Милицейский старшина храпел под капельницей. С присвистом гудел так мощно, что койка Антона шаталась и вздрагивала. Зато никто не мешал Коле шептаться с Ниной. В палате они остались втроем — Антон Бережной убыл проведать своих внуков.

— Как думаешь, Коля, почему одну меня ищут, и не поминают Игоря Неделькина?

Вместо отклика Уваров озвучил свой вопрос:

— А разве твои отношения с собственным помощником представляли для окружающих тайну?

— Хм… Такое скрыть невозможно, пожалуй. Да мы особенно и не прятались, в прошлом году в отпуск вместе ходили. И в позапрошлом… — у Нины заблестели глаза. — Как приличная семья, с Верочкой у моря загорали.

— Вот тебе и ответ, — резюмировал Уваров. — Ты не вышла на связь, и чекисты принялись искать по своим каналам. Милиция просто дублирует поиски. Найдется майор Радина — Игорь Неделькин должен быть рядом. Не сам же начальник милиции вздумал тебя вызвать, сверху подсказали…

— Насколько знаю, полковнику Ягубянцу рекомендовали не очень обращать на меня внимания, — согласилась Нина. — Да я ему особенно и не отчитывалась, у Инспекции по личному составу свои задачи и своя кухня. По курьерской работе в известность ставила, а куда и зачем командировка — он мог только догадываться.

— А как ты вообще попала на эту работу?

— Гитлер помог. Детство у меня было невеселое, как раз на войну пришлось. А под конец так и повоевать довелось. Эх, боевая девка я была… А потом мама меня в спецшколу НКВД определила — она в Управлении контрразведки «Смерш» немалый чин занимала. Воспользовалась мама служебным положением, и пристроила кровинушку в диверсанты. Блат, Коля, великое дело. Там я познакомилась с отцом Веры.

— Интересно бы знать, кто это, — пробормотал Коля. — Мне докопаться не удалось. Тайна, покрытая мраком.

Разочаровывать его Нина не стала:

— Сейчас подниму завесу. Роман у нас был бурный, но короткий. Случилось так, что служба унесла его далеко и надолго. В общем, я успела родить и вырастить девчонку. Любовь прошла, рассказы об отце мне показались лишними — и мама моя имени не знает, и Вера не ведает. А полгода назад его перевели к нам, моим непосредственным начальником от КГБ.

— Так-так… — начал догадываться Коля. — Ну-ка, Гюльчатай, открой личико!

— Да, звать папашу Виктор Острожный, и про дочку ему не ведомо.

— А что он знает?

— Перед акцией в ЦК КПСС я ему намекнула, что пора сматывать удочки.

— Он в курсе наших дел?! — от возмущения Уваров даже подскочил.

— Нет, просто объявила «ситуацию сорок». По нашей с ним системе связи это означает полную эвакуацию — мол, сама ухожу на дно, и ему советую. Витя сразу заболел, отпуск оформил — сейчас в Сочи должен сидеть. Вместе с семьей, естественно. Обещала навестить.

— И ты молчала?!

— Так по твоим расчетам у нас еще неделя должна быть, как минимум! И потом, я боялась, что будешь ругать…

— Не буду! Это же отличный ход! — полковник яростно потел щеку. — Теперь чекисты и его искать станут. Это же красота какая, неразбериха полная!

— Я тоже об этом думала, — призналась Нина. — Но сначала пожалела парня. Когда меня под раздачу в феврале пустят, его точно чаша сия не минёт.

— А если мы его сюда переманим? Такого головореза тебе в пару, а?

Искоса Нина бросила оценивающий взгляд. В любой реплике женщина видит десяток подтекстов, и еще столько же догадок болтается в ее голове.

— Так я о чем! В пару годится, но только головорезом. Витька не подведет, отвечаю. Клинья под меня бить еще может, но это его единственный недостаток. Кобель мартовский! За полгода вместо руководящих указаний кучей знаков внимания завалил. Так что беседовать будешь сам.

— Еще чего… Вербовать партнера будешь ты, — отрезал Коля. — Сначала это будет твой человек, а уже потом наш. А мое дело наблюдать и анализировать. Причем удаленно, в режиме телеконференции.

— Вот прямо здесь?

— Именно. Наша палата — помещение проверенное, я а парке с планшетом посижу.

— Коля, но я же вся побитая… — Нина сменила тон на жалобный.

Он демонстративно не обратил на это внимания:

— И очень хорошо.

— Да?!

— В смысле вербовки замечательно. Твои синяки — аргумент в нашу пользу.

— Тогда я тщательно бинтами замотаюсь.

— Не тщательно, — безжалостно возразил Коля. — Впрочем, подготовкой я сам займусь. В собственных архивах надо еще покопаться.

***

— Товарищи офицеры, а теперь, пока Михалыча нет, можно без шуток поговорить? — прекративший храпеть старшина выглядел совершенно не сонным. — Что вообще происходит, товарищ полковник?

— А оно тебе надо, Максим? — Коля Уваров взглянул поверх очков. — Многие знания — многие печали, знаешь ли.

— Что-то мне показалось, — хмыкнул старшина, — будто вы больше Михалыча успокаивали. А меня не надо, я калач тертый.

— Ишь ты, Кассандра нашлась, — Нина взглянула в сторону Уварова. — Думаю, надо Максима Максимыча просветить. Когда-то, когда еще деревья были зелеными, он меня стрелять учил. И вообще, мы друг друга давно знаем, с партизанского отряда… Наш человек.

— Тогда пожалуй, — пожевав губами, согласился Коля. — Понимаешь, старшина, на самом деле все сложнее — сейчас многим партийным начальникам не до фальшивого денежного билета. У них ЧП планетарного масштаба: из здания ЦК КПСС важный товарищ пропал. Вот эту проблему спишут на происки врагов точно. И роют они сейчас только в этом направлении.

— И чего этот важный товарищ такого натворил, что вы его умыкнули, Николай Сергеич? — старшина остро взглянул в глаза Коле Уварову.

— А деньги он украл, старшина, — честно признался Коля. — Народные богатства увел, вот мы его и прищучили.

— Признался? — хмыкнул милиционер, иронично кривя губы. Видимо, методы работы НКВД ему были хорошо известны.

На иронию Уваров ответил серьезно:

— Не веришь в признание, как царицу доказательств? Зря. Без мордобоя вот такую книгу признаний написал, — Коля показал толщину размера. — И еще пишет. Дать почитать?

— Лихо работаете, — восхитился старшина. — Молодцы. А читать не буду, лишнее это. Так верю. Но ведь искать будут серьезно, а то как найдут?

— Искать будут, конечно, всеми силами. Если помнишь, 17 декабря 1967 года пропал премьер-министр Австралии, Гарольд Холт.

— Что-то такое писали в газете, — кивнул старшина.

— Напомню. Пошел, понимаешь, премьер-министр вместе с друзьями искупаться в заливе у Мельбурна, и бесследно исчез в волнах океанического прибоя. Три дня искали, но не нашли ни живым, ни мертвым. После загадочного исчезновения премьер-министра в обиход прочно вошло выражение «сделать Гарольда Холта», что в переводе на русский язык означает «кануть в воду и бесследно исчезнуть».

— Хм…

— А мы, Максим, «сделали» не такую большую шишку, но вони будет не меньше. Деньги, брат, до определенного предела всего лишь деньги. А вот деньги Международного отдела ЦК КПСС — это власть. Власть, которую дают Большие деньги. Что сделали большевики сразу после захвата Зимнего дворца? Никогда не догадаешься. Первым делом большевики бросились искать сокровища Романовых. Это так называемая бриллиантовая комната — коронные драгоценности России и личные украшения семьи Романовых.

— Нашли?

— Нет. Их там давно не было, царь все вывез в Москву, в Оружейную палату московского Кремля. Но позже нашли, конечно.

— Подожди, также рядом Эрмитаж…

— Точно. Эрмитаж опечатали в эту ночь. А на следующий день специальная комиссия все переписала. Готовились к революции товарищи большевики… Учли, оценили, а потом продали. И не важно, что по дешевке. Они память своей страны продали. Впрочем, какая она «своя» для Троцкого? Весной 1919 года декретом «О запрещении вывоза и продажи за границей предметов особого художественного значения» частным лицам запретили вывоз ценностей. Только себе советское государство позволило продавать за границей музейные ценности. И продавало. Ох, как продавало…