© Екатерина Сереброва, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Нотариус – владелец маленькой фирмы – случайно получает крупного клиента, которому нужно помочь в довольно плёвом деле. Но смутные догадки посещают Александра, когда он понимает, что точно встречался с этим бизнесменом, но много лет назад и не при самых приятных обстоятельствах. Остапенко не успевает прийти к однозначным выводам, когда вдруг история с загадочным Коноваловым затягивает его все глубже, а шапочное знакомство вынужденно расширяется.
© Екатерина Сереброва, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
1
– Саш, ты на машине? – суетливо вопрошал мужской голос в мобильнике. Звонящего что-то беспокоило, но сразу переходить к делу он обычно не спешил.
– Ну да, как и всегда, – напрягшись, ответил Саша, привыкший сразу переходить к делу, говорить прямо и четко, а не размусоливать.
– Отлично, – выдохнули в динамике телефона. – Саня, будь другом, а, доставь мое извещение адресату?
– А сам чего? – неохотно уточнил Александр, степенно перебирая на столе бумаги – он часто занимал себя рутиной одновременно с нежелательным или скучным телефонным звонком. На экране монитора перед ним был разложен карточный пасьянс, что было куда интересней, и Саша уже мысленно сыграл в партию. Не терпелось воплотить полученные ходы. Время близилось к концу рабочего дня, а он ненавидел отвлекаться на чьи-то звонки, будучи одной ногой дома.
– Теща просила на вокзале встретить! А адресат загородом, мне не успеть! – разгорячённо тараторил звонящий. – Пожалуйста, Санька, выручай! Запилит ведь змея, если опоздаю, а жена потом вообще на месяц надуется. Вручишь извещение – и свободен. М-м?
Приятель все бы и тарахтел, пока не добился б своего. Саша знал, что проще уступить и помочь, чем объяснять, почему он, нотариус, не имеет права делать работу за судебного исполнителя. Доставлять извещения должникам – не криминально, но, тем не менее, всегда можно нарваться на бдительного и въедливого гражданина, который, несмотря на имеющиеся у него долги, начнет качать права и требовать наказания для него, Александра, нарушившего должностную инструкцию.
Но сегодня отчего-то Саше было все равно. Он устал от звука включенного кондиционера, не спасавшего от взмокшей рубашки, и мучительно хотел домой, в прохладу от треклятой духоты и жары.
– Ладно, – наконец, ответил Александр. – Будешь должен. Как передашь мне?
– Я завезу, Сань. До вашего офиса ведь мне близко, – заверил собеседник, явно обрадовавшись выигранному предприятию. – Спасибо!
И вправду, через полчаса приятель со странной фамилией Сковорода подвез необходимую документацию и растворился, даже забыв очно чего-нибудь пообещать за это Александру. Нотариус несильно и обиделся: лесть и заведомый обман он чуял за версту и не любил пустых заверений, а со Сковороды редко, что дельного можно было стребовать. Исключительно по старой университетской «дружбе» Саша по привычке общался, да иногда вот выручал его. Никаких совместных дел или увлечений у них давно не имелось.
Саша неторопливо собрался незадолго до официального закрытия своей конторки – клиентов все равно не было, глухо, как в танке. С неудовольствием натянул на влажную и совсем не свежую рубашку пиджак, поправил галстучек. Захватил дипломат, аккуратно, но быстро сунув в него извещение, перед уходом подошел посмотреться в зеркало. Педантично заправил за уши волосы и обтер шею – Саше не нравились длинные, до плеч волосы, особенно в жару, но так любила жена, и приходилось мириться. Критично присмотрелся к себе: да уж, пожалуй, старовато он выглядел для своих тридцати трех. Седые виски, морщины у глаз и одна большая, залегшая на лбу между глаз. С тенями под глазами и вялым видом из-за бессонницы летом справляться было, в целом, несложно – солнечные затемненные очки исправляли положение, по крайней мере, на уличных встречах. Да и в помещении при дневном свете при умелой улыбке Александра и хорошей способностью вести с человеком беседу, располагать к себе он умудрялся скрывать недостатки внешнего вида. Но уже всерьез боялся, как бы не пришлось уподобиться жене и не начать делать масочки для лица.
Представив себя облепленного огурцами, Саша усмехнулся и покинул кабинет. На выходе из офиса он оставил несколько распоряжений своей секретарше в приемной и неторопливой, почти сонной походкой успешно вышел из здания.
Александр Остапенко был юристом всю свою сознательную, но далеко не беззаботную и простую жизнь. Чего с ним только ни происходило, в каких передрягах Саша, вовсе не по своей воле, успел побывать! Последние года три все было спокойно и, казалось, судьба смилостивилась над Остапенко: долгожданная тихая, мирная работа без лишней беготни по судам, да с извещениями, собственное руководство, грамотный небольшой персонал, с которым комфортно и беспроблемно сотрудничать. В семье тоже было все хорошо, подрастала дочь-подросток. Но злой рок настиг на сей раз любимую жену Александра, Нину: у нее проявились признаки сахарного диабета. Болезни не смертельной при качественном и регулярном лечении, однако новость, естественно, всколыхнула их семью, но Нина умудрилась и сама не расклеиться, и домашним не дала пасть духом.
Словом, несмотря на это удручающее обстоятельство, Саша полагал, что его жизнь протекала более-менее плавно и стабильно. Как у большинства нормальных людей, занятых простыми каждодневными делами и заботами. Остапенко давно знал, что каким-то образом выделяется из данного ряда, не мог только понять, за что и почему, но все же очередная напасть Александра бы не удивила. Он не ждал чего-то особенного, Боже упаси, во всяком случае сознательно. Саша смирился с такой жизнью, где главным принципом и целью непроизвольно стало: быть начеку. Постоянно остерегаться, а не рванет ли где мина, как в прямом, так и в переносном смыслах. Поэтому даже то спокойствие, которое было с Остапенко в этот период жизни, было зыбким и не вполне правдивым. У Александра болела жена, а он, иногда жутко себя за это коря, порой допускал мысли: не ровен час, как и самого схватит очередная неприятность. Словно сам факт болезни близкого человека для него ничего и не значил. Что, конечно, было совершенно не так. Но предчувствие некого более крупного события неумолимо следовало за Сашей.
И обострилось оно, правда, пока незаметно, сразу после звонка приятеля. Остапенко уже приближался к загородному дому, где проживал должник – адресат для извещения, когда предчувствие усилилось. Сердце вдруг ускорило темп, руки вспотели. Александр удивленно поморгал несколько раз, надеясь сбить тревогу, но не помогло. Он осторожно припарковался у высоких ворот обозначенного дома и медленно вышел из своего старенького Форда. Сразу пахнуло елью, кедровыми орешками – весь коттеджный поселок находился рядом с лесной зоной. По сухому гравию Остапенко потопал вперед.
Форма кнопки звонка была причудливо необычной: сердце, обвитое змеями. До него пришлось тянуться, привстав на носочки. И это вовсе не Александр был такой низенький – видимо, здесь просто не любили незваных гостей. Пальцами теребя дипломат, он как-то беспричинно волновался, хотя встречи с людьми самого разного социального положения были для него делом каждодневным и не особо хлопотным.
Как только трель от звонка прозвучала, дверь сразу и открылась. Вот так внезапно, без дополнительных проверок, выяснений, кто он, и что ему нужно. Остапенко одеревенело прошел за ограду, ворота за ним моментально закрылись. Опасливо озираясь, словно в ожидании волка из сказки о Красной шапочке, прижимая к себе дипломат, он медленно двинулся к дому. Завидев пожилого швейцара, приветливо распахнувшего дверь, Александр чуть подуспокоился: одна живая душа тут определенно есть.
Фасад двухэтажного коттеджа не притягивал особого внимания: средних габаритов, кирпичный, стандартный на вид дом. Во дворе Саша успел заметить лишь беседку и несколько экзотических растений, кустов – внешним обустройством явно никто специально не занимался. Или делал это, но довольно давно.
Между тем, швейцар пропустил Остапенко через порог и только затем, без предисловий, задал резонный вопрос:
– Что вы хотели?
– Я от судебного пристава, мне нужно передать извещение, – Саша замешкался, мысленно укорив себя за то, что даже не удосужился глянуть фамилию адресата, уловив только адрес. Обычно дисциплинированный и собранный он сбился из-за этого странного, нависшего предчувствия, сильно самого себя расстроив из-за такой пустяковой невнимательности. Пришлось срочно рыться в дипломате и доставать бумагу, пока швейцар терпеливо ожидал. – Коновалову, – мельком прочел Остапенко.
– Семёну Викторовичу или Илье Семёновичу? – сухо уточнил мужчина.
– Ох, простите, – вздохнул Саша, нервно теребя бумагу и посмотрев в нее вновь. – Семёну Викторовичу.
– Как вас представить хозяину?
– Александр Петрович, – коротко сказал Остапенко, досадуя, что еще и забыл назваться. Похоже, единственная его сегодня неприятность – оплошать и выглядеть полным дураком. Да еще и неуклюжим и сонным. Не помешало бы выпить кофе! А то с концентрацией настала совсем беда.
Швейцар засеменил, попросив Остапенко переждать в прихожей. И Саша только сейчас заметил, что внутри домик гораздо симпатичнее. Зеркальный потолок в коридоре, идеально белая, полупрозрачная плитка на полу – интересно, но как-то пугающе. Куда ни глянь – всюду твое отражение… Справа от Александра была чуть приоткрыта дверь и, судя по запахам, звукам оттуда и освещению, скрывала она крытый бассейн. Мысль освежиться мгновенно заполонила все сознание Остапенко. Он и о кофе позабыл, мечтая теперь о чем-нибудь холодном. Можно просто слегка растопленный лёд… Духота в тесном костюме была совсем невыносимой, но, на благо, в прихожей была хорошая вентиляция, отдавало приятной прохладой.
Коридор был, казалось, бесконечным – плохо просматриваемым, к тому же, и не полностью освещенным. Нельзя было из прихожей точно определить площадь коттеджа и предположить, сколько в нем комнат. Стояла полнейшая тишина, и только по легкому скрипу от туфель швейцара Александр понял о его приближении. Правда, вернулся тот уже не один. Из глубины показался вдруг и второй мужчина, очевидно, хозяин. В домашнем халате и мягких тапках – потому и бесшумных.
Хозяин приближался размеренно и неторопливо, что дало возможность рассмотреть его. Высокий – немного выше ростом Александра, статный, подтянутый мужчина средних лет, с узким разрезом темно-зеленых глаз, прямым носом и тонкими губами. Причем, если Саше во избежание появления «пивного животика» не приходилось специально заниматься спортом (хотя он и занимался) – тот был худ от природы, то Коновалов действительно за собой следил. Семён Викторович был скуп на эмоции и жесты, лишних движений не допускал, но и в походке было сказано многое: хозяин здесь однозначно он.
Приблизившись, наконец, к Александру, Коновалов едва заметно склонил голову в знак приветствия и вопросительно уставился на него. Остапенко снова тормозил, но вовсе не от неловкости или забывчивости: лицо Коновалова было ему знакомо. Да только где, при каких обстоятельствах, и когда они могли встретиться – вариантов было масса, чтобы сходу найти верный.
– Вы сказали, у вас ко мне извещение? – вежливо уточнил Семен Викторович, поняв, что собеседник испытывает затруднения. Верхняя губа его слегка дернулась, в холодных глазах проскочило нечто вроде надменности и неприятия.
– Ах да, конечно, – качнул головой Саша, протягивая бумагу. Следовало взять себя в руки и поскорее. – Мой знакомый попросил его подменить и заехать, вручить вам. Вы не против, что это делаю я? Вот мои документы, – он показал водительские права. – Я тоже юрист.
– Мне, честно говоря, без разницы, – сухо пояснил Коновалов. – Давайте, я возьму. Вам расписаться?
– Да, если можно, – кивнул Остапенко, радуясь, что клиент попался дотошный в том смысле, что сам проявлял инициативу и не отказывался сотрудничать. Далеко не каждый получал извещение на уплату алиментов столь хладнокровно и добровольно.
Александр закопался в дипломате в поисках ручки. Коновалов только чуть взглянул на все еще стоящего позади него швейцара, как тот лихо извлек ручку откуда-то из кармана и протянул хозяину. Остапенко вконец засмущался, пристыженный своей внезапной беспомощностью.
– Простите, обычно я более собран, – пробормотал Саша, не выдержав мук совести.
Коновалов взял документ и расписался. На фразу Александра он не среагировал и почти ушел, как внезапно остановился, странно посмотрев на нотариуса. Словно тоже его признал. Что-то вызвало его интерес.
– Со всеми бывает, – промолвил Коновалов, глядя будто бы не на Сашу, а сквозь него. – Трудный день?
– В том-то и дело, что нет. Просто какой-то… неуклюжий, – выразился Остапенко.
– Может, желаете чего-нибудь выпить? – неожиданно предложил Коновалов. – Я, признаться, не был готов к посетителям или гостям, – он, извиняясь, развел руками, показывая на свой домашний вид, – но мне следовало бы сразу вам предложить. Вам ведь наверняка далеко возвращаться в город, выпить не помешает.
Он уговаривал Александра остаться, и это было более чем странным. Но жара стояла такая, что Остапенко и не подумал отказаться.
– Я бы выпил чего-нибудь холодного и безалкогольного.
– Лимонад? – даже улыбнулся Коновалов, будучи сама любезность.
– Подойдет, – скромно улыбнулся и Остапенко.
– Жора, сделайте, – бросил тот своему швейцару через плечо. – А вы, Александр Петрович, пройдемте. Отдохнете немного.
К удивлению Саши, Коновалов провел его по дому через весь первый этаж, почти до конца коридора. Где они вошли в узорчатые двери и оказались в маленькой, но уютной обеденной комнате. Семен Викторович усадил Сашу за стол, сам устроился напротив и смотрел на него как-то уж слишком загадочно и подозрительно, но без особых видимых эмоций. Остапенко опустил глаза, занявшись разглядыванием стола: внутри него плавали будто бы живые (или вправду?) рыбки, несколько ракушек, один коралл… чудо, а не стол! Прозрачный, стеклянный и дивный. Полки на стенах были заставлены статуэтками кораблей, большими и маленькими, в банках и без. Всюду висели и ожерелья из ракушек, крабов – в общем, сплошная морская живность.
– Люблю море, – поделился Семен Викторович. – Знаете, даже в детстве капитаном корабля мечтал стать.
– Стали?
– Куда уж там, – вновь улыбнулся он. – Нет, я бизнесмен. Мои компании не связаны с морем, к сожалению. Вы совсем ничего обо мне не слышали?
– Слышал, – припоминал Саша, медленно кивая. – Но урывками. О ваших делах я знаю мало.
В комнату неслышно и как-то незаметно прошла горничная, быстро поставила перед мужчинами по два бокала: Александру – с обещанным лимонадом, Коновалову – с жидкостью темного цвета, наверняка чего покрепче. Также она подала блюдо с фруктами и отдельно – с овощами. И столь же стремительно, бесшумно удалилась. Коновалов ни разу на нее не взглянул. Изумленный Саша молча отхлебнул напитка – холодный лимонад его взбодрил.
– Но уже успели подумать, почему такой богатый человек, как я, так по-хамски отказывается платить алименты, – саркастически протянул Семен Викторович в отношении себя.
– Ну что вы, – попытался помотать головой Остапенко, да так в неопределенности и застыл.
– Ладно вам, это ведь логично, если посмотреть с вашей позиции, – хмыкнул он. Глаза Коновалова смеялись. Он умело располагал к себе напускным простодушием и откровенностью. – Я банально о них забыл, об алиментах, верите?
Саше было все равно, но ради приличия он кивнул, поведя плечом.
– Столько дел, забот за последние два месяца, что и неудивительно, что долги сыну накопились, – объяснял Коновалов. – Недавно восемнадцать исполнилось – уж конечно, впору мне подсуетиться, когда их потом отдавать? Александр Петрович, можно посоветоваться с вами как с юристом?
– Разумеется, – согласился Остапенко, не находя в просьбе ничего предрассудительного. – Постараюсь помочь, чем смогу.
– Не подскажете ли мне хорошего нотариуса?
– Я и есть нотариус. У меня своя маленькая фирма.
– Опыт у вас большой? – скорее для проформы, чем из реального беспокойства спросил Семен Викторович. По прищуру его глаз Александру становилось ясно, что Коновалов по какой-то причине им заинтересовался.
– Да, разумеется.
– Не могли бы вы в таком случае оказать мне услугу? Не бесплатную, естественно, – льстиво улыбнулся Коновалов и прищурился, делая глоток своего напитка. При этом мизинец правой руки, в которой Семен Викторович держал кружку, был по-аристократски оттопырен. Что в очередной раз подчеркнуло их с Сашей статусное различие, которое, впрочем, как раз волновало нотариуса меньше всего.
Все его поведение, тон, резкие перемены с брезгливого и презренного к нейтральному, а теперь и благодушному отношению и явно несвойственная гамма эмоций, которые он тщательно, будто по заказу, использовал и применял, наводили Александра на мысли о кроющемся подвохе. Странное ощущение от встречи с Коноваловым и не думало проходить, но что конкретно Остапенко мог предъявить ему? Свои опасения, не подкрепленные фактами? Саша ведь толком и биографию этого бизнесмена не знал, и за светскими новостями никак не следил.
Что же было не так, кроме самого его присутствия в богатом доме, где такие как Александр могли побывать разве что в роли прислужника, водителя или охраны? Но нет, он был нотариусом локального значения, без особых регалий, и распевал лимонады с Коноваловым, плетущим вокруг него свои сети.
– Конечно, Семен Викторович, пожалуйста, – наконец, изрек Александр после всех своих недолгих раздумий. Если он сейчас согласится или хотя бы выразит надежду на это, то уж точно навряд ли отделается от Коновалова. – Приходите в офис в любое время. Летом с клиентами глухо, и я часто свободен.
– Видите ли, Александр Петрович, – он постучал пальцами по столу, выставляя напоказ дорогой и фамильный, видимо, массивный перстень с каким-то ценным камнем. Саша был крайне далек от роскоши и в драгоценностях ничего не смыслил. Коновалов наклонился корпусом еще ближе к нему, будто собираясь сообщить нечто очень доверительное. Проницательный взгляд снова показался знакомым Александру, по спине прошлись мурашки. – Мое дело конфиденциально и деликатно. Вы располагаете временем? Я не задержу вас надолго, если вы позволите обрисовать вам ситуацию. Уверяю, вы не пожалеете в случае согласия, я щедро плачу тем, кто добросовестно выполняет свою работу. А вы, я уверен, ответственный и хорошо знающий свое дело нотариус.
– Я, несомненно, не могу сказать о себе иначе… – растерянно проговорил Остапенко. Он сверился с часами на руке: уже час, как его дома ждала жена. Но Саша все же предупредил Нину, что задержится, поэтому, пожалуй, в его распоряжении имелось некоторое количество времени, чтобы уже определиться, стоит ли вести с этим Коноваловым какие-либо беседы, либо отделаться от него насовсем.
– Я бы выслушал вас. Но у меня нет с собой ни бланков, ни иных документов, – сказал Саша, рассчитывая, разумеется, подготовиться чуть лучше. И… встретиться с Коноваловым не у него дома, а все же в офисе или любой другой нейтральной территории. Здесь Семен Викторович был слишком уж вольготно устроен. А Остапенко не любил находиться в заранее стесненных обстоятельствах.
– Я поясню вам суть, – настаивал, но мягко, умело Коновалов. – Не обязательно решать что-то сразу, у вас будет время обдумать.
– Позвольте узнать, но разве у вас нет своего юриста? – задал Александр логичный вопрос.
– Для этого дела мне легче нанять кого-то со стороны, – пояснил Семен Викторович, по-прежнему не сводя с Саши пристального, нервирующего его взгляда. От него отдавало холодом, несмотря на располагающую улыбку на устах. Данное противоречие порядком утомило, туманность и недосказанность сильно напрягали Остапенко. Прямолинейный, он не умел и не хотел продолжать этот странный, витиеватый разговор, но поразительным образом попросту не мог уступить Коновалову и уйти, не дослушав.
– И вы доверитесь незнакомому человеку?
– Вы производите впечатление юриста, которому можно доверять. Или я ошибаюсь? – вскинул бровь Семен Викторович. Его лицо вновь стало каменным, лишенным эмоций, глаза недобро сощурились.
Остапенко про себя ругнулся: опять Коновалов загнал его в тиски!
Вкрадчивый голос, пробирающий насквозь, лихорадочный блеск в глазах – все было знакомым, отдавалось неприятной пульсацией внутри. Саша давно не был ни робок, ни пуглив, иногда отличался скромностью, как вот сегодня, но чтобы слепо подчиняться кому-то, впадать перед кем-то в ступор – такого с ним быть не могло. Не после всего, что Александру довелось пережить.
Но Коновалов, ничего толком не совершив и не сделав, удивительным образом не просто нервировал, а вызывал у Саши озноб. Самые разные, противоречивые и взаимоисключающие друг друга чувства.
– Безусловно, можете, – кивнул Александр. – Но я хорошо все обдумаю, не стану давать вам гарантий на согласие, – сослался он, с трудом сохраняя себя спокойным, еле контролируя себя и свои страхи, так внезапно и некстати прорывающиеся наружу.
Семен Викторович кивнул.
– Мой сын занял крупную сумму денег у не очень добропорядочных лиц, – хищно ухмыльнулся Коновалов: Сашу невольно передернуло, хотя внешне он никак и не выказывал изменений, творящихся у него внутри. – Те оформили сделку с ним. Однако Илья был несовершеннолетним на тот момент, следовательно, она не имеет никакой юридической силы. Но представьте себе кредиторов, – он криво улыбнулся, разведя руками, – естественно, они найдут лазейку, чтобы содрать с него денег свыше долга, да еще выдать это законно. В крайнем случае при просрочке долг спишут на законного представителя Ильи – на меня, – Саша вскинул брови. – Да, сумма вполне мне по силам. Не думайте, что я не вступлюсь за сына, если придется. Но и отвечать перед бесчестными людьми за то, чего не совершал, я никак не намерен. Я хочу расторгнуть договор между ними и Ильей.
– А долг?
– С долгом Илья справится, – уверенно ответил Коновалов. – Уж лучше он сделает это, не завися от кредиторов никакими бумагами.
– Но, если вы и так, и так отдадите сумму, зачем бумажная волокита? – искренне не понимал Александр.
– Чтобы избежать дополнительных издержек, конечно же, – снисходительно пояснил Семен Викторович, вновь улыбаясь вполне радушно. – Заключить новый договор – Илья уже волен сам распоряжаться своими делами, но контроль не помешает.
– Понятно. Да, пожалуй, имеет смысл пересоставить договор. Но не уверен, хочу ли вмешиваться в ваши внутренние разбирательства…
– Не волнуйтесь, Александр, задача вполне безобидная. Просто я не желаю получить огласку – только и всего, – заверил Коновалов. – Мы и с вами заключим соглашение, если вы возьметесь. Предоставить вам копию заключенной сделки?
– Будьте любезны. Я бы ознакомился с ним дома.
– Как вам будет угодно.
Семен Викторович в воздухе щелкнул пальцами, и двери кухни раскрылись. На пороге образовался швейцар – как он умудрился услышать столь глухой звук? Не иначе был прямо под дверью! Саша был изумлен: при всей таинственности Коновалов допускал такие оплошности. То с горничной, то со швейцаром.
– Принесите из моего кабинета синюю папку, – небрежно бросил через плечо Семен Викторович, не глядя на своего служащего.
Тот с гордым видом развернулся и удалился. Не успел Александр и прийти в себя, как швейцар возвратился с нужными документами. Коновалов отдал Остапенко папку, на чем они и распрощались, обменявшись рукопожатием и скупыми улыбками. Саша от растерянности едва не споткнулся о порог, но, к счастью, вполне благополучно покинул дом.
Выбравшись к машине, он, наконец, облегченно выдохнул. Сел в салон, включил зажигание, заглянул в папку… В кровь ударил адреналин, и Саша с неким извращенным мазохистским чувством глубокого удовлетворения подумал: ну вот и оно. Новое рисковое дело.
Коновалов мирно попивал коньяк, не делая и попыток утолить свое любопытство. А ему было ой как интересно, как там Остапенко. Отошел ли от разговора? Унялось ли его волнение? Безусловно, Семен Викторович заметил состояние Александра. Но он был уверен, что тот пока не признал его, иначе реакция, конечно, была бы иной. Ратовать за победу и праздновать успех было рано, но кое-что прояснилось, и Коновалов не мог не признать этого, не возгордиться собой. Он потянулся в карман халата за телефоном и набрал хорошо знакомые цифры – адресат не был забит в телефонную книгу. Семен и без того отлично представлял, чей это номер, и что звонить ему стоит только по острой надобности. Как вот сейчас, когда появились положительные вести.
«Я нашел нотариуса, который все уладит…».
«Он подписался на твои условия?», – прозвучал строгий мужской голос – единственный, вызывающий у Коновалова трепет, близкий к страху, но позволяющий достойно держаться и отвечать на равных.
«Нет, пока он не полностью согласен. Но я знаю рычаги давления», – заверил он.
«Найди более сговорчивого», – полуприказ, полупросьба.
«Нет, именно нам он нужен».
«У тебя мало времени», – акцентировал тот.
«Да, я справлюсь и очень скоро. Он – хороший специалист. И немного мне обязан. Так что сделка почти состоялась».
«Действуй», – коротко одобрили Коновалова, и отключились.
Семен Викторович откинулся на спинку стула и, довольно прищурившись, сложил руки в замок перед собой. План вырисовывался хороший.
2
Саша раздумывал, браться ли ему за рискованное дело. Зацепиться в нем было, за что, и там вправду требовалось покопаться и разобраться. Пока внезапно в голову не пришел самый очевидный и простой вопрос: с чего вдруг крупному бизнесмену вообще интересоваться им, неизвестным нотариусом? Почему Коновалову было не обратиться в любое другое, но с обширной практикой и репутацией юридическое агентство?
Допустим, он действительно не желает огласки – оно и понятно. Однако все равно многое не сходилось: при необходимости можно выйти и на надежного, проверенного, подкупного юриста, малоизвестного в широких кругах, но довольно популярного в узких. Как раз в таких, в каких вращался Коновалов. Даже если он не хотел впутывать личного помощника. Да и что, в конце концов, такого уж особенного и загадочного в договоре, который не вызывал чрезмерных опасений? Понятно, что от «кредиторов» добра не ищут. Но в чем тут риск нотариуса? Ох и темнил Коновалов. Или перемудрил, или реально не договаривал. У его сына ведь даже срок выплаты не вышел (до конца оставалось более двух недель), с чего было волноваться заранее?
С другой стороны, так ли важны причины? Ничего компрометирующего в документах не было, совесть на сей счет Александра не терзала, он был готов выполнить условие. Да и заработать не помешало бы, ведь скоро выйдет его собственный срок выплаты аренды за офис, а клиентов и день с огнем не сыщешь.
Таких серьезных и крупных клиентов, правда, у Остапенко тоже никогда не было.
С неопределенными чувствами Саша вернулся домой.
На кухне их двухкомнатной квартирки дожидалась Александра его верная супруга Нина. То была худенькая, без выделяющихся форм, светловолосая, голубоглазая женщина с небольшой усталостью в глазах. Однако при виде мужа она тут же встрепенулась, и былой живой блеск озарил ее, омолодив.
– Привет, Ромашка, – добро улыбнулся ей Александр.
Нина и в самом деле когда-то походила на цветущую ромашку: крапинки на носу, широкая улыбка, русые волосы – все это навевало на Сашу именно такие ассоциации.
Сейчас неожиданно свалившаяся болезнь не щадила женщину, ее худоба и бледность усилились, но Александр по-прежнему видел в супруге ту свою Ромашку, пышущую здоровьем и жизнелюбием.
– Как ты, милый? Устал? – тем не менее, заботливей Нина меньше точно не стала. Всегда думала прежде о муже и дочери, уже потом – о себе. – А я и ужин тебе разогрела. Как чувствовала, что ты на пороге.
Так вдруг захотелось прижаться к ней, обнять. Что Саша и проделал, присев возле Нины на корточки и склонив голову ей на колени. Как когда-то делал в детстве только с мамой. Но родителей с ним давно не было, а Ниночка, такая родная и невероятно мудрая, всегда с ним. Все его злоключения и горести она стойко выдержала и прошла вместе с Александром, поэтому сомневаться в ней у него никогда не возникнет мысли. Он шумно втянул в легкие воздух, касаясь щекой теплых ног Нины.
– У тебя что-то стряслось, Саш? – ласково спросила она, привычным движением запуская пальцы в его волосы. Эти бережные прикосновения дарили Александру небывалое успокоение, помогали забыться и уйти от тревог.
– Нет, родная, я просто заработался.
Все же нельзя было позволить себе совсем уж размякнуть, так что Саша поднялся и устроился за столом, проводя рукой по лицу, окончательно снимая отпечаток непростого завершения рабочего дня. Образ Коновалова до сих пор стоял перед глазами и не давал покоя, вводил в ступор.
– Покушай, – нежно проговорил Нина, улыбаясь.
Она передала мужу тарелку с супом. Александр послушно принялся ужинать, отмечая, что и вправду достаточно вымотался, чтобы позволить себе отложить все раздумья на завтра.
– Какая-то ты сегодня загадочная, – только сейчас он заметил, как искрились глаза Нины.
– Ничего такого, – пожала плечами она, но улыбка выдавала супругу.
– Нинуль, не томи. Что у тебя?
– Софочка приезжает раньше срока, – просияла Нина, давая эмоциям волю. – Она закрыла сессию.
Саша мысленно дал себе пинка: и правда, на календаре – июнь, а он и забыл! Их дочка училась в соседней области, в хорошем колледже на филолога. Конечно, выбор был странным, учитывая то, что и Нина, и Саша – юристы, но Софа всегда была самодостаточной и умницей, поэтому будущая профессия не смутила родителей, а, напротив, порадовала, пусть и вызвала сперва смешанные чувства у обоих.
Софья приезжала, разумеется, домой не только на каникулах, но порой не чаще раза в месяц, а то и того реже. Александр со своими бесконечными проблемами никогда не замечал пролетевшего срока и долгой разлуки, чего не скажешь о Нине, трудившейся обычным юрисконсультом в госучреждении, где не знала особых забот и работала четко по графику. Все равно Саша, несомненно, не меньше супруги ждал возвращения Софы, всякий раз при мысли о дочке с трепетом сжималось сердце: свою малышку он очень любил.
Новость о скором приезде приятно взволновала и Александра.
– Может, вам вдвоем махнуть на море? Наша девочка уже закончила второй кус и заслужила развеяться, – предложил он с энтузиазмом. – Да и ты отдохнешь…
Глаза Нины потускнели. Саша мысленно прикусил себе язык.
– Хорошая идея, – качнула головой жена. – Но мы только зря потратим деньги, – она силилась улыбнуться. – Может, втроем рванем в деревню к бабушке и дедушке? Мы давно у них не были, – с былой живостью продолжила Нина. Александр колебался и не знал, как сказать о своих сомнениях жене, боясь обидеть ее. – Ненадолго, милый, всего на недельку. У тебя все равно не сезон для клиентов, возьми паузу.
– У меня есть небольшое дело, – подумав, ответил Саша. – Но, пожалуй, ты и права. Я поскорее закончу – и вперед.
Идея показалась ему заманчивой и не такой уж несбыточной. В конце концов, офис без него не развалится, небо не рухнет, срочные заказы не завалят его секретаршу.
Саша уже поел, и они с Ниной переместились в гостиную, где расположились на диване в обнимку у телевизора. Главными, конечно, были не картинка и звук, а их духовная близость в этот момент. Будь телевизор выключен, они легко обошлись бы и без него. Поразительно, но за столько лет брака, а поженились супруги более пятнадцати лет назад (почти что сразу со школьной скамьи), они не утратили друг к другу интерес, не перестали заботиться, слушать и слышать, советоваться, обсуждать важные вопросы, любить… Просто потому, что уже много раз были на грани серьезных потерь – словом, семья прошла на прочность не одно испытание прежде, чем Нина и Саша осознали, что разделяться им ни в коем случае нельзя. Быть вместе – уготовано судьбой. Вынужденное долгое расставание непременно приносило много волнений и страданий у одного за другого.
Вот так полежать вдвоем в полнейшем молчании – было воистину ценным.
И, как ни странно, редко.
После просмотра вечерних новостей – единственное, кроме любимого обоими биатлона, затихшего на летний период, что действительно притягивало внимание чету Остапенко – они отправились спать. Обычно дочке доставалась на ночлег гостиная, а родителям – отдельная комната, хотя Саша и Нина готовы были обменяться для повзрослевшей Софы, но та сама решила эту проблему: после девятого класса нашла себе колледж, предоставляющий общежитие.
Спал Александр плохо. Без конца ворочался. Подремать недолго удалось, но потом Сашу внезапно настигли кошмары, периодически проявляющиеся, но относительно подзабытые на некоторое время.
Обычно снилось Александру одно и то же: взрывы, крики – ничего конкретного, лишь смазанная картинка военных действий. Но сегодня… вернулось то, с чем он как раз-таки боролся довольно долго. И повторения которого боялся до дрожи. Тот страх, что въелся Саше в подсознание, впитался в кожу липкими когтями, заставлял испытывать всепоглощающее чувство вины, от которого не было спасения. Время не излечило эту зияющую рану. Оно подтерло детали и следы, но ничто так и не затмило событие насовсем.
Остапенко успел подзабыть о нем настолько, что даже вот не узнал главного виновника – Коновалова.
Юный Александр томится в конференц-зале, пока депутат Михаил Давыдян, в чьих помощниках значился Саша – студент-пятикурсник, и его коллеги беседуют в кабинете за стенкой. Деловые переговоры давно, плавно перешли в фуршет, но Остапенко не может себе позволить взять и уйти домой, не предупредив босса. Поэтому он вынужден торчать тут, в душном зале и махать на себя бумагами на манер веера – нестерпимая нынче установилась жара. Саша выходит оттуда в коридор – запастись кофе из автомата, глотнуть хоть чего-нибудь, но добегает до него и вдруг спохватывается: сумка с кошельком осталась в зале!
Остапенко неуклюже несется, скользя по полу, обратно, но у самых дверей застывает. Там кто-то негромко копошится. Однако посторонних быть не должно. Саша тихо заглядывает в щелочку: и в самом деле, у столика с графином воды возится какой-то важный мужчина в костюме. Александр отходит чуть вправо, и ему становится видны действия незнакомца: тот вытрясает из колбочки содержимое. Сыпучее, белое. Он поднимает графин и собирается внести его в кабинет к шефу. Саша безошибочно чует угрозу и врывается в конференц-зал.
– Эй, вы кто такой?
Незнакомец весьма представительного вида недоуменно оборачивается. Прямая осанка, острый, пронзительный взгляд – мужчина не из посторонних и не чужак, он явно знает, зачем и к кому пришел. Александр слегка теряется: а не слишком ли он груб? Мало ли, депутат какой! Саша вжимает голову в плечи и почти бормочет извинения, но передумывает – мужчина сам себя выдает. Его губы растягиваются в самодовольной, насмешливой улыбке, а глаза лихорадочно, никак не осмысленно, блестят. Остапенко в смятении и шоке: что за безумец перед ним? В руке графин, а второй рукой незнакомец тянется к ручке, чтобы все-таки войти внутрь.
– Стойте, – голос Саши неожиданно тверд.
– Вы это мне? – отзывается тот. С притворным удивлением, но таким властно-надменным и одновременно оскорбленном тоном, что Александр снова растерян, непроизвольно шагает назад. – Молодой человек, идите, куда шли, – наставительно говорит он. – Им, – мужчина кивает на дверь, – сегодня вы уже явно не понадобитесь.
– Вы что-то подсыпали, – нерешительно, но все же упрямо тянет Саша.
– Вот как, – склонив голову набок, манерно произносит тот. Удивленно рассматривает лицо Александра, наверное, с минуту. Потом отводит в сторону край пиджака, из внутреннего кармана поблескивает что-то вроде шприца.
Саша не успевает и охнуть, только замечает, как свирепо лицо незнакомца, как явственно читается угроза, которую он непременно исполнил бы, если б не появившийся из коридора охранник. Мужчина молниеносно и вроде как по неосторожности роняет графин, тот вдребезги разбивается, осколок отлетает ему в висок.
Саша ошарашенно смотрит, не шевелясь.
Охранник подбегает к неудавшемуся отравителю и выглядит перепуганным.
– Ох, Семен Викторович, что же вы! Помощь нужна? – спохватывается он, нервно мельтеша перед мужчиной, очевидно, не зная, что и делать. Лишь машет руками, явно боясь самому проявить инициативу.
По лицу Семена Викторовича, который, не мигая, продолжает буравить взглядом Сашу, стекает тоненькая струйка крови. Но он не только не торопится избавиться от ранки, а даже и не морщится. Потом медленно убирает стекло, откидывая в сторону, словно назойливую муху, бросает короткий, полный отвращения взгляд на охранника.
– Не беспокойтесь. Приберите здесь, – сухо кидает он, резко развернувшись и зашагав на выход.
Охранник сияет, будто ему дали премию, а не приказали убраться.
– Вот же чудной, – почти любовно произносит тот, принимаясь собирать осколки голыми руками.
Только сейчас оцепенение сходит с Александра. Он запоздало думает, что, наверное, нельзя трогать этот разбитый графин, но охранник до того увлечен своим занятием, что уже поздно предупреждать. Тяжелый груз оседает в сердце Саши, и он чувствует, что ничего не кончено.
А утром следующего дня Александр по своему обыкновению сопровождает Давыдяна, окруженного парой-тройкой телохранителей. Они поднимаются на крыльцо Администрации, Саша преисполнен новыми задачами, что его ждут, Михаил Самсонович слегка хмурится: у него болит голова. Остапенко сочувственно подумывает о том, не послать ли кого в аптеку, или не сбегать ли самому, как вдруг… Резкий звук выстрела, пуля свистит где-то прямо над ухом Саши, ему на доли секунд даже кажется, что он видит ее полет. Она беспрепятственно достигает лба Давыдяна – две могучих фигуры не в силах закрыть шефа. Вскрикнув, он намертво падает на ступеньки. На секунду его взгляд фокусируется на Саше, в шоке уставившегося на своего босса, которого только вчера уберег от яда, а затем глаза Михаила Самсоновича моментально стекленеют. Гримаса ужаса навсегда застывает на его всегда улыбчивом, но не на сей раз, лице.
Первыми отмирают телохранители: один, оттесняя Остапенко, кидается теребить депутата, второй – бросается на поиски убийцы, раздает указания по рации. Александр все стоит на месте и с открытым ртом смотрит на своего шефа. Он думает: неужели этот полноватый, добрый и веселый человек, всегда ободряющий его, Сашу, относящийся к нему с теплом, почти по-отечески, больше никогда не пошутит, не похлопает по плечу? Не заведет разговоров об Армении, откуда был родом?
Много-много воспоминаний проносятся у Александра в ту минуту, пока остальные суетятся вокруг. Прибывает скорая, и кто-то уводит Остапенко подальше, тормошит, что-то спрашивает, он лишь беспомощно и безвольно оборачивается раз за разом на тело Давыдяна. Только когда труп уносят, Саша отстраненно подмечает: а голова-то у шефа больше точно не заболит.
Александр, весь в поту, резко сел в постели. Вот он и вспомнил Коновалова. Моложе лет на десять, но не настолько, чтобы не узнать. Саша выпустил из груди глухой стон и откинулся обратно на подушку. Ну почему, почему сейчас? Почему этот мерзавец объявился тогда, когда жизнь Остапенко и его семьи текла в мирном и спокойном русле? Когда страх из прошлого оставил Сашу? Когда мертвые глаза шефа смешались с другими, перестав причинять боль и вызывать вину?
Остапенко повернулся на бок и, крепко зажмурившись, сжал зубы, чтобы не закричать, не завыть от отчаяния. Не разбудить, конечно же, Ниночку, которая пережила все горести вместе с ним.
***
Утром Александр, несмотря на возобновившиеся ночные кошмары, был бодр и твердо настроен разорвать все обещания, данные, должно быть, в полубреде (как можно было не узнать его, как?!). Он едва дождался, чтобы можно было приехать в офис без дополнительных вопросов и подозрений, к пол восьмому утра, и уже у себя в кабинете, изнемогая от ожидания, ровно через час, посчитав время достаточно удобным, Саша набрал номер врага.
Ответили ему сразу.
«Подумали над моим предложением?» – без вступлений начал Коновалов.
«Да, и я отказываюсь», – небрежно бросил Остапенко, желая поскорее закончить с ним всяческий контакт.
«Что же побудило вас? – если он и был удивлен, то скрыл это. – Вчера вы были настроены положительно».
«Настал новый день», – буркнул Александр, наплевав на бестактность и нарушение деловой этики.
«Мне нужно забрать у вас свои документы, – безапелляционно сказал Коновалов сухим тоном. – Где я могу это сделать? Подъехать в ваш офис?».
Саше было странным не получить ни единого упрека в ответ, но он затолкал свои сомнения поглубже: пусть бизнесмен думает все, что угодно, и делает тоже, но помощи от Остапенко он не дождется. Как и конструктивного диалога. Да что за вздор, в самом деле, разговаривать с несостоявшимся отравителем Сашиного босса, убитого на следующий же день? Александр не верил совпадениям. И уж точно никогда не сомневался в причастности Коновалова. В той истории было много белых пятен, в которых Остапенко побоялся разобраться десять лет назад, нарочно не просматривая материалов газет, пропуская мимо ушей все слухи и новости о смерти шефа. Ворошить все это сейчас тем более не входило в планы Саши. Так что Коновалов, кем бы он ни был, отвращал его одним только фактом своего присутствия.
Приглашать человека, из-за которого вся жизнь Александра, пошла наперекосяк, было бы верхом безумия.
«Нет, давайте выберем нейтральную территорию. Вам нужна конфиденциальность, мне – тоже».
«Кафе-бар „Вестерн“ вас устроит? Людное место, мы там затеряемся в толпе, – предложил Коновалов с едва слышимым ехидством. От былой вежливости и любезности не осталось, казалось, и следа. – Давайте сегодня в семь вечера. Не затягивайте со встречей».
«Устроит», – в этом Саша был с ним солидарен, так что спорить и не пришлось.
Весь рабочий день Александр провел как на иголках. Беспокойная ночь дала о себе знать: он раздражался от любой мелочи, начиная от кружившей по офису мухи и заканчивая забывчивостью секретарши, заводился вполоборота. Несколько чашек с кофе ненадолго уладили его беды, дали возможность принять двух клиентов с их завещаниями. Но потом Саша вновь зверствовал, нагрубив одному старичку, нахамив по телефону потенциальным партнерам… Словом, голова его была забита. В столе лежал подготовленная к отдаче синяя папка, и именно она, а не физическая усталость и недосып, тревожила Александра и не давала сосредоточиться.
К вечеру, тем не менее, Остапенко сумел привести себя в порядок. Нельзя было вновь поддаваться влиянию Коновалова и его дешевых уловок, представать перед ним неуклюжим наивным простачком. В общем, приняв пару успокаивающих таблеток, добытых напуганной секретаршей, Саша отправился на встречу вполне хладнокровным, собранным и, как никогда, настроенном сурово, но мыслящим при этом ясно и трезво.
В кафе-баре собралось и вправду много народу. Оглушающе гудела музыка, оживленно болтали за столиками люди, суетливо сновали между рядов стройные официантки в передничках. Александр огляделся и безошибочно двинулся в сторону барной стойки, где еще со спины, сразу же определил Коновалова. В этом простецком заведении этот бизнесмен (убийца!) смотрелся, как бельмо на глазу. Помпезный, шикарный, так и кричащий своим видом о богатстве и власти Коновалов не сошел бы даже за хозяина данного кафе – чересчур мелко для него. Но посетители не особенно поглядывали на «белую ворону», да и бармен со скучающим видом протирал стаканы прямо у Коновалова перед носом.
Саша уселся рядом с ним на высокий стул и молча протянул папку. Коновалов удивленно вскинул брови, собираясь отчитать его, но ничего так и не сказал, а быстро припрятал ее за пазуху своего пиджака.
– Могу я узнать, что же произошло за вчерашний день или ночь? – протянул он, настойчиво пытаясь заглянуть Саше в глаза. Александр не сдержался и посмотрел в ответ, забыв утаить нарастающую злобу. Этот полумеханический голос Коновалова проникал под самую кожу – его было слышно при любой обстановке, как сейчас, при громыхающей музыке чуть ли не прямо над их головами.
– Я не стану приниматься за ваше дело, прошу извинить, – процедил Остапенко, вынужденный напрягать голос: у него таких чудодейственных средств, как у Коновалова, не имелось. – Возникли неотложные обстоятельства.
– Понимаю… Ваша жена больна сахарным диабетом, вам не до моих мелких неурядиц, – будничным тоном сообщил Коновалов, отвернувшись от Саши.
– А это вам откуда известно? – теперь уже Александр вынужденно склонился и ловчился поймать его взгляд.
– В поликлинике, в очереди случайно услышал, – Саше подурнело от его тона. Коновалов помолчал, видимо, давая Остапенко возможность ответить. Но Александр и не нашелся, что сказать. – В чем ваша истинная причина отказа? – ухмыляясь, уточнил тот.
– Чего вы хотите? – насторожился Саша.
– Всего лишь помощи в оформлении пары бумаг.
– При чем тут моя жена? – все сильнее хмурился Александр, теряясь в догадках.
– Нина Борисовна нуждается в лечении и отдыхе, – продолжал Коновалов. – А у меня есть хорошие специалисты, которых я и хотел вам порекомендовать, оплатить их услуги и со всеми договориться в обмен на вашу сговорчивость и оперативность. Жаль, что вы приняли поспешное решение, но не упомянуть о преимуществах соглашения, я не могу.
– Плата непомерно большая, – пробормотал Саша, лишь бы что-то сказать. Он действительно заинтересовался предложением для Нины, но не настолько, чтобы забыть, кто такой Коновалов.
– Я не скуплюсь ради хорошего дела.
– Я вынужден отказаться, – процедил Александр, повторяя слово «отказаться» как мантру.
– Напрасно, – вновь обольстительно продолжал запутывать его Коновалов. – В Германии отличный сервис, высокий уровень лечения. Нине Борисовне бы понравилось.
– Заканчивайте это, – строго прервал его Александр.
– Что – это? – притворно изумился бизнесмен.
– Ваши уловки. Не пройдет, – помотал головой Остапенко. – Я узнал вас.
– Видели в газетах?
– Мы виделись лично. Десять лет назад. И вы признали меня с самого начала – не отпирайтесь, – жестко отчеканил Остапенко каждую фразу.
– Интересно… Не просветите о деталях? – он, несомненно, издевался, но обстояло все иначе. Так, словно Коновалов и впрямь ничего не помнил.
– Издеваетесь? – вырвалось у Саши. – Вы пытались отравить Давыдяна, но у вас не вышло. А утром его застрелили, – вкратце известил он его.
– Ах, как ужасно. Убийцу-то поймали?
– Да, насколько я помню. Всю вашу шайку, – мстительно проговорил Саша. – Вас только забыли.
– Вы несете нелепицу какую-то, – рассмеялся Коновалов. – Я не был связан ни с какими шайками.
Всего на миг Александр в задумчивости колебался. Но потом отбросил сомнения: нет, Коновалов всего-навсего искусно выгораживал себя и нагло врал. Что, впрочем, неудивительно для человека с его статусом.
– Ладно, мне все равно, – сдался Саша. – Просто заберите свои бумаги и оставьте меня в покое, – устало проговорил он. – Мне осточертело копаться в давних проблемах.
И тут Александр вытянулся, как струна: затылком он почуял беду. Похолодел, однако не испугался, не впал в ступор и не выжидал, не тратил времени на проверку своей интуиции. Дремлющие, но вовсе не забытые воспаленные инстинкты мигом скооперировались с рефлексами, определили скорость реакции и движений: Саша кинулся на Коновалова и повалил вниз за собой. В тот же момент прогремел выстрел, и пуля прошла по касательной, но все же задела плечо бизнесмена.
Коновалов стремительно оказался на полу. Саша ошалело хлопал глазами: впервые после войны не дали осечку болезненно обостренные рефлексы – он среагировал действительно на смертельную опасность, а не на очередной пустяк вроде бомбочек от дворовых пацанов.
К разочарованию или к счастью, а Коновалов вовсе не собирался умирать. От раны в предплечье, впрочем, и не должен был.
В баре, между тем, началась паника. Посетители всполошились: кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то, грубо толкаясь, отчаянно пробирался к выходу. Саша пробовал вычислить в толпе убийцу, но было слишком наивно полагать, что стрелявший останется на виду. Поэтому Остапенко, наученный горьким опытом, принялся заниматься тем, чем, в общем-то, ради такого человека, как Коновалов, и не был обязан, но собственные понятия и принципы о чести и долге твердили обратное. С горем пополам, через силу он совладал-таки с совестью и решил спасти своего врага.
К слову, бармен все еще застыл напротив них, добела сжимая пальцы на стакане. Похоже, он был на грани нервного срыва или обморока. Покосившись на растянувшегося на полу бледного Коновалова, стискивающего кровоточащую рану, уже пропитавшую кровью рукав черного пиджака, Александр рассудил, что бизнесмен в состоянии перетерпеть и еще немного. И в первую очередь Остапенко занялся барменом. Саша перегнулся через стойку, чтобы дотянуться рукой и ударить по щекам молодого парнишку. Лишь после этого он часто заморгал и очнулся, раскрыв рот и уставившись на Александра с неподдельным изумлением со смесью ужаса. Во всяком случае, произошедшее все-таки улеглось в его голове, и осознание наступило – а иначе бармена пришлось бы откачивать. Причем долго и упорно. А сподручной «шоковой терапией» Саша успел за свои недолгие годы овладеть в совершенстве.
– Эй-эй, парень, приди в себя! – убедившись, что бармен его слышит, командным тоном проговорил Александр, щелкая пальцами у того перед глазами. – Как тебя зовут?
– Игорь… – потусторонним голосом прошелестел бармен. Саша его не расслышал, но прочел по губам.
– Игорь, значит так, слушай меня внимательно. Мне нужно, чтобы ты вызвал скорую и полицию, – отчеканил Александр. Игорь по-прежнему смотрел на него туманным взором. – Игорь! – резко выкрикнул он, привлекая к себе внимание так необходимого сейчас бармена. – Выстрелы закончились, ты в порядке! – помахал Остапенко у него перед лицом рукой. – Но вот мой знакомый – нет! Нужно срочно вызвать помощь!
Бармен медленно закивал, отставив, наконец, кружку и принявшись рассеянно водить руками по барной стойке, видимо, в поисках телефона. Саша воспользовался бы своим, если б не оставил его в машине. Давка у выхода тоже не ускоряла его действия. Остапенко очень не хотелось тревожить Игоря, ему было по-человечески жаль его и очень даже понятно, что тот сейчас испытывал, но выбора не было. Коновалов – не бессмертный, как бы ни хотелось его демонизировать.
– Д-да, я сейчас, – пролепетал бармен.
– Чего уж там, не торопись, – сорвалось с языка Саши, когда он опустился на ноги обратно.
Игорь найдет мобильник – теперь можно было не сомневаться. Остапенко тяжело вздохнул, вновь бросив взгляд на Коновалова: тот стремительно бледнел и никак не выглядел лучше. Саша склонился над ним, чувствуя некую ответственность за его судьбу в данный момент.
– Живы? – участливо поинтересовался он.
Коновалов не ответил. Лишь нервно ухмыльнулся. Остапенко высвободился из своего пиджака, снял рубашку, быстрыми отточенными движениями порвал ее и скрутил лоскуты, чтобы затем наложить на рану незадачливого Коновалова. Печально вздохнув – рубашка была Сашиной любимой – Александр накинул пиджак обратно на голый торс. Потом вновь мельком глянул на бизнесмена и готов был поклясться, что увидел первую искреннюю благодарную улыбку от него. Ну неужели! А после произошло и вовсе немыслимое: Коновалов что-то хрипел, силясь высказаться. Был он очень настойчив, и Остапенко нехотя, но присел возле него, чтобы услышать раненого.
– Прошу… не отдавайся меня в скорую или полицию, – через силу проговорил тот.
Саша недоуменно вскинул брови: сначала эти его нелепые угрозы, теперь просьбы о сокрытии! Уму непостижимо! Как только хватало наглости манипулировать им даже сейчас, находясь на грани бессознательного?!
Однако вслух Александр никак не выказал своего гнева, а лишь сухо заметил:
– Дело за ними, Семен Викторович. Толпа рассосется, и они спокойно проникнут в здание, не волнуйтесь, успеют.
– Я не… не волнуюсь, что не успеют, – с одышкой протянул Коновалов.
Саша сжалился и раздобыл для него воды. Заодно убедился, что бармен свою задачу выполнил. Александр дал раненому глотнуть, и дело пошло чуть легче.
– Нельзя, нельзя мне светиться. Убийца меня настигнет.
Саша почесал подбородок: а и вправду.
– Прошу, дайте мне укрыться, – добавил Коновалов. – Ненадолго.
– Домой я вас не поведу, – поморщился Александр, представив, как этот истекающий кровью мерзавец предстанет перед его Ниночкой. – Но у нас есть дача…
– Пожалуйста, Саша, сделайте это, – из последних сил выдавил Коновалов, прикрывая глаза. – Я щедро награжу вас.
– Как быть с доктором? – проклиная себя за сердобольность, спросил Александр, не теряя времени на отказы.
– Вызовете через мой телефон. Главное, увезите отсюда.
Он-таки выдохся и отключился, не успев объяснить толком, как зовут доктора. Однако информация оказалась лишней: найдя мобильный в карманах у Коновалова (о котором он почему-то не догадался сразу), Александр прочел в адресной книге просто и незатейливо «Врач». Он связался с ним, не медля, коротко обрисовал случившееся и обозначил координаты, примерное время своего прибытия на место.
Остапенко вплеснул руками.
– Ну и втравили вы меня в историю! – с горечью воскликнул он. – Мама дорогая, во что же я влип, – досадливо покачал Саша головой.
С трудом подняв бесчувственного Коновалова, Остапенко потащил его на кухню – туда, где наверняка есть черный выход. Бармен Игорь неожиданно смекнул и проявил находчивость, бросившись сопровождать их. Саша давненько не посещал спортивный зал и не обременял себя серьезными физическими нагрузками, за исключением пробежки, так что изрядно вымотался и успел пожалеть об этом, пока нес бизнесмена. Игорь помогал, но они вдвоем весили, кажется, и того меньше, чем раненый. Тем не менее, до машины Александра добрались без особых проволочек. Как раз к моменту, когда он закрыл заднюю дверь, скинув туда Коновалова, подъехала скорая. Где-то неподалеку неслась и полиция. Отсалютовав Игорю, Саша убрался с места происшествия.
***
Дача находилась далековато от города, но Александр несся сломя голову – на его памяти еще никогда он не позволял себе развивать такую скорость на своем авто. Удача им благословила: ни единого поста ДПС, успешные маневры, отсутствие пробок – за двадцать минут путь был преодолен. Тогда как в обычное время и со средней скоростью Остапенко добирался до дачи час с лишним. Поразившись собственным скрытым ресурсам, Саша с облегчением припарковал машину, загнав ее в гараж – подальше от соседских пытливых глаз, и доволок бесчувственного Коновалова уже внутри, откуда, к удаче, имелся прямой выход в дом.
Таинственный врач прибыл точь-в-точь, Саша только успел устроить Коновалова на диване в мини-прихожей, как белый халат замаячил на крыльце.
То был тучный мужчина средних лет, с залысинами в волосах по бокам. Он оказался довольно пронырливым: протиснулся мимо Александра в узком коридорчике и безошибочно нашел раненого. Так, будто прожил в доме долгое время. Не успел Остапенко и слово вставить, как врач уже совершал с Коноваловым какие-то манипуляции: ощупывал пульс, готовил шприц и иного рода инструменты.
– Я… м…
– Попрошу вас не мешать мне и выйти, – тихим, но убедительно строгим тоном бросил доктор, не оборачиваясь.
– Может, вам что понадобится? – Саша, однако, не обиделся на грубость незнакомого, по сути, человека, а напротив, воспринял патовую ситуацию верно. Без пререканий и лишней суеты.
– Аптечка у меня с собой, – сказал доктор, кивая на свой мини-чемодан, пристроенный рядом. – Тазик с чистой водой, полотенца. Все.
– Будете доставать?
– Куда ж я денусь, – мрачно отозвался док.
Остапенко быстро исполнил требуемое, после чего с пониманием покинул дом, нервно слоняясь в огороде и делая вид, что его сильно интересует, не проросло ли что в начисто лишенных семян грядках. В этом году Нина не чувствовала в себе сил заниматься насаждениями, хотя всегда любила данное занятие, ограничилась лишь цветами, уместившимися в трех клумбах у самой калитки. Пустая земля, засаженная картофелем, чьи ростки пока и не думали прорываться, смотрелась сиротливо и уныло, но Саше важно было отвлечься. Антураж не имел значения. Лишь бы не в доме, откуда уже доносились приглушенные стоны наверняка очнувшегося Коновалова.
К чужой боли Александр так и не привык. К своей – относительно да. Но не к чужой.
Даже несмотря на то, что Коновалов был ему неприятен и физически противен, мысль о том, что доктор сейчас без особых анестетиков вытаскивал из его плоти пулю, которая, кстати, могла попасть и в Сашу, вызвала в Остапенко острое сочувствие и подкатывающую к горлу тошноту.
Воображение порой выдавало Александру слишком яркие картинки, которые не мог вынести даже его воспаленный мозг. Точнее, особенно его мозг.
Не считая, сколько прошло времени, но доктор показался на крыльце. Остапенко слишком поспешно кинулся к нему, будто бы у него умирал родственник, а не подстреленный враг. Сам врач удивленно воззрился на Сашу из-за этой реакции, но никак не прокомментировал.
– Мне удалось извлечь пулю, – сказал он, – но Семен Викторович, конечно, какое-то время еще будет слаб.
– Как долго?
– Все зависит от него самого, – неопределенно отозвался доктор. – Неделю-другую, а может, больше. Пусть полежит и придерживается диеты, – Остапенко благополучно пропустил эту фразу мимо ушей: он рассчитывал отправить Коновалова домой сегодня, в крайнем случае – завтра, на попечение другой «няньки». – Лекарства я выписал, – он протянул Саше бумагу с перечнем. – Если ему станет плохо – немедленно вызывайте.
– Как ваше имя? – спохватился Александр, отдавая дань вежливости.
– Не имеет значения так же, как и для меня – ваше, – произнес тот и поспешно зашагал к воротам.
Саша почесал макушку, рассудив, что и его такое положение вещей вполне устроит. Вряд ли еще хоть раз им предстоит увидеться.
Всю тревогу за состояние Коновалова, как ветром сдуло, стоило Александру вернуться в дом. Нет, бизнесмен, естественно, не стал выглядеть здоровее, не отплясывал тут у Саши в комнате и даже не ухмылялся. Семен Викторович просто устало посматривал на него, пребывая в относительном спокойствии. Скомканные ошметки бывшей рубашки нынче сплошь алого цвета были небрежно сброшены в тазике, а на правом оголенном предплечье бизнесмена виднелась свежая повязка. Взору Саши предстал и живот, ничем не прикрытый, на котором виднелись несколько шрамов – глубоких и не очень. Весьма странно было наблюдать их у столь влиятельного человека, который, как казалось Остапенко, никак не мог и, вероятно, побрезговал бы марать руки самостоятельно и участвовать в каких-то передрягах лично. Ан нет, похоже, досталось и чистоплюю Коновалову. Но, может, Саша просто слишком мало знал его? Что, если покушение на его босса было не разовой акцией Коновалова? Вдруг он участвовал и в более мерзких делах? Убивал, садистки мучил кого-то…
То, что не Коновалов в результате убил Давыдяна, как-то и не поддавалось сомнению Александра – он чувствовал, что действовал некто еще. Для презрения к нему Остапенко хватало и попытки отравления – тоже не малая вина. Весь облик Коновалова тогда показался юному впечатлительному Саше каким-то слишком щепетильным и осторожным, умеющим и заранее продумывающим детали (а покушение явно было не первым в жизни Коновалова, хоть следствию и не удалось доказать ни единого), никак не годным для более грязных или настолько прямых способов избавиться от неугодного лица.
Но вдруг Александр ошибался? И Коновалов куда большее Зло, не заслуживающее и призрачного шанса на спасение?
Пока Саша медленно полыхал внутренним гневом за свою вечную тягу к спасению и необдуманность сего поступка, бизнесмен внимательно изучал его. Остапенко дернулся, как от удара электрическим током, заставив себя вернуться мыслями к насущному и не строить лишних догадок. Что сделано – то сделано. Пора и честь знать.
– Рад, что вы больше не умираете, – как можно равнодушнее произнес Саша. – Теперь, полагаю, вам пора домой. Я даже могу отвезти вас.
– Исключено.
– Что же может меня остановить? – скептически приподнял брови Александр, мысленно уже вернувшийся к жене, в теплый дом, под холодный душ…
– Стреляли в вас, – бескровными губами, с непроницаемым выражением лица изрек Коновалов.
Остапенко обалдело застыл с приоткрытым ртом.
3
Саша не поверил бизнесмену на слово. Коновалову требовалось убежище – это ясно. И он на все пойдет, лишь бы уговорить Остапенко оставить его у себя. Но Александр абсолютно не горел желанием присматривать за этим опасным человеком. Саша не боялся его ни на йоту, но проблем себе никак не хотел, как и углубляться во всю эту историю, итак уже неприлично затянувшуюся.
– Какие у них причины убивать меня? – резонно спросил Остапенко.
– Я не знаю. Но если позволите остаться – поразмышляем, выясним вместе. Я вижу, вы сомневаетесь – еще бы, – слабо кивнул Коновалов, будто и вправду понимая собеседника. – Если б они целились в меня, пуля вошла бы сюда, – он постучал себе по лбу левой, здоровой рукой. – Но вы наклонились и избежали страшной участи.
– Не может этого быть, – помотал головой Саша. – У меня нет врагов.
– Убийца приблизительно стоял за колонной у третьего столика, – продолжал Коновалов свою удивительно логичную и продуманную версию. – Следовательно, слева от меня и ближе к вам. Я сидел вполоборота, поэтому пуля прошла в правую руку, а не в левую. Прицеливаться же ему было явно сподручнее с того места как раз потому, что мишенью выбрали вас. Ваш затылок, если быть точнее, – разъяснил он.
– А вы, я вижу, разбираетесь, – едко бросил Саша, складывая руки на груди. Стоять перед ним, словно нашкодивший ученик (а Коновалов – растолковывающий информацию учитель), ужасно надоело, и он взял ближайший стул, развернул его и сел, деловито свесив руки со спинки.
– Я очень наблюдателен. И, похоже, могу признать стрелявшего – я немного уловил черты его лица, но пока и не представляю, как его описать. Слишком все расплывчато.
– Эдак вы… осведомлены, – нехорошо сощурился Александр. Он тоже умел быть суров и угрожающ, если дело того требовало. Он непроизвольно сжал кулаки, что не укрылось от глаз Коновалова.
Тот, к неожиданности Александра, тяжко вздохнул.
– Я ничего не знал о покушении, клянусь.
На лбу Коновалова проступила испарина. Вряд ли он стал бы так подставляться, если б хотел по какой-то причине избавиться от Саши. Момент для выстрела был выбран явно неудачный.
– Хорошо, – хмуро кивнул Остапенко, сбавляя обороты и поднимаясь на ноги. – Выспитесь, как следует. Мы продолжим разговор после, – он развернулся, чтобы уйти.
– Александр, – позвал его Коновалов. Саша раздраженно обернулся. – Не возвращайтесь домой. И отошлите, как можно скорее, свою жену на отдых. Я все ей оплачу.
– Без вас уж как-нибудь разберусь, – буркнул Остапенко, не понимая, откуда в бизнесмене проснулось столько внезапной заботливости и благотворительности. Не иначе как последствия шока.
– Александр, – вновь произнес тот. – В вас говорят гордость и злоба. Но я серьезно. Если все-таки стреляли в вас, то они доберутся до ваших близких.
– Судите по прошлому криминальному опыту? – обронил Саша с бурной резкостью и вышел, не дожидаясь никаких больше нравоучений, советов или опровержений.
Осточертело иметь нечто общее с тем, кто погубил его жизнь.
Из узкого коридора Александр свернул в гостиную, за которой располагалась и последняя их комната – спальня. На территории дачи у Остапенко имелась и баня, и летняя кухня, куда при желании можно было разместить, скажем, гостя – места вполне хватало. Но соседство с Коноваловым не вписывалось в этот уютный мирок семьи Остапенко, ухоженный дом, где они частенько бывали летом вот уже пятый год подряд. В некотором роде его присутствие было кощунственным и более чем нелепым: двое блюстителей закона и один отъявленный негодяй, не понесший наказания за свои деяния и вряд ли когда-нибудь хоть в чем-то сознавшийся. Немыслимо представить столь полярно разных людей на одной территории.
Но Коновалов, раненый, неизвестно по чьей вине и причине, был здесь.
С этим приходилось мириться.
В одном он, пожалуй, был прав: Нину следовало уберечь от лишних треволнений. А еще пора было освежить воспоминания о Коновалове и дополнить их, коль скоро Саша-таки не мог от него быстро отделаться.
Сперва Саша оповестил Ниночку, чтобы та отправлялась в деревню без него и поскорее. Жена, само собой, почувствовала неладное – разубедить ее было сложно, но важно. Нина перепробовала разные уразумения: начиная от того, что отпуск она взяла неделей позже и заканчивая отказом уезжать без дочери. Александр немало потрудился, чтобы отсечь все причины и уговорить Нину принять его версию, что лучшего времени для отдыха не найти. А они с Софьей прибудут как только, так сразу. Супруга согласилась уехать завтра утром, чем успокоила Сашу. О дочке Александр предпочел пока не думать: за неделю могло произойти все, что угодно, и не раз перемениться. В благоприятный исход дела верилось с трудом, но он все же надеялся, что удастся избежать впутывания во все Софу. Если покушение было на Коновалова, то Остапенко высвободится скоро, если же нет… развязка уж точно затянется.
В спальне Саша для начала снял прилипший к телу костюм, который после всего случившегося годился теперь разве что для половой тряпки. На даче гардероб у него был весьма скудный, и выбор пал на спортивный трикотажный костюм. Александр планировал завтра выбраться в город за вещами и продуктами – на всякий случай. В субботу Семен Викторович наверняка и пальцем не пошевелит, чтобы предпринять меры и убраться с его дачи. Заодно, что привлекало Сашу даже больше в задуманной поездке, он и проверит, так ли крепко за него взялись, есть ли слежка. А то Коновалов мог нафантазировать, что угодно.
Коротко определившись с планами на завтра, Остапенко устроился на пружинной кровати и принялся просматривать в телефоне по интернету имевшуюся информацию о Коновалове за интересующий его девяносто шестой год. И набрел на занимательную, многое проясняющую статью.
«Политика и бандитизм шагают нога в ногу.
Известный депутат, бывший совладелец крупной нефтяной компании, Семен Коновалов подозревается в связи с бандой скинхедов, терроризирующей мирных граждан в районах нашего города и за его пределами на протяжении трех с половиной лет.
Напомним, вчера была арестована группа молодых бритоголовых людей в спецодежде охранного предприятия. Кассир универсама успел нажать тревожную кнопку, когда банда прибыла на очередное ограбление. Их лидер, Денис Сергеевич Архипов, 42-х лет, был убит при задержании на своей квартире. Военный пенсионер Архипов организовал частное предприятие и под видом его деятельности набрал несколько будущих грабителей и убийц. Пользуясь доверием со стороны граждан к ним, как к органам, призванным защищать, они безнаказанно в течение трех с лишним лет творили беззаконие на наших улицах в любое время суток: грабили магазины и прохожих, калечили, подчас жестоко. Ходят слухи, что Архипов был заказчиком, а его люди – исполнителями по двум громким делам об убийствах депутатов Гордумы М. С. Давыдяна – армянина по национальности и П. С. Доронина – еврейского происхождения. Кроме того, именно Архипова называют в качестве главного подозреваемого в убийстве Валентины Безуховой – репортера с центрального телеканала. Валентина, к слову, родилась в Белоруссии. Главный мотив, указываемый следствием для всех совершенных им и его подчиненными преступлений – на национальной почве. Подтвердить или опровергнуть эту версию уже никто не сможет. Но ответить за содеянное предстоит пяти молодым людям, пойманным на месте преступления, и еще пятнадцати, выявленным в процессе дознания. Справедливость восторжествует! Конец уличному террору!
Семен Коновалов проходит по общему делу о банде скинхедов в качестве свидетеля. Как депутат он знал лично и указал на нескольких лиц из своей партии, плотно сотрудничающих с выше указанными преступниками, в частности, и с самим Архиповым. Два, а по нашим данным и все три, чиновника, таким образом, спонсировали и активно участвовали в планировании и осуществлении двух убийств своих коллег и журналистки, а, возможно, что и следили за всей деятельностью группы Архипова.
Наша редакция, в свою очередь, благодарит бдительного Семена Викторовича, не отказавшегося закрыть глаза на вопиющее поведение коллег, предавших не только народ, но и своих сопартийцев. Выражаем признательность С. В. Коновалову – этого уважаемого труженника, благотворителя и неизменного организатора многих общегородских мероприятий…».
В статье приводилась биографическая сводка о Коновалове, где указывалось, что он даже был в свое время мэром маленького городка (в двадцать семь лет!), а до того – банкиром. Но нигде более он никогда не работал, приводились данные только о многочисленных учебных заведениях – западных и российских – где Семен получал два высших образования (химико-биологическое и экономическое) и проходил различные курсы.
Но это не имело никакого значения. Саше срочно потребовалось прояснений содержания статьи, и он отправился назад в мини-прихожую, где на старом обветшалом диване в окружении пыли, принадлежностей для уборки и скрипучего шкафа ранних советских времен дремал раненый Коновалов. У Александра к нему были противоречивые чувства: от жалости до ненависти и презрения. В данном случае преобладала вторая группа, но к ним добавилась и жажда подробностей.
– Коновалов, – позвал он негромко, но склонившись над его мирно спящим телом. – Проснитесь, – для верности Александр потряс бизнесмена за плечо.
Тот с трудом разлепил веки. Укол совести Саша благополучно проигнорировал.
– Я прочел о вас статейку десятилетней давности – как раз тогда мы с вами познакомились. Там был рассказ о банде скинхедов и Архипове. Вы упоминались как свидетель. Я не верю ни единому слову той статьи. Поведайте правду.
– Ну не был я свидетелем, что с того? – устало поморщился Семен Викторович.
– Только не говорите, что вообще не знаете о банде.
– Знаю. Как и все, кто жил в то время в городе.
– О, ну перестаньте же юлить! Я брошу вас умирать на улице, клянусь!
– Боюсь, вы обманываете себя, – мягко улыбнулся Коновалов. Саша возмущенно вскинул брови. Семен Викторович поднял руки в сдающемся жесте. – Мы с Архиповым создали всю систему. Я руководил ею, но не бандой отморозков, которых понабрал Архипов.
– Прекрасно, – язвительно бросил Александр. – А чего же вы притворялись, что не знаете меня? Вы с самого начала узнали.
– Теперь мне нет смысла лгать. Я в ваших руках, – просто ответил Коновалов. – Зачем вам ворошить прошлое? Мы пересеклись с вами всего единожды, – припомнил он.
– Верно, но встреча вышла запоминающейся, – свел брови к переносице Саша. – И если желаете и дальше оставаться у меня, пока рана заживает, будьте добры разъяснить мне детали той истории.
– Вы предлагаете кров?
– В обмен на честность, откровенность о прошлом деле и, конечно, помощь в расследовании нынешнего покушения. Если это событие связано с вами, мы убьем сразу двух зайцев.
– Предложение хорошее, – медленно кивнул Коновалов, явно силясь, чтобы не зазевать: он был слаб, а иначе давно бы поднялся, не разлеживаясь беспомощно перед Сашей. – Но не вижу объективных причин копаться в давних делах. Я понимаю вашу обиду. Попробуйте отнестись к обстоятельствам проще. Воспринимайте меня как временного делового партнера, а не как человека, которого вы подозреваете во всех смертных грехах.
– Абстрагироваться мне мешает маленькая деталь, – ядовито проговорил Александр.
– Вы были так привязаны к Давыдяну? – изумился Коновалов.
– Причем здесь?.. Ох, – цинизм бизнесмена и непонимание им очевидного просто взбесили Сашу и все сильнее отвращали его от себя. – Он ведь был моим шефом, да и неплохим человеком. Разумеется, мне было мало приятно… наблюдать за его смертью. Как я могу простить вас, если незадолго до гибели босса застал вашу фигуру за попыткой подсыпать ему яд или отраву?
– Шлепнул его в итоге не я, – равнодушно пожал здоровым плечом Коновалов. – Или… погодите, так это после этого вы ушли на войну? Добровольцем? – он был сильно впечатлен. Но отнюдь не гордился за поступок Александра, а счел это непомерной глупостью – Остапенко четко уловил это на лице бизнесмена. Коновалов разом выдал просто невиданный калейдоскоп эмоций.
Саша фыркнул. Он не собирался поднимать тему войны и тем более спорить о целесообразности принятого им самим когда-то решения.
Он действительно был на войне в конце девяностых. Причем вызвался туда сам, по контракту, сразу после того злополучного покушения, а после и убийства депутата, у которого Саша был в помощниках. Но провоевал Александр недолго – с полгода, и его комиссовали. Опыта, несомненно, ему итак хватило сполна.
Бесконечные операции, прикрытия, окопы, смерти… Дикий, неподконтрольный страх. Взрывы, оглушающие как ничто другое, проникающее в самое твое нутро. На войне он научился доверять себе и своим кричащим инстинктам, которые так и перешли с ним в мирную жизнь.
Именно это и сплотило их в итоге с женой, заставило Остапенко осознать и оценить наличие семьи (у них с Ниной уже родилась маленькая Софи), полностью переосмыслить и перенаправить свою жизнь. Определиться, наконец, с тем, что в приоритете. Отбросив прочь все лишнее и несущественное.
Потому мнение психа, заигравшегося в покушения и ни разу не раскаявшегося, волновало Александра меньше всего.
– И что потом? – бесцеремонно спросил Коновалов, когда молчание невольно затянулось.
– Не ваше дело, – огрызнулся Саша.
– Как угодно, – быстро сдался бизнесмен. – И теперь вы хотите найти оправдания и виновного в своих последующих безрассудных поступках? – изогнул он бровь.
Остапенко с трудом подавил желание двинуть этой сволочи промеж глаз.
– Я хочу понять, что за человеку взялся помогать по своей дурости. Выяснить, достойны ли вы нормального к вам отношения.
– О как. Хорошо, Александр, если вам принципиально разобраться в событиях десятилетней давности, я готов посодействовать, – неожиданно легко согласился, наконец, Коновалов. Чуть не вытряс, правда, из Саши всю душу, но все-таки согласился! – Но прошу не утомлять меня слишком много за день. Память у меня отменная, однако события слишком давние. Могу где-то сбиться, быть неточным.
– Что же, вы заранее предупреждаете, что будете лгать? Умно.
– Нет, что вы. Постараюсь излагать доступно и правдиво, как вы и просили. Не хочу очутиться на улице, – улыбнулся Коновалов. Сашу передернуло: до чего мерзкий, скользкий человек! – Только понемногу за раз. Например, прямо сейчас я на грани сна, извините.
Александр и сам видел, что бизнесмен не врет: он буквально клевал носом и говорил все тише.
– Сегодня я оставлю вас, – после паузы сказал Остапенко. – Но завтра возьмусь за вас всерьез. Не боитесь разоблачений?
– Мне ничего не грозит, – самоуверенно сказал Коновалов. – Именно поэтому я принимаю ваши условия.
– До завтра, – сухо проговорил Саша, порывисто выходя. По лицу его пролегла тень.
***
Александр поднялся ранним утром. Вообще-то он довольно тяжело вставал, впрочем, засыпал не лучше. Но вчера так вымотался и истощился как физически, так и психически, что удалось, как ни парадоксально, крепко выспаться. От нелепости данного факта Саше хотелось чуть ли не благодарить Коновалова за устроенные им или по его вине передряги, благодаря которым Остапенко сейчас не чувствовал себя сонным, разбитым корытом.
Он сам не помнил, в какой момент заснул. А, разлепив веки, не сразу вспомнил о своем нежелательном госте. Потянувшись, Саша поднялся с кровати, сходил умыться, соорудил скудный завтрак из одного жареного яйца и подсохшего куска хлеба. Даже чая не нашлось, а только вода и варенье.
Плохо подкрепившийся желудок урчал, и это навело Остапенко на мысль о Коновалове. Совесть, будь она не ладна, вновь твердила о долге покормить человека, каким бы подлецом тот ни был.
Саша сжимал в руках кулек с крекерами и собственноручно сготовленный морсик, когда осторожно заглянул в мини-прихожую, дверь в которую была, естественно, прикрыта.
Коновалов тревожно спал: его взмокший лоб морщился, веки были напряжены, губы сжаты. Он был в том же положении, что и после разговора с Александром – на спине. Должно быть, не ворочался или делал это редко. Будить раненого не с руки, да Саша и не собирался торопить Коновалова с беседами. Напротив, он решил, что лучшего момента для своего отъезда и не найти. Так что Александр оставил у тумбочки, тихо придвинув ее к дивану, скудный паек, да попытался бесшумно уйти, как Коновалов резко распахнул глаза. Картинка получилась жутковатой: два больших глаза уставились на него в полутьме (несмотря на утро, из-за плотно занавешенного маленького окошка было темно, нежели на улице или в других комнатах), сверкая, чем-то напоминая сову.
– Нет-нет, спите, – помотал головой Саша.
– Больше не хочу, – ответил Семен Викторович. – Кофе или чая у вас не найдется? – спросил он, скривившись при виде странного рода жидкости, именуемой Сашей морсом.
– Запасы крайне ограничены. Их – нет. Так что придется вам изменить своим лордовским замашкам, – просто сказал Остапенко с долей раздраженности. – Поэтому я собираюсь наведаться в город.
– Ваш выезд исключен, – категорично заявил Коновалов.
– Не знал, что вы предпочитаете кушать травку и землю, – съехидничал Саша. Он все удивлялся своему тону, который был совершенно несвойственен ему, но в обществе бизнесмена именно подобные реплики выходили сами собой, автоматически.
– Нет, не в том смысле. Я собираюсь вызвать сюда свою охрану и повара. Они позаботятся о нашем питании.
– О, тогда да, о чем я тут волнуюсь? – Остапенко даже не знал, что умеет так ехидничать. – Вы не подумали известить меня о своей прислуге?
– Напрасно вы иронизируете, Александр, – небрежно качнул головой Коновалов. – Я всего лишь напоминаю, что вас могут искать. А охрана и повар необходимы нам обоим. Они ничем не стеснят вас, я убежден, кое-кто и вовсе постарается быть незаметным.
– Где же я их, по-вашему, размещу?
– Старшего охранника, Колю, приютим здесь, – пространно обвел комнату глазами Коновалов. Тягостно вздохнул. – Повар, если вы позволите, поживет пока на летней кухне. На том все. Неразумно будет отказаться от безопасности и дополнительных рук. Что только уменьшит все ваши заботы.
– Ну ладно, вызывайте их, – подумав, согласился Саша, купившись на возможность свести их общение к минимуму – помощники бизнесмена возьмут на себя большинство функций по заботе о раненом, что просто отлично. – Только мои вещи мне все равно понадобятся.
– Не беспокойтесь. Николай вам привезет все, что нужно.
– Он будет рыскать в моей квартире? – выгнул брови Саша.
– Поверьте, он будет весьма аккуратен, – заверил Коновалов. – Я отправлю его, когда скажете. Ваша супруга уже предупреждена об опасности?
– Она уедет, – коротко сказал Александр, глядя на него с подозрением. – Вы не спросили адрес.
– Мы оба знаем, что мне нет нужды его спрашивать, – ухмыльнулся бизнесмен.
– Об этом мой первый вопрос.
– О, так вы не отказываетесь от затеи устроить мне расспросы? – он был, кажется, даже польщен.
– Именно этим мне, к сожалению, и придется заняться. Иначе я никогда не избавлюсь от прошлого. Помните, что если я почувствую ложь – выставлю вас, не задумываясь.
Коновалов, между тем, предпринимал попытку подняться.
– Куда-то собрались?
– Даже у лордов есть физическая нужда, – с абсолютно серьезным лицом вещал тот.
Придерживая повязку на больном предплечье, Коновалов встал, покачиваясь. От слабости у него подкашивались ноги, и наверняка кружилась голова. Прихожая была маленькой, и расстояние от дивана до двери было совсем небольшим. Он подержался за стенку, за шкаф и перешел к порогу. Александр чуть отодвинулся, пропуская раненого, который двигался осторожно, медленно и с мученическим видом. Последнее могло быть и наигранным – трудно было понять истину.
– Туалет на улице, – запоздало и слегка лениво бросил Остапенко ему в спину.
– Я понял, – только и отозвался Семен Викторович.
Его передвижение по огороду вызывало сплошную жалость и осознание, понимание факта, что Коновалов и в самом деле далеко не молод. Ему было за пятьдесят или около того, и ранение давалось непросто.
Но единственное, чем Остапенко облегчил Семену Викторовичу быт – открыл шторы, заправил постель и приготовил сменную одежду – салатовый спортивный костюм, выглядящий несколько похуже его собственного, в плачевном состоянии. Вернувшись, Коновалов одарил предоставленную одежду красноречивым взглядом, однако вещи принял и возмущаться не стал. Что ж, на своих ошибках Коновалов учиться умел.
Бледный, запыхавшийся и с трудом шевелящий конечностями Семен Викторович повторно устроился на диване, пока Саша, изумленно застыв, следил за ним, расположившись на стуле у изголовья.
– Кушайте и рассказывайте.
– Обычно я не перебиваю себе аппетит, – великосветски произнес Коновалов. – Но зверски хочется перекусить, – словно в оправдание, он дотянулся до пачки и с живостью отдал предпочтение крекерам. – Я оповестил Николая и повара Антона Сергеевича. Они прибудут в течение часа.
– Ладно, – кивнул Саша. – А теперь объяснитесь, как и зачем вы искали обо мне сведения.
– Служба личной безопасности может выяснить разное. Вполне естественно разузнать о своем нотариусе, не так ли? Я выяснял вашу биографию – факты, в основном, касающиеся служебной карьеры, ничего такого.
– Для чего вы пытались нанять меня? Хотели позабавиться? Или отомстить?
– Нет, у меня были иные мотивы при выборе именно вашей кандидатуры. Но, поверьте, никакого злого умысла. Я никак не мог догадаться, что вы переступите порог моего дома спустя десять лет, соответственно, не успел бы заготовить коварный план мести.
– Да, такое сложно предугадать, – саркастично отозвался Саша.
– Я все еще надеюсь на вашу помощь в нашем щекотливом деле с долгом сына.
– Вы едва живы.
– Вот именно, – закатил глаза раненый. – У мальчика должны быть пути отступления.
– Хорошо, я проведу расторжение договора. И составлю новый. Но не увиливайте от главного. Я хочу начать с самого начала.
– Валяйте, Александр, я не тороплюсь, – он расслабленно устроился на подушке. От этого движения у Остапенко почему-то пробудилось желание шарахнуть «гостя» тяжелым предметом. Сбить, видимо, спесь с Коновалова другим способом не удастся. Бизнесмен все еще делал одолжение, а не добровольно подписался отблагодарить за свое спасение.
– Мне известно, что скинхеды начали действовать тринадцать лет назад – за три года до массового ареста и убийства главаря – Архипова. Получается, они терроризовали город чуть больше трех лет, но создавали то вы организацию раньше?
– Да, – коротко ответил Коновалов.
– Зачем же вам, взрослому и адекватному, разумному человеку было влезать в банду? – недоумевал Александр.
– Хех, вот это комплимент, – качнул головой Семен Викторович.
– Нет, правда. Вы ведь искусно притворяетесь, манипулируете – никак не признаки маньяка, жаждущего убийств, – он и сам не верил, что всерьез говорит об этом, но, чтобы разобраться, и Саше приходилось быть откровенным. – Как же так вышло?
– Каюсь, я познакомился с Архиповым в тридцать шесть лет, – усмехнулся тот. – Ему было побольше, и вот он, на мою беду, оказался именно психом: сошел с ума, побывав на нескольких крупных боевых операциях. Архипов был военным в отставке. На момент знакомства со мной он набирал работников в свое частное охранное агентство. Фактически, наш будущий главарь уже планировал запустить нечто вроде банды, устроить «бунт на корабле», но ему не хватало спускового механизма. Грамотного стратега, но не в военном плане, а в «мирном». Иначе говоря, политика. Тут и подвернулся я – радикально настроенный депутат, лидер своей партии, активист, позиционер, да и финансово независимый. Любой переворот требует вложений.
– Что же вас привлекло?
– Идеология. Политика. Архипов – он умел убеждать. Ему нужен был сторонник, и он знал, как меня заполучить. Вот главарю и удалось. Удовлетворил я ваше любопытство?
– Нет. Я не стану вам помогать, пока не узнаю всей правды.
– Что ж, ваш вопрос.
– В чем она вообще состояла, эта ваша пресловутая идеология? В двух словах.
– Хм, – ухмыльнулся он. – Вы просите объяснить то, ради чего мы создавали довольно сложное по своей организации… объединение. Многолетнюю работу. Что оказалось в конечном счете большой ложью, за которую Архипов поплатился жизнью.
– Тем не менее. Вы же хотите, чтобы я содействовал. Но я не могу помогать, не зная вас. Точнее, у меня-то есть о вас мнение, и оно вызывает только желание отвезти вас в больницу и сдать.
– Вполне естественное желание, – снова издевательски улыбнулся Коновалов, словно это Саша был сейчас в затруднительном положении, а не наоборот. Остапенко и вправду чувствовал себя загнанным. – Ладно, я постараюсь объяснить. Мы боролись за монополию государства. Выселение из страны всех, кто не является русским, за исключением мирно соседствующих наций, или коренным населением той территории, на которой изначально проживает.
– Проясните.
– Любите точные формулировки, господин нотариус? – съязвил Коновалов, потешаясь. Саша нахмурился и сложил руки на груди. – Я имею ввиду, например, выходцев из Кавказа – их исторически закрепленная территория там, поэтому пусть там и остаются. Буряты, монголы, башкиры – не агрессивные в большинстве своем, ничем не притесняющие русское население. Соответственно, не несущие вред и не входящие в список «нежелательных и недопустимых к переселению народностей».
– О как. Да у вас еще и подразделения были, списки? Извините, но не вижу оправдания абсолютно никакому расизму, следовательно, и вам лично. Негуманно делить людей на «желательные» и «нежелательные».
– Это у нас, у руководства объединения, были списки, – пояснил Коновалов. – А у рядовых членов не было и этого. Моя схема сперва работала, пока не начался беспредел.
– Слабое оправдание.
– Но, согласитесь, более гуманное – ваш любимый термин.
– Чем же вам так помешали якобы агрессивно настроенные народности? С чего вы взяли, что их агрессия – не ответ на агрессию таких, как вы и ваши бойцы?
– Согласен, придурков и жадных до крови личностей хватает абсолютно в любой нации. Агрессия порождает агрессию, но не мы на данной территории – пришлые, а они. Мы всего лишь защищали то, что принадлежит нам. Подумайте сами, к чему ведет массовая интеграция – к потере рабочих мест, нарушению экономики, ведь многие приезжие предпочитают «кустарничать» нелегально и не платя налоги в казну, к ухудшению качества продукции, которую они таким способом выпускают, к росту заболеваний. Например, если мы говорим не о народах России, а, допустим, об афроамериканцах – в их странах при жарком климате распространено множество неведанных нам и смертельно опасных инфекций. Думаете, их переезд сюда вызывает больше вреда или пользы?
– А вы, значит, аки благородный рыцарь решили всех россиян спасти от варваров и завоевателей? – Александра распирал нервный смех. Но веселого в нем было мало. Он находился на грани помешательства и ненависти к собеседнику. Теперь уже и не хотелось никуда его везти, а оставить помирать на улице. Да еще добавить от себя.
– Нет, мы начинали с малого, – хладнокровно продолжал Коновалов. – Я хотел просветить наших граждан, не всю страну, а конкретный город. Призвать к тому, чтобы не терпели выходки инородцев и иноземцев. Усилить пропускной режим и поставить им больше условий и ограничений, строже контролировать – только и всего. Вы зря полагаете, что они сплошь бедные и несчастные, жертвы. Отнюдь. Вот мой партнер – глава объединения – жаждал мести им из личных мотивов. У его отца сгорел бизнес по вине таких вот «приезжих» – им негде было ставить свой павильон, и они кардинально решили вопрос.
– Это не повод убивать всех подряд.
– Никто и не планировал никого убивать, – изумился Коновалов. – Вы всерьез решили, что мы вот с ним встретились, обсудили ситуацию и решили создать банду террористов?
– Именно так и бывает, – хмуро подтвердил Остапенко.
– Ну право же, ваша фантазия не знает границ. Мы хотели смены политического курса и приоритетов. Такие задачи ставил перед собой я – уважаемый и образованный, между прочим, человек со статусом, как вы верно заметили, – Саша скривился. – К чему мне было создавать банду убийц? А мой партнер, ставший потом единоличным главой, перестарался с усилиями… и действительно привлек физическую силу, которой было плевать, за что сражаться. Архипов все разрушил.
– И вы его убрали? – сумрачно дополнил Саша.
– Нет, – изумился Коновалов. – Вообще-то, оперативники справились и без меня.
– Но кто-то же их всех выдал?
– Я так и не нашел предателя.
– Что же вы сами не остановили? Раз вы не хотели убийств, а именно они и начались.
– Нельзя предавать своих, какими бы они ни были. Раз я выбрал сторону, то должен был быть с ними. Я бы мог уйти… тихо, с минимальными потерями, но точно не так.
– А тут удачное стечение обстоятельств.
– Напротив, большая головная боль. Пресса, допросы, очные ставки… Думаете, я был счастлив? Да, безусловно, я был рад, что все закончилось. Но подобным образом… я бы не стал повторять.
– Неужели вас ни разу не заподозрили? – поразился Саша.
– Надо вовремя подключиться, пойти на сотрудничество. Ни у кого не было шансов меня подозревать.
– Не верится.
– Для улаживания всех вопросов с моей ролью во всем этом мне пришлось продать свой автопарк на сотню дорогих коллекционных машин – так яснее?
– Вполне, – он удержался, чтобы не присвистнуть. – Так, значит, сами вы никого не убивали? Кроме той вашей попытки, когда мы с вами встретились.
– Я ни в кого не стрелял и по универмагам за кассой не бегал, если вы об этом, – устало вздохнул он. – Вы забыли главное: та история в прошлом. Десять лет прошло, как я живу совсем другими целями. Времена меняются, и я вместе с ними.
– И какие у вас нынче идеалы?
– У меня нет идеалов. Только реальность. Я пересмотрел свои принципы. Прежние методы – не решение проблемы. Мое отношение не поменялось, но я теперь… более гибок. Использую иные рычаги для управления ситуацией.
– Что же вы делаете?
– Сотрудничаю с ними. И извлекаю прибыль.
– Так я и поверил.
– Все просто, Александр. Мне больше не нужно абстрактное и незримое общее благо. Меня интересует только мое собственное и моих близких.
– Ваши взгляды в корне остались прежними, я прав?
– Да, именно. Поверьте, Саша, с моим влиянием мне прощают многое. Мне не нужно быть депутатом или в принципе лезть в политику, чтобы ощутить себя на вершине. Сейчас мое положение, мое место в обществе меня более чем устраивает.
И он, мерзавец редкостный, ничуть не лукавил.
Разговор пришлось прервать: в дверь постучали. Выйдя из прихожей и выглянув в окно, выходящее на веранду, Саша обомлел: на крыльце стоял амбал, а рядом – низенький, почти карликовый мужчина в круглых очочках. Словно великан и гном явились на зов своего верного хозяина – все было бы смешно, не будь оно так грустно.
4
Громила ростом свыше двух метров был предсказуемо суров и неразговорчив. Когда он молча прошел в дом, ему пришлось нагнуть голову, чтобы не биться о потолок. Саша жестом указал на дверь, где разместил Коновалова, и личный слуга, сжимающий в руках кулек, преданно отправился туда. Одет охранник, к слову, был аккуратно, в чистенький черный костюм, стоимость которого почти наверняка мало уступала одежде Коновалова.
Неказистый пресловутый Антон Сергеевич тоже не был дружелюбен – должно быть, свой персонал бизнесмен подбирал под себя, особенно, если вспомнить еще и нелюдимого швейцара и неприметную горничную. Мол, чтоб не болтали и в душу не лезли – умно для человека с темным прошлым. И пока еще не очень ясным Александру настоящим. Ранение не выбило Коновалова из колеи – вот, что странно. Даже если он и предполагал, что целились в Сашу, разве выстрел не должен был напугать?
– Где у вас кухня? – спросил повар, о котором Остапенко чуть не позабыл. Немудрено и упустить такого низкорослого гостя из виду…
– Ох, простите, задумался. У меня есть маленький домик на улице – летняя кухня. Также на веранде, через которую вы входили, имеется маленькая плитка и мангал. Накрыть на стол можно будет либо в беседке, либо на веранде.
– Понятно. Разберусь, – безэмоционально проговорил Антон Сергеевич, поправляя очки. – У вас есть предпочтения в еде?
– Что? – Саша решил, что ослышался. Повар и не шелохнулся, вопросительно глядя на него. – Вам вовсе не обязательно готовить для меня.
– Семен Викторович приказал обеспечивать вас всем необходимым и выполнять любые требования, – сухо пояснил тот. – И все, что касается моей части, я намерен четко выполнять. Поясните, пожалуйста, что вы пожелаете отобедать. Каков ваш рацион.
– А у Кон… Семена Викторовича особый рацион?
– Да, у него специальная диета. Парные мясо, овощи, гарниры на пару, супы, каши, салаты, сельдерей…
– Достаточно, – прервал его Остапенко, выставив вперед ладонь. – Делайте мне то же самое, я всеядный.
Антон Сергеевич откланялся и скрылся за входной дверью. Саша хотел было добавить, что не желает трапезничать с Коноваловым за одним столом, но решил, что это уже слишком. Игнорировать его все равно не получится, а тратить время на конспирацию, да на собственной даче, прятаться от бизнесмена – вот еще.
Тем временем, «Шкаф» – Николай, помещающийся в проход только боком, выбрался из комнаты шефа и важно отрапортовал:
– Семен Викторович передал мне вашу просьбу, Александр Петрович. Все необходимые вещи будут доставлены вам в ближайшее время!
– Как все… неожиданно, – пролепетал Остапенко, вконец растерявшись. От количества информации и перемен в его доме уже кружилась голова. – Вы Николай? – угрюмый кивок. – Так… Ладно. Дождитесь меня, я составлю список.
Саша обалдевал от происходящего. С чего вдруг столько любезности от бывшего убийцы? Он побежал в спальню, где накропал список необходимых ему вещей, вернулся и передал Николаю, который дожидался его на том же месте. Если он и вправду останется тут жить, то скоро или пробьет головой потолок, или взрастит себе горб. О своих неудобствах и физическом дискомфорте охранник, однако, ни словом не обмолвился, ни одной эмоцией не выдал. Вот, где выдержка!
Теперь и телохранитель на время покинул дом, Александр так и остался стоять озадаченным посреди коридора. Что же это такое? Неужели он вправду добровольно разрешил Коновалову задержаться? Как так получилось, что спустя всего сутки Остапенко, презирающий его всей душой, позволил еще и прислуге разместиться на своей даче? Тем самым, Саша же буквально оккупировал самого себя, оказавшись при вражеском превосходстве! Теперь, даже при всем желании, избавиться от бизнесмена будет непросто! А ведь совсем скоро вернется Софочка, и куда ей податься?
Александр схватился за голову: точно, дочка.
– Черт вас побери, я совсем забыл о Софе, – без стука, вломился он в комнату к раненому. Тот лежал поверх застеленного одеяла и читал книгу. Коновалов только на миг поднял усталый взгляд на Сашу, потом снова закрылся фолиантом.
– Ваша дочь? – безучастно спросил он.
– Она самая! С вашими проволочками я позабыл о ее скором возвращении.
– Коля привезет ее сюда – не о чем волноваться.
– Я не желаю видеть ее в вашем обществе, – вытаращил глаза Александр: до чего абсурдным казалось соседство дочери и убийцы. – Мы управимся со всем за неделю?
– Вы о расследовании или о моем выздоровлении? – кинул удивленный взгляд Коновалов.
– О расследовании, – небрежно бросил Саша.
– Моя служба безопасности работает над этим, – задумчиво произнес Коновалов. – Они пытаются установить личность исполнителя… Теоретически, конечно, возможно, но я бы не дал столь оптимистического прогноза.
– Придется усилить поиски, – с нажимом сказал Остапенко.
– Я им передам, – теперь уже равнодушно добавил Семен Викторович и разорвал зрительный контакт.
– Выдрессировали вы их, – усмехнулся Саша.
– Кого, смею уточнить?
– Ваших прислужников.
– Что вы, это всего лишь грамотный индивидуальный подход и хорошее чутье на людей, – беспечно ответил бизнесмен светским тоном, словно речь и вправду шла о каких-нибудь собачках, никак не о людях. Породистых, но бесправных.
– Ко мне вы тоже искали подход? Удалось? – Александр был язвителен, но сам он уже знал ответ: о да, этому черту еще как удалось запутать Остапенко. Теперь-то точно придется брать на работе отгулы и плотнее разбираться с произошедшим в баре.
– Честно говоря, с вами я поспешил, – к неожиданности Саши, признался Коновалов. – Вы сложнее, чем кажитесь.
– Да уж, времена меняются, – ехидно дополнил Остапенко, цинично используя фразу Коновалова.
– Определенно, – загадочно подтвердил Семен Викторович, странно разглядывая оппонента. По спине Саши прошелся неприятный холодок: недолго ему быть в превосходстве над Коноваловым. Все постоянно возвращалось на круги своя. Чувствовать себя уязвимым больше не хотелось.
Наверное, поэтому, Александр молча покинул его комнату, не завершив запланированный разговор.
Встретились они за обедом. Вдвоем, на веранде – до беседки, видимо, ослабленному «хозяину» было не добраться. К тому времени уже и Николай привез Саше все вещи по списку, включая несколько книг по гражданским делам и просто художественных, для легкого чтения, а также зарядное устройство для мобильника, пару рабочих папок с документами и так, приятные мелочи вроде любимого домашнего халата, кружки, подаренной женой. На душе стало как-то теплее, пока Александр разбирал их в спальне. Но стоило сейчас лицезреть постную мину Коновалова, как все хорошее настроение улетучилось в трубу. Даже молча, просто соседствуя за столом, он умудрялся изводить Сашу.
– Как вам плов? Антон Сергеевич мастерски его готовит.
– Да, отличный, – ответил Саша, лишь бы отвязаться. Ему было все равно и на повара, и на плов.
– Вечером будет баранина, – протянул Коновалов, аппетитно облизываясь.
– Мне все равно, – отрезал Александр, не став томить.
– Что вас тревожит? – вкрадчиво поинтересовался Семен Викторович, увлеченно намазывая тост маслом – так, словно давно не делал ничего столь же обыденного и приносящего удовольствие. Саша вспомнил, что примерно с таким же выражением лица делал себе бутерброды, когда вернулся домой с войны. В окопах, постоянной грязи бутерброд – ясное дело, роскошь. Когда же Коновалов успел истосковаться? Неужели за сутки?
Даже это простое действие порождало множество поводов и подозрений. Нет, Коновалов определенно нервировал Сашу больше положенного. Мысленно дав себе пинка, Остапенко попробовал отпустить гнетущее ощущение непроявленной, недосказанной беды, висевшей в воздухе грозной тучей.
– Меня много, что тревожит, – сказал Александр с деланным безразличием к собеседнику.
– Ломаете голову над поведанной мною историей? – с тем же упоением Коновалов помешивал в чае сахар. Может, у него просто привычка – растягивать наслаждение едой? Что за человек – сплошная загадка.
– Я не успел осмыслить всего, что вы наболтали, – бросил Остапенко, уткнувшись в свою тарелку. Аппетитный запах ничуть его не занимал. – И нет, я не ломаю голову.
– Смиритесь с нашим вынужденным сотрудничеством, если уж вам так тяжело.
– Мы не сотрудничаем, – возразил Александр, вскинув взор.
– Как угодно, – пожал плечом Семен Викторович. – У вас появились догадки, кто может желать вам смерти?
– Приятные темы вы за столом обсуждаете, – раздраженно бросил он. – Нет, понятия не имею.
– Я бы на вашем месте сосредоточился на более важном.
– А вы будьте на своем месте – мне с вами меняться не улыбается, – сплюнул Саша и вышел из-за стола. Понимая, что ведет себя слишком по-ребячески и нагло, он все же ушел, ничего более не сказав. Общество бизнесмена тяготило, и информация из его уст гораздо лучше воспринималась и осваивалась, когда тот находился в менее выгодном положении – в лежачем. А еще лучше – в предсмертном. Но это уж, конечно, мечты о несбыточном и совсем несвоевременные.
Остаток дня Саша провел в своей комнате, выходя несколько раз только по нужде. Сочную баранину ему и то услужливо преподнесли прямо в спальню, вездесущий Николай, которого Остапенко уже заочно прозвал мистер «Зоркий глаз, зоркое ухо». Телохранитель умел выбирать правильные моменты для своих появлений, и к нему Александр готов был привыкнуть довольно быстро – человек и вправду не доставлял никаких хлопот, а в исполнении приказов и просьб – идеально собран и точен. Что вовсе не делало его на автомате хорошим человеком. «Такой и убьет по команде, не задумываясь», – мрачно подумалось недоверчивому Саше, когда он провожал взглядом преданного Коновалову Николая.
В одиночестве Остапенко сумел собрать все мысли в кучу и разложить их по полочкам. Открывшаяся ему версия событий десятилетней давности отнюдь не радовала. Запутывала, побуждала гору вопросов. Ему было противно принимать и осознавать такую правду. От нее Александру было гадко, отвратительно. Словно он окунулся с головой в ту грязь, которую описывал Коновалов, однако в отличие от Семена Викторовича, Саша не видел для себя выхода, не знал, где просвет. Соприкоснулся с заразой, и теперь не в силах ни смыть, ни излечиться от нее. Признание Коновалова оставило после себя неизгладимый шлейф самых мерзких впечатлений.
Боже, как низки помыслы Коновалова, что сейчас, что тогда. Разница только в степени и масштабности разрушений, которые они за собой несли. Но что из них хуже – открыто ненавидеть полмира и половину наций, смотреть сквозь пальцы на возможность убийства неугодных и быть причастным к самому настоящему террору, устроенному твоими отморозками; или столь же неприкрыто лгать бывшим врагам якобы о своей благосклонности, вести с ними дела и бизнес, изворачиваться, лишь бы урвать у них лишний кусок для себя любимого. Везде сквозило лицемерием, подлой, продажной душонкой. Так что лучше Коновалову уже никогда не стать. Как и заслужить уважение у Саши.
Остапенко вляпался по-крупному, связавшись с ним и позволив остаться. Но, несмотря на это, он был твердо убежден, что судьба дала ему шанс разобраться, покончить с прошлым. Поэтому отпускать Коновалова, как носителя столь важной информации, Александр пока и передумал.
До того, как отрубиться и без сил провалиться в сон, Саша еще покопался в вариантах, кто же мог желать ему смерти. Он вспоминал своих клиентов – память у него была, на удивление, цепкая. Затем всплыла недавняя ссора с соседом – однако повод был настолько ничтожен, что уж представить полуалкоголика Еремеева, расчетливо планирующего убийство того, кто не дал в долг денег, да еще столь прицельно стрелять (от прямого попадания Остапенко спасла собственная предосторожность – случайность), было никак невозможно. Из друзей у Саши имелась пара приятелей со студенческих лет (из-за одного из которых он и влип во все это), но те продолжали время от времени беззастенчиво пользоваться его природной безотказностью и о чем-то просили – в высшей степени невыгодно избавляться от такого бесконечного, бездонного «сосуда помощи». Конечно, они могли дать Коновалову наводку на Остапенко и специально заслать его к тому в дом, но слишком уж сложным, затратным и малоправдоподобным это выглядело, даже на вкус восприимчивого Александра.
Похоже, что Коновалов все-таки не при чем.
То есть с него, разумеется, все началось, но пуля – не с его подачи.
Так ни до чего Саша и не добрел в своих размышлениях, составил несколько заметок, забив их в телефон – только там он мог относительно гарантировать конфиденциальность записей. На часах не было и десяти вечера, когда Остапенко окончательно сморило.
Ночью Саша видел сон.
Маленький черный котенок терся о его ногу, призывно мяукая. Откуда он взялся в квартире – загадочный вопрос. Сперва Остапенко отмахивался от него, попробовал пнуть, но котенок был жалостливым и навязчивым. Сердце Саши дрогнуло, он погладил малыша. На кухне нашлось молочко и сухой кошачий корм, что странно, ведь животных они с Ниной никогда не держали. Обрадовавшись, что сумеет помочь котенку, Остапенко подхватил маленький комочек, умещавшийся в его ладони, и поднес к приоткрытому окну – первый этаж, котенку ничего и не будет, а в доме ему быть все же не положено. Выпустив его туда, Саша просунул на подоконник корм и молока на крышечке, после чего захлопнул окно. Черный котенок обернулся, и на миг его глаза озарились темно-зеленым блеском, а рот расплылся в мерзкой ухмылке.
«Такого никак не может быть», – подумалось ошарашенному Остапенко, оступившегося на ровном месте. Он протер глаза и вновь посмотрел в окно: на него смотрел обычный котенок, не способный выдавать эмоций, голубые глаза его были грустными. Но все же черныш со следами молока на мордочке спрыгнул вниз и скрылся в кустах.
5
Завтракал Саша в одиночестве и с полнейшим облегчением. Сиятельство не предоставило чести явиться за стол, и Остапенко в кои-то-веки по достоинству оценил поварской талант Антона Сергеевича – хоть кто-то в окружении Коновалова не был похож на потенциального убийцу. Впрочем, и перед ним Александр вовсе не собирался расслабляться: отраву через пищу еще никто не отменял. Тем более что Коновалов промышлял нечто похожим.
Когда он успокоился, с чувством гордости прошелся по гостиной и веранде, не занятыми неприятными личностями, любопытство все же взяло верх: навестить раненого стоило. Подкравшись к двери, Саша воровато оглянулся, после чего шмыгнул внутрь.
Коновалов не спал, но подслеповато сощурился на него. Штора была закрыта – удивительно, что ранняя пташка еще не пробудилась.
– Был уверен, что вы поднялись.
– Мне немного нехорошо, – протянул Коновалов. – Коля отправился за лекарствами.
Присмотревшись, Саша обнаружил свернутый спальник у шкафа. С габаритами Николая сложно было представить, что он вообще поместится в этой комнатушке, если убрать из нее мебель и прочую рухлядь, но «Шкаф», по иронии судьбы, видимо, неплохо умещался возле своего «тезки».
Александр развернулся полубоком, чтобы уйти, но Коновалов неожиданно проявил инициативу:
– Останьтесь, если вы хотите что-то обсудить.
– Я не буду беспокоить вас, если вы не в форме.
– Мне несложно. Напротив, меньше соблазнов что-то приукрасить, – он выдавил из себя улыбку.
– Я не знаю, как сформулировать вопрос.
– Что именно вам неясно?
– Многое мне неясно, но я уже не так уверен, что хочу знать ответы.
Коновалов устроился поудобнее. Саша остался стоять, все еще с намерением уйти.
– Интересно, насколько же я вам противен? – вдруг спросил Семен Викторович.
Если он желал помочь с формулировкой темы, то точно не прогадал.
– Сами-то как думаете? – насупился Александр, потирая переносицу. – Я никогда не оправдаю убийство, – видя, как ухищренно улыбается Коновалов, Остапенко въедливо уточнил: – Или покушение.
Коновалов немного выждал. Саша сдался и привычно взялся за стул. Только на сей раз не разворачивая его, а садясь правильно. Стало неуютно под проницательным взглядом напротив. Подумав, перекинул ногу на ногу, а руки сложил на коленях крест-накрест.
– Вы были на войне, – вкрадчиво произнес Семен Викторович, посматривая на него с любопытством. – Вы должны понимать, что существуют ситуации, когда убийство – единственный, естественный правильный выход.
От нового упоминания о войне Саша посерел, но не позволил себе расклеиться или разозлиться. Правда, ненадолго глаза заволокло пеленой: вспомнилось несколько обрывочных и не цельных воспоминаний.
– В любом случае, убивать на войне и в мирное время – абсолютно разные понятия, – отрезал Остапенко.
– Хорошо, что вы это разделяете, – задумчиво проговорил Коновалов. – Но и в мирное время могут быть самые настоящие враги. Упертые люди, своими взглядами не вносящими в наш мир совершенно ничего полезного. Но в доказательство своей правоты готовые кричать до хрипоты и убеждать всех в единственной истинности суждений. Следовательно, они опасны своими разрушающими тенденциями.
– И подлежат уничтожению?
– Не всегда. Не моей идеей была вся эта… грязь, – в который раз разграничил Коновалов. – Мне порой достаточно несколько разубеждающих доводов или небольшой цепочки махинаций, чтобы устранить человека из игры и так, без смертельных для него последствий.
– Я понял ход ваших мыслей. Вы старательно ограждаете себя от грязи, все время упуская обстоятельство нашего знакомства. Намеренно?
– Я не говорил, что совсем отказывался от идеи физической расправы. Я знаю, вы хотите добиться, чтобы я объяснил, зачем же все-таки устранили Давыдяна и двух его предшественников – но не буду этого раскрывать. Вам не понять сути. Я доложил вам об идеологии, но вы не прониклись ею, не создавали этих постулатов сами – и слава Богу, но именно по этой причине вам попросту нет смысла знать мои личные мотивы на тот момент. Я следовал своим принципам, считая, что мной и всеми нами руководят высшие благие цели. То покушение никак не влияет на общую картину восприятия.
– Невозможно резко переменить идеалы.
– Согласен. Но система рухнула, а я остался в дураках, – ухмыльнулся Коновалов. – Причинно-следственная связь найдена? – в его тоне очень тонко, можно сказать, филигранно просочилась издевка.
– Найдена, – поджав губы, ответил Саша. – А вам, полегчало? – двусмысленно уточнил он.
– Вполне, – кивнул Семен Викторович, прекрасно уловив намек.
От того весь их зыбкий нейтралитет разом рухнул.
Александр наскоро покинул мини-прихожую, ничуть не жалея, что избрал эту комнатку для бизнесмена – там ему самое место. Не камера, так практически вынужденный домашний арест.
За этот день они больше не увиделись. На этот раз совсем не по вине Саши: к Коновалову приходил доктор. Семену Викторовичу и в самом деле было плохо, вокруг его комнаты постоянно суетились. Александр, дабы не мозолить глаза, сперва пропадал в огороде, а потом уединился в своей спальне. К вечеру буря миновала: по крайней мере, никто не умер – и это хорошо. Жажда наведаться домой все усиливалась, а от мобильника приходилось себя силой оттаскивать – соблазн позвонить Нине был велик. Но, во-первых, лгать ей совершенно не хотелось, а во-вторых, сказать правду – большая опасность. Жена и сама скоро позвонит, никуда не денется, но, во всяком случае, тогда новости можно будет послушать от нее, а не первому выдумывать мифические отговорки по поводу Сашиного внезапного рвения побыть на даче вдали от цивилизации. Либо Ниночка решит, что он рехнулся, либо – что ее преданный муж завел любовницу. Сеять панику, допускать сомнения или устраивать скандалы – последнее, что сейчас хотелось и без того взвинченному Александру.
Следовало хорошенько подумать над тем, что сказать супруге. Даже самому себе он не мог объяснить, что с ним творилось.
К ночи разошелся ливень, усугубив отвратное настроение Остапенко. Стены и стекла дачного домика не были крепки, и суровые капли дождя молотили нещадно, отзываясь головной болью. Бездействие, добровольное затворничество с врагом угнетали. Слушать о прошлых и нынешних убеждениях Коновалова больше не вызывало желания, идея покопаться в прошлом казалась довольно поспешной и глупой. Бизнесмен только сильнее все запутал и усугубил вину перед Давыдяном, ведь причин, по которым он был убит, Александр так и не узнал, лишь громкие, пустые тирады о расовых предрассудках, «всеобщем благе» и смерти ради идей. Чем таким провинился всегда тихий, вежливый, максимально деликатный и толерантный к любым точкам зрения Михаил Самсонович, кроме своего происхождения, до сих пор было неясно. Его гибель – нелепая случайность. Но участие в ней осторожного, гнушающегося действовать своими руками Коновалова, как раз исключало этот элемент.
Чем-то и крупно Давыдян насолил или лично Коновалову, или кому-то из их окружения. Остапенко не знал ни единой зацепки, хотя всегда считал, что очень хорошо был осведомлен о делах шефа. Саша провел с ним около года – он не мог пропустить настолько компрометирующих банду скинхедов или ее руководство действий Давыдяна!
Наверное, следовало вспомнить, кем были две другие крупные фигуры из числа жертв банды. Имена подзатерлись, да и слишком долго голова Саши была забита только загадочным убийством шефа. Но, если из общения с Коноваловым и было что-то полезное, так это то, что он смог уловить суть, связывающую картинку воедино. Александр сумел отвлечься от собственных переживаний вины и понять, что Давыдян – мелкая частица Большого плана Коновалова и Ко. Было важно выяснить, чем конкретно занимался Архипов, а чем – Коновалов, и кому из них в голову пришла мысль о устранении двух депутатов и журналистки. Саша уловил, что стоит потянуть за ниточку этого хитросплетенного клубка – и прояснится не только дело давно минувших дней, но и прольется свет на пятничное покушение в баре. Не столь важно, в кого стреляли и чего хотели добиться; куда весомее, что раненый человек, спящий за стенкой, был ко всему более чем причастным.
Так что, пожалуй, весьма кстати, что он идет на контакт и не имеет возможности в ближайшее время никуда исчезнуть. Во всяком случае, Александр нашел для него вопрос.
Бушующий ветер и ветка, упорно бьющая по стеклу, отвлекли его и угомонили пыл. Забравшись под одеяло, он подумал, что любую неприятную ситуацию можно обернуть для себя в пользу, если только захотеть.
Вот, кстати, спалось на даче не в пример лучше дома.
***
Позавтракав в гордом одиночестве, Саша сразу ринулся к Коновалову, без предисловий и зазрений совести. Он был воодушевлен и настроен, как никогда, по-боевому.
Вопреки ожиданиям, Семен Викторович уже проснулся и, более того, он не был в домашней одежде. В синем костюме, Коновалов с книгой в руках восседал на стуле в царственной позе, аки барин.
– Чудесно, что вы уже встали, Александр. К нам едет гость, – прохладно заметил тот. Не дав Александру опомниться, добавил: – Мой сын.
– Ваш сын? Сюда? – опешил Саша. Уж точно, для полноты комплекта его и не хватало.
– Он прознал каким-то образом, что я здесь. Выследил Колю, – вздохнул Коновалов смиренно. – Вот и сорвался с места, едет.
– Разве ваше местоположение не должно быть в тайне? – Александр имел в виду, прежде всего, конечно, себя и свою дачу.
– Он никому не выдаст, – заверил Коновалов. – Но мне придется оставить его здесь.
– А вам не пришел в голову более простой вариант – запретить ему приезжать? – зло съехидничал Саша.
– Ему невозможно запретить, – слегка нервно усмехнулся Семен Викторович. – Именно поэтому я запру его.
Саша не успел посетовать на отсутствие дополнительных комнат, как и не задал главного вопроса, когда в прихожую пожаловал Николай. Он собирался отрапортовать Коновалову, но не вставил и слова, как мимо него проскользнул тощий юноша с нереально наглой ухмылкой на поллица. В легком жакете, джинсовых шортах и изысканных летних туфлях темноволосый, с модным зачесом набок, вздернутым носом и тонкими губами, сложенными в презрительную полоску, младший Коновалов одновременно до жути напоминал отца и кардинально отличался от него. Еще большей самоуверенностью, как минимум.
– Ну и грязь тут у тебя, папа, – брезгливо пробормотал он, стряхивая с туфель несуществующую грязь.
– Знакомьтесь, Александр Петрович, это Илья, – нашелся Коновалов-старший, игнорируя реплику сына.
Остапенко решил начать знакомство на вежливо-располагающей ноте, первым улыбнулся и подал ладонь.
– Здрасьте, – скривился юноша, окатив его надменным взглядом и не приняв руки.
Саша вздохнул: нет, его трудности только начинаются. Отпрыск у Семена Викторовича наверняка куда более несносный.
– Зачем явился? – не очень-то вежливо спросил его Коновалов-старший.
– Как я мог не прийти? Я прознал, что мой отец тут умирает! – в притворном ужасе всплеснул руками Илья.
– Можно подумать, ты бы расстроился, – хмыкнул Семен Викторович. – Потому и примчался, что жаждешь поскорее получить наследство?
– Любишь ты гиперболизировать, папа, – насупился Илья, но никак не опроверг слова отца.
– Не умничай, – махнул рукой Коновалов-старший.
Разговор будто происходил в параллельной вселенной: страшно представить, если б у Саши с дочкой состоялась бы беседа в подобном ключе. Своеобразная у Коноваловых выходила отцовско-сыновья «любовь».
– Па, ну серьезно, как бы я не пришел, когда у тебя такое? Пулевое ранение – надо же!
– Илья, не драматизируй, хорошо? – устало протянул отец. – Все со мной в порядке. А вот об утечке информации мне следует задуматься, – он бросил недовольный взгляд на Колю, который виновато потупил взор. – Но ничего, разберемся. Тебе, Илюша, придется теперь остаться здесь, чтобы избежать новой утечки.
– Ох, папа!
– Мне негде разместить вашего сына, – встрял Саша, опасаясь, что они его так и не спросят.
– А как же комната на втором этаже? – поинтересовался Коновалов. Осведомленность раненого удивила, но не особо поразила.
Комната наверху была единственной, что сохраняла «жизнь» в любое время года и при отсутствии хозяев: любящие и заботливые родители поддерживали в ней порядок, тем самым, подчеркивая, что Софа может прийти туда, когда захочет. Коллекция плюшевых мишек, составленных на полке, несколько постеров с любимыми группами дочери, розовое постельное белье. На стенах парили облака, на занавеске – милые бабочки. Представить, что в этой «кукольной» комнатке живет или ночует кто-то кроме их Софьи, Александр себе никак не мог. Сердце щемило в груди. Особенно дурно было при мысли, что спальню займет этот бесцеремонный, заносчивый и циничный юноша. Перед глазами сразу поплыли оторванные головы мишек, заляпанное розовое одеяло, порванная занавеска… Излишне сентиментальным это, должно быть, могло прозвучать, но Саша твердо знал: он ни за что не допустит до комнаты дочери варвара Илью.
– Нет, не рассматривается.
– Тогда придется вам поделиться гостиной. Я не стал бы вас утруждать, уважаемый Александр, если б не чрезвычайная ситуация.
– Еще бы, – фыркнул он. – Я же долбаная мать Тереза и Фея-крестная, – пробормотал Саша себе под нос.
– Простите? – переспросил Коновалов-старший. Зато младший, ухмыляясь, слышал лепет Александра и открыто злорадствовал.
– Раз того требуют обстоятельства, то, конечно, – проговорил Саша.
– Не волнуйтесь, Илья не доставит вам хлопот.
Остапенко подозрительно покосился на сына Коновалова.
– Для него не существует ничего важнее интернета, – усмехнулся отец, не обращая внимания на недовольную мину Ильи. – У вас ловит вай-фай? – Александр кивнул. – О, тогда вообще нет проблем.
Илья состроил отцу рожицу и вышел из комнаты. Сомнений, что он успешно разместится, не возникало – эта семейка не умела стесняться или ожидать разрешения. Брали и делали, если считали нужным.
– У меня к вам новые вопросы, – сказал Саша.
– Готов ответить, – неожиданно легко и быстро согласился Коновалов. – Хоть вы отвлечете меня от внезапно свалившейся на мою голову заботы, – улыбнулся он.
Сына бизнесмен, кажется, все же любил.
– Каковы конкретно были ваши функции? А Архипова?
– Ах, вы же все об этом, – вздохнул Коновалов, будто Александр мог предложить ему другие темы. – Вербовка высшего звена, агитация и лозунги для всех. Стратегия, планы крупных операций. Протестные акции и прочая, – методично и равнодушно перечислял он. – За Архиповым было исполнение, отслеживание действий скинхедов. Я с ними не контактировал, только с лидерами подразделений.
– Архипов обманул вас, правильно я понимаю? – насупился Саша, присаживаясь на край кровати – единственный стул-то был занят, к неудовольствию Остапенко.
– Я недооценил его жажду крови и манию величия, – поморщился Коновалов. – Он хотел самоутвердиться и сделал это.
– А вы – нет?
– Никто не устоит перед соблазном потешить свое эго. Все зависит от степени его величия и уровня вашего безумия. Каждый по-своему безумен, – его глаза сверкнули, словно в подтверждение.
– Ну нет, я нормален, – замотал головой Саша.
– О, я уверен, вы не до конца честны с собой, – Семен Викторович растянул губы в своей гадкой, с чувством превосходства ухмылке.
– Не обо мне речь, – сквозь зубы проговорил Остапенко. – Чем же все закончилось? Лично для вас?
– После того как все рухнуло, а Архипов был убит, я ощутил свободу. Но вместе с тем, Александр, вся эта деятельность отняла у меня слишком многое, не предоставив ничего взамен: жена забрала сына и сбежала с молодым любовником, прихватив немалую часть моего состояния. А я люблю Илюшу. Да и о супруге старался заботиться, пока она опрометчиво не сбежала.
– От убийцы, – любезно подсказал Саша.
– Возможно. Но она, поверьте, могла знать кое-что о моих делах, но никогда не жаловалась на способ моего заработка – охотно тратила деньги. Своими руками я никого не убил.
– Формально.
– Я бы простил измену, – подумав, ответил на это Коновалов. – Но ее дерзкий побег… Еще и сына втянула, не давала нам видеться.
– Я бы вообще вас запер.
– Вы предвзяты. Откуда вам знать, какой из меня отец?
– Если ваш сын пошел по вашим стопам – никудышный.
– Хотел бы я, чтобы вышло иначе, – грустно качнул головой тот. – Но, как видите, даже в разлуке с Ильей, я не уберег его от своих же ошибок.
– Вы потеряли семью, часть состояния, организация развалилась – и все? Не предпринимали попытку возродить усилия и отхватить свое?
– Нет, как вы могли уже убедиться. Я ведь сказал: сменились приоритеты и способы их достижения. Я живу для себя, для сына, когда он это позволяет.
– Странно все это. Слабо верится, – мотнул головой Александр.
– Бросьте. Вы ожидали, что я – исчадие ада? – усмешка Коновалова отнюдь не была самодовольной или насмешливой – он нервничал, и это подогревало у Александра желание «добить его», нащупать слабые точки. – Не способен на любовь, не нуждаюсь в поддержке близких? Я не посвящал семью в «коварные» планы, если что.
– Не так утрированно… но да.
– Вот вам и пример судить о людях с позиции своих стереотипов, – взмахнул рукой Коновалов. – Это неизбежно.
– Ловко вы все вывернули на нужный лад, – Остапенко и не подумал устыдиться: слишком хорошо успел узнать Семена Викторовича.
– Воспользовался случаем, – не стал отрицать и он. – У вас есть чувство, что все ваши домыслы – единственно верная истина? – Саша неуверенно кивнул. – Наша организация тоже занималась поиском истины. Если так же, как и ты, думают большое количество людей, то поневоле принимаешь один верный вариант, не помышляя об альтернативах. У обывателей, оно как: куда пастух указал, туда они и пойдут, то и сделают. Большинство в своей массе не способно самостоятельно думать и принимать решения. Для порядка они могут пороптать, но без управления попросту вымрут, вся система рухнет и рассыплется. Такие, как вы и я, – редкость.
– Не сравнивайте меня с вами, – поморщился Александр от омерзения.
– Между нами гораздо больше общего, чем вам кажется, – пронзил Коновалов его долгим, насмешливым взглядом. Потом прервал контакт, и глаза его вновь отдавали холодом. – Беда была в том, что я погнался за мифическим всеобщим благом. Я жил ложными идеалами, Александр, пока Архипов вовремя не развенчал их на практике. Мне не хочется больше бороться, воевать, бултыхаться… Я не большой свершитель. Мне достаточно управлять собой, своей семьей, персоналом.
– Если б вас не ранили, стали бы вы откровенничать? – вдруг захотелось выяснить и это.
– Нет, с чего бы? Я от вас завишу. Разумеется, сейчас мне резонно говорить правду.
– Тогда почему не лжете? – недоверчиво переспросил Остапенко.
– Я заинтересован выложить вам максимально честную историю, – отозвался Коновалов спустя паузу. Он отвернулся на миг к окну. – Вдруг вам и вправду станет что-то понятнее? – бизнесмен возобновил зрительный контакт. – Вдвоем мы быстрее выйдем на нынешнего убийцу. Мне-то опасность грозит не меньше.
– Ох, что-то я сомневаюсь, что вам удастся найти первоисточника, – покачал головой Саша. – У меня нет врагов.
– Александр, крайне редко у человека появляются враги в том значении, что вы привыкли использовать, – пространно произнес Коновалов. – Иногда это просто чем-то недовольные или обиженные на вас люди, которых к врагам причислить довольно сложно.
– Не знаю, – признался Остапенко. – Я и подобных людей не упомню, даже если были.
– У меня есть предположение. Но, боюсь, оно вам не понравится.
– Вы снова о фактах из моей биографии, которая якобы интересовала вас только со служебной стороны? – сузил глаза Саша.
– Оно связано с вашей карьерой, как ни крути. Правда, данный факт – действительно ваше личное дело.
– Вы меня озадачили. Говорите уж, коли начали.
Бизнесмен открыл рот, намереваясь огорошить напрягшегося, но заинтригованного Александра, когда в комнату заглянул Илья.
– Пап, этот дом просто невыносим, – пожаловался он.
– Что не так? – ровным тоном спросил Коновалов, но лицо его было недовольным.
– Все так убого и серо! Из окна дует, одеяла древние, как мамонты, мебель вообще со времен Мезозоя. Сплошная рухлядь. Зачем мне здесь оставаться? Я никому не скажу, честно, об этом гадюшнике и упоминать-то зазорно.
Александр не заметил, в какой момент оказался на ногах. Он заготовил пламенную речь в адрес мелкого паршивца, вздумавшего оскорблять его дом, но Коновалов-старший неожиданно опередил Остапенко.
– Ты немедленно вернешься в комнату, – зашипел он, что действовало одновременно и завораживающе и до дрожи парализующе, – приберешься там, вымоешь пол. Ты позаботишься о ценности вверенных тебе во временное пользование вещей. И с уважением будешь относиться к Александру Петровичу. Никаких отлучек, иначе лишу тебя ноутбука и интернета. Мы не пробудем в гостях долго, но это будешь точно решать не ты.
Саша поразился, какие перемены произошли с Коноваловым за эти минуты: его лицо перекосило от бессильной злобы, но он ни разу не прикрикнул, не сорвался на сына. Впрочем, этот шипящий, но отчетливый, вселяющий страх тон возымел, пожалуй, больший эффект: Илья, вылупив глаза, быстро кивнул и пулей унесся обратно.
Лицо Коновалова снова приобрело безразличный, аскетичный вид.
– Что мешало вам уговорить Илью не приезжать вовсе? – удивился Саша.
– Его присутствие: зрительный контакт, – спокойно пояснил Семен Викторович. Вот так, как кобра перед прыжком, он готов был проглотить сына, а теперь изображал из себя обычную, безобидную гадюку. Которая сама по себе та еще противная, скользкая рептилия.
– Вы словно за что-то его наказываете.
– Вы удивительно прозорливы, – неохотно, но признал Коновалов. – Естественно, я собирался проучить Илью за его сомнительные сделки. Пусть помучается немного здесь, вы уж извините, но я предполагал, что ваши условия покажутся ему каторгой.
– Всегда пожалуйста, – почти без сарказма ответил Александр. – Так что там, с версией?
Коновалов повторно встрепенулся, когда внезапно раздался громкий голос повара, призывающего на обед. Семен Викторович развел руки. Саша с недовольным вздохом поднялся: трапезу пропускать нельзя – Антон Сергеевич потом устроит бойкот.
За обедом их было трое: Илья тоже присоединился, однако вел себя по-прежнему ненадлежащим образом. Он развязно разложил ноги на стуле перед собой, натянул на глаза темные очки и жевал пищу крайне неаккуратно. Саша не видел взгляда юнца, но был уверен, что направлен он на Александра. Винить в своих бедах и ссорах с отцом тут было некого, а значит, объектом мести станет Остапенко: в самом деле, не себя же Илюша будет корить.
Тем не менее, ни Коновалов, ни Александр ни словом не обмолвились, в том числе и в адрес гадкого юнца. Тот в недоумении и в расстроенных чувствах удалился в гостиную. А Саша снова проследовал в прихожую, чтобы получить, наконец, ответ.
От волнения и ожидания Остапенко уже не мог усидеть на месте и пристроился у маленького окошка, выходящего на заднюю часть забора – отсюда не было видно даже улицы, дороги, не говоря уже об огороде и соседских участках. Только одинокая яблоня в углу. Должно быть, и правда мрачновато и удручающе для почти что запертого здесь Коновалова.
Прождав, пока бизнесмен устроится на постели – то ли ослабев, то ли заранее взывая к жалости и милосердию, – Саша сердился этой проволочке и вынужденным заминкам, медлительности.
– Я полагаю, вас могла заказать женщина.
– С чего вдруг? – приподнял брови Александр. – Какая-такая женщина?
– К которой вы ходили на протяжении нескольких недель перед отправкой на войну.
– Что-о? – от потрясения Саша потерял способность ясно мыслить. Уши вдруг заложило, хотя никаких причин тому не было.
– Лариса Вронцова. Врач-психиатр. А тогда она была студенткой, конечно, на год младше вас. По иронии судьбы вы и стали ее первым клиентом, когда Вронцова для сдачи экзамена опробовала на вас несколько техник, благодаря которым у вас и всплыло чувство вины и желание немедленно его загасить. После вашего возвращения Лариса же и восстанавливала вашу шаткую психику.
– Неправда, – помотал головой Александр, глядя на Коновалова полным боли, негодования и гнева взглядом. – Я не виделся с ней после всего.
Внутри Саши все полыхало и смешалось: незажившие раны будто вспороли, копошились в них и вытаскивали наружу то, что Остапенко тщательно пытался сокрыть от самого себя. Взгляд заволакивало красной пленкой: растоптать, немедленно растоптать подонка! Как он смел заговорить о той постыдной интрижке, о которой, как Александр надеялся, никогда не должна узнать Нинель? Как этот паразит прознал о стервятнице Вронцовой? Почему, откуда он обладал стольким количеством информации о ней? Внутренности сжались тугим узлом, Саша покачнулся на месте. Не от факта давешней измены, а от осознания, как сильно Коновалов, несмотря на ранение, держал ситуацию под контролем, и какой вес он в действительности имел. Какую власть над ним, над своим благодетелем. Просто невероятно, что все это происходило наяву
– Нет, но проходили реабилитацию вы в клинике Серпухова – это фамилия Ларисы после замужества. Неудачного, к слову. И далеко не первого.
– Причем тут она? – побледнев, но переборов немедленное желание вцепиться врагу в глотку (война не проходит бесследно), спросил Остапенко.
– А вы не знали, что у Вронцовой есть сынок? Ему девятый год.
Как унизительно слышать подобные вещи из уст врага, который, несмотря на всю свою слабость, продолжал оставаться сильнее.
У Саши внутри все похолодело. Ребенок… у него, похоже, был еще и сын. Если Коновалов не брешил или жестоко не ошибался.
– Допустим, у нее родился от меня сын, – не веряще пробормотал Остапенко, пытаясь рассуждать логически и апеллировать к здравому смыслу. – Лариса была несчастна в браках. Но зачем ей мстить мне спустя столько лет? Да и убийство – чересчур.
– Вы недооцениваете обиженную женщину, – улыбнулся Коновалов уголками губ: о да, поучать и размусоливать ему нравилось. – Какой бы порядочной или светлой та ни была, коснись ее страдать из-за мужчины, бросившего ее одну с ребенком, – не видать тому неудачнику покоя. Как раз со временем обида либо проходит, либо нарастает. Как в случае с Ларисой.
– Неужели ей вдруг ни с того, ни с сего стукнуло в голову укокошить бывшего?
– Кое-что Вронцовой могло помочь, – Коновалов кивнул на тумбочку подле себя.
Саша заметил на ней газету и жадно бросился к открытой заметке о Семене Викторовиче с его крупной, немного смазанной фотографией.
– И что?
– Приглядитесь к фото.
Александр приоткрыл рот: на заднем фоне маячила фигура его, Саши.
– Подстава?
– Нет, ну что вы. Не поверите, но за мной порой следят самые обычные папарацци. Уж вроде стар, любовниц не таскаю, интриг не плету – что им надо? – усмехнулся сам себе Коновалов.
Остапенко было абсолютно не смешно. Он начинал подозревать, что чертов следопыт может оказаться прав. Случаи убийства из-за неоправданных надежд и несчастной любви – очень частые. Таким образом вписываться в статистику Саша совершенно не желал.
6
Последующие три дня пролетели незаметно и вместе с тем довольно обыденно. Просто Александр занялся переделыванием того самого договора на имя Ильи Коновалова, о котором они с его отцом вели речь.
Аннулировать незаконный документ сперва казалось легче легкого, но на деле Остапенко пришлось приложить немало усилий для того, чтобы подобрать наиболее точные формулировки отмены и составить на этой основе новый контракт. Сам Илья Свет Семенович не путался под ногами, не мешался и удивительным образом свел их с Сашей встречи к минимуму, что было невероятным, учитывая, что гостиная была проходной комнатой. Они пересекались только на веранде во время трапез, обменивались взаимными неприязненными взглядами. Отпрыск Коновалова зависал в интернете – и этим объяснялось все.
Раненый потихоньку подлечивался под руководством Николая, из своей комнаты тоже почти не показывал носу, а на разговоры с ним о прошлом Остапенко пока больше не тратился.
За это время Александр все же связался с Ниночкой, что-то сумел придумать в свое оправдание, сославшись на занятость. Пришлось солгать, что он по-прежнему дома. Куда, кстати, не мешало наведаться и проверить сохранность квартиры.
Но это мучило Сашу меньше всего. Во-первых, скоро приезжала Софа, и следовало что-то срочно решать, а во-вторых, он, естественно, вовсе не забыл о Вронцовой и своем возможном сыне. Когда эмоции поутихли, Александр рассудил, что ребенок у них, конечно, зачаться мог. Но почему же она ни разу не дала знать? Лариса располагала сведениями о его адресе, жене Нине, а Саша никуда надолго не скрывался. Она была особой весьма необычной – вполне в духе Вронцовой (или теперь уже Серпуховой?) устроить нечто вроде шпионажа за Александром, скажем, ради очередного эксперимента, но чтобы нанимать киллера? Что за бред? Как раз-таки столь общительная, предприимчивая Лариска, которой всегда было важно «посмотреть врагу в глаза», насладиться чужой болью лично, не стала бы отсиживаться много лет в ожидании подходящего случая. Если б что-то и до сих пор останавливало или мешало ей это сделать, то уж наверняка Вронцова явилась бы сейчас, эффектно и громко.
Странно было подозревать ее в столь гнусном происшествии. Ударить в спину – как-то мелко. Может, двух недель и недостаточно, чтобы узнать человека, однако Саша почему-то был уверен, что в случае с Ларисой – вполне. Он слишком быстро увлекся ею – вплоть до желания немедленно развестись с Ниной – и так же спешно разочаровался, приняв решение навсегда вычеркнуть свой глупый побег от жены из жизни. Что было просто и легко накануне отправки в горячую точку.
Работая над бумагами, где постоянно фигурировала фамилия «Коновалов», Саша не мог не думать, что только скажи он Семену Викторовичу, и тот отправит своего верного пса по следу Вронцовой. Но разобраться ему хотелось самому. Не слушать интригана со стажем, не полностью доверяться ему, словно близкому родственнику, а реально проверить факты. У Александра была важная зацепка – место работы Ларисы, где он, по случаю, еще и лечился. Клинику эту ему не забыть, и как туда добраться Остапенко, безусловно, знал.
Ранним утром четверга, уладив-таки все свои юридические дела, Александр специально поднялся ни свет, ни заря, чтобы выбраться незаметным и никем не остановленным. Проходя через гостиную, он нервно косился на Илью: юноша на диване дрых мертвым сном в обнимку с ноутбуком. Его сейчас и гудком паровоза не разбудить – явно провел полночи за своим «лучшим другом». Светлые волосы, прикрывающие худое, с очерченными скулами, лицо Ильи, удивительным образом кудрявились, чего Саша прежде не замечал. Видимо, мать мальчишки была хороша собой – в голове сразу представился образ яркой, примечательной блондинки из глянцевых журналов. Она наверняка была моложавой и не выглядела на свой возраст (они с Коноваловым были ровесниками). И немного женственной красотой Илья был наверняка обязан ей. Выбросив ненужные мысли из головы, Саша покрался дальше.
Выезжая на своей машине из дачного поселка, Александр чувствовал невероятный прилив энергии и был счастлив. Не ожидал, что так соскучился и по автомобилю, и по ощущению свободы, которое, оказывается, успел утратить, и по городским пробкам. На выезде он простоял с полчаса, но широко улыбался, чем немало озадачил проезжающих мимо водителей, удивленно сворачивающих на него шеи. Какой придурок будет радоваться бесполезному стоянию в пробке? Но Остапенко, словно пес, давно просившийся на прогулку и получивший желаемое, по ходу движения потом еще и голову в окошко просовывал – ловил подзабытые ощущения, наслаждался одиночеством и духом самостоятельных действий. Опека врага – что может быть хуже?
До клиники Саша добрался как раз к моменту открытия. Даже выяснил, где кабинет Серпуховой Ларисы Ивановны. И только придя к коридору, он застыл у двери с ее табличкой. Александр не боялся узнать правду, если вдруг выяснится, что это и впрямь Вронцова-Серпухова наслала на него киллера. Он и не удивится, будь оно так. Но вот новость о сыне… действительно взволновала его. Сознательно и добровольно оставить ребенка – не в правилах Саши. Он бы ужом на сковороде бился, но не бросил бы сына! Да, Нина бы страдала, и для их малышки глупая измена папы не прошла бы бесследно. Но и делать несчастным еще одного ребенка – преступление.
История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Потому Остапенко недолго терзался. Постучав, он немедленно вошел в кабинет.
Неброские цвета, а не белая рябь, непременно ослепившая бы Сашу, приятно порадовали глаз. Кабинет главврача в кои-то-веки не вызывал лишнего напряжения в глазах. В углу у шкафа туфли переодевала эффектная, пышногрудая рыжеволосая женщина. Александр прищурился и стал всерьез опасаться за свою память: если б не бейдж с именем на ее криво застегнутом белом халате, то он и не признал бы в ней Ларису. Зато Вронцова вспомнила его. Если сперва брови ее недоуменно взмыли вверх, а с губ почти сорвалось нечто вроде «выйдите вон!», то теперь Лариса изумилась еще больше. Глаза ее широко распахнулись, а ноги даже, кажется, подкосились. Оставшись в одной туфельке, женщина так и осела в стоящее рядом кресло.
Либо она не ожидала, что Саша выжил, либо реально не предполагала, что встретит его много лет спустя. Остапенко, воспользовавшись замешательством бывшей подружки, теперь занимающей солидный пост, прошел в кабинет и уселся в кожаное кресло по другую сторону ее стола.
Лариса отмерла. Ее глаза сурово сузились, а губы недовольно поджались.
– Растерял все свои последние манеры, Остапенко?
– Здравствуй, главврач, – с усмешкой протянул Саша, сам поражаясь своей наглости. От Коновалова недолго было заразиться.
– Надеюсь, ты по делу? – спросила она, не сменяя тона. – Понадобилась новая терапия?
– В прошлый раз могла бы и предупредить, что это клиника – твоя, – незлобно поддел ее Александр. – Впрочем, ты ведь привыкла испытывать людей.
– Что за вздор? – насупилась Серпухова. – Ты и сам мог бы, – подчеркнула она с недовольством, – выяснить, кто главврач. Я, что, должна была прийти и известить тебя? Слишком много чести, нежный ты мой, – хмыкнула Лариса, окидывая его холодным взглядом. Достаточно ли в ней ненависти для убийства? Скорее, больше безразличия и обиды, – прикидывал Саша.
– Учитывая, что это твои неумелые сеансы укрепили во мне желание отправиться на войну, – ехидно дополнил Александр.
– Боже мой, нашел, что вспомнить, – пробуравила Лариса его насмешливым взглядом вкупе с раздражением. – Ничего особенного я с тобой не делала, милый, – приторно сладким голосом выделила она, обнажая идеально ровные и белоснежные зубки, вызывающие у Саши пагубные воспоминания и желания. – Ты был полон решимости и без меня, поэтому не стоит примешивать меня к своим проблемам. Если это все, что ты хотел знать, позволь откланяться и заняться более важными делами, – сказала Серпухова, перейдя на официальный деловой тон, безэмоциональный, как корка льда, и поднялась, не чувствуя неудобств из-за отсутствия одной туфли. – Своими реальными пациентами.
– Откажешь бывшему пациенту? – не удержался от шпильки Александр.
– Ты им не был, не заблуждайся, – процедила Лариса.
Запал у Саши прошел. Возбуждение стихло, и он сумел, наконец, вернуться к привычному себе – сдержанному, воспитанному и не язвительному.
– Вообще-то нет, Лариса, не все, – покачал Остапенко головой, перестав изображать из себя бледную копию Коновалова. – Я пришел по другому вопросу.
Серпухова села на место. Она ему не доверяла, но по серьезному виду, наверное, поняла, что выслушать придется.
Нанимала ли ты для меня киллера?
– Я слышал, у тебя есть сын, восьми лет…
– И ты решил, что он – твой? – закатила глаза проницательная Лариса. Саша напряженно и шумно дышал. – Ты – непроходимый болван, Остапенко. Нет, он не твой, – твердо сказала она. – С чего вдруг ты заволновался? У вас с благоверной проблемы с наследником?
От сердца Саши отлегло, и он не сдержал облегченной улыбки. Лариса недоуменно вскинула брови. О нет, она и понятия не имела, что Александр радовался не только тому, что у него нет незапланированных и непризнанных сыновей, но и исключению Вронцовой из списка подозреваемых.
– А, обеспокоился, что, напротив, появятся новые нежданные наследники, – саркастично добавила она, неверно истолковав улыбку Саши.
Александр не стал поправлять Ларису: их ценности никогда и не совпадали, чтобы теперь удивляться или расстраиваться. Ничего не объяснив, он бросил ей пожелание удачи и процветания, да покинул кабинет. Пусть теперь Лариска, как психиатр, гадает о причинах поведения Саши, а ему все равно.
Этот печальный призрак прошлого останется там.
Остапенко уже возвращался на дачу, на сей раз трасса было свободна, и он обнаружил слежку почти сразу. Тонированный джип следовал за ним, мало скрываясь. Саша прибавил газу и собирался свернуть, давая ложный след, но, как только первое колесо съехало с дороги, джип резко обогнал и успел встать перед ним. Из приоткрытого стекла высунулась мужская рука с зажатым в ней пистолетом. Александр дернулся, лихо крутанул руль вправо, и его машине удалось-таки со скрипом съехать по склону вниз. Остапенко резко нажал на педаль тормоза, чтобы не улететь слишком далеко и в отчаянии обернулся: темного джипа как не бывало. Должно быть, дважды промахнувшийся убийца имел недюжинное терпение и из собственной безопасности все равно уехал. И вправду, по трассе пронеслось сразу несколько машин. Тяжело дыша, Остапенко завел мотор и стал потихоньку выбираться.
Охота шла, несомненно, за ним.
***
Он и рад был не признаваться в новом покушении, а желательно и вовсе избежать разговора о своей отлучке, но Коноваловы благополучно завтракали. Не услышать, как Александр громко запирает машину в гараже, было невозможно. И потом, вероятно, бледный и взбудораженный вид не укрылись от Семена Викторовича, чтобы сослаться на какой-нибудь пустяк, ради которого Саша побрезговал своей безопасностью и выбрался в город.
Остапенко собирался юркнуть к себе, когда проходил веранду, но Коновалов негромко заметил:
– Вид у вас неважный. Поездка не удалась?
Саша обернулся и хотел сказать нечто колкое и резкое. Но он с удивлением отметил, что внимание бизнесмена – искреннее и участливое. Тогда Остапенко бросил короткий взгляд на Илью.
– Илюша, освободи Александру Петровичу место, – ласково проговорил Коновалов, все правильно истолковав.
Илья тут же встал, бормоча что-то вроде «я не Илюша» и «эта Фея могла и постоять». Он с угрюмым видом направился мимо Александра. Остапенко почти занес руку для подзатыльника – сплошные оскорбления в свой адрес порядком утомляли, но наткнулся на отрицательное мотание головой Коновалова-старшего, и опустил.
Запоздало понял, что сознательно послушался бизнесмена, и досадливо поморщился.
– Не приемлю физического наказания для сына, извините, – объяснился, между тем, Коновалов. – И не потому, что он взрослый, а из принципа.
– Даже шлепка? – удивился Александр, присаживаясь.
– Даже шлепка, – кивнул тот и понизил голос: – Не при Илье будет сказано: отец знатно поколачивал меня в детстве, – по лицу его пролегла тень.
Признание выбивало из колеи, оно казалось несуразным. Но, кстати, зато многое объясняло – равнодушие к чужим страданиям и жизни, например.
– Простите, мне думалось иначе, – качнул головой Саша.
– Понятно, что вы ошеломлены, – спокойно кивнул Коновалов. – Я потом долго работал над своей выправкой и правильными манерами. В конце концов, он считал, что мне грех жаловаться – отец обеспечивал меня, оставил хорошее наследство и репутацию, несмотря на свой жесткий нрав и упорство сродни бронепоезду. Благодаря ему, в двадцать семь я уже был мэром. Прошу извинить, увлекся, – спохватился Коновалов. – Так что у вас произошло?
– Второе покушение, – глухо произнес Саша, беря в руки любезно подставленный ему Коноваловым кофе. – Из джипа, прямо на трассе.
– Номер запомнили?
– Какой там.
– Ничего, озадачим Колю – найдет, – заверил Коновалов, будучи странно участливым. – Примет вы тоже не запомнили?
– Я и не видел, – помотал головой Саша. – Только рука с пистолетом.
Коновалов чему-то кивнул. Остапенко сделал несколько глотков, согреваясь и окончательно приходя в себя.
– Вы уверены, что нам не стоит сменить дислокацию?
– Здесь безопасно. Дачи расположены хаотично, у вас высокий забор – вычислить почти невозможно. Ну и Коля бдит, как и вся охрана, – убедительно сказал Коновалов, все расписав.
Остапенко было неприятно снова полагаться на бизнесмена, но он ведь предупреждал насчет второго покушения, и оно свершилось. Неразумно было больше не послушать его.
– Это не Вронцова, – решил добавить Саша.
– Надо полагать.
– Почему?
– Грязно работают, – отделался Коновалов. – Придется вам потрудиться и составить список подозрительных лиц. Если не хотите застрять тут с нами.
– Как плечо? – сухо спросил Александр.
– К концу недели снимут повязку, – радостно сообщил Коновалов.
– Тогда мне следует поторопиться, – сказал Саша и, забрав с собой кружку, ушел к себе, не обратив внимания на Илью по пути.
7
К вечеру четверга Саша накропал два имени – из клиентов, с которым у него произошло несколько мелких ссор. Более подходящих кандидатур так и не появилось. А наутро пятницы Остапенко чуть не хватил удар: за завтраком, при мирном соседстве с Коноваловым-старшим, ему позвонила дочь и сообщила, что уже дома.
Коновалов стал подавать знаки, что, мол, ей срочно нужно приезжать. Остапенко отмахивался: он и сам это знал. Но куда же деть семейку Коноваловых? Как объяснить Софе, что у них на даче делает раненый мужчина, его сын и прислуга?
Александр чертыхнулся несколько раз к ряду: дела обстояли не лучшим образом.
«Софа, милая, собирайся скорее на дачу. Прихвати вещей и приезжай».
«Пап, что-то случилось? Мама с тобой?».
«Мама отправилась на отдых. Но это неважно, Софа, давай, пожалуйста, без лишних вопросов. Я тебе здесь все объясню».
«Ну хорошо, пап».
Остапенко облегченно выдохнул в трубку, отключая звонок. Он невольно перевел сомневающийся взгляд на Коновалова.
– Мы не будем говорить о наших с вами приключениях, – сказал тот. – Рану я скрою, с сыном и Николаем обсужу. Антон Сергеевич тоже будет в курсе. Никто не признается вашей дочери об истинном положении вещей, обещаю. Представьте нас как гостей, меня – как делового партнера. По сути, ведь так и есть.
– Что-то слишком вы… покладисты.
– Детей надо беречь, – ловко вывернулся Коновалов.
Пришлось Александру с ним согласиться и придерживаться этого плана. Были опасения по поводу несносного мальчишки – с ним всякие бывали прецеденты, но отец заверил, что Илья не проболтается. Комнатка для Сонечки готова, а терпеть «гостей» осталось недолго – Саша рассчитывал не более чем на неделю. Свою часть сделки он выполнил, а предполагаемый убийца… что ж, не всю же жизнь прятаться по норам? Можно договориться о помощи Коновалова и на расстоянии друг от друга. Элементарные меры безопасности, оружие – все это раздобыть и вести активную оборону для Саши как раз не представлялось сложным. А то глядишь, удастся сложить два и два пораньше: кое-какие зацепки и связи Александр для себя уже определил. Ему только не хватало архивной информации и чуть больше времени в сутках.
Но с приездом Софьи вышло далеко не все гладко.
Дочка явилась не одна.
Александр вышел встречать Соню на веранду, договорившись с Коноваловыми, что те пока побудут в прихожей, чтобы не сразу шокировать девочку. Но в результате обалдел Остапенко.
– Здрасьте, дядь Саш! – бойко отрапортовал Артем.
Тёмка был девятнадцатилетним племянником Александра – старшим сыном единственной сестры Нади. Родители Саши и Надежды, к слову, трагически разбились после отдыха, на самолете, когда ему, старшему ребенку, было девятнадцать, а ей – семнадцать. Правда, беда вовсе не сблизила и без того разных, часто непримиримых детей. Жили они всегда как-то равнодушно друг к другу, однако с появлением Артема Александр немного оттаял: в озорнике и балагуре мальчишке дядя души не чаял. Привлек его, конечно, не разрушительный характер болтуна племянника, а страсть того к юриспруденции, что напрочь отсутствовала у Сонечки.
Мало, кто верил, что из повесы Тёмки вырастет что-то путное. Лишь Александр, когда племянник изредка гостил у них с Ниной, не ленился и прививал ему любовь к юриспруденции. Столь сложная наука для подростка, на удивление, давалось ему легко, Артему нравилось представлять себя адвокатом – ярым сторонником закона и торжества справедливости.
Таким и был Тёмка: неумолимый в практических юридических делах, дискуссиях и спорах, и абсолютный раздолбай по жизни. Как в нем сочеталось два настолько разных человека – большой вопрос. В свои юные годы его карьера только начиналась, Артем оставался ребенком, но жаждал стать адвокатом достаточно, чтобы усилием воли не забросить университет. Своей деятельной натурой он однажды привлек и Соню, которая искренне любила брата и считала его лучшим другом.
И вот сейчас, этот оборванец в рваных кедах, кепке набекрень, драных джинсах и футболке, считавшейся якобы чистой, а на деле – в разводах, хитро улыбался. Рядом стояла Сашина малышка: четырнадцатилетняя Софа заметно выросла за время своего отсутствия и сильно похорошела. Фигура приобретала женственные черты, девочка старалась держать осанку, смотрела совсем иначе, не по-детски, а осмысленно: его милая дочка расцвела, что не могло не порадовать и не воззвать отца к гордости. Разрумяненная, в чудном зеленом платьице под цвет глаз, Софья была несказанно хороша.
Присутствие Артема пугало еще и потому, что не только у Сони была с собой сумка с вещами, но и у него: массивный рюкзак, чехол с гитарой за спиной…
– Здрасьте, – понуро проговорил Александр, когда к нему вернулся дар речи после тщательно проведенного наблюдения. – Со-онь?
– Ну а чего, – вскинулась девочка, – когда я тебе звонила, Тёмка уже был у нас. Я и позвала его с собой.
– Я просил приехать тебя одну, – строго начал выговаривать Александр.
Он прервался, заметив, как округлились глаза Сони и с интересом оживились – Тёмкины. Саша оглянулся: позади него маячил Коновалов. При параде. Дети поздоровались.
– Приветствую, – отсалютовал он. – Александр, зря вы кипятитесь. Всем найдется место.
– Не уверен.
– Нет, отчего же? Нам с вами никто не помешает.
– Пап? – вклинилась Соня, выразительно посматривая на Коновалова.
– Соня, Артем, это Семен Викторович, – уныло представил его Саша. – Мой деловой партнер. Они с сыном Ильей и поваром гостят у нас на даче, мы решаем важное дело.
– С поваром и водителем, – добавил Коновалов, ловко обходя Александра и подавая руку для приветствия Тёмке. Юноша любопытничал, хотя на бизнесмена и покосился с опаской и подозрением, но ему все равно явно не терпелось выяснить, кто это.
– Дядь, ты разве мне не рад? – опомнился Артем, пожимая ладонь Коновалова. – Я рассчитывал на более дружелюбный прием! – с шутливой патетикой произнес он.
– Рад, Тёмка, просто не подготовился к твоему приезду, – выдавил из себя улыбку Остапенко: и куда теперь девать племянника? Как не впутывать во все это? – Все-таки надо было тебе приехать позже.
– Хм, – почесал переносицу юноша. – Так мне уйти, что ль?
– Что вы, не воспринимайте дядю всерьез. Он не со зла, – подключился Коновалов, внезапно занявшись уговорами Тёмы, как бы невзначай уволакивая его за собой внутрь. – И потом, возможно, хотя бы вы разнообразите досуг моего сына – он у меня жуткий любитель прожигать жизнь в интернете.
– Задрот? – невинно спросил Тёма.
– Не понял? – растерялся Семен Викторович.
– Забудьте, – отмахнулся Артем, улыбаясь.
Соня и Александр незаметно остались наедине.
– Пап, все нормально? – в который раз обеспокоилась дочь.
– Да, милая, – кивнул Саша, подавляя поднимающуюся изнутри очередную волну гнева. На Коновалова, разумеется, и на сговорчивого племяша отчасти. К дочке он относился только с теплом, злиться на нее не умел. – Правда, маме я не сказал, что мы на даче. Она расстроится, что мы все еще не у бабушки. Нам придется побыть пока здесь. Подождешь, когда папа уладит свои дела?
– Пап, что ты, в самом деле, – мягко улыбнулась дочь, – мне не десять, я способна понять тебя. Раз нужно переждать, то это даже к лучшему. Мы давно с Тёмычем не виделись, вот и отдохнем!
– Детка, только пообещай, что с ним никуда далеко не убежите, – серьезно проговорил Саша. Увидев удивленное лицо Сони, он пояснил, придумывая на ходу: – В последнее время у нас на дачах небезопасно. Говорят, маньяк какой-то бродит.
Софи вылупила глаза от страха. Александр пожалел, что придумал именно эту причину, но ничто другое их попросту не задержало бы дома.
– Поэтому Семен Викторович приехал с водителем?
– Да, милая, дядя Коля служит ему и охраной, – данный факт пришелся кстати.
– Неужели вы не боитесь, в таком случае, заниматься делами здесь? – Соня умела ставить в тупик, хотя вопрос и вправду был логичен.
– Семен Викторович не из тех, кто чего-либо боится, – мрачно сказал Саша, понимая, что совершенно не врет, тем самым. – Да и твой папа не лыком шит, – добавил он с улыбкой, сильно удивившись, что данный аргумент не пришел на ум первым. – Поэтому со мной вы с Артемом можете быть спокойны.
– Ну хорошо, я постараюсь не уходить далеко. Но за Тёмку не ручаюсь.
– За него и я не ручаюсь, к сожалению, – вздохнул Александр. – Ну, Софьюшка, обними своего папулю, – ласково пролепетал он, широко улыбаясь.
Соня жеманно повела плечиком, выражая слабый протест, но зажать себя в объятиях позволила. Саша испытал неимоверное облегчение теперь, когда его Цветочек с ним. Тяжесть на его плечах частично спала, он и не подозревал, что все это время дико переживал, в том числе и за Соню. Все же, когда за стенкой враг и его окружение, по-настоящему начинаешь ценить близких: жены и дочки ему, ой как не хватало. Конечно, Саша ни за что бы самолично не привел сюда Софью, поддавшись своему эгоизму, но девочка прибыла слишком поспешно. Сознательно привозить ее Александр, разумеется, не стал бы. Однако само присутствие Сони сейчас очень помогало и придавало сил.
Единственный, кто мог испортить всю конспирацию – это Артем. Несмотря на имидж придурковатого тусовщика, соображал он на славу, схватывал налету и анализировал информацию со скоростью света. Ничто не мешало ему сделать правильные выводы, если только Тёмка краем глаза заметит повязку на предплечье Коновалова или уловит их холодные напряженные отношения с Сашей.
Вся надежда внезапно оказалась исключительно на актерский талант Коновалова. Но на сей раз бизнесмену было куда выгоднее сохранить для родных Александра выбранную версию, которая оригиналу уступала совсем не во многом.
Отправив Сонечку в ее комнату, Саша поспешил разыскать Тёму. Только шагнув в коридор, в открытую дверь гостиной он сразу и нашел его, но не в лучшем состоянии. Артем и Илья яро спорили о чем-то – по обрывкам фраз не разобрать: младший Коновалов при этом вжался в спинку дивана, выставив перед собой, словно щит, ноутбук, а Тёмка нависал над ним сверху, глаза его опасливо сверкали. Александр бросился, было, остановить племянника – еще пара минут, и тот набросится на Илью, но его остановила легшая на плечо рука. Остапенко с удивлением обнаружил, что Коновалов-старший наблюдал за юношами у стены, будучи абсолютно хладнокровным и невозмутимым.
– Я бы не селил их в одной комнате, – лишь обыденным тоном заметил он.
– Артем сейчас побьет вашего сына, – как ребенку, втолковал ему Саша.
– Драка их и рассудит, – флегматично бросил бизнесмен. – Они полярно разные, конфликтов не избежать.
– Вам не тревожно за сына?
– Нет, – удивился Семен Викторович. – А должно? Он взрослый мальчик, пусть учится. Признаться, я даже буду рад, если ваш племянник преподаст ему урок, – понизив тон, заявил он. – Мой Илюша не умеет драться, – совсем шепотом добавил Коновалов.
Воистину, его меры воспитания поражали воображение.
Тёмка, между тем, уже схватил Илью за волосы. Тот отставил ноутбук, протяжно взвыв, и начал брыкаться ногами.
– Идемте, – бросил Коновалов, увлекая Александра за собой и претворяя двери.
Они вновь разместились на веранде.
– Не знаю, как вам удается сохранять спокойствие, когда там ваш ребенок, – искренне не понимал Саша, наливая себе чая.
– Вам естественно испытывать желание защищать и оберегать своего ребенка – у вас ведь дочка, – миролюбиво разъяснил Коновалов, внимательно наблюдая за ним. – С сыном нельзя допускать постоянного своего участия и опеки, иначе вырастишь слюнтяя.
– У вас с Ильей не вышло, – констатировал Александр, сознавая, что это звучит жестко.
– Издержки моей работы и не только, – пожал плечами Коновалов. – Ваша дочь – прелестное создание.
– Она у нас большая умница, – скромно добавил Александр. – Но лучше бы ей не сталкиваться ни с вами, ни с Ильей.
– Пожалуйста, я и не думал вмешиваться, – развел ладони Коновалов. – Указания по поводу Артема? – было неясно, иронизирует бизнесмен, или обращается к Саше без сарказма.
– Артем сам себе указание, – буркнул Остапенко, желая прекратить бессмысленный разговор.
***
Вопреки мнению родителей, Соня вовсе не была пай-девочкой и зубрилой. Учеба в лицее с углубленным изучением иностранных языков и развитым направлением филологии давалась Софье легко и непринужденно, как шнурки завязать. Литературу она обожала и действительно много читала, дома была послушна, мила и обходительна, но не зря же Сонечка надоумила маму и папу сплавить ее подальше, чтобы жить самостоятельно.
Она была хорошей, старательной и практически без изъянов до своих тринадцати лет, пока вдруг однажды не поняла, как тяготит притворяться чужим себе человеком, будто скрываться за несвободной личиной. Софье требовался всплеск новых эмоций, встряска, и она вдоволь получила ее за год в общежитие. Соня больше не убивалась из-за четверок вместо пятерок на учебе, лишь бы не потерять гордость родителей, и отличные оценки стали появляться у нее сами по себе.
Софа сохраняла прежнюю модель поведения скорее по привычке и из нежелания расстраивать папу, которого любила чуть больше мамы. Давно уже опротивели розовые простыни, цветастая занавеска, разве что мишки вызывали приятные воспоминания. Но святая святых – ее спальню, так оберегаемую отцом – Соня не решалась поменять даже сама.
Высунувшись в окно второго этажа, Софья покрутила колесиком зажигалки, поднесла ко рту сигарету и затянулась, медленно и с наслаждением выпуская колечки дыма. Эту приятную для нее привычку она приобрела вдали от родительского контроля, не собиралась с ней расставаться, полагая, что так Соня приближается к независимости, свободе духа и воли – вот и курить она начала добровольно, не спросив ничьего разрешения или согласия. Чем не удавшийся маленький бунт? Софа с непривычки, конечно, не стала бы так открыто и явно курить дома, но, во-первых, Тёмыч ее рвение ко взрослости поддержал, а во-вторых, на даче данный факт наверняка останется незаметным.
Так что Соня могла вдоволь ощутить себя полноценным членом общества, взрослым и самостоятельным.
Была, однако, одна проблемка, не дающая Соне покоя и жутко мешающая при откровенных разговорах с подружками: она стеснялась парней и не умела кокетничать с ними, общаться. А как хотелось не отставать от сверстниц хотя бы в вопросах флирта и дружбы и не смотреть с завистью на старшеклассниц, вволю гуляющими с ребятами в открытую!
Едва услышав о взрослом сыне Семена Викторовича, Софья воспряла духом: а что если Илья – и есть ее судьба? Не просто первый парень, но, может, и жених? Сотрудничество отца с самим Коноваловым – известным в городе богачом – само по себе большая удача. Как его только угораздило связаться с таким авторитетным человеком? Соня, признаться, иногда считала папу примером классического неудачника, но сейчас готова была гордиться и признать свою ошибку. Если еще и Илья окажется подходящим для нее кавалером, то она, для радости родителей, будет учиться старательнее прежнего. Лишь бы обрести, наконец, раскрепощенность с достойным парнем.
Соня навела марафет и поторопилась спуститься в гостиную. Но уже на пороге той комнаты столкнулась со взвинченным Тёмкой. Он перехватил Софью за руку и с силой потащил прочь.
– Эй! – возмутилась она, вырываясь.
– Ты с этим придурком общаться не будешь.
– Вот еще! Моя дача, и пойду, куда захочу! – Соня обошла кузена и прямиком ринулась в гостиную.
Артем только всплеснул руками и вернулся назад.
Илья показался ей довольно симпатичным, да и возраст вызвал у Софьи одобрение. Чуть женственные черты лица не были ей по душе, но это был единственный видимый недостаток юноши. Опрятный, только помятый слегка, в одежде, подобранной со вкусом (а не в том, что выбрала мама или дико несоразмерной). А вот на скуле назревал синяк. И губу Коновалов странно покусывал.
Соня обернулась на Тёмку, уже подозревая, почему он ее выводил.
– Ты подрался с нашим гостем? – возмутилась она. – Что за манеры?
– А о его манерах ты много знаешь? – не менее эмоционально отозвался Артем, кивая и указывая в сторону Ильи.
– Как невежливо… – начала Соня, оборачиваясь, и поперхнулась, не договорив.
Илья, оказывается, скалился и прожигал ее убийственным взглядом со смесью презрения.
– Я не нуждаюсь в защите маленьких девочек, – процедил он ледяным тоном. – Можете отвалить со своим имбецилом братом, я не собираюсь играться с вами.
В момент все мечты Софьи о благородном рыцаре в лице Ильи, заботливым и потакающим ей в любых капризах, пышной богатой свадьбе, красивом большом доме, рассыпались в труху.
– Опять нарываешься?! – глаза Тёмыча налились кровью. Он сжал кулаки и готов был броситься в бой.
Илья же не сдвинулся с места. Его поведение ничуть не убедило Софью в положительном исходе драки в пользу Тёмы. За кузена она волновалась, как ни крути, сильнее.
– Перестань, – шикнула Соня. – Зачем ты потакаешь ему? Не обращай внимания.
Ей удалось остудить пыл Артема, хотя он и косился на ухмылявшегося Илью. Каникулы на даче перестали казаться Соне радушными, а грубый мальчишка не подходил на роль ее принца.
В комнате показался отец.
– Тёма, разделишь комнату с Ильей?
– Нет! – одновременно выкрикнули юноши.
Такое единодушие не вызвало оптимизма ни у папы, ни у Сони.
8
Тёмыча определили в комнату к отцу Сони.
Но ребята, конечно, не собирались проторчать ни в маленькой спальне Александра, ни в «розовом Аду» Софьи, а далеко на улицу им выходить запретили, так что до вечера они все же просидели в гостиной. Артем и Софа рубились через телевизор в приставку. Илья кидал на них злобные взгляды, но их это не трогало по двум причинам: они расположились так, чтобы не видеть его, а сам Коновалов-младший был слишком занят ноутбуком. Им почти удалось смириться с присутствием друг друга.
Но уже после ужина, когда папа скрылся в спальне, ребяткам не удалось продолжить посиделки. Они закончили трапезу раньше Коновалова, но по его возвращению все изменилось.
– Проваливайте, ваше детское время вышло, – проговорил Илья, заявив им сходу.
– А ты не офонарел часом? – насупился Тёма, моментально заведясь. – Напомнить, кто здесь хозяин?
– Это и не ты, – насмешливо фыркнул Коновалов. Он вальяжно прошел к дивану, устроился на нем, сложив ноги по-турецки. Взгляд его, нахальный, дерзкий, самоуверенный сперва буравил Артема, но неожиданно переключился и на Соню.
Софья вспыхнула и заалела. Что и говорить, даже после дневной стычки Илья не переставал ей нравиться внешне. Конечно, мечтать о запредельном, связанном с этим мальчишкой, невозможно, но вполне определенная, конкретная мысль все еще терзала девушку. Умная и проницательная Соня, к тому же, чувствовала, что за маской хама и провокатора скрывался другой Коновалов. Илья нападал первым, без повода, а такое поведение, как правило, означало жажду внимания. Тёмка порой был точно таким же, только выражалось это не в оскорблениях и заносчивых насмешках, а в чуть менее жестком высмеивании, розыгрышах, мелком баловстве… Уж разумеется, в Артеме мало осталось той дурости, что была еще год назад, но его легко можно было завести. Или элементарно подговорить, к чему-то рисковому подтолкнуть. Трудно было понять, исходя из этой аналогии, каким является Илья, но вдруг, там, глубоко внутри, он и был ее идеалом? Ведь даже интереснее было попытаться разгадать его, добраться до истинной сущности!
– Пойдем лучше ко мне, – миролюбиво предложила Соня кузену. – И вправду, скоро спать.
Артем поостыл. Дрался он знатно и с заядлой периодичностью, но, как ни странно, все же редко лез первым, да и не славился откровенной физической агрессией.
Тёмыч с сомнением сверился с часами: девять.
– Нет, я к дяде, – отказался он, качая головой. – Может, он хоть реально скучал по мне, чем делал вид.
– Что ты, конечно, скучал!
– Вот и проверю, – не сводя с Ильи пристально-изучающего взгляда, проговорил Тёма. – Не скучай, Сонь, до завтра, – не глядя в ее сторону, сказал Артем, скрываясь за дверью напротив.
Софа пораженно застыла не некоторое время, удивляясь, как ловко вывернулся Тёмыч, но все же досадуя, что отпустила его. Так хотелось вместе расслабиться, отдохнуть, поболтать! Но братец сбежал, вынуждая Соньку коротать остаток вечера в одиночестве в ненавистной комнате наверху.
– Как трогательно, – язвительно произнес Илья, выглядывая из-за крышки своего ноутбука. – Он заботится о тебе, девочка. Полезно иметь ручную дворняжку, а, Остапенко?
– Иди ты, Коновалов, – устало махнула на него рукой Соня, хмурясь и разворачиваясь за тем, чтобы выйти обратно в коридор.
– Вот бы и мне завести такую. Как думаешь, справишься? Будет забавно: у тебя свой пес, а у меня – ты.
Открыто и низко потешаться – никто никогда не проявлял такого неуважения к Соне. Глубоко оскорбительно, не уместно, даже с оттенками пошлости. У Софьи дрогнула нижняя губа: отвечать на подобное она не умела и не хотела. Она зашагала к выходу из гостиной.
– У тебя классная задница, Остапенко. Несмотря на остальные видимые недостатки, – выдал пошлую колкость Коновалов.
– Папенькин сынок, – выплюнула Соня, обернувшись. – Ты без него ничего не стоишь!
– Сучка, – ухмыльнулся Илья с примесью горечи.
Софья с силой хлопнула дверью, выходя. Вот же сволочь!
«Маска. Все это глупая, никчемная маска», – повторяла она себе об Илье, не желая признавать очевидного.
Тогда и не было так больно от его режущих слов. Дело было не в глупых обзывательствах или саркастичных пошлостях, достойных прыщавого школьника, а в циничном сравнении Коновалова Артемки и ее самой с животными. Он будто бы прознал о тайных помыслах Софьи – и высмеивал, позволял себе откровенные издевательства!
Оставалось уговаривать себя, что Коновалов ничего такого на самом деле не имел в виду. Разумно, что Илья никак не мог проникнуть ей в голову и выявить то постыдное, что Софа позволяла себе все же только в мыслях.
Но, что самое ужасное, парень мог оказаться догадливым и наблюдательным.
Соня заверила саму себя, что последнее предположение если и верно, то не по отношению к ней. В конце концов, у него было слишком мало времени что-либо понять. А у Софи – много других мыслей на тот момент, способных затмить ту самую.
Отставив в сторону Коновалова с его несносным характером, загадками или отсутствием таковых, Соня воспринимала возможность скрыться на втором этаже как спасительную от всех этих нелепых (но от этого не менее болезненных) переживаний. Она практически ступила ногой на лестницу, как внезапный хриплый голос из темноты назвал ее имя.
Сперва Софья перепугалась, но потом голос зовущего окреп. Соня сделала несколько шагов назад и остановилась у двери, ведущей в мини-прихожую – странный выбор для размещения именитого бизнесмена, кстати. Тем не менее, вне сомнений, больше к ней обращаться попросту некому.
– Подайте воды, – вновь зашептали.
Стало ясно, что это и вправду Коновалов.
Поскольку в коридоре не горел свет, а в комнате и подавно, пришлось ступать осторожно, по памяти. Волнение одолевало ее – столкнуться с настолько важным и статусным человеком лицом к лицу Соне было крайне трудно. Вспомнив все свои наивные мечты о «свадьбе» с его сыном, тут же вызвали в Софи нервный смех, который удалось сдержать большими усилиями.
– Семен Викторович? – робко прошептала Соня, боясь, что ослышалась.
– Софья, девочка, прошу меня простить, что беспокою, – вежливо отозвался Коновалов. Мрак не позволял ей даже примерно определить, где он. – Мой водитель отошел, а мне приспичило воды. Услышал шаги, вспомнил о вас. Пожалуйста, принесите стаканчик?
– Вы не против, если я зажгу свет?
– О, нет, конечно.
Софи пробормотала «угу» и метнулась на веранду за водой.
Не помня себя, вернулась назад и нажала на выключатель.
Было странным наблюдать перед собой сонного, в пижаме Коновалова, лишенного лоска и статности. Он был бледен, взволнован не меньше Сони. Легко узнаваемое постельное белье – выцветшее, в крапинку – придавало ему еще большей аляповатости и абсурдности. Софья нерешительно подошла и протянула мужчине стакан.
– Я напугал вас? – с располагающей улыбкой спросил он.
– Нет. Разве что чуть-чуть, – стыдливо добавила Соня, неловко застыв перед ним.
– Еще раз простите, – Коновалов казался искренним. – Вас что-то тревожит, я прав? Если имеются вопросы, буду рад ответить такой милой девушке и умнице, как вы.
– Вы… болеете?
– Да, мне немного нездоровится, – подтвердил Семен Викторович. Софья напряглась. – Чуть-чуть, – добавил он с мягкой улыбкой, чтобы сгладить ситуацию.
Софи усмехнулась: Коновалов-старший умел добиваться правильного впечатления. Он располагал к себе, и Соня уже так не тряслась только при одной мысли общения с ним. Теперь благожелательный Семен Викторович не внушал девушке безотчетного страха. Проснувшееся любопытство подвигло Софью на новый вопрос:
– Не понимаю, почему папа устроил вас сюда. Вам удобно?
Семен Викторович выдержал паузу.
– Мне губительны прямые солнечные лучи, – с расстановкой ответил он. – А это единственная комната с ограниченным светом, – убедительно проговорил Коновалов. – Мы с Ильей не станем долго докучать вашей семье, не переживайте. Уладим кое-какие дела. Максимум, дня три-четыре еще.
– Да вы нам и не мешаете, – поспешно вставила Соня, чем вызвала хитрую улыбку у Коновалова. Она стушевалась, неловко добавив: – В смысле, папа же не прогонит вас, больного, даже если закончатся ваши дела. Напротив, полезно пребывать на свежем воздухе.
– Вы очень добры, Софья, – отозвался Коновалов. – Но мне и вправду будет лучше вернуться домой, долечиваться под присмотром профессионала. Я слышал, ваш двоюродный брат поссорился с Ильей?
– Ага… – пристыженно пробормотала Соня, вспоминая о недостойном поведении Артема. – Извините его, он не хотел.
– Я не виню вашего брата, – по-доброму усмехнулся Коновалов. – Мне хорошо известен характер Ильи, поэтому могу представить, как он способен вызывать на себя удар. Не понимаю, для чего мой сын раз за разом это делает. Ведь драться же он совершенно не умеет! – Семен Викторович рассмеялся. Соня невольно расплылась в улыбке, скрестив пальцы перед собой. Коновалов-старший был куда приятнее сына. – Но, поверьте, Соня, даже мой наглец таит в себе хорошие черты.
– Я так и подумала! – сорвалось с языка Софьи. Она опять была вынуждена опустить глаза, поняв, что слишком эмоционально отреагировала. – То есть, конечно, трудно разглядеть в Илье нечто доброе, но оно, безусловно, присутствует.
– Мне нравятся ваши взвешенные рассуждения и толерантный подход к людям, – Семен Викторович сел на постели и склонил голову набок. Он похлопал возле себя ладонью. Соня неуверенно прошла и устроилась с краю дивана. – Кем вы хотите стать, Софья?
– Папа и мама видят во мне юриста, – скривилась Соня.
– А вы? – с интересом уточнил бизнесмен.
– Сейчас я обучаюсь в лицее с углубленным изучением языков. Хочу быть филологом, возможно, журналистом.
– О, любите и умеете писать?
– Люблю, – кивнула Софья, зардевшись. – Надеюсь, что и научусь это делать максимально профессионально: доступно и увлекательно.
– Молодец, очень похвальное стремление, – похвалил Коновалов неожиданно оживленно. – Вы достигнете своей цели, я уверен.
– Вы так считаете? – удивилась Соня, привыкшая сомневаться в своем выборе, ведь родители никогда полностью не разделяли ее увлечения и будущей профессии.
– У вас уже есть цель, милая Софья, – снисходительно улыбнулся Семен Викторович. – Что чрезвычайно редко для молодых людей вашего возраста. Далеко и за примером ходить не надо – взять моего сына, так у Ильи до сих пор нет четко сформулированного представления о будущей карьере.
– Возможно, вы слишком строги к нему, – нерешительно произнесла Соня, ловя себя на мысли, что опять невольно защищает Илью. От этого она снова смутилась перед Коноваловым-старшим.
– Думаете? Моя бывшая пристроила Илюшу в МГУ. По моей рекомендации – на экономическую специальность. Но он умудрился прогулять почти все занятия и провалить все попытки сдать сессию. А на зимних каникулах дома связаться не с той компанией и начудить дел. Илья у нас отчислен, Сонечка, хотя мне по силам было тянуть его обучение, проживание, репетиторов. А Варвара, его безответственная мать, все равно считает, что ее чадо – жертва образовательной системы.
– Ну… может, Илья просто не хотел учиться на экономиста? – Соня поразилась, в какой это момент Коновалов вообразил ее способной давать подобные советы, но ей очень польстило отношение к ней как ко взрослой.
– По-моему, он просто бесталанный, милая Софья, – усмехнулся Семен Викторович. – Программист – его удел. Только и делает, что играет.
– Хм, – всерьез озадачилась Соня. – Кажется, ваш Илья за словом в карман не полезет. И довольно практичен.
– А ведь вы правы, – озарился идеей Семен Викторович. – Коммерческую жилку никто не отменял, а болтливость и острый язык – иногда могут быть очень полезны. Если Илью, как следует, обуздать, из него выйдет неплохой политик или дипломат.
– Вот видите, ваш сын небезнадежен, – радостно заключила Софи, полагая, что немало приложила к этому выводу и собственных усилий.
– Стоит всерьез рассмотреть вариант обучения в Англии, – довольно кивнул Коновалов. – Надо же, а я уже было отчаялся и разочаровался в наследнике. Софья, у вас действительно дар – разбираться в людях.
– Просто мой Тёмка мне чем-то напоминает вашего сына, – скромно заметила Соня.
– Вы весьма наблюдательны, что тоже очень важно, – подчеркнул Коновалов. – Артем, как я понял, собирается стать юристом?
– Да, чему папа не нарадуется, – хмыкнула Софи. – Он иногда за это готов Тёмку на меня поменять, – засмеялась она.
– Вы преувеличиваете, – рассмеялся вслед и Семен Викторович.
– Если б не буйный нрав Тёмыча, папа давно бы так и сделал, – добавила Соня, не всерьез, конечно. Родители любили ее, безусловно, мама всегда старалась поддерживать, папа и вовсе становился душкой, стоило Софье приехать на каникулы. Но девочка догадывалась, что, будь она юристом, они бы вообще возвысили ее до небес. Никто из родных так не возился с Артемкой (даже его собственные родители), стоило ему проявить интерес к адвокатуре, как Сонин папа.
– Выходит, Александр Петрович в чем-то помогал племяннику? Артему действительно интересно заниматься столь трудоемким делом?
– Вы знаете, непоседливый Тёмка любит свое занятие, как ни парадоксально. Я тоже всегда удивлялась, но, если он что и читает, то юридическую литературу. Его мама даже, я помню, пеняла моему папе, что, мол, забивает голову ребенка всякой нудятиной, – со смешком добавила Софья.
– Как интересно… – Коновалов прищурился и отвел взгляд, осмысливая. – В очередной раз убеждаюсь, что вы и ваш парадоксальный брат опережаете моего Илью в развитии, – качнул он головой. – Каким подарком для моего сына стала бы такая приятная и умная девушка, как вы, Сонечка.
Софи покраснела, нервно потеребила платье.
– Что вы, мы совсем не ровня вашей семье, – осторожно возразила Соня для проформы. Теперь она так вовсе и не считала.
– Мое положение никак не влияет на выбор супруги сыном, который еще пока ничего не добился в жизни, – вкрадчиво заметил Коновалов, добродушно улыбаясь. – А ваша семья, как и вы сами, Соня, напротив, достаточно высоко, только не до конца оценимы. Ваши родители – достойные люди. А вы и вовсе способны не просто подтвердить это на своем примере, но и где-то превзойти, – она удивленно вскинула брови. – Я тоже мечтаю, что Илья однажды увеличит мое состояние и, в целом, добьется большего, даже если и на другом поприще. Уверен, ваши родители мечтают о том же и в отношении вас.
Софи совсем растерялась от переполняющих ее чувств. Она была благодарна Коновалову за лестную оценку, но вместе с тем радость настолько переполняла Софью (он признал, признал ее возможной кандидаткой на роль жены своему сыну!), что нужных слов, кроме нечленораздельных, она подобрать и не могла. А показаться глупой восторженной дурочкой тоже было нельзя. Поэтому предпочла ответить многозначительной улыбкой и красноречивым молчанием.
Чтобы скрасить возникшую паузу, Соня, справившись с эмоциями, вспомнила о другом:
– Уже, должно быть, поздно. Я совсем забыла, что вам требуется покой, Семен Викторович, – она поднялась.
– Я и сам позабыл, – улыбнулся он. – Вы любезны, Соня, хорошо, что напомнили. Признаться, я виноват перед вами, – смешался Коновалов. Софья вопросительно взглянула на него. – Нечасто я позволяю себе разговаривать с кем-либо, особенно с дамами, в таком неприглядном виде, – бизнесмен обвел рукой свою пижаму, которую он прикрывал одеялом. – Простите мне мою оплошность.
– Я не… – замотала головой Соня, собираясь сказать, что ей так-то без разницы, в чем он (хорошо, что вообще заговорил!), но потом выдала: – То есть я, конечно, была смущена, но наша беседа настолько увлекла меня, что все неловкости были забыты. Поэтому я ничуть не огорчена и не обижена.
– Увидимся завтра, – с лукавой улыбкой произнес Семен Викторович, укладываясь.
– Д-да, спокойной ночи, – заторможено кивнула Софья, поднося руку к выключателю.
– Приятных снов, – прошептал он.
Соня выпорхнула из комнаты с мыслью собственной исключительности и с той прекрасной надеждой, что девичьим мечтам, возможно, суждено сбыться.
***
Наутро Софье не терпелось взглянуть на Илью, проверить, правда ли в нем есть то светлое начало, на которое она надеялась. Однако с самого завтрака Коновалов-младший пропадал в обществе своего папы и Александра Петровича.
Тёмка пребывал в хорошем настроении и вытащил Соню во двор, где они славно провели время: поиграли в теннис, разгадывали в беседке шарады и кроссворды, да и просто много болтали – у Артема всегда был арсенал интересных историй. Да и эрудиция брата порой искренне восхищала Софи, что нравилась Соне в нем гораздо больше чувства юмора и перекрывала все недостатки.
О ночном разговоре с Семеном Викторовичем Софья, кстати, никому не рассказывала: ни Тёмке, ни папе. Хотя ей действительно хотелось поделиться, гордо заявить, что вот, мол, даже Коновалов-старший и одобрил выбор профессии, и похвалил девушку, и вообще чуть ли не в невестки записал. Папке, понятно, не стоило знать о ночных прогулках Сони – вряд ли он одобрит, что она заявилась к их гостю, когда тот был в пижаме и в кровати, даже если и сам попросил. Не отбрехаться же, ей Богу! Тёма поддерживал стремление ее родителей привить к дочери любовь к юриспруденции, не потому, что ему было скучно тянуть эту лямку одному (хотя эту причину нельзя было исключать), но и реально не представлял, почему Софье неинтересны законы, адвокатская практика, возможность прений в суде… Одно только то, что когда-нибудь Артемка огорошит какого-нибудь судью или прокурора идеально выстроенной линией защиты, вплоть до заслуженных аплодисментов в адрес себя любимого, похоже, и было главным мотивом выбора Тёмычем профессии. Пока же он аплодировал сам себе и лишь в мыслях, но одно другому не мешало. В общем, Тёмка искренне недоумевал, почему Соня, имея в роду трех юристов, искала себя в другой стезе. Лишь поддержка в ее стремлении к свободе останавливала его от прямых отговорок и наставлений в духе отца. Особенно теперь, когда Артем без пяти минут Взрослый.
Тем не менее, именно Тёмке Софья всегда могла довериться, что и сделала бы на этот раз, но ее удерживало что-то другое. Язык приклеивался к нёбу всякий раз за этот день, когда она пыталась сказать про Коновалова-старшего.
Наконец, после всех развлечений с Тёмкой, Софи и думать забыла о Коноваловых. Те не показывали носа на улицу, или делали это незаметно. Папа выходил пару раз, осведомлялся, все ли у молодежи в порядке, после чего с серьезным лицом вновь скрывался в доме.
– Интересно послушать, что они там обсуждают, – вздохнул Артем, плюхаясь в беседке на скамейку и откупоривая новую бутылочку Кока-колы. От жары они, то и дело, что неустанно пили газировку. Хоть низенький повар при редких встречах и проворчал что-то про ужасно неполезные свойства «этой дряни». Его замечание вызвало у Тёмы и Сони лишь дружественный хохот.
Газированная вода утоляла жажду, а остальное не имело значения.
Теперь, почти под вечер, ребята уж умаялись, набегавшись и начитавшись – всего помаленьку. Вот и оставалось, что развалиться бы где на мягком, но за неимением оного и скамейки сгодились. Софья жалела только, что окна дома выходили именно сюда – не покурить. Не сказать, что она так уж пристрастилась к табаку, но порой его запах вызывал в ней умиротворение – самое то для завершения дня.
– Так сходи, – хмыкнула Соня. – Тебе делов-то.
– Я не какой-нибудь там вынюхиватель, – показательно скривился Тёмыч и задрал одну ногу на лавку, выставив свое колено чуть ли не перед лицом Сони, – как Илюша.
– А причем тут Илья? – против воли Софья вновь принялась его защищать, сразу забыв о беспардонной позе братца за столом. – Разве он что-то вынюхивает?
– Очень на то похоже, – понизил голос Артем. – Это сейчас они его к себе пригласили, но до того, думаешь, чего он в комнате все время сидел, да поближе к стеночке? У него место там как раз удобное, прилегает к мини-прихожей.
– Да Илья всего лишь геймер, как и мы с тобой. Нафиг ему вслушиваться в то, что происходит за стенкой?
– Сильно этот мелкий Коновалов напоминает мне подобного рода крыс, которые всюду снуют, выслеживают, – сузил глаза Тёмка, совсем не замечая, как обижает Софи.
Девушка втянула ртом воздух, чтобы не дать себе разораться на двоюродного брата.
– Нельзя же делать такие выводы после короткого знакомства с человеком, – промямлила она.
– Мне этого по горло хватило, – гневно усмехнулся Тёма. – Не понимаю, тебе-то разве не обидно за то, как он и тебя обозвал? – пронял он, наконец.
– Это у Ильи защита такая, – вздохнула Софья: упрямца брата ничто не переубедит в своей оценке. – Он не нарочно, – Артем вскинул брови. – Ну ладно тебе, какая разница? Стал бы Коновалов-младший приезжать на дачу с отцом, если б дело не касалось и его? Мало ли, что они обсуждают с моим папой? Тебе все равно, походу, не дадут взглянуть.
– Дядя Саша как раз-таки всегда рад обсудить со мной на реальных примерах, – важно отметил Артем. – Но из-за Коновалова, похоже, навряд ли.
– Семен Викторович-то чем тебе не угодил? – почти что взвыла Соня, не сумев сдержаться.
– Сноб. И скользкий тип, – серьезно проговорил Тёма. – Сынок еще ладно – мерзкий и острый на язык хам, но безобидный. А папаня… опасный, Сонь.
– Да перестань, – нервно рассмеялась девушка. В ее памяти он был лучшим образцом аристократии: идеальные манеры, умение царственно держаться и грамотно себя подать. Коновалов-старший был необычайно обходителен, вместе с тем, душевен и добр. А как он смешно извинился, вынужденный прибегнуть к помощи Софьи, да предстать перед ней в пижаме! Зная папу, Соня была уверена, что вот он, к примеру, может, и постеснялся бы своего домашнего вида перед посторонним, но точно бы так не мучился.
– Да, Сонь, – продолжал стращать ее Тёма. – Вот он вроде и улыбается, и общается вежливо, доброжелательно, а веет от него холодом… – вдобавок поежился Артем. – Так и ждешь, что нож полетит в спину.
– Ну это уже ты перегибаешь, – с сомнением помотала головой Софья.
– Уверен, дядя Саша чувствует нечто похожее. Он всегда очень напряженно держится рядом с Коноваловым, – безжалостно продолжал Артем, потом наклонился и совсем уж зашептал: – Мне кажется, твой папа и ночью плохо спит, что боится подвоха от наших соседей и этого охранника.
От Коли Соня и сама поначалу шарахнулась, но теперь привыкла и не считала угрозой. Только надежной, хорошей охраной.
– Ты все выдумал, – изрекла Софья, дернув плечом. – Точно, отличная шутка!
– Глупая, – беззлобно выдал Артем, внимательно глядя на Соню. Он откинулся на спинку и поднял руки, лениво потянувшись. Это означало, что он сказал все, что посчитал нужным, и убеждать более не станет. Что вполне устраивало Софи. – Ну, попросим ужина или еще дурака поваляем? – в беззаботной манере спросил Тёма.
– Поваляем, и ужина, – со смешком отозвалась Соня.
Они поиграли в морской бой, еще проболтали, и так не заметили, как село солнце.
Только проводив закат и выслушав предночные байки Тёмыча, Софья отправилась в свою комнату. Страшилками или просто мифическими историями Тёмка травил Соню с детства, и она потом боялась заснуть. Сейчас уж россказни брата не будоражили ее воображение настолько, чтобы поверить, будто все эти герои вроде Мертвой женщины и духи – реальность. Но Соня все равно старательно изображала испуг, ахала в нужных местах и закрывала глаза ладошками – на потеху любимому кузену. Потому что без его баек было бы как-то непривычно, они и впрямь выходили интересными, каждый раз новыми, а Артемка, к тому же, мастерски менял голоса и отлично декларировал.
Наверх Софья поднималась приятно уставшей, с чувством, что день прожит не зря.
Правда, посреди ночи она резко проснулась. Соню вдруг осенило, что она забыла отдать брату его телефон – это днем они на него фоткались для смеху. Не вполне уверенная, что мобильник так уж срочно необходим Тёме, Софи все же спустилась вниз и тихо, не включая свет, покралась сперва до гостиной, а уже после – к спальне.
Однако пробираясь мимо дивана Ильи, на которого Соня старалась не смотреть, боясь отвлечься, именно его рука и схватила резко девушку за ногу. Софья почти что вскрикнула, но покачнулась, потеряла равновесие и угодила прямо в объятия лежащего Ильи. Потому он-то и успел подсуетиться и прикрыть ей рот ладонью.
– Тише, чего орешь, ненормальная? – прошипел Коновалов.
Как бы ни были приятны и желанны его прикосновения, именно сейчас он делал Соне непомерно больно. Поэтому девушка активно брыкалась. Что не очень-то удавалось, учитывая, что парень зажал ее голову, но ногами Софья по-прежнему стояла на полу. В скрюченной позе не выходило нормально отбиться.
Тем не менее, хватку Илья разжал, позволяя Соне выпрямиться и восстановить дыхание.
– А ты зачем душить взялся? – обиженно протянула она.
– Кто же знал, что это ты? – пробормотал Коновалов. – Так-то, кто угодно может в дом пробраться.
– Зачем это? – насупилась Софья. – Ты про маньяков, что ли? Но разве они сунутся в полный дом людей?
– Мало ли, – странно умолк Илья. – Вообще-то не должны. Но ты в следующий раз шастай громче. Чего, кстати, тут делаешь? Подсматриваешь за спящим? – насмешливо фыркнул он.
Его дразнилки насчет Сониной влюбленности порядком надоели. Достойного ответа и сейчас она не придумала, матов знала мало, но, в принципе, главным оружием Софи была правда.
– Я не к тебе шла, – бросила она. – А к брату.
– Что ж ты носишься с ним, как со списанной торбой? – усмехнулся Илья.
– Ношусь? – изумилась Соня. – Мы родственники и друзья с Тёмкой, никто ни с кем не носится.
– Ну ладно, ладно. Каюсь, был не прав, – Илья сел на диване.
– С чего это? – насторожилась Софи.
– Что?
– Ну, твои извинения? Ты не отличался вежливостью.
– Ты меня плохо знаешь, – усмехнулся Илья. – Я умею быть вежливым. Наверное, Артем меня выводит из себя, вот потому я на него так реагирую.
А ведь и вправду, Тёмка ударил Коновалова, а все дальнейшие их немногочисленные с Соней сценки происходили при Артеме. Как же она сразу не поняла?
– А я? – робко спросила Софи.
– Что, ты?
– Я тебя вывожу из себя? – с расстановкой спросила Софья, нервничая.
– Разве что своей юной пленительностью, – вдруг ласково прошептал Илья. Сердце Сони затрепыхалось. Неужто правду говорил? – Ты привлекательна, Софи, и весьма.
– Но ты говорил совсем иначе при Артеме, – слабо возразила она.
– Не хотел, чтобы он еще и ревновал, – хмыкнул Илья. – На самом деле, ты приятная девушка, Соня, и я впечатлен. Не обижайся, что где-то нахамил – характер у меня периодами такой… Но обещаю исправиться!
Софья расцвела в улыбке. Жаль, что при отсутствии света он этого не увидел. Хотя, может, и к счастью. А то счел бы ее реакцию слишком поспешной и предсказуемой. Саму Соню, соответственно, скучной.
– Со-онь, подойди, а? – жалобно попросил Илья.
Софи не могла отказать. Он взял ее за руку, и пульс у девушки мигом подскочил.
– Я тебе тоже нравлюсь, ведь так? – вкрадчиво поинтересовался юноша. Краска припала к ее щекам. Ох неприлично, неприлично близко был объект ее страданий и одновременно воздыханий!
– Да, – на выдохе произнесла Софья.
– Не бойся меня, я не сделаю ничего плохого, – пообещал он.
Сквозь темноту Софи все же видела, что Илья поднялся. Она стояла неподвижно, даже не чувствовала свою руку в его теплой ладони. Сердце ушло куда-то в пятки. Пульс вытворял немыслимые танцы. Коновалов в один момент оказался еще ближе, чем Соня могла себе позволить. Он прижал ее к себе и склонился над ухом Софьи.
– Ты должна мне поверить, – нежно прошептал Илья. – Поверить, что это правильно и необходимо нам обоим, – добавил он трепетно.
Юноша поцеловал Соню в мочку уха. Софья готова была раствориться в его объятиях, но ее сковывал страх и чувство самосохранения. Что-то внутри яро противилось, хотя и было довольно приятно. Илья мягко поглаживал ее по спине, плавно перемещаясь губами ко рту Сони. Когда поцелуй в губы, наконец, свершился, Софи уже таяла. Она пьянела, ни разу не испытывая этого чувства. Девушка летела, не желая опускаться на землю.
Однако Илья все углублял поцелуй, настойчиво и властно, отчего Софья ненадолго пришла в себя. Парень дотронулся рукой до ее груди, и тут Соня отчетливо осознала, что происходит. Это уже не сон, не фантазии, а реальность. Здесь и сейчас ее действительно целовал Принц. Но Принц на картинке и в мыслях девочки – одно, а вполне ощутимый, физически близкий – совершенно другое. Иррациональное, пугающее своими настойчивыми действиями, позволяющее себе слишком, вопиюще много. Особенно, для Идеала.
– Нет-нет, пожалуйста, прекрати, – Соня оперлась руками ему на грудь.
Коновалов ее не расслышал или просто притворялся. Он усилил нажим, возобновив поцелуй, и пребольно ущипнув Софью за мягкое место.
– Перестань! – вспылила девушка, отгораживаясь.
– Ну что, что такое? – недовольно проговорил он. Софи так и представила его по-детски капризное выражение лица, полное самоуверенности и вседозволенности. Она не видела, как было на самом деле, но не сомневалась, что крайне близка к истине. Соне вдруг стало противно находиться подле Коновалова, стыдно от самой себя.
– Маньяк – вот, что! – ляпнула она первое, что пришло на ум, и убежала, чуть не вывихнув в темноте лодыжку по пути.
9
Посрамленная, ужасно себя чувствующая, разбитая Соня так и не заснула ночью. Она даже до комнаты не сразу добежала, стыдливо спрятавшаяся под лестницей. Девушка все боялась быть обнаруженной Николаем, Тёмкой, или, что хуже всего, папой. О Коноваловых и говорить не приходилось. Но сейчас в своей комнате Софья, вдоволь наплакавшись, уже думала, как сильно опухло ее лицо, и вставать не хотелось категорически. Когда Софи услышала характерный топот по ступенькам, то мигом завернулась одеялом по самую макушку, притворившись засоней. Тёмка – а только он так громко подымался, а потом по-барски распахивал двери – потоптался, да ушел.
Софье стало только еще горше. Захотелось высказаться, чтоб кто-то пожалел, пообещал, что все будет хорошо… По-детски, наверное, тем более что ничего особенного вроде бы и не случилось. Она же сама хотела по-взрослому: объятий, жарких поцелуев… Сама хотела. Но теперь было как-то слишком больно, словно Коновалов украл у нее частицу детства, с которым расставаться Соня все же оказалась не готова. Сюда бы маму – она без лишних слов бы приласкала.
О папе, который точно вытрясет из Софьи все подробности ее подавленного состояния, прежде чем успокоит и пожалеет, не было и речи. Тёмка и напрочь был лишен тормозов, Соня и рта бы не успела раскрыть, как он объявил бы в ее бедах виновным Илью (а кого же еще?) и убил бы его. Задать взбучку Принцу, может, и не мешало, но… вот полностью назначить его виновным Софье не позволяла совесть. В конце концов, если она и вправду дала повод, не отвергла при первых действиях… А он уверял, что искренен. Как понять, что же произошло на самом деле? Соня струсила в последний момент, а Илья, напротив, ускорил события? На ее памяти, не имея собственного опыта, за девочками все же сперва парни ухаживали, дарили подарки, водили в кино и кафе. Коновалов, как минимум, виноват, что преступил черту настолько поспешно. Его могло оправдать только то, что он и сам не имел опыта. В чем Софья сильно сомневалась, но давала себе и Илье малюсенький шанс.
В доме оставался человек, который однажды уже проявил свое сочувствие и понимание, и ничто не мешало ему сделать это вновь. Он был, по сути, посторонним, именно поэтому довериться ему не казалось таким страшным, чем близким людям. И наконец, только Коновалов-старший мог пролить свет на волнующий Софью деликатный вопрос.
Успокоившись, благодаря найденному решению, Соня поднялась с кровати. У зеркала причесала свои длинные локоны, но не стала затягивать их в привычный хвост, а оставила распущенными. Из сумки достала чистенький топ и шортики, переоделась. Из косметики Софья взяла с собой всего ничего: тушь, да помаду. Папа не разрешал ей краситься, да она и не планировала, ведь ехала на дачу. Однако сейчас, приглядевшись к своим зареванным глазам, Соня-таки провела по длинным ресничкам тушью. Исключительно, чтобы не выглядеть бледной молью и скрыть, естественно, последствия страдальной ночи.
Девочка аккуратно прикрыла дверь и осторожно пошла по ступенькам, машинально перешагивая через ту, что скрипела. Она старалась склониться пониже, чтобы, если что, заранее увидеть кого-либо. Софья на цыпочках добралась до коридора, и, пятясь назад, настигла дверь в комнату Семена Викторовича. Отсюда было прекрасно видно через стекло, как папа и Тёма чинно завтракают на веранде. Соня нащупала ручку и, не поворачиваясь, так спиной и вошла.
Обернулась она только, когда притворила за собой дверь уже внутри. Семен Викторович находился на диване, он был чрезвычайно удивлен и даже напуган. А еще явно не полностью одет: Коновалов прижимал к груди и правой руке рубашку. На полу возле него кучей валялись какие-то тряпки, но рассматривать их было некогда, как и задаваться вопросом их появления.
– Ой, вы не одеты, – выпалила Соня, зажмурившись. Она попыталась наощупь отыскать ручку и выскочить.
– Не уходите, – мягко остановил он ее. – Я сейчас оденусь.
Софья мысленно начала отсчет, чтобы хоть как-то унять волнение и занять себя, а не прокручивать всплывшую так некстати ночную сцену с его сыном. Стало так неловко, что она пришла с этим именно к Коновалову! Но было бы нелепо теперь убегать.
Когда счет дошел до двадцати, Семен Викторович дал команду «открывать глаза». Соня сперва увидела расплывающиеся образы, но потом зрение восстановилось. Коновалов благодушно улыбался, что позволило Софье ненадолго выдохнуть: позор откладывался. На сей раз никаких тряпок возле него уже не валялось, и девушка заприметила стул, куда и села на краешек, потупив взгляд.
– Сегодня вы не работаете? – тихо спросила Соня.
– Мы закончили все дела, – отозвался он. Софья от такой новости аж вскинула на него взор. – Но ваш папа любезно позволил немного задержаться. Все-таки мне на природе становится лучше.
Соня вновь выдохнула: ну хоть успеет прояснить что-нибудь.
– Вы сегодня бледная, Сонечка, и уставшая. Да и на завтрак не спустились. Что-то случилось? Или банальная бессонница?
Заботливость и участливость Коновалова выпали на не самый удачный момент: Софья не успела собраться. Она обессиленно теребила руки, прикусив губу, кстати, опухшую. От него Соня хотела точно не жалости. Приказав себе не раскисать, Софья посмотрела на Семена Викторовича уже увереннее.
– Да, боюсь, что бессонница, – ложь далась легче, чем Софья думала. – Вчера с Тёмой слишком активно провели досуг.
– После напряженной учебы это полезно. Конечно, если не увлекаться.
– Что вы, я довольно редко позволяю себе… такие глупости.
– В вашем возрасте, милая, глупости – более, чем нормально, – добродушно усмехнулся Коновалов. Соня почувствовала, что не зря пришла к нему.
– Семен Викторович, можно у вас спросить… по поводу Ильи… – занервничала Софья, кусая губу. Она про себя молилась, лишь бы он ничего не прознал! Коновалов спокойно кивнул. – Может быть, я весьма нетактична, но, в общем…
– Задавайте, не стесняйтесь, – поощрил он Соню.
– Ну… вот вы говорили об идеальной жене для вашего сына, – подобрала она, наконец, наиболее безопасную формулировку. – Девушка благовидная, хозяйственная, и так далее. Должно быть, обязательно верная? – Коновалов удивился вопросу, но кивнул. – Однако Илья… производит впечатление ветреного человека. Извините, если ошибаюсь, или лезу не в свое дело… – к концу фразы голос ее совсем затих.
– Честно говоря, вы меня поставили в тупик, – усмехнулся Семен Викторович, виновато разведя руками. – Никогда не думал о своем сыне… с данной позиции. Илья вам понравился?
Соня зарделась, не зная, что и сказать. Коновалов по-отечески тепло улыбнулся.
– Видите ли, я бы и рад помочь, – сказал он. – Но с сыном я не живу, и видимся мы редко. Смею только рассчитывать и надеяться, а также предпринять для того все усилия, чтобы Илья был приличным семьянином. Особенно, ради такой супруги, как вы, Софья, – она снова покраснела. – Боюсь, что наши разговоры о вашем вероятном замужестве преждевременны. Ваш папа не так нас поймет, – рассмеялся Семен Викторович. – Но, несомненно, вы – отличная кандидатка. Не волнуйтесь, Илье все равно еще рано жениться, я бы не стал его торопить.
Впору было улыбнуться и Соне. Она не до конца простила Илью, но подвижки к тому были.
– Спасибо, что честны со мной.
– Не за что, милая. Вы – юна, обаятельна, умна, сейчас в самом цветущем возрасте. О чем вам думать, как не о семье? – усмехнулся Коновалов.
– Об учебе, – робко возразила Софья.
– У вас с учебой, я слышал, и без того полный порядок, – добавил с улыбкой Семен Викторович. – Ни к чему переусердствовать, Сонечка, у вас все еще впереди. Оставьте себе время и на отдых, и на мечты, пока это вам еще позволено.
Соня расценила это благословение и вновь готова была порхать, позабыв о тягостных переживаниях и сбросив с себя ненужный груз. Если такой человек, как Семен Викторович, будет ей старшим другом, а то и свекром – это же самый настоящий подарок свыше. Как с ним приятно проводить время! Какие мудрые, но при этом простые советы он давал!
Тем не менее, не стоило, пожалуй, надолго обременять больного мужчину. Софья поблагодарила его за все и откланялась. Теперь можно было и выходить, никого не боясь.
Однако первым же делом Соня столкнулась с Ильей. В буквальном смысле врезалась в него, выходя в коридор. Парень отшатнулся от нее, как от чумной. А Софи осознала, что не просто уже не злилась на него, но и обиделась на такую реакцию. Мог бы и извиниться! Соня двинулась ему наперерез – он загораживал ей проход на веранду, но Илья принял все на свой счет.
– Э-э, не напирай! – он поднял руки в капитуляции. – А то мне придется до тебя дотронуться, и ты опять решишь, что я – маньяк!
Говорил он все это в крайне пренебрежительной форме, но Соню позабавило: а что, подобная манера Ильи изъясняться даже очень разнообразит их отношения, если они вдруг начнутся, разумеется.
Его лицо недоуменно вытянулось. Софья спохватилась: видимо, ее улыбка так на него подействовала.
– Ты не сердишься? – произнесла она, сама от себя не ожидая.
– Нет, – вскинул подбородок Илья. – Мне не с чего сердиться, – язвительным тоном гордо заметил он. В глазах его застыла растерянность.
Софья фыркнула: сейчас еще притворится, что вообще ничего не помнит. Хотя в первой же фразе выдал себя с подноготной. Она вдруг разом разгадала этого непростого юношу, и стало действительно весело. Плохо Коновалов-младший все-таки маскировался, плохо!
Долго он стоять столбом, естественно, вряд ли намеревался. Илья расправил плечи и демонстративно прошел мимо Сони в сторону веранды. При том, что до этого определенно направлялся к отцу.
– На свидание-то меня пригласишь? – усмехнулась Софья.
Коновалов обалдел настолько, что даже реплику не подобрал. Покрутил пальцем у виска – совсем по-ребячески – и с шумом вышел на улицу. Чуть не врезавшись на крыльце в столб. Ага, так уж ему все равно! Наблюдая за суетливым и очень забавным в эти моменты Ильей, Софья усвоила главное: сама она больше не злилась. А Коновалову-младшему, кажется, в самом деле, нравилась.
Что было ночью? Возможно, временная вспышка, перекос с разумного на чувства – Соне не с чем было сравнить, объяснить она произошедшее по-прежнему не могла. Но то, что былого безразличия, ленивого и холодного презрения в глазах Ильи по отношению к ней больше не было – факт, и большой шаг вперед.
Внутренне ликуя, Софи тоже вышла на улицу. Она усмехнулась, на другом конце огорода заприметив Илью, упорно делающего вид, что, о ужас, поливает картофель. Ни он, ни, если по-честному, его папа не были созданы для земных работ. Потому Соня веселилась, понимая, как позорно Илья сбежал, и как нелепо он пытался от нее скрыться. Что-что, а шпион из него никакой. Зря Тёмыч на него наговаривал.
Вот, кстати, и Тёмка. Кузен сидел в беседке, сосредоточенно читал газету. Но нет-нет, а одним глазом поглядывал на Коновалова. Софья, чувствуя просто-таки прилив энергии, бьющей через край, подсела к Артему и проворно заглянула в газетку.
– Биржевые торги? – скептически поинтересовалась Соня, прыснув.
– Да, очень интересно, – сквозь зубы проговорил Артем, бездумно уставившись в газетную полосу.
– Не держи меня за идиотку, – фыркнула девушка. – Ты юрист, но не экономист. Это различить я в состоянии.
– Поздравляю, – бросил Тёма, небрежно отшвыривая газету.
– Не в духе? – она попыталась спросить это всерьез, но все равно не сдержала улыбки. С собой Соня ничего не могла поделать, как и унять рвущийся наружу позитив.
– Зато ты, сестренка, светишься, – заметил он, наконец, повернувшись к ней. – Чего такая счастливая, будто замуж собралась, м?
Умел Тёмка зрить в корень. Более того он частенько вот так, тыча пальцем в небо, реально попадал в цель.
– Может, и собралась, – кокетливо произнесла Софья, попутно проследив, как Коновалов, ссутулившись и низко опустив голову, пытался украдкой вернуться в дом.
– О, опять шастает, неймется ему, – сощурившись, тихо пробубнил Артем.
Соня не стала это комментировать. Улыбка не сходила с ее лица, и настроение портить по такому пустяку не хотелось. Кто-кто, а Тёмыч будет недоволен Ильей теперь очень долгое время, если не навечно. Упрямства ему не занимать.
– Так че, говоришь, замуж собралась? – очнулся кузен. – С кем эт еще? – усмехнулся он, постепенно возвращаясь к своему веселому нраву. – С Принцем, надеюсь? – ударился Тёмка в сарказм.
– Да хоть бы и с Принцем, – хохотнула Соня. – У нас такой уже есть.
Он непонимающе поморщился. А Софья с широкой улыбкой кивнула в сторону дачи.
– Чего, с ним? Ты головой ударилась? – он был ошеломлен, а Соня – довольна произведенным эффектом.
– Ну а что? Он хорошо сложен, богат, интересен.
– В каком месте он интересен, Сонька? – насупился Тёма. – Так и скажи, что из-за денег.
– Вот и нет! – улыбка медленно померкла с лица Софи.
– Из-за рожи его слащавой? Не обольщайся, сестренка, на таких бабы сами вешаются. Лучше не унижайся.
– С чего ты взял, что ему интересны какие-то бабы? – возмущенно фыркнула девушка. – Если ты любишь пользоваться своей, между прочим, тоже привлекательной мордашкой, то не значит, что Илья такой.
– Выбирай выражения, сестрица, договорились? – сощурив глаза, проговорил Артем. Соня кивнула без особого раскаяния, правда. – За комплимент – мерси, – он лукаво улыбнулся, быстро преобразившись. – Но я не торгую лицом, Соня. У меня есть, что еще показать – интеллект, например, легкий характер и чувство юмора.
– Я этого и не отрицаю, – буркнула Софья: хотя насчет «легкости» она бы поспорила. – Но ведь и ты Илью совсем не знаешь.
– Ну а второе: я и не бабник, если ты не в курсе. Илюша твой как раз на бабника больше смахивает, – он поднял руки в защитном жесте, видя, как порывает Соню. – Спокойно! Ладно, фактов нет, я согласен. Но мне-то ты могла бы и поверить для разнообразия. Так ради чего вступать с таким, как Коновалов, в брак, если не из-за внешности и бабла?
– С ним и по любви, вообще-то, можно.
– С фига ли найдется такая курица… – разошелся Тёма, но прервался. Его лицо вытянулось от шока: – Погоди-ка, Сонька, да ты влюбилась, что ль? Ой дуреха…
– Сам дурак! Мы и целовались уже, между прочим!
– Да ну?
Софья и не успела прикусить себе язык, провалиться от стыда за сорвавшееся признание, но издевка и откровенно веселящееся лицо брата мгновенно лишили ее этого. Да он же не верил, сволочь!
Так и хотелось приволочь Коновалова за волосы, да чтоб он признался. И тогда ему, Тёмке, неповадно будет. Правда, потом и Соне не поздоровится…
От идеи немедленно привести доказательства Софья, надувшись, отказалась. К счастью, и Тёмыч перестал издеваться и шутить, лишь потрепал ее по плечу.
– Ну ладно, сестренка, будет у тебя достойный жених! И по любви, и с деньгами, и красивый, конечно, а-ля Брэд Питт. Только свой, малыш, твой лично принц, а не чей-то там еще, – наставительно, но и с заботой, тепло протянул Артем.
Соня невольно снова расплылась в улыбке и первая обняла брата. Она уже, конечно, была уверена, что Илья – и есть ее настоящий принц, только… заколдованный какой-то. Но не расстраивать же Тёму? Поэтому Софья поберегла его нервы, а заодно и почувствовала себя, наконец, нужной родному человеку.
Они снова провели вместе весь день. И плодотворно, и не очень. Но Семен Викторович дал ей ценный совет: можно и нужно расслабляться. Так что Сонька с удовольствием отрывалась вместе с Тёмой. Потом они еще и под гитару вместе попели.
А вечером к ней в комнату поднялся и папа.
– Ну что, Роза ты моя, умаялась сегодня? – ласково проговорил он, сев на край постели, в которую уже легла Соня. Телячьи нежности совсем недавно она отрицала и старалась от них отвыкать, но сегодня, в данную минуту, любимый папуля пришелся с ними очень кстати.
Софья даже радостно прищурилась, потянувшись, и позволяя отцу погладить ее по волосам.
– Нет, пап, ничуть, – усмехнувшись, ответила она. Они с Тёмой порядочно побесились, но, в отличие от вчерашнего дня, Соня и впрямь совсем не устала.
– Вижу, присутствие Артемки и вправду полезно для тебя, – улыбнулся отец. Его улыбка была простой и открытой, в отличие, кстати, от Семена Викторовича. Еще папина улыбка отдавала светлой грустью, Коновалов-старший же ничего подобного не показывал. Он был более закрыт, но Софье не казалось это чем-то подозрительным. А уж слушать Тёмку с его заговорами было бы странно.
– С ним не соскучишься, – кивнула Соня.
– Я был не прав насчет него. Сонь, к маме-то хочешь?
– Спрашиваешь! – ничуть не лукавила девочка.
– Завтра поедем, – с мягкой улыбкой отозвался папа.
– Уже завтра? – Соня, конечно, и рада была сменить обстановку, но… как же Семен Викторович, Илья?
– Тебя что-то смущает? – удивился он.
– Ну да, – вздохнула Софья, не зная, как и признаться отцу. – Мы с Ильей… – начала она, но поняла, что промахнется, сделав ставку на него: и папа, и Тёма наверняка уверенны, что у них с младшим Коноваловым холодная война, поэтому Соня поправила саму себя: – Нет, ладно, скажу тебе, как есть. У тебя с Семеном Викторовичем больше не осталось дел? Мы с ним и его сыном не увидимся после этого?
– Ты к ним привязалась? – вскинул брови мужчина. – Софа, когда только успела? С Артемом же постоянно была!
«А по ночам ходила общаться с умными людьми», – мрачно дополнила про себя Соня. Действительно, как тут объяснишься?
– Да нет, просто Коновалов-старший – влиятельный ведь человек, интересный. Вот бы и нам у него погостить! – пришлось выдумывать на ходу.
– Нет, дорогая, этим все закончится, – помотал головой папа, сочувствуя. Но, естественно, не понимая всей глубины Сониной печали. – Мы с Семеном Викторовичем – слишком разные, чтобы дружить. Посотрудничали, и полноте.
– А твоя фирма? Твой бизнес теперь как-то улучшится? – понадеялась Софья. Она рассчитывала, что, может, Коновалов вложится в папину фирму, или станет спонсором, или просто поможет – словом, оставит ей зацепку. Возможность в дальнейшем поддерживать связь.
– Нет, причем тут это? – изумился отец. – Мы разово, пусть и довольно длительно встретились с Семеном Викторовичем. Я очень надеюсь, что расстанемся тоже надолго, – в его тоне сквозило неподдельным облегчением.
Софи вздохнула: да, папа и вправду не проникся. Но что с него взять? Отставной военный с горячей точки, он всюду видел опасность и подвох, не доверял людям, устраивал дополнительные проверки. Собственные документы просматривал по сто раз, чтобы не допустить ни малейшей оплошности. Своей дотошностью папа отпугивал и клиентов, отчего до сих пор не стал ни зарабатывать больше, ни, в принципе, завоевать профессиональное доверие у большей части населения их маленького города. Что было, собственно говоря, при его опыте, уж и не так сложно. Но Александр Петрович по-простому не умел.
Придется Соне смириться, что ее Принц на некоторое время все же будет недоступен.
– Хорошо, пап, завтра так завтра.
Отец бережно провел рукой по ее волосам, а потом вдруг замер. Долго смотрел на нее. Соня перепугалась, не поймет ли он чего… того, запретного. Но после увидела, что взгляд папы рассеялся – задумался он о чем-то своем. Она легонько дотронулась до его ладони.
– Па.
– Ох, задумался! – отозвался он, встрепенувшись. – Ну, солнце, спокойных снов. Утром собирай вещи, к обеду отъезжаем.
Соня кивнула. Папа помешкал: очевидно, размышлял, поцеловать ее в щеку, или нет. Передумав, он поднялся и покинул комнату. Софи так и грызло желание помчаться следом. Но не с тем, чтобы обнять, а уговорить задержаться хоть на денек. Еще девочка страстно хотела спуститься к Коновалову (любому из них) и договориться о дальнейшей встрече. Но что она могла предложить, как донести? Да и нехорошо врываться к людям по ночам, даже будь у тебя серьезная на то причина. Лишний раз докучать и надоедать – тоже не вариант.
Завтра можно будет попробовать выпросить телефон или электронку у Ильи – не Семен Викторович, конечно, но лучше, чем ничего! И пусть гаденыш только попробует не дать. После того, что вытворял с ней.
С такими обнадеживающими мыслями Соня выключила свет и улеглась спать.
Ночью ей снился корабль в вечном плавании, который все мыкался то к одной пристани, то к другой, но всюду трос его отвязывался, не пробыв на стоянке и пяти минут. Так и приходилось кораблику скитаться, не зная суши.
10. Эпилог
Коновалов попросил перед отъездом аудиенции.
Что ж, будет ему тет-а-тет.
Последний, даже, может, качественный. От этой мысли Саше было приятно на душе. За те неделю с небольшим и неуклонными, почти непрерывными беседами с раненым он и привык к Коновалову, как к нечто само собой разумеющемуся. Не как к другу, Боже упаси, но как к богатой вазе или вычурному креслу. Вроде бы и не обязательно оставлять у себя роскошный предмет, но и выбросить жалко, и в интерьер он удачно вписался.
Однако ж избавляться от бизнесмена следовало жестко и окончательно. Александр быстро смекнул, что раненый больше не так уж и беспомощен, дети заскучали, а им, троим, вполне можно отсидеться и в деревне. Если и планировались еще покушения, то там Сашу тоже никто не найдет. А потом, не прятаться же всю жизнь. Можно обзавестись оружием – и вперед, защищаться Остапенко умеет.
Съехать с дачи Александр не боялся.
От кого его трясло, так это от Коновалова. Так что от головной боли пора было срочно отделаться.
Саша привычно прошел в комнату к Семену Викторовичу. Бизнесмен был уже при параде, «на чемоданах». Все его немногочисленные вещи перенес в машину Коля, и даже странно было сидеть напротив столь изящного и шикарного Коновалова в пустой комнатушке, созерцать убогое ее убранство, так резко контрастирующее с человеком, который по какой-то неведомой причине согласился в ней жить. Более того, не жаловался.
– Вы так и не спросили, чем я сейчас занимаюсь, – попенял Саше Коновалов.
Ну а то, как же без традиционных язвительных замечаний?
– Мне было неинтересно, – захотелось резко закончить все эти бредовые разговоры якобы по душам.
– Опрометчиво с вашей стороны, – качнул головой Коновалов. Он сцепил пальцы в замок и перекинул ногу на ногу, сложив руки на колени.
– Отчего же? Мне хватает о вас и информации о прошлом.
– Тот промежуток – очень короткий, Александр, чтобы вы могли сложить обо мне полную картину. Пять лет – что это? Просто пшик, – потянуло на философию Коновалова.
– Я бы не сказал. Вы столько наворотили… – он и был рад закончить, резко закруглить опостывшую тему, но язык действовал быстрее мысли.
– Что мне никогда не отмыться? – подсказал Коновалов с ухмылкой. – Перестаньте, пора бы вам уже смириться. Никто давно не вспоминает той истории. У людей короткая память, особенно на страшные события. Ни один человек, кроме вас, не связывает мое имя с Архиповым и его бандой скинхедов. Что, по сути, правильно.
– Ну допустим, что не связывают и не вспоминают. Но какой мне толк узнавать о ваших нынешних делах? Если хотите рассказать, так говорите.
– Вы очень учтивы.
– Устал я с вами изображать то, чего не испытываю, – раздраженно выплюнул Саша.
– Правдиво, – уважительно кивнул Коновалов. – Я…
– Не понимаю, и к чему же мне это знать?
– Хочу предложить вам место своего личного юриста, – громыхнуло так же неожиданно, как если бы ученые подтвердили, что за землей следят зеленые инопланетяне.
– Шутите, должно быть? Я буду счастлив избавиться от вас, что непременно и сделаю, – поджал губы Саша.
– Вы слишком много знаете для простого заштатного нотариуса, Александр. У вас нет выбора, кроме как пойти ко мне на службу. Гарантирую хорошие премиальные, да такие, что при грамотном вложении и распределении хватит на безбедную жизнь вашим внукам. Отпуск, больничные – все своевременно, у вас даже график будет вполне обычным, за редким исключением. Зато отгулы оплачиваемы. Такими предложениями не раскидываются, Саша.
– Не заливайтесь соловьем, Коновалов, бесполезно. Вы не заставите меня работать на вас, – жестко проговорил Александр. Тоненький голосок внутри, буквально вопящий о каком-то серьезном просчете, большой ошибке, Остапенко предпочел заткнуть.
– Вы так ничего и не поняли, правда? – потешался он, вдруг растянув губы в ухмылке. Той самой, отдающей безумием, как в день их самой первой встречи, когда Коновалов хладнокровно подсыпал яд своему коллеге по партии. Остапенко только сейчас в полной мере осознал, почему все это время, что он поневоле провел с раненым бизнесменом, Сашу не покидала тревога. Догадка эта вызвала шок, неверие, вцепилась железными клещами в глотку и не желала исчезать. Как бы страшно ни было.
Коновалов знал, что испытывает Александр, и он сознательно выдерживал паузу, наслаждаясь чужой болью. То, что Саша изначально принял за мазохистскую жажду приключений, патологическую тягу к риску, было тщательно спланировано садистом. Он действительно хорошо чуял людей.
– Я словил вас на искренности, – с довольной кривой ухмылкой сказал Коновалов, торжествуя. Долго же он выжидал своего триумфа. – Я сомневался, естественно, сработает ли. Выдавал вам информацию по крупицам, с осторожностью, пока не понял, что вы надежно, планомерно и методично сами проглатываете наживку.
– Я ничем сокровенным не делился в ответ… – потерянно произнес Саша, напрягая память.
– А мне и не нужны слова, чтобы уметь делать правильные выводы, – хмыкнул Коновалов. – Хотя ваша дочь – настоящая находка для шпиона.
– Вы использовали и мою дочь?! – кулаки сжались. Ничего подобного по поводу Сони Александр и предположить не мог.
– Ну что вы, я не заставлял ее болтать. Софья сама проявила желание делиться со мной своими маленькими девичьими тайнами.
– Ах вы, грязный извращенец! – Саша вскочил на ноги, готовый сорваться, словно пес с цепи.
– Полноте, поздно кидаться оскорблениями, – притворно поморщился Коновалов, отмахнувшись, будто от мухи. Слова Саши ни капли его не задели. – Как не стыдно? Девочка у вас очень ранимая, к слову, не огорошьте ее своим предубежденным мнением о добром дяде, давшем ей, кстати, немало ценных советов. Я и рекомендации могу на Сонечку сделать, чтобы она поступила на самый лучший журфак области, страны – как угодно. Сейчас это неважно, вы должны принять решение по нашему сотрудничеству. Я не поменяю вам условий даже после ваших грубых слов, мне симпатична ваша дочь, как мыслящая, цельная личность, и действительно хочется видеть на этой роли вас, Александр.
– Крайне сожалею, но не подойду вам из-за недостаточной осведомленности в тех областях права, которые вам явно понадобятся, – он вложил в эту фразу как можно больше желчи и ненависти, чтобы не сорваться и не нахамить снова, но и дать понять, что не уступит.
– Не беда, ваши услуги редко будут выходить за рамки привычной для вас практики нотариуса, – пояснил Коновалов, словно не заметив его тона. Он был так самоуверен и горделив, что и не воспринимал сопротивление и ярость Остапенко всерьез – подумать только! – В крайнем случае, посоветуетесь с женой. Она же юрисконсульт, подскажет.
– Зачем я вообще вам сдался? Я выполнил то, о чем мы изначально договаривались.
– Да, за что я благодарен. Если бы не досадное ранение… Видите ли, оно слегка переменило мои цели не в вашу пользу. Вы спросили при первом нашем обсуждении про моего личного юриста – так вот, на самом деле он умер, Саша. Не делайте такие глаза, я не причастен, – он усмехнулся, когда Остапенко с ужасом и омерзением уставился на него, подумав, кто посодействовал смерти юриста. – Скончался от старости. Он работал еще с моим отцом – верный, отличный специалист, но давно годился в утиль. Ваша кандидатура на его место подходит идеально.
– Вы что же… с самого первого дня… подстроили все только для того, чтобы я согласился быть вашим юристом? – окончательно обалдел Александр, сходя с ума. Ну не могут нормальные люди устраивать настолько сложные схемы и комбинации, так изощренно издеваться над человеческими чувствами другого, чтобы иметь при этом банальную, какую-то мелкую цель. Два покушения, Боже…
– Разыграл вас, словно школьника, – самодовольным тоном манерно протянул Коновалов, вытягивая ноги и закидывая руки за голову. Он наслаждался. Наслаждался победой. Остапенко приостановил внутреннюю агонию, потому что было важно прояснить оставшиеся детали. Он уже знал, что это никакая не победа врага, но и как выпутаться из сетей варианта еще не придумал.
– И под пулю нарочно полезли? – ехидно уточнил Саша.
– Нет, конечно, я не враг себе. О, я вижу, у вас так и вертится извечный философский вопрос «почему». Именно благодаря мне вы, ценный информатор, случайный свидетель моей оплошности, все еще живы
– Хотите сказать, я вам еще и должен? – осклабился Саша.
– Да. Именно так.
– Но вы… нашли убийцу, да?
– Поймали в тот же день, – кивнул Коновалов. – Я ведь говорил вам, что частично видел его лицо. Более того, я его узнал, в чем вам постыдно не сознался. Поэтому поймать предателя моим людям не составило труда. Потом вы сунулись в город к этой рыжей стерве – пришлось импровизировать со вторым покушением, выпускать вас было рано. Коля потрудился на славу. Остальной гамбит мне было разыграть для вас несложно. Все сложилось наиболее благополучно.
Саша задохнулся от прилива злости, обуревающей его. Как несправедливо, как бесчестно и подло! Глаза залились яростью. Решение пришло почти мгновенно: уничтожить подлеца. Раз и навсегда. Чем явно облегчить жизнь многим людям.
Почему он разу не воспротивился? Год привычки – слушать приказы и беспрекословно выполнять? Внешне Коновалов не походил на командиров, но внутренне… Только сейчас Александр осознал, почему же все это время от него так и несло скрытой опасностью. Вот это, то самое беспрекословное, без обсуждений, властное, что преследовало Сашу, но он так активно открещивался от прошлого, связанного с войной, закрывал все блоки сознания, что пропустил самое очевидное и бросающееся в глаза. Он, как последний неудачник, и дальше собственного носа не рассмотрел, хотя инстинкты недаром были тревогу.
Но поздно, поздно сокрушаться. Пора искать выход.
Остапенко услышал хлесткое:
– Я знаю о вас все, Александр: ваш адрес, деревню «Великие Луки», куда отправилась Нина Борисовна, место учебы Софьи и район расположения ее общежития, номер комнаты.
– И что же вы, убьете нас? – он посерел, но пока вовсе не сдался.
– Нет, зачем же. Все вы меня каким-то маньяком выставляете! – засмеялся Коновалов. Именно сейчас со своим нездоровым и не к месту смеху он и вправду походил на маньяка или на психа, а то и на Змея-искусителя. – Есть куда продуктивнее и эффектнее способы помешать людям жить. Мало знать адреса, пароли-явки. Куда важнее то, что мне известны слабые места каждого из вашей семьи.
Вот тут Остапенко окончательно ужаснулся, но еще сильнее укрепился в том, что задумал. Краска сошла с лица, а воздух из легких словно выкачали.
– Я ухожу, – твердо заявил он. Остапенко не желал быть прислужником. – Я не буду поднимать давнюю историю с вашим участием – это лишено смысла. Но если вы начнете преследовать меня или мою семью… не ждите, что я сдамся и не предприму ничего в ответ.
Семен Викторович тяжело молчал, словно прикидывая степень угрозы. Он пристально смотрел Александру в глаза. Остапенко его больше не боялся: он получил исчерпывающий ответ, нашел причину страха. И теперь Саша ему ни за что не уступит. Он и сам ухмыльнулся: ну что, Коновалов, съел?
– Подумайте, Саша. Какие перед вами откроются перспективы! – Коновалов был сильно удивлен принятым решением его почти карманного юриста, однако, надо отдать ему должное, держался по-прежнему уверенно и непоколебимо. – Неужели вам так трудно притвориться, что я так уж вам ненавистен? Наше добровольное сотрудничество даст вам куда больше, чем ваша уязвленная гордость.
– О нет, Семен Викторович. Дело просто в том, что я не работаю на аморальные темные личности, – припечатал Саша так, чтобы уж у бизнесмена не возникло больше новых аргументов разубеждать или угрожать.
– Дело ваше, – махнул он рукой, поразительно быстро смирившись. – Благодарю за приют, и все такое.
Александр указал ему на дверь. Коновалов с ехидной усмешкой гордо прошествовал на выход. Само Высочество соизволило удалиться. Саша готов был сплюнуть ему под ноги, или даже в лицо, но из последних сил решился сохранить остатки собственной чести. Что ему, безнравственному, насквозь заледеневшему, Сашина ненависть? Неясно, правда, зачем было тратить на Остапенко столько усилий. Но Александр тут же списал все на садистское удовлетворение Коновалова: кукловоду, в конце концов, много ли надо? Найдет себе новую жертву, не обломится.
Погрузившись с вещами в машину, Саша внимательно наблюдал, как от его дачи отъезжает бронированный тот-самый-джип. Где-то внутри нее давился собственным ядом Коновалов, чьё родное чадо с ним, к счастью, и рядом никогда не встанет (совесть у малого, надо думать, есть!). Наверняка посмеивался Николай, о котором Александр-то точно был лучшего мнения. Мрачно радовался он только присутствию в этой компашке Антона Сергеевича – он нудил и доставал своим правильным питанием вполне искренне. Только когда вражеская машина скрылась за дальним поворотом, покидая дачный поселок, Александр и сам включил зажигание.
– Па, ты все проверил? Плиту, воду выключил? – спросила Соня с заднего сиденья.
Саша медленно кивнул: о да, за такими «гостями» он перепроверял все по-новой, пока те не вышли за ограду.
– Жаль, Тёмка, тебе Илью больше не подаставать, – усмехнулась дочка.
– Очень ценное упущение, – насмешливо фыркнул Артем. – Ты-то, надеюсь, перестала о принце грезить?
Саша поперхнулся: чего? Он проследил за Соней через зеркало: девочка покраснела.
– Он и не коронованный, ну его, – заявила Софа.
У Александра отлегло от сердца: естественно, не могла его красавица-умница всерьез увлечься сыном такого подлеца. Тёмка, как обычно, шутил, а дочка баловалась – как бы она не строила из себя взрослую, Сашу радовало, что частица детства в ней по-прежнему оставалась. Рано взрослеть – это плохо. Девочка его ни в чем не нуждалась, а потому не стоило ей торопиться вырываться из уютного мирка.
Остапенко облегченно выдохнул, направляя авто на трассу в сторону деревни, где их заждалась Нина. Все, наконец, возвращалось на круги своя. Все-таки иногда приключения выдавались такими дикими и бурными, что лучше уж обойтись без них.
Коновалов, брезгливо провожая взглядом покосившиеся домики окраины садоводства, приятно и с наслаждением вытянул ноги: ну наконец-то, удобный салон и то намного пригоднее для жилья, чем та мерзкая прихожая. Плечо все еще побаливало, но давало знать о себе все меньше, что не могло его не радовать. Хоть один плюс из всей этой истории. Еще не хватало из-за какого-то придурка, не умеющего стрелять, становиться инвалидом. Семен Викторович покосился в зеркало бокового виде на сидевшего позади Илью, который с головой погрузился в свой ноутбук: наследничку только дай повод – заграбастает все состояние заботливого отца, как это пыталась провернуть его мамаша, и глазом не моргнет. Все-таки Сонечка правильно подсказала: надо отправить отпрыска в Англию, да на дипломата. Пусть наберется уму-разуму, да, глядишь, станет больше уважать отца. Варвара совсем разбаловала наглеца…
Приободрившись, Семен Викторович набрал номер Важного человека и коротко доложил ситуацию:
«Я отпустил его, но у меня новый, куда лучший план».
«А как же твой мальчишка?» – спросил мужчина. В воздухе так и висело обвиняющее «чем же он плох?».
«Дался он мне, – показательно фыркнул Коновалов, ничем не выдавая ущемленного самолюбия: битву с Остапенко он проиграл, да не до конца. – Саша и сам не знает, какие шикарные карты мне предоставил».
«Что же с ним? Раздавишь его? Нам нужен свой юрист, Сёма».
«Возьмем на время другого. Есть один продажный на примете – много просит, но ничего, толковый, – небрежно бросил Коновалов. – Зато мы вырастим своего. Ручного. Остапенко даже не подозревает, насколько крепко привязал себя ко мне и моей семье – это и будет ему худшим наказанием, пыткой. Не волнуйтесь, шеф, я не подведу. Только цели у нас с вами… чуть откладываются».
«Надеюсь, ожидание себя оправдает. Я хоть и ждал долго, но не намерен понапрасну тратить драгоценное время. Сам понимаешь», – голос говорившего осип. Перспективы шеф явно не оценил – куда ему до высоких целей Коновалова? Но заверить его, конечно, стоило.
«Будьте уверены, Денис Сергеевич! – отрапортовал Семен Викторович почти по-военному. – Вам выслать еще лекарства?» – уже другим тоном заботливо спросил он.
«Да, пожалуй, – задумчиво отозвался шеф: он никогда не признавал чужое участие, но Коновалов всякий раз добивался от него согласия, зная, когда и как это предложить. – Пусть Николай подъедет, но в конце недели. Давай, Сёма, ты у меня один остался».
«С чего и начинали, шеф», – позволил себе смешок Семен.
«К тому и пришли. Смотри, на этот раз подстраховки не будет. Мы с тобой не так юны, чтобы рисковать, а люди – не настолько глупы, чтобы не вспомнить».
«Все будет в лучшем виде».
На сим можно было считать разговор оконченным.
Коновалов удовлетворенно выглянул в окно: новенький асфальт смягчал все неровности, которыми так грешило подобие дороги до дачи Остапенко (у него так и чесались руки заказать туда асфальт – невозможно же!), а вид приятно радовал. Противное садоводство осталось позади, как и прилипчивые Остапенко, и вынужденное заточение в их гадюшнике.
Скоро, совсем скоро у него начнутся долгожданные перемены, а горизонты вновь распахнутся до бесконечности. Еще несколько марионеток пополнят коллекцию. Глупец, наивный глупец Остапенко, так и не познавший сути всех измышлений Коновалова: зачем Семену Викторовичу мировое господство и вся та чушь, что померещилась Александру? Как был мальчишка слеп, так и остался. Даже жаль, что из него не вышел достойный соперник, хотя в некоторых моментах блестящей Игры Коновалову и казалось, что мальчик вырос.
Но последний разговор все расставил по своим местам: кукловод здесь все еще он, а не жалкий нотариус, посмевший однажды влезть не в свое дело.