Последующие три дня пролетели незаметно и вместе с тем довольно обыденно. Просто Александр занялся переделыванием того самого договора на имя Ильи Коновалова, о котором они с его отцом вели речь.

Аннулировать незаконный документ сперва казалось легче легкого, но на деле Остапенко пришлось приложить немало усилий для того, чтобы подобрать наиболее точные формулировки отмены и составить на этой основе новый контракт. Сам Илья Свет Семенович не путался под ногами, не мешался и удивительным образом свел их с Сашей встречи к минимуму, что было невероятным, учитывая, что гостиная была проходной комнатой. Они пересекались только на веранде во время трапез, обменивались взаимными неприязненными взглядами. Отпрыск Коновалова зависал в интернете – и этим объяснялось все.

Раненый потихоньку подлечивался под руководством Николая, из своей комнаты тоже почти не показывал носу, а на разговоры с ним о прошлом Остапенко пока больше не тратился.

За это время Александр все же связался с Ниночкой, что-то сумел придумать в свое оправдание, сославшись на занятость. Пришлось солгать, что он по-прежнему дома. Куда, кстати, не мешало наведаться и проверить сохранность квартиры.

Но это мучило Сашу меньше всего. Во-первых, скоро приезжала Софа, и следовало что-то срочно решать, а во-вторых, он, естественно, вовсе не забыл о Вронцовой и своем возможном сыне. Когда эмоции поутихли, Александр рассудил, что ребенок у них, конечно, зачаться мог. Но почему же она ни разу не дала знать? Лариса располагала сведениями о его адресе, жене Нине, а Саша никуда надолго не скрывался. Она была особой весьма необычной – вполне в духе Вронцовой (или теперь уже Серпуховой?) устроить нечто вроде шпионажа за Александром, скажем, ради очередного эксперимента, но чтобы нанимать киллера? Что за бред? Как раз-таки столь общительная, предприимчивая Лариска, которой всегда было важно «посмотреть врагу в глаза», насладиться чужой болью лично, не стала бы отсиживаться много лет в ожидании подходящего случая. Если б что-то и до сих пор останавливало или мешало ей это сделать, то уж наверняка Вронцова явилась бы сейчас, эффектно и громко.

Странно было подозревать ее в столь гнусном происшествии. Ударить в спину – как-то мелко. Может, двух недель и недостаточно, чтобы узнать человека, однако Саша почему-то был уверен, что в случае с Ларисой – вполне. Он слишком быстро увлекся ею – вплоть до желания немедленно развестись с Ниной – и так же спешно разочаровался, приняв решение навсегда вычеркнуть свой глупый побег от жены из жизни. Что было просто и легко накануне отправки в горячую точку.

Работая над бумагами, где постоянно фигурировала фамилия «Коновалов», Саша не мог не думать, что только скажи он Семену Викторовичу, и тот отправит своего верного пса по следу Вронцовой. Но разобраться ему хотелось самому. Не слушать интригана со стажем, не полностью доверяться ему, словно близкому родственнику, а реально проверить факты. У Александра была важная зацепка – место работы Ларисы, где он, по случаю, еще и лечился. Клинику эту ему не забыть, и как туда добраться Остапенко, безусловно, знал.

Ранним утром четверга, уладив-таки все свои юридические дела, Александр специально поднялся ни свет, ни заря, чтобы выбраться незаметным и никем не остановленным. Проходя через гостиную, он нервно косился на Илью: юноша на диване дрых мертвым сном в обнимку с ноутбуком. Его сейчас и гудком паровоза не разбудить – явно провел полночи за своим «лучшим другом». Светлые волосы, прикрывающие худое, с очерченными скулами, лицо Ильи, удивительным образом кудрявились, чего Саша прежде не замечал. Видимо, мать мальчишки была хороша собой – в голове сразу представился образ яркой, примечательной блондинки из глянцевых журналов. Она наверняка была моложавой и не выглядела на свой возраст (они с Коноваловым были ровесниками). И немного женственной красотой Илья был наверняка обязан ей. Выбросив ненужные мысли из головы, Саша покрался дальше.

Выезжая на своей машине из дачного поселка, Александр чувствовал невероятный прилив энергии и был счастлив. Не ожидал, что так соскучился и по автомобилю, и по ощущению свободы, которое, оказывается, успел утратить, и по городским пробкам. На выезде он простоял с полчаса, но широко улыбался, чем немало озадачил проезжающих мимо водителей, удивленно сворачивающих на него шеи. Какой придурок будет радоваться бесполезному стоянию в пробке? Но Остапенко, словно пес, давно просившийся на прогулку и получивший желаемое, по ходу движения потом еще и голову в окошко просовывал – ловил подзабытые ощущения, наслаждался одиночеством и духом самостоятельных действий. Опека врага – что может быть хуже?

До клиники Саша добрался как раз к моменту открытия. Даже выяснил, где кабинет Серпуховой Ларисы Ивановны. И только придя к коридору, он застыл у двери с ее табличкой. Александр не боялся узнать правду, если вдруг выяснится, что это и впрямь Вронцова-Серпухова наслала на него киллера. Он и не удивится, будь оно так. Но вот новость о сыне… действительно взволновала его. Сознательно и добровольно оставить ребенка – не в правилах Саши. Он бы ужом на сковороде бился, но не бросил бы сына! Да, Нина бы страдала, и для их малышки глупая измена папы не прошла бы бесследно. Но и делать несчастным еще одного ребенка – преступление.

История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Потому Остапенко недолго терзался. Постучав, он немедленно вошел в кабинет.

Неброские цвета, а не белая рябь, непременно ослепившая бы Сашу, приятно порадовали глаз. Кабинет главврача в кои-то-веки не вызывал лишнего напряжения в глазах. В углу у шкафа туфли переодевала эффектная, пышногрудая рыжеволосая женщина. Александр прищурился и стал всерьез опасаться за свою память: если б не бейдж с именем на ее криво застегнутом белом халате, то он и не признал бы в ней Ларису. Зато Вронцова вспомнила его. Если сперва брови ее недоуменно взмыли вверх, а с губ почти сорвалось нечто вроде «выйдите вон!», то теперь Лариса изумилась еще больше. Глаза ее широко распахнулись, а ноги даже, кажется, подкосились. Оставшись в одной туфельке, женщина так и осела в стоящее рядом кресло.

Либо она не ожидала, что Саша выжил, либо реально не предполагала, что встретит его много лет спустя. Остапенко, воспользовавшись замешательством бывшей подружки, теперь занимающей солидный пост, прошел в кабинет и уселся в кожаное кресло по другую сторону ее стола.

Лариса отмерла. Ее глаза сурово сузились, а губы недовольно поджались.

– Растерял все свои последние манеры, Остапенко?

– Здравствуй, главврач, – с усмешкой протянул Саша, сам поражаясь своей наглости. От Коновалова недолго было заразиться.

– Надеюсь, ты по делу? – спросила она, не сменяя тона. – Понадобилась новая терапия?

– В прошлый раз могла бы и предупредить, что это клиника – твоя, – незлобно поддел ее Александр. – Впрочем, ты ведь привыкла испытывать людей.

– Что за вздор? – насупилась Серпухова. – Ты и сам мог бы, – подчеркнула она с недовольством, – выяснить, кто главврач. Я, что, должна была прийти и известить тебя? Слишком много чести, нежный ты мой, – хмыкнула Лариса, окидывая его холодным взглядом. Достаточно ли в ней ненависти для убийства? Скорее, больше безразличия и обиды, – прикидывал Саша.

– Учитывая, что это твои неумелые сеансы укрепили во мне желание отправиться на войну, – ехидно дополнил Александр.

– Боже мой, нашел, что вспомнить, – пробуравила Лариса его насмешливым взглядом вкупе с раздражением. – Ничего особенного я с тобой не делала, милый, – приторно сладким голосом выделила она, обнажая идеально ровные и белоснежные зубки, вызывающие у Саши пагубные воспоминания и желания. – Ты был полон решимости и без меня, поэтому не стоит примешивать меня к своим проблемам. Если это все, что ты хотел знать, позволь откланяться и заняться более важными делами, – сказала Серпухова, перейдя на официальный деловой тон, безэмоциональный, как корка льда, и поднялась, не чувствуя неудобств из-за отсутствия одной туфли. – Своими реальными пациентами.

– Откажешь бывшему пациенту? – не удержался от шпильки Александр.

– Ты им не был, не заблуждайся, – процедила Лариса.

Запал у Саши прошел. Возбуждение стихло, и он сумел, наконец, вернуться к привычному себе – сдержанному, воспитанному и не язвительному.

– Вообще-то нет, Лариса, не все, – покачал Остапенко головой, перестав изображать из себя бледную копию Коновалова. – Я пришел по другому вопросу.

Серпухова села на место. Она ему не доверяла, но по серьезному виду, наверное, поняла, что выслушать придется.

Нанимала ли ты для меня киллера?

– Я слышал, у тебя есть сын, восьми лет…

– И ты решил, что он – твой? – закатила глаза проницательная Лариса. Саша напряженно и шумно дышал. – Ты – непроходимый болван, Остапенко. Нет, он не твой, – твердо сказала она. – С чего вдруг ты заволновался? У вас с благоверной проблемы с наследником?

От сердца Саши отлегло, и он не сдержал облегченной улыбки. Лариса недоуменно вскинула брови. О нет, она и понятия не имела, что Александр радовался не только тому, что у него нет незапланированных и непризнанных сыновей, но и исключению Вронцовой из списка подозреваемых.

– А, обеспокоился, что, напротив, появятся новые нежданные наследники, – саркастично добавила она, неверно истолковав улыбку Саши.

Александр не стал поправлять Ларису: их ценности никогда и не совпадали, чтобы теперь удивляться или расстраиваться. Ничего не объяснив, он бросил ей пожелание удачи и процветания, да покинул кабинет. Пусть теперь Лариска, как психиатр, гадает о причинах поведения Саши, а ему все равно.

Этот печальный призрак прошлого останется там.

Остапенко уже возвращался на дачу, на сей раз трасса было свободна, и он обнаружил слежку почти сразу. Тонированный джип следовал за ним, мало скрываясь. Саша прибавил газу и собирался свернуть, давая ложный след, но, как только первое колесо съехало с дороги, джип резко обогнал и успел встать перед ним. Из приоткрытого стекла высунулась мужская рука с зажатым в ней пистолетом. Александр дернулся, лихо крутанул руль вправо, и его машине удалось-таки со скрипом съехать по склону вниз. Остапенко резко нажал на педаль тормоза, чтобы не улететь слишком далеко и в отчаянии обернулся: темного джипа как не бывало. Должно быть, дважды промахнувшийся убийца имел недюжинное терпение и из собственной безопасности все равно уехал. И вправду, по трассе пронеслось сразу несколько машин. Тяжело дыша, Остапенко завел мотор и стал потихоньку выбираться.

Охота шла, несомненно, за ним.

***

Он и рад был не признаваться в новом покушении, а желательно и вовсе избежать разговора о своей отлучке, но Коноваловы благополучно завтракали. Не услышать, как Александр громко запирает машину в гараже, было невозможно. И потом, вероятно, бледный и взбудораженный вид не укрылись от Семена Викторовича, чтобы сослаться на какой-нибудь пустяк, ради которого Саша побрезговал своей безопасностью и выбрался в город.

Остапенко собирался юркнуть к себе, когда проходил веранду, но Коновалов негромко заметил:

– Вид у вас неважный. Поездка не удалась?

Саша обернулся и хотел сказать нечто колкое и резкое. Но он с удивлением отметил, что внимание бизнесмена – искреннее и участливое. Тогда Остапенко бросил короткий взгляд на Илью.

– Илюша, освободи Александру Петровичу место, – ласково проговорил Коновалов, все правильно истолковав.

Илья тут же встал, бормоча что-то вроде «я не Илюша» и «эта Фея могла и постоять». Он с угрюмым видом направился мимо Александра. Остапенко почти занес руку для подзатыльника – сплошные оскорбления в свой адрес порядком утомляли, но наткнулся на отрицательное мотание головой Коновалова-старшего, и опустил.

Запоздало понял, что сознательно послушался бизнесмена, и досадливо поморщился.

– Не приемлю физического наказания для сына, извините, – объяснился, между тем, Коновалов. – И не потому, что он взрослый, а из принципа.

– Даже шлепка? – удивился Александр, присаживаясь.

– Даже шлепка, – кивнул тот и понизил голос: – Не при Илье будет сказано: отец знатно поколачивал меня в детстве, – по лицу его пролегла тень.

Признание выбивало из колеи, оно казалось несуразным. Но, кстати, зато многое объясняло – равнодушие к чужим страданиям и жизни, например.

– Простите, мне думалось иначе, – качнул головой Саша.

– Понятно, что вы ошеломлены, – спокойно кивнул Коновалов. – Я потом долго работал над своей выправкой и правильными манерами. В конце концов, он считал, что мне грех жаловаться – отец обеспечивал меня, оставил хорошее наследство и репутацию, несмотря на свой жесткий нрав и упорство сродни бронепоезду. Благодаря ему, в двадцать семь я уже был мэром. Прошу извинить, увлекся, – спохватился Коновалов. – Так что у вас произошло?

– Второе покушение, – глухо произнес Саша, беря в руки любезно подставленный ему Коноваловым кофе. – Из джипа, прямо на трассе.

– Номер запомнили?

– Какой там.

– Ничего, озадачим Колю – найдет, – заверил Коновалов, будучи странно участливым. – Примет вы тоже не запомнили?

– Я и не видел, – помотал головой Саша. – Только рука с пистолетом.

Коновалов чему-то кивнул. Остапенко сделал несколько глотков, согреваясь и окончательно приходя в себя.

– Вы уверены, что нам не стоит сменить дислокацию?

– Здесь безопасно. Дачи расположены хаотично, у вас высокий забор – вычислить почти невозможно. Ну и Коля бдит, как и вся охрана, – убедительно сказал Коновалов, все расписав.

Остапенко было неприятно снова полагаться на бизнесмена, но он ведь предупреждал насчет второго покушения, и оно свершилось. Неразумно было больше не послушать его.

– Это не Вронцова, – решил добавить Саша.

– Надо полагать.

– Почему?

– Грязно работают, – отделался Коновалов. – Придется вам потрудиться и составить список подозрительных лиц. Если не хотите застрять тут с нами.

– Как плечо? – сухо спросил Александр.

– К концу недели снимут повязку, – радостно сообщил Коновалов.

– Тогда мне следует поторопиться, – сказал Саша и, забрав с собой кружку, ушел к себе, не обратив внимания на Илью по пути.