Вечером, отделавшись от последнего посетителя (принесла нелегкая вампира-целителя, они всегда на ночь глядя заявиться норовят), Куксон поднялся из-за стола, заложил руки за спину и прошелся по кабинету.

Темнело за окнами, неслышными шагами подкрадывалась к Лангедаку ночь — пособница неведомого призрачного убийцы.

Куксон подошел к окну, посмотрел на раскинувшийся внизу город. Светились в домах окна, мерцали цветные огоньки гирлянд на деревьях, а чуть в стороне от главных улиц уже зажегся зеленый фонарь: знак того, что ночной гоблинский рынок, известный на все королевство, начал свою работу.

Говорят, способности к торговле к гоблинов в крови и с этим утверждением Куксон никогда не спорил. Что ж спорить, коль это правда? Самые крупные, самые знаменитые рынки по всей земле принадлежат гоблинам. Конечно, и товар они продают особый, горшками да репой гоблины не торгуют. В соседнем королевстве, к примеру, находится подпольный рынок несуществующих артефактов, редчайших магических вещей, которых никто и в глаза не видел. Потому и считаются они несуществующими… да только на гоблинском рынке любой амулет из-под земли достанут, были бы у покупателя деньги.

В Пустынных землях занимаются гоблины работорговлей, да не простой, а особенной: любого нужного человека (и не только человека) отыщут и доставят куда надо. Болтают, что не только из королевств, но и из других миров людей выкрадывают, но Куксон таким слухам не верил: на гоблинов чего только не наговаривают! А в Пяти княжествах Дакена гоблины продают и покупают самый необыкновенный товар: нужные сведения. Здесь все узнать можно, на любые вопросы ответы получить… ну, конечно, и стоить это будет недешево. «Гоблинский рынок шпионажа» — вот как иной раз говорят. Глупости, конечно. Важные сведения — такой же товар, как и все остальное, значит, можно ими торговать. Ну, а если после покупки или продажи нужных данных где-то падет королевская династия или война начнется, то гоблины-то тут при чем? Они всего лишь продавцы слухов да разных вестей! И если решитесь купить здесь что-нибудь, то уж не сомневайтесь: все слухи проверены, все сведения достоверны, вот так-то!

Куксон еще раз взглянул в сторону гоблинского рынка: ярко пылало зеленое пламя, разгоняло тьму.

Издалека, из-за гор, с морского побережья или с равнин наведывались в Лангедак те, кому требовались услуги особого рода. Здесь, на гоблинском рынке продавали и покупали просьбы. Покупатель мог попросить что угодно: к закату следующего дня просьба бывала исполнена. Однако обращаться к гоблинам следовало в самом крайнем случае, потому что плата за исполнение была такой: рано или поздно и тебя о чем-нибудь попросят.

А если не выполнишь просьбу, пеняй на себя… отыщут должника и на краю света и уж тогда ничего ему не поможет, никто не спасет!

Куксон отошел от окна, прошелся по кабинету.

Да-а-а… чего только о гоблинах не болтают! Говорят еще, что они любят деньги так, что за пригоршню золота лучшего друга продадут. Вот уж это клевета и наговоры! Всего золота на свете не хватит, чтобы он, гоблин Куксон, друзей своих продал!

И, вспомнив о друзьях, Куксон помрачнел.

Ночь на дворе, а он так ничего и не придумал, только в тюрьму зря сходил. При мысли о Синджее гоблин снова раскипятился. Забегал из угла в угол, бормоча себе под нос сердитые слова, замахал руками.

Не хочет помочь, ну и не надо! И без него обойдемся!

Неизвестно, правда, как… но завтра Брисс на письмо непременно ответит, сообщит, когда прибудет, так что остается лишь продержаться до его приезда день или два.

Подавив сомнения, принялся рассуждать дальше. Да, день-два, не больше. В «Омеле» этой ночью Мейса (Куксон снова помянул сердитым словом бирокамия Гимальта: надо же было тому именно в «Омеле» проклятую нежить вызвать, словно для этого других мест мало!), а в «Стеклянной собаке»…

До слуха гоблина донесся перезвон городских часов.

Куксон, прислушался, кивнул сам себе. Со службой на сегодня покончено, а если появятся ночные посетители, так на то помощник Граббс имеется.

Куксон прошел к сейфу, открыл хитроумный замок, вынул узкий браслет, сплетенный из кожаных полосок. Давненько не надевал, все повода не было, а пускать пыль в глаза дорогими золотыми накладками, как некоторые маги Гильдии делают, Куксон считал ниже своего достоинства.

Но сегодня — случай особый.

Надел, проверил застежку.

Случайно упал взгляд на другой браслет: потертый, с двумя поцарапанными серебряными треугольниками. Сразу видно, что тот, кто его когда-то носил, во многих передрягах побывал, хлебнул, как говорится, лиха.

Куксон поджал губы: знал прекрасно, кому эта вещица принадлежит. Она уже два года в сейфе у него лежала.

Браслеты погибших или вышедших в отставку магов да чародеев сдавали его милости магу Хронофелу по особой описи. А у Куксона хранились браслеты тех, кого отстраняли от магической работы по разным причинам.

— Например, в тюрьму сажали! — мгновенно разозлившись, рявкнул Куксон и грохнул стальной дверцей так, что встревоженный помощник Граббс сунулся в дверь с вопросом, не случилось ли чего.

Велев Граббсу немедленно скрыться с глаз долой (опять вырядился горгульям на смех: курточка ярко-голубая, золотым шнурком обшитая, на шее — алый бант на иноземный манер повязан), Куксон оделся и покинул Ведомство.

… Посетителей в «Стеклянной собаке» почти не было: парочка купцов средней руки в дорожной одежде трапезу заканчивали, да гробовщик Кокорий с приятелем из некромантов за кувшином вина засиделись. Завидев Куксона, Кокорий поспешил навстречу, на ходу вытаскивая из кармана мерочку: молча измерил, похлопал по плечу, вздохнул сочувственно, и отошел.

Вытерпев процедуру с мерочкой (надоело до смерти, но Кокория обижать не хотелось), гоблин направился к столу, за которым сидели Пичес с Бонамуром (Куксон при виде «страшного чучела» досадливо поморщился: совсем вылетело из головы, а ведь собирался Анбасе записочку написать!), а в очаге, в языках красно-черного пламени плясал Граганьяра.

Постепенно трактир опустел.

Фирр Даррик запер дверь за последним посетителем, задвинул для надежности тяжелый засов и прошелся по трактиру, заглядывая под столы. Иной раз посетители, отведавшие стряпни повара, горели желанием свести с ним счеты: прятались, бывало, в укромных местах, а потом на кухню пытались проникнуть, потолковать с бывшим отравителем по душам. Убедившись, что под столами и за стульями никто не таится и повару утром можно спокойно приниматься за работу, Фирр Даррик направился к столу возле очага.

— Продержаться надо всего-то ночь-другую, — говорил гоблин, снимая куртку и разматывая толстый шарф. — Колпаком клянусь, завтра пришлет Брисс весточку, а вскоре и сам появится!

Пичес поднял голову от книги.

— Почтенный Куксон, вы надели браслет?!

Куксон дотронулся до узкой кожаной полоски.

— Так, на всякий случай. Вдруг пригодится…

Граганьяра высунулся из языков пламени.

— О, да я вижу, ты самые дорогие заклинания приобрел! Слушай, заглядывали к нам сегодня важные лица из вашей Гильдии, приводили гостей на меня поглазеть. Столько золота на их браслетах, у меня даже в глазах помутилось! И чем ты думаешь, они меня угощали?!

Огонь стал пронзительно-голубого цвета: Граганьяра был возмущен и рассержен.

— Медью! Самыми мелкими медными монетами! Скупердяи! И еще требовали, чтобы за такие деньги я им фейерверки устраивал. Я, конечно, высказал им все, не смолчал. Угощать саламандру медью!

Фирр Даррик незаметно переглянулся с Куксоном. Гоблин вздохнул.

Граганьяра хорохорился, трещал без умолку, пламя в огне поминутно окрашивалось то в бледно-голубой, то в белый, но в глубине очага то и дело проскальзывали иссиня-черные язычки огня — Граганьяра боялся.

Оно, конечно, багбур или беглый призрак может и не пожаловать сюда этой ночью, да только все равно не по себе как-то…

Потому-то Куксон, несмотря на золотые треугольники охранных заклятий, чувствовал себя не в своей тарелке. Чем ближе время подходило к полуночи, тем сильней овладевало гоблином беспокойство и тревога.

На дверь-то и на окна, предположим, охранные заклятья наложены, но злобная нежить коварна и хитра. Вдруг да отыщет способ в трактир проникнуть?!

Эх, не справиться с ним, нипочем не справиться!

Вот бы помог кто…

Тут Куксон вспомнил о Синджее и сделался мрачнее тучи.

Покосился на Пичеса, тот, заметив взгляд, ободряюще кивнул.

— Не беспокойтесь, почтенный Куксон. Я сегодня все утро заклинания защиты повторял, так что, не оплошаю, если что.

Гоблин только вздохнул: всем сердцем надеялся, что не придется Пичесу свои умения применять. А тот продолжал:

— Я вчера о могущественных чародеях читал, они могли целыми армиями призраков повелевать!

— Это кто же? — скептически поинтересовался Куксон, на мгновение забыв о своих страхах. — Что за чародеи такие?

— В Пустынных землях живут.

— А-а-а-а… — понимающе протянул гоблин. — В Пустынных землях? Неудивительно. Тамошние чародеи еще и не это о себе поведать могут. Их послушать, так каждый первый их них — величайший и знаменитейший из ныне живущих! «Повелевали армиями», как же! На самом деле им, небось, удалось всей Гильдией загнать в старый кувшин одно-единственное чахлое привидение. — Куксон махнул рукой. — Хвастуны они ужасные!

Пичес почесал кончик носа.

— Вот и Бонамур мне то же самое сказал, — смущенно признался молодой маг. — Но я как-то… не то, чтобы я в ваших словах, почтенный Куксон, сомневался, но…

Он подумал немного, повспоминал и встрепенулся.

— А чародейка Дульса?! Она-то не из Пустынных земель, она в нашем королевстве проживала! О ней тоже в этой книге написано было, правда, совсем немного. Вы ее знали?

Куксон тяжело вздохнул.

— Знал.

— Говорят, она умела зачаровывать духов?

— Пичес, она умела зачаровывать только богатых купцов да прочих толстосумов. Вот это у нее преотлично получалось и, заметь, безо всякой магии. А насчет остального…

— Но она прекрасно умела читать будущее в блюде с водой. В этом ей не было равных! Предсказала восстание снежных великанов, исход битвы в Оленьей лощине! Нет, что ни говорите, — убежденно заявил Пичес. — А Дульса — большого ума женщина!

— Огромного, — согласился гоблин Куксон. — Узнала она как-то, что вскоре один пустынный чародей обманом заманит ее к себе, превратит в призрак и заточит в медную лампу, и немедленно отправилась к этому чародею, объявить, что ей стали известны все его планы. С той поры ее больше никто не видел.

Пичес умолк.

Фирр Даррик кашлянул.

— Не обижайся, Пичес, — проговорил он. — Но все эти знаменитые пациенты — маги, чародеи да колдуны — они действительно… гм…

Он развел руками.

— Они совершали подвиги, — не согласился Пичес. — Поэтому и знамениты. Магию творили, странствовали, а не в Стеклянной Гильдии чары прочности на чашки да плошки накладывали!

Он принялся протирать рукавом куртки серебряные накладки на своем браслете.

— Знаете, мы с Бонамуром решили так: после того, как вся эта история закончится, мы на край света отправимся. Это уже твердо решено!

— Что?! — грозно вопросил Куксон, вперив взгляд в желтые стеклянные глаза «страшного чучела».

— Да, да! И вот что мы с Бонамуром сказать хотим, — Пичес подпер рукой щеку. — Давайте-ка и вы с нами, а?! Отправимся втроем: сначала на край света, а потом еще куда-нибудь. Дальние страны посмотрим, другие королевства посетим. Вы ведь тоже хотите край света увидеть.

— Ничего я не хочу! — отрезал Куксон. — Мне и здесь хорошо!

— А вот Бонамур говорит, что на самом деле вы…

Он не договорил.

Фирр Даррик вдруг насторожился и произнес:

— Тихо! Вроде бы послышалось что-то…

Он прислушался.

Куксон выжидающе смотрел на приятеля, знал: слух к домовых выдающийся, даже сильфы с ними сравниться не могут.

— Верно, почудилось, — промолвил Фирр Даррик. — Показалось, что чьи-то шаги слышал, будто крался кто-то. Или скребся…

У Куксона прошел холодок по спине.

— Если это багбур, — авторитетно заявил Пичес, переглянувшись с Бонамуром. — То заклинание на двери его не впустит!

— Багбура-то может и не впустит, — с сомнением затрещал Граганьяра, показываясь из языков черного пламени. — А как насчет кого другого?

Гоблин согласился.

— Вот и Синджей говорил: надо бы сначала достоверно убедиться, кто это, а уж потом решать, как защищаться.

Сказал — и тут же язык прикусил. Да уж поздно: глаза у Пичеса стали круглыми, как плошки.

— Синджей? Тот самый, что за беглыми призраками охотился? Когда это он вам говорил?

— Ну… м-м-м… давно.

— Стало быть, вы почтенный Куксон, вы с ним знакомы? Хорошие друзья?

— Еще чего, — буркнул Куксон, поднимаясь из-за стола. — Мне таких друзей и даром не надо!

Прошелся по трактиру, отмахиваясь от настойчивых расспросов Пичеса, посмотрел за окно: темь такая, что хоть глаз выколи. Как-то там Грогер в «Омеле»?

Вдруг гоблин замер: теперь и ему почудились чьи-то торопливые шаги на улице.

— Что это? — спросил он сам себя. — Словно бежит кто-то?

— Ни багбура, ни беглого призрака мы не услышать не сможем, — повторил Пичес и тоже встал.

— Я не о них, — не сводя глаз с двери, ответил Куксон. — Я о других. Что, если сейчас там, на улице, возле трактира, кто-то в беду попал?

Неслышными шагами приблизился Фирр Даррик.

— Слышу что-то, но… не могу понять, что к чему, — признался он.

Гоблин Куксон, по-прежнему, не отрывая взгляда от двери, закатал рукав, тускло блеснули золотые треугольники магического браслета.

— Надо проверить. Пичес, открой мне дверь, только очень быстро. И захлопни ее сразу же, как только я…

— Мы с Бонамуром с вами, — непреклонным тоном заявил Пичес, поддергивая рукав куртки и поправляя браслет.

— Только тебя там не хватало. Сиди здесь и за порог — ни шагу!

— Нет.

Гоблин Куксон стиснул зубы.

— Пичес, возможно прямо сейчас на улице убивают кого-то. Мне некогда терять время, уговаривая тебя!

— И не старайтесь. Мы с Бонамуром все решили.

— Ты же не боевой маг!

— А вы?!

Скрепя сердце, Куксону пришлось уступить.

— Ладно, тролль с тобой! Но только от меня — ни шагу, понял? Даррик, открывай дверь.

Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и гоблин Куксон шагнул за порог.

Падал снег крупными мягкими хлопьями, летел с темного неба так густо, словно там, наверху пуховую перину трясли.

— Вот что, Пичес, — проговорил гоблин Куксон, настороженно озираясь. — Ты чучела своего положи на крыльцо и давай-ка дойдем до угла. Охранное заклинание у тебя наготове?

Охранное заклинание у Пичеса оказалось наготове, а вот Бонамура оставить на крыльце он не пожелал.

Так и отправились втроем: Куксон, Пичес да «страшный чучел».

Пичес, как гоблин приметил, хоть и держался начеку, был черезвычайно доволен вылазкой: еще бы, наконец-то приключение! А ведь он, Куксон, сколько раз ему твердил: приключения до добра не доводят!

Дошли до угла, остановились.

Пустынные улицы заметал снег, ни души кругом.

Но ведь чьи-то шаги Фирр Даррик слышал!

— Пичес, может, предметы что-то толковое скажут? — поколебавшись, спросил гоблин. — Забор, крыльцо… деревья, в конце концов?

Тот отрицательно мотнул головой.

— Говорят только те вещи, которые с людьми дело имеют: башмаки, шляпы, ложки да тарелки. А деревья да заборы речи не имеют.

— Жаль, — пробормотал Куксон, прочесывая взглядом пустые улицы. — Это бы сейчас пригодилось. Что ж, поворачиваем обратно.

Слов нет, как хотелось ему поскорей оказаться в уютном трактире, за запертой дверью, защищенной надежным заклинанием!

Пичес поудобней перехватил Бонамура.

— Давайте, почтенный Куксон, обойдем трактир с двух сторон и в переулок заглянем. А потом уж и в «Собаку» вернемся.

— Ты что, веселящих грибов объелся? — сердито осведомился гоблин, смахивая с воротника снег. — Разделяться нельзя! Опасно в одиночку разгуливать по улицам, в то время, как где-то неподалеку, возможно, беглый призрак, багбур или еще кто. Это все твои книжки! — Куксон сердито погрозил кому-то пальцем. — Начитался про подвиги знаменитых магов и теперь воображаешь, что и ты…

И в это время донесся откуда-то слабый крик.

Куксон так и подскочил.

— Это там! — крикнул Пичес, бросился бежать и в мгновение ока скрылся за углом.

— Стой! Пичес, стой! — завопил гоблин, кидаясь вдогонку, да куда там! Пичеса со «страшным чучелом» и след простыл.

Куксон добежал до угла (два раза поскользнулся, чуть не упал) и огляделся. Никого.

Осторожно, крадучись, двинулся вдоль стены трактира, каждый миг ожидая, что вот-вот, прямо сейчас появился перед ним багбур или злобный призрак. Смертного убить для них, все равно как муху прихлопнуть: был гоблин — и нет его!

Но больше чем за себя, волновался Куксон за Пичеса.

Где он, куда делся?!

Вытянув вперед руки (заметил, конечно, что дрожат, ну да, что поделаешь, не приходилось раньше почтенному гоблину за призраками охотиться), с заклинанием наготове, крался Куксон вдоль стены. Про себя решил так: будь что будет, а пока он Пичеса не отыщет, в трактир не вернется.

Приблизился к углу, остановился. Сердце колотилось так, что вот-вот из груди выскочит: казалось, что там, за углом поджидает жертву призрачный убийца.

Куксон помедлил, собираясь с духом, нервы как струна натянуты.

Главное, страху не поддаваться, в конце концов, гоблин он или кто?! Его так просто не запугаешь!

И только подумал так Куксон, как высунулось из-за угла жуткое рыло, полыхнули желтым огнем глаза.

— А-а-а-а! — в ужасе завопил гоблин, подскочив на месте. Сверкнула золотая вспышка, отбросив нападавшего далеко в сугроб, но и сам Куксон на ногах не удержался, плюхнулся в снег. Услышал хлопок, почуял запах гари (вот они, новомодные-то заклинания! Прежние бесшумно работали), а потом раздался укоризненный голос Пичеса:

— За что это вы так Бонамура приложили, почтенный Куксон? Ну, да он на вас не в обиде…

Куксон сел, дико озираясь. Из сугроба неподалеку торчал хвост «страшного чучела», вился сизый дымок.

Гоблин набрал пригоршню снега и приложил ко лбу.

— Знаешь, Пичес, пойдем-ка в трактир, — слабым голосом проговорил Куксон. — Не вышло из нас боевых магов…

… До рассвета просидели в трактире. Пичес несколько раз пересказал Фирру Даррику и Граганьяре подробности ночной вылазки, в ярких красках описав храброе поведение гоблина Куксона. Сам же Куксон имел большие основания сомневаться в собственном мужестве. Это сидя в трактире хорошо рассуждать, а ночью, на пустой улице, когда за тобой безжалостный убийца крадется, смелости-то может и не хватить…

Куксон нахмурился. Он считал себя гоблином разумным, здравомыслящим, а потому рассуждал трезво: не по плечу ему такое. Нипочем друзей не защитить, если только не поможет кто-то…

Он вздохнул. Вся надежда на Брисса…

Когда за окнами посветлело, гоблин Куксон поднялся: пора и на службу. Пичес тоже вскочил.

— Мы с Бонамуром в «Омелу» сходим, — заявил он. — Проведаем, узнаем, как там и что.

— Позавтракать не желаете? — спросил Фирр Даррик, подбрасывая в очаг поленья. С появлением в трактире саламандры, Хегите пришлось тратиться на хорошие дрова, потому что вкус у Граганьяры оказался изысканным. Осиновые и еловые поленья он терпеть не мог, требовал бук или, на худой конец, остролист.

Днем Хегита следила за очагом сама, а ночью возле огня устраивался Фирр Даррик, а иной раз и Куксон присоединялся, и Пичес заглядывал. Славно коротать ночь за беседой, потягивая любимое тыквенное пиво или горячее вино с пряностями да подбрасывая Граганьяре вишневые и яблоневые полешки!

— Очень важно утречком закусить поплотней, — продолжал Фирр Даррик. — Хороший завтрак никому не повредит, это я вам как бывший лекарь говорю!

Куксон принюхался: с кухни, где уже хлопотал повар, тянуло горелым.

— Хороший-то, конечно, и не повредит, — многозначительно заметил гоблин. — А вот та стряпня, что ваш повар изготовил….

— Пациент старался, — с укоризной промолвил домовой, кивая в сторону кухни, где мелькал белый колпак. — Горячо рекомендую яичницу из змеиных яиц с колбасками по-домашнему. Специально для тебя приготовлено! Наш повар решил поподробнее изучить гоблинскую кухню, — пояснил Фирр Даррик. — Начал, конечно, с простого, с яичницы, а дальше собирается…

— Передай вашему отравителю, чтобы гоблинской еды он не касался!

Куксон и Пичес покинули трактир.

Серое пасмурное утро вставало над заснеженным Лангедаком.

— Непременно сегодня от Брисса весточка прийти должна, — говорил Куксон, закутываясь в теплый шарф. — Я почтовому нетопырю строго-настрого наказал, чтобы летел как можно быстрей.

И только сказал, как увидел, что показался из переулка письмоносец Бакура. Румяный от мороза, веселый, идет скорым шагом, по пути здоровается с горожанами. Тащит за собой салазки, на салазках — мешок с почтой.

Куксон впился взглядом в туго набитый мешок: отыщется ли там долгожданное письмецо?

Бакура, заметив гоблина, помахал ему рукой, подошел.

— Приветствую, почтенный Куксон! Здорово, Пичес! А ты, смотрю, опять со своим чучелом?

— Бонамур его зовут, — поправил Пичес.

Куксон нетерпеливо перебил:

— В Ведомство магии письма есть?

— Имеются, — охотно откликнулся Бакура. — Его милости магу Хронофелу — двенадцать писем, кобольдам в архиве — сорок восемь, казначею…

— Для меня есть что-нибудь?

Бакура на мгновение задумался.

— Конечно. Семнадцать, кажется. Или восемнадцать? Я помощнику Граббсу вручить собирался, как обычно.

— Вручишь. Только сначала мне покажи.

Пока письмоносец рылся в мешке, Куксон изнывал от нетерпения. Есть весточка от Брисса или нет? Должна, должна быть!

— Вот, держите. Восемнадцать штук, как я говорил.

Куксон выхватил из рук Брисса толстую пачку.

— Это не то, это тоже не то… а это что?! Опять от вампиров-целителей, чтоб им провалиться!

Куксон раздраженно фыркнул, продолжая перебирать конверты.

— Это не то, это тоже не то… а это… это… вот оно!

Гоблин замер, глядя на мятый лист дешевого пергамента, сложенный вчетверо и запечатанный сургучной печатью. Это было письмо, которого Куксон так ждал, но сейчас почему-то не хотелось его открывать. Предчувствия были, что там, в письме, не окажется хороших новостей.

— Можешь идти, Бакура, — проговорил гоблин, нерешительно вертя в руках запечатанный пергамент. — Доставь остальную почту в Ведомство, Граббс разберется.

Письмоносец ушел.

— Ну что же вы, почтенный Куксон? — нетерпеливо воскликнул Пичес. — Открывайте скорее!

— Да, да… сейчас.

Сломал хрустнувшую печать, развернул листок, прочитал. Коротким оказалось письмо, всего две строчки.

— Вот оно как, — растерянно проговорил гоблин, опуская руку с письмом.

— Что? Что? Когда Брисс приедет?

— Он не приедет.

Пичес выхватил пергамент, пробежал строчки глазами.

— Не приедет, — упавшим голосом повторил он. — Но почему?!

— Наверное, охоту ведет. Такое дело на полдороги не бросишь.

— Но нам-то теперь делать?! Может, еще раз к его милости маг Хронофелу обратиться? Рассказать, объяснить…

Куксон не ответил. Пичес говорил еще что-то, размахивая руками, бурно возмущался, передавал слова Бонамура — гоблин стоял неподвижно, глядя себе под ноги, словно там, на снегу, невидимыми буквами было написано что-то очень важное.

Наконец, Пичес выдохся и умолк.

Гоблин Куксон поднял голову.

— Вот что, Пичес, — негромко проговорил он. — Ты сейчас в «Омелу» идешь?

— Да. Вместе с Бонамуром.

— Хорошо, — не слушая его, продолжал Куксон. — Расскажи Грогеру и Мейсе, что к чему.

— А вы?

— А я… я в Ведомство. Надо кое-что обдумать.

Хотел Пичес расспросить, что к чему, но посмотрел на Куксона — и умолк. Странное выражение было в глазах почтенного гоблина: будто он решался на что-то, но еще колебался, рискнуть или нет.

…Оказавшись в своем кабинете, Куксон швырнул на стул куртку, шарф и принялся ходить из угла в угол.

Письмо от Брисса в руках держал: то комкал, в сердцах, то расправлял, разглаживал листок, перечитывая строчки, хотя — читай, не читай, легче на сердце не станет.

Через какое-то время спохватился: пора и день начинать!

Позвонил в колокольчик.

— Всех посетителей, кроме особых, принимай сегодня сам, — распорядился Куксон, окинул взглядом помощника Граббса и вздохнул: облачен тот был в щегольской сюртук, пуговицы перламутровые так и переливаются, каждая — величиной с блюдце.

Хотел Куксон высказаться по поводу того, как гоблинам одеваться надлежит, да только рукой махнул: не до того.

Сунул помощнику четыре папки (посетители, что должны сегодня быть, но никого важного, так, мелочь: очередной вампир из целителей, два сновидца и ведьма из начинающих), с ними и Граббс справится.

Хотел от дел освободиться и подумать хорошенько, да не тут-то было: вампир-целитель, явившийся первым, с помощником Граббсом общаться не пожелал и прямиком к Куксону направился. Поведал подробно и обстоятельно, что в скором времени еще пять лекарей из вампиров прибудут и всем им работа требуется.

Куксон, такое услышав, за голову схватился. Да что же это такое?! Издеваются они над ним, что ли? С этакими целителями и больных не напасешься!

А вампир, мало того, что сам явился, так еще банку пиявок с собой притащил, в доказательство того, что не сам кровь больным пускает, а исключительно при помощи этих созданий. Куксон, как на грех, пиявок без отвращения видеть не мог, не переносил просто. А целитель этот зубастый, поставил банку на стол и давай расписывать, какие они славные да хорошие, каждая пиявка собственное имя носит, каждая чем-нибудь да замечательна. Битый час талдычил, насилу Куксон его выпроводил.

Отделавшись от посетителя, постоял у окна, посмотрел на пасмурное небо, на снежные вершины, на городские улицы, подумал.

Что делать?

Куксон вздохнул, уселся за стол, пододвинул к себе утреннюю почту, принялся перебирать конверты, но тут же бросил, вскочил из-за стола и снова забегал по кабинету.

Что же делать, что делать?! Еще раз с магом Хронофелом поговорить? Но опасался Куксон, хорошо зная главу Гильдии, что никакого толка от этого разговора не будет. Вот если от призрачного убийцы кто-нибудь из богатеев пострадает, тогда его милость мигом распорядится вызвать в Лангедак Брисса да еще и парочку опытных боевых магов в помощь ему даст! А пока…

Так думал Куксон до тех пор, пока не появился на пороге помощник Граббс и не объявил торжественно и громко:

— Посетитель!

Этого посетителя, верней, посетительницу, Граббс сам принимать не дерзнул и правильно сделал: не по чину ему еще с такими персонами общаться.

Ведьма Фейша пожаловала, старая добрая приятельница гоблина Куксона. Увидев ее на пороге, Куксон приосанился, расправил плечи и галантно, под ручку, проводил Фейшу к столу. Пододвинул посетительнице лучшее кресло, дождался, пока она усядется и только после этого сел сам.

Фейша, хоть и была ведьмой в годах, все еще, как говорится, несла печать изумительной красоты. А уж какой красавицей в молодости была — и описать невозможно!

Куксон взял папку с надписью: «Ведьмы». Специализация у Фейши была редкая — ворожея. Спрос на ее услуги всегда большой, потому как ремесло это исчезающее: не больно-то хотят молодые ведьмы ворожбой заниматься. Дело долгое, трудное, порчу наводить да сглаз снимать куда как легче!

Фейша устроилась в кресле, расстегнула вышитую потертую сумку, вынула колоду карт. Куксон только улыбнулся, знал, что была такая привычка у ведьмы: между делом раскинуть карты. Но не только старая колода карт имелась в сумке ведьмы, было там еще кое-что… верней, кое-кто.

Большая бурая жаба высунула голову, огляделась и, кряхтя, вылезла из сумки.

— Здорово, Куксон, — поприветствовал гоблина гость.

Гоблин тяжело вздохнул.

— Приветствую в Лангедаке, Корлюкоз.

Жаба, верней, жаб Корлюкоз, был спутником ведьмы Фейши. Так уж полагается: все ведьмы должны иметь при себе спутников. Чаще всего это черные коты (глупый обычай, конечно, да что делать! Считаются почему-то, что ведьмы любят кошек, на самом же деле, у ведьм точно так же как у людей: кто-то любит кошек, а кто-то нет. Фейша, например, к кошачьему племени была равнодушна, потому и завела себе жабу. Разумеется, Корлюкоз не был обычной жабой, да и попал к Фейше при весьма любопытных обстоятельствах. Удивительнейшая история приключилась тогда! Впрочем, о ней — в другой раз).

Корлюкоз по-хозяйски прошелся по столу.

— Как дела, Куксон? Все трудишься, все хлопочешь? А остепениться не желаешь? Пора, пора! Семью завести, супругу… устроить домашний очаг, так сказать. В семейной жизни, Куксон, имеются большие преимущества!

Гоблин сделал вид, что не расслышал. Раскрыл папку, отыскал нужную заявку.

— В Красном Олене тебя, Фейша, Гильдия караванщиков ожидает. Просят поворожить по одному очень важному дельцу.

Фейша улыбнулась, карты в ее руках так и мелькали.

— По какому?

Вместо ответа Куксон только брови многозначительно приподнял и протянул ведьме бумагу: пусть сама прочитает. Ведьма она образованная, грамоту знает, не чета нынешним!

Фейша отложила карты, взглянула на бумагу и, ни слова не говоря, кивнула. Куксон восхитился: вот умная женщина! Даже глазом не моргнула, прочитав. Ничего не сказала, не спросила, как так и надо. Что значит — потомственная ведьма: сразу в суть вещей вникает. А дельце-то, между прочим, щекотливое!

— Поедешь? Городок приличный, зажиточный, караванщики контракт до следующего урожая предлагают. Это почти год работы.

Фейша принялась внимательно изучать условия контракта, а жаб Корлюкоз, переваливаясь, прошелся туда-сюда по столу и снова принялся изводить гоблина.

— Ну так что, Куксон? Сколько раз мы с тобой уже об этом толковали, а воз и ныне там. Ты — гоблин солидный, обеспеченный, денежки у тебя имеются, так отчего не жениться? Давай, не тяни, сколько я тебя уговаривать должен? Погляди на мою хозяйку: чем она тебе плоха?

— Умолкни, Корлюкоз! — вполголоса приказал Куксон, беспокойно косясь на ведьму: не услышала ли?

— Ну, чего «умолкни», чего «умолкни»?! Я дело говорю.

Пора тебе зажить семейной жизнью. Ты, главное, меня слушай, я плохого не посоветую. Фейша — отличная хозяйка и стряпает отменно. Дома питаться будешь, а не в «Стеклянной собаке» у повара-отравителя. Ну, как, согласен?

Жаб выжидающе уставился на гоблина.

— Хватит, Корлюкоз! — с негодованием ответил тот. — Почему ты при каждой встрече об этом талдычишь?

Жаб вздохнул.

— Да надоело, знаешь, таскаться по королевству, — признался он. — Я ведь уже не молоденький — на постоялых-то дворах ночевать. Хочется осесть в Лангедаке, пожить спокойной жизнью.

Он покосился на Фейшу.

— Так как насчет семейного очага?

— Нет!

— А подумать?

Куксон подумал, правда, не насчет семейного очага, а о том, как было бы хорошо прихлопнуть настырного жаба папкой потолще. Мысли гоблина, видно, отразились на его физиономии, потому что Корлюкоз проворчал:

— Ясно. А я-то думал, мы с тобой друзья! Вот уговорю Фейшу навести на тебя порчу, узнаешь, как упрямиться!

— Наведение порчи или сглаза на сотрудников Ведомства магии является подсудным действием! — отчеканил Куксон.

Жаб вздохнул:

— Знаю, знаю… это я так, на всякий случай. Так будешь жениться?

Куксон только рукой махнул. Корюкозу хоть кол на голове теши — бесполезно, все равно будет на своем стоять.

Фейша дочитала заявку и протянула ее гоблину.

— Что ж, я согласна. Поеду.

Ведьма снова взялась за карты.

— Вот и хорошо, — ответил Куксон. — Я сейчас мигом подпишу все бумаги. А через годик, будущей зимой, подберу тебе еще какую-нибудь заявочку. Ты ведь в больших городах работать любишь?

Фейша не ответила, внимательно рассматривая выпавшую из колоды карту. Посмотрела, сдвинула брови, пристально взглянула на Куксона.

Гоблин отвел глаза и заерзал на стуле.

Корлюкоз, кряхтя и переваливаясь, добрался до края стола и заглянул в карты. Присвистнул, хмыкнул и тоже уставился на гоблина во все глаза.

Куксон чуть кляксу на важный документ не поставил.

— Готово! — он протянул бумаги ведьме.

Та убрала карты, подождала, пока Корлюкоз залезет в сумку, и поднялась.

В другое время Куксон непременно пригласил бы Фейшу в «Стеклянную собаку», поговорить о том, о сем, как раньше бывало, но сегодня делать этого не стал.

Стоя на пороге, ведьма закуталась в старую шаль, кивнула гоблину на прощанье и промолвила:

— Передай поклон Грогеру. Наведаюсь к нему как-нибудь.

— Передам, — пообещал Куксон.

Показалось ему, будто Фейша еще что-то сказать хотела, да в последний момент передумала.

Когда ведьма ушла, Куксон подошел к окну и, глядя на заснеженный Лангедак.

Постоял, посмотрел, вздохнул, потому вернулся к столу и за дела принялся. Первым делом, написал записочку гоблину Броксу, хозяину трактира «Трилистник»: пусть Брокс непременно заклинание защиты на двери трактира обновит, серебряный треугольник он, Куксон, к записке прилагает, а помощник Граббс, что письмецо занесет, подскажет, что и как сделать надо.

Потом принялся папки, принесенные из архива, листать, читать донесения боевых магов и думать, что же дальше делать, как поступить. А может все-таки к его милости магу Хронофелу обратиться? Да нет, он и слушать не пожелает… с магами Гильдии поговорить? Бесполезно: без приказа его Хронофела они и с места не сдвинутся. Кроме того, сильно опасался Куксон, что они, чего доброго, посоветуют его милости кого-нибудь из молодых начинающих магов на охоту за нежитью отправить: дескать, надо же молодежи опыта набираться, так вот и случай удобный представился! А без надежного бывалого напарника на подобное дело выходить — все равно, что смертный приговор себе подписать…

Думал, думал, так ничего и не придумал, да и посетители, что за заявками наведывались, от раздумий отвлекали: Граббс-то в «Трилистник» отправился, так что все гости прямиком в кабинет Куксона шли.

Приходили: маг, специалист по общеполезным заклинаниям (Куксон на него и время тратить не стал: вручил заявку от хозяина постоялого двора и выпроводил), ведьма Уликша, непревзойденная мастерица в создании любовных заклятий (а вот от нее так просто не отделаешься: пришлось и в любезностях рассыпаться, и городские сплетни да слухи обсудить и ручки поцеловать), а к вечеру оборотень-алхимик пожаловал. Молодой, три года всего как в Гильдии трудится. Вел себя тише воды, ниже травы, сидел скромненько, на краешке стула, а глаза не смотрел, ишь, тихоня!

Куксон ему такую головомойку устроил, что помощник казначея, важную бумагу доставивший, из кабинета на цыпочках вышел, голову в плечи втянув.

— Твоя просьба на открытие кредита была отклонена! — бушевал гоблин Куксон. — А ты после этого использовал пятьдесят неоплаченных заклинаний! Пятьдесят!

— За десять из них я расплатился, — попытался возразить оборотень.

— Фальшивым золотом! — рявкнул гоблин. — А что за торговлю ты устроил на ярмарке в Северном уделе?

— Да ничего особенного…

— Ты продавал философские камни! Это запрещено особым приказом его милости…

— Да они поддельные, — успокоил Куксона алхимик. — Настоящие я бы нипочем не стал продавать так дешево!

Вот и поговори с ним!

Куксон плюхнулся на свое место, фыркая от возмущения.

— Ну, вот что, — проговорил он, немного успокоившись. — Дело-то обернулось хуже, чем ты думаешь. Его милость маг Хронофел арестовать тебя велел!

Оборотень поник.

— За торговлю философскими камнями?

— Нет. За пятьдесят неоплаченных заклинаний. Глава Гильдии не любит, когда его денежки транжирят попусту!

— Его денежки? — с иронией переспросил посетитель. — С каких это пор вся магия стала принадлежать его милос…

— Молчи! — поспешно перебил его Куксон. — Я подобных разговоров слушать не желаю!

Оборотень умолк.

Куксон вынул из папки лист пергамента, на котором красовались печати Ведомства, и пробежал глазами.

— Что это? — настороженно спросил оборотень-алхимик.

— Приказ о твоем аресте, — гоблин побарабанил пальцами по столу.

Посетитель вздохнул.

Куксон поднялся, прошелся по кабинету, взглянул в окно. Вот и день пролетел, ночь наступила, а он, Куксон, так и не придумал, как друзьям помочь…

Он вернулся к столу.

— Ну, вот что, — промолвил гоблин, строго глядя в зеленые глаза оборотня. — Удалось мне уломать его милость, чтобы он отсрочку тебе дал. За неделю должен ты все долги заплатить, ясно? Твое счастье, что заклинания ты использовал дешевые, а вот попробовал бы заклятья третьего круга потратить… тогда бы тебе дорожка прямиком в тюрьму была!

— За неделю?! — упавшим голосом переспросил посетитель.

— За неделю, — подтвердил гоблин и протянул ему бумагу: перечень потраченных заклинаний, помощником казначея составленную. — Обратись к своему клану, неужели они тебе не помогут?

Алхимик взял бумагу, впился взглядом в столбики цифр.

— Что? Сколько?! Но почему?

Он ткнул пальцем в строчку.

— А это что? Что?!

— А это проценты, — пояснил гоблин Куксон. — Ты же не думаешь, что его милость маг Хронофел просто так тебе долги спишет? Нет, голубчик, не таков у нас Глава Гильдии! Ты не только сумму пятидесяти заклинаний выплатишь, ты еще и проценты по ним уплатишь!

Он взглянул на расстроенного оборотня и добавил:

— Тут уж я ничего поделать не мог. Сам знаешь, когда дело звонкой монеты касается, его милость — как кремень!

Алхимик тяжело вздохнул, сунул бумагу в карман и побрел к двери.

— Шухса, — окликнул Куксон.

Оборотень остановился.

— Не вздумай сбежать, — серьезно предупредил гоблин. — Сбежишь, не расплатившись — и я за твою голову и нуобла медного не дам.

— Знаю, знаю… — буркнул оборотень и скрылся за дверью.

Когда поток посетителей иссяк, Куксон навел порядок на столе и стал собираться. Стемнело за окном, городские часы пробили десять раз. В полночь ждали гоблина в трактире «Стеклянная собака» (до полуночи там Пичес службу нес), но Куксон решил отправиться пораньше, а ночных посетителей пусть помощник Граббс принимает.

Гоблин сунул в карман заранее приготовленный золотой треугольник (очередное охранное заклинание для Грогера), проверил, надежно ли заперты сейфы, вернулся к столу за курткой и шарфом, да тут бросил случайный взгляд за окно, да так и замер: на карнизе сидел фюнфер.

Вел себя спокойно (это для фюнферов весьма странно!), не распихивал снурри, не колотил в стекло, а просто сидел, ожидая, когда его заметят.

Куксон, как увидел фюнфера, так и понял: не с доброй вестью он явился. Да и то сказать, в последние дни Топфа только черные вести и приносил, так что нечего хорошего ждать!

Куксон подскочил к окну, от волнения не сразу смог с задвижкой справиться, руки тряслись. Наконец, отодвинул тугую задвижку, распахнул окно.

Фюнфер перевалился через подоконник, шлепнулся на пол.

— Что? Кто? — срывающимся голосом спросил гоблин. От волнения голос сорвался.

Фюнфер взглянул на гоблина, помялся, почесал за ухом.

— Знаешь, Куксон, — промолвил он. — Ты, наверное, лучше сам все узнай…

Топфа махнул лапой и вскарабкался обратно на подоконник.

— Иди к «Стеклянной собаке», Куксон.

Прыгнул на соседнюю крышу и исчез.

…Дальнейшее Куксон помнил смутно. Заметался он по кабинету в полной панике, забегал, схватил зачем-то парадный колпак, для важных церемоний предназначенный и попытался надеть, забыв, что один колпак уже на голове, потом опомнился, схватил куртку, впопыхах надел наизнанку и выскочил за дверь.

«Стеклянная собака»!

Помчался по лестнице (едва не затоптал гномиху с метелкой и ведром, попавшуюся навстречу), сгоряча проклял ее до седьмого колена, прекрасно, впрочем, понимая, что от его проклятий гномихе ни жарко, ни холодно: он, Куксон, магическими дарованиями не обладал, а значит, и проклятия его силы не имели. Гоблины с магией стараются дел не иметь — исключая, разумеется, тех отчаянных, что на знаменитых ночных рынках работают.

Куксон вылетел на улицу и припустил бегом, придерживая колпак. Сообразил вскоре, что шарф и теплые перчатки оставил в кабинете, но не возвращаться же за ними!

Неужели призрачный убийца проник в «Стеклянную собаку»?

Мчался Куксон так, что ветер в ушах свистел и одна только мысль билась в голове: кто? Кто?! Фирр Даррик? Граганьяра?

Но вышло так, что догадки оказались ложными: не Фирр Даррик и не Граганьяра.

Запыхавшись, подбежал Куксон к трактиру и первыми, кого он увидел, были Грогер, Мейса и Фирр Даррик, Хегита, белая, как снег, в теплую шаль кутается.

Тут же и зеваки собрались, редкие по ночному времени и мелькнул среди них, как мельком Куксон отметил, и микмак был, зимний дух с ледяным сердцем: посмотрел на гоблина и усмехнулся слегка.

Расталкивая зевак, Куксон пробрался вперед.

Сперва увидел Бонамура: валялся «страшный чучел» на утоптанном снегу, желтыми глазами в небо таращился. Рядом — сумка Пичеса, книжки да бумаги кругом разбросаны. А уж потом гоблин Куксон и остальное разглядел.

Поплыло все перед глазами, качнулась под ногами земля, и едва не упал он, да кто-то поддержал.

Слышал Куксон, что-то говорили вокруг, но как ни вслушивался, не мог понять ни слова, будто все кругом вдруг на иноземном наречии заговорили.

Соображал напряженно: значит, призрачная нежить ночью совсем близко была, в «Стеклянную собаку» пробраться пыталась, да встал у нее на пути Пичес, ценой своей жизни друзей защитивший…

— Ах, Пичес, Пичес, — пробормотал гоблин Куксон. — Как же близко он оказался, твой край света…

Постоял немного, чувствуя себя, как в тяжелом страшном сне, от которого вовек не проснуться, поднял с земли Бонамура, отряхнул с его морды снежок, взял под мышку и, шатаясь, поплелся обратно, не чувствуя холода, не замечая ничего кругом.

…Словно бы во сне, добрался Куксон до Ведомства, заперся в своем кабинете, положил Бонамура на стол, рухнул в кресло и замер.

Странно чувствовал себя гоблин: внутри от отчаяния и горя словно заледенело все, словно, куда ни глянь — везде мертвая безжизненная равнина, снегом засыпанная, и нет никого кругом, только ветер свистит. И сердце будто в кусок льда превратилось, нет в нем ни чувств, ни желаний, потому что какие же желания у куска льда.

Что ни сделай, что ни пожелай, все равно время вспять не повернуть и Пичеса не спасти. Никогда не отправится он на край света, не увидит, как плывет в голубой пустоте золотое солнце…

Долго сидел неподвижно гоблин Куксон, бездумно глядя в окно, за которым царила темная зимняя ночь, а как посветлело на востоке небо, Куксон поднялся и принялся тяжело ходить из угла в угол, сосредоточенно размышляя о чем-то. Брови гоблина были сдвинуты, губы плотно сжаты, а мысли в голове крутились такие, что вслух и вымолвить страшно.

Однако же, думай, не думай, а выход Куксону представлялся только один.

Гоблин подошел к столу, звякнул в колокольчик, но тут же спохватился: рассвет только-только забрезжил, помощник Граббс, небось, еще сладкие сны видит.

Однако ошибся: скрипнула дверь, неслышной тенью появился Граббс. По виду его Куксон догадался, что помощник уже все знает и сочувствует всей душой, но со словами утешения не спешит: не в обычае у гоблинов сочувствие выражать, потому-то люди, плохо гоблинское племя знающие, и считают их бесчувственными да черствыми.

— Вот что, — начал Куксон, не утруждая себя утренними приветствиями. — Отложи все дела и отыщи-ка мне Мейсу. Передай, чтобы он сей же момент явился ко мне и…

Помощник Граббс позволил себе перебить Куксона:

— Мейса здесь, — почтительным тоном доложил помощник. — В приемной все это время сидел, а как светать стало, я его в своем кабинете укрыл: вдруг его милость маг Хронофел с утра пораньше пожалует и увидит.

— Ясно, — сказал Куксон, совсем не удивившись: все его мысли были сосредоточены на другом, на удивление уже и сил не осталось.

— Скажи, чтобы заходил.

В ожидании приятеля Куксон снова принялся ходить туда-сюда: невыносимо было оставаться на одном месте.

Дошел до окна, повернул, двинулся обратно и, проходя мимо зеркала, остановился.

Куксон не считал себя тщеславным, хотя, чего греха скрывать, любил иной раз у зеркала задержаться: приятно взглянуть на себя — солидного, важного, достигшего на службе немалых высот, полюбоваться, как ладно сидит форменная курточка, как сияют серебряные пуговицы… а вскоре, возможно, он и до золотых дослужится!

Но сегодня все было иначе.

Бежали по спине мурашки, холодели руки, а сердце обрывалось и падало в какую-то бездонную пропасть, потому что сегодня видел Куксон в зеркале не почтенного, уважаемого всеми гоблина, а гоблина, замыслившего преступление.