Моими хлопотами веранда заполнилась кучками посуды. Я решил не мелочиться, и заодно избавился от всяческого барахла. Кроме хрусталя, за многие годы в моей квартире накопился троекратный боезапас стекла и керамики — изрядно добра нажил, вагон и маленькую тележку.

Зачем мне спрятанные по шкафам заварные чайники, кофейники и расписные фаянсовые супницы, вместе с окружающими их тарелками? Большую часть фарфорового добра притащили в дом гости, в качестве подарков. И вот так, при подарочной упаковке, вещички перекочевали на хранение. Но ничего, теперь найдется им достойное применение. Мне пришлось совершить десяток ходок, рекордный заплыв получился. Но сначала разбудил сладкую парочку — как обычно, Вера почивала на Антоновом плече. Вдохнув чудный девичий запах, бодрым голосом диктора я воскликнул:

— Доброе утро, товарищи. Начинаем утреннюю гимнастику!

Подскочив, Вера потерла припухший глаз.

— Дед, привет! А что это за хрустальный звон? — одернув футболку, с осторожным удивлением она тронула картонную коробку, возникшую на Антоновой груди.

Я мазнул взглядом по едва прикрытым бедрам. Так вот кто приватизировал мои любимые старые майки! То-то я их после квартиранток найти не могу. А Вера выстиранные футболки вместо ночнушек приспособила… Анюта, небось, тоже в грабеже поучаствовала. Что ж, придется мне новые наряды покупать.

— Ящик снимаем, Вера. Аккуратно тащим в угол, — скомандовал я. — И готовимся принять следующий!

Физзарядка вышла знатная, и мне и девчонке, только Антон опять сачканул. И теперь, лежа на тахте, он наблюдал за девчонкой, перебирающей мои богатства.

— И эту красоту ты решил продать, Дед? — с печальным взором она гладила пальчиком изящную чайную кружку.

— А чего жалеть? — удивился я. — Большое дело, бесполезное стекло и камень.

Антон подозрительно долго молчал, а потом прошептал:

— Может быть, Вере чего-нибудь продашь? Деньги у нее есть.

— С ума сошел? — еще более удивился я. А потом опомнился: — Для вас же стараюсь! Просто хочу сбагрить ненужный хлам, чтоб нужное добро купить! Разве с самого начала не сказал, что продается лишнее? Понял, нет? Лишнее! Вот те тарелки, например, на кухню пойдут. И комплект столовых приборов из мельхиора там же пригодится. А что еще считаешь нужным — откладывай, ради бога!

Антон мигом подхватился с тахты:

— Вера, ну-ка глянь внимательным взглядом, чего нам в хозяйстве не хватает?

Понятливая девчонка глянула: бросилась сортировать коробки. И через полчаса суеты Антон осознал, что такое неправильно поставленная задача — весь стол оказался заполнен «нехватающей» в доме посудой.

— А зачем тебе расписная супница? — осведомился он, нахмурив брови. — Или вот, двенадцать фужеров. Двенадцать, Вера! Серебряная солонка зачем?

— Но Тоша, это же так красиво! — она готова была расплакаться.

— Фарфоровый половник? — наседал он. — Чайный сервиз? Хотя нет, чайный сервиз пусть будет, родители же в гости придут…

Мне оставалось только грустно усмехаться — большая часть моего бесполезного добра превращалась в бесполезное добро здесь, у Антона.

Поглядывая на Веру, хлопочущую над посудой, я вспоминал Виктора Острожного. Господи, как же девчонка на отца похожа! И лицом, и повадками — такая же маленькая, да удаленькая. Вчера, прощаясь у цветомузыкального фонтана в Сочи, Виктор спросил осторожно:

— Встречу с дочерью можете мне организовать, Антон Михалыч? Анюта понятливо хмыкнула, шмыгнула и вдруг захлюпала носом — женский взгляд все видит лучше прожектора, и Нюся сходство сразу подметила.

Отказывать было бы глупо, живой отец и взрослому человеку нужен. А уж Вере это крепкое плечо лишним точно не будет. Однако решать не нам.

— Завтра узнаю. Захочет, встретитесь, — ответил прямо. — Но сначала надо наше дело закончить.

— Да, это верно. Впрочем, особенно раздумывать мне некогда. Скоро до нас и здесь доберутся, неприятности давно одним местом чувствую. Завтра в полдень сможете нас забрать?

— Без проблем. Вещей много?

— Полный багажник, — Виктор развел руками. — И на заднем сиденье куча чемоданов.

— Так вы на машине… — я несколько опешил.

— Да, мы в отпуск двинули на «Волге». Старушка в возрасте, конечно, но ухоженная. А что не так?

— Поклажа не вопрос, а вот автомобиль придется бросить, — после раздумий озадачил я его. — Наши возможности несколько ограничены.

Анюта успела утереть слезы и высморкаться. С платочком в руке она заинтересованно придвинулась ближе, а Острожный заметно огорчился:

— А я-то губы раскатал… Черт, переоценил ваши способности. Жаль! Только вчера номера поменяли на ростовские. И документы на машину заготовлены железные…

Денис, наблюдая за обстановкой, краем уха к разговору тоже прислушивался:

— Зачем машину бросать, Михалыч, раз номера чистые? Забирай себе, доверенность Николай Сергеич любую нарисует.

— А что, — я долго не задумывал. — Махнем не глядя?

— Как это? — напрягся Виктор.

— Ты мне «Волгу», я тебе «Рено Логан», классный французский седан. В отличном состоянии, крыло только подкрасить надо. А документы товарищ Уваров выправит, это факт.

— Антон Михалыч, годный вариант! — пискнула Анюта. — Такая тачка в хозяйстве пригодится. Могу помочь рулить, я умею водить автомобиль! У нас, правда, «Москич-408», но там управление совсем как у «Волги».

— А о маме ты подумала, Нюся? — взглянув на девчонку, я укоризненно покачал головой. — Пока до Горячего Ключа по горным виражам доползешь, времени сколько уйдет? Да и потом пятьсот километров пилить по не самой лучшей дороге — сложная задача. В общем, не простая прогулка, как сейчас. Нет, Нюся, самому придется рулить.

Денис деликатно кашлянул:

— Михалыч, а давай я тачку перегоню? Водитель опытный, по этому маршруту сто раз ездил. Правда, позже, но какая разница? «Волга» машина знакомая, десять часов за рулем — и дома.

— Ну раз так, я помчался к своим, — решил Виктор, рукопожатием закрепляя чендж. — Пока на электричке доеду, пока вещички соберем…

— Далеко забрались, если не секрет? — поинтересовался Денис.

— Да не близко, поселок Гудаута, — недолго думая, открыл тайну Виктор. — Это в Абхазии.

— Хм… — задумался я. — Могу до городского пляжа подбросить.

— А можно?!

— Минутное дело. Вику зови, будем втроем обниматься.

Улыбнувшись Анюте, я вызвал черное одеяло. Простая ходка, никаких проблем — в прошлой жизни в Гудауте бывал не раз.

Но это было вчера, а сейчас, кликнув щенка, который вертелся под ногами, я предложил Антону размять ноги — раз лежебока зарядку пропустил, пусть хоть прогуляется и свежим воздухом дыхнет. Да и Вере нечего мешать, нехай спокойно чахнет над златом, свою жадность насыщая.

Вот здесь, во дворе, нас и поймала Римма.

— Антон, надо поговорить, — поставив сумки, сказала она трагическим голосом.

— Давай, раз надо, — легко согласился парень.

Выписывая круги, Рекс крутился под ногами, и Римма сунула ему кусочек сыра.

— Но-но, хватит портить нам сторожа! — возмутился я, усаживаясь на скамейку под яблоней. — Не было такого уговора, взятки волкодаву совать.

Волкодав с добычей в зубах шмыгнул под раскладушку, а Римма отмахнулась:

— Это еще ребенок. И вообще, молочнице можно! Собачкам следует знать меня и любить. Черт, с мысли сбил. На вид-то пацан — пацаном, а глаза битого волка, даже когда шутишь… Никак не привыкну. Тоша, мы партнеры?

— Конечно, — неожиданному вопросу Антон удивился. — А кто сомневается?

— Я не сомневаюсь. Помоги другу, а? — немного переигрывая, Римма смотрела взглядом побитой собаки.

Джинсовый костюм ей очень шел. Вместе с бейсболкой, кроссовками и очками «авиатор» создавался образ современной женщины, довольной жизнью. И вот об этом она и повела речь:

— Понимаешь, Тоша, жизнь недавно повернулась ко мне светлой стороной, и сестра сказала: если хочешь идти быстро — иди одна, если хочешь идти далеко — идите вместе. Я хочу с ним идти долго, а у меня лишний вес! Складки на боках висят.

— Разве? — удивился парень.

— Нет, с утягивающим бельем ты меня здорово выручил, но в постели грацию когда-то надо снимать! Жизнь наладилась, и аппетит разыгрался, представляешь? Как в молодости — ем и ем, ем и ем постоянно. Боюсь, скоро бросит он меня… А вчера мне встретилась Надька Козловская, и я выпытала секрет ее второй молодости.

— Так-так, — мы с Антоном одновременно начали звереть. — Ну, Надежда Константиновна, ну удружила… Ну и чего ты там, интересно, выпытала?

— Я настойчивая! — Римма снисходительно хмыкнула. — И мы в детстве сильно дружили, так что особенно ее не ругай. Поведала подруга, что ты физкультурой с ней позанимался. И если бы ее раньше не видела — глазам своим не поверила. Как подменили Надю, другим человеком стала. Научи меня упражнениям, партнер, а уж я отблагодарю! Со всей душой. Не дай погибнуть, Тоша, помоги!

Оптимистическая трагедия, ей богу — остается только развести руками. Не было печали, да куда деваться? Партнера надо выручать. Игнорируя Колин запрет, я не бросил болтать с Риммой за жизнь, собеседник больно интересный. Кроме того, продолжал втихаря таскать ей шмотки. Не часто, по мелочам, исключительно для личного потребления. Тут такое дело — никуда ведь от бартера не денешься, внукам кушать хочется каждый день.

— Что ж, начнем с простого, — решил я. — Руки на стол.

— Прямо сейчас?! — ахнула она.

— А чего тянуть, — сверху я уложил ладони Антона. — Будем из тебя нового человека делать.

— А это не больно? — Римма исподлобья метнула лукавый взгляд.

Я усмехнулся в ответ:

— Еще никто не жаловался! Глубоко вздохни. Выдохни. Работаем вместе, это называется аутотренинг.

— Ой, — прошептала она вдруг. — В кончиках пальцев колет… И тепло пошло… А в животе жарко стало!

Такое резвое начало удивило и Антона. Мы же еще ничего делать не начали, а она уже завелась, всего лишь от соприкосновения рук!

— Дед, мне тоже тепло стало, — он поежился. — И мурашки по всему телу.

— Работаем, — испытывая подобные чувства, отступать я не собирался. — Римма, представь себе: шумит водопад, течет речка. Солнышко светит, птички поют. Тишь и благодать. Представила? Тогда расслабься. Не стоит думать о том, что может случиться. Вместо этого надо ценить то, что имеешь сегодня. Дом, дети, любимый мужчина… Чего еще желать? И не будем прятаться от собственных страхов. Страхи ничтожны, и существуют не для того, чтобы напугать нас. Наши страхи и тревоги говорят лишь о том, что в жизни есть нечто действительно важное, ради чего их стоит преодолеть. Ты опускаешь руки в струящуюся воду — все мелкие заботы смывает река. Жизнь налаживается, у тебя отличное настроение и нет повода для печали… Повторяй за мной: я чувствую себя прекрасно, мне легко и комфортно, радость жизни наполняет меня. Сердце бьется ровно, ритмично, спокойно. Мой лоб прохладен, я дышу и радуюсь. Будущее может отличаться от настоящего, и я в состоянии изменить его прямо сейчас. Счастье придет ко мне, когда оно будет исходить от меня. Я постараюсь стать лучше, а не думать, что я лучше. Буду есть то, что люблю, делать так, как люблю. Говорить о том, что люблю, жить так, как люблю. Буду жить сегодня…

Двадцатиминутный сеанс отнял у меня все силы, Антон тоже тяжело дышал.

А Римма замерла с закрытыми глазами и легкой улыбкой. И когда мы убрали руки, из транса она не вышла.

— Дед, такого еще не было! — запаниковал Антон. — Она будто окаменела. Что делать будем?

— Будить нельзя, — пробурчал я. — Из состояния отрешенности надо плавно выводить. Попробуем мысленный посыл.

Снова уложив ладони сверху ее рук, я вздрогнул — бледная синяя искра проскочила между нами.

— Видал?! — воскликнул я, и парень ошарашено согласился:

— Жахнуло!

Молния перетекла в бледно-синее сияние, которое постепенно окутывало Римму. От рук оно перешло к плечам, а потом двумя потоками устремилось к голове и ногам. В конце концов, бледно-синий кокон полностью поглотил ее.

Разгораясь новогодней елкой, тысячи огоньков замерцали внутри ее тела.

— Господи, — пробормотал Антон. — А это что еще за гирлянда?!

— Не дергайся, — посоветовал я, подавляя собственное желание одернуть руки.

Такое чудное зрелище и через тепловизор не увидишь — тело Риммы обратилось в туман, а прямо перед нашими глазами красным яблоком пульсировало сердце. Еле заметная футболка не мешала обзору, отходящие в разные стороны кровеносные сосуды обозначились яркой разноцветной мишурой. Под прозрачными, но ясно видимыми ребрами, своей жизнью жили легкие, они вздымались и опадали двойным матовым облаком.

— А это, выходит, печень? — вглядываясь в живое сизое пятно, Антон пребывал в ступоре.

— Точно, — я облегченно вздохнул. Мы с парнем видели одну картину, значит, ум за разум еще не зашел. — А ниже, Тоша, кишечник.

— Неужели у нас в животе тоже столько кишок? — заплетающийся язык парня еле шевелился, Антон явно собрался отъехать в обморок. Или он так под аутиста косит? А у меня не было слов для выражения собственных чувств — на смену удивлению пришло потрясение. Это не галлюцинация в режиме инфракрасной подсветки, мы ясно видели одно и то же: внутренние органы человека, ярко раскрашенные безумным художником. И все имело свой оттенок — нервы, сухожилия, кости. Разноцветные огоньки, разбегаясь в разные стороны, пульсировали живыми светлячками.

— Блин, да что же это такое… — Антон начал приходить в себя. — Я вижу человека насквозь, но зачем мне это надо? Не хочу!

Несмотря на мой протест, он убрал руки — свечение моментально угасло, и Римма открыла глаза.

— Ой, я что, уснула? Такое впечатление, что выспалась на всю жизнь, — с тихим восторгом воскликнула она. — Как сладко здесь пахнет яблоками и мальвами… Тоша, мне твой аутотренинг пришелся по душе!

— Вот и славно, — выдохнул Антон. — Продолжим завтра, в шесть утра.

— Ага, — Римма козочкой подскочила и даже, кажется, притопнула. — Словно десять лет скинула!

Я присмотрелся: партнерша в самом деле посвежела. Что же этобыло?

На радостях Римма чмокнула Антона в щеку и подхватила свои сумки. Да, работу молочницы никто не отменял.