Утро началось с телефонного звонка.

— Антон, ты получил зарплату? — без лишних предисловий, в свойственной себе манере, моя жена задала актуальный вопрос. Спросила так, будто пять минут назад мы рассталась.

— Нет, — честно ответил я. — В больнице лежу, болею без зарплаты.

— Но у меня кончились деньги, Антон, — ровно возмутилась она. — Что же теперь делать?

— Не знаю, — пожал плечами я. — А зачем деньги, кстати?

— Мы с дочкой путевки взяли, в Грецию, очень выгодно. Путевки оформили, а на шубы деньги нужны! Ты же знаешь, нам в зиму совершенно нечего надеть.

— Денег нет.

— А на карточке?

— Денег нет, — повторил я. Потом добавил: — И не будет.

— Значит, как Марусе, так деньги есть! И просто так есть, и на детскую коляску тоже, а как мне, так нету? — возмущение в голосе нарастало.

— Чтобы закончить этот бессмысленный разговор, предположу ход твоих дальнейших мыслей, — я начал закипать.

— Да?

— Ага. Дачу не продам, машину не продам, вторую квартиру тоже. Кстати, я ее на маленького Антона записал. И эта квартира мне нравится по-прежнему, получишь свою долю после моей смерти. Если выживешь в драке с остальными родственниками. Драка будет, не сомневаюсь.

Телефон пискнул вдруг, и металлический женский голос сообщил:

— Абонент находится вне зоны действия сети.

Наверно, жена запустила аппарат в стену. Что ж, эту пуповину давно пора было рвать. Иначе говоря, перекрыть краник по выкачиванию денег. Меня здесь нет, в конце концов, я умер! Достали… Вот поеду, заморожу там время, пусть посидят истуканами, без острой потребности тратить мою зарплату.

Я представил себе статую жены, замершую напротив статуи дочки, и усмехнулся. Будут нервировать, так и поступим. И пока Коля Уваров на процедурах, потренируемся немного.

Я совершенно спокоен. Мне не о чем волноваться, нет причин для беспокойства. Течет водопад, шумит речка, горит костер. И по команде «замри» весь мир сейчас остановится…

* * *

Анюту я постриг в саду, под яблоней. А что? Нацепил передник, накрыл клиентку простынкой. Потом отступил на шаг, оценивая поле боя. Да, давненько не брал я в руки шашек… Но ничего страшного, голова забыла, руки помнят. Пошла вперед пехота, в смысле расческа. Мастерство не пропьешь, да и чистые густые волосы стричь одно удовольствие. Освещение отличное, и подметать потом не надо, трава все скроет. Машинка для стрижки солидно жужжала, ножницы сверкали, расчески летали. Антон с восхищением наблюдал за моими манипуляциями, впитывая движения и приемы.

— Дай попробовать! — взмолился он под конец.

— Еще чего, — отбрил я опасные поползновения. — На кухне кухарит твоя девушка, там и пробуй, сколько хочешь. А эта прибить может, если что не так пойдет.

— С чего это ты решил? — удивился Антон.

— Включи свежие записи на моем винчестере, сонная тетеря. И вообще, обновления базы данных надо прокачивать постоянно!

— Да понял, понял… — покаялся он. — Не бухти, как старый дед. Так что там с Аней?

— У нее папа чемпион военного округа по самбо, девочка с детства к самообороне приучена.

— Ни фига себе…

— Так что извини, но ошибки сегодня не то чтобы исключены, они недопустимы. От Анюты, брат, не убежишь, вмиг нагонит, и твоим же костылем по хребту накостыляет.

Потом я принес зеркало, и обошел девчонку со всех сторон. Впервые в жизни, наверно, стриг на свой вкус, мнения клиента не спросив. Рискованный ход, однако дело того стоило — Анюта восторженно взвизгнула. Есть все-таки чутье у старого мастера…

Обрезанные косы мы сложили в пластиковый мешок, на память.

— Вера! — требовательно крикнул я.

Одноногий ассистент парикмахера бодро примчался из кухни с двумя полотенцами в руке.

— Неплохо, неплохо, — ревниво отметила Вера. — Аня, сейчас идем в душ, мыть голову. Блузку лучше снять.

Не успел я глазом моргнуть, как Анюта послушно обнажилась. Пулей расстегнула блузку, мигом выскочила из юбки. Оставшись в славном бюстгальтере и симпатичных трусиках, она встала по стойке «смирно». Ишь как уставилась на меня своими серыми глазищами! Так солдат на плацу тянется перед старшиной в ожидании дальнейших указаний.

Хороша, чертовка! Плечики усыпаны милыми веснушками, попка оттопырена, живот втянут, грудь задорно торчит на уровне моего носа. А черное белье явно импортное. Не сравнить с моим временем, конечно, но очень приличное. Родители на девочку денег не пожалели, маме респект.

— Лифчик снимать не надо! — встревожено закричала Вера, а потом еле слышно проворчала: — Дура сисястая. Раздеться можно и в душе, вообще-то…

Не желая того, Анюта наступила ей на самую больную мозоль.

Впрочем, Аня не дура и не простушка. Это стало понятно из хитрого взгляда, который она искоса метнула, уходя.

— Ну что, понравилась? — говорил этот взгляд и плавно покачивающаяся попа.

— Хм, — гулко сглотнул Антон. Мысли его разбежались в поиске нужных слов, но где-то там, вдали, и затерялись.

Я тоже слегка опешил. А потом возмутился: почему тропинка такая короткая?! Летний душ надо было в конце огорода ставить!

Из душа Анюты вышла одетой.

— Сядь, радость моя, — приказал я, встряхивая простынку.

Веру перекосило, как от кислого лимона.

— А что, разве не все? — сверкнув улыбкой, удивилась Аня.

— Последние штрихи, — включая фен-щетку, я приступил к завершающему, самому приятному для художника этапу. Заодно устранил кое-какие шероховатости, заметные только опытному взгляду.

Из кухни выглянул Лапик. Усы-локаторы удивленно шевелились — незнакомый низкий звук фена заставил его оглядеться, чтобы оценить угрозу. Он внимательно осмотрел незнакомую девчонку, скрытую простынкой, шевелящийся шнур удлинителя в траве, и плавно отступил на пригретое место, посчитав ситуацию безопасной.

Антон внимательно наблюдал за моими действиями, требуя иногда пояснений.

Наконец настал миг триумфа, когда девчонка увидела себя в зеркале.

— Тоша… — выдохнула она растроганно, до слез. — Я понимаю, Верка будет злиться, но так хочется тебя расцеловать…

Собственно, а почему нет? Любая работа должна быть оплачена. Стыдливо отнекиваться глупо, однако Антон впал в сомнения.

— Нет! — вскричала Вера, заслоняя Антона и ухватив Анюту за руку. — Идем переодеваться!

— Чего? — не поверила девчонка. — Куда переодеваться?

— Сценический образ номер два, — я задумчиво чесал подбородок. — Как думаешь, Вера?

— Да, — злобно и лаконично бросила она, увлекая Анюту на веранду.

От криков радости, раздавшихся через несколько минут, едва не вылетели окна. А затем Анюта царственной павой выступила во двор. Облаченная в «сценический образ номер два», она смотрелась весьма презентабельно.

Я долго размышлял над девичьими нарядами в группе, и остановился на простом варианте: джинсы с рубашкой. Платье, конечно, не забыл, но в списке образов оно шло под номером «три». Сейчас на Анюте были темно-фиолетовые брючки «чинос», чуть-чуть коротковатые, но мода так и требует, сине-белые босоножки на шпильке и белая мужская рубашка.

— Класс! — оценил Антон.

Я согласился — и размер правильно угадал, и цветовую гамму. На всякий случай во время стрижки я замораживал время, чтобы обмерить Анюту не спеша.

После тренировок фокус получился легко, мир моментально поддался торможению. Антон молодец, помог, несмотря на слабость. Летний сад сверкнул яркими красками, воздух загустел. Звуки скатились в низкий тон, обретя одну ноту. Поблескивая крыльями, пчелы и бабочки замерли над маминой клумбой мальв, а девочка обратилась манекеном. Уже привычное зрелище завораживало, Антон пробормотал что-то восхищенное.

С груди Анюты мерку я снимал внимательно, три раза. Повторял по одной причине, чтобы исключить ошибку. И Антону такой тщательный подход понравился. Потом записал результаты на бумажку, сверил со списком купленных нарядов. Все сошлось, глаз все-таки у меня алмаз.

Обратно, в обычный режим, мир запустился без проблем, только Анюта прошептала озабоченно:

— Что-то у меня голова закружилась…

Конечно, для нее мои движения слились в одно короткое мгновенье, просто перед ее глазами один спрессованный кадр мелькнул. Мы поднесли ей водички, и цирюльный процесс продолжился.

На асфальтированном пятачке перед верандой Анечка стояла кардинально преображенная. Она стала стройней и выше, хотя казалось, выше некуда. Отступив на пару шагов, движением руки я попросил ее покрутиться — та с удовольствием подчинилась, выполнив несколько танцевальных па.

— Ну что? — с легкой улыбкой вопросила девчонка.

— Прическа без замечаний, — честно сообщил я. — Ты стала краше.

Анюта заулыбалась шире.

— Образ тоже хороший, но чего-то не хватает.

— Может быть, — Вера потерла подбородок Антоновым жестом, — очки?

— Да, — сказал я. — Желтые!

И одноногая Вера легко метнулась на веранду, чтобы вернуться с фотохромными «Авиаторами», в миру более известными как «капельки».

— Вот! — сказал я удовлетворенно, надев на нос девчонки аксессуар. — Уже лучше. А теперь гитару.

Вера шустро притащила мой «Фендер». Пристроить инструмент ей удалось с трудом — ремень на высокое плечо накинула, но чуть ли не в прыжке.

Не спеша я прохаживался туда-сюда, оценивая композицию. А что? Неплохо.

— Хорошая девочка, — прошептал Антон.

— Но-но! — так же мысленно возразил ему я. — Не в свою лужу не садись!

— Мне нравится, — безрадостным тоном, поджав губы, выдавила Вера.

Анюта перевела вопрошающий взгляд на меня.

— Серьги! — понял я, наконец, чего не хватает для полноты картины.

В прошлый раз я притаранил из дома здоровенную шкатулку с бижутерией жены. Ей это добро уже точно не понадобится, а местным девчонкам может быть приятно. Такой вывод ранее подтвердил счастливый вид Веры, когда она получала подарки. Что ж, посмотрим на реакцию Анюты.

Я выбрал из крайнего отсека моно-серьги — позолоченную плоскую пуговицу с четырьмя крупными дырками, и длинную золотую сабельку. Покопался еще немного, чтобы выудить коротенькую цепочку якорного плетения с алмазной огранкой.

— Это мне? — недоверчиво прошептала Анюта.

— Незамужняя девушка надевает браслетик на лодыжку, — пояснил я. — Такое украшение называется анклет.

— А серьги почему разные? — серые глаза полнились восторгом.

— Не нравится?

— Очень нравится! Но почему?

— Таков сценический образ, — отрезал я. Рассусоливать на тему моды не хотелось, причуды женских обычаев двумя словами не объяснишь. — Вера, как думаешь, что мы еще упустили?

— Яркий образ должен дополняться макияжем, — деловым тоном сообщила она. — Ты же сам вчера говорил.

— Точно! — воскликнул я. — Склероз прогрессирует, но у меня есть ты! Веди Аню к туалетному столику, в мамину комнату.

Пауза на макияж оказалась длительной, но терпение было вознаграждено.

— Что б я без тебя делал, Вера? — сказал чистую правду: теперь «сценический образ номер два» завершался румянцем на скулах, смоляными бровями и ярко-красными губами.

Себя Вера тоже не забыла раскрасить. Заодно сменила домашнюю одежду на собственный сценический образ номер два. Он был похожий, но другой — светлые брючки, серые кроссовки «Нью Беланс», серые очки «Каррера» в красной оправе, и белая рубашка свободного кроя — не приталенная, чтобы скрыть малую грудь. Серьги она надела цветочками, с крохотными бриллиантами.

Антон опять впал в прострацию. Видимо, красочное зрелище усугубило травму головы.

— Нам пора собираться, — напомнила Вера, взглянув на малюсенькие часики — еще один сувенир «оттуда».

— Так, Анюта, работа сделана, иди домой, — спохватился я, — а у нас дело намечается.

— Как домой? — опешила девчонка. — А форму снимать?

— Это не форма, а сценический образ, — терпеливо пояснил я. — Походишь, привыкнешь. Тебе должно быть удобно и комфортно на сцене в обмятой одежде, понимаешь? Это теперь твои вещи. Иди, иди. Только гитару отдай. Если что не так, потом скажешь — заменим.

Слезы крупными каплями потекли из-под очков девчонки.

— Так это все мне? А что я маме скажу?!

— Аня, хватит ныть! — ледяным тоном Вера пресекла неожиданный выплеск эмоций. — Скажешь, у меня взяла, посмотреть, померить. А деньги с зарплаты отдашь.

— У меня будет зарплата?!

Вот в этом уверенности не было, однако позитив мне следовало закрепить:

— Ну какие твои годы? Осталось только научиться играть на гитаре…

У ворот затарахтел мопедный двигатель, и во двор вкатился Вова Спиридонов. Нажав на тормоз, он замер с распахнутой челюстью, из-за спины выглядывала не менее обалдевшая Женька.

— У вас тут концерт? — промямлил, наконец, Вова, забыв поздороваться. — А это кто?

— Добрый день, — вежливо, на автомате, отозвался Антон. — Это Анюта Швец, а это Вера Радина, знакомьтесь.

— Да ладно! — не поверил Вова. — Верку с Анькой я с детства знаю, о чем ты говоришь? Это какие-то другие телки. Классные!

И тут же он получил подзатыльник.

— Хотя похожи, — сдал назад Вова. — Как ты это сделал?

Я отвел Вову в сторону, к столику под яблоней, чтобы сообщить о завершении попугайного бизнеса. Тот отреагировал удивительно спокойно, по-философски:

— Все когда-нибудь кончается. Да ладно, на мой век щеглов хватит. Дашь магнитофон до вечера? Пару пленок надо переписать.

Девушки у веранды вели светскую беседу.

— Я теперь работаю у Антона гитаристкой, — Анюта словесно убивала Женьку, и от каждого слова ту качало, словно красного комиссара на расстреле.

— А ты? — Женька перевела круглые глаза на Веру.

— Я тоже, — добила хладный труп Вера, — пианисткой.

— Вова! — заорала вдруг Женька. — Вова, хочу как Анька работать!