Перекусить мы остановились у Цыгана, в забегаловке на Левом берегу. В ресторан девушку поведу вечером, а здесь самое удобное место и перекусить, и плавно ввести невольную туристку в обстановку.

Древние дощатые столики в траве под деревьями, садовые скамейки, самообслуживание с окошком выдачи создавали полную имитацию родного 1971 года, включая скворечник туалета вдали. Антураж оттенял одуряющий запах огромных мангалов, дымящих невдалеке. Даме должно понравиться.

Полную миску шашлыка, с горкой, я гордо выставил на стол. Рядом умостил пластиковые тарелочки с лавашем и зеленью.

— А водка где?! — удивилась она, вгрызаясь в сочный, хорошо прожаренный кусок мяса.

Пришлось бежать обратно:

— Мужики, пропустите, шашлык взял, а водку забыл!

Очередь добродушно заржала.

— Стой, отец, — крикнул кто-то. — Шашлык получил, водку вспомнил, а как же томатный сок?

Очередь смеялась мне вслед, настроение стремительно поднималось. Моя королева не гневится, не зовет стражу, а вкушает пищу за одним столом. На анекдоты улыбается!

— Ну, за знакомство, — она подняла пластиковый стаканчик. — И давай без политесов и брудершафта. Я Нина, ты Антон.

Группа чернокожих парней за соседним столом, весело перекрикиваясь, уминала люля-кебаб под самогон из доброго стеклянного кувшина.

— Какие негры забавные, — выдохнув, заметила Нина. — Чешут по-французски с марсельским говорком, словно докеры местные.

— Так они, скорее всего, коренные французы и есть. Там бледнолицых уже не осталось, — усмехнулся я. — А ты во всех французских диалектах сечешь?

— Марсельцы произносят отчетливо редуцированные гласные, и ударения у них сильней. Марсельский говор более музыкален, немного похож на итальянский язык.

— Итальянским тоже владеешь?

— Работа такая, — пожала она плечами. — Испанский, немецкий. Слабое место у меня английский, надо подтягивать. А теперь и современный русский придется учить. Поможешь? Еще автомобиль сильно изменился… Дашь порулить? Я запомнила, как он скорости переключает.

Глухонемого водителя-гида мы изолировали — усадили подальше с глаз.

— Рулить после водки? — возмутился я. — Нет, так не пойдет. В другой раз.

— О, как у вас тут строго, — чокнувшись пластиковым стаканчиком, она взялась за второй кусок мяса. — Ну, ладно, давай. За все хорошее против всего плохого. Чем по жизни занимаешься?

— Паяю-починяю домашнюю технику, — честно признался я. — Спекулирую иногда. Короче, обычный работающий пенсионер.

— Не похож ты на пенсионера, — покачала она головой.

— А на кого похож?

— На кобеля мартовского, — рубанула она, снова поднимая пластиковую рюмку. — Верку мою на пару с Антоном охмуряете?

— Скорее она Антона охмуряет, если быть точным, вздохнул я. — Не мое это дело. Меня больше ее мама привлекает.

Нина протянула мне пустую рюмку. Эй, такими темпами скоро за новой бутылкой бежать… Крепкая женщина, однако.

— А вот тут ты пролетаешь, — она ослепительно улыбнулась. — Имеется у меня один кавалер, этого достаточно. Всегда рядом капитан Игорь Неделькин. Он и в милиции коллега, и на задании как бы помощник. Давно спит под рукой, очень удобно выходит.

— Было бы странно, если было иначе, — сожаления я не скрывал. — Свято место пусто не бывает.

— Хотя красивые сказки о моей красоте очень понравились. Голосом Антона пел ты здорово, чистый соловей, — она лукаво прищурилась.

— Вынужден признать, что тогда говорил не всю правду, — снова вздохнул я. — Не из мужского ребра слепили тебя.

— Да? — ей стало интересно, даже жевать перестала.

— Ты не обычная женщина, Нина. С первого взгляда видно, что это зеленоглазое чудо сделали не на Земле, а прислали с другой планеты.

— Ладно, сказочник. О приятном позже, — она встряхнула челкой. — А сейчас ближе к телу, как говорят на Западе. Причиной всех проблем являюсь не я, а человек, отдающий мне приказы. Он принимает решения, и о нашей смерти тоже.

— Куратор из ЦК КПСС? — усмехнулся я.

— Лучше бы простому пенсионеру этого не знать, но без помощи мне не обойтись. В твоих объятьях я смогу попасть к нему в кабинет?

— Зачем?

— Допрос третьей степени, — она сказала это так, будто второгоднику объяснила закон Ома.

— Пытки, что ли?! — дошло до меня.

— Экспресс-допрос применяется в тех случаях, когда информация нужна быстро, а перепроверять времени нет. Ампутация конечностей, имитация повешения… Наиболее эффективным считается дырка в мочевом пузыре — вытекающая моча печет рану и моментально развязывает языки.

— Нина, разве так можно? — поперхнулся я.

— А убивать мою дочь можно? — отрезала она. — И вообще, этого ты не увидишь. Доставишь меня на место, и уйдешь. Потом вернешься за трупом.

— Чего?! — я быстренько набулькал себе полный стаканчик. — Я так не умею!

— Придется научиться. Твой лифт — очень удобный способ утилизации. Полная зачистка, пусть охрана деятеля ЦК голову потом ломает. Слушай, а зачем идти к нему на работу, когда проще прихватить голубя в спальне? Забрать в укромное местечко, и поговорить по душам… Если кто за его спиной стоит — того гаврика тоже забрать. Заодно номера их банковских швейцарских счетов тщательно записать. И второе, эти их подельники из братских компартий. Если грабеж моей страны поставлен на конвейер, там тоже есть наличные не только в домашних сейфах. Уж где искать, я знаю, разных чемоданов туда достаточно отвезла.

За новой бутылкой пришлось все-таки бежать — очень голодная чайка мне попалась. После забега сообщил мнение:

— Тут надо с Уваровым встречаться, он у нас стратег.

Со стороны казалось, будто женщина в старомодном сарафане кокетничает, улыбаясь:

— Конечно, надо. Аналитик нам очень кстати будет. Нужна полная информация и только затем разработка операции. Но это без тебя, твоя задача чисто транспортная.

— Мое дело телячье, обосрался и стой? — хмыкнул я.

— Ага. Детали тебе знать незачем, спать лучше будешь. И еще мне нужна адаптация в этом мире. Здесь так все изменилось… Поможешь?

На скамейку запрыгнула толстая кошка. Посмотрев на меня внимательным взглядом, она деликатно отвернулась, лелея надежду на материальную помощь в виде мяса. А почему нет? Бездомным кошкам тоже надо помогать.

* * *

— Документы я вам сделаю, Нина, — Коля задумался. — Легенду разработаю. Канал мне видится так: вы с напарником берете машину напрокат, будто из Риги поехали по Европе кататься. Отпуск и все такое. Тем временем Антон слетает в Барселону, снимет домик в пригороде — так полно маленьких гостиниц. План по изъятию ценностей из братских компартий меня не касается. В 1971 году вы можете положить их в надежный банк, закопать в землю, или купить акции приличных компаний. Вот папочка, почитаете. Можете придумать свой вариант, нам побоку, как вы найдете свой клад в этом времени. Это ваша жизнь и ваши деньги. Устроитесь, впишетесь в местную жизнь, заберете Веру. Ну, если она захочет. Не захочет — транспортная компания Антона свиданья обеспечит.

— Мне надо выпить чашечку кофе… И все обдумать, — хмель от желудка все-таки добрался до языка Нины.

— И правильно! — согласился Коля, укоризненно поглядывая на меня. — Конфуций как-то сказал, что тремя путями мы познаем мудрость: размышлением — самый благородный путь. Подражанием — самый легкий путь. И третий, опытный — это самый тяжелый. Водки в этом списке не было.

Я икнул, а Уваров продолжил:

— Антону отдых тоже не помешает. Сейчас вы оба пойдете обратно, подумаете, выспитесь. А потом вернемся к нашим баранам.

— Мама, ты пьяная?! — вскакивая со скамейки, оторопела Вера. — Пяти минут не прошло, а она умудрилась набраться до бровей! И хватит уже обниматься, Тоша!

— Доча, у меня был серьезный повод, — Нина качнулась, Антон еле ее удержал. — Пошли домой, маме надо прилечь…

Вере с трудом удалось разорвать крепкие объятья, и переложить мамину руку себе на плечо.

— У тебя нога, — Нина отстранилась, чтобы пойти как по линеечке, чуть ли не строевым шагом.

Железная женщина… У нас с Антоном в глазах двоилось. Не от водки, мне досталось гораздо меньше собутыльника. Просто я разглядывал чудную часть тела, обтянутую розовым сарафаном ниже спины, а парень пытался сфокусироваться на брючках Веры.

Когда великолепную картину скрыли кусты, он вздохнул:

— Сегодня танцы в клубе. Наверное, последние с этим коллективом. Пойдешь со мной?

А почему нет? Настроение замечательное, можно даже спеть что-нибудь новенькое. Есть у нас в запасе пару разученных вещей, неизвестных парторгу. Ничего крамольного, обычные песни про любовь.

На дверях клуба гипсового завода белело объявление. И как я его раньше не заметил? Цитирую текст:

«На танцевальные вечера трудящиеся должны приходить в легкой одежде и обуви. Танцевать в рабочей и спортивной одежде воспрещается. Танцевать в искаженном виде запрещается. Танцующий должен исполнять танец правильно, четно и одинаково хорошо как правой, так и левой ногой. Курить и смеяться следует в специально отведенных местах».

Удивляло одно, как они не додумались еще и думать в специально отведенных местах?

Тамара Карапетян вышла на сцену в белых легинсах. Светлые штаны в то время считались необыкновенным шиком, а белые джинсы и черные лабутены смотрелись особенно хорошо. Но песню про лабутены мы теперь не исполняли — партком запретил. А жаль…

Зато с красной блузкой я точно угадал, получилась настоящая черноокая гурия, кожей цвета серебра. Эх, уведут ее у нас, что мы с Антоном будем делать?!

Из динамиков лилась сплошная любовная патока. Бессмертный Антонов уже начал свое триумфальное шествие по стране, «Поющие гитары» неслись из каждого окна, где имелся магнитофон. Тем не менее, на танцах песня «Нет тебя прекрасней» звучала постоянно.

Ну, а Тамара в эту тему только добавила жару:

Там где клен шумит над речной волной, Говорили мы о любви с тобой. Опустел тот клен, в поле бродит мгла, А любовь как сон стороной прошла…

Иногда микрофонную стойку двигал к себе Антон, давая Томке отдохнуть:

У берёз и сосен тихо бродит осень, А в глазах, а в глазах уже зима.

В разгар танцев отлично вписалась новинка, которую мне хотелось проверить на нынешней публике. Будет ли такое пользоваться спросом?

О, боже, мама, мама, я схожу с ума, Её улыбка, мама, кругом голова.

Будет! В те времена хлопать музыкантам на танцах еще не научились. Группа фанаток Антона, плясавшая возле сцены, просто замерла, пожирая его восторженными глазами. А крепкая барышня Галюся, слесарь из механического цеха, заорала вдруг:

— Антоша, еще разок, и я твоя навеки!

Пришлось начинать снова, так сказать, на бис:

О, боже, мама, мама, пьяный без вина, Её улыбка, мама, самая-самая.

Обычные вроде слова, и музыка не мудреная, а какой фурор… Егор Крид рулит во все времена, это весьма важное наблюдение.

И голос Антона с каждый разом звучит все уверенней, с парня будет толк. Репертуаром я его обеспечил на десять лет вперед, только работай, не размениваясь на пустяки.