мне не нужна амеба! У нас есть всего сутки на то, чтобы поймать этого психопата. Сутки! Если ты не можешь работать, отправляйся домой, купи бутылку водки, выпей ее, один или в компании какого-нибудь случайного собутыльника, потом излей ему душу, пожалей себя как следует и ложись спать. Но чтобы больше я тебя не видел. Понятно? Сашины губы искривила едкая ухмылка. Она была неприятной, презрительной и даже чуть надменной.

– Понятно, – ответил оперативник. – Почему вы не сказали раньше, что этого ублюдка зовут Борей? А? Почему вы не сказали об этом на пятнадцать… нет, даже на десять минут раньше? Этого вполне хватило бы. Я бы успел. Почему? – Он даже не сделал попытки вырваться. Стоял, прижатый лопатками к стене, спокойно опустив руки вдоль тела. Франтоватое кашне уныло болталось на крепкой шее. – Так почему вы этого не сказали, Аркадий Николаевич? Потому, что вам нравится чувствовать себя чуть более умным и чуть более информированным, чем все остальные. Вы ни разу не выдали нам всей информации, а скармливали ее по крупице, упиваясь этим своим дурацким знанием. А что оно дает – это ваше знание? – Саша внезапно вскинул руки и вцепился крепкими пальцами в запястья Волина, сдавил так, что у того потемнело в глазах от боли, снова усмехнулся страшной безжизненной улыбкой. Прежде чем отпустить руки Волина, оперативник не меньше минуты смотрел ему в глаза, словно хотел найти в них ответ на одному ему ведомый вопрос. Наконец, он разжал пальцы, встряхнулся и с деланной беспечностью взглянул в небо. – Хороший денек, – заключил оперативник. – Превосходный денек. В такие деньки нужно подавать заявления в загс и играть свадьбы. И правда, что ли, напиться? – Он притворно задумался, а потом озаренно сказал: – Да. Пожалуй, это совсем неплохая идея. Даже лучше, чем кажется на первый взгляд. – Оперативник повернулся и, сунув руки в карманы пальто и неестественно выпрямив плечи, зашагал прочь, насвистывая на ходу простенький мотивчик. Отойдя метров на пять, Саша внезапно обернулся и громко, очень весело крикнул: – Да, чуть не забыл. Аркадий Николаевич, а ведь два часа назад вы убили человека. Вы и Боря. Осталось всего три девушки. Если постараться, можно управиться быстро.

***

Телохранитель подогнал «четверку» к телефонному узлу на Арбате. Припарковался так, чтобы видеть вход. Закурил, внимательно разглядывая толпу. У него уже сложилось свое мнение относительно происходящего. И даже появились соображения по поводу кандидатуры «Бори». Однако пока он не был ни в чем уверен и хотел либо опровергнуть, либо подтвердить подозрения. Телохранитель был убежден в том, что рано или поздно Маринка объявится здесь. Насчет всезнания Бори он покривил душой. Вполне возможно, что Боре ничего не известно о теперешнем положении Маринки. В таком случае, он тоже будет искать ее, точнее, охотиться за ней, и, разумеется, рано или поздно тоже сообразит насчет телефонного узла. Правда, после вчерашнего этот парень будет куда осторожнее. Возможно, он не станет заходить в здание, а попытается перехватить Маринку еще на улице. Вот тут-то в дело и предстоит вмешаться ему, телохранителю. Так и только так можно поймать психопата.

***

Боря стоял на противоположной стороне улицы и наблюдал за человеком, сидящим в салоне «четверки» аппетитного цвета «коррида». Окровавленные плащ и берет он давным-давно выбросил в урну и теперь остался в рабочем костюме для следующего дела. Маскарад, который был ему ненавистен, но преимущества которого надлежало использовать с полной отдачей. В женском костюме Боря ощущал себя ублюдком. Он отлично умел пользоваться косметикой и долго наводил лоск, устроившись на переднем сиденье залитой кровью «копейки». Под длинным свободным пальто он пристроил нож и портативный импортный передатчик. Собственно, с этого момента и начиналась самая рисковая и одновременно шаткая часть плана. Все могло пойти не так. Это зависело от многих причин. Окажутся ли органы достаточно сообразительными и просчитают ли наилучший способ поимки «убийцы-маньяка»? Хватит ли у них ума расшифровать «принцип выбора места»? Как они поведут себя в экстремальной ситуации? Не подведет ли его, Борю, тот, на кого он возлагал такие надежды и кого подбирал не менее тщательно, чем будущих жертв? На случай, если события примут неожиданный оборот, Володя придумал несколько контрходов, но все они казались Боре куда более грубыми и куда менее элегантными, чем основной план. Поэтому-то он очень надеялся, что все пройдет именно так, как задумывалось.

***

Когда Волин и Лева вошли в кабинет Пилюгина, там уже собралась небольшая группа: пятеро мужчин в штатском и две девушки. Обе достаточно эффектны и молоды. Пилюгин кивнул на штатских:

– Знакомьтесь. Это мои коллеги. Следователь Волин из райпрокуратуры. Тот самый человек, который ведет дело нашего маньяка. Это, – вежливый жест в сторону Левы, – оперативник из местного отделения милиции. Насколько я понимаю, он помогает в расследовании дела. А это, – Пилюгин указал на девушек и улыбнулся, – кандидатки на роль «подсадок». Волин оценил и девушек, и коллег, и «нашего маньяка». Коллеги поочередно поднимались, называли имена, пожимали ему и Леве руки. Внешне все выглядело вполне пристойно, хотя Волин и ощущал небольшую натянутость, ловил на себе внимательные взгляды, бросаемые исподволь.

– Теперь, – продолжал Пилюгин, предложив гостям садиться, – думаю, нам было бы интересно узнать, что вам удалось выяснить об этом парне. Я имею в виду психопата.

– Я догадался, – ответил Волин. – Но сперва вы должны ответить на два моих вопроса. Оперативники переглянулись. Пилюгин неопределенно шевельнул бровями, хмыкнул:

– И что же это за «два вопроса»?

– Первый: насчет чего вы собирались разговаривать с погибшей алкоголичкой и ее сожителем. Второй: чьи интересы вы представляете в данный момент? И снова многозначительные взгляды.

– Мне кажется, – уклончиво сказал Пилюгин, – поскольку теперь мы партнеры, нужно соблюдать паритет в том, что касается обмена информацией.

– Согласен, но вы отвечаете первым.

– Идет. У алкоголички мы хотели выяснить, как выглядел убийца. Она и ее сожитель разговаривали с ним.

– Откуда это известно? – насторожился Волин.

– Это уже третий вопрос, – улыбнулся Пилюгин.

– Но информация надежная?

– Надежнее не бывает. Теперь ваша очередь отвечать.

– Я помню.

– Сколько у вас подозреваемых? Их фамилии?

– Пятеро. Врач-стоматолог Баев, – Волин рассказал о находках в квартире Баева. – Затем директор службы «777» Каляев, братья Газеевы и работник службы «777» Никитин.

– Газеевых можете исключить, – усмехнулся Пилюгин.

– Почему?

– Потому что это и есть ответ на ваш второй вопрос. И на третий, кстати, тоже.

– В смысле?

– Мы, – Пилюгин указал еще на двоих оперов, – по совместительству работаем в службе безопасности банка «Кредитный». Один из соучредителей этого банка Михаил Газеев.

– Это мне известно.

– Так вот, именно Михаил попросил нас найти убийцу-психопата.

– Почему? Пилюгин улыбнулся и указал пальцем на Волина, словно целился из пистолета:

– Зачем нужна «подсадка»?

– Она должна пойти наниматься на работу в «777». Убийца отбирает свои жертвы по голосу. Две из трех… – Волин помрачнел, -…похоже, уже из четырех жертв работали в службе «Секс по телефону». Но первая девушка работала так же в «Кредитном». И… четвертая вроде бы тоже. Возможно, этот психопат «клюнет» на «казачка».

– Контральто с хрипотцой? – задумчиво спросил Пилюгин.

– Именно. Так зачем старшему Газееву понадобился маньяк-убийца?

– Он преследует девушку Михаила. Звонит ей на работу. Угрожает убить. Она снимала квартиру у той самой алкоголички. Более того, вчера вечером этот урод завалился в «777» и попытался убить эту девушку. До нее, правда, ему добраться не удалось, зато он перерезал горло охраннику. Мы поставили все здание вверх ногами, но так его и не нашли. Как этому гаду удалось уйти – одному богу известно. Но парни, стоявшие на первом этаже, сказали, что мимо них он не проходил.

– Убийца остался в здании?

– Может быть.

– Тем более нужно «засылать казачка». Кстати, как зовут девушку?

– Марина Рибанэ. А что с подозреваемыми? Вы проверили их алиби?

– На каком основании? Баева еще не нашли, но если убийства – его рук дело, то он должен быть в Москве. Насчет же остальных… Волин развел руками.

– Понятно, – кивнул Пилюгин. – Вообще-то, Никитина можно проверить. Но только одного Никитина.

– Если убийца где-то рядом, то это его насторожило бы.

– Да, только если он не будет уверен, что Никитина арестовали вместо него, – усмехнулся Пилюгин.

– А если убийца все-таки сам Никитин?

– М-да. Куда ни кинь, всюду клин.

– Именно.

– Ладно. Вы лучше других в курсе дела, поэтому командуйте. А мы будем потихоньку врубаться.

– Хорошо, – Волин посмотрел на Леву, сказал: – Во-первых, надо усилить наблюдение за потенциальными жертвами. Пилюгин кивнул:

– Считайте, что уже сделано. Дальше?

– А дальше так…

***

Миша надеялся, что телохранителю удастся отыскать Маринку. Это было очень важно. Он прошел в кухню, достал из холодильника банку маринованных огурцов и запотевшую бутылку водки. Налив рюмку, опрокинул ее в себя и захрустел маленьким крепеньким огурчиком. Подпер кулаком подбородок и уставился в окно. Еще рюмочка. Маслянистая жидкость обожгла пищевод. В голове обозначилась приятная звенящая дымка. Миша пальцами вылавливал из банки огурцы, целиком запихивал их в рот и задумчиво жевал. Между огурцами пролетали очередные рюмки. Примерно через полчаса Миша почувствовал долгожданное облегчение. Стало не так тошно на душе. Зазвонил телефон. Он взял трубку, нажал клавишу, протянул плывуще:

– М-да?..

– Миша?.. – раздался в трубке голос Марины. – Я подумала, что должна позвонить тебе.

– Маришка, – Миша расплылся в неверной улыбке. – Маришенька, ты где?

– Я решила пройтись, подумать… О нас. Обо всем. Мне кажется, пора расставить точки над «i». В наших отношениях что-то не сложилось. Ничего страшного в этом нет. Подобное случается сплошь и рядом. Одним словом, я решила уехать.

– Подожди. Постой. Ты хочешь… куда уехать?

– Домой. Ты там пьешь, что ли?

– Немного. Всего пару рюмок. Клянусь.

– Понятно, – голос ее неуловимо изменился.

– Просто я расстроился из-за этой дурацкой ссоры. – Миша помолчал, спросил неуверенно: – Мы можем поговорить?

– О чем, Миша?

– Признаю, я был не прав сегодня утром. Но можно же все обсудить, как-то уладить. Нам надо увидеться…

– Не надо ничего обсуждать, – ответила Маринка. – В любом случае, я не изменю своего решения.

– Постой. Подожди. Давай хотя бы встретимся. Ну я тебя умоляю. Всего на пять минут. Маринка замолчала, очевидно, обдумывая его предложение. Наконец она вздохнула:

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Но почему? Ты не можешь меня бросить вот так…

– Миш, не надо. К тому же сегодня не будет времени. Мне еще предстоит утрясать проблемы с работой. Боюсь, мне не успеть. Возможно, если обнаружится «окно», я тебе еще позвоню. Но, на всякий случай, пока, Миш. Нам было неплохо вместе.

– Марин! – гаркнул Мишка, но было поздно. Она повесила трубку. – Черт! Мишка поджал губы. Решительно опрокинул еще одну рюмку и принялся одеваться.

***

Денек выдался сумасшедший. Сперва Сергею Сергеевичу Каляеву позвонила сменщица Рибанэ и сообщила, что не может выйти на работу, поскольку сегодня утром ее сбила машина. Результат – сломанная нога. Вряд ли она появится до конца месяца. Но, когда выздоровеет, первым делом найдет этого ублюдка-водителя и ноги ему из задницы вырвет. Иномарку его она на всю жизнь запомнила. Затем позвонили из службы безопасности банка «Кредитный» и сообщили, что по решению правления, в связи со вчерашним происшествием, решено установить на этажах, занимаемых «777», видеокамеры внутреннего наблюдения.

– Значит, через полчасика подъедут специалисты из фирмы, осмотрят там у вас все, – вещал уверенный, чуть нагловатый голос. – Ну, стеновую обшивку, отделку потолков. Короче, составят планчик, набросают смету, так? Вы их встретьте там. Они не помешают, в комнаты заглядывать не будут. Просто походят часок-другой, посмотрят. Лады? Каляев сказал бы, что не ко времени. Но кто же спорит со спонсорами?

– Конечно, – согласился он. – Пусть подъезжают. Примем, поможем.

– Ну и отлично. Они там, как закончат всю эту свою байду, пусть отзвонят нам, доложатся.

– Да, конечно, – вздохнул Сергей Сергеевич. Только этого ему и не хватало. Но его уже никто не слушал – в трубке бились короткие гудки. Каляев вздохнул, положил трубку и поднял взгляд на сидящую напротив девушку. Симпатичная девица. В меру смазливая, в меру фигуристая. Конечно, внешность в их работе не играла роли, но все-таки приятно, когда твои сотрудницы обладают не только хорошим голосом, но еще и приятной наружностью.

– Так о чем мы говорили? – спросил Каляев, вздергивая брови.

– Я хотела бы устроиться на работу, – приятным контральто сообщила девушка.

– Ах, да… На работу, на работу. Это не так просто. Но девица-то была хорошая и взять бы ее нужно. Вот только на чье место? Можно было бы в ночную, вместо до сих пор отсутствующей Ладожской, но, если Ладожская вернется, может получиться скандал.

– Временная работа вас устроит? Девица похлопала длиннющими ресницами:

– Вообще-то хотелось бы постоянную.

– Постоянную? С постоянной, голубушка, сложности. Сложности. Но посмотрим, посмотрим, может быть, со временем, когда кто-нибудь уволится.

– А у вас часто увольняются?

– Случается, но не слишком уж часто. Работа не пыльная, хорошо оплачиваемая, сами понимаете. Девица забросила ногу на ногу так, что короткая юбочка приподнялась, обнажив стройные ноги.

– А сейчас никак? «Аванс? – подумал Каляев. – Хороший аванс. Хороший. Стройный».

– Ну не знаю, не знаю. – В эту секунду телефон зазвонил снова. – Секундочку. – Каляев снял трубку: – Алло?

– Сергей Сергеич? – прозвучал знакомый голос. – Это Рибанэ.

– А-а-а, Мариночка. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, теперь нормально, – девушка замялась, но все-таки собралась с духом и закончила: – Сергей Сергеич, я хотела бы уволиться.

– Мариночка, золотко, неужели это необходимо? Сказать, что Каляев обрадовался, значит, не сказать ничего. Он был на седьмом небе от счастья. После случившегося любая другая сотрудница уже утром осталась бы без работы. Но Рибанэ Каляев уволить не мог. За ней стоял Михаил Газеев. Уволить Марину означало бы навлечь на себя гнев покровителя. А Михаил Газеев обладал слишком большими возможностями, исключительно чистыми в юридическом отношении. Он мог, например, настоять на полной арендной плате, что для «777» фактически являлось бы банкротством. Мог вовсе вышвырнуть службу на улицу. Или заморозить счет под предлогом какой-нибудь внеплановой финансовой проверки. А тут – чистое дело. Он никого не увольнял и даже уговаривал остаться.

– Сергей Сергеевич, я все обдумала и решила уйти. И не надо уговаривать, мне не три года.

– Да я, собственно, хотел как лучше. И в мыслях не держал ничего обидного. В мыслях не держал.

– Ну и хорошо. Я тут недалеко, так что минут через пять зайду.

– Как вам будет угодно, Мариночка, золотко. Вы же знаете, я всегда готов помочь хорошему сотруднику.

– Да уж, знаю, – Марина усмехнулась. Последняя фраза была сказана Каляевым исключительно для новенькой. Чтобы девчонка поняла: в его руках многое, если не все. В данном учреждении, конечно.

– Голубушка, у меня для вас хорошая новость, – Сергей Сергеевич оскалился посетительнице милой и приветливой улыбкой кота Базилио. – На ваше счастье, у нас как раз сегодня освобождается место в ночной смене. Вас устроит ночная смена? Со временем, разумеется, постараемся перевести вас в дневную. Но это уже будет зависеть от вашего поведения. Посетительница улыбнулась идиотически свалившемуся на нее счастью. Девушка помнила имя, слышанное на совещании: «Марина». Уж не Рибанэ ли? Увольняется, потому что испугалась? Есть чего. Под воротничком блузки «посетительницы» был прицеплен миниатюрный микрофон. Сигнал с него уходил на приемник, установленный в машине. В белой «трешке», припаркованной на Никитском бульваре, в сотне метров от телефонного узла. Ближе ставить машину побоялись. Да и нужды не было. В случае необходимости оперативники вошли бы в здание уже через пятнадцать секунд после вызова. Еще один оперативник слонялся по фойе, делая вид, что ожидает своего звонка. Он наблюдал за входом, время от времени связываясь по рации с машиной и докладывая обстановку. Трое сотрудников «фирмы, торгующей системами внутреннего наблюдения», как раз сейчас входили в здание. Они должны были обеспечивать безопасность девушки. Расположившийся на переднем сиденье белых «Жигулей» Волин механически посмотрел на часы. Три минуты первого.

***

Телохранитель заметил Маринку, когда девушка только поднялась из подземного перехода. Слава Богу, подумал он. Боря, если и был где-то рядом, явно упустил момент. Хорошо. Теперь она в безопасности. Телохранитель выбрался из машины, оперся локтями о крышу. Народу на проспекте было довольно много, но не настолько, чтобы Марина не заметила его. Она и заметила. Остановилась, словно раздумывая, затем решительно направилась в здание. Телохранитель хмыкнул. Марина отреагировала так, словно боялась его. Странно. Он вновь забрался в салон, закурил, посмотрел на собственное отражение в зеркальце:

– Что скажешь? Внезапно задняя дверца машины распахнулась. Телохранитель мгновенно сунул руку за отворот пиджака, развернулся, вытаскивая пистолет. Увидел садящегося в машину человека и, криво усмехнувшись, пробормотал:

– Не надо больше так меня пугать. Еще секунда – и у тебя была бы лишняя дыра в теле. Это же не шутки. Человек захлопнул дверцу, придвинулся поближе. Телохранитель опустил голову, вновь пряча пистолет в кобуру и застегивая клапан. Запахнув пиджак, он взглянул в зеркальце заднего вида и наткнулся на ответный пристальный, холодный взгляд.

– Что? – спросил он, внезапно осознавая происходящее. Ему не надо было прятать оружие. Он поторопился. Но теперь уже все равно не дотянуться. Телохранитель подался вперед, и в этот момент острейшее лезвие вонзилось ему в шею слева, перерезав артерию. Он закричал, пытаясь закрыть рану рукой. Мгновенно последовал еще один удар ножом, пришедшийся на пальцы. Лезвие рассекло плоть и хрящи. Пальцы телохранителя повисли на лоскутках кожи. Теперь он не мог даже распахнуть дверцу и вывалиться из машины. Человек ухватил его за волосы и потянул назад, припечатывая затылком к подголовнику. Кровь выплескивалась из пореза, заливая кресло и пол машины. Телохранитель принялся колотить изувеченной рукой в боковое стекло, оставляя на ней жирные, смазанные следы крови. Он все еще надеялся, что кто-нибудь придет ему на помощь. Убийца обстоятельно, стараясь не запачкаться, полоснул ножом по шее жертвы и тут же убрал руку, не отпуская, однако, головы. Телохранитель захрипел. По телу его пробежала волна агонии. Через секунду он затих. Боря спокойно вытер нож о пальто мертвеца и спрятал оружие под одежду. Выждав, пока толпа на проспекте станет плотнее, Боря закрыл дверцы машины на замки и выбрался из салона. Теперь он зашагал ко входу в телефонный узел. Пока его расчеты оправдывались. Следственная группа двигалась в нужном ему направлении.

***

– Пойдемте, я познакомлю вас с персоналом, – улыбаясь, сообщил Каляев. – Потом вам придется пройти небольшую проверку на профпригодность, и можете считать, что вы приняты.

– Проверку? – На лице девушки отразилась озадаченность.

– Не волнуйтесь. Ничего страшного в ней нет. Все девушки проходят проверку перед зачислением. Каляев открыл дверь, и они вышли в коридор. Навстречу им двигались трое мужчин в синих спецовках, с эмблемой АОО «Безопасность» на груди и спине.

– Добрый день, – поздоровался один из них. – Скажите, где мы можем найти директора?

– Я директор. А вы по поводу систем безопасности? Да? Мне уже звонили насчет вас. – Каляев обвел рукой вокруг себя. – Наши этажи четвертый и пятый. Можете осматривать все, что вас интересует. Только очень прошу, не мешайте сотрудникам работать. Не заглядывайте в комнаты. У наших ребят работа творческая, нервная, сами понимаете.

– Не беспокойтесь. Мы пока проверим состояние стеновых панелей и потолков, а потом вы нам покажете, где у вас проходят плановые коммуникации. Хорошо?

– Конечно, конечно, – не переставал улыбаться Каляев, придерживая новую сотрудницу под локоток. – Пойдемте. – Они двинулись дальше по коридору. – Вот здесь у нас рабочие кабинеты. Как видите, их много. Работа в две смены, по двенадцать часов. Ваша смена, если вы будете приняты, с девяти вечера до девяти утра. Две ночи через две. Оклад – пятьсот долларов. В рублях, разумеется. – Сергей Сергеевич стрельнул глазками, оценивая реакцию девушки. Та улыбалась восторженно-идиотски. – Здесь бухгалтерия. Это операторская. Наша АТС, так сказать. Кстати, уборная – последняя дверь по коридору направо. – Они пересекли четвертый этаж, вышли на лестницу и нос к носу столкнулись с поднимающейся Маринкой. – А-а-а, Мариночка, золотко, подождите меня в кабинете. Я сейчас подойду. Кстати, говорят же люди: свято место пусто не бывает. Вот уже кандидатка на ваше место. Так удачно все сложилось. – Маринка кивнула, мельком окинула взглядом «кандидатку». Новенькая, в свою очередь, с любопытством рассматривала ее. – Значит, идите в мой кабинет. Я сейчас подойду. Маринка еще раз взглянула на новенькую, затем повернулась и зашагала по коридору. Трое фирмачей не обратили на нее особого внимания, но были они как-то странно напряжены. Девушка посмотрела на них, проходя мимо. Поймала брошенный вскользь ответный взгляд. Фирмач тут же отвернулся, а Маринка улыбнулась едва заметно. Милиция. После вчерашнего неудивительно, что их здесь – как блох. И, конечно, надеются поймать Борю. Ну что же, бог в помощь.

***

Боря вошел в фойе здания, но, прежде чем пройти к лестнице, направился к телефонному окошку и принялся изучать коды городов. Одновременно с этим он рассматривал посетителей в стекло, как в зеркало. Первого «флика» ему удалось обнаружить уже через пару минут. Второго – минут через пять. Впрочем, насчет второго у Бори не было полной уверенности. Но один-то точно «пел оперу». Его несколько удивило, что на улице не оказалось постов наблюдения. Либо следствие не располагало достаточным количеством сотрудников, либо просто поленились. Что лично его, Борю, не удивляло ни капельки. Значит, они еще не разгадали «код смерти», не додумались взглянуть на карту под иным углом. Иначе пригнали бы сюда целую армию в штатском. Знай эти ребята, что он намерен распотрошить очередную сучку именно здесь, то-то всполошились бы. Ну что же, незнание – проблема, неумение увидеть очевидное – беда. Беда этих ребят. Ему до них дела нет. Боря спокойно, не таясь, прошел к лестнице, начал подниматься на четвертый этаж, четко зная, что за его спиной «флик» торопливо бубнит что-то в микрофон рации. Шепчи, шепчи. Когда вы поймете, что проиграли, будет уже слишком поздно. Если поймете. Если хватит ваших скудных умишек оценить грандиозность замысла. Боря улыбался. Он мог совершить то, что задумывал, и сдаться, а мог пойти дальше. Это уже не имело значения. Выигрыш оставался за ним. Та, кого он ненавидит, умрет в любом случае.

***

Рация начала выдавать сообщения, одно за другим, четкие, предельно сжатые:

– Первый – «Базе». Вижу девушку. Входит на первый этаж. Поднимается по лестнице.

– Это – Рибанэ, – пояснил Пилюгин, оборачиваясь к Волину. – Та самая девушка, о которой я говорил. Подруга Михаила Газеева.

– Я уже понял, – отозвался тот, напряженно ожидая очередного сообщения. Волин тоже слышал разговор «казачка» с Каляевым. Ему показалось, что директор – самый обычный блудливый кот. Он никак не походил на маньяка. В первую очередь, внутренней силой. В голосе его не чувствовался стержень. Тот самый «диктат, граничащий с жестокостью», о котором упоминал психиатр. Мысленно Волин перенес Каляева в самый конец своего «списка подозреваемых» и поставил перед Никитиным. Баев? Если убийца – Баев, то ждать его здесь смысла не имеет. Он сейчас где-то в другом месте. Возможно, именно в эту секунду убивает очередную жертву. Мысль была неприятной, тревожащей. Снова вспомнился Саша. «Два часа назад вы убили человека». Это было неправдой. Волин и не думал скрывать от Саши и Левы какую бы то ни было информацию. Просто упоминание о Боре не пришлось к месту. В этом не было его, Волина, вины. И все-таки остался неприятный, мутный осадок. В любом случае Саша ошибся. Не было четвертой жертвы. Если бы Боря убил еще одну девушку, он позвонил бы этой самой Марине Рибанэ, а она, в свою очередь, ему, Волину.

– Второй – «Базе». Девушка поднялась на четвертый этаж и вошла в кабинет директора.

– А где сам директор? – быстро спросил Волин у Пилюгина. – Выясни. Тот поднял рацию:

– «База» – Второму. Где директор и «объект»?

– Второй. Директор водит «объект» по этажам. Показывает здание.

– Черт, – пробормотал Волин. – Они упустили его из виду. Это плохо. Это чертовски плохо. В его сознании котировка Каляева как возможного убийцы резко пошла вверх. Пилюгин покосился на Волина:

– Не нервничайте. Мы же все время ее слышим, – он щелкнул тумблером, и из динамика полился веселый щебет «объекта» и мягкое мурлыканье Сергея Сергеевича: «Ой, а тут у вас что?» – «А здесь у нас буфет, золотко. Но в ночную он не работает. Так что кофе придется приносить с собой. Кстати, вы курите?» – Видишь, – Пилюгин щелкнул тумблером. – Не поднимай паники раньше времени.

– Первый – «Базе», – внезапно рявкнула рация. – Вижу мужчину. Он входит в фойе. Остановился. Оглядывается. Черт, по-моему, он меня «вычислил».

– «База», как он выглядит?

– Высокий, в пальто. Темный костюм. Красный галстук. Твою мать. Он меня заметил. Волин и Пилюгин переглянулись.

– Первый. Уходи оттуда. Немедленно уходи. Тебя сменят. Как понял?

– Понял, иду на улицу.

– Второй, готовность номер один. Он поднимается к вам.

– Понял тебя, «База». Волин почувствовал, как учащенно и сильно колотится сердце. Ладони взмокли от волнения. Он сжал руки в кулак, разжал, снова сжал, да так, что побелели костяшки.

– Нам повезло? – подмигнул ему Пилюгин.

– Не знаю, – ответил Волин, успокаивая дыхание. – Если это Боря, то откуда ему известно о том, что нужная девушка уже в здании?

– Может быть, они с директором работают в паре? Как только появляется «подходящая» девушка, тот звонит ему на сотовый.

– Каляев никуда не звонил. Мы бы слышали.

– Значит, не он?

– Думаю, нет. Но, даже если он, то после обнаружения вашего сотрудника в фойе Боря и пальцем к ней не прикоснется. И насчет тех троих наверху теперь тоже догадается. Полагаю, этот псих просто хочет взглянуть на очередную девушку. Наверняка он еще даже не решил, будет ли ее убивать. Пилюгин подумал, закурил, спросил, выпуская дым через нос:

– Что ты предлагаешь? Сворачиваться?

– Подождем, пока «подсадка» не выйдет. Возможно, он попытается перехватить ее по дороге.

***

Дежуривший на первом этаже оперативник толкнул дверь и вышел на улицу. Здесь он остановился, словно обычный праздношатающийся гуляка, закурил. Зажигалка выскользнула из его пальцев и упала на асфальт. Сделано это было намеренно, чтобы появился повод украдкой посмотреть через плечо. Оперативник наклонился и застыл в позе «земного поклона». На сером мраморе порожка четко отпечаталось смазанное кровавое пятно. И не одно. Цепочка этих пятен тянулась в сторону Поварской. Тот, кто их оставил, прошел только что, секунду назад. Пятна еще не успели высохнуть. Отпечаток мыска мужской туфли. Оперативник все быстрее и быстрее пошел к повороту на Поварскую. Он выискивал взглядом все новые и новые следы и шел по ним, словно гончая на запах зверя. С каждым шагом пятна становились все сочнее. Постепенно оперативник перешел на бодрую рысь. Он вылетел на стоянку автомобилей. Здесь след прерывался. Точнее, его успели затоптать. Оперативник пошел между машинами, осматривая двери, крылья и стекла машин.

***

– «Центральная», всем постам, – неожиданно ожила рация. – На Садово-Сухаревской, у кинотеатра «Форум», на автостоянке под эстакадой, в серой автомашине «Жигули» первой модели обнаружен труп женщины с отсеченной головой. Патрульным машинам, находящимся в районе Садово-Сухаревской, срочно выйти на связь. Эфир взорвался градом встречных сообщений. Волин всегда знал, что в центре дежурит много патрулей, но он и предположить не мог, что их настолько много. Услышав сообщение «Центральной», Пилюгин повернулся к Волину, а тот беззвучно выругался и, вздохнув, произнес:

– Все. Он нас переиграл. Пока мы ждали его здесь, этот псих убил очередную жертву.

– А он не мог убить эту девчонку и явиться сюда за следующей? – спросил Пилюгин.

– Он убивает их с определенным промежутком. Не чаще, чем раз в сутки-двое. Я пока не понял систему.

– Ясно. – Пилюгин запустил двигатель и выдохнул зло: – Тварь. Сволочь. Ублюдок!

– Теперь это ваше дело, – хмуро прокомментировал случившееся Волин. – Завтра утром я передам документы по инстанции, и следующее убийство ляжет уже на вас.

– Что с ребятами-то? Отзывать?

– Оставь на всякий случай пару.

– «База» – Второму, – поднял микрофон Пилюгин. – Жогов, остаешься на четвертом. Лузгин на первом. Кашин, возвращайся «домой».

– Я – Второй. Понял тебя, «База». Кашин возвращается «домой».

– Все правильно. – Пилюгин запустил двигатель, нажал на газ. «Трешка» проползла до разворота у Арбатских ворот и покатила в сторону Никитских. – Вы с нами? – спросил капитан Волина. – Или вас в прокуратуру забросить?

– С вами прокатимся. «Жигули», набирая скорость, покатили по Никитскому бульвару.

***

Оперативник остановился у «четверки» цвета «коррида». Присев на корточки, он сразу заметил кровавый натек у левой передней дверцы. Очевидно, был плохо подогнан уплотнитель, и бурые капли, просачиваясь между дверцей и кузовом, падали на сырой асфальт. С самого края натека отчетливо заметен отпечаток мужской туфли. Оперативник осторожно, стараясь не наступить в кровь, приблизился к передней дверце и, сложив ладони колодцем, попытался увидеть, что происходит в салоне. Через затемненные стекла разглядеть не удалось практически ничего. Вроде бы сидит в кресле водителя какой-то человек. Странно сидит, расслабленно. Оперативник стянул рукав пальто, закрывая им пальцы, подергал ручку двери. Ничего. Заперто. Постучал. Человек даже не пошевелился. Как сидел, так и остался сидеть. И тогда оперативник, вытащив пистолет, что было сил саданул рукояткой в темное стекло. Оно хрустнуло. По зеркальной поверхности рассыпалась сетка трещин. Повернувшись полубоком, оперативник ударил в окно локтем. Стекло осыпалось в салон. За рулем действительно сидел человек. Голова его была запрокинута, и он «скалился» жуткой ухмылкой перерезанного горла.

– Б…! Оперативник невольно шагнул назад, налетел на припаркованный по соседству «Мерседес» и, потеряв от неожиданности равновесие, сел на задницу у самого борта иномарки. Взвыла сигнализация. Застонала, запричитала на сотню голосов. Оперативник попытался подняться, но снова упал, угодив ботинком в кровавую лужу. Засучил панически ногами, пытаясь если уж не встать, то хотя бы отползти. На вой сигнализации из расположенной неподалеку нотариальной конторы выскочил владелец «Мерседеса» и гигантскими прыжками понесся к своему четырехколесному чаду.

– Ты чего? – орал он. – А ну, уйди от машины! Оперативник с трудом поднялся, пошатываясь, побрел в сторону. Хозяин иномарки, увидев пистолет, все еще зажатый в руке перепачканного в грязи опера, сначала остановился, а затем нерешительно попятился.

– Ты чего, парень? – он поднял руку, словно защищаясь от возможного выстрела. – Ты это брось. Опусти «волыну».

– Вызови милицию, – прохрипел оперативник и нетвердо побежал к зданию телефонного узла. О рации он, похоже, совсем забыл. Хозяин «Мерседеса» подошел к своему «железному коню», тщательно осмотрел правый борт, не обнаружив царапин, перевел дух и тогда уже заглянул в салон «четверки». Через мгновение он тоже отступил, пробормотав: «Еж твою медь», затем, оглянувшись на удаляющегося оперативника, быстро забрался за руль «Мерседеса» и ударил по газам. Была ему, в натуре, охота отвечать за какого-то черта отмороженного.

***

Серая «копейка» была припаркована сразу у въезда на стоянку. Место происшествия уже оцепили. Ворота стоянки перекрыл патрульный «уазик», гордо сверкающий мигалкой. Перед «козликом» собралась толпа, человек сорок. На лицах такой жгучий интерес, такая жажда увидеть все собственными глазами, а если и не обоими, то хотя бы одним глазком, словно речь шла не об убийстве, а о бесплатном концерте Аллы Пугачевой. И почему людей все время тянет к чужой смерти? Пилюгин выполнил правый поворот, съехал с эстакады, остановил «трешку» на Садовом кольце и заглушил двигатель.

– Придется пешочком пройтись, – с тяжким вздохом сообщил он. – Все равно не подъехать, – и, кивнув в сторону толпы, добавил: – Эти вот… Вечно пасутся, как стадо коров. Все четверо вылезли из машины и направились к стоянке. Чуть в стороне беззвучно мигала «маячком» карета «Скорой». Двое дюжих санитаров покуривали в сторонке. Вид у одного помятый, у второго просто невыспавшийся. Впрочем, какой еще должен быть вид у человека на подобной работе, да еще в воскресенье? Пробившись через толпу, Волин, Пилюгин и Лева прошли за ограждение, направились к стоящей справа от ворот серой «копейке». Возле нее сгрудились милицейские чины, в салоне трудился криминалист. Медик все еще колдовал над телом убитой женщины. Представители милиции по большей части Волину были знакомы. Здоровались за руку, кивали друг другу, бормоча негромкое: «Приветствую», «А-а-а, Аркадий Николаевич, вовремя вы», «Как дела у прокуратуры?». Волин отвечал односложно и тоже кивал.

– Я слышал, ты ведешь дело? – спросил один из чинов, указывая в сторону «копейки».

– Пока веду, – уклончиво ответил Волин. – Что у нас тут?

– А-а-а, – чин безнадежно махнул рукой. – Безнадега. Неопознанный труп. Женщина. Возраст примерно двадцать два – двадцать пять. Одежда срезана, тело завернуто в целлофан. Никаких особых примет. Если сразу на заявление об исчезновении не наткнешься – полгода придется с опознанием возиться. Машину «пробили» по центральной картотеке, установили владельца. Говорит, что авто это угнали. Вчера ночью или сегодня утром. Он не заметил. Так что, если дело в горпрокуратуру перебросят, расстраиваться тебе не придется. Волин пожал плечами, спросил:

– Кто обнаружил труп?

– Анонимный звонок. Поступил на «Центральную» минут двадцать назад, – чин вздохнул. – Сволочи. Сами помогать не хотят, а потом ведь орать будут, случись чего: «Преступность! Преступность!»

– Медики говорят что-нибудь?

– Пока ничего. Но скоро скажут, наверное. Подожди, если хочешь.

– Осмотрюсь пока. – Волин, Пилюгин и Лева направились в сторону «копейки». – Он сам звонит и сообщает о брошенных телах, – быстро говорил Волин. – Не пойму, зачем ему это нужно, но какой-то смысл в его действиях должен быть.

– Разберемся, – уверенно заявил Пилюгин.

– Боюсь, что на это уже не останется времени.

– Почему?

– Эксперт-психиатр считает, что, закончив очередную серию убийств, этот психопат на какое-то время заляжет на дно. А когда вновь примется за старое – сменит «стиль».

– А этот ваш эксперт, он хороший психиатр?

– Я ему доверяю.

– Что ни час, то сюрприз, – прокомментировал сообщение Пилюгин. Они остановились у машины. Судебный медик оглянулся, кивнул, приветствуя. Криминалист не стал отделываться кивком, высунулся из машины, сообщил:

– Отпечатки есть, но смазанные.

– Салон протирали?

– Да нет, – криминалист вздохнул. – Убийца работал в перчатках. Есть волокна одежды. Направим на анализ, может быть, что-то удастся выяснить.

– Конечно.

– Теперь, очевидно, моя очередь? – даже разговаривая, медик не прекращал осмотра. – Значит, так. Первичные данные: смерть наступила сегодня, между двенадцатью и часом ночи от механических повреждений режущим предметом в области шеи. Направление раны – прямолинейное, горизонтальное. Края – гладкие. Углы – острые. Глубина – равномерная по всей длине. Имеются необычные насечки по краям раны.

– Импортный нож с лазерной заточкой, – сказал Волин.

– Возможно, возможно. Поперечные подтеки крови на шее. Голова была отсечена от тела после смерти пострадавшей. Остальное покажет вскрытие. Волин секунду раздумывал, потом, бормотнув: «Извините»,

– сунул голову в салон и посмотрел на приборный щиток. Затем обошел машину, заглянул под днище, сказал Пилюгину:

– Посмотри-ка. – Тот тоже опустился на корточки. Под кузовом машины натекло большое бензиновое пятно. Волин коснулся его пальцем, понюхал, сказал утвердительно: – Бензин, – поднявшись, он окликнул медика: – Вы уверены, что девушка была убита между двенадцатью и часом ночи?

– Температура тела и образование трупных пятен указывают именно на это время. Прошу учесть, что в момент обнаружения автомобиля двигатель был включен, а печь работала на полную мощность.

– А если труп какое-то время пролежал на улице?

– Девушку убили именно в машине. Расположение пятен и подтеков крови невозможно подделать.

– Бак заполнен до половины, – Волин повернулся к Пилюгину. – Убийца заранее присмотрел машину, которой не хватятся с вечера субботы и до утра понедельника. Угнал ее, похитил жертву и привез на стоянку. Здесь он убил девушку, слил половину бака на землю и спокойно ушел.

– Но температура тела…

– Аркадий Николаевич, – позвал Лева, все еще осматривавший машину. – Можно вас на минуточку?

– Что такое, Лева? – спросил Волин, обходя машину.

– Посмотрите, пожалуйста, – оперативник указал на небольшую мокрую лужу на полу салона. – Лужа.

– И что? С обуви, наверное, натекло.

– И полиэтиленовая пленка.

– Ну и что, Лева? Волин все еще не вник в умозаключения сотрудника. Наверное, с недосыпа. Лева посмотрел на следователя, присел, вытащил из воды тонкую прозрачную пластину, похожую на осколок стекла. Именно так и подумал Волин сначала. Стекло. Свою ошибку он понял, когда «стекло» растаяло на ладони оперативника, превратившись в каплю воды.

– Лед? – спросил он.

– Именно, – кивнул Лева. – Он использует лед. Включает печь. Лед тает слишком быстро, тело не «консервируется», но остывает гораздо быстрее обычного. Вода стекает на пол. Никто не обращает на нее внимания, считая, что могло натечь с обуви или, например, уплотнитель плохой: снег тает, влага просачивается в салон. Или, например, моют машину. Неважно. Через некоторое время вода высыхает. Все. Пилюгин хмыкнул озадаченно:

– А на кой ему все это нужно? Он что, хочет «выкупить» нас на это фуфло?

– Уже «выкупил», – спокойно ответил Лева. – В случае с Ладожской.

– Допустим, Лева, что ты прав, – согласился Волин. – И как, по-твоему, для чего он это делает? Хочет запутать следствие?

– Нет. Он достаточно умен, чтобы понимать: следствие подобными фортелями запутать можно, но лишь на время, – покачал головой оперативник. – Однако этот парень достаточно умен и для того, чтобы сообразить: как ни старайся, как ни хитри, а вероятность его поимки все-таки существует. Для каждого болта рано или поздно отыщется своя гайка. И вот когда его возьмут, выяснится, что твердых доказательств вины этого парня у следствия-то и нет. Мы ему заключение экспертов о времени смерти, а он нам – алиби. И мы можем знать, что эту девушку убили, допустим, не ночью, а час назад, и твердить об этом на суде хоть до посинения, но доказать нам ничего не удастся, поскольку эксперты будут в один голос твердить об обратном. Два подобных факта – и, пожалуйста, суд уже усомнился в компетентности и, что хуже, объективности следствия, газеты кричат о том, что мы сцапали невиновного, а адвокат заявляет протест в связи с грубейшей подтасовкой доказательств. И все остальные улики, какими бы твердыми они ни казались нам, будут априори вызывать сомнения у всех остальных. На этом-то и строится его расчет. Пилюгин хмыкнул, пробормотав: «Но-ормально», а Волин, повернувшись к криминалисту, который тоже слушал рассуждения оперативника и кивал одобрительно, приказал:

– Сделайте забор воды и отправьте на анализ. Обязательно проверьте содержание хлора. И, кстати, надо занести эту чертову воду в протокол. Чтобы ни у кого потом не возникло мыслей о подтасовке доказательств.

– Мне кажется, мы только напрасно потратим время, – поджимая губы, сообщил Лева. – Если маньяк оказался настолько умен, чтобы придумать подобный ход, то он наверняка позаботился и о воде. Поставил ведро под водосток – и набирай себе, сколько влезет. Чистенькую, без всякой хлорки.

– Ладно. Хорошо. Мы не можем его поймать с этой с…ой водой, – заключил Пилюгин. – Ну а ты-то что предлагаешь? Оперативник задумчиво посмотрел на капитана, философски развел руками и ответил:

– А хрен его знает.

***

– Проверка самая что ни на есть простая, – вещал ласково Каляев. – Мы выделим вам отдельную комнатку и считаем, что вы уже работаете. На ваш аппарат поступают звонки, а вы отвечаете на них, по возможности терпеливо и достойно. Добрый совет: ни в коем случае не вешайте трубку. Что бы ни услышали.

– Хорошо, – улыбалась с коровьей меланхолией в глазах девица.

– Постарайтесь, если хотите получить эту работу.

– А… кто будет звонить?

– Наши сотрудники и сотрудницы. Главное, не смущайтесь. Здесь можно все. Клиент должен остаться доволен. Впрочем, я полагаю, вы пришли, внутренне подготовившись.

– Конечно. Еще как, – состроила ему глазки «кандидатка».

– Отлично, – Каляев повел девушку по коридору, поглядывая на двери. – Куда же мне вас определить? В эту, что ли? – он открыл очередную комнату. – Сюда, пожалуйста. Располагайтесь поудобнее. Начнем минут через десять. Мне еще нужно дать необходимые указания. Когда поступит вызов, телефон зазвонит.

– А тут еще лампочка какая-то, – с искренним кретинизмом в голосе спросила девушка.

– Голубушка, – Каляев со свойственной толстякам элегантностью облобызал ей ручку, – лампочка вас не касается. Она загорается в случае городских звонков. А вам пока будут звонить только по внутренней линии. Когда испытание закончится, я зайду, сообщу результат.

– Вы будете слушать все разговоры? Каляев засмеялся, и по смеху его тут же стало ясно: большей идиотки Сергею Сергеевичу встречать еще не приходилось.

– Милочка, золотко, вы – прелесть. Конечно, буду, дорогая моя. Всенепременнейше. Должен же я знать, как вы общаетесь с клиентами. Присаживайтесь. И мой вам совет: не комплексуйте. Представьте, что вы на сцене театра. Это одно и то же.

– Хорошо. Представлю, – серьезно пообещала девица.

– Отлично. Каляев вышел в коридор, вытер платочком вспотевший лоб и направился в свой кабинет. По пути он обратил внимание, что из троих «фирмачей» остался один.

– Что, вы уже закончили?

– Если бы, – хмуро ответил «фирмач» – квадратный амбал с недобрыми глазками и короткой спортивной стрижкой.

– А где же тогда остальные? – поинтересовался Каляев.

– Так это… пошли че-нибудь пожрать купить. Тут часа на полтора возни. А у нас… еще заказов – о! – амбал чиркнул себя ребром ладони по могучей шее.

– А-а-а, – кивнул понимающе Сергей Сергеевич. – Понятно. Ну работайте, работайте.

– А я че делаю?

– Да, да, – Каляев прошел к своему кабинету, открыл дверь и остановился на пороге. Затем, повернувшись, спросил: – Простите, вы случайно девушку не видели? Она тут должна была ждать. «Фирмач» движением подковообразной челюсти указал на дверь туалета:

– Там.

– Ах, черт, – огорченно опустил плечи Каляев. Он посмотрел на дверь кабинета, за которой дожидалась новенькая, подумал, сказал решительно: – Когда она вернется, скажите, чтобы подождала. Это ненадолго. Скажете? «Фирмач» безразлично пожал неохватным плечом:

– Скажу.

– Спасибо, – Каляев потрусил к комнате операторов. Ему не терпелось приникнуть к наушнику. А оперативник щелкнул тумблером спрятанной под комбинезоном рации:

– Второй. Все спокойно. Мужчина в черном пальто и костюме поднялся на пятый. Директор в операторской. «Объект» под присмотром. Как у тебя, Первый? – Тишина. – Первый, – повторил амбал, – что у тебя? – Тишина. – Оперативник поправил крохотный наушник. – Первый, что там у тебя?

– Не знаю, как у Первого, а у меня все нормально, Второй, – вдруг возник в наушнике наигранно серьезный мужской голос.

– Кто это? – насторожился оперативник.

– Это я, Боря, – насмешливо ответил незнакомец.

– Черт, – амбал автоматически отработанным жестом сунул руку за пазуху.

– За «пушку» небось схватился? – продолжал вещать незнакомец. – Это правильно. Куда вам, ребята, без «пушек»? Когда мозгов нет, всегда хватаются за «пушки». И неожиданно в эфире заорали заполошно:

– Он здесь! Второй! «База»! Он здесь! Амбал ничего не понимал. Он растерянно наклонил голову, вслушиваясь в паническую скороговорку.

– Первый, у меня все тихо! – сказал, лишь бы что-нибудь сказать.

– Он на третьем! На третьем нападение на женщину! – заорали в рации. – «База», требуется помощь!

– Второй, что происходит?

– Ребята, перекрывайте выход, он внутри здания!!!

– Я поднимаюсь!

– Черт! Он ударил ее ножом!!! У меня раненая!

– Вызовите подмогу!!!

– Труп на стоянке, в машине. Мужчина с перерезанным горлом!!! Это он! «База», вы меня слышите?

– Срочно вызовите «Скорую», кто-нибудь!!! Ножевое ранение в шею!!!

– Этот ублюдок внутри здания!!! Голоса смешались. Амбал уже не понимал, кто и что кричит. Он нерешительно шагнул к лестнице, вернулся было, но все-таки побежал вниз по ступенькам. И уже кто-то несся навстречу гигантскими прыжками. Оперативники оказались на площадке третьего этажа почти одновременно. Амбал, держа пистолет в огромной лапище, поинтересовался у напарника:

– Где остальные-то?

– Уехали уже, черт! – ответил тот, лихорадочно передергивая затвор. – Пошли?

– Давай, – сосредоточенно кивнул тот. – Только осторожно, тут этих… мирных жителей до едрене матери. Стрелять только наверняка.

– Знаю. Раз, два, три. Амбал и его напарник дружно ввалились в коридор третьего этажа. Здесь было подозрительно тихо. Никто не бегал, не просил о помощи и не звал врача. Напарник оглянулся через плечо, пробормотал:

– Что-то не так.

– Он спускается на первый! – выпалила вдруг рация. – Этот гад в фойе!!!

– Второй, что у вас? – крикнул третий оперативник.

– Требуется помощь на первом!!! – вторили ему. Отвечать было некогда. Амбал и напарник дружно кинулись к лестнице, затопотали вниз по ступеням.

– Как он на первый-то попал? – озадаченно бормотал напарник. – Я же по лестнице поднимался, его не видел.

– Может, позже прошел? – тяжело дыша, предположил амбал.

– С третьего? – напарник внезапно остановился. – Стоп! Сколько народу осталось? Кашин ушел.

– Не знаю, – ответил Второй. – Я не видел.

– Я не спрашиваю. Мы с ним вместе спускались. Но, если Кашин ушел, то кто остался в здании? Ты, я и Первый. Первый у входа. – Лицо напарника вытянулось.

– А кто же тогда был на третьем? – пробормотал амбал.

– Черт!!! Напарник побежал вверх по лестнице. Амбал кинулся за ним. Они ввалились на четвертый этаж в ту самую секунду, когда высокий мужчина в черном пальто закрывал дверь той самой комнаты, где сидела «новенькая».

– Стоять! – заорал амбал, вскидывая оружие. – На пол! Мордой вниз!!! Быстро!!! Мужчина в черном обернулся и уставился на них так, будто увидел инопланетян.

– Ребята, – на его губах обозначилась дурацкая ухмылка. – Я ищу Маринку Рибанэ. Вы ее не видели, случаем, а?

– Лечь на пол! Быстро!!! Считаю до трех и спускаю курок! Мужчина состроил забавную гримасу, пожал плечами и, улыбнувшись, сказал:

– Ладно, ладно. Не надо в меня стрелять. Я хороший парень. – Он лег на пол, спросил, не поднимая головы: – И сколько так лежать? Из кабинетов начали выглядывать встревоженные сотрудники.

– Никому не высовываться! – рявкнул амбал. Головы сотрудников исчезли так же мгновенно, как и появились. Пока амбал держал лежащего на мушке, напарник подбежал к мужчине и, придавив того коленом к полу, защелкнул на запястьях наручники.

– Готово! – крикнул он и, отступая спиной, постучал в нужную комнату. – Лера, можешь выходить. Мы его взяли! Лера! – Тишина. – Напарник толкнул дверь, и та на удивление легко поддалась. – Смотри за этим уродом. На всякий случай, – предупредил оперативник амбала и обернулся. Телефонная трубка лежала на столе, со стороны микрофона стоял диктофон, из которого доносились томные вздохи. Ярко горела настольная лампа, и в ее свете залитое кровью кресло казалось черным. Обезглавленное тело «новенькой» полулежало, навалившись на подлокотник. Руки безвольно опущены, пальцы почти касаются пола. С них срывались темные, тяжелые, как бомбы, капли и падали в широкую лужу. Но больше всего оперативника поразил даже не вид обезглавленного тела и не обилие крови, а сама голова. Она лежала на столе и смотрела совершенно белыми глазами в сторону двери. Точнее, прямо в глаза оперативнику. А рядом с ней в столешницу был воткнут нож. Острый тесак для разделки мяса. И еще стояла рация. Черный аккуратный пенальчик.

***

– Никто пока не смог опознать голос на записи. – Лева посмотрел в сторону, затем перевел взгляд на Волина. – Аркадий Николаевич, объясните мне, пожалуйста, что происходит? Я ничего не понимаю.

– Ты думаешь, Лева, я понимаю? – вздохнул Волин. – Я, Лева, вообще уже ничего не понимаю. Почему он убил двух девушек в течение одного дня? И, главное, напоказ. Зачем ему понадобился весь этот спектакль? Они стояли на лестничной площадке четвертого этажа телефонного узла и курили, переговариваясь негромко. Пока эксперты осматривали место происшествия, пытаясь отыскать отпечатки пальцев, найти хоть что-то, что можно было бы использовать в качестве улики, прибывший наряд милиции согнал всех сотрудников «777» на пятый этаж. Там они оставались под присмотром двоих патрульных и одного оперативника. Пилюгин уже вошел в роль руководителя следственной группы и занял директорский кабинет, где как раз и вел допрос Каляева. Волин и Лева вошли без стука, остановились у двери. Пилюгин восседал за директорским столом, заполняя протокол и время от времени подбрасывая очередные вопросы, вроде: «Вы слушали разговор и что?»

– И… понимаете, вроде была небольшая пауза… – отвечал бледный как сама смерть Каляев, сглатывая судорожно и растерянно оглядываясь то на Волина с Левой, то снова поворачиваясь к сидящему за столом Пилюгину. -…А потом эта девушка, новенькая, заговорила, как настоящая профессионалка. Понимаете? Она сама стала вести беседу, просто рта не давала нашим раскрыть. И… я тогда подумал: вот что значит – человек раскрепостился.

– И вы, конечно, ничего странного в этом не углядели, – с фантастическим сарказмом пульнул Пилюгин.

– Нет, – Каляев быстро-быстро затряс головой. – Нет-нет, ничего. Это со всеми происходит. У одних чуть-чуть раньше, у других чуть-чуть позже. Я подумал, что у этой девочки большое будущее. Она так резко переменилась.

– И вы не почувствовали, что это запись?

– Нет. Голос звучал очень чисто. Очень. И к тому же голоса были слишком похожи. Слишком. То есть в процессе разговора голос у этой девочки, кандидатки, немного менялся и даже не один раз. Эмоциональное напряжение, разрядка. Здесь много факторов. Я и не почувствовал подвоха. Подумал, что она просто «поймала» нужный тон.

– Кому вы звонили перед тем, как отвести убитую в «кабинет»? – выпалил вдруг Пилюгин. – Отвечать быстро!

– Н-никому, – пробормотал Каляев, бледнея еще сильнее. – Я… Никому не звонил.

– А вот операторы вашей АТС утверждают, что вы кому-то звонили.

– Нет-нет, – директор даже всплеснул руками. – Они что-то путают.

– Как же вы объясните, что убийце стало известно о новой «кандидатке»?

– Толстяк ничего не знает, – прошептал Волин Леве, и тот кивнул, соглашаясь.

– Я не… не знаю, – от волнения Сергей Сергеевич начал даже заикаться. – Сна… ачала мне позвонила сменщица Рибанэ и сказала, что угодила под машину, потом позвонили из фирмы по установке…

– Это нам известно, – нарочито грубо оборвал его Пилюгин.

– Дальше. Волин наклонился к Леве, шепнул на ухо:

– Сходи, позвони в ГАИ. Узнай, что там с этой сменщицей.

– Хорошо, – оперативник выскользнул в коридор.

– По… том позвонила Марина. Рибанэ, – продолжал Каляев.

– Сказала, что зайдет за до… кументами, и все. Больше никто мне не звонил. И я никому. Тоже. Может быть, эта девушка… Может быть, она са…ма кому-нибудь говорила, что… собирается.

– Говорила! – рявкнул Пилюгин. – Говорила! Мне! И вот этому товарищу! – он указал на Волина. – Девушка, о которой вы нам тут рассказываете, – наша сотрудница!

– Ой! – Каляев схватился за сердце. – Ой. Ой, Господи. Ой, боже мой.

– Он ничего не знает, – сказал Волин.

– Да вижу уже, – оскалился Пилюгин. – Но ведь откуда-то этот тип узнал о том, что Лера пришла наниматься на работу. Черт! Будь оно все проклято! – капитан потер ладонью глаза, поднял взгляд на Волина. – Слушай, Аркадий Николаевич, переоформи на меня часть бумаг. До вечера. Ладно?

– Оформлю, – пообещал Волин.

– Придется перед начальством отвечать, какого хрена я вообще полез в эту задницу. А так – поступила оперативная информация… Ну и так далее. Черт, – Пилюгин повернулся к окну, за которым гудел Арбат. – Мне же теперь с Леркиными родителями придется разговаривать. Что я им скажу? Она ведь даже не оперативница была… В кабинет вошел Лева, доложил негромко:

– Сегодня утром, по дороге на работу, сменщица Рибанэ была сбита машиной. По показаниям свидетелей – темным «Фордом». Волин взглянул на Пилюгина:

– Вот так. Уже утром он четко знает, что кабинет будет свободен и очередную девушку поместят именно туда. Даже если его ловят, он всегда может сказать, что пришел поискать свою подругу Марину.

– Постой, но тогда выходит, что он точно знал, в какой день мы «зашлем казачка»?

– Выходит, что так.

– Откуда?

– Да кто его знает? Или он стопроцентно контролирует наши действия, или…

– Или что?

– Или у него есть осведомитель среди твоих парней.

– Ты с ума сошел? – возмутился Пилюгин. – За своих парней я ручаюсь, как за себя.

– Тогда контролирует, но хотел бы я знать как.

– Ладно, – Пилюгин поднялся. – Пока там ребята с пленкой разбираются, пойду побеседую с Газеевым.

– Надеюсь, мы можем поприсутствовать? – угрюмо спросил Лева.

– Ребята, я лучше сам, – поморщился Пилюгин. – Как-никак – он мой бывший шеф. Вдруг удастся его разговорить. Заодно выясним, откуда ему известно о «казачке».

– Ну смотри, – покачал головой Волин. – Смотри. Ты его знаешь, тебе виднее. Пилюгин поднялся, медленно, словно пребывая в прострации, одернул пиджак и только после этого вышел. Волин прошел к креслу, присел напротив Каляева, спросил спокойно, без нажима:

– Сергей Сергеевич, а что, Михаил Газеев часто заходил?

– Сю… сюда? – снова сглотнул толстяк.

– Да вы не нервничайте. Лучше подумайте хорошенько. Вспомните. Часто ли навещал вас Михаил Газеев?

– Ну… Миша, он… иногда приходил. Ин-ногда уходил. Не очень часто… но заходил. Бывало.

– Так. А по вечерам он вас навещал когда-нибудь? Толстяк надул щеки и запыхтел, словно ответ застрял у него во рту.

– Приходил. По… вечерам.

– И ночная смена к этому времени уже заступала, да?

– Да. Заступала. Волин доверительно наклонился вперед, положил локти на колени, сцепил пальцы рук в кулак.

– А сотрудницами, работающими в ночную смену, Михаил интересовался? Каляев подумал, попыхтел, мелко потряс головой:

– Ну… нет. Ни разу не интересовался. Никогда.

– Ага, – задумчиво протянул Волин. – И что же, совсем никогда не интересовался?

– С-совсем.

– Ладно. А скажите, когда-нибудь вы выпивали вместе? Здесь, в кабинете? – Каляев посмотрел на Волина, на Леву, снова на Волина, словно не знал, как реагировать, и ждал подсказки. Тайного знака. – Ну же, Сергей Сергеевич. Может быть, после работы, расслабиться, по рюмочке, а?

– Было. Раз или два. Я точно н-не помню.

– И что же? Не случалось, что вы брали лишку-то «на грудь»? – Каляев вдруг покраснел. – Сергей Сергеевич, не надо ничего скрывать. Со всеми может случиться.

– Один раз. Засиделись. А закуски тут… сами видите, – толстяк смутился еще больше. – Ну я и уснул. От усталости, должно быть.

– Понятно, – Волин и Лева переглянулись. В этот момент в дверь постучали. – Входите. Дверь приоткрылась, в кабинет заглянул молоденький лейтенант.

– А где Виктор Павлович? – растерялся он.

– Пилюгин-то? Беседует с подозреваемым, – ответил Волин. – Что у тебя?

– Так… э… – лейтенант растерялся, заморгал часто.

– Давай, рассказывай. Дело официально все еще веду я, – подбодрил его Волин.

– Тут сотрудница одна. Говорит, она узнала голос на записи.

– Пригласи ее. Лейтенант обернулся, четким гранитным тоном «пригласил»:

– Заходите, гражданочка. «Гражданочка» оказалась миниатюрной женщиной лет сорока. Она остановилась на пороге, замявшись, поглядывая на усиленно потеющего Каляева.

– Заходите, – Волин указал на кресло. – Присаживайтесь.

– Спасибо, – голос у женщины оказался необычным, высоким, мальчишеским.

– Лейтенант, приведите двух понятых, – попросил Лева. – И доставьте сюда диктофон.

– А диктофон со мной, – лейтенант отдал крохотный магнитофончик Леве. – Понятых я сейчас приведу. Лейтенант выскочил в коридор, затопотал каблуками по линолеуму. В тишине его шаги прозвучали как пулеметная очередь. А уже через минуту в директорский кабинет вошли двое понятых: парень и девушка.

– Проходите, товарищи, не стесняйтесь, – Волин быстро заполнял бланк протокола. – Много времени это не займет. А вы, лейтенант, пока сделайте вот что: опросите сотрудников. Возможно, кто-то захочет что-нибудь нам рассказать. Ну там, слышали шум, может быть, крики, шаги. Этих проводите сюда. У остальных перепишите паспортные данные и отпустите. Всех, кроме Рибанэ. С ней я хочу еще побеседовать.

– Так точно, – лейтенант козырнул и выскочил за дверь.

– Как вас зовут? – Волин посмотрел на женщину-подростка. Та назвала имя, фамилию, отчество. – Обязан предупредить вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.

– Да-да, я знаю, – кивнула женщина.

– Вот и отлично. Теперь, пожалуйста, ответьте на несколько моих вопросов.

– Конечно, спрашивайте.

– Послушайте внимательно запись. – Волин подал знак Леве, тот нажал клавишу воспроизведения. В комнате возник томный женский голос. Каляев не соврал. Если бы Волин не знал, что пленку записывал посторонний, убийца, он бы легко ошибся. Лева остановил магнитофон. – Эта пленка была оставлена убийцей на месте происшествия. Скажите, вы узнали голос, записанный на кассете?

– Да, узнала.

– Чей это голос?

– Моей сменщицы.

– Понятые, вам хорошо слышно? – Те закивали дружно. – Назовите имя и фамилию сменщицы, пожалуйста.

– Ее зовут Алла. Фамилия – Ладожская. Только она, по-моему, сейчас болеет. В дверь снова постучали, и давешний лейтенант, просунув голову в щель, бодро доложил:

– Товарищ следователь, все сделано. Паспортные данные переписываются. Свидетелей не нашлось.

– Я так и думал.

– Только что звонили с Петровки, просили передать товарищу капитану или вам: по данной ориентировке на Курском вокзале задержан… – он заглянул в бумажку. – Владимир Андреевич… то ли Баев, то ли Беев. Я толком не расслышал.

– Баев, – кивнул Волин. – Отлично, отлично. Перезвони им, скажи, пусть попробуют снять с него показания, выяснить, почему он пытался сбежать. А то ведь оправится после задержания – замолчит, как партизан.

– Хорошо, товарищ следователь. Сейчас перезвоню.

– А Рибанэ привел? Ободренный было лейтенант снова смутился:

– Никак нет.

– Почему?

– Так нету ее, товарищ следователь. И никто не видел. Волин почувствовал, как у него противно зазвенело в ушах.

***

Пилюгин вошел в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь. Миша сидел в кресле и играл цепочкой от наручников. На ногах вместо туфель – казенные резиновые сапоги. Хмель давно уже слетел, и теперь был он напряженным и злым. Пилюгин закурил, прошелся по комнате. Миша поднял на него взгляд, раздраженно спросил:

– Ну и?.. Что ты мне хочешь сказать?

– Пять убийств, – вздохнул Пилюгин, останавливаясь и поворачиваясь к Мише. – Три доказать вряд ли удастся, но по сегодняшним двум вопросов у суда не возникнет. Кровь на туфле, а здесь и вовсе взяли с поличным.

– Какая кровь? – изумился Миша. – Где «здесь»?

– Кровь убитого телохранителя, – буднично пояснил Пилюгин.

– Там в двери уплотнитель плохой. Под днище кровь начала подтекать. Ты, когда закрывал дверцы, наступил. Туфлю уже увезли на экспертизу. А если в машине еще и «пальцы» твои найдут, считай, что «пятнашка» обеспечена.

– Конечно, найдут, – заскрипел зубами Миша. – Я же в этой машине за последние несколько дней пару раз сидел. Разговаривали мы, дела обсуждали.

– С Лерой же и того лучше вышло. Взяли тебя, когда ты из ее кабинета выходил. Так что, по совокупности, «вышак» тебе ломится. Но, может, заменят пожизненным.

– Я не выходил из кабинета, – повысил голос Миша. – Не выходил я! Наоборот, хотел войти, но не успел! Это же Маринкин кабинет! Ваши головорезы навалились. Скотье. Руки чуть не сломали. Пилюгин подумал, стряхнул пепел на пол, сказал негромко:

– Насчет головорезов – это ты прокурору на процессе расскажешь. А мне тут не надо песни петь.

– И в машине я не сидел. Просто заметил ее на углу, подошел, постучал. Никто не открыл. Вот и все. Откуда мне было знать, что там кровь чья-то на асфальте?

– Да, это верно. Откуда тебе было знать? – Пилюгин мрачно усмехнулся. – Что делать-то будем, «Боря»?

– Какой я тебе, на хрен, Боря? – вскинулся было Миша, но тут же сообразил: этот человек – его последний шанс на спасение. Не стоит орать на свой шанс. Шанс может и обидеться. – Слушай, Витя, помоги мне отсюда выбраться. «Полтинник» твой.

– Нет, Миш, – они очень быстро перешли на «ты». – Этого сделать я не могу. Даже за такие деньги. Чего не могу, того не могу.

– А за «стольник»?

– Нет, Миша. И не проси. Что угодно, только не это.

– Твою мать… – Миша задумался, застучал нервно мыском сапога по полу. Зазвенел цепочкой «браслетов». – Александру Александровичу ты можешь позвонить?

– А он станет меня слушать-то? – усомнился Пилюгин.

– Станет, станет. Скажешь, что от меня, – станет. И адвоката нашего вызвони. Он даст тебе телефон человека по уголовным делам. Свяжешься с ним, объяснишь ситуацию, скажешь, куда ехать. Десять «штук». Все понял?

– Понял, – Пилюгин вздохнул, покачал головой. – Рискую я, Миша. Здорово рискую. Ты же не просто «непреднамеренный», ты – маньяк. И если станет известно, что я тебе помогаю…

– Не будешь болтать – не узнают. Десять «штук» – нормальные деньги за такую работу. Тебе и делать ничего не придется. Три телефонных звонка. – Миша наклонился вперед, сказал жестко, недобро щурясь: – Не жадничай, Витя. Откусывай в меру, а то ведь можно и подавиться. Пилюгин посмотрел на своего шефа. Сейчас он лихорадочно просчитывал в уме шансы Миши выбраться из этой передряги целым и невредимым. С такими заступниками, да с хорошим адвокатом, да еще когда за тобой стоят большие деньги… Кто знает, как может обернуться дело? Глядишь, через недельку-другую и выйдет Миша Газеев на волю, да еще и с извинениями. И тогда воздастся всем сестрам по серьгам. И тем, которые поддержали, и особенно тем, которые отвернулись. Бросили. Предали. Но, даже если не выгорит у Миши «отмотаться вчистую», все равно. Люди с большими «бабками», они и на зоне – люди с большими «бабками». А большие деньги – это большие возможности. Рисково, конечно, однако игра стоила свеч. Пилюгин улыбнулся сдержанно, кивнул:

– Я понял, шеф. Все будет нормально.

– Давай. И скажи своим коллегам, чтобы не лезли с расспросами. В отсутствие адвоката никаких показаний я давать не намерен.

– Хорошо, шеф. Пилюгин вышел из кабинета, а Миша остался сидеть в кресле, думая о своем, и на скулах у него играли желваки.

***

Волин поставил локти на стол, закрыл лицо руками. Так ему лучше думалось. Рибанэ сбежала. Как ей это удалось, непонятно, но сбежала. Где она теперь, остается только гадать. Вопрос: откуда взялась запись голоса Аллы Ладожской? Волин видел один ответ: кто-то, работающий в «777», записал ее разговор с «клиентом», а потом либо ловко смонтировал его, либо просто убрал реплики «клиента» с записи. Надо представить запись специалисту, чтобы тот определил, на какой аппаратуре производился монтаж фонограммы. Во всяком случае, на любительскую не слишком похоже. Уж больно чистая запись. В кабинет вошел Пилюгин, остановился у стола, взял протокол опознания голоса, почитал, сказал со вздохом:

– Понятно. Ладожская? Это первая убитая девушка? Ну ясно. Слушайте, братцы, – он посмотрел на часы. – Уже половина четвертого. Газеев отказывается от дачи показаний в отсутствие адвоката. Пока этого адвоката найдут, пока он приедет, будет уже поздний вечер. С полуночи дело официально передается в ведение сводной группы. Предложение следующее: я забираю все вещдоки по данному происшествию и Газеева на Петровку, и мы начнем «крутить» его на два последних убийства. Они, хоть и со скрипом, но доказываются. Заодно смогу представить какой-то результат по проведенной операции. Дальше, поскольку первый допрос с Газеева снимаем мы, нас обязаны включить в сводную группу. А уж я буду держать вас в курсе дела. Как?

– По-моему, хорошее предложение, – оценил Лева.

– Хорошо, забирайте его, – кивнул Волин. – Как только закончите допрос, позвоните нам в прокуратуру.

– Конечно. Пилюгин пошел к двери, но на пороге остановился и, обернувшись, спросил:

– Кстати, вы в курсе, что наши парни задержали этого стоматолога, Баева?

***

Ветер понес по улицам морозную пыль. Ожили, закачались ветви деревьев. Прохожие поднимали воротники. Сумерки окутали город, словно огромный дымчатый кот свернулся клубком вокруг небосвода, закрывая мохнатым телом блеклый диск солнца. Кот ворочался – и густые, темно-серые облака приходили в движение, плыли от горизонта к горизонту, и время от времени сквозь них проглядывал хребет диковинного зверя – Млечный Путь. Темнота была ко времени. В сумерках Маринка ощущала себя в относительной безопасности. Она шагала к дому, и единственным желанием, живущим в ней, было – бежать. Куда глаза глядят, лишь бы подальше, подальше от этого страшного города и от обитающих в нем людей, больше похожих на животных. Маринка выбралась из троллейбуса и, озираясь, пошла к нужному подъезду. Теперь тихий дворик выглядел более чем странно. Ей казалось, что даже стены домов хранят воспоминания о пережитом кошмаре. Они впитали кровь ее эмоций, надежно, до самой последней капли. Маринка никогда не вернулась бы сюда, если бы не паспорт. Ее паспорт остался в шкатулке, стоящей на верхней полке платяного шкафа. Утром она была настолько зла, что даже не помнила, как вышла из квартиры. До паспорта ли ей было? Конечно, она могла попросту бросить паспорт – черт с ним! – но без него не купишь билет на поезд. Хотелось ей или нет, а документ надо забрать. Маринка свернула за угол и невольно сбавила шаг. Ей почему-то показалось, что сейчас она увидит стоящего у подъезда Мишку. Скалящегося дьявольской улыбкой психопата-убийцу. Маринка кляла себя за то, что слишком доверяла ему. Ведь можно было догадаться, кто скрывается под именем «Боря», уже после того как исчезла надпись с задней стенки шкафа. Никто, кроме Миши, в квартиру не входил. И об откровениях алкоголички ему стало известно раньше, чем остальным. Что мешало ему вернуться, убить Веру и ее сожителя и только потом вызвать «своих» ребят? Он знал голос Маринки и мог названивать в «777» до тех пор, пока не натыкался на свою «любовь». Он мог войти в собственную квартиру, открыв дверь ключом, «разукрасить» кухню, положить тлеющую «Приму» в пепельницу и ждать, пока она, Маринка, проснется. Все сходилось одно к одному. Маринка прошла мимо длинного ряда машин, вошла в подъезд. Лампочка на первом этаже не горела. Она даже не видела ступенек, и до лифта пришлось добираться почти на ощупь. Маринка вела рукой по сетчатой оплетке шахты, осторожно нащупывая ногой каждую следующую ступеньку. Сначала ей показалось, что она ослышалась. Где-то наверху громко и отчетливо кашлянул мужчина. Звук был ирреальным. Он словно заполнил собой весь подъезд. А может, во всем были виноваты страх и натянутые до предела нервы. Кашель прокатился по гулкой пустоте подъезда, как по трубе. Маринка остановилась, прислушиваясь. Она ожидала услышать шаги, чтобы поверить, – кто-то из жильцов спускается вниз, не дождавшись лифта. Но мужчина просто стоял и молчал. Маринка сделала еще шаг. Тот, кто стоял наверху, засмеялся тихо, почти неслышно. Будто крохотные горошины рассыпались по ступеням. Маринка оглянулась. Ей казалось: стоит сделать еще шаг – и мужчина затопочет вниз, визжа и хохоча от предчувствия свежей крови, как гиена. Дверь подъезда распахнулась, в дверном проеме обозначился женский силуэт. Женщина несколько секунд стояла, привыкая к темноте.

– Опять лампочку выкрутили, сволочи, – досадливо пробормотала она.

– Осторожно, ступеньки, – нарочито громко предупредила Маринка.

– Ой, кто здесь? – испуганно спросила женщина.

– Не волнуйтесь. Я ваша соседка, с третьего этажа. Женщина нерешительно остановилась, но теперь уже Маринка поднялась на площадку и вызвала лифт. У нее вдруг появилась твердая уверенность, что при свидетельнице Боря не отважится напасть на нее. Хотя никакой угрозы для него эта женщина представлять не могла. Кабина ухнула где-то под самой крышей и пошла вниз. Катки громыхали по направляющим. Мотор с гулом сматывал трос с барабана. Наконец лифт остановился на первом этаже, Маринка открыла дверь. Яркий свет залил площадку. Женщина, узнав соседку, улыбнулась с облегчением. Они вместе вошли в кабину, закрыли двери.

– Мне пятый, – сказала женщина. Маринка нажала кнопку с цифрой 3. Лифт пополз вверх. Желтый прямоугольник света скользнул по потолку и стене второго этажа. Маринка невольно выглянула в узенькое застекленное окошко и внезапно увидела его. Вернее, она увидела черную фигуру. Человек стоял у самой лифтовой шахты, привалившись плечом к стальной сетке и… Что он делал? Чистил ногти? Или шлифовал их пилочкой? Ощущение было именно такое. Кабина проползла выше. Мужчина даже не повернул головы. Оглушительно лязгнув, кабина остановилась на третьем этаже. Маринка открыла дверь, попросила громко:

– Пожалуйста, подождите, пока я войду в квартиру.

– Ладно, – озадаченно ответила женщина. Маринка выскочила из кабины, на ходу доставая ключи. Ниже этажом странный мужчина снова засмеялся. Так же тихо, как и раньше, но гораздо веселее. Его явно забавляло происходящее. Маринка поспешно открыла дверь в квартиру, влетела в темную прихожую и заперлась на все замки. Только после этого она перевела дух. Задышала часто, как будто у нее с шеи сняли удавку. Протянув руку, Маринка включила телеглазок. На крохотном экранчике возникло знакомое изображение лестничной клетки. Пару секунд ничего не происходило, а затем Маринка увидела мужчину. Он поднялся на площадку, остановился у дверей квартиры и негромко пробормотал:

– Тук, тук, тук. Ваша мама пришла… Если бы не микрофон переговорного устройства, усиливающий голос, Маринка не смогла бы понять ни единого слова. Лицо мужчины скрывал козырек кепки-бейсболки. Видны были лишь подбородок и губы. Мужчина повернул голову, словно прислушивался к происходящему в квартире, затем улыбнулся и сказал чуть громче:

– Тук, тук, тук… Кто-нибудь дома? Тук, тук, тук… Маринка на цыпочках попятилась от двери, оказавшись в комнате, рванулась к телефону, оглянулась в поисках газеты. На столике нет, на кресле тоже нет… Бах! В сознании вспышкой промелькнула картинка из сегодняшнего утра: пепельница на столе, а в пепельнице тлеет недокуренная кем-то «Прима». Конечно, он забрал газету. Этот… кто он?.. унес ее с собой. Маринка заметалась на грани паники. Вызвать милицию? Поможет ли ей милиция? Все придется объяснять с самого начала. Она сжимала трубку в пальцах с такой силой, что ногти и суставы стали мертвенно-белыми. Прошло не меньше минуты, прежде чем она сообразила: если Мишка никуда не звонил, то номер должен был остаться в памяти аппарата. Маринка нажала клавишу «повторный набор».

– Тук, тук, тук… – доносилось из прихожей. – Открывайте, пришел большой злой волк. Тук, тук, тук… В трубке запищал длинный гудок. Маринка невольно перешла в спальню – самую дальнюю комнату от входной двери. Еще один гудок. Третий. И вдруг что-то щелкнуло и мужской голос сказал:

– Волин. Маринка облизнула пересохшие губы:

– Это я.

– Кто «я»? – не понял мужчина. – Представьтесь, пожалуйста.

– Марина Рибанэ.

– Кто? В трубке повисло напряженное молчание.

***

Волин вошел в кабинет, снял пальто. Лева последовал его примеру, стянул куртку, плюхнулся на стул посреди комнаты, зевнул, прикрывая рот рукой, сообщил смущенно:

– Устал я что-то сегодня.

– Ничего удивительного. Весь день на ногах.

– Вы тоже весь день. И ничего, бодро выглядите, – заметил оперативник. «Я еще и ночь не спал», – хотел сказать Волин, но не сказал. Какая разница? Все уже закончилось. По идее им бы сейчас следовало расползтись по домам, принять душ, поужинать и завалиться на боковую. Но… Надо еще подготовить бумаги к передаче. Пусть смежники «дожимают» Газеева, пусть ищут доказательства его вины. У Волина теперь другие дела, не имеющие отношения к маньяку-убийце. Как будто это так легко. Щелкнул переключателем в голове – и сразу занялся другим делом, а предыдущее тебя уже вроде как и не должно волновать. Ты уже выпал из обоймы, исчез для тех, кто пришел за тобой.

– Что теперь делать? – спросил Лева. – Надо что-то думать.

– Относительно чего думать, Лева?

– Ну как… относительно дела. Волин посмотрел на часы. Шесть тридцать с небольшим хвостиком.

– Лева, для нас ровно через пять с половиной часов никакого дела уже не будет. Дальше начнется превышение служебных полномочий. Административная статья.

– Это-то я знаю, – отмахнулся Лева. – И чем мы станем прикрываться?

– Ничем. Волин принялся раскладывать бумаги по стопкам. Аккуратно, одну к одной. Документы следует содержать в порядке.

– Как это ничем?

– Очень просто, Лева. Сейчас ты пойдешь домой, поешь-поспишь, а завтра с самого утра выйдешь на работу в своем отделении и забудешь всю эту историю, как страшный сон.

– Аркадий Николаевич… – Лева неуверенно улыбнулся, словно не зная, как ему реагировать на слова Волина. – Вы шутите, да?

– Какие уж тут шутки, Лева. Никаких шуток. Я предельно серьезен. Волин достал из несгораемого шкафа дело, откинул крышку папки, принялся подшивать справки, бумаги, документы. Отмечать номера постановлений об экспертизах. Когда имеешь дело с таким парнем, как Газеев-старший, нужно, чтобы все сияло кристальной чистотой. Иначе ушлые адвокаты сожрут тебя вместе с потрохами и не поморщатся.

– И что же, вот так все и бросить? На полпути?

– Почему на полпути-то, Лева? Газеева-старшего мы взяли? Взяли. Можно сказать, с поличным. Доказательства против него имеются. Не самые сильные, конечно, но все лучше, чем вообще никаких. Остальное – дело смежников. Пусть поработают. Лева серьезнел на глазах. Сперва лицо его стало просто скучным, затем хмурым, а вскоре уже напоминало море перед штормом.

– Значит, все, да? – спросил оперативник. – Забросили и забыли?

– Ты же слышал, капитан Пилюгин обязался лично информировать нас о ходе следствия.

– И это все, что вы можете мне сказать? Лева поднялся со стула, сунул руки в карманы джинсов. Сейчас он напоминал не Пушкина, а воробья перед дракой.

– Лева, – напряженно спросил Волин, поднимая взгляд на оперативника, – что ты от меня хочешь? Чтобы я подписал разрешение на дальнейшее проведение следствия нашей группой? Я не могу этого сделать. Подобные вопросы не в моей компетенции. Думаешь, мне хочется бросать все? Не хочется. Ни капельки. Мне сейчас ничуть не легче, чем тебе. Так что ты из меня жилы-то тянешь?

– Вы можете пойти к «Главному» и поговорить с ним, – запальчиво воскликнул Лева. – Это наше дело!

– Лева, данный вопрос мы уже обсуждали. «Главный» даже бровью не поведет! Он, кстати, хотел забрать у нас дело еще сегодня днем! Над ним свое начальство имеется! И приказ о передаче дела уже подписан! Если мы хотя бы пальцем шевельнем в этом направлении после полуночи, с нас головы поснимают! Поэтому успокойся и прекрати зря себя накачивать. Лева набрал полную грудь воздуха, подержал его, выдохнул и, опустившись на стул, сказал:

– Скотство.

– Не стану спорить, – спокойно заметил Волин.

– Как все мерзко.

– Есть маленько. – На столе ожил телефон. Закурлыкал неуместно-игриво. Следователь снял трубку. – Волин.

– Это я, – прорвался сквозь расстояние дрожащий женский голос.

– Кто «я»? Представьтесь, пожалуйста.

– Марина Рибанэ.

– Кто? Сникший Лева поднял голову, внимательно посмотрел на сделавшего страшные глаза Волина и шевельнул бровями: «Кто»? Волин схватил лист, ручку, торопливо написал. Лева подсел поближе, придвинулся ухом к трубке.

– Он здесь.

– Кто?

– Боря.

– Мы взяли его в здании «777», – возразил Волин, чувствуя, как ему становится нехорошо. – «Боря» – Газеев-старший. В данный момент с него снимают показания на Петровке.

– Говорю вам, он только что был здесь! У дверей квартиры! Я видела его.

– Вы видели его лицо?

– Нет, но он подходил к двери квартиры и говорил что-то вроде: «Пришел злой волк…»

– Постойте, Марина, этого не может быть. Мне доподлинно известно, что Боря сейчас сидит в камере предварительного заключения на Петровке и дает показания. Он никак не мог прийти к вам.

– Он здесь! – панически закричала девушка. – И он хочет убить меня!

– Стоп. – Волин показал Леве: «Одевайся». – Успокойтесь. Скажите лучше, он вам звонил сегодня?

– Нет.

– Боря убил сегодня двух девушек. В любом случае, по его плану до вас остается еще одна жертва. Причем, насколько я понял, он должен был позвонить вам и сообщить количество оставшихся жертв.

– Боря не звонил. В голосе девушки начал зарождаться ураган истерики. Мощной, сметающей все эмоциональные барьеры, уносящий с собой разум.

– Так, дайте мне ваш адрес. Наш сотрудник подъедет через полчаса, а пока я позвоню в местное отделение милиции, чтобы прислали наряд осмотреть подъезд. Не волнуйтесь и не впадайте в панику.

– А как я узнаю вашего сотрудника?

– Зовут его Лева. Фамилия – Зоненфельд. Похож на Пушкина. Не ошибетесь.

– Хорошо. Я буду ждать его. Только пусть он приезжает скорее. Мне очень страшно.

– Так быстро, как только сможет. Маринка продиктовала адрес. Волин записал его в ежедневнике, выдрал лист и передал Леве.

– Как доберешься, сразу позвони.

– Хорошо. Волин посмотрел на него, поморщился:

– Ты выглядешь, как рысак-пятилеток перед дерби. – Лева, и правда, разрумянился, воспрял духом. – Вот тебе бланк протокола. Сними с этой Рибанэ показания. Зафиксируй по всем правилам. И жди звонка.

– Думаете, он позвонит?

– Раньше звонил, позвонит и теперь. Я сейчас свяжусь с «Центральной», попрошу их взять на контроль ее телефон. Как только этот тип наберет номер, мы его засечем. А дальше – дело техники.

– Хорошо.

– И поторопись, а то у девушки истерика случится.

– Я пулей! – Лева выбежал за дверь. А Волин набрал номер Пилюгина. Ему не пришлось долго ждать.

– А-а-а, Аркадий Николаевич, – радушно протянул капитан. Для человека, скорбящего о смерти погибшего товарища, у него был подозрительно веселый голос. – У меня для вас уже есть хорошие новости.

– Вы сняли показания с Газеева?

– Разумеется, разумеется, – пыл Пилюгина поутух. – Но… тут ничего утешительного сказать не могу. Ничего утешительного. Газеев утверждает, что не входил в комнату, где сидела «подсадка». И в машине он тоже не был. Рядом стоял, но в салон не садился. Отпечатков его пальцев в комнате нет. В салоне «четверки» отпечатки имеются, но, по словам экспертов, все они далеко не первой свежести. Приехал адвокат Михаила Петровича. Связались с вышестоящим начальством. Короче, поступило непосредственное указание с самого верха: Газеева отпустить под подписку о невыезде.

– Что? – Волин не поверил своим ушам. – Вы его отпустили?

– Совершенно верно. Аркадий Николаевич, да не принимайте вы это так близко к сердцу. Начальство оценило проделанную вами и вашей группой работу, все будет соответствующим образом учтено…

– Капитан, – зарычал Волин, – вы что, идиот? Вы хоть понимаете, что вы натворили?

– А что, собственно, произошло? Никуда этот Газеев не денется. Подписку-то он дал…

– Да нас…ь ему на подписку!!! – Волин все-таки сорвался на крик, хотя и не хотел этого. – Плевал он на нее!!! Газеев уедет и глазом не моргнет!!!

– Значит, мы дадим его во всероссийский розыск, – спокойно заметил Пилюгин. – И, кстати, попытка скрыться добавит ему лишнюю уголовную статью.

– Какая статья?! Вы что, смеетесь? Ему уже верная «вышка» светит, а вы думаете напугать его какой-то там статьей! Да по ней срок всего до двух лет! По-вашему, Газеева это остановит? Я не пойму, капитан, вы серьезно все это говорите или придуриваетесь?

– Аркадий Николаевич, – ледяным тоном ответил Пилюгин, – Владимир Андреевич Баев, задержанный, к слову сказать, по вашей же ориентировке, только что начал давать показания.

– Какие еще показания?

– Об убийстве четырех девушек, бывшего сотрудника милиции, ныне телохранителя, а также охранника в здании телефонного узла на Арбате.

– Та-а-ак, – Волин вытер лоб. – И сколько же человек его «допрашивают»? И чем?

– Вы на что это намекаете? – если бы голосом можно было заморозить, Волин превратился бы в снеговика. – Вы что, думаете, мы выбивали это признание? Да ваш Баев тут пел, как соловей! Сам, без всякой помощи. Как понял, что ему грозит, мигом накатал чистосердечное!

– А вы помогли, да? Деталями. В общем, так, капитан, – жестко сказал Волин. – Завтра с утра я подаю рапорт на имя Генерального прокурора города Москвы. И мы, в присутствии троих медиков, осмотрим Баева. И не дай бог на его теле обнаружится хотя бы одна царапина. Слышите? Хотя бы одна! Срок я вам обещаю. И не маленький!

– Аркадий Николаевич, – хмыкнул Пилюгин. – Да это, оказывается, не я идиот. Это вы – идиот. Через мгновение в трубке уже пульсировали короткие гудки.

– Твою мать! – Волин швырнул трубку на рычаг. – Твою мать!!! Значит, Марина Рибанэ была права. Боря действительно приходил к ней. Ему осталось убить две последние жертвы. Насчет шестой Волин не думал, но с Мариной все было просто. Убив ее, Миша Газеев получит хорошую отговорку. Мол, мое алиби могла подтвердить эта девушка, но маньяк, гад, сволочь такая, убил любимого человека. И как, интересно, будет выкручиваться из этой ситуации «верный оруженосец» Пилюгин? Заставит Баева написать признание, что тот на ночь смотался из камеры, убил двух девушек, а затем добровольно вернулся обратно? Или Газеев опять воспользуется льдом и полиэтиленовыми пакетами? Волин снял трубку, набрал номер вокзального отделения:

– Дежурный? Волин. По поводу Баева. Вы допросили его после задержания? Да? Молодцы, ребята. Протокол у вас? Забрали? – Впрочем, иного ожидать и не приходилось. Пилюгин старался угодить своему «боссу». Интересно, подумал Волин, а не сам ли Пилюгин снабдил Газеева информацией о «казачке»? – Слушайте, капитан, а кто допрашивал Баева? Он еще не ушел? Позовите его к телефону, пожалуйста. – Пауза. – Капитан? Приветствую вас. Капитан, не могли бы вы пересказать мне, о чем поведал вам Баев? Почему он попытался уехать? Капитан задумался.

– Баев сказал, что якобы сбил какую-то девушку, когда возвращался из гостей. В нетрезвом виде, конечно. Испугался и скрылся с места происшествия. Он даже не знал, видел ли его кто-нибудь, поэтому боялся, что за ним в любую секунду могут прийти. Затем в институт явился какой-то парень из прокуратуры, начал показывать фотографии погибших девушек. Баев испугался еще больше, подумал, что его проверяют, а когда увидел участкового у подъезда, решил сбежать. Отсидеться у родни в Кемерове. «Участковый, – подумал Волин. – Тот самый, который приходит к соседке Баева семь раз в неделю. Совпадение, напугавшее стоматолога до дрожи в коленях. Черт побери, какие странные коленца выкидывает иногда жизнь. Знай Баев заранее, чем для него закончится эта история, – остался бы на месте происшествия». Волин поблагодарил капитана, повесил трубку. Вздохнул, взъерошил волосы. Ладно, с признаниями потом разберемся. Пока у него есть проблемы и поважнее. Например, он, Волин, остался в гордом одиночестве. Свободный парень из группы поддержки уже уехал домой. Сколько же можно сидеть вот так? Целый день, почитай, скучал. А в одиночку ловить маньяка – гиблое дело. Нет, Волин не боялся. Точнее, боялся, но в меру. Ровно настолько, чтобы вести себя осторожно и осмотрительно. Но в одиночку не оцепишь район и даже улицу. Не перекроешь выходы из дома. И спину тебе никто не прикроет… Волин подумал, снова снял трубку и решительно набрал номер.

***

Когда зазвонил телефон, Саша Смирнитский, в верхней одежде и обуви, полулежал в кресле и тупо смотрел в экран телевизора, на котором трое участников старательно угадывали мелодии. Он чувствовал себя настолько плохо, насколько вообще может быть плохо человеку. Рядом с креслом стояла запечатанная бутылка водки. Сначала Саша действительно решил напиться, но, купив бутылку и принеся ее домой, вдруг понял, что пить ему совсем не хочется. Точнее, выпить хотелось, но в самом алкогольном дурмане таилось предательство. По отношению к памяти. Напившись, Саша забылся бы, но он также забыл бы. Ее. Пусть на время, но забыл бы. А он не хотел забывать ничего. Ни единой детали. Он хотел помнить. Потому что в этом искусственном забытьи и заключалось предательство. Телефон надрывался длинными нудными трелями и никак не хотел умолкать. Саша ждал, пока он заткнется. В какой-то момент у него появилось желание взять аппарат и запустить в окно. Но он просто снял трубку и произнес стеклянно, без всякого выражения:

– Да?

– Саша? Это Волин.

– Да, – все тем же тоном отреагировал оперативник, исподлобья тупо пялясь в экран и даже не пошевелясь.

– Нам с Левой срочно нужна твоя помощь. Мне нужна твоя помощь.

– Нет.

– Саша, сегодня Боря убил не одну, а двух девушек… – Саша никак не отреагировал на сообщение. – Нам удалось взять его, но он опять оказался на свободе. И, если ты не приедешь, могут погибнуть еще две девушки.

– Нет.

– Почему? Оперативник поднял бутылку, зубами сорвал крышку, глотнул, как воду, даже не поморщившись.

– Я выпил, – заявил он, ставя бутылку на пол.

– Ты врешь, – жестко сказал Волин.

– Нет.

– Врешь! Я знаю твой голос! Ты не пил!

– Выпил, – равнодушно возразил Саша. – Только что. В трубке повисла тяжелая пауза. Наконец Волин хмыкнул и сказал холодно:

– Извини. Не думал, что отрываю тебя от дела, – и повесил трубку. Саша бросил свою на пол. Взял бутылку, поднес к лицу, рассматривая прозрачную, маслянистую жидкость, покачал на ладони и вдруг со всего размаху запустил ее в стену. Бутылка взорвалась, как граната. На обоях осталось большое влажное пятно. Брызги водки и осколки стекла разлетелись по всей комнате. Саша вскочил. Лицо его перекосила ярость. Он размахнулся и что было сил ударил по телефону ногой, заорав:

– Ты, сволочь, гад! Сволочь! – Аппарат пролетел через всю комнату и ударился о шкаф. На темной полировке загорелось светло-желтое «солнышко». Саша тигром метнулся вперед и нанес телефону еще один удар. По светлому корпусу пробежала жирная, как червяк, трещина. – Сволочь, сволочь, сволочь! – орал Саша. А за его спиной одна за другой угадывались мелодии, и лукавый ведущий нашептывал верные ответы телезрителям. – Гад! Сволочь! Гад! – Он молотил по аппарату до тех пор, пока тот не превратился в груду бесполезных деталей. – Гад!!! Только после того, как телефон прекратил подавать признаки жизни, Саша остановился и, тяжело дыша, огляделся. Ярость постепенно сходила с его лица, уступая место гримасе плача. И вдруг оперативник действительно заплакал, утирая слезы рукавом пальто. На экране телевизора одинокая, невероятно счастливая девушка угадывала одну мелодию за другой, а в левом углу экрана легкомысленно убегали секунды.

***

Лева добрался до Маринки даже раньше, чем обещал. За двадцать одну минуту. У подъезда стоял, вращая мигалкой, милицейский «уазик». Оперативник подошел к машине, предъявил удостоверение, поинтересовался у патрульных:

– Что здесь, парни? Видели кого-нибудь? Дородный сержант выпятил нижнюю губу, пробурчал:

– Часы есть? Тогда на время посмотри. Жильцы как раз с работы возвращаются. Как думаешь, видели мы кого-нибудь или нет? Лева тяжело взглянул на него, спросил:

– Ты один такой умный? Или у вас все отделение в юмористы записалось?

– Один, – хмыкнул сержант с вызовом, забираясь в салон желто-синего «козлика». – Мы поехали.

– Давай, давай, – напутствовал его Лева, входя в подъезд. Он поднялся на нужный этаж, позвонил в квартиру. Через секунду ожил спрятанный в стене динамик:

– Кто? Вопрос прозвучал над самым ухом Левы, очень громко. К тому же голос этой девушки был очень похож на голос убитых Леры и Аллы Ладожской. Оперативник вздрогнул от неожиданности.

– Добрый вечер, – сказал он механически и тут же обругал себя мысленно за неуместное приветствие. – Я из прокуратуры. Меня прислал Аркадий Николаевич Волин.

– Покажите удостоверение.

– Конечно, пожалуйста. Лева продемонстрировал свои «корочки» глазку. Щелкнули замки и дверь открылась. Марина Рибанэ оказалась довольно высокой, стройной и по-спортивному подтянутой. Плечи несколько шире бедер, однако фигуру это не портило. А черная водолазка и черные же обтягивающие джинсы только подчеркивали грациозность девушки. Короткая стрижка, непослушные медно-рыжие вихры торчат в разные стороны, но это даже придавало облику Марины своеобразный шарм. Другое дело, что, на Левин вкус, у нее были несколько крупноватые черты лица, однако умело наложенная косметика сглаживала этот изъян.

– Заходите. – Прежде чем захлопнуть дверь, Маринка выглянула на лестничную площадку. – Вы там никого не заметили?

– Нет, – покачал головой Лева. – Никого. Обувь снимать?

– Не надо. Проходите так. Тут натоптано. Оперативник автоматически отметил, что и сама девушка в кроссовках.

– Боря еще не звонил?

– Нет. А по-вашему, он позвонит?

– Мы на это надеемся. – Лева прошел в комнату, положил на стол папочку, открыл ее и достал чистый бланк протокола. – Свет нельзя сделать поярче?

– Я включу торшер. Вам будет достаточно светло.

– А почему не включить верхний свет? Девушка дернула плечами. Получилось как-то очень беззащитно и жалобно.

– Мне страшно, и… я боюсь, что он увидит свет в окнах.

– Кто? Боря?

– Миша. Боря. Называйте, как вам удобнее. Если вы настаиваете, я включу верхний свет…

– Бог с ним, – махнул рукой Лева. – Торшера вполне хватит.

– Спасибо. – Маринка придвинула торшер поближе, включила. Яркий круг упал на лакированную поверхность стола. – Вы хотели о чем-то спросить меня?

– Да, – Лева достал из кармана ручку, принялся заполнять бланк. – Расскажите все, что с вами произошло. С самого начала и по порядку. Желательно во всех подробностях. Только сначала дайте мне, пожалуйста, телефон. Я должен позвонить в прокуратуру.

***

Волин расхаживал по кабинету из угла в угол и время от времени посматривал на часы. Минуты текли одна за другой, а новостей все не было. Он успел согласовать с «Центральной» контроль за нужным телефонным номером и заодно попросил навести справки о Газееве-старшем и о Марине Рибанэ. Затем Волин позвонил в отделение милиции на Курском вокзале и поговорил с дежурным. Собственно, его интересовал один-единственный вопрос: «Не пытались ли отделенческие дознаватели проводить допрос Баева в отсутствие представителей следственной группы». Дежурный доходчиво объяснил, что нет, не пытались, но после задержания Баев выглядел подавленным, словно ощущал свою вину. Он оставался в камере для временно задержанных вплоть до приезда представителей следственной группы, и его передали с рук на руки. Вот и все. С каждой минутой напряжение росло. Поэтому, когда резко распахнулась дверь, Волин едва не закричал. Саша вошел в кабинет, остановился посреди комнаты, холодно взглянул на Волина, сообщил:

– Вы сказали, что вам требуется помощь.

– Да, – кивнул тот. – Но как ты меня напугал.

– Может быть.

– Проходи, присаживайся. Саша остался стоять, засунув руки в карманы пальто едва ли не по локоть. На скулах его перекатывались желваки.

– Я знаю, как он выбирает места расположения трупов. – Волин резко вскинул голову. В этот момент с него можно было рисовать картину: «Изумление». – Это звук.

– Звук?

– Да. – Саша взял со стола карандаш, подошел к стене и принялся быстро соединять точки, в которых были обнаружены тела, одной линией. – Он подбирает жертв на слух, по голосу. Но звонит не очередной жертве, а все время одной и той же девушке. Я думал: «Почему?» И наконец понял: в местах обнаружения трупов зашифрована фраза, сказанная либо этой девушкой, либо самим убийцей и адресованная жертве. Хотя, возможно, не фраза, а мелодия. В любом случае, он взял эту фразу или мелодию, разложил ее на какой-то специальной аппаратуре и получил нечто, напоминающее график. Вроде результатов энцефалограммы. Пики и спуски этого графика приходятся на места убийств.

– Не получается.

– Почему?

– Если бы твоя версия была правильной, он расположил бы трупы в следующем порядке: Ладожская – Пашина – Лера – Галло – девушка в машине на Сухаревке.

– Ее звали Наташа, – мрачно сказал Саша. Волин посмотрел на него:

– Извини.

– Это не имеет отношения к работе, – отрубил холодно оперативник. – Теперь что касается жертв. Боря убивает их в том порядке, в каком ему это удобно. Для него не играет роли, когда именно убита конкретная женщина. Важно само заполнение «контрольных точек». Единственная женщина, которую он собирается убить только в нужном порядке, – «седьмая жертва». «Мелодия» – послание для нее. Потому-то Боря и звонит ей, а не, допустим, мне, вам или кому-то еще. Все убийства изначально «работали» на эту девушку, вели к ней и на ней же должны закончиться.

– Интересно, – хмыкнул Волин. – И когда ты до всего этого додумался?

– Сразу после вашего звонка, когда смотрел «Угадай мелодию». Они там, в суперигре, отгадывают мелодии. Каждая мелодия – нота. Эти ноты записаны на нотном стане и загораются по мере того, как их отгадывают. Очень похоже на Борин «график». В этот момент затрезвонил телефон. Волин рванул трубку:

– Волин!

– «Центральная», – сообщил безразличный голос. – Только что на названный вами номер поступил телефонный звонок. Звонили из таксофона у северного выхода станции метро «Речной вокзал». Волин кинул трубку на рычаг и бросился к двери, на ходу скомандовав Саше:

– Это он! – и, уже вылетев в коридор, гаркнул на всю прокуратуру: – Дежурный! Опергруппу на выезд! И поднимай личный состав районных отделений. Работаем по плану «Сеть»!

***

Маринка успела довести свой рассказ только до половины, когда деликатно-мягко закурлыкал телефон. Девушка побледнела. Лева накрыл рукой ее ладонь, улыбнулся ободряюще:

– Спокойно, спокойно. Снимите трубку. Может быть, это и не он.

– А если он?

– Тогда мои коллеги засекут, откуда звонили, и вышлют опергруппу.

– Хорошо. – Маринка посмотрела на телефон, как на выползшую из-под дивана гадюку, подняла трубку и поднесла к уху. – Алло?

– Три, – услышала она знакомый голос. Маринка побледнела еще больше. Лева выхватил у нее трубку, прижал к уху. В мембрану колотились короткие гудки. Оперативник быстро нажал на рычаг, набрал номер:

– «Центральная»? Вы засекли его? Отлично, – и улыбнулся Маринке. – Они знают, откуда он звонил.

***

Три машины подлетели к северному выходу метро «Речной вокзал». Оперативники выскочили из салонов и побежали к таксофонам. Несмотря на поздний час, здесь все еще было много народу. Бабульки-торгашки спешили продать залежалый товар, светились окна палаток. Две телефонные будочки приткнулись за безжизненным уже торговым павильончиком, у стены сверкающего вывеской «Универсама». И обе они были пусты. Трубка одного лежала на телефонном аппарате, а рядом примостился крохотный диктофон, усердно выплевывающий динамиком короткие гудки – имитацию сигнала «занято». Оперативники рассыпались по площади, опрашивая бабушек-торговок, останавливая прохожих. Район в срочном порядке оцеплялся милицией. Мобильные патрули прочесывали улицы, останавливая одиноких прохожих для проверки документов. Саша наблюдал за общей суетой, стоя чуть в стороне. Волин остановился рядом.

– Он ушел, – спокойно констатировал оперативник. – Этот парень выбрал самое толковое место из всех, которые мог выбрать. Метро рядом. Ему было достаточно включить диктофон. Он уехал раньше, чем мы засекли номер. Поиски ничего не дадут. Дайте «отбой». Так нам его не поймать.

– А как поймать?

– Надо не идти за ним, а ждать его впереди.

– Отличный совет, – вздохнул Волин. – Знать бы еще, как это сделать.

– Нужно вычислить зашифрованное сообщение, тогда нам станет известно место следующего убийства, и, когда он придет, мы уже будем ждать его. Волин прошел к «Волге» опергруппы, снял трубку телефона, набрал номер:

– Дежурный? Волин. Никакой свежей информации не поступало? Вот как? Когда, говоришь? Отлично. Спасибо. – Он повернулся к Саше. – Хочешь новость? – Саша не выразил слишком большого энтузиазма. Стоял и серьезно смотрел на Волина. – Знаешь, что заканчивал Миша Газеев?

– Что? – равнодушно спросил оперативник.

– Радиоэлектронный институт. А знаешь, где он работал по распределению, прежде чем заняться бизнесом?

– На радио.

– Точно. Откуда знаешь?

– Тамара Галло. Волин вспомнил отличную обработку любительской телефонной записи голоса Аллы Ладожской.

– Поехали.

– Поехали, – спокойно согласился Саша.

***

Внезапно свет в квартире мигнул и погас.

– Что это? – встрепенувшись, испуганно спросила Маринка.

– Спокойно, – произнес Лева, поднимаясь и одновременно доставая пистолет из наплечной кобуры. – Оставайтесь здесь. Сейчас посмотрю. Может быть, просто пробки «выбило»? Дом-то старый. Проводка, наверное, уже никакая. Последние слова он пробормотал скорее для себя, выходя в коридор. Из-за зашторенных окон в квартире царила кромешная темнота. Но темнота обостряла слух, и Лева вдруг услышал, как кто-то всовывает ключ в замочную скважину. Он бесшумно отступил к гостиной, приказал Маринке едва различимым шепотом:

– Идите в спальню. Оперативник шагнул к двери гостиной, встал за стеной, подняв оружие над головой. Вот щелкнул первый замок, через секунду – второй, затем третий. «У него есть ключи», – подумал отстраненно Лева. Едва слышно скрипнула, открываясь, входная дверь. На лестничной площадке горел свет, и узкий луч упал в коридор. На мгновение его заслонила чья-то тень, и вновь наступила темнота. Лева подобрался. Он не умел драться так, как, например, Саша. Смирнитский скрутил бы этого типа в мгновение ока. Тот даже не успел бы сказать «ой». Лева же рассчитывал на внезапность. Ударить по затылку рукояткой «макарова», сбить с ног, оглушить, защелкнуть наручники. Можно было бы выстрелить, – наверняка психопат пришел сюда не с голыми руками и с вполне определенной целью. Учитывая личность Бори, никто не усомнился бы в правомочности использования оружия, но оперативнику очень хотелось взять Борю живым. Именно живым. И посмотреть на Борю в суде, когда тот будет сидеть в крепкой стальной клетке. Как зверь. Бешеный, смертельно опасный хищник. Человек двигался очень тихо. Практически бесшумно. Однако Лева слышал дыхание. Прерывистое и частое дыхание предельно взволнованного человека. Вот убийца подошел к двери. Оперативник чувствовал его близость кожей. Он приготовился ударить. Боря несколько секунд стоял за дверью, затем шагнул вперед. Лева опустил руку. В последний момент тот успел убрать голову. Это было удивительно. Боря не мог видеть оперативника. Он либо почувствовал ток воздуха, либо звериным чутьем угадал присутствие противника. Так или иначе, но рукоять «макарова» опустилась не на затылок убийцы, как рассчитывал Лева, а на плечо. Глухо хрустнула, ломаясь, ключица. Убийца взвыл и тут же ударил оперативника ногой в живот. Он не целил. Ударил просто так, лишь бы ударить. Но попал. Лева охнул. Воздух вырвался из легких. Оперативник согнулся пополам, выронив оружие, и тогда убийца бросился на него, припечатав к двери. Створка распахнулась, и Лева опрокинулся на спину, увлекая за собой противника. Они покатились по полу, опрокидывая мебель. Оперативник пытался ударить маньяка коленом в пах, но тому все время удавалось увернуться, принимая пинки на бедра. Физически нападавший был сильнее Левы, и все же он постанывал от боли. Со сломанной ключицей ему тоже приходилось нелегко. И все-таки убийца подмял оперативника, взгромоздился сверху и несколько раз ударил головой об пол. Лева почувствовал вкус крови на губах. В глазах плыло. Он судорожно проглатывал кровь, стараясь не захлебнуться. Убийца ударил его еще несколько раз кулаком в лицо и, когда оперативник обмяк, вцепился ему в горло, сдавил, перекрывая доступ кислорода и одновременно сдавливая ногами ребра. Лева забился, глаза его полезли из орбит. Он попытался стряхнуть с себя убийцу, но тот только матерился сквозь зубы. Оперативник зашарил вокруг себя, пытаясь нащупать пистолет. «Макаров» лежал у самой двери. Уже теряя сознание, чувствуя, как рвутся от нехватки кислорода легкие, оперативник вцепился в оружие, приставил ствол к ребрам убийцы и нажал на курок. Тело приглушило звук выстрела. Запахло горелой тканью и обожженной кожей. Убийца дернулся, выгнулся дугой, но пальцев так и не разжал, хотя хватка стала чуть слабее. Лева выстрелил еще раз. Теперь хлопок получился довольно громким. Всполох пламени высветил лицо убийцы – молодое, губастое. Отблеск отразился в стеклах очков. Оперативник узнал Борю Газеева. Пальцы убийцы разжались. Лева вдохнул полной грудью, задышал часто, насыщая кровь кислородом. Газеев наклонился над Левой. Изо рта у него выплеснулась вязкая, смешанная с кровью слюна и упала оперативнику на лицо. Боря еще несколько секунд сидел, покачиваясь, верхом на противнике, а затем мягко повалился вперед. Лева оттолкнул руками мертвое тело, отполз в сторону, держась рукой за саднящее горло. Опершись второй рукой об пол, не выпуская из нее оружие, оперативник поднялся и, пошатываясь, пошел к спальне. Толкнул дверь. Маринка сидела на тахте и испуганно смотрела на Леву. Даже в темноте было видно ее лицо – абсолютно белое.

– Все, – сказал Лева и заперхал кашлем. – Все кончилось. Вызовите милицию и… – он снова закашлялся. – И «Скорую». Скажите: у нас здесь труп.

– Вы убили его? – почти неслышным шепотом спросила Маринка.

– Иначе он убил бы меня. Звоните, я пойду… включу свет… Лева побрел к двери. Выйдя на площадку, оперативник открыл щиток. Главный рубильник был повернут в положение «выкл.». Боря не стал утруждать себя выкручиванием пробок. Лева щелкнул рубильником, закрыл щиток, шагнул в темную прихожую. Из комнаты лился свет торшера, и в этом свете оперативник краем глаза заметил силуэт человека. Тот стоял, прижавшись спиной к двери, держа в руке нож. Лева просто прошел мимо него в темноте. Он опустил руку за пистолетом, и в эту секунду человек полоснул его ножом по горлу. Оперативник захрипел, схватился за шею, пытаясь зажать рану. Странно, он почти не чувствовал боли. Совсем немного. Зато чувствовал, как течет по пальцам его собственная обжигающая кровь. Лева попытался вдохнуть. Вместо воздуха в легкие попала кровь. Диафрагма сократилась, выталкивая влагу из альвеол. Последнее, что увидел Лева, это фонтан крови, вылетающий вместе с остатками воздуха из его перерезанной трахеи.

***

Боря с удовольствием посмотрел, как упал оперативник. Усмехнулся. Присев на корточки, он принялся вытирать окровавленное лезвие о штанину Левиных джинсов, бормоча громко:

– Тук, тук, тук. Кто пришел? Э-эй, маленькая поганая сучка, ты слышишь меня? Было три, стало две! Он знал, что она слышит. Ему ничего не стоило отыскать эту шлюху и расправиться с ней. Но, раз уж он решил переиграть их, то надо сделать это по всем правилам. Строго по плану. Иначе его выигрыш не будет стоить и ломаного гроша.

– Тук, тук, тук, я иду… Боря выпрямился и направился в комнату.

***

– Мишку-то? Газеева? Помню. Как не помнить. Обязательно. – Разбитной, веселый бородач оскалился в тридцать два зуба. – Мы же с ним учились в институте, в одной группе. Через парту сидели. Потом здесь вместе работали. Четыре года. Инженер толковый. Звезд с неба, конечно, не хватал, но мозгой шевелить умел, а это уже немало. По нынешним-то временам. Волин и Саша стояли в кабинете известного здания на Шаболовке. Комната оказалась сплошь заставленной разнообразной электроникой. Честно говоря, столько аппаратуры в одном месте Волин видел впервые в жизни.

– Нравится? – спросил бородач. – Мне тоже, – и заржал могильно, сраженный собственной остротой.

– А вы когда в последний раз видели вашего приятеля? – поинтересовался Саша, тоже оглядываясь не без любопытства.

– Мишку-то? Да месяца два назад. Он забегал по делу, – бородач присел к небольшому столику, заваленному платами, пестрыми детальками, микросхемами. Здесь же, на столе, громоздился включенный компьютер, на экране которого моргала недоигранная партия «Линий». Бородач лениво передвинул пару шариков и развернулся к гостям. – Побыл часок. Про бизнес свой рассказал. К себе звал. В банк. У них там техники много. Тоже ремонтировать кому-то надо. Хорошие деньги предлагал.

– Отказались?

– Здесь интереснее. А на жизнь мне и так хватает. Пока безлошадный. В смысле, бессемейный. Вот женюсь, тогда, может, и приму предложение. Там видно будет.

– А что за дело, если не секрет? – спросил Волин.

– Что?

– Вы сказали, что Михаил заходил к вам по делу.

– А, да, верно. По делу. Да, ерунда, пустяк. Запись ему надо было одну подчистить. То ли с подругой он беседовал по телефону. То ли с любовницей. Записал, да шумновато получилось. Подчистили маленько. Сказал: на память. Было что оставлять, – бородач снова заржал.

– Голос у этой подруги-любовницы какой был?

– Ну-у-у-у, ребята. Такие вопросы… Это вам у Мишки лучше спросить. Захочет – расскажет.

– Товарищ, – вдруг с неприкрытой злобой подступил к бородачу Саша. – Мы к вам не потрепаться по-дружески пришли. – В глазах у него зажегся неприятный огонь, которого Волину раньше видеть не приходилось. – И вы будете отвечать на наши вопросы, независимо от того, нравятся они вам или нет. Понятно? – Пораженный внезапной агрессивностью оперативника, бородач растерянно взглянул на Волина, затем на Сашу. – Я, кажется, задал вопрос!

– Понятно, понятно, – разом стирая улыбку с губ, ответил бородач.

– Хорошо, что понятно. А теперь отвечайте, и живенько. Какой голос был у его любовницы?

– Низкий. С хрипотцой. Контральто.

– Хорошо. Что-нибудь еще он просил? Бородач криво усмехнулся:

– Стиральную машину починить.

– Пошутите еще раз, – твердо пообещал Саша, – отправитесь в КПЗ за мелкое хулиганство. Вместо аппаратуры своей будете заниматься уборкой улиц. В течение двух ближайших недель. Так понятнее? – Бородач промолчал. – О чем еще он вас просил?

– Фразу ему разложить.

– Что за фразу? И как разложить?

– «Я тебя ненавижу», – угрюмо ответил бородач.

– Ух, – прищурился Саша. – Кого это он так?

– С магнитофонной записи, – продолжал бородач. – Женский голос. То же самое контральто. Через синтезатор и еще… там… короче, через кое-какую аппаратуру. Да ну. Просто клюнуло ни с того ни с сего. В порядке бреда.

– А вы не спросили, зачем ему это нужно?

– Да ему подруга наговорила, когда они поссорились. А он, как аппаратуру увидел, давай, говорит, фразу перемонтируем. Задом наперед пустим, или звуки местами поменяем. Вроде розыгрыша. Чтобы смешно было. Разложили на звуки, перемонтировали. Возились целый час. Получилась фигня какая-то. Не смешно. Выбросили. Все.

– Для розыгрыша это как-то чересчур, вы не находите? – спросил Волин.

– У богатых свои причуды. И потом, слово «розыгрыш» каждый понимает по-своему. Одни по телефону незнакомым людям хамят, другие – фразы монтируют. Кому что нравится.

– Раскладка на звуки у вас осталась?

– Есть, по-моему, в компьютере. Сейчас посмотрю, – бородач пощелкал клавишами, запуская нужную программу и загружая файлы. – Вот она. На экране возникла картинка: динамик, под ним черная полоса, на которой выделялась ярко-желтая дорожка, сплошь состоящая из островерхих шпилей. Под черной полосой – серые клавиши, обозначенные непонятными значками.

– Можно разложить на отдельные звуки, – пояснил бородач, – и поменять их местами в произвольном порядке. Можно сделать голос выше или ниже. Разные «примочки» есть.

– А распечатать это… этот график можно? – спросил Волин.

– Почему нет? Тут все можно. – Бородач пощелкал клавишами. Стоящий на соседнем столике принтер загудел, выплевывая лист. – Хотите – возьмите на память.

– Ножницы есть? – спросил Саша.

– Конечно. Бородач протянул ножницы. Оперативник аккуратно обрезал «график», срезая мелкие «зубцы» и оставляя только самые мощные «провалы» и «пики».

– Семь, – констатировал он.

– Естественно, – согласился бородач. – По количеству слогов. Так всегда и бывает. Саша достал из кармана карту Москвы, развернул ее, наложил сверху «график», спросил, не оборачиваясь:

– Михаилу вы тоже такую распечатали?

– Да, принтер проверяли.

– Понятненько, – оперативник все подгонял и подгонял картинку, пока самый первый пик не пришелся на нужную точку. – Так. Тютелька в тютельку. Ладожская – Пашина – Лера – Галло – Наташа. Все сходится. Остались еще две точки. Черт, карта слишком мелкая. Проектор бы сюда и карту покрупнее. Раз в десять. А лучше в двадцать.

– А лучше бы он нам на месте все показал, – заметил, словно между делом, Волин.

– Неплохо было бы.

– Давай пока хотя бы район.

– Шестая точка – проспект Мира. Сухаревская площадь. Здесь здоровый участок накрывает. Панкратьевский переулок, часть Сретенки. Хрен его знает, где он тут появится.

– А седьмая?

– Волгоградский проспект, в районе метро «Пролетарская».

– Знаю те места. Живу там. И, кажется, Рибанэ снимала у нас в доме квартиру.

– Вот там-то он скорее всего и объявится.

– Понял. – Волин пожал руку бородачу. – Спасибо. Вы нам очень помогли. Тот покосился на Сашу, мотнул головой:

– Да ерунда. Не стоит благодарности.

– Стоит, стоит, – Саша тоже пожал ему руку. – Хорошо, что ты эту схемку догадался приберечь. Молодец. Хвалю. И непонятно было, то ли серьезно он говорит, то ли издевается. Когда Волин и Саша вышли, бородач вздохнул, вновь устроился за столом, запустил игрушку и пробормотал себе под нос:

– Во работенка. Не пыльная. Знай себе с бумажками ковыряйся. Так им за это еще и деньги платят…

***

Маринка пришла в себя всего на несколько секунд. Она почти ничего не чувствовала, и это ощущение неуправляемости собственным телом было ужасным. Невозможность пошевелить ни рукой ни ногой, невозможность открыть глаза, невозможность говорить. Лицо превратилось в мягкую восковую маску. Слишком мягкую. Мышцы – как желе. Единственное, что она могла, – слышать и этим цепляться за окружающую ее действительность. Хотя, если уж быть до конца откровенной, не совсем понимала, зачем это ей. Вокруг, в чернильной темноте, плавали призрачные голоса. Привидения, бестелесные, воздушные, обсуждали ее будущее, тихо разговаривая где-то совсем рядом, почти над ухом:

– Ранения серьезные?

– Ничего страшного. Жить будет.

– Крови много…

– Эта сволочь специально постаралась. Для жизни не опасно, но очень болезненно и кровь хлещет фонтаном.

– Когда мы сможем поговорить с ней?

– У-у-у, капитан, с этим вопросом не ко мне. К врачам.

– А вы кто? Ветеринар, что ли?

– Я – фельдшер.

– Ну а по опыту-то?

– Не знаю. Девушка в шоке… Во всяком случае, не раньше, чем дня через два-три. Маринка с облегчением кувыркнулась в темноту, где обитали призраки. Темнота окутала ее теплом, обняла мягкими, пушистыми лапами, закрыла, словно огромной подушкой, лицо. Наверное, это и называется смертью. Маринка отдалась во власть темноты. И ей не было страшно. Только спокойно и легко.

***

Пилюгин наблюдал за тем, как фельдшеры проносят мимо носилки. Бледность девушки не могла скрыть даже импортная косметика. Лицо Марины не слишком отличалось по цвету от простыни, покрывающей ее тело. Капитан уже побывал в квартире и увидел все, что хотел увидеть. В частности, трупы Бори Газеева и Левы Зоненфельда. Он не сомневался в том, чья это работа. Конечно, с большой натяжкой, если следствие проявит редкостную тупость и слепоту, можно было бы составить следующую версию: боролись, опер пустил братцу две пули в бок, разворотив половину грудной клетки, – еще бы, с такого-то расстояния! – а тот, из последних сил, перерезал Леве горло. Только у любого здравомыслящего человека сразу же после ознакомления с протоколом осмотра места происшествия возникнет вопрос: а как этот оперативник оказался в прихожей? Если сумел дойти – не иначе как тоже из последних сил, – то почему лежит ногами к входной двери, а не к комнате? Повернулся, прежде чем умереть? Выбирал, где почище и помягче? И почему следы крови только в прихожей и в комнате, а в коридоре их нет? Пилюгин огляделся. М-да. Он умудрился перехитрить сам себя. Убийство опера в присутствии брата Бори наводит на определенные размышления. Теперь за Мишей устроят настоящую охоту. От Газеева отвернутся все. И друзья, и высокие покровители. И, конечно, эти самые покровители воспользуются случаем, чтобы отвести вину от себя. Кто приказал освободить маньяка? Капитан Пилюгин. Кто подписал бумаги на освобождение? Он же. Дальше можно не продолжать. В хорошем случае отделается увольнением. В плохом – сроком. Солидным, солидным сроком. Что он может сделать в создавшейся ситуации? Ответ напрашивался сам собой: нужно поймать маньяка и тем самым свести на нет все разговоры. И чем быстрее это случится, тем для него, Пилюгина, лучше. И уж совсем хорошо, если удастся поймать Мишу Газеева на месте преступления. Тот, конечно, окажет сопротивление, а там уж… Вопрос номер два: каким образом это осуществить? Ну здесь, как говорится, нет проблем. Ежу понятно: не мог Боря Газеев сам решиться на такое. Подбил его старшой, не иначе. Нужно позвонить ему на сотовый и сообщить о случившемся, упомянуть ненароком о том, что девицу увезли в «Склиф», приехать туда и подождать, пока Миша заявится навестить бывшую возлюбленную. Пожалуй, решил Пилюгин, так он и сделает. Капитан сходил в кухню, затем спустился следом за фельдшерами на улицу, окликнул одного из медбратьев:

– Когда доставите потерпевшую в больницу, скажите врачу, чтобы определили ее в отдельную палату. Фельдшер пожал плечами. Ему-то было абсолютно безразлично, в какую палату определят Марину. В общую, в отдельную. Какая разница? В общей даже спокойнее.

– И скажите, я здесь закончу и подъеду. Минут через тридцать.

– Ладно, скажу, – снова пожал плечами медик.

– Ну и хорошо. Поезжайте. Оба фельдшера забрались в красно-белый «РАФ». Микроавтобус фыркнул и укатил, а Пилюгин направился к ближайшей телефонной будке. Миша оставил ему номер своего «специального» телефона, на который следовало звонить только в самом экстренном случае. Капитан зашел в будку, вставил карточку, набрал номер.

– Да? Слушаю. Голос у Миши был очень бодрым. Он явно не спал. Ждал звонка от братца?

– Миша, у нас проблемы.

– Что случилось?

– Только что в твоей квартире обнаружены трупы Бори и опера, который сегодня приезжал в «777». Курчавый такой…

– Какого Бори?

– Твоего брата! Черт побери, Миша, думаешь, я стал бы звонить тебе из-за каких-то посторонних людей? Миша несколько секунд ошалело молчал. Впрочем, Пилюгин не сомневался относительно искренности братских чувств.

– Что с ним?

– Две пули из «макарова» в грудь. Уложили наповал. Оперу перерезали горло. У тебя в квартире, как на бойне. Слушай, ты должен срочно уехать. Не важно куда, но лучше бы подальше. Никто не поверит, что это не твоя работа. Полагаю, Сан Саныч теперь не станет даже разговаривать с тобой.

– Борька… – пробормотал Миша. – Как же так, а? Ну как же так-то? Черт, Борька…

– Слушай, Миша, прекрати истерику! С Борей я все улажу. Насчет похорон там, и все такое. А ты собирай чемоданы и уезжай! Прямо сейчас! Сию секунду. О Марине я позабочусь.

– Что с ней? – Голос у Миши стал каменным.

– Ничего страшного. Порезали слегка. Врачи говорят: жить будет. Произнося это, Пилюгин улыбался. Он сыграл как по нотам. И Миша попался. Уже попался.

– Где она?

– Увезли в «Склиф». Я подъеду туда часика через два, когда закончу здесь с формальностями.

– Я тоже должен туда подъехать, – решительно сказал Миша.

– Убедиться, что все в порядке. Может быть, надо заплатить врачам.

– Ты уже подъезжал сегодня на переговорный пункт, – рявкнул Пилюгин, запуская руку под пиджак и механически поглаживая кончиками пальцев ребристую рукоять «макарова». – Забыл, чем это кончилось? Уезжай немедленно. Через час за тобой станет охотиться вся милиция Москвы. Через два ориентировка на тебя будет у каждого вокзального мента. О твоей подруге я позабочусь, обещаю.

– Приезжай в «Склиф». Немедленно. Я буду там через… сорок минут. Привезу деньги. Для тебя и для врачей. Пилюгин понимал, самое главное сейчас – не перегнуть палку. Не спугнуть его.

– Миш, ей-Богу, не стоит этого делать, – сказал он. – Деньги ведь можно передать и через кого-нибудь.

– Будь там через сорок минут! – отрубил Миша и повесил трубку. Пилюгин вышел из будки, вдохнул полной грудью, посмотрел, улыбаясь, в небо. Все сошлось. Все просто отлично. Мало того, что ему удастся прикрыть зад, так еще и денег на этом заработает. О таком только мечтать. Капитан вернулся к подъезду, поднялся на третий этаж, предупредил коллег из группы о том, что ему нужно срочно уехать. Сказал сержанту-пэпээсовцу:

– Поехали, отвезешь меня.

– Куда? – поинтересовался тот, без особого энтузиазма поглядывая на заносчивого опера с Петровки.

– В «Склиф». – И добавил увесисто: – Оцепление здесь сейчас на хрен не нужно. Ночь. Все спят. Поехали.

– Что случилось? – спросил кто-то из оперативников.

– Есть информация, что убийца попытается избавиться от последнего свидетеля.

– От девчонки?

– Правильно, – Пилюгин кивнул.

– А сведения надежные? – усомнился собеседник. – Часа же еще не прошло после убийства-то.

– Агентов надо расторопных иметь, – назидательно ответил Пилюгин.

– Может, вызвать парней из группы захвата?

– Пришли к «Склифу» человек пять. И пусть не светятся – встанут где-нибудь в сторонке.

– Хорошо, – кивнул тот.

***

Волин позвонил дежурному уже из «Волги». Хорошая машина, начальственная. В простых-то телефонов не было. Только в «РАФах», часто использовавшихся в качестве «передвижных кабинетов». Тут уж, хочешь не хочешь, а телефон положен, но обычные легковые автомобили ими не оснащались. Эту «Волгу» группа Волина получила только потому, что «РАФ», разбитый Сашей, ждал ремонта в прокуратурском гараже. Иначе пользоваться бы группе микроавтобусом. Волин связался с прокуратурой. Дежурный, бодро схвативший трубку, узнав, кто звонит, мгновенно скис.

– Что случилось? – спросил Волин, предчувствуя самое худшее.

– Только что сообщили. Зоненфельд погиб в схватке с бандитом.

– Как погиб? Саша резко повернулся к Волину. Спросил одними губами:

– Левка? Лицо Волина окаменело. Он кивнул автоматически.

– Сообщили, вроде Борис Газеев попытался проникнуть в квартиру Газеева-старшего, очевидно, с целью убить эту девушку… Рибанэ, – четко рапортовал дежурный. Он, в общем, не видел большой разницы между Левой и любым другим сотрудником прокуратуры. И, наверное, был прав. Когда погибает человек, это всегда плохо. – Зоненфельд застрелил его, но и сам погиб. Подробности пока не сообщали. Следственная группа еще работает.

– Что с Рибанэ?

– Ранена. Отправили в институт Склифосовского.

– Понятно. Еще сообщения были?

– Звонили с Петровки, насчет материалов дела. Волин посмотрел на часы: начало первого. Все, его время вышло. Саша не вникал во все эти процессуальные хитрости. Он просто достал из кобуры пистолет, передернул затвор. Волин повернулся к шоферу:

– На Сухаревку, к институту Склифосовского. Саша спокойно сунул оружие в карман пальто, поинтересовался без всякого выражения:

– Рибанэ увезли в «Склиф»?

– Да, – кивнул Волин.

– Он нарочно не стал убивать ее в квартире, – продолжал рассуждать вслух оперативник. – Рассчитал, что среди ночи пострадавшего с ножевыми ранениями повезут именно в «Склиф». Таким образом, Рибанэ оказывается в нужной ему точке.

– Видимо, да.

– Этот ублюдок – окончательный психопат, раз решил пожертвовать братом ради своего б…ского плана.

– Да, – согласился Волин.

– Если его арестовать, он рано или поздно выйдет на свободу и вновь примется за свое.

– Наверное. Мы не можем знать этого точно.

– Мне и не нужно знать этого точно. Я не собираюсь проверять. Просто пущу ему пулю в башку. Волин вздохнул, посмотрел на шофера, сказал:

– Ты ничего этого не слышал. Тот кивнул, спросил, неприятно усмехнувшись:

– Чего слышать-то, если вы всю дорогу молчите?

– Ты все правильно понял, старик, – ровно сказал оперативник. – И поднажми, пожалуйста. Как бы нам не опоздать.

***

Девушка открыла глаза, когда медицинская сестра начала срезать пропитавшуюся кровью водолазку и наложенные бригадой первой помощи бинты. Дернулась, попыталась сесть.

– Тихо, тихо, тихо, – успокаивающе зашептала сестра. – Лежите, лежите. Раненая посмотрела по сторонам. На лице ее отразился испуг.

– Где я? – спросила она шепотом.

– Все в порядке. Вы в больнице. Здесь вас никто не обидит. Девушка, морщась, подняла руку, с изумлением взглянула на плотно перевязанные запястья. Грудь ее тоже оказалась стянута кольцом бинтов.

– Что со мной? Я порезалась?

– Вы ничего не помните?

– Нет. Девушка тряхнула головой, из ее груди вырвался сдавленный стон. Она подняла руку и коснулась пальцами головы. Волосы были обрезаны. Очевидно, это сделали ножом, не особенно заботясь о сохранности кожи.

– Больно? – участливо спросила медсестра.

– Очень, – прошептала девушка. – Что случилось? Меня затянуло в бетономешалку? Медсестра с удивлением посмотрела на нее. Она ожидала чего угодно – плача, стонов, истерики, но только не юмора, пусть даже и «черного».

– Сейчас вам лучше поспать.

– У вас есть зеркало?

– Нет.

– Даже маленького?

– Даже маленького. Маленькое зеркальце у медсестры было, но она не стала давать его девушке, чтобы та не увидела собственного, сплошь покрытого небольшими порезами лица.

– Лицо сильно болит. Скажите, только честно…

– Да?

– Я ужасно выгляжу?

– Нет. Большая часть пострадавших, которых доставляют сюда посреди ночи, выглядит гораздо хуже, чем вы.

– Ноги у меня в порядке? – встревожилась девушка.

– Ноги в порядке. Но вот водолазку придется разрезать. Тут ничего не поделаешь.

– Режьте, – прошептала девушка. – Только джинсы не трогайте. Это мои любимые. Я все-таки попытаюсь их снять.

– Хорошо. Конечно. Медсестра едва заметно улыбнулась. Женская психология. Даже в такие моменты думать о вещах и собственной красоте. Она быстро и ловко разрезала водолазку и бинты, осторожно сняла клочья одежды, лифчик, обнажив плечи, грудь и шею девушки, сплошь покрытые небольшими ранками. Обработала порезы раствором, вновь наложила повязки. Теперь раненая выглядела, как мумия. Не без помощи медсестры ей удалось сесть. Негнущимися пальцами она расстегнула ремень на джинсах, попыталась их снять, сморщилась.

– Я помогу, – предложила сестра. Девушка опустилась на банкетку, перевела дыхание, попросила:

– Не могли бы вы оставить меня на минуту одну?

– Давайте лучше я поставлю ширму. Вдруг вам станет плохо.

– Поставьте. Медсестра развернула ширму так, чтобы банкетка оказалась отгорожена от остальной части кабинета. Девушка с трудом стянула джинсы, надела пижамные штаны. Они оказались велики размеров на пять, но других все равно не было. Присела на банкетку, прошептала:

– Никогда не думала, что процесс разоблачения может оказаться настолько болезненным.

– Бывает и хуже, – заметила медсестра, откатывая ширму в сторону.

– У меня не было.

– Полежите пока. Сейчас врач заполнит карту, а потом я отвезу вас в палату.

– Хорошо, – девушка послушно вытянулась на банкетке.

***

Пилюгин выбрался из «Жигулей» и посмотрел на часы. Им удалось добраться до «Склифосовского» за десять минут с небольшим. Времени еще – вагон и маленькая тележка. Справа от входа припарковалась темная «Волга». Капитан подошел ближе, постучал в окно. Дверцы открылись, и из салона выбрались пятеро парней. Каждый одет в свободную куртку, под которой виднелись легкие черные бронежилеты. Свободные же штаны. На плечах укороченные «клины».

– Капитан Пилюгин, – представился Пилюгин.

– Капитан Фролов, – негромко произнес один из спецназовцев.

– Такое дело, капитан, – Пилюгин оглянулся на темное здание больницы. – Только что сюда доставили раненую девушку. Она – главная свидетельница по делу о маньяке-убийце. Слышали уже, наверное? – Спецназовец кивнул утвердительно. – Так вот, у нас имеются серьезные опасения, что этот маньяк может прийти сюда, чтобы убить ее. Ваша задача: надежно закупорить все входы-выходы. Я поднимусь в палату. Обо всех подъезжающих машинах докладывать по рации. Ваш позывной – Патруль, мой – Верхний. Если он придет, я вам сообщу. Трое поднимаются наверх, двое остаются внизу. Попытается выйти – ввиду особой опасности маньяка начальство дало разрешение открывать огонь на поражение.

– Может, кто-нибудь из ребят поднимется вместе с вами? – предложил спецназовец. – Так оно будет надежнее. Вдвоем его скрутить – не проблема.

– Капитан, – губы Пилюгина вытянулись в жесткую узкую линию. – Вы хотите довести раненую до инфаркта? Девушка в шоке после случившегося. Представьте на секунду, что она почувствует, если к ней в палату ввалится один из ваших парней с автоматом наперевес. Ладно, если она все еще без сознания, а если придет в себя и поднимет крик на всю больницу? Да в тот момент, когда убийца будет входить в палату? Неизвестно, как он отреагирует. Вдруг захватит заложников из числа обслуги или, того хуже, больных? Короче, занимайте позиции и следите за тем, чтобы никто не покинул здание. Если он появится, я вызову вас по рации. Пилюгин направился к дверям приемного покоя. Капитан-спецназовец повернулся к своим парням, скомандовал:

– По местам, ребята. Один из ребят, мрачно глядя в спину удаляющемуся Пилюгину, сплюнул на асфальт и буркнул себе под нос:

– Козел. Остальные молча согласились. И правда, козел, чего там.

***

Палата располагалась на двенадцатом этаже. Сестра помогла раненой перебраться с кресла на постель. Погасила свет, спросила напоследок:

– У вас есть родственники, которым нужно сообщить о том, что вы здесь? – Девушка молча покачала головой. – Может быть, друзья или знакомые? – И снова отрицательное покачивание головой. – Совсем никого?

– Нет.

– Так не бывает.

– Бывает, – вздохнув, прошептала раненая.

– Знаете что? Поспите-ка, – предложила медсестра после короткой паузы. – Поспите, поспите. Сон пойдет вам на пользу. Вот увидите, к утру кого-нибудь вспомните. Раненая кивнула, соглашаясь, улыбнулась едва заметно – чуть-чуть, самыми краешками губ, и все равно поморщилась, – закрыла глаза, а уже через секунду задышала ровно. Сказывался пережитый шок. Не каждый день ее режут ножом. Да так, что больно смотреть. Медсестра вышла. Как только за ней закрылась дверь, девушка открыла глаза. Она не сделала попытки встать. Просто лежала, глядя в потолок. Несмотря на введенный анальгетик, тело болело. Раны саднили. Голова раскалывалась. Крадущиеся шаги в коридоре. Кто-то подошел к двери, остановился, прислушиваясь к происходящему в палате. Девушка даже не попыталась что-то предпринять. Она просто повернула голову и смотрела в сторону двери. Створка приоткрылась, и в светлом прямоугольнике проема появился черный мужской силуэт. Человек оглянулся и вошел в палату, на цыпочках приблизился к кровати, еще раз оглянулся на дверь, наклонился, чтобы увидеть ее лицо. Девушка спокойно закрыла глаза. Мужчина запустил руку за отворот пальто и достал из недр одежды большой кухонный нож. Стараясь двигаться как можно тише, незнакомец наклонился и положил нож у кровати. Когда он выпрямился, девушка уже смотрела на него, без всякого выражения, как смотрят на ничего не значащего жучка или букашку.

– А-а-а, – мужчина от неожиданности отступил, но тут же засмеялся нервно. – Как вы меня напугали.

– Что вы здесь делаете? – шепотом спросила девушка.

– Я… пришел помочь вам, – Пилюгин оглянулся на дверь в третий раз.

– Помочь в чем?

– Человек, который пытался вас убить, Михаил Газеев, на свободе. Мы были вынуждены отпустить его под давлением сверху. Но мне стало известно, что он хочет расправиться с вами. Я пришел, чтобы защитить вас. Девушка продолжала смотреть на незнакомца. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Откуда я знаю, что вы тот, за кого себя выдаете? Вдруг именно вы пришли сюда, чтобы убить меня, а потом свалить вину на Михаила? – спросила она шепотом.

– Как вы могли такое подумать? – тем же сдавленным шепотом воскликнул Пилюгин, старательно изображая возмущение.

– Меня столько раз пытались убить за последнюю неделю, что я могу позволить себе думать все, что угодно и о ком угодно.

– А почему мы шепчемся?

– У меня повреждено горло, – ответила девушка. – Я не могу говорить громко. А почему шепчетесь вы, мне неизвестно.

– За компанию, – усмехнулся Пилюгин. – Я, кстати, работаю на Петровке. У меня есть документы. Показать?

– Не надо, – девушка едва заметно сморщилась. За все время разговора она ни разу не шелохнулась. – Где работаете – там работаете.

– Патруль – Верхнему. Вижу темный «Форд». Останавливается у приемного покоя. В салоне только водитель, – ожила вдруг в кармане пилюгинского пальто рация. – Выходит. Высокий мужчина. Темный костюм, темное пальто. В руке «дипломат». Идет к приемному покою. Какие указания, Верхний? Пилюгин поднес передатчик к губам:

– Пропустите его и будьте начеку. Как понял?

– Понял тебя, Верхний. Пилюгин повернулся к девушке, приложил палец к губам, показывая: «Ни звука». Достал из кобуры пистолет, передернул затвор.

– Это он, – прошептал Пилюгин.

– Почему вы не вызвали подмогу? – спросила девушка. Черт, подумал капитан. Надо же было этой б… очнуться. Не могла она в шоке еще пару часиков поваляться? Что теперь делать? Ведь трепанет, что он убил Газеева в отсутствие непосредственной угрозы для жизни. А может быть, ее тоже? Того. Психопат убил очередную жертву, но был застрелен сотрудником МУРа в момент совершения преступления. Наверное, так и придется поступить, если не произойдет какой-нибудь приятной случайности. А если он не пойдет сюда, а решит переждать у лифтов? Ребята засветятся, он скроется. Кто знает, что ему стукнет в голову после всего этого и где его придется тогда искать. Пилюгин прислушался, понизил голос до сдавленного шепота:

– Похоже, это он. Сделайте вид, что спите. Девушка повернула голову и прикрыла глаза.

***

В общем, пройти через охрану оказалось гораздо проще, чем Миша ожидал. Сто «баксов» и компанейское:

– Командир, ну ты войди в мое положение-то. Невесту только что сюда привезли. Какая-то сволочь ножом порезала, а я даже толком не знаю, как она, что с ней. Может быть, нужно чего. Лекарства, из продуктов что-то. Да я наверх даже не пойду, ты мне с врачом дай поговорить. В результате всех этих уговоров, подкрепленных зелеными хрустящими купюрами, Миша добрался до двенадцатого этажа. Молодой парень, врач, сопровождавший его, указал на торцевую дверь в дальнем конце коридора.

– Вашу невесту определили в отдельную палату. Можете заглянуть, но не думаю, что лишние волнения пойдут девушке на пользу. К тому же она вряд ли способна разговаривать.

– Да мне бы хоть одним глазком. Я же через три часа улетаю. Вернусь только через две недели. И, главное, отменить-то поездку теперь уже нельзя. Врач покачал головой. Он, видимо, не принимал подобных отговорок. Нельзя? Все можно, когда необходимо. А вот необходимо или нет, каждый уже решает сам. В силу совести и глубины чувства. Присутствие близкого человека иногда помогает получше любых лекарств.

– Зайдите. Только ненадолго.

– Хорошо. Миша направился к палате. Он надеялся, что Виктор уже приехал. Конечно, Пилюгин не станет таскаться по всей больнице в ожидании его, Миши, приезда. Наверняка будет ждать в палате. Он подошел к нужной двери, нажал на стальную, отполированную до блеска чужими ладонями ручку и шагнул в палату. Комнатка освещалась только уличным фонарем. Свет бил в потолок, рассеивался, почти не разгоняя вязкий полумрак. После ярко освещенного коридора Миша почти ничего не видел. Оглянулся с порога. Врач ни разу не посмотрел в сторону палаты. Стоял у поста медсестры, навалившись на стойку локтем, в позе вальяжного повесы, говорил что-то негромко, посмеивался обольстительно. Миша прикрыл за собой дверь. В полумраке он разглядел лежащую на больничной койке девушку. Услышал ее ровное, спокойное дыхание. Миша сунул руку за пазуху, сделал еще шаг к кровати и в этот момент услышал справа громкое:

– Патруль – Верхнему. Подъехала черная «Волга». В салоне водитель и двое пассажиров. Выбираются из салона. Бегут к приемному покою. Какие указания, Верхний?..

***

– Патруль, задержи обоих. Здесь я справлюсь. Ситуация под контролем.

– Понял тебя, Верхний, – сказал в микрофон капитан-спецназовец и жестом показал своим: «Пошли». Волин и Саша бежали к приемному покою, когда из-за гранитного пандуса, поднимавшегося справа от входа, появились две фигуры с автоматами в руках. Еще двое вынырнули откуда-то слева. Ни Саша, ни Волин так и не поняли, где они прятались. Место было открытым. В спину им уставился еще один ствол. Капитан-спецназовец поднялся из-за багажника «Волги». Волин и Саша оказались на открытом, простреливаемом с трех сторон месте.

– Стоять! – крикнул один из спецназовцев. – Руки за голову! Двое побежали вперед, пока их товарищи держали пару на мушке. Саша первым понял, что произошло, и остановился. Следом за ним остановился и Волин. Оба подняли руки.

– Руки на затылок! – приказал все тот же голос. Двое подбежали к задержанным, толкнули их к стене.

– Руки на стену, ноги на ширину плеч!

– Не стреляйте! Мы – представители прокуратуры. Удостоверение во внутреннем кармане пиджака! В Сашином крике не было испуга, только здравый смысл. Кто может сказать с уверенностью, что именно не понравится этим парням в следующий момент? Что вызовет у них подозрения? Нажмут на курок и нашпигуют свинцом так, что в морге примут за погремушку.

– Разберемся, – буркнули у него за спиной, ощупывая одежду, вынимая из кобуры оружие, а из внутренних карманов – удостоверения. Пока их держали под прицелом, подошел капитан. Дюжий спецназовец протянул ему удостоверения задержанных. Тот внимательно изучил их, повернувшись к фонарю. Сказал негромко:

– Можете опустить руки. – Когда Волин и Саша повернулись, отдал им «корочки» и оружие, козырнул: – Извините, товарищи. Произошло недоразумение. Вас приняли не за тех.

– Да за тех, за тех, – проворчал Саша. – Кто вас сюда поставил, парни?

– Капитан Пилюгин. Оперативный отдел МУРа.

– Он наверху?

– Так точно.

– А парень на «Форде» давно приехал?

– Минут пять-семь.

– Пошли за нами, ребята, – скомандовал Саша.

– У нас прямой приказ: блокировать выходы из больницы.

– Кто отдал этот приказ? – громко и властно спросил Волин.

– Пилюгин? Ваш Пилюгин сегодня, после двойного убийства, отпустил этого маньяка на все четыре стороны под подписку о невыезде! Благодаря чему этот психопат убил еще одного человека, нашего коллегу, оперативника из отделения милиции. Почему Пилюгин не взял никого из вас наверх? – Спецназовцы молчали. – Пошли с нами! Ответственность за дальнейшие действия группы я беру на себя как руководитель следственной группы.

– С двенадцати часов ночи дело находится под контролем Петровки и горпрокуратуры, – возразил капитан. – Вы уже не руководите следственной группой. Волин демонстративно перевел стрелки наручных часов на час назад.

– Без десяти двенадцать. У кого есть часы?

– Я свои дома забыл, – хмуро отреагировал капитан-спецназовец и кивнул своим парням. – Вперед, парни! Группа ворвалась в приемный покой, побежала по гулкому коридору к лифтам. Охранники шарахались в стороны. Медбратья и врачи жались к стенам.

– Где лифт? – гаркнул один из спецназовцев на ходу.

– Там, – медбрат указал направление. Группа затопотала к лифтовой площадке. Шаги гулко разбивались о стены коридора. Через пять минут все семеро ввалились в просторную лифтовую кабину.

– Этаж? – спросил, задыхаясь, Волин. Не в том он уже все-таки возрасте, да и кабинетная подготовка давала о себе знать. Отягощала. – Какой этаж?

– Двенадцатый, – ответил ровно капитан-спецназовец. Саша нажал нужную кнопку, и кабина быстро пошла вверх.

– У этого типа «огнестрельное» имеется?

– Нет, – покачал головой Саша, не сводя взгляда со светящегося табло, на котором, отмеряя этажи, полз тусклый желтый огонек. – Он пользуется только ножом.

– Тогда возьмем без шума и пыли, – улыбнулся тускло капитан. – Но на всякий случай держитесь за нами, мужики. Не лезьте вперед. Лады?

– Лады, – ответил Саша и, когда капитан отвернулся, переложил пистолет из кобуры в карман пальто. Кабина остановилась, створки раскатились в стороны. Спецназовцы выбежали из лифта первыми. Стараясь не шуметь, они выскочили с лифтовой площадки к медицинскому посту. Врач и медсестра встревоженно обернулись. Капитан приложил палец к губам, спросил медсестру:

– Девушка с ножевыми порезами?

– В тридцать четвертом боксе. Прямо по коридору, в конце.

– Мужчина с «дипломатом»?

– Только что прошел. Спецназовцы побежали по коридору, держа оружие на изготовку. В мягких кроссовках они двигались почти бесшумно. Саша и Волин бежали на метр позади. На всякий случай Волин тоже достал оружие. Группа покрыла две трети расстояния, когда дверь палаты распахнулась. На пороге стоял Пилюгин. В одной руке он держал пистолет, другой зажимал разрез на горле. По пальцам у него текла кровь, рубашка, пиджак и пальто тоже были залиты бурым. Несколько секунд Пилюгин слепо смотрел на приближающихся спецназовцев, затем пошатнулся и рухнул лицом вперед, плашмя, звучно ударившись головой об пол. В палате что-то загрохотало, опрокинулось. Протяжно и страшно закричала женщина.

– Михаил Газеев!!! – закричал во всю силу легких Волин. – Выходите с поднятыми руками. Считаем до трех!!! Потом открываем огонь на поражение!!! Раз!!! Спецназовцы продолжали продвигаться вперед, короткими перебежками, выцеливая пустой, темный проем.

– Два!!! В палате что-то снова опрокинулось. Зазвенели какие-то железки, затарахтели по полу ножки кровати. Следом раздался истошный крик:

– Не стреляйте, я выхожу! Михаил показался в дверях. Лицо его было мертвенно-бледным, но без следа страха или паники. Его костюм, пальто, руки, вся фигура перепачкана в крови.

– Брось нож, – внушительно крикнул Саша.

– У меня нет оружия, – так же громко сказал Михаил и поднял руки высоко над головой. – Я сдаюсь! Двое спецназовцев подбежали к нему, прижали всем телом к стене, быстро и ловко обшарили одежду.

– Он чист, – крикнул один. Саша проверил карманы Мишиного пальто.

– Смотрите-ка, Аркадий Николаевич, – позвал он, демонстрируя пачку «Примы» и недобро глядя Михаилу в глаза. – Моршанские.

– Наденьте на него наручники. А сигареты отправим на анализ. Михаилу завернули руки за спину, защелкнули на запястьях хромированные «браслеты». Капитан опустился на колено рядом с Пилюгиным, перевернул его на спину, взглянул на рану.

– Кончился, – констатировал он без особого сожаления. Поднялся, заглянул в палату. – Эй, дамочка, вы в порядке? Эй? – Он вошел в темную комнатку. Здесь царил настоящий погром. Тумбочка перевернута, стул валяется у окна, лампа сорвана со стены, кровать стоит наискосок, перегораживая половину палаты. Одеяло и подушка в черных пятнах. На полу смазанные брызги крови. Посреди комнаты валяется раскрытый «дипломат». Тут и там перетянутые банковскими ленточками пачки стодолларовых банкнот. – Где вы? – Капитан обошел кровать и увидел девушку. Она сидела в углу, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Бинты вымокли, пижамные штаны и босые ступни тоже в крови. Видимо, девушка пыталась уползти от убийцы. Ее била крупная дрожь. Капитан обернулся, крикнул во всю силу легких: – Доктора!

– Доктора! – повторили в коридоре. Капитан коснулся руки девушки пальцами. Она вздрогнула и уставилась на него диким взглядом. Глаза ее стали почти белыми от страха, зубы выстукивали «танец с саблями». Половина бинтов сползла и висела грязными тряпками. По лицу словно прошлись ластиком. Черты смазанные, перекошенные. В данный момент девушка производила впечатление юродивой.

– Все нормально, – капитан улыбнулся натянуто. – Все уже нормально. В эту секунду в коридоре звонко хлопнул пистолетный выстрел. Девушка вздрогнула. Тело ее напряглось. Казалось, еще секунда – и она закричит.

– Тихо, тихо, – успокаивающе зашептал капитан. – Тихо. Все спокойно. Все спокойно. Он подался назад, чтобы увидеть происходящее в коридоре. Его парни, Волин, медсестра с круглыми глазами и круглым же ртом, бледный врач, застывший в какой-то странной, неестественной позе – стойка вполоборота, руки согнуты в локтях и подняты перед собой открытыми ладонями вперед, – все они смотрели на лежащий у стены труп Михаила, вокруг головы которого быстро натекала кровавая лужа. А еще они смотрели на спокойно улыбающегося Сашу, стоящего над телом с пистолетом в руке. Из ствола его «макарова» лениво сочился ехидный дымок да катился по полу маленький латунный цилиндрик стреляной гильзы. И в наступившей тишине капитан услышал, как Волин тихо, но внятно сказал:

– Что же ты наделал, Сашук. Что ты наделал…

***

– А что, по-твоему, ему за это может быть? – орал «Главный» и лупил ладонью по столу. – Ему! Ты лучше спросил бы, что мне за это будет! Что тебе за это будет! Ему!!! Пуп земли, б…! Больше заботиться не о ком? Какого дьявола вас вообще понесло в эту больницу?

– До двенадцати, юридически, операция оставалась под моим руководством, – спокойно ответил Волин.

– До двенадцати! А вы вломились туда в час! В час!!!

– У меня часы отставали.

– Хрен у тебя отставал!!! – заорал «Главный» так, что Волину показалось: сейчас здание прокуратуры рассыплется на отдельные панели. – Вот что у тебя отставало!!! Хрен, а не часы!!! – Волин молчал. – И что за показания вы дали? «Не видел», «не заметил», «отвлекся», «отвернулся». Прямо команда слепых, а не спецназ!!! Ты тоже отвлекся?

– Я тоже.

– А знаешь, что написал твой Саша?

– Знаю, – ответил Волин. Он действительно знал. После того, как Марину Рибанэ перевезли в другую палату, вколов предварительно лошадиную дозу транквилизатора, криминалист и судмедэксперт закончили свою работу, а все показания были сняты, следователь отозвал его, Волина, в сторонку и, словно бы стесняясь того, что говорит, пробормотал:

– Короче, так, Аркадий… Считай, что твоему парню крупно повезло. По счастливому стечению обстоятельств эти ребята-спецназовцы, все, как один, именно в момент выстрела «отвернулись», «отвлеклись», «смотрели в другую сторону», ну и так далее. Короче, обстоятельства происшествия неясны. Может быть, Газеев застрелился, вырвав пистолет у Смирнитского. Или попытался на него напасть… В общем, прямых свидетелей убийства нет. Кроме врача и медсестры. Но, может быть, к утру они изменят свои показания. С учетом того, какого «хорошего парня» застрелил твой Смирнитский. Намек ясен?

– Вполне, – кивнул Волин.

– В конце концов, факт убийства капитана милиции Пилюгина Виктора Павловича и попытки убийства этой девочки, Рибанэ, Михаилом Газеевым налицо. Но…

– Что?

– Объясни своему Смирнитскому, какой срок ему обломится, если он не прекратит разыгрывать из себя графа Монте-Кристо.

– А что такое?

– Да завел, как попка, одну и ту же песню: мол, я его застрелил, но виновным себя не признаю. Пусть, мол, суд разбирается. Я уж и так ему намекал, и эдак. Может, говорю, Газеев пытался на тебя напасть или, допустим, сделал какое-то подозрительное движение в твою сторону или в сторону кого-нибудь из этих спецназовцев. Между «предумышленным» и «убийством по неосторожности» есть разница. Лет эдак в семь. Или, говорю, может быть, увидел труп капитана Пилюгина и впал в состояние аффекта. Так нет. Уперся. Я, говорит, все сделал сознательно и без всяких угроз со стороны Газеева. Спрашиваю, мол, ты хоть понимаешь, какой срок можешь получить с такими показаниями? Понимаю, отвечает, но это дело не мое и не ваше, а суда. Пусть суд и решает. А меня, говорит, совесть не заест. Нет, ты понял, Аркадий? Совесть его не заест.

– Понял, понял, – ответил Волин.

– Короче, время у вас есть, до восьми утра. В восемь мне придется передать дело по инстанции. А это все, Аркадий. Там уже ничего не изменишь. Потом была беседа с врачом и медсестрой. Волин рассказал им о газеевских «подвигах», о Маринке Рибанэ, – вы же видели, какой ее привезли сюда, – об убитом охраннике в службе «777». В конце концов, они «припомнили», что успокаивали больных. Врач вошел в палату к одному особенно возмущенному шумом старичку, сестра ему помогала, поэтому непосредственно в момент выстрела их вообще не было в коридоре. А затем состоялся неприятный разговор с Сашей. Оперативник сидел и смотрел в окно с таким видом, словно разговор его вовсе не касался. Волин долго убеждал Смирнитского в том, что нужно – просто необходимо, – изменить показания. Все понимают природу его, Саши, поступка, и все согласны, что Газеев получил по заслугам. Но зачем же самому класть голову на плаху? Глупо! Разговор закончился тем, что Саша посмотрел на Волина со странным сожалением и равнодушно сообщил, что срок его не пугает. Плевать ему на срок. Он сделал то, что должен был сделать, и, если суд решит, что Саша заслужил максимально строгое наказание, значит, так тому и быть. Он ни о чем не жалеет и, более того, если бы время сейчас отмотали назад и предложили ему выбирать, поступил бы точно так же. И не надо его ни в чем убеждать. Показания он, Саша, подписал и менять их не собирается.

– Ты слышишь меня? – громко спросил «Главный».

– Что? – Волин вдруг понял, что задумался.

– Я спрашиваю, что с этой Рибанэ? Она жива-здорова?

– Да. С Рибанэ все нормально.

– Ну и отлично. – «Главный» перевел дух, протер платочком лоб. – Значит, свяжись со смежниками, пусть закрывают дело и сдают в архив. С глаз долой – из сердца вон, как говорится.

– Хорошо. «Сейчас, – подумал Волин, – он скажет, что мы с такой работой сведем его в могилу и что до пенсии он не доживет».

– Вы меня с такой работой в могилу сведете, – проворчал «Главный». – До пенсии спокойно дожить не дадут. Один, понимаешь, самоуправством занимается, второй – машины корежит и обвиняемых отстреливает. Как с цепи сорвались, ей-Богу, – он посмотрел на стоящего перед столом Волина. – Вам еще повезло, что в квартире у этого Газеева нашли вещи: куртку там, джинсы, кепку. Походный термос для льда… А не то бы я сам тебя под статью отправил. Ну что смотришь? Иди, работай. Стоишь, как привидение. Волин вышел в коридор и направился к своему кабинету. Настроение у него, откровенно говоря, было паршивое. Все шло наперекосяк. И он почему-то не испытывал торжества от того, что им удалось поймать маньяка-убийцу. Наоборот, плавал в душе ил недовольства. Как-то все было не так. Наперекосяк как-то было все. Он подошел к своей двери, достал из кармана ключ, отомкнул замок.

– Аркадий Николаевич? Волин обернулся. Перед ним стоял невысокий, худощавый, совсем молодой парень с бледным лицом. На парне была кепка-бейсболка, кожаная куртка, джинсы и кроссовки. «Тот самый наряд, – подумал Волин механически. – Наряд убийцы-маньяка».

– Аркадий Николаевич Волин? – переспросил парень.

– Да, – кивнул Волин. – Вы по делу?

– Мне нужно с вами поговорить.

– Знаете что, – Волин подумал. – Заходите завтра. Вы можете завтра? Сегодня у меня очень много дел…

– Я не могу завтра, – пресек парень дальнейший ход беседы.

– Дело касается покойного Вадима Завадского.

– Кто это? – нахмурился Волин. – Знакомая фамилия, но…

– Вадим Завадский был телохранителем Марины Рибанэ. Но дело не только в нем. Дело еще и в Михаиле Газееве. «О господи, – подумал Волин. – Даже после смерти он не дает мне покоя».

– Михаил Газеев погиб этой ночью, – сказал Волин устало. – Дело закрыто. А я третьи сутки на ногах. Может быть, ваша информация все-таки подождет до завтра?

– Нет, – покачал головой парень. – Если Михаил Газеев погиб, она тем более не может ждать.

– Аркадий Николаевич, – позвал дежурный.

– Да? – тот обернулся.

– Только что звонили криминалисты. Вас не было, так я записал… насчет анализа слюны на окурках, найденных в подъезде…

– Да, – кивнул Волин. – И что?

– Они провели анализ… – дежурный с сомнением посмотрел на парня. – Э-э-э…

– Что? – повторил Волин.

– На окурках слюна не Газеева, – едва не радостно сообщил дежурный.

– Как не Газеева? – Волину показалось, что он налетел на электровоз. – А чья же?

– Они не сказали. Сказали только, что не Газеева.

– Наверное, брата, Бориса, – сам себе объяснил Волин.

– И не Бориса, – подал голос парень.

– И насчет кроссовки, – продолжал дежурный. – В смысле, того следа, который обнаружился под лужей крови в беседке, возле трупа Пашиной. Криминалисты «проявили» отпечаток и сделали слепок. Убийца носит кроссовки сорокового размера.

– А у Михаила Газеева какой размер? – спросил Волин, холодея. Он не мог вспомнить размер туфель Михаила, но в одном был уверен абсолютно точно: не меньше сорок третьего.

– Сорок четвертый, – вновь ответил за дежурного странный парень. – А у Бориса Газеева – сорок третий.

– Наверное, напутали что-нибудь эксперты, – пробормотал Волин, с отчаянием понимая: ерунду говорит. Ничего эксперты не напутали. Как не напутали и в прошлый раз, со временем смерти. Просто психопату снова удалось их обмануть.

– Ничего ваши эксперты не напутали, – словно прочитав его мысли, сказал парень. – Все точно. Волин толкнул дверь кабинета:

– Входите. – Парень вошел, прошагал к стулу, присел. Волин устроился за столом, закурил, чтобы отогнать сонливость. – Рассказывайте, что у вас.

– Позапрошлой ночью Вадим вызвал меня телефонным звонком. Сказал, что у него ко мне срочное дело.

– Минуточку, минуточку. Для начала давайте уточним. Кто вы такой?

– Я работал вместе с Вадимом. Сначала в милиции, потом в охранном агентстве. В основном мы действовали в паре. Вадим доверял мне.

– Ну, допустим.

– Позавчера ночью он позвонил мне и попросил срочно приехать к дому Михаила Газеева.

– В котором часу?

– В начале первого.

– Угу. И что же?

– Так вот. Когда я приехал, Вадим попросил меня навести справки о Марине Рибанэ.

– Почему?

– Не знаю. Он не объяснял мне причин. Думаю, все дело в интуиции. У Вадима была просто потрясающая интуиция. И еще он сказал, что, если с ним что-то случится – внезапная смерть в результате несчастного случая или убийство, – я должен буду передать полученную информацию в милицию. А утром Вадим перезвонил мне и назвал вашу фамилию. «Это уже после того, как мы беседовали с этим Завадским, – сообразил Волин. – Значит, я его отпустил, и Вадим позвонил этому парню». Он затягивался раз за разом, выпуская дым и разгоняя его рукой. Парень же смотрел на Волина так, словно тот должен был сейчас вскочить и удариться в пляс. По меньшей мере.

– Ну и что? – наконец прервал молчание Волин.

– Михаил Газеев – не тот, кого вы ищете, – вдруг сухо сказал парень. – Он – не убийца. Вадим предупреждал меня, что Михаила могут убить.

– Предупреждал, предупреждал… – повторил Волин. – Ну прямо прорицатель какой-то этот Завадский. Нострадамус.

– Я навел справки о Рибанэ, – пропуская сарказм мимо ушей, продолжал парень. Он достал из кармана сложенный лист, начал бесстрастно-механически читать: – Так… «Родилась в тысяча девятьсот семьдесят первом году…» Это неважно. Вот. «Отец – Рибанэ Алексей Михайлович. Рецидивист. Три срока. Хулиганство, нанесение тяжких телесных. Изнасилование малолетней». – Волин потихоньку просыпался. – «Мать – Рибанэ Валерия Дмитриевна. Скончалась при родах. Трое детей: старшая – Марина, средний – Володя, младший – Боря. Борис Алексеевич Рибанэ скончался в возрасте четырех месяцев от двусторонней пневмонии. С восемьдесят седьмого года Марина Алексеевна Рибанэ проживает в Волгограде, у бабушки по материнской линии. Изредка навещает родственников. Спустя три года, в девяносто втором, ее брат, Владимир Алексеевич, приезжает в Москву и подает заявление в клинику пластической хирургии о перемене пола. В просьбе ему отказали. Выписали направление для консультации у врача-психиатра по месту постоянной прописки».

– Это сколько же ему лет было? – поинтересовался Волин.

– Девятнадцать.

– Чем дальше, тем интереснее.

– «В девяносто четвертом году Марина Алексеевна подала заявление об утере паспорта. Через месяц ей был выписан дубликат паспорта по месту прописки. То есть в Волгограде. В девяносто пятом, после смерти бабушки, Марина Алексеевна вернулась к отцу. А в девяносто шестом… – парень посмотрел на Волина, – она снова подает заявление в милицию о похищении сумочки, в которой помимо денег находились также все документы. Ей вновь был выдан дубликат паспорта. Через три месяца после этого события Алексей Михайлович Рибанэ погиб в результате несчастного случая».

– А конкретнее? – спросил Волин заинтересованно.

– Замерз, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. А теперь… – парень протянул Волину бумагу. – Прочтите. Волин взял лист, развернул, начал читать: «На ваш запрос от такого-то числа такого-то месяца сего года сообщаем, что Марина Алексеевна Рибанэ в настоящий момент проживает по месту постоянной прописки. (Город, улица, номер дома.) Личность засвидетельствована соседями (Фамилии. Инициалы), а также участковым. (Звание. Фамилия, имя, отчество)». Волин отложил бумагу. Потер лоб. Черт побери.

– Сегодня утром я ездил в банк, – спокойно сказал парень, поднимаясь. – Там очень жалеют о смерти Михаила. Говорят, он был хорошим директором. Кстати, компаньоны Михаила никогда не обращали внимания на его маленькую слабость. У Михаила Петровича была несколько отличная от общепринятой сексуальная ориентация. Он не мог хотеть убить женщину, с которой жил, хотя бы по той простой причине, что он вообще не жил с женщинами. В комнату заглянул дежурный:

– Аркадий Николаевич, в «Склифосовского» обнаружен труп одной из медсестер. Ей отрезали голову.

– Твою мать. – Волин покачал головой, выдохнул, словно говоря: «Ну и дураки же мы все». Сказал, обращаясь к дежурному:

– Позвони на Петровку. Пусть поднимают группу захвата. И еще нам понадобятся люди из службы наружного наблюдения. Чем больше, тем лучше. Свяжись с начальством УВД «Пролетарский», пусть соберут весь личный состав. Теперь, чтобы поймать маньяка, потребуется очень много людей.

***

– Больные встревожились, – сетовал бледный, как первый снег, врач. – Вообще-то у нас иногда бывает, сестры отлучаются, чаю попить или перекусить. Двенадцать часов на ногах. Но Света никогда не бросала пост, и… это сыграло свою отрицательную роль. К ее отсутствию отнеслись со снисхождением. Вроде разок можно. Не каждый же день. Так что серьезно спохватились только часа через полтора. Просто в голове не укладывается.

– А мы даже охрану не выставили у палаты, – сказал капитан-спецназовец, глядя на обнаженный труп медсестры.

– Так ведь вроде и незачем было, – мрачно заметил Волин и, повернувшись к врачу, поинтересовался: – У Светы какой голос был? Контральто?

– Совершенно верно, – подтвердил врач. – А вам откуда это известно? Вы что, были знакомы с ней?

– Нет, но… просто знаю. Обезглавленное тело было накрыто одеялом до самого затылка. Убийца – Волин даже не знал, как его теперь называть, – отрезал медсестре голову и положил ее на подушку, предварительно замотав собственными бинтами затылок. Под подушку он спрятал самодельные ножны, на которых болтались обрывки «скотча».

– Она примотала ножны к бедру и таким образом пронесла в больницу, – заметил капитан-спецназовец. – Хитрая бестия. Но как здорово бабу изображает. Я ни разу не понял, что она – это он. Точнее, что… короче, ты понял.

– Понял. Волин сейчас думал о другом. «Боря» обладал не просто острым умом, у него была еще и железная выдержка. Так себя изрезать только ради того, чтобы попасть на место очередного убийства? Для этого нужна огромная сила воли. Стоп, мысленно сказал он себе. Но, если убийца – Марина… или как теперь ее называть… то кто же звонил ей домой, когда они сидели вместе с Левой? Допустим, в остальных случаях ей вообще никто не звонил. Она вполне могла соврать насчет предыдущих звонков. Но в этот-то раз кто-то набрал номер, поставил в будке диктофон? Допустим, Михаил Газеев любил «Марину» и, когда она… то есть он… записал разговор Аллы Ладожской на диктофон, согласился поехать к знакомым и «подчистить» запись. Возможно. Она могла наплести ему что-нибудь вроде «розыгрыш», и тэ дэ и тэ пэ. Допустим, и фразу Михаил «разложил» тоже для нее. А провода, о которых рассказывал Пилюгин? Кто прицепил провода к распределительному щитку? Не могла же «Марина» заранее знать, с какого номера ей позвонят? Номер-то был взят с АТС, «без дураков». Посторонняя квартира. Ладно, подумал Волин. Эти вопросы мы проясним позже, когда поймаем «Борю-Марину». Он повернулся к капитану-спецназовцу:

– Твои парни готовы?

– Ты только скажи, что делать. Поставь им задачу. А уж они сработают в лучшем виде.

– Тогда поехали.

– Куда?

– Есть еще одно место, где она появится непременно.

***

Сложность заключалась в том, что ни Волин, ни кто другой не мог сказать точно, в каком именно месте появится «Марина». Честно говоря, Волин немного боялся. Убийца уже доказал, что он умен и с фантазией у него все в порядке. Ему уже не раз и не два удалось обвести всех вокруг пальца. Наверняка и сейчас он тоже задумал какую-то каверзу. Знать бы, какую… Хотя бы примерно. Сидя в прокуратурской «Волге», психиатр Чигаев, капитан-спецназовец, Волин и местный участковый изучали подробную карту района.

– У нас пять снайперских точек. Вот тут, тут, – он тыкал пальцем в карту, – вот здесь, на крышах, и вот здесь еще. Восемь групп быстрого реагирования. Ждут в машинах. Плюс двенадцать передвижных патрулей. По нашему сигналу они немедленно прибудут к нужной точке.

– А что с наблюдением? – спросил Волин.

– Мои парни просматривают все соседние улицы. Ребята из «наружки» держат второе «кольцо» наблюдения. Местные парни – третье «кольцо». Плюс наши люди дежурят у всех выходов ближайших станций метро. На «Крестьянской заставе» и на «Пролетарке». Связь постоянная. Мышь не проскользнет, муха не пролетит. Как только она появится, мы ее заметим. С такой-то внешностью. – Капитан-спецназовец хмыкнул, покачал головой не без некоторого уважения. – Это же додуматься надо, морду себе изрезать. Сильна баба. Характерец там – будь здоров.

– Я тоже об этом подумал, – вздохнул Волин. На панели «Волги» нет-нет да и вспыхивал огонек передатчика. Сквозь несмолкающий треск помех волнами накатывали голоса:

– Я Семнадцать-ноль три. Вижу женщину. Сворачивает с Качалинской на Стройковскую. Ноль четыре, движется в твою сторону.

– Семнадцать-ноль четыре. Принял. Вижу женщину. Лицо отчетливо. Порезов нет. Отбой.

– Два-шесть девять – «Базе», заканчиваю объезд территории. Объект не замечен. Как поняли? Прием. Волин брал микрофон и бубнил:

– «База» – Двойке-шесть девять. Понял тебя. Отбой.

– Цапля-пять, вижу молодую девушку. Сворачивает с Талалихина на Малую Калитниковскую. Движется в направлении «Дома». Входит во двор. Цапля-пять, объект потерян.

– Цапля-шесть, объект принял. Вижу отчетливо. «Дом» – код его, Волина, дома. «Цапля» – позывные снайперских команд. Даже как-то странно об этом думать. Ловить маньяка-убийцу у своего собственного дома. Поначалу, получая сообщения об активности в районе «Дома», Волин начинал заметно нервничать. По истечении трех часов ожидания ощущение это притупилось. Он почти перестал волноваться. Разве что самую малость. Сейчас Волин потянулся к рации:

– «База» вызывает Цаплю-шесть, опишите объект.

– Цапля-шесть, вас понял. Девушка. Рост около ста семидесяти пяти. Длинные светлые волосы. Короткая коричневая куртка. Джинсы. На плече ярко-красная спортивная сумка. Чуть подпрыгивающая походка. Катька. Она так ходит. Как журавль. Даже на аэробику записалась. И помогло ведь. Сейчас уже походку не узнать. Позанимается еще с полгодика – и будет полный ажур. Волин почувствовал, как неприятные мурашки бегут от лопаток к пояснице. Он вдруг подумал о том, что и у его дочери тоже контральто. Ломкое, правда, но вряд ли данное соображение остановило бы «Марину-Борю». Как хорошо, что она успела вернуться домой прежде, чем на улице началась страшная охота взрослых.

– «База» – Цапле-шесть. Ведите объект, – сказал он. Капитан-спецназовец бросил на Волина удивленный взгляд.

– Ты что, ее знаешь?

– Это же Катя. Дочка Аркадия Николаевича, – пояснил участковый.

– Да ну? – капитан присвистнул. – Вон оно чего.

– Цапля-шесть. Объект следует к третьему подъезду. Входит в дом. Объект потерян.

– «База» – Цапле-шесть. Отбой. Волин положил микрофон на панель, откинулся на сиденье. Спросил, повернувшись к психиатру:

– Как по-вашему, Наум Яковлевич, этот Володя, он притворялся? Чигаев взглянул на него:

– Притворялся в чем?

– Когда выдавал себя за Марину?

– Не думаю. Скорее всего мы имеем дело с необычным случаем деперсонализации личности. Проще говоря, с шизофренией. Марина – одна из мнимых личностей Володи. Как, впрочем, и Боря.

– Вы полагаете, Марина ничего не знала о Боре и Володе?

– Возможно. Случаи, в которых каждая личность знает обо всех других, невероятно редки. Это так называемые идеальные случаи, – психиатр покачал головой. – Если бы мы с самого начала знали, что Володя Рибанэ подавал заявление на операцию по изменению пола, версия с шизофренией стала бы превалирующей. Но… – Чигаев развел руками.

– А зачем Боря пугал Марину? Ведь в реальности он не смог бы ее убить, не погубив себя.

– Разумеется. Поэтому и пугал. Очевидно, Боря хотел стать личностью-доминантом. Понимаете, при деперсонализации контроль над разумом может взять только одна из личностей. Володи Боря не боялся. Субъективные личности, как правило, гораздо сильнее личности объективной. Ведь кто такой Боря? Это вторая сторона Володиного «я», вобравшая в себя все самое худшее, что было в объективной личности.

– То есть в Володе?

– Именно. Боря возник под влиянием стрессовой ситуации. Володя пережил сильное психическое потрясение, и его разум, защищаясь, создал личность-отстойник. Борю. И эта «субъективная» личность приняла на себя все зло, обрушившееся на Володю в жизни. Но именно поэтому Боря сильнее Володи. Психологически. Он не боится Володи. А вот Марина – другое дело. Она – результат сильного Володиного желания стать женщиной.

– Но ведь ему отказали в клинике? – спросил капитан-спецназовец. – Я думал, в таких ситуациях пациентов оперируют.

– Конечно. Если бы заявление подала МАРИНА, так бы и произошло. Но весь фокус в том, что Марина ничего не знала о Володиной поездке. Она-то считает себя НОРМАЛЬНОЙ женщиной. Ну, разве что с небольшими физиологическими отклонениями.

– Кстати, – капитан кашлянул. – А как насчет груди? У нее же настоящая женская грудь, я сам видел.

– Видите ли, – Чигаев усмехнулся, – если вы сегодня же начнете принимать женские гормоны и будете делать это ежедневно в течение… ну, скажем, года, то у вас тоже сформируются вторичные половые признаки женщины. Перестанет расти волосяной покров на лице, обозначится грудь. Судя по всему, Марина или Володя поступили именно так. Не сомневаюсь, что для Михаила Газеева достать подобные препараты и получить подробнейшую консультацию по их применению не составляло труда. Ему нравилось иметь подобного сексуального партнера. Между прочим, на Западе такие «полутрансвеститы» ценятся на порядок выше проституток с четко выраженной половой принадлежностью.

– Скажите, – Волин тряхнул головой, – а если поместить Володю в клинику, его можно избавить от этих «мнимых» личностей?

– В психиатрии это называется «субъективными» личностями, – пояснил Чигаев. – Трудно сказать наверняка. Пятьдесят на пятьдесят. Слишком уж необычен случай.

– И как этот Боря убил бы Марину подобным образом? – поинтересовался Волин. – В смысле, он мог бы ее запугать так, чтобы она перестала существовать?

– Совсем – вряд ли. Полностью подавить личность подобным образом нельзя. Но вот загнать ее в подсознание… заставить уснуть, что ли… вполне можно. Тогда Боря стал бы единоличным «распорядителем Володиного разума».

– М-да, – разочарованно протянул капитан-спецназовец. Волин же просто кивнул и отвернулся к окну, пробормотав:

– Отлично. Этот психопат с паспортом своей сестры кочует по стране и убивает девушек. Просто отлично.

– Кстати, – встряхнулся капитан. – Вот тут я не понял. Она сама отдала ему один паспорт или он у нее документы стырил?

– Кто его знает, – дернул плечом Волин. – Да и какая разница? Дико хотелось спать. Глаза закрывались сами собой. Казалось, под веки натолкали горячего песка пополам с бутылочными осколками. Волин часто курил, стараясь стряхнуть сонливость, примерно раз в полчаса вылезал на улицу, усиленно приседал и размахивал руками. Процедура эта вливала в него крохотные порции бодрости, которые, к сожалению, иссякали слишком быстро. Когда подошел к концу девятый час ожидания, капитан-спецназовец поинтересовался:

– А ты уверен, что она придет? Этот, бородатый, он не мог ничего напутать с графиком?

– Нет, – Волин покачал головой и, наверное, уже в сотый раз, закурил. – Там все сходилось. Она придет. Рано или поздно, придет.

– Может быть, эта «Марина» просто решила… решил нас вымотать? Ждет, пока мы устанем, пока глаз «замылится». Надеется проскочить в сумерках, под шумок. Вот через полчаса народ с работы повалит, она и попробует просочиться через оцепление. Или ждет, пока заваруха утихнет. А придет, допустим, завтра. Или вообще через неделю.

– Существует и такая вероятность. – Волин поджал губы и качнул головой, словно говоря: «Не знаю, ребята».

– Но только не под шумок, – вступил в разговор Чигаев. – Для Бори это слишком тривиально. Вы заметили, как он действует? Фол. Риск на грани сумасшествия.

– А он кто? – усмехнулся капитан. – Он и есть этот… крейзи. Психопат хренов.

– Стоп! – Волин внезапно замер. – Какой сегодня день?

– Понедельник, – хором произнесли капитан и участковый.

– А время сейчас?

– Тридцать восемь минут пятого, – ответил капитан. – Я же говорил. Через полчасика народ пойдет.

– Что-то не так, – пробормотал Волин. – Ребята, мне срочно нужно позвонить.

– А что случилось-то? – встревожился капитан.

– Катька по понедельникам на аэробику ходит. К пяти. Из дому выходит в двадцать минут пятого.

– Ну и что? Может, просто опаздывает. Да не волнуйся ты так. Если бы эта сволочь к твоему подъезду ближе чем на сто метров подошла, мы бы ее заметили.

– Я позвоню, проверю. На всякий случай. Жетоны есть у кого-нибудь? Жетонов не оказалось. Волин выскочил из машины и помчался к ближайшему ларьку за жетоном. Таксофон был занят. Дородная толстуха щебетала с какой-то «Халочкой» о том, что «Ленушкин Семик уже полхода сидит без работы, сараса, а жрать, хаденыш, привык за четверых. Так они там усе холодными ходят, кроме Семика, ясное дело, потому шо Семик, даром шо такой хаденыш, а своего не упустит. И ты знаешь шо, Халочка, он же, хаденыш, вехетарианскую пищу тоже не хочет кушать, а хочет он кушать мяса, потому шо кричит, шо он не корова, шобы траву жрать. Сараса такая. Представь себе, Халочка». Волин прождал пять минут, побарабанил жетоном в стекло. Толстуха стрельнула в него уничтожающим взглядом и сказала «Халочке, шо позвонит еще позже, а то тут ее сейчас прямо убьют, шо она разховаривает, и вообще». После чего возмущенно швырнула трубку на рычаг. Волин занял ее место, набрал домашний номер. Трубку сняла Люся.

– Волин? – удивилась она. – Ты откуда звонишь?

– Да я тут в одном месте, недалеко, – туманно отговорился он.

– Ты домой собрался, да, Волин?

– Может быть. Не знаю. Слушай, Катька дома?

– Дома. Волин, что случилось? – в голосе Люськи тревога вспыхнула степным пожаром.

– Да ничего не случилось. Все нормально. А что… Катька на аэробику свою не пошла?

– Нет. У них занятие отменили. К ней подруга пришла из секции. Заперлись у Катьки в комнате, музыку слушают. Волин, ты когда придешь?

– Постой. Подожди, Люсь. Какая подруга? В подъезд же никто не входил. Часа два уже.

– А тебе откуда известно про подъезд, Волин? Ты что, следишь за нами?

– Да погоди ты!!! – заорал Волин. – Когда она пришла, эта подруга? После того, как Катька вернулась из школы, в подъезд никто не входил! Мы же все время наблюдали!

– Волин, ты сошел с ума, – сказала Люся, изображая голосом айсберг. – Почему ты кричишь на меня? Я, кажется, ничего тебе…

– Люся, – перебил ее Волин, стараясь говорить спокойно. – Я тебя умоляю, скажи мне, когда пришла эта подруга?

– Часа два с половиной назад. Около трех.

– Значит, сразу после того, как Катька вернулась из школы, так?

– Сегодня в школе не было занятий.

– Как не было? Волин почувствовал, как земля уплывает у него из-под ног.

– В милицию позвонил какой-то мужчина и сказал, что в школе заложена бомба. Учеников распустили по домам. Еще утром.

– Люся, – в горле запершило. Волин сглотнул, закашлялся, с трудом перевел дыхание. Он был на грани обморока. – Скажи мне, как она выглядит?

– Ты о ком говоришь, Волин?

– О подруге, Люся. О подруге.

– Лет двадцать пять – двадцать семь. Спортивная. Блондинка. Ростом примерно как Катька. Может, чуть повыше. А что такое, Волин?

– У нее есть царапины на лице? На лбу? Небольшие такие порезы?

– Да, есть. Она сказала, что попала в аварию. Но их почти не видно из-за косметики. А что случилось, Волин? Ты ее знаешь? У него все поплыло перед глазами. Волин сглотнул и, опершись рукой о стенку будки, чтобы не упасть, сказал:

– Люся, ни в коем случае не заходи в комнату к Катьке. Ты поняла? Ни в коем случае! – Он уже пожалел, что не взял с собой капитана-спецназовца. Тот, наверное, дал бы более полезный совет. – Сейчас спокойно, без суеты, оденься и уходи из квартиры. Ты поняла? Спокойно, без суеты. И спускайся вниз. У подъезда тебя встретят.

– Волин, что произошло? – Люся едва сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. – Объясни мне. Я никуда не пойду, пока ты мне все не объяснишь!

– Люсенька, послушай меня, пожалуйста. Делай то, что я тебе говорю, и не задавай лишних вопросов. Ладно? Немедленно уходи из квартиры. Люся! – Тишина. – Люся, ты меня слышишь?

– Я тебя слышу, – послышался в трубке мужской голос. – Хочешь новость? Было две, осталась одна. А в Москве так много красных спортивных сумок, коричневых курток и светлых париков. И тотчас же запищали короткие гудки.

– Черт, – Волин повесил трубку, закрыл глаза и, ткнувшись лбом в холодное стекло, забормотал: – Все, все, все, все. С ними ничего не случится. С ними ничего не может случиться. Все будет нормально. По стеклу постучали. Волин резко открыл глаза и выпрямился. Давешняя толстуха смотрела на него, едва не прижавшись к стеклу лицом.

– Так вы будете звонить или нет? – спросила она.

– Нет. Извините. Он вышел из будки и нетвердо зашагал к припаркованной во дворах «Волге».

– Может, вам врач нужен? А то шо-то вы бледненький, – прокричала ему вслед толстуха. Волин не слушал. Он вернулся к машине, остановился, оперевшись о капот, согнулся пополам, и его стошнило. Капитан-спецназовец выбрался из салона.

– Что? – Волин выпрямился, повернулся к нему. – Эта проб…ь там? – Он кивнул. – У тебя дома? – Он кивнул еще раз. – Прошляпили, – капитан оскалился страшно. – Прошляпили, твари.

– Нет. Он пришел вместо Катьки.

– В смысле, оделся так же, да? Волин кивнул.

– Марина снимала квартиру в нашем доме и занималась аэробикой вместе с Катькой. Походку-то заметила бы. А заметила она – заметил и Боря. На походку он меня и «купил». Ну и на одежду, конечно.

– Так, – капитан подумал, спросил быстро: – Сколько народу в квартире?

– Двое. Жена и дочь.

– Так. Дверь стальная?

– Стальная.

– Это плохо. Плохо, плохо, плохо. Капитан помял пальцами кончик носа.

– А если петли автогеном срезать? – предложил участковый.

– На десять минут всей работы.

– Нельзя. Во-первых, он может в глазок посмотреть. Увидит наших – убьет заложниц. Во-вторых, рама раскалится, начнет обивка тлеть. Запах по всей квартире пойдет. Ладно. Ничего. Главное, заложниц от двери отвести. Рванем аммонитовой шашкой, а парни спустятся на тросах с верхнего этажа и ворвутся через окна. Ухандокаем этого орла на раз, делать нечего. Он хрюкнуть не успеет – уже на том свете окажется.

– А как заряды крепить? – озаботился участковый. – Шум ведь.

– А лифт там зачем? Лифт будем гонять.

– Любые силовые действия только после того, как Люся и Катька окажутся вне опасности, – сказал Волин.

– Само собой, – серьезно кивнул капитан. – Само собой. – Он полез в салон, схватил микрофон передатчика: – «База» – всем. Снимайте оцепление, подтягивайтесь к «Дому». «Объект» уже внутри. С ним двое заложниц. – Высунулся из машины, спросил Волина: – Какой у тебя этаж?

– Четвертый.

– Окна куда выходят? На нашу сторону или на противоположную?

– На нашу. Три окна. По порядку: кухня, гостиная, Катькина комната.

– Справа от лестницы? Слева?

– Справа.

– Ага. Цапля-шесть, вызывает «База». Четвертый этаж, три окна. Справа от лестницы.

– «База», я – Цапля-шесть. Понял тебя. Окна темные, задернуты занавесками. Никаких признаков движения. Волин несколько раз глубоко вздохнул, сказал:

– Я пойду туда.

– А смысл?

– Там моя семья. Слово было сказано. «Семья». Куда он от них?

– А-а, ну если ты с этой точки зрения, – протянул капитан.

– Я должен быть рядом.

– Это если он тебя впустит. Может и на хрен послать.

– Я попробую.

– Пушку оставь. Не хватало еще снабдить этого урода «стволом».

– Да, конечно. Волин достал «макаров», положил на капот.

– Значит, слушай, – торопливо напутствовал его капитан. – Связи у нас не будет, поэтому договоримся следующим образом. Если почувствуешь, что «край», – врубай свет. Мы сразу войдем. Усек?

– Усек. Волин не очень хорошо соображал. Он сейчас думал о Катьке и Люсе, оказавшихся в руках психопата-убийцы. Реальность воспринималась им словно со стороны. Будто смотрел он страшное кино. Потому и отвечал механически. На «автопилоте».

– Нет, ты точно усек?

– Точно.

– Хорошо. Когда мы будем готовы к штурму, подадим знак: лифт тронется и тут же остановится, потом опять тронется и опять остановится. Два раза. Понял?

– Понял.

– Хорошо. Услышишь сигнал, сразу падай на пол. И постарайся как-то объяснить это своим женщинам. Сигнал – тут же на пол, плашмя и закрыть головы руками. Ясно? Лучше, если упадете под стены. Меньше шансов попасть под огонь.

– Понятно. Только, я тебя умоляю, не начинайте штурм, пока не выйдет Катька. Хотя бы Катька.

– Договорились. Кстати, постарайся приоткрыть занавеску. Получится – будет и вовсе замечательно. Снайпер сможет его «снять». – Капитан подумал, сказал: – Вообще, было бы лучше пойти мне. Я хоть в курсе, что и когда делать. Но она же тебя знает.

– Разберусь на месте, – отрубил Волин. – Тоже не первый год замужем. Я пошел.

– Давай, – капитан снова схватился за рацию: – «База» – всем. Подтягивайтесь, ребята. Цапля-шесть, если заметишь движение в окнах – докладывай немедленно.

– Цапля-шесть. Понял тебя, «База».

– Наш человек идет к подъезду. Смотри за ним внимательно.

– Понял, понял, «База». Вижу его. В окнах по-прежнему никакого движения.

***

Волин вошел в подъезд и удивился, насколько тот пустой и гулкий. Тишина стояла такая, что было слышно, как подвывает ветер в лифтовой шахте. Он пошел вверх, вслушиваясь в эхо собственных шагов. Сердце нервно бухало в пустой, как бочка, груди. Хоть бы кто-нибудь подал признаки жизни. Почему так происходит? Всю жизнь тебя нервируют привычные шумы. Один сосед слишком громко включает музыку, второй постоянно что-то сверлит, третий увлекся чеканкой и по три часа в день лупит молотком по железу, да так, что мозги на сторону сползают. Но, когда шум становится очень важным, когда он превращается в символ жизни, его нет. Именно из-за этой ирреальной тишины у Волина возникло чувство, будто, войдя в подъезд, он попал в другой мир. В мир, принадлежащий психопату. Здесь нет и не может быть шума, потому что нет других людей. Есть только Волин, Боря и две женщины. Небезразличные им обоим. Борин мир населен смертью. Смертью и страхом. Больше в нем не было ничего. Волин поднялся на площадку четвертого этажа и нажал кнопку звонка. Щелкнул замок, второй. Дверь открылась, и Волин увидел Люсю. Лицо белее мела. Глаза красные, веки опухли от слез.

– Заходи, – послышался из глубины квартиры мужской голос.

– Вообще-то, тебе не стоило приходить, но, раз уж пришел… заходи. Волин решительно переступил порог. Словно нырнул в гнилую стылую воду. Разом, с головой, так, что подвело сердце. Все окна в квартире были зашторены, с улицы не проникало ни капли света. Единственным исключением являлась кухня. Волин прошел в большую комнату. Здесь стоял диван, журнальный столик с плавящейся на нем свечой, стенка, телевизор на специальной подставке, два кресла, в одном из которых и устроился Боря. Левой рукой психопат прижимал к себе сидящую на подлокотнике Катьку, в правой держал нож. Лезвие упиралось в Катькину спину, как раз в районе сердца, чуть вдавливаясь между ребер. Волин остановился посреди комнаты, разглядывая маньяка. Он впервые увидел его настолько близко. Вчерашнее происшествие в больнице можно не считать. Тогда он еще не знал, с кем имеет дело. Катька, увидев его, почему-то побледнела еще больше, прошептала:

– Папа… папочка…

– Папа… папочка… – передразнил Боря и засмеялся. – Как она тебя называет обычно? «Предок», «старый диван», «развалина»? Нет? А как?

– Волин, – ответил Волин.

– Волин, – тут же повторил Боря. – Они все такие. Им нельзя верить. Ты – «папочка», пока смерть держит их за глотку. Отпустит – снова станешь «Волиным».

– А отпустит?

– Не-а, – Боря снова засмеялся. – На этот раз им не повезло. Да и то, может, тебе будет приятнее знать, что всю оставшуюся жизнь твоя дочь называла тебя «папочкой», а не «Волиным», а? Волин смотрел на него. Странно, думал он. Как можно было ошибаться? Этот ублюдок ни капли не похож на женщину.

– Это ты звонил мне? – спросил Волин. Зачем он спросил? Ему не было никакого дела до того, кто ему звонил. Боря – не Боря, какая сейчас-то разница? Просто Волину почему-то показалось, что будет лучше, если между ними завяжется разговор.

– Я? – Боря захохотал. – Брось ты. Я же не идиот.

– Да уж, я заметил.

– Нет. Тебе звонила эта сука Марина. Здорово она напугалась, верно? Волин едва заметно поморщился. Он не любил площадной брани. И уж тем более при детях. А Катька – ребенок. Хоть и большой…

– Кто такая эта Марина?

– Я же говорю, сука. Дура безмозглая.

– Она, похоже, здорово тебя разозлила.

– Еще бы, – Боря усмехнулся жестко. – Иначе я не стал бы ее убивать. Терпел бы, как и раньше, хотя она и доставала меня своими глупостями.

– Так ты хотел убить ее? – Волин старательно разыгрывал непонимание, тянул время, давая спецназовцам возможность подготовиться к штурму, а заодно «расслаблял» Борю.

– Конечно. А ради чего, по-твоему, я все это затеял?

– Ты убивал других женщин, чтобы убить Марину? – Боря кивнул утвердительно. – Что-то я не понимаю. Марина – живой человек?

– Обалдел, что ли? Если бы она была живым человеком, разве я стал бы с ней столько возиться? Просто отрезал бы ей башку, как другим, и все. Психопат дернулся раздраженно, и лезвие скользнуло по Катькиной спине, рассекая кожу. Девушка закусила губу. Глаза ее заполнились слезами. Волин понял: еще немного – и начнется истерика. И неизвестно, как отреагирует на нее Боря. Он может отпустить Катьку, а может перерезать ей горло.

– Так Марина живет в тебе? – спросил он нарочито громко, заставляя дочь отвлечься от мыслей о боли.

– Вот здесь, – Боря постучал кончиком лезвия по собственной голове. Это был хороший момент. Катька могла вырваться. Сил бы у нее хватило, но она боялась. – Точнее, жила. Теперь ее уже нет.

– И давно вы вместе?

– С самого детства. Когда появился я, она уже была.

– Чем же она так тебя допекла, что ты решил ее убить? Боря криво усмехнулся. Глаза его стали жесткими. В них проявилась бездушная злоба.

– Ты видел мою грудь? Посмотри. – Он повернулся к Катьке, сказал ей: – Попробуешь вскочить – убью. – Затем одним коротким движением взрезал свою блузку, обнажив две небольшие женские груди. – Ты видел? Твою мать, я сам не могу в это поверить! У меня – сиськи! Как у настоящей бабы. Я ей кто? – Боря вцепился пальцами в Катькино предплечье. – Эта сука решила, что она слишком мужеподобна! Ты представляешь?

– Мне больно, – простонала Катька.

– Заткни пасть! – рявкнул Боря и вновь повернулся к Волину. – Ты представляешь? То, что у нее член, ее не смущало! А вот то, что груди нет, – это да. Это, на хрен, мужеподобие, конечно! – Волин видел, что Боря распаляется все больше и больше. Он сам растил в себе злобу и жил этой злобой. – То, что ее трахают в задницу, это нормально, а вот что груди нет – это, конечно, отклонение! Мало я из-за них терпел.

– Из-за кого ты терпел? – нахмурился Волин. – От кого?

– От кого? – лицо Бори перекосила гримаса омерзения. – От этого ублюдка, сволочи, гада ср…го.

– Ты это о ком?

– Да о папаше, в рот ему дышло. Эта тварь, Маринка, таскалась по улицам, а папашка, в качестве наказания, трахал Вовчика. Точнее, это он думал, что трахает Вовчика, а на самом-то деле трахал меня. Вовчик в эти дни ночевал где-то в другом месте. Так мы и жили. Маринка таскалась по улицам, а вечерком папашка нажирался и отрывался на мне. Драл во все щели, как проб…ь подзаборную. Тварь! – Боря разозлился не на шутку. Лицо его пошло красными пятнами, в глазах загорелся дикий пожар безумия. – Теперь тебе понятно, за что я ее ненавижу?

– Марину-то? Теперь понятно. А почему ты не пошел в милицию и не рассказал им обо всем?

– Кому? Участковому? Дяде Коле? Что бы я ему рассказал? Об этой суке Маринке? Да он первым бы заржал мне в лицо. – Боря неожиданно осклабился. – Ничего, я тоже не остался внакладе.

– В смысле?

– Однажды вечерком папашка поднажрался и полез у меня перед носом членом махать. Я врезал ему по башке, связал и засунул в сугроб под окном. Ох, он там стонал! Полночи, тварь, спать не давал. Но к утру ласты все-таки склеил.

– Ты убил его?

– Конечно. – На лице сумасшедшего застыло злобное торжество. – А наши менты только перекрестились. Папашка у меня не сахар был.

– Скажи, а почему ты выбрал именно мою дочь?

– Какая она тебе, на хрен, дочь? Сука! Дочь отца называет папой! А эта тебя – Волин!

– И все-таки? Это же не случайность? Я, она, ты.

– Конечно, это не случайность. – Боря схватил Катю за волосы, намотал их на кулак, притянул девушку к себе и заговорил, почти прижимаясь губами к ее уху, но глядя при этом на Волина. – На этом ср…ом шейпинге она Маринке все уши про тебя прожужжала. Какой ты умный, да смелый, но одно плохо, от семьи оторванный. О маме не заботишься, – Боря ехидно улыбнулся Люсе. – Вот я и подумал: «А ведь ты похож на меня». Только папашка трахал меня физически, а тебя две эти дуры е… морально. И тогда я решил: если уж мне все равно придется убить нескольких шлюх, почему бы не помочь заодно тебе? Я взял график, подогнал его по масштабу, наложил последнюю точку на твой дом, а потом повернул карту так, чтобы первая жертва пришлась аккурат на твой участок. Ты – следователь по особо важным делам, у тебя за плечами куча раскрытых преступлений, к тому же я предусмотрительно выбрал для звонка с сообщением о трупе именно твое дежурство. – Он захохотал, но уже через мгновение вновь стал абсолютно серьезен. – Благо что эта маленькая побл…шка, – Боря дернул Катю за волосы, и та застонала от боли, – слишком много болтает. Волин стиснул челюсти с такой силой, что на скулах заиграли желваки.

– Но ты не мог подстроить голос. Если бы голоса Кати и Марины не совпали, то твой план…

– Что мой план? План – херня! Он не стоит выеденного яйца! Если бы у них не совпали голоса, я бы выбрал что-нибудь другое! – рявкнул Боря. – Ноги, тело, рост, цвет глаз, волос. Мало ли признаков. Признаки не имеют значения, пойми ты это наконец! Признак – предлог! Мне просто нравится их убивать. Нравится. Вот и все! Единственная шлюха, которую я хотел убить по-настоящему и которую, к счастью, убил, – Марина. Ее больше нет. – Он посмотрел на Волина и добавил: – Теперь скажи мне спасибо.

– За что?

– За то, что я избавлю тебя от этих сук! Лезвие ножа вдавилось в Катину шею.

– Ты не убил Марину, – быстро сказал, почти выкрикнул, Волин. – Она до сих пор жива!

– Нет, – спокойно покачал головой Боря. – Я-то знаю. Ее больше не существует. Эта сумасшедшая дура сдохла.

– Марина до сих пор живет в твоей голове, – продолжал упрямо Волин. – Просто она спит.

– Не пытайся пудрить мне мозги, – насупился Боря и вдруг заорал: – Не пытайся пудрить мне мозги! Ты, урод, сволочь, ублюдок долбаный! Думаешь обмануть меня, да? Не выйдет! Я умнее тебя и сильнее! Если ты такой умный, то почему я здесь? Почему ты меня не поймал до сих пор, а? Потому что ты оказался таким же гов…ом, как и все остальные. Знаешь что? Пожалуй, тебя я тоже убью. На хрен ты мне сдался? Помогать еще тебе.

– Я не просил мне помогать. – Боря посмотрел на него внимательно, усмехнулся жестко. – Но ты действительно умен, – вполне серьезно закончил Волин и улыбнулся. Немного деланно, но все-таки надеясь, что улыбка сработает. – Я бы не додумался изрезать лицо, чтобы попасть в больницу.

– Чего? – Боря фыркнул и вдруг засмеялся. Даже слегка отпустил Катьку. – Ты, оказывается, еще больший м…к, чем я предполагал. Волин тоже усмехнулся через силу:

– Почему?

– Ты думаешь, я бы не сумел войти в больницу, если бы захотел?

– А зачем же тогда ты так искромсал себя?

– Да потому, что я – не Марина! Я даже не похож на нее! У меня другое лицо и другой голос. Но голос – хрен с ним. С голосом их можно обмануть. Видят сиськи и сразу верят, что перед ними баба. А вот как быть с мордой? А? – Боря подался вперед и произнес сиплым нравоучительным шепотом: – Открою секрет. Я порезал себя, чтобы мне замотали лицо бинтами. На законных основаниях. А уж заодно и в больницу попал. – Он громко захохотал, широко раскрыв рот. – Понял теперь? В бинтах никто не видел мое лицо! Перед медсестрой и этим кретином солдафоном я мог валять дурака. А дальше? Дальше меня бы вычислили. Если бы не бинты.

– Ты заранее все рассчитал, да? – усмехнувшись, спросил Волин.

– Конечно. Ваши действия настолько примитивны, что предсказать их не составляет абсолютно никакого труда. Единственная сложность – иногда вы совершаете непредсказуемые шаги. Но не потому, что умны, а потому что слишком глупы.

– А как ты умудрился так долго водить за нос Михаила? И телохранитель тебя ни разу не заметил. Боря хохотнул:

– Элементарно. Я снимал еще одну квартиру, в том же подъезде, но на первом этаже. Прятал там сумку, термос. Стирал шмотки. А когда этот кретин Миша пригласил телохранителя, я стал уходить через окно. Или через чердак, – сумасшедший хохотнул снова. – За Мишины же деньги снимал, представь себе. А он, дурачок, ни о чем не догадался!

– Ладно. Согласен, – кивнул Волин, с удовлетворением отметив, что Боря немного успокоился. Сталь теперь не вдавливалась в Катькину шею. – Ты нас переиграл. – Боря молча покачал головой. Он отчего-то снова напрягся. – Как ты умудрился повесить провода? – быстро спросил Волин, отвлекая сумасшедшего от дурных мыслей.

– Какие провода? – озадачился тот.

– В распределительном щите. По телефонному номеру, который ты… вернее, Марина, взяла на вашей АТС?

– А-а-а, – Боря усмехнулся. – Ты об этом. Хорошо было придумано, правда?

– Еще бы.

– Эти бараны тоже поверили. Все просто. Я получил адрес, снял телефонную трубку в кабинете, спустился вниз, убил охранника, смотался по тому адресу, откуда пришел звонок, – это в центре, пять минут пешком, – прикрутил пару проводков и вернулся обратно. Потом связался с этим придурком телохранителем и рассказал ему о звонке.

– Ты рассказал?

– Маринка рассказала. Какая разница? Хорош бы я был, начни беседовать с ним своим голосом. – Боря поерзал в кресле. Гнев его поутих. Он получал удовольствие, смакуя детали собственного плана. – А эта сука умела быть убедительной. Ты знаешь, что она сделала потом? Знаешь? Она отсосала у этого козла! Представляешь? Я до сих пор не могу в это поверить. Мало ей было Миши! Кретинка. Даже вспоминать не хочется.

– Ты мог контролировать ее?

– Не всегда. Все-таки мы с ней – не совсем одно и то же. Но то, что делала эта сука, я знал.

– А кто звонил тебе вчера вечером, когда Марина сидела с Левой?

– Боря. Газеев. Маленький ублюдок. Я попросил его прокрутить запись. Сказал, что нужно выручать Мишу. Мол, если он позвонит, то это докажет, что Миша никого не убивал, и его выпустят. А знаешь, что самое забавное?

– Что же? Волин, якобы увлеченный разговором, сделал шаг к креслу.

– Эй, эй, эй, – тут же посуровел Боря. – А ну-ка шаг назад, если не хочешь, чтобы эта маленькая стерва подохла прямо сейчас, – он уколол Катю острием ножа. Волину пришлось отступить. Однако он принял во внимание, что психопат не перестает следить за ним.

– Ты не сказал, что же самое забавное, – напомнил Волин.

– Этот маленький ублюдок полез ко мне под юбку и заявил, что не станет выручать своего ненаглядного братца. Пусть, мол, сидит, а мы возьмем его деньги и заживем вдвоем припеваючи. – Боря захохотал, запрокинув голову. – Представь себе! Пришлось клясться ему в вечной любви! Мне едва удалось уговорить этого го…ка! Заодно я предложил ему приехать после звонка ко мне и предаться страстной любви на ковре. А еще забавнее то, что этот кретин действительно приперся!!! Представляешь? – Боря загоготал еще громче.

– Представляю, – кивнул Волин и тоже засмеялся, хотя ему было совсем не до смеха. – Действительно, кретин. Слушай, а откуда вообще взялась эта Марина?

– Была. Просто была. Этот урод, Вовчик, с самого начала хотел быть бабой. Он даже ездил в Москву, хотел поменять пол. Слава богу, ему дали пинка под зад. Висели бы на моей шее две бабы вместо одной.

– Слушай, Марину ты убил. Тогда зачем тебе все это нужно? – спросил Волин спокойно. – Отпусти женщин, и я помогу тебе.

– Поможешь? – прищурился Боря. – Ты мне поможешь? И чем же? Чем ты можешь мне помочь?

– Ну, например, сделать пластическую операцию по удалению груди.

– Да? – Боря опустил взгляд на виднеющиеся в прорези блузки груди. – Знаешь, а ведь мне наплевать. Я подумал, что не так уж они мне и мешают. А насчет двух этих сучек… ты, похоже, меня не очень внимательно слушал. Дело не в Марине. И даже не в плане. Мне просто это нравится.

– Но ты же понимаешь, – сказал Волин, глядя Боре в глаза,

– что тебе не удастся уйти. Дом оцеплен милицией. Если не веришь, можешь посмотреть в окно. Боря снова захохотал. Смех был неприятным, издевательским, зловещим.

– Значит, ты снова за свое, да? Ты, ублюдок, ни хрена не понимаешь нормального обращения. Тебя тоже нужно тыкать мордой в г…о, да? Почему вы, уроды, всегда считаете, что остальные глупее вас? Думаешь, я не видел твоих людей, когда шел сюда? Стоит мне раскрыть занавески, и какой-нибудь хитрожопый м…к с ружьем тут же вышибет мне мозги, да? Ты этого хочешь? – Волин молчал. – Я, кажется, задал тебе вопрос. Ты что, думаешь перехитрить меня, ублюдок? По-твоему, я кто – полный идиот? Это вы идиоты, – Боря наклонился вперед, в глазах его засверкало бешенство. – Я сумел обмануть вас всех. Обману и сейчас.

– Не горячись, я не хотел причинить тебе зла. Наоборот, думал закончить это дело с пользой для нас обоих. Мы можем договориться.

– О чем мне с тобой договариваться?

– Ну, допустим, ты убьешь этих женщин. Допустим даже, что тебе удастся уйти. И что ты будешь делать дальше?

– Для такого умного парня, как я, всегда найдется дело в таком городе, как этот.

– Рано или поздно тебя все равно поймают. Только в следующий раз с тобой не станут церемониться. Теперь мы знаем о тебе почти все. Боря откинулся в кресле и притянул Катьку к себе. Прижал острие ножа к тонкой шее, прямо под подбородком.

– Ну и что же ты знаешь? Известно ли тебе, например, когда умрет эта сучка? Или твоя стервоза-жена? Или ты сам? А что еще важного ты знаешь? Волин посмотрел на него исподлобья.

– Я, например, знаю, что ты – самый обыкновенный психопат, а вовсе не гений зла, кем себя мнишь. Строго говоря, тебя вообще не существует. Ты – убогая фантазия. Фальшивка. Чтобы убить тебя, не нужно даже убивать тело. Достаточно уложить Володю на полгода в психиатрическую клинику, и ты перестанешь существовать. Боря побледнел, губы его подобрались, обнажив два ряда белых зубов.

– Ты врешь, сука, – процедил он. – Я – настоящий. Фальшивка – Марина. А урод Вовчик и вовсе ни при чем. Он сейчас сидит дома, хнычет в кулачок, придурок сопливый. Волин криво усмехнулся.

– Ну уж нет. Ты сам сказал, что, когда появился ты, Марина уже была. Боря задумался на секунду, а затем отрицательно покачал головой:

– Это неважно.

– Нет, важно. Ты боишься.

– Кого? – скривился Боря. – Тебя? Или этих уродов с пушками, которые стоят на улице? Мне плевать на вас. Я сильнее и умнее.

– Не нас. – Волин вдруг понял, что нащупал ахиллесову пяту сумасшедшего. Спасибо психиатру. – Конечно, не нас. Нас, возможно, тебе удастся обмануть. Но ты не сможешь обмануть Володю. Он настоящий хозяин тела. Того тела, в котором сейчас находишься ты. И в котором жила Марина.

– Ты о чем говоришь, сука? – Боря озадаченно взглянул на Волина.

– И убить его ты не в силах. Нравится тебе это или нет. Каждую секунду своего существования тебе придется бояться, что в один прекрасный день Володя расправится с тобой так же, как ты расправился с Мариной. Потому что настоящий – именно он. Он, а не ты.

– Ты лжешь. Я видел свидетельство о своем рождении. Я – Борис Алексеевич Рибанэ. – В голосе Бори отчетливо прозвучали тревожные нотки.

– А свидетельство о смерти ты видел? Конечно, нет. Папа не стал бы тебе его показывать, а Володе это было ни к чему! – Волин полез в карман пиджака и вытащил отчет, отданный ему сегодня парнем в бейсболке. – Читай. Рибанэ. Марина Алексеевна и Владимир Алексеевич. А Боря умер в возрасте нескольких месяцев! Очевидно, смерть брата настолько потрясла Володю, что он придумал себе другого Борю. Тебя, ублюдок! Боря одной рукой взял листок, развернул, пробежал строки глазами. Это был удобный момент для того, чтобы кинуться на него, но Волин слишком боялся за жизнь дочери. Боря дочитал, перевернул справку, отшвырнул ее в сторону.

– Дерьмо. Таких бумажек я и сам могу написать сколько хочешь. Это ничего не значит. Он… – Боря вдруг замолчал, на долю секунды лицо его неуловимо изменилось, с него словно стерли черты жестокости. Однако уже через секунду Волин увидел прежнего Борю. В глазах его бушевала ярость. – Заткнись! – странным визгливым тоном завопил он. – Я сказал, заткнись. Не смей лезть в мои дела. Мне решать, что лучше. Серебристое лезвие ножа вдавилось в Катькину шею, и из-под стали вдруг выползла яркая капелька крови. Волин напрягся, готовый в любое мгновение броситься на психопата. Краем глаза он видел стоящую у дверей жену. Рот ее был приоткрыт, глаза выпучены от страха.

– Уходи, – вдруг сказал Боря незнакомым голосом. – Ты слышишь, уходи, пока я могу держать его. – Сумасшедший смотрел на Волина, и тот вдруг понял, что перед ним совсем другой человек. Очень похожий на Борю, но не Боря. – Он все равно убьет вас. Лезвие ножа подрагивало на Катькиной шее, и из-под него продолжали катиться бурые капли. Они падали на ковер и тут же впитывались в ворс, оставляя после себя неряшливые кляксы.

– Ты – Володя? – Боря молча кивнул. – Отпусти мою дочь. Или пойдем с нами.

– Зачем?

– Врачи помогут тебе. Они прогонят Борю.

– Нет, – сумасшедший покачал головой. – Они не смогут его прогнать. – Володя сморщился, словно от боли.

– Что случилось?

– Он возвращается. Он запрещает мне говорить. Я не смогу долго удерживать его. Уходи, пока он не убил тебя.

– Отпусти женщин.

– Не могу.

– Можешь!

– Они сильней меня.

– Кто сильней тебя?

– Они.

– Марина все еще там?

– Она спит. Боря возвращается. Я должен уйти.

– Прогони его! – вдруг заорал Волин. Сделал он это помимо желания, от отчаяния. – Это твое тело. Ты не должен его бояться. Он управляет тобой, пока чувствует твой страх. Внезапно сумасшедший запрокинул голову и засмеялся довольным ублюдочным смехом.

– Поверил, – сказал он. Перед Волиным сидел прежний Боря. – Ты поверил. Так кто же из нас идиот? Волин почувствовал, как по спине у него пополз неприятный холодок. Психопат снова обманул его. Или нет? Может быть, как раз сейчас Боря пытается обмануть его, потому что боится?

– Вернись, – негромко и твердо приказал Волин.

– Кому ты это говоришь?

– Вернись. Я знаю, ты можешь это сделать.

– Заткнись, если не хочешь, чтобы я перерезал твоей девчонке горло. – Борино лицо вновь исказилось. – Уходи! – закричал он голосом Володи.

– Марина!!!

– Заткнись, сука! – завизжал Боря.

– Марина, он здесь!!!

– Заткнись!!! – Сумасшедший вскочил, вздергивая Катьку за волосы. На лице его застыла гримаса бешенства. – Заткнись, или я убью ее!!! Их с Волиным разделяло не больше двух метров. Широкое зазубренное лезвие начало движение, пошло по дуге, надрезая кожу. Лицо Катьки исказил ужас. Глаза ее закатились, и она начала валиться на пол. Боря, не ожидавший этого, пошатнулся. И тогда Волин бросился на него, выкрикнув в перекошенное яростью лицо:

– Включай свет! Он не знал, догадается ли жена, что фраза предназначается ей. Просто надеялся. Время остановилось. Уже в прыжке Волин увидел статичную картинку: падающая Катька и наклонившийся вперед Боря, глядящий на него оловянными кругами глаз. В следующее мгновение они катились по полу. Сумасшедший оказался невероятно силен для человека своей комплекции. К тому же в руках у него был нож, и Волину приходилось следить за тем, чтобы самому не напороться на лезвие. Через мгновение Боря взгромоздился на Волина, занес нож для удара. Волин вцепился психопату в запястья, напрягся, пытаясь сбросить убийцу и подмять под себя. Сумасшедший зарычал от злости, рванулся, перенося вес тела на руки. Острие ножа зависло в сантиметре от лица Волина. Тот закричал и попытался перекатиться на бок, но тут же получил чувствительный удар коленом в живот. Задохнулся. Комната поплыла перед глазами, потолок дрогнул и плавно опрокинулся куда-то вбок. Волин распахнул рот, пытаясь восстановить дыхание. В следующую секунду психопат наклонился вперед и ударил его головой в лицо. Резкая боль вспыхнула в разбитой переносице. Волин инстинктивно отпустил Борино запястье. Ошибку свою он понял долю секунды спустя, но было уже слишком поздно. Боря вскочил на ноги, сгреб Волина за отворот пиджака, вздернул и принялся молотить рукояткой ножа в лицо. Волин услышал, как хрустнула его переносица. Из раны на голове хлынула кровь, заливая глаза, щеки. Из носа тоже текла кровь, попадая в рот. Волин задыхался, кашлял, и брызги крови летели на перекошенное яростью лицо сумасшедшего. А потом он полетел вниз и ударился затылком об пол. В голове поплыл тяжелый гул. Звуки стали приглушенными и невнятными, словно в уши натолкали ваты. Волин приподнялся на локте, второй рукой защищаясь от нового удара. Правый глаз заплыл, превратившись в крошечную щель, но левым он еще мог видеть. И Волин увидел… @INT-20 =…Марина пришла в себя в какой-то комнате. Она понятия не имела, что это за комната и как она сюда попала. Перед ней, на ковре лежал залитый кровью человек. Тот самый, который арестовывал телохранителя. Правда, тогда на нем была забавная шапка пирожком. А теперь никакой шапки не было. Чуть в стороне, у стены, сжавшись в комок, лежала девушка. Лицо ее было белым от страха, глаза широко раскрыты, а губы дергались, беззвучно произнося какие-то слова. Поперек шеи тянулась красная царапина. Надрез был не очень глубокий, кровь почти не шла. Девушка зажимала его ладонью и почему-то смотрела на Марину. А рядом с ней, в полумраке комнаты, маячила мужская фигура… Марина сразу догадалась, кто это. Тот самый человек, который стоял за дверью Мишиной квартиры. Большой злой волк.

– Хм, – сказал Боря и ухмыльнулся. – Я-то думал, что ты умерла.

– Боря, – констатировала Марина.

– Боря, – повторил мужчина, словно пробуя имя на вкус. – Боря. Угадала. Боря.

– Осторожнее, – произнес звонкий мальчишеский голос. Марина повернулась к окну и увидела сидящего на подоконнике болезненно-бледного молодого человека, внешне больше напоминавшего подростка. Черты лица его были мягкими, в глазах застыло страдание.

– Ты кто такой? – спросила Марина.

– Я – Володя, – представился молодой человек.

– Что это за место?

– Это квартира, – охотно пояснил Боря, делая небольшой шажок вперед. – Его квартира, – он указал на лежащего на ковре мужчину. – Мы пришли сюда, чтобы помочь ему разобраться с двумя сучками. Этой, – сумасшедший двинул ногой в сторону лежащей у стены девушки. – И вон той, – Боря кивнул за спину Марины. Марина оглянулась. На диване сидела женщина. Ей, должно быть, было около сорока, но выглядела она сейчас просто ужасно. Лицо серое, глаза округлились от страха.

– Не оборачивайся, – предупредил потерянно Володя. – Иначе он набросится на тебя.

– Заткнись, – кинул в пространство Боря. – Тебя вообще никто не звал. Иди домой, смотри свои «Спокойной ночи, малыши».

– Почему он хочет их убить? Марина обращалась к Володе. Она сообразила, что от Бори ждать правды не приходится. Странно, но ей почти не было страшно. Остался лишь слабый отголосок давешнего ужаса.

– Так надо, – быстро ответил Боря.

– Ему это нравится, – одновременно сказал Володя.

– Почему я здесь? Марина хотела скрестить руки на груди и вдруг обнаружила, что блузка ее распорота, а в руке она держит окровавленный нож. Отличный кухонный нож, с лезвием, покрытым мелкими зубчиками. Пальцы ее были залиты кровью. Боря усмехнулся. Володя вздохнул.

– Я что, кого-то убила? – Марина посмотрела на лежащего у ее ног человека. @INT-20 = Волин заметил, что лицо Бори начало стремительно меняться. Черты сглаживались, становясь мягче и нежнее, дрябловатые щеки подтянулись, морщины разгладились, кожа стала более упругой и… Бори не стало. Вместо него Волин увидел девушку. Ту самую девушку, которую он видел вчера в больнице. Марину. В ее глазах не осталось и тени психопатии. Только удивление. Марина взглянула на Волина, затем на сжавшуюся от испуга Катю, потом в какую-то точку в пространстве.

– Боря, – вдруг сказала она утвердительно. На лице ее появилось выражение внимания. Она словно слушала что-то, неслышное больше никому в комнате. Ощущение было ирреальное, диковатое. У Волина мороз пошел по коже. Затем она посмотрела в сторону окна.

– Ты кто такой? Выслушав неслышимый ответ, Марина кивнула. В голове у Волина плыло. Он взглянул на Люсю. Та с ужасом смотрела на беседующую с пустотой Марину. Волин попытался сообразить, что можно предпринять в подобной ситуации, но так ничего и не придумал. Наверное, будь здесь психиатр, он бы сумел уговорить сумасшедшего, но Волин боялся. Ему казалось, издай он хотя бы звук, и Марина исчезнет, а на ее месте вновь появится маньяк Боря.

– Почему я здесь? – спросила у окна Марина, затем взглянула на свою одежду, на руки, подняла нож и перевела взгляд на Волина. – Я что, кого-то убила?

– Ничего. Все в порядке, – ласково-увещевающе сказал он. – Положите нож. Не бойтесь, положите. @INT-20 = – Положите нож, – чуть дрожащим голосом ответил человек. – Не бойтесь, положите.

– Вы не ответили. Я кого-то убила? – упрямо, повысив голос, спросила Марина.

– Нет. Только ударили, – прошамкал разбитыми губами человек. – Меня. Но я не в обиде. Положите нож, я пойду умоюсь, и мы с вами спокойно поговорим. Просто сядем за стол и побеседуем. Вдвоем. @INT-20 = – Не слушай его, сестричка, – ухмыльнулся Боря. – Он вешает тебе лапшу. Стоит тебе положить нож, как этот пиндюк сразу позовет ментов. Там, – он кивнул в сторону окна, – уже целая толпень собралась. Только и ждут момента, как бы тебя порвать на куски. @INT-20 = – Просто сядем за стол и побеседуем. Вдвоем, – предложил Волин, чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме. Словно безумный ударник выбивал забойную дробь на его грудной клетке. Марина несколько секунд молчала, глядя в пространство, затем вновь опустила взгляд.

– Это правда? – спросила она у Волина. Тот несколько секунд молчал, затем осторожно кивнул. «Да». @INT-20 = – Ну, видишь? – засмеялся Боря. – Проблема в том, сестренка, что ты убила не просто «кого-то». Ты убила целых девять «кого-то».

– Я? – в ужасе спросила Марина и, отступив на шаг, посмотрела на печального Володю. Тот кивнул утвердительно.

– Ты и Боря, – сказал он, – одно и то же лицо. Вы – один человек.

– Я и Боря? – шепотом произнесла Марина.

– Да, – снова кивнул Володя. – Он живет у тебя в голове. Или ты у него.

– А ты?

– Я – нет. Я сам по себе, – Володя подумал секунду и добавил: – Надеюсь. – Просто я всегда рядом с ним. Не знаю, как это получается, но я всегда рядом с ним, – он указал на Борю тонким музыкальным пальцем.

– То есть, – повторила упавшим голосом Марина, – Боря – плод моего воображения?

– Именно, сестренка, – засмеялся Боря.

– Потому-то он и хотел тебя убить, – закончил Володя.

– Он? Меня? Как?

– Напугать. Напугать так, чтобы ты исчезла. Ушла из его головы, – объяснил Володя.

– Не слушай его, – Боря улыбнулся. На какой-то момент его улыбка стала вполне доброжелательной. Даже приятельской. – Вовчик – дешевый слюнтяй. Он просто завидует, что нас двое. Я вовсе не хотел тебя убивать. Просто шутил. Ну да кто старое помянет, тому глаз вон. Сейчас у нас одна задача – убраться отсюда живыми. Поэтому есть конкретное предложение. Мы с тобой подколем этих троих поросят, – Боря обвел рукой комнату, указывая на женщин и окровавленного мужчину, – и потихонечку смоемся. Как тебе?

– Я не хочу никого убивать, – заявила Марина.

– Придется, – пожал плечами Боря. – Иначе они поднимут тревогу и нас схватят. Впрочем, тебе не обязательно самой резать их. Дай мне нож и выйди из комнаты. Я все сделаю. Марина посмотрела на зажатый в пальцах кухонный нож.

– Ты их убьешь?

– Ну, мы с тобой уже зарезали девятерых, – философски заметил Боря. – Тремя больше, тремя меньше. А если нас поймают, мы умрем.

– Не слушай его, – вдруг сказал мужчина, лежащий на полу. – Он – лжет.

– Это он лжет, – возразил Боря, нервно улыбнувшись. – Просто дай мне нож.

– Стой, – Марина отступила еще на шаг, подняла руку с зажатым в пальцах ножом. – Не подходи.

– Не будь дурой, – резко каркнул Боря. – У нас и так мало времени.

– Володя, – Марина, стараясь не выпускать из поля зрения Борю, посмотрела на Володю, – кто из нас настоящий? Он или я?

– Я! – нервно заявил Боря. – Поэтому тебе нечего бояться.

– Он, – кивнул Володя на Борю. – Судя по тому, что я все время появлялся рядом с ним, а не с тобой.

– Настоящий – Володя, – объяснил лежащий мужчина. – Не ты. И не Боря.

– То есть если нас схватят, то…

– Если тебя, то есть вас, задержат, – торопливо сказал мужчина, – то вы будете направлены на лечение в клинику.

– Понятно, – кивнула Марина. – В любом случае, меня вылечат. – Она усмехнулась криво. – Я – фальшивка. Меня не существует. Вся моя жизнь – игра воображения психопата.

– Дура! Какая разница? – заорал Боря. – Главное, что ты есть. И я есть. Не верь этому уроду. Он пудрит тебя мозги! Давай сделаем дело и смоемся. Потом займешься размышлениями.

– Погоди, – вдруг очень спокойно и очень холодно сказала Марина. – Ты только что сам признался, что ты – настоящий, а я – фальшивка.

– Ты, я! Тебе не по хрен? – Боря сделал шаг вперед. – Ты живешь своей жизнью, я – своей. Что тебе еще нужно, идиотка?

– И теперь я буду знать, что моя жизнь в любой момент может рассыпаться в пыль только из-за того, что тебе приспичит еще кого-нибудь убить, – произнесла Марина. – Это не жизнь. Это кошмар. Кошмар, от которого невозможно избавиться.

– Мы договоримся, – пробормотал Боря. – Скажем, вторник, среда, пятница – твои, четверг, суббота, воскресенье – мои. А понедельник отдадим Вовчику.

– Нет, – покачала головой Марина. Она посмотрела на нож, примерилась к рукояти, поплотнее сжала пальцы.

– Погоди, – нахмурился Боря. – Что это ты собралась делать?

– Меня нет, – ответила Марина. – Я – всего лишь плод чьего-то воображения. – Она посмотрела на Борю, усмехнулась жестко и торжествующе. – Но с тобой-то, братец, я справиться смогу.

– Дура! – взвизгнул Боря, кидаясь к ней, протягивая руку в отчаянном рывке. Марина вдруг резко замахнулась и вонзила нож себе в живот. Резанула, справа налево, снизу вверх, сжав зубы, оскалившись, словно зверь, провернула лезвие. Володя побледнел еще больше. Рубашка на его животе начала быстро набухать кровью. Он с изумлением посмотрел на Марину. А та смотрела на изумленного Борю. На животе Бори тоже расплывалось кровавое пятно. По форме оно было абсолютно похоже на те, что образовались на животе Марины и Володи.

– Кретинка! – яростно прошипел Боря, наступая на Марину. – Что ты наделала, дура? Ты рубашки испачкала! Марина даже не подумала отступать. Она перевела взгляд на Волина, сказала удивленно:

– Странно, я совсем не чувствую боли. Волин оперся на локоть, поднялся на колено.

– Дура, – зло бормотал Боря. – Овца! – Он сделал еще шаг и вдруг повалился лицом вперед на ковер. В ту же секунду упал и Володя, подтянул колени к животу. Пятно на его рубашке ширилось, но, вот странность, на паркете крови не было вовсе. Марина устало разжала пальцы, и нож стукнулся об пол, зазвенел испуганно лезвием. @INT-20 = Нож стукнулся об пол, а стоящий посреди комнаты молодой человек с удивлением посмотрел на собственные окровавленные руки, на вспоротый живот и начал медленно опускаться на колени. Лицо его сделалось совершенно белым. Волин едва успел подхватить падающее тело.

– Врача! – хрипло выдохнул он.

– Мамочка, – испуганно вскрикнула Катя. Люся оказалась более стойкой. Метнулась в прихожую, защелкала замками. Едва только открылась дверь, в прихожей затопотали. Спецназовцы врывались в квартиру, растекались по комнатам, вскидывая оружие.

– Все! – крикнул Волин громко. – Все нормально.

– Врача! Позовите кто-нибудь врача! – завопила на площадке истерично Люся. Ну, женщина, что с нее взять.

– Это не Боря, – сказал Волин спецназовцам и повторил еще раз, раздельно: – Это не Боря. Этого юношу зовут Володя. Он нуждается в медицинской помощи.

– Я понял, – закивал капитан и подал знак двоим парням с автоматами. Один из них тут же подхватил Володю на руки, двинулся в прихожую. Второй поспешал следом, держа наготове автомат.

– Вы-то как? – спросил капитан, разглядывая изуродованное лицо Волина.

– Нормально, – ответил тот.

– А с виду не скажешь.

– Попал бы под самосвал, выглядел бы получше.

– Это он вас так? – поинтересовался спецназовец.

– Боря, – Волин наклонился, подхватил на руки Катю и пошел в прихожую. На лестнице кто-то попытался взять Катю у Волина, но он только упрямо мотал головой. Они вышли на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть, как фельдшер ловко притягивает раненого Володю ремнями к носилкам, ловко ставит капельницу. Подлетел еще один красно-белый «РАФ», выскочивший из кузова врач подхватил Катьку, положил на носилки. Та почти не отреагировала. Сказала только:

– Папа… Спать хочу…

– Что с ней, доктор? – спросил Волин.

– Ничего страшного. Нервный срыв. Шок, – фельдшер помог врачу закатить носилки в салон «РАФа». Дверь захлопнулась. – Кто из вас поедет в больницу? – спросил врач, глядя то на Волина, то на Люсю.

– Я, – сказала, хлюпая носом, Люся. – У мужа еще дела здесь.

– Хорошо, – согласился врач. – Как скажете. Садитесь в кабину. Мне все равно придется ехать в кузове.

– Я тоже… в кузове, – отрезала Люся.

– Как хотите, – сказал врач и, посмотрев на Волина, добавил: – Ничего страшного. Не волнуйтесь. Все будет хорошо.

– Спасибо, – кивнул тот.

– Ну, что скажешь? Это он? – спросил капитан, когда «Скорая помощь» скрылась за углом.

– Он, – ответил Волин. – Но он не один. Там три разных личности. – Подошедший санитар усадил его на лавочку у подъезда и принялся протирать раны раствором. – И, если бы Марина не очнулась вовремя, Боря бы меня убил.

– Но, слава Богу, все обошлось, – подмигнул ему капитан. – А чего ты свет-то не включил? Мы полчаса на площадке мялись.

– Да некогда было, – ответил Волин и закрыл глаза.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

08.01.2009