На веранде мало что изменилось. Антон занимался самолечением, девчонка кусала губы. Я тихонько переложил костыли под тахту, попил квасу из литровой кружки, и блаженно зажмурил глаза. Что ни говори, а вода и воздух здесь другие…

Повернулся к девчонке:

— Как ты относишься к операции? — план действий у меня сложился полностью.

— Да хоть сейчас! — сквозь зубы угадала она правильный ответ.

Ну что ж, будем считать это согласием. Опасный план, с непредсказуемыми последствиями, зато с твердой уверенностью в докторе. А что? Девчонка страдает, надо помочь.

— Нет! — ожил Антон. — Не надо!

— Надо, Федя, — возразил я. — Скажи-ка, брат, где еще болит? Голова? Кладем руки на затылок. Аутотренинг я тебе озвучил, повторяй сам. Думать только о хорошем и приятном! Напоминаю ключевые слова: водопад, речка, пиво, сосиски.

— А если не получится? — парень стоял на своем.

— Не получится что? Голова или операция на мениске?

— Не получится вернуться! Если девчонка там застрянет?

— Не вижу проблем, — отрезал я. — Застрянет там, будет жить дальше. И не погибнет здесь в феврале, через восемь месяцев. Ты же понимаешь, о чем я говорю?

Он понимал.

Испытания на кошках прошло с несомненным успехом. Муся, оказавшись в моей квартире, проявила исключительную живость и нюх — сразу рванула на кухню, где моментально подъела Алискин корм из блюдца. Потом напилась воды и улеглась вылизываться, поглядывая на меня — вдруг еще чего вкусного перепадет?

Моя кошка, ошарашенная вторжением, и смелостью никогда не отличавшаяся, забилась в дальнюю комнату под кровать. Пришлось ее оттуда выковыривать, дабы продолжить эксперимент. На веранде, в контрольном пункте маршрута, она немедленно повторила свой фокус с исчезновением под тахтой. И пока Муся вкушала усиленный паек космонавта, парень весь перепачкался в пыли, извлекая пропажу. Потом, уже дома, она полдня дрожала в попытке помереть со страху. Но это не путешествие во времени виновато, а трусливая натура кошки. Так что перемещение биологических объектов у меня сомнений не вызывало.

— Ты же знаешь, — сказал я.

— Знать-то знаю, поверить не могу, — вздохнул Антон.

Содержимое серой папочки с компиляцией документов, видимо, к нему перетекло успешно. Однако закончить разговор — ни с Верой, ни с Антоном — мне не дали.

Вдруг распахнулась дверь, впуская запыхавшуюся Алену. Вид у нее был растрепанный и возбужденный. Поймав мой взгляд, она облегченно вздохнула. На ощупь, привычно уже, осела на тумбочку у порога. Но терять сознание, как в прошлый раз, не стала — просто поправила на коленях славное ситцевое платьице в горошек.

— А на улице говорят — убили, — прошептала она, наконец.

Глаза набухли, по щекам потекли ручьи.

— Слухи о моей смерти несколько преувеличены, — ответил я за Антона знаменитой фразой, подходящей к ситуации как нельзя лучше.

Парень дернулся в благородном порыве, желая утешить девчонку, однако я его осадил:

— Тихо! После операции на колене нужен покой.

— Какая еще операция? — опешил он. — Когда это ты успел?

— Сам удивляюсь, — ответил чистой правдой. — Но не суетись, ладно? Потом поговорим.

Вера высунула нос из-под пледа, и затуманенный взор Алены мгновенно сфокусировался до лазерной остроты, огнем высушивая слезы.

— Что здесь делает эта курица?! — вместо соленых брызг из прекрасных глаз теперь летели голубые искры.

Антон молчал, не зная, что сказать, а я вмешиваться пока не собирался. Пусть сам разбирается со своими пассиями.

— Болею я здесь, — спокойно отреагировала Вера. — А ты чего приперлась, сучка крашеная? Мало волос тебе вырвали на набережной?

Так-так! Я навострил уши. Интересные дела. На набережной была женская потасовка из-за Антона? Он ничего такого не говорил!

— Ой, глазенки твои бесстыжие! Выцарапаю к чертям! — взвилась Алена, грозно нахмурив брови. — Улеглась с моим парнем, и думаешь так надо?

— А скольких парней ты считаешь своими после Гоши? — отбрила ее Вера с недоброй улыбкой. — Змеюка белобрысая.

Алена беззвучной рыбой разевала рот — сказать ей было нечего. Ай да Вера! Антон тоже притих — по все видимости, осмысливал сцену дележа имущества.

Поэтому пришлось самому прервать этот эмоциональный диспут на тему любви и дружбы. Здесь только бабской драки не хватало, бессмысленной и беспощадной…

— Дамы, может быть, закончим милый щебет? — сказано мной было таким тоном, что Вера съежилась, натягивая плед на голову, а Алена захлопнула, наконец, рот.

— Аленка, подойди ко мне, пожалуйста, — я похлопал рукой по тахте у бедра.

Замешкавшись на мгновенье, та послушно пересела в ноги, на краешек. Сама невинность, чистая и непорочная.

— Если не секрет, что случилось на набережной? — я смотрел на Веру.

— Не помню! — пискнула девчонка с честными глазами.

Отличная отмазка у пьяниц! Надо запомнить на всякий случай.

Перевел взгляд на Алену. Девушка сидела со скорбным видом, но спинку держала ровно. Грудь выставлена, тонкий ситец платья не скрывает, а выпячивает это богатство. Глазки опущены — взывает к жалости, актриса доморощенная…

— На меня Анюта Швец налетела, дылда двухметровая, — очи Алены снова налились слезами, — и прижала к решетке парапета.

— А я где был?

— Ты в это время кустики пошел проверить. И Анюта мне говорит: а не жирно ли, мол, тебе бессовестной, столько парней, когда у нее ни одного?

— А почему ни одного?

— Кто ж на такую каланчу пожарную позарится… — девчонка удивилась непониманию очевидных вещей. — Её ж только в прыжке поцеловать можно! В общем, Анюта потребовала, чтоб я тебя отдала по-хорошему. А то, мол, в речку и с концами. А эта пьяница мелкая пристроилась рядом и головой кивает. Представляешь? Говорить-то Верка давно не могла, только кивала болванчиком. Но в волосы мне вцепилась мертвой хваткой, когда я возразила. Ребята еле оторвали, и от греха увели подальше.

— Понятно… — картина бурного молодежного вечера, приобретая ясные очертания, сложилась в голове.

Антон затаился — делал вид, что занимается самолечением по народной технологии.

— Скажи, ты в какой институт думаешь поступать?

— На экономику куда-нибудь, — промямлила она, обрадованная тем, что акцентировать внимание «на других парнях» никто не стал. — Мы с папой еще не решили…

Господи, и в этой семье все решает главный родитель! Куда я попал?! Своего мнения у них нету!

— То есть гипсовый завод скоро получит еще одного экономиста? — я говорил без иронии, но она подразумевалась. — Через пять лет сбудется твоя мечта?

Алена захлопала нереальными, и что интересно, натурально густыми ресницами. Видимо, так далеко в будущее она не заглядывала.

— Какая мечта?

— Составлять бизнес-план на гипсовом заводе и прогнозировать пятилетку в четыре года.

Эта фраза поставила Алену в тупик. Когда в предложении половина слов непонятна, теряется его смысл.

Я упростил вопрос:

— Сама чем любишь заниматься?

— Как это?

— Хм… Я вот по хозяйству могу. В охотку и плотничаю и слесарю. Еще умею усилители ладить и колонки мастерить. Музыкой интересуюсь, — терпеливо пояснил я. — На гитаре, например, хорошо играю. А ты чем увлекаешься?

— Тобой увлекаюсь, — чистосердечно призналась она.

Вера дернулась, заскрипев одновременно зубами, коленом и локтем.

— Тьфу, господи прости, приехали… — опешил я. — Алена, не об этом речь. Хобби у тебя есть? Спорт, музыка, вышивание крестиком, разведение гусей?

К своему стыду, за два месяца свиданий я так и не проявил интереса к внутреннему миру девушки, уделяя основное внимание ее губам и другим частям тела. Если кто не сталкивался с подобным, поясню: в таких ситуациях не до светских бесед.

— А, понятно, — дошло до нее. — И незачем надо мной подшучивать!

Это ж надо так хитро вывернуться — ответа на свой вопрос я не получил. Пришлось заходить с другой стороны.

— А родители чем увлекаются?

— Папа работой увлекается. Приносит домой полный портфель, бумаги читает постоянно и пишет чего-то.

— А мама?

— Мама вином увлекается, — с затаенной болью прошептала она. — Каждый божий день.

— Чего так? — я не надеялся услышать правдивый ответ, однако Алена его знала.

— Творческий кризис у нее. На вторые роли задвинули.

Надежда Константиновна, мама Алены, служила в театре музкомедии. Однажды Аленка меня туда затащила по блату, на приставные стульчики. Я никогда не был поклонником оперетты, ни названия спектакля не запомнил, ни сюжета. Больше на свою девчонку смотрел, чем на сцену. Но голос артистки в памяти отложился — бархатный, сильный.

— Подожди, какие вторые роли? — удивился я. — Да там рядом никто не валялся с таким меццо-сопрано!

— Зато в постели у режиссера валялся! — отрезала она. — А маму — в запас, во второй состав. Жди теперь, когда кто-нибудь умрет или заболеет. Вот и потянулась рука к стакану.

— Хм… Дела… — ожил Антон.

— А потом, когда упьется, на саксофоне плачет натурально, тоску нагоняет, — неожиданно добавила Алена.

— На саксофоне?!

— Мама безумно любит джаз и умеет импровизировать. Раньше, когда она не пила, мы вместе играли, — удивительные откровения продолжались.

— А ты на чем?

— На виолончели. Не знал? Ну да, я ж не говорила. Давно не брала в руки инструмент.

Вот это да! То что Алена хорошо поет, я слышал неоднократно, она с удовольствием подпевала мне на уличных посиделках. Теперь понятно, откуда у нее такой приятный, нежный голос — в маму пошла.

— Антон, ты знал про виолончель? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Откуда? Знал бы — давно в оркестр девчонку затянул, — буркнул он раздосадовано.

Из распахнутой двери показалась верхняя часть Анюты Швец. Пригнувшись, девчонка молча оглядела веранду. Что ни говори, а два метра — серьезный рост. Близоруко прищуренный взгляд казался несколько презрительным, Вера с Аленой насторожились. Проигнорировав их, а также приветствия и прочие правила хорошего тона, Анюта вихрем метнулась к Антону.

— Маленький мой, что с тобой?!

Вот это натиск! Еле успел выставить руки, чтоб девушка не расплющила раненое тело Антона. Создалась двусмысленная ситуация — я упирался в крепкую девичью грудь, а она давила, давила, и продавив сопротивление, в конце концов впилась в губы парня натуральным вампиром.

Господи, а эту-то подругу каким ветром сюда занесло? Не знаю про Антона, но я с ней мало общался в прошлой жизни, даже не разговаривал — всего лишь пару раз в волейбол сыграл после уроков. Я тогда разыгрывал, доставляя мяч в зону нападающего, а Анюта птицей взлетала над сеткой, и лупила кувалдой, вбивая кол в землю вместе с соперником. С тех пор, встречая меня на перемене, она по-доброму, с дружеской улыбкой хлопала по плечу, выражая таким образом симпатию.

Боги сложили Анюту удивительным образом, нереально вытянув нижнюю часть тела. В результате тонкая талия резким изгибом переходила в крепкие бедра с невероятно длинными ногами. Выше этого великолепия размещалась аккуратная, четко очерченная грудка, узкие плечи и милая мордашка с веснушками. Рыжая копна волос и коротенькое платье делали ее еще более рослой.

Обычно девочки такой вышины выглядят неуклюжими и голенастыми цаплями. Возвышаясь над сверстницами, они сутулятся, стесняясь своего роста. Анюта себя не стеснялась, шагала по школьным коридорам с гордо поднятой головой, даже туфли на каблуке не боялась надеть.

И сейчас я узнал, что такое обжигающий поцелуй взасос. Мне, дамскому угоднику с великим опытом, преподнесли урок. Что ж, век живи, век учись. Язык Анюты Швец оказался невероятным, восхитительным, волшебным, сопротивляться которому недостало сил. Антон сдался сразу, уплывая в туман неги, а я впал в кому при ясном сознании. Словно психотропное средство, поцелуй этой девочки вызвал мышечную слабость с седативным эффектом. Боже мой, какой кайф… Все, решено. Остаюсь здесь жить. Нечего мне дома делать.

На грешную землю нас вернула Алена.

— Эй, коза, ты в своем уме? — вспыхнула она. — Совсем стыд потеряла? Алё, я с тобой разговариваю!

Вера тихонько зверела, глазами дикой кошки сверкая из-под одеяла.

Оторвавшись от уст Антона, Анюта Швец проигнорировала вопрос, посчитав его риторическим. Она собрала в кучу затуманенный взор и перешла к собственным расспросам:

— Кто это сделал, маленький мой? Только скажи, я их в асфальт втопчу!

Лично у меня в реальности исполнения угрозы никаких сомнений не было. Втопчет, растопчет, и размажет.

— Не надо никого топтать, Нюся! Ими милиция занимается.

На улице все явственней громыхало. За окном безостановочно сверкали молнии, дверь веранды болтало разгулявшимся ветром. Гроза приближалась, и атмосфера в обители Антона все более электризовалась.

— Анюта, золотце, — сквозь зубы процедила Вера. — Кажется, дождь собирается. Шла бы ты домой, а?

— Да, — злобно подтвердила Алена. — Катись уже, чтобы не смело могучим ураганом.

— Мамочка моя, что-то сейчас будет… — прошептал Антон совершенно безвольно.

Все-таки по башке досталось ему капитально. Обстановка накалялась, однако парень продолжать млеть, даже не думая разруливать назревающий конфликт — руки с груди девчонки так и не убрал, хотя она перестала наваливаться. Хорошо устроился, потребитель поцелуев… Развел себе цветник, а мне оставил грядки разгребать? Ага, еще чего! Нашли аниматора на женскую дискотеку. У меня, вообще-то, больничный лист и послеоперационная релаксация. Может, уйти от вас? Что-то злые вы стали.

— Дед, погоди! — тихо завопил Антон. — Помоги, буду должен!

— Да? — задумался я. — Ты сказал, я услышал.

— Спасибо!

— Не за что. Я это сделаю по одной причине: чтобы дальнейшее повествование не содержало сцен излишней жестокости.

Пока Антон переваривал сей перл, я убрал его руки с девичьей груди и ласково произнес:

— Нюся, солнышко златовласое, скажи мне, пожалуйста…

Анюта порозовела, острым язычком облизнула припухшие губы. И когда она победным взглядом окинула обалдевших девчонок, Алену перекосило параличом, а Вера под пледом затряслась, хлюпая носом.

— …Куда ты, Нюся, будешь поступать?

— В музпед, — растерянно ответила девчонка. — А что?

Алена, выпучив очи, уставилась на Веру. У той самой моментально высохшие глаза стали как бы ни больше — словно у коровы, которую забыли подоить.

— В музпед?! И что ты будешь там делать? — Алена не могла прийти в себя.

— А что там делают? Буду учиться дальше, — Анюта усмехнулась. — Музыкальную школу по классу скрипки я уже закончила.

— Никогда не видела тебя в нашей музле! — поразилась Алена еще более.

— Я тоже семь лет отбарабанила на пианине, — прошептала Вера. — А такую дылду не заметила…

— Я в городе училась, — успокоила их Нюся. — Там мамины подружки преподают.

— А мама у тебя… — начал я.

— …педагог в музпеде, — закончила девчонка. — По классу скрипки.

Ну вот, еще одно родительское решение. Ведут детей на поводу, как телок в стаде, ей богу…

— А как же волейбол? — мягко спросил я. — У тебя несомненный талант.

— Мама сказала, волейболом сыт не будешь. Еще там можно пальцы переломать. Вы думаете, скрипачу это надо? — Нюся вздохнула с видом старой бабки. — А диплом скрипача — верный кусок хлеба всю жизнь.

Да, особенно не поспоришь…

Помнится, Ростовская консерватория в эти времена называлась музыкально-педагогическим институтом. Через несколько лет здесь откроют первую в Советском Союзе кафедру эстрадно-джазовой музыки, которую возглавит Ким Назаретов. А сейчас будущий профессор джазовой музыки трудится в училище искусств, где сколотил приличный эстрадный коллектив.

В голове начал формироваться план, как вытащить Томку из ее гипсового болота, и заодно Аленкину маму избавить от запоя.

— Нюсенька, а ты можешь завтра прийти ко мне? — сладким голосом пропел я.

От такого вероломного заявления Алена побелела, видимо, впадая в предынфарктное состояние, а Вера под пледом опять затряслась в рыданиях.

— Конечно! — просияла лицом Анюта. — Когда?

— А вечерком, часов в шесть, — я сделал паузу и добавил: — Вместе с мамой.

— С мамой?! — поразилась она. — Зачем?

— Поговорим об учебе и прочих перспективах. А тебя, Алена, я прошу прийти к семи.

— С мамой? — пролепетала та, пребывая в полной прострации.

— Нет, — успокоил я ее. — С мамой не надо. Приходи с папой.

— А как же я? — Вера откинула плед, глаза горели сухим огнем.

— А тебе приходить не надо, ты и так уже здесь. Сейчас девочки уйдут, и мы все обсудим. Да, милые мои? Уже собираетесь? — я обвел подруг потяжелевшим взглядом, выработанном на бесчисленных планерках с нерадивыми сотрудниками. — Раненым героям надо отдохнуть. Быстро по домам!