Не открывая глаз, я прислушался к Антону: сердце стучало, легкие дышали, в животе жгло. А сознания не было. Денис сидел рядом и держал руку на пульсе. Другой рукой он прижимал тампон к ране. В ночной тишине стрекотали цикады, невпопад им трещали сверчки. Где-то перебрехивались собаки, из-за деревянного забора невнятно прорывалась ритмичная музыка.

— Не дави так, — сказал я тихо.

Вздрогнув, Денис одернул руку. Потом пробормотал:

— Напугал, Михалыч. Больше так не делай… Сердце-то не железное. Как съездил?

— Нормально. Сумку с груди убери, — начал я командовать. — Пакет с одеждой — в сторону, Антона потом переоденешь. Из зеленой бутылочки дай выпить, из прозрачной запить. Уколы ставить можешь?

— Обижаешь, Михалыч…

— Тогда коли. А шрам помажь мазью из тюбика. Только кровь вытри сначала, салфетки сверху лежат.

— Какой шрам?! — он подсветил фонариком, и ахнул. — Ни хрена себе, пяти минут не прошло, а оно уже быльем заросло… Такого в цирке не увидишь, никак филиппинские хилеры делали?

Я поднял голову приличный розовый шрам. Точно как у меня. Но я-то переживу, а этот маме показывать нельзя… И пластику не сделаешь, ни за какие деньги. Нет здесь пока таких технологий.

— Как обстановка?

— Тишина, хоть глаз выколи, — несколько пренебрежительно хмыкнул Денис, — Деревня натуральная…

Выколоть глаза об темень мешала россыпь звезд над головой, да и кусты сирени были луне плохой помехой. Летучие мыши бесшумными росчерками мелькали над головой — тишина и идиллия.

— Убивец мой где?

— Отдыхает, ирод краем глаза туда поглядываю.

— Значит так, — решил я. — Антона в таком бледном виде домашним показывать нельзя. Да и мне как-то хреновато, брат. Пойду в больничку обратно. Даст бог, еще подлечат. Вернусь через пять минут, потерпишь?

— Не вопрос.

— А ты вражину стреножь, в сумке и пластиковые стяжки есть, и кляп. Потом допросим. Все, я пошел. Пока-пока.

В родной палате едва успел сообщить, что с Антоном все в порядке — и отрубился. Все-таки тяжелое это дело, из болота тащить бегемота. В смысле, себя и Антона. Проснулся лишь к вечеру.

— Совещание акционеров объявляю открытым, — заявил Коля Уваров, увидев мои раскрытые глаза. — Овсянка, сэр?

В ответ на это я потребовал добавить в меню коньяк «Юбилейный». Нина хмыкнула, поднимая бутылочку с питательной жидкостью. Некоторые простые действия она теперь совершала самостоятельно.

— Пока ты спал, пришла эсэмэска от внучки Маруси, — Коля провел пальцем по экрану моего телефона. — У нее заканчивается творог и сметана. Молоко прокисло, но она сделала простоквашу. Приглашает на блины.

— На блины пролетаю. Забот полон рот, только перекусить нечего, — вздохнул я с сожалением. — О новой болезни проболтался?

— Совсем память потерял? — возмутился Коля. — Мы же договорились обо всех входящих: ты занят на процедурах, перезвонишь позже. Кстати, молочные продукты у нас тоже закончились. Нет, я без претензий, не гоню… Но твой доктор днем сказал, что таких темпов выздоровления в этой палате он еще не видел.

— А вот есть чудеса более чудесатые, — Нина помахала планшетом. — Смотрите, что пишут из Новокузнецка: «молния буквально прошила тренера регби-клуба «Кубань» Александра Алексеенко. Разряд ударил его в макушку и ушел в землю. «Аж зубы клацнули», сообщил тренер. Алексеенко не пострадал, но молния оставила выжженный след на голове. Эпизод на стадионе прошел мимо внимания зрителей, да и в протокол такое не вносят. «Для меня это событие на всю жизнь останется в памяти, сказал Александр Алексеенко, хотя утюги не прилипают, ложки не гну силой мысли (смеется). Здоровье крепкое, раз ничего не случилось».

— Гвозди бы делать из этих людей… — пробормотал я.

— Подобных случаев в стране немало, и они всегда берутся на заметку, — Коля назидательно поднял палец. — Понял, Антон? Когда заглянет доктор, пожалуйся на слабое здоровье. Мол, там болит, здесь ноет.

— Никуда сегодня не пойду, — согласился я. — Буду ныть, и подпольно увеличивать темпы выздоровления. Тем более, у нас совещание.

— Да, — сказал Коля. — Из-за твоего дурацкого ранения наши планы поломались.

— А что за планы? — удивился. — Была команда сидеть, и не отсвечивать.

— Это ты-то сидишь?! Помолчал бы. А мои юристы уже в Швейцарии. Заодно они сняли домик и договорились в клинике пластической хирургии насчет Нины. Только я собрался ехать… Никогда такого не было, и вот опять! Ну какого черта тебя понесло ночью за хлебом?!

— Слушайте, а зачем Нину тащить в Ригу, и потом катать в машине по Европе? — отмахнувшись от нудного Коли, предложил я очевидное решение. — Давайте я ее прямо в клинику доставлю. А что? Раз-два — и тама.

— Хм… Это вариант! — Коля почесал щеку. — А как ты узнаешь место?

— Так с тобой поеду, по Европе заодно прокачусь, давно собирался. А уже оттуда ее и перетащу — из палаты в палату.

Коля раздумывал недолго.

— Ты же в славном прошлом директором компании трудился?

— Генеральным директором, — передразнивая Колю, я поднял свой палец. — Нужна консультация, товарищ? Обращайтесь.

— У нас есть номера банковских счетов, закладные на дома и прочую недвижимость, и еще акции солидных компаний, вроде «Интел». Акции несолидных фирм, впрочем, тоже. Кроме того, у нас есть наличные деньги.

— И будут еще, — поддакнула Нина.

— Дай бог с этим справиться, — Коля плеснул нам по стаканам. — Пока будем ехать, Тоша, посмотришь на будущих топ-менеджеров, что подобрали для собеседования мои ребята.

— Как это?

— Не вживую, в режиме видеоконференции, — пояснил Уваров. -

Светиться не собираюсь, а выбор кадров мне сделать поможешь. Нам предстоит построить солидный холдинг.

— Блин, я хотел из окна автомобиля на Европу посмотреть… — я уже жалел о своем предложении.

На что Уваров огорошил:

— Не в этот раз, Антон. У нас куча дел.

Здесь я был полностью согласен. Помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела. И в этом мире, и в другом. Но сначала мне пришлось вытерпеть три дня интенсивной терапии и не менее напряженного самолечения, чтобы с новыми силами отправиться к Антону.