Попасть в чужой мир — не самая радужная перспектива. Особенно, если новая реальность кардинально отличается от нормальной. Ярый до дрожи, до зубного скрежета ненавидел все, что окружало его с того момента, как с лица земли стерли его родной мир.
Люди другие.
Законы другие.
Вообще все — другое. Неправильное. Лицемерное. Ценности смещены. Ничего внутреннего. Все — внешнее. Абсурд. Бардак. Люди здесь додумались до вертикальной иерархии, которую Ярый до сих пор не мог понять до конца. Они гробили друг друга, и не понятно, из-за чего. Они говорили не то, что думали, и убивали друг друга ради бессмысленных вещей и во имя тех, кому до убитых не было никакого дела. Они придумали под сотню ограничений и сидели в них, как в клетках. В одинаковых клетках. Они заталкивали в клетки всех, до кого могли дотянуться. Они поголовно были черны, что их совсем не волновало.
Не люди. Нелюди. Шакалы.
Не мир, а сущий ад. Он с удовольствием бы выколол глаза, чтобы не видеть этого кошмара.
Но выбирать не приходилось. Себя он изменить не мог. Пришлось иметь дело с тем, что есть. Играть по новым правилам, но по своим законам. Подстраиваться и прогибаться. Сгорать от ненависти, от злобы, но делать вид, что с ним все хорошо. Выкручиваться, выискивать среди сплошь черной массы тех, кто был не безнадежен. Из тысячи таких попадались единицы. А время шло. Дом портился быстрее с каждым годом.
Надежда все исправить и вернуть на круги своя стояла перед ним и щурила зеленые глаза. У Ярого сложилось к ней особое отношение. Он ее не только не ненавидел, но и в какой-то степени боготворил.
— А тебе не скучно большую часть дня сидеть в темном домике? — мелодично спросила она. Опять нотки жалости в голосе. Они раздражали.
— Нет, девочка. Не скучно.
— А чем ты тут занимаешься?
— Просчитываю варианты. Сплю. Прокручиваю время вперед, — «слежу за вами» чуть было не слетело с языка. Он вовремя остановился.
— То есть?
— Слишком много вопросов. Ты заниматься пришла или вопросы спрашивать?
— Ладно-ладно, — девочка состряпала недовольное лицо. — Заниматься я пришла.
— Закрепим прошлый урок. Образы. Стань камнем.
Она задумалась. Потопталась.
— Ты знаешь. С лисой как-то попроще. Она живая. А представить себя неживой мне сложно.
— Не думай, живой образ или нет. Он просто образ. Давай. Как я.
Ярый сам лег на земле куском гранита. Девочка закрыла глаза, сосредоточилась — не вышло. Тогда она расслабилась и улыбнулась, растаяла и превратилась в бирюзовый камень, с мраморным узором, блестящий и большой. Ярый обволок его собой. Камень получился превосходный — прохладный, гладкий, с выпуклыми прожилками. Настоящий.
Что ж, связь между домом и душой стирается. Сознательное переплывает в бессознательное. А это — очень хорошо.
— Теперь — стань тем, что ты есть на самом деле. Скинь образы, — дал он самое сложное задание. Если справится, то можно смело идти вперед.
Девочка сначала стала выглядеть так, как там, снаружи. Потом почесала за ухом лисой. Подошла, обнюхала гранит. Закрыла бусинки-глаза. И распылилась облаком. Она смогла!
— Урок усвоен, — промурлыкал Ярый котом, полностью перестроив пространство.
Ярый не умел хвалить, не видел смысла, зато он мог дать возможность испытать на себе новые чувства. Окунуть в пучину восторга — ощутимая награда, слова «ты справилась, ты молодец» — ничто.
— Ай! — вскрикнула она, приняла привычный облик и упала на четвереньки. Прохладный страх накрыл волной.
— Ха. Не бойся. Не упадешь, — как в молодости, улыбнулся Ярый. Сам, не прикладывая сознательных усилий. Ему нравилось наблюдать за ее реакциями. Чистыми, искренними. Нравилось настраиваться на ее эмоциональный фон. Он будоражил и заставлял чувствовать себя живым.
— Я-то знаю. Все равно страшно! — девочка поползла кругами, осторожно ощупывая прозрачную поверхность, находящуюся на уровне облаков, под которой простирались огромные и величественные горы Черного острова. Несколько затянутых дымкой вершин поднимались выше их незримой площадки, а вот снизу открывалось зрелище, захватывающее дух. Необузданная высота, от созерцания которой до сих пор даже у него появлялось чувство невесомости. Змеевидные заледенелые гребни, уползающие за горизонт; тонкие вены рек между ними; пики вершин, как добела заточенные копья.
— Так лучше? — волны ее страха стали ощутимо холодными и неприятно-липкими. Наспех созданное непрозрачное плато под ногами поменяло настроение девочки. Теперь оно стало теплым и приятным.
— Гораздо! Какая красота! — уже без боязни встала и подошла к краю площадки, заглядывая вниз.
Бурлящий восторг защекотал нервы.
В полной мере насладившись вкусными, насыщенными эмоциями, Ярый убрал горы. Повзрослел — лет до сорока — в таком виде она воспринимала его наиболее серьезно. Сосредоточился и прошелся вперед-назад.
— Садись, девочка. И слушай.
Она послушно села.
— Сегодня ты должна войти в себя.
— В себя? Сегодня? А я готова? Это и есть обещанный сложный урок? — как всегда, задала она слишком много вопросов.
— Да, в себя. Нет, не готова. Чтобы преодолеть первый барьер и научиться, требуются месяцы и годы. У нас столько времени в запасе нет. Ты сможешь войти в себя сегодня, если выпьешь настой, тот, что пила в первый раз, и позволишь мне ввести тебя в транс. Если полностью подчинишься мне. Так мы процесс ускорим.
— Тебе опять станет плохо и ты будешь долго приходить в себя? — нотки жалости снова закрались в голос. Но сейчас они не злили, а обнадеживали. Она переживает за него, а это очень, очень хорошо.
— Нет. Ты же не хочешь, чтобы мне было плохо? — вкрадчиво продолжил он.
— Конечно, не хочу.
— Поэтому, мы поступим по-другому.
— Как?
— А ты подумай. Ты должна догадаться сама. Если я сам дам тебе выпить настой, то мне будет плохо. Если я введу тебя в транс — мне опять будет плохо. Как сделать так, чтобы и тебя в транс ввести, и мне плохо не сделать?
— Хм… а как?
— Если я скажу, то не зачтется. Думай, девочка. Ду-май.
— Хм… так-так… — она нахмурилась, ладонями потерла виски. — Так… Погоди! Я, кажется, догадалась. Мне надо самой взять пузырек и выпить настой трав, не потому, что ты так хочешь, а потому что я того хочу; а потом попросить тебя, чтобы ты ввел меня в транс? Взять всю ответственность на себя, тебе останется только выполнить просьбу — а от этого плохо не станет, ведь так?
— Именно, — выдохнул Ярый, в очередной раз убеждаясь, что не ошибся в ней. — После первого раза второй дается гораздо легче. Так ты быстрее научишься. Переход упростится и ускорится. Пойдет привыкание.
— Да-да. Я поняла.
— А теперь перейдем к деталям. Слушай внимательно. Чтобы войти в себя, в норме, ничего не требуется. Только желание и практика.
— А зачем ты пьешь кровь, чтобы впустить кого-то?
— Хороший вопрос. Все мы прочно связаны, намертво прицеплены к удерживающим нас здесь домам.
— Телам?
— Да. И, чтобы впустить в себя другого, нужно одну из удерживающих нитей переместить в свой дом. Создать мост, по которому другой перейдет в тебя. Это не обязательно должна быть кровь. При особой близости душ достаточно пота или слюны. У нас такой близости нет. Поэтому я беру. Твою кровь. Понятно?
— Понятно. То есть, иногда достаточно просто поцелуя, да? — девочка определенно задумалась о сломанном. Мысли свои она закрыла, но чувства скрыть невозможно, и обволакивающая теплота, невесомая, светлая, накрыла и Ярого.
— Да, — он выдержал паузу, пропуская через себя волну нежности. Вкусную.
— А теперь слушай. Внимательно, — продолжил он, когда поток тепла сошел на нет. — Это важно. Нормальная душа изнутри выглядит так, — обвел рукой белое пространство. — У тебя душа черна. Она будет выглядеть иначе. Не бойся. И ничего в себе не трогай. Осмотрись, пройдись, запомни то, что увидишь, запомни ощущения. Потом я научу тебя впускать в себя других. Вместе мы приведем твою душу в порядок. Одна не пытайся. Сделаешь хуже. Тебе понятно?
— Понятно.
— Далее. Когда почувствуешь прикосновение к дому…
— К телу?
— Да. Ты четко почувствуешь это. Так же, как здесь чувствуешь. Я сейчас трогаю тебя там. Чувствуешь?
— Да. За руку.
— Именно. Немедленно возвращайся. Немедленно. Незамедлительно, управлять временем в себе ты еще не умеешь. Час здесь может показаться вечностью там. Вернуться просто, нужно…
— Просто захотеть?
— Да. Именно. Это как выйти из меня. Захотела — вышла. Выходить сразу ты уже умеешь. Прикосновение — ты возвращаешься. Если станет не по себе, страшно — не жди прикосновения, выходи сама. Все понятно?
— Понятно, — излишне напряженно ответила она. Наверное, не стоило заранее настраивать девочку на негативный лад.
Ярый быстро вырастил траву. Короткую, зеленее глаз ее, мягкую, какой она в реальности никогда не бывает. И цветы. Герберы, желтые, побольше. Девочка провела пальцем по бархатному лепестку, едва заметно улыбнулась — напряжение стало спадать.
— Откуда ты знаешь про желтые герберы? Я же закрыла мысли от тебя. Как ты узнал?
— Ха. Я не могу тебе сказать, — теперь разволновался Ярый. Опрометчиво было воссоздавать именно эти цветы, но исправляться поздно. Говорить прямо тоже нельзя, она воспримет остро; но можно переложить задачу на нее. — Ты поймешь сама, если…
— Подумаю?
— Да, именно. А теперь — пора. Выходим, — и сам поспешно вытолкнул ее.
Ярый никогда не выходил полностью. За годы он научился присутствовать наполовину и здесь, и там. Потому что погружаться целиком в наполовину разрушенный дом было физически невыносимо.
Девочка распахнула глаза, потянулась. Вопросы не стала задавать, сосредоточилась на предстоящем уроке. Встала. Шагнула к полке, взяла пузырек.
— Все выпить?
— Два. Три. Глотка. Достаточно.
— Понятно.
Вытащила пробку, отпила три крупных глотка. Лицо скривилось. Убрала настой на место, села напротив, взмахнула головой, откидывая волосы назад.
— Ярый. Введи меня, пожалуйста, в транс. Помоги войти в себя.
Он в очередной раз порадовался ее догадливости. Девочка все сделала правильно, сказала нужные слова, и бремя ответственности упало с плеч. Ярый устал испытывать на себе ответные удары. Они тяжело давались и выматывали его, выжимали. Дом и без того гнил. И когда к нему добавлялась боль душевная — состояние ухудшалось стократ.
Ярый взял девочку за руки. Посмотрел в глаза. Настроился на эмоциональный фон, выжидая подходящего момента, когда мозг ее наполовину уснет, а тело расслабится. Заговорил на своем языке. Медленно и едва слышно. На нем проще говорилось. Не прерывисто. Девочка не понимала смысла слов, но понимать его и не нужно — вибрация голоса настраивала на нужный лад, интонация задавала верное настроение, гипнотизирующий взгляд отключал способность соображать.
Она обмякла, целиком отдавшись его воле. Взгляд девочки остекленел. Пора.
— Войди в себя, — все так же пристально смотря в ее глаза, сказал он.
Девочка сползла на пол и головой легла Ярому на колено. Веки сомкнулись. Она действительно ушла в себя. Все получилось!
Снаружи Ярый остался беспристрастным. Внутри же он пылал огнем, и его привычный образ сидел на ослепительном пространстве с раскрытым ртом, запустив пальцы в волосы — он до сих пор не верил, что прошло удачно. Что сделан очередной, пожалуй, самый сложный шаг, после которого события начнут стремительно развиваться, и еще немного, еще чуть-чуть — и девочка будет готова. Она уже проделала огромный путь. Осталась малость. Вычистить ей душу. Обелить. Дождаться, когда она сама сломает последние барьеры. Пройдет неделя. Или две. И тогда, тогда девочка не сможет отказать, потому что станет полностью такой же, как и он, станет своей, и все поймет, поможет! Образ согнулся и задрожал, потом распался на пылинки.
Прошло минуты две. Более, чем достаточно. Ярый положил руку ей на плечо, потряс. Она не воротилась. Потряс сильнее. Она по-прежнему спала.
Встряхнул ее двумя руками. Вцепился в плечи так, что на коже остались синие отпечатки — и тут же по его собственным плечам растеклась чужая боль. Ушел в себя поглубже, боль стихла.
— Девочка. Девочка. Девочка! — выкрикнул, довольно громко, продолжая ее трясти.
Она не реагировала. Ярый впал в панику. Что-то определенно шло не так, девочка не могла не чувствовать и не слышать; но что именно случилось, он не мог понять. А время шло. Она была в себе минуты три, а это очень много. Там три минуты как час здесь, и, если ее не выдернуть сейчас же, она может застрять в себе на годы, сойти с ума, ведь неокрепший разум не подготовлен к вечности наедине с собой. Это жестокая пытка, она не выдержит, она еще слаба, медлить категорически нельзя.
Самый верный способ вернуть на место заблудшую душу — доставить ее дому боль. Довести его до грани. Душа почувствует опасность и вернется, чтобы успеть себя спасти. Не мешкая, Ярый локтем надавил на шею девочки, начал ее душить. Одновременно и его шею сдавил незримый обруч, Ярый задыхался, хрипел, но продолжал усиливать нажим. Перед глазами помутнело, еще чуть-чуть — и он бы умер сам, но девочка в себя не воротилась. Все так же лежала на полу, как тряпичная кукла. Его последняя надежда. Его соломинка.
А время шло.
Действовать необходимо очень быстро. Оттуда телом управлять непросто. Реакция не та. «Я хочу выйти», — решился на отчаянный шаг Ярый, и полностью влился в себя. Дыхание перехватило, сеть мелких судорог пробежалась от головы до пят. Он схватил тело девочки на руки и быстро побежал к воде.
Топить. В ледяном озере. Это должно помочь. Такую встряску не заметить невозможно. Она вернется. Ее нельзя терять! Но что, что могло пойти не так?! — Ярый до сих пор не знал. Влетел в воду, зарычал — она казалась огненной, жгучая боль пронзила и без того ломящееся тело — встал на колени, опустил девочку на дно, чуть подержал. Она вдохнула — и Ярый сам едва не захлебнулся, выдергивая тело из воды. Трясло от холода, легкие жгло, глотку от кашля раздирало. Дошел до берега, случайно выронил ее, сам рухнул рядом — теперь чужая боль разлилась по голове.
Девочка не возвращалась. Не помогало ничего. А время неумолимо шло.
Болело все. Боль вечный спутник здесь, снаружи. Дом разрушается и заживо гниет. Терпеть — почти невыносимо. В глазах поплыл сизый туман. Хотелось выть и рвать кожу лоскутами, так, как он делал раньше; но некогда жалеть себя. Ярый закрыл глаза, пытаясь отречься, взять передышку, отключиться, подумать там, тем самым сэкономив драгоценные минуты, но вспомнил про живот. Ребенок. Пустой дом. Незрелый. А что, если она вошла туда?! Если в расчеты закралась глобальная ошибка?!
Внутри нее два дома. Два!
Как выдернуть ее оттуда?!
Способ один. Способ прискорбный. Иного варианта нет.
Подвывая, почти не видя из-за красной пелены, он разорвал платье девочки и оголил живот. Приложил к нему ладони. Настроился. От страха задрожал. Внутри начался ливень.
Провел по себе рукой, подхватывая красные нити боли. Собрал колышущийся шар. Поднял глаза к небу, прося у него сил. Выдохнул. Плавно втолкнул шар в маленькое тело. Торопясь, чтобы не передумать. Заранее сжимаясь, зная, к чему это приведет.
С диким, режущим слух воплем, девочка выгнулась и очнулась. С хрипом вдыхая воздух, приподнялась на локте и откашлялась водой. Со стоном схватилась за живот. Мутным взором обвела пространство, и вскоре с ужасом смотрела на него.
Ярый перекорежился от боли. Наверное, опять ошибся, опять не рассчитал, и сделал маленькому дому хуже, чем было нужно. Все окончательно испортил. Теперь надежда одна, на козырную карту. Слабая. Потому что рано, рано, слишком рано!..
Прошла мучительная секунда, Ярый перестал контролировать себя и утратил способность соображать. Сердце без ритма колошматило по ребрам, вены вздыбились, готовые взорваться. Все чувства обострились, боль усилилась стократ. Тело скрутило. Сосуды лопались в глазах.
Девочка закричала. Громко. Невыносимо. Крик иглами втыкался в мозг и буравил его насквозь.
— Уйди, — как зверь, зарычал Ярый. — Уйди! Уйди!!!
Она, сперва ползком, после вскочив на ноги, ринулась в чащу; Ярый, издав нечеловеческий вопль от адских судорог в груди, обмяк и лег на землю. Перед глазами все померкло, и стало хорошо. Тихо. Спокойно.
Очередная смерть. Увы, опять не навсегда.