Репетиция в Малом зале началась, как обычно, с повторения пройденного. Прогон отработанных номеров прием не новый, и применяется повсеместно — чтобы музыканты разыгрались и почувствовали друг друга, нужно потратить малую толику времени. Казалось бы, незачем играть то, что уже хорошо знакомо и качественно получается. Однако сакральный смысл такого действия словами не передать.

И только после разминки я запустил магнитофон. Композицию «Lily Was Неге» в девяностых годах назвали «беседой саксофона и гитары». Гениальный хит сочинила нидерландская девчонка Кэнди Далфер, и она же запустила его в жизнь. Впрочем, класс игры на саксофоне Надежде Козловской долго демонстрировать не нужно. Чтобы схватить суть, ей хватило двух минут прослушивания. Мелодия казалась несложной, ведь все гениальное выглядит просто. А хорошую вещь играть одно удовольствие.

— Обратите внимание на ритм, товарищи, — заметил Антон, раздавая ноты. — Это не джаз, но подобные сочинения играть мы просто обязаны. Конечно, успех композиции в мелодии, а импровизация на саксофоне добавляет перца. Но более важна, как это ни парадоксально, работа ритм-секции. От того, насколько хорошо качают драйв ударник и бас-гитара, зависит все. Без души вам здесь нельзя, иначе не спасут ни виртуозные гитарные запилы, ни проникновенные рулады на саксофоне. Бас-гитара и ударник работают одним многоликим и многосоставным инструментом, понятно, Нюся? Задача Сени не просто отбивать ритм, которому следуют остальные. Ударник не стучит, он играет музыку. То же самое Женечка: маракасы и треугольник играют в полный рост, они часть ритма! Три-четыре, поехали.

Надежда Константиновна показала класс, и полчаса, затраченные на разучивание композиции, прошли не зря — одобрительный шум в зале был тому подтверждением.

А после инструментальной вещи мы перешли к песне «Нельзя быть красивой такой». Солировал Антон, девчонки подпевали.

— Однако неплохо, — удовлетворенно заявила Наталья Николаевна, опуская скрипку после пятого прогона.

Мама Нюси, словно истинная теща, изначально, с первого дня, замахнулась на моё: попыталась захватить нити управления оркестром. Мало того, что узурпаторша приватизировала Нюсину скрипку, бог с ней — вместе с браздами правления она постоянно покушалась на мою нотную тетрадь. Расхаживая по сцене, листала по-хозяйски. А еще размахивала как дирижерской палочкой, считая Антона носильщиком артефакта.

Однако самозваный лидер парня тоже не радовал. Тоша тихо злился, и я его понимал. Ладно, вопрос поступления Анюты мама решила. Отлично, только вся комбинация задумывалась не ради этого. Вдруг выяснилось, что Антону, Вере и Алене необходимо пройти собеседование у ректора. А он в отпуске, и в каком настроении оттуда вернется, одному богу известно. Что ж, остается ждать и работать. Не хотелось доводить дело до вступительных испытаний, а что делать? Надежды, как говорится, юношей питают.

Облетела листва, у природы свое обновление, И туманы ночами стоят и стоят над рекой. Твои волосы, руки и плечи — твои преступленья, Потому что нельзя быть на свете красивой такой. Потому что нельзя, потому что нельзя, Потому что нельзя быть на свете красивой такой. Потому что нельзя, потому что нельзя, Потому что нельзя быть на свете красивой такой.

Композицию группы «Белый Орел» напомнил мне Коля Уваров, и мы сделали ее в джазовой обработке — получился медленный-медленный, тягучий блюз. Внешне неплохая работа, невзирая на авторитетное мнение Натальи Николаевны, мне не нравилась совсем. И не хотелось включать начальника, а придется.

— Антон, где трагичность? — злобно прошипел я по внутренней связи.

— Мы же договорились: это очень печальный блюз. Грустный до слез, практически крик души! А ты?!

Пока Антон переваривал мой критический выпад, очередь дошла до женского вокала.

— В музыкальном отношении придраться трудно, — вслух я пытался говорить спокойно. — Синтезатор звучит пронзительно, виолончель с саксофоном — горестно. Скрипка рыдает, и это правильно. Но вокал в припеве! Надежда Константиновна, я думал, вам ведомо такое чувство, как скорбь.

— Да? — она вытаращила свои чудные глаза с поволокой. — А что не так, Антоша?

— Все не так! — мне пришлось вернуться к дословному цитированию: — «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». Понимаете? Нельзя в припеве шокировать зрителей колдовской улыбкой! Алена, тебя тоже касается. Сколько народа уже просится на свиданье?

— Стопицот, — прошептала она с виноватым видом.

— Вот, — резюмировал я. — А ты не придешь! Кто-то будет расстроен. Так и здесь: эта песня — тоска смертная, понимаете? Ну не выходит у вас демонстрация чувства, будто жить грустно, а помирать тошно!

— Нам очень тошно, Тоша, — возразила Алена.

И Вера с Анютой энергично затрясли головами. Тамара переглянулась с Натальей Николаевной, но та только пожала плечами. Томке понравилось, как Антон отбрил очередную рейдерскую атаку «тещи», а Наталья Николаевна сделала вид, что еще не вечер. Одна Женька недоуменно разглядывала свой бубен.

— Если вам тошно, то мало! — возразил я. — Поймите, какая нафиг беззаветная страсть, когда облетела листва, и жизнь закончилась? Короче, этот номер пока отложим. Перерыв пять минут.

Вот так всегда — извечно не хватает времени, чтобы выполнить работу как надо, но на то, чтобы ее переделать, время находится.

Дамы дружной толпой отправились в туалет. Причем впереди шел Семен с барабанными палочками в руках, а тыл группе прикрывал Денис. Как он и предчувствовал, полковник Уваров наказал его нарядом вне очереди — велел срочно организовать ремонт забора вокруг базы. И хотя Денис сразу технично смылся из больницы, под предлогом поисков запчастей для «Волги», репрессии за травму Антона его не миновали.

Народ из зала потянулся на перекур, а Антон направился к Тамаре — единственная из группы, она осталась на сцене.

— Не знала, что ты можешь быть таким грозным, — еле заметно усмехнулась Тамара. — Рвешь и мечешь, прямо как мой начальник на планерке. Бог мой, как ты изменился…

— Когда не можешь изменить мир, измени представление о нем, — вздохнул Антон, передавая ей катушку магнитофонной ленты. — Здесь «минус» твоего концерта на свадьбе. Там же найдется магнитофон? Впрочем, если что, можешь мой взять.

— Хорошо, — она опустила взгляд. — Спасибо, Тоша. Свадьба в субботу, но в воскресенье не увидимся, извини. Если попаду домой, то с утра уйду пораньше, надо будет помочь тетушкам стол накрывать.

— Жаль, — с печалью сообщил Антон мне.

Я пожал плечами:

— Армянская свадьба дело такое, могут и три дня гулять.

— А чего это ты спину держишь так ровно? — Тамара участливо коснулась плеча. — Болит?

— Да ерунда, сквозняком протянуло, — отмахнулся он. — Не обращай внимания.

Случайное прикосновение Тамариной руки позволило мне увидеть ауру. Она была красного цвета, как и у Антона.

— Видишь, Тоша?

— Красный нимб, как у меня, — Антон на память процитировал: — Красный цвет — цвет страсти, смелости, напористости и активности. Человек, в ауре которого доминирует этот цвет, обладает честолюбием, физической живостью, энергичностью и сексуальной мощью.

— Ага, — пробормотал я. — Только у Томочки она яркая и сочная, а у тебя, мощный ты мой живчик, аура рваная и дырявая, словно рубище нищего. Что-то с этим надо делать…

— Нет! — вскинулся Антон. — Руки в спину больше вставлять не позволю! При правильном питании само пройдет.

Ага, пройдет. Нет, это вам не насморк, на который можно не обращать внимания…

Додумать эту мысль не позволила стайка девушек, возвращающаяся на сцену по центральному проходу Малого зала. Не только вблизи, но и издалека Алена бросалась в глаза. Вроде бы белая рубашка, такая же, как у всех, а белее белого. И темные брючки вроде обычные, а словно влитые сидят… Туфельки скромные, на среднем каблучке, но как задорно цокают! Прическа сделанная в том мире, элементарно простая — полубокс под мальчика. Макияж тоже совсем незаметен, однако глаз не отвести. Одно слово: ведьма. Господи прости.

Но вслух сказал иное:

— Возвращаемся к грустной тематике. Открываем двенадцатый лист, «Там где клен шумит».

Народ послушно взялся за инструменты.

Там, где клен шумит над речной волной Говорили мы о любви с тобой Облетел тот клен, в поле бродит мгла А любовь как сон стороной прошла А любовь как сон, а любовь как сон А любовь как сон стороной прошла Сердцу очень жаль, что случилось так. Гонит осень вдаль журавлей косяк. Четырем ветрам грусть-печаль раздам Не вернется вновь это лето к нам Не вернется вновь, не вернется вновь Не вернется вновь это лето к нам. Не к чему теперь за тобой ходить. Не к чему теперь мне цветы дарить. Ты любви моей не смогла сберечь. Поросло травой место наших встреч. Поросло травой, поросло травой Поросло травой место наших встреч.

В середине шестидесятых годов Людмила Зыкина пела песню на эти стихи. Потом, с другой мелодией, она появится в репертуаре «Песняров» и «Самоцветов». А путевку в жизнь хиту всех времен дала группа «Синяя птица». Но это будет позже, через пару лет.

Солировала Надежда Константиновна со всей возможной печалью, девочки подпевали. Умеют же, когда хотят! В ритме медленного блюза такое никто не исполнял. А мы сделали, и у нас получилось.

Зрители в зале восторженно загудели, у педагогов в первом ряду увлажнились глаза. Парторг так вообще платок достал, и звучно высморкался. Впрочем, вчера на «поросло травой, поросло травой» он тоже так делал.

Чтобы не терять настрой, в этом же стиле мы прогнали «Подари мне платок, голубой лоскуток».

Подари мне платок, голубой лоскуток, По краям голубым — золотой завиток, Не в сундук положу, на груди завяжу, И что ты подарил, никому не скажу. Пусть и лед на реке, пусть и ты вдалеке, И платок на груди — не кольцо на руке, Я одна не одна, мне тоска — не тоска, Мне и день не велик, мне и ночь коротка. Если в темную ночь иль средь белого дня Ни за что ни про что, ты разлюбишь меня, Ни о чем не спрошу, ничего не скажу, На дареном платке узелок завяжу.

Надежда Константиновна на два голоса с Аленой рассказали про любовь все: и радость, и грусть, и ожидание счастья.

— Так, поймали настроение? — решил я. — теперь новая вещь, «Белый лебедь». Слушайте. Полистав нотную тетрадь, я взял микрофон:

Я куплю тебе дом у пруда в Подмосковье, И тебя приведу в этот собственный дом. Заведу голубей, и с тобой, и с любовью Мы посадим сирень под окном. А белый лебедь на пруду качает павшую звезду. На том пруду, куда тебя я приведу. А белый лебедь на пруду качает павшую звезду. На том пруду, куда тебя я приведу.

Девчонки молодцы! Ноты уловили сразу, и потихоньку начали приноравливаться. Говорить им об этом нельзя, из тонуса выйдут. Впрочем, не скажешь — стимул потеряют. Ладно, говорить можно, но недовольным тоном.

По окончании репетиции Женька уселась за барабаны — под руководством Сени она стучала каждую свободную минуту, и с каждым разом все лучше. А Наталья Николаевна подвела к Антону двух девушек в летних ситцевых платьях. Очень приятных барышень, и каждая была хороша по-своему.

— Тоша, наши студентки хотят с тобой познакомиться. Это Варвара, — жестом свахи она указала на смущенную толстушку с ямочками на щеках. — Варя кубинка.

Я уставился в чисто русское курносое лицо девчонки. Румяные щеки, толстая русая коса, крепкие бедра, выдающаяся грудь. Какая, нафиг, кубинка, с именем Варвара?!

— Варя выросла на Кубе, у нее нам родители работают, — Наталья Николаевна ласково коснулась плеча девчонки. — Хорошая девочка, живет здесь с бабушкой, и учится в группе по классу вокала. А в студенческом ансамбле играет на барабанах.

— Меня там задвигают, — притворно робким голосом прошептала девчонка, искоса бросив смелый оценивающий взгляд. — Я хорошо играю, а им не нравится! Говорят, мол, в рок-группе кубинские национальные барабаны не катят.

Так-так! Я сделал стойку. Перкуссия нам в оркестре не повредит!

— Бонго, Конго, Тимбалес? — припомнил я названия инструментов.

— Еще Джембе и Дундуны, — обрадовала она меня, — но у нас в институте таких барабанов не держат.

— А еще?

— Еще я умею с парашютом прыгать, но здесь, наверно, это не пригодится.

Девушка лукаво улыбнулась, и я сразу поставил ей жирный плюс — чувство юмора в полном порядке.

— А обычная ударная установка? — вкрадчиво поинтересовался Антон.

— Не проблема, да кто ж меня к ней подпустит? — удивилась Варя. — Мальчики сами в очередь стоят. И петь тоже не дают, а я по-испански умею!

Надежда Константиновна с Аленой перестали шептаться, и придвинулись ближе. Независимо глядя в сторону, Тамара присоединилась к ним.

— Проверим, разберемся, — пообещал я неопределенно. — Завтра приходи с барабанами.

— А это Жанна, тромбон, — Наталья Николаевна переложила руку на узкое плечо томноокой девы, белокожей красавицы с яркими семитскими чертами и характерным носом. — Очень хороший тромбон!

— Тоже в рок-группе зажимают? — догадался Антон.

— Тираны и женофобы, — презрительно выплюнула Жанна. Пухлые губы скривились в ироничной улыбке. — Сразу скажите: тромбон в джаз будете брать? Ну и вокал, само собой.

От такой непосредственности Антон выпал в осадок, а я осторожно заметил:

— Прежде чем брать, надо попробовать…

Хмыкнув, со зловещими улыбками Вера с Анютой переглянулась.

— Жанночку сам Ким Авекидович Назаретов к себе манит! — заявила Наталья Николаевна. — А она к вам попросилась.

— Почему? — задал Антон логичный вопрос.

— Ты лучше, — сообщила Жанна, и Антон не удержался от горделивой улыбки. Но девчонка тут же, не сходя с места, его срезала: — У тебя аппаратура класс, а микрофоны вообще сказочные.

Меткое заявление, и губа не дура! Маркировка «Shure KSM8» была тщательно затерта, однако «птица Щур» от этого пела не хуже.

— Можно? — она трепетно коснулась серебристого тела микрофона.

Я кивнул, и Жанна взяла его настолько эротичным жестом, что мы Антоном замерли. Мысленно переглянувшись, мы постановили одно и то же: будем брать!

Не требуя музыкального сопровождения, Жанна затянула знаменитый хит Людмилы Зыкиной из старого кинофильма. Песня известная, только трактовка оказалась с джазовыми интонациями:

Огней так много золотых На улицах Саратова, Парней так много холостых, А я люблю женатого. Как рано он завел семью. Печальная история. Я от себя любовь таю, А от него тем более.

В завершение выступления она губами изобразила соло на трубе с тембром сурдины, весьма классно и достоверно.

— Тоша, я поражена, — негромко вынесла приговор Надежда Константиновна. — Жанна, да? Умничка. Эта девочка понимает джаз. И хотя мы еще не слышали тромбон…

— Завтра, — решил я под одобрительный кивок Антона. — Приходите завтра обе со своими инструментами.