Второй прыжок с кульбитом и пистолетом

Сербский Владимир

Пенсионер, волей случая оказавшийся в собственной юности, идет по прожитому пути еще раз. Жизнь, правда, изменилась. Дорога стала иной, но Антону Бережному здесь нравится. Не каждому удается начать сначала, шанс войти в ту же реку выпадает редко. И вторая попытка Антона не предполагала стрельбы с погоней, однако это случилось. Как и в первой части, имеются недостатки. Автор напрочь забыл про инопланетян с компьютерным разумом, и зеленых человечков вообще не упомянул. Исключен абордаж космических кораблей пиратами, а зомби и тролли, не обнаружив себя в синопсисе, в нетерпении грызут друг друга за кадром. Здесь речь пойдет о другом, достаточно начать чтение. Все события, описанные в тексте, являются вымыслом, совпадения следует понимать как случайность. Времена года, новости из телевизора, названия государственных органов, а также фамилии действующих лиц выдуманы, и не имеют ничего общего с реальной действительностью. Чтение рекомендовано для людей старше восемнадцати лет, так как автор по-прежнему считает, что курение, питие и череда любимых женщин нежелательны в более раннем возрасте.

 

Владимир Сербский

Второй прыжок с кульбитом и пистолетом

Пролог, в котором читателю предлагается финал первой книги. Коротенько так, минут на сорок

#i_001.jpg

В Испанию я перемесился с двумя сумками диетических продуктов на груди. Еле допер эту тяжесть. Тяжело плюхнулся на диван гостиничногономера, однако сразу подскочил от явной несуразности — из спальни выглядывали чьи-то голые ступни.

— Там, вдоль стенки, лежит труп, — мелькнула в голове догадка. Эта мысль не вызывала сомнений.

— Наша мама пришла, молочка принесла? — переступив через мертвые ноги, в дверном проеме показался Игорь Неделькин.

Одет он был неприметным туристом — гавайка, шорты, шлепанцы.

— Ну да, — машинально ответил я.

— Извини, Михалыч, ничего личного, — поднимая пистолет, он криво усмехнулся. — Просто в этом раскладе ты немного лишний.

Рука с «Береттой» еще двигалась, когда сумрачная комната расцвела яркими красками. Огонек светодиода в стенном выключателе, неожиданно вспыхнув красным рубином, резанул по глазам. Голос Игоря увяз в густом меде, только пустой жабий взгляд проникал прямо в душу.

Конец фразы я едва расслышал — делаясь тягучими, слова замедлялись. Звуковой фон, преобразившись, сменился ровным гулом, а искаженная речь тоже застыла на одной ноте, как бывает в испорченном магнитофоне.

Детали сделались контрастными. Крупный мотылек, бьющийся на рожке ранее бледного, а теперь вдруг полыхнувшего светом ночника, внезапно замер в воздухе, обретя фантастическую четкость. Словно резкость в бинокле навели: каждая ножка бабочки стала видна до мелких мохнатых деталей. Кадрами из замедленного фильма, переливаясь фиолетово-черным перламутром, пестрые крылышки сонно дрожали в попытке возобновить движение вверх-вниз. Казалось, мотылек навсегда увяз в прозрачном сиропе загустевшего воздуха.

Мрачный зрачок толстого пистолетного ствола уставился мне в лицо, вызывая острое желание дернуться в сторону от такого недоброго взгляда. Одновременно с запуском торможения мира Игорь Неделькин успел нажать спусковой крючок. Сухо клацнул затвор «Беретты», из ствола лениво вылетела пуля в облаке пороховых газов. Увидеть ее замедляющийся полет мне удалось, а вот уклониться не совсем — плечо резануло болью. И только затем прозвучал кастрированный глушителем выстрел.

Удар развернул меня, отбрасывая на диван. Взгляд остановился на круглой дырочке в левой части грудины, откуда толчками выплескивалась ярко-красная кровь. Раскаленные газы еще клубились между мной и толстым цилиндром глушителя, когда краски начали меркнуть, медленно заливая картину чернотой.

А потом свет погас окончательно.

 

Глава первая, в которой происходит подготовка к военным действиям

Утро безжалостно затолкало солнце в оконную раму. Крепко зажало, выдавило яркие брызги, заставляя меня прищуриться. Вот старый склеротик! Уходя из дома, опять забыл задернуть гардины. Но ничего, сейчас мы это безобразие поправим.

Стоило шевельнуться, как кошка встревожено мяукнула. Встав на задние лапы, Алиса принюхивалась к незнакомому запаху пороха и крови.

— Привет, подруга, — сказал я. — Как ты тут?

Кошка не ответила, но и без слов было ясно, что здесь все по-прежнему.

Удачно я вынырнул из Испании — в собственную квартиру да народной диван. Очень хорошо вышло. Дом не самый худший вариант, учитывая, что прыжок совершился интуитивно, практически бессознательно.

Опустил взгляд: из дырочки на груди толчками выплескивалась кровь. А вот это лишнее. Следует отрешиться, зажав рану рукой. Шумит водопад, течет речка… У меня все в порядке, состояние «норм», бываю проблемы их уже. Следуя дальше по сценарию, я убедился, что процедура аутотренинга работает, с каждой минутой становилось легче. А чего, в самом деле, произошло страшного? Боль терпимая, тумана в голове мало, только обида со злостью в глубине души плещется.

Хотя стоп — что значит ничего страшного? В меня только что стреляли! Черт возьми, это не сон и не галлюцинации. В меня стреляли и попали. За что?!

— Дела все еще не так плохи, чтобы рассчитывать на улучшение, — усмехнулся я, поднимаясь.

Немного штормило, однако не критично, двигаться можно. Вот только левая рука словно отсохла, плохо слушается… Ладно, внесем корректировку, акцентируем внимание на правой. В домашней аптечке нашлось все необходимое: йод, стерильные салфетки и пластырь. Кое-как залепив дырку, я обмотался бинтом. Живописно так, крест-накрест, как делал когда-то с пулеметными лентами легендарный матрос Железняк.

Заглотнул пару таблеток. Оглянулся, и запил это дело наркомовской чаркой. Полстакана коньяка организму не повредит, а даже наоборот, взбодрит слегка. Положил на стол «Осу» — стыдно признаться, но с ней я чувствовал себя как-то уверенней. Следом выложил телефон, чтобы перелистать книжку контактов.

Мягко запрыгнув на стол, кошка нюхала воздух возле моей руки и удивленно фыркала — странные запахи ее пугали. Не дрожи, Алиса, прорвемся!

План действий представлялся простым до примитива: подлечиться, вооружиться и вернуться, чтобы замочить гада. Никаких сомнений и трепета я теперь не испытывал. Но сначала распахнул встроенный шкаф, где хранилось личное оружие и боеприпасы. Сто лет этот сейф не видел дневного света, однако с тех пор мало что изменилось. Собственно, и выбор здесь остался небольшим — двустволка да два пистолета. Потянул старенькую «тулку» двенадцатого калибра, взвесил в руке, но тут же поставил на место. Нет, с охотничьим ружьем там не развернешься. Да и неудобно однорукому бойцу будет стрелять, тем более из положения «сидя».

Пневматический пистолет «Вальтер СР-88» красив, но это не оружие, а хороший пугач, по большому счету. Остается травматическая «Оса», четырехствольный уродец. Впрочем, мне не красотами любоваться, мне Игорька достать надо. Там расстояние всего пять метров, «Оса» врага с ног собьет точно. А в лицо попаду — мало не покажется. С десяти метров резиновая пуля пробивает доску, а с трех — двухмиллиметровую сталь. Что ж берем. И патроны заодно пихаем все в сумку.

— Гриша, удобно говорить? — я выбрал нужный контакт.

— Привет, сто лет тебе в обед, — засмеялся из трубки Григорий Балала, давний знакомый. — Говори, Михалыч, для тебя всегда удобно, особенно, когда ты наливаешь!

Всю свою жизнь Гриша провел в городском ГАИ, где поддерживал контакты с множеством людей. Он успешно решал любые вопросы, в чем я имел возможность убедиться не один раз. А потом, после решения, ему судовольствием наливал. Конечно, как иначе, это святое.

— У меня проблема, Гриша, — ровным голосом доложил обстановку. — Огнестрельное ранение в грудь. Дырку заклеил. Выходного отверстия нет. Скорее всего, пуля застряла в ребре. Нужна первая помощь на дому.

Я старался излагать кратко и ясно, однако Гриша понял меня неправильно.

— Ты там совсем охренел?! — заорал он из трубки. — Немедленно вызывай скорую! Ну а полицию они сами найдут. Или мне звякнуть куда следует?

— Никуда звонить не надо, — терпеливо продолжил я. — Нет времени, Гриша. Мне нужна первая помощь сейчас и здесь. И чтобы быстренько кольнули промедол, или какое иное обезболивающее. Второе, нужен бронежилет со шлемом. У тебя такое добро в хозяйстве имеется, я знаю. И третье, прямо сейчас мне надо попасть на ваше стрельбище, потренироваться в стрельбе из пистолета.

— Совсем охренел старый маразматик, — повторно озвучив диагноз, Григорий надолго замолчал, переваривая информацию. — Кто в тебя стрелял?

— Нашлась одна гнида, — не стал я распространяться. — Надо придавить заразу.

— Я не люблю, когда стреляют в спину, я также против выстрелов в упор, — процитировал Гриша. — Войнушку затеял?

— Я также против выстрелов в упор, — подтвердил правоту поэта непреклонным тоном. — Знаешь, что на эту тему сказал товарищ Хрущев?

— Что?

— Кто ударит нас по щеке, тому мы голову оторвем.

— Хм… Перерыв пять минут, звонок другу, — Григорий отключился.

На самом деле я лукавил, время в гостиничном номере остановлено. Не совсем, конечно, но течет очень медленно. Лечиться мне можно сколько угодно — как в телерекламе «пусть весь мир подождет». Еще можно позвонить Коле Уварову, чтобы попросить о помощи, и тот поможет.

Но сначала Коля отстранит меня от активной стадии, выслав вперед свой личный спецназ. Эти парни способны накрошить в капусту не только Игоря Неделькина, а кого угодно. Однако для меня так не годится, потому что это личное дело. Наказать крысу — вопрос принципа. И я этим займусь немедленно, сейчас же. Мы за ценой не постоим…

Когда подло нападает враг, это объясняют «превентивным ударом» или военной хитростью. А когда в тебя стреляют свои, это предательство. Спускать такое нельзя, мой убийца должен быть наказан. Ибо воздастся каждому по делам его.

Острый голод погнал меня на кухню, где я слопал целую курицу. Холодную смолотил, без гарнира и хлеба. Не заметил, как за минуту умял и косточки облизал. Боль в ране пыталась пульсировать, но каждый раз я ее отговаривал, лаской отгонял. И она отступала, куснув зубами для проформы.

— Значит, так, — из телефона, наконец, проявился Гриша. — Лысый доктор, уже известный, к тебе выехал. Встречай с цветами. О цене вопроса будешь договариваться сам. Человек бздит, так что не жмоться. А я буду через час, твои задачи утрясу только. Давай, Михалыч, держись там.

Ага. «Вы там держитесь, всего вам хорошего».

На диван гостиничного номера я приземлился не как в прошлый раз, а по-хитрому, немного левее. И, в отличие от прошлого раза, прибыл одетым по полной форме, в бронежилет. Такой выход я отрепетировал дома — с полицейским шлемом на голове и с «Осой» в вытянутой руке.

Здесь ничего не изменилось, мотылек у светильника по-прежнему парил в вязком воздухе. А Игорь, гудя свою единственную ноту низким голосом, целился в то место, где я ранее стоял — для повторного выстрела. Насколько помню, профессионал всегда поражает цель «двойкой», а потом уже делает контроль. Игорь был уверен в себе, но я считал иначе: на каждую хитрую задницу всегда найдется болт с резьбой.

Очень медленный ты, парень!

Лазерный целеуказатель, включенный заранее, позволил мне открыть огонь без промедления. Два часа тренировки свою роль сыграли, не зря кучу патронов по ростовой мишени спалил. Весь запас истратил! Попасть в Игоря удалось сразу, сбив ему линию прицеливания. Четыре патрона в обойме невеликий резерв, однако хватило. Да и калибр 18 мм оказался серьезным аргументом, пусть пуля резиновая, сердечник-то там стальной.

Надо отдать должное профессиональному козлу, выстрелить все-таки он успел. Но не первым, опоздал маленько, на мгновенье — резиновая пуля уже достигла его лица. Агрессора подвела собственная самоуверенность и мой обычный беззащитный вид доставщика пиццы. Нет, Игорек, бог все-таки есть. А если нет, тогда в следующий раз делай контрольный выстрелсразу, без лишних разговоров…

Облако раскаленных газов, выплеснувшись из ствола его «Беретты», поползло в стороны, выпуская смазанный цилиндрик пули. Такое же облако из «Осы» плыло ему навстречу. А вражеская пуля, гудя шмелем нанизкой ноте, неспешно проследовала мимо моего уха, чтобы смачно вляпаться в спинку дивана.

Краски поблекли, теряя яркость, необычайная четкость пропала. Время вернуло свой обычный бег — мотылек над светильником затрепетал с прежней силой, а звуки приобрели обычную тональность.

Роняя пистолет, Игорь повалился на пол. Произошедшего он так и непонял, отошел в мир иной со снисходительной ухмылкой. Ну что, ж, скотина, желаю тебе в следующей жизни такого же конца.

Поднявшись с дивана, я подошел ближе. Из четырех выстрелов целидостиг один, превратив глаз в кровавую яму. Резиновая пуля точно в цель с пяти метров — неплохой выстрел для дилетанта. Повезло мне, скореевсего, первым же достал. И слава богу, иначе бы здесь было два трупа.

Однако трупов в спальне оказалось больше. Один на полу у стеночки, авторой возле окна, на стуле. Перемотанный скотчем, избитый вусмерть, труп оказался Ниной.

— Бл*ть! — вырвалось у меня непроизвольно. — Сучок поганый Игорек.

Перезаряжая «Осу», я вышел в гостиную, наклонился над поганымИгорем, и выстрелил во второй глаз. Бессмысленное действие принесло некоторое удовлетворение. Ему уже все равно, а мне приятно. Так тебе, треклятому, и надо! Никогда не думал, что убийство собственного убийцы может доставить радость.

Постоял, выпуская пар и переваривая события. В комнате резко пахлосмертью, когда она подает коктейль с запахом мочи, крови и сгоревшего пороха.

За спиной послышался шорох, я обернулся — сидящий труп шевельнулся. На окровавленной маске лица отрылись глаза, полные боли.

— Ты пришел, — прошептала Нина беззвучно. — Как же мне плохо, Антон…

 

Глава вторая, в которой описываются успехи современной медицины (при правильном стимулировании, ясен перец)

Всплескивая руками, лысый доктор порывался заплакать:

— Но как я могу обещать полную секретность, если в операционную мы нагнали шесть человек? Шесть! И половина из них приглашенные специалисты. А еще в реанимации имеется свой персонал!

В белых халатах мы сидели рядышком, оседлав каталку возле стеклянных дверей реанимационной палаты. Три богатыря: аналитик Уваров, гаишник Гриша и я, дважды убитый спекулянт — сначала электричеством, а теперь напарником Нины.

Демонстрируя отчаяние, лысый доктор метался перед нами по коридору, в ответ Коля демонстрировал ему служебное удостоверение своей спецслужбы. Я индифферентно вертел в руках травматический пистолет «Оса», с которым ощущал себя как-то спокойней. Только гаишник Гриша никому ничем не угрожал, он внимательно изучал бутылку армянского коньяка «Двин». Полный пакет, наполненный этим напитком, расположился у моих ног. А что? Скажут мало — найду еще. В другом пакете были сложены диетические продукты и два литра черной икры, последний стратегический запас.

Солидные аргументы, однако лысый доктор продолжал ныть:

— Ладно, женщину избили и порезали. Бывает. Но следом огнестрелнадо оперировать! — он ткнул пальцем в мою сторону. — А это уже полный криминал…

— Сразу после операции вы отдадите мне снимки и результаты анализов, — гнул свою линию Коля. — Все под роспись! Вот протокол изъятия. И каждый причастный напишет расписку о неразглашении!

Совместная операция ФСБ и полиции проводится в режиме полной секретности. Всех любопытных отправляйте ко мне, понятно? По любым вопросам. Вот моя визитка.

Гаишник Гриша оторвался от бутылки и солидно кивнул.

— У меня такая уже есть… — пробормотал лысый доктор.

— Ничего-ничего, берите. Пусть будет. И потом, все затраты мы компенсируем. Это аванс, — Коля двинул пакеты из-под моих ног к ногам доктора. — Берите, доктор, берите.

— Говоришь, на даче нашел? — Гриша продолжал исследовать бутылку.

— А на вид как новенькая!

— В подвале хранилась, под землей. Ящик закупорили, получился герметичный, — я уже устал повторять легенду. Заезженная пластинка самому надоела. — Поэтому товарный вид хороший.

— А не прокисла?

— Доктору отдай на анализ, — вяло предложил я. — У них лаборатория качественная, справку оформит.

— Какой анализ?

— Органолептический и дегустационный.

— Ага, они для пробы из каждой бутылки по стакану отольют! -

Григорий ухмыльнулся с сарказмом. — Знаю я эти ваши анализы. Уж лучше сам проанализирую, но за науку пострадаю без посредников!

— Хорошо, — мне было уже все равно, перед глазами расплывались круги. — Не нравится, ставь взад. Деньгами дам.

— Нет! — Гриша прижал бутылку к груди. — Где такое за деньги найдешь?

Лысый доктор вздохнул, смиряясь с неизбежным.

— Антон Михалыч, поднимайтесь, — он взглянул на часы. — Пора выдвигаться в процедурную, будем готовить вас к операции.

В реанимации меня промурыжили два дня. Несмотря на успешно проведенную операцию, капельницы чередовали уколами, таблетками и процедурами. И когда мое бренное тело, наконец, освободили от сиделки, датчиков и трубочек, с порога я задал Коле давно мучавший вопрос:

— А не перестарались ли мы с оплатой лечения?

Приткнув мою койку на колесиках возле окна, как я желал, санитарка вышла. В руках она уносила местную валюту, кружок козьего сыра в серой оберточной бумаге.

— Есть такое дело, — голосом Нины пробурчала белая мумия с моей койки. — Как же они надоели…

Ситуация с моей королевой в общих чертах была известна, ее еще в первый день обрисовала сиделка: руки-ноги целы, остальное побито. Ногти, слава богу, на месте, лишних дырок в теле тоже нет.

— Как только Антон очухается, он тебя обнимет, — проворковал Коля, засовывая Нине трубочку в щель рта. — Так обнимет, что прокатит в своем лифте. И меня прокатит… Сразу станет легче, я знаю. А потом с новыми силами лично тебя в Швейцарию отвезу.

— Зачем? — удивился я.

— А пластику сделаем на личике, — хмыкнул Коля. — Засветилась она в Испании, по банкам шастая под камерами.

Я жаждал подробностей, и Коля их выложил. Впрочем, ничего особенного не прозвучало — просто Игорек решил, что делиться глупо. Не только с нами, но и с Ниной. Обычная история, старая как мир: делить на один всегда проще. Да, квартирный вопрос испортил не только москвичей… В мире мало что бесплатного, даже за боль и ненависть приходится платить свою цену.

— Зачем он ее пытал? — вернулся я от размышлений.

— А парня не только номера счетов волновали. Важно было знать всю схему, с моей ролью и твоей машиной времени.

— Узнал?

— Конечно. Ты бы видел, что с ней сделали… Гады. Но бешеный пенсионер с травматическим пистолетом все планы порушил, — Коля забулькал мелким смехом, белая мумия тоже хрюкнула из-под бинтов.

Никогда не пойму юмора сотрудников спецслужб. Ну вот что здесь такого смешного?

— За свои фокусы ты у меня, конечно, получишь, — выдохнул Коля. — Но позже, на разборе операции. А пока гордись, друга с боя вынес.

— Спасибо, Антон, — прошелестело из белой мумии. — Но за Веркину прическу ты все-таки потом получишь…

— Там за кроватью лежал труп в шортах, — осторожно заметил я. — Это секрет?

— Это Игорька подручный, из местной босоты был нанят для поручений. Ну и Нину, собственно, он дубасил. А когда она все рассказала, Игорь работника на месте рассчитал. Из его же «Беретты».

— Ладно, работника, а меня за что?! — возмутился я.

— А ты, кроме денег, еще и раздражающий фактор, — Коля развел руками. — Непонятное всегда нервирует. А так — нет человека, и нет проблемы.

В палату вкатился лысый доктор.

— Ну-с, больной, как мы себя чувствуем? — пропел он профессиональным тоном, прилаживая манжету тонометра. — Известно ли желающим, что вы в рубашке родились?

— Точно. В рубашке, с волосами и усами, — хмыкнул я. — Но откуда вы это знаете, доктор?

— Раз шутите, значит, все в порядке. Лежите спокойно, размышляя оприятном.

— Течет водопад, шумит речка?

— Именно! Не делайте резких движений, мобильный телефон временно выключите. А если ждете звонка, отдайте сестре. Она ответит на вопросы близких, принесет аппарат, в крайнем случае.

— Марусе надо позвонить!

— Это прекрасно сделает Николай Сергеич. Постарайтесь уснуть, — доктор поднялся. — Всего вам хорошего.

— Тебе повезло дважды, — подмигнул Коля, плотнее прикрыв дверь за доктором. — Испанский подручный Игоря перемудрил с навеской пороха в патроне. Применение глушителя требует дозвуковую скорость пули, вот порох и отсыпают. А этот парень перестарался, видимо — сила выстрела прилично упала. Но не это важно. Пуля прошла рядом с сердцем, а крупные кровеносные сосуды не задеты. Короче, с тебя бутылка.

— Ха, бутылка. Да запросто!

Конечно, мне повезло. А как же Антон? Ему наверняка тоже досталось. Душа рвалась в тот мир, на помощь, но умом я понимал глупость этой затеи. Надо терпеть здесь. Лежать мне недели две, и там пройдет всего пять минут. Да, парню будет больно. Но вместе с моей раной и его раневой канал затянется, только быстро, на глазах.

Потерпи, брат, и я вернусь. Нас ждет лавина дел и разных планов громадье!

 

Глава третья, в которой описываются успехи борьбы с алкоголизмом

Под утро я предпринял ночную вылазку. Она была запланирована в целях борьбы с алкоголизмом, и прошла успешно. Впрочем, темнить нечего, более чем успешно: под покровом тьмы мне удалось тайно проникнуть в спаленку Надежды Константиновны Козловской.

Стартовал я из дома, в своем старом теле. Дело в том, что ни папа Алены, ни сама хозяйка на чай Антона так и не пригласили. Хозяин, конечно, барин, но время ждать не будет. Еще немного благодушного безделья, и цирроз печени примет необратимую форму.

Как и предполагалось, пьющая жена почивала в одиночестве.

Количество комнат в доме такое позволяли, поэтому муж ее, брезгливая скотина, отдал предпочтение раздельному ложу. И этот человек меня уверял, что он «чего только не делал»! Свистун.

Единственное, чего нельзя делать в подобной ситуации, так это храпеть в гордой изоляции на диване собственного кабинета. Думать надо головой, товарищ сатрап режима: недотраханная жена импульсивно тянется к рюмке! Без всяких внешних стрессов, только по одному этому факту. Впрочем, пошел муженек на фиг со своими личными делами, мне человека спасать нужно. Эта угасшая звезда должна снова взойти, но теперь в творческой группе «Джаз с надеждой». Бездарности пробьются сами, талантам надо помогать. И потом, как я буду ее лечить уговорами издали? Тут делать надо.

Когда-то Надежда Козловская была величественно красива, сей факт ясно отражали старые фотографии на стене. Дочка у нее удалась на загляденье, но и сама мама в молодости смотрелась также броско, даже в черно-белом варианте.

Губы у Надежды Константиновны до сих пор яркие и эффектные.

Люди с пухлой нижней губой по складу характера позитивные личности, им трудно усидеть на месте, ничего не делая. Они легко разбираются во всем, кроме себя. Вот и она не разобралась… А муж не помог. Сейчас Надежда Козловская погрузнела, на боках образовались складки. Обозначился животик, наметился второй подбородок. Грудь слегка провисла, на бедрах начинается целлюлит. Одутловатое лицо, морщинки у глаз. Глаза, помнится, по-прежнему красивые, с поволокой, а вот мешки под глазами плохие. Гормональный сбой? Может быть. Но скорее всего, нездоровый образ жизни и проблема с почками. Конечно, почки — вон пустая бутылка массандровской «Мадеры» валяется…

Такое подробное описание мне удалось благодаря настольной лампе, которую Надежда Константиновна забыла выключить, заснув при свете. На боку, без сорочки. Тесно в спаленке, вот и обнажилась бедняжка отдухоты — маленькое оконце, затянутое марлей, спасало плохо. Перегар, однако, тоже свежести не добавлял.

Я поднялся с хозяйского семейного ложа, подтянул шорты, свою единственную одежду, ну и походил по дому, конечно — следовало осмотреться. Еще оценить обстановку, чтобы без раскачки, но качественно приступить к лечению. План мой был элементарно прост, взять да и прокатить ее в наше время. И не раз, чтоб наверняка. Остальное потом будет делать Антон, на аутотренинге.

Осмотревшись, снова прилег рядом, прижался к гладкой спине. Обнял пациентку обеими руками, вызвал черное одеяло. Оно моментально прилетело, накрыло нас и унесло в темноту.

После душной спальни свежий воздух моей квартиры показался сладким.

— Как сладко… — прошептала она. — Неси меня, милый, неси…

Мы лежали на диване в гостиной, достаточно узком. Блин, как же я не догадался стартовать из спальни, там же места полно! Приходилось вжиматься в спинку и удерживать Надежду Константиновну от падения. А наиболее удобным местом для удержания оказалась ее грудь. Ничего не поделаешь, такова геометрия женского тела.

Передохнув пять минут, я произвел обратное перемещение. Душный воздух спальни заставил поморщиться, других проблем я не почувствовал. Надежда Константиновна заворочалась, повернулась ко мне лицом.

Отлично! Пациент жив, значит, путешествие прошло штатно. Вот только в животе у меня бурчит, но это обычное дело. После прыжков с грузом всегда кушать хочется.

— Антон? — она сонно пригляделась. — Какой ты взрослый стал. Зачемпришел во сне? Если погладить, то почему остановился?

Легкий массаж всегда был моим коньком — пациентка повернулась комне спиной, уложила мою ладонь себе на грудь, и засопела.

— Надежда Константиновна, вы придете ко мне в сад, — я шептал тихо, но отчетливо, вкладывая в каждое слово посыл убеждения. — Встанете в шесть утра, и придете. Мы встретим восход солнца и просто поговорим. Посидим, поболтаем… А сейчас к вам вернется спокойный сон. Все будет хорошо, просто отлично, вам легко и покойно. Шумит водопад, течет речка…

Переложив руку на печень пациентки, я прочитал весь психологический этюд, от начала до конца. При этом усиленно думал о болячках, покидающих ее тело. Устал как собака, а что делать?

Надежда Козловская — центральная фигура в моих планах. Она была стержнем по всем задумкам. Не она пела бы в группе, а музыкальный коллектив выступал на фоне солистки. И в лучах ее славы должен был блеснуть Антон. Блеснуть, чтобы поступить в музпед на отделение струнных инструментов.

А следом следовало засветить Тамару Карапетян, поставив ее рядом со звездой. Этот союз будет недолгим. Тамару заметят, и она отправится в собственное путешествие по жизни. Надеюсь, такой вариант будет веселее, чем перекладывание экономических бумажек на гипсовом заводе.

Удивительно, но утром Надежда Козловская пришла. В симпатичном спортивном костюмчике и кедах! Ровно в шесть, трезвая и другая. Мешки под глазами стали меньше, одутловатость ушла. Она не то что бы помолодела, но посвежела точно.

— Вот, проходила мимо… — выдавила она, глядя выжидательно.

«А вдруг что-то перепуталось во сне?», — говорил этот взгляд.

— Здравствуйте, Надежда Константиновна, — вежливо привстал Антон. Сейчас была его очередь работать, я ночью потрудился ударно, имею право подремать. — Спасибо, что зашли. У меня к вам предложение.

— Да? — она подняла свои чудные глаза с поволокой.

Стол под яблоней был пуст, за исключением стакана с темной жидкостью.

— Выпейте, это травяной отвар.

В прошлой жизни Антон встречался с ней пару-тройку раз, когда Алена отпрашивалась у мамы в кино. Здрасте, и до свиданья. Да и о чем ей разговаривать с мальчиком, очередным ухажером дочери?

— Жизнь начинается, когда восходит солнце, — уложив свои ладони поверх рук женщины, Антон завел заученную речь. — Каждый новый день несет что-то новое. Вам хочется увидеть новое? Прожить интересный, яркий, насыщенный день? Можно выпить вина и забыться, но это путь в никуда. Мы способны все изменить, все в наших руках. Закройте глаза, представьте себе свечу. У вас нет никаких мыслей и забот, кроме созерцания свечи. Она горит ровным пламенем, вам покойно и хорошо. Медленно вдыхайте воздух, задерживайте дыхание. А теперь медленно выдыхайте. Повторяем еще раз: медленный вдох, задержка, выдох…

Антон работал полчаса. За это время Надежда Константиновна освоила несколько дыхательных гимнастик и азы аутотренинга.

— А сейчас вы пойдете домой, вымоете голову, и поедете на работу, в театр, — мягким убедительным голосом произнес Антон.

— Зачем? — она находилась в некотором трансе, легко поддаваясь внушению. Ей было непонятно, зачем она сюда пришла, к чему эти занятия, и зачем ехать в опостылевший театр.

— Оформите отпуск. Вам же положен отпуск раз в год?

— Да, но… — замялась она.

— Будут возражать, придумывать какие-то причины — возьмите отпуск за свой счет. Предложат уволиться, не соглашайтесь. Ведите себя спокойно, на провокации не поддавайтесь.

— А зачем мне отпуск?

— Ну как это зачем? Отдыхать! — задушевным тоном продолжил Антон. — Делать то, что радует вас. Все неприятные переживания остались в далеком прошлом, отпустите их и забудьте. Жизнь изменилась и налаживается, теперь все будет хорошо.

— Да? — она уже была согласна, ведь жизнь налаживалась прямо сейчас. — Но ведь я и так сижу дома…

— Теперь будете сидеть на законных основаниях. После того, как оформите отпуск, прогуляйтесь.

— Просто прогуляться? — удивилась она. — Хм…

— А что вам мешает? — мягко давил Антон. — Зайдите в ресторан. Скушайте солянку, пломбир или пирожное, неважно, что захотите. Послушайте музыку, очищая себя от негативной энергии. Музыка — это тоже медитация, способная привести ваши чувства в гармонию с собой. Загляните в парикмахерскую, потом в ювелирный магазин.

— Зачем?!

Этот вопрос изначально мешал аутотренингу. Антону пришлось надавить, сминая сомнения.

— Колечко себе выбрать, вот зачем! Или сережки. У вас есть такое право, каждый человек может купить сущую безделицу просто так, походя.

— Просто так?!

— Еще можно посмотреть новый фильм. У вас хорошее настроение и нет проблем! И обязательно посетите поликлинику.

— Зачем? — а вот тут она почувствовала подвох.

— Вас беспокоит тяжесть в боку, от нее следует избавиться.

— Откуда ты знаешь?! — поразилась Надежда Константиновна.

— Из ваших снов… Мы с вами теперь одна команда, у нас нет тайн. Я приду к вам во сне, и все объясню. Хорошо?

— Хорошо, приходи, — прикрыв глаза, она едва заметно улыбнулась.

— А сейчас дышим животом. Подбородок приподнимаем и делаем глубокий медленный вдох, сначала наполняя воздухом живот, а потом — грудную клетку. На несколько секунд задерживаем воздух и делаем медленный выход, освобождая от воздуха сначала грудную клетку, азатем втягиваем живот. Очень хорошо, теперь повторяем…

Утреннюю физзарядку мы закончили вовремя — Надежду Козловскую мама не застала, слава богу. Когда мама вышла во двор, картина была обыденной: Антон подтягивался на турнике.

В следующую ночь я произвел очередной марш-бросок в спальню Надежды Козловской. В этот раз печальный опыт был учтен, новый бросок производился из более удобной позиции — собственной кровати.

— Надежда Константиновна, вы пили вино? — прошептал я укоризненно.

— Совсем немного, один стаканчик, — сонно ответила она. — Прости, больше не буду.

— Не будете, конечно, вам это не надо. Если болит душа, если вы ощущаете вялость, просто пойте. Пойте, что вашей душе угодно. Душе иногда тоже хочется выговориться. Пойте, но не пейте. Шумит водопад, течет речка… — прочитав речь до конца, аж вспотел. И от духоты, и от работы. — А сейчас мы полетаем…

— Да, милый, — согласилась она. — Неси меня.

На этот раз перемещение далось непросто. Навалилась минутная слабость, и свежий воздух родной спальни не помог. Я даже заработалупрек от Надежды Константиновны за уклонение от поглаживания.

— Антон, — сказала она трезвым голосом. — Я замерзла, сделай что-нибудь…

А что еще сделаешь, когда все инструменты лежат рядом и настроены на игру? Ее виолончель давно мой смычок сквозь шорты чувствует, осталось только их соединить в ритмичной гармонии.

На море существует железный закон: любой мореман обязан откликнуться на призыв, оказать помощь тем, кто ее ждет. Все свои деласледует отложить ради спасения терпящего бедствие. А тут женщина просит… Надо делать.

И я приступил к оказанию помощи. Уловив гармонию, она с готовностью двинулась навстречу.

Ого, немало времени пришлось ей бедствие в море терпеть, целую вечность не брали в руки эту виолончель! Какое-то время увертюра шла в тишине, на стадии экспозиции Надежда Константиновна ритмично застонала свою партию, а потом певица отошла от мелодичного канона — принялась выкрикивать всякие глупости своим чудным меццо-сопрано.

Энергично так, с хрипотцой, в стиле вокализ. Хорошо еще, у меня окна металлопластиковые, и закрытыми оказались. Соседи ночной арии очень удивились бы.

Кульминация сопровождалась всхлипами, после чего пациентка затихла. Я решил было, что она уже уснула, так нет. Прервав антракт, она потребовала повторного прогона всего действия, с самого начала первого акта. За одним исключением: виолончель пожелала быть сверху. Ну, нас трудностями и тяжестями не испугаешь, повторение есть мать учения.

Все хорошо, но соседи снизу, привыкшие к тишине, завтра претензии обязательно выскажут — в далекие прежние времена у них посуда в серванте звенела. И вот теперь эти времена вернулись. Ничего, откуплюсь армянским коньяком, лечение требует жертв.

— Негативная энергия выходит? — требовательно вопросил я. — Если вы чувствуете, что вам плохо и что-то тревожит, начните выполнять круговые танцевальные движения виолончелью. Вы вернете свою силу в прежнее русло и очистите ум от страданий.

— Ой, выходит… — задохнулась она, переходя от плавных движений в скаковой ритм фокстрота. — Мамочка моя, как хорошо негативная энергия выходит!

Получив положительную обратную связь, я порадовался за пациентку. Как говорил в подобных ситуациях дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев — с чувством глубокого удовлетворения.

***

Поутру Надежда Константиновна влетела козочкой к нам во двор. Ворвалась в буквальном смысле этого слова — она не шла, а парила, на полных губах блуждала улыбка, а глаза светились жизнью.

— Хорошо выглядите, — улыбнулся Антон.

Молодец, парень! Правду в глаза говорить легко.

— Спасибо…

— Как спалось?

Вроде бы простой вопрос задал парень, а в ответ Надежда Константиновна взглянула так, что Антон смутился.

— Мне показалось, ты знаешь мой сон, — лукаво улыбнулась она. — Ты же там был?

Тайна ночных снов всегда выглядит интригой, но здесь гипнотическое воздействие смешалось с явственными ощущениями женщины, обмануть. Ночная загадка ее волновала, но не тяготила.

— Конечно, был. Но не во всех, — солидно бросил Антон, вопросительно оглядываясь на меня. — Говорите, все останется между нами. Итак, вам снилось…

— Это деликатный момент, Антон. Хотя, с другой стороны, какие для тебя там секреты? — мелкими глотками Надежда Константиновна выпила травяной отвар чабреца, а затем подняла свои чудные глаза с поволокой.

— Мне снилось, будто я воздушный шарик. И ты меня накачиваешь, накачиваешь, а я становлюсь легче. Потом я взлетела, и не раз, а ты продолжал меня накачивать… А затем я лопнула мелкими брызгами, окончательно и бесповоротно, но ты продолжал меня накачивать. Какой хороший мальчик! Хотя не мальчик, ты был седой… Но все равно, крепкий, трудолюбивый! Не то, что некоторые. Жаль, что сон кончился.

Антон онемел.

— Дед, что за дела? — он судорожно листал страницы памяти. — Этого момента нет в базе данных!

— Цензура, брат, — вздохнул я. — Информация временно засекречена.

— Ах так? — выдохнул Антон. — Тогда ввожу ответные санкции: к Тамаре со мной ты больше не ходишь! Сам управлюсь.

Вот гадюка, а? И ведь не возразишь нечего! Кругом парень прав.

— Начнем? — Надежда Константиновна приняла расслабленную позу изакрыла глаза.

— Да, — спохватился Антон. — Делаем вдох через правую ноздрю, левую закрываем. Задерживаем дыхание. Теперь правую закрываем, выдыхаем через левую. Проделываем упражнение наоборот. Повторяем…

 

Глава четвертая, в которой речь пойдет о джазе, как стиле жизни:

сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст

Первая репетиция музыкальной группы состоялась у нас дома, на веранде.

Приглашения получили пианистка Вера Радина, бас-гитаристка Анюта Швец, лидер группы Надежда Константиновна Козловская и кандидат в барабанщики, командир комсомольского патруля Семен Трофимов. Ударную установку я еще не перетащил, однако бывшего десантника следовало заинтересовать, обольстить и заарканить.

Место встречи представлялось мне удачным — двор закрытый, родители на работе, да и, собственно, не репетиция нас ждала, а скорее организационное собрание. Тем не менее, Вера с Анютой явились облаченные по полной форме, в сценический образ «номер два». Короткие волосы Вериной прически торчали в разные стороны, обозначая продуманный порядок в хаосе. У Ани же, при стриженом затылке, длинная косая челка свисала набок. Кандидат в барабанщики Семен Трофимов от формы и боевой раскраски девчонок сразу выпал в осадок, переводя ошарашенный взгляд с пианистки на бас-гитаристку. А когда на порог взошла Надежда Константиновна, не осталось сомнений, что он уже заинтересован и обольщен.

Помолодевшая, изрядно посвежевшая Надежда обвела всех сияющими глазами и тихим голосом поздоровалась. Блестящий альт-саксофон она прижимала к темному строгому платью.

— Товарищи! — кашлянув в кулак, Антон заглянул в бумажку. — Мы собрались, чтобы поговорить о музыке. Как вы знаете, без музыки жизнь была бы ошибкой. Великий джазовый трубач Майлс Дейвис однажды поэтому поводу заметил: «не играй то, что уже есть. Играй то, чего еще нет» И мы тоже пойдем своим путем.

В подтверждение этих слов он смахнул полотенце с доброго тазика, явив глазам зрителей гору пирожков.

Вчера мама весь день колотилась над урожаем вишни, яблок и клубники. В конце концов, значительная часть витаминов обратилась трехлитровыми баллонами варенья и повидла, а остатки я применил на пирожки. Антон, как обычно, попытался филонить, жалобно стеная о ранах в груди, требующих возлежания. Однако я его пристыдил. Ну чего сложного в изготовлении пирожков, когда тесто с утра поставлено? Бери и лепи, складывай на противень. Наполнился противень, мечи его ухватом впечь. Ничего необычного, разговоров больше. Мама даже всплакнула, глядя на нашу с Верой слаженную работу.

Однако ныл Антон вчера, а сейчас был весел, делая надкусанным пирожком приглашающий жест. Недогадливых не оказалось, руки потянулись к тазику.

— Предлагаю репетировать ежедневно, — прошамкала Анюта, слизывая вишневый сок с пальца. — А если надо, то круглыми сутками.

Семен Трофимов взглянул на нее дикими глазами. Зрительная травма, видимо, наложилась на гастрономический удар. Однако оторваться от сценического образа и пирожков сил у него не было.

— Итак, — Антон перешел к делу. — Анюта Швец. Бас-гитара, скрипка и подтанцовка.

Аня поперхнулась, но промолчала. Подтанцовка с ней не оговаривалась, но ведь где наша не пропадала? Мы и репетировать еще толком не начали.

— Вера Радина, — продолжил Антон. — Фортепиано, электроорган, вокал. Подтанцовка у нас пока хромает, однако это дело времени. Скоро ноги выправятся, их станет две, и синтезаторов тоже будет два.

— Два? — опешил Семен Трофимов. — Зачем ей столько?

— Два лучше, чем один, — Антон взял еще один пирожок. — Меня вы все знаете, Антон Бережной. Гитара, балалайка, мандолина, гармошка. Вокал и, несколько позже, подтанцовка. Да, кроме того, я здесь главный. И,наконец, лидер группы, Надежда Константиновна Козловская. Вокал, фортепиано, аккордеон, саксофон, кларнет. Это наш локомотив, маяк и надежда.

— Спасибо, — Надежда Константиновна поклонилась с достоинством. — Антон назначил меня лидером группы, но что это такое, не объяснил. Хотя я согласна, само слово мне нравится. Когда мы обсуждали концепцию, то пришли к выводу, что джаз — это такой стиль жизни. Когда мы говорим «джаз» — подразумеваем эротику. Говорим «эротика» — подразумеваем джаз. Да, Тоша?

— Конечно, — кивнул Антон. — В истоках джаза лежит блюз, но определяющим является страсть и импровизация. Важна еще одна особенность, какая как полиритмия. Однако синкопированные ритмыбибоба и свинга нас интересуют чисто в теории. Почему так? Потому что свинг есть везде, а мы сыграем то, чего еще нет. Но сначала послушаемодну вещь.

Он вдавил клавишу магнитофона, откуда полилась чудная мелодия. Народ перестал жевать, а у Ани заблестели глаза.

— Что это было? — дослушав до конца и вытирая слезы, прошепталаона.

— Песня называется «SpeakSoftlyLove», или «Говори тихо, дорогая». Написал ее Нино Рота к кинофильму «Крестный отец». Поет Энди Уильямс. Если кто не понял, вот перевод:

   Слова любви шепни чуть слышно в тишине,    Чтоб нежным трепетом откликнулись во мне.    Как стебелёк ко мне прильни,    На целом свете мы с тобой сейчас одни.

— Господи, какое блаженство, — выставив бесконечные ноги на середину комнаты, Анюта закатила глаза.

Вера зыркнула на нее, но слезинку смахнула.

— Это новый фильм? — Семен старался выглядеть невозмутимым, однако голос дрогнул. Проняло бывшего десантника!

— Скоро выйдет, — Антон нажал на паузу. — Мелодия из фильма станет визитной карточкой оркестра Поля Мориа, а петь на разных языках будут все, кому не лень: Бобби Винтон, Муслим Магомаев и даже София Ротару. Теперь прослушайте эту песню на французском языке в исполнении Алены Козловской.

Антон снова запустил магнитофон, выпуская на волю грусть Алены. Технично сыграла девчонка печаль, тут не придерешься — истинная актриса, давно готовая к бою.

   Parle plus bas    Car on pourrait bien nous entendre    Le monde n'est pas pret pour tes paroles tenders    Le monde n'est pas pret pour nous    II dirait tout simplement que nous sommes fous

— Класс! — воскликнул Семен Трофимов. — А почему тут нет Алены Козловской?

— К сожалению, Алена занята другим делом, она готовится к поступлению в институт. Зато здесь ее мама, которая предлагает свой вариант. У нас не было возможности записать «минус», слушайте мастера вживую. Представьте только, как будете потом аккомпанировать.

Саксофон в руках Надежды Константиновны запел, застонал и зарыдал. Он проникал в душу и рвал ее на части. Я этот фрагмент слышал не раз, пока мы его приглаживали и шлифовали, однако замер в восхищении. Она добавила еще пару джазовых ноток! Какой же бриллиант мне достался, а? Да только за эти минуты звезду вылечу и омоложу моложе всех молодых!

 

Глава пятая, в которой речь пойдет о пещере Али бабы и разных разбойниках

Возвращая читателя к повествованию на несколько дней ранее, должен заметить: операция по извлечению пули из груди бесследно не прошла. Время, проведенное в реанимации, оказалось самым простым, ведь я его практически проспал. А в родной палате нервишки расшалились-пришел откат, поднялась температура.

Фантазия моя всегда работала хорошо, в русле пословицы «дурак думкою богатеет». Только представил, скольких людей подведу своей смертью, и сразу поплохело. Игорек ведь не только меня собирался убрать, он и Нину после потрошения вряд ли бы жить оставил. Еще душа рвалась к Антону в бессознательном порыве быстрее загладить вину. Меня не жалко, пожил уже, а парень на ровном месте попал под раздачу.

Только Марусе сообщать ничего не стал, просто уведомил о недомогании и постельном режиме. Нечего ей здесь делать…

Спокойно поваляться с интернетом на планшете не давал Коля. Он постоянно анализировал ситуацию и строил планы.

— Нина, хватит темнить, — цеплялся он к несчастной женщине. — Не все ты рассказала, подруга, чего-то умалчиваешь.

— Думаешь? — продолжала она темнить из-под бинтов.

— У тебя концы с концами не сходятся, — наседал Коля.

— Да ну?

— Игорек тебя любил. Так?

— Так.

— Замуж звал?

— Не раз, — дернувшись, белая мумия шевельнула рукой. — Но меня итак все устраивало.

— Теперь представь: вам на пару с Игорем достается вся добыча, за исключением моих расходов. Чистые документы и обеспечение канала немалого стоят, конечно, такие деньги отдавать жалко, но ведь это только начало операции! Он же знал о проработке следующих вариантов?

— Знал.

— О транспортных возможностях?

— Он их видел…

— Тогда зачем Антона убил, а тебя приговорил?

— Думаю, Игорь решил, что ему этого достаточно, — вздохнула Нина. — Одному человеку до конца жизни таких денег точно хватит.

— Денег никогда не бывает много! — протестующе воскликнул Коля. — Это железный закон. А Игорек был не дурак, в КГБ вообще дураков не держат. Давай, колись.

— Ладно, — после некоторой паузы прошелестело из-под бинтов. — В конце концов, ты старший товарищ. Сам бог велел знать все.

— Слава тебе, господи!

— Николай Сергеич, я идиотка и полная дура, — раскололась Нина.

— Смелое заявление… — хмыкнул Коля. Он не спорил, он просто пил воду из маленькой бутылочки, дожидаясь коммента к посту.

И Нина раскрыла карты:

— Я сказала Игорю, что это не наши деньги.

— Чего?!

— Они украдены у народа, и мы, как коммунисты и честные граждане, должны их вернуть на родину, — в голосе слышалось убеждение в своей правоте.

— Точно дура… — пробормотал Коля еле слышно.

— Не совсем, — возразила белая мумия. — По закону нам полагается двадцать пять процентов, как нашедшим клад. Я ему «итого» на калькуляторе посчитала, вышла безумная цифра. Если в долларах…

— Молчи! — шикнул Коля. — Нам с Антоном ваши цифры побоку, только печали добавят.

— Теперь это наш общий капитал, — прошептала Нина. — И распоряжаться им будешь ты, старший товарищ. Я не справилась.

— Кончай политический срач! Коммунисты, оппортунисты… Эх, Нина, Нина, — покачав головой, в щель рта белой мумии Коля сунул очередную трубочку. — Пей давай, патриотка. Пираты не поделили клад, а безумный конец чуть Антону не вышел. А он-то как раз от доли и отказался!

Коля помолчал, а потом передразнил меня:

— «Отдайте детям, сколько не жалко». Тьфу!

— Слушайте, может в гостинице надо порядок навести? — влез в разговор я. — Прицеплю к себе бойца и помоем все, трупы вынесем.

Коля махнул рукой:

— Лежи себе, носильщик. Ты свою работу сделал. Да и поздно ужепить боржоми.

— Да?

— Конечно, смысла нет — горничная наверняка обнаружила трупы.

— И вызвала полицию?

— Без сомнения. Грохот твоей «Осы» только мертвый не услышит.

— И ты так спокоен?

— А нечего волноваться. Тебя в глаза никто не видел, а Нине личико мы скоро заменим. Игорь с улицы пришел, номер снят по левым документам, замучаются вычислять, — Коля говорил уверенно, давно все разложил по полочкам. — Европа сейчас проходной двор, брат. Одни мигранты чего стоят… Дело закроют по бытовухе, такое сплошь и рядом: залетный турист и местный гопник повздорили в номере. Так сцепились, что поубивали друг друга. А у нас все в порядке, никаких проблем. Расслабься, и занимайся своим аутотренингом. Выздоравливай скорей, у нас творог кончился и сметаны нет!

К Антону я сорвался на пятый день, недостало сил терпеть больше. Итак извелся весь, под кондиционером прохлаждаясь, а парень там уже несколько минут страдает. Плюнул на слабость, и рванул посреди ночи к родной душе. Заранее собрал, конечно, сколько мог притырить, перевязочных материалов с медикаментами, заморских фрукто вприкупил. Черное одеяло сработало без задержки и сбоев, запах Веры подтвердил точность прибытия.

Перепутать тут невозможно, впрочем, и претендовать особенно не на что. Никогда девочка не будет моей, эта душа с ладным телом прикипела к Антону по праву. Однако наслаждаться пьянящим ароматом никто препятствий не чинит, нет пока такого закона.

— Что с тобой, Антоша?! — шептала Вера в тихом ужасе. — Перестань…Дыши, миленький, не умирай!

Открывая глаза, я шумно вздохнул:

— Эй, тихо на палубе! Маму разбудишь.

Раскрытые окна веранды сквозь тишину ночи несли благовония летнего сада, добавляя в коктейль мягкий букет яблок, абрикос и мальв. В полутьме комнаты ее лицо озарилось улыбкой:

— Дед, как вовремя ты пришел! — по перепачканным кровью щекам текли счастливые слезы.

Ну вот как она меня вычислила, а? Нет, женщины все-таки неземные существа, и когда они чего-то не знают, они об этом догадываются.

— Тазик с водой. Тряпки из шкафа, — отрывисто бросил я. — Быстро!

В сложных условиях женщина становится идеальным солдатом, подчиняя эмоции главной задаче. Через минуту, дождавшись выполнения команды, я добавил:

— Чистая футболка, простынь, медикаменты в пакете.

Пока Вера замывала кровь и меняла простынку, ворочая тело Антона, я провел диагностику с осмотром. Входное отверстие над левой грудью, затянутое розовой кожицей, было похоже на ожог копеечной монетой. Ничего нового, шрам точно как у меня.

— Пару минут назад хлынула кровь? — уточнил я.

— Тоша выгнулся и застонал, — шмыгнув носом, подтвердила она. — А потом умер.

— Не дождутся, — хмыкнул я. — Что ты делаешь здесь посреди ночи?

— Легкий массаж, — удивилась она глупому вопросу. — Врач рекомендовал, забыл, что ли?

В самом деле забыл, хотя сам это и рекомендовал. Теперь вот вспомнил.

— Так что это было? — опомнилась она. — Почему Тоша молчит?

— Наркоз работает, пациент спит, — я задумался: говорить ли правду? И говорить ей о маме?

Решил говорить, иначе обиды потом не оберешься:

— В меня стреляли и попали. Заодно прилетело Антону. Я тебе ужеобъяснял нашу странную связь через расстояние и время.

— Господи… Но за что?! — задохнулась она.

— Теперь спросить не у кого, — недобро усмехнулся я. — Еще пострадала твоя мама, в больнице лежит.

У Веры опустились руки:

— Мне надо туда! Отведешь?

— Конечно, — я поднялся. — Но сначала проверим это тело.

Прогулялся до кустиков — вроде бы без проблем, ноги слушаются. Скинул в люк выгребной ямы футболку, простынку и прочие окровавленные тряпки. Постоял, прислушиваясь к себе: ничего, жить можно! Прокашлялся, посморкался, плюнул на ладонь — тоже чисто. Что ж, жизнь налаживается, теперь и помыться не грех.

На тропинке у столика ждала Вера.

— Антон? — неуверенно произнесла она.

— Я Чайка, пять минут, полет нормальный, — сорвав яблоко покрупнее, я вонзился зубами в сочную белизну. — А голубь твой спит.

Какой кайф! А почему бы не повторить? Обтерев яблоко о футболку, Вера последовала моему примеру.

— Плакали мои сиськи, Дед, — сообщила она деловито. — Иных уж нет, а те уже далече. Но мама важнее. Когда пойдем, не забудь прихватить пеленки с распашонками — может пригодиться.

Молодец девка, взяла себя в руки, даже шутит. Надо поддержать:

— Слушай анекдот. Больной, отойдя от наркоза, интересуется: «доктор, чего это я ноги свои не могу нащупать»? А доктор отвечает: «конечно, не можете. Вам еще и руки ампутировали».

— Я на кухне чайник поставила, — вздохнула она. — Пошли, расскажешь по порядку, с самого начала.

 

Глава шестая, из которой вытекает — если пациент хочет жить, врачи бессильны

Веру я перенес легко, вместе с сумкой молочных продуктов. Обнял, она прижалась, и черное одеяло окутало нас своей тьмой.

В больничной палате царила идиллия: поглаживая Нине руку, глухим голосом Коля Уваров читал какую-то скандальную статью, она тихо охала.

— Мамочка! — Вера кинулась к белой мумии.

Коля не растерялся, успел рявкнуть:

— Стоять!

А потом уже спокойным тоном добавил:

— Давить маму нельзя, трогать только за ладони.

Прислушиваться к щебету родных душ я не стал, увлек Колю к окну

— В двух словах, как тут Нина?

— Хреново, если коротко, — вздохнул он. — У человека разрушился мир, и жить в нашем хаосе она не хочет. Молодец, что Веру привел, это мощный стимул.

Тем временем Нина от лирической части перешла к конструктивной критике:

— Как же он тебя обкорнал, паразит такой!

— Мама, это модная стрижка, — насупилась Вера. — Не веришь, в инете глянь.

— И гляну! Встану только — все посмотрю и везде разберусь, — сварливо пообещала Нина. — В честь чего губы крашены?

Очередной переход во времени сделал Веру еще более яркой — словно картинке в фотошопе добавили насыщенность цвета. Такое же воздействие переход оказал ранее и на Нину, но Игорь, гореть ему в аду, надругался над красотой. Ничего, это лечится, дайте срок.

Вера себя еще не видела, однако несправедливым упрекам возразила:

— Мама, все умыто и не крашено!

— Значит, нацеловано, — заключила Нина. — Ой, шалава!

На что Вера возмутилась:

— Твои слова, да богу в уши! Жду, не дождусь, когда уже решится. Онтолько и умеет, что по спинке гладить!

— Что, в одном месте свербит? — Нина хмыкнула сердито.

— Ты меня в каком возрасте родила? — вкрадчиво вопросила Вера. — Не молчи, мама, прямо скажи: почему я тоже не имею права?

Если бы Нина могла, она бы вскочила:

— И думать забудь! Только после свадьбы!

— Зачем свадьба, если в феврале срок умирать? — удивилась Вера. — И потом, как кормить ребеночка, когда сисек нет? Поправилась на два килограмма, но не там где надо…

— Деточка, ты беременная?! — Нина охнула.

— Если бы, — вздохнула Вера. — Но я буду стремиться! Вдруг не умру — тогда точно отращу вот такое пузо.

С рыбацким размахом она показала размер.

— Что ты мелешь?! — Нина перешла на шепот. — Смерти моей хочешь? Язык помело, руки веником! Мало тебя в детстве пороли…

Гневный спич она завершила стандартной резолюцией:

— Только через мой труп!

— Дамы, хватит уже о печальном. Предлагаю перерыв, — влез я. — Раз Вера здесь, съездим в ЦГБ. Покажемся хирургам, и с гинекологами чаю попьем.

Сестра-хозяйка гостям обрадовалась, словно родным. Быстро протащив нас по кабинетам ортопедического отделения, она чуть ли не вприпрыжку увела Веру к гинекологам. Повезло мне с медицинским персоналом! Видимо, на чай с красной рыбой и икрой редко зовут благодарные пациенты. Такого же мнения оказались дамы из гинекологии-на чаепитие примчались пулей, не заставили себя долго ждать.

В каморке сестры-хозяйки места мне не нашлось, выперли покурить. Но я не курю! И не тянет. А вот послушать женские разговоры хочется, чего я и сделал. А что? Если хочешь, чтобы знания потоками лились к тебе, должно овладеть тремя вещами: наблюдением, удивлением и восхищением. Я овладел дверью, прильнув к ней ухом.

Косыми взглядами людей, снующих по коридору, пришлось пренебречь. Извилист путь к истине, не прост и тернист.

— Значит, я полностью здорова? — голос Веры было трудно спутать.

— Да, деточка, — весело подтвердила Таисия Петровна. — Никаких проблем.

— И я могу забеременеть?

— Хм… — Таисия Петровна закашлялась. — Для этого, Верочка, требуется сексуальный партнер. А у тебя его еще не было…

— Не было, так будет, — радостно заявила Вера. — У меня все впереди — есть два варианта, и если бог даст, то и оба.

Кашель напал не только на Таисию Петровну, но и на ее коллегу.

— Не рановато ли так думать, дочка? — добавила свое покашливание Татьяна Семеновна, сестра-хозяйка.

— Нет, в самый раз, — голос Веры звучал деловито. — У меня жесткий график. Крайний срок — сентябрь, как только в институт поступлю.

На обратном пути Вера задумчиво улыбалась.

— Дед, а почему ты взялся меня спасать? Выручаешь из беды постоянно, лечишь, подарки даришь… Может такое быть, что я тебе интересна? Ну, как девушка? — она подлезла под руку, заставив водителя такси завистливо хмыкнуть.

Вот это тему она затронула… Рефрен настолько личный, что самому себе сразу не объяснишь. Как описать словами волшебство ее запаха и магнетизм дыхания? Да и нельзя вслух говорить, что обаяла не красотой своей. Вышло так, что интерес к жизни пробудило простое прикосновение, а не речи девичьи умные. Как ни крути, а очарование Верой возникло на основе лишь обоняния и тактильных ощущений. Но главное не это. Дело в Антоне, его жизни и его ощущениях — они у него такие же. Однако дорога эта его, и негоже заслонять ее своими стремлениями.

— Интересная ли ты девушка? Конечно. И с каждым днем становишься все краше.

Потупив взгляд долу, она улыбнулась. При этом зарделась так, что ушки порозовели. Произнеся комплимент, чтобы не врать и обойти правду, следовало тихонько съехать с темы:

— Скажи мне, Вера, что испытываешь в переходе? Какие заметила изменения? И вот тебе домашнее задание: когда вернемся, напиши мне отчетик.

— Сочинение на тему «как я провела лето»? — она продолжала улыбаться.

— Именно. Рост, вес, объем груди и бедер, настроение, болезни — как это все менялось. Коля Уваров требует данные для анализа ситуации, да и нам самим надо процессы понимать.

— Задание понятно, — она потянулась к моему уху. — Но главное скажу сейчас: рядом с Антоном тепло. Возле тебя горячо. А когда вы вместе, мне жарко…

Пока нас не было, в палате произошла перестройка — Коля сдвинул кровати.

— Значит так, — он деловито накрывал на стол. — Посидим, поговорим? Потом пойдем к Антону. А Вера возле Нины подежурит.

— Я не голодная! — погладив мамину руку, Вера прицелилась лечь рядом.

— Куда? А ну погодь, — старый аналитик умел командовать, когда это требовалось. — Руки-ноги мыть, пижама в ванной на полочке! Антон, рассказывай.

— Дед, а можно маме рассказать все, как было? — Вера высунула нос из душа. — И про онкологию, и про аварию?

— Господи, — охнула Нина.

— Можно, — я налил себе наркомовскую чарку. — Только учись говорить правду с конца: у нас все в порядке, и никаких проблем.

— Слава тебе, господи, — голос Нины дрогнул.

— Краткий отчет ты слышал, — я приступил к слабосоленой нерке. — Нам разрешили нагружать ноги по лечебной программе, но пока ходить с палочкой. Другие болячки у Веры закончились.

— Сердце?

— Как не было проблем, так и нет.

— Держи этот вопрос на контроле, — Коля ткнул в меня указательным пальцем. — Головой отвечаешь.

Нина одобрительно хмыкнула. И они это мне говорят?! Да после будильников я лучший в мире укротитель женских сердец!

— А что ты там Нине втирал с таким чувством? — я кивнул на Колин планшет.

— Историю развала КГБ озвучил.

— Ну ты фашист, — возмутился я. — Коммунистке и майору вонзил нож в сердце! Тем более, она болеет.

— На Службе я подполковник, — пробурчала Нина. — Это в милиции по легенде майор.

— А можешь мне историю напомнить? Для общего развития, — я перешел к сыру, под который грех было бы не наполнить чарку.

— Что ж, — Коля нацепил очки. — В декабре 1991 года КГБ СССР был упразднен. На его базе создали Межреспубликанскую службу безопасности СССР. Кроме того, из КГБ выделили четыре ведомства.

— Первое главное управление КГБ назвали Службой внешней разведки.

— Восьмое и Шестнадцатое управления преобразовали в ФАПСИ (связь и информация).

— Пограничники выделились в ФПС.

— Охрана президента отделилась от контрразведки, образовав федеральную службу охраны (ФСО) и Службу безопасности президента.

Кроме того, на обломках Пятнадцатого управления появилась еще одна, наиболее засекреченная спецслужба — Главное управление специальных программ президента (ГУСП). Среди прочего именно она отвечает за подземные объекты Москвы и Метро-2. Реорганизация сопровождалась сокращением штатов.

— Но зачем? — удивилась Нина. — В прошлый раз я не поняла, и сейчас недоумеваю: чего они добивались?

— Достаточно прочитать заголовок интервью Сергея Степашина: «КГБ СССР должен быть разрушен». Бред статьи разбирать нет смысла.

— Идиоты… — пробормотал я.

— Или враги, — согласился Коля. — Многие деятели опасались этой мощной структуры, которая решала поставленную ЦК КПСС задачу по тотальному контролю за состоянием дел в государстве и обществе. Контролировались умонастроения людей, затем оперативная информация поставлялась руководству страны. КГБ также вменялось в обязанность бороться с угрозами извне и внутри страны. В декабре 1993 года МБ было переименовано в Федеральную службу контрразведки (ФСК). Последовали новые сокращения: административная служба (пять генеральских должностей), и наполовину Управление отдела кадров. 3 апреля 1995 года указом президента Ельцина ФСК превратилась в ФСБ.

— И каждый раз терялись специалисты? — догадалась Нина.

— Я тоже потерялся, — ровно сказал Коля. — Вместе с массой уволенных профессионалов различных служб, часто очень высокого класса. Среди них были работники разведки, специалисты электронного прослушивания и охраны секретных объектов, прекрасно знающие иностранные языки эксперты аналитических служб. 30 июня 1995 года генерал-лейтенант Степашин был отстранен от занимаемой должности, кадровая чехарда продолжилась. Самое страшное, что многие эксперты

КГБ уехали за границу, где нашли работу в западных спецслужбах. Однако в стране не все сложили лапки, борьба за Службу продолжалась. В 1996 году появились первые признаки возрождения системы органов госбезопасности. Знаковым событием стало создание Антитеррористического центра. Дело в том, что с терроризмом в КГБ боролись в печально известном Пятом (идеологическом) управлении, которое после 1991 года, естественно, было уничтожено. В АТЦ старых сотрудников Пятого управления вновь стали привечать, создав управление «К». Кроме того, в ФСБ появилось Управление по разработке и пресечению деятельности преступных формирований (УРПО).

— Да уж, — вздохнул я. — Когда эти преступные формирования превысили мирное население, они опомнились.

— В 1998 году в ФСБ появилось Управление конституционной безопасности, а Директором был назначен Владимир Путин. В сентябре 1998 года весь центральный аппарат ФСБ, шесть тысяч человек, был выведен за штат. Личный состав центрального аппарата был сокращен на треть, в отставку отправили две тысячи человек. В результате чистки руководство ФСБ сменилось молодежью из Санкт-Петербурга, получившей прозвище «питерские полковники». Наибольшие потери понесли подразделения, отвечающие за борьбу с экономической преступностью. Одновременно окончательно провалилась работа со спецслужбами СНГ когда уволились почти все сотрудники, отвечавшие за сотрудничество в рамках Содружества.

— А что теперь? — прошептала Нина.

— А теперь до них дошло, что пора возродить порушенное, — Коля взялсвою рюмку. — Ну что, Антон, пошли?

— Девочки, не скучайте, — я поднялся. — Через пару минут он вернется.

 

Глава седьмая, в которой к нам приехал дорогой… В смысле, Анюта напросилась в гости

Приезд Коли Уварова прошел незаметно. Соседей не звали, праздник не устраивали. Мама, всплакнув на плече друга отца, бросилась накрывать стол. В те времена рулило элементарное правило: «гость в дом, бог в дом».

Ну и, соответственно, «что есть в печи, все на стол мечи».

Выдав красненькую десятку, меня отрядили в будку к Люське за товарами по списку, а отец принялся расспрашивать Колю за войну. Людмила торчала в своем укрепленном наблюдательном пункте грудь крупного калибра белела издалека. Антону она искренне обрадовалась:

— Я выглядываю, выглядываю, а где ты ходишь?

— Радость моя, для тебя сюрприз! — мне приходилось отдуваться за двоих, Антон после пары рюмок уснул мертвым сном праведника.

— И у меня тоже кое-что есть, — она выставила на прилавок мешочек серой плотной ткани.

— Это то, что я думаю? — осторожно я приподнял мешок. — Тяжелый…

Внутри оказались новенькие пятнадцатикопеечные монеты 1971 года. Тысяча монет по пятнадцать копеек — это сто пятьдесят рублей. Такие деньги у меня есть, и даже с собой. Я деловито спрятал мешок в сумку, пока никто не видел.

А в нашем мире тыща монет уйдет по восемь тысяч рублей за штуку. Восемь миллионов — это круче торговли наркотиками получается. И никакого риска, парни Коли Уварова займутся. Даже если прибыль пополам, все равно безумные деньги.

Когда Люся наполнила сумку по списку и сверх того (коньяк лишним не бывает), я достал сверток из газеты. Сделав страшное лицо, прошептал:- Шампунь и гель для тела. Заграничный импорт! Никому не давать, самой мыться!

— Чё я, дура? — она понюхала сверток. — Как пахнет! Обалдеть… Заходи вечерком, дома никого не будет.

Хрюкнув, Антон моментально проснулся. А я уточнил:

— Зачем?

— Спинку потрешь.

Парень чуть из штанов не выпрыгнул:

— Дед, не вздумай! Вера вечером на массаж придет, а нас нету!

Конечно, банный вариант меня интересовал мало, но девчонку обижать отказом негоже. Съезжать с темы следует красиво:

— Люсенька, я бы рад да грехи не позволяют. К нам гости нагрянули, будем гулять до утра, — в доказательство я тряхнул сумкой, где звякнули бутылки. — Пока-пока!

На скамейке возле наших ворот обнаружилась Анюта. Поглядывая по сторонам, с независимым видом она лузгала семечки. Юбчонка коротенькая, щечки алеют, глазки горят — огонь-девка. Антон даже присвистнул в восхищении.

— Тоша, Антон Михалыч здесь? — тихо молвила она, шагнув навстречу.

— Да, Аня, доброго дня, — вежливо поклонился я.

— Антон Михалыч, в полночь мне исполняется восемнадцать лет, — наклонившись над Антоном, Анюта шептала в ухо. — Можете сделать мне подарок?

— Да запросто, — ответил я. — Кроме луны с неба, сегодня, к сожалению, новолуние.

— Да ну вас, — засмущалась она. — Мне всего лишь в караоке-клуб хочется. Ненадолго, а?

***

Как и обещал, к Анюте явился в полночь.

— Господи, мой рыцарь явился, — прошептала она.

С закрытыми глазами девушка обхватила меня, одновременно одаривая парализующим поцелуем. Планы, замыслы и тревоги утратилисвое значение, улетучиваясь в небытие. Все стало неважно, а обстановка в девичьей спальне расплылась так, что рассмотреть ее не удалось. Поздороваться тоже не удалось — без лишних слов Аня завладела мной, лишь белые перси сверкнули, когда нетерпеливым движением она скинуланочную рубашку. Вздохнув в секундной паузе, я вознамерился возразить, однако рот надежно запечатался волшебными устами. Закралось смутное подозрение, что мною овладели неоднократно, пользуясь бессильным состоянием впавшего в кому сознания.

Очнулся я на собственной кровати, точнее, поперек ее. Воспоминаний, как мы сюда перенеслись, не сохранилось — блок памяти завис. Голова вообще слабо соображала под грохотом тайфуна по имени Анюта, который раз за разом налетал с разных сторон, ворочал мое бренное тело, бросая вп учину гибельной неги.

И пока я барахтался в руинах разрушенной постели, Аня совершала прорву непрерывных действий — она извивалась, дергала ногами, шипела, рычала и возносила хвалу создателю. Смущением девицы, впервые разделившей ложе мужа своего, тут и не пахло.

— Спасибо, господи, я кончила! — победно вскрикивала она постоянно, чуть ли не каждые пять минут.

И каждый раз лицемерное заявление оказывалось обманом — ничего не кончалось, а продолжалось дальше. В жизни такого еще не было, процесс шел в режиме «нон-стоп» без моего активного участия, но вмешиваться сил не достало. Подобные ощущения мне довелось испытать во время наводнения, когда тихая горная речка превратиласьвдруг в бушующий поток. Грозная стихия вырывала деревья, ворочала валуны и сносила дома. Она играла своей силой, и ничего я сделать не мог- оставалось только ждать.

Наконец наступил момент, когда запас энергии иссяк. Аня сползла с меня, затихнув рядом, и я забылся сновиденьем. Цветной картинкой пригрезился мне берег реки, невдалеке от водопада. Райские фрукты украшали скатерть, а в распростертой тени возлежал я — на расшитом ложе, в окружении неведомых гурий и фей. Они подавали мне чаши и кубки, а затем ублажали мои губы своими бархатными устами.

— Антон Михалыч, вы всегда такой молчаливый? — прошептала неведомая фея, прикусывая мне ухо. — Скажите девушке хоть что-нибудь!

Открыв глаза, я увидел над собой счастливое лицо Ани, совершавшей сложные возвратно-поступательные движения на моих бедрах. Акробатический этюд сопровождался танцевальными движениями рук:

— Антон Михалыч, скажите девушке хоть что-нибудь!

— Анюта, солнышко златовласое, — прохрипел я. — Не подскажешь, который час?

— Не знаю, — радостно выкрикнула она. — А что, вы куда-то спешите?

— Попить бы…

— Ловите! — не прекращая танец, она грациозно изогнулась, доставая с тумбочки бутылку минералки. Ухватила в немыслимом изгибе с сохранением ритма!

Хлебнув живительной влаги, я вдруг осознал постыдность пассивной жизненной позиции. Чтобы пойти вперед, надо сделать первый шаг — и, отбросив пустую бутылку, я начал наращивать темп. А кто еще, кроме меня? В гонке всегда проявляется лидер, способный вмешаться в нужный момент. Подчиняясь темпу и предчувствуя извержение вулкана, Аня заверещала. Огненная лава непредсказуема, грозит взрывом в любой момент, поэтому темп нарастал. Нам важен результат, сегодня и сейчас — как можно скорее. Только вперед, без скидок и возражений! Вокруг да около умеет каждый, а попасть в центр сути, в точку проблемы, это еще надо посмотреть!

Стандартную утреннюю процедуру — зарядка, душ, завтрак, — я упростил, исключив зарядку. Доктор настоятельно рекомендовал лечебную гимнастику для ноги, но ночью, кажется, физкультурный план был перевыполнен. Какая гимнастика, нафиг, если человек глаз не сомкнул? Приглушая бубнеж телевизора милым щебетом, Аня стрекозой порхала по кухне — летала от плиты до холодильника, кошке тоже перепало с барского стола.

А потом, после завтрака, я весь день проспал как убитый. Аня двигаламебель, снимала в стирку гардины, гудела пылесосом — тем не менее, ничто не мешало доброму старческому сну.

Когда открыл глаза, девчонка мыла окно. Короткая майка задралась, а простые вроде бы движения рук по оконному стеклу отзывались сложной игрой полушарий круглой попки. Словно кольцо, перечеркнутое нитью маятника, картина завораживала, вгоняя в гипнотический транс. Мои старые шорты, сползающие с ее бедер, мало что скрывали, она их подтягивала — и это показалось мне добрым знаком. Оставалось только, тихо подкравшись, дождаться удобного момента, чтобы вторгнуться сзади.

— Мамочки! — всхлипнула Аня, упершись в раму.

Притворно обомлела, конечно — все маневры прекрасно виделись ей в отражении стекла. Нужная мне цель лавировала по более высокой орбите, слишком велика была разница в росте. Однако Анюта справилась с задачей — она присела, чтобы виртуозно произвести стыковку наших кораблей. Тазик расплескался на подоконнике, часть воды пролилась вниз. Оттуда, от автомобилистов, слышались возмущенные крики.

Но Аня не устрашилась, выполняя более важную задачу: предугадать все мои движения, чтобы совершить гармоничные колебания навстречу. Мокрая тряпка выпала из ослабших рук, и снизу снова раздался недовольный вопль.

— Спасибо тебе, господи, — сообщила на это Аня.

Я согласился с ней — подумаешь, вода, тряпки… Великое дело. Вы, дети горячего асфальта, хоть раз касались солнца, играющего золотом рыжих волос?

Из пенной горы торчали колени и конопатый носик — пока плескался в душе, Аня успела нырнуть в ванну. Присев на край, я сунул руку в гору пены.

— Ой, — со счастливым хихиканьем пискнуло оттуда. — Спасибо тебе, господи…

— А чем это так пахнет с кухни? — поинтересовался я, обматываясь полотенцем.

— Борщ вам сварила, — с готовностью доложила она из-под пены. — Сбегала на угол в «Пятёрочку» и все купила. Мясо в «Тавре» взяла. Представляете, как настоящая буржуйка стояла, пальцем показывала.

В глазах защипало, борщ мне варили примерно сто лет тому назад.

— А деньги? — слезинка бежала по щеке, я ее незаметно вытер.

— Так дядя Коля Уваров в прошлый раз банковскую карту выдал! Верке тоже. Так и сказал: «ни в чем себе не отказывайте».

— Какой хороший у тебя дядя, — в душе заворочалась колючка ревности. Ишь ты, подарки он моим девочкам делает…

— Хороший, — согласилась она. — Только старенький очень. И спину у него постоянно ломит, жалко дедушку.

На душе отлегло, даже как-то полегчало.

— И еще у меня для вас сюрприз, но время пока не пришло, — Аня раздвинула пену, демонстрируя чудесные холмики с вишенками вершинок.

В голове щелкнуло неведомое реле и, приподнимая полотенце на бедрах, настроение стало стремительно увеличиваться.

— Солнышко, я старый больной человек! — прикрываясь полотенцем, я поспешно выскочил на порог.

— И ничего вы не старый, а местами очень даже нестарый!

— Хм…

— Но я не об этом! — Аня захихикала. — Мой сюрприз гастрономический.

— В честь чего? — неожиданных подарков мне тоже никто давно не делал. Денег просят постоянно, это да. Но сюрпризом такое можно назвать с большой натяжкой.

— В знак любви! Еще не поняли?! Наверно, плохо я старалась…

— Понял, понял! Значит, я не старенький?

— Ну, только если вспомните, что обещали мне караоке-клуб…

Господи, в самом деле! Про клуб-то я и забыл. Не мудрено, однако, тутбез клуба голова кругом идет. Но это потом, сначала борщ.

 

Глава восьмая, в которой гости веселятся

Караоке-клуб Анюту поразил. Раскованная обстановка, веселый смехи качественный звук, дополненный официантом возле столика, заставили девчонку распахнуть очи.

— Ни фига себе, — вырвалось из нее непроизвольно. Но в сторону официанта Аня томным голосом произнесла совершенно иное: — Если можно, глоток шампанского, пожалуйста.

И он принес крохотный бокальчик! Мелкая посуда, считай рюмка, да еще и не полная — от минимализма девчонка даже глаза вытаращила.

Чтобы зря не гонять парня, я заказал цельную бутылку «Цимлянского», а к нему салаты, сырную тарелку, хачапури по-аджарски, суджук и апельсиновый фреш.

Одобрительно глянув на хачапури с дымящимся яйцом в «лодочке», Анюта двинула к себе салат «Цезарь».

— Весь день как белка в колесе, — сообщила она. — Присесть было некогда.

И ведь не поспоришь, квартиру девчонка выдраила на совесть.

Чувствую, не расплачусь. Одна надежда на караоке-клуб, который просто обязан забрать часть ее энергетики на танцполе. Звук здесь профессиональный, и бэк-вокал без замечаний, а вот голоса певцов явно подкачали. Или мы мало выпили? Впрочем, еще не вечер.

— Звук подходящий, солисты дрова, — подтвердила мои мысли мне Аня, добивая второй салат.

— С чего решила? — подначил я девчонку. — Ты же в анкете написала, что не поешь.

— А я и не пою! Ненавижу свой бас.

Хм… Тембр у Ани действительно ниже обычного, но не настолько, чтобы обращать на это внимание.

— А зачем тогда караоке? — резонный вопрос напрашивался. -

Сходили бы в обычный ресторан.

— Верка сказала, здесь круто. Вот, позавидовала. Но теперь не жалею!

М-да, женская психология во всей красе.

Аня лихо опрокинула свой фреш, затем мой, и запила это добрымглотком шампанского.

— Будет петь, — догадался я.

Дело в том, что на мелодию из кинофильма «Крестный отец» очередной солист, отчаянно хрипя, исполнил шедевр Профессора Лебединского:

   Давай покрасим холодильник в черный цвет.    А для чего? А просто так.    Давай покрасим холодильник в черный цвет.

Некоторое время Аня находилась в ступоре.

— Антон Михалыч, что это было?

Я пожал плечами:

— Знаменитую мелодию перепевают до сих пор. Все, кому не лень.

— А можно мне спеть? — Аня встала.

В белой блузке и темной юбке-шортах, на немалых каблуках она зашагала в сторону сцены. «Сценический образ номер четыре» двигался столь уверенно, что диск-жокей явлению возразить не смог. Да и очередные парни, едва Анюта улыбнулась им из-под потолка, безропотно отдали ранее оплаченный микрофон. Она про очередь не знала, а мне было интересно, как не умеющая петь девчонка справится с Лебединским.

Справилась!

Ей показали текст на экране, Аня завибрировала низким голосом:

   Зачем Герасим утопил своё Муму?    Оно не сделало плохого никому…

И никакой это не бас! А самое что ни есть контральто, плотного тембра. Приличное грудное резонирование явно выражено. Ай да Анюта…

Народ зааплодировал, требуя повтора. Такое здесь бывает редко! Впрочем, я тоже не частый гость, особенно последний год. Но теперь будем бывать чаще — девчонка не позволит, как пить дать. Однако вместо повтора Анюта затянула «По Дону гуляет». Без «минуса» и бэк-вокала, знаком отвергнув поддержку профессионалов.

Замерев на минуту, зал принялся подпевать. Слава богу, это песню все ростовчане с детства знают. А потом ей запретили возвращать микрофон, скандированием потребовав «еще».

— «Черный ворон» можно? — с близоруким прищуром она смотрела на диск-жокея.

Тот моментально запустил интро, давая солистке возможность поймать тональность.

   Чёрный ворон, чёрный ворон,    Что ж ты вьёшься надо мной.    Ты добычи не дождёшься.    Чёрный ворон, я не твой.    Ты добычи не дождёшься.    Чёрный ворон, я не твой.

На втором куплете, как и с прошлым номером, зал подключился.

Прямо хоровое пение какое-то, сам не заметил, как встал. Эй, да у девчонки талант заводить публику! Раньше, помнится, весь советский народ, ведомый коммунистической партией, в едином порыве голосил Интернационал. Теперь вот за девчонкой ведется.

Сорвав заслуженные аплодисменты, Анюта вернула парням микрофон. И, пока она, кивая гордо поднятой головой, возвращалась кстолику, официант на подносе принес бутылку шампанского и золотую карту.

— С завтрашнего дня вход для вас бесплатный, — сообщил он девчонке. — И комплимент от заведения.

А мне на ухо шепнул:

— Босс распорядился.

После глотка «комплимента» Анюта наладилась плясать, а меня с инвалидной палочкой бог миловал. Рыжий чубчик, словно маяк в бушующем море, без устали мотался над толпой, заметный со всех сторон. К столу она возвращалась лишь затем, чтобы хлебнуть минералки. Пару раз Аня угощала девочек из бэк-вокала дармовым шампанским, как-то незаметно вписавшись в группу подпевки. А я предавался размышлениям, строя планы: в нашей группе на ровном месте выросла еще одна солистка. Весьма колоритная фигура, со своей характерной манерой и редким тембром.

Ранее фишкой мне виделась высокая рыжая девушка с бас-гитарой, а тут вдобавок к этому и голосище прорезался! Что ж, неплохо. Кроме народных песен в джазовой обработке, Аня будет исполнять хиты Шаде. Иеще кое-что, но это надо вместе с ней послушать и изучить…

Засиделись мы до самого закрытия. Вернее, досиделся я, а Аня допрыгалась, при этом чувствуя себя прекрасно. По крайней мере, по ступенькам скакала свежей, совсем не уставшей козочкой. На проспекте народ, перешучиваясь хмельными голосами, рассаживался по машинам. Анюте от компании дивиденды тоже достались, словно старой знакомой. Она смеялась, ответно взмахивая рукой.

— Обзавелась поклонниками? — ревниво поинтересовался я.

— Целая толпа! — радостно подтвердила она. — Как вы когда-то обещали, они валяются у ног и молят о пощаде. Однако мне больше радуют глаз мужчины старше шестидесяти, которые с палочкой.

Улыбаясь, девчонка предложила пройтись по Пушкинской. А почему нет? Прогулочным шагом тут всего ничего, десять минут ходьбы. Пройдемся, хотя на улице особой свежести не ощущалось. Ночь принесла всего лишь тишину — в воздухе по-прежнему витал сложный коктейль выхлопных газов и разогретого асфальта.

— Так что, желания твои исполнились, пора домой? — с чувством выполненного долга я подвел итог.

Анюта неожиданно остановилась.

— Как домой?! Антон Михалыч, я вам так быстро надоела? — в глазах заблестели слезы.

— Послушай, солнышко, — опешил я. — Но у меня скопилась куч важных дел…

— А я еще кухню не вымыла! — Аня возмущенно всплеснула руками. — И вообще, куда спешить, если в том мире пяти минут не прошло?

— Не прошло, — я пытался говорить успокоительным тоном, только слез мне хватало. — Это пока моя душа здесь. А пойду туда, к Антону — время побежит, тебя хватятся. Хочешь, чтобы у мамы сердечный приступ приключился?

Договорить не дали два широкозадых парня в черных костюмах — толкнув Анюту, они протащили мимо, к автомобилю, хрупкую девчонку врваных джинсах. Раскорячившись, та чего-то злобно шипела, всем видом возражая против такого вида транспортировки.

— А ну стой! — выхватив у меня трость, в фехтовальном выпаде Аня ловко ткнула в правую задницу.

— Вах! — воскликнула задница, выпуская руку жертвы.

Другая задница от трости увернулась. Неожиданно шустро развернувшись, она подскочила, двинула мне плюху, и в боксерской стойке отскочила обратно. Метко, гадюка, попала в глаз, аж искры посыпались. Ах, так?! Я полез в пакет за травматическим пистолетом «Оса», с которым последнее время не расставался.

Получив свободу, пленная девчонка замерла в шоке. А первая задница, оборачиваясь, взвизгнула:

— Билят, всем башка резать будим!

Серая тень метнулась из-за моей спины, и короткими ударами прервала поток брани с обещаниями страшных кар. По крылу автомобиля два тела безмолвно сползли на асфальт.

— Лена, иди сюда! А ты, дядя Ваня, отойди, — с решительным видом Аня перехватила палку поудобней. — Чё он там вякал?

Приглядевшись, я узнал глухонемого таксиста по имени Иван. Похоже, Коля Уваров ко мне и здесь охрану приставил. А вот девчонка казалась незнакомой.

— Что за Лена? — повернулся к Ане.

— Антон Михалыч, это же девочка из бэк-вокала!

— Нескучно гуляете, Михалыч, — усмехнулся таксист Иван. А потом деловито добавил: — Аня, отдай палку человеку. Добить грубиянов?

— Э, зачем так сказал?! — возмутилась правая задница. — Не надо добить, надо гаварить!

— Руки держи на виду, — Иван деловито накручивал на ствол глушитель.

— Брат, не надо! — левая задница подняла руки вверх. — Что тебе сделал?

Я оглянулся — группа поддержки у похитителей отсутствовала. В предрассветный час улица вообще была тиха и пустынна, прохожих и машин не наблюдалось. Что ж, самое время поговорить. Мужчины, между тем, по просьбе Ивана из пиджаков выложили на асфальт бумажники с пистолетами, медленно и аккуратно. Девчонки, направляемые им, с разных сторон подобрали имущество.

— Служба судебных приставов? — удивился таксист, изучив содержимое бумажников. — Кямал Мамедов и Гюндуз Мамедов. Братья?

— Родственники, да…

— Рассказывай, Лена, — не оборачиваясь, бросил Иван девчонке, жмущейся к Ане.

— Нечего сказать, — буркнула та. — Кредит взяла, вовремя не погасила. А там такие проценты набежали… Креста на них нет!

— «Быстро деньги»? — хмыкнул Иван. — На этих креста точно нет, мало не покажется. А договор слабо почитать?

— Мама заболела, срочная операция, — голос Лены задрожал. — Потом похороны… А потом уже проценты.

— А эти что хотят?

— А эти сказали, раз денег нет, будешь субботник отрабатывать! Знаете, что это такое?!

— Знаю, — Иван оскалился.

Мужчины в черных костюмах выглядели натуральными пленными — руки подняты, во взгляде раскаяние и надежда. Вместо заслуженного расстрела Иван решился на разговор, ствол опустил.

— Фамилия начальника?

— Гасанов Равиль Гейдарович, — с готовностью доложил левый.

— Звони, — решил Иван.

— Зачем?

— Звони, звони. Скажешь ему последнее «прости».

Левый, видимо, насмешки не понял.

— Начальник ругать будет!

Потом до него дошло настроение, написанное на лице Ивана, и он поспешно принялся тыкать толстым пальцем в экран. Пообщаться с начальством таксист не дозволил, выхватил аппарат:

— Гасанов? Доброе утро. Слышь, Равиль, братья Мамедовы твои люди? Кто говорит? — Иван усмехнулся. — ФСБ России говорит, подполковник Иванов. Тут дело такое, попытка изнасилования, но бдительные прохожие не дали совершиться беде. Пока что они живы и здоровы, приходи к девяти в Управление. Адрес подсказать? Нет? На проходной обзовешься, меня покличут. Не хочешь в управление?! Ладно, скромность украшает. Тогда мы сами к тебе приедем, на работу. Опять не надо? Хорошо, думай о вариантах, я перезвоню.

Лена, наконец, пришла в себя. Анюта точно нашептала что-то успокоительное.

— А можно мне их палкой? — с робкой надеждой Лена смотрела на Ивана.

— Раньше надо было, — с сожалением отказал тот, и обернулся к мужчинам. — Начальник не в курсе ваших дел. Халтурками занимаетесь?

— Друг попросил, да, — залопотал левый. — Клиент должен, давать не хочет. Надо делать, чтобы давал. Мы делал!

— Значит так, — Иван прервал словоблудие. — В десять утра жду на этом месте. Привезете справку о погашении кредита. И нам немного денег за хлопоты, ну, например, двести тысяч рублей.

— Сто! — быстро сказала правая задница.

— Ладно, — согласился Иван, — сто пятьдесят. Бумажники получите после расчета. А пистолетики, извините, конфискую. Левые они.

— Какой левый, э?! — возмутилась левая задница. — Чистый травматика «Макаров», друг подарил!

— Время пошло, ждать не буду, — Иван поднял ствол. — Быстро сдернули отсюда!

С сожалением Лена смотрела вслед удаляющимся габаритным огням автомобиля строгих мужчин.

— Спасибо вам, конечно, дядя Ваня, — с чувством сказала она. — Но попой чувствую, проблемы мои на этом не закончились.

— Домой идти тебе нежелательно. Так, на всякий случай. Но тебе повезло, поверь мне, — Иван улыбнулся. — Спать этой ночью ты будешь со мной.

И, предупреждая ее возмущенный крик, добавил:

— Не рядом, там место жены. На кухне раскладушку поставлю.

 

Глава девятая, в которой праздник сменяется буднями

Быстренько ополоснувшись под душем, в одних трусах я проскочил мимо мыльной горы в ванне — очень хотелось кушать. Настрогал кучу бутербродов, порезал помидорчики с огурчиками, налил чаю. К трапезе приступил, приложив к подбитому глазу проверенную временем пачку пельменей. И все было хорошо, пока на кухню не вышла Анюта. Она разрушила мое мировоззрение, намотав вместо одежды банное полотенце. Исключительно на голову.

— Какая красота! — коснувшись плеча бедром, Аня нагнулась над блюдом с бутербродами.

— Анна, что ты со мной делаешь? — сказал я строгим голосом. — Придется тебя наказать.

— Да, Антон Михалыч, накажите меня, — она потупила глазки. — Поставьте на колени, и накажите два раза. Нет, три, чтобы дошло до глубины души.

Прожевав угощенье, она облизнулась, а затем хищно поцеловала меняв губы. Все проблемы и заботы вселенским ветром выдуло из опустевшей головы, а блок оперативной памяти моментально завис. Доступными для чтения оказались лишь короткие, отрывочные фрагменты — объятья на кухонном диване, сложная позиция у дальнего угла стола, и скачки на ковре в гостиной. Пробудился в спальне, на собственной кровати, с крепкими девичьими ягодицами в руках. Анюта сопела на моем плече, а солнце нагло лезло в глаз. Сбылась мечта, и без всякой грусти я этот высокий воздушный замок поцеловал в шею.

— Ну Антон Михалыч, — капризно пробормотала она. — Дайте поспать, сколько можно?

И этот человек мне заявляет «сколько можно»? Лицемерная женская логика! А если мне уже пора, то почему нельзя? Вот сейчас как раз и можно. И вообще, незачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. С моей двойной жизнью «завтра» может и не наступить. Впрочем, кто знает, что еще сегодня ждет.

Многие мысли посетили меня, когда все-таки мягким вторжением я прервал ее сон. Самое лучшее время не наступит, так не бывает. Это самообман, есть только сегодня, и есть только сейчас. Важно понять, что когда мы идем по дороге, то с каждым шагом наш путь сокращается. Если сегодня что-то сделали, то завтра нужно сделать меньше, или же мы просто стали на еще одно действие ближе к цели.

Закончив одно действие, я без паузы приступил ко второму, и перевернутая Аня подо мной запричитала хвалу господу, подтверждая мою правоту. Нам не по душе расхлябанность и безответственность. Каждое дело, за которое мы беремся, необходимо доводить до логического завершения и не успокаивать себя обещаниями вернуться завтра, чтобы доделать. Вот честно выполним все намеченное, и только тогда перейдем к заслуженному отдыху.

Аня извивалась, била меня пятками в спину — незначимая суетность, я неумолимо шел к своей цели. Сомненья прочь, что отложено, то потеряно. Только вперед! Хвалиться следует не тем, что можешь сделать, а тем, что уже сделал. Кончил дело — гуляй смело, вот наш девиз.

Завтракали мы чинно и степенно, по-английски: манная каша, тосты, джем, мед, чай.

— Антон Михалыч, вот что подумала, — Аня уставилась на меня своими серыми глазищами. — Чтобы не нарушать ваши планы, могу я сама приходить сюда?

— Как это? — кусок хлеба застрял у меня в горле, чуть не поперхнулся. — Ты способна пройти через время и расстояния?

— Ходить пока не умею, — она подлила мне чаю. — Но я умею учиться. Захотела играть в волейбол — стала кандидатом в мастера спорта. Скрипку освоила на «отлично». Еще готовлю не хуже мамы — борщ вам понравился, сами сказали.

— А мастерству любви где так выучилась? — осторожно поинтересовался я. — Если это не секрет.

— Вам можно знать, — она слегка зарделась. — В прошлом году мама нашла мне репетитора по скрипке. Заниматься к нему домой ездила. Во тон меня и учил всему… Пока мама не застукала. Пришлось учителю бежать в другой город. Папа до сих пор злой, но тогда, слава богу, был в командировке.

Где-то я читал, что девушкам с серыми глазами по жизни везет — и в карьере, и в любви. Они чувственные, смелые, любопытные, им всегда все интересно.

— Тебе эта наука интересна? — уточнил я.

— А почему нет? — ответила она моей присказкой. — Искусство управления интимными мышцами было известно еще в древней Японии. Учитель объяснил постулаты гейш, как ублажать мужчину, я тренировала «женское» уменье. Здесь нужно лишь время и желание. Так почему не смогу научиться ходить в ваше время?

— Не думал об этом, — пробормотал я.

— А вы подумайте, — посоветовала она невинным тоном.

Хорошее предложение. Если броскам во времени можно обучить, начинать мне следует с Антона. Следующая на очереди — Нина. А вот с тренингом Анюты следует повременить. Мне только не хватало ее внезапного появления здесь… Например, во время лечения алкоголизма Надежды Козловской.

Кстати, это важно. Отведу Аню домой, высплюсь, потом к Надежде направлюсь. Время там не движется — попаду вовремя, сразу после полуночи.

— Какие планы на сегодня? — направил девушку в деловое русло.

— Кухню драить не буду, — извиняющим тоном сообщила она. — В следующий раз добью, сейчас сил нет.

Слава тебе, господи! Укатали сивку крутые горки.

— Так, — поощрительно хмыкнул я. — А что будешь?

— Ногти в салоне сделаю и прическу поправлю. А потом домой, хорошо?

— Годится, — согласился я, вручая ей запасную связку ключей. — Мне тоже надо отъехать — внуков проведать, и в больницу заглянуть.

В моей теперь уже бывшей палате, лежа рядом с мамой, Вера читала маме новости с планшета.

— О, кто пришел! — обрадовалась она. — Хорошо выглядишь, Дед!

— Кажется, опять помолодел, — догадался я, прикладываясь губами к ладони Нины.

— Антон… — отозвалась белая мумия. — Как же мне надоело валяться!

Лысый доктор держал меня в курсе дел. В больницу Нина попала вовремя, однако ее состояние называлось «стабильно тяжелое». Да и моральный удар женщина схлопотала неслабый, такое только время лечит.

Знаком я попросил Веру чтение продолжать, а сам направился к холодильнику. Она кивнула:

— «В Тверской области обнаружен гаишник, который не берет взяток».

— Брехня, — хмыкнула Нина. — Листай дальше.

— «Банда лесбиянок похитила и съела Алексея Навального».

— Хуже больницы мне надоел этот ваш Навальный, — Нина вздохнула. — То зеленкой его намажут, то в торт засунут. Вот теперь лесбиянки до него добрались. Посмотри внимательно, может, не съели, а надругались?

— Мама, ну как лесбиянки могут надругаться над пидором? Нет, точно съели. Слушай дальше: «В застенках Северной Кореи держат Иисуса Христа».

— Религиозная пропаганда! Бога нет. Дальше?

— «После употребления картофельной ботвы начинают расти ампутированные руки».

— Если бы все так было просто…

— «Гопники из Домодедово отрезали крыло самолета лазерной указкой».

— Гопники, они такие. Хуже них только футбольные фанаты.

— «В космосе найден голый мужчина».

— Пьяный, небось, — пробормотала Нина. — Там же холодно!

— А вот это очень интересно: «директора НАСА Чарльза Болдена отправили в отпуск по болезни — после того, как он публично заявил, что вторжение внеземных пришельцев произойдет в ближайшее время. Болден является ветераном космических полетов кораблях многоразового использования «Колумбия», «Дискавери» и «Атлантис». На его счету более 680 часов в космосе. В 2009 году его назначили директором NASA. По словам Болдена, во Вселенной существуют не менее тридцати тысяч инопланетных цивилизаций. Выступая на конференции НАСА, Болден заявил: «нас могут захватить в любой момент». После чего его тут же увели со сцены два сотрудника космического агентства. По словам сотрудников НАСА, не все разделяют мнение Чарльза Болдена. Его заместитель Дэйв Ньюман постарался успокоить собрание, заявив, что у Национально космического ведомства нет никакой информации о том, что кто-то собирается напасть на нашу планету. Позже Чарльз Болден отказался от каких-либо комментариев».

— Антон, а что за сережки на моей дочери? — без всякого перехода вопросила Нина. — Это бриллианты, или мне кажется?

— Ну мама! — с обиженной интонацией протянула Вера.

— Послушай, Нина, — в голос я добавил немного стали. — Для меня это пустяк, а девушке приятно. В чем проблема?

— А золотая цепочка? — наседала та. — Крестик тоже непростой… И почему на комсомолке крестик, Антон?!

— Не бери на понт, начальник, — усмехнулся я. — И не вешай мне, что я не делал!

— Мама, нас с Анютой окрестил Николай Сергеич, — призналась Вера.

— Как это окрестил?! — поразилась Нина. — Коля вас в церковь водил?

— И водил, и крестил, — согласилась Вера. — Он сказал, в той аварии нам бог помог.

— Да вас Антон вытащил!

— Антон был его руками, мама.

— Господи, боже мой, — всхлипнула Нина. — Каждый день новые новости. Выходит, мы с Колей теперь родственники? Или как это называется?

* * *

Вернулся домой под вечер. На скамейке у парадного таксист Иван, покуривая, листал газету. Местные мамаши, наблюдая за чадами, кучковались вдалеке, возле детской площадки. А время бабушек еще не наступило.

Присел рядом:

— Как дела?

— Нормально. С девушкой Леной проблема закрыта. Не сразу, правда. Охрана Гасанова пыталась быковать, — он ухмыльнулся. — Но тут, совершенно случайно, мимо проходили наши ребята…

— Слушай, а ты зачем Гасанова в Управление приглашал? — озвучил я мучавший с утра вопрос.

Иван усмехнулся:

— Обычный троллинг. Да, я давно пенсионер и работаю на Николая Сергеича. Но ежу понятно, что в Управление он не пошел бы. А насчет Лены не волнуйтесь, еще какое-то время мы за ней присмотрим.

— Да, — согласился я. — Было бы неплохо. Девочка заканчивает консерваторию. Думаю загрузить ее работой по специальности, партитуры расписывать.

— Принял, — кивнул Иван. — Ваша Аня прогулялась, посетила салон, проводили домой.

— За мной тоже ребята смотрят?

Таксист пожал плечами.

— Приказ Уварова — усилить бдительность и все такое. Кстати, возьмите «Макарова». Хорошая штука вместо вашей уродливой «Осы».

— Зачем мне два?! — удивился я, складывая травматические пистолеты в пакет.

— Очень удобно, — прищурился Иван. — Один в левом кармане, другой в правом. А «Осу», если хотите, можете дальше в пакете таскать.

Разуваясь в прихожей, я не услышал привычного фона телевизора. Спит, что ли? Девчонка обнаружилась в гостиной. Из одежды на ней были наушники поверх обновленной прически, моя старая клетчатая рубаха и гитара Фендер «JazzBass». Изредка поглядывая в зеркало, Анюта подпевала, трогала струны, не забывая приплясывать.

Долго это представление смотреть не удалось, девчонка взгляд почувствовала.

— Вот, тренируюсь, — смущенно улыбнулась она, снимая гитару. — Технику игры с ютуба качнула. Похвалите меня, Антон Михалыч?

И не возразишь ведь, надо хвалить. Перед дальней дорогой люди советуют присесть, нам пришлось прилечь. Ничего не поделаешь, такова привычная схема транспортировки.

В своей спальне Анюта вздохнула печально:

— Вот и закончился мой день рождения… — разжимать объятья она не спешила.

— Послушай, — я устало вытер пот со лба, — этот день там закончился, а здесь еще не начинался!

— Там было здорово, а здесь будет как обычно, — Аня легко поднялась, накинула ночную рубашку. — Прежде, чем уйдете, знайте: я влюблена. И если какой бабе глаза выцарапаю, то не от злости, а по любви.

Вот этого мне только не хватало! Женские драки в мои планы не вписываются. Мне вообще скандалы ни к чему.

— Нюся, я старый больной человек, — пробормотал я. — У меня жена, дети, и еще одна женщина в Ростове-на-Дону.

— А теперь буду я, — отмела она возражения. — Баул под столом видите?

— Большой. Что это?

— Гастрономический сюрприз любимому мужчине, — прошептала Аня. — Завтра в честь дня рождения будет обед, но пригласить вас не могу. Семейное собрание, и на праздничный стол дедушка всегда привозит окорока с колбасами собственного изготовления. В деревне лучше мастера по мясу нет, вам понравится.

— Так много?! — у меня аж сердце защемило. Не помню, чтобы дамысердца подобные сюрпризы делали. И вообще, никто в этой жизни не дарил мне домашнюю колбасу с окороками.

— Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, — водружая баулмне на грудь, сообщила Анюта железную истину. — Ну все, идите, а то чего-то плакать хочется.

 

Глава десятая, в которой спекулянты превращаются в солидных бизнесменов

Утро выкатило солнце с единственной целью — ударить меня в глаз из-за занавески. После трудной ночи не то что вставать, веки поднимать не хотелось, поэтому это право я предоставил Антону. Зевая, он потянулся, мельком глядя в ростовое зеркало древнего шкафа. Шагнув ближе, парень замер.

— Что за дела. Дед?!

Дремоту как рукой сняло. Вгляделся в зеркало — синяк под глазомбыл еле заметен.

— Что, друг мой? — уточнил я медовым тоном.

— Засос на шее, вот что! — возмущенно прошипел он.

Хм… В самом деле. Не в бровь, а в глаз. Факт налицо, в смысле, нашее. Тем временем Антон скинул футболку и извернулся, чтобы уставиться в отражение.

— Вся спина исцарапана, — пробормотал он изумленно. — И чешется!

— Сейчас все объясню, — заторопился я. — Понимаешь…

— Понимаю, Дед ты мастер мозги пудрить! И мне, конечно, все объяснишь. А что я маме буду говорить? — шепотом, с горечью, воскликнул он. — И Надежде Константиновне, которая сейчас на физзарядку придет?

Память по некоторым событиям я заблокировал, однако парень полностью прав. И неважно, кто нахулиганил, Аня или сама Надежда Константиновна, тут надо что-то срочно делать.

— Так, — решил я. — Надевай водолазку.

— Водолазку летом?! С длинным рукавом? — опешил он. — Дед ты чего?

— Не вижу проблем, — я добавил в голос убеждения. — Черные треники, черные кроссовки, черная водолазка… Гармоничный спортивный ансамбль!

— Ага… — на утреннюю зарядку Антон вышел мрачнее тучи, а черная водолазка это настроение только подчеркивала.

Надежда Козловская, напротив, порхала, еле заметно улыбаясь.

Одутловатость и отеки под глазами ушли, черты лица заострились, но первым делом в глаза бросалась свежесть.

После разминки, закончив наклоны, она приступила к приседаниям.

— Шире ноги, — скомандовал парень. — Еще шире! Делаем медленные приседания на четыре счета, и поднимаемся тоже на четыре счета. Колени разведены в стороны, в нижней точке бедро параллельно земле. Почему остановились?!

— Но я устала! — Надежда Константиновна томно вздохнула.

— Нам нужны подтянутые ягодицы и стройные гладкие бедра? — вкрадчиво вопросил Антон.

— Да с меня и так уже все юбки падают! — воскликнула она. — Целымиднями приседаю по твоему графику, как дура припадочная.

— А недавно Надежда Константиновна завидовала тонкой талии Алены, — наябедничал я.

— Хотите талию и ножки, как у Алены? — ударил по больному парень, запрыгивая на перекладину. — Вопрос: как это сделать, когда у нас лишний вес? Только постоянные занятия заставят жировые отложения перейти в мышечную ткань.

— Но Антоша, миленький…

— Надежда Константиновна, я сказал, двадцать приседаний! — пропыхтел он с перекладины, поднимая вытянутые носки к трубе. — Если вы отказались от пробежек, значит, надо приседать.

— Наверно, ты забыл, — она капризно надула губы. — Вместо бега мы полночи крутили «велосипед»!

— Почему я не в курсе, Дед? — прошипел Антон. — Что за ночные гонки?

— Ну, это упражнение такое, — пробормотал я. — Лежа на спине, изображать движения велосипедиста.

— Да?!

От дальнейших расспросов меня спас Коля Уваров. Он вышел в спортивном костюме, приветственно махнул рукой, однако к спортсменам не присоседился. Скрывшись в летней кухне, Коля принялся разжигать печь и греметь там посудой, изображая из себя домохозяйку. Я заглянул в распахнутую дверь — кошкам накладывали сметану. Что ж, повезло ночным охотникам с царским завтраком.

— Работаем, работаем! — скомандовал Антон, переходя к подтягиваниям.

Вчера вечером с нашими родителями Коля немало принял на грудь. Они до сих пор проснуться не могут, а старый пенсионер легко встал и хозяйничает в полный рост, подпевая радиоприемнику. Однако терапевтический эффект налицо — один-единственный временной переход избавил человека от болей в спине и пробудил аппетит.

Тем временем, после физических упражнений, Антон перешел к психологическим. Уложив свои ладони поверх рук Надежды Константиновны, он прочитал обязательные мантры. Обращения к богам они не несли, но влияние на разум и эмоции оказывали — Надежда Козловская, подчиняясь орудию мысли и будучи благодарным материалом, легко переходила в состояние добра и покоя.

Интернет не соврал, сам по себе аутотренинг всегда выказывал благотворное влияние. Здесь не только кровяное давление, тут и стресс снимается, и душа принимает приятное состояние расслабленности.

— Негативная энергия выходит? — парень вытер пот со лба.

— Выходит, Антоша. Хотя ты знаешь, лучше это делать во сне… — Надежда Константиновна подняла свои чудные глаза с поволокой. — О другом хотела поговорить. Вчера мой муж улетел в Москву. По служебным делам, но перед этим заставил меня прозвонить всем столичным подружкам. Просто потрепаться, напомнить о себе. Знаешь зачем?

Я догадывался, и она эти догадки подтвердила:

— Алену будет в Москве устраивать. Мало кто ведает, но когда-то я дружила с женой его начальника… Вот она и выдала секрет полишинеля: муж Алену пристроит и сам устроится. А меня он из своей жизни вычеркнул…

— Думаете?

— Я Диму знаю как облупленного.

Из серой папочки мне тоже было известно кое-что — секретный подполковник Козловский, завсегда разгуливающий в «гражданке», занимался контрразведкой на предприятиях промышленности.

Надо заметить, что в советское время в каждом заводоуправлении сидел чекист, отвечавший за ПДИТР (противодействие иностранным техническим разведкам). На нашем заводе, где я отрубил двадцать лет, специальные совещания проходили по средам, и скучнее этого мероприятия были только партсобрания. Никаких шпионов на моей памяти чекисты не поймали, зато бумаг исписали горы.

Тем временем Надежда Константиновна продолжила:

— …И про бабу его знаю. Но бог с ней, не об этом речь — репетировать можно у меня дома. Там и пианино есть, и места полно.

Во взгляде Надежды Константиновны было столько надежды, что даже Антон просек фишку.

— Отказывайся технично! — подсказал я. — У нас уже имеется местодля репетиций, это музпед.

 

Глава одиннадцатая, в которой спекулянты встречают себе подобных

Довольно щурясь, Коля вкушал яблоко.

— Настало время ввести тебя в курс дела, — прошамкал он. — Есть предложение создать акционерное общество «БУР». Учредителей трое: Бережной, Уваров, Радина. То есть ты, я и Нина. Доли равные. Основная деятельность — инвестиции и финансовые операции на рынке. Конечно, это оффшор где-нибудь на Каймановых островах и нему несколько «прокладок». Командовать парадом буду я. Не возражаешь?

— Меня женили, не спросили, — усмехнулся я.

Антон удивленно замер. Нашему разговору никто не мешал — непривычно молчаливые родители, с трудом допив с похмелья чай, убылина работу. Надежда Константиновна ретировалась еще раньше.

— И чем же мне предстоит заниматься? — уточнил я свою роль в совете директоров.

— Ничего нового, — Коля перешел к абрикосам, и я от него не отставал. — Транспортные услуги.

Услуги? Это запросто. В свое время операцию по изъятию куратора из ЦК КПСС я провел успешно. Визит совместно с Ниной Радиной на Старую площадь репетировали весь день, поскольку ночной вариант со спальней высокого начальника отпал сразу — Нина не ведала, где куратор ночует. «Пойди туда, не знаю куда» мне тоже оказалось не под силу. А вот в цековском кабинете на Старой площади она бывала.

Обнявшись, мы туда и переместились, в кабинет 515 на пятом этаже. Апартаменты начальника меня не поразили. Да и не мог вызвать трепета советский офис — обычные канцелярские столы буквой «Т», с телефонами и «вертушкой», три сейфа, холодильник «Розенлев», книжные шкафы.

Массивная мебель из натуральной карельской березы появится здесь позже, вместе с замшевой обивкой кресел, плазменной панелью и кожаным диваном на резных ножках.

Костюмы от кутюр среди московской знати редкостью уже не были, однако хозяин кабинета за модой не гнался. Он был облачен в униформу ЦК — серый костюм. Высшая партийная элита обслуживалась в салоне «А» специального ателье на Кутузовском проспекте, где у избранных имелись личные закройщики. Сам факт обслуживания в этом ателье являлся элементом престижа, а результатом — отличные костюмы из лучших материалов. Ателье функционирует до сих пор, по-прежнему обшивая высший свет. Теперь это коммерческое предприятие с гордым именем «Президент-сервис».

Как и описывала Нина, куратор оказался солидным мужчиной за пятьдесят, в костюме с галстуком. Очень скоро вот такие бонзы политической элиты сомкнутся с крупным бизнесом, чтобы ощутить себя новым правящим классом. Теми, «кто принимает решения».

Упитанный босс дернуться не успел. Только глаза выпучил, и от удивления, и от стрелки, воткнувшейся в его грудь — это Нина с ходу применила снотворный пистолетик, презентованный Колей Уваровым.

— Тащи его, — скомандовала она, запирая изнутри дверь на ключ. — А я здесь пока пошарю.

Когда вернулся, из распахнутых сейфов Нина сбрасывала содержимое в пластиковые мешки. Три рейса пришлось делать — в конце обыска дело дошло до ящиков письменного стола.

С тех пор я не интересовался ни судьбой куратора, ни его имуществом. Коля справедливо советовал поменьше знать и дольше спать, чем я и занимался. Теперь ситуация поменялась, и Уваров ввел меня в курс дела.

— Нина Радина оформила отпуск, затем убыла в деревню к бабушке, — Коля вещал, не забывая о фруктовом десерте, — В день исчезновения куратора из ЦК КПСС она мелькала среди кучи родственников, алиби железное. Позже, конечно, майора Радину начнут искать — обнаружат следы в Кисловодске. В общем, уехала на воды, и там пропала. Игорь Неделькин в тот день был на службе, отпуск оформил позже. Тоже не сразу кинутся.

— А как исчезновение куратора выглядит с точки зрения КГБ?

— Как падение Тунгусского метеорита, то есть ЧП вселенского масштаба. Здание ЦК КПСС охраняют бравые прапорщики, отработана жесткая пропускная система. Муха не пролетит, но и ее будут искать. В приемной дежурит секретарь, его первым выпотрошат. Кто заходил, кто выходил, где сам был, по минутам. Но важнее человека, конечно, пропавшие документы. Их не то что выносить, их видеть мало кому позволено.

— А с куратором что решил?

— Сидит, голубь, у меня даче, — доложил Коля. — В подвале.

— Зачем? — поразился я.

— Поет соловьем и мемуары пишет. Он понимает — пока пишет, живет.

— Интересные хоть мемуары?

— До ужаса. Ты понимаешь, Международный отдел ЦК КПСС — это, по сути, спецслужба, отдельно от КГБ и ГРУ. Но с правом вмешиваться в их деятельность. Международный отдел ЦК отвечал за связь с левыми партиями за рубежом, не считая всяких обществ дружбы и движений «народного» сопротивления. Там распределялась материальная помощь, оттуда велась пропаганда и идеологическое руководство в международных вопросах. Нине удалось утащить документацию. И заодно штемпели и печати почти ста стран мира.

— Реальные печати?! — поразился я в один голос с Антоном.

— И печати, и паспорта иностранных подданных. Особый интерес у меня вызвали личные дела граждан, готовившихся к нелегальной отправке, или уже отправленных за границу. Но это еще не все. У нас теперь есть прессы для тискания штампов на паспортах, приличная коллекция чернил, туши, штемпельных мастик и каталоги к ней.

— Любые «левые» документы?

— От настоящих не отличишь! А еще образцы бланков разнообразных официальных документов, а также сортов и типов бумаги, на которых эти бланки печатаются, огромная картотека «персоналий» — фотографии людей всех национальностей и цветов кожи, резиновые матрицы пальцевых отпечатков и даже средства для изменения внешности — парики, фальшивые усы, бороды, гримировальные принадлежности.

— Ни хрена себе… — прошептал Антон. — Кино и немцы, мафия какая-

Подпольные дела международного отдела ЦК КПСС свидетельствует о беспредельном цинизме, — подтвердил Коля. — Нашапартия, объявившая себя «честью и совестью нашей эпохи», лезла во вседырки, то есть вмешивалась в дела суверенных государств. Подумайтолько: обученные и снаряженные ею нелегалы проникали через любые границы, неся с собой «доброе и светлое» — крайне опаснуюидеологическую контрабанду, подкрепленную деньгами. Творились страшные дела, брат. И в это дерьмо мы вляпались по самые помидоры. Цунами видел?

— Только по телевизору, слава богу. А что?

Коля вздохнул:

— Скоро КГБ бросит все силы на поиски пропажи. Милицию подключит и армию. По всей советской стране такая волна пойдет, что мама не горюй.

***

После завтрака Коля Уваров пожелал отправиться по магазинам, дабы «выбрать мебель». Впрочем, это скорее оборот речи такой — выбор обстановки в стране, ведущей интенсивное жилищное строительство, отсутствовал напрочь. Можно было бы, конечно, «записаться на стенку» в магазине, или подать заявку в профком по месту работы родителей, однако это длинный, извилистый путь. Сократить сей путь мог опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг. Опыта нам с Колей было не занимать, а гений заменили потрепанные советские деньги, в достаточном количестве заполнившие Колины карманы. Кроме того, толстую пачку, завернутую в целлофан, я припрятал на черный день, под крышу туалета.

На остановке автобуса бурлила такая толпа желающих, что мы, не раздумывая, прошлись дальше по дороге, чтобы тормознуть такси. Парнюс палочкой экстрим не к чему, да и один рубль теперь проблемы не представлял.

По пути в центр Коля таращился в окно, хмыкая удивленно:

— Не город, а непрерывная стройка. До горизонта строительные краны! В свое время меня это не удивляло…

— А Северный микрорайон в чистом поле строится, — напомнил я. — Несчитая Александрова.

Антон вежливо молчал.

В мебельном магазине на Пушкинской царило уныние. Нет, люди присутствовали, суетились, чего-то даже покупали. Видимо, от безысходности: панельные девятиэтажки в округе пеклись быстрее горячих пирожков. Вот и приходилось брать что дают — пусть скучные дрова, но спать людям на чем-то надо. Отдельные экземпляры интерьера, наоборот, выделялись ядовитой расцветкой, годной исключительно для борделя. Впрочем, в Советском Союзе нет борделей, здесь, как известно, секса тоже нет…

Вместе с толпой мы прошлись, потрогали выставленные на растерзание диваны.

— Тоска, — глубокомысленно изрек Коля, и ловко цапнул за рукав халата пробегающего мимо грузчика.

— Чего? — потребовал ответа страшно занятый человек.

— Жилая комната, спальня, кухня и еще по мелочам, — шепнул Коля таинственно. — Ждем на бульваре напротив входа.

— Пять минут, на улице не подходить, сам найду, — грузчик выдал отработанную фразу как на автомате. Так работает условный рефлекс, когда одно и то же действие повторяется более трехсот раз.

Чтобы завладеть «дефицитом», не обязательно врываться в кабинет директора магазина. Мой прежний опыт утверждал, что лучше всего вопросы «решают» клерки. В прошлой жизни именно таким образом я «доставал» все необходимое, почему сейчас должно быть иначе?

— Да? — удивился Антон.

— К бабушке не ходи.

Мы расположились на скамейке в скверике с пешеходным бульваром посредине, что разделял проезжую часть Пушкинской улицы. Лавки здесь стояли очень удачно для влюбленных — в глубине кустов. Бабушки и мамаши, впрочем, тоже изредка сквозь ветки наблюдались.

Наш визави на фарватере объявился без синего халата, зато в летних штанах и цветастой рубахе. Словно обычный прохожий, он профланировал мимо, потом вернулся. Слежку засекает, что ли? Ха-ха три раза, конспиратор недоделанный. Глухонемого Дениса с газеткой, спокойно покуривающего на скамейке напротив, мастер маскировки не приметил.

Едва грузчик уселся рядом, как Коля достал бумажку в сто рублей, к которой присовокупил планировку квартиры, где в каждую комнату на плане был вписан список мебели. С утра я рисовал эту картинку по памяти, но уверенно — все-таки за десять лет на родительской жилплощади уйму ремонтов пережил.

Вручение верительных грамот произошло молча, без торжественных речей.

— Обычная панельная трешка, — бесстрастно изрек негоциант от мебели, мельком глянув на схему. — Есть чехословацкая жилая комната со стенкой и румынская спальня под орех. Кухня, извините, только наша, сальская. Но симпатичная, серенькая в крапинку. Еще в наличии туркменские ковры.

— А болгарские найдем? — вылез Антон.

«Хороший» ковер хотели все. Если в доме был один, мечтали о втором. И «доставали», в конце концов. Ковры имелись в каждой квартире, но в свободной продаже их никто не видел. Вот такой парадокс.

В советские времена ковер на стене, вместе с хрустальной посудой в серванте, означали достаток и благополучие. Обычай вешать ковер, а на него скрещенные янычарские сабли, пошел от армян. Издавна ковры на стене в армянской жизни занимали такое же место, что сегодня иконы у православных. Стелить ковер на пол считалось неправильным, для этого существовали разного рода ковровые дорожки с половиками. Ковры настене несли некий энергетический символ — сакральный знак, защищающий семью и дарующий благоденствие.

Кроме эстетического значения, ковер на стене имел еще и практическую, звукопоглощающую функцию, поскольку тонкая стена хрущевки мало препятствовала взаимному изучению соседской жизни.

— Будем обсуждать, — Коля поднялся. — Ровно через час, на этом месте.

— Не понял, — удивился грузчик. — Чего обсуждать, брать надо!

— Проверим, готова ли квартира, — Коля снизошел до пояснений. — Через час на этом месте.

По Пушкинской улице до моего нового-старого дома было пять минут хода. Мы с Колей не спешили, Денис с независимым видом плелся сзади.

— Здесь обязательно шустрит ОБХСС, — вздохнул Коля. — А мы поломали шаблон, ушли.

— И что? — удивился мой парень.

— Если я вернусь на ту сторону, и Деда рядом не окажется, деньги будешь давать в квартире, когда разгрузятся. Понял, Антон?

Парень понятливо кивнул.

— Вот с таких сделок начинался развал великой страны, — сообщил вслух Коля. — «Телефонное право» уже есть, дефицит перераспределяют по блату, а коррупция, после сталинского затишья, пухнет тестом на дрожжах.

С высоты прожитых лет это было так очевидно, что удивился только Антон. «Единый» советский народ давно поделен на касты, секты и сословия. Расслоение общества началось не сегодня. И если специальные поликлиники, закрытые санатории и дома отдыха партийно-хозяйственной знати были не слишком заметны, то новый обкомовский дом на углуЧехова и Пушкинской, мимо которого мы прошли, сразу получил меткое прозвище «Дворянское гнездо». В прошлой жизни я бывал здесь в гостях, мне понравилось. Впрочем, любому придется по душе закрытый чистый двор с милицейским постом и просторная квартира «улучшенной планировки». О кухне размером шестнадцать метров владельцу хрущевкиприходилось только мечтать.

Конечно, жители только что заселенного «Дворянского гнезда» в мебельные магазины не хаживали. И гастроном посещали лишь изредка — все потребности закрывали специальные распределители, где на полках ясно просматривался коммунизм.

Возле моего нового-старого дома кипела работа — крепкие тетки в робах асфальтировали тротуар, сажали деревья, красили качели надетской площадке. Сама девятиэтажка, практически готовая, затихла в ожидании.

Штаб-квартира прораба на первом этаже первого подъезда была пуста, кроме молодого парня с хитрыми глазами и в чистенькой спецовке. За заваленным бумагами столом он заполнял какую-то ведомость.

— Шефа нет, — с готовностью доложил он. — Таким как вы, пошел квартиру показывать.

— А нам покажешь?

— Покажу, — парень встал. — Бутылка делов.

Смотреть квартиру, в которой когда-то прожил десять лет, я не захотел. Антон тоже не стал настаивать, на девятый этаж с палочкой взбираться как-то не комильфо. Да и что там делать? Прорабская квартира точно такая же, только без балкона, вот ее Антону я и показал.

— А эта, значит, моя комната, — парень остановился на пороге самой маленькой спаленки.

— Ясное дело, — усмехнулся я. — Не нравится?

— На веранде получше будет, — Антон ответно хмыкнул. — А еще лучше в саду, под яблоней.

— Значит, будем брыкаться от переезда. Причина уважительная, лифт включат через месяц, пока все не заселятся, — я повертел палочкой.

— А потом?

— А потом дядя Коля купит у хозяйки наш домик и уедет в командировку. А тебя попросит присмотреть. Как такой вариант, подходит?

Антон задумчиво кивнул.

— Мы договорились, — сообщил возвратившийся Коля. Парень в спецовке согласно молчал. — Входную дверь заменят, наши замки врежут, когда принесем, белую плитку в санузле положат.

— Деньги вперед! — спохватился парень.

— А вот ни фига, — отрезал Коля, доставая очередную бежевую купюру с Лениным. — Хватит тебе аванса, а сроку дам два дня. Приму объект, получишь расчет с премией. Нет — будешь без премии халтуру переделывать. Понял?

Принцип материального стимулирования строительному парню оказался ясен, он моментально усвистал организовывать шабашку. А мы отправились на заключительный брифинг с мебельным магнатом.

 

Глава двенадцатая, в которой описываются новые методы лечения волкодавов

— Знаешь, о чем я думаю последнее время? — довольно щурясь, Коля смаковал сочник с творогом, за которым пришлось постоять в очереди у киоска возле школы.

Денис вгрызался в коржик ценой аж семь копеек, а мы с Антоном предпочли выпечке эскимо на палочке в двойном размере — нас же все-таки двое.

— Ну, до чтения мыслей мои успехи еще не добрались, — усмехнулся я, облизывая лакомство.

— О покое думаю, Антон, — вдохнул он. — Смотрю вокруг, и мечтаю угомониться — жить в домике с садом, как у тебя, только на берегу реки. А что? Буду разводить курочек и ловить рыбу. А вечерами размышлять, какой готовить ужин: уху или лапшу. Еще хочу русскую печь, пироги и чай с медом из самовара.

— Так что мешает? Ты же вроде пенсионер.

— Работающий пенсионер, — со значением уточнил Коля.

— Раз пошла такая пьянка, — выдохнул я, — и мы оказались партнерами, рассказал бы о себе немного, что ли.

Коля согласно кивнул:

— Здравствуйте, я Николай Уваров, шестьдесят четыре года, пенсионер. Алкоголиком не стал по состоянию здоровья, поэтому более двадцати лет тружусь аналитиком в инвестиционной компании.

— А как же Служба?

— Когда-то Служба от меня отказалась, но вот от Службы пенсия не освобождает. Бывших чекистов не бывает, знаешь ли. Чем бы я ни занимался, что бы ни делал, знания, опыт и связи всегда остаются со мной. Несколько бывших коллег рядом трудятся, а служба безопасности фирмы полностью укомплектована нашими. Мне приходится решать разные вопросы, потому что в инвестиционной компании я не последний человек. Наконец, главный секрет: несмотря на скромную должность аналитика, я один из реальных владельцев скромного бизнеса.

Коля сказал немного, да и особых секретов не выдал — двадцать лет назад целое поколение чекистов вернулось к активной жизни. Ветераны спецслужб обосновались в банках, министерствах и корпорациях. Позже, по призыву Путина, они переместились во власть и бизнес, присягая на верность новым хозяевам. Присказка про «чекистов, которые бывшими не бывают», недалека от истины, они работают под прикрытием. Сотрудники спецслужб, ушедшие в отставку, на самом деле отправлены в бизнес и во власть на агентурную работу. Существует специальный эвфемизм — «офицер действующего резерва». В 1998 году офицеров действующего резерва переименовали в «аппарат прикомандированных сотрудников», но суть осталась прежней. Что ж, и хватит об этом. Классик однажды заметил, что умные люди обсуждают идеи, средние — события, а глупые обсуждают людей.

— Задача по организации нового бизнеса мне понятна, — Коля приступил к пирожку с яблоком. — Людей найду, процессы налажу. Ваша задача тоже ясна. А Нина, как встанет на ноги, займется… хм… своей работой, увеличением кубышки. Там еще поле непаханное.

— А потом? — влез Антон. — Что будет потом?

— А «потом» наступит нескоро, — Коля прищурился. — И если Нина, в конце концов, хочет деньги вернуть Родине, так я согласен. Не возражаешь, Антон?

— Согласен, — довольно улыбнувшись, пробурчал парень.

— Значит, будем думать, как это сделать без ошибки. Думать и работать, ведь деньги должны делать деньги, это железный закон. Не спеша мы двигались по Пушкинской — полковник Уваров пожелал взглянуть на город своего детства. А почему нет? Мне тоже все интересно, особенно встречные девчонки в мини-юбках.

— А как вы, коллеги, относитесь к гусю, запеченному в яблоках? — Коля выбросил в урну опустевший бумажный кулек.

— Так вроде не Новый год — разносолы устраивать, — удивился Антон.

— Именно, Антон! — воскликнул Коля. — Именно Новый год. По крайней мере, для меня точно. Тем более, Центральный рынок совсем рядом.

В отличие от магазинов, на рынке наблюдалось изобилие. Цены кусались, но тем избыток и обеспечивался. Здесь Остапа понесло — это про дядю Колю. В мясных рядах он, кроме гуся, позарился на телятину, свинину и баранину.

— Господи, у меня глаза разбегаются, — оправдывающимся тоном сообщил Уваров в пространство, доставая из кармана деньги.

Видимо, покупка гуся не прошла бесследно для наблюдательных людей. Нас пасли — два паренька с разных сторон устремились к прилавку. Они попытались прилипнуть к Коле, но Денис оказался на высоте. Хмыкнув, бывший спецназовец вставил одному парню палец под ребро, потом другому. Вроде бы играючи двинул, однако карманники вдруг полегли на заваленный мясом мрамор.

— Николай Сергеич, — укоризненно протянул Денис. — Щипачи, как и цыгане, поживу издалека чувствуют. Чего не досмотришь, то карманом доложишь.

— Чего?

— Не зевай, Хома, на то и ярмарка!

Мясник заржал, бросив работу на отрубом. А шустрые парни, держась за бока, молча растворились в толпе.

 

Глава тринадцатая, в которой герои возвращаются к музыке

В тени ореха, у ворот нашего дома, обосновался привычный рыбацкий грузовик. Рыбацкие жены щебетали в своем кругу неподалеку, а рядом с откинутым бортом маялся Федор. Как обычно, его штормило. И, пока Коля разглядывал «рыбку», охая от цен и богатого выбора, я сбегал на кухню за тазиком под названием «скорая помощь».

Тут надо заметить, что гуси, куры и карпы на рынке стоили примерно одинаково, по полтора — два рублей за килограмм. А у Феди — рубль любая цельная рыба.

— Скажи, завтра цены буду такие же? — вопросил ошарашенный Коля.

Странное дело, у самого денег полны карманы, а он выгоду все равноищет. Такова людская природа, ее не переделаешь.

— А ты, мил человек, кем будешь? — подозрительно осведомился Федя.

— Я дядя Коля! — гордо сообщил тот, показывая на меня пальцем.

Это меняло дело, и Федор его успокоил:

— Раз дядя — значит, будет.

Обеспечив Федю лечебным тазиком, я огляделся. Под нашими воротами, свернувшись в комочек, дрожал щенок. Подошел ближе. Серый от пыли и грязи холмик часто дышал, застывший гной залепил глаза.

— Дохнет щеня, — вынес приговор Федя. — Жрать уже не может.

Кусок рыбы валялся перед собачьим носом, однако интерес вызывал лишь у мух. Сам Федор, энергично уминая сало с чесноком после стандартного сеанса лечения, оживал на глазах.

— У меня под воротами никто не мрет, — несколько двусмысленно изрек я, подхватывая щенка.

Федя одобрительно хмыкнул вслед.

В тесноте летней кухни два повара в передниках готовились к пиру — Денис резал мясо, а Коля натирал гуся смесью соли, перца и специй.

— Птичка нескоро будет готова, — кровожадно заметил Коля. — А пока суд да дело, пожарим мяска в чугунной сковородке. Много мяса и много лука! А, ребята?

Денис согласно кивал головой.

Не обращая внимания на гастрономический диспут, я достал из буфета резиновую грушу, и с подоконника прибрал банку с остатками козьего молока. Немного, но щенку хватит.

На веранде, постелив старую рубашку на колени, я прыснул ему впасть молочную струю. Оно вытекло обратно, но вторую порцию, заворочавшись, кутенок частично заглотнул. Третья пошла как к себе домой.

— Дед, ты чего? — приглядываясь к моим действиям по упаковке пыльного тельца в старую рубашку, удивился Антон. — Собак умеешь лечить?

— Раньше не пробовал, но почему нет…

К психотерапии я приступил сразу, как только ощутил под рукой биение маленького сердца. Какой-никакой, но опыт все-таки был — кончики пальцев привычно закололо. Незримая связь, передавая энергию, установилась прочно, я даже почувствовал щенячий голод и боль. Однако говорить об этом пока рано.

— Сейчас проверим, — я улегся на тахту со свертком на груди. — Вообще-то возле моего дома ветлечебница имеется. Не скучайте, скоро вернусь. Пока-пока.

Черное одеяло без возражений перенесло нас на диван в гостиной.

Здесь ничего не изменилось — растекаясь по паркету, солнце жарило через распахнутые гардины. Опять старый склеротик забыл шторы задернуть!

Кошка, мирно спящая на столе, в панике подскочила. Растопырив усы, она вздыбила шерсть на загривке.

— Не нравится квартирант, Алиса? — усмехнулся я, удерживая на груди сверток, а другой рукой рассовывая по карманам бумажник, телефон и травматический пистолет Макарова. — Не злись, уже ухожу.

Ветлечебница сменила вывеску, теперь она носила гордое звание «ветеринарная клиника». Новшество коснулось и расценок — скорая помощь мимо очереди прилично ударила по карману. Ничего не поделаешь, зато быстро.

— Жить будет, — сообщила диагноз смутно знакомая докторица через полчаса, возвращая мой сверток и список назначений.

— Проблемы? — уточнил я.

— Глазенки промылись. Ничего страшного, конъюнктивит. Капли купите в вестибюле, там аптека и зоомагазин. Лекарства мы кольнули, а истощение лечится питанием, — она улыбнулась. — Собачку на помойке нашли?

— Ага, — не стал спорить я.

— Искупайте в теплой воде, как ребеночка, чтоб локоть терпел. Потом три раза в день глазки мыть теплым отваром ромашки. Это понятно?

— Понятно.

— Кормить кашкой на мясном бульоне. Давать немного, но часто. Явам тут все написала. Или возьмите в зоомагазине сбалансированный корм.

— Нет, лучше по старинке, — вздохнул я. — Каша да супчик как-то привычнее.

— А мне знакомо ваше лицо, — неожиданно выдала докторица. — Рыжая кошка в семье имеется?

— Ага, — растерянно пробормотал я. — Алиса зовут.

— Да, — обрадовалась она. — Вы очень похожи на своего дедушку! Зимой вызывали ветеринара на роды?

— Было дело…

— Такой приятный старичок! Передавайте привет.

Ну вот, дожились… Ни очки не помогли, ни легкая небритость, ни фингал под глазом.

Очень похож, хорошо сказано. Блин, хоть на улицу не выходи.

* * *

— Дед, твой Рекс опять нагадил! — ехидно заметил Антон.

Молча я взялся за веник с совком. Мой — значит мой.

После возвращения на родину кутенок лежал полдня. Лежал, спал и ел. Спасибо запасливому Коле, бульона и мясного фарша на кухне оказалось достаточно. А к вечеру, виляя задом, щенок уже живо мотался по двору. Радиус движения был ограниченный — он постоянно возвращаясь к раскладушке, под которой я устроил ему лежбище и миски.

Лечение наложением рук, дополненное ветеринаром и благотворным действием перехода, дало потрясающий результат. Отмытый в трех водах, щенок приобрел вид плюшевого медвежонка с черными бусинками глаз. Хотя Коля без иллюзий разглядел в нем кавказскую овчарку черно-бежевого окраса. Может быть. Но судя по скорости, с которой опустошается миска, Рекса следовало отнести к породе крокодилов.

— Десятый раз навалил за сегодня! — добавил парень.

Вмешиваться в процессы лентяй не собирался, ну и ладно. После уборки территории я подхватил щенка на руки, чтобы отнести его к песку, насыпанному в углу двора.

— Что тебе сказано, Рекс? — мне удалось увернуться от шершавого языка. — Гадить только здесь!

Предыдущие попытки уговорить кутенка успехом не увенчались, кучки во дворе, вырастая как грибы, напоминали хаотичную бомбежку. Сейчас же Рекс четко выполнил команду. Опущенный на песок, он и лужу напрудил, и нагадил знатно.

Пришлось снова брать на руки — ласку ребенок обожал, а за выполненную команду следовало наградить кормежкой.

— Дед, да что его хвалишь все время? — воскликнул Антон. — Хвалишь, да гладишь. Это же волкодав! Он должен быть злобным, чтобы охранять стадо овец от волков.

Овец на дворе не наблюдалось, как и волков, впрочем. Зато кот Лапик с первой минуты проявил недюжинную мудрость — терпимо воспринял новое домашнее животное. Возможностью отобедать из собачьей мискион тоже не пренебрегал.

Конечно, вечером предстояло объяснение с родителями, но эту проблему я взял на себя.

Тем временем музыканты подтягивались на репетицию. Анюта явилась в летнем платьице, с легкой улыбкой и блестящими глазами. Следом вошла Надежда Константиновна, не менее счастливая и эффектная. По уважительно причине Вера отсутствовала.

— Дед, что ты с ними сделал? — хмыкнул Антон. — Не доживем мы до концерта, обеих украдут.

Если подобрать правильные слова, то на репетицию прибыли две распустившиеся розы — одна зрелая, другая юная. И обе мои. Антон, конечно, догадывался, но точно не знал. Блок памяти я наглухо закрыл для чтения, рано ему еще такие подробности.

Командир комсомольского патруля Семен Трофимов мой цветник не приметил — его в самое сердце поразила ударная установка. Словно кролик перед удавом, Сеня замер у барабанов.

— Это настоящий «Амати»? — потрясенно прошептал он.

— Садись, пробуй, — Антон небрежно вручил ему палочки. — Пять минуту нас есть.

Пока Семен осторожно «пробовал» рабочие барабаны и звенел ттарелочками, Антон усадил Надежду Константиновну за синтезатор.

— Веры сегодня не будет, — сообщил парень. — Но ничего сложного нет, звук настроен под обычное пианино.

Анюте помощь не потребовалась — она деловито подключила бас-гитару к комбику и зашуршала нотами.

Задачей этой репетиции я видел элементарную сыгранность. Бас-гитары и ударной установки было вполне достаточно для гармонического фундамента под фортепиано солистки, а гитара Антона лишь создавала дополнительный фон. Надежда Козловская перепевала джазовую классику, мы подыгрывали в меру сил. И хотя ни Дюка Эллингтона, ни Луи Армстронга, ни Эллу Фитцджеральд на концертах я не планировал, это тоже надо было пройти.

И в самый разгар репетиции на пороге веранды появилась Алена. Пыхтя, она втащила футляр с виолончелью.

— Возьмите меня, а? — девчонка жалобно шмыгнула носом. — Пожалуйста! Виолончель к джазу плохо подходит, но я буду стараться! Ят рудолюбивая и послушная…

Анюта встретила это явление нерадостно. Так грозно зыркнула, что Алена в ответ метнула синюю молнию. Если бы взглядом можно былоубить, тут уже валялось бы два обугленных трупа.

— Погоди, Алена, — ласковым тоном я пресек зарождающуюся дуэль и возможную пикировку. — Не доставай инструмент.

— Да? — у нее задрожали губы. — Даже здесь тебе не нужна?

Предупреждая слезный водопад, я метнулся к старому шифоньеру, чтобы извлечь виолончель «Ямаха». Правда, сам шильдик, обозначение модели «SVC110» и другие опознавательные знаки с футуристического инструмента пришлось заранее удалить.

Неожиданный ход удался, вся группа раскрыла рты.

— Офигеть, не встать, — прошептала девчонка.

— Алена! — укоризненно протянула Надежда Константиновна. — Я понимаю, ты устала зубрить учебники. Но это зачем тебе?

— Зачем и тебе, мама, — интересно! — Алена провела смычком по струнам. — До, соль, ре, ля. Настроена точно… Мягкие струны, звук классный! Откуда такое чудо, Тоша?

Парень улыбался произведенному впечатлению, сюрприз удался:

— Обычный инструмент, ничего особенного. Электрическая виолончель из нашего оркестра. Тут все просто, зайчик, бери и играй. Запомни, твоя работа не только в ритм-секции. Это еще и импровизация.

— Ты не пожалеешь! — воскликнула она. — Вы не пожалеете!

Надежда Константиновна на это улыбнулась, а Анюта потемнела грозовой тучей.

— Мамин репертуар без нот помню, — сообщила Алена, устраиваясь на тумбочке у порога. — Ночью разбуди, сыграю. Я еще подпевать умею.

Девчонка не обманула, вписалась сразу — джазовая манера исполнения и чувство ритма оказались отработанными до автоматизма. Долгая работа в паре с мамой ощущалась сразу.

А вот с бэк-вокалом пришлось попотеть, пока бразды правления не взяла в свои руки Надежда Козловская.

— Стоп, — заявила она, отодвигая микрофон. — Антон, можешь немного убавить звук на своей гитаре? К Семену вопросов нет, так держать. Но девочки, здесь солирую я. Ведущий голос звучит первым, то есть исполняет основную мелодическую линию. У сопровождающих голосов задача сложнее.

— Да ну? — хмыкнула Анюта.

— Именно так, Аня! — в голосе Надежды Константиновны прорезалась твердость. — Роль второго голоса сложнее и ответственнее. Самое трудное, это пение аккордовых звуков, особенно в середине аккорда, сточным интонированием и попаданием на нужные ноты. Посмотри в нотную тетрадь, партия второго голоса должна петься абсолютно так, как написано. Иначе гармония звучать не будет.

Анюта послушно взглянула, а Надежда Константиновна ткнула пальцем:

— Вот эти и эти аккорды на первый взгляд тебе показались немелодичными, но результат после правильного исполнения тебе понравится. У нас не так много времени, поэтому самая большая опасность — не петь мало, а петь не то. Давайте прогоним еще раз, с самого начала…

После третьего прогона Надежда Козловская вздохнула удовлетворенно, а Антон начал возиться с магнитофоном.

— Перерыв пять минут, — объявил он. — Песню «Бэсаме Мучо» вы все слышали, ее написала в 1940 году мексиканская девчонка Консуэло Веласкес Торрес. К незатейливому тексту она придумала гениальную музыку, которую исполняют в сотнях вариациях и на разных языках.

Катушки закрутились:

   Besame, besame mucho,    Como si fuera esta noche la ultima vez.    Besame, besame mucho,    Que tengo miedo tenerte, уperderte despues.

После паузы Антон продолжил:

— Мелодия Бэсаме Мучо» даже в репертуаре «Битлз» отметилась.

Однако музыкальный материал все читают классически, в жанре болеро, ав джазовом стиле это еще никто не пробовал.

— «Бэсаме Мучо» в стиле джаз? — поразился Семен.

— Именно. И еще мы с Надеждой Константиновной предлагаем вариант песни на русском языке.

Под «минус» из магнитофона Надежда Козловская придвинула стойку микрофона:

   Целуй меня, целуй меня крепче.    Как если бы ночь эта нашей последней была.    Целуй меня, целуй меня крепче    Боюсь потерять, потерять я тебя навсегда.

— Класс! — бывший десантник Семен выразил общее мнение.

— А теперь внимание, играем вживую. Попробуем все вместе, — Антон взялся за гитару. — Лист номер пять, с первой строки. Поехали, помолясь…

В конце репетиции музыканты джаз-банды получили магнитофонные бобины и новые нотные тетради.

— Домашнее задание, — пояснил Антон. — Здесь несколько неизвестных песен. Диана Кролл, Адель и Карэн Соуза. Не распространять! И слушать никому не давать, враг не дремлет.

Бывший десантник хмыкнул:

— Это мало поможет, хорошую песню после первого же концерта слижут. И назавтра во всех кабаках станут играть.

— До первого концерта надо еще дожить, — складывая микрофон, возразил Антон. — И чтоб он состоялся, предстоит много работать. Помните, что говорил товарищ Хрущев? Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи! Все встают под бурные, продолжительные аплодисменты.

Да, с партией трудно спорить. Пока просто живешь, ничего не происходит. Хуже накатанных схем нет ничего, и если нет мечты, то врядли жизнь будет радостной. Чтобы что-то происходило, необходимо действовать.

 

Глава четырнадцатая, в которой не обнаруживается ни дня покоя

Запеченный гусь был чудо как хорош. Получился он румяным, с хрустящей золотистой корочкой, а темное мясо вдоволь пропиталось яблочным соком. Отрезая гостям по второму кусочку, я подумал о пользе совместного ужина. Ведь практика — это предметная деятельность людей, их воздействие на тот или иной объект с целью его преобразования. Как утверждали товарищи марксисты: для удовлетворения исторически сложившихся потребностей.

— Хорошая мысль, — хмыкнул Антон. — Главное здесь — не перебрать.

Спаивать родителей я запретил Коле категорически, да они и сами не рвались в бой после вчерашнего. Вяло завершив ужин, мама с папой сомнамбулами тихо удалились в свою келью, снабженную говорящими головами в телевизоре.

— Какие планы на вечер, Антон? — не забывая о коньяке, блаженно улыбающийся Уваров наслаждался чаем из самовара.

— Никаких, — признался парень. — Полистаю учебник перед сном, и на боковую.

— А у тебя, Михалыч?

— Тоже спать, — соврал я на голубом глазу.

Ночевать собирался не один, а с Анютой, но джентльмены о таком вслух не говорят. Как и о последующем визите к Надежде Козловской, где продолжалась решительная борьба с алкоголизмом. Успехи налицо, конечно, но расслабляться рановато.

— Отлично, ребята. Раз вы намерены спать, тогда Денис со мной на ночную рыбалку пойдет, — решил Коля. — Римма договорилась с соседом насчет лодки. Замечательная женщина Денису попалась, даже закуску обещала сварганить.

Никакой заслуги Дениса в этом не было, просто сработал мой хитрый план. Поживете с моё, и не такие операции сподобитесь прокручивать.

Владимир Вольфович Жириновский однажды предложил дать каждому мужчине по бутылке водки, а каждой женщине — по мужику. И это логично. Если мужчина думает, что он победил женщину, то он просто дурак. Не заметит даже, как она обыграла его два хода назад.

Но это все лирика и цитаты. Я представил себе лунную дорожку, на которой плещется рыба, россыпь звезд над головой, и вздрагивающий кончик спиннинга. От предвкушения аж спина вспотела.

— И не думай, Дед! — возмущенно прошипел Антон. — Не до рыбалки мне сейчас. Кстати, имей в виду: будут просить спиннинг — не дам!

Коля, однако, запросил иное.

— Можно я чуток окорока себе отрежу? Простите за наглость, но трудно оторваться. Какой-то нереальный, фантастический вкус.

Уварова после перехода настиг неслабый аппетит, однако окорок от деда Анюты показался настоящим кулинарным чудом не только ему. Мало сказать, что испанский хамон рядом не валялся — окорок просто таял во рту, вызывая эйфорию. Другие Анины подарки до этого стола не дожили. Паштет и буженина как-то незаметно кончились еще у меня дома, а домашнюю колбаску я припрятал в дальний угол холодильника, толькопару кружков Антону принес. Однако парень пробовать вкуснятину нестал, отложил в погреб до возвращения Веры.

— А червей вы накопали? — поинтересовался я.

— Ставить вопрос, как это делает товарищ Бережной — значит скользить по поверхности явлений, — с хитрым прищуром сообщил Коля. — У нас имеется бредень. Еще полгуся, коньяк, окорок… И зачем нам черви?

 

Глава пятнадцатая, в которой обнаруживается куча разных дел

Бэк-вокалистка Лена обитала на Большой Садовой, в старинном доходном доме.

Особняк девятнадцатого века, окруженный каштанами, прятался в глубине дворика. Недавно отреставрированное здание выглядело нарядно и импозантно.

— Ого! — восхитилась Анюта, входя в прихожую, размером с хорошую комнату. — Позволишь на хатенку глянуть?

Квартира оказалась под стать прихожей — огромной. Гостиная, две спальни и кабинет. Тут даже старорежимная лепнина на высоких потолках сохранилась. Вместе с мраморными подоконниками под ажурными окнами все это выглядело необычно и благородно, а стенные часы с гирями и кукушкой просто умиляли.

— Красиво жить не запретишь, — усмехнулся я, усаживаясь за старинный круглый стол в гостиной.

— Чистенько у тебя, — добавила Анюта. — И уютно. Паркет такойкрасивый. Дубовый?

— В прошлом году ремонт закончили. А потом мама заболела, — вздохнула девчонка. — Одна в этих хоромах кукую.

Без макияжа, в домашнем халатике, мелкая девчонка выглядела серой мышкой.

— Не страшно?

— Уже нет, теперь меня Витя везде провожает. Спасибо вам!

— Да не за что, — отмахнулся я. — А где он?

— На лавочке у подъезда.

Анюта выглянула в окно.

— Худощавый парень джинсах и серой рубашке?

— Точно, — согласилась Лена.

— С нашим дядей Ваней беседует. Значит, на чай охрану не зовешь?

— Я-то зову, только он не идет. Говорит, заходить в квартиру нельзя, инструкция, — между разговором Лена таскала с кухни чашки, ложки и коробочки с пакетным чаем «Липтон».

— Ну что, Леночка, как продвигается мой заказ? — отодвинув в сторону едва пригубленную чашку, я перешел к вопросу по существу.

Чай из пакетика, что «черный», что «зеленый», никогда мне чаем не представлялся. Особенно после настоящего советского деликатеса со слоном.

— Так готово, Антон Михалыч! — девчонка метнулась к письменном устолу, где кроме учебников хватило места синтезатору и ноутбуку спринтером.

— Ничего себе, — заметил я, перелистывая толстую пачку нотных распечаток. — Вот это скорость, пулемет отдыхает. И как ты умудрилась так быстро справиться с заданием?

Удивление мое было искренним — партитуры Лена расписала молниеносно, за один день.

— А я девочкам из консерватории по кусочку раздала, — улыбнуласьона, — Мне денег меньше, зато работа в срок.

— Хороший ход, — хмыкнул я. — О коллективной мысли как-то не подумал. У вас все студентки умеют снимать партии из фонограммы?

— Конечно, — хитро прищурилась она. — И еще мы с детства обучены юзать интернет. Там и ноты всегда найдутся, и «минус» сыщется. Кстати, Антон Михалыч, а почему джаз?

— Ну, во-первых, джаз — это круто, — я воспротивился явной иронии в девичьем голосе. — Он не нуждается в одобрении, потому что пришел навсегда. И потом, только джазом ограничивать себя мы не собираемся. За исключением репа — эту отрыжку ужаса пусть переживают другие. Впланах у нас лаунж, баллады и блюз. Впрочем, это все производные джаза.

— А где можно вас послушать?

— О концертах пока рано говорить, — я потряс пачкой распечаток. — Сначала придется поработать над репертуаром. А что ты знаешь об этом стиле?

Прикрыв глаза, Лена нахмурила лобик, чтобы отбарабанить:

— Современный джаз соединяет в себе традиции блюза, церковные песнопения негров и европейскую народную музыку.

— Отличница, — уважительно произнес я. — Однако от этой музыки восторга мало?

— Мало, Антон Михалыч, — вздохнула девчонка. — Джаз — это музыка толстых. А мне рок подавай.

Музыкальный диспут прервал дверной звонок, живо напомнивший мне ненавистный будильник. Судя по дребезжащему звуку, этот трезвон был ровесником здания. Лена вышла в прихожую, там забубнили голоса. Градус беседы нарастал, а потом девчонка испуганно взвизгнула. Анюта без раздумий ринулась туда с низкого старта. Вздохнув, я полез в пакет за травматическим пистолетом. Блин, ну что за жизнь? С этими девицами ни дня покоя.

На короткие дистанции передвигался я уже без палочки, а вот нагружать ногу беготней было нежелательно — береженого бог бережет.

Выдвинулся с «Осой» в одной руке, и с трофейным «Макаровым» в другой, хотя стрелять по-македонски еще не пробовал. Пока добирался, выяснилось, что спасать уже здесь некого. Лена тихо рыдала на тумбочке, а на полу прихожей валялись два тела, над которыми в боевой стойке застыла Анюта. Она хмурилась и дула на кулак. Хм… Резкая мне досталась девушка, однако. Эта коня на скаку точно остановит, раз двух быков уложила.

В последнее время везет на боевых подруг. Антону досталась Вера Радина, маленький черт в тихом омуте, а мне вот это рыжий гренадер высотой два метра.

Через распахнутую входную дверь, как на перевернутом вертикальном экране, наблюдалось избиение третьего тела — худощавый парень среднего роста молотил по корпусу двухметрового громилы в куртке. Громила, зажатый в угол, пребывал в состоянии явной грогги. Он готов был упасть, однако под градом ударов всего лишь неторопливо сползал по стеночке.

— Хватит уже, Витя, — сварливо заметил таксист Иван, поднимаясь по лестнице. — Тащи его в квартиру, покамест соседи не набежали. Нам здесь зрители и полиция не нужны. А ты, Аня, чего хмуришься? Хулиганы обидели?

— Такую обидишь, ага, — пропыхтел Витя, затаскивая тело громилы в прихожую. — Пока я бугая уговаривал, она двоих уложила.

Парень принялся усаживать пленников вдоль стеночки в прихожей, а Иван достал из кармана пластиковые стяжки. Такое устройство применяется повсеместно вместо наручников.

— Получишь на орехи, Виктор, — пробурчал он, раскладывая нож-мультитул. — Дожились, блин, подопечные за него работают!

— Будете козликам бубенцы откусывать, дядя Ваня? — глядя на вскрытые пассатижи, жизнерадостно поинтересовалась Анюта. — Может, помочь?

— Ну зачем же так сразу, Аня, — укоризненно заметил таксист Иван. — У них еще уши есть. Но вообще-то не женское это дело. Бери-ка ты Лену, иведи ее отсюда — на девчонке лица нет. Водички налей, не знаю, валерьянки накапай. И ты, Михалыч, тоже извини. Подводники в такихслучаях бают: «Все вниз! Срочное погружение». Мы уж тут сами, по-свойски с братками побеседуем.

Физкультурная внешность и вялый интеллект на челе визитеров ясно отражали социальный статус. Однако взятых пленных пришлосьотпустить.

История оказалась проста до банальности — пацаны в самом деле пришли посмотреть квартирку в центре. Ну и слегка распустили руки. Однако за это сразу получили свое, с горкой.

— Под кем ходите? — строго поинтересовался глухонемой таксист, возвращая бумажники, пистолеты и прочий хабар.

— Под Хмурым, — пробурчал громила в куртке. — И ты обзовись.

— Вот, — Иван протянул визитку. — ЧОП «Стена». Иванов моя фамилия. Хмурый вспомнит, пересекались как-то.

Всю беседу Витя простоял с рукой в кармане, молча. Лишь в конце, закрывая за гостями дверь, буркнул:

— Не приходите больше, не надо.

Громила дернулся, но не обернулся.

— Недавно объявление разместила о продаже квартиры, — по щекам Лены текли ручьи. — Денег нет, долги растут, работа одни слезы. А кушать хочется, и памятник маме не за что поставить… Адрес указала правильный и телефон. Слава богу, только домашний. Дура. Что тут началось! И звонят и ходят, и звонят и ходят… Я объявление потом сняла, но это не помогло. Продолжают наседать вот такие «риэлторы» — сплошные темные личности. И реальную цену давать никто даже не думает.

Всей компанией мы сидели за круглым столом. Витя сбегал на угол Крепостного за пиццей и пивом, заодно пустой холодильник наполнил. Анюта хозяйничала, поскольку от Лены толку было мало. Пиццу мы с Нюсей, едва попробовав, кушать не стали. Еда из той же оперы, что и пакетный чай — обман в красивой упаковке. А Лена угощенье уплетала за обе щеки, оголодала девчонка. Видимо, только по ночам и питается в своем караоке-клубе. Пришлось ее отвлечь.

— Значит, денег нет? Ремонт закончила, конечно, в долг. А сколько в пассиве у бедной студентки? Бери ручку, отчет пиши.

— Все учтено! Для этого файлик в экселе, — вскочила Лена.

Зажужжал принтер, и лист бумаги лег в мои руки.

— Ничего себе, — Анюта заглянула через плечо. — Тут и в долларах строка… А это что за значок?

— Евро, — буркнул я. — Где еще торчим, Лена? Побрякушки, картины, посуду в ломбард снесла?

— Как вы догадались?! — ахнула она.

— Бедненько у тебя, — резюмировал я очевидную картину.

От былой роскоши остались слоники на буфете, кружевные салфетки, да рюшечки с воланчиками.

— Чистенько, но бедненько, к бабушке не ходи. Ладно, сделанного не вернешь, но ломбард посетить надо, — я перевел взгляд с таксиста Ивана на драчуна Витю. — Может, что и вырвете обратно. У Анюты есть карточка от Николая Сергеича, сколько выйдет оплатит.

— Понял, — кивнул Иван.

— А отдавать когда? — у Лены снова затряслись губы.

— Квартиру продашь, тогда и отдашь, — вздохнул я. — И хватит об этом. Мне надо отъехать. Анюту после караоке пустишь переночевать?

— Да тут места полно, пусть живет сколько надо! — воскликнула Лена.

— Сколько надо — не надо, — вздохнул я. — Да, Нюся? Пропажам и волновать маму нельзя.

Анюта ворвалась в мою жизнь так стремительно и неожиданно, что сам диву давался. В прошлой жизни я привык планировать ходы самостоятельно, изредка прислушиваясь к чужому мнению — только затем, чтобы сделать по-своему. Однако свежий ветер перемен не раздражал, наоборот, внутри тайфуна по имени Анна обнаружился напор позитива, в положительных эмоциях можно было купаться. Конечно, присутствовал юношеский максимализм и категоричность суждений девчонки. А чем старческое брюзжание лучше? Удивительно, но в нашем общем хаосе наблюдалась некая гармония.

Однако сейчас меня ждала куча дел. И никому, кроме старого пенсионера, их не переделать.

***

Рыбаки притащили цельную тележку рыбы — три мешка. Вернее, добычу таскал Денис, а хорошо поддатый Коля рулил процессами.

— Ну и зачем столько? — возмутился Антон. — Рыбалка — это когда на один крючок. Неспортивно!

— Нормально, — неразборчиво возразил Коля. — У вас семья, у Дениса тоже. А у меня взвод охраны на даче!

— Куркуль ты недорезанный, — буркнул я. — Таким только волю дай, так всю реку вычерпают! Давай собирайся.

— А на посошок? — икнул Коля.

— Хватит на сегодня, — возмутился я, и Антон меня молча поддержал. — Пошли уже, пора туристу домой.

Задерживаться в этом мире мне не с руки — там же Анюта осталась. Но распространяться об этом я не стал. Отнес сначала мешок Колинойрыбы, следом баул с диетическими продуктами, а потом и его самого. Если так дальше пойдет, превращусь в натурального грузчика, курсирующего счерным одеялом между двух миров. Ни минуты покоя, а ведь еще надо показаться в ветлечебнице со щенком, внуков проведать и Нину навестить… Куча дел.

— Пользуясь случаем, хотел бы передать привет Вере, — улыбнулся мне вслед Антон.

На собственной даче кипел субботник. Как и в прошлые годы, соседка Рита с дочками и племянницами собирали черешню, заодно не давая погибнуть прочему урожаю. Тазики с ведрами были расставлены по всему саду.

Вручив мне ребенка, Маруся подозрительно прищурилась:

— Дед, мне кажется, или ты шифруешься?

— С чего это? — неискренне удивился я.

— Чистый шпион в дурацкой шляпе! — она легко раскрыла маскировку. — Как там у Высоцкого? «Вечно в кожаных перчатках, чтоб не делать отпечатков, шел по улице советской не советский человек».

С садовой лестницы слезла Рита, чтобы добить меня окончательно:

— Антон Михалыч, замечательно выглядишь! Но зачем ты нацепил эти древние очки? И щетина трехдневная тебе не идет. А шляпа в самом деле смешная. Постричь, побрить — будешь чистый красавчик, — чмокнув небритую щеку, она с новым ведром полезла на дерево.

Опять Штирлиц спалился… Пришлось уводить Марусю прочь от скользкой темы.

— Я смотрю, у Антона сопельки прошли. По ночам перестал плакать? — я уселся в шезлонг. Правнук немедленно принялся топтаться по груди, вырывая последнюю шерсть.

Каждый раз, обнимая ребенка, я уговаривал его не болеть. Хватит сопливить и хныкать, говорил я мысленно. Зря, что ли, правильным питанием холодильник забиваю? Сам он заниматься аутотренингом не мог, по причине малолетства, всю работу приходилось брать на себя. А что? Глаза боятся, руки делают.

— Здесь не сад, а санаторий, — воскликнула Маруся. — И воздух, видимо, целебный. Ребенка как подменили! Так что нас отсюда палкой не выгонишь.

 

Глава шестнадцатая, в которой анализируется ситуация

В больничной палате Коля хлопотал над Ниной, орудуя прежними бутылочками с трубочками.

— Всем привет, — я выставил на стол фруктовый пакет из собственного сада. — А где Вера? Я же звонил!

— Дед, привет! — она высунула носик из душа. — Я уже собралась, но дайте мне пять сек.

Ага, знаем мы эти женские штучки. Десять минут — это на последний штрих, а у нее еще голова мокрая. Минимум полчаса, тем более, набор косметики «Ив Роше» ей сам и презентовал. Представляю, какое воздействие на Антона произведет это неведомое ему оружие.

— Так-так, — цапнув яблоко, обрадовался Коля. — На ловца и зверь бежит.

После перехода туда и обратно, невзирая на пьянство, изменения нас тарческом лице были видны невооруженным взглядом. Словно человек, глотнувший свежего воздуха, Коля блестел глазами. И еще он легко двигался и наклонялся без скрипа в радикулите.

— Не только мне молодеть, — подумал я, целуя руку Нины.

— Антон… — отозвалась она. — Меня эскулапы всю иголками искололи. Когда закончится эта каторга?

Ну что тут поделаешь… И прикасаться к ней Коля запретил.

— Присядь, — он перебрался к столу. — Давай подобьем бабки.

Этого чертового аналитика уже не изменить. Ему только того и надо, что планировать да подбивать бабки.

— Что на этот раз? — вздохнул я.

— А вот с самого начала и пойдем, — нацепив очки, Коля раскрыл папочку. — Уточним кое-что. Изменения в том мире начались сразу?

— Даже несколько раньше, — задумался я. — Я же тебе уже рассказывал: после выпускного вечера возле Антона появились новые девочки, Вера и Анюта. А в моей жизни на этом месте была Алена.

— Так-так, — донеслось из бинтов белой мумии. — Значит, вы на пару сАнтоном еще и Аньку Швец чпокаете?

— Почему «еще»? — вырвалось у меня.

Коля закашлялся вдруг, но тут же проехал опасную кочку

— Эффект омоложения почувствовал сразу?

Как же этот Коля надоел со своим анализом! Сразу я почувствовал молодое тело Антона. Но важно не это, в меня впитался его дух — то, что шутливо и точно именуется «молодецким задором». Однако вслух сказалиное:

— Постоянно молодею, не знаю, что и делать. Бриться бросил, очки древние нашел… Может, седой парик приклеить?

— Да это неважно, — отмахнулся Коля. — У тебя такой вид, как бывает у кота после сытного обеда.

— Борщ на косточке был вкусный, — согласился я. — Но по существу наиболее ярко молодеет Вера Радина. Она посвежела, расцвела, но молочные железы… хм… пропали.

— Как пропали? — охнула Нина. — Их и так было с гулькин нос… Бедная моя девочка, это же ее больное место!

Я пожал плечами:

— Дело молодое. Мясо нарастет — на днях начнем качаться по системе «в здоровом теле здоровые сиськи».

— Есть какая система?! — поразился Коля.

— Гугл вам в помощь. Тема конкретная. Вера ее перешерстила, проштудировала. По ходу справится. Тем более, колено и локоть практически зажили. У меня, кстати, тоже все наладилось. Еще у Веры были проблемы по женской части, но тут не поймешь: или врачи вылечили, или переходы во времени помогли.

— Какие еще проблемы? — в голосе Нины веял холод. — У нас соседка гинеколог, ничего такого не говорила.

— Гоните ее в шею, — отрезал я. — Что это за врач, который воспаление придатков не заметил?

— Так, идем дальше, — прерывая перепалку, влез Коля. — Что скажешь о солистке твоей банды, Надежде Козловской?

— Прогресс налицо, ты же видел ее на утренней зарядке. Но об успехе пока говорить рано, — деталей я старался избегать. Лишняя информация вредит.

— А что с Аней?

— Всего лишь похорошела, — я пожал плечами. — А здоровье у нее и так было отменное.

Своих женщин обсуждать не собирался, поэтому о бурной энергетике девчонки с повышенным либидо распространяться не стал.

Тем временем Коля пошел дальше:

— Мой сотрудник Денис с виду не помолодел, однако явно подлечился. К тому же мужику так понравилось козье молочко, что решил эмигрировать в прошлое. А что там старшина милиции?

— Про старшину не скажу, — хмыкнул я. — Вот Нина поднимется, свожу ее домой… Она-то его хорошо знает, увидит разницу. Кстати, Коля, а когда Нину можно будет прокатить туда-сюда?

— Постоянно закидываю доктору эту удочку, — вздохнул Коля. — Взрыхляю почву насчет перевозки в другую больницу три раза в день.

— И что?

— В ближайшее время транспортировка крайне нежелательна. Я маякну — как только, так сразу. Теперь о Нине. После перехода в ЦК КПСС она посвежела и похорошела. Это сразу в глаза бросилось.

— Грудь тоже меньше стала, — стеснительно пробормотала Нина. — Вместо четвертого размера — третий. Мне нравилось, пока Игорек там сплошной синяк не сделал. Гадюка, чтоб он в гробу перевернулся.

— Ничего не упустил? — Коля поднял глаза. — Резюмирую: сплошной позитив, массовое оздоровление, и никаких побочных эффектов. В народной медицине есть такое растение, называется женьшень. Это признанное тонизирующее, общеукрепляющее и стимулирующее средство. Применяется против астмы, боли в суставах и рака печени. Говорят, женьшень снижает усталость и стимулирует половые функции. И вообще, раны заживляет, молодость возвращает.

Я усмехнулся — Коля упустил кутенка. Но здесь мне самому следовало разобраться в незримой связи, возникшей между нами. Собачьи чувства передавались ясно, особенно щенячий восторг и голод. Да и ребенок меня понимал, когда транслировались простые команды. По крайней мере, мысленный призыв покушать исполнялся немедленно — мохнатый колобок летел к миске со всех ног. А если его брали на колени, чтобы покормить с рук, кутенок млел от счастья, осознаваемого четко.

— Описание народного средства мне живо кого-то напоминает, — хмыкнула Нина.

— Ага, будем охрану нашего женьшеня усиливать, — согласно кивнул Коля. — Лично я человеком себя почувствовал сразу после перехода. А ведь еще не вечер, а, Михалыч?

— У меня есть личная жизнь, Коля. И потом, твоя охрана — сплошные головорезы, — возразил я. — От дураков и хулиганов они оградят. А от пристального внимания?

— Извини, но других вариантов нет, — вздохнул он. — Нанимать профессионалов не с руки, это наглядно. Качественная охрана, обладающая обширными умениями, работает в приличном диапазоне. Они умеют все, от обеспечения комфортной обстановки для труда и отдыха охраняемого лица, до решения всех связанных с этим различных проблем. Задачей особой сложности является организация передвижения. Две-три машины, постоянные переговоры, передний дозор, прикрытие сзади… Это целая наука. И люди. Улыбчивые, вежливые, непреклонные парни. И их должно быть много. У конторы сразу возникнет вопрос, кто это такой крутой здесь бродит.

— А так, значит, не возникнет? — ехидства мне было не занимать.

— Никак нет, Антон, — доложил он. — Я тебя, на работу к нам, в инвестиционную компанию оформил.

Ну ни фига себе! Расту у себя на глазах — не было ни гроша, да вдруг алтын. Я и лекарь, и пекарь, а теперь еще и сотрудник серьезной фирмы. Осталось расчетный листок изучить.

— Интересно, кем? — уточнил я.

— Сотрудником технического отдела. Чем ты там занимаешься, никому не ведомо, а собственная охрана от фирмы — обычное дело. Да, из сервисного центра тебе лучше уволиться. Или все-таки собираешься в свободное время мясорубки чинить?

 

Глава семнадцатая, в которой интуиция побеждает зло

Дома на кухне я намешал творога со сметаной, щедро посыпал малиной, и напоследок залил десерт майским медом. В моем возрасте такая диета полезна для профилактики атеросклероза.

Забыл, как это сочетается с армянским коньяком, но я рискнул и не пожалел. Медицина рекомендует использовать коньяк при простуде и от кашля, а также для предотвращения ишемической болезни. Правда, простуду я не ощущал, более того, чувствовал себя прекрасно. Однако зачем доводить дело до болезни и чего-то ждать, когда профилактика устраняет причину?

Возле холодильника застыла кошка. Она сидела над своим блюдцем, осоловелыми глазами гипнотизируя горку добавки. Отойти ей не позволяло чувство долга, зовущего доесть эту вкуснятину. Мне ее настойчивость была хорошо известна — пока не закончит дело, не уйдет.

Запив диетический полдник стаканом козьего молока, я залез в душевую кабинку.

Ополоснулся, и собирался было уже выходить, когда явилась Анюта. Точнее, она ворвалась стремительным ураганом, сопровождающимся криком, грохотом, смехом и помрачением разума. Усталость как рукой сняло, а память с мозгами отшибло напрочь.

Очнулся только в спальне, в собственной постели.

— Антон Михалыч, спите? — прошептала девчонка.

— Уже нет, — я открыл глаза.

За окном темнела ночь. Вот это да! Время летит громадными скачками. Впрочем, сейчас это неважно.

— Млею, когда вы рядом, — Анюта подняла голову с моей груди, серые глаза блеснули. — А когда гладите спинку, то таю. Такое счастье привалило, спасибо тебе, господи…

Девчонка была чиста помыслами и прозрачна, аки стекло. Ей хотелось любить и быть любимой, а в завершение сказочного романа выйти замуж. Осуждать подобное грех, поскольку понятные желания вытекают из простых женских инстинктов.

Я ждал продолжения разговора в предсвадебном ключе, однако Анюта меня удивила.

— Скажите, Антон Михалыч, а что будет с нами дальше?

— Интересный вопрос, — хмыкнул я. — У Антона точно поменялась жизнь с моим переселением в тот мир, но лично у тебя пертурбаций должно быть немного.

— Думаете, это не большие перемены? — она обвела рукой спальню, а в завершение обзора ткнула мне крепким пальчиком в живот.

Пресс тут же отработал, обозначив железные кубики. Собственной заслуги во вновь обретенных мышцах было мало, просто ежедневные тренировки Антона позволяли мне теперь гордиться еще и крепкими бицепсами. Перехватив девичью руку, я поцеловал запястье:

— Знаю одно, ты умница. Поступишь в музпед, успешно его закончишь. Потом станешь зарабатывать свой кусок хлеба в симфоническом оркестре.

— Ну, это понятно, — заворочалась она. — А потом?

— А потом на пенсию, внуков нянчить.

Анюта опешила.

— Господи… Сорок лет одно и то же? Выходит, в оркестровой яме просижу всю жизнь?!

— Ну да, поскрипишь немного со скрипкой в руках, где-то в третье ряду, — я вещал уверенно. Таким голосом из телевизора вангуют прогноз погоды. — Там ты найдешь свою половинку, наплодишь кучу детей, потом внуков заделаете.

— Завидная биография… — расстроенная Аня поджала губы. — Врагу не пожелаешь. А сейчас я хоть жива?

— Жива. Хотелось, чтобы была еще и здорова, но того не ведаю. Вот насчет внуков точно знаю — нянчишь их где-то под Киевом.

— Старенькая, горбатая и седая?

— Наверно. По логике вещей, так.

— Не хочу так! — взвилась девчонка. — Я бас-гитаристка, в конце концов! И вообще, меня вчера на подиум звали! Сказали даже, готовая модель.

— Вот как? — иголка ревности царапнула висок. — Это в караоке-клубе, или когда?

Анюта лукаво улыбнулась.

— В клубе. По вашему заданию работала исключительно Виктора Цоя и Адриано Челентано. В точку попали, Антон Михалыч! Мне активно хлопали и подходили знакомиться. Визиток полный карман насобирала!

Поручив ее заботам Лены, я думал быстрее адаптировать девчонку к современным реалиям, и заодно приучить Аню к публике. Это важно, актриса должна чувствовать себя раскованно, уверенно передвигаясь по сцене. Талант заразить толпу и передать энергетику в зал у нее есть, оставалось только работать.

— Антон Михалыч, чего молчите? — Анюта тихомолком переложила мою руку на себя.

Вот хитрюга рыжая! Александр Македонский, столкнувшись с подобной проблемой, взял и разрубил узел.

А я просто навалился сверху.

— Ой, мамочки, ой! — запричитала она.

Отвечать на девичьи призывы надо обязательно, иначе преступление выходит. А вот жениться, извините, не обещал. И не буду. Может, кто и забыл, но я помню, что уже женат. И дети имеются, и внуки. Супруги, правда, рядом нет, однако определенные обязательства перед семьей сохраняются.

Конечно, хотелось бы жить долго и счастливо, и умереть с любимой в один день. Но здесь вылезает некая закавыка: любимая женщина у меня не только эта. И потом, свою жизнь я уже прожил, в конце которой меня два раза убили. Как планировать завтрашний день, когда сегодняшний в полном тумане? Не о женитьбе впору задуматься, а о небесных садах — где нет болезней, печали и воздыхания, а пребывание длится бесконечно.

Под утро я проснулся. Моментально пробудился, как по сигналу. Прислушался: полная тишина, только Анюта, в унисон сплит-системе, тихо сопит рядом. Повернул голову и увидел желтые глаза Лапика. Встав назадние лапы, кот гипнотизировал меня неподвижным взглядом.

Господи, он-то откуда здесь взялся?

Недоуменная мысль мелькнула и ушла. Разбираться некогда, раз кот пришел — значит что-то случилось. Когда гордый и неприступный вожак стаи просит, надо выдвигаться. Протянул руку, и Лапик ее лизнул. А потом он муркнул, запрыгивая на постель.

Переложив кота на грудь, я вызвал черное одеяло.

В ночной атмосфере витал аромат цветов и яблок. Смешиваясь с запахом Веры, знакомый коктейль бодрящим наркотиком обстоятельно дурманил голову. Будучи давним, первым ярким ощущением после смерти, сочный аромат и сейчас не утратил остроты. Сладкое благовоние будоражило, с каждой очередной встречей заново туманя разум. А Верин запах, подобно глотку свежего воздуха, подавлял унылость, призыва я верить в светлое будущее. В любом случае, будущее Антона теперь накрепко связалось с девчонкой, жарко дышащей ему в шею.

Этой ночью мой парень изволил почивать на веранде. Спал он в привычной позе — на спине и под девчонкой, что уже не удивляло. Одну руку Антон, как обычно, закинул за голову, другая покоилась на девичьей ягодице. Не удержавшись, я пошевелил пальцами. Господи, ну как простое тактильное ощущение может доставлять такой кайф? Надо этот кусочек воспоминаний заблокировать наглухо, а то Антон потом заревнует.

Спящая на плече девчонка казалась пушинкой, хотя недавно утверждала, что поправилась. Но все познается в сравнении. Анюта, к примеру, будет серьезно весомей. Конечно, сорок второй размер ноги итридцать четвертый детский сравнивать смешно. Прелесть в том, что каждая нога хороша по-своему. Здесь радость не в весе, дело в качестве.

Уткнувшись в шею Антона, Вера дрыхла беспробудным сном. Картина привычная, и собственную маму бояться нечего, она далеко в больнице. А если наша мама увидит? Впрочем, у домашних по ночам бродить привычки нет. Ничего особенного, странным показалось лишь то, что Антон не проснулся.

Осторожно отстранив девчонку, я прислушался. Предрассветная тишина была пронзительной, лишь где-то вдали тявкали собаки, да награни слышимости гремела сцепками сортировочная станция. Чудесное здесь все-таки место, словно сказочная полянка у родника с целебной водой.

Эти мысли промелькнули за одно мгновение. Тем временем Лапик мягко спрыгнул на пол. Выгнув спину, он еле слышно заворчал утробно, глядя в глубину комнаты. Темно-серое пятно, качнувшись, смазалось в черноте. Предчувствие опасности резануло сердце холодом, и я включил торможение мира.

Чернь ночи моментально посветлела, россыпь звезд за окнами резанула глаз. Оконные занавески, трепетно волнуемые сквозняком, замерли в полете. Мотыльки на стекле застыли, а ровное дыхание Веры смазалось до монотонного тихого гула. Прорезались детали — словно в прицеле ночного видения, из посеревшей тьмы соткалась пепельная фигура с высоко поднятой ногой, остолбеневшая на ходу.

Из-под тахты выкатился мохнатый колобок. Обнюхав ногу незваного гостя, щенок удивленно обернулся к Лапику. А сибирский котяра неспешно, боком, надвигался на темную фигуру, угрожающе выгнув спину и беспрестанно шипя боевую песню.

Сразу вспомнилось, как Лапа исполняет охранные функции — лучше любого цербера. Признав несомненное превосходство, местные кошаки давно отучились меряться силами на его территории. И если и завывали иногда, то где-то вдалеке. Впрочем, к кошечкам он относился благосклонно, как и положено кобелю мартовскому. Соседских кур, случайно забредших во двор, он просто душил в порядке наказания, ибо «оставь мне мою добычу, принадлежащую мне по праву». А чужих собачек с огорода изгонял играючи — после молниеносного броска летели они прочь со свистом и визгом.

Полный собственного достоинства, Лапик позволял гладить себя только маме, да и то по большим праздникам. И сейчас вожак стаи собирался атаковать явного врага, тут к бабке не ходи. Но как же так, я же заморозил время! Не слышны в саду даже шорохи, и Вера вон замерла неподвижной куклой. Хоть и не до утра, но все замерло, а Рексу с Лапиком тормоза нипочем?

Однако удивляться некогда, пора действовать.

— Лапа, спокойно. Погоди нападать, — я поднялся с постели. — Рекс, место!

Щенок послушно умотал под тахту, а кот, наоборот, двинулся следом за мной. Сибирская порода такая — они сами себе на уме. И понимают гораздо больше, чем это кажется на первый взгляд.

В прошлой жизни я бы вызвал полицию, в настоящей — позвонил бы собственной охране. Но телефон остался там, так что воров придется вязать самостоятельно.

В полной тишине внезапно звякнула эсэмеска. Тихие мелодичные колокольчики показались мне резкими и требовательными. Машинально достав аппарат, я уставился в текст сообщения: «Антон Михалыч, баланс телефона близок к нулю? Сбербанк предлагает вам автоматически пополнять телефон с вашей карты». Так, здесь болтается еще одно непрочитанное: «Вам одобрен кредит на выгодных условиях». Блин, как же они надоели со своим ненавязчивым сервисом! Последний кредит еще не закрыл, а они предлагают новый. Кстати, надо найти время и рассчитаться досрочно, хватит жить в долг.

Стоп, что за глупые мысли в голову лезут, откуда здесь телефон? Уходя, я не брал ничего с собой, кроме кота! Тем более что это Антоновы шорты, а мой телефон точно в спальне, на тумбочке валяется. Неужели само собой? Как сон в руку — только подумал, и на тебе. Чудо чудное! А можно продолжить аттракцион неслыханной щедрости богов? Раз пошла такая пьянка, неплохо было бы и пистолетиком разжиться. Хотя бы достопамятной «Осой».

Я представил себе четырехствольного уродца, и тут же шорты провисли от тяжести в правом кармане. Однако! Заботливому и сон не в сон… Иначе говоря — дурак думкою богатеет. Овеществленные мысли своей послушностью начали доставать и, налюбовавшись ими вдоволь, прибыток я рассовал по карманам.

Но сначала звякнул Коле Уварову, чтобы доложить обстановку.

— Откуда у тебя там связь?! — в сонном голосе Коли превалировало возмущение. — Грубое нарушение режима секретности, товарищ Бережной! Что еще?

— Еще «Оса»…

— Совсем охренел, — охнул Коля. — Не умру я своей смертью. Так, больше ничего не делай, зови Дениса. Пусть занимается своей работой, пока не слышны в саду даже шорохи, и все замерло до утра. Понял? Отбой связи.

Темная фигура оказалась щуплым подростком в спортивном костюме и вязаной шапочке, надвинутой по самые глаза. Горловины двух серых мешков из толстой рогожи он крепко прижимал к груди. Стоял вор неподвижно, с нелепо поднятой ногой, однако котяра не утратил агрессивных устремлений — все-таки бросился на вражескую ногу, вонзившись в нее зубами и активно молотя задними ногами.

— Лапик, хватит уже, — укоризненно сказал я.

Посчитав отважную атаку удачной, кот отскочил в сторону, всем видом демонстрируя боевой настрой.

— Хороший котик, — похвалил я героя. — Считай, точно мышку поймал. Непременно получишь колбаски.

И принялся разжимать пальцы домушника, чтобы достать из куля покраденное — свой «Фендер Страт». Во втором мешке обнаружился Колин подарок, «Гибсон SG». Однако знатно поживился воришка, выбрал самое лучшее. В Советском Союзе похвастать «Фендером» могли редкие люди — не любят наши моряки гитары на продажу возить, со шмотками мороки меньше выходит.

На таких инструментах сейчас играют Ричи Блэкмор в легендарной группе «Дип Пёпл», Джимми Хендрикс, гениальный индейский потомок внеземных богов, и Дэвид Гилмор, восходящая звезда «Пинк Флойд», светило космической величины.

Эрик Клэптон, трижды включённый в зал славы рок-н-ролла, считал «Фендер Страт» лучшей гитарой, на которой когда-либо играл, а Джимми Хендрикс в порыве безумной страсти даже поджег свой «Фендер» на сцене.

По мне, так это не гитара, а нечто особенное, круче самолета, моя тайная мечта всей жизни. Соло с бендами и вибрато я готов играть часами, не уставая от водопада звуков — мало какой инструмент дает такой чистый теплый звук с глубоким сустейном.

— И этой радости меня хотели лишить? — думал я, обматывая конечности вора лейкопластырем. — А уж горе Антона даже представить трудно. Нет, другую гитару, в принципе, мне купить несложно, но тенденция нездоровая. Когда на ходу подметки режут, лавочку надо прикрывать. Интересно, какая скотина сдала? Кроме мамы и моих музыкантов, новых инструментов никто не видел. Однако родную мать подозревать в предательстве нелепо. Тогда кто из музыкантов оказался крысой?

Уложив щуплое тело на травку под яблоней, я направился к дому Риммы. Жалко будить Дениса, но любое дело лучше делает специалист. А кому, как не бывшему спецназовцу, должно владеть полевыми методами допроса…

 

Глава восемнадцатая, в которой происходит допрос пленника

Крепко связанного домушника мы пристроили на садовую скамейку. Он мычал протестующе, но как-то вяло. Сами, раздвинув на столе учебники, расположились напротив.

— Сейчас я дерну лейкопластырь, — Денис вещал тихим баритоном зловещей тональности. — Крепко тебе рот залепили… Будешь кричать?

Пленный вор замотал головой.

— Нет, кричать можно, — успокоил его Денис. — Но тогда прибежит милиция. Хочешь в кутузку?

Пленник помотал головой еще более энергично.

В судебном процессе я не участвовал — усадив Лапу рядом, угощал друга завтраком космонавта. А что? Герой дня, удачный полет, награду заслужил. Сегодня в меню для избранных значилась кетовая икра, а на второе — докторская колбаса, порезанная мелкими квадратиками. Икоркукот вкушал с удовольствием, но без восторга. А вот колбасное лакомство глотал, практически не жуя. Он щурился, урчал, и едва не терял сознание от блаженства. А еще на столе дожидался десерт в виде перепелиного яйца, о честной передаче которого я заранее кота предупредил, и даже дал понюхать.

— Имя? — надорвав, наконец, пластырь, Денис начал допрос с банального, но обязательного вопроса.

Психологи утверждают, что плотный контакт начинается с простых тем. И чем быстрее пойдет диалог, тем раньше клиент расколется.

Я же с первых мгновений допроса начал ментально давить на вора. И если Надежду Константиновну призывал бороться за себя, отговаривал от алкоголя мягко и нежно, то здесь проталкивал другой мысленный посыл: «Сопротивление бессмысленно. Чистосердечное признание облегчает вину». Давил грубо и жестко, аж вспотел. Но результат дал себя знать сразу же.

— Имя?

— Птичка, — сообщил домушник тонким, с хрипотцой, голосом.

Удивленно хмыкнув, Денис сдернул с него шапочку — каштановая грива волос расплескалась по плечи.

— Птичка-невеличка… — ошарашено пробормотал он, мимоходом зачерпнув из кошачьего блюдца добрую горку икры. — Надо же, девка!

Волосатую руку Лапик проводил недобрым взглядом, загривок напрягся.

— Еще раз так сделаешь, получишь глубокую царапину до кости, — поостерег я нахала. — Иногда кот атакует без предупреждения.

Облизнув палец, Денис ухмыльнулся. Однако следующий вопрос задал прежним строгим тоном:

— Желательно говорить четко, ясно, по-русски. Видишь, котик нервничает? Имя, фамилия, год рождения.

— Сара Супрун, 20 лет, — вытаращив глаза, воровка поежилась. — Ростов-на-Дону, улица Королева, дом шесть, квартира девять.

Процесс пошел, скрадчица явно стремилась к сотрудничеству.

Я присмотрелся: меткое прозвище. Круглые глазки на остреньком личике вкупе с горбатым носом и крохотным подбородком несли в себе нечто птичье.

 

Глава девятнадцатая, в которой наступает утро

— Сначала хотел тебя сразу удавить, — Денис неторопливо черкал карандашом в Антоновой тетрадке. — А теперь у нас имеется новый вариант: вдумчиво вдуть тебе по самое не могу, и уже затем скинуть в выгребную яму.

Лично у меня сомнений в справедливости подобного наказания не возникло. Ибо нефиг — каждому воздастся по делам его. Прочитав в глазах Антона эту простую мысль, воровка протестующе замотала головой:

— По самое не могу не надо!

— Чего так? — хмыкнул Денис.

— Беременная я…

Наступила немая пауза, у Дениса вытянулось лицо. Впрочем, у менявид наверняка не лучше стал. Шмыгнув носом, девчонка продолжила:

— Вышибать будете, по животу не бейте. Сама все расскажу.

Денис ошеломленно кивнул:

— Тогда поведай, где подельники таятся.

— Водички дадите?

Я метнулся на кухню, Денис вошел следом.

— Стакан протри хорошенько, неси на подносе. Пальчики снимем, потом пробью. Это квас? Мне тоже налей.

Под крыльцо кухни подкатился Рекс. Заходить сюда, где замечательно пахнет едой, ему было запрещено, однако вопросительно тявкнуть он имел право. Что ж, немного мясного фарша щенку неповредит.

У собачьей миски под раскладушкой уже ждал Лапик. И здесь возражать бессмысленно — по законам стаи, первую пробу снимает вожак. Непонятливым он и по морде может заехать, что уже бывало.

— Лапик, иди сюда, яичко разобью, — напомнил я о десерте, и котмоментально запрыгнул на скамейку. — Рекс, можно кушать.

Радость, полыхнувшую в щенке, я ощутил ясно. Его чувства вообщетранслировались простыми и понятными сигналами: голод, удовольствие, радость, желание вздремнуть.

— Сейчас мы тебя развяжем, — сообщил воровке Денис. — Сиди тихо, не дергайся. Запомни, резкие движения опасны для здоровья.

— Вот спасибо, начальник, — напившись, затараторила девчонка. — Насчет подельников: маляров нет. Всегда одна работаю.

— Пути отхода?

— Костян у больницы дожидается.

— Дружок на колесах?

— Ага, бежевая «копейка», в смысле мотор «Жигули».

— И все? — не поверил Денис, — Беса гонишь.

— Без балды, начальник! Вот те крест! — она испуганно косилась на «Осу».

Четырехствольный уродец, выложенный на край стола, производил на воровку неизгладимое впечатление.

— Ладно, маляров нет, — недоверчиво протянул Денис. — На атасе кто?

— Я же говорю: одна работаю, — девчонка в самом деле перекрестилась. — Огородами прошла, подельник незачем.

— Странно, но предположим… Кто на хату навел?

— Погоняла не знаю. Местный черт, Яриком кличут. В шестерках у Гоши ходит.

— Значит, Ярик… — пробормотал Денис мне на ухо. — Помню такого, в кинотеатре на днях встречались. Ушлепок мелкий… Один раз по башке он уже получал, теперь шею точно сверну.

— Сверни набок, — согласился я. — За такое убить мало.

Денис обернулся к девчонке:

— С этого места — подробно.

— Ярик расклад дал: «мальчиков» брать не надо, у Музыканта окна нараспашку. Заходи, бери что хочешь. В блудняк втравил, шмаровоз…

— Вошла в окно?

— Зачем? У них двери на веранду тоже нараспашку. Вошла — все спят, как сурки. Но я спящим лохам брызнула под нос малинки.

— Чего брызнула? — не понял Денис.

— Ну, такой отвар сонной одури.

А я-то думаю, чего это меня в сон клонит. А Антон вообще дрыхнет мертвым сном! И Веру заодно потравила, гадюка-отравительница.

— Что за дурь?

— Бабка знакомая бодяжит. Она больше по любовным приворотам, или сглаз снять. Но сонные отвары тоже умеет.

— Долго действует? — влез я.

— Часа четыре точно, — воровка прищурилась. — Странно, ты почему проснулся?

Я не ответил, задумавшись о своем и уделяя внимание квасу.

Денис вернулся к тетрадке с записями:

— Как узнали про гитары?

— Ярик сказал так: Гоша велел ему присматривать за Музыкантом, чтобы центровые снова не побили. Он и посмотрел, и услышал, и снова посмотрел — когда дома никого не было. Названия инструментов взял на карандаш. Предложил Костяну дело, тот подписался.

— Значит, в деле трое?

— Костян мигнул — делим на четверых, нам три доли, Ярику одна.

— Гонишь? Ты же сказала: вас трое! — удивился Денис. — Кто четвертый?

— Это мы его нагрели: мол, еще фарца свою долю берет.

— А на самом деле?

— Блатокай нам без надобности, сбагрить «Фендер Страт» даже ребенок сможет. Да и мохнатый музыкант на примете есть.

Ишь ты, какая продвинутая молодежь пошла! В электрогитарах они разбираются, как в сортах семечек. И нет, чтобы эти знания направить на выполнение плана пятилетки!

— Барыга в курсе дел? — Денис продолжал черкать в блокноте.

— В общих чертах, без деталей. Название товара — электрогитара «Фендер», и срок поступления. Он спросил цену, мы назвали. Сказал — берет.

— И почем нынче «Фендер»?

— За полторы тысячи столковались.

— Неплохо… А «Гибсон»? — Денис поднял заинтересованный взгляд.

— Не было такого договора, — вздохнула она. — Прицепом взяла.

В Советском Союзе поюзанная гитара «Фендер Страт» стоила как подержанный автомобиль, а нулячий инструмент на черном рынке равнялся по цене новой «копейке». Предложение было крохотным, а ведь рок-группы плодились пачками. Гитары требовались каждому клубу, каждой школе и каждой воинской части. Отдельные счастливцы лабали на чешских «Йоланах» и болгарских «Орфеях», остальным не повезло, им достались советские «адаптированные» гитары. В великой стране, которая отправила человека в космос, где гордились реактивными истребителями, автоматом Калашникова и атомными подлодками, так и не научились делать хороших гитар. А те, что делались, вызывали тихий ужас. На гитарах типа «Урал» не только нельзя было играть, они еще и выглядели отвратительно — видимо, в целях идейной борьбы с рок-н-роллом и западной культурой. Народ на это отвечал стихами и афоризмами:

«Не хуже чем «Гибсон» гитара «Урал»,

Ударишь врага, и враг наповал»!

«Гитаре «Урал» краш-тест не страшен, ее невозможно разбить об сцену — раньше проламывается пол».

«Гитара «Урал» настолько тяжелая, что тонет во ртути».

«Если гитару «Урал» сбросить с пятого этажа, то она пробьёт земной шар и вылетит с другой стороны. На этом она не остановится и улетит дальше в космос».

Кому-то покажется, что это шутки. Но это не смех, а грустная правда. Гений-самородок Юрий Шишков, на колене клепавший копии «Фендера» в сыром подвале, в конце концов, уехал в США. Сейчас он эксклюзивный мастер, создает инструменты по заказам топ-музыкантов.

Пантеону богов из ЦК КПСС бытовые проблемы всегда казались второстепенными, а советскому государству такие самородки были интересны только в качестве подследственных лиц.

Но что-то я задумался, ко мне обращается Денис:

— Так-так, — пробормотал он. — Сегодня же название закрасишь, понял? Ибо нечего чертей в соблазн вгонять.

В кармане задрожал телефон.

— Да, Николай Сергеич?

— Докладывай обстановку.

— Слушаюсь, товарищ полковник! — подобострастно прошептал я. — Докладываю: преступник арестован. Готовимся брать сообщника. Он тут неподалеку, в автомобиле дожидается.

— Не придуривайся, дело серьезное, — буркнул Коля. — Дай трубку Денису.

Ошалевшими глазами девчонка проводила Дениса, отошедшего в сторону.

— Вот это я влипла… Меж двух осталась наголо, — убитым тоном заключила она. — Рация такая маленькая… Как меня повязали, тоже понять не могу. Вы из КГБ?

Как на такой вопрос отвечать? Ведь я всего лишь умывальников начальник и мочалок командир.

— Вдруг откуда ни возьмись ниоткуда не взялось, — туманно отмахнулся я.

Некоторое время девчонка осмысливала полученную информацию, а потом пожаловалась:

— Нога огнем горит, можно посмотреть? Нет сил терпеть…

Задрав штанину, она ахнула и стала закатывать глаза. Пришлось отпаивать девчонку квасом, а потом лечить бинтом с зеленкой — боевой кот поработал цербером серьезно.

— У меня две новости, и обе хорошие, — сообщил Денис, возвращая аппарат. — Мы тебя отпускаем.

— А за это… — догадалась девчонка.

— А за это будешь работать на меня, — закончил он.

— Стучать не стану, — воровка опустила голову. — Я бродяга честная, на общак положенное отстегиваю. Кончай прямо здесь, начальник.

Домушники всегда стояли на нижней ступени воровской иерархии, однако понятия блюли исправно. Не по идейным соображениям — блатное общество крыс травило безжалостно, во все времена.

— Адрес малины мне не нужен, — усмехнулся Денис. — Ваши воровские секреты тоже. Твоя задача: сообщить мне о возможной краже в этой хате. Предупредить, и все.

— И все? — не поверила она.

— Верить никому нельзя, даже себе. Мне можно, — Денис произнес знаменитую фразу, здесь пока неизвестную. — Авансом дам денег, чтобы больше на дело не ходила. В кутузке ты мне не нужна. Будешь слушать людей и готовиться стать матерью. Годится?

Девчонка кивнула.

— Не слышу. Птичка!

Разговор писался на мобильник, компромат нам не помешает.

— Согласная я, — пискнула та.

— Вот и ладненько. Пойдем к больнице прогуляемся, с кавалером познакомишь, — мимоходом он протянул руку к коту, и тот отпрянул. Набычился, дергая хвостом. — Лапик, не скучай, вернусь скоро.

* * *

Небо на востоке начало светлеть, вдали заорал петух. Первый пошел, сейчас начнется. И началось — наш вестник зари тут же ответил, передавая сигнал по цепочке.

Вера улыбалась во сне, пока огородами нес ее домой. Не проснулась, даже когда подушку поправил и простынкой накрыл. Сам бы прилег рядом, но пора идти — кому-то воскресенье, а у меня еще куча дел. Несмотря на бурные события и беспробудную кому Антона, баню никто не отменял.

А почему нет? Матч состоится при любой погоде. Антоновы ноги ходят, в остальном сам справлюсь. Тем более что народная молва утверждает: баня снимает стресс и все грехи смывает.

Собрав знакомый банный чемоданчик, я заглянул в комнату родителей. Похоже, здесь тоже отравительница поработала, мама с папой храпели без задних ног. Парадоксально, но очень удобная ситуация для моих отложенных планов.

Протащить родителей через переход я намеревался давно, однако Антон тогда встал на дыбы. Выражая несогласие, парень приводил железный аргумент: в моей жизни они без всяких фокусов дожили до восьмидесяти лет. А в этой жизни их еще и к физкультуре подтолкнули, и с лекарствами помогли. Так зачем добра от добра искать? Риск никто не отменял, вдруг где застрянут. Хоть и малая кровь, сказал он, а достаточно.

Воспротивился парень твердо, без родителей жизни себе не представлял.

Но теперь мне препятствий не было, и объяснять Антону ничего не придется. Да и процедура, превратившись в рутину, отработана до автоматизма: обнял — одеяло — приехал. Передышка на собственной кровати. Обнял — одеяло — обратно.

Если так дальше пойдет, могу вознестись до уровня персидского падишаха. Буду дремать на шелковых подушках, а пациенты по очереди станут подползать под бочок. Но это мечты. А пока, строго по плану, выдвигаемся в баню — упарился. Простите за тавтологию, грузчику давно пора и пот смыть, и похлестать Антоново тело вволю.

Описание этих и дальнейших событий я из памяти удалил. Убрал все — и как в бане блаженствовал, и как к Тамаре Карапетян ходил. Особенно, что делал в гостях у Тамары два часа. Врать Антону не хотелось, поэтому почистил под метелку утренний сектор памяти и провел дефрагментацию во избежание восстановления. Из гуманных соображений, чтобы не травмировать Антона. Да и ответных санкций тоже опасался. А вдруг по горячности молодых лет парень так обидится, что прогонит прочь? Как-тоне тянет меня бродить вокруг дома в своем обычном облике, не имея возможности пообщаться даже издали. И потом, я уже привык к раскладушке в саду, вновь обретенным родителям и нарождающейся джаз-банде.

Дома ничего не изменилось, родители спали крепким сном, аки младенцы.

Почистил туалет Рекса, задал корма курочкам, потом сам перекусил. В кошачью миску не забыл положить сметаны. Воплощая мои мечты о бытие персидского падишаха, кот с раздувшимся животом возлежал на старой фуфайке. На мои кухонные маневры Лапик с трудом приоткрыл осоловевшие глаза. И огромное усилие воли потребовалось ему, чтобы подняться с места. Он даже лизнул из миски, через силу, пару раз, когда нарисовалась Муся. Эта подруга поживу издалека чувствует, удивительно, как раньше не явилась. Лапика она мягко оттеснила, и с огромным облегчением кот упал на ложе из старой фуфайки, чтобы мгновенно отключиться.

А щенок без задних ног дрых под раскладушкой. Как члену семьи, ему завтрак тоже достался. Волкодавам положено много кушать по распорядку дня.

Завершив текущие дела, направился к дому Веры — чтобы поспать. Все люди с утра по воскресеньям спят, чем я хуже? В конце концов, любой советский человек имеет право на отдых. И чтобы Антон не удивлялся ошибкам при обращении к утренней странице памяти, адресное пространство следовало чем-нибудь заполнить. Выбранный алгоритм оптимизации — крепкий сон у Веры дома — подходил идеально. А что, отличная легенда: обезвредив с утра пораньше грабителя, я передал его Денису, а сам понес Веру домой. И там свалился в сон по причине ведьмовского зелья. Хоть бейте меня, хоть режьте, больше ничего не помню. Сто раз проверяйте, но при прочтении памяти обнаружится сладкий сон под девчонкой.

С туалетного столика я реквизировал алюминиевый пузырек «Монталь Ваниль» и щедро пшикнул на Антона, потом на Веру. Теперьз апахи Тамары, если они и оставались, никто не учует — ванильный парфюм все перебьет.

Нет, что ни говори, а я все-таки гений. Не только спекуляции, но и конспирации.

Утро наступило с жарким дыханием в шею.

Вернее сказать, только задремал, как утро закончилось вместе с жарким дыханием — Вера подскочила. Аромат сладких фруктов, смол иванили остался витать надо мной.

— Тоша, как я здесь оказалась? — отступив на шаг, девчонка подтянула шорты и огляделась.

Никогда ее так не удивляла собственная комната. Наблюдая за Верой одним глазом, я ощутил пробуждение парня.

— Кто бы мне самому это объяснил, — хриплым после сна голосом пробурчал он.

Антон сел, потянулся, и сорвал изумрудно-зеленую фольгу с молочной бутылки.

— Кефир с утра возвращает жизнь, — сообщил он, вытирая белые усы под носом.

— Дай-ка сюда, Тоша, — тихим голосом попросила Вера. — Дед, ты чего-нибудь понял?

Меня она вычисляла на раз, без всяких усилий и разговоров. И кто-тоеще будет утверждать, что женщины — не инопланетные создания?

Антон смутился:

— Извини, Верчик, тут пусто. Все выхлестал, очень пить хотелось.

Разглядывая полулитровую молочную бутылку, словно чудо невиданное, Вера отмахнулась. Она понюхала широкое горлышко, залез лапальцем внутрь и, облизав его, чуть белое стекло на зуб не попробовала.

— Тоша, как ты это сделал?

— Чего?! — возмутился он.

— Антон, тут не было кефира, — осторожно заметил я. — До тех пор, пока ты не проснулся.

— Именно это и хотела сказать! — поддержала меня девчонка. — Спасибо, Дед.

— Я захотел пить, — парень пожал плечами. — И подумал, что на кухне, в дверке холодильника, стоит ряженка и кефир. Холодненькие бутылки, с капельками влаги на белом стекле… Мама вечером туда ставила, я видел.

— Так, — поощрил я. — Захотел пить, и взял?

— Ага, — растерянно пробормотал он.

— Эгоист! — рассердилась Вера. — Цельную бутылку — за один присест! Я бы от глотка чего-нибудь холодненького тоже не отказалась!

— Кефира больше нет… Ряженку будешь? — он протянул ей бутылку с фиолетовой фольгой на горлышке.

Перемещение предметов в пространстве, как лженаучное явление, мне было понятно на личном примере. И вот теперь телепортацию вторично продемонстрировал Антон.

— Так, ребята, — я кашлянул, призывая к вниманию. — Опасные умения церковные деятели осудят — назовут колдовством. А нечистую силу захотят изучить ребята из КГБ. Впрочем, парни из ЦРУ тоже не будут против ареста полтергейста.

— Да? — Вера забыла вытереть белые усы под носом. — И что теперь делать?

— Больше так не делать, вот чего! — отрезал я. — Грубое нарушение режима секретности. Придется доложить дяде Коле Уварову, он у нас мастер по анализу ситуации. И пока сидим на попе тихо. Без фокусов, понятно, Антон? Никаких кирпичей, летающих косяком, и рыбалки без удочек!

Я тоже хорош: все свое окружение опросил, а про Антона и не вспомнил. Белые пятна в этой географии придется заполнить немедленно.

— Товарищи, сегодня ночью нас пытались ограбить, — произвел я информационное сообщение. — Однако бдительные граждане в лице кота Лапы разбудили меня, чтобы предотвратить злодейское деяние.

— И ты предотвратил? — выдохнула Вера, не принимая мой шутливый тон.

— Преступник арестован, передан в руки справедливого Дениса. Походу вас одурманили сонным отваром, но я остался на плаву — Веру успел домой отнести. Тут и уснул.

 

Глава двадцатая, в которой наступает утро в Гаграх

— Погоди, Дед, чего-то я не понял, — Антон забрал у Веры молочную бутылку. — Враг пойман и повержен, отлично. Бутылка сама прилетела мне в руку, предположим. Но как наш кот оказался там, у тебя дома?

Мне самому это казалось интересным, даже статейку качнул из инета перед сном.

— Вот почитайте, — я протянул телефон.

«На протяжении веков кошки считались животными загадочными, связанными со сверхъестественными силами. В древнем Египте таинственные звери были священны. Там существовал культ богини-кошки Бастет, считавшейся олицетворением света, солнечного и лунного. Богиню изображали женщиной с кошачьей головой, которая входила в священную девятку верховных богов Египта. Уподобляемая свету, царственная кошка была наделена властью открывать зарю нового дня. На основаниях статуй высекались священные тексты: «Я кошка, мать жизни. Дарую жизнь и силу, всё здоровье и радость сердца».

На древнем Востоке кошки связывались с Буддой и Магометом, а в средневековой Европе их боялись, считая слугами дьявола. Люди в разное время верили в разное — то кошки приносят удачу, то несчастье.

Находясь рядом с человеком, кошка продолжает оставаться дикой и независимой, величаво позволяя ухаживать за собой. Имея генотип тигра, она относится к людям с царственным снисхождением. По народному поверью кошку нельзя покупать, но можно на что-нибудь обменять.

Чтобы в новом доме было уютно и благополучно, первой в помещение пускают кошку. Кошка у нас считается живым барометром: если она крепко спит, то жди потепления, если сворачивается калачиком, то будет мороз. Когда дерет стену когтями — жди непогоды, если прячет голову и лижет хвост, то ожидай длительное ненастье и дождей.

До сих пор непонятно, почему кошка на биологическом уровне привязана к человеку. По мнению британских ученых, при общении человека с кошкой возникает особое энергетическое поле. При постоянном общении с домашними животными у человека понижается кровяное давление и частота пульса. Это факт, и суть феномена еще предстоит разгадать. Ученым ясно, что эмоциональные порывы искренни- кошки свободны от обмана и фальши. Они схожи с экстрасенсами, которые избирательно подходят к человеку со своими строго индивидуальными особенностями.

Кошка давно завоевала уважение за свой свободолюбивый характер. Она хоть и живёт рядом с человеком, но в то же время гуляет сама посебе. Нет сомнений и в том, что кошка вхожа в иной мир».

— Скажи, а как ты ощущаешь кота Лапика? — задал я важный вопрос.

— Слышу снисходительное терпение, — усмехнулся парень.

— А Веру?

— Она ментально требует внимания, обнимания и целования.

— И что мешает так сделать? — вскинулась девчонка.

— Мы Нине Ивановне слово дали, — нехотя пробурчал Антон. — Так что извини, Верунчик, пока твоя мама болеет, слово надо держать.

— Как Алену Козловскую целовать — так мама не указ, — подбоченилась девчонка. — А как меня, так значит, в черный список?!

— Ребята, я скоро уйду, — примирительно влез я. — Потом разберетесь, хорошо? Антон, что еще слышишь?

— Тебя, Дед, постоянно слышу, — ехидно заметил парень. — А между прочим, раздвоение личности — тяжелая эмоциональная травма. Мне за вредность молоко положено. Можно я домашнюю простоквашу из холодильника возьму?

* * *

В моей спальне ничего не изменилось. Анюта тихо сопела, я тоже закрыл глаза.

Однако отдохнуть в этот день мне не суждено — зазвонил телефон.

— Антон, дай трубку Денису, — требовательно вопросил Николай Уваров.

Убил бы фашиста! Однако, как культурный человек, ответил вежливо:

— Иди ты нафиг, Коля! Дай поспать.

— Придется вставать, — отрезал Коля. — Дело безотлагательное.

Ну что тут поделаешь? Приказ начальника — закон для подчиненного. Быстренько, невзирая на протесты, перегрузил Аню в девичью спальню. Плотно позавтракал и отправился выполнять задание.

Антон подтягивался на перекладине, мама с легкой улыбкой птицей летала по двору, между кухней и печкой. Волкодав Рекс воевал со старым ботинком — наскакивая, он его трепал и душил. Ботинок страшно боялся, поэтому слова сказать не мог.

— Антон, Лапик заболел, — мама остановилась у турника, озабоченно вытирая руки. — Лежит трупом, кушать не может!

— К обеду оживет, — успокоил маму я. — Моя вина. Вставал утром напиться, и накормил. Видимо, перестарался.

— А я-то смотрю: ни кефира, ни ряженки! — усмехнулась она. — Все приговорил. Сходишь к Римме за молочком?

Этот поход удачно вписывался в мои планы. И пока Римма наполняла нашу сумку, Денис с телефоном спрятался в туалете. Наговорившись с шефом, он взялся помочь с грузом.

— У Антона нога, — пояснил Денис, перехватывая сумку. — Надо беречь. А у нас диспозиция такая: подозреваемый Ярик, он же Ярослав Смирнов, вчера убыл на море — отдохнуть от трудов праведных. Информация из достоверных источников, дочки рассказали.

— Алиби готовит? — усмехнулся я.

— Хороший ход, — вздохнул Денис. — На нет и суда нет. Николай Сергеич требует ехать. Надо этот фонтан заткнуть, мало ли кому по пьянке козлик проболтается?

— Адрес известен?

— Секрета он не делал: база отдыха табачной фабрики, поселок Гантиади.

— Хорошее место, субтропики, — вздохнул я мечтательно. — Море там замечательное.

— Слушай, Михалыч, — хитро прищурился Денис, — ты бывал в Гантиади?

— Я в Гаграх не раз бывал, а это рядом.

— А сможешь меня туда закинуть? А завтра обратно забрать.

— Хм… Звони начальнику, — засомневался я. — Во избежание, так сказать.

— Так он не разрешит! — возмутился Денис. — А мне на поезде пилить туда почти сутки. Самолетом нельзя, документы светить придется. А так — раз, и там. Ты сразу домой, а я работать. На следующий день заберешь. Риска никакого. А?

— Ладно, — решил я. — Собирайся, подходи. Поработаю круизным лайнером.

— Через час, — он обернулся. — Дочки на Дон ушли, а я одно дельце не кончил…

Поставив сумку у нашей калитки, он пулей помчался назад — неотложные дела промедления не любят.

Дома Антон снова полез на турник. Меланхолично оглядываясь, я задумчиво буркнул:

— Кобель мартовский этот Денис.

— На себя посмотри, Дел — пыхтя, хмыкнул Антон. — Натуральный кот. Шастаешь меж мирами, и везде пялишься на каждую юбку.

— Слабо развито в тебе чувство прекрасного, — вздохнул я. — Восторг от красоты женщины — это способность видеть больше простого явления и дальше своего носа. Надо работать над собой, и мир станет добрее. Слушай, а что это у нас на веранде бас бухает? Кто-то музыку включил?

На веранде обнаружилась Анюта. Обложившись нотами, она мучила бас-гитару, под минус из магнитофона.

— О, привет! — обрадовалась она. — Меня тетя Лида пустила. Надо кое-что подтянуть.

— Анечка, солнышко златовласое, — ласково, но укоризненно, произнеся. — К экзаменам тоже надо готовиться! И вообще, что скажет твоя мама?

— Мама с папой уехали в деревню, вернутся поздно, — беззаботно отмахнулась она. — А к экзаменам я уже год готовлюсь, сколько можно? Эта скрипка — тоска зеленая. Никуда не денусь, поступлю как миленькая. Антон Михалыч, посмотрите. Что, если в этом месте сыграть иначе?

Аня ткнула пальчиком в нотный лист.

Ну вот как они меня вычисляют? Не девушки, а ясновидящие какие-то. Пройдет немного времени, они мысли читать начнут. И тогда — прощай, личная жизнь.

Антон согласно хмыкнул.

— Однажды Эрик Клэптон заметил, что блюз — это песня о мужчине, у которого нет женщины. Или о мужчине, которого покинула женщина. Или о человеке, у которого нет ничего похожего на женщину, — я подключил гитару к комбику. — В полной мере это относится и к джазу. Здесь нет четких правил и железных догм. Это скорее чувства и чаяния. Если ты видишь какой-то фрагмент по-своему, и это будет звучать — значит, у тебя есть чувство импровизации. Не бойся творить, а слушатели нас позже рассудят.

Мы прогнали пару мелодий, потом Антон отнял у меня управление. Как бас-гитаристка девчонка явно росла на глазах. Она не бояласьпробовать и признавать ошибки. Антон тоже молодец, схватывал все налету. И тут ничего удивительного — это же я, только моложе.

* * *

Меня так увлекли Анины варианты, что не заметил Дениса в дверях веранды.

— Ну что, Михалыч, пошли?

— А куда это вы? — Анюта уставилась на легкомысленный курортный наряд Дениса.

— Да это на минуту. Дед его в Гагры отведет и вернется, — пробормотал Антон, что-то черкая в нотном листе.

— Гагры? — глаза девчонки округлились. — Антон Михалыч, возьмите меня! Одним глазком только посмотрю на море — и назад.

— Хм… — кашлянул Денис.

— Только разочек окунусь — и все! Ну пожалуйста, Антон Михалыч! А я вам за это — что хотите! Хотите, полный тазик пирожков с абрикосами?

— Дед, обмен равноценный, надо соглашаться, — прошептал мой парень. Потом вслух добавил: — И песочный пирог с малиной!

Легкомысленная цветастая рубаха Дениса скрылась из глаз. Мы остались одни на пригорке, в гуще парка заводского дома отдыха. Здесь все знакомо до последних кустиков, ведь в прошлой жизни приезжал сюда раз сто. И не приелось, разве такое место может надоесть?

Есть вещи, в которых не стыдно признаться: да, я люблю Гагру! Мне по душе все оттенки зеленого на горбатых горах, подступающих к самому морю, от густо-нефритового до изумрудного. Сама по себе Гагра — сплошной парк с фонтанами и прудами. Зелень берега, утопающего в густой растительности, услаждает глаз своей тропической гаммой. На каждом шагу магнолии, кипарисы, пальмы, платаны, олеандры… Да и как можно не любить место, с которым связано столько приятных воспоминаний?

Зелено-голубое, в солнечных искрах, море лежало у наших ног.

Оставалось только осторожно спуститься по крутым парковым тропинкам. Впрочем, тихо визжащая от восторга Анюта готова была лететь туда напрямую и со всех ног. Однако я повел девчонку вбок, мимо заброшенного фонтана, к тайному ходу в заборе. Встречаться с обитателями базы в мои планы не входило — нас здесь нет и не было.

Горы Абхазии нависают над морем, поэтому вся жизнь жмется к трассе Сочи-Сухуми. И во всех приморских поселках эта дорога является главной, если не единственной, улицей.

— Нюся, имей терпение, — проворчал я старческим тоном. — На городском пляже искупаешься.

Через пять минут мы оказались в Приморском парке, где по дорожкам фланировали толпы беззаботных советских граждан.

Сопровождающие их дети, не менее счастливые, дружно поедали эскимо вперемешку с румяными пончиками, припорошенными сахарной пудрой.

На набережной отдыхающих наблюдалось как бы ни больше.

Одинокие девушки были редки, и сразу притягивали внимание ковбоев. Одно слово, курорт на море. Мороженое нам досталось в очередь, газированная вода из автомата тоже. Очереди змеились везде — возле дверей «стекляшек», у гастрономов, промтоварных павильонов и у бочек с квасом. Балаганчики и прочие точки общепита также не были обделены вниманием, бурлящим и смеющимся.

Ассортимент общественного питания в это время разнообразием не страдал: на первое суп, на второе пюре с котлетой, на третье — компот. Негусто, зато дешево, копеек в пятьдесят уложиться можно. В ресторанных меню ценник выглядел богаче и дороже, но столики тоже не пустовали. Сейчас особенного ажиотажа не наблюдалось, наплыв трудящихся в прибежище разврата и порока происходил после захода солнца.

 

Глава двадцать первая, в которой море теплое, а галька горячая

В советские времена я бывал в Гагре почти каждый август, по профсоюзной путевке. Синее прозрачное море, зеленые горы и мелкая галька — что еще надо для полного счастья, если за руку тебя держит приятная девушка? Вдобавок мой аллергический насморк без всяких препаратов моментально терялся, едва нога ступала на здешний перрон.

Однако сейчас шум да гам начинал утомлять. Да и само море из-за людских голов едва просматривалось.

— В прошлом августе ездила с родителями в Сочи, — улыбнулась Анюта. — Там на «Ривьере» людей будет больше — штабелями лежат, место с рассвета надо занимать.

Нет, нам так не надо, мы пойдем другим путем. Поднял руку, и рядом тормознула блестящая хромом «Волга».

— У меня есть рубль, и нам надо срочно попасть на тихий дикий пляж, — сообщил я в раскрытое окно.

— Давай трешку, и будешь всю жизнь меня благодарить! — из-под шикарных усов водителя блеснула белозубая улыбка.

— Поехали уже, — согласился я, усаживая свою даму на ковер заднего сиденья. А потом добавил: — Дам два, и вечером поставлю свечку.

— Такой девушке каждый вечер надо ставить сто свечек! И сто роз на столик в лучшем ресторане! — поглядывая в зеркало, заявил жизнерадостный таксист.

— Запоминайте, Антон Михалыч, что умные люди говорят, — наклонившись, Анюта шептала мне ухо. — Никогда не думала, что у мужчин могут быть такие масляные глазки. Антон Михалыч, что ж вы на каждую юбку оглядываетесь?! Если вывихнете глаза, мне придется вести вас заручку. Впрочем, в наказание могу бросить здесь, и уехать домой на поезде.

— И вовсе не каждую, — с искренним возмущением возразил я.

Дородные матроны квадратной архитектуры, со складками на телесах, мой взор совсем не услаждали. А на девчонок грех внимательноне посмотреть.

— Значит, мне показалось?

— Конечно, мой златокудрый вихрь, — я взял ее за руку. — Высокие рыжие девушки — вот достойный идеал! Спешу к вам, голову сломя. Велите ж мне в огонь: пойду как на обед.

— Антон Михалыч, хватит уже, — залилась она счастливым смехом. — Врите, да меру знайте!

Сразу за городом таксист съехал в карман на обочине.

— Смотрите, вот там за деревьями тропинка вниз, — он показал рукой. — Тихое место, хороший пляж. Всегда здесь купаюсь, вам тоже понравится.

Ну как тут не дашь требуемые три рубля?

— Могу забрать обратно, если время скажете, — предложил белозубый парень, но я отказался. Уже почувствовал себя курортником, планировать день совершенно не хотелось. Что наперед загадывать? Там видно будет.

Народу на узком пляже почти не было. Не обманул таксист — редкие группы отдыхающих радовали глаз своей малочисленностью. Анюта скинула босоножки на ходу и, не останавливаясь, стянула через голову платьице. С радостным визгом она бросилась в воду, решительно замолотив руками и ногами. Через минуту рыжая головка была елезаметна в солнечных бликах на голубой глади.

Выбрав безлюдное местечко, я расстегнул сумку. К минутному отдыху всегда относился по-стариковски, основательно. А тут цельный праздник на природе! Расстелил полотенца, наладил зонт, разделся. Постоял немного у кромки тихого прибоя, вдыхая чудный коктейль из ароматов эвкалипта и запахов моря. Потом по мелкой гальке забрел в теплую прозрачную воду. Какая красота! Здесь даже ракушки видны на мягком песочке под ногами.

После водных процедур, по-стариковски неспешных, извлек из сумки пакет с бутербродами. Бутылочку минеральной воды «Боржоми» не забыл, и лишь затем, подкрепляясь, приступил к наблюдению. Потехе час, а делу время: аналитик Коля постоянно требовал вносить свежие данные в карту полета.

Тем временем Анюта из голубой дали вернулась, но море не покинула. Осталась на берегу, позволяя крохотным волнам омывать ступни, а иногда и ноги от щиколоток до колена. Раскинула руки и, обратив лицо приветливому небу, приступила к солнечным ваннам.

Такой пейзаж мне по душе! Налюбовавшись им вдоволь, пошел по пунктам опросника Уварова:

— Как чувствуешь себя, Анечка?

— Как птица в полете! — улыбнулась она.

Ну и что после такого заявления вносить в отчет? Начальник не поймет. Меняем шаблон — чтобы получить правильные ответы, следует задавать конкретные вопросы.

— Ты слышишь, какое море доброе? — начал с нейтральной темы.

— Я всегда знаю настроение моря, — сообщила девчонка. — Оно может быть величественным и отстраненным, иногда холодным и равнодушным. А сегодня оно ластится под руку, словно котенок.

Ого, да эта девушка в душе поэт! И настроение моря передала точно, мне даже добавить нечего. И еще пропала юношеская угловатость, она стала очень женственной.

— Ты заметила, насколько похорошела в последнее время, Нюся? Асейчас опять краше, чем вчера.

— Мама заметила, и не раз, — хмыкнула девчонка. — Дырку в головесделала. Как будто сама молодой да влюбленной не была.

— И фигурка вроде изменилась.

— Да? Как это? — она кокетливо крутанулась на месте.

— Стала лучше, — душой я не кривил. — Ладнее, что ли. Фигуристей.

— Спасибо, Антон Михалыч! Все благодаря вам. Вы на слово добрый и щедрый на ласку, а мне счастье, — она еле заметно улыбалась.

— Да ладно тебе, — застеснялся я. — В краску вгоняешь. Я-то здесь причем?

— Значит, дело в физкультуре, — продолжила она откровения. — Занимаюсь регулярно.

— Волейбол ты вроде забросила…

— Папа меня на самооборону натаскивает постоянно. Говорит, советская девушка должна уметь защитить себя и Родину.

— Правильно говорит твой папа, — согласился я с определенным удивлением. — Мама Веры также считает.

— И еще грудные мышцы по схеме качаю, — она опустила взгляд. — Ноги тоже.

— Зачем? — поразился я. — У тебя отличные формы!

— Сегодня хорошо, а завтра будет лучше. Между нами, ладно? — Анюта оглянулась, хотя вокруг никого не было. — Занятия с отягощениями не только Верке годятся! Я себе из инета классный комплекс на телефон скинула. А что? Турник и гантели дома есть, качаюсь весь день, в перерывах между учебниками.

— И какие успехи? — я продолжал пребывать в ступоре. — Аутотренинг применяешь?

— А что, разве не видно? Ноги заметно округлились, раньше в бедрах слишком худые были.

— Так и бюст раньше не хилый был, но вижу, что-то изменилось… — пробормотал себе под нос. — Или это купальник такой?

Купальный костюм девушка выбрала смелый. Для моего времени дерзкий, а для 1971 года просто вызывающий. От городского пляжа с таким нарядом сам бог отвел — все ковбои сбежались бы поглазеть на эти крохотные тряпочки под названием «купальник». Хитрая декорация в бело-синих цветах, которая больше показывает, чем прикрывает.

Присев рядом на колени, девчонка достала из дамской сумочки телефон.

— Смотрите, Антон Михалыч. Вот фото до занятий, а вот — после.

Последнее время Анюту я лицезрею часто и в разных видах, однако сейчас оторопел:

— Кому ты дозволила снимать себя без одежды?!

— Ну вы как маленький, Антон Михалыч, — удивилась она. — Никому не позволила, у меня палка для селфи имеется!

 

Глава двадцать вторая, в которой говорится о вкусной и здоровой пище

— А что это за телефон? — спохватился я. — Кто разрешил?!

— Сам дядя Коля Уваров выбирал! — отбрила меня Аня. — Восьмой «Самсунг» — классный девайс.

— А у Веры тоже есть мобила? — осторожно предположил я очевиднуювещь, заранее догадываясь об ответе.

— Верка «Айфон» себе захотела.

— Тоже хороший?

Анюта пренебрежительно поджала губы.

— Она думает, так модно.

— «Яблоко» вроде в тренде, — я вспомнил, что внучка Маруся пользует исключительно этот бренд.

— А Ленка сказала — понты галимые для мажоров. У «Самсунга» и камера круче, и экран лучше.

Легким движением пальца закрыв приложение с изображениями и видео, девчонка поднесла аппарат к уху

— Верусь, приветики! Анюта на проводе. Какие делищи? Ничего? Тоже нормально. Учебники учишь? И не говори, мать, тоска смертная. Как я тебя понимаю… Надоели эти уроки хуже пареной репы. Когда они уже кончатся? Да что ты говоришь? Я тоже от скуки изнываю. Не, не дома. В Гаграх. Море теплое, галька горячая, песочек мокрый… И дикий пляж совсем без людей. Ужас! Что не понимаешь? Глобус Абхазии покрути. Магнолии, кедры, олеандры, и ни одной березки, прикинь? А чего странного? Час делов, если на самолете. Вот поскучаю немного, и вечерней лошадью обратно. Как с кем? С мужчиной, конечно. Цветы уже завяли, но он новые купит. Кстати, мать, я у Антона в шкафу твой новый купальник в запаре позаимствовала. Со своим перепутала, прости, золотце. Голубенький, что дядя Коля Уваров нам советовал, помнишь? Ну как это испорчу? Что я, без понятия? Не парься. Уже натянула, нормуль. Крепко сидит, и в воде не порвался. Да ладно! В конце концов, мой заберешь. И никакая я не лошадь! Как говорит мой мужчина — грациозная лань. Так что звиняйте, тетка, не угадали. Кушай чаще, подгоняй себя под обновку. Давай-давай, до свидания. Не грусти, малыш, увидимся. Чмоки-чмоки.

Анюта улыбнулась с чувством глубокого удовлетворения. Такое выражение лица характерно для кошки, которая напрудила лужу в тапок провинившейся хозяйки.

— Нюся, солнышко златовласое, — я, наконец, опомнился. — И дядя Коля Уваров разрешил тебе сюда с телефоном?

— Ой, ну что я, дура, чтобы всем показывать? — уходя от прямого ответа, Анюта надула губы. — Он у меня в надежном месте лежит — в сумочке и без звука. Кто, скажите, туда полезет? А ночью, когда музыку слушаю, под подушкой прячу.

В подтверждение своих слов она упрятала телефон в надежное место. Застегнув змейку сумки, гибкой ивой подхватилась.

— Мы сюда лежать пришли, или где? — в два укуса прикончив мой недоеденный бутерброд она умчалась в море.

А я разлегся под зонтом, и прикрыл глаза — день выдался какой-то суматошный. Вздремнуть не вздремнул, зато всхрапнул да присвистнул.

Разбудили меня соленые брызги и голос Анюты:

— Антон Михалыч, можно вопрос?

Она улеглась рядом — уместилась не вся. Значительная часть ног осталась вне полотенца. Повернула голову

— Я понимаю, дело деликатное, но могу спросить о своем папе?

— Аня, это в самом деле деликатная тема, — я провел рукой по мокрой спине девушки. — Во-первых, известная нам биография и его нынешняя жизнь могут не совпасть. Твоя жизнь теперь точно будет другой, потому что лавры скрипачки, в третьем ряду симфонического оркестра, тебя не прельщают.

— Однозначно! — воскликнула она интонацией Жириновского. — Совсем не прельщают.

— А если ты папе проболтаешься? Николай Сергеич пытается вычислить и понять нестыковки в связи с моим появлением здесь, но очень мало времени прошло. Круги по воде еще идут, и материала для анализа мало.

— Я не проболтаюсь! — она перекрестилась. — Ей богу.

— А ты знаешь, чем папа занимается? — нахмурился я.

— В армии служит. Он подполковник, военный разведчик, — от удовольствия Аня прикрыла глаза — поглаживание по спинке не только кошкам нравиться. — Но это секрет!

— Твой секретный папа постоянно мотается по командировкам, — усмехнулся я. — Весной, насколько помню по нашей истории, так и в госпиталь попал.

— Ага, руку сильно порезал, — согласилась она. — Мама плакала целый день, когда оттуда вернулась. А меня только через неделю в палату пустили. Его друзья мне африканскую маску подарили! — Анюта скорчила зверскую рожицу. — Страшная, ужас.

— Летом следующего года твой папа опять попадет домой через госпиталь. На этот раз серьезно. По излечению его переведут в Учебный Центр, где он дослужится до генерала. А потом начнется перестройка, и папу выпихнут на пенсию. Дачным цветоводом он не станет — уедет на Кубу, помогать товарищам в кубинском Учебном Центре. У твоего папы за долгую службу накопилось много боевых товарищей…

— А мама?

— Мама, как та декабристка, поедет за ним. Ей там дело тоже найдется, музыку преподавать. Скрипка, слава богу, и на Кубе скрипка. Искусство — универсальный язык.

— А потом?

— Домой твои родители уже не вернутся. Похоронят их на небольшом кладбище для военных, — я задумался, вспоминая. — Случится это в 1999 году. Сначала мама, потом папа. Ты на похороны не попадешь, из Киева очень долго лететь. Далеко и дорого.

— Господи, лучше вы этого не говорили… — прошептала девчонка. — Теперь буду постоянно думать, как им помочь.

— Не вижу повода для грусти, — я поднялся. — Время есть. И еще у тебя есть я, а у нас всех есть аналитик дядя Коля. Со всеми проблемами разберемся по мере их поступления. Вот тебе моя рука, пошли купаться?

Купанье Анюту не развеселило. Слезы смывало ласковое море, и на берегу она отвернулась, делая вид, что загорает стоя. Напившись воды, я с бутылкой в руках подошел к девчонке. Пригляделся, насторожился:

— А что за корм ты жуешь, лань моя трепетная?

— Ой, извините, Антон Михалыч! Когда нервничаю, всегда так кушать хочется. Прямо жор нападет. Будете? — она протянула мне румяный пирожок.

— С абрикосами? — догадался я. Кто-то недавно обещал мне целый тазик этого лакомства. — Мечешь мои пирожки из моего тазика? И где он?

— Мама с утра пораньше напекла целую гору, на гостинцы в деревню. И мне немного отсыпала. А мне нельзя, я на спортивной диете! — она подняла виноватый взгляд. — Вот вам и решила презентовать.

— Ладно, — согласился я. — Но малиновый пирог сделаешь как миленькая, должок помню.

— Конечно, Антон Михалыч. Испеку два!

— Ловлю тебя на слове, — я показал ей пирожок. — А вот этому точно не физкультура помогла. Давай рассказывай, как фокусам научилась.

— Недавно я так захотела «кока-колу»! В маленькой стеклянной бутылочке, холодненькую…У вас возле дома в уличном холодильнике такого полно. Закрыла глаза, протянула руку, и взяла.

— Как не стыдно! Где чудеса, там мало складу, — огорчился я. — Брать без денег — плохой тон. Надо будет потом оплатить! Больше так не делай. Вообще так не делай, хорошо?

— Как скажете, Антон Михалыч…

— Что еще изменилось? — я энергично жевал вкуснятину. — Чувства не обострились?

— Еще как обострились, — девчонка виновато понурила голову. — Особенно к вам сильно обострились. Одна спать не могу, сразу в дрожь кидает…

— А к другим людям? — я постарался побыстрей сменить разговор, увести от скользкой темы.

— Веркину ревность слышу. Она Антона крепко схватила двумя руками, и на вас глаз положила. Монополистка недоделанная! Догадывается о нас, и злится. Когда-то мне казалось, что влюблена в Антона, так она бесилась молча. А когда я поняла, что мой рыцарь — этовы, она протестовать затеяла. Блоха мелкая! Когда-нибудь допросится, хорошего леща у меня получит!

Да что же это такое? Любая новая тема поворачивает, в конце концов, к моей персоне. Так, из отчета это потом уберу. Начальнику-аналитику Коле Уварову подобное знать необязательно.

— Что еще, кроме пирожков, умеешь? — вернулся я к опроснику.

— Больше ничего! — Анюта раздосадовано топнула ногой. — Ваше черное одеяло вызываю, вызываю постоянно, а оно, вредина, не едет!

— Хм… — невнятно посочувствовал я.

— Но ничего, я терпеливая и упорная, — она прищурилась. — Буду дальше тренироваться. Если ничего не делать сегодня — завтра будет таким же, как и вчера.

Вот только этого мне не хватало. Какая настырная девчонка… Такими темпами дело пойдет — накроются медным тазом личные планы! А так все хорошо начиналось… Но додумать мысль Анюта мне не дала, огорошила предложением:

— Может, нам сходить в Кремль, к генеральному секретарю товарищу Брежневу? Все рассказать, дать ему совет, а?

— А в той жизни навестить президента Путина? — горько усмехнулся я.

— Познакомить их, и дать два совета? Эх, Нюся, если бы все было так просто… Для начала: кто нас к ним пустит? Там же отряд охраны вокруг тела, и куча клерков с помощниками рядом трется.

— Ну, давайте сходим пока к клеркам! — воскликнула Анюта. — Они умные, все поймут, во всем разберутся! Они же назначены заботиться о своей стране?

— Ага… Это тебе не куратора из ЦК КПСС воровать! — случайно проболтался я, и тут же спохватился: — Что ж, займемся ликбезом.

— Ничего не поняла, — призналась девчонка.

— Для начала пойдем к твоему телефону, — вздохнул я грустно.

Быстренько нашел в сети нужный файл:

— Вот, читай, к кому ты собралась идти.

«Дочка Дмитрия Пескова, пресс-секретаря президента России, живет в Париже. Нынешняя жена Пескова, Татьяна Навка, владеет собственной квартирой в Северной Америке, где с американским паспортом прожила пятнадцать лет. Медовый месяц у берегов Сардинии им обошелся по пять миллионов рублей — за каждый день. Первый вице-премьер Игорь Шувалов арендует дом в Австрии и квартиры в Великобритании. Вице-премьер Ольга Голодец в свободное время отдыхает на даче в Швейцарии или в итальянской квартире. Несколько объектов во Франции имеет министр по делам Северного Кавказа Лев Кузнецов: он задекларировал находящиеся в этой стране земельный участок, жилой дом, три гаража и квартиру. Министр образования Дмитрий Ливанов указал в составе семейного имущества дом в Испании. Вице-премьер Александр Хлопонин владеет земельным участком и домом в Италии. Министр по вопросам «Открытого правительства» Михаил Абызов пользуется недвижимостью в Италии и в Великобритании. Самым скромным в этой компании выглядит министр труда и социальной защиты Максим Топилин — он купил квартиру и гараж в Болгарии».

— Информация о недвижимости достоверная, наши правители сами о ней заявили, — я вернул телефон на место.

— Да?! — задумчиво жуя, она протянула мне очередной пирожок.

— Таков порядок, декларацию заполнить обязаны. Что-то скрыли, конечно, но и этого достаточно для простого вывода, — я развел руками. — О себе они заботятся, Нюся. Это тебе не Сталин, после которого осталсяфренч и сапоги. Одного только Шувалова ждет квартирка в центре Лондона площадью пятьсот квадратов. И она не пустая там стоит…

— Квартирка?! — Анюта наморщила лобик, сопоставляя цифры.

Советский трехкомнатный стандарт в пятьдесят квадратных метров считался шикарным.

— Если без иронии, это царские апартаменты: обеденный зал с двумя каминами, шесть спален и гостиная с роялем. Путину впору посочувствовать, он стал заложником собственной элиты. Впрочем, это не его элита, раз она живет там. Сдадут на раз. На Западе президенту места нет, нигде его не ждут. И чтобы не повторить судьбу Каддафи, такую элитунадо зачищать. Иначе доберутся не только до него, но и до семьи.

— Зачем первому вице-премьеру Шувалову два камина в Лондоне? — пробормотала девчонка.

В ответ я пожал плечами.

— Сталина на них нет… И что делать?

— Сидеть тихо, вот что! — вспылил я. — Телефон вернуть на родину, к пирожкам ходить собственными ногами! Дядя Коля Уваров правильно сказал: сначала полный анализ ситуации. Подождем. И Родина немного обождет. Пока у неё есть что грабить, она не останется без внимания иностранных друзей.

— А потом? — согласно кивая, Аня пыталась все разложить по полочкам.

— Украина сегодня — это Россия завтра. Вернуть порядок в прежних границах Советского Союза может только диктатура. И на роль диктатора отлично подходит товарищ Путин.

— Почему? — Анюта распахнула серые глазищи.

— Он способен с этим справиться. Важно, что народ его поддерживает. И потом, преимущество диктатуры перед демократией очевидно — лучше иметь дело с одним плутом, чем со многими.

— Подожди, разве он жулик?

— Да нет, он-то как раз человек слова. Это цитата такая, — усмехнулся я. — Однако есть тонкость. Диктатор всем хорош, за одним исключением — он смертен. Ладно, хватит о грустном сегодня. Иди купайся, потом договорим.

Я улегся под зонт, Аня снова полезла в море. Подремать мне удалось недолго, грядущие неприятности кольнули сердце. Поднял голову. Вроде все спокойно: море тихое, ветерок ласковый, а неугомонная девчонка, подняв руки, загорает стоя. И хотя на диком пляже было пустынно, чуйка призывала к вниманию. Такую видную фигуру, выше памятника на площади, не заметить сложно — осы на мед лететь обязаны.

Однако накаркал: поклонники красоты не заставили себя долго ждать, явившись в количестве трех экземпляров. Были они мускулисты, кучерявы и волосаты.

— Ай, красивая, водичка хорошая сегодня? — приступил к увертюре курортного романа самый видный и наиболее мускулистый мачо.

— Ноги хорошие, — сообщил в пространство кавалер, стоящий позади оратора. — Вот я бы ей…

Анюта промолчала, продолжая принимать солнечные ванны. Неужели кучерявый сейчас спросит, «который час», «или как пройти в библиотеку»?

— Шли бы вы куда шли, ребята, — ласково предложил я. — Библиотека с часами на башне дальше по курсу.

— Ты лежишь, дядя? — поигрывая мышцами, лениво бросил кучерявый. — Вот и лежи.

Липкий взгляд от Анюты он не отвернул.

— А то что? — потихоньку зверея, поинтересовался я.

Веселая злость накатывала плавной волной. Заглянул в сумку — ничего тяжелого. И палочку, как назло, с собой не взял. Придется против троих с голыми руками выходить, хотя драться не хотелось вообще, ногу только вылечил. Да и Антона подставлять было жалко — если мне по башке прилетит, ему опять прицепом на орехи достанется. Несправедливо, однако. И так, что ни день, то новый синяк или дырка в теле у парня. Что обидно — без причины, за просто так. И хотя есть возможность бежать, такое делать неприлично.

Жизненный опыт велел не отступать, если враг этого ожидает. И не вступать в переговоры перед битвой, это просто отсрочит твое поражение. Бить первым неожиданно, нападать там, где не ждут, не брезговать запрещенными приемами. Простую истину никто не отменял, для победы все средства хороши. А сегодняшняя ситуация прямо-таки требовала одного: поставить этих троих уродов к стенке, а затем вдумчиво расстрелять длинными очередями из двух пистолетов в упор. Но мощный козырь, мое личное оружие, Коля Уваров запретил настрого.

Приказ начальника — закон для подчиненного. Впрочем, иногда на запреты можно наплевать. И только я собрался призвать из-за далекого горизонта незабвенную «Осу», вместе с парой травматических «Макаровых», как Аня резким движением руки опустила ребро ладони на плечо кучерявого. Рубанула в то место, откуда шея растет. С высоты ее роста и поднятых рук движение показалось простым, поскольку шло сверху вниз. Бывалый лесоруб так сбивает сухостой — за один прием валит под корень, и ствол дерева падает в сторону.

Кучерявый мачо в сторону не упал. Как стоял, болезный, так и рухнул. Создалось впечатление, что богатырь по колени врос в гальку пляжа. Второму номеру кучерявых повезло меньше, Нюся влепила ему ногой, без паузы и с разворота. Мой коронный прием! Ничего не скажешь, технично исполнен. Ай, молодца… И Анин папа молодец, на своей секретной работе хлеб даром не ест. Я мысленно даже поаплодировал — парня унесло за кромку прибоя, где он обратился щепкой, носимой волной прибоя туда- сюда.

Третий, самый молчаливый поклонник красоты, оказался самым шустрым — он бросился бежать. Ага, наивное дитя гор. Да у Анюты одна нога размером с него самого! С важным отличием — она полностью гладкая и шелковистая, аки персик в июне.

Бегун с дистанцией не справился, девчонка мигом догнала и подсекла. За три прыжка и «пять сек», как глаголет в таких случаях молодежь.

— И откуда вы, такие наглые, беретесь? — Анюта шустро сволокла тела в одну кучу на берегу, пока я собирал вещички.

— Тыбылиси, — ответил за всех бегун на короткие дистанции. — Сборная Грузии по борьбе. Спортивные сборы у нас…

— Товарищи борцы! — решила девчонка. — Вы были неправы, и сейчас я каждому из вас дам леща в лоб. В назидание и на память.

Аня исполнила обещание, а я тем временем включил торможение мира. Застыло море, остановились в полете чайки, и группа парней, бегущая в нашу сторону с дальнего края пляжа, замерла. Что ж, пусть весь мир обождет.

Счастливо оставаться, мне проблемы ни к чему. С сумкой в одной руке, и с Анютой в другой, плавно переместился в парк заводского домаотдыха.

По дороге вспомнились стихи:

   Поток времен свиреп, везде угроза,    Я уязвлен и жду все новых ран.    В саду существ я сжавшаяся роза,    Облито сердце кровью, как тюльпан.

— Какая красота! Это вы мне написали? — воскликнула девчонка.

— Это Омар Хайям, — укоризненно заметил я, доставая из сумки наши вещи. — Но к ситуации подходит. Почему ты делаешь мою работу?

— Антон Михалыч, о чем выговорите?! — возмутилась Анюта. — Подумаешь, хулиганы. Отвернитесь, мне надо переодеться.

Чисто женская психология — если соблазнять никого не требуется, целомудрие и скромность они ставят во главу угла.

— Вы недавно сломали ногу, спасая меня из аварии! — взмахнув купальником, она удивлялась моему непониманию. — Вас надо беречь. Хватит того, что такую кобылу здоровую на себе вынесли… Должок за мной. Верка в зачет не идет, там бы любой пионер справился.

— Мы ничего не приносим в этот мир, ничего не забираем, но мы оставляем беспорядок, когда уходим, — пробормотал я. — Не хочешь перед уходом покушать в ресторане?

 

Глава двадцать третья, в которой решаются охранные и лечебные задачи

В девяносто первом году Страну Советов сокрушила демократическая сила, а следом за этим в Гагру пришла война. Окраины империи с началом перестройки кипели, рвануло и здесь. И, как это обычно бывает, война победила всех. Городу крепко досталось — не меньше, чем его жителям. Тем, кто не погиб, стало точно не до курорта. Умельцев рушить у нас много, кто строить будет?

Однако сегодня ничего не предвещало беды, не наблюдалось причин для грядущих через каких-то двадцать лет великих преобразований.

Местные жители свято верят, что их земля избрана богом за красоту. Тут не поспоришь, природа щедро одарила этот край. Название «Абхазия» переводится как «страна души», что полностью соответствует истине.

К ресторану «Гагрипш» мы поднялись из Приморского парка по старинной лестнице. Прижимая к груди букет роз, Анюта восторженно озиралась. От фонтана в глаза бросаются старинные часы, символ города на здании в стиле альпийского шале. Ресторан и гостиницу «Гульрипш» сто лет назад привезли из Европы, в разобранном виде. С тех пор на горе красуется венгерский ресторан и норвежская гостиница, собранные вновь без единого гвоздя. Внутри ресторан впечатляет не менее — высоченный зал, огромные окна, хрустальные люстры. Здесь бывал российский царь Николай и советский император Сталин, а на сцене выступал король высокого баса Федор Шаляпин.

Особенно радовал прохладный полумрак и свободные столики — обеденное время прошло, а до ужина еще далеко.

— Если можно, стакан минералки, — устав охать от восторга, Анюта томным голосом обратилась к официанту.

— Воды нет, — кучерявый парень подал мне меню, где в строке «минеральная вода, 10 коп» карандашом было честно приписано «нет».

С умилением я приступил к изучению желтоватого типографского бланка, заполненного вручную:

Бифштекс — 1 рубль 8 коп

Котлета отбивная — 1 рубль б коп нет

Севрюга заливная — 1 рубль 23 коп

Осетрина отварная с соусом — 1 рубль 24 коп

Фирменное блюдо «судак» — 1 рубль 50 коп нет

Форель жареная — 69 коп нет

Севрюга, жаренная в сухарях — 1 рубль 24 коп

Масло сливочное — 8 коп

Солянка из осетрины — 1 рубль 45 коп

Солянка поварская — 88 коп

Говядина отварная с соусом «цацибели» — 48 коп

Салат из свежих помидоров — 25 коп

Салат из свежих огурцов — 19 коп

Яичница натуральная из трех яиц — 44 коп

Маслины с луком — 17 коп

Хачапури — 47 коп

Пломбир с клубничным вареньем — 73 коп

Советское шампанское полусухое — 3 рубля 28 коп

Кофе по-восточному — 10 коп

Минеральная вода — 10 коп нет

— А что это за соседним столиком дегустируют? Не форель ли? — строго вопросил я, доставая рубль.

— Так точно, сочинская форель, — доложил официант, мастерским движением пряча взятку. — Только подвезли, меню исправить не успели. Нести?

— Рыбная диета — самая полезная, — сообщила Анюта. — Несите две. И еще севрюгу заливную и фирменный судак.

— Судака нет… — попытался возразить парень, однако дополнительный рубль примирил его с поражением.

— Но сначала по салату, и пару солянок из осетрины, — добавил я.

Официант в бодром темпе удалился на кухню, а Анюта, воровато оглянувшись, разлила по бокалам шипящую темную жидкость.

— Послушай, Анна, — возмутился я. — Опять за свое?!

— Завтра оплатим две бутылки колы, — отмахнулась она, пряча пустую тару в сумочку. Затем шипящим шепотом добавила: — Никто ничего не видел, маскировка полная.

Салаты и блюдо с хачапури появились мгновенно — вот что взятка животворящая делает. Умеют же работать, когда допинга хотят…

Диким взглядом окинув бокалы с темной жидкостью, официант затрепетал ноздрями — характерный запах колы витал в атмосфере. И в целях конспирации мы немедленно опустошили свою посуду — на нет и суда нет.

В конце обеда Анюта заглянула в принесенный счет.

— Ого, почти десять рублей! И в основном все я, бессовестная, наела… Вам не жалко?

На что я грустно усмехнулся:

— Мне жалко времени, которое проходит без тебя. Когда-то уйду… Не хмурься, это всех касается. Но я-то точно раньше. И пока я здесь, можешь капризничать, блажить и повелевать. Скажу по секрету, мне это нравится.

Анюта вертелась перед зеркалом.

— Нюся, а почему ты свой немалый гардероб хранишь здесь? — я смотрел в распахнутый шкаф-купе. — И сценические костюмы на веранде у Антона висят, только стирать да гладить сюда носишь…

— Я и трусики здешние домой взять не посмела, — вздохнула Анюта. — Мама как увидит обновку, сразу дырку в голове сделает. Она и так догадывается, что у меня появился мужчина. Но пасет меня днем, а ночью я сплю.

— А ты спишь? — усомнился я. В данном контексте это слово мне представлялось как-то иначе.

Девчонка захихикала:

— Еще как! Вы знаете, Антон Михалыч, ночью все нормальные люди спят. Но мама бдит.

— Заглядывает в спальню? — догадался я.

— До этого еще не дошло, — хмыкнула она, — однако дверь в дом и черный ход на ключ запирается.

— И что? — не понял я.

— Ключей на гвоздике нет, вот что, — она задохнулась от смеха. — Граница на замке, муха не пролетит, но ночью я здесь!

Мы готовились к брифингу, который собирал полковник Уваров в доме майора Нины Радиной. Место замечательно подходило для тайной встречи — в пустой дом прибудут все свои, а для посторонних калитка закрыта на замок, никто не помешает.

Анюта подбирала себе строгий деловой наряд, а я раздумывал, бриться или нет. В конце концов, выбрал компромиссный вариант: аккуратно стриженая трехдневная щетина. Местами седая, она придавала солидный вид подтянутому мужчине. Невзирая на постоянные переходы, заметное падение возраста прекратилось. Пугающее безобразие замерло на отметке «где-то от тридцати до сорока».

Остановка, слава богу, тешила, поскольку Вера отказалась ходить со мной в будущее даже под угрозой расстрела. Резкое омоложение ее пугало, а тут появилась надежда, что до подгузников дело не дойдет. Осталось только накачать вторичные половые признаки, в успехе чего сомнений не было — настойчивая девушка набралась в гимнастике достаточно опыта тренировок. Но к этому мы вернемся позже.

Максимально возможный возраст я подгонял с помощью старомодных роговых очков и дурацкой шляпы. При этом посещать знакомых избегал, и на работу в сервисный центр носа не казал. А внучке Марусе и соседке Рите шепнул, что заодно с лечением в крутой клинике сделал пластику лица. А почему нет, чем я хуже Софии Ротару?

Легенда оказалась убедительной, удивленные взгляды сразупрекратились, как ножом отрезало.

— Ну что, все в сборе, — поднялся Коля, увидев нас в дверях комнаты Веры, куда я переместился вместе с Анютой. — Начнем, товарищи.

В гостиной вдоль ковра у стенки выстроились бойцы невидимого фронта — все хорошо знакомые, за исключением двоих, которых я увидел рядом с Уваровым только перед переходом. Вот их Коля и представил:

— Наши новые товарищи, братья Гутаровы. Воевали вместе, накрыло их одним снарядом, и списаны по одной болезни. Теперь будут работать здесь, на охране объекта. Как самочувствие после перехода, ребята?

— Как заново родился, — скромно улыбнулся неприметный парень среднего роста, один из братьев.

— И это радует! — сам Коля выглядел на все сто. Цвел лучше герани, разве что не пах.

— Таблеток сегодня не пили, — добавил второй брат, коснувшись головы. — Если так дальше пойдет, согласны работать за хлеб и воду.

Коля усмехнулся:

— Денис Иванов тоже рассчитывал на хлеб и воду, а там оказалось козье молоко. Умеют наши люди оазисы с молочными реками и кисельными берегами находить…

Скрывая улыбку, Денис опустил голову, а полковник продолжил:

— Итак, наш объект охраны, комсомолец Антон Бережной, не может здесь присутствовать по объективной причине. Его интересы представляет научный руководитель проекта, Антон Михалыч Бережной.

Вот это да! Расту в собственных глазах как атомный гриб, семимильными шагами. Четвертая должность уже… Если так дело дальше пойдет, глядишь, и выйдет указ о переименовании города Ростова-на-Дону в город Бережнойск. И вместо «ростовчане» будут говорить «бережнойскчане».

А что? «Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета CCCR Маршал Советского Союза товарищ Леонид Ильич Брежнев» — это перечисление должностей и званий звучит короче, чем придуманные Колей регалии.

— Всю возможную помощь нам окажет местная милиция, в лице старшины Кравчука Максима Максимыча, — вещал Коля, расхаживая перед строем. — Наша страна окружена внешними врагами. Однако внутренних врагов, как оказалось, вывели не всех. Научную базу пытались ограбить, а научных сотрудников — отравить. Но бдительные… хм… граждане не допустили беды. Злоумышленники арестованы. Тем не менее, ваша задача прежняя: охрана государственной безопасности и недопущение впредь. Ясно?

— Так точно! — рявкнул старшина, выпятив грудь.

— Коммунистическая партия и народное правительство постоянно заботится о том, чтобы советский человек спал спокойно. Укрепляются органы правопорядка, на заводах и фабриках созданы Добровольные Народные Дружины. А вы займетесь охраной конкретного лица. Ясно? Позже к вам присоединится майор Радина. После излечения, конечно, — Коля обернулся к дивану, на котором возлежала белая мумия. — Вопросы?

— Тьфу, черт! — старшина плюнул на дымящуюся папиросу, иторопливо запихал окурок в спичечный коробок.

— Так-так, — хищно напрягся Уваров. — Давно это у вас?

— После болезни я по вашей команде курить бросил, — расстроено сообщил старшина. — А хочется! И как только думаю об этом, тут же папироса в руке появляется.

— Что-то я не заметил, чтобы вы прикуривали…

— Так это больше всего и злит, — воскликнул Максим Максимыч. — Папироса ко мне уже прикуренная прилетает, гадюка!

Коля отвел старшину в сторону, в уголок к телевизору, а Денис тихо объявил в пространство:

— Товарищи офицеры, тут неподалеку, в одном хорошем месте, доходят в печи голубцы… Предлагаю не затягивать с вопросами и прениями. Отдохнете с дороги, там и заночуете. А пивко уже в погребе.

Пиво прямо с пивзавода на Буденовском было легко доступно Римме. Пронырливая по жизни, она многое доставала благодаря блату. Заводское пиво было предпочтительнее прочего по двум причинам: свежее и неразбавленное. И стоило всего пять рублей за три трехлитровых баллона. Товарищи офицеры удалились на кофе-брейк, а я остался возле Нины. Пива под рыбку попробовать хотелось, однако сеанс терапии представлялся важнее. Одну процедуру мы провели с утра, и она сразу почувствовала себя лучше.

Тогда, с утра пораньше, я явился в палату с Денисом. Курортное задание он завершил, поэтому без промедления мы отправились в будущее, под светлые очи начальника.

— Съездил в Гантиади не совсем удачно, Николай Сергеевич. Подозреваемого лица не нашел, — четко доложил Денис.

— Хм? — Коля уставился на докладчика поверх очков.

— Собственно, его никто не нашел, — уточнил Денис. — Ярик утонул во время купания.

— Так-так! — задумался Коля, поглаживая щеку. — Хм… Неплохо, неплохо.

— Папаша сидит, мамаша скоро следом пойдет, а это тоже хорошее решение проблемы, — донеслось с кровати от белой мумии. — Что Ярик рассказал перед кончиной?

— Вы о чем подумали, товарищи?! — вскинулся Денис. — Я вам что, душегуб какой?

— Хм… — Коля продолжал чесать щеку.

— Да я здесь не при чем! — Денис от огорчения взмахнул рукой. — Он, гаденыш, умудрился до меня утонуть. Я на базу только вошел — и сразу вышел. Кругом милиция, допросы свидетелей и чуть ли не полный траур.

— Значит, поговорить не удалось, — констатировал Коля. — И кому он чего еще наболтал, мы не знаем.

Денис согласно кивнул.

— И не скотина после этого?

— Это уже неважно, — белая мумия хмыкнула. — А вот охранойимущества озаботиться надо.

— Камеры, датчики, лазеры? — подал голос Денис. — Знаю китайские места продажи детекторов движения при наличии кэша.

— Современные камеры ставить опасно, — пробурчал Коля. — И потом, к этому оборудованию компьютер нужен. А как если посторонние обнаружат? Нет, люди надежнее. Будем усиливать человеческий фактор. Ты, Денис, свободен пока, а вечером в доме Нины Ивановны проведем совещание по безопасности.

— Разрешите на пару часиков отлучиться? — Денис смотрел в сторону.

— Куда это? — Коля снял очки. — Опять, небось, сантехнику приобретать?

— Так точно, — вздохнул Денис. — Швейную машинку хочу присмотреть, и биде. Ну еще по мелочам — краники, муфточки…

— Смотри, чтоб скромно все было, — пробурчал Коля. — Машинка обычная, без компьютера, а биде простенькое, беленькое. И ни одной бирки с надписями, понял? А то унесут к чертям, как у Антона.

— Я пойду с вами, — внезапно заявила Нина.

На это полковник Уваров возразил негодующим начальственным тоном:

— Нет! Доктор запретил двигать тело.

— А зачем его двигать? Антон будет только обнимать, — мягко возразила она. — Да, Бережной? И потом, это мой дом. Надо посмотреть, порядок ли у Веры? Выделить людям комнаты для проживания.

— По-хорошему, Нина, жить там никому не надо, — Уваров поднял палец. — По крайней мере, через неделю тебя точно примутся искать серьезно… Чует мое сердце, что мы накануне грандиозного шухера. Так что Веру от греха лучше переселить к Антону.

— Еще чего! — Вскинулась Нина. — По-вашему, это называется «от греха»?! Чтобы я, своими собственными руками, подложила ему свое дитя…

— Да не в том смысле, — отмахнулся Коля. — Наша Верочка, как сказал поэт, невинный ангел, а не плод для греховных утех. Под проживание сойдет и диван в зале. С мамой Антон договорится. Да, Михалыч?

— Я тоже к морю хочу, — голос Нины дрогнул. А затем железная леди захныкала: — На волнах покачаться, на теплом песочке полежать… Чтоб ты, Игорек, гадюка такая, в гробу перевернулся!

— Давай-ка, Нина, мы с тобой вернемся к самому началу, — я решил сменить тему. — Аутотренингом занимаешься?

— Постоянно, Тоша. Уговариваю боль, и она отступает. Но совсем не уходит, подлая…

— Где болит больше?

— Кишки у меня после допроса перевернулись. Кино «Аватар» видел? Вот у меня живот такой, как у них лица.

— Ну, значит, сейчас перелетим, и работать с живота начнем, — я обнял Нину и вызвал черное одеяло. — Не скучай, Коля, пока-пока.

Кровать с никелированными шарами на спинках скрипнула под двойной тяжестью. Распахнув глаза, Нина прислушалась к себе.

— Спасибо, господи, — она облегченно вздохнула. — Тебе тоже спасибо.

Переместив взгляд с синего абажура, украшенного желтыми шелковыми кистями, на зеркальное трюмо у окна, я огляделся. В хозяйской спальне правили чистота и уют. Ковер с геометрическим рисунком покрывал всю прикроватную стену, что говорило о высоком достатке семьи. А ворсистый палас на полу с похожим рисунком это впечатление только усиливал. Вездесущая герань вовсю цвела в разнокалиберных горшочках на подоконнике. Полую икебану завершали кружевные салфетки, ажурные занавески на окнах и пирамидальная стопка подушек, блистающая белизной.

Вера молодец. Не забывает смотреть за порядком, хотя постоянно возле Антона вертится.

— Мамочка! — легкая на помине, девчонка в легком халатике возникла на пороге.

Следом явилась кошка Муся. Удивленно взглянув на меня, она запрыгнула на кровать. Чихнула беззвучно, и улеглась у Нины на животе. Под ее рукой заурчала, вылизывая лапу.

— Вера, хватит носом хлюпать! — сварливо заметил я.

В сложной ситуации женщину следует лишить возможности выбора между плачем и причитаниями — ее просто надо пристроить к делу. — Ложись с другой стороны, руки клади маме на живот. Кошку не гони, она тоже лечит, только по-своему, — я вытер пот со лба. — Эйнштейн как-то заметил, что самые революционные научные идеи пришли ему в голову, когда он лежал в ванне.

— В ванне?! — изумилась Вера. — Но у нас нет ванны…

— Когда мы расслаблены, мозг генерирует самые творческие, оригинальные и даже гениальные идеи. Мы же будем концентрироваться на болях в животе, — я положил свои руки рядом с Вериными ладошками. — Представьте себе водоем. Сосредоточьте внимание на теплой воде, очистите разум от посторонних мыслей и просто расслабьтесь. Нина, можешь напевать, если хочется. Главное, чтобы это помогало расслабиться. Девочки, текст помните? Тогда начали дружно, все вместе. Течет водопад, шумит речка…

 

Глава двадцать четвертая, в которой повествование возвращается к музыке

Вечерняя репетиция шла гладко, пока очередь не дошла до Тамары Карапетян. Сюда она пришла впервые, и с первой минуты оказалась повержена микрофоном. Маркировку «Shure KSM8», конечно же, я затер, но «птица Щур» от этого насилия звучать хуже не стала. Подпевала Надежде Козловской она умело, а сольно мы репетировали всего одну песню. Разучивая композицию «На координатах «Скайфолл», британской певицы и композитора Адель, все намучились прилично. Было опробовано несколько вариантов темпа и тексов на русском языке. В конце концов коллегиально выбрали «Небо обрушится»:

В час прощания. Затаив дыхание. Отпускаю снова вас — Разбито сердце в этот раз. В последний час Тону в своих мечтах о вас. Но мной овладевает боль. И я свою теряю роль. Небо в бездну исчезает, Только Скайфолл нас спасает вместе. Когда небо Рухнет в бездну. Мы всё это Выстоим вместе Лишь в Скайфолл. Скайфолл — исток пути: Тысячи миль суждено пройти. Столкнув миры, сжигая дни. Вы узнали мой номер, как зовут меня, Но любовь вам не отнять!

В нашем исполнении мне не нравилось все: как бледно звучит электропианино Надежды Козловской, как не справляется с двумя синтезаторами Вера, и как эту песню исполняет Тамара. Антон согласился с моим мнением и выразил его вслух:

— К ударным замечаний нет, — сказал он раздраженно, — и виолончель на высоте. А все остальное — никуда не годится!

Анюта отвернулась, у Веры выступили слезы на глазах. Алена на это горделиво повела головой, а Семен Трофимов скромно потупился.

— Когда Аня в проигрыше берется за скрипку, мы теряем бас-гитару, — продолжил Антон. — А партия баса в этой композиции очень важна.

— Может быть, ну ее, эту скрипку? — задумчиво пробормотала

Надежда Константиновна. — Невелика потеря, если будем вытягивать синтезаторами. И вообще, здесь требуется контральто. Девочка хорошая, однако песня не ее. Так бывает. Пусть Нюся попробует петь и играть.

Сразу после этого дело пошло — вибрирующий бархатный голос Анюты проникал в душу, и музыканты взяли себя в руки. Особенно это удалось Вере.

— Ну что, более-менее, — решил Антон. — Лед тронулся, а шлифовать будем завтра. Сейчас короткий перекур, на все про все пять минут.

В подтверждение своих слов он выставил на стол малиновый пирог.

— Мне нравятся короткие перекуры! — Алена цапнула сразу два куска. — Мама, открывай ротик, мне руки потом все равно мыть.

— Ах, я же на диете, — Надежда Козловская томно вздохнула, хлопая своими чудными глазами. — Что же делать?

Выглядела она не менее чудесно, и прекрасно это осознавала. А кормящая ее белокурая копия, играя такими же сияющими глазами на публику, казалась младшей сестрой.

— Кушайте на здоровье, Надежда Константиновна. И пусть майская роза засохнет от зависти, — подлил масла в огонь Семен Трофимов, уплетая вторую порцию.

— Сеня, сколько можно повторять: в команде меня зовут Надежда! — польщено улыбнулась певица, острым язычком облизывая алые губки. Потом, дожевав, она хлопнула в ладони. — Ну что, товарищи, делу время, пора за работу. Предлагаю еще раз прогнать «Бэсаме мучо».

Целуй меня, страстно и жарко. Словно уже до прощанья минута одна. Поцелуй, сладкий и яркий Я оставляю в подарок на все времена. Поцелуй, долгий, безбрежный. Этот роман — океан, где волна за волной. Поцелуй, мягкий и нежный, Счастье, что эта любовь не прошла стороной.

Наше прочтение известного шлягера в джазовом стиле вогнало Тамару в ступор. Это показалось мне хорошим знаком: мы на верном пути.

После репетиции Надежда Козловская задержалась, чтобы разобрать проблемные моменты в партитуре Веры. Много пропустила девчонка, ничего не поделаешь, придется нагонять. Антон вышел проводить Тамару Карапетян, хотя мне хотелось послушать педагогический спич певицы — у нее и в этом наблюдался явный талант.

— Не будем мешать, Дед, — пресек мои поползновения Антон. — Вера злится на себя, мало работает над ошибками.

Во дворе текла обычная вечерняя жизнь — кося недобрым взглядом, петух грозно вертел шеей в щели загородки, мама гремела посудой на кухне. Отец, посвистывая себе под нос, с садовым ножом возился в кустах малины. Рекс дрых на своей подстилке под раскладушкой, а Лапик вытянулся сверху, на нашем месте. Изредка дергая ухом, кот изображал из себя спящего пассажира. Маскировался, хитрец — будучи внеземным созданием, как и все женщины, он искоса контролировал обстановку. Вожак стаи наблюдал за живущими здесь существами, заодно охраняя наш покой. В этом у меня не было сомнений, ведь доказательством инопланетного происхождения кошек являются удивительные способности, которых не сыщешь у других животных.

— Тоша, а тебе не надо купить хлеба?

Тамара сказала это таким тоном, что нам сразу стало понятно: да, надо купить хлеба. Впрочем, пройтись по свежему воздуху тоже не помешает. Тихий летний вечер, почему бы не проводить девушку? А на косые взгляды бабушек можно не обращать внимания — пусть будет им еще один повод для перемывания косточек.

— Значит, приглашаешь меня в свою группу?

В коротеньком летнем платье она вышагивала рядом, но не близко — демонстрируя солидную дистанцию. Все-таки мы не пара влюбленных, а группа людей, устремившихся за хлебом. Грива смоляных волос развевалась на ветру пиратским знаменем, платье в обтяжку. Не барышня — огонь с черными глазами…

— Приглашаешь меня в свою группу?

— Настаиваю на этом, — твердо заявил Антон, стараясь смотреть в сторону.

— В клубе гипсового завода я первым номером иду, — усмехнулась она. — А здесь буду на припевках у заслуженной артистки.

— Именно так, — согласился Антон. — Припевкой, тенью, и на втором плане.

— И зачем это надо? — искренне удивилась она.

— Это первый шаг, за которым скрывается собственная дорога. Мы засветим тебя, а дальше ты пойдешь своим путем.

— Куда я пойду, Тоша? — Тамара вздохнула. — Ты думаешь, меня не звали в оркестр на «зеркалке»? В рестораны тоже звали. Фигня. Я на гипсовом заводе работаю, между прочим, в плановом отделе. А музыка, так… Для души.

Ладно, первый камень брошен, круги по воде пошли. Вернемся к этому разговору позже.

 

Глава двадцать пятая, в которой трудно назвать вечер томным

Торчащая из окна киоска голова продавщицы Люськи пронзила нас рентгеновским взглядом. Господи, боже мой, и эта дамочка уже Антона ревнует! И ведь ни малейшего повода не давал…

— Хлеба нет, — отрезала она категорически.

— А вот не надо было ей итальянские сапоги дарить, — ехидно заметил Антон.

Тут не поспоришь, парень прав. Переборщил я с благодарностью за очередной мешочек пятнадцатикопеечных монет. Но кто мог подумать, что в торговых кругах обычные сапоги на шпильке считаются шикарным подарком и признанием в любви?

— Граждане, будете чего брать? — нахмурилась Люська. — Мне закрываться пора.

— А дома хлеба нет… — растерянно пробормотала Тамара.

— Возьмите ржаные батончики с изюмом, — смилостивиласьпродавщица. — Хорошие булочки, в накладной написано «диабетические».

Ну, раз для диабетиков, Антон тоже взял. Качественный товар, тут без обмана.

На пустыре, за воинской частью, парень оглянулся. Приобняв Томку, поцеловал в висок.

— Тоша, ты чего? — вяло возмутилась она без попытки вырваться. — Люди кругом!

В сгущавшихся сумерках прохожих на пустыре не наблюдалось, это было понятно им обоим. Мне тоже.

— В субботу иду на свадьбу, двоюродный брат пригласил, — прижавшись бедром, перешла она к основной теме прогулки.

Иногда женский магнетизм способен резко изменить настроение — у Антона, вместе со скачком давления, мысли полностью вылетели из головы. Улетучились, аки дым. Парень потерялся и, пока он целовал девичью шею, мне пришлось собраться. В редких разговорах наедине мы не упоминали родственников. Политику тоже не затрагивали. Мы вообще мало говорили на отвлеченные темы при встрече — во время репетиции некогда, а на утренних воскресных занятиях как-то не до обмена мнениями. Это сожаление я ощутил сейчас:

— Ничего не знаю о твоей родне, и никогда не слышал о родителях.

— Они рано умерли, — выдохнула она. — Об этом как-нибудь в другой раз.

— Как скажешь…

— Меня тетка воспитывала. Что это такое, знать тебе не надо. И трудно передать словами мою радость, когда после школы переехала в институтское общежитие. Девочки-соседки были в шоке, а я как будто возродилась вновь. Как здорово, когда никто не стоит над душой, ты представляешь?

С высоты моего жизненного опыта такое понять несложно, однако понимание сейчас проявлять не стоило.

— Слушай, а у вас роду были цыгане? — наконец-то я задал давно занимающий меня вопрос.

Тома снисходительно хмыкнула:

— Ну, ты даешь, как будто по мне не видно!

С этим мне пришлось согласиться, но дальнейших пояснений не последовало.

— Тетя Манушак заведует сельским Домом культуры, и я там с детства пела и танцевала. Меня все знают, и на свадьбе обязательно потащат к микрофону. Так что нужна новая песня.

— Всего одна песня?

— Избитые шлягеры петь неохота. В последнее время ты столько нового принес в оркестр… Целую кучу. Можешь для меня чего-нибудь сыскать?

— Для тебя? — ответно хмыкнул я. — Может быть, не одна кучка найдется.

— Здорово! — Тамара смущенно зарделась — «для тебя» было сказано с ласковым прикосновением.

— Сирелис! — подсказал Антон. Тетрадку еще не опробованных заготовок он проштудировал тщательно.

— Сирелис, — согласился я.

— Никогда так не говорил… Это ты мне? — вспыхнула она. — Спасибо…

— Тебе тоже, сиралир. А песня называется «Сирелис», — не стал спорить я. — Ее недавно написал композитор Армен Мандакунян.

— Не слышала о таком, — нахмурив лобик, удивилась Тамара.

— Он эту композицию придумал в Соединенных Штатах. Поэтому вслух упоминать автора нежелательно.

Я тихонько напел:

Гитем сирум ес индз у лалис ес такун сирелис. (знаю, что любишь меня и тайком плачешь, любимый) Хервиц хуру (далеко вдали) Авах нэра гэркум байц дэр индз ес ду гэркум (увы, но в её объятиях ты меня до сих пор обнимаешь) Сирелис (любимый) Инчу аса инчу (почему, скажи, почему?)

— Так эта песня на армянском? — изумилась она. — И откуда так хорошо знаешь язык, Тоша? Мне казалось, пару слов по-нашему тебе связать сложно…

— Папа служил в Армении, — мягко пояснил я. — Ты в курсе, что Турция наш геополитический противник?

— И это он говорит армянке?! — Тамара даже покраснела от гнева. Жестом примирения мне пришлось снова прикоснуться к ее руке:

— Отец защищал небо нашей страны, а я там родился и вырос. Мы снимали комнату в доме, где армянская семья стала моим детским садом. И язык я учил погружением в среду, точно как Ленин в Швейцарии. Родители-то весь день на работе… Впрочем, в Ростове армян можно встретить на каждом шагу, не дадут потерять навыки.

— А со мной почему не говорил? — возмутилась она.

На что я отрезал:

— А ты почему со мной не говорила?

Раздраженная женщина великолепна, возмущенная восхитительна, а в гневе она просто прекрасна. Но Тома не позволила нам долго любоваться ее эмоциями.

— Для армянской свадьбы — отличный вариант, — решила она, мудро сворачивая конфликт. — И вообще… здорово. Когда начнем разучивать?

— А вот завтра после работы и приходи, — влез Антон. — Приготовлю ноты и слова.

Мы завершили наш путь в тупичке, где обитала Тамара, и ощущение опасности сквозняком дунуло от густых сиреневых кустов. Я оглянулся — малозаметная тень серела на грани видимости. Это вдали бдит наша охрана, без сомнения. А вот в кустах кто-то недобрый прячется, тут к бабушке не ходи.

Чмокнув Антона в щеку, с легкой улыбкой Тамара упорхнула. Калитка разочарованно хлопнула замком, Антон привычно накинул сверху стопорное кольцо.

— Твои глаза зовущие, — тоскливо процитировал я вслед.

— Сжигают меня, сжигают душу, — подтвердил мои муки безжалостный Антон.

Сердце рвалось туда, где могут предложить не только чаю, однако Антон потянул нас обратно. И не поспоришь ведь, парень прав — пора назад, ведь отошли из дома на минутку. Зачем плодить ненужные вопросы?

Ага, хорошо ему рассуждать, скоро Вера на массаж придет. Вот как только она придет, так сразу меня отправят домой, отдыхать.

Постояв немного в бессмысленных сомнениях, мы отправились в обратный путь. После захода солнца мир погрузился в полную тьму, прохожие люди тоже пропали. Для подобных закоулков «хоть глаз выколи» — дело обычное. В отличие от первобытнообщинного строя, активное население не улеглось спать, оно просто переместилось в места тусовки: парки, кинотеатры и кафешки.

Предчувствие опасности очередным уколом резануло сердце, и я дернул тело Антона в сторону, на середину дороги — подальше от места, где фонили флюиды агрессии. Вовремя: из кустов сирени молча вылетела мрачная фигура. Чего-то такое подобное я ожидал, встретил лиходея ногой в грудь. Вернее, мы это сделали вдвоем.

— На! — азартно выдохнул Антон с моим участием, вкладывая в удар всю силу. — Как догадался, Дед?

— Интуиция — это когда задница кумекает быстрее головы, — пробурчал я. — Поживешь с мое, поймешь.

Тело супостата улетело к месту старта, в глубину кустов. Идти туда, чтобы перебивать пенальти, я не собирался — мало ли что. Темно здесь, как у негра в брюхе. Спасибо луне и звездам за то, что они есть. Уличного освещения в округе отродясь не было, фонарными столбами на окраинах советских городов еще не пахло. Но где, черт побери, наша хваленая охрана?

Легкий на помине, появился Денис. Подсвечивая себе синим светом фонарика, шмыгнул в кустики, где мощно хекнул. Синий лучик подпрыгнул, а охрана, с чувством глубокого удовлетворения, хмыкнула.

— Скотина, — высказал он вслух диагноз, с которым я не мог не согласится.

Ржаные батончики с изюмом, рассыпавшиеся по пыльной дороге, Денис подобрал.

— Если не козы, так курочки поклюют, — философски заметил хозяйственный охранник.

— Они диабетические, — машинально заметил я.

— В хозяйстве сгодится, ведь Николай Сергеич меня премии точно лишит. И будет прав, сплошные косяки. Михалыч, ты в порядке?

Антон сдавленно всхлипнул. Я опустил взгляд: из живота торчала рукоятка ножа.

— Нет, не в порядке, — ясно ощущая, как угасает сознание Антона, старался говорить коротко и ясно. — Слушай сюда. Это тело надо аккуратно снести в кустики.

— Ну ни хрена себе… — подойдя плотную, Денис подсветил и витиевато выругался. — В больничку нам надо, Михалыч.

— Надо, — согласился я, разглядывая быстро темнеющую штанину. — Сейчас я туда уйду, а ты останешься рядом с парнем. Что-нибудь антишоковое с собой есть?

Уложив Антона на травку, под голову Денис подложил пакет с пыльными булочками.

— Только бинт, — он вытянул из кармана индивидуальный пакет. — А вот дома и антибиотики, и промедол, и целокс.

— До дома мы не дотянем, — вздохнул я. — Вряд ли успеем. Я не бросаю парня, слышишь? Там меня прооперируют, здесь он, дай бог, поднимется.

— Как это?!

— Не перебивай! Ножик я забираю с собой. Как только пропадет нож — приложишь тампон. Справишься?

— Когда выздоровеешь, Михалыч, получишь в лоб за такие вопросы, — пробурчал он, примериваясь к Антону. — Точно вернешься?

— Увидишь. Главное, слушай меня. Расчетное время полета — пять минут. Антон будет дергаться, подержишь. Потом он уснет. Понятно?

— Так точно.

— До встречи, — пробормотал я, закрывая глаза.

Блин, я же мог остановить время! Почему протормозил? Ладно, самобичеванием будем заниматься потом. Где это черное одеяло? Давно пора двигаться.

 

Глава двадцать шестая, в которой наступает хмурое утро

Обстановка в реанимации живо напоминала родной дом. Что-то я сюда зачастил… Если так дальше дело пойдет, забронирую себе постоянное место — дешевле выйдет.

Заметив мое пробуждение, сиделка без лишних разговоров нажала красную кнопочку. Дежурный врач появился немедленно.

— Ну-с, больной, как мы себя чувствуем? — затянул он известную песню.

Пришлось честно отвечать на вопросы и терпеть исследования. Мне заглянули в рот, потрогали лоб и оттянули веко:

— Двоение изображения, цветовые нарушения, слуховые галлюцинации?

В общем, пошла обычная текучка — с таблетками, уколами и датчиками. Питание через трубочку капельницы, туалет, простите, силами сиделки. Жизнь в реанимации после огнестрельного ранения я описывал подробно, отсылаю читателя в начало повествования.

Два дня полусонного существования завершились, наконец, переводом в палату. Здесь тоже было мало нового — Уваров что-то читал Нине с планшета, та охала. Торжественное явление моей каталки Коля почтил вставанием, однако вместо радостных криков крякнул кровожадно:

— Ага!

Пару дней назад, когда я вынырнул здесь с ножиком в животе, он таким тоном нецензурно помянул женщину с низкой социальной ответственностью. Мол, он сильно огорчен.

— Два тоскливых дня под капельницей, — сообщил я, обрывая его обвинительный порыв. — Коля, есть чего пожрать?

— Тоша, выражайся прилично. Чай, не в казарме, — капризно заметила Нина. — И не смотри на меня…

Повязки с нее сняли, но голубизна лица героини фильма «Аватар» радости вызывала мало. Особенно лазурные, с желтым переливами, синяки.

— Ты о чем? Проникающее ранение в брюшную полость не шутки, — удивился Коля. — Какая жратва, товарищ? Радуйся, что жив остался.

— Ладно, — согласился я. — Тогда наливай. Писят коньяка — лечебная доза.

— Докладывай, — пробурчал Коля, доставая бутылку «Праздничного». — Кто тебя догнал в этот раз?

— Если бы это случилось в нашем мире, гадал бы долго, — выдохнул носом чудесный букет. — А там у Антона врагов нет. Так что вариант один — Гвоздь.

— Кто это?

— Мутная личность с гипсового завода. Местный дебошир и хулиган. Его заставили извиниться перед пацаном, а это унижение. Не вынесла душа поэта позора мелочных обид… Вернусь, узнаем точно. Денис умеет спрашивать.

— Головорезы, блин, — пробурчал Коля. — Одного пацана оградить не смогли. Выгоню дармоедов нафиг!

Он плеснул добавки, и лечение произвело колоссальный эффект — дурные мысли голову покинули. Наоборот, возникло желание пообщаться.

— О чем вы смеялись до моего прихода, если не секрет? — поинтересовался я, закусывая майским медом. Это снадобье Коля посчитал допустимой диетой при травме брюха.

— Мы обсуждали новость дня: «ЦРУ прослушивает телефонные разговоры Кличко, чтобы просто поржать», — в подтверждение истины Коля жизнерадостно забулькал.

— Не понимаю, чего тут смешного? — удивилась Нина. — Человек руководит Киевом, обсуждает с людьми разные вопросы. Это огромный город, я там бывала.

— Мэра Киева интересуют разные вопросы, — движением пальца Коля пролистал страницы. — Вот такой, например: «Почему Гагарина отправили в космос именно в День космонавтики?»

— Хм… — мне смеяться было нежелательно, однако приперло, сдержаться не удалось.

Серьезным голосом Коля продолжил:

— Как утверждают эксперты, президентский срок Алексея Навального по традиции будет условным.

— От вашего Навального у меня уже изжога! — воскликнула Нина.

— Хорошо, — согласился Коля. — Слушайте криминальную новость: «в Новгороде злоумышленник вынес из магазина стиральную машину. Охрана за ним кинулась, но догнать не смогла».

— Какой гигант! — в голосе Нины сквозило восхищение. — И что, утек- таки?

Коля ее разочаровал:

— Поймали прохиндея, в конце концов. Со стиралкой в руках особенно не разгонишься, издалека видно.

— Жаль…

— А вот неполитическая новость: «в Зимбабве три девушки изнасиловали священника, который возмутил их заявлением, что далек от плотских страстей».

Лысый доктор внезапно возник на пороге палаты, и дружный хохот затих.

— Даже не требуется спрашивать, как вы себя чувствуете, Антон Михалыч, — с фонендоскопом он присел на край кровати. — Дышите. Не дышите. Спали нормально?

— Трудно сказать, — честно ответил я. — Вы мне что-то в капельницу постоянно подсыпаете.

— Электрическим током вас не поразить, из пистолета не застрелить, ножом не зарезать. Жутко подумать, но неубиваемый герой-терминатор рыдает в уголке, Антон Михалыч. Когда вы в следующий раз сюда прибежите с синим лицом утопленника, не удивлюсь, — скорбно вздохнул лысый доктор. — С вами уже разучился удивляться.

— Как только поднимете меня на ноги, сразу получите коньяк «Камю» 1965 года, — решил я его удивить и это удалось. — Специально для вас одна бутылка дома завалялась.

— Хм… — только и сказал на это доктор, поднимаясь. — У меня были вопросы, но я их снимаю. Кроме одного: как вы умудрились своими ногами сюда дойти с ножиком в животе?

— Доктор, вы давали подписку о неразглашении, — вовремя влезУваров. — Задавайте вопросы по существу болезни.

— Да, в самом деле, простите, — опомнился доктор. — Антон Михалыч, вам надо поспать. Вечером зайду, всего хорошего.

— Балуешь ты их, — нахмурился Коля. — Счет я в первый же день оплатил. И потом, почему у меня дома нет «Камю» 1965 года?!

Следующим утром я посчитал возможным выдвижение к Антону. Рана ныла, но терпимо, а парень без меня там страдает. На сырой земле валяется бедняга, и загнуться может от простой инфекции. Новые джинсы и футболку принес курьер, сумку медикаментов приготовил Коля Уваров.

Хорошо быть богатым, но лучше иметь богатого друга, которыйдержит тебя компаньоном. Но Коля вдобавок еще считал меня благодетелем — о больной спине он думать забыл, артериальное давление выровнялось, а коньяк, кроме радости, никаких других ощущений не приносил.

Оставалось лишь дождаться окончания утренних процедур.

Аутотренингом я себя за эти дни замучил, поэтому прислушивался к философской беседе между Уваровым и Ниной.

— Россия потеряла суверенитет в 1991 году, — вещал Коля. — Эксперты налегают на экономический и политический суверенитет, а мы поговорим о продовольственной безопасности.

— Это как? — удивилась Нина. — В России мало еды? Так нет, полки ломятся, я видела.

— Карл Маркс утверждал, что производство продуктов питания является самым первым условием жизни человека. То же касается и государства, поскольку безопасность страны зависят от еды в равной мере, как и от наличия ядерного оружия — голодный солдат много не навоюет. В Советском Союзе импортные продукты были редкостью, их доля на прилавке составляла около пяти процентов. При такой мизерной цифре импорта продовольственная безопасность СССР считалась гарантированной. Конечно, на прилавках выбор товара был ограниченным, даже за вареной колбасой и обычным сыром проходилось стоять в очереди. И если бы только за этим… Зеленый горошек шел в драку («больше одной банки в одни руки не давать!»), и свежее мясо без давки можно было найти только на базаре. Однако при наличии дефицита никто не голодал. Советский Союз четко сохранял стержневой элемент национального суверенитета — собственное население и армия обеспечивались собственной едой.

— У нас в столовке еще и буфет был, — пробурчала Нина. — Продуктовые наборы давали…

— Пару лет назад Россия являлась ключевым покупателем репчатого лука с европейского рынка. И именно от активности российских импортёров зависели цены на лук в Голландии, Польше и Германии. А для Польши российская активность на рынке репчатого лука являлась ключевой. Именно сельскохозяйственные компании — главные экспортеры на российский рынок. В последние годы экспорт в Россию увеличился в сотни раз. Израиль поставляет на российский рынок 95 % экспортного картофеля, 75 % — перца, 100 % — моркови и редиса, а также 30 % авокадо. Крошечное государство завалило нас продуктами — израильский экспорт в Россию составил около миллиарда долларов.

— Россия кушает импортную картошку и морковку? — поразилась Нина. — А своя куда делась?

— Угробили деревню, Нина. Все разрушили. Вместо социализма с человеческим лицом мы получили капитализм с родимыми пятнами феодализма. Живем, под собою не чуя страны…

— А как же это, импортозамещение?

— Красивые слова и мало дел. Россия всё глубже погружается в трясину кризиса. Государственные институты не справляются с реагированием на угрозы. Мы тонем медленно, и потому люди успевают к кризису приспособиться, а многие и привыкнуть. Люди ко всему привыкают. В семенном деле и яйцах Россия полностью находится под властью импорта — нет у нас селекционного производства, умерло. И так везде: куда ни кинь, везде нужен импорт. Исключением кажется военная промышленность, но там тоже нужны импортные станки и оборудование. И не забывайте: запчасти к этому оборудованию.

— Никогда не садись с чёртом наперегонки суп хлебать — у него всегда ложка длиннее будет, — пробормотала Нина.

— Ага, — согласился Коля. — Слушай очередную новость: прокуратура Швейцарии прекратила расследование в отношении Елены Скрынник, которая с 2009 по 2012 год занимала пост министра сельского хозяйства России, и подозревалась в отмывании денег через швейцарские банки. На ее счетах лежали сто сорок миллионов долларов. И Скрынник избежала наказания. Наложенный на ее средства арест был снят, сообщает источник со ссылкой на прокуратуру Швейцарии. В результате деньги, накопленные экс-министром в швейцарских банках, успешно легализованы. Решение прекратить расследование было связано с недостаточным содействием российских правоохранительных органов, у которых швейцарцы не добились сведений, необходимых для подтверждения обвинений в адрес Елены Скрынник. Швейцарская прокуратура так и заявила: «доказать умысел, необходимый для обвинения в отмывании денег, было невозможно из-за непредоставления полной правовой помощи». Конец цитаты.

— А государство, значит, на сельское хозяйство деньги выделяет? — Нина прищурилась.

— Выделяет, конечно, — усмехнулся Коля. — Там не одна Скрынник нуждается.

— Мда, — к этому междометию Нина добавила определение женщины с низкой социальной ответственностью.

— Ага, — не стал спорить Коля.

— Может, распишем «пульку»? — вбросила Нина провокационный вопрос.

— А деньги у тебя есть? — нахмурился Коля. — В прошлый раз ты продула двадцать два рубля…

— Ну и что? Напишите мне «минус двадцать два».

— Да?

— Не вижу проблем, потом отдам.

— А я вижу. Карточный долг — это долг чести. Будешь должна один поцелуй, — заявил Коля, двигая к себе бланк преферанса.

Высунув язык от напряжения, возле слова «Нина» он пририсовал пухлые губки.

— Ты негодяй! — сине-желтые щеки Нины вспыхнули красным цветом. — Да один мой поцелуй не меньше тысячи должен стоить!

— Хорошо, — согласился Коля. — Так и запишем. Напротив губок он поставил знак равенства и цифру «тысяча». — Раз пошли взрослые ставки, играем по сто рублей за вист.

— Да пожалуйста, — пробурчала Нина. — Подумаешь, сто рублей… У меня, может быть, кое-где чемоданчик баксов припрятан.

— Берусь доставить, — быстро сказал я. — Дешево возьму, всего за полчемоданчика.

— Еще один негодяй! — заключила Нина. — Кругом грабители и жулики. А может, вы сговорились, чтоб на пару меня раздеть?

— Побойся бога, Нина, — возмутился я. — В системе советской социалистической демократии важное место занимают органы народного контроля. Посмотри на столе прошлый листочек: сама ныряешь на мизер с дырой без семерки, а потом виновных ищешь?!

— Да, брат, — Коля скорбно покачал головой. — Если тебе плюют в спину, значит ты впереди.

Играть мне было неинтересно. После прошлой «пули» я знал все карты и четко «видел» прикуп. А когда расклад понятен, игра теряет смысл.

— Коля, у меня капельница подходит к концу, — решился я на выход. — Давай сюда мои вещи.

— А ты не сомлеешь там с устатку? — усомнился Коля. -

Выздоравливаешь быстро, семимильными шагами, но полежал еще пару деньков, а?

На это я ответил убедительной цитатой:

— Под знаменем Ленина наш народ одержал поистине грандиозные победы. Но вождь учил не обольщаться успехами, трезво оценивать достигнутое, главное внимание обращать на нерешенные вопросы. Понял, Коля? А у меня там в кустах лежит очень важный нерешенный вопрос.

 

Глава двадцать седьмая, в которой лечение продолжается

Не открывая глаз, я прислушался к Антону: сердце стучало, легкие дышали, в животе жгло. А сознания не было. Денис сидел рядом и держал руку на пульсе. Другой рукой он прижимал тампон к ране. В ночной тишине стрекотали цикады, невпопад им трещали сверчки. Где-то перебрехивались собаки, из-за деревянного забора невнятно прорывалась ритмичная музыка.

— Не дави так, — сказал я тихо.

Вздрогнув, Денис одернул руку. Потом пробормотал:

— Напугал, Михалыч. Больше так не делай… Сердце-то не железное. Как съездил?

— Нормально. Сумку с груди убери, — начал я командовать. — Пакет с одеждой — в сторону, Антона потом переоденешь. Из зеленой бутылочки дай выпить, из прозрачной запить. Уколы ставить можешь?

— Обижаешь, Михалыч…

— Тогда коли. А шрам помажь мазью из тюбика. Только кровь вытри сначала, салфетки сверху лежат.

— Какой шрам?! — он подсветил фонариком, и ахнул. — Ни хрена себе, пяти минут не прошло, а оно уже быльем заросло… Такого в цирке не увидишь, никак филиппинские хилеры делали?

Я поднял голову приличный розовый шрам. Точно как у меня. Но я-то переживу, а этот маме показывать нельзя… И пластику не сделаешь, ни за какие деньги. Нет здесь пока таких технологий.

— Как обстановка?

— Тишина, хоть глаз выколи, — несколько пренебрежительно хмыкнул Денис, — Деревня натуральная…

Выколоть глаза об темень мешала россыпь звезд над головой, да и кусты сирени были луне плохой помехой. Летучие мыши бесшумными росчерками мелькали над головой — тишина и идиллия.

— Убивец мой где?

— Отдыхает, ирод краем глаза туда поглядываю.

— Значит так, — решил я. — Антона в таком бледном виде домашним показывать нельзя. Да и мне как-то хреновато, брат. Пойду в больничку обратно. Даст бог, еще подлечат. Вернусь через пять минут, потерпишь?

— Не вопрос.

— А ты вражину стреножь, в сумке и пластиковые стяжки есть, и кляп. Потом допросим. Все, я пошел. Пока-пока.

В родной палате едва успел сообщить, что с Антоном все в порядке — и отрубился. Все-таки тяжелое это дело, из болота тащить бегемота. В смысле, себя и Антона. Проснулся лишь к вечеру.

— Совещание акционеров объявляю открытым, — заявил Коля Уваров, увидев мои раскрытые глаза. — Овсянка, сэр?

В ответ на это я потребовал добавить в меню коньяк «Юбилейный». Нина хмыкнула, поднимая бутылочку с питательной жидкостью. Некоторые простые действия она теперь совершала самостоятельно.

— Пока ты спал, пришла эсэмэска от внучки Маруси, — Коля провел пальцем по экрану моего телефона. — У нее заканчивается творог и сметана. Молоко прокисло, но она сделала простоквашу. Приглашает на блины.

— На блины пролетаю. Забот полон рот, только перекусить нечего, — вздохнул я с сожалением. — О новой болезни проболтался?

— Совсем память потерял? — возмутился Коля. — Мы же договорились обо всех входящих: ты занят на процедурах, перезвонишь позже. Кстати, молочные продукты у нас тоже закончились. Нет, я без претензий, не гоню… Но твой доктор днем сказал, что таких темпов выздоровления в этой палате он еще не видел.

— А вот есть чудеса более чудесатые, — Нина помахала планшетом. — Смотрите, что пишут из Новокузнецка: «молния буквально прошила тренера регби-клуба «Кубань» Александра Алексеенко. Разряд ударил его в макушку и ушел в землю. «Аж зубы клацнули», сообщил тренер. Алексеенко не пострадал, но молния оставила выжженный след на голове. Эпизод на стадионе прошел мимо внимания зрителей, да и в протокол такое не вносят. «Для меня это событие на всю жизнь останется в памяти, сказал Александр Алексеенко, хотя утюги не прилипают, ложки не гну силой мысли (смеется). Здоровье крепкое, раз ничего не случилось».

— Гвозди бы делать из этих людей… — пробормотал я.

— Подобных случаев в стране немало, и они всегда берутся на заметку, — Коля назидательно поднял палец. — Понял, Антон? Когда заглянет доктор, пожалуйся на слабое здоровье. Мол, там болит, здесь ноет.

— Никуда сегодня не пойду, — согласился я. — Буду ныть, и подпольно увеличивать темпы выздоровления. Тем более, у нас совещание.

— Да, — сказал Коля. — Из-за твоего дурацкого ранения наши планы поломались.

— А что за планы? — удивился. — Была команда сидеть, и не отсвечивать.

— Это ты-то сидишь?! Помолчал бы. А мои юристы уже в Швейцарии. Заодно они сняли домик и договорились в клинике пластической хирургии насчет Нины. Только я собрался ехать… Никогда такого не было, и вот опять! Ну какого черта тебя понесло ночью за хлебом?!

— Слушайте, а зачем Нину тащить в Ригу, и потом катать в машине по Европе? — отмахнувшись от нудного Коли, предложил я очевидное решение. — Давайте я ее прямо в клинику доставлю. А что? Раз-два — и тама.

— Хм… Это вариант! — Коля почесал щеку. — А как ты узнаешь место?

— Так с тобой поеду, по Европе заодно прокачусь, давно собирался. А уже оттуда ее и перетащу — из палаты в палату.

Коля раздумывал недолго.

— Ты же в славном прошлом директором компании трудился?

— Генеральным директором, — передразнивая Колю, я поднял свой палец. — Нужна консультация, товарищ? Обращайтесь.

— У нас есть номера банковских счетов, закладные на дома и прочую недвижимость, и еще акции солидных компаний, вроде «Интел». Акции несолидных фирм, впрочем, тоже. Кроме того, у нас есть наличные деньги.

— И будут еще, — поддакнула Нина.

— Дай бог с этим справиться, — Коля плеснул нам по стаканам. — Пока будем ехать, Тоша, посмотришь на будущих топ-менеджеров, что подобрали для собеседования мои ребята.

— Как это?

— Не вживую, в режиме видеоконференции, — пояснил Уваров. -

Светиться не собираюсь, а выбор кадров мне сделать поможешь. Нам предстоит построить солидный холдинг.

— Блин, я хотел из окна автомобиля на Европу посмотреть… — я уже жалел о своем предложении.

На что Уваров огорошил:

— Не в этот раз, Антон. У нас куча дел.

Здесь я был полностью согласен. Помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела. И в этом мире, и в другом. Но сначала мне пришлось вытерпеть три дня интенсивной терапии и не менее напряженного самолечения, чтобы с новыми силами отправиться к Антону.

 

Глава двадцать восьмая, в которой любвеобильность боком выходит

Здесь мало что изменилось, только Денис, стоя рядом, шумно дышал.

— Убивца стреножил? — сразу догадался я о причине энергичного дыхания.

— Никак нет, — в его голосе скользнули виноватые нотки. — Только собрался, нагнулся вязать, как мужик очнулся. И кинулся, кабан здоровый… Пришлось работать наверняка.

— И что? — задал риторический вопрос, но Денис ответил.

— Шея у него неудачно подвернулась.

— Интересно девки пляшут… — я поднялся, прислушиваясь к Антону парень спал.

Действие наркоза и мне туманило сознание, но терпимо, двигаться можно. Денис подсветил. С первого взгляда стало понятно, что Гвоздь нас покинул навсегда. С такими остекленевшими глазами живых людей редко встретишь.

Что ж, туда ему и дорога. Безнаказанно убивать Антона — непростительный грех. А Тоша, надеюсь, нас простит.

— Короче, глушанул наглухо, — подтвердил мои наблюдения Денис. — Виноват.

— Блин, допросить злыдня уже не удастся… На минуту нельзя вас оставить! — немного расстроился я от предстоящей перспективы. — Вот только труповозкой еще не работал.

На этот счет у Дениса было готовое решение:

— Всех-то дел — камень за пазуху. Батюшка Дон большой, примет и этот груз.

— Такими темпами, — усмехнулся я, — ты всю преступность на поселке утопишь… Ладно, подтаскивай свой камушек, переодеваться будем позже.

В уличной полутьме, на лавочке за кустами боярышника, Вера едва просматривалась.

— Ну что, много хлеба накупил? — она хотела добавить еще что-то язвительное по поводу пустых рук парня но, вглядевшись, умолкла на полуслове.

Взгляд ее проникал в душу — девчонка раскусила меня на раз.

Вздохнув по этой причине тоже, я усадил тело Антона рядом. От лампочки во дворе здесь света негусто, однако новые джинсы и футболку Вера сходу разглядела.

— Что на этот раз, Дед? — вопросила она другим, обеспокоенным тоном.

Трудно к фокусам привыкнуть, которые время переменчивое вытворяет. Но у меня там прошла целая неделя, полная лечебных событий, а здесь и получаса после репетиции не миновало. Так, с чего все началось? Покупку хлеба из рассказа вычеркиваем. Проводы Тамары — тоже в корзину. Оставляем голые факты.

— На нас какой-то идиот с ножом напал, — после секундной цензуры доложил я чистую правду. — Пришлось мне ложиться в больничку, теперь и у Антона все в порядке.

— Почему Тоша молчит? Я его не слышу! — девчонка придвинулась вплотную, заглянула в глаза.

— Обычное дело, наркоз. Первый раз, что ли? Человек спит, — говорил я ровно, успокаивающим тоном.

— Ох, не доживу я до февраля, — горестно вздохнула Вера. — Вы меня раньше в могилку сведете. А с идиотом что?

— Денис эту проблему решил.

— Как это?

— Раз и навсегда.

— Ничего себе, сходили за хлебушком… — пробормотала она. Ни паники, ни истерики в ее голосе не ощущалось. — Ну-ка, живот покажи.

Однако демонстрация не состоялась.

— Тоша! — требовательно крикнула со двора мама, и Вера на чистом автомате убрала с Антона руки.

— Здесь я, мама, — пришлось мне вставать, чтобы ответить через забор — На улице!

Мохнатый колобок, лбом открывший калитку, подкатился к ногам. Хвост его колотился как ненормальный, бусинки глаз сверкали с требованием обратить на него внимание. Ну как такого ласкового не погладишь?

— Со стола не убирала, идите чай пить, — сообщила мама тоном ниже. — А мы с отцом закончили, пошли к телевизору.

По пути Вера все-таки затащила Антона на кухню, чтобы задрать футболку.

— Вот этот шрам? Ух ты, приличный. Пять минут назад была рана? — у нее неожиданно заблестели глаза. — Ну, Дед… Спасибо тебе…

— Да ладно, пустяки, — двусмысленность ситуации, взволнованное дыхание и короткая дистанция меня напрягали.

— За эти пустяки для тебя все сделаю, все что хочешь, — Вера сократила дистанцию до минимума. — Когда ты Антона пулей наградил, хотела тебя на куски порвать. Но сейчас…

Она явно нацелилась атаковать объятьями с лобызаниями, однако я вывернулся.

— Это тело надо отмыть, а ты на стол накрывай, — бочком, бочком я выскользнул с кухни. — Кушать сильно хочется.

— Имей в виду, — идя следом она, кажется, и ногой еще топнула. — Теперь Антон без меня шагу не сделает! Хватит уже нам приключений.

— То есть спать домой не пойдешь? — хмыкнул я.

— Не пойду, — отрезала она. — Мусю здесь покормили, а больше мне там делать нечего.

После ужина Рекс закатился под тахту, на свое место. И, что удивительно, у порога веранды разлегся Лапик. Видимо, ловля ночных воров показалась ему более прибыльным делом, чем мышиная возня. Что ж, еще один сторож нашей компании не помешает.

Пока я переодевал Антона ко сну, явилась Вера — чтобы построить себе место с другой стороны тахты. Однако плыть по этому течению я не собирался. Поэтому, уложив Тошу, вежливо откланялся.

— Парень по-прежнему спит. И тебе спокойной ночи, Вера, я пошел.

— Погоди, Дед, — вскинулась она. — Куда собрался, на ночь глядя?

— А в больничку, — вздохнул я. — Мне долечиваться надо.

С Верой только так, врать нельзя, она меня насквозь видит. При этом желания вдаваться в подробности не было. Зачем докладывать, что собирался потом улизнуть домой, и забрать туда Анюту? Никаких эротических планов по причине болезненного состояния я не строил, просто борщ в исполнении Нюси представлялся лучше любого лекарства. Да и травмировать девушку, которая разучилась спать одна — страшный грех.

Все получилось так, как я планировал. За исключением борща.

Выслушав рассказ о недавнем происшествии, Анюта принялась рыдать с извержением целого водопада слез. Плечо, к которому она склонила голову, промокло насквозь.

— Ну как же так, Антон Михалыч? — всхлипывая, она водила пальчиком по моей груди. — Вот этот шрам из-за Алены, когда вас Гошины шавки подрезали. Вот эта пулевая отметина из-за Нины Ивановны, Веркиной мамы. Так?

— А из-за какой бабы Гвоздь на вас напал, Антон Михалыч?

Ну что тут скажешь? Не девчонка, а рентгеновский аппарат — Вера номер два. Шерлок Холмс и доктор Ватсон, глядя на эту парочку, нервно курят в сторонке. Врать нельзя, правду говорить опасно для здоровья. Поэтому докладывал честно, но дозировано:

— Не было со мной никого, ей богу. Хлеба купил, шел домой. Один шел. А он вдруг кинулся с ножом.

— Зачем?

— А кто теперь скажет? Денис слишком уж решительно пришел на помощь…

— Значит так, Антон Михалыч, — Анюта шмыгнула, потом звучно высморкалась в очередную бумажную салфетку, коробку которых я ей подставил. — Теперь без меня ни шагу, понятно? Хватит мне уже ваших приключений!

Господи, боже мой… Обложили со всех сторон. Впрочем, сам виноват — без контроля даже хорошие люди портятся.

К утру я вернулся на базу. И на утреннюю зарядку поднялся исключительно ради Надежды Константиновны. Антон вяло ворочался в душе, требуя покоя — мол, он скоро умрет, если не брать его работу на себя. Пришлось бежать на кухню и разливать по стаканам травяной отвар, Антону успокоительное средство тоже не повредит.

* * *

Вдали, на утоптанной площадке под турником, Вера занималась с гантелями — прогоняла специальный комплекс по второму кругу. Упорная девчонка, эта своего точно добьется…

Мило улыбнувшись, резко помолодевшая Надежда Константиновна присела. Пригубила отвар, а потом прошипела одними губами:

— Ты почему вторую ночь не приходишь?

— Понимаете, обстоятельства сложились так, что… — начал Антон оправдательную речь, но закончить ее не удалось.

— Тоша, меня не интересует, как это складывается или выходит, — вскричала она тихим шепотом. — Ты не пришел!

— Это не я, — Антону пришлось выложить железный аргумент.

— Неважно! — в голосе певицы кипело возмущение. — Я ждала! Накрыла стол, зажгла свечи… А мой спаситель не пришел! Как это понимать?!

Надо отдать должное парню, он не растерялся — в отличие от меня.

— Иногда события бывают выше нас, — намекая на некую тайну, туманно начал съезжать Антон.

— Да? — она махом выхлестала свой стакан. — Безответственность не имеет оправдания! Днем приличия соблюдать следует, это понятно. Но ночью правила иные, как в шахматах: взялся — ходи. Мне требуется лечение, а свидания даже в тюрьме разрешены!

Давненько нам не выдавали такую серьезную отповедь!

Тряпка, соберись, сказал я себе. Что ни говори, а мастерство проведения переговоров и работы с возражениями не пропьешь. Надо работать и, что важно, без слова лжи.

— Человек, который по ночам забирался к вам в спальню, ранен, — сказал я с трагическим прискорбием. — Лежит в больнице.

— Но он жив?! — Надежда Константиновна распахнула свои чудные глаза с поволокой.

— Проникающее ножевое ранение в брюшную полость. Врачи делают все возможное.

— Господи… — охнула она.

— Это тяжелое известие, но вы выдержите. Антон Михалыч просил передать, что вы самая необыкновенная женщина в его жизни. Хрупкая и сильная.

— Сейчас ты скажешь, что это секретное дело, — горько вздохнула она. — И где та больница, ты не ведаешь…

— Совершенно верно, Надежда Константиновна, все знать мне не по чину. Прошу прощения, но я тоже приболел. Нездоровиться что-то, сегодня занимайтесь физкультурой без меня. И дальше тоже самостоятельно. Комплекс упражнений знаете, аутотренинг вам дается, прогресс налицо, — я ободряюще улыбнулся. — Уверен, что справитесь.

— Да? — она ответила неуверенной улыбкой.

— Вы сами творец своего мира, помните это. И если вам плохо, не говорите об этом. Слова, как едкие чернила, въедаются в страницы вашей жизни. Думайте и говорите только о хорошем.

Эмоции на женском лице всегда вызывают восхищение, а эти глаза сами по себе являлись чудом чудесным. Когда-то поэт заметил, что лучший не тот розовый куст, где меньше всего шипов, а тот, на котором цветут самые прелестные розы.

— Но ты будешь держать меня в курсе дела? — Надежда Константиновна требовательно уставилась Антону в глаза.

— Несомненно, — прервав мои размышления, парень откинулся на спинку скамейки. — Свежие новости вам достанутся первой.

Проводив певицу до калитки, Антон накинулся на меня чуть ли не с кулаками:

— Как ты мог так поступить с Надеждой Константиновной?

— Как? — поразился я.

— Как и с Анютой Швец! — полыхал парень праведным гневом. — Поматросил и бросил! Думаешь, я не знаю?

— Не знаешь, — попробовал я возразить, будучи уверенным в ограниченном доступе к информации.

— Ладно. Зато догадываюсь, — парень пер напролом. — Тебе что, Алены мало?

Разговор в таком тоне меня совершенно не устраивал. И обсуждать своих женщин я не намеревался даже с ним. Есть вещи личные, а есть — сугубо личные.

— У тебя шкалит температура, — изрек я истинную правду. — Пошли, кольну не больно.

Вот что значит переключить внимание! Антон заверещал протестующе, инстинктивно хватаясь за задницу. Тут же примчалась Вера, почуяв в воздухе грозу. Бунт был подавлен в зародыше и, пока мама не проснулась, мы потащили это тело на веранду — лечить ослабленный организм.

После завтрака отец предложил Антону выпить чаю в саду, под яблоней. Здесь все было как обычно: пыхтел самовар, одуряющее пахло мальвами и яблоками. Ночной сторож Лапик дрых на раскладушке, его ученик Рекс развалился на травке, возле мисок.

— Сегодня иду получать ордер на квартиру, — начал отец, тяжко вздыхая. — Вроде радость, а сердце кровью обливается. Привык к этому саду. На огороде помидоры зреют, огурцы, и вообще… Прикипел.

— Дед, я не поднимусь без лифта, — в голове запаниковал Антон. — А если поднимусь, то не спущусь. Давай выкручиваться…

Тем временем отец продолжил:

— Пойдешь с нами квартиру смотреть? Девятый этаж все-таки, нога выдержит?

— Должен тебе выдать тайну, папа, — пришлось мне выкручиваться. — Я там уже был.

— Да? Кто ж тебя без документа пустил? — изумился отец.

— Строители и пустили.

— Скажу по секрету, неделю назад я там тоже был, но нелегально. Прораб просил никому не говорить.

— Нас он тоже просил не говорить, — усмехнулся я. — Дело в том, что дядя Коля приготовил сюрприз. Велел молчать до последнего, поэтому скажу одно: мне глянулось. Значит, вам с мамой тоже понравится.

— Постой-постой, — нахмурился отец. — По пьянке он Лиде обещал мебель подарить — за дружбу с отцом, и в знак уважения. Мне думалось, обычный пьяный треп…

Я сходил на веранду, чтобы вручить отцу связку ключей:

— Вот, папа, мы врезали новый замок. Механизм надежный, импортный.

— Так-так, — отец глотнул из чашки, хмурясь еще больше. — Такие подарки мне не по чину. Когда он появится, не знаешь?

— На днях и появится, — улыбнулся я. — Сказал, ты будешь недоволен, захочешь деньги вернуть.

— Правильно сказал, захочу!

— Вот на новоселье все и обсудите.

— Ладно, тогда поговорим о деньгах. Сынок, который день у нас полный холодильник. Икра, рыба, мясо… Туалетная бумага в сортире! Это ж дефицит какой… А мама говорит, денег тебе дает, как обычно. Ничего не хочешь сказать?

— А что тут говорить? — удивился я. — Весь прошлый год горбатился на свадьбах, забыл? Осенью, так через день. Руки об гитару стер, а ты говоришь…

— Ты же на мотоцикл копил!

— А потом передумал, — я пожал плечами. — Больную ногу только вылечил, коленка почти не болит. Нафиг он нужен, этот транспорт повышенной опасности?

— Вот это ты завернул, Дед, — охнул Антон.

А что делать? Врать нехорошо, однако бывает ложь во благо. Вслух сказал иное:

— Лучше эти деньги на правильное питание потратить.

— Ай, молодца! — отец едва не прослезился. — Слушай, а у тебя там в заначке еще осталось? Займи на переезд до получки. Диван, понимаешь, присмотрел. Боюсь, разберут.

— Денег дам. Но дядя Коля просил передать, чтобы вы не спешили с переездом, — запустил я очередной месседж. — Он ведет переговоры с хозяйкой этого дома о продаже. У Веры выпытал цену и сказал, что давно собирался осесть в Ростове. А наш вариант показался ему самым удачным.

— И что? — не понял отец.

— Будет просить тебя продать все, что не жалко: инструменты, кухонную утварь, обстановку… И чтоб ничего не ломали — сарай, навес, веранду…

— Да что я, зверь какой?! — отец возмутился.

— Ну, детали при встрече обсудите. Тем более, все равно несколько дней ты будешь обживаться. Где-то подкрасить надо, где-то гвоздь вбить.

— Тоша, я за свою военную жизнь столько раз переезжал, и ты будешь мне рассказывать?! Это моя первая собственная квартира, и я хочу там жить! А по ходу обживаться.

Отец налил себе еще чаю, отпил и пожевал губами:

— А тебя дергать я не собираюсь, к экзаменам надо готовиться. Точно в Музпед решил, на отделение струнных инструментов?

 

Глава двадцать девятая, в которой музыка нас связала

Анютиной маме, Наталье Николаевне, удалось-таки договориться насчет бесплатной аренды Малого зала Музпеда. Эту благую весть принесла Анюта, и сразу мы начали готовиться к переменам. Собственно, в Наталье Николаевне я не сомневался, и был готов заранее, но встреча с Федотом напрашивалась сегодня.

Эту проблему решила Вера, вызвонив контрагента. Заодно и автомобиль раздобыла посредством старшины дяди Максима. Начинаю гордиться собой — настоящий руководитель. Все вокруг суетятся, а я указания раздаю и с собакой играю.

Охраной прикрыли надежно. По центральной аллее парка Максима Горького милицейский старшина ледоколом шел спереди, тыл закрывал Денис, а двух сторон Антона плотно подпирали девичьи тела. Одеты они были неброско: летние брючки, кроссовки, футболки. Впрочем, при минимальном макияже это оказалось «неброским» только на мой взгляд — встречные парни оглядывались и, кажется, облизывались.

Блин, да что ж вы пялитесь, а?! Впору о парандже задуматься, как новом сценическом образе… Антон, пожелав вывиха шеи всем встречным парням, со мной согласился.

Придерживая косую рыжую челку, Анюта наклонилась к уху парня.

— Для поправки здоровья вам обязательно надо погулять по Приморскому парку, Антон Михалыч. Недавно там была, воздух в Гаграх невероятно целебный. Чертовка говорила тихо, с невозмутимым лицом — но так, чтобы Вера услышала.

— Тоша, после вступительных экзаменов съездим в Кисловодск? — на цыпочках Вера потянулась к другому уху парня. — Минеральная водичка тебе не повредит. И природа там сказочная…

За крайним столиком кафе «Зеленая горка» нас уже поджидали контрагенты, Федот с Котом. Странно, но «центровых» более не наблюдалось. Впрочем, это ничего не значило. Скорее всего, рассредоточились и гуляют вокруг. В парке народу всегда было полно — и все лавочки оккупированы, и к аттракционам длинные очереди. Старшина, стоя неподалеку, принялся смаковать мороженое в стаканчике, а Антон сразу приступил к делу.

— Итак, коллеги, кто старое помянет, тому глаз вон, — начал он мягко, строго придерживаясь главного правила переговоров, когда партнера следует гладить по шерстке.

На что Анюта себе под нос хмыкнула:

— Кто старое помянет, тому глаз вон. А кто старое забудет, тому два.

Пришлось ее шлепнуть по попке рукой Антона.

— Ну Антон Михалыч! — независимо улыбаясь, прошептала Анюта.

— Антон, прекрати! — Вера тоже отреагировала, но не капризным, а ревнивым тоном.

 

Глава тридцатая, в которой будни музыкантов продолжаются

— Присаживайтесь, пожалуйста, — солидно пробасил Кот, облизывая ложечку. Приветствие он обозначил кивком, как и не проронивший ни слова Федот. — Пломбир, лимонад?

— Тоша, тебе с вишневым вареньем, или с малиновым? Впрочем, возьму оба, — задрав очки на лоб, Вера направилась к раздаче.

Анюта присела, выложив на стол немалые кулаки. Парней она разглядывала оценивающим взглядом, через желтые стекла «авиаторов». Так на толпу врагов посматривал Илья Муромец с мыслью «где ж мы вас хоронить будем?». Рыжая челка слегка закрывала один глаз, но такую диспозицию требовал образ.

— Говори, что хотел, — Федот оторвал, наконец, взгляд от уходящей Веры, — Наше слово крепкое: сделаем, раз обещали.

Короткие волосы девчонки, торчащие в разные стороны, своим порядком в хаосе ошеломили не только его, люди тоже оглядывались. А может быть, виной тому были ладные брючки?

— Как уже говорил, наша музыкальная группа начинает репетиции в Музпеде, — Антон не стал тянуть с брифингом. — Ваша задача: обеспечение порядка на подходах. И однозначно отсечь пьяных, местных хулиганов и шантрапу.

— Как это? — Кот, видимо, представил себя с казачьей шашкой в руках.

— Мирным образом, — прервал я его мечтания. — Вам выдадут красные повязки дружинников. Кроме того, будет пара человек из комсомольского патруля. Помогут. В крайнем случае, кликните милицию, автомобиль будет дежурить неподалеку.

— Круто у вас схвачено, — вступил в разговор Федот. — А что за музыка?

— Джаз.

— Класс! — у Федота изменился тон — с пренебрежительного на заинтересованный. — А разве это не под запретом? Нам в школе на факультативе говорили, что Максим Горький джаз отвергнул. Ну, как музыкальный стиль.

— Рожденный ползать — летать не может, — подтвердил соображения классика Кот.

Спорить по поводу афоризма мы не стали. Горький много чего негативного в свое время сказал. Самая известная цитата: «джаз — музыка для толстых». А в послевоенное время джазовых музыкантов безжалостно критиковали за пошлость и распространение буржуазных ценностей. Аккордеон запрещали как фашистский инструмент, а саксофон — как американский. Под запрет попала и шестиструнная гитара, якобы связанная с западной музыкой. В историю советского джаза этот период вошел как «эпоха разгибания саксофонов». Товарищ Сталин тоже однажды высказался, сравнив джазменов с сектой трясунов.

До середины семидесятых годов в Советском Союзе вообще не преподавали игру на саксофоне, обучали только игре на кларнете. Тех, кто любил саксофон и слушал джаз, приравнивали к диверсантам, подрывающим культуру. «От саксофона до ножа — один только шаг» — сказал как-то Генеральный секретарь КПСС товарищ Хрущев. В советских журналах утверждали, что джаз — это музыка духовного порабощения.

А народ тем временем слушал «музыку на костях», отвратительного качества пластинки из рентгеновских снимков. Еще более удивительна история репрессий джаза в нацистской Германии. Достоин полного цитирования приказ Министерства культуры Третьего Рейха:

1. Произведения в ритме фокстрота (так называемый свинг) не могут превышать 20 процентов репертуара оркестров танцевальной и развлекательной музыки.

2. В репертуаре так называемого джазового типа должны преобладать мажорные пьесы, а также тексты, провозглашающие радость жизни («Сила через радость»), нежели минорные и еврейско-пессимистические.

3. Темп следует предпочитать быстрый, а не медленный (как, например, блюз). В то же время темп не должен превышать надлежащей степени allegro в соответствии с арийской умеренностью и чувством дисциплины. Ни в коем случае не следует допускать негроидальной распущенности в ритме так называемого хот-джаза или в сольных выступлениях (так называемых брейках).

4. Так называемая джазовая композиция может содержать не более 10 процентов синкоп, а остальное должна составлять музыка, связанная способом натуральным, плавно и без истеричных ритмических переходов, характерных для музыки варваров и возбуждающих низменные инстинкты, чуждые немецкому народу (так называемые риффы).

5. Строго запрещается применение инструментов, чуждых немецкому духу (так называемых каубеллз, флексатонов и щеток), всякого рода глушителей (сурдин), которые преобразуют благородное звучание духовых инструментов в жидомасонскую какофонию (так называемые уа-уа, ин-хэт и другие).

6. Запрещается исполнение сольных партий на ударных инструментах, превышающих 1/2 такта в размере четырех четвертей (за исключением стилизованных войсковых маршей).

7. В так называемых джазовых композициях разрешается игра на контрабасе при помощи смычка. Вместе с тем запрещается игра пальцами, от которой страдают и инструмент, и арийский музыкальный вкус. Если в соответствии с характером музыки необходимо так называемое пиццикато, то надлежит исключить возможность ударения струны о гриф инструмента, поскольку это строго запрещено.

8. Запрещается провокационное вставание при исполнении сольных партий.

9. Во время исполнения произведений запрещаются выкрики музыкантов.

10. Всем оркестрам развлекательной и танцевальной музыки рекомендуется ограничить применение всех видов саксофонов и заменить их виолончелями, альтами и соответствующими народными инструментами.

Это, конечно, фейк, но в каждой шутке, кроме доли шутки, полно печальной правды. Непросто в этом мире джаз пробивал себе дорогу. Но это все я только подумал, а вслух сказал коротко:

— Джаз в нашей стране критиковали все, кому не лень — и Горький, и Сталин, и Хрущев. Но недавно все изменилось, когда с гастролями в Советский Союз приехал оркестр самого Дюка Эллингтона.

— Я помню, — важно кивнул Федот. — Две недели джаза в Ленинграде. Жаль, не в нашем городе.

— Теперь в нашем городе будет собственная джазовая группа, — я перешел к сути встречи. — Кроме охранной функции, на вас возлагается рекламная задача.

— Как это? — от удивления Федот отодвинул розетку.

— Вашу «центровую» компанию мы привлекаем в качестве промоутеров, — терпеливо пояснила Вера. — Проводится вируснаярекламная акция с неявной мотивацией.

— Чё?! — обалдел Федот. За непонятными словами терялся смысл предложения, и он этого не скрывал.

— Тактика непрямых действий, — добавила Анюта. — Короче говоря, мотивация связана с концепцией движения.

— Да?! — в поисках движения Федот завертел головой. Гуляющие по аллеям люди выглядели неубедительно.

— Речь пойдет о стимульных объектах и конъюнктуре в разных срезах, — отпив лимонада, Вера поддакнула Ане.

— Вот что, девчата, — решительно заявил Федот, — попусту лаяться мы не обучены. Пусть Антон говорит.

Все-таки зря девчонкам я дал почитать файлик о методах рекламы, который вел много лет — оценить эти знания здесь некому. Поэтому послушно снизил риторику до уровня аудитории:

— Проще говоря, охранять площадку вы будете только от дураков и пьяных. А всех остальных, поломавшись для виду, пустите.

— Опять ничего не понял, — вдохнул Кот. — Давай еще раз, специально для боксеров.

— Понимаете, у всех людей имеются знакомые. Девушки в первую очередь. Так?

— Так, — у мускулистого красавчика Кота и разряженного хлыща Федота не могло не быть знакомых девушек.

— Захотят они послушать джаз, если вам понравится?

— Ясен перец, — хмыкнул Кот, — я сам хочу.

— Вот. И если коммунизм есть электрификация всей страны, то социализм — это телефонизация. У знакомых девушек дома есть телефоны. Они позвонят другим знакомым. Девушки придут с парнями…

Я старался говорить коротко и ясно. Но видимо, недостаточно понятно.

— Так у вас через три дня зал будет битком забит! — воскликнул изумленный Федот.

— Отлично. Значит, мы на верном пути, цель будет достигнута.

— И зачем вам это надо? — теперь не понимал Кот.

— Таким образом быстро создается известность, — Антон показал ложечкой на толпу, фланирующую по аллее. — Народ хочет развлечений и зрелищ. А нам надо наверняка поступить в Музпед. Это главный секрет, и он останется между нами. Вы, в свою очередь, становитесь необычайно популярными у девушек — они умоляют вас разрешить и пропустить. Кроме того, сами на халяву слушаете классный джаз. А мы получаем студенческие билеты.

О втором и третьем слое в подоплеке этой акции я распространяться не стал. Сказанного достаточно.

— Теперь понятно? — нахмурилась Аня. — Для всех прочих легенда простая — охраняете порядок. Об остальном не болтать, ротик на замочек. И хватит на меня глазеть!

— А то что? — набычился Кот.

— По шее получишь, — пообещала Анюта. — Даже не надейся. Котик, что просто выцарапаю глазенки наглые. Вас Вера слегка погладила, а я еще и бубенцы в задницу засуну.

— Антон, тебе не кажется, что от девушек одни проблемы? — вкрадчиво произнес Кот.

Назревал конфликт, и с недоброй улыбкой Федот кивнул. Мне это ни к чему, поэтому придется тихо съезжать.

— Иногда так бывает. Но мне кажется, что от них только радость, — мягко возразил я. — Любовь к женщине дает творческий потенциал. Чтобы это понять, надо всего лишь уважать ее. А лучше — боготворить.

— Бога нет, — хмыкнул Федот.

— Конечно, — снова согласился я, чтобы возразить. — Любимая женщина и есть бог — она дарует избавление от одиночества. И наконец: лишь женщина способна принести минуты, за которые не жалко отдать и годы.

Анюта немедленно чмокнула Антона, Вера наградила другую щеку.

— Видишь, Антон, — заметил я тихонько. — Правду говорить легко, и это только часть ее. Любовь ничего не требует, она всегда дает. Причем всем.

* * *

Кроме Тамары Карапетян, у нас в оркестре появился новый участник — Женька Иволгина, подружка Вовы Спиридонова. Ей достались маракасы, бубен и треугольник. За это Вова подрядился трудиться рабочим сцены. Очень кстати, между прочим. Аппаратуры у нас десять мест накопилось, не мне же это добро таскать. Девочкам тоже негоже. И не старшине Максиму Максимычу, который организовал для перевозки милицейский автобус. Что бы мы без него делали?

— Бас-гитара в сочетании с ударной установкой создаёт ритм-секцию, — заявил Антон, представляя Женьку. — Но маракасы или бубен нам не помешают.

В сценическом образе «номер два» смазливая Женька выглядела неплохо, однако терялась на фоне моих концертанток. Даже Надежда Константиновна, в строгом черном платье, выглядела яркой девушкой, на уровне Тамары — максимум двадцать пять лет. А ведь еще не вечер, и до Тамары я когда-нибудь доберусь со своим черным одеялом.

На репетицию Федот нагнал целый взвод «дружинников». Как и задумывалась, охранники у главного входа Музпеда и у самих дверей Малого зала создавали не заслон, а ажиотаж. За порядком на улице наблюдали два крепких парня из комсомольского патруля, Семен расстарался. После «фейсконтроля» всех любопытных пропускали, предварительно помурыжив немного. Уже на следующий день зал был полон студентами, а на первом ряду разместились преподаватели. Пока что их было немного, но лиха беда начало. Созвонятся, обменяются мнениями и завтра, бросив дачи, подтянутся еще. Любопытство великая вещь, а взглянуть на заслуженную артистку Козловскую в роли джазмена мало кто откажется.

Ее же объявили художественным руководителем группы, и это решало все вопросы. А что? Надежда Козловская нашла свой стиль, подобрала исполнителей. Инструменты и оборудование приобрела с рук, отказавшись от сбережений на «Жигули». Такие средства были, все-таки заслуженная артистка с двадцатью годами трудового стажа. Не придерешься, отличная легенда.

Первые полчаса ушли на установку и подключение оборудования, какое-то время возились с усилителями. Одно дело, вполсилы звука репетировать на веранде, и совершенно другое — настроиться на акустику концертного зала. Надежде Константиновне даже пришлось посидеть в первом ряду, регулируя баланс сил.

Наталья Николаевна, мама Анюты, на сцене чувствовала себя хозяйкой. Расхаживая меж музыкантами и колонками-мониторами, она давала дельные советы, похожие на указания. Походя подвергла проверке электропиано Козловской, проскандировала «раз-раз» в ее микрофон. А затем быстренько приватизировала Анину электроскрипку, сразу вписавшись в ансамбль — как будто тут и была. Опыт педагога великая вещь, тем более что начали мы с классики.

Иоганна Себастьяна Баха эти стены слышали, конечно. Но «Токката и фуга ре-минор» в роковой обработке здесь еще не звучала. А потом наступил черед «Весны», «Зимы» и «Летней грозы» Вивальди. Ритм-секция слаженно держала ритм, а солировала в основном Вера. Два синтезатора давали простор для фантазии, но и гитаре Антона немало дел тоже нашлось.

Потом прогнали несколько уже отработанных номеров. Песню «Говори тихо, дорогая» из кинофильма «Крестный отец» попробовали в двух вариантах: сначала Анютино бархатное контральто на русском языке:

Скажи «люблю» и сердцем ласку ощути. Твои слова нежны и трепетны в пути. Мы в мире есть, и он узнал Любовь, которой прежде нашей не видал. Раскрась наш мир, Светило, нам, Союз сердец даря векам.

Затем, без перерыва, пошло Аленкино нежное сопрано на французском языке:

Parle plus bas Говори тише, Car on pourrait bien nous surprendre Ведь иначе нас смогут легко обнаружить. Tu sais tres bien
Ты прекрасно знаешь, qu’il ne voudrait jamais comprendre Нас никогда бы не пожелали понять Que dans nos coeurs moi, j'ai trouve To, что в наших сердцах я нашла то, Се que le monde refusait de nous donner Что мир отказался нам дать.
Parle plus bas mais parle encore Говори тише, но говори снова De I’amour fou de I'amour fort О безумной любви, о сильной любви

И если в первом прогоне увлажнились глаза у Натальи Николаевны, то во втором случае растрогалась Надежда Константиновна. Однако зрителей из зала более всего восхитила не мелодия, и не футуристическая виолончель, а сама виолончелистка. Алена, вышедшая к микрофону на передний план, выглядела просто сногсшибательно на шпильках и в коротком черном платье, которое дома еще и укоротила. Сидеть на сцене в таком нельзя, поэтому она даже наклоняться не пробовала.

Стоять, собственно, полагалось всем, следуя современной моде на вокально-инструментальные ансамбли. Однако мы сломали шаблон и здесь — на ногах осталась одна лишь бас-гитаристка Анюта. Сверкая улыбкой, она эффектно приплясывала. Ничего не поделаешь, мне и Вере сидеть рекомендовалось по медицинским показаниям. Барные стульчики со спинкой, притащенные из того мира, комбики «Роланд» и блестящие хромом микрофонные стойки у каждого исполнителя смотрелись стильно и необычно.

А потом дело дошло до того, ради чего все и затевалось — солирующий саксофон и волшебный вокал Надежды Козловской. Хиты Дюка Эллингтона, Луи Армстронга и Эллы Фитцджеральд катились легко, с редкими остановками на шлифовку отдельных шероховатостей. Два часа пролетели незаметно. Завершая репетицию, сияющая певица сообщила Антону резюме:

— Ты знаешь, неплохой саунд.

— В целом да, — согласился я, а Антон кивнул. — Но у нас еще куча работы.

На это Надежда Константиновна усмехнулась:

— Умные люди утверждают — если найдешь себе дело по душе, тогда не придётся трудиться ни одного дня в жизни. Мне кажется, я такое дело нашла. Спасибо тебе, Тоша.

К ней бочком подкралась Алена. Глядя в сторону, она прошептала:

— Мама, я не хочу в Москву, поступать на артистку. Можно я поступлю в Музпед? Буду по виолончели учиться, и гитару освою. Нам в группу еще одна гитара прямо сейчас просится…

Изумленный Антон замер, а у Надежды Константиновны пропал дар речи.

— Доченька, как же так? — после паузы ахнула певица. — Там папа колотится, с людьми договаривается. Мы же решили… Ты же решила актрисой стать!

— А я и здесь стану, возле тебя, — отбрила ее дочка. — Да, Тоша?

Влезать в семейные разборки я не стал, и Антону не позволил. Просто тихо удалился. Не знаю как джазовые композиции, но образ Алены запомнился зрителям точно.

К условленному часу явился милицейский старшина Максим Максимыч. Подпираемый двумя крепкими сержантами, мужчинами в возрасте и ладной форме, он ухмылялся в усы. Вчера мы с ним решили, что не будем таскать туда-сюда оборудование и инструменты, а оставим здесь, в кладовке Малого зала. Под надежной охраной милицейского поста, конечно. Как он договаривался со своим начальством, не знаю, но дополнительное питание охране я обещал, выделив под это дело мятую купюру в пятьдесят рублей.

— Ты что, Михалыч, — удивился старшина, отведя Антона в сторону. — Тут условия лучше санаторных — туалет, вода и скамеек полно. А это ползарплаты! Знешь, сколько чебуреков можно купить? Вагон и маленькую тележку! Не жирно ли будет?

— Нормально, — вздохнул я. — Платить за работу ты запретил, значит, будем кормить. И еще дам, когда кончатся. Велико ли, мало ли дело, его надо делать хорошо и с удовольствием. А мне, брат, хочется спокойно спать.

***

Насчет «спокойно спать» я немного лукавил. Идея Анюты касательно целебного воздуха Гагры запала мне в душу. А почему нет? Поэтому в полночь мы приземлились на известный загородный пляж. Необычайно яркие звезды отражались в морской ряби, создавая иллюзию новогодней гирлянды на иссиня-черном небе. Мягко шелестел прибой, играя крохотными волнами. Ласковый ветерок, пропитанный эвкалиптом, щекотал ноздри подсоленным йодом. Анюта восторженно охнула, моментально разоблачилась и, не озаботившись купальником, нырнула с брызгами и визгом. Я не возражал, стесняться на совершенно пустом пляже было некого.

Сам поступил иначе: разулся и закатал штанины, чтобы прогуляться по кромке берега с лечебной целью. В моем возрасте уже пора задуматься о профилактике ишемической болезни сердца. Походную фляжку коньяка я держал в руке — коктейль из субтропического воздуха и капельки нектара показался мне уместным.

По лунной дорожке Аня вышла из воды, пристроилась сбоку:

— Антон Михалыч, я чую запах коньяка. При вашей болезни разве можно?

— Можно, солнышко, — на всякий случай я переложил фляжку в другую руку. — Только осторожно.

— Нет, Антон Михалыч, так дело не делается, — она протянула мне кружок домашней колбасы. — Без закуски пить негоже.

Пришлось закусывать, но я не пожалел:

— Боже, какая красота, — откусил еще раз. Божественно! В коктейле из морского воздуха и армянского нектара явно не хватало именно этой колбасы. — Дед из деревни опять приезжал?

— Бабушка навестила, теперь холодильник полный. Скажите, Антон Михалыч… То, что Гагра в вашем мире теперь заграница, ладно. Переживем. А почему Киев стал отдельным? Это же мать городов русских. Папа родом из Киева, и родственников там полно…

— У меня тоже, — вздохнул я.

— И что, поехать нельзя?

— Поехать можно, — хмыкнул я, — только можно не вернуться.

Неожиданно она зашла с другого краю проблемы:

— Как по вашему мнению, Ленин был великий руководитель партии и народа?

— Конечно, — несколько обескуражено подтвердил я. — И мыслитель великий, такое собрание сочинений мало кто написал.

— А Сталин?

— Несомненно. Великий Император.

— А почему они не оставили после себя таких же великих последователей? — ей казалось, что это логичный вопрос.

Пришлось Аню огорошить:

— Любая революция пожирает своих детей.

— Как это? — из моих рук Анюта откусила добрую часть кружка колбасы.

— Ну вот смотри, большевики взяли власть. И сразу начали уничтожать целые сословия — дворян, священников, казаков. Они их посчитали врагами народа. И одновременно избавились от союзников.

— Почикали меньшевиков?

— Не только. Первыми под раздачу попали кадеты. Их сразу объявили «партией врагов народа». Потом революционеры избавились от октябристов и эсеров. Следом разгромили анархистов во главе с батькой Махно. А потом Сталин начал избавляться от ленинской гвардии.

— Зачем? — Анюта даже остановилась.

Загорелые ноги, покрытые капельками воды, в лунном свете светились матовым изваянием. Я с трудом отвел глаза.

— Борьба за власть — это война пауков в банке, до полного уничтожения оппонента. И не забывай о деньгах.

— О каких деньгах?

— О реквизиции ценностей у богатых. Любая революция — это еще и передел сокровищ. В советских газетах много писали о расстрелах чекистов, проводивших реквизиции. За время революции к рукам ленинцев много чего прилипло… Сталин не только избавился от ленинской гвардии, он ее еще и ограбил. Как говорится, «грабь награбленное». Верных ленинцев объявили заговорщиками, «врагами народа», но в подвалах ЧК из них выколачивали не только фамилии подельников, но и номера заграничных счетов.

— Да ну? — охнула девчонка.

— А на какие деньги Сталин индустриализацию провел, как думаешь? Не было в разрушенной стране столько золота.

— Ни фига себе…

— А потом верные ленинцы отравили Сталина, — добил я ее. — И расстреляли Берию.

— Зачем?!

— Революцию замышляют романтики, осуществляют фанатики, а плодами пользуются мерзавцы. Это не я сказал, это Отто фон Бисмарк, рейхсканцлер Германии. Но я с ним согласен… К власти они подвели Хрущева, который положил начало концу СССР. Никиту Сергеича в конце концов сняли, конечно, но впервые в советской истории без убийства. И чем он мог гордиться, так это тем, что культа личности Хрущева не было. Почему? Потому что личности не было.

 

Глава тридцать первая, в которой происходит наступление на музыкальном фронте

Анюта перестала жевать:

— Дадите ссылку на правильную книгу в инете, Антон Михалыч?

Ночную политинформацию прервал пограничный наряд. Хрустя галькой, они неспешно подошли и осветили фонариком кучку одежды на берегу.

Анюта ойкнула, присела в панике, и тут же рыбкой сиганула в воду.

— Вам следует покинуть пляж, в темное время суток это пограничная зона, — унылым голосом продекламировал старший наряда стандартную фразу.

— Но как же так, — обиженно воскликнула девчонка из темноты. — Днем тут нахалы не дают жизни, а ночью запретная зона! Хоть на рассвете позволите купаться?

— Через час будем идти обратно. Чтобы к тому времени вас тут не было! — усмехнулся пограничник.

Видимо, серьезной угрозы для безопасности охраняемой зоны мы не представляли. Размеренным шагом наряд пошел дальше по маршруту, галька покорно скрипела под солдатскими сапогами. Я же двинулся в другую сторону — полезную прогулку у моря никто не отменял.

На третий день в Малом зале появился человек, которого я ждал всеми фибрами своей души — Ким Авекидович Назаретов. Великий музыкант через несколько лет возглавит здесь кафедру джаза, первую в Советском Союзе. А пока будущий профессор заведовал отделением эстрадной музыки в училище искусств, где сколотил для выступлений солидный музыкальный коллектив.

Сюда Назаретов пришел как к себе домой, и для него сразу нашлось местечко в первом ряду, среди педагогов Музпеда. Не всех, конечно, но значительной части. Между собой они обменивались мнениями и, иногда, в паузах между номерами — репликами с Надеждой Козловской. На задних рядах студенты и наиболее наглые дружинники, покинувшие пост, вели себя свободней: могли и похлопать, не скрывая симпатий. Впрочем, это не мешало им откровенно, с комментариями, глазеть на девушек.

— Убил бы дармоедов, — процедил Антон.

Я тоже склонялся к мысли о справедливости суда Линча и необходимости революционного расстрела на месте. Однако оставалось только жалеть о том, что у нас не мусульманская страна. Сразу после явления Кима Назаретова план репетиции претерпел изменения — мы отошли от джазовой линии на заранее подготовленные позиции. Собственно, я и так зацикливаться на этом не собирался; с другой стороны, наступило время показать индивидуальные качества девочек. Ну и себя, любимого, в смысле Антона, тоже не забыть.

Для демонстрации силы отлично подходила композиция «Июльское утро» британской группы «Юрай Хип». Кен Хенсли только-только написал эту балладу, и в эфире она еще не звучала. Гениальный десятиминутный трек позволил проявить себя всем участникам группы — особенно Вере, с ее сложной партией на синтезаторах. У гитары Антона имелась не менее важная роль, а нарочито оперная манера исполнения Надеждой Константиновной внесла в рок-композицию свежесть и стиль. Я поставил Алену вторым голосом, и не прогадал — ее сопрано, в припеве переходящее в фальцет, звучало гармонично.

Дай июльское утро припомнить, где любовь я искал, Чтобы солнцем наполнить новых дней карнавал. Лишь под гомон певчих паяцев отправлялся домой, Оставляя грозу бесноваться на дороге ночной. День пришел, а с ним пониманье: Должен встретить тебя. А любовь я искал в самых странных местах. Перевернут там мной каждый камень, В сотни лиц я глядел, но в этих глазах Не увидел любви вечной пламень. Тот, что в сердце моем, тот, что в мыслях моих, В той душе у меня…

Наталья Николаевна несколько раз останавливала певицу, чтобы сделать замечания по делу: поправила партию виолончели, добавила драйву бас-гитаре, ударнику велела грохотать тише, а под конец, в очередном прогоне, отрядила все свободные голоса в бэк-вокал.

— На первый раз хватит, — заявил я после более-менее терпимого варианта. — Всем отдыхать пять минут. А Анюта выходит сюда без гитары, с песней «Конь».

По моему сигналу Вова Спиридонов бросился ставить три микрофона в ряд.

— Как? — поразилась Наталья Николаевна. — Доченька, ты поешь?!

В ответ Аня развела руки, и бархатное контральто полилось со всех сторон:

Выйду ночью в поле с конём, Ночкой тёмной тихо пойдём, Мы пойдём с конем по полю вдвоём, Мы пойдём с конем по полю вдвоём. Ночью в поле звёзд благодать, В поле никого не видать, Только мы с конём по полю идём, Только мы с конём по полю идём.

Надежда Козловская подсела к педагогам, они зашушукались. Жестом Наталья Николаевна остановила акопельное пение.

— Нюся, я сражена, — призналась она. — Такое впечатление, что ты долго тренировалась. Хорошая песня… Но дома я этого почему-то не слышала! Кстати, откуда песня?

— Народная, — нашелся я, поскольку Аня замялась с ответом. — Бабушка мне как-то напела.

О том, что Анюта постоянно выступает в караоке-клубе, распространяться не стоит — пусть это останется нашим маленьким секретом.

— Очень интересная песня. Так, девочки, отдохнули? — воскликнула Наталья Николаевна. — Все на сцену! Здесь просится маленький хор. Аккомпанемент на заднем плане даст произведению голосовое наполнение.

Сяду я верхом на коня, Ты неси по полю меня, По бескрайнему полю моему, По бескрайнему полю моему.

После двух прогонов «Коня» пошел «Черный ворон».

Этот несомненный хит всех времен и народов, который я слышал уже не раз в Анином исполнении, заставил маму прослезиться.

— Господи, — сказала она дрогнувшим голосом. — Нет слов…

Придраться не к чему!

А одного из педагогов «Черный ворон» подвигнул на выступление:

— Никогда еще горы Кавказа, убеленные сединами вечных снегов, не видали такого взлета массового социального творчества, такого идущего из глубин народной души порыва к свету, к свободе и прогрессу! — сухонький живчик в летнем костюме поправил очки в роговой оправе. — Кафедра марксизма-ленинизма будет ходатайствовать перед руководством института о зачислении Анны Швец на вокальный факультет в безусловном порядке. Это прослушивание считаю успешным! Опустив голову, Анюта залилась краской, в цвет своего рыжего чубчика.

— Но простите, Илья Моисеевич, — пробормотала Наталья Николаевна. — Мы думали по классу скрипки идти…

— А против скрипки мы тоже возражать не будем, — отрезал он. — Пусть учится по скрипке и поет на наших торжественных вечерах.

— Бинго! — мысленно воскликнул я.

— Первый пошел, — удовлетворенным тоном поддержал меня Антон.

Наталья Николаевна присела на стульчик рядом с Антоном.

— Я сильно сомневалась в том, Тоша, что ты научишь ее играть на гитаре, — прошептала она. — Но что в девочке проснется певица, помыслить не могла! Она же ненавидела свой бас лютой ненавистью…

Тем временем в задуманный ранее прорыв наступления я вывел Тамару Карапетян. Под гармонь мы прогнали композицию «Сирелис». Один куплет я пел по-армянски, она другой — по-русски.

Авах нэра гэркум байц дэр индз ес ду гэркум (увы, но в её объятиях ты меня до сих пор обнимаешь)

После этих пророческих слов, дополненных более чем красноречивым взглядом Тамары в сторону Антона, бас-гитаристка Анюта Швец потемнела чернее тучи. Создалось впечатление, что ее скрутила жестокая зубная боль. Виолончелистка Алена Козловская подарила солистке Тамаре испепеляющий взгляд, а пианистка Вера Радина набухла глазами, собираясь рыдать. Надежда Константиновна тоже отметилась недоброй голубой стрелой из зала.

Слава богу, барабанщик Семен Трофимов остался посреди ничейной полосы — во время своей барабанной паузы он нейтрально подтягивал какую-то гайку на рабочем инструменте.

— Вот так, Дед, прикольно, — заметил Антон ехидно. — Гарем содержать — это тебе не на гармошке наяривать.

Играть на гармони меня выучила мама, еще в детстве. Армянские напевы я освоил позже. Русские люди всегда считали гармонь своим национальным музыкальным инструментом, а татары и кавказские народы — своим. Гармонь в быту часто путают с аккордеоном, но так уж сложилось. Осетины гармонику называют «фандыр», чеченцы — «пондар», а кабардинцы и абхазы — «пщыне». Без гармони на Кавказе не обходится ни одна свадьба. В давние времена кавказцы позаимствовали гармошку у казаков, живших поблизости. Местные мастера оценили своеобразные особенности этого инструмента, реконструируя их применительно к разнообразию кавказского музыкального творчества. В быту гармоника была инструментом, на котором в первую очередь, исполнялись танцевальные наигрыши. Со временем она почти вытеснила из обихода все другие кавказские инструменты.

Следующим номером, и снова под гармонь, мы начали репетировать композицию Анатолия Днепрова «Армения моя». Здесь уже на мою долю выпали русские куплеты:

Бог вас сохранит. Мама, не грусти, не грусти. Родина моя, как ты без меня, на вершинах снег, Где мои друзья, сберегла ль ты всех? А где-то горы, горы, а за ними нивы, Армения моя, Знаю, мама, мама, Армения, ты ждешь меня. А где-то горы, горы, а за ними нивы, Армения моя, Знаю, мама, Армения, ты ждешь меня.

Тамара пела по-армянски:

Майр им чтхрес ете чгам ес, гиркт индз чарнес, Ачкт арцунков члцнес. Аястан им тун, морацелесду, Те хишумес у нориц индз ет канчум Ко ланджерине Арарат, ашхары Арменьян, Севан(ы) цов, джурн арат, еркиры Наирян, Ко ланджерине Арарат, ашхары Арменьян Сртис мечес анынтат Аястан. Мама, не грусти, береги отца,

— Пронзительная песня, — дрогнувшим голосом заявила Наталья Николаевна. — Но здесь не хватает дудука.

— Дома есть, — прошептала Тамара.

— Значит, в следующий раз принесешь.

— А кто играть будет?

— А вот Наденька и сыграет, — она обернулась к Надежде Константиновне.

— Но я не умею! — возмутилась волоокая певица, хлопая чудными ресницами.

Наталья Николаевна осталась невозмутима:

— А в чем проблема, Надюша? Саксофон освоила, кларнетом владеешь, — она вставила руки в пухлые бока. — И дудук изучишь — там всего девять дырочек на простой палочке из абрикосового дерева.

— Замечательные песни, — Ким Назаретов говорил тихо, однако его услышали все музыканты. — К своему стыду, лишь сегодня узнал эту красоту. Скажите, Тамара, а вы не хотите попробовать себя в моем оркестре?

— А это где? — наивным вопросом Тамара немного сбила гонор с мэтра.

— Хм… — кашлянул он. — Гармониста и гитариста я тоже готов взять. Интересно, молодой человек, откуда так хорошо знаете язык?

— Вырос в Армении, — коротко ответил Антон.

— Песни оттуда привезли?

— Ну да, песни народные, — врать пришлось на голубом глазу, с невинным взглядом младенца.

К сожалению, автор «Армении» Анатолий Днепров умер. Не армянин написал песню, которую все армяне мира признали своей. Мы, русские, талантливый народ. Особенно евреи…

Пронзительную песню Анатолий Днепров написал и для меня. Я родился неподалеку от Еревана в воинской части, где служил отец. Там прошло мое детство, и там, в Армении, осталась часть моей души. Люблю Армению и ее добрый народ но давненько на родине не был. А ведь стыдно, могу умереть и не увидеть этих гор еще раз! Значит, помирать пока нельзя.

 

Глава тридцать вторая, в которой повествуется о буднях советской милиции

Владимир Агопян любезничал с хорошенькой кассиршей на пороге бухгалтерии, когда попался на глаза начальнику милиции.

— Агопян, ты же вроде в отпуске? — удивился хозяин, полковник Ягубянц.

— Так точно, товарищ полковник, второй день гуляю, — вытянулся капитан, хотя одет был по гражданке. — Вот, за отпускными забежал, и путевку сразу оформил.

— К морю собрался? — ласково улыбнулось начальство.

— Так точно. В Крыму думаю косточки погреть, — капитан держался бодро, вида не показывал, но настроение стремительно падало вниз.

— Билеты взял?

— Да вот прямо сейчас на вокзал и поеду, — Агопян незаметно поежился. От начальства явно веяло неприятностями, и они не замедлили случиться.

— Кто едет, того и погоняют, — нежными нотками начальство пророкотало приговор. — Слушай, в вашем отделе все в разгоне, а дело срочное. Поможешь, Володя? Не в службу, а в дружбу. Тут простая формальность, на пару часиков всего.

— Лучше бы он прямо приказал, — тоскливо подумал капитан, трогая небритую щеку. — Теперь точно не отвертеться…

Поручение полковника в самом деле выглядело простым. И еще от него тянуло гнильцой, уж нюх у Агопяна с годами на такое выработался.

Ему предстояло прогуляться до Конторы Госбанка, что расположилась на углу Энгельса и Соколова, где обнаружили фальшивую купюру. Дело обычное, процедура давно отработана — экспертиза Госбанка, сделав заключение, оповещает органы милиции о противоправном факте. На первом этапе делом занимается ОБХСС, старший брат лишь надзирает. Потом, в случае поимки фальшивомонетчиков, лавры победителя КГБ приписывает и себе. В противном случае все шишки сыплются на МВД. Короче говоря, работать придется на совесть, без дураков.

В огромном двухсветном операционном зале его встретил сухонький, но крепкий кадровик с острыми глазами сотрудника Первого отдела. Банковский Штирлиц проверил документы, и началась работа: опрос эксперта, составление протокола, черновик рапорта по форме.

В кабинете начальника отдела денежного обращения и кассовых операций конторы Госбанка, кроме шефа, присутствовал секретарь парткома. Он молчал, но глаза чекиста спрятать было невозможно.

— Товарищи, у меня такое ощущение, что мы встречаемся не в последний раз, — начал капитан проникновенную речь. — В вашем профессионализме у меня сомнений нет. Вопрос не для протокола: что вам показалось странным и нелогичным в этом деле? Присутствующие одновременно перевели свои взоры на эксперта, пожилого толстяка с седыми усами.

— А здесь все странно и нелогично, — вздохнул он, протирая стекла очков замшевой тряпочкой. Простите за нескромность, молодой человек, но вы когда-нибудь имели дело с фальшивомонетчиками?

Еврейский подход. Вместо получения ясного ответа на простой вопрос, пришлось капитану отвечать по существу

— Я больше по хищениям социалистической собственности. В смысле, экономические преступления.

— А подделка денег всегда была страшным экономическим преступлением, — усмехнулся начальник отдела. — За это во все времена карали на полную катушку. В Древней Германии мошенникам отрубали пальцы или, для разнообразия, четвертовали. В средневековой Франции вешали. В Британской империи фальшивомонетчиков варили живьем, а на Руси им заливали горло свинцом. Пятнадцать лет назад за подделку пятирублевых купюр у нас в стране, помнится, расстреляли пять человек.

— Что такое «печь блины» я знаю, — в ответ усмехнулся Агопян и, чтобы прервать исторический экскурс, обернулся к эксперту. — Расскажите своими словами все, с самого начала.

Толстяк кивнул:

— Ежедневно деньги, поступившие в банк, пересчитываются вручную. При этом отделяются купюры ветхие, сомнительные и поддельные. На ветхие билеты составляется справка, по которой в кассе производится обмен на годные денежные купюры. Эта сторублевка лежала среди ветхих билетов, и заинтересовала меня чисто случайно.

— Но что-то же вас все-таки подтолкнуло? — капитан был дотошным человеком, и детали считал важным фактором.

— Вы поймите, средний срок службы бумажных денег короткий, около трех лет. Ясное дело, мелкие купюры живут мало, крупные дольше, — толстяк говорил уверенно и размеренно, словно лекцию читал. — Изношенные деньги для нас дело рядовое, но обычно это билеты мелкого достоинства: рубли, трояки, пятерки. Десятки попадаются изредка, четвертаки — редкость. Как правило, они с оторванными углами или клееные, а не дряхлые. Но их тоже относят к ветхим. А тут целенький стольник, но изношен донельзя! Как будто его десять лет по карманам таскали. А так не бывает! Сторублевые купюры хранят бережно, чаще всего откладывают на крупные покупки.

— И вы решили проверить билет повторно? — догадался Агопян.

— Сначала я просто удивился его потрепанности, — уточнил эксперт. — А уже потом отложил к сомнительным.

— И что? — капитан черкал карандашиком в своем блокноте.

— Дополнительная проверка подделку не выявила. Но я доложил начальству свои подозрения. С моим мнением, слава богу, считаются — в установленном порядке билет отправился в Москву, в Управление эмиссионно-кассовых операций Госбанка. И там уже определили, что с таким номером сторублевая купюра не выпускалась.

— Лихо… — пробормотал Агопян. — Выходит, признаков подделки нет, а билет фальшивый. Из какой торговой точки он поступил, известно?

— Нет.

— Район города?

— Не могу сказать, к сожалению, — вздохнул эксперт. — Вы не представляете оборот денег… Детальный учет вводим с завтрашнего дня.

В его голосе слышалась явная печаль — всему банку работы прибавится выше крыши.

— Дату изготовления «блина» можете определить?

— Этим займется московская экспертиза, такое оборудование только там. Дело в том, что год выпуска чеканится исключительно на монетах. А на денежных билетах проставлена дата образца, «1961». Не знаю почему, но заведен такой порядок — независимо от года выпуска, везде дата одна.

— А примерно, на ваш опытный взгляд? — капитан слегка надавил.

— Свое мнение я уже изложил: фальшивая купюра находилась в обращении много лет.

— Значит, фальшивка добротная, и изготовили ее давно. А что сегодня делать? — капитан застрочил в своем блокнотике.

Начальник отдела посмотрел на «кадровика» из Первого отдела, и тот кивнул.

— Что делать, нам думать не надо, — солидно изрек начальник отдела. — На то инструкция есть. Будем усиливать бдительность, по вашей линии тоже. Партийные и правоохранительные органы в курсе, заявление у вас есть, открывайте дело.

— Это понятно, — в капитане начал просыпаться охотничий азарт. — Выходит, купюра реально изношена и изготовлена давно. И с таким высоким качеством, что специалистам липу не видно… Следует полагать, она не может быть одна!

— Верно мыслите, товарищ — согласился «кадровик». — В центральном хранилище Госбанка СССР будет создана специальная комиссия. Совместно со специалистами фабрики Гознака они проверят номера ветхих купюр, ранее утилизированных. Это не субботник, аврал долгий, результат будет нескоро. А вам следует начинать работать уже сегодня. В смысле, найти и обезвредить.

— Что, ходить по магазинам, номера всех сторублевок сличать? — хмыкнул капитан.

— Сличать не с чем, списка выпущенных банкнот нет. Невыпущенных — тем более. И вообще, систему нумерования при производстве денежных билетов нам не доведут, — начальник отдела встал, намекая на окончание аудиенции. — Это совершенно закрытая информация. А по ходу дела обращайтесь, всегда поможем.

— Думаю, еще увидимся, — с печальным видом капитан закрыл свой блокнот.

— Всего хорошего, передавайте мой поклон полковнику Ягубянцу.

Майор Сантюров, непосредственный начальник Агопяна, оказался на своем рабочем месте. Он пил боржоми, курил и кушал яблоко.

— О, Володя! — обрадовался он. — Хозяин сказал, как придешь — сразу на ковер. Что такого натворил, интересно? Ты же в отпуске!

— Похоже, накрылся мой отпуск. Костя, — капитан передал ему папочку, которая в ближайшее время, к бабке не ходи, начнет толстеть и пухнуть, как на дрожжах. — Полистай, пока я рапорт сочиняю.

— Мама родная! — майор зашарил по столу в поисках спичек.

— Вот именно. У нас в городе уже несколько лет орудует банда фальшивомонетчиков. И на сто один процент я уверен, что полковник после рапорта засадит меня писать план мероприятий.

 

Глава тридцать третья, в которой будущее героев проясняется

Перед очередной репетицией я провел маленькое собрание, типичную пятиминутку. Для этого саммита мы приехали раньше времени, да еще и дверь в зал изнутри заперли.

— Товарищи, прошу минутку внимания, — когда требовалось, мне несложно было добавить металла в голос, шепотки сразу прекратились. — Напомню цели нашей экспедиции. Первое: предъявить музыкальной общественности грани народного бриллианта, Надежды Константиновны.

Народ заулыбался, «бриллиант» сверкнул синими глазищами. Женщине правду в глаза выложить несложно, а иногда и нужно.

— Сразу скажу результат достигнут. Замечания есть, но они носят конструктивный характер.

Зардевшись, Надежда Козловская кивнула головой.

— Дед, не спеши, — пробормотал Антон. — Я записываю.

— Второе, это поступление в музпед, — я выдержал выразительную паузу. — Партия нас учит: если мы живем сегодня так, как работали вчера, то завтра будем жить так, как работаем сегодня. Понятно? Анюту Швец уже пригласили на собеседование.

Девчонка одарила нас улыбкой:

— Самое приятное — когда хорошего не ждешь, а оно берет и случается.

Вера завистливо хмыкнула. События в ее жизни состояли из череды травм, потерянных вторичных признаков на груди, ранений любимого парня и болезни не менее любимой матери. А в феврале ждала смерть от сердечной недостаточности. Радости мало. Не дай бог, возьмет оно и случится.

— Собеседование будет носить формальный характер. Тем не менее, Анна, расслабляться рано, — вздохнул я. — Да и всем нам надо много работать. Берем пример с Семена Трофимова, на сегодняшний день лучший среди нас.

Вот чего не ожидал, но у Сени загорелись уши. Впервые на моей памяти командира комсомольского патруля удалось смутить.

— Когда к человеку нет замечаний, это означает высокий уровень его работы, — я осмотрел музыкантов внимательным взглядом. — Готовы? Тогда все, открываем двери, начинаем.

Потеснив студентов, ринувшихся занимать места на задних рядах, в зал по-хозяйски ворвалась Наталья Николаевна.

— Так, почему не работаем, товарищи? — возмутилась она, поморщившись от грохота барабанов. — Время, время! Сеня, одна минута тебе на разминку!

Права администратора Наталья Николаевна присвоила себе с первого дня. Еще и электроскрипку Анину приватизировала.

— Надюша, что у нас по плану? — она взмахнула смычком.

По плану у нас шла Вера Радина и Стинг. Вера не единственная на сегодня, но в основном. Начали мы с песни «Every Breath You Take».

Каждый тихий вздох, Каждый твой подвох, Каждый из ходов, Каждый звук шагов, Буду я стеречь. Каждый день и час, Каждую из фраз, Каждой из проказ, Ночью каждый раз, Буду я стеречь. Пойми, что лишь мне принадлежишь. В сердце шаг любой твой вызывает боль.

Зрители в зале восхищенно загудели, а педагоги на первом ряду многозначительно переглянулись. Несильный голос Веры звучал проникновенно, шел из глубины души. Для исполнения гениального хита Стинга двух синтезаторов было достаточно, но партитуры я раздал каждому члену группы. Лена из караоке-клуба со своими консерваторскими подружками потрудились на славу — и ноты, и тексты имелись в достатке.

Следом мы принялись репетировать эту же композицию, но в джазовом переложении. Солировала Надежда Козловская, педалируя не голос, а страсть:

Каждый шаг назад, Каждый хитрый взгляд, Каждую ложь клятв, Каждый твой обряд, Буду я стеречь. Ты ушла, и пропал я без следа. Твоё лицо снится ночью мне всегда. Ты та, кому нет замены никогда. Без рук твоих я замерзну в холода. Я всё плачу, милая, отзовись…

Здесь нам пришлось попотеть, Наталья Николаевна постоянно возвращалась к неудачным местам, но надо отдать ей должное — требовала от музыкантов четкости по делу. Композиции Стинга следом так и пошли: сначала в лирическом исполнении Веры, затем в джазовой аранжировке — Надежды Козловской. «Золотые поля» Наталья Николаевна прогнала несколько раз.

Тронет ветерок поле ячменя, И вспомнишь ты меня, Солнце позабудь в ревнивых небесах, Гуляя в золотых полях. С милым ты пришла, Чтобы поглядеть На поле ячменя, И в объятья пасть, чтоб волосы легли Средь золотых полей. Ты со мной побудь, полюби меня Средь поля ячменя. Солнце ты забудь в ревнивых небесах, Лёжа в золотых полях. А дальше случился скандал.

После громких криков в фойе, когда музыка стихла сама собой, в концертном зале появился громадного роста офицер. Впрочем, в ширину он тоже занимал немало места. За шкирку военный легко нес Гошу, следом тащились помятые дружинники.

— Кто здесь Антон Бережной? Этот сказал, Бережной его знает, — офицер взял Гошу за грудки и встряхнул.

На это легкое движение припомнилась вдруг сказка, где Илья Муромец воевал с Соловьем-разбойником — все части тела Гоши отозвались вибрацией разной степени. Вообще он выглядел плохо, зыркая мутными глазами. Видимо, еще от дружинников неслабо досталось.

— Папочка! — пискнула Анюта. Конфликтная ситуация ее ни капельки не напрягала.

Педагоги вскочили с первого ряда, а студентки заинтересованно загудели. С насмешливым прищуром Семен Трофимов взирал на спектакль в зрительном зале. По договоренности его зона ответственности ограничивалась сценой, но здесь опасности для музыкантов не наблюдалось. Я тоже вмешиваться не стал — Гоша сам приперся, пусть сам и отгребает. И вообще, Денис знает, что делать.

— Да? — удивился Антон.

Между офицером и Гошей вьюном ввернулся Денис.

— Этим я займусь, — буркнул он таким деловым тоном, что теперь Гоша стал болтаться в его руке.

Откуда Денис взялся, я не заметил, но неважно — главное, вовремя. Денис кивнул Федоту, крутившемуся рядом, и потащил Гошу в кладовку. Опустив голову, Федот поплелся следом.

— Куда это они? — удивился Антон.

— А сейчас Денис им объяснит, что в храме искусства воевать невместно, — предположил я. — Пусть в Кировском парке отношения выясняют, до полного взаимного уничтожения. А здесь такого не надо, нейтральная территория.

— А музыку послушать козлику даст?

— Конечно, — усмехнулся я. — Если шею не отвернет, скоро увидишь болезного в зале.

— А если не увижу? — Антон не унимался.

— Тогда мне придется работать катафалком, — вздохнул я. — Дон-батюшка, надеюсь, и это… хм… примет.

Наталья Николаевна подкатилась колобком, чмокнула офицера в щеку. Для этого ему пришлось нагнуться. Анюта прижалась к другому боку отца.

— Представляешь, Наташа, меня хотели не пускать! — он пригладил ярко-рыжую шевелюру. — Ну этого шпаненка ладно, а меня-то за что?!

— Как съездил? — Наталья Николаевна вытерла слезинку.

— Нормально… А доча за месяц вымахала, господи!

Анюту на каблуках ему, видимо, лицезреть еще не доводилось.

— Так, Андрюша, ты посиди пока, у нас тут дело, репетиция. Ребята, к станку!

Вот что значит педагог — музыканты моментально взялись за инструменты, а «Андрюша» послушно сел за крайнюю скамейку. Да, верно говорят: хорошего мужика надо самой делать, а не готовым получать. В композицию Стинга «Shape Of My Heart» Вера вложила всю душу. К страсти добавилась сила, и с залом установилась прочная связь. Я это ясно ощутил, увидев мокрые платочки в руках у студенток.

Сдаёт он карты, чтоб проверить Случайность алгебры святой, Исход вероятный, принцип неявный, Но числа лгут порой. Я знаю, что пики — это шпага солдата, Я знаю, что крести — оружье войны, Я знаю, бубны — значит деньги для того, Иной формы сердце моё. Он может кинуть даму пики, И сыграть валетом бубён, А может скрыть в руке короля, Чтоб забыли все о нём.

Название песни Стинга переводится, как «Облик сердца моего». В тексте есть несколько смыслов, но петь на языке оригинала, по-английски, мы себе позволить не могли — партия не поймет. Поэтому пользовались тем переводом, который удалось раздобыть. Война во Вьетнаме коснулась многих русских людей, и «партнерами» в 1971 году американцев никто не называл — подбирали слова попроще, из матерных. При всеобщей любви к группе «Битлз» это парадоксом не казалось, а всего лишь говорило о широте русской души. Американский империализм это мухи, а музыка — котлеты. И Надежда Константиновна постаралась донести свое видение слушателям из первого ряда.

Я знаю, что пики — это шпага солдата, Я знаю, что крести — оружье войны, Я знаю, бубны — значит деньги для того, Иной формы сердце моё. Иной формы сердце, сердце моё. Если б «люблю» тебе сказал я, Решила б ты, что всё не так. Лиц у меня не так уж и много, И маска лишь одна. Кто говорит, тот не знает, Заплатят дорого они, Как те, что ставят на слишком много клеток, А трус теряет всё.

В финале Надежда Козловская вышла из-за электропиано, и взяла саксофон. Проигрыш пришлось повторять неоднократно. Мягко говоря, не радовали ей слух аккомпаниаторы — скрипка и виолончель. Гитаре тоже досталось, и Антон с этим согласился, огрехи имели место быть.

— Девочки, мальчики, смотрим в ноты! — недовольно бурчала певица. Дождавшись паузы, с первого ряда поднялся Ким Назаретов.

— Надежда, ты прекрасна, — заявил он. — Сама свежа, и песни твои редки. Где вы их берете?

На это певица стрельнула глазками и кокетливо улыбнулась. Поддерживая слова мэтра, галерка мужского пола восхищенно загудела. Обратив взор к Тамаре, Назаретов снова повторил приглашение посетить училище искусств, чтобы познакомиться ближе с местным оркестром.

— Приходите и всех приводите, — закончил он.

— Да что вы такое говорите, Ким Авекидович? — из центра первого ряда поднялся крепкий мужчина в белой рубашке и светлых брюках. — Залез, понимаешь, лис в курятник. Не по-товарищески это, переманивать готовые кадры нашего института! Но если серьезно, то нас особенно порадовало преображение Наденьки в составе ансамбля — хороший технический аппарат, проникновенное звучание, эмоциональная теплота и художественный вкус. Сплетники болтали всякие глупости, но сегодня я убедился, что они врут. Не хочешь, Надя, снова поступить на вокал? Нет? Странно, хе-хе. Теперь без шуток: на кафедре струнных инструментов мы будем рады виолончели Алены и гитаре Антона. А на вокальном факультете самое место пианистке Вере Радиной. Или на фортепианном… Я правильно говорю, товарищи?

Первый ряд одобрительно зашумел. Не остался в долгу и живчик-парторг:

— Кафедра марксизма-ленинизма предлагает подойти к работе ансамбля неформально. Мы рекомендуем не планировать заранее работу в форме мероприятий, а вести ее вдохновенно, по запросам студентов, творчески. Парторг явно посчитал нашу группу своим карманным оркестром. Впрочем, я не против, пусть присваивает. Осенью обязательно состоится торжественный вечер, посвященный Великой октябрьской социалистической революции, и парторг, видимо, уже сейчас прикидывает репертуар ансамбля. «По запросам студентов», конечно.

— Кстати, ударника тоже приводите, — оставил за собой последнее слово Ким Назаретов. — Не хотите у нас в училище учиться, молодой человек?

У Семена Трофимова открылся рот. В отличие от девочек, стиль одежды я подобрал ему полувоенный: футболка в виде тельняшки, тактические пятнистые штаны и зеленые камуфлированные кеды. Удачно получилось, бугрящиеся рельефные мышцы оценили и на студенческих рядах. А когда Семен провожал девочек в туалет, желающих познакомиться с артистками не наблюдалось. К краю сцены подошел громила в военной форме. Вблизи он оказался еще выше и шире.

— Сто третья дивизия? — офицер поднял брови. — Аэродром Туржани под Брно?

— Так точно, товарищ подполковник! — подскочил Семен. — Отдельная разведрота, сержант Трофимов!

Слава богу, палочки к пустой голове не приложил.

— Помню, помню, — усмехнулся военный. — Не просто разведчики — орлы, без шуток. Навели шороху в Чехословакии. С тобой еще земляк наш был, Федор Матасов. Лихой парень. Жив, надеюсь?

— Жив, но недолго ему осталось, — вздохнул Семен.

— Чего так?

— Если зеленый змий его раньше не погубит — сам шею сверну. Семья, дети, а этот козел не просыхает. Глаза б мои его не видели. Рыбак с печки бряк, господи прости…

 

Глава тридцать четвертая, в которой речь снова пойдет об алкоголизме

Наши родители перебрались-таки на новую квартиру. После «тщательного осмотра места жизни» они вернулись поздно вечером — переночевать и проведать сына. Но это было первый и последний раз, потому что потом хлопоты захлестнули их полностью. Если кто не переезжал, поверьте на слово: стихийное бедствие ужасно, переезд еще страшнее.

Слава богу, мебель тащить не пришлось. Однако узлов, баулов и чемоданов хватало. Еще коробки и ящики, вроде неподъемной швейной машины… Любой человек имеет в хозяйстве массу бесполезных пожитков, которые при обычной жизни выбросить жалко. Обнаруживается это сразу за переездом — когда, глядя в распакованный ящик, рачительный хозяин понимает: приткнуть это некуда и незачем.

…Мы с Антоном безропотно вязали узлы из вещей, на которые указывал отец. Потом я подсобил, чем мог, подогнал грузовик с грузчиками. Это оказалось несложно — Римма договорилась, Денис организовал. Организм Антона сам по себе на девятый этаж вряд ли заберется, с грузом за спиной тем более. А тут добра полная машина, какая-никакая, да помощь.

С другой стороны, показаться в новой квартире следовало по всем правилам хорошего тона, хотя я ее век бы еще не видал. За десять лет насмотрелся… Поэтому пришлось покупать бутылку водки для лифтера, чтоб без возражений вознес на вершину. А что, разговоров больше — вызвали такси, да поехали. С собой мы везли кастрюлю борща, сваренного мною лично, жареную Верой курочку, и макароны пафлотские, приготовленные совместно. От стряпни Антон отвертелся, упирая на неграмотность в житейских вопросах.

— Мне к собеседованию надо готовиться, а не борщи учиться варить! Тем более ты умеешь, — заявил он, нагло глядя в книгу, и спорить с ним оказалось невозможно.

Это было вчера, а сегодня на скамейке под яблоней Антон штудировал учебник по истории музыки. Мне сей умный труд был не очень интересен, поэтому я пил первый в этом году компот. Нет, не так: я смаковал настоящий КОМПОТ, впервые за тысячу лет. Свой собственный — из вишни, абрикос, малины, смородины и яблок. Терпкий, ароматный, еще теплый. Лысый доктор ограничение по диете снял, слава богу, значит и Антону можно. В погреб мы спустили полную кастрюлю, так что завтра праздник живота продолжится — компот настоится и станет прохладным…

Выпью весь! Нет, с родителями поделюсь, конечно. Но остальноетоприходую.

Солнце выглянула из-за деревьев, заставляя Антона передвинуться в тень.

— Скоро лопну, — предупредил он. — Не части. Это тебе не женские проблемы решать.

— Знаешь, что однажды Фейербах сказал? — с сожалением я отставил в сторону недопитый стакан. — Лишь физиологическое влечение к женщине — ближайшей себе — доказывает мужчине реальность его существования в природе. Существует только то, что является объектом страсти. Любовь есть страсть, и только страсть есть признак бытия.

— Это у Фейербаха была страсть, — с ехидцей заметил Антон. — А у тебя этих страстей, как ягод на грозди винограда. Пальцев не хватит посчитать.

— Ты очень молод, брат. И поэтому глуп, — ответил я печально. — В древних писаниях Востока объятия с женщиной описываются как очень важное целебное действие. Возникает даже омолаживающий эффект, при котором мужская энергия обменивается с женской. Учти: женщины, эти неземные существа, постоянно ждут тепла и доброты.

— И ты готов поделиться? — пошел очередной вопрос с подковыркой.

— А почему нет? — я не стал обращать внимание на иронию. — Поверь мне на слово, некрасивых женщин не бывает. Вот мужчины с плохим зрением встречаются, да. Древние мудрецы советуют: найди рядом с собой женщину, прижмись к ней, и хотя бы на пару секунд перестань думать о том, чем обычно занимаешь свой мозг. Погрузись в ее мир, подари ей свою тишину, и ты ещё долго не забудешь это ощущение взаимного тепла и космической доброты.

— По-твоему, значит, можно любить разных девушек разом? — парень замер ошарашено.

— Ежели так вышло, почему нет? — удивился я. — Любовь — это божий дар, и отношение к нему должно быть береженым. Отступиться легко, но обратно уже ничего не получишь.

— А как же Алена? — поднял он больной вопрос.

— А что Алена? Любовь предполагает взаимность, а меня она никогда не любила. Да и тебя, впрочем, тоже не любит. Себя только ценит, актриса уездного театра… Но это не значит, что я ее забыл. Мне с ней было очень хорошо, и за это благодарен до сих пор, — говорить такое нелегко, но надо быть честным хотя бы перед собой.

— А зачем же она мне глазки строит, если мы расстались?! — возмутился Антон.

— Интересный вопрос. У тебя после выпускного вечера жизнь сильно изменилась, брат, — я усмехнулся. — Не заметил?

 

Глава тридцать пятая, в которой неожиданно возникают проблемы

— Слушай, Дед, — Антон замялся. — Когда ты ко мне подселился, я ничего неприятного не почувствовал. А вот после расстрела резануло прилично. Потом этот ножик в животе… Не самые лучшие впечатления оставил. Ладно, синяки и царапины мне переходят — черт с ними, переживем. А если тебя снова убьют, что будет? Космическая доброта или вечный покой?

— Тоша, — мне пришлось юлить. — Мы приняли меры, я всегда вооружен и очень опасен!

— Вот только не надо мне про охрану с пистолетами втирать, — невесело хмыкнул Антон. — Президенту Кеннеди она сильно помогла?

— Хм…

Не в бровь, а в глаз. В этой жизни многие рискуют собственной жизнью. Моряки-подводники на боевом дежурстве, геологи в тайге, или солдаты на поле брани. Но они знают, на что шли. А парень чем виноват? Тут особенно не поспоришь.

— Давай ты уже угомонишься, а? — тем временем потребовал Антон. — Соберешь вещички, и переберешься сюда. Сам говорил, что старому больному человеку давно пора на покой.

— Старость не радость, — пробормотал я, — сядешь, не встанешь, побежишь — не остановишься.

Антон не унимался:

— Вот именно, остановись! Тебе же здесь нравится, я знаю.

— Но у меня там Маруся, маленький Антон, — включил я заднюю скорость. — Налаженная жизнь, квартира, машина. Кошка, в конце концов!

— И кому будет хорошо, если тебя там грохнут? Даже кошке такое вряд ли понравится. Дед, я тебе очень признателен. И за родителей, а за Веру особенно. Но, может быть, хватит?

Может, и хватит. Но вообще-то меня не так легко убить, на собственной шкуре проверено трижды.

Возразить я не успел — из малины выглянул Андрей Гутаров, один из братьев-охранников объекта. Раздвинув кусты, он шпионским шепотом сообщил:

— На огороде озирается местный тип Федор. Ну, который продавец рыбы.

— Пропустить, — коротко бросил я.

Ярко-красные губы на бледном лице Андрея скрылись за кустами, а на тропинке показался Федя. Пригибаясь и оглядываясь, он крался с огородов. Антон хмыкнул удивленно.

— Привет науке, — сдвинув стопку книжек, рыбак плюхнулся на скамейку. Сегодня он был облачен цивильно — в цветастую рубаху и серые брюки-клеш.

— Добрый день, — вежливо ответил Антон. — Ты чего без машины?

— Выходной у меня, — злобно буркнул Федор. — Пешком гуляю. Боже правый, чуть не заблудился на этих плантациях.

— Душа горит и требует опохмелиться, — догадался я.

— Кассандра, блин, — согласился с моим предположением Федя.

— Каждое утро начинается одинаково, — я продолжал пророчить. — Рассол уже не помогает, а водки, естественно, дома нет. Приходится бежать… Куда?

— Куда, куда, — вспылил он. — В магазин! И никто не продает, представляешь? Теща, гадюка такая, всю округу запугала. Люська из будки только сиськи показывает, а выпить не дает. Профурсетка несчастная, у нее алкоголя нету, видите ли! И Зинка в «Рыбкоопе» делает круглые глаза… Мужики на улице отворачиваются. Морду воротят, козлы! Один ты у меня на последнюю надежду остался. Нальешь?

— Налью, — не стал его огорчать, и выдал риторический вопрос: — А не тяпнуть ли нам пивка?

— Эй, эй, — осадил меня Антон. — Полегче на поворотах. У меня план, сегодня надо учебник дочитать!

— Да не буду, не буду, — отмахнулся я. — Это так, стандартная фраза для закрепления контакта.

— Оборот речи — другое дело, — потянувшись, Антон поднялся. — Только сначала закусить найду.

Кастрюля рыбного супа, превратившаяся в холодец, из погреба перекочевала на стол. Горчицу с хреном я не забыл, как и свежую зелень.

— Ты чего морщишься? — махнув стакан пенного напитка, рыбак блаженно ухмыльнулся. Затем вооружился ложкой, поэтому дальше говорил невнятно. — Заболел?

— Живот тянет, — честно признался Антон, наблюдая за уничтожением солидной порции холодца.

— Шел, упал, очнулся, гипс?

— Ага, примерно два раза.

Из-под раскладушки вылез Рекс и, вывалив язык, укоризненно уставился на Антона.

— Как же так?! — немой вопрос читался в его глазах. — Где твоя совесть, хозяин? Гостей кормишь, а единственного друга?

Пришлось наполнять собачью миску кашей с мясом. Откуда ни возьмись, нарисовался кот Лапик — чтобы снять пробу. Он и раньше не голодал, но по незыблемым законам стаи вожак всегда подходит к еде первым.

— Щенок у тебя какой-то квадратный, — заметил Федя. — Чем ты его пичкаешь?

— Не одной только рыбой, — хмыкнул я, выставляя очередную порцию «Рижского».

— А водки нет? — Федор задал важный вопрос, бросая алчные взгляды на зеленое стекло бутылки, запотевшее и покрывшееся капельками влаги.

— Пиво без водки — деньги на ветер? — съехидничал Антон.

— А что, нормально, — иронию гость не воспринял.

— Федя, ты бухаешь, потому что алкаш, или есть на то причина? — наша с ним тайная связь предполагала некую доверительность, и здесь я не ошибся.

— Жена от меня ушла, — он вздохнул. — Две недели как. Детей собрала и съехала к маме.

— У тебя дети? — удивился Антон.

— Иван да Марья, погодки, — Федя мечтательно улыбнулся. — Козявки. Малые еще, но слово «папа» знают. Теперь забудут…

— А почему ушла? — в разговор ласково влез я.

— Сказала, не собирается с алкашом жить, — Федор равномерно хлебал вторую порцию застывшего рыбного супчика. — Молодость, сказала, загубил, и жизнь в пытку превратил. И еще не хочет смотреть, как человек обращается в обезьяну.

— Серьезное заявление… — я полностью был согласен с Фединой женой. Слава богу, о рукоприкладстве речь не идет. — Часто пьешь?

— Так у нас в бригаде как заведено — работу на тоне закончили, продрогли. По чарке обязательно, — Федор докладывал обстоятельно. — Ну а если праздник какой, или причина важная — к пивняку всей командой. Или вот еще, когда икра идет. Под свежепробойную — святое дело.

— Значит, выхода нет? — я гнул свою линию. — Все, как один, рыбаки в бригаде алкаши?

— Та не, — Федор махнул рукой. — Многие пригубят только — и домой.

— А ты не можешь вовремя остановиться, значит? Между первой и второй перерывчик небольшой?

— Выходит, так, — Федя одним глотком махнул стакан пива. — Между первой и второй наливай еще одну — это про меня.

— А ты согласен, что Люба твоя права? Согласен, что нафиг ей нужен пропащий человек?

— Я уже и к бабке ходил, шептала она мне. Не отшептала…

— Не поможет тебе бабка, — вздохнул я. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Хочешь совет?

— Плавать научишь? — он прищурился с язвительной улыбкой.

— Ты умеешь, Федя. Но не хочешь.

— Да?! — язвительная улыбка сменилась насмешливой.

— Недавно британские ученые выявили причину алкоголизма, — я подлил Феде пива.

— Вот это новость, — изумился он, вытирая белую пену под носом. — И в чем тут дело?

Не в обиду Феде, но я хотел испытать на нем нашу двойную силу. Несколькими днями ранее мы провели весьма успешные переговоры с Федотом, о которых я уже рассказывал. Да и Надежда Козловская выправлялась неслабыми темпами.

— Бытует мнение, что это болезнь, — излагая теорию, я наслаждался компотом. — Якобы у алкоголика есть генетическая предрасположенность. С другой стороны, влияет место проживания и воспитание.

— Логично, — задумчиво кивнул Федя, разрывая таранку. — С волками жить, по-волчьи выть. Разве нет?

— На первый взгляд вывод ученых кажется логичным, исходя изжизненных наблюдений.

— А на самом деле все не так, как в действительности? — раз парень взялся иронизировать, значит, здоровье пошло на поправку.

— На самом деле одна из основных причин привязанности человека к спиртным напиткам — это нарушение работы гормона «дофамин», который еще называют гормоном радости.

— О как! — восхитился Федя. — Без водки нет радости? А ведь точно.

— Ученые считают, что в процессе употребления спиртного происходит всплеск дофамина. То есть алкоголь как бы «дрессирует» человека. Когда ты пьешь — тебе хорошо, когда ты не пьешь — тебе грустно и тоскливо.

— Когда пью — хорошо, — согласился Федя. — Зато утром очень тоскливо…

— Депрессия характерна для наркоманов и людей, склонных к алкоголизму. Наука считает, что во время застолья дофамин воздействует на нервную систему, вызывая у человека радостное возбуждение. Гормон заставляет с нетерпением ожидать следующего бокала, чтобы получить удовольствие от процесса. Но у меня, Федор, по твоей ситуации сложилось другое мнение, — вздохнул я. — Ты не больной товарищ, ты дезертир.

— Да?! — Федя поперхнулся. — Откуда это я дезертировал?

— От семьи, Федя, — безжалостно отрезал я. — От родных людей ты скрылся за пьяным угаром.

Парень начал наливаться красным. Но вылиться возмущению я не дал:

— Ты погодь кипеть и кулаки сжимать! Я сам такой был.

— Ты?! — из Феди словно воздух выпустили. — Сколько тебе лет, пацан, чтобы знать такие вещи?

— Дело не в годах, Федя, а в печальном опыте, — вдаваться в подробности я не стал. — Возникла ситуация, которая меня надломила. Рука потянулась к стакану, когда жизнь покатилась под откос.

Федя слушал, раскрыв рот.

— И что?

— Люди помогли, Федя. Мир не без добрых людей, и человек должен жить среди людей, понимаешь? А алкаш — это предатель своих близких.

— Я не предатель! — от гнева парень снова покраснел.

— Если ты не трус, не предатель, и не салабон, который сам себя гнобит…

— Да!

— Тогда давай руки.

— Зачем? — засомневался он.

Впрочем, ничего удивительного: взрослые речи школьника смутили бы многих взрослых на его месте.

— Каждому человеку в жизни достается немалое количество проблем, для разрешения которых необходима сила. Если целью и смыслом жизни является сама жизнь, то смерть в конце жизни делает бессмысленным все остальное. Дезертиру непонятно, зачем любить кого-то, если все равно умрем. Пойми, Федя, на самом деле смыслом жизни человека является счастье. А что нам дает силу? Только любовь. Без любви нет счастья, и все его признаки, духовные и чувственные, не существуют. Без любви незачем жить, ведь все равно мы умрем. Если в нашей душе не хватает любви, значит надо отказаться от того, что мешает любить. Каждый человек сам выбирает свой путь. Но верный ли дорогой ты идешь, Федя?

— Что-то меня мороз продрал, — он зябко передернул плечами.

— Это называется аутотренинг. Вспомни что-нибудь приятное из прошлой жизни, — я зачитал Феде мантры про водопад и речку. — Работаем вместе! Шумит водопад, течет вода, и вместе с ней уходит желание выпить. У нас есть более важное в этой жизни: семья, дети, дом…

Мы работали втроем в поте лица — уж Антон точно вспотел и дышал тяжело. От одного занятия трудно ожидать ошеломительного эффекта, но я знал, как закрепить этот урок.

— Никто тебе не запрещает рюмочку, Федя, — сказал я, убирая руки, и стакан с компотом пришелся кстати. — Главное, знать меру. Вот смотри, ты уговорил пару бутылок «Рижского». Так?

— Так.

— Вот и хватит на сегодня! Пора делом заняться.

— Хм… Какое еще дело? — оторопел он. — У меня выходной…

— Сейчас ты пойдешь в баню, — надавил я.

— В баню?!

— Именно. Пострижешься, побреешься, хорошенько попаришься. А потом позовешь свою Любу на свидание. Федино лицо вытянулось:

— Да там же теща на страже бдит, не спит! Шваброй погонит…

— А мы ее купим, взяткой задобрим. Дамские духи, Федя, страшная сила, — я сходит на веранду за пакетом. — Вот, смотри, «Шанель номер пять». Один пузырек теще сразу отдашь, другой прибереги, завтра вручишь. Это «Мажи Нуар», редкая вещь. А Любе обязательно цветы! Большой букет. Есть дома цветы?

— Так, это, дома на клумбах много чего растет…

— Ну так чего сидим, кого ждем? Вперед Федя, нас ждут великие дела!

— Погоди, а деньги? — пригорюнился он. — У меня столько нет.

Здесь надо заметить, что большой флакон польских духов «Пани Валевска» в магазине стоил тридцать пять рублей, а французские «фиджи» или «Клима» — двадцать пять. За маленький «Мажи нуар» в драку надо было отдать сорок пять рублей. У спекулянтов цены на дефицит увеличивались до уровня одной зарплаты, которая составляла около ста рублей в месяц.

— А это расчет за икру, Федя, — пришлось насильно вставлять ему в руки пузырьки. — И я еще должен тебе, понял? Твои поставки продолжаются, теперь за деньги. И опохмелять тебя больше не буду.

— Как это?! — взгляд Феди метнулся к недопитому стакану пива.

— Потому что ты серьезный человек, — тон психотерапевта предполагал основательность и уверенность. — Нет совершенной религии и веры, нет лучшей или худшей из них. Бог один, Федя, но начинается он с любви. Молись кому хочешь, но помни простые заповеди: жить по совести, уважать своих предков, любить.

— Я их люблю…

— Стой, Федя. Ничего не говори. Если тебе стыдно, просто вернись на брошенную позицию, — мы с Антоном надавили из последних сил, Федор даже дернулся. — Еще не все потеряно. Да, детям мороженое не забудь.

— Мороженое?!

— Или пирожное. Неважно. Ты уверен в себе, понял?

— Хм…

Вслед парню Антон добавил посыл:

— Завтра заходи, как рыбу распродашь. Если посчитаешь нужным, обсудим план дальнейшего наступления на крепость.

Пропустив ошарашенного Федора, в калитку степенно вошел старшина Максим Максимыч.

— Привет науке, — сняв фуражку, старшина пригладил пегие волосы. — Михалыч, разговор есть.

Этот экстрасенс с огненными папиросами, как и шустрые девчонки, вычислил меня на раз. Ну как они это делают?

— Ишь ты, щеночек какой толстый стал, — пробурчал милиционер. — Раскормили колобка, понимаешь…

Бросив мяч, Рекс решил атаковать его сапог. От злобного волкодава старшине пришлось со смехом отбиваться, а потом он огляделся.

— Где Вера? — по его тону я ощутил грядущие неприятности.

— К себе пошла, постирушку затеяла.

— Странно, а трубку не берет, — нахмурился старшина.

— И не возьмет. Мы же договорились: Веры дома нет. Или в институте, или в библиотеке. А то и гулять ушла, дело молодое. Говори, что случилось.

— Хозяин Нину Ивановну ищет. Велел вчера капитану Щеглову все бросить, чтобы быстренько найти.

— И что?

— А Щеглов не нашел! Телефон никто не берет, он вечером сюда приехал. Веру не застал, в деревню поехал. Там сказали — была, и убыла в Кисловодск. Так что капитан быстренько командировку оформил, и умотал на курорт, — Максим Максимыч хитро прищурился. — Думаю, долго еще будет искать.

— Ну, этот вариант полковник Уваров предрекал давно, — я налил старшине компота. Себя под шумок тоже не забыл. — Что еще, не томи.

— С утра Хозяин построение устроил. Давно такого не было — всех собрал. И машинисток с паспортистками в строй поставил. Объявление необычное: в городе появились фальшивые деньги. Качество подделки высокое, единственным признаком фальшивки является сильная изношенность сторублевой купюры. Обо всех подозрительных фактах велено сообщать в дежурную часть или прямо в ОБХСС, капитану Агопяну.

— Так-так, — я махом допил компот. — Потрепанная сторублеваякупюра, говоришь? Однако! Придется нам, старшина, к своему начальству на построение идти. От полковника Уварова такие новости скрывать не пристало.

В больничной палате мало что изменилось с недавнего посещения. Так же пахло медикаментами, сплит по-прежнему гнал прохладу, а Коля Уваров, сидя возле Нины Ивановны, что-то читал ей с планшета. Как обычно, Нина охала.

— Антон, ну ты даешь! — воскликнул Коля, сдвигая очки на лоб. — Опять старшину в милицейской форме сюда притащил. Что случилось?

— Здравия желаю, товарищ полковник! — Максим Максимыч, кажется, щелкнул каблуками. — Доброго утречка, Нина Ивановна!

— Докладывай, старшина, — напомнил я причину визита.

Розыск Нины Радиной Коля воспринял индифферентно, не вдохновился, а вот сообщение о фальшивых деньгах он переваривал долго. Потом полез в холодильник.

— Что Нину искать начали, это нормально, — изрек он, обозревая недра хранилища. — Раненько чего-то, но тут вопросов нет. А вот советские деньги проблема. Эх, моя недоработка… Максим Максимыч, как догадался?

— А мне Антон их давал на питание, — хмыкнул старшина. — И все, понимаешь, какие-то древние да пожеванные.

— Так, старшина, топай в душ, — решил Уваров, накрывая на стол. — Помоешься, наденешь мою пижаму — и на обследование. Раз такая оказия, посмотрим твой организм через компьютер.

— О чем вы говорите, товарищ полковник? Да я о сердечных проблемах думать забыл! — хмыкнул старшина. — Еще после того путешествия с Михалычем другим человек стал.

— Как это? — с интересом в глазах Уваров остановился.

— Жинка нарадоваться не может, мужская сила так и прет, — простодушно пояснил старшина. — И никаких перебоев в пламенном моторе, одна услада.

Нина тихонько засмеялась, прикрыв рот рукой.

— Ладно, давай-давай, это дело тоже помой хорошенько, — Коля затолкал его в душ. — Врачу покажемся, может чего укоротить надо?

— Сатрапы режима! Чего удумали? Нет у вас такого права! — закричал старшина из душа. — Помыться-то я помоюсь, конечно, но никуда с вами не пойду! Буду здесь Михалыча дожидаться.

Закрывшись подушкой, Нина ржала так, что кровать дрожала.

 

Глава тридцать шестая, в которой лавочка закрылась на переучет

— Ну, будьте здоровы, — крякнув, Коля оглядел накрытый стол в поисках достойной закуски. — Благодаря тебе, Михалыч, немного коньяка для сердца полезно в любых количествах. Паленые деньги принес?

Толстую заначку, крепко закрученную в целлофан, я послушно выложил на стол. Рядом пристроил пачечку разнокалиберных бумажек, реквизированных из карманов Антона.

— До Дениса Иванова и братьев Гутаровых руки режима пока недотянулись, — фруктовый букет с привкусом чернослива я выдохнул через нос. — Прости, спешил очень. Но вскоре ограблю, конечно. А сколько мы уже потратили?

— Без паники, — пробурчал Коля. — Ситуация под контролем. Ты закусывай пока, а я пойду на воздух, сделаю пару звоночков.

— Как там моя дочь, Антон? — Нина требовательно уставилась на меня подбитыми глазами.

Выглядела она значительно лучше, если знать известную картину с самого начала. Но все относительно, завидовать сегодня еще нечему.

— Тебе привет и хорошие пожелания, — ложкой я накладывал на хлеб красную икру. Хорошо так старался, с горкой. — Вера здорова, физкультурой занимается вовсю. На гимнастику ей пока рановато, но гантели уже тягает.

— Какие еще гантели?! — изумление было искренним, видимо, деталями этой темы дочка маму не баловала.

— Железные такие гантели, небольшие, грудные мышцы качать. Девочка старается, а сисек все нет, — я вздохнул. — Одно лечим, другое залечиваем. При такой схеме еще хорошо кушать надо, а она привередничает.

— Господи, бедный ребенок… Почему Верочка плохо кушает?

— А то ты не знаешь! Сама на своей работе проторчала всю жизнь, вот дитё и не научилось, — съехидничал я интонациями Антона. — Красную рыбку ест из-под палки, черную икру — словно отраву глотает. Слава богу, хоть тушеные овощи ест.

— Она у вас овощи ест?! — изумление Нины было искренним.

— Сначала борщ, — убил я Нину. — А потом, если коники и капризы, Антон Веру понуждает.

— Господи… Тоша истязает девочку? — ахнула она упавшим голосом.

Я печально вздохнул:

— Хуже. Говорит, если не будет кушать второе — не будет спинку гладить.

— Хм… — Нина поперхнулась.

— Ты знаешь, работает.

— Фашисты, — глотнув из бутылочки, фыркнула Нина. — Поубивала бы.

Эта может, подумал я, но вслух произнес иное:

— Еще Вера почти поступила в музпед, на фортепианное отделение.

— Что значит «почти»?

— Собеседование осталось пройти, прослушивание признали успешным.

— Хоть это хорошо, господи прости. Хотя я против музыки в смысле профессии как хлеб зарабатывать, — она прищурилась. — Ну чем вам плох инженер?

Разговор прервал лысый доктор с дежурной улыбкой на лице.

— Ну-с, больной, как мы себя чувствуем? — проворковал он, прилаживая мне манжету тонометра. — Неплохо, неплохо… Кстати, ваш киноартист Максим Максимыч показывает восхитительную динамику. Вообще, ваша палата…

— Доктор, не уху надобно хвалить, а повара, — солидно заметил я. Бутылку коньяка при этом технично заныкал под стол. — У ваших врачей золотые руки!

Доктор расцвел.

— И потом, — добавил я аргумент, — Максим Максимыч бросил курить.

— Ах, вот оно что… Это меняет дело. Так, Ниночка, а у нас как дела? — лысый доктор перебрался к ней. — Неплохо, голубушка, неплохо. Кстати, насчет ухи: моя жена до сих пор в восторге от вашей рыбы, Антон Михалыч.

— Намек понял, — вздохнул я. — Но в ближайшие дни поставок продуктов не будет. Самолет, знаете ли, поломался. Поставили на ремонт и профилактику.

Ошарашенный доктор ретировался, а Нина вернулась к своей линии:

— Ну так чем вам плох инженер? В народе говорят: «ума нет — иди ты в пед, стыда нет — иди в мед».

— А еще в народе говорят, — хмыкнул я, — «если ты психический — поступай в радиотехнический. А не этих и не тех, поступай ты в политех».

Дав Нине отсмеяться, я завершил тему выбора профессии:

— Ничем не плох инженер, и хватит об этом. Что было, то прошло.

Она послушно сменила тему:

— Значит, вы догадались занести в наш мир поддельные деньги? Но они не фальшивые, а просто еще не напечатаны?

— Верно мыслишь. А я-то думал, нашел гениальное решение, — в сердцах я стукнул кулаком по колену. — Старый маразматик.

— Не убивайся так, ничего страшного пока не произошло, — ухмыльнулся Коля, входя в палату. — Да, у нас образовался изрядный запас денег, но с этим можно разобраться. Мы не станем отбрасывать их в брак, пока не добудем перечень номеров банкнот по годам выпуска.

— Это проблема?

— Варианты есть. Если задачку можно решить, то не стоит о ней беспокоиться, если её решить нельзя, то беспокоиться о ней бесполезно. Проблема решаемая, дело в ином: сделать так аккуратно, чтобы комар носа не подточил. Деньги выпускались тридцать лет, и на всех печатали год образца, «1961». Как же я лоханулся, ведь элементарная вещь… — Коля крякнул и улыбнулся. — Ну да ладно, от ворчливого нетерпения вода в котелке не закипит.

— Ты это к чему? — Нина отложила бутылочку. — И хватит вам уже заливаться! Закусывайте чаще, изверги.

— Интерес к архивам Госбанка светить нельзя, тут нумизматикой не отбрешешься, — перехватив мой бутерброд, пояснил Коля невнятно. — Короче, берем паузу. Подползать к вражеским окопам надо осторожно. Что сделано — не воротишь, а новых трат пока не будет, понял Антон?

— Предположим, переживу, — я тяжко вздохнул. — Нет, точно переживу. А твои парни? Им на что жить там?

— Слушайте, у меня дома заначка есть! — воскликнула Нина. — И на сберкнижке еще отложено прилично.

— Так-так, — Коля потянулся за бутылкой. — А жизнь-то налаживается… А, Тоха? Сберкассу запрещаю. Нина, ты же пропала, верно? Так что лежи уже, пропащая. Без обид, однако твоим лицом людей пугать не стоит.

— Вот ты гадюка… — она поджала губы.

— А заначку распотрошим, — отмахнулся Коля. — Потом верну, конечно.

— И не стыдно? — снова, но уже с улыбкой, возмутилась Нина. — Вы мою девочку лечили, с ног до головы одели, золотыми сережками осыпали… А я буду долг запоминать? Тьфу на вас, друзья называется. Давай по делу говори.

— По делу все просто: на поверхность выплывет, как минимум, еще несколько подозрительных купюр. Тут к бабушке не ходи, наследили мы изрядно.

— Да уж, — согласился я. — На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы.

Уваров с сожалением понюхал опустевшую коньячную бутылку

— Шум поднимется не сразу. Слава богу, для утилизации Госбанк берет совсем изношенные деньги. После второй «фальшивой» купюры волна пойдет широкими кругами — коснется не только МВД, но и КГБ с прокуратурой. ЦК КПСС тоже в стороне не останется — если это происки врагов, партия должна знать.

— Предупрежден, значит вооружен?

— Ага. И первым делом КГБ начнет отрабатывать версию диверсии со стороны иностранных спецслужб. Деньги-то настоящие, банковская экспертиза установит сей факт однозначно. Вместе с этим чекисты примутся шерстить фабрику Гознака, на предмет хищений специальной бумаги, — Коля выдернул из кучки денежку достоинством в двадцать пять рублей. — Взгляните, товарищи, на это волшебное переплетение тончайших линий густой радужной сетки! Дома на кухне такую красоту не изготовишь, это тебе не продовольственные карточки подделывать. Здесь нужна химическая лаборатория, оборудование для печати и особые знания. Ничего подобного за Антоном нет, слава богу, пусть обыщутся. Пацана если и заподозрят, то в последнюю очередь.

— А если, все-таки? — усомнился я.

— А что они тебе сделают? Ну, предположим, скажут: попался, парень, ты расплатился фальшивой купюрой. Вот свидетель, кассир тетя Мотя, она тебя запомнила. Ну и что? Антон такого не помнит! Имеет право. Тут помню, тут не помню. Может, и было, а может, и нет — ничего не докажут.

— Бабушка надвое сказала? То ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет.

— Именно! В конце концов, если припрут, стрелки на Нину переведешь. Мол, она мятую сотку дала, чтоб веранду и сортир построил. Объекты налицо, пусть проверяют, ага.

— Так на заметку же возьмут… — подобное развитие событий мне импонировало мало.

— Ну, до этого дожить еще надо, — совершенно негрустно Коля подмигнул. — А мы к этому времени деньги по годам выпуска отсортируем, и раньше времени вбрасывать не станем. Вот и все дела! Итак, слушай мой вердикт: цирк уехал, лавочка закрылась на переучет.

 

Глава тридцать седьмая, в которой обнаруживается возможный союзник

Милицейский старшина храпел под капельницей. С присвистом гудел так мощно, что койка Антона шаталась и вздрагивала. Зато никто не мешал Коле шептаться с Ниной. В палате они остались втроем — Антон Бережной убыл проведать своих внуков.

— Как думаешь, Коля, почему одну меня ищут, и не поминают Игоря Неделькина?

Вместо отклика Уваров озвучил свой вопрос:

— А разве твои отношения с собственным помощником представляли для окружающих тайну?

— Хм… Такое скрыть невозможно, пожалуй. Да мы особенно и не прятались, в прошлом году в отпуск вместе ходили. И в позапрошлом… — у Нины заблестели глаза. — Как приличная семья, с Верочкой у моря загорали.

— Вот тебе и ответ, — резюмировал Уваров. — Ты не вышла на связь, и чекисты принялись искать по своим каналам. Милиция просто дублирует поиски. Найдется майор Радина — Игорь Неделькин должен быть рядом. Не сам же начальник милиции вздумал тебя вызвать, сверху подсказали…

— Насколько знаю, полковнику Ягубянцу рекомендовали не очень обращать на меня внимания, — согласилась Нина. — Да я ему особенно и не отчитывалась, у Инспекции по личному составу свои задачи и своя кухня. По курьерской работе в известность ставила, а куда и зачем командировка — он мог только догадываться.

— А как ты вообще попала на эту работу?

— Гитлер помог. Детство у меня было невеселое, как раз на войну пришлось. А под конец так и повоевать довелось. Эх, боевая девка я была… А потом мама меня в спецшколу НКВД определила — она в Управлении контрразведки «Смерш» немалый чин занимала. Воспользовалась мама служебным положением, и пристроила кровинушку в диверсанты. Блат, Коля, великое дело. Там я познакомилась с отцом Веры.

— Интересно бы знать, кто это, — пробормотал Коля. — Мне докопаться не удалось. Тайна, покрытая мраком.

Разочаровывать его Нина не стала:

— Сейчас подниму завесу. Роман у нас был бурный, но короткий. Случилось так, что служба унесла его далеко и надолго. В общем, я успела родить и вырастить девчонку. Любовь прошла, рассказы об отце мне показались лишними — и мама моя имени не знает, и Вера не ведает. А полгода назад его перевели к нам, моим непосредственным начальником от КГБ.

— Так-так… — начал догадываться Коля. — Ну-ка, Гюльчатай, открой личико!

— Да, звать папашу Виктор Острожный, и про дочку ему не ведомо.

— А что он знает?

— Перед акцией в ЦК КПСС я ему намекнула, что пора сматывать удочки.

— Он в курсе наших дел?! — от возмущения Уваров даже подскочил.

— Нет, просто объявила «ситуацию сорок». По нашей с ним системе связи это означает полную эвакуацию — мол, сама ухожу на дно, и ему советую. Витя сразу заболел, отпуск оформил — сейчас в Сочи должен сидеть. Вместе с семьей, естественно. Обещала навестить.

— И ты молчала?!

— Так по твоим расчетам у нас еще неделя должна быть, как минимум! И потом, я боялась, что будешь ругать…

— Не буду! Это же отличный ход! — полковник яростно потел щеку. — Теперь чекисты и его искать станут. Это же красота какая, неразбериха полная!

— Я тоже об этом думала, — призналась Нина. — Но сначала пожалела парня. Когда меня под раздачу в феврале пустят, его точно чаша сия не минёт.

— А если мы его сюда переманим? Такого головореза тебе в пару, а?

Искоса Нина бросила оценивающий взгляд. В любой реплике женщина видит десяток подтекстов, и еще столько же догадок болтается в ее голове.

— Так я о чем! В пару годится, но только головорезом. Витька не подведет, отвечаю. Клинья под меня бить еще может, но это его единственный недостаток. Кобель мартовский! За полгода вместо руководящих указаний кучей знаков внимания завалил. Так что беседовать будешь сам.

— Еще чего… Вербовать партнера будешь ты, — отрезал Коля. — Сначала это будет твой человек, а уже потом наш. А мое дело наблюдать и анализировать. Причем удаленно, в режиме телеконференции.

— Вот прямо здесь?

— Именно. Наша палата — помещение проверенное, я а парке с планшетом посижу.

— Коля, но я же вся побитая… — Нина сменила тон на жалобный.

Он демонстративно не обратил на это внимания:

— И очень хорошо.

— Да?!

— В смысле вербовки замечательно. Твои синяки — аргумент в нашу пользу.

— Тогда я тщательно бинтами замотаюсь.

— Не тщательно, — безжалостно возразил Коля. — Впрочем, подготовкой я сам займусь. В собственных архивах надо еще покопаться.

***

— Товарищи офицеры, а теперь, пока Михалыча нет, можно без шуток поговорить? — прекративший храпеть старшина выглядел совершенно не сонным. — Что вообще происходит, товарищ полковник?

— А оно тебе надо, Максим? — Коля Уваров взглянул поверх очков. — Многие знания — многие печали, знаешь ли.

— Что-то мне показалось, — хмыкнул старшина, — будто вы больше Михалыча успокаивали. А меня не надо, я калач тертый.

— Ишь ты, Кассандра нашлась, — Нина взглянула в сторону Уварова. — Думаю, надо Максима Максимыча просветить. Когда-то, когда еще деревья были зелеными, он меня стрелять учил. И вообще, мы друг друга давно знаем, с партизанского отряда… Наш человек.

— Тогда пожалуй, — пожевав губами, согласился Коля. — Понимаешь, старшина, на самом деле все сложнее — сейчас многим партийным начальникам не до фальшивого денежного билета. У них ЧП планетарного масштаба: из здания ЦК КПСС важный товарищ пропал. Вот эту проблему спишут на происки врагов точно. И роют они сейчас только в этом направлении.

— И чего этот важный товарищ такого натворил, что вы его умыкнули, Николай Сергеич? — старшина остро взглянул в глаза Коле Уварову.

— А деньги он украл, старшина, — честно признался Коля. — Народные богатства увел, вот мы его и прищучили.

— Признался? — хмыкнул милиционер, иронично кривя губы. Видимо, методы работы НКВД ему были хорошо известны.

На иронию Уваров ответил серьезно:

— Не веришь в признание, как царицу доказательств? Зря. Без мордобоя вот такую книгу признаний написал, — Коля показал толщину размера. — И еще пишет. Дать почитать?

— Лихо работаете, — восхитился старшина. — Молодцы. А читать не буду, лишнее это. Так верю. Но ведь искать будут серьезно, а то как найдут?

— Искать будут, конечно, всеми силами. Если помнишь, 17 декабря 1967 года пропал премьер-министр Австралии, Гарольд Холт.

— Что-то такое писали в газете, — кивнул старшина.

— Напомню. Пошел, понимаешь, премьер-министр вместе с друзьями искупаться в заливе у Мельбурна, и бесследно исчез в волнах океанического прибоя. Три дня искали, но не нашли ни живым, ни мертвым. После загадочного исчезновения премьер-министра в обиход прочно вошло выражение «сделать Гарольда Холта», что в переводе на русский язык означает «кануть в воду и бесследно исчезнуть».

— Хм…

— А мы, Максим, «сделали» не такую большую шишку, но вони будет не меньше. Деньги, брат, до определенного предела всего лишь деньги. А вот деньги Международного отдела ЦК КПСС — это власть. Власть, которую дают Большие деньги. Что сделали большевики сразу после захвата Зимнего дворца? Никогда не догадаешься. Первым делом большевики бросились искать сокровища Романовых. Это так называемая бриллиантовая комната — коронные драгоценности России и личные украшения семьи Романовых.

— Нашли?

— Нет. Их там давно не было, царь все вывез в Москву, в Оружейную палату московского Кремля. Но позже нашли, конечно.

— Подожди, также рядом Эрмитаж…

— Точно. Эрмитаж опечатали в эту ночь. А на следующий день специальная комиссия все переписала. Готовились к революции товарищи большевики… Учли, оценили, а потом продали. И не важно, что по дешевке. Они память своей страны продали. Впрочем, какая она «своя» для Троцкого? Весной 1919 года декретом «О запрещении вывоза и продажи за границей предметов особого художественного значения» частным лицам запретили вывоз ценностей. Только себе советское государство позволило продавать за границей музейные ценности. И продавало. Ох, как продавало…

 

Глава тридцать восьмая, в которой старуха оказалась у разбитого корыта

Покормив кошку, я меланхолично оглядел собственную кухню. Ладно, лавочка прикрылась, а что мне сейчас делать? Без денег тяжко будет Тоше помочь. Парень остался гол, как сокол — множество полезных вещей и большую часть посуды мама на новую квартиру забрала, и правильно сделала. Антону только битые кастрюли с тарелками достались. Но мне тогда было поровну, все равно собирался покупать новые. И, чтоб не выделяться, я намеревался ложки-вилки-сковородки в «Рыбкоопе» взять.

Ага, ничтоже сумняшеся взял. Горели дрова жарко — было в бане парко; дров не стало, и все пропало. Жизнь, эта насмешливая стерва, сделала круг. Поводила по ямам да по кочкам, и вывела к началу. И если Небо хотело надо мной посмеяться, то сделало сие весьма обидно: сначала подарило новую жизнь, молодецкий задор и деньги, а потом эти деньги обратно забрало.

За новую жизнь, конечно, спасибо, но теперь, выходит, собственную кухню потрошить? Не хотелось, однако придется. Миксеры, блендеры и кофемашину туда тащить не с руки, тем более что вместо кофе пристрастился какао пить. Советский продукт «Золотой ярлык», да на молоке — это вещь… А вот вилки домашние придется ополовинить. Что еще?

Так, на даче исправно трудится старенький холодильник. Смогу я его поднять, чтобы через время перетащить? Если осилю, надо будет надпись «Индезит» оборвать, а на это место прицепить какой-нибудь «Орск» или «Минск». Кстати, газовую плиту той же фирмы «Аристон» на даче давно пора менять. Плита совсем древняя, но рабочая. А в Антоново хозяйство со свистом пойдет, останется только газовый баллон докупить. Идем дальше — раскладной диван и пару кресел из гостиной можно перетащить.

Мебель старая, никто внимания не обратит.

Хмм… Нет слов, я, конечно, молодец, здорово придумал. Но это все не решает проблемы наличных денег. Можно, наверное, пойти путем великих революционеров — ограбить кого-нибудь. Экспроприировать, как говорится, у экспроприаторов. Возможности позволяют… Однако к этому простому занятию душа как-то не лежит. Нет во мне революционной жилки, и из тупика всегда одна дорога — назад. Делать нечего, придется вернуться к спекуляции.

Загремел дверной замок, и на кухню заглянула соседка Рита.

— Ой, ты дома? — удивилась она. — А я пришла кошек покормить.

— Кошек? — удивился я. — Каких еще кошек?!

Вихрем выскочил из-за стола, а Рита нагнулась, чтобы почесать Лапика за ухом. Котяра жмурился и урчал от удовольствия, хрустя Алискиным кормом. Удивительно, что он позволяет чужому человеку себя гладить. Но сейчас, впрочем, это неважно. Как Лапик тут взялся?

— Антон, чего такой угрюмый? — Рита щедро подсыпала в миску кошачьего корма. — Проблемы?

— Болею, — злобным взглядом я разглядывал кота. — Не успею одно вылечить — другое вылезает. А тут еще эта скотина бессовестная… Алису наверняка уже чпокнул!

До меня, наконец, дошло то, что подспудно смущало: в квартире пахло котом. Успел углы пометить, кобель мартовский!

— Конечно, — согласилась она с удивленной улыбкой. — Дело житейское. Иначе зачем ты его привел еще вчера?

Без комментариев я пробежал до спальни, где обнаружил Алису — вальяжной примадонной она самозабвенно вылизывалась в кресле. Да, дела. Не было печали, так теперь будут котята. Опять!

… Злой как собака, из девичьей спальни я вышагнул в зал. Над тазиками, расставленными на табуретках, склонилась Вера.

— Напугал, Дед, — вскрикнула она, запахивая халатик.

Запах распаренного девичьего тела двинул по макушке не хуже кувалды.

— Прости, что без приглашения…

— Стучаться надо! — голос был строг, но глаза смеялись. — А чего это ты с Лапиком?

— Не все коту творог, бывает и мордой об порог, — мрачно изрек я народную мудрость.

После этих пророческих слов котяра ловко вывернулся из рук и сиганул в раскрытое окно, тюлевая занавеска преградой не стала. Оставалось только отряхнуть ладони — воспитательная беседа с наказанием доморощенного Казановы откладывалась. Впрочем, мне тоже следовало бы линять отсюда, от греха подальше. Но начатое дело следовало довести до конца.

— Этот кот — к деньгам, — сообщил я очередную новость. — И вообще, приход к прибавке. Пошли в мамину спальню, заначку будем делить.

***

Летнее солнце, незатуманенное облаками, ярко освещало поле боя. Мощная грудь Люськи виднелся издалека — двойной белой мортирой она обозревала окрестности. А вот очереди перед киоском не наблюдалось, и то слава богу.

— Здравствуй, радость моя, — вежливо улыбнулся Антон. — Как жизнь молодая?

— Ой, Тоша, — расцвела она, из амбразуры окна наводя орудия на цель. — А я только о тебе думала, куда пропал?

— Дела, Люсьен, меня захлестнули, едва не придавили своим весом, — сообщил парень чистую правду.

— Да вижу, какой-то ты бледненький… — обрамленный со всех сторон шоколадками и сигаретными пачками, белый бюст колыхнулся в телевизоре окна.

Антон гулко сглотнул:

— Учеба навалилась в полный рост, да и переезд случился в город, на новую квартиру.

— Знаю-знаю, — закивала она. — Земля слухами полнится. Коньяк будешь брать? Я тебе всяко разного отложила.

— С деньгами напряг, — вздохнул Антон. — С одной стороны надо, но обстоятельства выше нас. Только в сказках все есть, да у меня в руках ничего нет. Не представляешь, какие затраты вылезли.

Из Нининой заначки нам досталась десятка. Всего лишь «красненький» червонец, остальное Коля велел раздать ребятам, с приказом экономить до лучших времен. Антон следом за мной пригорюнился: пословица «красиво жить не запретишь» оказалась насмешкой. Запретишь, еще как запретишь!

— Фи, ну так возьми в долг, — воскликнула продавщица. — Парень серьезный, проверенный. В тетрадку запишу, завтра отдашь.

— Люсенька, рыцарь не должен жить за счет прекрасной дамы. Как считаешь, во сколько можно оценить сей чудесный кубок?

Массивная хрустальная пепельница, размером с противотанковую мину, перекочевала из сумки на прилавок.

— Пять рублей дам, — с ходу, без тщательного осмотра, убила нас продавщица.

Целую минуту рыбой, брошенной на берег, Антон беззвучно разевал рот.

Вот гадюка, а? Какая вероломная подножка от человека, которого мы считали надежным партнером!

— Иногда женскому коварству нет предела, — сообщил он мне, и сошел с дистанции.

— Но как же так, Люсенька? — переборов секундную растерянность, опомнился я. — Двадцать пять рублей, как оно того стоит в магазине, ты давать не хочешь. В упор не видишь гармоничные плавные формы, стильный орнамент… Посмотри внимательно, может быть, двадцать один?

Люся с уважением посмотрела. Не на пепельницу — на пацана, владеющего искусством торга.

— Но она же не из магазина, Тоша! фирменной желтой этикетки нет. Чека тоже нет, — девчонка двумя руками поправила бюст, явно сбивая нас с толку. — Десять рублей.

Антон на это движение повелся. Впадая в транс, чуть слюну не пустил, а меня так просто не возьмешь.

— Ты только взгляни на волшебные грани неземного чуда! — вскричал я. — Найти настоящий хрусталь — это значит обрести предмет, который подчеркнет изысканный вкус и аристократизм своего обладателя!

— Хорошо, пятнадцать, — снизошла девчонка. Мой уровень в ее глазах стремительно рос.

— Всего восемнадцать рублей за кристально чистый и прозрачный хрусталь, с радужными переливами и сверканием ярче венецианского, — наседал я. — Это же Чехия, лучший в мире импорт!

— Уговорил, черт языкастый, — она закончила торг, двинув к себе тяжеленное хрустальное чудо. — Шестнадцать, на этом все.

— И в придачу буханка хлеба и пару кило сахара, — быстро добавил я.

— Собрался самогон гнать? — хмыкнула она, отсчитывая деньги. — Бери мешок.

— А что, идея, — задумался я. — В саду фруктов полно, можно брагу замутить… Но нет. Деньги на нуле, мне всего лишь компот подсладить.

— За самогон участковый штраф влепит, — очнулся Антон. — Или того хуже, припишет незаконную коммерцию. Может лучше руками, своим трудом?

От такого удара я чуть не задохнулся — парень меня моими же речами лечить вздумал! Наверняка он имел в виду грузовой порт на Братском у Дона, где весной с одноклассниками подрабатывал грузчиком.

— Да что ты наработаешь, если нам доктор запретил тяжести поднимать?

— Так у нас целый оркестр, — резонно возразил он. — Можем на банкет какой подрядиться, или на свадьбу.

— А банкет обслуживать, значит, честный труд, — фыркнул я язвительно. — Где логика, Тоша, не пойму? Для ОБХСС твой ход — такой же левак. Да и с музыкантами в итоге делиться надо. Нет, брат, будем спекулировать хрусталем. Тут все шито-крыто, Люська домой понесет, себе в сервант поставит. Минимум криминала и полная конспирация.

Я знал, что говорил. В советские времена хрусталь являлся предметом гордости и красы и, что важнее всего — признаком достатка.

— Компот хорошо смотрится в хрустальном стакане, — от предвкушения Люська зажмурилась. — А если его из хрустального графина наливать…

Я представил себе голую продавщицу в телевизоре окна будки, с сигаретой и фужером напитка рубинового цвета. Антон хмыкнул, а я горделивым взглядом разрушил его сомнения:

— Будет тебе, солнце мое, хрустальный графин. Если правильную цену дашь.

— За посуду не обижу, — легко согласилась она, даже без торга. — «Птичье молоко» хочешь? Говорят, под коньяк самое то. Так и быть, давай сумку, запишу должок до зарплаты.

 

Глава тридцать девятая, в которой происходит конспиративная встреча

Командировка в город Сочи готовилась по высшему разряду: Коля Уваров накрыл стол, а потом вместе с Ниной инструктировал меня целый час. Всю душу вымотали разными паролями, отзывами и вариантами возможных ситуаций. «Повтори» да «повтори». Тьфу!

В сопровождение мне назначили телохранителя Дениса и не выдали денежных средств на командировочные расходы.

— А зачем вам деньги? — удивился Коля. — Какие еще «представительские цели»? Ты кушай, кушай. Заправляться не надо, такси брать незачем, а уж ночевать точно не придется. И вообще, там пешком десять минут.

Зажали бонус, экономисты великие… Ну не буду же им рассказывать, что с девушкой иду. Денис не выдаст, а свинья не съест. Слава богу, собственные шестнадцать рублей грели карман (десятку из заначки Нины я честно Антону отдал).

В Сочи мы высадились на Ривьере, в кустах за Зеленым театром. Это место я помнил хорошо, в прошлой жизни здесь немало было выпито вина в компании с друзьями и отдельными подругами. Это было давненько, в молодости. Однако при очередном возврате в прошлое мало что изменилось — по парку так же толпами шатались трудящиеся, на цепочной карусели визжали девчонки, а к немногочисленным пунктам выдачи мороженого стояли очереди.

Анюта принялась восторженно озираться, но на это я цыкнул грозно. Без промедления, не теряя времени, повел группу к месту конспиративной встречи. По определенному графику полковник Острожный ждал Нину Радину на съемной квартире у Центрального рынка. Запас времени имелся, но береженого бог бережет.

По улице вдоль речки Сочинки мы дошли до Кубанского моста, и у рыночных ворот остановились — невероятно соблазнительный хлебный запах был тому причиной. Анюта возжелала лепешку в сахарной пудре, Денис выбрал городскую булку, а я взял еще горячую четвертушку лаваша за пять копеек. Умеют же делать, когда хотят, а? Жизнь у местного рынка кипела. Весело гомоня, загруженные овощами и фруктами граждане валили по тротуару сплошным потоком. Сколько же их тут… И везде мелькают радостные лица, словно в рекламном ролике панорамного кинотеатра. Господи, а сколько еще советских отдыхающих у моря торчит? Селедкам в бочке лежать привольнее. Нет, на городском пляже ноги моей не будет.

Голодной чайкой проглотив угощенье, Анюта полезла в карман джинсов.

— У меня и рубля не наберется, — пробормотала девчонка, облизывая палец и с завистью поглядывая на мой лаваш. — Товарищи, пятьдесят копеек займете?

Денис выгреб горку мелочи, у меня в кармане тоже чего-то звенело — от киоска она вернулась с увесистым свертком из серой оберточной бумаги.

— Куда тебе столько, Анечка? — поразился Денис.

— А на ужин. Да, Антон Михалыч?

Я лишь вздохнул — вкусно кушать хочется сегодня, а не ждать, когда наступит светлое будущее. Тем временем девчонка воровато оглянулась, и сверток исчез. За исключением одной лепешки, оставшейся в руке.

— Лихо! — Денис продолжал поражаться. — Домой передачку отправила?

— Ну не птичкам же на корм, — согласилась Анюта. — Кстати, мы пришли. Это место обозначено на схеме, я в Яндекс-карты на всякий случай ныряла.

— Да, улица Роз, — подтвердил я, взглянув на часы «Командирские», подарок отца Антону. — Добрались вовремя.

Улица Роз соответствовала своему названию, немало цветов красовалось и во дворе. Мы с Аней уселись в тенечке, на скамейке у подъезда сталинского дома, а Денис отправился на разведку — по дорожке, увитой виноградом, усвистал в глубину квартала. По плану он должен был представиться Острожному, убедиться в безопасности места встречи, и лишь затем пригласить меня на переговоры и дальнейшую транспортировку.

На деле все вышло иначе, Денис вернулся из виноградного тоннеля вместе с крупной девушкой. Вернее, она шла сзади, а рукой, прикрытой курточкой, упиралась ему в спину. И выражение лица у нее было зверское.

— Михалыч, такое дело, — Денис растерянно улыбался. — Контакта на месте не оказалось, зато его представитель не желает общаться. Требует исключительно Нину Ивановну.

— Значит, будет вам Нина Ивановна, — напоказ, с беззаботным видом ответил я, останавливая время.

Солнце резануло по глазам. Но это не беда, уже привычно. Пылинки в воздухе заискрились ярче звезд, гранеными алмазами засверкали крылья стрекоз, и бабочки над клумбой застыли яркими разноцветными брызгами. Звуки завязли в тягучем меде, а крошки надкушенной лепешки замерли у алых губ Анюты.

Еще чего-то гудел одной нотой неживой рот Дениса, когда я откинул куртку, наброшенную на деревянную руку девушки. Хмыкнул, отворачивая пистолет в сторону палисадника, чтобы ствол не упирался человеку в спину. Спусковой крючок осторожно освободил от скрюченного пальца, выщелкнул магазин. Патрон в патроннике пистолета тоже не забыл. Еще раз, на всякий случай, передернул затвор — убедился в безопасности оружия.

Вблизи девица со зверским выражением лица оказалась дылдой, ростом выше меня, но ниже Анюты. Зато мощнее, с крепкими руками и накачанными ногами. Как говорится, сбитая девка. До категории «гром- баба» она не дотягивала, но какие ее годы? Открытый летний сарафан позволял обнять объект внимания из любого положения, чем я незамедлительно и воспользовался. Все-таки у начальника транспортного цеха, кроме тяжелых будней, иногда бывают и приятные мгновения…

В больничной палате я предусмотрительно отскочил в сторону от мягкой груди четвертого размера, но дева в сарафане нападать не стала. Наткнувшись глазами на Нину Ивановну, она выдохнула облегченно. И еще раз, уже с интересом, оглядела палату — обстановка враждебной ей явно не казалась.

— Вика! — воскликнула Нина удивленно. — А где Виктор Петрович?

— Товарищ полковник занят, — буркнула девушка, возвращая зверское выражение лица. Пистолет, тем не менее, она уложила на тумбочку. — Мне поручено выслушать вас, и передать это по назначению. Но сначала скажите, где мы?

— В больнице, — сообщила Нина очевидное. — Я здесь на излечении, как видишь. Сама на явку прийти не смогла, друзей отправила. А что у тебя с лицом?

— Зуб болит, — еще более скривилась дева. — Который день маюсь, чтоб его пес забрал…

— А к зубному доктору не пробовала? — усмехнулась Нина.

— Боюсь, — честно призналась дева, роняя на сарафан крупные капли слез. Напряжение ее отпускало, и женские эмоции полезли на первый план.

— Нет, в таком состоянии ты нам не нужна, — проявился вдруг Коля. До девичьего признания Уваров ошарашено молчал, а тут вдруг ожил.

— Да? — упавшим голосом выдавила Вика. — И что теперь делать?

— С ними к зубному пойдешь? — Нина почему-то указала на меня.

Собственной стоматологии в нашей больничке не было, но дружественное учреждение располагалось через дорогу. В свое время и мне, и Коле пришлось там отметиться в обязательном порядке.

— А кто это, Нина Ивановна? — уточнила дева.

— Мои друзья. Николай Сергеич и Антон Михалыч. Хорошие друзья, — надавила голосом Нина.

— С ним пойду, — решилась дева, оборачиваясь ко мне. — Он не злой и теплый… Но чтоб за руку держал!

Вывеска клиники с издевательским прозванием «Зубная фея»» виднелась издалека, и Вику еще на подходе начала колотить неслабая дрожь. Тротуарная плитка, необычные автомобили, рекламные щиты и наряды прохожих прошли мимо ее внимания. Глядя вперед невидящим взглядом, она крепко сжимала мою руку и дрожала.

Пока мы шли, Уваров дозвонился кому надо, так что ждать пришлось всего пять минут. Но это были долгие пять минут — девушка бледнела, краснела и клацала зубами. Несмотря на плотный контакт — одной рукой я сжимал ее ладонь, а другую уложил на опухшую щеку, — мысленные призывы к зубной боли «уняться и уйти» не приводили к видимому эффекту. Пришлось подключать Колю Уварова, дабы доброго следователя сменил злобный следователь.

— Кто вообще тебе доверил пистолет, размазня? — тот с ходу применил «эффект хамоватого полковника». — Возьми себя в руки, тряпка!

Мутные глаза девчонки мгновенно высохли, и взгляд просветлел. Тут же мои усилия пошли на лад: зубная пытка послушно унялась. Я встряхнул рукой, сбрасывая темное облако боли на пол.

— Девушка, заходим, — из кабинета выглянул доктор. — А вы куда собрались, папаша? Все будет хорошо, ожидайте.

— Выполнять! — Коля звякнул сталью в голосе. — Шагом марш!

 

Глава сороковая, в которой командировка продолжается

— Мне велено не кушать, — оглядывая палату, дева в розовом сарафане счастливо улыбалась. — Ничего, как-нибудь час выдержу.

— Что ж, тогда чаю не предлагаю. Дома перекусишь, — хмурая Нина не разделяла ее радости. — Почему Виктор Петрович прислал тебя, а не явился сам?

— Папа Витя сказал, что дело пахнет керосином, — проведя рукой по короткой стрижке, честно призналась девчонка. — У него чуйка на неприятности, тут к бабке не ходи. Повез семью прятать.

— Сам, значит, на измене сидит, — хмыкнула Нина, — а приемную дочь под раздачу подставлять можно?

Как бы странно это ни звучало, но слова «парадокс» и «женщина» являются синонимами. Несколько дней назад Нина лежала трупом; сейчас же, блестя изумрудами зеленых глаз, она повелевала властным голосом королевы. И приказной тон удивительным образом перемежался томным жеманством.

— А в Сочи меня нет, Нина Ивановна, — хитро усмехнулась девчонка ответ. — Все продумано, я сейчас по горной реке на байдарке сплавляюсь. И буду этим заниматься еще три дня.

— Ну, на нет и суда нет. Передай Виктору Петровичу, что он прав — пора менять убежище на более надежное, и как это выглядит, ты видела. Пусть не волнуется, встретим, приютим. Всю семью, и кого надо, тоже. Надеюсь, деньги и ценные вещи взяли с собой?

— Да, но.

— На все вопросы получишь ответы, — отрезала Нина. — Но позже. Я знаю, что такое «чуйка», и Виктору она не раз спасала жизнь. Так что отправляйся не мешкая, время дорого. Антон Михалыч проводит и, пожалуйста, аккуратнее там. Удачи, товарищи.

Я шагнул к девчонке:

— Виктория, технология такова, что мне снова придется тебя обнять.

Слава богу, зверское выражение покинуло ее лицо, и обнаружились милые ямочки на щеках.

— Ну раз надо — давайте, обнимайте, — Вика подобрала с тумбочки пистолет и покорно подняла руки. — И вообще, после всего того, что между нами было, вы просто обязаны на мне жениться.

Молодец девчонка, быстро оклемалась, улыбается вовсю. Мордашка сразу получилась симпатичной.

— Был бы рад, однако мое сердце занято другой дамой, — я крепко прижал ее к себе. — Бывайте, товарищи.

— Пока-пока, — суеверно перекрестил нас Коля. — Ни пуха.

— К черту, — отмахнулся я, привычно вызывая черное одеяло.

После кондиционированной, пропахшей медикаментами прохлады больничной палаты, сочинская жара влажным и терпким контрастом ударила в голову хлеще мощного допинга. Вскрикнув от нашего явления народу, Анюта открыла рот, а Денис, удивленно встряхнув головой, резво отпрыгнул.

— Эй, коза, ты при памяти? — Аня моментально пришла в себя и, отложив лепешку, поднялась с лавочки. — Посмотрите, люди добрые, что же это делается: я глазом моргнуть не успела, а она уже чужого мужчину прижимает!

Встряхнув кистями рук, Анюта перетекла в оборонительную стойку «кошки». Вика на это хмыкнула, с явной неохотой размыкая объятья. Оглядевшись, подобрала с газона курточку, отряхнула, и засунула пистолет в боковой карман.

— Окстись, малыш, — буркнула дева добродушно. — Я инструктор по военно-физической подготовке погранотряда. И таких куриц грозных на завтрак кушаю каждый день.

В ответ Аня презрительно фыркнула, а Денис, заходя сбоку, пообещал экзекуцию:

— Я женщин не бью, но тебе в ухо дам.

— Но-но, получишь сдачи, — Вика сделала шаг назад.

— Надоела ты мне, — признался Денис. — Бодливой козе бог рогов не дал, сбивать тут нечего, так шею могу нафиг открутить.

— Да ладно, — отступая к виноградному тоннелю. Вика примирительно махнула рукой. — С девочками-переростками не воюю, пенсионеров уважаю. Антон Михалыч, мне пора, до свиданья. Жду в восемь у цветомузыкального фонтана.

— Что это было, скажите? — воскликнула Анюта, сверкая возмущенным взором.

— Нюся, лисичка златовласая, — сладкоречивым тоном заюлил я. — Ну зачем шуметь, ей богу… Чудесные погоды нынче во дворе. У нас как раз полно времени, может быть, хочешь прогуляться? Можно по дендрарию пройтись, или простецки в ресторан нагрянуть.

— У нас есть деньги на ресторан? — сбавляя обороты, Анюта ревниво нахмурилась. — Вы же говорили об экономии, Антон Михалыч.

— Экономика должна быть экономной, таково требование времени, — я солидно кивнул головой.

На отвлеченные темы могу говорить сколько угодно, лишь бы подальше от скандала. Женские крики всегда вызывают изжогу. А ласковое слово и кошке приятно:

— Денег нет, но для такого случая найдем. Могу я сделать девушке сюрприз?

— Сюрприз? — недоверчиво покосилась она.

— Тут некуда деваться, захочешь, так вскочишь. А не хочешь — как хочешь.

— Хочу! — быстро отсекла она сомнения.

— Помнится, когда-то в ресторации на морском вокзале замечательно готовили курочку. Цыпленок табака, с чесночком, под сухое вино… Пошли, ребята, угощаю, — я мечтательно зажмурился, шестнадцать рублей капитала позволяли подобные речи. Да и Денис в командировку тоже наверняка не с пустыми карманами собрался.

По центру города таких праздношатающихся как мы, бродило, наверно, миллион. Еще больше богачей стояло в очередях — народ буквально облепил палатки, гастрономы и столовые. Июль, вершина сезона… На пути изредка встречались стандартные летние забегаловки, представляющие собой стайку высоких столиков под открытым небом. Чаще всего здесь вкушали багрово-румяные пончики из автомата, под фирменное сочинское кофейное молоко. Стулья считались излишеством, зато дополнительным сервисом являлись крючки под круглыми столешницами серого мрамора, где можно было повесить авоську с вещами.

— Вошел в квартиру, представился. Все как положено, — обстоятельно докладывал Денис. — Пароль, отзыв. Нина Ивановна, говорю, болеет. И тут эта коза заявляет: не верю. Представляешь, Михалыч? Не верит она! Станиславский, блин. Ведите, говорит, немедленно, к Нине Ивановне.

— Коза драная, — поддержала его Анюта.

Меж отдыхающих приходилось лавировать, они гуляли напропалую. Из желтых бочек повсеместно торговали квасом на разлив или, что гораздо реже, пивом. Нам не повезло с этим, зато по кружечке ядреного кваса досталось. Взор манили сосисочные с пельменными, где можно было отведать качественного продукта (и может быть, пива, если повезет), однако задержка исключалась — по бульвару я вывел отряд к финишной цели, знаменитому ресторану «Морской».

— …И пистолетиком козыряет, представляешь, Михалыч? — продолжил доклад Денис. — А у меня инструкция: вести себя тихо, без грубости. Пришлось идти на поводу, ты уж извини.

Анюта, на ходу поедающая очередную лепешку, внезапно остановилась напротив группы парней, бредущих навстречу.

— Так-так, — зловеще прошипела она, ткнув пальцем в грудь кучерявому крепышу.

— Ты чего?! — воскликнул кучерявый, он неожиданности роняя вафельный стаканчик мороженого.

— Сейчас узнаешь, — пообещала она и взмахнула веником, неведомо откуда возникшем в ее руке. — Мало я вам в Гаграх накостыляла? Ишь, чего удумали, еще здесь меня преследовать!

— Эй, совсем бешеная, хватит драться! — парень отскочил, и его товарищи тоже попятились. — У нас тут экскурсия по Сочи, если тебе не понял.

— Кто это? — недоуменно поинтересовался Денис. Как-то незаметно он оказался передо мной.

— Сборная Тбилиси по вольной борьбе, — догадался я. — Анечка, уймись. И сейчас же верни на родину мой любимый веник!

Парни энергично отступали задом.

— Классные штаны! — задорно крикнул издалека кучерявый спортсмен.

Прощально махнув рукой, он слинял за кусты, на боковую аллею, а мы беспрепятственно вышли к морскому вокзалу. Солидное сооружение сталинского ампира виднелось издалека — со статуями и имперскими колоннами, сейчас оно дополнялось белыми кораблями. Не только круизными лайнерами, других судов тоже хватало.

Но поначалу меня заинтересовало не это, а пенный бурунный след катера, уносящего вдаль счастливых курортников. В удивительное время жили советские люди: вроде бы небогато, кто-то даже скажет бедно, но на глиссере прокатиться мог каждый желающий. Я тоже хочу!

В катер на подводных крыльях «Волга» умещалось шесть пассажиров, глиссеры то и дело подходили на посадку — мы встали в очередь. Никогда бы не подумал, что способен на морской прогулке восторженно орать во все горло. Ну ладно Анюта, дело молодое. Ладно, Денис. А меня чего таквставило от полета над волнами при скорости шестьдесят километров в час? Как малое дитя, ей богу — бесшабашность и беззаботность Антона легко уживались во мне заодно со старческим брюзжанием.

 

Глава сорок первая, в которой темные ночи в городе Сочи

Водитель в белой капитанской фуражке прощально махнул рукой, но вместе с недавними товарищами по прогулке мы еще немного постояли на берегу, провожая завистливыми взглядами очередных счастливцев, запрыгивающих в глиссер. Невзирая на грохот моторов, местные мальчишки здесь закидывали удочки и, что более странно, рыба ловилась. И еще здесь было полно крабов, которые грелись на солнышке.

— Разрешите сопровождать вас в ресторацию, сударыня? — обозначил я долгожданный гвоздь программы.

— Извольте, товарищ сударь, — благосклонно улыбнулась она.

Однако не мы одни такие умные оказались — у стеклянных дверей заведения бурлила приличная очередь.

— Пролет, — разочарованно изрекла девчонка.

— Отнюдь, — не согласился я, и ужом ввинтился в толпу.

Проигнорировав табличку «Мест нет», нагло приник за стеклянную дверь, походя отмахнулся от стража ворот словами «у меня здесь столик заказан». По лестнице поднялся на балконную террасу, где ловко перехватил озабоченного официанта.

— Через час. Столик на троих. Цыплята табака, вино «Мукузани», — лаконично сообщил цель визита, прижав его к стеночке. После чего предъявил серьезный аргумент — бумагу достоинством в три рубля. Подношение моментально испарилось.

— «Мукузани» не завозили, — так же лаконично доложил официант. — Может быть, «Цинандали»?

— Мы люди не гордые, — признался я честно и покладисто. — Нету хлеба, давай пироги.

Работник общепита вытаращил глаза, пришлось пояснять:

— В смысле, «Цинандали» тоже годится.

Господи, сколько раз я проделывал подобное в прошлой жизни… Правда, давненько. И теперь эти времена вернулись! Оставалось потерпеть всего час, как мечтала недавно одна моя знакомая.

Гавань, полная матросских тельняшек и капитанских белых рубашек, до самых ворот была открыта для променада, при этом толпы желающих ломились в трапы прогулочных теплоходов. Недавно здесь Леонид Гайдай снимал знаменитую комедию «Бриллиантовая рука», и морские гиганты- красавцы, показанные в кино, декорациями не являлись.

В конце мола мы посетили буфет «стекляшки», где утолили жажду маленьким стаканчиком «Мукузани». А я и двумя — с восторгом, но без фанатизма, исключительно из принципа и для аппетита. Трудящиеся здесь вовсю молотили хинкали, однако мы задерживаться не стали. Вдыхая запах моря и гавани, побрели обратно, завершая прогулку.

Под гудки кораблей и крики чаек в порту кипела работа. Пройдет всего двадцать лет, и такого больше не увидишь — пропадут куда-то толпы морских специалистов и стаи буксиров, проводящих швартовку. Да и белоснежные лайнеры у причала исчезнут как класс, а здание морвокзала оккупируют модные магазинчики вперемешку с офисами. Чайки останутся, но это будут другие чайки, наглые и голодные.

Даже песня «про зайцев» из фильма в наши дни воспринимается иначе:

На поляне траву Зайцы в полночь косили. И при этом напевали Странные слова.

Вроде бы безобидный текст, а сколько смыслов… Не знаю, какую траву косили наши руководители, но поляну просрали. Впрочем, и не траву они косили, а бабло.

Не все, конечно, однако слова в припеве «а нам все равно» точные. К нашему приходу стол был сервирован — хрусталь сверкал, столовое серебро сияло, а крахмальные салфетки резали глаз белизной. Ну и бутылка «Цинандали» стояла раскупоренной, дабы вино успело подышать. Не успели разлить, как подали горячее. Вот каким должен быть ужин при правильном планировании!

— А это что за блюдо? — удивился Денис, разглядывая желтый ломтик лимона в пиале с теплой водой.

— Не вздумай пить из чашки, засмеют, — усмехнулся я. — В воде лишь пальцы ополаскивают, потому что курицу принято брать руками.

В советские времена «цыплята табака» являлись символом эпохи. Их готовили не только в каждом ресторане — в каждой семье имелась чугунная сковородка и тяжелая крышка. У нас дома, помнится, крышка была специальная, винтовая — плющила шкворчащую куриную тушку до упора.

— Господи, что-то потрясающее, — невнятно пробормотала Анюта, аппетитно вгрызаясь в румяный бок.

— Хм… — согласился я с точностью оценки. И пока официант крутился рядом, поинтересовался: — А пару порций на вынос можно организовать?

Кивнув головой, парень умотал на кухню, а Денис ухмыльнулся:

— Детишек решил побаловать, Михалыч?

— Дети — наше будущее, — объявила Анюта известную истину. — А если Верку не подкормить, то того и не заметишь.

Багровое солнце заходило и, угрожая ветреной погодой, окрасило пурпуром кроны деревьев. Вбок от балконной террасы и вдаль, до самого горизонта, в море кишмя кишел людской муравейник.

— Купаться сегодня не буду, — пробормотал Денис. — Боже упаси. Товарищи, давайте выпьем за здоровье. Когда здоровое здоровье, когда ничего не болит, и спина гнется! За тебя, Михалыч.

Мне даже стало неловко:

— Спасибо, Денис, но гусары первый тост поднимают за присутствующих здесь дам.

Анюта вспыхнула, конопушки вокруг носика проявились ярче. И за словом в карман не полезла.

— Спасибо что помните, Антон Михалыч. Мне тоже сегодняшняя жизнь нравится! А с вами еще можно жить в прошлом и будущем, получается вечность. Жить вечно — это так просто и здорово!

Высокая поэзия, а не ужин.

Звякнув бокалами, мы дружно вернулись к деликатесу. К сожалению, курочка закончилась быстро, и я принялся ополаскивать пальцы в пиале с водой. По молчаливому согласию, вина более не пили, поэтому Анюта по-хозяйски отправила домой почти полную бутылку. И в самом деле, логично, чего добру пропадать?

Вместе со счетом официант притащил пакет, на что Денис хмыкнул:

— Отправишь голубиной почтой, как Аня?

— Фокусам не обучен, — пожал я плечами, — но мне и сбегать несложно. Кстати, за собой подобное не замечал?

Задумавшись, Денис покачал головой:

— Ничего такого. Хотя мне достаточно того, что бы сделал. Знаешь, какой первый признак пенсионера? Когда многое понимаешь, но мало делаешь.

— Эт точно…

— А я, Михалыч, стал многое делать.

Анюта заинтересовано прищурилась, а Денис подтвердил:

— Молодецкие подвиги само собой, но не об этом хотел сказать. Без ложной скромности, у меня блиндаж на войне сиял не хуже апартаментов. Всегда был правильным мужиком — где гвоздь вбить, где доску строгануть. Но последний год здоровье мало чего позволяло… А сейчас стал вроде этого вина «Цинандали»: необычная смесь горечи, сладости и кислинки. Персик и айва, понимаешь? И все получается, и все в кайф! Береги себя, Михалыч. Нам еще много гвоздей надо вбить.

— И досок построгать? — хлопая глазками, вставила Анюта шпильку. Вот гадюка, отшлепаю обязательно. Но потом, без свидетелей.

К цветомузыкальному фонтану мы поспели вовремя. Добрались даже заранее, чтобы перед встречей осмотреться. Но толком сделать этого не удалось — народу вокруг диковинки кучковалось изрядно, аки на митинге. Побольше, конечно, чем у Навального, но меньше, чем на футболе. Ничего удивительного: наступил вечер, и к тем гражданам, что уже давно шатались по городу, добавились ранее лежащие на пляже. Отдохнувшая публика без устали гуляла под музыку, девушки улыбались, глаза разбегались.

Не конспиративная явка, а броуновское движение какое-то, ей богу. Плакатов в поддержку Алексея Навального не просматривалось — к счастью, он еще не родился.

У винтовой лестницы, что вела в кафе «Парус» над магазином «Мелодия», волновалась огромная очередь. Очень хорошо, что нам туда не надо. И хотя Анюта завела песню о необычайно вкусном мороженом, намека я не понял. Господи, и говорить не о чем: я-то знаю, что ничего особенного там нет. Твердо помню, плавали — мороженое «Парус» отличается от обычного пломбира не составом, а всего лишь треугольной долькой ананаса, воткнутой сверху. Стоило чудо кулинарии немало, цельный рубль. Однако неизвестный изобретатель на этом не остановился: за те же деньги частенько вместо ананаса применялась дыня. Гения маркетинга понять можно, на всех желающих ананасов не напасешься. Нет, не стоит это мороженое потерянного времени, да и время встречи подходит. Денис прикрывал меня спереди, Анюта шла сзади. Как сбоку подкрался Виктор Острожный, я не заметил. Одно слово, мастер конспирации.

— Добрейший вечерочек, — сказал он в пространство, а затем добавил пароль: — «Кажется, дождь собирается».

Заученно я сообщил отзыв:

— «Может быть, но прогноз погоды обещал ясное небо». Не забыл и три буквы с двумя цифрами, означающие «хвоста нет, можно работать».

— А чем это от вас так вкусно пахнет? — нахмурился Виктор.

В списке паролей подобного вопроса не было, поэтому ответил вне протокола, но честно:

— Цыплята табака. Цинандали и лаваш.

— Везет людям, — гулко сглотнув, пробормотал он.

— Мне сказали, вы будете с семьей, — со всем вниманием я приглядывался к гуляющей вокруг публике, но рядом никто не задерживался. На периферии зрения, кажется, мелькнула улыбка Вики, впрочем, мог и ошибиться.

— Буду с семьей, только не сегодня, — Виктор смотрел в глаза. — До лучших времен перевез в надежное место.

— Раз никого не ждем, может пойдем? — я обернулся, передавая Анюте пакет.

— Вот так, сразу? — кажется, полковник опешил.

— А чего тянуть? Расстегивайте вашу гавайку, в этом людском водовороте никто ничего и не заметит. Только мне придется вас обнять.

— Вика говорила… — кивнул он несколько растерянно.

Выглядел Виктор в точности, так описывала Нина: худощавый, ниже среднего роста мужчина. Обычное славянское лицо, ничего приметного — пройдешь мимо, не заметишь. Издалека его можно было принять за подростка, тем более что одежду он подобрал соответствующую. Людей такого типа называют «вечными мальчиками».

— Вернемся через минуту, — я оглянулся, и Анюта ободряюще улыбнулась.

— С детства не люблю с мужиками обниматься, да делать нечего, — решился Острожный. — Действуйте.

Он позволил себя прижать, и мы переместились в больничную палату. Видимо, доклад обстановки от Вики поступил подробный — полковник Острожный сразу направился в сторону белой мумии с частично разбинтованным лицом.

— Картина маслом, — сообщил он вслух после короткого осмотра. — Крепко тебя отделали, Нинок. Но ничего, дай срок, расквитаемся.

— Виктор, не смотри на меня! — капризным тоном приказала Нина. — Вот, познакомься, это полковник Уваров.

Коля, завершающий сервировку стола, кивнул:

— Николай Сергеич Уваров.

— Ну а с Антоном Михалычем ты уже знаком, — Нина величественно махнула рукой.

— Наслышан, наслышан. Антон Михалыч совершил чудо, — Острожный усмехнулся, разглядывая меня. Он помолчал и добавил: — Избавил Вику от зубной боли.

— Кажется, это сделал зубной врач…

— Врач — простой инструмент, а дочь кто-то должен был заставить! Вы, Антон Михалыч, мертвого уговорите, ей богу. Прямо гиперболоид инженера Гарина.

— Может быть, голова профессора Доуэля? — предположила Нина.

 

Глава сорок вторая, в которой родина должна знать своих героев

Неуместные подколки прервал телефон, он вдруг завибрировал у меня в кармане. Аппарат в командировку я не брал, но самовольное поведение мобильника давно уже не удивляло.

— Дед, привет! — закричала Маруся из трубки. — У нас кончается творог и молоко! И если принесешь сметаны, тоже будет кстати.

— Как поживает маленький Антон? — я отошел к окну, мои личные разговоры окружающим слушать незачем.

Нина продолжала подшучивать над Виктором и Викой, пытаясь таким образом снять напряжение, бушевавшее внутри Острожного. Но это их дела, сами разберутся.

— Отлично поживает, и кушает хорошо! — сообщила Маруся. -

Распробовал черную икру и майский мед. Но я понемножку угощаю, так что осталось еще много. Дед, денег дашь?

— Зачем?

Деньги у меня были. Пятнадцатикопеечные монеты потихоньку продавались, обращаясь полноценными тысячами. Однако на даче сложился полный пансион. «Все включено», почитай как на турецком курорте. Зачем ей деньги?

— Да я тут машину немножко покоцала… — внучка замялась. — Крыло надо покрасить.

— Опять?! Блин, а кто обещал аккуратно ездить?! — в сердцах воскликнул я. — Бедный «Рено», несчастный страдалец… Вот чья-то вредная задница получит у меня ремня!

— Дед, не надо! — Маруся перепугалась. Совсем недавно, несколько лет назад я не стеснялся в педагогических приемах. — Я тихонько, почти ползком, только столбик не заметила!

— Ничего не делай, сам разберусь, сам покрашу, — скрывая раздражение, я закончил разговор. Постоял немного, потом обернулся. — Разрешите идти, Николай Сергеич?

Коля, водрузив рядом с закусками бутылку коньяка, разглядывал создавшийся натюрморт. Выпивать в новой компании меня совершенно не тянуло, тем более теперь, когда кроме домашних дел образовалось еще одно.

— Что ж, можешь отдыхать, — тот остро взглянул на меня. — Позвоню, когда понадобишься.

Ну вот, дожился. Пройдет немного времени, и на меня будут покрикивать: «эй, извозчик, двоих до вокзала подбросишь?».

— Кстати, у нас тоже кончаются продукты, — добавил Уваров.

— Денег давай! — злобно пробурчал я, вынимая из урны мусорный пакет. Удивлять местную уборщицу нашими отходами и стеклотарой было бы неправильно, и эта задача тоже лежала на мне.

— Ну ты это, — примирительно пробормотал Уваров, — в долг возьми у Риммы. А я тем временем придумаю чего-нибудь.

— Ладно, — я прощально махнул рукой. — Люське в киоске уже торчу, хватит. Сам придумаю чего-нибудь.

Великий революционер Красин для классовой борьбы изготавливал бомбы, левые паспорта и фальшивые деньги. Мне же пришлось снова вернуться к контрабанде. И хотя нелегальная негоция есть преступление, которое советское государство рассматривает как покушение на монополию внешней торговли, деваться мне было некуда.

А что еще прикажете? Когда костлявая рука голода хватает за горло, надо вертеться. После ранения Антону необходимо усиленное питание, собственной курочкой и огородом здесь не выкрутишься. Молочко от Риммы, мясо с рынка и сосиски из Люськиной будки требуют вложений. Щенок тоже объедками сыт не будет, ветеринарный доктор целое меню ребенку расписал.

А мама с папой уверены, что деньги у Антона есть, и разочаровывать их незачем. Тяжкие размышления не принесли иных вариантов, кроме хрусталя. Попугаями торговать опасно — весьма заметный и редкий товар, импортное женское белье того хуже. Парфюмерия с бижутерией тоже засада из похожей серии — как ни берегись, а слухи поползут. К сожалению, не те времена и не те нравы, слишком наглядно.

А посуду для начала даже покупать не надо! Дома накопилось хрупкого добра полный шкаф и еще куча коробочек. Много лет наполнялся этот чемодан без ручки, а под конец и выкинуть жалко, и тащить тяжело. Неподъёмная хрустальная пепельница, которую я сторговал Люське, пошла со свистом, так чего тянуть?

По завершению разгрузки шкафов и кладовок, широкий кухонный стол оказался весь заставлен сверкающей красотой — судками для закусок, конфетницами, салатницами и корзинками. С краю пристроился солидный выводок разнокалиберных рюмок, стопочек и фужеров. Парочка шикарных графинов, украшенных увесистой пробкой, возглавляла это стадо.

Планомерно, с укусом и синькой, я драил все подряд хлопчатобумажными перчатками. Потом бережно протирал салфетками из микрофибры. Еще и подпевал — с экрана телевизора «Пинк Флойд» весьма способствовал творческому процессу. Оказывается, талант посудомойки дремал во мне всю жизнь! Так увлекся, что не заметил, как на кухню вошла соседка Рита.

— Что-то зачастил ты домой, — заметила она. Переступив через коробки, уселась на стул рядом. — А я ездила в «Ашан», заодно свежего кошачьего корма набрала. Там акция-распродажа, недорого вышло.

Тут же нарисовалась Алиса, чтобы поучаствовать в акции по дегустации кошачьего корма. Хороший аппетит кошки говорил об одном: беременность протекает нормально. Ну Лапик, ну удружил! Скотина бессовестная.

— Скока денег? — стянув перчатку, я полез в карман.

— И не стыдно такое говорить? — возмутилась она. — Ты мне кажный год урожай с дачи отдаешь, технику домашнюю чинишь, а я за такую ерунду буду деньги требовать? Побойся бога.

— Ладно, — согласился я. — Замнем для ясности. Настоящего компота хочешь?

— Будто компота я не видела, — хмыкнула она. — Все антресоли банками забиты.

— А ты попробуй, — из хрустального графина разлил по хрустальным стаканам ярко-багровый огонь.

Рита пригубила, почмокала губами, а потом пробормотала потрясенно:

— Вкусно… Удивил! Рецептик надо переписать.

Усмехнувшись, я промолчал — рецепт переписать несложно, только таких ингредиентов здесь не производят.

— А что за грандиозная уборка? Никак переезжаешь?

— Да нет, — присев рядом, я вытер пот со лба. — Все проще. Деньги кончились, а тут покупатель на хрусталь объявился.

— Да что ты говоришь?! — удивилась она. — Кому в наше время такое надо? Тяжесть и ужасный головняк с мытьем.

— На любой товар есть потребитель, — глубокомысленно изрек я. — Только его найти надо.

— Слушай, Антон, а возьми мой хрусталь? — воскликнула она. — Перед Новым годом того и делаю, что пыль стираю. А пользоваться никто не пользуется, одна морока! Давно бы к чертям выкинула, да рука не поднимается. Я тебе и помыть помогу. Забери с глаз долой, а? Узкий столик в больничной палате был завален бумажными папками. Нина дремала, а оба полковника, Уваров с Острожным, имели бледный вид с красными глазами.

— Картежники всю ночь сидели над пулькой, — догадался я, водружая сумку на угол стола.

— Твои слова, да богу в душу, — Нина зевнула. — Антон, как же мне надоело валяться! Сегодня будешь меня лечить?

— И обнимать буду, голубушка, и руки возлагать, — интонациями лысого доктора проворковал я, и принялся выгружать продукты. — Кстати, попу не помешало бы помассировать, для профилактики пролежней.

— Охальник… — она томно прикрыла глаза. — Не говори глупостей, люди же кругом!

— Молочко, творожок! — обрадовался поначалу Коля, но потом нахмурился. — А почему «Кубанская буренка»?

— Правильное советское питание будет позже, — злорадно заметил я. — Как только правильные деньги появятся.

— А они появятся? — Уваров тоже умел догадываться. — Чую, что-то ты придумал.

— А тебе казалось, я только сумки таскать способен?

Виктор Острожный к разговорам не прислушивался — внимательно изучал какой-то документ.

— Значит так, — сказал он, закрывая очередную папку. — В целом ситуация ясна.

Пикировка моментально увяла, Коля посерьезнел:

— Что скажешь?

— Душой я с вами, но надо родных подготовить. У меня военная семья, знаете ли. Вика физкультуре пограничников обучает, жена тоже офицер, только по медицинской части. Младшей дочери десять лет, однако право голоса имеет.

— Не вижу проблем, — Коля посмотрел на Нину, и та кивнула. — Повторюсь: устроим всех. Квартирой обеспечим, женщин твоих легализуем, работу найдем. Ребенок в школу пойдет. Короче, все как у людей. Ну а тебе обеспечим занятие по специальности. Вопросы?

— Вопросов будет много, — пообещал Острожный. — И для начала главный. Как так получилось, что в личном деле Нины Радиной нет сведений о дочери? Это дело лежит в моем сейфе, и я отлично помню графы о семейном положении: «не замужем» и «детей нет». Не было детей, и налог за бездетность аккуратно уплачивается!

— Так получилось, Витя, — замявшись, Нина смотрела в сторону.

— И как это так получилось? — отговорки его не устраивали.

Едва сдерживаемый гнев Виктора заставил Нину признаться:

— Мама на себя Верочку записала, чтобы мне биографию не портить. Маме было все равно, а я как-никак молодой офицер, комсомолка, и вдруг «на» тебе — безотцовщина. Тогда к этому строго относились.

— Выходит так, что Вера сирота безродная, — резюмировал Острожный. — И кто отец?

Я притих над сумкой продуктов — стало интересно, каким финтом Нина выкрутится из ловушки, в которую сама себя загнала.

— Антон, — простонала она больным голосом. — Как же болит голова… Подойди, пожалуйста, у тебя легкая рука.

Тем временем Острожный покопался в папках, и раскрыл одну из них:

— Справку о смерти Веры Викторовны Радиной, 1953 года рождения, вам достать удалось, — он поднял глаза на Колю. — А фотографии где? Странное дело, ни одного фото девочки, а между прочим, первого сентября ей восемнадцать исполнится!

Нина шумно вздохнула, убрав мою руку со своего лба. И правильно, нечего придуриваться. Голову в песок совать можно, только вряд ли это поможет. Переглянувшись с Ниной, Коля подал ему планшет:

— Листать пальцем, тут все просто.

Острожный «листал» долго. Не только вперед, иногда возвращался и назад. Укрупнял и уменьшал. Лицо Виктора разгладилось, но чувства он не выпустил наружу.

— Это мой ребенок, — Виктор Острожный не спрашивал, он утверждал. — В Ростове живет моя дочь, а ты восемнадцать лет молчала! Эх, Нинка, Нинка… Пороть тебя некому, ни стыда, ни совести.

— Витя, я все объясню! — вскинулась она.

— Ага, конечно. За это убить мало! — отрезал Виктор с каменным лицом. — Но ничего, вот выздоровеешь, я тебя хлеще отделаю.

Лучшая защита — нападение, и Нина пошла в атаку:

— Ага, только пальцем тронь, получишь сдачи! — в соответствии с женской логикой, тон сменился жалобным. — Вить, ты внезапно уехал, и ни одного письма… А мне что делать? Разыскивать в кадрах геройского отца, чтоб и тому биографию испортить?

— Вот дура, прости господи. Я же не на курорт смотался, а задание выполнял, — возмутился Виктор. — Потом тяжелое ранение, по госпиталям год валялся.

— А потом? — Нина сверкнула зеленой стрелой.

— А потом виноват, — вздохнул он покаянно. — Другую встретил, и та любовь прошла.

— Вот и у меня завяли помидоры, — она горько усмехнулась. — Сандали жмут и нам не по пути. А ребенок этот мой. Понятно тебе?

— Здоровый женский эгоизм и чувство собственницы… Но мы к этому еще вернемся, — пообещал Острожный. — Николай Сергеич, вы утверждаете, что деятельность Нины Радиной привела к собственной гибели и смерти дочери.

— Так точно, — Коля поднял удивленный взгляд. — Сомневаешься?

— Да нет, логично, — согласился Виктор. — После всех этих мемуаров деятеля ЦК КПСС, что сидит в вашем подвале, охотно верю. Кстати, с ним можно будет пообщаться, в смысле побеседовать?

— Запросто, — кивнул Уваров, задумчиво размешивая творог в молоке.

— А каким образом КПСС помогала братским партиям, можно узнать более подробно?

— Сегодня это не секрет, в отрытом доступе полно материалов. — облизнув ложку, Уваров выудил из портфеля очередную папку. — Технология вывоза денег была накатанной и довольно примитивной: посредством внешней разведки из Международного отдела ЦК КПСС валюта пересылалась дипломатической почтой в нужную страну. Представители дружеских партий посещали наше посольство, и между делом получали «зарплату» у первого секретаря, легального резидента разведки.

— Так просто? — поразилась Нина.

Видимо, этого она не знала. В самом деле, что может быть проще — в нужной стране вручить наличные нужному человеку из рук в руки. Расписки в получении денег наши резиденты возвращали в Москву специальной почтой. За многие годы сбоев не было, лишь однажды произошел крупный скандал в Новой Зеландии.

Тем временем Коля продолжил:

— Способ второй, еще более простой и безопасный. Политические лидеры западных компартий, верные ленинцы, частенько и вполне официально приезжали в Советский Союз — по делам, либо отдохнуть. А вместе с лечением получали еще немалые суммы наличными. Таким способом пользовался генеральный секретарь компартии США Гэс Холл, когда узнал, что двое его помощников завербованы ФБР. До этого они получали валюту на партийные нужды из рук советских резидентов.

— Так-так, — Виктор Острожный набулькал себе минералки. — Ясно, что ничего не ясно. Тогда зачем козе баян? На хрена городить секретные операции и держать спецов, вроде нас с Ниной?

Коля грустно вздохнул:

— Курьеры нужны именно для секретных операций. Получатель денег может находиться на нелегальном положении, либо светить его связь с СССР нежелательно. А иные борцы за коммунизм вообще прячутся от полиции и широкой публики. Тогда специальный курьер вроде Нины доставляет груз на конспиративную явку.

— Вы так легко об этом говорите… Неужели и эта, совершенно секретная информация теперь лежит в открытом доступе? — спохватился Острожный.

— После развала КГБ, в начале девяностых, все кому ни лень публиковали мемуары, — с горечью прошептала Нина. — Я такого начиталась… Волосы дыбом встают.

— Так вот, — Коля поправил очки. — Возвращаемся к нашим баранам. Частенько курьер просто относил чемоданчик в определенный зарубежный банк, откуда посланец дружеской партии в удобное для себя время забирал деньги.

— Бывало и так, — подтвердила Нина.

— Кроме зашифрованных банковских счетов и коммерческих структур, созданных по приказу и на деньги партии за рубежом, золото КПСС тайно вывозилось на подводных лодках, а затем перегружалось в открытом море на некие иностранные суда.

— Ни фига себе… — а вот это для меня была новость. Оказывается, уже в те времена партия вкладывалась в зарубежный бизнес!

— Дело было поставлено на широкую ногу, и борьба за коммунизм во всем мире требовала денег. Много денег и много кадров. Деньги исправно выделялись, а кадры для коммунистических партий готовил Институт Общественных наук при ЦК КПСС. По сути это был научно-исследовательский центр Международного отдела ЦК, который воспитывал руководителей левых движений и ковал нелегалов. Кроме проблем современного мира и теории классового противостояния, здесь изучали практику вооруженной борьбы. Питомцы Института овладевали тонкостями саботажа, приемами шпионажа и способами диверсий. Их учили стрелять из разного оружия, изменять внешность и шифровать донесения. Выпускник института умел водить все типы автомобилей и даже орудовать саблей на скачущей лошади.

— Нас тоже многому учили, — пробормотала Нина. — Спасибо партии за это.

Коля продолжал вещать:

— Международный отдел ЦК занимался глобальной политикой, что означает идеологическую войну, терроризм и вооруженный захват власти. Ничего удивительного здесь нет, противники Советского Союза действовали такими же методами. К сожалению, война — это продолжение политики иными средствами.

— Да бог с ними, с борцами! — воскликнула Нина. — Пусть переборются до посинения, однако мой куратор из ЦК КПСС под шумок начал из кассы тырить, вот где собака порылась.

— А когда он вас Верой приговорил? — прищурился на Нину Виктор. — Что-то я этого момента не просек.

— В том-то и выверт дела, что ничего такого он пока не планировал, — вместо нее Коля развел руками. — По крайней мере, так он утверждает.

— А «болтунчиком» проверить? — хмыкнул Острожный. — Уж простые вещи, вроде тиопентала натрия, у вас наверняка имеются.

Уваров отпираться не стал:

— Фармакология на месте не стоит, «лекарствами истины» располагаем. Да и детектор лжи неоднократно применяли, конечно. Пациент не врет.

— То есть операции, на которой погорела Нина, еще не произошло? Подельники куратора вам известны… — Виктор хлопнул рукой по папкам. — Но привлечь за убийство их нельзя?

— Вроде бы парадокс, — Колины губы сжались в узкую щель. — Тем не менее, для себя я давно все решил: виновны. Вера однажды умерла, хватит. Второго раза ждать не будем.

Нина смахнула слезу, я молча кивнул, и Виктор Острожный вердикт поддержал:

— Воровать нехорошо, одного этого преступления достаточно. А почему мы не можем отнести добытые материалы товарищу Брежневу? Леонид Ильич разберется, даст партийное поручение, и врагов разоблачат.

— Ты прав. Родина должна знать своих героев, — согласно кивнул Коля. — Но к Леониду Ильичу мы не пойдем.

— Почему?

— Если бы Брежнев правил единолично… Как бы стало здорово — император при стопроцентном рейтинге. Но правит не царь, а бояре. Ты не представляешь, какая там каша в Политбюро — каждый клан проталкивает свои решения. У Суслова своя коалиция, у Андропова своя. Косыгин гнет свою линию по дрова, а Кириленко с украинской группой — в лес. Ну и вокруг Брежнева свое мини-полибюро, конечно.

— Хм… — поперхнулся Виктор, переваривая метафоры Уварова.

— Учти, это я крупными мазками картину нарисовал. На самом деле в зверинце хищников больше, и стаи иногда объединяются, чтобы потом, после очередного сражения, рассыпаться на новые осколки.

— И что делать? — Острожный слегка растерялся.

— Сначала я думал просто: шлепнуть куратора и его подельников, а потом будь, что будет, по известному завету Наполеона «ввяжемся в бой, а там посмотрим». Однако затем вспомнил, что внутри ЦК КПСС имеется смотрящий.

— Какой еще смотрящий?!

— Комитет Партийного Контроля.

— М-да, КПК сила, — Острожный уважительно покивал головой. — С жалобами на раз разбирается.

— Комитет Партийного Контроля не только с жалобами населения работает, в первую очередь это контрразведка партии. А враги у партии всегда были, особенно внутренние. Ну вот как этот, что у меня в подвале сидит. Мы его мемуары в ЦК КПСС и подбросим. С подписью на обложке: «в комитет партийного контроля».

— Да кто ж вас туда пустит? — опешил Виктор.

Коля на это ухмыльнулся:

— А мы спрашивать не будем. Да, Антон Михалыч?

 

Глава сорок третья, в которой наблюдается режим инфракрасной подсветки

Моими хлопотами веранда заполнилась кучками посуды. Я решил не мелочиться, и заодно избавился от всяческого барахла. Кроме хрусталя, за многие годы в моей квартире накопился троекратный боезапас стекла и керамики — изрядно добра нажил, вагон и маленькую тележку.

Зачем мне спрятанные по шкафам заварные чайники, кофейники и расписные фаянсовые супницы, вместе с окружающими их тарелками? Большую часть фарфорового добра притащили в дом гости, в качестве подарков. И вот так, при подарочной упаковке, вещички перекочевали на хранение. Но ничего, теперь найдется им достойное применение. Мне пришлось совершить десяток ходок, рекордный заплыв получился. Но сначала разбудил сладкую парочку — как обычно, Вера почивала на Антоновом плече. Вдохнув чудный девичий запах, бодрым голосом диктора я воскликнул:

— Доброе утро, товарищи. Начинаем утреннюю гимнастику!

Подскочив, Вера потерла припухший глаз.

— Дед, привет! А что это за хрустальный звон? — одернув футболку, с осторожным удивлением она тронула картонную коробку, возникшую на Антоновой груди.

Я мазнул взглядом по едва прикрытым бедрам. Так вот кто приватизировал мои любимые старые майки! То-то я их после квартиранток найти не могу. А Вера выстиранные футболки вместо ночнушек приспособила… Анюта, небось, тоже в грабеже поучаствовала. Что ж, придется мне новые наряды покупать.

— Ящик снимаем, Вера. Аккуратно тащим в угол, — скомандовал я. — И готовимся принять следующий!

Физзарядка вышла знатная, и мне и девчонке, только Антон опять сачканул. И теперь, лежа на тахте, он наблюдал за девчонкой, перебирающей мои богатства.

— И эту красоту ты решил продать, Дед? — с печальным взором она гладила пальчиком изящную чайную кружку.

— А чего жалеть? — удивился я. — Большое дело, бесполезное стекло и камень.

Антон подозрительно долго молчал, а потом прошептал:

— Может быть, Вере чего-нибудь продашь? Деньги у нее есть.

— С ума сошел? — еще более удивился я. А потом опомнился: — Для вас же стараюсь! Просто хочу сбагрить ненужный хлам, чтоб нужное добро купить! Разве с самого начала не сказал, что продается лишнее? Понял, нет? Лишнее! Вот те тарелки, например, на кухню пойдут. И комплект столовых приборов из мельхиора там же пригодится. А что еще считаешь нужным — откладывай, ради бога!

Антон мигом подхватился с тахты:

— Вера, ну-ка глянь внимательным взглядом, чего нам в хозяйстве не хватает?

Понятливая девчонка глянула: бросилась сортировать коробки. И через полчаса суеты Антон осознал, что такое неправильно поставленная задача — весь стол оказался заполнен «нехватающей» в доме посудой.

— А зачем тебе расписная супница? — осведомился он, нахмурив брови. — Или вот, двенадцать фужеров. Двенадцать, Вера! Серебряная солонка зачем?

— Но Тоша, это же так красиво! — она готова была расплакаться.

— Фарфоровый половник? — наседал он. — Чайный сервиз? Хотя нет, чайный сервиз пусть будет, родители же в гости придут…

Мне оставалось только грустно усмехаться — большая часть моего бесполезного добра превращалась в бесполезное добро здесь, у Антона.

Поглядывая на Веру, хлопочущую над посудой, я вспоминал Виктора Острожного. Господи, как же девчонка на отца похожа! И лицом, и повадками — такая же маленькая, да удаленькая. Вчера, прощаясь у цветомузыкального фонтана в Сочи, Виктор спросил осторожно:

— Встречу с дочерью можете мне организовать, Антон Михалыч? Анюта понятливо хмыкнула, шмыгнула и вдруг захлюпала носом — женский взгляд все видит лучше прожектора, и Нюся сходство сразу подметила.

Отказывать было бы глупо, живой отец и взрослому человеку нужен. А уж Вере это крепкое плечо лишним точно не будет. Однако решать не нам.

— Завтра узнаю. Захочет, встретитесь, — ответил прямо. — Но сначала надо наше дело закончить.

— Да, это верно. Впрочем, особенно раздумывать мне некогда. Скоро до нас и здесь доберутся, неприятности давно одним местом чувствую. Завтра в полдень сможете нас забрать?

— Без проблем. Вещей много?

— Полный багажник, — Виктор развел руками. — И на заднем сиденье куча чемоданов.

— Так вы на машине… — я несколько опешил.

— Да, мы в отпуск двинули на «Волге». Старушка в возрасте, конечно, но ухоженная. А что не так?

— Поклажа не вопрос, а вот автомобиль придется бросить, — после раздумий озадачил я его. — Наши возможности несколько ограничены.

Анюта успела утереть слезы и высморкаться. С платочком в руке она заинтересованно придвинулась ближе, а Острожный заметно огорчился:

— А я-то губы раскатал… Черт, переоценил ваши способности. Жаль! Только вчера номера поменяли на ростовские. И документы на машину заготовлены железные…

Денис, наблюдая за обстановкой, краем уха к разговору тоже прислушивался:

— Зачем машину бросать, Михалыч, раз номера чистые? Забирай себе, доверенность Николай Сергеич любую нарисует.

— А что, — я долго не задумывал. — Махнем не глядя?

— Как это? — напрягся Виктор.

— Ты мне «Волгу», я тебе «Рено Логан», классный французский седан. В отличном состоянии, крыло только подкрасить надо. А документы товарищ Уваров выправит, это факт.

— Антон Михалыч, годный вариант! — пискнула Анюта. — Такая тачка в хозяйстве пригодится. Могу помочь рулить, я умею водить автомобиль! У нас, правда, «Москич-408», но там управление совсем как у «Волги».

— А о маме ты подумала, Нюся? — взглянув на девчонку, я укоризненно покачал головой. — Пока до Горячего Ключа по горным виражам доползешь, времени сколько уйдет? Да и потом пятьсот километров пилить по не самой лучшей дороге — сложная задача. В общем, не простая прогулка, как сейчас. Нет, Нюся, самому придется рулить.

Денис деликатно кашлянул:

— Михалыч, а давай я тачку перегоню? Водитель опытный, по этому маршруту сто раз ездил. Правда, позже, но какая разница? «Волга» машина знакомая, десять часов за рулем — и дома.

— Ну раз так, я помчался к своим, — решил Виктор, рукопожатием закрепляя чендж. — Пока на электричке доеду, пока вещички соберем…

— Далеко забрались, если не секрет? — поинтересовался Денис.

— Да не близко, поселок Гудаута, — недолго думая, открыл тайну Виктор. — Это в Абхазии.

— Хм… — задумался я. — Могу до городского пляжа подбросить.

— А можно?!

— Минутное дело. Вику зови, будем втроем обниматься.

Улыбнувшись Анюте, я вызвал черное одеяло. Простая ходка, никаких проблем — в прошлой жизни в Гудауте бывал не раз.

Но это было вчера, а сейчас, кликнув щенка, который вертелся под ногами, я предложил Антону размять ноги — раз лежебока зарядку пропустил, пусть хоть прогуляется и свежим воздухом дыхнет. Да и Вере нечего мешать, нехай спокойно чахнет над златом, свою жадность насыщая.

Вот здесь, во дворе, нас и поймала Римма.

— Антон, надо поговорить, — поставив сумки, сказала она трагическим голосом.

— Давай, раз надо, — легко согласился парень.

Выписывая круги, Рекс крутился под ногами, и Римма сунула ему кусочек сыра.

— Но-но, хватит портить нам сторожа! — возмутился я, усаживаясь на скамейку под яблоней. — Не было такого уговора, взятки волкодаву совать.

Волкодав с добычей в зубах шмыгнул под раскладушку, а Римма отмахнулась:

— Это еще ребенок. И вообще, молочнице можно! Собачкам следует знать меня и любить. Черт, с мысли сбил. На вид-то пацан — пацаном, а глаза битого волка, даже когда шутишь… Никак не привыкну. Тоша, мы партнеры?

— Конечно, — неожиданному вопросу Антон удивился. — А кто сомневается?

— Я не сомневаюсь. Помоги другу, а? — немного переигрывая, Римма смотрела взглядом побитой собаки.

Джинсовый костюм ей очень шел. Вместе с бейсболкой, кроссовками и очками «авиатор» создавался образ современной женщины, довольной жизнью. И вот об этом она и повела речь:

— Понимаешь, Тоша, жизнь недавно повернулась ко мне светлой стороной, и сестра сказала: если хочешь идти быстро — иди одна, если хочешь идти далеко — идите вместе. Я хочу с ним идти долго, а у меня лишний вес! Складки на боках висят.

— Разве? — удивился парень.

— Нет, с утягивающим бельем ты меня здорово выручил, но в постели грацию когда-то надо снимать! Жизнь наладилась, и аппетит разыгрался, представляешь? Как в молодости — ем и ем, ем и ем постоянно. Боюсь, скоро бросит он меня… А вчера мне встретилась Надька Козловская, и я выпытала секрет ее второй молодости.

— Так-так, — мы с Антоном одновременно начали звереть. — Ну, Надежда Константиновна, ну удружила… Ну и чего ты там, интересно, выпытала?

— Я настойчивая! — Римма снисходительно хмыкнула. — И мы в детстве сильно дружили, так что особенно ее не ругай. Поведала подруга, что ты физкультурой с ней позанимался. И если бы ее раньше не видела — глазам своим не поверила. Как подменили Надю, другим человеком стала. Научи меня упражнениям, партнер, а уж я отблагодарю! Со всей душой. Не дай погибнуть, Тоша, помоги!

Оптимистическая трагедия, ей богу — остается только развести руками. Не было печали, да куда деваться? Партнера надо выручать. Игнорируя Колин запрет, я не бросил болтать с Риммой за жизнь, собеседник больно интересный. Кроме того, продолжал втихаря таскать ей шмотки. Не часто, по мелочам, исключительно для личного потребления. Тут такое дело — никуда ведь от бартера не денешься, внукам кушать хочется каждый день.

— Что ж, начнем с простого, — решил я. — Руки на стол.

— Прямо сейчас?! — ахнула она.

— А чего тянуть, — сверху я уложил ладони Антона. — Будем из тебя нового человека делать.

— А это не больно? — Римма исподлобья метнула лукавый взгляд.

Я усмехнулся в ответ:

— Еще никто не жаловался! Глубоко вздохни. Выдохни. Работаем вместе, это называется аутотренинг.

— Ой, — прошептала она вдруг. — В кончиках пальцев колет… И тепло пошло… А в животе жарко стало!

Такое резвое начало удивило и Антона. Мы же еще ничего делать не начали, а она уже завелась, всего лишь от соприкосновения рук!

— Дед, мне тоже тепло стало, — он поежился. — И мурашки по всему телу.

— Работаем, — испытывая подобные чувства, отступать я не собирался. — Римма, представь себе: шумит водопад, течет речка. Солнышко светит, птички поют. Тишь и благодать. Представила? Тогда расслабься. Не стоит думать о том, что может случиться. Вместо этого надо ценить то, что имеешь сегодня. Дом, дети, любимый мужчина… Чего еще желать? И не будем прятаться от собственных страхов. Страхи ничтожны, и существуют не для того, чтобы напугать нас. Наши страхи и тревоги говорят лишь о том, что в жизни есть нечто действительно важное, ради чего их стоит преодолеть. Ты опускаешь руки в струящуюся воду — все мелкие заботы смывает река. Жизнь налаживается, у тебя отличное настроение и нет повода для печали… Повторяй за мной: я чувствую себя прекрасно, мне легко и комфортно, радость жизни наполняет меня. Сердце бьется ровно, ритмично, спокойно. Мой лоб прохладен, я дышу и радуюсь. Будущее может отличаться от настоящего, и я в состоянии изменить его прямо сейчас. Счастье придет ко мне, когда оно будет исходить от меня. Я постараюсь стать лучше, а не думать, что я лучше. Буду есть то, что люблю, делать так, как люблю. Говорить о том, что люблю, жить так, как люблю. Буду жить сегодня…

Двадцатиминутный сеанс отнял у меня все силы, Антон тоже тяжело дышал.

А Римма замерла с закрытыми глазами и легкой улыбкой. И когда мы убрали руки, из транса она не вышла.

— Дед, такого еще не было! — запаниковал Антон. — Она будто окаменела. Что делать будем?

— Будить нельзя, — пробурчал я. — Из состояния отрешенности надо плавно выводить. Попробуем мысленный посыл.

Снова уложив ладони сверху ее рук, я вздрогнул — бледная синяя искра проскочила между нами.

— Видал?! — воскликнул я, и парень ошарашено согласился:

— Жахнуло!

Молния перетекла в бледно-синее сияние, которое постепенно окутывало Римму. От рук оно перешло к плечам, а потом двумя потоками устремилось к голове и ногам. В конце концов, бледно-синий кокон полностью поглотил ее.

Разгораясь новогодней елкой, тысячи огоньков замерцали внутри ее тела.

— Господи, — пробормотал Антон. — А это что еще за гирлянда?!

— Не дергайся, — посоветовал я, подавляя собственное желание одернуть руки.

Такое чудное зрелище и через тепловизор не увидишь — тело Риммы обратилось в туман, а прямо перед нашими глазами красным яблоком пульсировало сердце. Еле заметная футболка не мешала обзору, отходящие в разные стороны кровеносные сосуды обозначились яркой разноцветной мишурой. Под прозрачными, но ясно видимыми ребрами, своей жизнью жили легкие, они вздымались и опадали двойным матовым облаком.

— А это, выходит, печень? — вглядываясь в живое сизое пятно, Антон пребывал в ступоре.

— Точно, — я облегченно вздохнул. Мы с парнем видели одну картину, значит, ум за разум еще не зашел. — А ниже, Тоша, кишечник.

— Неужели у нас в животе тоже столько кишок? — заплетающийся язык парня еле шевелился, Антон явно собрался отъехать в обморок. Или он так под аутиста косит? А у меня не было слов для выражения собственных чувств — на смену удивлению пришло потрясение. Это не галлюцинация в режиме инфракрасной подсветки, мы ясно видели одно и то же: внутренние органы человека, ярко раскрашенные безумным художником. И все имело свой оттенок — нервы, сухожилия, кости. Разноцветные огоньки, разбегаясь в разные стороны, пульсировали живыми светлячками.

— Блин, да что же это такое… — Антон начал приходить в себя. — Я вижу человека насквозь, но зачем мне это надо? Не хочу!

Несмотря на мой протест, он убрал руки — свечение моментально угасло, и Римма открыла глаза.

— Ой, я что, уснула? Такое впечатление, что выспалась на всю жизнь, — с тихим восторгом воскликнула она. — Как сладко здесь пахнет яблоками и мальвами… Тоша, мне твой аутотренинг пришелся по душе!

— Вот и славно, — выдохнул Антон. — Продолжим завтра, в шесть утра.

— Ага, — Римма козочкой подскочила и даже, кажется, притопнула. — Словно десять лет скинула!

Я присмотрелся: партнерша в самом деле посвежела. Что же этобыло?

На радостях Римма чмокнула Антона в щеку и подхватила свои сумки. Да, работу молочницы никто не отменял.

 

Глава сорок четвертая, в которой нашего полку прибыло

Некоторое время мы с Антоном сидели, словно пыльным мешком из-за угла стукнутые — переваривали увиденное. Анатомия в картинках отдыхает, это какой-то оживший анатомический атлас, где контрастность и насыщенность цветов выкручена до максимума. Но ведь так не бывает…

— Чего это она такая счастливая умотала? — лучась не менее довольной улыбкой, Вера прижимала к груди фарфорового слоника.

По молчаливой договоренности, обсуждать Римму мы не стали. О чем говорить, если самим непонятно? Впрочем, для разговора у меня была заготовлена иная тема.

— Знаешь, Вера, вчера с твоим отцом виделся, — без раскачки рубанул, сплеча.

Эту новость не стоило откладывать в долгий ящик. И пусть мечтам Нины сбыться не суждено — известие о внезапном появлении папаши в тайне не сохранить. Тут надо чего-то сразу решать, не доставят счастья ложные надежды. Упреков Нины я не опасался, дружба с Верой мне дороже.

— Как это? — брови поползли вверх, и слоника она поставила на стол. — Ничего не путаешь? Он же давно умер!

— Не умер, солнышко, как оказалось, — я положил руку ей на плечо. — И просит разрешения с тобой встретиться.

Глаза Веры набухли слезами:

— Вот как… А где он был восемнадцать лет?

— Интересный вопрос, — язвительно буркнул Антон. — Явился, не запылился.

— Незачем гадать, при встрече сама спросишь, — я старался держать нейтральную позицию, и злиться вместе с Антоном было бы неправильно. Тут в своей семье не всегда разберешься, а уж в дебрях чужих отношениий сам черт ногу сломит.

— А пусть приходит! — Вера закусила губу. — Только домой не надо.

— Домой ни к чему, — согласился я. — Мало ли кого черти принесут. Ладно, время есть, подумаю об этом.

— А чего это мы стоим? — вкрадчиво вопросил Антон. — Может, присядем, перекусим, чего бог послал? Заодно и поговорим о делах наших скорбных. Щенок моментально прочухал ситуацию — выскочив из-под раскладушки, он с немым укором уставился на девчонку. Слово «перекусить» волкодав понимал однозначно.

— Лезь в погреб, раз Дед ничего вкусного не принес, — подбоченилась Вера, — Разогрею на завтрак вчерашний ужин.

Мысленно я зааплодировал. Ага, губа не дура! Кто же откажется постоянно трескать цыплят табака? Я тоже не дурак, да грехи в рай не пускают. Кашу с маслом вкушали дружной мужской компанией — к большой собачьей миске вовремя успел Лапик. Вера завтрак отложила, занявшись утренней зарядкой на утоптанной площадке под турником. Принялась не только пресс качать, гантелями махать тоже.

А я, попивая парное молоко, задумался о странном парадоксе: вот почему здесь каша вкуснее?!

Галопом покидая станцию, вдали протяжно взвыла электричка. Даже такие звуки здесь не раздражали, а гармонично вписывались в фэн-шуй. Пора мне уже определяться с постоянным местом жительства. Жизнь — это лишь череда случайных событий, но место подвигу съесть каши в ней всегда найдется. После завтрака подтянулись бойцы поддержки, Денис с Андреем Гутаровым. Начальство отнеслось серьезно к операции по эвакуации Виктора Острожного, экипировало ребят по полной программе. Меня тоже бронежилет скрытого ношения надеть заставило. Что ж, в чем-то Коля Уваров прав — береженого бог бережет. В Гаграх высадились на пустынном пляже, чтобы по тропинке подняться к стояночному карману у дороги. Трасса жила своей жизнью, а голубая «Волга» ждала на условленном месте. Подошли, поздоровались, и сразу приступили к делу. Временным пунктом базирования мы с Колей вчера определили мою квартиру, как тихое спокойное место. Другие варианты были, но их решили обсуждать позже.

Рутинная процедура по транспортировке чемоданов произвела на жену Виктора шокирующее впечатление. Глядя на то, как исчезает багаж, она прижала к себе мелкую белокурую девчушку и отказалась обниматься. Виктора в игнор поставила тоже.

— Зая, ты чего? — зажурчал Острожный успокоительным тоном. -

Посмотри, баулы уехали, Вика как миленькая ушла, а я пойду потом, последним! Теперь твоя очередь.

— И это ты говоришь мне, военному психиатру со стажем? — роняя крупные слезы, возмутилась миниатюрная блондинка в коротком эффектном платье. — Это же натуральный бред! Дурдом какой-то, ей богу… При ясном небе, без грома и молнии, раз — и нету. Так не бывает, поверь мне!

Недолго думая, я заморозил эту речь, заодно с этим миром. Не было желания во вздорном диспуте участвовать — зажмурился от ярко сверкнувших красок, и молча перетащил мамашу с ребенком через временной барьер.

— Вика, валерьянка и корвалол на столе, уйми истерику.

— Да ладно, первый раз, что ли? — хмыкнула та, не двигаясь с места. — Доктор взрослая девочка, сама справится.

Хм, интересные у них в семье отношения… Вика делала вид, что очень занята — прижав к груди Лапика, почесывала тому пузо. И кот довольно жмурился, вальяжно развалившись! Вот это чудо из чудес… Мой кот у меня на руках не любит сидеть, а уж чужому человеку ни за что не дастся. Хотя к такой груди я бы тоже прильнул с устатку…

Кстати, что здесь делает этот паразит? Однако удивляться было некогда, работать надо.

— Ну как там Зоя? — Виктор аж подпрыгнул на месте.

Оставалось только пожать плечами:

— По мне так нормально, а что ей примерещилось, сами разбирайтесь, — я оглядел опустевшее поле боя. — Документы на машину?

— Ребятам отдал, — Острожный расстегивал гавайку. — Надеюсь, по дороге проблем не будет?

— Нечего бояться, прорвемся, — отмахнулся Денис. — У меня корочки отставного военного, а Андрюха так целый милицейский пенсионер.

А «пенсионер» Гутаров, обживаясь в водительском кресле, заявил:

— Долгие проводы, лишние слезы. Ну, Михалыч, до скорых и радостных встреч!

На последнем издыхании перекинув последний груз по имени Виктор, я вытер пот со лба. Победа! Упарился, но рассиживаться с гостями даже не подумал — Коля Уваров вовремя подтянулся.

Моя задача на сегодня завершена. Тем более что гости выстроились в очередь, чтобы испробовать чудесную ванную с душевой кабинкой. Вот пусть Коля все объясняет, и сам развлекает вместе с телевизором и компьютером, а у меня еще куча дел. Репетиция в музпеде, если считать с начала.

***

Генеральный секретарь партии, товарищ Брежнев, информацию о досадном происшествии в Международном отделе получил своевременно. И, конечно же, по данному факту созвали избранных членов Политбюро, для заседания в узком составе. Докладчик, председатель Комитета госбезопасности Андропов, чувствовал себя неуютно — докладывать, собственно говоря, было нечего. Но двадцать минут он честно лил воду, то есть изрекал общие, обязательные в таких случаях фразы о классовой борьбе пролетариата и происках империалистов.

— Товарищи, вопросы? — по завершении доклада Леонид Ильич поднял хмурый взгляд.

Вопросов не было. Хотя дилемма, вытекающая из простой логики, в воздухе витала: если из здания ЦК КПСС стали бесследно пропадать сотрудники Международного отдела, как оградить от этого небожителей Политбюро?

Судя по бледному выступлению докладчика, ответа у него не было.

— Давайте отделим мух от котлет, — предложил Леонид Ильич. — Изложите установленные факты.

Повторный доклад занял пару минут: товарищ Седых вовремя прошел проходную, что подтверждают свидетели и охрана. Работал в обычном режиме — принимал посетителей, совершал звонки и общался с коллегами исключительно по делу. Никаких отклонений от нормы поведения свидетелями не замечено. А потом секретарь-референт обнаружил, что дверь в кабинет заперта и на телефон никто не отвечает. Следствием установлено, что секретарь никуда не отлучался и Седых из кабинета не выходил. Заподозрив неладное, секретарь затребовал специальный бокс с запасным ключом. Вместе с охраной, под протокол, дверь была вскрыта.

Людей внутри не оказалось, зато обнаружился беспорядок и пустые полки. Полный разгром подтверждали раскрытые сейфы. Тоже пустые.

— Какие выводы? — Брежнев на докладчика не смотрел.

— Отрабатывается версия диверсии. В рамках противодействия иностранным разведкам поднята агентура Первого Главного Управления.

— Это понятно. Другие версии у следствия имеются? — Брежнев оторвал глаза от листка бумаги, на котором чего-то черкал.

— Работаем над этим, — коротко сообщил докладчик, навлекая на себя близкую грозу.

— Варианты с инопланетными пришельцами рассматриваете? — тихо поинтересовался кто-то.

Никто смехом не откликнулся, а Андропов в прежнем кратком стиле ответил:

— Изучается версия с массовым гипнозом.

— Вольф Мессинг заходил, что ли? — озвучил гипотезу Гришин.

— Нет, Вольфа Мессинга там не было. Следствием установлено, что в этот день он находился дома, — ровно сообщил Андропов.

— Хорошо работаете, — иронично «одобрил» Гришин. — Помнится, как-то Мессинг прямо от Сталина прошел мимо охраны Кремля и получил сто тысяч рублей из Госбанка. Без предъявления документов, по чистому тетрадному листочку.

— Вы серьезно, товарищи? — возмутился Кириленко. — Как малые дети, ей богу, байкам верите. Все слухи о Мессинге он сам и выдумал!

— Да, товарищи. Обойдемся без слухов. Слово не воробей, поймают — вылетишь, — задумчиво произнес Брежнев.

— Мессинг гениальный, но всего лишь фокусник! — продолжил Кириленко. — Недавно он получил звание заслуженного артиста РСФСР Артиста, а не привидения! И прозвище «придворный гипнотизер Сталина» — выдумка! Ладно, одного человека можно загипнотизировать. Ну двух. Но там же куча охраны на вахте, бюро пропусков… Им тоже отвели глаза? Поймите, это не цирк со статичными зрителями, там партийные сотрудники по этажам ходят постоянно, это же немалое учреждение. И каким образом пожилой человек с больными ногами мог вынести десяток мешков документов? Тут носильщики нужны, а их тоже никто не видел. Кстати, документы из здания выносить запрещено. Куда же они делись?

— Да, — поддержал его Подгорный. — Где документы? Надеюсь, вы представляете последствия?

Последствия представить было несложно. И хотя все документы ЦК КПСС брошюровались в папки и учитывались особым отделом, сам список пропавшего тоже оказался закрытым. Секретным настолько, что следственной бригаде его не показали. Лишь для общего развития продемонстрировали пустую стандартную обложку, к которой прилагалась памятка:

«Товарищ, получающий совершенно секретные документы ЦК КПСС, не может ни передавать, ни знакомить с ними кого бы то ни было, если нет на то специального разрешения ЦК. Снимать копии с указанных документов, делать выписки из них категорически воспрещается. Товарищ, которому адресован документ, после ознакомления с ним ставит на документе личную подпись и дату».

 

Глава сорок пятая, в которой проводятся медицинские эксперименты

Изучение анатомического феномена начали с опытов на кошках, однако рентгеновское зрение поломалось напрочь. Как говорится, куда ни кинь, всюду облом. Бык за рога не брался, бог в помощь не спешил — сколько ни гладили Лапика, пронзить взглядом это сонное тело не удалось. Оно урчало, дергало ухом, но просвечиваться не желало. В конце концов, вместо свечения начало шипеть.

После недвусмысленного предупреждения я плюнул на очередную попытку, и отпустил с миром подопытное животное.

— Дед, а давай разложим проблему, — предложил Антон, наливая в хрустальный стакан багрово-пурпурный компот. Конечно же, из хрустального графина.

— Хм, — мне оставалось лишь уважительно хмыкнуть.

Еще вчера мой парень прекрасно обходился одной кружкой и для чая, и для молока, и под компот. А сегодня утром рядовое чаепитие превратилось в целую церемонию. Антон не поленился распаковать чайный сервиз с молочником, сухарницей и масленкой, и заодно подобрал в тон розочку для вишневого варенья. Затем, не ограничиваясь свершениями, выставил на стол хрустальную плошечку с медом, а апофеозом икебаны явилось фарфоровое блюдце, с горкой конфет «птичье молоко». Бытует мнение, что аристократизм — это свойство передавать накопленные культурные ценности. Аристократизм приходит с воспитанием, и еще он должен быть в крови. Антону повезло больше — имидж со снобизмом проявились в нем одновременно с появлением горы домашней посуды на веранде.

А я еще не все культурные ценности сюда перетащил, только явно лишние…

— Что предлагаешь? — я захрустел сорванным с ветки яблоком.

— Я же тебе говорю: чтобы рассуждать логически, надо полежать. Лежа думается лучше, поверь моему опыту.

На веранде, в правильной позиции на животе, Вера грызла гранит науки. Сунув прилежной ученице яблоко, мы улеглись рядом.

— Скажи, Дед вот эту руку недавно оперировали? — объект внимания, локоть Веры, находился прямо перед носом. Приложив ладонь, Антон начал вглядываться, чтобы рассмотреть следы хирургического вмешательства.

— Ну да, — два маленьких шрама подтверждали мою уверенность.

— Травмированные места обладают насыщенным энергетическим полем. Нарушенная аура и все такое.

— Откуда ты это взял? — поразился я.

— Да мне от тебя постоянно какие-то бесполезные знания сыплются, — вздохнул парень. — И краник уже перекрыл, а оно течет все равно.

Я напряг взгляд, однако поле не наблюдалось. Ни снаружи, ни внутри локтевого сустава. В порыве экспериментаторского зуда Антон даже лизнул локоть, но прозрачности это не добавило.

— Не выходит каменный цветок, — пробурчал Антон разочаровано.

— Не поняла, — вставив закладку, Вера отложила учебник. — Тоша, почему бездельничаем? И вообще, чего вы шепчетесь все утро? Ну-ка колитесь, заговорщики.

— А ты что, мысли читаешь? — Антон в замешательстве замер.

— Да пока нет, к сожалению, — она вгрызлась в яблоко. — Давай-давай, кайся. Признание облегчает вину.

Мы с Антоном мысленно переглянулись. А чего скрывать? Коле Уварову говорить такое точно нельзя, совсем руки свяжет, а Вера человек проверенный, и все детали может знать. Одна голова хорошо, а на троих соображать лучше — веками проверено.

Рассказ занял пару минут.

— Значит, во время аутотренинга Римма стала прозрачной? — задумчиво пробормотала она. — Однако. Прямо как в сказке, где Кощей Бессмертный и добрый молодец мучают спящую женщину. Ну эту, Василису Прекрасную. Ладно, раз локоть у вас не светится, давайте колено посмотрим. Его тоже оперировали.

Подтянув шорты, она заскочила на табуретку, а мы уставились в колено. С разных ракурсов, и спереди, и сзади. Сбоку смотреть было тоже удобно, потому что вторую ногу Вера подняла вверх, в позицию «вертикальный шпагат».

— Вы не бойтесь, работайте, — заявила она. — Я флажком долго стоять могу.

Щенок на это высунул язык, недоверчиво наклонив голову. Но ничего не высказал.

Целых пять минут мы смотрели и прикладывали руки — без толку.

— Возвращаемся в исходную позицию, — разрешил Антон, падая на тахту.

Вера опустила ногу;

— Погодь возвращаться. Значит, у Риммы сердце видно, как ладони? А ну-ка подъем! Тоша, неужто мое сердце не разглядишь?

Желая найти, мы изо всех пригляделись, однако сквозь тонкую ткань майки вместо сердца светилось темное пятнышко соска. Глубже взгляд не шел, застревая на этом объекте.

— Вера, повернись, — подал верную команду Антон, а то мысли начали скакать в другую сторону.

Мы приложили руки к спине, под лопатки — и снова ничего не изменилось.

— Может, лучше будет без футболки? — предложила Вера. — Ну, для полного контакта.

— А разве это удобно? — смутился Антон, имея в виду меня, конечно же.

— А что тут такого? — она обернулась через плечо. — Ради науки готова пострадать. Тоша, ну чего ты мнешься, как девица красная? Это же медицинский осмотр, всего-навсего.

Она стянула майку, Антон приложил руки к спине, но полный контакт к успеху не привел.

— Не выходит… — Антон повторил расхожую сентенцию о каменных цветах.

— Работаем, работаем, не спим! — прикрикнула Вера сержантским тоном. Исследовательский зуд захватил и ее.

— А что это вы делаете? — от дверей раздался удивленный возглас Алены.

Устоять на пороге она не смогла — рухнула на тумбочку. Сознание, слава богу, осталось при ней, только гитара в руках звякнула.

— Стучаться надо, — буркнула Вера, натягивая футболку. — Чего приперлась?

— Так это, я же на гитаре учусь. Тоша новые аккорды обещал показать, и до-мажор трех видов, — начала оправдываться Алена. Но вдруг растерянность прошла, и она огрызнулась, демонстрируя зубки: — И вообще, не надо мне указывать, ладно? Раскомандовалась тут, коза мелкая!

— Погоди, Алена, мы же с тобой договаривались на вечер, — в успокоительном жесте Антон поднял руки.

— А я уже все выучила. Зачем время терять? А вы, значит, секретной гимнастикой занимаетесь? Так-так… — Алена закусила губу. — Точно, лечебная гимнастика. Господи, меня сейчас как током пронзило: ты мою маму вылечил этой физкультурой! А я-то никак в толк не возьму — чего это маман приседает постоянно, словно дура припадочная. Теперь, выходит, из Верки красавицу делаешь? И получается ведь, как ни крути… На выпускном вечере была лягушка лягушкой, а теперь царевна. И губы вон какие алые, будто крови напилась… Тьфу.

От внезапных откровений у Веры округлились глаза, а Антон чуть дар речи не потерял:

— Солнышко, хватит сочинять, будет тебе глупости молоть…

Алена гнула свою линию:

— Я тоже так хочу! — ротик причудливо скривился, из прекрасных синих очей закапали слезы. — Тоша, сейчас же научи меня лечебной гимнастике!

— Но послушай, заинька, — запричитал парень в панике. — Ты и без того красавица писаная, куда тебе еще?

— Да что ты говоришь?! — воскликнула она сквозь слезы. — Красы много не бывает! Анька Швец всегда была кобылой на ходулях, а теперь цветет и пахнет, Верка вон стала куколкой резной. И даже собственная мама блестит медным тазиком, чище нового самовара… Мне срочно надо стать краше, в оркестре хуже замарашки нет! Тоша, миленький, ты меня хоть капельку любишь? Научи секретным упражнениям, не дай погибнуть в начале жизни!

— Все будет хорошо, только не волнуйся, — Антон принялся гладить тонкие пальчики, бормоча всякую ерунду, которую принято нести в таких случаях. — Ну что ты как маленькая? Все образуется, у тебя нет проблем, ты жива и здорова. Главное, в ладу с душой быть…

Душещипательную сцену Вера перенесла стоически, даже не пикнула. Наверно потому, что в это время кушала лимон. Лимона, правда, не приметил, но впечатление такое создалось.

По ходу дела совсем чуть-чуть я ментально надавил с посылом покоя — рыданья со стенаниями стали затихать, а потом Алена прикрыла глаза и замерла. Обернувшись, моргнул Вере — встав на цыпочки, та понятливо подсунула ухо.

— Видишь у нее свечение над головой? — прошептал я.

Вера отрицательно покачала головой. Тогда такой же вопрос пошел Антону.

— Есть такое дело, — присмотревшись, согласился парень. — Реально нимб, как на иконах рисуют. Только бледненький. И в транс она выпала моментально!

Сияние над головой Алены висело многоцветным облаком, переливающимся и зыбким, при этом доминировал светло-голубой тон. Не углядев нимба, Вера попробовала его нащупать, однако прикоснуться к феномену не удалось. Неяркое свечение никак не ощущалось, рука проходило сквозь него беспрепятственно. Как говорится: ни дать, ни взять, ни продать, ни заложить.

От обиды девчонка даже ножкой топнула, и удалилась перебирать хрустальные фужеры.

***

Выпроводить Алену удалось только после клятвы в гимнастической преданности.

— Скоро сюда на утреннюю зарядку будет ломиться вся улица, — хмуро заметила Вера, сортируя посуду.

Мне все-таки удалось уговорить ее жабу поделиться добычей, дабы выручить немного денег. Оставалось только до Люськиного киоска дойти.

— Слава богу, середина лета. Многие одноклассники по морям разъехались, а те кто остался, по гостям не шастают, готовятся к вступительным экзаменам, — вздохнул Антон.

— Скажите мне, люди, — осенило вдруг Веру, — если на Алене висит нимб, тогда почему на мне нету?

— У всех людей должна быть аура, — припомнил я древнюю аксиому. — По-научному это называется биополе, а если совсем упрощенно — дух.

— А у меня почему духа не видно? — Вера ткнула пальцем в ростовое зеркало древнего шкафа.

— Не всем дано такое разглядеть, — я развел руками. — И у нас с Антоном только через раз получается.

— Господи, хоть караул кричи, — Вера прищурилась в попытке увидеть сияние. — Ауры нет, сисек нет, зато губы алеют, точно как у вампира!

Потом она до колен натянула майку, и сокрушенно вопросила:

— Ну вот почему у Алены грудь до носа торчит, а у меня даже вниз ничего не свисает? Ровная степь, сколько ее ни разглядывай… Чтобы кочки заметить, надо фантазией обладать. Хоть гантели дурацкие бери, да под платье запихивай! — отпустив футболку, Вера рухнула на тахту. — Зато папашка объявился. Дед, а когда он намерен на свиданку заявиться?

— Вот только иронии не надо, — отрезал я строгим тоном. — Для нормального человека дети — это крест, который несут с радостью. А этот крестик твой отец нашел только сейчас. Так бывает, винить его рано.

— И что бы ты сделал на его месте? — Вера стрельнула хитрым взглядом исподлобья.

Антон тоже заинтересованно притих.

— Ну, не знаю, — я задумался. — Знаки внимания какие-нибудь.

— Подарки? — хмыкнула она одобрительно. — Это я люблю!

— Для огня любви нужны дрова. В принципе, годятся любые материалы, которые попадутся под руку — меха, камни, красивые металлы… Самые обычные денежные знаки, в конце концов.

— Продолжайте перечислять, — благосклонно разрешила Вера.

— Наверное, поинтересовался бы проблемами и прочими трудностями жизни, — продолжил я. — Еще бы Антона за шкирку потряс. Ну так, слегонца, но хорошенько.

— Зачем?! — изумилась она.

— В педагогических целях, на всякий случай.

— Да вы его сначала целоваться научите, чтоб хоть было за что! — в сердцах воскликнула Вера.

— Хм… Я это умею… — промямлил Антон.

— А я не в теме, — отрезала Вера. — Но вообще-то. Дед, папаша время для педагогической поэмы упустил. Это мой парень, понятно? Сама потрясу и сама шею намылю, если надо будет. А кто его тронет, тому головы не сносить.

 

Глава сорок шестая, в которой кончается черешня, но появляется груша

В саду было прохладно, солнце еще не набрало силы. От далекой станции доносился неразборчивый женский голос, читающий бесконечную железнодорожную молитву.

На скамейке под яблоней Антон штудировал учебник, а Вера, забравшись ему под руку, листала странички интернета с айфона. Я же методично таскал малину из тарелки, наслаждаясь тихим утром, напоенным запахом мальв и яблок. Перед тем как бросить ягодку в рот, каждую внимательно рассматривал и одобрял. Глубокое блюдо слив тоже манило жадный взор, но сначала следовало добить малину. Антон злился, его мои ухватки отвлекали. Тем более что Вера тоже сбивала парня с мысли, цитируя вслух интересные фразы по поводу ауры. Тема оказалась раскрученной, и материала в сети лежало изрядно.

План по ягодам выполнить мне не удалось — раскрылась калитка, и в нее вошел Федор с малышом на плече. Следом показалась женщина, тоже оснащенная ребенком, только девочкой, в юбочке и с косичками. Двухгодовалые малыши были обряжены в нарядные матросские костюмчики, и они спали.

— Здрасти, — прошептал Федя. — Парень, надо поговорить.

— Господи, да что же это такое? — подумал я печально, предчувствуя недоброе. — Дом Советов, а не подворье.

Антон со мной согласился, однако досаду не выказал. Вместо этого он привстал и представился.

— Люба, — прошелестела в ответ женщина. Вера же просто кивнула — видимо, знакома была с обоими персонажами. Телефон она с заметным сожалением сунула в карман.

— Присаживайтесь, — вежливо предложил Антон. — Компот, сливы?

— Выручай, парень, — Федя отмахнулся от угощения. — Детей у меня сглазили. Орут, капризничают. И спят только на руках. Ночью одна пытка, не знаю, что и делать.

От таких речей аж в зобу дыхание сперло. Блин! За кого тут нас держат?!

— А в больницу? — сдерживаясь, уточнил проблему.

— Врача вызывала на дом, — сдержано доложила Люба, но потом в сердцах махнула рукой. — Посоветовала эта докторша покой, чтоб ей икать три дня, и выписала капли с таблетками. Без толку, не помогает.

— Значит так, за детей браться нам нельзя, — сообщил я Антону. — Хватит опыта с Надеждой Константиновной. Ты похож на мать Терезу?

— Хм… Думаешь?

— Думаю, не очень. Впрочем, меня волнует другое: а вдруг у нас получится? Федина теща узнает — завтра вся округа будет здесь топтаться, в очереди со своими болячками. И тогда конец конспирации.

— Но малыши же не виноваты, что папа у них дятел, — возразил Антон. — Это ж надо додуматься, с тещей наши методы лечения обсуждать! Точно все мозги пропил, лишенец.

Ничего этого Люба не услышала, просто наше молчание затянулось.

— Антоша, помоги, — взмолилась она. — У тебя легкая рука, раз Федьку от водки отговорил. Ну что тебе стоит, заговори детишек, а?

Из-под иссиня-черных бровей жалобно смотрели припухшие, но чудные карие глаза. Была Люба крепкой, румяной и ладной: статная казачка. А изгибы сарафана показались такими рельефными, что я слегка обалдел от перепадов высот.

— Дед, я чего это она глазками стрельнула? — удивился Антон.

— Ну… понимаешь, я не удержался, и взглядом выразил свое восхищение. А она поняла и в ответ поблагодарила.

— Ты чего, она Федина жена и у нее двое детей! — возмутился Антон.

— Эх, парень, какой же ты еще глупый. В первую очередь она красивая женщина. Предмет обсуждения, объект внимания и обожания, понимаешь? А двойняшки не минус, скорее плюс.

— Почему?!

— В здоровом деле — здоровый дух. А что еще подтверждает здоровье лучше, чем здоровые дети?

Внезапно меня осенила гениальная мысль: любую работу должен делать специалист. И я такого знаю. Это же бабка-знахарка, к которой нас водила мама!

— Точно! — воскликнул Антон. — И насчет северного сияния с ней покалякаем заодно. Может, с каким шаманом познакомит. У нее наверняка такие связи есть.

Лечению у бабушки возразил Федор:

— Да видел я этих проходимцев! Им бы только деньги драть.

— Не все йогурты одинаково полезны.

— Чего? — не понял он.

— Мы правильной дорогой пойдем, как указывал товарищ Ленин — не к кому попади, и не очертя голову. Эта бабка нормальная, отвечаю, — улыбнувшись Вере, я поднялся. — Тут недалеко. Пошли, пока у меня время есть.

Стоять в общей очереди не хотелось, поэтому в бабушкин сад проникли известной тропкой, огородами. И очень удачно там оказалась внучка Алия. Сидела она под яблоней, на струганной скамейке, точно как у нас.

— Привет! — сказала девчонка, уплетая смородину из миски. Глядя на ее довольную рожицу, мы с Антоном скривились одновременно. Господи, она же кислая! А эта девица ягоду мечет, даже бровью не ведет. У беременных свои причуды, одно слово.

— Я тебя помню, ты сын Лиды Бережной, — с явной неохотой она отставила миску. — Опять заболел?

— Именно так, зайчик, — в подробности вдаваться я не стал. — Нам бы с бабушкой поговорить.

— А вот сейчас и приведу, — она легко поднялась. — Ей давно пора перерыв делать.

Старуха вскоре показалась на тропинке. Шла она тяжело, и держалась за поясницу.

— Я тебя помню, — сказала бабка Феде. — Водку бросил, за ум взялся? Молодец.

Федя только крякнул в ответ, но в подробности впадать не стал — в самом деле ведь бросил. Правда, деньги здесь зря потратил. Но бросил.

— Сказывай, чего на этот раз? — бабка оглядела нашу компанию.

— Деток сглазили, — Федя был сама краткость.

— Ну, одна беда — не беда, — усмехнулась бабка, присматриваясь к Антону. Видимо, вспоминала, где и когда его видела. Потом выдала приказным тоном: — Принеси от колодца ведро с водой и ковшик.

Мы с Антоном быстренько доставили требуемое, тем временем старуха чего-то малышам нашептала поочередно. Потом дала им попить, побрызгала из ковшика, и вылила его через плечо. Дело бабка знала туго — процедура заняла не больше пяти минут. Несколько дольше она излагала инструкцию, как бороться со сглазом самостоятельно, применяя колодезную воду и материнский подол.

— Храни вас господь. Если поможет мой труд, сынок, принесешь потом рыбки, — заявила она на прощанье.

— Сколько? — деловито уточнил Федя.

— А сколько не жалко, как в прошлый раз, — небрежно отмахнулась она. — Ступайте с богом.

— На улице подожди, — добавил Антон. — У нас еще минутное дело.

Старуха с интересом оглядела парня.

— Говори, — покряхтев, она уселась на скамейку под яблоней.

И без промедления, расположившись рядом, мы вывалили на бабушку фантастический рассказ о прозрачных людях и сиянии над головой.

— Очень интересно, — заявила она невозмутимо. — Чего от меня хочешь?

Мы с Антоном аж оторопели от изумления: выходит, ничего нового и такого особенного бабуля не услышала.

— Хотелось ясности, — пробормотал я. — Ну, надо понять, в чем дело.

— Что ж, скажу, — бабуля достала из кармана коробку папирос «Герцеговина флор». — Приходи завтра с утра пораньше. Вот сюда, в сад, я здесь люблю рассвет встречать. А бог даст, тогда и поговорим.

***

Ночь я провел обычно. Смотрел сны в собственной постели, пока из караоке-клуба не возвратилась Анюта, усталая и довольная. Недавно ей предложили работу «зажигалки», она с радостью согласилась. Штатный «жгун» неожиданно уволился, так что удачно все вышло. Вокальная и танцевальная практика под руководством профессионалов показалась ей полезной, и я поддержал. Хорошее дело — зажигать в свое удовольствие, а потом еще за это деньги получать.

Но и на меня у нее остались силы. У Аниного урагана мощный источник энергии, сопротивляться которому бессмысленно. Более того, я даже этому рад — ведь грозы без грома не бывает, как и неба в ночи без луны. А если накрыл тайфун, лучше стремиться в эпицентр. По жизни вообще лучше идти вдвоем, чтобы делать это с полной отдачей.

Сейчас я осознал главное правило — нельзя бросать начатые дела. То, что сегодня кажется простым и несложным, завтра вдруг станет важным, но трудным для осуществления. А жизнь идет, и отмеряется она прожитыми днями. Так зачем потом жалеть о том, чего не сделал? Древняя мудрость утверждает, что сорванный цветок должен быть подарен, начатое стихотворение дописано, а любимая женщина счастлива — иначе и не стоит браться за то, что тебе не по силам. Все возможное надо делать сегодня, ведь я живу на вулкане. Без всяких преувеличений, каждый день для меня может стать последним, и закончить начатое надо сегодня! Аня не возражала, она размеренно всхлипывала.

Проснулся поздно, и не по своей воле — издалека несся чудесный запах. На кухне обнаружились блины, оладьи и яблочный пирог. Кулинарные чудеса штамповали у плиты два перепачканных кондитера, Вика с Анютой. Кошке пришлось наплевать на собственные страхи, в этой квартире нигде не стало покоя. Поэтому она сидела у своей миски и давилась сметаной. Лакомство ей уже не лезло, но бросить это дело на самотек Аписа не могла.

— Ну вы здоровы спать, Антон Михалыч, — восхищенно произнесла Вика.

— Храпел? — предположил я, целуя веснушки на Аниной щеке. Припорошенные мукой, они манили взгляд. — Или диван на новом месте не по душе пришелся?

Переглянувшись с Аней, Вика захихикала:

— Не, не храпел. Громче было. Диван в зале у вас хороший, а вот акустика в квартире подкачала. Здесь надо что-то решать, иначе от зависти помру.

Тем временем на кухне появилась семья Острожных в полном составе. Видимо, запахи докатились до их спальни и не оставили никого равнодушным. Девочка тут же потребовала мультики, а миниатюрная Зоя, ухватив блин, заявила категорическим тоном:

— Витя, я тоже хочу кухню на двенадцать персон. И такую столешницу! И шкафчики. Будешь вести переговоры, имей в виду на меньшее я не согласна.

Блин, да я к этой кухне шел всю жизнь! Сорок четыре года трудового стажа понадобилось. Эх, попал Виктор, «повезло» ему с женой. Впрочем, квартирный вопрос испортил не только москвичей. Прочитав что-то на моем лице, Острожный быстренько перевел разговор на кулинарную тему и завтрак ребенка.

Адаптацией этой семейки будет заниматься Колин человек, а воспитанием электрической пилы заниматься поздно. Короче, проехали, не наше это дело. На повестке дня у меня более важный вопрос: покупка автомобиля. Денег за советские монеты накапало достаточно, даже жене с дочкой переводы отправил. Дочь прислала смайлик, а жена гневное смс: «Ты гад, мы же в Греции! Не мог еврами закинуть?». Вот так всегда. Век живи, а дураком помрешь.

По дороге в автосалон мне пришла в голову мысль поинтересоваться Аниным мнением.

— Тойота RAV4, - не раздумывая, ответила она. — Лучший женский кроссовер. Но так говорят обзоры, а мне больше по душе Хонда, которая CR-V. Красавица.

— Удивительно, — пробормотал я. — Именно Хонду я и присмотрел.

— А чего удивительного? — в свою очередь, удивилась она. — Отличный автомобиль. На днях в клубе знакомые парни обмывали обновку, я тоже ходила потрогать.

— Что за знакомые? — я насторожился. — Или поклонники?

— Антон Михалыч, обычные знакомые поклонники, — Анюта хмыкнула пренебрежительно. — Как-никак я хедлайнер, на одну минуточку! Там половина мужиков валяется в ногах, и молит о пощаде. Короче всё, как вы предрекали.

— Хм… — лавры оракула мне не понравилось. — Так что ты там говорила о Хонде?

— Отличная тачанка, суперская! Всю облазила, даже посидела за рулем. Там столько прибамбасов… — своим воспоминаниям она мечтательно улыбнулась. — Но ничего, разберемся.

— А мне всегда казалось, что женский автомобиль — что-то такое маленькое, оранжевое и с коробкой-автоматом, — выдал я очередную сентенцию.

— Коробка-автомат обязательно! — сообщила Анюта. — И, может быть, оранжевое. Но не маленькое. Вы на меня посмотрите внимательно, как я туда за руль влезу?

— А ты, значит, собралась влезать?

— Антон Михалыч, ну посудите сами: вы солидный человек в годах. Решаете разные вопросы, часто предаетесь размышлениям о важном. Ваше дело — созерцать истинную сущность вещей. Только справа, с баночкой пива, а рулить буду я!

И ведь на полном серьезе изрекает, чертовка! А если иронизирует, то совсем чуть-чуть.

 

Глава сорок седьмая, в которой Имче находит Багучы

Новый рассвет в этом мире мы встретили в яблоневом саду, вместе с бабушкой Мухией.

— Ночью вспомнила тебя, — глаза ее были прозрачные, но ясные. — Ты приходил с больной ногой, но помочь беде не удалось. Обращался кхирургу?

— Да, теперь все в порядке, — Антон невольно потер колено. — С докторами свезло.

— Слава богу. Руки на стол, — без лишних слов приказала она, положив свои сухие ладошки поверх Антоновых. — Тепло пошло?

— Есть слегка.

— Лицо твое запамятовала, а вот руки сразу узнала, — она улыбалась едва заметно. — Хорошие руки. Пробовал лечить?

— Бывало.

— Какие болезни?

— Всякие разные, — в уклончивом ответе я обошел детали. Некоторые подробности бабушке знать ни к чему, поскольку они носят личный характер.

— Получается?

— В сочетании с самовнушением и медитацией выходит успешно.

— А сглаз убрать, значит, не решился? — хмыкнула она.

— Так разве то болезнь, — удивился Антон. — Злобный наговор. Здесь ведьма поработала, а отшептать, как знахарь, мы не умеем.

Бабушка на это усмехнулась:

— В отличие от порчи, которую наводят со зла, сглаз — это обычное бытовое заболевание.

— Заболевание? — настала моя очередь удивляться.

— Недомогание, нервное расстройство — называй, как хочешь. Понимаешь, сынок, возможности человека мало изучены. И люди все разные. Бывают хорошие, бывают плохие. Они могут быть умными или глупыми, богатыми или бедными. А еще люди бывают «глазливые». Сглазить может и добрый человек, это наша особенность такая.

Вот эта истина оказалась мне неведома:

— А как отличить сглаз от порчи?

— Меня многому мама научила. Давно это было, а потом пришел опыт. Опыт, сынок, не пропьешь, — она вовсю улыбалась щербатым ртом. — Знахарей у нас называют Имче, а еще старух-заклинателей зовут Имчекарчык. У татар считается что Имчекарчык обладают волшебной силой, поэтому простые люди их побаиваются.

— Об этом хотел спросить. Сила позволяет ауру видеть?

— О силе старух-заклинателей сложено много легенд и сказок, но правда только в одном: нам известны языки болезней и лечебные свойства трав и кореньев. Некоторые Имче видят ауру, а сильные Багучы способны пронзить человека взглядом. Я ответила на вопрос?

— Выходит, я Багучар? — догадался Антон.

— Нет, ты лечишь наложением рук, — она покачала головой. — Это простое дело, добрые руки сами делают, и многие люди даже не догадываются о целебной силе объятий и поглаживаний. Любящая мать мимоходом забирает боль ребенка, влюбленные делают друг друга здоровее. Тут ума не надо, само все происходит.

— А если делать сознательно, то и результат будет лучше? — Антон скорее утверждал, чем спрашивал.

— Любому делу надо учиться.

— Научите? — в голосе парня звучала надежда.

— Ох, стара я для этого, — вздохнула она. — Да и тебя сначала проверить надо.

— Рентгеном?

Старуха на это хмыкнула:

— Именно. Давай, сынок, соберись, и посмотри на меня особым взглядом.

Контакт наших рук привел к тому, что тепло постепенно усилилось, а кончики пальцев стало покалывать. Мы с Антоном зажмурились, напряглись, и распахнули глаза.

— Что видишь? — бабушка сидела с закрытыми глазами.

Вокруг женской головы светилось облако. Оно переливалось еле заметным разноцветным сиянием, а тело старухи стало прозрачным, как и при сеансе с Риммой — бледно-синего цвета. Ярко-красное сердце мерно пульсировало на своем месте. Кровеносные сосуды, такие же, как и у Риммы, мерцали разноцветной мишурой, заставляя вспомнитьновогоднюю гирлянду. Под прозрачными ребрами ясно проступали легкие и другие внутренние органы, раскрашенные в разные цвета.

 

Глава финальная

— А если делать сознательно, то и результат будет лучше? — Антон скорее утверждал, чем спрашивал.

— Любому делу надо учиться.

— Научите? — в голосе парня звучала надежда.

— Ох, стара я для этого, — вздохнула она. — Да и тебя сначала проверить надо.

— Рентгеном?

Старуха на это хмыкнула:

— Именно. Давай, сынок, соберись, и посмотри на меня особым взглядом.

Контакт наших рук привел к тому, что тепло постепенно усилилось, а кончики пальцев стало покалывать. Мы с Антоном зажмурились, напряглись, и распахнули глаза.

— Что видишь? — бабушка сидела с закрытыми глазами.

Вокруг женской головы светилось облако. Оно переливалось еле заметным разноцветным сиянием, а тело старухи стало прозрачным, как и при сеансе с Риммой — бледно-синего цвета. Ярко-красное сердце мерно пульсировало на своем месте. Кровеносные сосуды, такие же, как и у Риммы, мерцали разноцветной мишурой, заставляя вспомнить новогоднюю гирлянду. Под прозрачными ребрами ясно проступали легкие и другие внутренние органы, раскрашенные в разные цвета.

— Вижу ауру, — прошептал Антон.

— Подробней, — бабушка раскрыла глаза, ясные и заинтересованные.

— Оранжево-зеленое свечение с лиловыми полосами, — выдохнув, доложил Антон. — Вкрапления звездочками бронзового цвета.

— Верно, — согласилась она. — Не врешь. Именно так мне когда-то описывал шаман. Внутренние органы видишь?

— Четко вижу! Сердце, легкие, печень, кровеносные сосуды.

— Сейчас я встану, взгляни-ка на почки.

— А где это? — ошибиться Антону не хотелось.

Кряхтя, знахарка поднялась:

— Ты в школе на уроках биологии что делал?

— Ничего не делал!

— Вот и я так думаю, — прозрачным пальцем она ткнула себе в прозрачный бок. — Одна почка здесь, другая здесь.

— Точно, — увидел я, приглядевшись.

— Вниз идут мочеточники, — бабушка повела пальцем вниз.

— Ага… — оживился Антон. — Вижу, желтенькие такие.

— Камни в мочеточниках видишь?

— Хм… — мы с Антоном задумались. — А как это?

— Все плохое будет черного цвета. Впрочем, там может быть и песок, приглядись к черным точкам.

— Да их тут целая россыпь! Но крупных три штуки. С горошину будут.

— Можешь вытянуть какой-нибудь самородок, что висит ниже?

— А как?

— Представь себе, что он тебе надоел. Потому что как мне он надоел, ты не представляешь.

Целых пять минут мы вырабатывали острую неприязнь к черным камушкам. И так и этак. Но ничего не происходило, только пот по спине заструился.

— Дед что-то мне хреново, — взмолился Антон. — В глазах темнеет, ноне выходит каменный цветок. Давай закругляться?

— Бабушка Мухия, предлагаю перерыв, — с парнем я был полностью согласен, устал хуже собаки. — Может быть, продолжим позже?

— И то верно, — согласилась она. — Бодростью ты меня зарядил, можно и позавтракать.

Женщина разорвала контакт, который мы сохраняли одной рукой, и свечение пропало.

— К урологу вам надо записаться, — я вздохнул сочувственно. — И шиповник пить.

— Не учи бабушку кашлять! — воскликнула она. Неудача не смутила, и расстроенной знахарка не выглядела. — Завтра приходи, еще посмотрим.

***

Солнце вылезло из-за деревьев, щедро плеснув тепла. Огородные тропинки заполнились спешащими соседями — замучились здороваться, пока шли обратно. Живо обсуждая встречу со знахаркой, мы особенно не торопились и, когда добрались до дома, женская сборная по гимнастике уже разминалась на площадке у турника. Рекс с лаем носился между спортсменками, считая это игрой. Под руководством Веры новички отрабатывали наклоны, а рядом с Аленой приседала Надежда Константиновна. Кто б сомневался!

Она делала вид что ничего особенного не происходит. Но ничего, ещеей припомнится, как болтать языком попусту, еще отольются кошке мышкины слезы…

По дороге мы отдышались, так что на три коротких сеанса аутотренинга сил хватило. Вдохнули бодрость в спортсменок, особенно в Римму, и слава богу, физзарядка не панацея, а всего лишь толчок на пути к оздоровлению.

А опытные спортсмены, вроде Веры, между упражнениями успевают еще и завтрак готовить. Например, сосиски с тушеной капустой. Без пива такое потреблять грех, конечно, но с Антоном не поспоришь. Железный характер, фиг прошибешь. Пришлось довольствоваться чаем.

Поглощая мясную похлебку, Рекс завистливо поглядывал на главаря стаи Лапика, облизывающего кусочек вареной сосиски. Тот всегда так делал, прежде чем насладиться деликатесом. Мысль о полной миске сосисок рефреном вертелась в голове щенка, я это ясно ощущал. Однако потакать капризам нельзя — детская диета строга, и изысков не предполагает.

После завтрака мы начали готовиться к походу в сторону киоска Люськи, дабы продуктами запастись и хрусталь сбагрить. На продажу приготовили пузатый графинчик со стаканами и огромную цветочную вазу-больше в сумку не лезло. Впрочем, и поднять такое оказалось нелегко.

Однако поход отменился по причине Риммы, которая буквально порушила планы контрабандиста. Заглянув на веранду, она весело осведомилась о посеянной бейсболке, и немедленно про пропажу забыла, поскольку заглянула в сумку.

— А куда это ты собрался такую красоту нести? — с подозрением оглядывая веранду, поинтересовалась Римма.

— На продажу, — чистосердечно признался Антон.

— На продажу?!

За минуту Антон узнал про себя все — и о черной душе, и коварном характере, и предательстве светлой дружбы.

— Партнер, что за дела? — оправданий она не слушала. — Денег нет? Это понятно. Денег всегда нет. А совесть у тебя есть? Я в нищете прозябаю без вазы, а он здесь богатства разбазаривает!

Под мощным прессингом Антон склонил голову, а я восхитился напором партнера. Да нехай все забирает! Слава богу, тащить никуда не придется.

— Что у тебя еще на продажу есть? — напирала Римма.

— Мы пока думаем, — пискнула Вера, прижимая к груди фарфоровых слоников.

— Умные выжидают, решительные дело делают, — изрекла прописную истину Римма, с трудом водружая вазу на стол.

Сияющий гранями графин тоже нехилым оказался — одна пробка размером с гранату и весом в кило. Антон смирился, а я не вмешивался — что ни делается, все к лучшему.

— Верочка, не путайся под ногами, — Римма подтянула стул. — Лучше лист бумаги дай.

И она принялась расчерчивать бизнес-план с ценами взаимозачета. Получалось у нее лихо, опыт чувствовался.

Раскрасневшийся хомяк Римма весело потащила в норку первые две сумки добычи, и тут же ее сменила Алена. Дурдом, ей богу — я и забыл, что Антон обещал девчонке очередной урок игры на гитаре.

Наблюдая за Аленой, тренькающей очередное задание, Вера тихо произнесла:

— Тоша, нам пора собираться.

— А куда это вы? — Алена навострила уши.

— Да вот, решили на «Ракете» в Старочеркасск слетать, — Антон рассеяно заглядывал в рюкзак. — Ненадолго, вечером же репетиция. Искупаемся, развеемся.

— Так-так, — отложив гитару, Алена встала. Сложив губки бантиком, она подбоченилась: — Нормальные люди, значит, с утра на пляж, а рабыня Изаура — огород тяпать?

— Господи, — воскликнул Антон. — Спасибо, зайчик! Напомнила, все время забываю. Вера, учти: завтра с утра пораньше вместо зарядки идем на твою плантацию. У нас-то, слава богу, папа последние дни батрачил, а у вас там трава до небес вымахала.

— Ты зубы не заговаривай, — возмутилась Алена. — Вернусь через пять минут с купальником, и не вздумайте мне уйти!

Денис перекладывал в багажнике поклажу: походную сумку, удочки в чехле, рюкзак и корзинку с фруктами. Во дворе оставался Андрей Гутаров-за хозяйством присмотреть и живность покормить.

— Собачку кормить только похлебкой и кашей с мясом, понял? — отдавал последние наставления Антон. — Сосиски сам ешь, но Лапик не обидится, если поделишься. И не пробуй его гладить, снова получишь!

— Опа-на, — удивилась Анюта, входя в калитку. — Куда это вы судочками и без меня?

— Бас-гитара ждет на веранде, — резонно заметила Вера. — Занимайся, сколько хочешь, никто не помешает.

— Я тебя умоляю! — воскликнула Анюта. — Вот только не надо так зыркать, ладно? Антон Михалыч, обождите минутку, я с веранды свой купальник приберу.

У киоска «Волга» притормозила. Здесь гудела обычная утренняя очередь, мы ее терпеливо выстояли. Затарились лимонадом с боржоми, хлебобулочные изделия тоже не забыли. Люська предлагала коньяк, однако Антон скромно отказался. Спорить не стал — какой, нафиг, коньяк, если поездка оздоровительная?

— А зачем ехать на речной вокзал, когда мы на машине? — масленым взором Алена разглядывала булочку. — Тут час пути всего, и дорога хорошая.

— Нет в тебе, мать, романтики, — сочувственно заметила Анюта с переднего сиденья, вгрызаясь в бублик с маком. — Машина — это будни, средство передвижения. А «Ракета» — песня, полет над рекой…

Девчонка помолчала, и вдруг выдала цитату из Маяковского:

   Я сразу смазал карту будня.    Плеснувши краску из стакана;    Я показал на блюде студня    Косые скулы океана.

М-да, Анюта не переставала меня удивлять.

На «Ракету» загрузились без проблем, в будний день давки не наблюдалось. Девчонки уселись в салоне шушукаться, а я потащил Антона наверх, полюбоваться пейзажами. Легко обгоняя баржи, «Ракета» летела по водной глади. Встречный ветер сбивал солнечные лучи напрочь, до легкого озноба. Красота!

Настроение немного портила компания парней, оккупировавших буфет. Хорошо поддатые, они пили портвейн и пялились на девчонок. Обсуждали, конечно, но тихо, между собой. От поползновений и активных действий их ограждал Денис, с бутылкой боржоми стоявший рядом с цветником.

— Могут быть проблемы, Михалыч, — сказал он тихо, глядя в окно.

— Красота — народное достояние, — легкомысленно отмахнулся Антон. — Пусть живут, пока за грань не лезут.

В Старочеркасске наглоглазые парни вышли первыми, и из поля зрения куда-то пропали. Мы же по берегу направились подальше от причала, искать себе место на пляже. Людей в будний день было мало, так что вскоре походящее местечко нашлось. Песочек здесь всегда был хороший, однако мусора хватало. Впрочем, чего требовать от бесплатного пляжа?

— Никто вместо нас, бабоньки, свинарник не приберет, — решительно заявила Анюта, поднимая скомканную газету. — Сюда все складывайте, потом костер запалим.

Девчонки принялись обустраивать лагерь, а мы с Антоном прошли еще дальше — чтобы наладить снасти. Набирая скорость, мимо прошумела «Ракета». Я проводил ее завистливым взглядом — оставшиеся пассажиры полетели дальше, до Багаевки.

Когда я перетащил в этот мир свои рыбацкие принадлежности, удочки, фидеры и катушки «Шимано», Антон чуть не умер от восторга. Но руки унего все не доходили испытать это в деле. Ничего, проверим сейчас. Я взялся за сборку снастей, а Денис принялся замешивать в тазике прикормку из карповой смеси. Антон внимательно наблюдал за процессом, стараясь ничего не пропустить.

Забросив одну удочку, я набивал кормушку для второй, когда затрещал байтранер. Есть поклевка!

— Давай! — шепотом закричал Денис. — Ты что, Михалыч, уснул?!

— Спокойно, — сказал я скорее для Антона, эмоции которого резко скакнули вверх. — Никуда он теперь не денется.

Подхватив фидер с подставки, я отключил сход лески и резко дернул, подсекая. Не только кончик, все удилище мощным зверем задергалось в руках. Девчонки сразу забыли о приборке, примчались с восторженным визгом — каждая требовала «дать подержаться».

— Делай, как тебя учил, — напомнил я Антону правила работы с фидером. — Выкачивай! Удилище попускаешь — подтягиваешь добычу. Удилище поднимаешь — катушку не крутишь.

Рыбину мы вываживали более получаса. Тормоз постоянно трещал, спасая леску от рывков, но оснастка не подвела. «Подержались» за ручкувсе туристы, и не раз. Денис в том числе.

— А как мы его брать будем? — опомнился он. — Подсак не собран!

С тихим ужасом девчонки наблюдали за финалом — вода бурлила, удочка ходила ходуном, Антон шатался. Зайдя по колено в реку, Денис застыл на полусогнутых, в позе роденовского мыслителя, только с подсаком. Пару раз сазан выпрыгивал из реки, воздуха хватанул, но не сдавался — кабан попался здоровый, упирался крепко.

Культурный шок наступил, когда я достал сазана из подсака. Никто не ожидал, что освободив от крючка добычу, я с полуметровым бойцом на вытянутых руках присяду в реку. Целую минуту стремительное тело стояло на мелководье, расправляя плавники и приходя в себя. А потом, взмахнув хвостом, разом исчезло из глаз.

— Тоша, ты чего?! — возопила Алена. — Это же десять килограмм сазана!

Босиком, в коротеньком сарафане, с алыми щеками и алчно горящими глазами, она была чудо как хороша.

— Это достойный соперник, — возразил я. — Заслужил. А рыбу мы дома купим. Пусть мужик плодится и размножается, нам же всем лучше будет.

Тряхнув рыжим чубчиком, Анюта одобрительно хлопнула по плечу, а Вера, со слезами на глазах, полезла целоваться. Для этого ей пришлось подпрыгнуть, чтобы повиснуть на шее.

— И правильно, — пробормотала Алена. — Тащить его потом замучаешься… А для еды мы у Федора чего получше выберем. Эй, коза, пошли работать!

Мечтательно поглядывая вслед фигуркам, таким разным и притягательным, мы вернулись к своим делам. Антон взялся настраиватьснасти, а девчонки принялись оборудовать лагерь. Я вздохнул полной грудью, приветственно махнув бутылкой боржоми огромной барже, проплывающей совсем рядом. С мостика махнули в ответ белойфуражкой, мощный гудок поплыл над рекой. Замечательный летний день! В подтверждение моих слов в роще веселей зачирикали птички.

Солнышко припекало, Денис скинул футболку.

— Хорошо-то как, господи, — сообщил он, потрогав ногой воду. — Наверно, искупаюсь.

— Я с вами! — крикнула Алена, направляясь в рощу и на ходу расстегивая сарафан. — Переоденусь только.

Через минуту из-за кустов раздался душераздирающий визг. Так орут только перед казнью, вырываясь из рук палачей. Бросив удочку на песок, Антон рванул на крик. Анюта раньше успела, стрелой метнулась в кусты, только ветки затрещали. Вера побежала следом за ней, но без фанатизма-доктор рекомендовал избегать ударных нагрузок на колено. Денис тяжело топал в стороне, заходя с фланга.

На поляне за березками разгорался натуральный бой — две фурии махались против троих парней. Еще один, пытаясь подняться, ворочалсяпод кустами, у ног Алены. Отличный все-таки удар у Анюты — на ходу препятствие срубила.

— Они подглядывали, Тоша, — тоном маленькой девочки наябедничала Алена.

Потом примерилась, и в сердцах топнула пяткой по заднице фетишиста. В попытке отползти негодяй хрюкнул, но Алена его настигла снова, и в то же место. Так тапком давят таракана, застигнутого на месте преступления.

Сарафан раскинулся на траве. Из одежды на ней наблюдались только плавки, лифчиком девушка вытирала слезы.

Проскочив мимо, я вступил в бой. Поддатые парни оборонялись молча и слажено, опыт уличных драк хорошо ощущался. Но с появлением Дениса наступил перелом — сначала один, а затем другой противники кеглями полетели в кусты. Третий не стал дожидаться расправы, бросился наутек. Денис с Анютой азартно рванули следом.

Вера осталась на месте, и правильно поступила. Я тоже остановил Антона, ведь ничего страшного не произошло. А там нам делать нечего, от Ани далеко не уйдешь. Подув на сбитые костяшки, мы обернулись к Алене. Пляжный наряд топлесс ей очень шел. Жаль, что здесь такое не принято. Внезапно глаза девушки округлились, став еще больше — заворожено она смотрела мне за спину.

Оглянуться не успел, мощный удар сбил тело Антона на землю.

— Сзади, Тоша! — запоздало заверещала Алена.

С трудом подняв голову, я все-таки обернулся. Парень, выскочивший из кустов, держал в руках обломок дубины. Прилично нам досталось по спине, если от удара дрын разломился пополам!

— Раз, — удовлетворенно пробормотал парень, замахиваясь снова.

Закончить счет ему не удалось, в прыжке Вера снесла счетовода в кусты. Славно ногой влепила, хорошая девочка. Спина огнем горела, вглазах плыли цветные круги, но плохо было не это — Антон во мне не ощущался. Вообще.

Бросив давить таракана, Алена коршуном налетела на счетовода.

— Гад, ты моего Антошу убил! — она молотила парня изо всех сил так, что тот вопил дурным голосом.

Цветные круги сменились багровой пеленой, в ушах звенела пустота. Краски дня начали меркнуть, медленно заливая сознание чернотой. А потом свет погас окончательно.

Конец второй книги.

Ноябрь 2017 года.

Россия, Ростов-на-Дону.

Содержание