Как дальше, после долгого разговора с Мейсой целый день прошел, Куксон и не помнил. И как ни пытался потом припомнить, так и не смог: был день — и нет его.
Поздно вечером в «Стеклянную собаку» отправился, просидел там всю ночь возле очага, а под утро вышел на крыльцо, свежим воздухом подышать да посмотреть, как падает редкий снежок. Скоро рассвет, значит, пора заняться делами, о которых они с Мейсой толковали.
И только о предстоящих делах подумал, как снова сердце ухнуло в бездонную пропасть — черезвычайно неприятное ощущение!
Но как бы то ни было, к назначенному часу Куксон был готов: стоял посреди своего кабинета, облаченный для важного официального визита: в куртку зеленого бархата с начищенными серебряными пуговицами, коричневые штаны, новый колпак с длинной кисточкой. На шею повесил серебряную цепь с бляхой, на бляхе изображение огненного феникса, символа Лангедака, на плечо — сумку, запечатанную особым магическим заклинанием, только сам Куксон ее открыть может.
Глянул невольно на себя в зеркало, махнул с отчаянием рукой и покинул кабинет.
Путь Куксона лежал в городскую тюрьму.
Миновал Сторожевую площадь, Караульный переулок, свернул на Гончарную улицу. Теперь гоблин шел уже не один, рядом вышагивал помощник Граббс, одетый в форменную курточку с медными пуговицами — серебряные ему пока что по чину не полагались.
Куксон приблизился к воротам тюрьмы, постучал в окно караульной будки, потом вынул из сумки бумагу с печатью и малый ларец.
Ларец сунул помощнику Граббу, а бумагу протянул дежурному троллю, высунувшемуся в окно.
— Почтенный Куксон! — почтительно поприветствовал его тролль. — Сказать не могу, до чего мы рады снова видеть вас в нашей тюрьме! Право, были бы счастливы, если бы нас совсем не покидали! А, Граббс, и ты здесь! Первый раз к нам?
Помощник кивнул.
— Что ж, будьте, как дома!
— Гм… — промычал Куксон. Сколько раз он от троллей-надзирателей приветствия слышал, но никогда внимания особого не обращал, а сегодня что-то подумалось: как-то зловеще оно прозвучало, как-то пророчески, что ли?
— Я, собственно, с ежегодными заклинаниями, — объявил Куксон. — Как всегда перед зимними праздниками.
— Знаю, знаю! — тролль выскочил из башни и собственноручно распахнул перед Куксоном и его помощником калитку. — Начальник Мадьягар еще вчера распорядился насчет вас. Сию минуту его известим!
Он отдал приказ другому троллю.
— Доложи его милости, что из Ведомства магии явились. А вы, почтенный Куксон, где желаете обождать: здесь или возле Восточного крыла?
— Пожалуй, возле Восточного крыла.
— Могу сопровождающего отрядить.
— Не нужно, — чуть поспешней обычного ответил Куксон. — Дорогу я и сам хорошо знаю. Подожду начальника Мадьягара около входа в галерею.
Тролль поклонился, придерживая дверь калитки. Сердце гоблина прыгнуло, перевернулось в груди, однако же Куксон постарался виду не показывать и вести себя, как можно естественней. Обернулся на помощника: тот на мгновение замер перед распахнутой калиткой, словно не решаясь войти, потом вдохнул, выдохнул сквозь крепко сжатые зубы — и шагнул.
Гоблин Куксон перевел дух и вытер шарфом вспотевший лоб.
— Ну, вот мы и…
— Дальше что? — вполголоса осведомился помощник Граббс, незаметно озираясь по сторонам. — Куда идти, Куксон? Соображай быстрее, не стой столбом!
— Я… а? — спохватился Куксон. — Идти?
Руки у него задрожали так, что пришлось сунуть в карманы.
— Через двор и… налево… направо!
— Так налево или направо? — сквозь зубы спросил Граббс.
— На…налево…
— Идем!
Они двинулись через двор. Куксон изо всех сил пытался придать себе молодцеватый вид, но получалось это с трудом.
Покосился на помощника Граббса: тот выглядел совершенно спокойным, только пальцы, сжимавшие ларец побелели от напряжения.
— Где Восточное крыло? — тихо спросил Граббс.
— В-вон там, — заикаясь, ответил Куксон. — Для особо опасных магических арестантов.
Куксон снова вытер лоб шарфом.
— Темницы заклинаниями запечатываются… специальными. Заклятья эти чужую магию подавляют, так что арестант не может темницу покинуть, хоть дверь ему настежь открой.
— И кто там сейчас находится?
— Это мне неизвестно…
Два колдуна бурубуру попались навстречу. Молча раскланялись с Куксоном, на помощника же Граббса взглянули так внимательно, что у гоблина мурашки по спине пробежали.
— Вон вход в галерею Южного крыла. Туда особого разрешения не требуется, достаточно пропуск троллям возле ворот показать. Стряпчие сюда частенько наведываются, из нашей Гильдии иной раз посетители бывают… потому как в здешние казематы маги и чародеи иной раз попадают.
— Двери темниц тоже магией защищены?
— Если маги из людей, то это без надобности, — ответил Куксон. — Браслеты с них сразу же снимают, а без них — много ли ты наколдуешь? Если ж чародей из магической расы происходит, то сидеть он не здесь будет, а в Западном крыле…
Куксон обернулся: колдуны бурубуру, остановившись посреди дворе, пристально смотрели вслед. Неужели почуяли что-то?!
Усилием воли гоблин подавил начинавшуюся панику.
— Где караульная будка троллей, что в Южном крыле дежурят? — продолжал расспросы помощник Граббс. — Ты говорил, в конце галереи?
— Да, за поворотом, — Куксону очень хотелось оглянуться, чтобы узнать, не идут ли следом одноглазые колдуны, но он сдержался. — Дважды в сутки — в полночь и в полдень — караулы меняются, тогда и ключи от камер друг другу передают.
— Из рук в руки?
— Это, я слышал, запрещено. Связку вешают на стену, а потом старший по караулу приходит, пересчитывают ключи и забирает.
— Ясно, — Граббс посторонился, пропуская двух пожилых стряпчих, спешивших из Южного крыла. — Полдень вот-вот наступит. У ворот тролли появились… это дневной караул?
— Он самый, — пролепетал гоблин Куксон и вдруг остановился.
— Что мы задумали?! — стуча зубами, воскликнул он. — Что мы сделать собираемся? Ведь это же немыслимо! Такое еще никому с рук не сходило!
— Тихо! — помощник Граббс незаметно пихнул гоблина в бок. — Шагай, не стой на месте!
— Преступление! Это преступление! Я, всеми уважаемый гоблин, и я… что я делаю?! Что скажет почтенный маг Хронофел, когда узнает?!
— Куксон, заткнись и успокойся!
— А ты? Во что я тебя втянул? Как я мог рисковать твоей жизнью?!
Он схватил помощника Граббса за рукав.
— Еще не поздно, уходи отсюда! Никто не узнает, что ты здесь был. Я же, если что, буду молчать, как каменный тролль!
Граббс тоже остановился.
— Вот что, Куксон, — сквозь зубы проговорил он, делая вид, что ведет непринужденную беседу. — Мне ужасно трудно держать здесь созданную иллюзию: тут кругом понатыканы рябиновые ветки. Про заклинания, подавляющие чужую магию, я уж молчу!
Куксон затрепетал.
— Да, да, но… ты же говорил, что справишься? — испуганно зашептал он. — Я вчера подробно тебе рассказал, какими заклятьями защищена тюрьма. Ты полночи тексты заклинаний изучал да золотые накладки перебирал!
— Надеюсь, что справлюсь. Но мне никогда не доводилось работать на защищенной территории, так что давай не тратить время попусту!
Гоблин Куксон похолодел.
— Иллюзия может исчезнуть в любой момент?! — с ужасом выдохнул он.
Граббс хмыкнул.
— Кто его знает? Если исчезнет, придется объяснять, почему под видом твоего помощника в тюрьму проник мастер иллюзий. Как бы мне не угодить в те самые темницы в Восточном крыле!
— Не угодишь, — выдавил гоблин, вытирая о штаны вспотевшие ладони. — За вход на территорию тюрьмы тебе не камера грозит, а…
Он испуганно умолк.
— Смертная казнь, — договорил за него помощник Граббс и прищурил глаза, зеленые, как весенняя листва. — Ты, Куксон, истинный гоблин: умеешь поддержать в трудную минуту!
— Уходи, Мейса! — взмолился гоблин.
Помощник Граббс двинулся дальше.
— Я-то уйду, а вот ты что делать станешь? Без меня тебе не справиться. Фирр Даррик, Граганьяра, неумирающие Лангедака — что с ними будет? А Пичес? Кто за него отомстит?
Вспомнив про Пичеса, Куксон опомнился и сжал кулаки.
— Отомстить, да. Ты прав, — твердо сказал он.
— Конечно, прав. Возьми себя в руки и держись, как подобает гоблину! И помни: мы, гоблины, никогда не отступаем!
Мейса посмотрел на Куксона и добавил:
— И не паникуем. Всегда спокойны и хладнокровны как…э-э-э… тоже, как гоблины!
Куксон постарался успокоиться, хотя было это нелегко:
— Идем, — решительно промолвил он и добавил — Ты, главное, не смотри никому в глаза, а то могут заподозрить: у гоблинов-то глаза желтые!
И они двинулись дальше.
…Через несколько шагов Куксон улучил момент и незаметно оглянулся: колдуны бурубуру медленно шли следом.
Да что б вас, страшилы одноглазые! Вот привязались!
Возле галереи Южного крыла Куксон и его спутник остановились. Гоблин вынул из сумки пергамент, развернул и сделал вид, что читает.
Бурубуру неторопливо прошли мимо, направляясь к Западному крылу.
Куксон перевел дух.
— Видишь коридор? — вполголоса спросил гоблин и незаметно кивнул на галерею. — Каморка троллей сразу за поворотом: дверь, обитая железом, с гербом Лангедака.
Потом взглянул на солнце.
— Давай-ка повторим все еще раз. Через несколько минут часы на Сторожевой башне пробьют полдень. Старший по ночной смене повесит связку ключей на стену, у тебя всего несколько минут. Понял? Ты должен будешь…
Он умолк, переводя дух: сердце так билось, что дышать трудно было.
— Войти под видом тролля и, улучив минуту, незаметно снять один из ключей. Они пронумерованы, тебе нужен ключ под номером триста двадцать пять.
Куксон снова замолчал.
— Мейса, ничего не выйдет! — отчаянным шепотом воскликнул он. — Незаметно снять ключ, потом на место его вернуть — и все это под носом у троллей?! Не получится!
— Получится, — тихо проговорил «помощник Граббс». — Главное, ты, Куксон, не подведи: держись, как обычно, внимания к себе не привлекай. А уж я сделаю, что надо.
Он посмотрел в сторону ворот.
— Двух троллей видишь? Кто это?
— Тот, что с кольцом в носу — Грух, старший надзиратель по Южному крылу, дневная смена. Он и должен сейчас ключи от темниц взять.
Где-то вдалеке хлопнула дверь, звук гулко прокатился под каменными сводами.
— А это — старший по ночной смене, — пояснил Куксон, незаметно указав взглядом на тролля, вразвалку идущего по галерее, и тут же снова уткнулся в пергамент: якобы с помощником Граббсом обсуждал что-то. — Ключей при нем нет, значит, они уже на стене висят.
— А с ним кто?
— Кто-то из ночных надзирателей. Как зовут — не знаю… они тут часто меняются. Ухым, кажется?
Тролли свернули в боковой коридор и исчезли.
Помощник Граббс проводил их взглядом.
Со сторожевой площади долетел еле слышный звук боя часов. Гоблин Куксон облился холодным потом.
— Смена караулов! Сейчас Грух в Южное крыло направится!
— Тогда я пошел, — помощник Граббс сунул Куксону ларец, бросил быстро взгляд по сторонам, скользнул под своды галереи и исчез.
Мгновением спустя, удаляясь от Куксона, шагал тяжелыми шагами тролль. Еще секунда — и он скрылся за поворотом.
— Только бы все удалось! — в отчаянии пробормотал гоблин. Ему представилось ему, что сейчас, в этот самый момент, Мейса (под видом тролля, якобы, тот за какой-то надобностью вернулся) открывает дверь, входит в караульную будку, набитую троллями-надзирателями и… что, если иллюзия исчезнет?!
Руки гоблина задрожали.
— Приветствую, почтенный Куксон. И того… с зимними праздниками вас!
Куксон подскочил, едва не выронив из рук ларец.
Грух! Направляется в караульную каморку!
Что делать?!
Первым делом, гоблин Куксон приказал себе немедленно успокоиться.
По плану, следовало задержать тролля и увести его подальше от Южного крыла.
Легко сказать!
— Приветствую, Грух! — небрежно ответил гоблин. — Подержи-ка, будь любезен!
Он сунул троллю ларец, а сам неторопливо сложил ненужную уже бумагу и убрал в карман.
— Да, да, зимние праздники, — продолжил Куксон, не торопясь забирать ларец. — Парадные обеды в гильдиях, торжественные застолья! Все уважаемые и важные персоны уже получили приглашения. Я, разумеется, тоже.
Грух молча кивнул. Огромный, рослый даже для тролля — настоящая гора мускулов! И спокойный всегда, невозмутимый, тоже как гора — попробуй-ка заморочить ему голову так, чтобы он обо всем забыл и ввязался в разговор!
Однако имелся у Куксона план: не зря ведь вчера он весь вечер голову ломал, размышляя, как к делу подступиться!
Грух протянул ларец.
— Смена караулов, — пробубнил тролль. — И того… идти я должен!
— Конечно, иди, — ответил гоблин, забирая ларец, и только тролль собрался уходить, как Куксон прибавил доверительным тоном:
— Кстати, насчет праздников. Знаешь, Грух, я вот понять не могу, почему вас, троллей, никогда не приглашают на торжества? Ни в Стеклянную Гильдию, ни в Магическую… да что там! Даже на обедах Охранной Гильдии я ни разу не видел троллей. Даже странно как-то. Можно подумать, что вас считают недостойными того, чтобы на торжествах присутствовать!
Он покачал головой.
— Право, будь я троллем, меня бы это крепко задело!
Маленькие глазки Груха блеснули, и Куксон мысленно поздравил себя: да-а-а, что бы там не болтали о гоблинах, а в умении ударить по больному с ними никто не сравнится! Троллей действительно никогда на торжественные обеды не приглашали, и тролльское племя это обижало не на шутку.
Теперь успех следовало закрепить.
— Право, в толк не возьму, отчего такое пренебрежение, — сокрушенно продолжал Куксон. — Ни к одной магической расе не относятся с таким неуважением, как к вам. Болтают, что тролли малость туповаты, но разве это правда? Я считаю, что в уме вам не откажешь!
Говорить умудрялся спокойно, хотя сердце в груди так и колотилось. По его, Куксона, расчетам, прямо сейчас, в эту самую минуту, идет по галерее Южного крыла тролль Ухым… верней, его искусная иллюзия. Идет по-хозяйски, не торопясь, а возле темницы триста двадцать пять задержится ненадолго.
Лишь бы только Груха удалось разговором занять и увести подальше!
Грух собрал лоб складками, подумал и выдавил:
— Так это… не приглашают, да. Все людоедство нам припоминают. А это когда было?! Уж забыть пора… мы давно никого не едим.
Куксон сделал пару осторожных шагов в сторону Восточного крыла. Тролль Грух, изливающий обиды, двинулся следом.
— При каждом удобном случае вспоминают, — бурчал он. — Людоедство… а это… а другие-то чем лучше? Вот, взять вас, гоблинов. Так тоже… это ведь вы на любой войне считались лучшими пыточными мастерами!
Куксон насупился.
На что это он намекает? Пыточные мастера? Так это когда было! И что теперь об этом вспоминать?!
— Но сейчас вы, гоблины, уважаемое племя, — продолжал бубнить Грух. — А мы, тролли, как были, так и остались…
Ишь, сравнил!
— Я это… в прошлом году главе Охранной Гильдии намекал. Мы, говорю, главные ворота Лангедака сторожим, так это…почему же нас на зимние праздники не приглашают? Обидно как-то…
Куксон покосился в сторону Южного крыла.
Сейчас, наверное, Мейса к самому трудному и опасному приступил. Он справится, открыть дверь камеры — ему пары минут хватит, только бы в галерее никого не было! Если окажется кто-нибудь — все пропало!
Холодный пот потек у Куксона по спине, но гоблин продолжал рассудительно говорить:
— Вопиющая несправедливость! — промолвил он, шаг за шагом увлекая тролля к Восточному крылу. — Но скажу по секрету: на днях я намерен серьезно поговорить с его милостью магом Хронофелом. В самом деле, почему бы в этом году на парадный обед в нашей Гильдии не пригласить троллей?
— Так это… правильно, — оживился Грух. — Чем мы хуже других? Говорят, тролли, мол, в войнах запятнали себя жестокостью, коварством и вероломством. Так это… не мы одни! Взять, к примеру, вас, гоблинов… вы ведь тоже…
Куксон поджал губы.
Да что же это такое?
Смеется он над ним, что ли? Каким-таким вероломством запятнали себя гоблины?! Бывало, конечно, что переходили они на сторону противника, так только потому, что там платили больше. И не вероломство это, а здравая гоблинская смекалка — вот и все. А вот тролли — да, вероломны по натуре. Вечно норовят перебежать к тому, кто платит больше!
А Грух, этот верзила тупоумный, вдруг спохватился.
— Я это… почтенный Куксон, мне пора…
Гоблин сделал вид, что не расслышал.
Глянул украдкой в сторону Южного крыла, ежесекундно ожидая услышать шум, крики, увидеть бегущих троллей. Все было тихо, но Куксона это не успокаивало.
— Непременно замолвлю словечко главе Гильии о приглашениях для троллей. Разумеется, не всех пригласим, а лучших их лучших!
Собравшийся уходить Грух заморгал глазками.
— Так это… а кого? — с жадным любопытством спросил он. — Главного тюремного надзирателя, наверное?
Куксон напустил на себя таинственности и важно промолвил:
— Может быть. Но сказать по правде, я знаю и более достойного тролля!
Посмотрел на Груха многозначительно, покивал головой, тот озадаченно наморщил лоб.
— Так это… вы о ком?
Да соображай же ты быстрей, пень лесной!
Гоблин уставился на Груха, тот непонимающе захлопал глазами.
Ну что ты с ним будешь делать?! Правду говорят, что с троллями каши не сваришь.
— Я, Грух, вообще-то тебя в виду имел, — подсказал Куксон. — Тебя, понимаешь? А главного надзирателя как-нибудь в другой раз пригласим.
— Меня?! Так это… я не прочь!
Грух хотел что-то добавить, но тут во дворе показался начальник тюрьмы и тролль рысцой припустил к Южному крылу. Куксон с тревогой смотрел ему вслед.
Сколько минут он выиграл для Мейсы? Четыре, пять? Успел ли он все сделать и вовремя вернуть ключ на место?
Вчера Куксон с Мейсой все по минутам рассчитали, и Мейса сказал, что если никаких задержек не возникнет, то все пройдет, как надо.
А если нет?
Вот сейчас поднимут шум, побежит в Южного крыло стража!
Гоблин хотел схватиться за голову, да руки заняты были. Не бросать же ларец на землю, тем более, что начальник тюрьмы, почтенный Мадьягар, уже заприметил Куксона и устремился навстречу с улыбкой добродушного людоеда.
Гоблин стиснул зубы и направился к входу в галерею.
… В Восточном крыле, где содержались особо опасные магические арестанты, Куксону всегда не по себе было (поди, знай, кто там, за глухими железными дверьми находится?), а уж сегодня гоблин и вовсе был как на иголках. Старался, конечно, держать себя в руках, вот только казалось Куксону, что удавалось это неважно.
Заикаясь, поприветствовал Мадьягара, кивнул главному надзирателю Харху, который тоже присутствовал (ему по должности полагалось), расспросил, какие в тюрьме новости, не было ли побегов.
При вопросе о побеге внутренне содрогнулся.
По его, Куксона, расчетам, в Южном крыле только что самая ответственная часть побега и произошла: звякнул ключ, отворилась дверь камеры триста двадцать пять (Синджей, верно, изумится, увидев тролля, ну, да Мейса быстро растолкует, что к чему, а подробности-то можно и потом рассказать), и вот уже не арестант, а пожилой стряпчий с бумагами под мышкой неторопливо шествует по галерее, а в камере…
Куксон незаметно смахнул пот со лба.
А камере-то — иллюзия осталась, выглядящая точь-в-точь, как Синджей, с первого взгляда нипочем не отличить!
— Ах, какие побеги, дражайший Куксон! — сокрушенно откликнулся Мадьягар. — Арестанты сидят в своих норах, как мыши, о том, чтобы сбежать и не помышляют. Не знаю, что с ними делать: не желают идти навстречу — и все тут! Тюремный живописец даже захворал от огорчения: пьет вторую неделю. Обвинил арестантов в нечуткости, равнодушии и черствости — и запил! Говорит, не ожидал встретить у нас в тюрьме такое отношение к искусству.
— Понимаю, — пробормотал гоблин Куксон, покрепче сжимая ларец, чтобы не заметно было, как дрожат руки.
Только бы Мейса успел ключ на место вернуть!
Если Грукх сейчас не досчитается ключа, такое начнется!
— Да, — Мадьягар пожал плечами. — Говорит, еще пара месяцев без побегов — и начнет малевать вывески для трактиров. А что ему остается?
Куксон сочувственно вздохнул.
— Что ж, э-э-э… приступим, пожалуй? — осведомился он.
Начальник тюрьмы кивнул.
— Харх, подай список заклинаний.
Тролль протянул пергамент.
— Так, так, — Мадьягар развернул лист и пробежал глазами ровно написанные строки. — В этом году ваше Ведомство разрешило использовать двадцать два заклинания третьего круга, из них — пятнадцать для охраны. Остальные…
Куксон поставил ларец на пол, открыл крышку.
Блеснули на красном бархате золотые треугольники с выгравированными рунами.
Мадьягар прошелся вдоль ряда темниц, остановился возле одной двери.
— Начнем с этой. Кто тут у нас?
Гоблин навострил уши, но зря: тролль Харх вслух говорить не стал, а приблизился к Мадьягару и пробормотал что-то вполголоса, да так тихо, что Куксон не расслышал.
— А-а-а, — протянул Мадьягар и отчего-то усмехнулся. — Помню, помню.
Он потер руки.
— Прошу, почтенный Куксон!
Гоблин приступил к работе.
Дело привычное: по две накладки на каждую дверь, сколько раз он это делал!
Если бы еще не трястись так, не прислушиваться, не донесутся ли со двора крики, не представлять мысленно, что произойдет, если на территории тюрьмы обнаружат мастера иллюзий!
Мадьягар, прохаживаясь вдоль галереи, болтал о том, о сем, потом вдруг остановился, взглянул на гоблина и хитро улыбнулся.
— Дражайший Куксон, — промолвил он. — А ведь вы сегодня сам не свой! Отчего это вы так волнуетесь? Отвечаете невпопад, забываете заклинания, все у вас из рук валится… можно подумать, вас что-то тревожит?
Куксон замер.
— Меня? — испуганно переспросил он. — Тревожит? Ничего, совершенно ничего меня не тревожит, почтенный Мадьягар. Я спокоен!
Мадьягар шутливо погрозил ему пальцем.
— Спокойны? Да вы места себе не находите: руки дрожат, в словах путаетесь!
— Что? Нет, я…
Начальник тюрьмы покачал головой.
— Бросьте, старина, я все знаю!
— Знаете?!
— Да, да! Повод для волнения у вас имеется. И знаете что, любезнейший Куксон? — спросил он понимающе. — Я бы на вашем месте тоже волновался.
Золотая накладка выпала из рук гоблина и звякнула о каменный пол.
— Что?! Но как вы… откуда?!
Мадьягар развел руками.
— В Лангедаке слухи разносятся быстро, — сообщил он. — Только кто-то подумал, шепнул одному, другому — ан, уж все известно!
Куксон почувствовал, как голова у него пошла кругом.
— И… что же… что же вам известно? — выдавил он.
Мадьягар приблизился, остановился напротив и, заложив руки за спину, покачался с носков на пятки.
— Все, дражайший Куксон, все!
Он многозначительно посмотрел на гоблина, а Куксон от ужаса и дышать перестал.
— Большая серебряная медаль, не так ли? — проговорил Мадьягар. — Награда за долгую безупречную службу! Мои искреннейшие поздравления! Приятель вчера шепнул по секрету, что приказ о вашем награждении самим Хронофелом подписан, — пояснил начальник тюрьмы, приятно улыбаясь. — Сообщил, что вручат ее вам, как и полагается, на торжественном обеде в Гильдии. Я, разумеется, тоже там буду, поздравлю еще раз!
— Ах, это, — с облегчением выдохнул гоблин. — Да, да… я рад! Волнуюсь, разумеется, ужасно… такое, знаете ли, приятное волнение… ужасное…
Он взял золотой треугольник, почтительно протянутый ему троллем.
— Еще бы, — в голосе Мадьягара проскользнула зависть. — Высочайшая награда, не каждый удостаивается. А какие возможности открываются! — он подавил вздох. — У меня бы тоже голова закружилась. Не удивлюсь, дорогой Куксон, если лет через пятьдесят вы и до золотых пуговиц дослужитесь!
— Может быть, может быть, — бормотал Куксон, напряженно прислушиваясь к звукам, долетавшим со двора.
Золотые пуговицы и впрямь были его мечтой… еще совсем недавно. Да только многое в последнее время изменилось и ни золотые пуговицы, ни почетная медаль за службу не волновали больше гоблина.
Он вынул из ларца следующий треугольник, посмотрел на руны, определяя заклинание: неимоверно сильное. Подавляет чужую магию, да так, что вздумай несчастный арестант воспользоваться своими способностями, заклинание его в порошок сотрет!
Куксон перевел озадаченный взгляд на глухую железную дверь. Кто же находится там, по другую сторону?
Неужели сильф?
Вдруг до слуха гоблина донесся едва слышный звук, словно кто-то легонько стукнул костяшками пальцев в дверь.
Куксон вздрогнул, метнул быстрый взгляд на Мадьягара и Харха: не услышали ли? К счастью, нет: Мадьягар уткнулся в пергамент, проверяет список и мурлычет какую-то песенку, а Хорх смотрит на тюремный двор, по которому как раз тролли-надзиратели идут.
Гоблин замешкался, держа на ладони накладку с заклинанием. Золотой треугольник вдруг показался ему тяжелым, словно камень.
— Теперь пора и дальними темницами заняться, — услышал Куксон голос Мадьягара. — Хорх, подай второй список! Дражайший Куксон, вот что я хотел бы заметить по поводу охранных заклятий…
Гоблин Куксон очнулся. Хочешь, не хочешь, а придется делать то, зачем он сюда явился.
— Прости, — еле слышно пробормотал он и прижал треугольник к холодному железу.
Легкий белый дымок повис в воздухе, а когда он рассеялся, заклинание было прочно впечатано в железную дверь.
Дальние камеры находились в конце галереи, туда и направились.
Куксон изо всех сил старался не паниковать, но на полдороги случилось то, чего он и боялся.
Поднялся во дворе шум, раздались крики, и два колдуна бурубуру, прохаживающиеся вдоль галереи, как по команде остановились, повернулись кругом и пошли на шум, одновременно стягивая с рук толстые кожаные перчатки.
Сердце Куксона оборвалось.
Все это могло означать только одно: Мейса попался.
Кровь в жилах гоблина застыла, будто зимний дух микмак его заколдовал, руки затряслись так, что ларец едва не выпал.
— Что там еще такое? — Мадьягар прервал рассказа (рассуждал о привилегиях, которые дает большая серебряная медаль, а привилегии и впрямь были немалые) и сдвинул брови. — Хорх, узнай!
Тролль исчез.
Как в тумане, гоблин Куксон добрался до дальних камер, поставил ларец на каменный пол.
— Что-то вы, дражайший Куксон, как будто побледнели, — пригляделся к нему начальник тюрьмы. — Верней, позеленели. С чего бы это, а?
Куксон попытался выпрямиться. Поправил колпак, одернул курточку.
— Работы… работы много перед праздниками, — еле выговорил он. — Переутомился… слегка…
Начальник Мадьягар сочувственно поцокал языком.
— Понимаю! У меня ведь тоже сейчас дел невпроворот: отчеты, проверки… перед зимними торжествами всегда так. Ну да ничего, скоро отдохнем!
Он развернул пергамент.
— Итак, на дальние камеры планирую я потратить восемь заклинаний. Начнем вот с этой темницы…
На ватных ногах подошел гоблин к ларцу, откинул крышку и уставился на ряд блестящих треугольников, пытаясь сообразить, какой надо выбрать. Начальник тюрьмы говорил что-то, но слова доносились словно бы издалека, ничего не разобрать.
Куксон заставил себя сосредоточиться: требуется взять серебряные накладки с заклинаниями второго круга.
В голове метались отчаянные мысли: вот сейчас тролли притащат Мейсу, вот сейчас колдуны бурубуру за него возьмутся!
Под сводами галереи зазвучали тяжелые шаги.
— А, вот и Хорх! — воскликнул начальник Мадьягар. — Сейчас узнаем, что стряслось. Конечно, нечего и надеяться, что кто-то сбежать пытался, но…
Гоблин стиснул зубы.
— Ну, что? — нетерпеливо спросил Мадьягар.
Куксон замер, с ужасом ожидая ответа. Сжал накладки с заклинаниями так сильно, что острые края впились в ладони. Казалось, целая вечность прошла, прежде, чем Хорх ответил:
— Ничего особенного: в Западном крыле, в общей камере, четыре арестанта из гномов подрались. Их уже успокоили.
Мадьягар разочаровано вздохнул:
— Жаль, жаль! А я-то надеялся…
Он окинул взглядом тюремный двор.
— Хоть бы один побег! Да разве дождешься….
Куксон перевел дух и принялся за работу.
…Когда все заклятья были наложены и начальник Мадьягар с троллем Хорхом удалились (распрощавшись с гоблином, разумеется), Куксон, на негнущихся ногах заковылял по тюремному двору.
Пребывал в состоянии, близком к панике: где же Мейса? Куда пропал? Что дальше делать?
Закрыл на мгновение глаза, вознес короткую прочувственную молитву — всем гоблинским богам сразу. Поклялся десять золотых нуоблов им пожертвовать, лично отвезти в горы и у входа в священную пещеру сей дорогой подарок возложить, если боги пошлют удачи и сделают так, чтобы то, что Куксон с Мейсой задумали, закончилось бы благополучно.
Куксон открыл глаза, вопросительно посмотрел на небо.
Десять золотых нуоблов! За этакие деньги боги просто обязаны постараться!
Перевел взгляд на тюремный двор: из галереи Южного крыла показался тролль Грух, а на поясе у него — связка ключей.
Куксон поспешил навстречу.
— А, Грух, — еле вымолвил он, уставившись на связку ключей, висевшую на ремне. — Как дела? Все в порядке? В Южном крыле все спокойно?
Говорил, а сам изо всех пытался обнаружить в связке ключ за номером триста двадцать пять, да разве его увидишь, когда проклятый тролль все время переминается с ноги на ногу!
— Так я это… напомнить насчет приглашения на торжества хочу, — забубнил Грух.
Он бурчал что-то, а Куксон, не отрываясь, смотрел на вход в гелерею. Где Мейса? Получилось или нет? Пора бы и ноги уносить, сколько можно по тюремному двору, словно по Сторожевой площади, разгуливать?! И так уже колдуны бурубуру косятся!
И только подумал так, как из Южной галереи показались двое: помощник Граббс собственной персоной, а с ним — пожилой стряпчий с бумагами в руках. Идут не торопясь, деловито обсуждают что-то.
Куксон внезапно почувствовал такую слабость, что в голове зазвенело.
— Ладно, Грух, — пролепетал он. — Будет тебе приглашение. А сейчас — иди…
— Так я… это… — талдычил тролль. — Чего напомнить-то хотел…
— Потом напомнишь, — оборвал его Куксон. — Сказал же, что поговорю с его милостью магом Хронофелом. Гоблины обещания держат… почти всегда!
Насилу отвязался.
Грух вернулся в Южное крыло (прошел мимо Граббса и стряпчего, ничего не заподозрив), а Куксон, на подгибающихся ногах, двинулся им навстречу.
…Только приблизился, как сразу понял: если он, Куксон, не возьмет дело в свои руки, все пойдет наперекосяк, потому что эти двое друг друга давно недолюбливали (были причины, скажет прямо), а сейчас, того и гляди, сцепятся.
— Как же! — сквозь зубы цедил помощник Граббс. — Без тебя бы мы не обошлись, конечно!
— Скажи спасибо, что жив остался, — не хуже горного кота, шипел в ответ стряпчий (два года в камере характер Синджея не смягчили ничуть). — Кое-кто ведь считал себя искусней всех боевых магов вместе взятых!
— Может, и не всех, — с достоинством ответил «Граббс». — Но многих! Уж тебе-то до меня…
— Работать с остальными не пожелал, возомнил, что в одиночку сможешь противостоять оборотням? И что вышло? Амши почти захватили твой разум!
— Ничего подобного! Я бы с ними легко справился, если бы кое-кто не лез не в свое дело и под ногами не путался!
— Справился?! Тот создатель видений, которого мне убить пришлось, тоже так думал. Справился, как же! Были люди, покрепче, чем ты, да и тех амши ломали. А уж тебя-то…
— Конечно, как же! Да я…
— Да ты уже находился под их властью, слабоумный гоблин!
«Слабоумный гоблин»?!
Куксон выразительно кашлянул, но на него и внимания не обратили.
— Если бы не я, — продолжал «стряпчий». — Ты был бы их вечным пленником! Надо было срочно что-то делать!
— И ты не придумал ничего умнее, чем треснуть меня по голове?!
— Это был единственный выход! Оборотни не могут захватить разум человека, если он без сознания! К тому же толку от тебя в той схватке все равно не было!
«Помощник Граббс» сверкнул глазами.
— Это от меня-то?! Да я сражался с амшами! — отчеканил он. — Я…
— Это я сражался, а ты валялся в канаве и очухался только тогда, когда все закончилось, — не остался в долгу «стряпчий».
— Я… — кипя от возмущения начал «помощник Граббс», но тут в перепалку решительно вмешался гоблин Куксон.
— Заткнитесь оба! — яростным шепотом приказал он.
Со стороны, впрочем, все выглядело пристойно: почтенный гоблин Куксон отечески вразумляет помощника Граббса, а пожилой стряпчий, похоже, всецело гоблина поддерживает: надо, надо молодежь уму-разуму учить!
На самом же деле…
— Не для того мы все здесь головами рискуем, чтобы вы, подобно пьяным клуриконам свары посреди тюремного двора устраивали!
Выйдем за ворота, доберемся до «Омелы», а уж там вы можете мутузить друг друга сколько вашей душе угодно, я и слова не скажу!
Спорщики притихли.
— Куксон прав, — пробормотал «помощник Граббс».
— То-то же! — буркнул гоблин и быстро огляделся по сторонам.
— Нечего торчать посреди двора, как каменные тролли. Идем к выходу!
Медленно (чтобы излишняя поспешность не бросилась в глаза) направились через тюремный двор.
— Синджей, Мейса тебе все рассказал?
— Более-менее, — отозвался «стряпчий». — Хотя, по большей части, он разглагольствовал, какой он непревзойденный мастер иллюзий, равных ему нет на всем белом свете!
— Конечно, нет! Много встречал тех, кто на защищенной территории способны человеческие иллюзии создавать?! — тут же встрял «Граббс». Куксон сердито махнул на него пустым ларцом.
— Уймись ты!
Продолжил, поглядывая на «стряпчего».
— Брисс не приедет, так что нам нужна твоя помощь. Ты назначил плату: три дня свободы, — гоблин в упор взглянул на человека. — Мы платим тебе эту цену. Выследи и уничтожь беглого призрака!
«Стряпчий» спросил:
— Почему ты уверен, что это призрак? В прошлый раз, помнится, речь шла о бакбуре?
Куксон сжал ларец так, что крышка едва не треснула.
— Уверен, — сквозь зубы ответил гоблин.
— Потому что, если это бакбур…
Куксон остановился.
— Это беглый призрак, — отчеканил он, изо всех сил пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания, да разве забудешь то, что видел возле «Стеклянной собаки»?!
— И ты его убьешь. И мне плевать, какая обида держит эту нежить на земле, я об этом и слушать не желаю! Ты его уничтожишь, а ежели не согласен — сейчас же убирайся обратно в камеру!
«Стряпчий» посмотрел на Куксона так, словно увидел его первый раз в жизни, потом покосился на «помощника Граббса».
— Призрак вырвал кому-то глаза? — шепотом спросил он у «Граббса».
— Да, — так же тихо ответил тот. — Но с Куксоном об этом лучше не говори. Он сейчас и сам кому угодно может…
— Ясно, — пробормотал «стряпчий».
А гоблин Куксон продолжал.
— Мейса от моего имени должен был взять с тебя особую клятву. Так?
— Так, — подтвердил «стряпчий». — Я произнес ее вслух.
Куксон кивнул. Клятва произнесена, значит, слово свое Синджей сдержит, чего бы это ему не стоило. По истечении же срока добровольно вернется в тюрьму: это условие тоже входило в клятву.
— Не разучился с призраками-то обращаться? — ехидно осведомился «помощник Граббс». — Как-никак, два года отдыхал!
Гоблин бросил в его сторону свирепый взгляд, «помощник» умолк.
Куксону очень хотелось оглянуться, чтобы проверить, идут ли следом колдуны бурубуру или же нет, но он помнил: главное — вести себя естественно, обычно. Если же озираться по сторонам, то это, чего доброго, покажется подозрительным.
Так-то оно так, да только удержаться нелегко, так что Куксон улучил минутку и все-таки оглянулся.
Одноглазые колдуны медленно шли по направлению к Западному крылу.
Уф-ф-ф… значит, ничего не заподозрили. Теперь главное — ворота миновать. А у ворот-то караульные тролли стоят! А ну как взглянут на «стряпчего» повнимательней да и заподозрят неладное?!
Но имелся у Куксона с Мейсой на этот случай особый план…
Гоблин посмотрел сначала на ворота, потом — на серое низкое небо.
Пора бы уже кое-кому и появиться!
И этот «кое-кто» появился.
…Элегантно помахивая фонарными щипцами, над тюремным двором пролетела фея Скарабара.
Тролли-надзиратели поприветствовали крылатую фонарщицу не без почтения. Во-первых, она каждый день зажигала и гасила фонари вокруг тюрьмы, трудилась, не покладая рук, а, во-вторых, попробуй-ка не проявить к фее должного уважения! Фонарные щипцы — штука тяжелая, и Скарабара никогда не промахивалась, роняя их кому-нибудь на голову. К слову сказать, Скарабара была единственной, кому не требовалось получать разрешение на посещение тюрьмы: всем известно, что феи в земные дела не вмешиваются, поэтому всегда вне подозрений. Чародеи, что книжки о крылатом племени писали, выражались заумными мудреными словами: мол, «феи хранят вековой нейтралитет», но на самом деле все объяснялось проще: фей, никто кроме их самих, не интересует.
С высоты полета Скарабара обшарила взглядом двор, увидела знакомых, подлетела и повисла в воздухе на уровне человеческого роста.
— Мейса, на два слова, — решительно сказала она, помахивая фонарными щипцами. — Вчера в «Трилистнике» ты попросил меня прилететь сюда, когда солнце будет стоять ровно над главной башней Гильдии Магов. Я прилетела. Зачем?
— Ну, я…э-ммм… это свидание, Скарабара, — многозначительно пояснил «помощник Граббс».
Карие глазки феи удивленно округлились.
— Ты назначил мне свидание в тюрьме? Почему?!
— Очень просто: хотел тебя удивить! Я над этом долго думал, — проникновенным голосом признался «Граббс». — А потом и придумал! Дай, думаю, назначу ей свидание в тюрьме, пусть удивится! Другая бы, конечно, не оценила такого поступка, посчитала бы странным, но только не ты, правда? Ты — другое дело, ты особенная, не похожая на других. Есть, Скарабара, в тебе какая-то загадка, тайна, разгадать которую никому не по силам…
Фея погрозила ему фонарными щипцами.
— Врешь!
— Клянусь! — вдохновенно продолжал «помощник Граббс».
Куксон, слушая, только ушами повел: вот уж язык без костей!
— Я, как только в первый раз тебя увидел… помнишь, тогда, в «Трилистнике»? Я был…
— Ты был с какой-то девицей, — поджала губы фея. — Я прекрасно помню.
— С девицей? Что за девица? А… да я уж ее и забыл.
— Ты с ней встречался!
— От отчаяния! Исключительно, от отчаяния! На самом деле, я надеялся встретить ту, единственную которой буду хранить верность до скончания веков!
Куксон нахмурился: долго он еще болтать собирается?!
— А когда встретил тебя, то сразу понял, что ты и есть та самая, единственная, — заторопился «Граббс»: видно, тоже беспокоился, что время поджимало. — Имей в виду, я никому еще не говорил таких слов, только тебе!
Щечки феи порозовели.
— Хм, — польщено мурлыкнула она. — Кстати, о той девице. Я все узнала! Она утверждает, что происходит из русалок, а на самом деле — из водяных кикимор.
— Из кикимор?! О, ты открыла мне глаза… а я- то думал, кого она мне напоминает? Надо же, какая ты умная! И красивая, и вообще… м-м-м… а теперь, Скарабара, не могла бы ты… э-э-э-э… не могла бы ты подлететь к троллям у ворот и занять их небольшим, но интересным разговором?
Скарабара насторожилась.
— Это зачем?
— Ну, — «помощник Граббс» замялся. — Да просто отвлеки их на минутку. Вы, феи, так искусны в разговорах, а ты — особенно. У тебя такой чудесный голосок, точно хрустальный колокольчик звенит, так бы слушал и слушал. Так пусть и тролли послушают!
— Мейса! Так вот почему вчера ты умолял меня прилететь сюда?! Тебе нужно, чтобы я… минуточку, — спохватилась фея. — Почему ты в образе помощника Граббса?! Что вообще тут у вас происходит? А, и почтенный Куксон здесь? Приветствую, приветствую!
Куксон наградил фонарщицу мрачным взглядом.
То, что Скарабара узрела не стряпчего, а Мейсу, гоблина не удивило: все феи могут видеть сквозь иллюзии, имеется у них такая особенность. Переживать по этому поводу не стоит: феи умеют рот на замке держать. Болтливы они, конечно, сверх всякой меры, однако же, хорошо знают, о чем болтать, а о чем — промолчать.
А вот насчет помощи… догадывался он, что ничего из этой просьбы не выйдет, да Мейса настоял на своем: запросто уговорю, мол, Скарабару, отвлечь на несколько минут троллей у ворот, а мы за это время мимо них и проскользнем.
Уговоришь ее, как же!
— Так я жду ответа, — железным голосом повторила Скарабара.
— Ну…м-м-м… да так, — пробормотал «Граббс», незаметно оглянувшись. — Мы тут, видишь ли, совершаем побег, — пояснил он шепотом. — Только и всего!
— Меня не касается, что вы совершаете, — отрезала фея. — Значит, насчет свидания ты соврал?
— Что ты, Скарабара, как я мог?! Конечно, нет. Просто подумал… буквально, только что в голову пришло: давай перенесем наше свидание за ворота тюрьмы, а? А теперь почему бы тебе не подлететь к троллям и поболтать с ними пару минут? А мы бы быстренько прошли мимо и…
— Нет, — суровым тоном ответила Скарабара. — Феи в человеческие дела не вмешиваются, мы всегда сами по себе. Мы храним этот… как его… нейтра… нейтру…
— Нейтралитет, — подсказал гоблин Куксон.
— Вот именно.
— Не вмешиваетесь в человеческие дела? Скарабара, дорогая, но где видишь тут людей? — изумился «помощник Граббс». — Я, по-твоему, человек? Или почтенный Куксон — человек?!
— Вы-то — нет, а вот это кто такой?
Фея пригляделась к «стряпчему» и в изумлении вытаращила глаза.
— Синджей?!
«Стряпчий» тяжело вздохнул.
— Приветствую, Скарабара.
— Глазам своим не верю! Так это тебе Мейса помогает бежать? Тебе?! Не может быть!
Куксона прошиб холодный пот.
— Скарабара! — испуганно зашипел гоблин, озираясь по сторонам. — Тише!
— Но, почтенный Куксон, это же удивительно! — блестя глазами, затараторила фея и тут же, спохватившись, зажала рот ладошкой.
— Что здесь удивительного? — буркнул гоблин.
— Они вместе и до сих пор не подрались?! Синджей, ты же клялся начистить ему морду за ту шутку с иллюзией девушки!
«Стряпчий» мрачно взглянул на фею.
— Да, да я все знаю! — торжествующе объявила Скарабара.
— Откуда?
Она хитро улыбнулась.
— Не скажу!
— Отлично, — пробормотал «стряпчий». — Значит, это всему Лангедаку известно?
— Не знаю, как насчет всего Лангедака, но в «Трилистнике» об этом еще долго болтали. И ты уж прости, но потешались мы от души!
— Ясно…
— Да, да! Так будете драться? Только, Синджей, пожалуйста, не бей его по лицу, ладно?
— Я хотел как лучше, — покаянным тоном пробубнил «помощник Граббс», хотя в глазах его плясали озорные огоньки. — Он спас меня от оборотней-амшей, я хотел отблагодарить…
— Хорошенькая благодарность: создать иллюзию девушки и отправить ее Синджею! — проворчал Куксон, бывший в курсе этой возмутительной истории.
— Она ему понравилась, — уверенно заявил «Граббс».
— Как она могла ему понравиться?! Это же иллюзия!
— Ну, он же это не сразу понял, — брякнул «помощник Граббс» и ухмыльнулся.
Скарабара взглянула на выражение лица «стряпчего» и в восторге замахала крыльями.
— Почтенный Куксон, они все-таки подерутся!
Гоблин от страха стал заикаться.
— Не здесь! Сначала доберемся до «Омелы»!
— О! — воскликнула фея Скарабара. — А во сколько начнете? Я прилечу посмотреть. Объявим это битвой за прекрасную девицу, — добавила она. — То есть, за меня, единственную и…
— У него таких как ты, — неприязненно буркнул «стряпчий», — Как снега в горах…
Скарабара нахмурила бровки.
— Нет, не таких, как я! — твердо заявила она. — Я — это другое дело, я — особенная. И Мейса мне клялся, что до меня он никогда не встречался с феями.
— Летающих фей, правда, не припомню, зато остальных было хоть отбавляй. На одной он даже жениться обещал. Или на двух… кажется, даже одновременно.
— Что? — переспросила Скарабара и сжала щипцы покрепче.
— Кто? Я?! — всполошился «помощник Граббс». — Нет, я не то, чтобы обещал… Скарабара, это они сами выдумали! Я и не знал ничего!
— Но ты же клялся, что никогда… — возмущенно начала фея.
— Да я о них уже забыл! Это было сто лет тому назад!
— А потом была еще одна… как же ее звали? С зелеными волосами, страшненькая… она еще каждую полночь норовила превратиться в…
— Болотная фея? Это была болотная фея? — ужаснулась Скарабара.
— Нет, нет, что ты! С болотной феей я бы ни за что…
— Тьфу! Это уж слишком даже для тебя! Ну, погоди, я тебе устрою!
Негодующая Скарабара заложила крутой вираж и стрелой понеслась в сторону ворот.
«Помощник Граббс» вздохнул.
— И кто тебя за язык тянул? Скарабара была частью нашего плана. А теперь и план насмарку и нового врага я себе нажил. Она злопамятная, при первом же удобном случае нафеячит мне — будь здоров. Уронит на голову что-нибудь тяжелое…
— Лишь бы не промахнулась, — с надеждой сказал стряпчий.
А гоблин Куксон пристально смотрел фее вслед.
О просьбе помочь она, конечно, забыла, однако же, в этот момент сами небеса пришли на помощь (в виде тролля-новичка, Куксон его видел несколько дней назад).
Сегодня этот тролль не в будке у ворот сидел, а стоял наверху стены и, когда разгневанная Скарабара проносилась мимо, тролль, еще мало знакомый с характером феи-фонарщицы, буркнул ей что-то.
Скарабара резко остановилась в воздухе.
— Ты кому это сейчас сказал «пролетай быстрее»?! — зловещим тоном осведомилась она. — А? Я тебя спрашиваю, кому ты это сказал?! Ты это мне сказал?!
Тролль из караульной будки у ворот поспешил на помощь соплеменнику:
— Почтенная Скарабара! — закричал он, высунувшись из окна и задрав голову вверх. — Он у нас новенький, не гневайтесь на него! Ляпнул, не подумавши!
— Не подумавши?! — бушевала разъяренная Скарабара. — А вот я его научу, как с феями разговаривать следует! Не прилечу вечером фонари зажигать, насидитесь в темноте!
Куксон увидел, что и третий тролль, что прохаживался возле ворот, пытается утихомирить фею-фонарщицу, и быстро шепнул спутникам:
— Проходим!
Помахал на ходу пропуском (тролль, вовлеченный в перепалку, только рукой махнул: дескать, проходите!), нырнул в калитку — и тюремный двор остался позади.
…Теперь, когда серые острожные стены остались за спиной, гоблин Куксон в полной мере осознал то, что совершил.
Свет померк перед его глазами: он, почтенный уважаемый гоблин — организатор дерзкого побега! Замыслил преступление, и, мало того, что осуществил его, да еще сделал это при содействии сильфа. Сильф в сообщниках — хуже и быть не может! Правда, Мейса — сильф только наполовину, да кто на это смотреть станет? Заточат его в камеру в Восточном крыле, и какой-нибудь чиновник Ведомства по делам магии (Куксона-то, разумеется, тоже посадят!) запечатает его дверь золотым треугольником.
Гоблин задрожал, взглянул на Мейсу: тот шагал рядом, уже в обычном своем обличье, и выглядел как всегда, разве что был бледнее обыкновенного, да под глазами темные тени залегли. Нелегкое это дело — держать иллюзии на территории, защищенной от магии! Много сил требует, а неопытного создателя видений и вовсе убить может.
Точно угадав его мысли, Мейса проговорил:
— Ну, Куксон, с иллюзиями на сегодня — все. Те, что я создал, поддерживать смогу, но новых видений от меня не требуй: надо передохнуть немного.
— Мейса, что мы наделали! — простонал гоблин, хватаясь за голову. — Мы — государственные преступники! В тюрьму нас, на каторгу, в кандалы навечно!
— Не паникуй, Куксон, — хладнокровно ответил сообщник. — Мы же временные преступники, понимаешь? Временные. Через три дня вернем его обратно в камеру, — он кивнул на дряхлую гоблиншу, ковыляющую рядом. — И никто ничего не узнает.
Гоблин приложил руку ко лбу.
— Да, да… но как я только подумаю, что нам еще раз все это проделывать придется, так у меня мороз по коже!
Он взглянул на «гоблиншу».
— Ты ведь управишься за три дня? — умоляюще спросил Куксон. — Выследишь призрака и уничтожишь его? Сделаешь это?
— Я же поклялся, — буркнула «гоблинша». — И небо слышало мои слова.
Мейса вздохнул:
— Ты уж не подведи, — он слегка подтолкнул «гоблиншу». — Давай, давай, шевелись! Мы тебя из камеры вытащили не для того, чтобы ты по Лангедаку разгуливал!
«Гоблинша» сердито фыркнула.
— Может, мне еще пробежаться, чтобы вас порадовать? — язвительно осведомилась она.
— Почтенные гоблинши не… не бегают, — Куксон, то и дело вытирая колпаком испарину со лба, в очередной раз оглянулся: нет ли погони. — Это сразу же вызовет по… подозрение.
— Не мог другую иллюзию создать, помоложе? — прошипела пожилая «гоблинша», метнув сердитый взгляд на Мейсу. — Непременно нужно было заставить меня ковылять по Лангедаку в виде страшной гоблинши в бородавках?
— Какая тебе разница? — удивился Мейса.
Куксон недовольно поджал губы. «Страшная гоблинша в бородавках»! Можно подумать, человеческие старухи лучше выглядят. Пожилые гоблинши-то не в пример благообразней к старости делаются: слегка зеленеют лицом, обзаводятся бородавками, а что уши покрываются седым пушком, так это только прибавляет почтенности.
Куксон снова вытер ледяной пот и натянул колпак по самые уши.
Дорога от городской тюрьмы до ночлежки «Омела» происходила для гоблина словно бы в тумане.
Никогда еще он не чувствовал себя так ужасно: ноги подкашивались, сердце то замирало, то, наоборот, начинало колотиться так, словно вот-вот выскочит из груди, в глазах темнело.
Даже какие-то звуки чудились! То он явственно слышал собственный разговор с начальника тюрьмы, и тот, будто бы, спрашивал: «А что, Куксон, не желаешь ли побеседовать с моими троллями? Или предпочитаешь колдунов бурубуру?», а когда гоблин в ужасе лепетал что-то в ответ, Мадьягар заливался зловещим смехом и говорил, что в самом ближайшем будущем тюремный живописец напишет прекрасную картину: «Гоблин Куксон, как вдохновитель и организатор побега», а он, Мадьягар, повесит ее на самое видное место в своем кабинете.
То появлялся перед мысленным взором Куксона глава Гильдии маг Хронофел, срывающий серебряные пуговицы с гоблинской курточки и с позором изгоняющий его, Куксона, со службы, то слышались крики пустившихся в погоню троллей.
Не раз и не два останавливался Куксон, в ужасе оборачиваясь назад, уверенный в том, что вот-вот покажутся из-за угла тролли-тюремщики, с воплем: «Вот они! Держи их!».
Что тогда делать прикажете, куда бежать, где спасаться?!
Однако ж, погони пока что не наблюдалось, а это значило, что иллюзия, созданная Мейсой, подозрения пока что не вызывала.
Три дня бы продержаться, только три дня!
С Синджеем твердый уговор заключен: он слово дал, что по истечении этого срока добровольно в темницу вернется и уж можете не сомневаться, слово свое сдержит. Желает он, конечно, навсегда свободу получить, но это уж не в его, Куксона, власти…
Мейса, конечно, мастер, каких поискать: иллюзия, что в камере осталась, от Синджея неотличима. Одна только загвоздка имелась: иллюзия-то не ест и не пьет. Поначалу надзиратели не обратят внимания на то, что арестант пищи не принимает, но рано или поздно заметят. Заподозрят неладное, магов вызовут, а те в два счета хитрость с видением раскусят.
И уж тогда такое начнется!
Куксон в ужасе содрогнулся. Взглянул на Мейсу и опять принялся (мысленно, разумеется, чтобы ничьего внимания не привлекать) корить себя последними словами. Что он наделал! Как мог Мейсу в такое дело втянуть? Нет ему за это прощения!
— Вот что, — как можно тверже проговорил гоблин. — Если нас разоблачат, то я скажу, что все это сам сделал. Сам ключи стащил, сам камеру открыл, все сам!
Мейса снисходительно глянул на него сверху вниз.
— И кто же тебе поверит, Куксон?
— Я убедительно скажу! — захорохорился тот. — Я — гоблин, я умею хорошо врать!
Мастер иллюзий ободряюще похлопал его по плечу.
— Не паникуй раньше времени. Все хорошо будет.
— Да, да, — с сомнением пробормотал Куксон и побрел дальше, спотыкаясь на каждом шагу.
А Мейса, оглянувшись назад, на пустой переулок, сказал «гоблинше» с веселой ухмылкой:
— Эх, надо было и впрямь помоложе тебя сделать… создать иллюзию девицы из Веселого квартала, что ли. Имеется там у меня одна знакомая…
— Скарабаре это расскажи, — буркнула «гоблинша».
Гоблин Куксон мысленно возблагодарил небо за то, что мысль о девице не пришла в голову Мейсы раньше: ведь ему, Куксону, никак невозможно ему ходить по Лангедаку в обществе персоны из Веселого квартала! Завтра же об этом все Ведомство трезвонить будет, а там и по городу слухи пойдут. А он, Куксон, за сто с лишним лет беспорочной службы никогда поводов судачить о себе не подавал, даже тогда, когда много лет тому назад одна хорошенькая ведьмочка, воспылав страстью, пыталась соблазнить молодого тогда еще гоблина прямо на рабочем месте. Но, спасибо всем гоблинским богам, и тогда он с достоинством вышел из щекотливой ситуации, хотя, честно скажем, нелегко это было!
Кстати, о богах.
Обещал им Куксон целых десять золотых нуоблов пожертвовать, ежели побег успешно пройдет. Десять золотых, гм, гм… большие деньги! А ведь если вдуматься, выйти из тюрьмы помогли не боги, а фея Скарабара…
— Восемь золотых нуоблов, — пробормотал гоблин Куксон, слегка уменьшая обещанную сумму, и выжидательно посмотрел на небо.
Небеса безмолвствовали: видно боги знали, что гоблины не любят бросать деньги на ветер, и отнеслись с пониманием к тому, что пожертвование будет чуть-чуть поменьше.
Куксон пошел дальше, невольно ускоряя шаг, а тут, как на беду, повстречался лавочник Бархамай.
Поздоровался, узнал, что Куксона навестила дальняя родственница из деревни (это уж Мейса сразу же наплел), почтительно поклонился старушке-гоблинше, посулил завтра же доставить для нее особые гоблинские лакомства: засахаренных лягушек да желе из болотной ряски. Насилу от него отвязались, Куксон уж и ног под собой от страха не чуял.
Двинулись дальше, добрались до окраинных улиц, до ночлежки — рукой подать.
Вдруг «гоблинша» небрежно поинтересовалась:
— Куксон, ты говорил, что до городка, где женщина-хоглен обитает, день пути?
Гоблин насторожился:
— А тебе-то что? Рассчитываешь еще и туда успеть? Как ты туда доберешься?
— Это уж моя забота.
— И думать об этом брось! Заклинание быстрого перемещения я тебе покупать не буду: стоит оно столько, что тебе вовек не расплатиться!
Он поправил колпак и продолжил:
— Мы тебя не для того из тюрьмы вызволяли, чтобы ты за хогленами охотился. Твое дело — помочь нам с призраком, понял?
«Гоблинша» промолчала.
В разговор вступил Мейса:
— Куксон рассказал мне историю с хогленами, — сообщил он. — Это правда?
— Правда, — ответила «гоблинша».
— Хоглена так просто не убить. Тебе придется сжечь ее живьем.
«Гоблинша» сверкнула глазами.
— Да. Мне придется сжечь ее живьем. Хочешь помочь?
— Э-э-э…
— Тогда заткнись.
Вот «Омела» видна, осталось миновать переулок!
И только Куксон дух перевел, только вздохнул облегченно, как вынырнул из-за угла микмак, зимний дух с ледяным сердцем.
И что он здесь делает, для чего вокруг «Омелы» рыскает, словно разнюхать что-то хочет?!
Скользит навстречу, глаза белые, словно из кусков льда сделанные, смотрят пристально, ресницы густым инеем покрыты, волосы снегом запорошены.
И волноваться вроде бы повода нет, не видят микмаки сквозь иллюзии, нет у них такого умения, но все равно заныло сердце у гоблина Куксона: ох, не к добру микмак попался!
Посмотрел зимний дух на Куксона, усмехнулся, взглянул мельком на Мейсу, перевел взгляд на сгорбленную гоблиншу, ковыляющую рядом.
И тут сердце Куксона тревожно стукнуло: глаза микмака удивленно расширились, ноздри затрепетали и он потянул носом морозный воздух, принюхиваясь.
Точно зверь, почуявший след, пронеслось в голове у гоблина.
Чутье у микмаков особенное, даже у оборотней такого нет. Если зимний дух когда-то встречался с Синджеем, если тот хоть мимо когда-нибудь проходил, то непременно микмак вспомнит его запах и поймет, кто направлялся в «Омелу» под видом гоблинши.
Когда микмак скрылся, Мейса тихо проговорил:
— Видел, Куксон? Он догадался, что это не гоблинша, а кто-то другой.
Гоблин кивнул.
Прошли переулок, свернули за угол: вот и до «Омелы» добрались!
…Куксон ввалился в комнату, в которой жарко пылал очаг, рухнул в старое кресло и вскричал в отчаянии:
— Грогер, мы с Мейсой преступники! Нас ждет виселица!
Услыхав в голосе старого друга истерические нотки, Грогер тут же сунул ему в руку кружку до краев наполненную темной дымящейся жидкостью. Куксон сгоряча выпил залпом и некоторое время сидел молча, выпучив глаза.
— Повременим, пожалуй, с виселицей, — просипел он, когда снова обрел способность говорить. — И без того дел полно!
— Молодец! — одобрительно сказал Грогер.
— А то! — браво ответил Куксон и вскочил на ноги.
Неизвестно, каким напитком попотчевал его приятель, но только действие оно оказало прямо-таки удивительное.
По жилам ураганом пронесся огонь, мысли в голове сделались четкими и ясными, а страх и сомнения исчезли.
— Так, — проговорил гоблин Куксон голосом полководца перед решающим сражением. — Сиджей здесь, так что можно приступать!
… Однако ж, приступить к делу мгновенно, как Куксон того желал, не получилось.
Сначала арестантом завладел Грогер, неукоснительно соблюдающий обычаи гоблинского гостеприимства. Он настоял на том, чтобы Синджей мог привести себя в порядок после тюрьмы, умыться, переодеться. Одежду, приготовил заранее: поделился своей, хотя, как прекрасно знал Куксон, гардероб у приятеля был небогат. Но таков уж Грогер: последнее отдаст!
Потом пригласил Синджея к трапезе, хотя Куксон считал, что это лишнее. Три дня — это вам не три месяца или года, надо торопиться, а не за столом рассиживаться! Однако ж, спорить с Грогером не стал: понимал, что тот прав. «Омела» — его дом, а Синджей — гость, а каждый уважающий себя гоблин должен сначала угостить того, кто заглянул к нему в жилище, а уж потом — говорить о деле, даже если дело это касается убийства дорогого гостя: и такое бывало. Убить же гостя не накормив, не напоив — значило, навеки запятнать себя несмываемым позором.
Куксон плюхнулся на стул и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
Действие волшебного напитка заканчивалось и гоблином снова овладело беспокойство.
Более всего на свете он желал, чтобы все закончилось как можно быстрее: беглый призрак — выслежен и уничтожен, неумирающие друзья снова оказались в безопасности, а он, Куксон, вернулся бы к прежней спокойной и приятной жизни.
И хоть твердил порой внутренний голос, предупреждал, что не будет больше прежней жизни, спокойно и приятной, гоблин его не слушал и стоял на своем: будет!
В конце концов, Куксон не выдержал, выскочил из-за стола и забегал по комнате.
— Куксон, Куксон! — заверещали говорящие поганки. — Не желаешь грибочка отведать?
— Цыц, проклятые!
— Ой, напугал, напугал! Говори лучше, будешь грибы есть или нет?!
— Отвяжитесь!
— Не хочешь, как хочешь. Спросить нельзя, что ли?
Куксон рысцой добежал до очага и повернул обратно, бросив взгляд на Синджея: долго он еще трапезничать собирается? Чай, не на торжественном обеде в Гильдии, можно и поторопиться! Иллюзию Мейса с него снял, потому что из постояльцев в ночлежке имелся только странствующий оборотень, который круглые сутки спал и просыпался только ровно в полночь, перекусить сырым мясом.
Остальные же жильцы разбрелись кто куда.
Наконец, миски опустели. Куксон уселся напротив Синджея, вытащил из кармана потертый кожаный браслет, протянул бывшему арестанту.
— Держи. Два года он тебя дожидался!
Синджей надел браслет, провел пальцем по серебряным накладкам.
— Тут все твои старые заклятья, — торопливо объяснил Куксон. — Я добавил еще парочку — для личной охраны. Если нужно еще что-то, только скажи.
— Посмотрим, — неопределенно сказал Синджей. — Грогер, призраки в твоей ночлежке все те же? Надо с ними поговорить, расспросить.
Тот кивнул.
— Прежние, только они попрятались куда-то.
Синджей поднялся из-за стола.
— Я разыщу.
— Вот-вот, разыщи! — торопливо согласился Куксон. — Ступай, ступай, не теряй время. Поговори с ними, узнай, что к чему!
Спровадив Синджей, Куксон присел на краешек стула, но тут же вскочил и снова принялся ходить из угла в угол. Как бы пережить эти три дня? Ах, заснуть бы и проснуться тогда, когда уже все будет позади! Да только ведь так не бывает…
— Хоть бы скорей все закончилось! — в отчаянии бормотал гоблин. — И станет все, как прежде: спокойная жизнь, зимние праздники. Я даже на всех парадных обедах присутствовать готов, клянусь, ни разу больше не пожалуюсь, что это — скука смертная! Слышишь, Мейса?
— Молчи, преступник! — сурово ответил мастер иллюзий, с интересом изучающий скромные винные запасы Грогера в маленьком шкафчике у очага. — На каторгу тебя отправить следует вместо зимних праздников и парадных обедов. Огромным уважением у каторжников пользоваться будешь: ты ведь, как-никак побег из тюрьмы организовал!
Куксон сердито махнул на него рукой, пробежался еще разок из угла в угол, остановился возле лестницы, посмотрел наверх: не идет ли Синджей. Нет, ни звука не слышно.
Вернулся к столу и, чтобы скоротать томительное ожидание, принялся рассказывать об удивительных традициях одного далекого королевства. Чародей Таллинур (он целый год там провел) на днях за заявкой заглядывал и много интересного поведал. Говорил, что существует там такой обычай: скончавшиеся молодые мужчины и женщины, те, что при жизни не побывали в браке, непременно должны быть похоронены в паре с мертвым человеком противоположного пола. Делается это для того, чтобы обеспечить покойнику счастливую семейную жизнь на другой стороне жизни. Если же этого не сделать, призрак усопшего будет каждую ночь являться к родственникам и требовать супруга. Некоторые пытаются настырного призрака обдурить, кладут в его могилу соломенное чучело невесты или жениха, да только духов не обманешь! Рассказывал Куксон долго, обстоятельно, припоминал все, что чародей говорил: хотел и себя рассказом успокоить и друзей развлечь.
Мейса же едва только Куксон выдохся и умолк, с готовностью вступил в разговор и поведал несколько увлекательных историй о каторжниках, свирепых надзирателях, и о тех несчастных, что дерзнули сбежать из каменоломен, но заблудились в подземных ходах и тем самым обрекли себя на долгую и мучительную смерть без пищи и воды.
Медленно, медленно тянулось время.
Наконец, заслышал Куксон шаги и бросился к лестнице.
— Ну что? Как? Поговорил?
Синджей сбежал по ступенькам.
— Видел призраков? — поинтересовался Грогер. — Узнал, что их здесь держит?
Синджей присел к столу.
— Ничего. Рано или поздно они уйдут: тихо и незаметно. О них беспокоиться нечего.
Куксон вдруг почувствовал смутное беспокойство: показалось ему, будто Синджей обдумывает что-то.
— Ты расспросил их насчет беглого призрака? Выяснил, почему он обитает именно в «Омеле»? Что ему нужно, откуда он взялся?
Синджей подумал, потом взглянул на гоблина.
— Скажи, Куксон, почему вы решили, что это беглый призрак?
Тот слегка растерялся.
— Ну, как же… все признаки налицо! Появляется по ночам, — начал он, загибая пальцы. — Убивает. Призраки его боятся. И потом, самое-то главное…
Куксон умолк: сказать про подробности гибели Пичеса оказалось не так-то просто. Синджей, спасибо ему, расспрашивать не стал.
— Да, да, беглые призраки вырывают глаза тем, кто видел их, — кивнул он. — Но, думается мне, тот, кто орудует сейчас в городе — не беглый призрак.
Куксон растерянно заморгал.
— Почему? Нет, нет, это именно что беглый призрак! Сам посуди, — снова начал перечислять он. — Появляется только по ночам, нападает на…
— Куксон, — перебил его Синджей. — Это не беглый призрак.
— Почему? — вслед за гоблином повторил Мейса.
Синджей поднялся и прошелся по комнате.
Остальные напряженно ждали, что же он ответил.
— Потому что призраки, — проговорил, наконец, Синджей, — Никогда не появляются из зеркал.
— Как это?! — непонимающе переспросил Куксон.
Синджей остановился возле стола.
— Призраки ненавидят зеркала, ведь они в них не отражаюся. Для духов это лишнее напоминают о том, что им нет места здесь, в мире живых.
Куксон изо всех сил пытался сосредоточиться на том, что говорил Синджей, вот только получалось это неважно.
Грогер оказался сообразительней:
— Призрак или кто это там… он появляется из зеркала? — недоверчиво спросил он. — Из того самого старого зеркала, что в комнате под крышей стоит? Но оно самое обычное, не волшебное, я его среди рухляди нашел.
— Зеркало-то самое обычное, — задумчиво проговорил Синджей, присаживаясь за стол. — Но вот тот, кто появляется из него — очень даже необычный. Я никогда раньше ничего подобного не слышал, — признался он.
Мейса откинулся на спинку кресла.
— Зеркальных чародеев поспрашивать надо, — предложил он. — Может, они что-нибудь дельное скажут?
Куксон же долго сидел молча, что-то соображая, потом вдруг вскочил и принялся ходить из угла в угол. Брови почтенного гоблина были сдвинуты, губы плотно сжаты. Огонь в очаге догорал и Грогер встал, чтобы подбросить дров.
— А если разбить это зеркало? — предложил он. — Взять и разбить?
— Можно попробовать. Если Куксон принесет парочку заклятий для…
— Не поможет, — бросил гоблин Куксон, всецело погруженный в размышления.
На минуту в комнате воцарилась тишина, все смотрели на Куксона.
— Почему не поможет? — спросил Мейса.
— Лангедак — город зеркал. Он легко появится из любого другого зеркала!
Мейса и Грогер переглянулись. Синджей впился взглядом в Куксона.
— Кто появится? Ты что-то знаешь? Говори!
Куксон внезапно почувствовал страшное волнение, даже голова закружилась. Опустился в старое плетеное кресло, а то что-то ноги не держали.
— Н… нет, — заикаясь, пробормотал гоблин, ни на кого не глядя. — Мне ничего не… но… я ничего не знаю! — в отчаянии воскликнул он. — Может, это и не он вовсе?
— Да кто «он»-то?! — воскликнул Мейса.
Куксон поколебался, потом тревожно оглянулся по сторонам: не подслушал бы кто!
Грогер тут же поднялся и поплотней прикрыл дверь.
— Про зеркало-то мне и в голову не приходило, — прошептал Куксон, когда приятель вернулся. — Я не маг, не чародей, откуда мне знать? Но может быть, неспроста призрак оттуда появляется! Верней, не призрак это, а…
— Из зеркал только зеркальные чародеи появляются, — заметил Мейса.
Куксон сунул руки в карманы, чтобы не было видно, что они трясутся. Его била дрожь.
— Не только, — пробормотал гоблин. — Не только. Есть еще кое-что… никому не известное. Никто об этом знать не должен, даже я. Только кое-кому из Стеклянной Гильдии ведомо… это их секрет!
Синджей впился в Куксона острым взглядом.
— Говори, — велел он.
Гоблин Куксон собрался с духом.
— Слухи кое-какие имеются, — понизив голос, начал он. — Вроде, как легенда это, вымысел! Правда или нет — неизвестно.
Куксон отхлебнул воды прямо из кувшина (что-то в горле пересохло) и продолжил:
— Много лет назад, когда на месте Лангедака стоял густой дремучий лес, прибыли сюда по королевскому указу лучшие мастера-стеклодувы, чтобы основать здесь город и заняться стекольным делом….
— Какая же это тайна? Это всем известно, — хмыкнул Мейса.
— Это-то известно, — шепотом сказал Куксон. — Но ты дальше слушай!
Он бросил опасливый взгляд на окно.
— Прибыли сюда стеклянных дел мастера и очень тревожились, как-то у них на новом месте дело пойдет. Пуще всего боялись, что не удастся им исполнить королевский приказ. Король-то суров был: чуть что не так — и…
Куксон многозначительно повел бровями.
— Голова с плеч! И, вот, говорят, провели тогда мастера втайне некий обряд, чтобы им удача сопутствовала …
— Что за обряд? — быстро спросил Синджей..
— Точно ничего не знаю, — прошептал Куксон еще тише. — Только слухи неясные доходили. Говорят, что чародеи, которые вместе со стеклодувами сюда прибыли, совершили запрещенный ритуал на удачу, строго-настрого запрещенный! Будто убили они перед зеркалом одного из мастеров и зеркало после этого вдребезги расколотили. С той поры дух убитого мастера и обретается по другую сторону зеркал, а Стеклянная Гильдия, благодаря принесенной жертве, процветает да богатеет!
Синджей внимательно выслушал историю.
— Черная магия! Вон оно что, — негромко проговорил он. — И дух убитого мастера, обитающий в зазеркалье, лютой злобой ненавидит всех живых, особенно тех, кто к Стеклянной Гильдии отношение имеет!
Куксон с мрачным видом кивнул.
— Я никогда об этом не слышал, — признался Мейса.
— И не услышишь, — по-прежнему шепотом ответил гоблин. — Потому как это страшная тайна! И если чародеи Стеклянной Гильдии узнают, что самый главный их секрет раскрыт, то…
Куксон содрогнулся:
— То могут и еще разок ритуал провести: уже с теми, кому их тайна известна стала!
Мейса отодвинул в сторону пустые кружки.
— Но как же дух мастера смог из зеркала вырваться?
Куксон пожал печами.
— Это-то и странно. Заклинание известно лишь старейшим чародеям Стеклянной Гильдии, и держится в строжайшей тайне.
— Видно, кто-то раскрыл эту тайну, — сказал Синджей. — Кто?
В разговор вступил Грогер.
— Бирокамий, — сказал он. — Больше некому.
Синджей повернулся к нему.
— Какой еще бирокамий?
Гоблин Куксон торопливо пересказал историю с бирокамием Гимальтом.
— А, вот оно что… но зачем ему зеркальная тень? — удивился Синджей.
Куксон молча пожал плечами.
Что толку гадать, зачем да почему? Сейчас о другом думать надо.
— Как загнать тень обратно в зеркало? — вслух проговорил он и обвел взглядом всех, сидевших за столом.
— Лучше ее уничтожить, — предложил Мейса.
Куксон покачал головой.
— Если Стеклянная Гильдия узнает, что мы уничтожили созданную ими тень, страшно вымолвить, что они с нами сделают! Каторга-то детской шалостью покажется!
Мейса ухмыльнулся.
— Значит, надо сделать так, чтобы они не узнали!
Куксон насупился.
— Как? Умней чародеев Стеклянной Гильдии себя считаешь? «Не узнали»!
Он снова отхлебнул воды и забарабанил пальцами по столу.
Что делать?! Со Стеклянной Гильдией им тягаться не по силам. Самая могущественная, самая влиятельная и богатая гильдия города — это вам не шутки! Как только пронюхают чародеи, что их тайна раскрыта, так и примутся за дело. Была в зазеркалье одна жертва, тень безвестного мастера, а станет несколько…
Куксон поежился. Хорошо, хоть Синджей здесь, он непременно придумает что-нибудь!
— В этом деле осторожность нужна. Так все сделать надо, чтобы и комар носу не подточил! — сказал гоблин.
И вдруг хлопнула дверь, и в комнату ворвался некромант Кабраксий, сильно навеселе.
— Куксон, старина! — с порога завопил он. — Смертельно рад тебя видеть! Не выпить ли за встречу?! О, и Мейса тут! А это кто с вами? Неважно, главное — выпить за знакомство!
Вот ведь принесла нелегкая невовремя!
Грогер поспешно вышел из-за стола.
— Потом выпьешь, Кабраксий. А сейчас — проваливай, не мешай!
— Нет, а почему не выпить?
Грогер подтолкнул некроманта к лестнице.
— Топай, топай! Ты и без того на ногах еле держишься!
— Что «топай»? Я, может, с Мейсой по важному делу поговорить желаю! — принялся шумно возмущаться Кабраксий. — А также — с Куксоном! Хочу поговорить по душам за стаканчиком-другим. Имею право! Поздороваться, поговорить со старыми друзьями — что в этом плохого? И без того в ночлежке народу не густо, тоска — как на заброшенном кладбище, так еще и…
— Проваливай, Кабраксий! — теряя терпение, воскликнул Грогер.
Некромант вцепился в перила лестницы, не желая покидать гостиную.
— Сами-то сидите теплой компанией, а меня… а что это у вас там в кувшине? Вино? Налейте и мне. Как это — нет? Мейса, хоть ты за меня заступись!
Мейса вздохнул, поднялся из-за стола и поспешил Грогеру на подмогу.
Появление Кабраксия Куксона не встревожило: во-первых, Синджея он никогда не видел и не знает, кто это, а, во-вторых, когда некромант проспится — обо всем забудет. Другие мысли терзали почтенного гоблина: зеркальная тень! Точно ли это она, точно ли призрак мастера?
И нужно как можно быстрее решить, как поступить дальше. Уничтожит ли Синджей зловредную тень или загонит обратно в зеркало? Куксон подумал, поразмышлял и решил, что пусть лучше он запрет дух мастера в зазеркалье. Оно, конечно, Синджей с зеркальной тенью дел никогда не имел, но он — человек бывалый, опытный, да и боевой маг, прямо скажем, не из последних, так что должен за три дня управиться. А нужные заклинания Куксон ему принесет, пусть только скажет, какие именно. И будет все шито-крыто, Стеклянная Гильдия и не узнает. Да-да, так и будет!
Тут Куксон спохватился: оказывается, Синджей все это время что-то говорил.
— Чего? — переспросил гоблин.
— Я говорю, это не беглый призрак, не тульпа, и не багбур.
Понимаешь, к чему я клоню?
Куксон постарался вникнуть в сказанное.
— Нет, — честно ответил он.
Синджей вздохнул и поднялся из-за стола.
— Когда Брисс в Лангедак прибыть обещал?
Гоблин пожал плечами.
— Недели через две, не раньше, — с недоумением ответил он, глядя, как Синджей проверяет застежку на собственном браслете.
— Тогда слушай внимательно. Когда он приедет, передай слово в слово то, что я скажу. Первым делом, пусть выяснит, кто за всем этим стоит. Кто-то каждую ночь выпускает из зеркала тень, потому что сама по себе она зазеркалье, скорее всего, покинуть не может. Стало быть, тенью кто-то управляет.
— Передать? — удивился Куксон. — Зачем ему что-то передавать? Ты бы лучше, не мешкая за дело принимался, потому что три дня…
Синджей взял висевшую на стуле куртку Грогера.
— Во-вторых, — продолжил он. — Помоги Бриссу разузнать имя убитого мастера. Это очень важно.
— Погоди, погоди! — заторопился гоблин. — А ты как же? Ты обещал… клялся!
— Я клялся уничтожить беглого призрака, багбура или тульпу, — ответил Синджей, натягивая на плечи чужую куртку. — Только их. Насчет остального — клятвы не было.
— Что? — непонимающе переспросил Куксон. — Но…
— Дальше слушай. Я про тень из зеркала никогда не слышал, но думаю, загнать ее обратно можно так…
Он направился к двери, говоря на ходу, Куксон, ничего не понимая, спешил следом.
— Постой! Куда ты собрался-то?!
Они вышли на крыльцо. Гоблин мельком отметил, что стало уже совсем темно.
— Кто же знал, что это окажется зеркальная тень? Мы думали, что это беглый призрак!
— Куксон, — проговорил Синджей, глядя на гоблина сверху вниз. — У меня есть одно незаконченное дело. И теперь я могу его завершить, не нарушая данного тебе слова.
Куксон поморгал глазами, соображая.
— Незаконченное дело? — туповато переспросил он. — Ты о клятве призраку? Собрался отыскать хоглена?
Синджей кивнул.
Куксон недоверчиво хмыкнул. Он все не мог отделаться от мысли, что все происходящее — какая-то глупая шутка.
— Когда прибудет Брисс, передай ему все, что я тебе сказал. Пусть будет очень осторожен. И вы тоже будьте начеку. Держите языки за зубами, чтобы чародеи Стеклянной Гильдии не узнали.
Гоблин кивнул, по-прежнему ничего не понимая.
Синджей похлопал его по плечу:
— Жди меня через три дня.
Тут-то гоблин Куксон и очнулся.
— Что? Что?! Куда ты? Охотиться на хоглена? А мы как же?
— Прощай, Куксон, — ответил Синджей, сбегая по ступеням.
— А мы? Мы-то как же?! А неумирающие? А все остальные?!
Но рядом уже никого не было. Синджей исчез, будто в воздухе растворился: был — и нет его.
Куксон потер лоб, посмотрел на черное небо, усыпанное звездами. Рассудок решительно отказывался понимать то, что произошло.
Скрипнула дверь, появился на крыльце Грогер.
— Куксон? А где Синджей?
— Он… ушел, — растерянно ответил Куксон.
— Как — ушел?
— Ушел, ушел! Но как он мог?! — вскричал Куксон. — Он же обещал! Дал слово!
Гоблин сорвал с головы колпак и швырнул под ноги и принялся топтать.
— Он же обещал помочь! А что теперь? Кто нам поможет? Никто!
Долго бушевал гоблин Куксон, призывая проклятия на голову арестанта из камеры триста двадцать пять, потом умолк. Что кричать? Словами делу не поможешь.