Частная клиника выглядела уютной и чистой.

На стойке информации меня уже ждали, быстренько оформили и препроводили к лысому доктору. Тот оказался здесь большим начальником, что-то вроде руководителя полетов на аэродроме. Он шустро распечатал пачку направлений на исследования и анализы и, отдал по телефону несколько распоряжений, («к вам придет пациент Бережной, максимум внимания»), и закончил аудиенцию указанием мне:

— Сейчас идем на процедуры по списку. Завтра с утра не кушать! На голодный желудок сдаем анализы, желудочный сок и делаем клизму. Потом проктолог и УЗИ. После этого ко мне, для дальнейших назначений.

Прямо казарма какая-то, ей богу, во главе со старшиной. Пациенты по кабинетам ходят молча и чуть ли каблуками не щелкают. «Копать отсюда и до обеда». И это за мои деньги!

Исследования проходил до ужина. А когда добрался до своей койки, черное одеяло моментально унесло меня к Антону.

— Дед, ты чего? Дай поспать, — сонным голосом пробормотал он, переворачиваясь на другой бок.

Окна веранды были раскрыты, легкий сквознячок теребил занавески. Запахи из сада неслись замечательные.

— Давай спать, — согласился я, откладывая в сторону коробку с лекарствами, прикупленными в больничной аптеке. — Здесь сон лучше будет.

Утром так разоспался, что пропустил и подъем, и зарядку. Очнулся от запаха манной маши — Антон размешивал растаявшее золото сливочного масла, и волны горячего аромата будоражили нос. Это была неправильная манная каша, она манила и звала к своему полному уничтожению, одновременно не позволяя засунуть жар в рот. Приходилось дуть, и все равно обжигаться.

В блюдечке остывали два вареных яйца, на которые я бросал кровожадные взгляды. Кроме того, была одна важная нерешенная задача: черная икра в холодильнике, грозящая пропажей. Есть вещи, являющиеся недопустимыми.

И еще на столе обнаружились три рубля и записка: «Ушла на работу. Купи хлеба, кило сахара, пачку соли и сосиски себе на обед, если хочешь. Сдачу забери на мороженое. Целую, мама».

— Мама щедро оставила на мороженое, — пробормотал Антон, толстым слоем размазывая икру по маслу. — Обожраться можно.

— Сосиски, Антон! — я даже подпрыгнул. — Помню этот вкус! Мы возьмем на все деньги сосиски… Допивай свой чай быстрей, вдруг они кончатся?!

Обычно к чаю мама покупала докторскую колбасу. Сосиски брала редко, потому что мы с папой под это дело съедали банку горчицы и по бутылке пива. А это, по ее мнению, был прямой путь к гастриту и падению в пропасть алкоголизма.

— Что за коробку ты притащил? — Антон икнул, закончив трапезу.

— Для отца, — коротко ответил я. — Там листочек, все расписано: что пить, что мазать, что колоть.

— Я не умею колоть!

— Умеешь. Подумай сам — я всю жизнь ему колол, так что и ты приноровишься. Ничего такого особенного. Бах! И все. Ягодица большая, там целиться не надо.

У киоска очереди не наблюдалось, только из окошка торчала Люськина голова. Пушкой главного калибра она медленно вращалась во все стороны.

— Здравствуй, солнце мое, — вежливо поздоровался Антон.

Я вовсю пялился на Люсин бюст. Забыл уже эту красоту, теперь увидел снова: пятый размер цвета белее снега, и практически полностью выставленный на обозрение.

— Привет, Антон! — обрадовалась она. — Ты умеешь забивать гвозди?

Вопрос был задан с таким придыханием, что сразу стало понятно, какие «гвозди» имелись в виду.

Антон кивнул.

— Заходи сзади, я щас открою! — она захлопнула окошко, походя навесив табличку «ушла на базу».

Пока Антон прибивал календарик и правил упавшую полку, Люська умудрилась два раза прижать его к стене своей мощной грудью. Крепко, как делают это в кузнечнопрессовом цехе. На лицо Люся была страшненькая, ноги кривоватые, и в свои двадцать лет она уже успела побывать замужем. Теперь, видимо, Люся находилась в поиске своего очередного единственного.

Мне даже жарко стало от мысли, что сейчас она захочет вбить гвоздь еще куда-нибудь. Поэтому, опасаясь изнасилования, мы быстренько удрали на улицу, чтобы снова встать перед окошком.

— Извини, Люся, спешу, — прерывистым голосом сообщил Антон. — Мне кирпичик черного, батон, соль, кило сахара и еще сосисок.

— Сколько? — вопросила Люся, передавая хлеб и кулек с сахаром. Применяя передовые методы торговли, она заранее развешивала сахар. С обманом, конечно.

— А они свежие? — влез я.

— С утра привезли, — тон у нее был удивленный. — Это как, по-твоему, свежие? Так сколько сосисок вешать?

— Люсенька, там в подсобке у тебя стоит ящик «Рижского», — медовым голосом запел я, выкладывая на прилавок трешку. — Дашь четыре бутылки? А на остальное сосисок.

— Пива нет, — отрезала она. — И вообще, тебе еще рано. Кстати, чего сигареты не берешь? «Наша марка» вот, твой сорт, сегодня завезли.

— Бросил, — небрежно сообщил Антон. — Уже пару недель как.

— Как, сам бросил курить? — изумилась она. — Не может быть!

— Мне девушка сказала, что целоваться с пепельницей не станет, — честно признался Антон. — Так что бросил, но не сам.

— Отличный способ! — засмеялась она. — Надо запомнить. Ладно, три пива выделю. Давай сумку сюда. И смотри, чтоб никто не видел!

Она так ловко вылезла в окошко посмотреть по сторонам, что заставила сердце ёкнуть — шикарный бюст едва не черканул по носу.

— За гвозди положила бутылочку «пепси колы», — шпионским шепотом сообщила она. — Забирай свою сумку.

В это время бутылочное пиво считалось страшной редкостью. Еще один пивзавод, «Новая заря», только строился, а первый производил в основном пиво разливное, «жигулевское». Купить его можно было из бочки у «Рыбкоопа», выстояв приличную очередь. И то если повезет, народ сюда прибегал с ведрами и бидонами. Срок годности у напитка был никакой, употребить его следовало без раздумий — иначе оно мутнело и давало осадок.

Дома я немедленно наладил на огонь кастрюлю с водой. Сосиски! Это же лакомство невероятное! Да еще с настоящим пивом… В другой кастрюле поставил вариться картошку. Масло есть, молоко еще осталось, заболтаем к банкету пюре.

— Дед, — возмутился Антон. — Ты чего меня спаиваешь с утра? А заниматься физикой кто потом будет?

— Ты не представляешь, как я люблю учить физику после пива с сосисками! — признался я. — Буду дегустировать пиво, а ты свое пепси дурацкое пей.

— Не, пепси не буду, с Веркой поделюсь, — решил парень. — А почему ты не хочешь пойти домой, и там налиться пивом? У вас же сто сортов, сам говорил.

— Эх, Антон, там и колбасы сто сортов, и сто видов пива… А настоящее одно, вот это: «Рижское» ленинградского пивзавода, с сосисками без названия.

Дегустация сосисок с пивом прошла как в тумане — никаких эмоций, кроме волн наслаждения. Потом я предложил Антону почитать физику лежа, потому что сидеть возможности не было, живот перевешивал.

Солнце кольнуло в глаз, и я подскочил как ужаленный.

Ёшкин кот, мне же кучу анализов сдавать! Я попрыгал на месте, а потом, энергично помахав руками, начал приседать. А это здорово, что здесь нет будильника, подумал отстраненно. Повезло ему, одну крикливую жизнь сегодня удалось сохранить.

Сосед по палате, древний дедок, повернулся на бок.

— Какая, говоришь, у тебя болезнь? — кряхтя, дедушка с трудом принял вертикальное положение.

— Током ударило, — я пыхтел, отжимаясь от пола.

— И где, интересно? — прищурился дед.

— На кухне, в раковину полез со стаканом, — честно признался я.

— Хочу купить этот стакан, эту раковину, и эту кухню!

Утренние процедуры и анализы пробежал быстро, потом отправился на завтрак.

Кушать не хотелось совершенно. Нет, икряной бутербродик употребил бы, но вот это… С отвращением ковырнул вилкой манную кашу. Блин, ну как можно так испоганить блюдо, состоящее всего из двух ингредиентов: манной крупы и молока?

Лысый доктор с возрастающим интересом листал мою распухшую (за один день) историю болезни, удивленно хмыкая.

— Раздевайтесь, Антон Михайлович.

Я послушно выполнил команду.

— Скажите, вы загорали или, может быть, посещали солярий?

Я опустил взгляд: плавки вчера провели четкую границу загорелого и белого тела. М-да… О том, что на Дон ходил не я, а Антон, рассказывать не стал. Упекут-с…

— Понимаете, доктор, у меня солнечная квартира. Да вы же у меня были!

— И что?

— По квартире я хожу в трусах. На балкон постоянно выхожу.

— Ах вот как… Понятно. Ложитесь на кушетку.

Доктор облепил меня датчиками, посмотрел в экран компьютера и задумался.

— Электрокардиограмма хорошая… Давление в норме… Хрипов нет, сердце как у космонавта… Так не бывает, — лысый доктор недоверчиво вертел рулончик бумаги, вылезший из принтера.

— Все плохо?

— Все слишком хорошо, — вздохнул он. — И это меня удивляет. Результаты обследования разнятся не то чтобы сильно, а очень сильно. Тут где-то ошибка, придется переделать. Вы уж извините, вот новые направления.

Весь день, с перерывами на капельницы, физиотерапию и уколы, я ходил по кабинетам. А вечером, усталый как собака, пораньше лег спать. Дедушку-соседа, слава богу, выписали, в палате остался один.

А под утро мне приснилась Алена.

На узкой девичьей кровати мы лежали рядом. Я в больничной футболке, она в тонкой ночнушке. Яркая даже во сне, Алена мерно дышала, причмокивая алыми губками. Никогда не видел ее в ночной сорочке… Провел рукой по бедру, и не удержался — тронул губами розовый сосок, выглянувший из глубокого выреза.

— Ну Антон, — приоткрыв один глаз, капризно прошептала девчонка, — дай поспать!

— Какая же она ладная и красивая, — подумал я. — Не удержался, прости.

Сорок шесть лет совсем небольшой срок, воспоминания тех лет вернулись, будто вчера все было.

— Антон, во сне ты седой! — она широко распахнула глаза. — И совсем взрослый. Щетина тоже седая, колючая. От тебя больницей пахнет…

— Болею, Алена. Меня током убило, — признался я.

— Может быть, кого-то и убило. Но не насовсем, — она прикоснулась к моей утренней эрекции, которая упиралась ей в бок. — Или это во сне мне кажется, что он горячий?

— Кажется, — не стал ее разубеждать.

Мамочка моя, ко мне вернулась утренняя эрекция! Эй, Антон, озолочу!

— Я в старости тоже буду седая? — она переложила руку мне на голову, от досады я аж зубами скрипнул.

— Все седеют с годами. Но женщины обычно красятся.

— Крашеная красивая буду, как сейчас?

— Нет, ты будешь еще краше, — честно сказал я. — По крайней мере, в телевизоре. А скажи, зачем со мной встречалась, если замуж собралась за другого?

— Во сне говорят всю правду, да? Никто все равно не услышит, — она провела рукой по моей груди. — Я сначала хотела за Гошу выскочить.

— Зачем? — удивился я.

— А у него денег полно, — простодушно призналась она. — И потом, бандиты долго не живут.

— Но зачем тебе это надо? — снова не понял я.

— Тоша, я тебя люблю, а ты такой наивный… Подумай сам, что осенью будет: ты студент, я студентка, как жить на стипендию? Ты гордый, учебу бросишь, пойдешь на завод… И в ноябре загремишь в армию. На зарплату три рубля восемьдесят копеек. А мне что делать?

— И ты нашла решение…

— Да, Рома — верное решение. Он меня любит, у него квартира собственная и крепкая должность в райкоме. А что староват да лысина — подумаешь, великое дело…

— Так ты крутишь с тремя парнями одновременно?!

— Тоша, пожили бы вы с мамой-алкоголичкой и папой-тираном, я бы на вас посмотрела! Я тебя люблю, честно, и Гоша очень славный по-своему, но замуж пойду за Рому.

— Ну и ты сука, Алена…

— Конечно, Тоша. Как ни крути, сука и есть. Только не блядь.

— Да?!

— А думаешь, почему я тебе не дала? Хотя хотелось. И Гоше не обломилось, он даже пару раз получил в глаз за приставание. Все Роме достанется, по-честному. Только после свадьбы.

— Алена, завтрак на столе! — из-за двери раздался голос дяди Димы, отца девчонки.

— Ну вот, опять на самом интересном месте, — она капризно надула губы, переворачиваясь на бок, ко мне спиной. — Приходи завтра меня поласкать, Тоша. Во сне все можно…

Ошеломленный, я смотрел на свою руку: она была с седыми волосами.

— Спокойно, — сказал я себе. — Надо подумать.

И еще надо держать себя в руках. Глядя в эту гладкую спину, изо всех сил держать, обеими руками. Аленка, змея приставучая, несмотря на сорок шесть лет разлуки, влезла в душу крепко.

Через пару минут я в самом деле успокоился и затих, засыпая вслед за Аленой.

— Антон Михалыч, жаль вас будить, — от дверей раздался мелодичный женский голос, — но пора ставить уколы. Повернитесь…

Покрякивая, я терпел процедуры и осмысливал произошедшее. Меня снова перенесло в больницу? И это был не сон.

Без электрического удара и пузырька валокордина могу ходить в прошлое. Могу вернуться обратно. В собственном теле!