— Слушай, Дед, — Антон замялся. — Когда ты ко мне подселился, я ничего неприятного не почувствовал. А вот после расстрела резануло прилично. Потом этот ножик в животе… Не самые лучшие впечатления оставил. Ладно, синяки и царапины мне переходят — черт с ними, переживем. А если тебя снова убьют, что будет? Космическая доброта или вечный покой?

— Тоша, — мне пришлось юлить. — Мы приняли меры, я всегда вооружен и очень опасен!

— Вот только не надо мне про охрану с пистолетами втирать, — невесело хмыкнул Антон. — Президенту Кеннеди она сильно помогла?

— Хм…

Не в бровь, а в глаз. В этой жизни многие рискуют собственной жизнью. Моряки-подводники на боевом дежурстве, геологи в тайге, или солдаты на поле брани. Но они знают, на что шли. А парень чем виноват? Тут особенно не поспоришь.

— Давай ты уже угомонишься, а? — тем временем потребовал Антон. — Соберешь вещички, и переберешься сюда. Сам говорил, что старому больному человеку давно пора на покой.

— Старость не радость, — пробормотал я, — сядешь, не встанешь, побежишь — не остановишься.

Антон не унимался:

— Вот именно, остановись! Тебе же здесь нравится, я знаю.

— Но у меня там Маруся, маленький Антон, — включил я заднюю скорость. — Налаженная жизнь, квартира, машина. Кошка, в конце концов!

— И кому будет хорошо, если тебя там грохнут? Даже кошке такое вряд ли понравится. Дед, я тебе очень признателен. И за родителей, а за Веру особенно. Но, может быть, хватит?

Может, и хватит. Но вообще-то меня не так легко убить, на собственной шкуре проверено трижды.

Возразить я не успел — из малины выглянул Андрей Гутаров, один из братьев-охранников объекта. Раздвинув кусты, он шпионским шепотом сообщил:

— На огороде озирается местный тип Федор. Ну, который продавец рыбы.

— Пропустить, — коротко бросил я.

Ярко-красные губы на бледном лице Андрея скрылись за кустами, а на тропинке показался Федя. Пригибаясь и оглядываясь, он крался с огородов. Антон хмыкнул удивленно.

— Привет науке, — сдвинув стопку книжек, рыбак плюхнулся на скамейку. Сегодня он был облачен цивильно — в цветастую рубаху и серые брюки-клеш.

— Добрый день, — вежливо ответил Антон. — Ты чего без машины?

— Выходной у меня, — злобно буркнул Федор. — Пешком гуляю. Боже правый, чуть не заблудился на этих плантациях.

— Душа горит и требует опохмелиться, — догадался я.

— Кассандра, блин, — согласился с моим предположением Федя.

— Каждое утро начинается одинаково, — я продолжал пророчить. — Рассол уже не помогает, а водки, естественно, дома нет. Приходится бежать… Куда?

— Куда, куда, — вспылил он. — В магазин! И никто не продает, представляешь? Теща, гадюка такая, всю округу запугала. Люська из будки только сиськи показывает, а выпить не дает. Профурсетка несчастная, у нее алкоголя нету, видите ли! И Зинка в «Рыбкоопе» делает круглые глаза… Мужики на улице отворачиваются. Морду воротят, козлы! Один ты у меня на последнюю надежду остался. Нальешь?

— Налью, — не стал его огорчать, и выдал риторический вопрос: — А не тяпнуть ли нам пивка?

— Эй, эй, — осадил меня Антон. — Полегче на поворотах. У меня план, сегодня надо учебник дочитать!

— Да не буду, не буду, — отмахнулся я. — Это так, стандартная фраза для закрепления контакта.

— Оборот речи — другое дело, — потянувшись, Антон поднялся. — Только сначала закусить найду.

Кастрюля рыбного супа, превратившаяся в холодец, из погреба перекочевала на стол. Горчицу с хреном я не забыл, как и свежую зелень.

— Ты чего морщишься? — махнув стакан пенного напитка, рыбак блаженно ухмыльнулся. Затем вооружился ложкой, поэтому дальше говорил невнятно. — Заболел?

— Живот тянет, — честно признался Антон, наблюдая за уничтожением солидной порции холодца.

— Шел, упал, очнулся, гипс?

— Ага, примерно два раза.

Из-под раскладушки вылез Рекс и, вывалив язык, укоризненно уставился на Антона.

— Как же так?! — немой вопрос читался в его глазах. — Где твоя совесть, хозяин? Гостей кормишь, а единственного друга?

Пришлось наполнять собачью миску кашей с мясом. Откуда ни возьмись, нарисовался кот Лапик — чтобы снять пробу. Он и раньше не голодал, но по незыблемым законам стаи вожак всегда подходит к еде первым.

— Щенок у тебя какой-то квадратный, — заметил Федя. — Чем ты его пичкаешь?

— Не одной только рыбой, — хмыкнул я, выставляя очередную порцию «Рижского».

— А водки нет? — Федор задал важный вопрос, бросая алчные взгляды на зеленое стекло бутылки, запотевшее и покрывшееся капельками влаги.

— Пиво без водки — деньги на ветер? — съехидничал Антон.

— А что, нормально, — иронию гость не воспринял.

— Федя, ты бухаешь, потому что алкаш, или есть на то причина? — наша с ним тайная связь предполагала некую доверительность, и здесь я не ошибся.

— Жена от меня ушла, — он вздохнул. — Две недели как. Детей собрала и съехала к маме.

— У тебя дети? — удивился Антон.

— Иван да Марья, погодки, — Федя мечтательно улыбнулся. — Козявки. Малые еще, но слово «папа» знают. Теперь забудут…

— А почему ушла? — в разговор ласково влез я.

— Сказала, не собирается с алкашом жить, — Федор равномерно хлебал вторую порцию застывшего рыбного супчика. — Молодость, сказала, загубил, и жизнь в пытку превратил. И еще не хочет смотреть, как человек обращается в обезьяну.

— Серьезное заявление… — я полностью был согласен с Фединой женой. Слава богу, о рукоприкладстве речь не идет. — Часто пьешь?

— Так у нас в бригаде как заведено — работу на тоне закончили, продрогли. По чарке обязательно, — Федор докладывал обстоятельно. — Ну а если праздник какой, или причина важная — к пивняку всей командой. Или вот еще, когда икра идет. Под свежепробойную — святое дело.

— Значит, выхода нет? — я гнул свою линию. — Все, как один, рыбаки в бригаде алкаши?

— Та не, — Федор махнул рукой. — Многие пригубят только — и домой.

— А ты не можешь вовремя остановиться, значит? Между первой и второй перерывчик небольшой?

— Выходит, так, — Федя одним глотком махнул стакан пива. — Между первой и второй наливай еще одну — это про меня.

— А ты согласен, что Люба твоя права? Согласен, что нафиг ей нужен пропащий человек?

— Я уже и к бабке ходил, шептала она мне. Не отшептала…

— Не поможет тебе бабка, — вздохнул я. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Хочешь совет?

— Плавать научишь? — он прищурился с язвительной улыбкой.

— Ты умеешь, Федя. Но не хочешь.

— Да?! — язвительная улыбка сменилась насмешливой.

— Недавно британские ученые выявили причину алкоголизма, — я подлил Феде пива.

— Вот это новость, — изумился он, вытирая белую пену под носом. — И в чем тут дело?

Не в обиду Феде, но я хотел испытать на нем нашу двойную силу. Несколькими днями ранее мы провели весьма успешные переговоры с Федотом, о которых я уже рассказывал. Да и Надежда Козловская выправлялась неслабыми темпами.

— Бытует мнение, что это болезнь, — излагая теорию, я наслаждался компотом. — Якобы у алкоголика есть генетическая предрасположенность. С другой стороны, влияет место проживания и воспитание.

— Логично, — задумчиво кивнул Федя, разрывая таранку. — С волками жить, по-волчьи выть. Разве нет?

— На первый взгляд вывод ученых кажется логичным, исходя изжизненных наблюдений.

— А на самом деле все не так, как в действительности? — раз парень взялся иронизировать, значит, здоровье пошло на поправку.

— На самом деле одна из основных причин привязанности человека к спиртным напиткам — это нарушение работы гормона «дофамин», который еще называют гормоном радости.

— О как! — восхитился Федя. — Без водки нет радости? А ведь точно.

— Ученые считают, что в процессе употребления спиртного происходит всплеск дофамина. То есть алкоголь как бы «дрессирует» человека. Когда ты пьешь — тебе хорошо, когда ты не пьешь — тебе грустно и тоскливо.

— Когда пью — хорошо, — согласился Федя. — Зато утром очень тоскливо…

— Депрессия характерна для наркоманов и людей, склонных к алкоголизму. Наука считает, что во время застолья дофамин воздействует на нервную систему, вызывая у человека радостное возбуждение. Гормон заставляет с нетерпением ожидать следующего бокала, чтобы получить удовольствие от процесса. Но у меня, Федор, по твоей ситуации сложилось другое мнение, — вздохнул я. — Ты не больной товарищ, ты дезертир.

— Да?! — Федя поперхнулся. — Откуда это я дезертировал?

— От семьи, Федя, — безжалостно отрезал я. — От родных людей ты скрылся за пьяным угаром.

Парень начал наливаться красным. Но вылиться возмущению я не дал:

— Ты погодь кипеть и кулаки сжимать! Я сам такой был.

— Ты?! — из Феди словно воздух выпустили. — Сколько тебе лет, пацан, чтобы знать такие вещи?

— Дело не в годах, Федя, а в печальном опыте, — вдаваться в подробности я не стал. — Возникла ситуация, которая меня надломила. Рука потянулась к стакану, когда жизнь покатилась под откос.

Федя слушал, раскрыв рот.

— И что?

— Люди помогли, Федя. Мир не без добрых людей, и человек должен жить среди людей, понимаешь? А алкаш — это предатель своих близких.

— Я не предатель! — от гнева парень снова покраснел.

— Если ты не трус, не предатель, и не салабон, который сам себя гнобит…

— Да!

— Тогда давай руки.

— Зачем? — засомневался он.

Впрочем, ничего удивительного: взрослые речи школьника смутили бы многих взрослых на его месте.

— Каждому человеку в жизни достается немалое количество проблем, для разрешения которых необходима сила. Если целью и смыслом жизни является сама жизнь, то смерть в конце жизни делает бессмысленным все остальное. Дезертиру непонятно, зачем любить кого-то, если все равно умрем. Пойми, Федя, на самом деле смыслом жизни человека является счастье. А что нам дает силу? Только любовь. Без любви нет счастья, и все его признаки, духовные и чувственные, не существуют. Без любви незачем жить, ведь все равно мы умрем. Если в нашей душе не хватает любви, значит надо отказаться от того, что мешает любить. Каждый человек сам выбирает свой путь. Но верный ли дорогой ты идешь, Федя?

— Что-то меня мороз продрал, — он зябко передернул плечами.

— Это называется аутотренинг. Вспомни что-нибудь приятное из прошлой жизни, — я зачитал Феде мантры про водопад и речку. — Работаем вместе! Шумит водопад, течет вода, и вместе с ней уходит желание выпить. У нас есть более важное в этой жизни: семья, дети, дом…

Мы работали втроем в поте лица — уж Антон точно вспотел и дышал тяжело. От одного занятия трудно ожидать ошеломительного эффекта, но я знал, как закрепить этот урок.

— Никто тебе не запрещает рюмочку, Федя, — сказал я, убирая руки, и стакан с компотом пришелся кстати. — Главное, знать меру. Вот смотри, ты уговорил пару бутылок «Рижского». Так?

— Так.

— Вот и хватит на сегодня! Пора делом заняться.

— Хм… Какое еще дело? — оторопел он. — У меня выходной…

— Сейчас ты пойдешь в баню, — надавил я.

— В баню?!

— Именно. Пострижешься, побреешься, хорошенько попаришься. А потом позовешь свою Любу на свидание. Федино лицо вытянулось:

— Да там же теща на страже бдит, не спит! Шваброй погонит…

— А мы ее купим, взяткой задобрим. Дамские духи, Федя, страшная сила, — я сходит на веранду за пакетом. — Вот, смотри, «Шанель номер пять». Один пузырек теще сразу отдашь, другой прибереги, завтра вручишь. Это «Мажи Нуар», редкая вещь. А Любе обязательно цветы! Большой букет. Есть дома цветы?

— Так, это, дома на клумбах много чего растет…

— Ну так чего сидим, кого ждем? Вперед Федя, нас ждут великие дела!

— Погоди, а деньги? — пригорюнился он. — У меня столько нет.

Здесь надо заметить, что большой флакон польских духов «Пани Валевска» в магазине стоил тридцать пять рублей, а французские «фиджи» или «Клима» — двадцать пять. За маленький «Мажи нуар» в драку надо было отдать сорок пять рублей. У спекулянтов цены на дефицит увеличивались до уровня одной зарплаты, которая составляла около ста рублей в месяц.

— А это расчет за икру, Федя, — пришлось насильно вставлять ему в руки пузырьки. — И я еще должен тебе, понял? Твои поставки продолжаются, теперь за деньги. И опохмелять тебя больше не буду.

— Как это?! — взгляд Феди метнулся к недопитому стакану пива.

— Потому что ты серьезный человек, — тон психотерапевта предполагал основательность и уверенность. — Нет совершенной религии и веры, нет лучшей или худшей из них. Бог один, Федя, но начинается он с любви. Молись кому хочешь, но помни простые заповеди: жить по совести, уважать своих предков, любить.

— Я их люблю…

— Стой, Федя. Ничего не говори. Если тебе стыдно, просто вернись на брошенную позицию, — мы с Антоном надавили из последних сил, Федор даже дернулся. — Еще не все потеряно. Да, детям мороженое не забудь.

— Мороженое?!

— Или пирожное. Неважно. Ты уверен в себе, понял?

— Хм…

Вслед парню Антон добавил посыл:

— Завтра заходи, как рыбу распродашь. Если посчитаешь нужным, обсудим план дальнейшего наступления на крепость.

Пропустив ошарашенного Федора, в калитку степенно вошел старшина Максим Максимыч.

— Привет науке, — сняв фуражку, старшина пригладил пегие волосы. — Михалыч, разговор есть.

Этот экстрасенс с огненными папиросами, как и шустрые девчонки, вычислил меня на раз. Ну как они это делают?

— Ишь ты, щеночек какой толстый стал, — пробурчал милиционер. — Раскормили колобка, понимаешь…

Бросив мяч, Рекс решил атаковать его сапог. От злобного волкодава старшине пришлось со смехом отбиваться, а потом он огляделся.

— Где Вера? — по его тону я ощутил грядущие неприятности.

— К себе пошла, постирушку затеяла.

— Странно, а трубку не берет, — нахмурился старшина.

— И не возьмет. Мы же договорились: Веры дома нет. Или в институте, или в библиотеке. А то и гулять ушла, дело молодое. Говори, что случилось.

— Хозяин Нину Ивановну ищет. Велел вчера капитану Щеглову все бросить, чтобы быстренько найти.

— И что?

— А Щеглов не нашел! Телефон никто не берет, он вечером сюда приехал. Веру не застал, в деревню поехал. Там сказали — была, и убыла в Кисловодск. Так что капитан быстренько командировку оформил, и умотал на курорт, — Максим Максимыч хитро прищурился. — Думаю, долго еще будет искать.

— Ну, этот вариант полковник Уваров предрекал давно, — я налил старшине компота. Себя под шумок тоже не забыл. — Что еще, не томи.

— С утра Хозяин построение устроил. Давно такого не было — всех собрал. И машинисток с паспортистками в строй поставил. Объявление необычное: в городе появились фальшивые деньги. Качество подделки высокое, единственным признаком фальшивки является сильная изношенность сторублевой купюры. Обо всех подозрительных фактах велено сообщать в дежурную часть или прямо в ОБХСС, капитану Агопяну.

— Так-так, — я махом допил компот. — Потрепанная сторублеваякупюра, говоришь? Однако! Придется нам, старшина, к своему начальству на построение идти. От полковника Уварова такие новости скрывать не пристало.

В больничной палате мало что изменилось с недавнего посещения. Так же пахло медикаментами, сплит по-прежнему гнал прохладу, а Коля Уваров, сидя возле Нины Ивановны, что-то читал ей с планшета. Как обычно, Нина охала.

— Антон, ну ты даешь! — воскликнул Коля, сдвигая очки на лоб. — Опять старшину в милицейской форме сюда притащил. Что случилось?

— Здравия желаю, товарищ полковник! — Максим Максимыч, кажется, щелкнул каблуками. — Доброго утречка, Нина Ивановна!

— Докладывай, старшина, — напомнил я причину визита.

Розыск Нины Радиной Коля воспринял индифферентно, не вдохновился, а вот сообщение о фальшивых деньгах он переваривал долго. Потом полез в холодильник.

— Что Нину искать начали, это нормально, — изрек он, обозревая недра хранилища. — Раненько чего-то, но тут вопросов нет. А вот советские деньги проблема. Эх, моя недоработка… Максим Максимыч, как догадался?

— А мне Антон их давал на питание, — хмыкнул старшина. — И все, понимаешь, какие-то древние да пожеванные.

— Так, старшина, топай в душ, — решил Уваров, накрывая на стол. — Помоешься, наденешь мою пижаму — и на обследование. Раз такая оказия, посмотрим твой организм через компьютер.

— О чем вы говорите, товарищ полковник? Да я о сердечных проблемах думать забыл! — хмыкнул старшина. — Еще после того путешествия с Михалычем другим человек стал.

— Как это? — с интересом в глазах Уваров остановился.

— Жинка нарадоваться не может, мужская сила так и прет, — простодушно пояснил старшина. — И никаких перебоев в пламенном моторе, одна услада.

Нина тихонько засмеялась, прикрыв рот рукой.

— Ладно, давай-давай, это дело тоже помой хорошенько, — Коля затолкал его в душ. — Врачу покажемся, может чего укоротить надо?

— Сатрапы режима! Чего удумали? Нет у вас такого права! — закричал старшина из душа. — Помыться-то я помоюсь, конечно, но никуда с вами не пойду! Буду здесь Михалыча дожидаться.

Закрывшись подушкой, Нина ржала так, что кровать дрожала.