Очередная весточка от беглого писателя Седых заставила Пельше забыть о подготовке к отпуску и бросить все дела, чтобы просить об этом же Генерального секретаря, товарища Брежнева. Тот внял убедительной просьбе, принял Арвида Яновича немедленно.

Прочитав короткий текст, Леонид Ильич отработанным движением пальца включил громкую связь:

— Юра, а ты знаешь такого майора Лялина, что трудится у нас торговым представителем в Лондоне?

— Да, Леонид Илыч, — голос из селектора отдавал железом.

— И что?

— Его арестовала английская полиция, — сообщил Андропов.

— Хм…

— … И торгпредство уже внесло залог в пятьдесят фунтов, — добавил Андропов.

— А за что его арестовали, вам известно? — Брежнев сохранял спокойствие.

— За вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, Леонид Илыч.

— Хм… Советский человек, сотрудник КГБ, коммунист Олег Адольфович Лялин допился в Лондоне до поросячьего визга, и ты так спокойно об этом говоришь? Нервозность и страх дохнули из динамика телефонного аппарата:

— Это провокация, Леонид Ильич. Мы работаем над возникшей проблемой.

— Работают они… — сказал, как выплюнул, Брежнев. — Замкнулись в своих кабинетах, ничего не видят и не чувствуют. Где Лялин?

— Из полицейского участка его отпустили, до суда.

— И кто этого майора потом видел? — хмуря густые брови, Леонид Ильич все более мрачнел.

— Руководитель резидентуры оказался в отъезде, с майором разговаривал его заместитель, — из динамика донесся шелест перелистываемых бумаг. — Потом Лялин уехал.

— Суда не будет. Юра. Хм… И Лялина не будет, — печально сообщил Брежнев. — Есть мнение, что сейчас он англичанам сдает всю нашу разведку в Лондоне, понятно? А вы там над проблемой работаете! Хм… Кто это направление курирует, Крючков?

— Он только что пришел на эту должность, — встал на защиту подчиненного Андропов.

— У нас нет к нему претензий. Наоборот, есть предложение: пусть Володя внимательно посмотрит свежим взглядом, — Брежнев налил себе воды. — Так, жду вас обоих сегодня, в девятнадцать часов. Мне нужна подробная информация по этому вопросу. Да, в секретариат передавать не надо. Да, материалы для Политбюро приготовите завтра. Пока это будет личная записка на мое имя.

Брежнев выключил связь, и поднял глаза на Пельше:

— Только международного скандала нам не хватало. Высылка ста дипломатов — это же черти что, ни в какие рамки… Если этот жулик Седых не врет.

— А смысл ему врать? Все равно завтра все выяснится.

— В этом списке сотрудников, которых собрались выгонять с острова, вся наша лондонская разведка, — Брежнев потряс листочком текста. — Подобного провала еще не было, Арвид Янович. А нам ведь на Западе зерно опять покупать. Представляете, как будут руки выкручивать?

— Ничего, перетопчутся, — хмыкнул Пельше. — Повизжат, и успокоятся. Им же нужна наша нефть. Еще газ.

— Проект торгово-экономического соглашения с США практически готов, а у меня душа не лежит. И Европа в горло вцепилась… Эх, ввязались мы в эти сделки с газом, нефтепроводом. Скоро всю Сибирь распродадим, — Леонид Ильич вздохнул. — А больше за валюту торговать нечем. Только лес и целлюлоза. Куда ни кинь, всюду клин.

— А золото? Там оно еще в цене.

— Этого недостаточно, к тому же продаем с большим убытком для себя. Ехать на продаже золота дальше не можем. Да и опасно в нынешней валютной ситуации.

— Партия обещала кормить советских людей мясом, — осторожно напомнил Пельше.

— Будет зерно, вырастет и стадо. Этот вопрос решенный, — Брежнев махнул рукой. — Ладно, я подумаю здесь, а завтра на Политбюро продолжим. Вы когда в Ригу летите?

— Выходит, что завтра вечером, — Пельше посмотрел через плечо. — Если еще чего-нибудь не случится…

— Тем более вашу поездку откладывать нельзя, — Леонид Ильич бросил очки на стол. — Одного только понять не могу, откуда такие подробности знает беглый товарищ Седых?

***

С утра пораньше, перед рассветом, Анюта усвистала в Гагру. Тихонько так, без рекламы. Ей нравилось махать руками на пустынном пляже, чтобы затем, упарившись, «разочек окунуться». А у меня на этот раз план был иной. Накормив завтраком кошку и свое многострадальное тело, я отправил их в спальню, набираться сил и выздоравливать. Говорят, кошка возле больного органа — лучший лекарь. Вот на ухе и проверим.

А сам передвинулся к Антону на базу. Удачно попал — зарядка уже закончилась, а завтрак еще не подступил. В качестве извинений, а также подхалимажа для, с собой притащил два велосипеда. Один железный конь с доисторических времен в прихожей на стене пылился, второй у соседки Риты реквизировал. Там дочка выросла, а мелкой Вере подростковая модель должна быть в самый раз. Обнюхав новые предметы, Рекс вознамерился задрать заднюю лапу на колесо, но я быстренько выпихнул его во двор. День только начинался и, перемахнув через плечо, в раскрытую дверь веранды заглянуло любопытное солнце. Яркими бликами осветило чудесную технику, чтобы заставить Антона зажмуриться от блеска эмали с хромом. Словно легким ночным дождичком, его обиды смыло с души, ведь каждый мужчина в глубине души большой ребенок. Впрочем, Вера восхитилась не менее. Хитрый ход не то что бы сгладил конфликт, но разговор сразу увел далеко в сторону, на конкретный предмет обсуждения деталей велотехники и управления скоростями.

В советские времена велосипед демонстрировал достаток семьи, а уж импортный дорожный аппарат с переключением передач считался верхом шика. И сразу после завтрака Вера загорелась идеей съездить на великах за хлебом. Вид она имела немного бледный, потому что сначала Антона лечила, потом полночи колотилась на кухне. Готовилась к встрече с боссом и, чтобы не ударить в грязь лицом, ей вечером пришлось пройти полный путь Золушки: перемолоть кофе, перебрать фасоль и горох, прибрать в комнатах и вычистить золу из печки. Доброй феи под рукой не оказалось, поэтому спала Вера, приложив собственную ладошку к больному уху парня. Наложение рук помогло, мне от щедрот тоже перепало. И тоже полегчало, ростовое зеркало на веранде подтвердило успешное лечение.

Ночью здесь прошел дождь. Двор просох, однако свежесть сохранилась. И еще одуряющее пахло розами — капельки влаги бриллиантами сверкали на розовых лепестках. Хотелось просто посидеть в саду под яблоней но, видимо, не судьба. Да и о чем жалеть, ведь педали крутить тоже занятие полезное.

Однако проехать нам удалось недалеко — соседская ребятня, потеряв интерес к футбольному мячу, заблокировала движение. Антон сразу уступил мольбам фанатов «дай разок прокатиться», а у Веры новую игрушку отняла молочница Римма.

— Классная штучка, — бросив сумки, она схватилась на руль. — Верочка, там где брали, еще такие есть?

Девчачий велосипед был хорош. Заниженная верхняя труба и укороченные шатуны дамской лайбы позволяли езду в платье, и одновременно делали дизайн аппарата более изысканным. Эта модель оказалась легким городским байком, с легкой алюминиевой рамой, к тому же складной, однако вслух такое говорить поостерегся — Римма в бейсболке, с горящими глазами, своим азартом мало чем отличалась от юрких пацанов.

Весь ее возбужденный вид утверждал, что взрослой женщине прокатиться на велике не грех. С другой стороны, зачем таскать сумки, когда их можно просто повесить на руль? Как она раньше не догадалась? Эта мысль прямо сверкала в ее глазах. И пришло понимание, что от велосипеда для Риммы мне не отвертеться, тут к бабушке не ходи.

Стоп, а дети? У них же тоже родители есть, и вечером они мозг Антону вынесут однозначно. Два вопроса, от которых не отвертеться: где такое взял и сколько стоит. Вот это я погорячился! Совсем забыл собственное детство.

Тем временем каждый очередной мальчишка, делая круг, педали крутил не просто так, а с переключением скоростей. Увлекательный процесс, когда получается. И что интересно, Римма туда же, с восторгом наблюдала за перемещением цепи под ногами. Да, обратно имущество придется силой отнимать.

Оставив Веру на растерзание толпы велопоклонников, мы с Антоном, от греха подальше, отправились дальше пешком. Я на этом настаивал — тут визит начальника на носу, а какой завтрак без свежего хлеба?

Висящая на ларечном окне Люська встретила нас радостным криком соловья-разбойника:

— Где ты ходишь, Антоша? — подняв с прилавка грудь белого мрамора, она вместо нее выложила два холщевых банковских мешочка мелочи, недостойную замену невзрачного серого цвета. — У меня для тебя сюрприз! Не «сборная солянка», как в прошлый раз. Что скажешь? В прошлый раз половина монет из банковского мешка оказалась разных лет выпуска, что серьезно снизило их коммерческую стоимость. Тогда я Люське проблему разъяснил, и она, умничка, задачу запомнила. Что ж, хорошая работа должна быть хорошо вознаграждена. Устную и письменную благодарность пропускаем, секса в СССР нет, так что, скорее всего, речь пойдет о ценном подарке…

Загипнотизированный игрой белых полушарий, Антон мои мысли пропустил — он просто замер от восторга, забыв выдохнуть. Каждый раз одно и то же, чисто кролик перед удавом, ей богу. Пришлось заняться делом самому;

— Хорошо выглядишь, Люсенька, — комплимент прозвучал искренне, не каждая женщина обладает подобным богатством.

Девчонка зарделась, но стрельнуть взглядом не забыла. Впрочем, лесть такое блюдо, с которым переборщить невозможно. Тем временем в моей голове сухо защелкал калькулятор, перемножая старые копейки на кучу новых рублей:

— Пиши должок в долговую книгу, и говори, роза моих снов, что за это хочешь.

Люська скромничать не стала:

— Мне сегодня ночью шуба приснилась. Но потом я подумала: зачем мне мутоновая шуба? Помнишь, ты мне сапоги дарил? Вот к ним мне нужна дубленка. Только хорошая, югославская. Скоро зима.

— Да что ты говоришь? — Антон оглянулся на залитую солнцем улицу. Большинство пацанов обувью пренебрегли, а из одежды наблюдались лишь короткие портки из обрезанных треников.

Я хмыкнул следом за ним — ушлая девчонка решила ковать сани, пока горячо.

— Скоро, Антоша, скоро. Оглянуться не успеешь, как зима кольнет в глаза, — она убежденно покачала головой. — Надо торопиться. А деньги у меня есть, ты не думай! Все расходы оплачу.

— Хм… Дубленка не вопрос, — пятнадцатикопеечные монеты явно перевешивали тулуп из стриженой овчины. — А давай я тебе найду импортный пуховик?

— Импортный? — о таком невероятном повороте гардероба в вещих снах она даже не мечтала.

— Да, на натуральном гусином пуху. Легонький, беленький, а подкладка цвета золота.

Дав ей время на осмысление, я добавил:

— Китайский пуховик тебе пойдет, зайчик.

— Афигеть… — Люська закатила глаза — явно представила себя в образе снегурочки, наряженной в белую накидку и красные сапоги на шпильке.

— Но это еще не все, — добил я ее. — Пуховик можно вывернуть, и тогда он станет золотым, но с белой подкладкой.

Продавщица реально приготовилась падать в обморок:

— Неужто, Тоша? Настоящее китайское пальто из двух цветов? А если можно вывернуть наизнанку — считай, что два. Ткань небось шикарная, нейлон? Но это, наверно, дорого… Тоша, у меня денег отложено только на одну дубленку!

Антон хмыкнул, а я махнул рукой:

— Будет тебе и пуховик, и дубленка, и шапочка. Две. А это тебе, солнце, сувенир на память, — я крутанул колесико зажигалки «Крикет», и обычное желтоватое пламя околдовало Люсю — продавщица закаменела.

— Мамочки, она прозрачная! — после длительной паузы потрясенно прошептала девчонка.

Если бы у колонизаторов Америки были одноразовые зажигалки, то бусы и огненная вода не понадобились, все золото инков индейцы сложили бы у их ног за мешок гипнотических огоньков.

— Слышал новость? — наигравшись с прозрачным мутантом кресала и огнива, Люська заговорщицки заблестела глазами. — Гошу подрезали.

— Не, не слышал, — моментально очухался Антон. — Откуда дровишки, радость моя?

— Участковый, дядя Гриша, по секрету сказал, ему такое знать положено, — сообщая небывалую тайну, она снова вылезла в окно, чтобы оглядеть подступы.

Облако «Рижской сирени» выпорхнуло следом, обдав ароматом свежести и гелиотропа. Концентрация запаха заставила Антона чихнуть.

Я же немного подзавис — необычная информация требовала осмысления. Вот это новость! А мне все удивительно было, чего это последние дни ни Гоши, ни его шавок на улице не видно.

— Сильно подрезали?

— Насмерть! — она округлила глаза. — Представляешь? У него дружок в море утонул, и Гоша поехал туда разбираться. Ну и повздорил в Гантиади с местными… А банду его там в милицию упекли. Даст бог, законопатят всех — за поножовщину. С такими делами срок с земли поднять просто.

Под давлением незаурядной новости, монеты в мешочках ушли на второй план, но слов не было: на обратном пути мы с Антоном обменивались одними междометиями. Конечно, неприятности Гоша поймал по собственной дурости. А если и помог кто, так это не важно. Главное другое — здесь-то я точно ни каким боком, вообще ни при чем! Коля тоже усилий не прикладывал, уж я бы знал.

Тем не менее, жизнь меняется как-то резко. В моей реальности Гоша умер от пули снайпера в смутные девяностые, это мне точно известно. И безвременно утонувший Ярик тогда лег рядом с ним, вместе с окружающими шавками…