Больничные процедуры я успевал пройти до обеда, потом в заведении делать мне было нечего. Поэтому с удовольствием прошелся с Антоном на репетицию. Ему развеяться тоже было необходимо — а ну-ка, весь день за умными книжками посиди, с ума сойти можно.

Репетиция тихо-мирно катилась по шлифовке старых номеров, когда мой парень вдруг вспылил:

— Нет, с этими барабанами древними что-то надо делать! Звук, как из унитаза. В клубе «зеркалки» оркестру давно уже купили приличную барабанную установку, а у нас что?! Дрова…

— Так это, к октябрьским праздникам руководство обещало, — смущенно пробормотал Толик-баянист.

В оркестре гипсового завода было три Толика: вот этот Толик-баянист, которого звали Главный Старшина, Толик-басист, по прозвищу Толик-бас, и ударник, просто Толик. Толик-баянист у нас числился «руководителем заводской художественной самодеятельности».

— Ребята, вы в курсе, что я поступаю в институт? — Антон исподлобья оглядел музыкантов. — И вообще, квартиру нам скоро дадут, перееду в город.

— И что? — не понял Толик Главный Старшина.

— Оркестру нужен гитарист, вот что, — отрезал Антон. — Срочно! Второе, Толик-бас осенью женится — пиши, пропал бас.

Толик-бас попытался что-то возразить, но Антон его перебил:

— Лариса его сюда на пистолетный выстрел не подпустит. И еще нужен мужской вокал! Толик, сколько ты будешь тянуть резину?

— Достойных вариантов нет… — на Главного Толика было жалко смотреть.

— Единственный приличный человек в нашей компании, это Тамара Карапетян, — неожиданно сообщил Антон. — Все вытягивает и за всех отдувается.

Тамара густо покраснела.

Смуглая двадцатипятилетняя брюнетка ярко-цыганского типа являлась старожилом клубной самодеятельности и большим любителем помолчать в творческих спорах. Она обладала черными колдовскими глазами, что прекрасно сочеталось с чудесным нежным голосом. Просто попеть ей было в кайф, а в свободное от музыки время она успешно трудилась старшим специалистом в планово-экономическом отделе гипсового завода.

— Конечно, Тамара не Алла Пугачева. Да и мы не Битлз, — это Антон произнес вслух. Мне же добавил: — Давай, Дед, говори, что хотел.

— А кто такая Алла Пугачева? — подхватился с места Толик-баянист.

Слава богу, про Битлз он вопросов не задает. А Алла Пугачева, скорее всего, еще неизвестна в это время. Точно — она же в декрете с Кристиной сидит. Широкая известность певице придет в следующем году.

— Алла Пугачева — звезда, которая только всходит, — отрезал я. — А звезда Битлз уже зашла.

Тамара давно бросала задумчивые взгляды в сторону черных джинсов и кроссовок, надетых на Антона. Темно-фиолетовая шелковая футболка не привлекала такого внимания, как и рюкзачек со скромной соплей Найка, однако все вместе смотрелось неплохо. Одежду парню я подбирал из принципа «неброско, но дорого». Судя по Тамаре, в чем-то все-таки прокололся. Опытная женщина, детали подмечает. Ага, это еще она его трусов не видела…

— У нас средний уровень исполнителей, кроме солистки, — я подмигнул Тамаре. — Мой бледный вокал никуда не годится, по хорошему счету. Инструменты вообще ужас. Так что жизнь идет вперед, а мы стоим на месте. Великий Эйнштейн однажды заметил: «бессмысленно продолжать делать то же самое, и ждать других результатов». Возникает вопрос: что делать?

— И что делать? — пребывающий в прострации Толик-баянист повторил насущный вопрос.

Не спрашивает, слава богу, кто виноват…

— Искать свою нишу, — не стал томить слушателей я. — Например, изменить стиль на блюз.

— Да? — ошалел Толик-баянист. — Блюз?

— Вот посмотрите, — я взял гитару. — «Эй моряк, ты слишком долго плавал. Я тебя успела позабыть»…

— Блюз? — Толик не мог прийти в себя.

— Да, простой квадрат. Буги-вуги умеют все. И к Томке нет вопросов по громкому вокалу в веселом темпе. А если попробовать прошептать? Медленно, с эротичным придыханием? Эй, моряк… Ты слишком долго плавал… Она его устала ждать, понимаете? Но ждет! Он придет. Тома, давай.

Томка попробовала, и сразу получилось. Простая мелодия, известные аккорды, но медленно… С аспирацией… Так никто не делал. А мы сделаем!

В таком же стиле отработали песню о Тбилиси «Расцветай под солнцем Грузия моя», а следом «Подари мне платок, голубой лоскуток».

— Как считаешь, Сеня? — обратился я в пустоту зрительного зала.

Там, в последнем ряду, заседал бывший десантник Семен Трофимов, командир комсомольского патруля. В мое время его назвали бы фанатом. Не всего нашего оркестра, одной лишь Тамары. Но поскольку Сеня не имел возможности вести блог в интернете и дежурить у подъезда певицы, Трофимов молча фанател на репетициях, в темноте зрительного зала. У Сени была еще одна тайная страсть — барабаны. Этот секрет полишинеля выдал как-то Толик-баянист. Он благосклонно позволял Сене барабанить в наше отсутствие, столько, сколько душе угодно. Взамен комсомольский патруль обеспечивал полный порядок на танцах.

— Отлично, — пробасил Сеня. — Сегодня открылась новая грань таланта Тамары.

Ни фига себе, заявочка! Музыкальная критика круче, чем у Артемия Троицкого.

Жаль, что Сеня погибнет в смутные девяностые. Его комсомольский патруль постепенно превратится в мощную группировку, где «пехоту» наберут из спортсменов, а «быками» станут воины-афганцы с боевым опытом.

Кстати, Гоша тоже исчезнет с бандитского небосклона примерно в это же время. На крыше собственной виллы в Испании его достанет неизвестный снайпер. Это событие сделает Гошу звездой телеэкрана, правда посмертно. Гошу не жаль, а вот Сеню надо из этого дерьма вытаскивать.

Вслух, однако, я высказался нейтрально:

— Спасибо за реплику.

И в завершение выступления убил всех гитарным рифом группы Дип Пёпл «Дым на водой». Народ замер в шоке.

— На танцах будет полный песец, — заявил я с полным основанием.

Этот несложный, но гениальный хит до сих пор пользуется успехом. А женский вокал на русском языке народ примет как надо. Вещь новая, Дип Пёпл ее только разучивает.

После репетиции Тома внезапно нарушила правила конспирации, ею же давно установленные:

— Антон, если не спешишь, проводи меня домой, — она коснулась рукой щеки, чего раньше на людях себе никогда не позволяла. — Боже мой, ты побрился…

О вечернем освещении на поселке в это время думать еще не начинали, а луна заменить фонари даже не пыталась. Звездное небо тоже являлось слабым утешением. Тамара взяла Антона под руку, смело поцеловала в щеку:

— Ты сильно изменился.

— Это точно, — согласился я за Антона. — Школа на днях закончилась.

— Я не об этом…

Продолжить мысль девушке не удалось — навстречу из-за поворота шагнула темная фигура:

— Закурить найдется?

— Не курю, — автоматически я задвинул девушку за спину. Богатый жизненный опыт прямо-таки кричал о надвигающихся неприятностях.

На поселке, помнится, в далеком 71 году Антона никогда хулиганы не трогали, все пацаны знали о его музыкальных талантах. Однако береженого бог бережет.

— А если найду? — фигура надвинулась.

Это был вызов. После такого вопроса прилетает в лоб независимо от того, найдут или нет. Фигура демонстративно прикурила собственную сигарету, и яркое пламя спички осветило лица, желающего покурить тоже.

Преграду на пути я узнал — это был Гвоздь, известная личность, сантехник гипсового завода. Бузотер и конченый урод, Гвоздь отсидел какой-то срок по хулиганке, и теперь комсомольский патруль постоянно мучился с ним на танцах.

— Музыкант? — придурашно удивился он. — Не узнал, пардон. Сбацай чего-нибудь.

Прозвище «Музыкант» образовалось недавно, однако прилипло крепко.

— В другой раз, — отрезал я без вызова в голосе. — Мама дома ждет.

— Не уважаешь, значит? — ухмыльнулся Гвоздь.

А вот это была серьезная предъява. Уважаешь — играй. Не уважаешь — в лоб.

— Дед, — возмущенно, впадая в бешенство, зашипел Антон. — А давай-ка я его, голубя, с правой руки…

— Стоп, — спокойно шикнул я. — Нам с тобой пофиг, перетопчемся, а девчонке здесь жить.

Не дождавшись ответа, Гвоздь блеснул фиксой, чтобы изречь что-то новое, но его перебила Тома.

— А ты не охренел, котик? — ласково поинтересовалась она.

— На музыканта наезжаешь, — без спроса влез в разговор я. — Это косяк.

В нынешние времена еще действовали правила, то есть понятия. Одно из них запрещало забижать музыкантов. Это считалось постыдным делом, во всех смыслах моветон. Беспредел пресекался строго, «люди» могли «спросить». И хотя слово «наезд» прозвучало внове, Гвоздь прекрасно понял смысл. От Антона он ожидал растерянности, заверений в вечной дружбе и, как следствие этого, песню. В знак покорности и унижения.

С другой стороны, в случае прекословия, он был готов к силовому варианту. Загасить пацана проблемой для него не представлялось.

Но вот достойного отпора, со спокойной уверенностью и насмешливой улыбкой, он вообразить не мог. Конечно, Гвоздь не жил в девяностые, когда каждый мог попасть на счетчик или стрелку. Я попадал, и да ну его нафиг, этот грустный опыт.

— Чего?! — набычился Гвоздь. — Рот закрой, коза!

У забора в кустах подозрительно шуршало, Тамара разгневанной ланью раздувала ноздри. Антон, не оставляя мысли о примерке «с правой руки», восхищенно присвистнул — такой наглости от себя, то есть меня, он не ожидал.

Тем временем я продолжил:

— На понт берешь? Маруху не тронь! Ты, Гвоздь, берега попутал.

— Фильтруй базар, фраер, — пробормотал он, скрывая растерянность.

Я не стал развивать эту тему.

— Под кем ходишь, Гвоздь? Косяка ты упорол, завтра у Гоши добазарим по теме.

— Гоша твоя подписка? — был бы стул, Гвоздь бы сел.

— Завтра, Гвоздь, — увлекая за собой девушку, я обогнул застывшую преграду.

Перед калиткой дома Тамара заметно выдохнула.

— Знаешь, какой он козел? — прошептала она.

— И знать не хочу, козел он или петух гамбургский, — отрезал я. — А вот отношения с Гошей проверить следует.

Тома щелкнула выключателем, во дворе зажглась лампочка дворового фонаря. И сразу стала заметна мужская фигура, таящаяся под яблоней. Не раздумывая, я поднял с дорожки половинку кирпича и метнул в темную фигуру. Нормальный человек не будет прятаться в чужом дворе, а ненормальный сейчас пожалеет о глупой засаде.

Фигура явственно хрюкнула, потом булькнула, валясь на колени. Ухватив грабли, Тамара метнулась в тень.

— Сережа, что ты здесь делаешь?! — послышался удивленный вскрик.

— Кто это? — вооружившись лопатой, я подошел ближе.

Прижав руки к животу, скрюченное тело тихонько стонало.

— Пезабольский Сергей, заместитель заводского парторга, — прошептала Тома. — Он меня замуж звал…

— И что?

— Теперь ничего! Я, дура, обещала подумать. А вчера Сережа намылился меня провожать с заявлением, что другим ухажерам ноги повырывает…

— Хорошенькое дело! — возмутился я. — Чужими руками жар загребать? Выходит, он подговорил Гвоздя здесь дежурить. А вдруг об этих фокусах парторг узнает?

— Не надо парторга… — Сергей Пезабольский со стоном поднялся, чтобы поковылять мимо нас на выход.

— Дед, а если бы убил? — пробормотал Антон.

— Мы на своей территории! — напыщенно произнес я. — Нечего тут в кустиках прятаться.

— Ага, хорошо тебе в голове рассуждать, — Антон обиделся. — А меня за это в кутузку засадят!

— И что? Нашел проблему, — отмахнулся я. — Вытащим.

— Как это? — поразился он.

— Есть способ, — не стал углубляться я. — Только на кошечках сначала потренируемся.

— Лапика не дам! — вскинулся парень.

— Ладно, Мусю возьмем в качестве космонавта, — спорить не стал. — Или дворнягу какую на огороде поймаем.

— Точно! Есть там одна шавка гнусная! Шастает и брешет по ночам постоянно. Лапик уже устал ее гонять.

— Антон, чего ты там замер? — Тамара распахнула дверь. — Пойдем, чаю попьем.

— Пойдем, — я ее обнял, поцеловал за ухом. Тома всхлипнула, прижимаясь, а на меня накатила волна нежности. Господи, как же мне ее не хватало эти сорок шесть лет… Умная, добрая, деликатная девушка. И горячая, как лань, и щедрая на ответную ласку… Нет, теперь все будет иначе. Не будет Тамара с утра до вечера горбатиться на этом заводе, чтобы в 1992 году остаться бабушкой у разбитого корыта. Спасибо Чубайсу, гореть ему в вечном огне, да сковородку раскаленную лизать до скончания веков.

До чая мы добрались очень нескоро, я просто обязан был перецеловать все части любимого тела. А потом старый конь в теле Антона показал Тамаре, где раки зимуют! Она и стонала, и кричала, закусив подушку, и пару раз, кажется, потеряла сознание. А когда я отвалился, девушка просто заплакала со счастливыми глазами.

— Так ты пойдешь замуж? — меня страшил положительный ответ. В прошлой жизни Тома решилась на этот шаг года через три, и брак оказался неудачным. Имя ее избранника в памяти не отложилось, но это был точно не Сергей Пезабольский.

— Знаешь, какое у него прозвище на заводе? — улыбнулась она сквозь слезы. — «Серый Пиздобол».

— Забавно, — усмехнулся я. — Прощай, Пиздобол, смотри футбол.

— Чего?

— Значит, не пойдешь.