Неуместные подколки прервал телефон, он вдруг завибрировал у меня в кармане. Аппарат в командировку я не брал, но самовольное поведение мобильника давно уже не удивляло.

— Дед, привет! — закричала Маруся из трубки. — У нас кончается творог и молоко! И если принесешь сметаны, тоже будет кстати.

— Как поживает маленький Антон? — я отошел к окну, мои личные разговоры окружающим слушать незачем.

Нина продолжала подшучивать над Виктором и Викой, пытаясь таким образом снять напряжение, бушевавшее внутри Острожного. Но это их дела, сами разберутся.

— Отлично поживает, и кушает хорошо! — сообщила Маруся. -

Распробовал черную икру и майский мед. Но я понемножку угощаю, так что осталось еще много. Дед, денег дашь?

— Зачем?

Деньги у меня были. Пятнадцатикопеечные монеты потихоньку продавались, обращаясь полноценными тысячами. Однако на даче сложился полный пансион. «Все включено», почитай как на турецком курорте. Зачем ей деньги?

— Да я тут машину немножко покоцала… — внучка замялась. — Крыло надо покрасить.

— Опять?! Блин, а кто обещал аккуратно ездить?! — в сердцах воскликнул я. — Бедный «Рено», несчастный страдалец… Вот чья-то вредная задница получит у меня ремня!

— Дед, не надо! — Маруся перепугалась. Совсем недавно, несколько лет назад я не стеснялся в педагогических приемах. — Я тихонько, почти ползком, только столбик не заметила!

— Ничего не делай, сам разберусь, сам покрашу, — скрывая раздражение, я закончил разговор. Постоял немного, потом обернулся. — Разрешите идти, Николай Сергеич?

Коля, водрузив рядом с закусками бутылку коньяка, разглядывал создавшийся натюрморт. Выпивать в новой компании меня совершенно не тянуло, тем более теперь, когда кроме домашних дел образовалось еще одно.

— Что ж, можешь отдыхать, — тот остро взглянул на меня. — Позвоню, когда понадобишься.

Ну вот, дожился. Пройдет немного времени, и на меня будут покрикивать: «эй, извозчик, двоих до вокзала подбросишь?».

— Кстати, у нас тоже кончаются продукты, — добавил Уваров.

— Денег давай! — злобно пробурчал я, вынимая из урны мусорный пакет. Удивлять местную уборщицу нашими отходами и стеклотарой было бы неправильно, и эта задача тоже лежала на мне.

— Ну ты это, — примирительно пробормотал Уваров, — в долг возьми у Риммы. А я тем временем придумаю чего-нибудь.

— Ладно, — я прощально махнул рукой. — Люське в киоске уже торчу, хватит. Сам придумаю чего-нибудь.

Великий революционер Красин для классовой борьбы изготавливал бомбы, левые паспорта и фальшивые деньги. Мне же пришлось снова вернуться к контрабанде. И хотя нелегальная негоция есть преступление, которое советское государство рассматривает как покушение на монополию внешней торговли, деваться мне было некуда.

А что еще прикажете? Когда костлявая рука голода хватает за горло, надо вертеться. После ранения Антону необходимо усиленное питание, собственной курочкой и огородом здесь не выкрутишься. Молочко от Риммы, мясо с рынка и сосиски из Люськиной будки требуют вложений. Щенок тоже объедками сыт не будет, ветеринарный доктор целое меню ребенку расписал.

А мама с папой уверены, что деньги у Антона есть, и разочаровывать их незачем. Тяжкие размышления не принесли иных вариантов, кроме хрусталя. Попугаями торговать опасно — весьма заметный и редкий товар, импортное женское белье того хуже. Парфюмерия с бижутерией тоже засада из похожей серии — как ни берегись, а слухи поползут. К сожалению, не те времена и не те нравы, слишком наглядно.

А посуду для начала даже покупать не надо! Дома накопилось хрупкого добра полный шкаф и еще куча коробочек. Много лет наполнялся этот чемодан без ручки, а под конец и выкинуть жалко, и тащить тяжело. Неподъёмная хрустальная пепельница, которую я сторговал Люське, пошла со свистом, так чего тянуть?

По завершению разгрузки шкафов и кладовок, широкий кухонный стол оказался весь заставлен сверкающей красотой — судками для закусок, конфетницами, салатницами и корзинками. С краю пристроился солидный выводок разнокалиберных рюмок, стопочек и фужеров. Парочка шикарных графинов, украшенных увесистой пробкой, возглавляла это стадо.

Планомерно, с укусом и синькой, я драил все подряд хлопчатобумажными перчатками. Потом бережно протирал салфетками из микрофибры. Еще и подпевал — с экрана телевизора «Пинк Флойд» весьма способствовал творческому процессу. Оказывается, талант посудомойки дремал во мне всю жизнь! Так увлекся, что не заметил, как на кухню вошла соседка Рита.

— Что-то зачастил ты домой, — заметила она. Переступив через коробки, уселась на стул рядом. — А я ездила в «Ашан», заодно свежего кошачьего корма набрала. Там акция-распродажа, недорого вышло.

Тут же нарисовалась Алиса, чтобы поучаствовать в акции по дегустации кошачьего корма. Хороший аппетит кошки говорил об одном: беременность протекает нормально. Ну Лапик, ну удружил! Скотина бессовестная.

— Скока денег? — стянув перчатку, я полез в карман.

— И не стыдно такое говорить? — возмутилась она. — Ты мне кажный год урожай с дачи отдаешь, технику домашнюю чинишь, а я за такую ерунду буду деньги требовать? Побойся бога.

— Ладно, — согласился я. — Замнем для ясности. Настоящего компота хочешь?

— Будто компота я не видела, — хмыкнула она. — Все антресоли банками забиты.

— А ты попробуй, — из хрустального графина разлил по хрустальным стаканам ярко-багровый огонь.

Рита пригубила, почмокала губами, а потом пробормотала потрясенно:

— Вкусно… Удивил! Рецептик надо переписать.

Усмехнувшись, я промолчал — рецепт переписать несложно, только таких ингредиентов здесь не производят.

— А что за грандиозная уборка? Никак переезжаешь?

— Да нет, — присев рядом, я вытер пот со лба. — Все проще. Деньги кончились, а тут покупатель на хрусталь объявился.

— Да что ты говоришь?! — удивилась она. — Кому в наше время такое надо? Тяжесть и ужасный головняк с мытьем.

— На любой товар есть потребитель, — глубокомысленно изрек я. — Только его найти надо.

— Слушай, Антон, а возьми мой хрусталь? — воскликнула она. — Перед Новым годом того и делаю, что пыль стираю. А пользоваться никто не пользуется, одна морока! Давно бы к чертям выкинула, да рука не поднимается. Я тебе и помыть помогу. Забери с глаз долой, а? Узкий столик в больничной палате был завален бумажными папками. Нина дремала, а оба полковника, Уваров с Острожным, имели бледный вид с красными глазами.

— Картежники всю ночь сидели над пулькой, — догадался я, водружая сумку на угол стола.

— Твои слова, да богу в душу, — Нина зевнула. — Антон, как же мне надоело валяться! Сегодня будешь меня лечить?

— И обнимать буду, голубушка, и руки возлагать, — интонациями лысого доктора проворковал я, и принялся выгружать продукты. — Кстати, попу не помешало бы помассировать, для профилактики пролежней.

— Охальник… — она томно прикрыла глаза. — Не говори глупостей, люди же кругом!

— Молочко, творожок! — обрадовался поначалу Коля, но потом нахмурился. — А почему «Кубанская буренка»?

— Правильное советское питание будет позже, — злорадно заметил я. — Как только правильные деньги появятся.

— А они появятся? — Уваров тоже умел догадываться. — Чую, что-то ты придумал.

— А тебе казалось, я только сумки таскать способен?

Виктор Острожный к разговорам не прислушивался — внимательно изучал какой-то документ.

— Значит так, — сказал он, закрывая очередную папку. — В целом ситуация ясна.

Пикировка моментально увяла, Коля посерьезнел:

— Что скажешь?

— Душой я с вами, но надо родных подготовить. У меня военная семья, знаете ли. Вика физкультуре пограничников обучает, жена тоже офицер, только по медицинской части. Младшей дочери десять лет, однако право голоса имеет.

— Не вижу проблем, — Коля посмотрел на Нину, и та кивнула. — Повторюсь: устроим всех. Квартирой обеспечим, женщин твоих легализуем, работу найдем. Ребенок в школу пойдет. Короче, все как у людей. Ну а тебе обеспечим занятие по специальности. Вопросы?

— Вопросов будет много, — пообещал Острожный. — И для начала главный. Как так получилось, что в личном деле Нины Радиной нет сведений о дочери? Это дело лежит в моем сейфе, и я отлично помню графы о семейном положении: «не замужем» и «детей нет». Не было детей, и налог за бездетность аккуратно уплачивается!

— Так получилось, Витя, — замявшись, Нина смотрела в сторону.

— И как это так получилось? — отговорки его не устраивали.

Едва сдерживаемый гнев Виктора заставил Нину признаться:

— Мама на себя Верочку записала, чтобы мне биографию не портить. Маме было все равно, а я как-никак молодой офицер, комсомолка, и вдруг «на» тебе — безотцовщина. Тогда к этому строго относились.

— Выходит так, что Вера сирота безродная, — резюмировал Острожный. — И кто отец?

Я притих над сумкой продуктов — стало интересно, каким финтом Нина выкрутится из ловушки, в которую сама себя загнала.

— Антон, — простонала она больным голосом. — Как же болит голова… Подойди, пожалуйста, у тебя легкая рука.

Тем временем Острожный покопался в папках, и раскрыл одну из них:

— Справку о смерти Веры Викторовны Радиной, 1953 года рождения, вам достать удалось, — он поднял глаза на Колю. — А фотографии где? Странное дело, ни одного фото девочки, а между прочим, первого сентября ей восемнадцать исполнится!

Нина шумно вздохнула, убрав мою руку со своего лба. И правильно, нечего придуриваться. Голову в песок совать можно, только вряд ли это поможет. Переглянувшись с Ниной, Коля подал ему планшет:

— Листать пальцем, тут все просто.

Острожный «листал» долго. Не только вперед, иногда возвращался и назад. Укрупнял и уменьшал. Лицо Виктора разгладилось, но чувства он не выпустил наружу.

— Это мой ребенок, — Виктор Острожный не спрашивал, он утверждал. — В Ростове живет моя дочь, а ты восемнадцать лет молчала! Эх, Нинка, Нинка… Пороть тебя некому, ни стыда, ни совести.

— Витя, я все объясню! — вскинулась она.

— Ага, конечно. За это убить мало! — отрезал Виктор с каменным лицом. — Но ничего, вот выздоровеешь, я тебя хлеще отделаю.

Лучшая защита — нападение, и Нина пошла в атаку:

— Ага, только пальцем тронь, получишь сдачи! — в соответствии с женской логикой, тон сменился жалобным. — Вить, ты внезапно уехал, и ни одного письма… А мне что делать? Разыскивать в кадрах геройского отца, чтоб и тому биографию испортить?

— Вот дура, прости господи. Я же не на курорт смотался, а задание выполнял, — возмутился Виктор. — Потом тяжелое ранение, по госпиталям год валялся.

— А потом? — Нина сверкнула зеленой стрелой.

— А потом виноват, — вздохнул он покаянно. — Другую встретил, и та любовь прошла.

— Вот и у меня завяли помидоры, — она горько усмехнулась. — Сандали жмут и нам не по пути. А ребенок этот мой. Понятно тебе?

— Здоровый женский эгоизм и чувство собственницы… Но мы к этому еще вернемся, — пообещал Острожный. — Николай Сергеич, вы утверждаете, что деятельность Нины Радиной привела к собственной гибели и смерти дочери.

— Так точно, — Коля поднял удивленный взгляд. — Сомневаешься?

— Да нет, логично, — согласился Виктор. — После всех этих мемуаров деятеля ЦК КПСС, что сидит в вашем подвале, охотно верю. Кстати, с ним можно будет пообщаться, в смысле побеседовать?

— Запросто, — кивнул Уваров, задумчиво размешивая творог в молоке.

— А каким образом КПСС помогала братским партиям, можно узнать более подробно?

— Сегодня это не секрет, в отрытом доступе полно материалов. — облизнув ложку, Уваров выудил из портфеля очередную папку. — Технология вывоза денег была накатанной и довольно примитивной: посредством внешней разведки из Международного отдела ЦК КПСС валюта пересылалась дипломатической почтой в нужную страну. Представители дружеских партий посещали наше посольство, и между делом получали «зарплату» у первого секретаря, легального резидента разведки.

— Так просто? — поразилась Нина.

Видимо, этого она не знала. В самом деле, что может быть проще — в нужной стране вручить наличные нужному человеку из рук в руки. Расписки в получении денег наши резиденты возвращали в Москву специальной почтой. За многие годы сбоев не было, лишь однажды произошел крупный скандал в Новой Зеландии.

Тем временем Коля продолжил:

— Способ второй, еще более простой и безопасный. Политические лидеры западных компартий, верные ленинцы, частенько и вполне официально приезжали в Советский Союз — по делам, либо отдохнуть. А вместе с лечением получали еще немалые суммы наличными. Таким способом пользовался генеральный секретарь компартии США Гэс Холл, когда узнал, что двое его помощников завербованы ФБР. До этого они получали валюту на партийные нужды из рук советских резидентов.

— Так-так, — Виктор Острожный набулькал себе минералки. — Ясно, что ничего не ясно. Тогда зачем козе баян? На хрена городить секретные операции и держать спецов, вроде нас с Ниной?

Коля грустно вздохнул:

— Курьеры нужны именно для секретных операций. Получатель денег может находиться на нелегальном положении, либо светить его связь с СССР нежелательно. А иные борцы за коммунизм вообще прячутся от полиции и широкой публики. Тогда специальный курьер вроде Нины доставляет груз на конспиративную явку.

— Вы так легко об этом говорите… Неужели и эта, совершенно секретная информация теперь лежит в открытом доступе? — спохватился Острожный.

— После развала КГБ, в начале девяностых, все кому ни лень публиковали мемуары, — с горечью прошептала Нина. — Я такого начиталась… Волосы дыбом встают.

— Так вот, — Коля поправил очки. — Возвращаемся к нашим баранам. Частенько курьер просто относил чемоданчик в определенный зарубежный банк, откуда посланец дружеской партии в удобное для себя время забирал деньги.

— Бывало и так, — подтвердила Нина.

— Кроме зашифрованных банковских счетов и коммерческих структур, созданных по приказу и на деньги партии за рубежом, золото КПСС тайно вывозилось на подводных лодках, а затем перегружалось в открытом море на некие иностранные суда.

— Ни фига себе… — а вот это для меня была новость. Оказывается, уже в те времена партия вкладывалась в зарубежный бизнес!

— Дело было поставлено на широкую ногу, и борьба за коммунизм во всем мире требовала денег. Много денег и много кадров. Деньги исправно выделялись, а кадры для коммунистических партий готовил Институт Общественных наук при ЦК КПСС. По сути это был научно-исследовательский центр Международного отдела ЦК, который воспитывал руководителей левых движений и ковал нелегалов. Кроме проблем современного мира и теории классового противостояния, здесь изучали практику вооруженной борьбы. Питомцы Института овладевали тонкостями саботажа, приемами шпионажа и способами диверсий. Их учили стрелять из разного оружия, изменять внешность и шифровать донесения. Выпускник института умел водить все типы автомобилей и даже орудовать саблей на скачущей лошади.

— Нас тоже многому учили, — пробормотала Нина. — Спасибо партии за это.

Коля продолжал вещать:

— Международный отдел ЦК занимался глобальной политикой, что означает идеологическую войну, терроризм и вооруженный захват власти. Ничего удивительного здесь нет, противники Советского Союза действовали такими же методами. К сожалению, война — это продолжение политики иными средствами.

— Да бог с ними, с борцами! — воскликнула Нина. — Пусть переборются до посинения, однако мой куратор из ЦК КПСС под шумок начал из кассы тырить, вот где собака порылась.

— А когда он вас Верой приговорил? — прищурился на Нину Виктор. — Что-то я этого момента не просек.

— В том-то и выверт дела, что ничего такого он пока не планировал, — вместо нее Коля развел руками. — По крайней мере, так он утверждает.

— А «болтунчиком» проверить? — хмыкнул Острожный. — Уж простые вещи, вроде тиопентала натрия, у вас наверняка имеются.

Уваров отпираться не стал:

— Фармакология на месте не стоит, «лекарствами истины» располагаем. Да и детектор лжи неоднократно применяли, конечно. Пациент не врет.

— То есть операции, на которой погорела Нина, еще не произошло? Подельники куратора вам известны… — Виктор хлопнул рукой по папкам. — Но привлечь за убийство их нельзя?

— Вроде бы парадокс, — Колины губы сжались в узкую щель. — Тем не менее, для себя я давно все решил: виновны. Вера однажды умерла, хватит. Второго раза ждать не будем.

Нина смахнула слезу, я молча кивнул, и Виктор Острожный вердикт поддержал:

— Воровать нехорошо, одного этого преступления достаточно. А почему мы не можем отнести добытые материалы товарищу Брежневу? Леонид Ильич разберется, даст партийное поручение, и врагов разоблачат.

— Ты прав. Родина должна знать своих героев, — согласно кивнул Коля. — Но к Леониду Ильичу мы не пойдем.

— Почему?

— Если бы Брежнев правил единолично… Как бы стало здорово — император при стопроцентном рейтинге. Но правит не царь, а бояре. Ты не представляешь, какая там каша в Политбюро — каждый клан проталкивает свои решения. У Суслова своя коалиция, у Андропова своя. Косыгин гнет свою линию по дрова, а Кириленко с украинской группой — в лес. Ну и вокруг Брежнева свое мини-полибюро, конечно.

— Хм… — поперхнулся Виктор, переваривая метафоры Уварова.

— Учти, это я крупными мазками картину нарисовал. На самом деле в зверинце хищников больше, и стаи иногда объединяются, чтобы потом, после очередного сражения, рассыпаться на новые осколки.

— И что делать? — Острожный слегка растерялся.

— Сначала я думал просто: шлепнуть куратора и его подельников, а потом будь, что будет, по известному завету Наполеона «ввяжемся в бой, а там посмотрим». Однако затем вспомнил, что внутри ЦК КПСС имеется смотрящий.

— Какой еще смотрящий?!

— Комитет Партийного Контроля.

— М-да, КПК сила, — Острожный уважительно покивал головой. — С жалобами на раз разбирается.

— Комитет Партийного Контроля не только с жалобами населения работает, в первую очередь это контрразведка партии. А враги у партии всегда были, особенно внутренние. Ну вот как этот, что у меня в подвале сидит. Мы его мемуары в ЦК КПСС и подбросим. С подписью на обложке: «в комитет партийного контроля».

— Да кто ж вас туда пустит? — опешил Виктор.

Коля на это ухмыльнулся:

— А мы спрашивать не будем. Да, Антон Михалыч?