Как только вездесущий Ранчер предупредил леди, что прибыли музыканты, она, как порядочная актриса, тут же отправилась знакомиться с теми, кто будет ей аккомпанировать на вечернем концерте. Вряд ли король соизволит ещё раз передать свой собственный инструмент в чужие руки.

Музыкантов устроили на заднем дворе, на сеновале. Погода стояла тёплая, не дождливая, сено ещё не свозили с многочисленных лугов, где оно сушилось на специальных вешалах, так что места оказалось более, чем достаточно.

Две женщины с аппетитом обедали хлебом с молоком, кувшин которого принесли с кухни, а старик-лютнист лежал в углу, бездумно разглядывая крышу.

— Ну? — певичка подбоченилась, выискивая глазами инструменты. — Чего играть будем?

— А чего надобно? — голос старика отдавал хрипотцой, услышав которую леди тут же насторожилась.

— Арии из столичного театра, баллады, любовные песенки. Что-то из этой музыки вам знакомо?

Дед повернулся, прищурился, но снова отвернуться не успел — леди метнулась вперёд, когтями вцепляясь в обшлага потрёпанной куртки.

— Ты-ы-ы! — шипение метаморфы леденило не только кровь, доски старого сарая подёрнулись едва различимым инеем. — Какого демона ты тут мотаешься, Шаррмит?

— Тоска заела, — старик не сделал ни одного движения, даже не попытался отодвинуть разъярённую даму. Только вытянул из охапки травы стебелёк и сунул в рот, прикусывая подозрительно целыми для такого возраста зубами.

— Идиот, ты же можешь себя выдать?

— А наплевать, — на морщинистом лице неожиданно ярко засияли янтарные глаза. — Столько лет уже прошло… А ты не меняешься, Вирнисса. Всё такая же активная и молодая. Вот всегда меня интересовал этот вопрос — как такая расчётливая и хитрая стерва умудрилась пережить четверых мужей и не одряхлеть?

— Потому что стерва, — огрызнулась леди, разжимая стиснутые когти. Подумала, поправила слегка подранную куртку, стряхнула с неё мелкие комочки земли. — Только не говори, что твоему родственнику было со мной плохо или скучно.

— Не-е-ет, — издевательски протянул старик, — с тобой никто не соскучится, но и долго не проживёт, неуёмная ты наша. Твои супруги от такого счастья предпочитали как можно скорее получить сердечный удар, пару минут похрипеть и бегом отправиться к праотцам — лишь бы тебя не видеть. Никогда не представляла себе такого варианта развития событий, а?

Флейтистки словно не слышали разговора, продолжая жевать и обсуждать шёпотом что-то своё.

— Ты плохо выглядишь, — Вирнисса пропустила колкость мимо ушей и внимательно изучила сгорбленную отощавшую фигуру. — Когда перекидывался последний раз?

— А вот тогда и перекидывался, — окрысился в её сторону дед. — Зачем мне молодость и долгая жизнь, если одна любовь умерла, а вторая ничего обо мне не знает. Сдохну в канаве и ладно. Тебе всё равно не понять — ты не знаешь, что такое дети.

— Жестоко, но верно, — леди выпрямилась. — И глупо. Я была лучшего мнения о вашем роде, Кшаррон производил впечатление мудрого и увёртливого политика, от его племянника я ждала того же.

— Извини, — старик поднялся тоже, оказавшись почти на голову выше жены своего дяди. — Но ты и в самом деле не можешь понять, что я чувствую. Хочу хотя бы раз увидеть свою дочь перед смертью.

— И оставить её без настоящих родственников? — сарказм, льющийся с голоса метаморфы, можно было черпать горстями. — То есть, опять одну, без поддержки, выполняющей прихоти самодура и его семьи, в воле которых она оказалась. Если бы некоторые мужчины думали в первую очередь головой и не исчезали в неизвестном направлении восемнадцать лет назад… Да лучше бы ты её выкрал вместе с матерью!

Она тоже била больно, испытывая несказанное удовольствие от того, что отца Ровены начало корчить в буквальном смысле этого слова. Как ему удалось удержаться от превращения, Шаррмит и сам не понял.

— Нет, — прохрипел он, падая на колени и опуская голову. — Не буду.

— Ну и дурак, — беззлобно констатировала леди. — Непроходимый упёртый дурак! В замке нынче его величество гостит, я из себя столичную певичку изображаю. Ты же был хорошим музыкантом, сможешь подыграть?

— Зачем? — морф перекатился и теперь уже сидел на полу.

— Дочь увидеть хочешь? — Вирнисса наклонилась к съёжившемуся мужчине. — А брак ей хороший устроить хочешь? А чтобы она уехала отсюда в Зелёную Долину, где у тебя и самого дом сохранился? Ведь всего восемнадцать лет прошло. Всего, понимаешь?

Морщины чуть разгладились, но музыкант продолжал упрямо молчать.

— Вот на кого я трачу время, а? — леди капризно всплеснула руками и подняла глаза к стропилам, с которых свисали мотки полуистлевшей бечевы. Висящего среди них ответа не оказалось. — Я уговариваю хама, который оскорбил истинную аристократку до мозга костей, а заодно и сопляка, который сделал неправильные выводы, повёл себя недостойно мужчины и теперь ничего не желает исправлять. Ах, только смерть! Ха-ха…

И она мешком свалилась на пыльный пол. Женщины переглянулись и на всякий случай переместились ближе к дверям, вдруг какой слуга пойдёт — так отвлечь, пока бывшие родственники разыгрывают театр, а заодно и проверяют нервы друг у друга.

— Э! — старик легонько ткнул развалившуюся леди в плечо.

— Не «э», а госпожа певичка, — Вирнисса приоткрыла один глаз и показала обалдевшему от происходяшего метаморфу язык. — Коль попал в замок графа, так придётся выполнять то, ради чего вас сюда привезли. Настраиваем струнные, продуваем духовые и… начинаем репетировать, — она бегло глянула в сторону флейтисток и поинтересовалась, — Сам учил?

— Конечно, — Шаррмит, тяжело покряхтывая, подтянул к себе мешок и вытащил инструмент. — И учил, и натаскивал.

Завидев лютню, леди едва не завизжала от восторга. Но пугать неожиданными воплями слоняющихся по двору слуг не стоило, поэтому она ограничилась выпученными глазами на стебельках и длинным фиолетовым языком, который свесился до самого корсажа.

— Вирнисса, ты в своём репертуаре, — усмехнулся метаморф, пробегая пальцами по струнам. — Да, это «Хрустальная заря». Сейчас настрою и посмотрим, как можно расширить твой список арий и серенад.

— Не боишься, что ограбят по дороге? Лучший инструмент за всю историю Долины!

— А со мной къерры, — Шаррмит мотнул головой в сторону женщин. — Порвут любого в момент и не подавятся.

Подавилась как раз Вирнисса, её выход из дворца с целью развлекательной прогулки становился уж очень познавательным.

— Ты заключил договор с тенями подземелий? — леди отряхнулась и села на старую колоду, валявшуюся около стены. — Сильно рисковал…

— Или они со мной. Какая разница? — старик снова показал белые крепкие зубы в кривой ухмылке. — Важен сам факт их присутствия. Так что будешь петь?

— Помнишь, во дворце твоего дяди устраивали театральный вечерочек с переодеваниями? — Вирнисса откинулась, рассчитывая опереться на стену, но колода покачнулась и она еле успела восстановить равновесие, чтобы не упасть.

— Было такое, — Шаррмит даже не переменился в лице. — Что-то с того вечера осталось в твоей памяти?

— А я ещё не впала в маразм и не страдаю старческим слабоумием, — обиделась леди. — Что играли, то и осталось. Сначала песенка юной пастушки, потом она выходит замуж и сгорает от страсти, потом ария покинутой бабищи. Ну а в конце милая старушка трогательно утирает платочком слёзы на могиле незадачливого мужа, который осмелился променять счастливую и радостную жизнь с ней на любовь знатной женщины. Этакий похоронный марш.

— Ничего не напоминает из твоей собственной жизни?

Шаррмит спросил и напрягся — дама вполне могла за такие слова заехать ему по уху. За невежливое и непочтительное отношение к старшей не только по возрасту, но и по титулу.

— Хам! — шепотом взвизгнула достопочтенная леди и оглянулась на дверь. Подслушивающих вблизи не наблюдалось, иначе къерры бы среагировали. Их слуху, обонянию и интуиции могли позавидовать и сами морфы. — На наивную пастушку я тянула только будучи сопливым ребёнком, и от меня ещё никто не уходил, во всяком случае, по собственной воле, ну а остальное чистое совпадение.

Метаморф решил не продолжать дискуссию, тем более, что ему понравилась перспектива спокойно посмотреть на дочь вблизи.

Быстрые аккорды раскатились каскадом чистых звуков в полутьме сарая. Вирнисса восторженно прижала руки к груди и зажмурилась — возможность снова услышать дивный инструмент повергла её в экстаз.

Но Шаррмит решил окончательно добить бывшую родственницу и заиграл старую серенаду, которую, и он знал это, поскольку сам же и аккомпанировал, пел его дядя, уговаривая красавицу-аристократку заключить брак.

Глуховатый баритон с еле заметной хрипотцой заставил женщину встрепенуться. Ресницы дрогнули и по щекам покатились слёзы.

— Это невозможно, — выдохнула леди. — У вас настолько похожи голоса…

— Спой это на вечернем концерте. Ради меня, ради моей любви, да и своей тоже, — метаморф прижал струны ладонью. — Я подпою тебе эхом. Знаешь, и в самом деле тоска, тоска по семье, по вечерам, наполненным музыкой и играми, таким тёплым и таким домашним. Ты права, я допустил ошибку… Так надеялся, что Сильвия…

Голос сорвался и старик замолчал. Впрочем, он уже не выглядел настолько дряхлым, каким пришёл в замок. Морщины разгладились, спутанные седые волосы потемнели, а из груди вырвался беспомощный полурык-полустон.

— Ты сохранил письма?

Шаррмит тяжело тряхнул головой и вернулся в облик старого лютниста. Пальцы задрожали, но он всё-таки полез за пазуху и вытащил стопку писем, перевязанных алой ленточкой.

— Это лента с её волос.

Мужчина бережно погладил сложенные листы и хотел спрятать их назад, как змеёй скользнувшая метаморфа его остановила.

— Они мне нужны, чтобы доказать истинное отцовство Ровены. Они и в самом деле мне нужны. Верну, я понимаю, сколько у тебя с ними связано, — Вирнисса тронула его за плечо. — Обещаю, верну в целости и сохранности.

— Расскажешь, что задумала? — старик проводил печальным взглядом простые серые конверты, предназначенные для мышиной почты.

— Разумеется, но ты должен пообещать мне, что не наделаешь глупостей и не обнаружишь себя. Пока, во всяком случае.

Леди деловито запихнула приличную стопку бумаги за корсаж. Вот здесь уже удивился метаморф, увидев, что лиф блузки не оттопырился, а плотно лёг на старое место.

— У тебя там свёрнутый портал? — мужчина вытянул жилистую шею, пытаясь заглянуть в вырез.

— Не наглей, мои прелести не для зелёных юнцов, — сухо прокомментировала Вирнисса. — В конце концов, у каждой настоящей женщины свои секреты…

— Можно подумать, твои мужья не были юнцами по сравнению… — Шаррмит неожиданно резво отскочил в сторону, увидев, как потемнел сиреневый взгляд. — Прости, не смог удержаться, иглы наше всё. Рассказывай, я поддержу тебя во всём, даже если моя жизнь будет в опасности…

Он произнёс стандартную формулу доверия и опустился на одно колено, безоговорочно признавая главенство и опыт старейшей метаморфы.

Его величество с тоской поглядел на темнеющее небо, сегодняшнего вечера он ждал с особым нетерпением. Свита уже донесла, что Миртуру удалось раздобыть настоящих музыкантов, и его «любимая» певичка усердно репетирует на сеновале.

Двусмысленная фраза, не правда ли? Певичка и сеновал — что можно подумать при таком словосочетании?

Но стражник, пару раз заглянувший в раскрытые настежь двери, убедился, что и в самом деле репетируют. Старик задумчиво перебирал струны, а Вирни втолковывала флейтисткам, что от них требуется. И снова повтор музыкальных фраз. Снова и снова. Под конец у стража начала кружиться голова от бесконечного мурлыканья певички и не менее бесконечного повторения одного и того же. Как они там не свихнулись в своём театре от постоянных репетиций?

— Ваше величество, — сопровождающий придворный склонил голову, — в зале ждут только вас.

— А гости? — Брандт не заметил, насколько тоскливо прозвучал вопрос.

— Повелитель Зелёной Долины и его наследник уже там.

— Эхе-хе, — по-старчески закряхтел король, поднимаясь с кресла. Вот сидел около окна, любовался темнеющим пейзажем и птичьей вознёй в листьях раскидистого серебристого клёна, никого не трогал…

В этот раз по залу от самой двери и до центрального стола раскатали алую ковровую дорожку.

Музыканты, отмытые от дорожной пыли, чинно заняли места на низких табуретах около стены. Старик лениво поглаживал лютню, завернутую в старую холстину, флейтистки, открыв рот, разглядывали лепнину и гобелены. По их удивлению можно было судить, что в замки артистическую братию приглашали редко.

— Ваша сиятельство, Ровену привести в зал? — доверенный лакей наклонился к уху графа.

— Ни в коем случае, наоборот проследите, чтобы она и близко не подходила к главному дому. Из башни может выходить, но не дальше заднего двора, — Миртур сделал нетерпеливый жест, отпуская слугу.

— Но его величество…

— Уверен, что король даже не вспомнит о ней, — граф кивнул на двери, в которых драгоценной статуэткой застыла певичка.

Для парадного выхода Вирнисса выбрала облегающее тёмно-синее платье из мерцающей ткани со скромным вырезом на груди. Но это спереди, а спина оказалась открытой от плеч до самой талии, если не ниже. И волосы подобрала так, чтобы ни от одного взгляда не ускользнула горделивая осанка и соблазнительные изгибы фигуры.

Король шумно сглотнул и скосил глаза на гостей. Если наследник пребывал в привычном состоянии задумчивости, то взгляд Повелителя Зелёной Долины ярился непонятно чему, вспыхивая едва заметными искрами.

Метаморфа пропустила вереницу слуг, с удовольствием любуясь тем, как косят их глаза и заплетаются ноги. Ладно хоть не уронили серебряную посуду, нарушая торжественность момента.

Первая перемена блюд отправилась на столы.

Старик-лютнист распаковал свой инструмент, спокойно поглядывая на высшее собрание, что-то шепча, коснулся раскрытой ладонью струн, и повернулся к столичной актриске, ожидая её выхода.

Да-да, это твой выход Вирнисса! Тряхни стариной, покажи всем этим ничтожествам свой колоссальный талант!

Тонко запели две флейты, по очереди подхватывая затейливую мелодию.

Терсан вздрогнул и прищурился — в магическом зрении плыло, не давая разглядеть ни музыкантов, ни великолепные инструменты. Пусть он не особо усердствовал в изучении нотной грамоты, обязательной для всех метаморфов, но отличить лютню, созданную истинным мастером своего дела, от дешёвой подделки мог. А сейчас играла легендарная лютня, с изумительной красоты звуками, безупречно настроенная, поющая под умелыми пальцами своего настоящего хозяина…

Лукаво усмехнувшись в сторону озадаченного родственника, Вирнисса плавно ступила на ковёр. Благодаря сумасшедшему приливу вдохновения, неожиданную силу получил второй ген, родственный метаморфам, но всё же отличающийся от них по силе и направлению — ген старых асфиров-хэмилли, передавшийся из глубины веков маленькой девочке, единственной среди ныне живущих в Зелёной Долине. Она воспользовалась им с удовольствием и приличной долей злорадства, наложив на музыкантов собственную иллюзию, не дающую возможности различить их истинные облики даже при полной потере контроля. Право не стоило пугать раньше времени высоких гостей раззявленными пастями огромных собак и их призрачными светящимися телами. Да и открывать своё настоящее лицо Шаррмиту тоже не было смысла.

Лёгкий румянец залил её щёки, в чёрных глазах засияли сиреневые огни, и под сводами парадного зала раздался голос, неподражаемый и чистый. С лёгкостью переходя от грудного контральто к высочайшему колоратурному сопрано, певица не задыхалась, не пыталась форсировать сложные фразы, она словно жила исполняемой арией.

Следующей была кокетливая каватина со множеством изысканных пассажей, потом лирическая баллада, сменившаяся томной серенадой.

— Чудесно! — воскликнул Брандт, вставая со своего кресла и аплодируя от души. — А что-нибудь трагичное, чисто из личного театрального репертуара, можно попросить? Вирни, не сомневаюсь, что тебе по силам создать одним голосом настоящий спектакль.

— Благодарю за честь, ваше величество! — певица лукаво улыбнулась и подмигнула музыкантам.

Правда для этого ей пришлось повернуться спиной и продемонстрировать великолепный вырез на платье, отчего Миртур побагровел, его супруга поперхнулась, а Терсан помрачнел ещё больше.

Повелитель Зелёной долины не краснел от смущения, как его сын, но и его внутренне коробило от осознания того, что таланты старой тётки и впрямь оказались заперты, в том числе благодаря и его стараниям. Собственно, он сомневался, что леди рискнёт выйти замуж ещё раз, её возраст уже давно перевалил за критическую отметку даже для долгоживущих метаморфов.

Выбор Вирниссы пал на причудливую оперу, которую она посещала давным-давно в разъездах.

Она добавила в арию множество фиоритур и пассажей, считавшихся доселе невыполнимыми, при этом импровизировала настолько просто, будто перед ней стояла партитура для чтения с листа. В её исполнении было столько искусных модуляций, столько выразительности и поистине сумасшедшей энергии, а сквозь эту бурную весёлость иногда прорывалось такое мрачное отчаяние, что слушатели переходили от восхищения к ужасу, не переставая благоговеть перед небывалом талантом.

Завершив сложнейшую партию, Вирнисса поклонилась, подумала и кивнула лютнисту.

На прощание она собиралась исполнить песню, которую слышала в исполнении одного из менестрелей, и теперь собиралась преподнести публике.

Король слушал, полузакрыв глаза, словно растворяясь в чудесных звуках, и не ожидал, что вступит ещё один голос, мужской, еле слышным эхом ведя свою партию. Тихо, отдавая первенство солистке, рассказывая о своих воспоминаниях и своей тоске.

Аделина честно скучала, не понимая, почему его величество со своей свитой и его высокие гости боялись шелохнуться, чтобы не пропустить ни одной ноты. Да красиво, но не настолько же, чтобы уделять актрисе столько внимания, забывая о тех, кто сидит рядом.

Граф покачал головой — гонец, который привёз труппу, заслужил хорошее вознаграждение, музыканты играли выше всяких похвал. Удивляло только одно, как за такое короткое время они смогли выучить такой обширный репертуар? Судя по изумлению короля, тот тоже не рассчитывал на настолько высокий профессионализм. Странствующая труппа честно отрабатывала обещанные деньги.

И он принял решение — на время высочайшего визита оставить их у себя, чтобы концерт состоялся и в оставшиеся дни. Сомнения насчёт столичной актриски развеялись полностью. Пусть Миртур был дилетантом по части музыки и всего того, что с ней связано, но не заметить искреннее восхищение более искушённых персон по части искусства было невозможно.

— Хочу её, — пробормотал король, подзывая своего слугу. — После ужина приведёшь Вирни в мою спальню и лично проследишь, чтобы нам не мешали. Никаких любопытствующих рядом, чтобы даже и близко никто не смел подойти. Охрану полную, на всех местах, задействуйте любые артефакты. Помехи мне не нужны.